— Яков Ильич, что, был рассеянным человеком? — спросила Светлова.
— Не сказал бы… Скорей наоборот. Дедушка был точен, как часы. Вся жизнь по принципу: береженого бог бережет.
— Но он был уже не очень молод? — возразила Аня. — Старики ведь рассеянны.
— Нет, — решительно покачал головой юный внук доктора Милованова. — К дедушке это не относилось. Вы будете чай? Или кофе?
— Нет, спасибо.
Алекса Милованова, внука «потерпевшего Милованова, позже скончавшегося в больнице от травм, не совместимых с дальнейшей жизнедеятельностью», Светлова разыскала с помощью капитана Дубовикова.
Подняли сведения по ДТП, случившемуся два года назад. Фамилия оказалась редкой… А внук погибшего в результате того ДТП гражданина Милованова, Алекс, как выяснилось, жил в той же самой квартире, в которой был прописан прежде и его дед.
Светлова не стала юноше врать: она сказала, что расследует в качестве частного детектива преступление; и, возможно, оно связано с тем давним ДТП, которое произошло два года назад, и в котором погиб его дедушка.
Интересно, что молодой восемнадцатилетний парень, у которого, по идее, ветер должен был бы свистеть в голове и «одни дискотеки на уме», сразу согласился на встречу. Оказалось, что случившееся два года назад по-прежнему волнует молодого человека.
— Значит, какой-то лихач… может быть, пьяный… промчался на красный свет, сбил доктора Милованова и умчался в неизвестном направлении? — уточнила «картину преступления» Светлова.
— Видите ли… — терпеливо стал объяснять Алекс, — каждый вечер дедушка выходил на прогулку в парк, расположенный неподалеку от дома. И вот так все это и случилось… Милиция нашла потом даже свидетельницу. Одна женщина, как выяснилось, из окна видела все происшествие от начала до конца.
— Вот как?
— Да, она обратила внимание на дедушку, который ждал, когда зажжется зеленый свет светофора, чтобы перейти дорогу, и видела какую-то машину, которая, притормозив, остановилась было у светофора…
— Ту самую машину?
— В это время, в десять вечера, улица пустеет, и У перехода стояла всего одна машина… И вот, когда дед ступил на «зебру», эта машина вдруг неожиданно рванула с места.
— А номера?
— В том-то все и дело… Свидетельница видела все, что случилось, от начала и до конца, а вот номер-то машины, увы, — ведь были уже сумерки! — не разглядела. Женщина тут же позвонила в милицию и «Скорую»… Но спасти деда не смогли.
— Яков Ильич, что же, судя по тому, что вы охарактеризовали его, как крайне педантичного человека, выходил на прогулку действительно ежедневно? — поинтересовалась Светлова.
— Да, у деда даже была такая присказка: «Я старорежимный человек, и поэтому у меня режим дня!»
— А ваша фраза, Алекс, «точен как часы», не означает ли, что доктор выходил на прогулку ровно в одно и то же время?
— Ну, бывали, конечно, исключения. Мало ли что в жизни случается — болезни, командировки, какие-то неотложные дела… Но, в общем, да, именно так: каждый день и в одно и то же время.
— Значит, каждый день в десять вечера он возвращался из парка домой?
Алекс Милованов кивнул.
— А вы не подскажете, где находится это место? — попросила Анна. — То, где все и случилось…
И юный Милованов, вздохнув, принялся объяснять Светловой, как пройти к парку, возле которого погиб доктор, пользовавший знаменитую писательницу Погребижскую.
* * *
Осматриваясь по сторонам, Светлова стояла у «того самого» светофора…
Да, получалось, что дорога от дома Миловановых до парка, которой обычно ходил Яков Ильич, самая удобная. И, в общем-то, единственная — в том смысле, что самая предпочтительная… Остальные пути намного длиннее.
Удобная дорога, ничего не скажешь, только вот надо обязательно переходить улицу у светофора.
Аня вздохнула.
Ох, уж эти ежедневные пробежки, прогулки, «железные правила», сила воли, режим и «здоровый образ жизни»! Прямой путь в могилу… Ох, уж эти точные, аккуратные, педантичные люди! Ну, просто подарки для киллера.
Сколько их, совершающих пробежку «ровно в восемь» или прогулку «ровно в семь», полегло уже на тенистых дорожках парков. Идеальное место для заказного убийства. Да и время, которое обычно отводится для занятий спортом — раннее утро или вечер, — тоже для киллеров подходящее. В общем, человек с такими здоровыми привычками действительно настоящий подарок для киллера. Есть у киллера хорошая возможность присмотреться. Все рассчитать, подготовиться, и в назначенный день и час, «ровно в восемь» или ровно в Десять вечера…
По сути дела, этот автомобильный наезд на Милованова — самое настоящее убийство. Только тот, кто убрал доктора Милованова, обошелся без снайперской винтовки и пистолета. Место и время лучше не придумаешь — сумерки, малолюдье…
Трудно поверить в случайность… Однако тем не менее и родственники, и милиция в нее поверили. Поверили, поскольку очень сложно ответить на вопрос: зачем было убивать старого доктора? Кому это могло понадобиться? И родственникам, и милиции проще было предположить нелепую случайность: какого-то безумца в «стадии обострения» или очень пьяного человека за рулем той сумасшедшей машины, что сбила доктора Милованова.
Тем не менее скорее всего это было обдуманное убийство. А ключом к ответу на вопрос «зачем было убивать старого доктора?» — может стать время его совершения: ведь все это произошло… Да, да! Два года назад. Отчего-то тоже два года назад. Не раньше и не позже.
Что-то случилось тогда… И «бабуля» начала, по-видимому, выбивать одного за другим людей из близкого окружения Погребижской.
Но если кому-то можно было просто отказать от дома, — скажем, тому же Малякину, то как откажешь старому семейному доктору? Милованов был уже сам как член семьи, судя по всему. И главное, он, очевидно, регулярно и часто общался со своей пациенткой Погребижской. А такому доктору пациенты поверяют не только проблемы со здоровьем. Ему, скорее всего, доверяют и другие тайны. С ним, скорее всего, советуются, ему жалуются…
И вот доктора, судя по всему, и заказали. Вряд ли, конечно, его убила сама бабуля…
Заказала!
Но что тогда, два года назад, случилось с Погребижской? У кого это можно выведать? С кем потолковать на эту тему?
Снова напроситься в гости к Малякину? Аня с некоторой тоской припомнила его бесконечные вздохи: «Ах, Маша, Маша…» Жуть, сколько времени займет эта малякинская ностальгия по ушедшим временам и молодости! К тому же его воспоминания все какие-то однобокие и довольно бесполезные.
А что, если… Что, если взяться за его жену?
Аня припомнила взгляды, которые исподлобья бросала эта выдрессированная особа. Наверняка дама хранит уйму информации, и, разумеется, эта информации несколько иного плана, чем у ее благоверного. Эта дама вряд ли будет восхищенно вздыхать: Маша, Маша!
Точно! Вот кто нужен Светловой.
* * *
Еще во время предыдущего визита предусмотрительная Анна выяснила, что «классик детской литературы» Малякин тоже придерживается строгих «здоровых» правил. То есть ежедневно с двух До четырех совершает прогулки по ближнему лесочку. Теперь эта осведомленность Светловой оказалась очень кстати. Именно в это время Анна к «классику» домой и заявилась.
К счастью для Светловой, и в этот день Малякин был верен своим правилам.
— Ой! А что — Георгия Семеновича нет? — всплеснула Анна руками, когда госпожа Малякина открыла ей дверь.
— Нет, — без всякого намека на улыбку и любезность проинформировала Светлову преданная подруга классика. — И не будет?
— Будет. Но не скоро.
— Ой, а можно я его подожду?
Малякина о чем-то подумала и посторонилась, впуская Светлову в дом.
Вероятно, ей пришло в голову, что если она выгонит девушку, которой так симпатизировал ее муж, то ему это может и не понравиться?
Светлова украдкой взглянула на часы: в ее распоряжении были час и сорок пять минут… А потом домой вернется многословный писатель.
— Проходите, — сухо пригласила ее Малякина.
Анна смотрела на замкнутое, мрачноватое лицо хозяйки дома и не верила, что с ней будет легко. Разговорить такую даму — дорогого стоит!
Однако, по-видимому, уединенная жизнь за городом в обществе капризного классика не была столь уж захватывающе интересной, и, мало-помалу, слово за слово, Малякина все-таки разговорилась. Даже принесла кофе.
Обсудили одного, другого… Детского писателя Кравинского, детского писателя Горчакова, их жен, их подруг. Наконец добрались — Аня нервно взглянула на часы! — до Погребижской.
— Мне почему-то показалось, что вы очень неплохо ее знаете, — заметила Светлова.
— Ну, допустим, — нехотя призналась жена Малякина. — Я ее знаю. Или, точнее, знала. — Она замолчала. И после некоторой паузы добавила:
— Как облупленную!
— Я так и подумала! — с облегчением вздохнула Аня. — Вы подруги?
— Были когда-то.
— А потом пути разошлись?
— Это точно — разошлись… — невесело вздохнула Анина собеседница. — Она, как вы знаете, писательница Мария Погребижская, а я жена Малякина.
— Вы так преданы своему мужу, — попыталась подбодрить ее Аня.
— Дальше некуда! Чуть меньше преданности — и . мне прямой путь на биржу труда. А там: «Ваша профессия? — Бывшая жена Малякина. Поищите мне новую вакансию. — А сколько вам лет? — Ха-ха…»
И Малякина как-то чересчур нервно рассмеялась.
Светлова терпеливо ждала, когда ее собеседница успокоится.
Вообще, по Аниным наблюдениям, эти сверхзависимые «жены своих мужей» были одной из самых сложных категорий собеседников… Они как-то слишком легко, буквально из-за ничего, как говорится, «на ровном месте», могли вдруг впасть в терику. Наверное, постоянная зависимость от настроения и капризов мужей доводила этих женщин до нервного перенапряжения.
— Ну, расскажите хоть немного об этой Погребижской. Так интересно!
— Чего интересного-то?
— Она ведь такая знаменитая…
— Да что я могу вам рассказать?
— Чтобы бывшей подруге и нечего было рассказать? — искренне удивилась Аня.
— Знаете, мы уже очень давно не общаемся.
— Давно — это два года? — с готовностью предположила Светлова.
— Да нет… — усмехнулась Малякина, — уже почти всю жизнь. Точней сказать, всю мою замужнюю жизнь. Так… наблюдаем друг за другом издалека.
Такой вот жизненный казус — с ним она дружит. Ну, во всяком случае, дружила — до последнего времени, а со мной…
— Это из-за него вы поссорились? Из-за вашего Малякина?
Женщина кивнула:
— Хотя ведь… Ну что такого, собственно? В чем была моя вина? Я и замуж-то за него вышла только благодаря тому, что она не очень хотела.
— А она обиделась? Малякина опять кивнула:
— Да так бывает: все не нужен и не нужен… А как только другие приберут к рукам — вдруг и выясняется сразу, что очень даже нужен. В общем, мы давно уже с ней не общаемся.
— Ну, неважно, — заметила Светлова. — Главное что вы знаете ее с юных лет. Понимаете, некоторые особенности, черты характера сопровождают человека с молодости на протяжении всей жизни. Особенно пороки, — подчеркнула Светлова.
— Пороки? — Малякина усмехнулась. — Так они вас, по-видимому, и интересуют?
— У нее были пороки?
— Были? — с удивлением переспросила Малякина. — Что значит были? А куда ж они вообще могли деться?! Тут вы правы. Сопровождают… и всю, заметьте, жизнь!
— Какие же, например, пороки сопровождают Марию Иннокентьевну? — проклиная свой слишком деловитый, бухгалтерский тон уточнила Светлова.
— Вы лучше спросите, а каких у нее не было?
— Да. Каких у нее не было?
— Были все! — вдохновенно произнесла Малякина.
— То есть?
— Все! — убежденно повторила Малякина.
— То есть вы хотите сказать, что Мария Иннокентьевна с детства… То есть я хочу сказать, с юности: пила, курила марихуану, имела кучу любовников и так далее?
— Точно. Пила, курила марихуану, имела кучу любовников, — с заметным удовольствием повторила Малякина.
— Любопытно.
— Еще бы не любопытно… И к тому же, добавьте, напившись, Маня тут же обычно садилась за руль и гоняла по городу.
— О-о! — почти восхищенно пробормотала Светлова, вполне удовлетворенная этим впечатляющем перечнем. Улов, ничего не скажешь, был богат! А визит к Малякиным отнюдь не зряшным.
— Ну, а Лидия Евгеньевна?
— Какая Лидия Евгеньевна?
— Ну, ее секретарь?
— А эта… Лида! Да, я ее плохо знаю. Совсем немного. Собственно, она там у них в доме прижилась несколько позже, когда мы уже с Маней разругались из-за Малякина. Ну, вот, а потом появилась эта Лида… — Жена классика задумалась.
— Да, да… — Светлова с нетерпением ждала. Ее крайне интересовало, что же было потом, после того, как она «с Маней разругалась из-за Малякина»?
— К тому же, что о ней, об этой Лиде, скажешь? — пожала плечами Малякина. — Мышка серая… Безответная. Все «да-да», все кивает, со всем соглашается, внимательно слушает — только не поймешь, понимает или нет? Что ей не сделают, все ей хорошо.
— Неужели? — удивилась Светлова, у которой от Лиды осталось совсем иное впечатление.
— Вообще-то, она в доме у Погребижских уже довольно давно появилась.
— Вот как?
— Понимаете, тогда все члены Союза писателей по статусу имели право завести секретаря. Но конечно, мало кто этим пользовался — из не крупных фигур.
Обычно оформляли на эту должность фиктивно каких-то бедных родственников, детей знакомых — чтобы стаж трудовой человеку шел. Тогда ведь, знаете, как было — два месяца нигде не работаешь, уже тунеядец. Вот и эту Лиду так же оформили. Она вроде все куда-то поступала, поступала в какой институт — просто вечность целую, — да так и не поступила! Нигде не работала, ничего не умела. Хотя, по-моему, она уже не и такая молоденькая при этом была… Здорово старше самой Мани Погребижской, это точно. Но в общем, даже и я не помню, откуда она вообще взялась, эта Лида…
— И что же — не поступила эта Лида в институт, а дальше?
— Ну, вот… А Маня Погребижская тогда уж была членом Союза писателей.
Ну, вот эту Лиду, чтобы помочь бедной девушке, неудачнице, и оформили. А потом как-то все так и пошло — Лида, и правда, как говорят, стала вести Манины дела и прямо-таки заправским секретарем сделалась.
— Да-да, и я что-то слышала об этом…
— Прямо говорят, чуть не главней самой Мани стала. Бедного моего Малякина так по телефону отчитала и сама лично отставку ему дала. И даже До тела Погребижской не допустила.
«Это точно, — подумала про себя Светлова. — Главней самой Мани».
— А доктор Милованов?
— А что доктор? — пожала плечами Малякина. — Милейший человек. Все их семейство. Погребижских, пользовал, еще Маниной маменьки! был приятель.
— А от чего он их лечил-то?
— Да всех и от всего. Он ведь талант уникальный. Вообще-то, он специалист по заболеваниям крови, гематолог.
— А сама Мария Иннокентьевна от чего, от каких заболеваний страдает, не знаете?
— А чего ей страдать? — удивилась Малякина. — Она всегда здоровая была.
Здорова, как… как… — Жена писателя, по-видимому, передумала и не стала завершать не слишком изящное сравнение. — Ну, в общем, ничем она никогда не страдала.
— Кстати, доктор Милованов умер, — заметила Светлова. — Уже два года назад.
— Что вы говорите?! Я и не знала! — подавленно вздохнула Малякина. — Вот видите, как мы живем! Ничего друг про друга не знаем — в одном городе, а как будто на разных планетах. А вы еще спрашиваете, что я о них знаю… Вот доктор, оказывается, давно умер, а я и понятия не имела!
Светлова взглянула на часы и еще в окно. Там, кажется, собирался дождь.
Если непогода загонит классика Малякина домой раньше времени, то Светловой отсюда еще долго не выбраться.
— А что-нибудь еще о Погребижской можете сказать? Ну, о какой-нибудь примечательной черте характера?
— Маня собак всегда очень любила, — заметила Малякина. — Всегда держала собак.
— Очень интересно!
— Да что ж тут интересного?
— Ну, пожалуй, я уже не дождусь вашего мужа. — Анна снова взглянула на часы. и засобиралась, заторопилась.
— Может, еще кофейку на дорожку? — предложила разговорившаяся дама.
— Нет, нет, спасибо!
И Светлова быстренько с верной женой Малякина распрощалась.
Всю обратную дорогу домой Анне не давала покоя собака.
Почему у Погребижской сейчас нет собаки? Никакого тявканья на даче. Ну, хоть бы кто гавкнул…
Ну, хорошо, пусть «бабуля» отвадила от писательницы всех знакомых и друзей — очевидно, чтобы они не могли вмешаться и помочь Погребижской. Но зачем она убрала собаку?
Загадка!
Однако все другие откровения Малякиной не оставляли сомнений: подловить Марию Иннокентьевну Погребижскую на какой-то слабости, на каком-то проступке, может, даже преступлении, ее секретарю Лидочке не стоило большого труда.
Шантаж…
Ох, уж эти «верные люди» в доме! Ничего, в общем, удивительного. Во всяком случае, Анне известны были случаи, когда женщины откровенно боялись, например, своих домработниц. Терпели их воровство, неаккуратность, не решались уволить… И все только потому, что те слишком много знали.
Например, Маня могла напиться, сесть за руль и кого-нибудь отправить на тот свет.
Достаточно ли «бабуле» такого знания, чтобы держать ее на крючке и шантажировать? Более чем достаточно. Лучше для Погребижской слушаться бабулю Лидочку, чем отсиживать срок за убийство человека.
В общем, теперь, после откровений бывшей подруги, многое в поведении писательницы становилось Анне понятным. Скажем, то, что Мария Иннокентьевна так легко пригласила тогда в Дубровнике Светлову посидеть «за бокальчиком вкусного местного винца», и как при этом игнорировала явное недовольство своей секретарши. Типичное поведение алкоголички, которой не дают выпить и которая всеми правдами и не правдами торопится выйти из-под контроля надзирателя и поскорее хлопнуть стаканчик! Случайный посторонний человек, в присутствии которого «надзирателю» неудобно протестовать, подходит для этого как нельзя лучше. В этой роли «постороннего», с которым Мария Иннокентьевна торопилась «хлопнуть стаканчик», и оказалась Светлова. А другие, так сказать, «пороки»?
Аня вспомнила, кик легко познакомилась неприступная на первый взгляд Мария Иннокентьевна с тем уличным ловеласом в Дубровнике и как они недвусмысленно удалялись в бархатные адриатические сумерки!
В общем, вряд ли Малякина лжет…
А женщина с такими привычками, что и говорить, ходит по краю и ведет опасную жизнь. Если ей есть что терять, то это непременно с нею, в конце концов, и случится.
С Погребижской, видно, и случилось.
«Так-так… — бормотала про себя Светлова. — Ну, теперь-то уж я от них, пожалуй, не отстану…»
Светлова набирала телефонный номер Погребижской, настроенная очень воинственно. Теперь Лидии Евгеньевне трудно будет посоветовать Светловой:
«Убирайтесь!» — или вовсе не узнать.
Конечно, дело о том старом ДТП закрыто, но Светлова непременно изложит Лидии Евгеньевне свои соображения о странных обстоятельствах смерти доктора Милованова. И если секретарь не захочет шума, пусть не препятствует Аниной встрече с Погребижской!
Однако вместо обычного секретарского «вас слушают» в доме Погребижской включился автоответчик.
«К сожалению, нас нет дома», — сообщил Светловой голос Лидии Евгеньевны.
Запись была до безобразия лаконичной. А так бы Анне хотелось пояснений и комментариев.
Это продолжалось дня два. Светлова, в конце концов, начала сходить с ума, без конца выслушивая эту фразу. И вряд ли, кроме нее самой, кто-то еще мог понять, какая язвительная наглость была заключена в этой простенькой фразе. И Аня нисколько не сомневалась, что это ехидство в голосе адресовано именно ей.
Это явно был «мэсседж», послание, звучавшее на самом деле приблизительно так:
«Ну что, выкусила, сыщица? Докопалась до истины? И что теперь?»
«Да что теперь»? — только и могла пробормотать сбитая с толку таким поворотом дел Светлова.
А что, если они уехали куда-нибудь… вообще?!
Спустя два дня, потеряв всякую надежду услышать кого-нибудь, кроме этого отвратительного автоответчика, Светлова позвонила в «Туманность Андромеды». Уж там-то должны бы знать…
Однако на этот раз директор «Андромеды» разговаривал с Аней как-то ускользающе и очень осторожно:
— Да мы как-то не в курсе… Мы как-то… Наконец он все-таки раскололся и вздохнул:
— Ну, ладно, ради Андрея Кронрода! Так и быть…
— Да-да? — Светлова подумала, что надо бы все-таки потом выяснить у Кронрода, что за отношения их связывают, если ради него человек идет на такие жертвы.
— Мне вообще-то Лидия Евгеньевна не советовала с вами откровенничать и вообще… общаться.
— Вот как?
— Видно, вы ей не приглянулись.
— Да, я ей не приглянулась — это точно, — согласилась Светлова.
— Но ради Андрея…
— Именно. Исключительно ради Андрея!
— Они уехали. Обе. За границу и надолго.
— А когда вернутся?
— Этого не знает, я думаю, никто.