Более всего Светлову, конечно, интересовал монастырь Федора Стратилата.

Но такая поездка потребует не меньше недели. Так быстро, с наскоку, там ничего не узнаешь — надо будет задержаться…

Но ни о какой долгой поездке пока не могло идти и речи. Кит простудился. Пока ОРЗ не пойдет на убыль, Светлова привязана к дому. Ненадолго отлучиться — об этом еще можно попросить свекровь.

Так что монастырь Федора Стратилата — это в перспективе. А пока…

Надо исследовать все пространство вокруг Погребижской, прежде заполненное живыми людьми, — размышляла Светлова. — Что с ними случилось? Куда делись и каким образом «делись»?

Вон сколько «интересного» стало известно о докторе Милованове! А тоже поначалу казалось: что особенного? — умер и умер! — все когда-нибудь умирают.

Но ведь еще был у Погребижской старший брат… Тоже умер. Правда, довольно давно, во всяком случае, не два года назад.

А что, например, известно о бывшем муже Марии Иннокентьевны?

И он тоже умер. И тоже, как доктор Милованов, два года назад.

Так что бывшего мужа Погребижской, брата болезненной Елизаветы Львовны, точно никак нельзя оставить без внимания!

«Ну что — опять в гости к Малякиным?» — задумалась Светлова.

Нет… Пожалуй, им можно чересчур надоесть.

Сразу обратиться к Елизавете Львовне? Рановато. Пока не собраны предварительные сведения о ее брате — рано!

Бывший муж Погребижской был журналистом. Возможно, Андрей Кронрод что-то о нем знает, и мог бы помочь? Или кто-то еще у них в газете?

И Светлова принялась звонить.

Оказалось, что в курсе был сам Андрей: когда-то давно они с Лешей Суконцевым, бывшим мужем Погребижской, вместе работали — мир журналистский тесен.

И еще — о везение! — оказалось, что у Кронрода нашлось время для неторопливого рассказа. Редчайший случай.

— Знаешь, Леша под конец жизни стал каким-то странноватым, — объяснил Светловой Андрей. — Хотя и не сказать, чтобы уж очень странным! Сейчас ведь много таких людей, которые как-то «не вписались» и отодвинулись куда-то в сторонку, в леса, поля и огороды.

— А с Погребижской он последнее время общался?

— Да, с бывшей женой Леша Суконцев, несмотря на развод, общался. Да и чего им было не общаться? Ведь развод этот был в высшей степени цивилизованным… Естественным!

— Вот как?

— Да… Их брак умер очень естественной смертью. Ну, ни к чему им было вместе жить — ни тому, ни другому. Бывают, видишь ли, очевидно, такие люди — не выносящие жизни впритык, с общим Дыханием. Но общаться они общались. В общем, можно сказать, это была тихая дружба. Когда Леша бывал в Москве, непременно наведывался к бывшей жене.

— А что, разве он жил не Москве?

— Да уже давно нет. И забросил журналистику. Квартирку какую-то, оставшуюся от родителей, сдавал и жил на эти деньги в деревне какой-то отшельнической странноватой жизнью — кормил там котов и с утра до вечера ходил по лесу.

— Ну, это же полезно для здоровья, — удивилась Светлова. — Отчего же он так рано умер?

— Аня, жаль, что мы говорим по телефону, а то бы ты видела, как я пожимаю плечами. Понятия не имею, дорогая! Отчего люди умирают? Живут-живут и умирают. Знаешь, это случается постоянно. Стало быть, ничего особенного.

"Знаем мы, эти «случается постоянно», «ничего особенного»! Вон доктор Милованов — тоже «ничего особенного…» — подумала Светлова.

— Хотя знаешь… Если уж ты так заинтересовалась… — Кронрод замолчал.

— Заинтересовалась, заинтересовалась! — подтвердила его предположение Светлова.

— То, может, тебе поговорить с его сестрой? Говорят, эта старушка до сих пор регулярно, чуть ли не каждую неделю, ходит к нему на кладбище.

— А на какое, не знаешь,?

— Знаю, конечно. Я ведь был на Лешиных похоронах. На Пятницком он похоронен.

«Стало быть, на Пятницкое кладбище регулярно Елизавета Львовна ходит, несмотря на свое здоровье…» — Светлова задумалась, вспоминая свой предыдущий телефонный разговор с золовкой писательницы Погребижской.

Ну что ж… Кажется, теперь Анна уже более информирована и подготовлена к встрече с ней.

* * *

Остальное, оказалось, только «делом техники». Светлова, увы, уже неплохо ориентировалась на московских кладбищах.

Кладбищенские работники объяснили Ане, что за могилкой, которая ее интересует, присматривают. И что регулярно, раз в две недели по пятницам — если, конечно, не лежит в больнице! — сюда приходит родственница захороненного.

И они, работники, ее хорошо знают, потому она, родственница эта, регулярно дает им деньги, чтобы они тоже за могилкой ухаживали, поскольку очень болезненная и самой ей это не под силу.

С утра в пятницу Светлова была на Пятницком.

Невысокая, в каракулевой шубке — мода и роскошь прежних лет! — и такой же круглой шапочке дама появилась на кладбищенской аллее в начале одиннадцатого.

«Вот она какая, золовка Елизавета Львовна…» — обрадовалась что ее не подвели, Аня.

— Здравствуйте! — слишком обрадованно, не успев перестроиться и скрыть этой радости, поприветствовала она старушку. — Помните, я вам как-то звонила? Я пишу дипломную работу о творческом и жизненном пути Марии Иннокентьевны, я студентка…

Светлова решила придерживаться прежней «легенды». Простодушная-то простодушная, но вдруг . золовка узнает Анин голос, который слышала только по телефону?

— Что вы тут делаете? — испугалась старушка, пристально оглядывая «студентку».

Очевидно, пребывание в санаториях пошло человеку на пользу — во всяком случае, голос у золовки окреп и был уже не таким болезненным и едва слышным, как в прошлый раз.

— Видите ли… Я все вот пишу о творческом и жизненном пути Марии Иннокентьевны. И в такие, понимаете, уже исследовательские дебри забралась, что даже не только о жизненном пути получается…

— А о чем же еще? — сильно удивилась поправившаяся в санатории золовка.

— Вы что же, на самом-то деле пишете дипломную работу о кладбищах?

— Нет. Но понимаете…

— А в чем дело?

Золовка опасливо озиралась по сторонам. Зимнее кладбище, по правде сказать, выглядело довольно пустынно. Если совсем по правде — то сейчас никого, кроме самой Елизаветы Львовны и Светловой, не было вокруг.

— Странная вы студентка! Звонили, звонили… Что-то плели насчет дипломной работы — и вот! Что вы тут собираетесь со мной делать-то на кладбище?

— Да ничего я не собираюсь с вами делать, — попробовала успокоить старушку Аня. Начало разговора получалось не слишком удачным. Напрасно, кажется, Светлова понадеялась, что тема похорон волнует Елизавету Львовну так же, как и тема болезней.

— Ой, ли?

— Я интересуюсь обстоятельствами смерти вашего брата, — уже без всяких уловок и вранья насчет дипломной работы честно выложила золовке Светлова.

Удивительное дело, но Елизавета Львовна почему странным образом сразу успокоилась.

— А вы знаете, — вдруг заметила старая дама, — я всегда знала, что кто-нибудь этим рано или поздно заинтересуется!

«Ну, вот как хорошо: человек волнуется, когда что-то непонятно, а когда понятно, сразу успокаивается», — обрадовалась такому поведению золовки Светлова.

— Ведь не может быть, чтобы Леша так странно и рано умер. И ничего — всем наплевать! Не может ведь так быть? — вопросительно взглянула на Аню Елизавета Львовна.

«Наивная, наивная золовка Елизавета Львовна. Вера в справедливость у этих стариков просто неистребима, — вздохнула про себя Аня. — Еще как бывает! И умирают, и рано, и странно. И никого это не колышет».

— Значит, вы даже ждали, что кто-то рано или поздно заинтересуется обстоятельствами смерти вашего брата? — произнесла она вслух, обращаясь к золовке.

И Елизавета Львовна кивнула своей седой головой в круглой каракулевой шапочке.

Оказалось, что кроме собственных болезней, есть нечто, что интересует Елизавету Львовну еще больше. И это была странная смерть ее брата.

— А вы все-таки кто? — наконец спросила она у Светловой. — Ведь не студентка же?

— Видите ли… Я частный детектив, — призналась Аня.

— Ну, тогда это точно то, что нужно, — вздохнула Елизавета Львовна. — Понимаете, при вскрытии выяснилось, что смерть наступила в результате отравления. Да, в общем, никто в этом и не сомневался, и я в том числе. Но они квалифицировали его как пищевое отравление.

— Кто?

— Судебно-медицинские эксперты. Они посчитали, что яд попал в желудок вместе с каким-то спиртным. У Леши там, в его квартирке московской, где я нашла брата мертвым, стояли бутылочки.

— Какие бутылочки?

— С наливкой вишневой. Леша из деревни привозил.

— Ах, вот оно что!

— Ну, они и сделали заключение — по статистике, мол, самая распространенная смерть от вишневой наливки с косточками.

— Статистика у нас, — вздохнула Светлова, — как всегда, сама замечательная в мире — что нужно, то и подтвердит. А я-то думала, что улицу в неположенном месте переходить более рискованно, чем пить вишневую наливку…

— В общем, они мне все говорили, успокаивали: зачем и кому могло понадобиться убивать вашего брата? Не волнуйтесь, это не убийство. Такой тихий человек — и ничего из квартиры не пропало!

— А вы все равно волновались?

— Я и сейчас не успокоилась. Понимаете?.. Я много раз пила эти его вишневые наливки — и, как видите, жива! А Леша умер. В расцвете сил… Он ведь был не стариком. Мужчина средних лет. Вы меня понимаете?

— Понимаю, — успокоила ее Светлова «Ох, как понимаю…» — подумала она про себя.

— Скажите, не было у него каких-то происшествий в квартире незадолго до смерти? Может, приблизительно в то же время, когда он погиб?

— Да нет…

— Взлома? Кражи?

— Нет. Нет…

— Мог кто-нибудь проникнуть в квартиру без его ведома?

— Ну, если бы нашелся кто-то, кто смог открыть и закрыть замок, то вполне. Ведь когда Леша уезжал в деревню, квартира стояла пустой.

"Итак, два почти очевидных убийства, — думала Светлова, распрощавшись с золовкой Елизаветой Львовной. — Доктор Милованов, Леша Суконцев… А возможно и кто-то еще! И это, не считая подозрений по поводу убийства Селиверстова.

Да… для такой серии преступнице нужен весомый мотив!

Конечно, деньги — это мотив, но неужто у Погребижской такие высокие гонорары? И в этом ли дело?

А зачем столь немолодой уже Лидии Евгеньевне столько денег?"

Светлова вспомнила вдруг Феликса Федуева, его поклонение писателю Ивану Андреевичу Гончарову. А ведь, пожалуй, нью-помещик прав: Гончаров — писатель ну очень современный. И Светлова открыла запомнившийся ей отрывок. Тот самый, где дядюшка Петр Иванович спрашивает племянника, почему его потянуло из деревни в столицу:

"Скажи-ка, зачем ты сюда приехал?

— Я приехал… жить.

— Жить? То есть, если ты разумеешь под этим словом есть, пить и спать, так не стоило труда ездить так далеко: тебе так и не удастся ни поесть, ни поспать здесь, как там, у себя. А если ты думал что-нибудь другое, то объяснись.

— Пользоваться жизнью, хотел я сказать, — прибавил Александр, весь покраснев. — Мне в деревне надоело — все одно и то же…

— А! Вот что! Что ж, ты наймешь бельэтаж на Невском проспекте, заведешь карету, составишь большой круг знакомства, откроешь у себя дни?

— Ведь это очень дорого, — заметил наивно Александр.

— Мать пишет, что дала тебе тысячу рублей: этого мало, — сказал Петр Иванович. — Вот один мой знакомый недавно приехал сюда, ему тоже надоело жить в деревне; он хочет пользоваться жизнью, так тот привез пятьдесят тысяч и ежегодно будет получать по стольку же. Он точно будет пользоваться жизнью в Петербурге, а ты — нет!" Светлова закрыла книгу и задумалась.

Жить и не пользоваться жизнью? Ну, нет… Очевидно, Лидия Евгеньевна, несмотря на свои годы, собирается еще жизнью попользоваться. Ведь приятней и удобней ездить на «Гелендвагене», чем на «Оке». Но для этого нужны деньги. Вот она и доит Погребижскую. Поэтому и читает с такой радостью новые произведения.

Новые сказки — новые бабки…

. Стало быть, алчность секретаря Лидии Евгеньевны — как мотив всех этих убийств? Нет… Маловато… Такое ощущение, что маловато будет — для мотива.

Такое ощущение, что следует поискать что-то повесомее.