Позже Аликс удивлялась, какой внутренний голос подсказал Леоне, что, отбросив жалость к самой себе, синьора найдет в себе силы на сочувствие к Аликс. Как ни странно, но теперь синьора чувствовала себя более уверенной и решительной, а главное — нужной другому человеку.

Каждое утро Аликс просыпалась теперь в страхе — какие подводные камни готовит ей грядущий день? Но шли дни, недели, и страх этот постепенно улетучивался. Аликс и синьора стали еще более близки друг другу — словно мать и дочь. Даже без присутствия Микеле. Временами Аликс казалось, что, узнай синьора жестокую правду, она могла бы даже простить весь этот обман. Аликс понимала, что это скорее ее мечта, и все же надеялась на то, что она сбудется.

Тот первый вечер они провели вместе, не задаваясь вопросом, зачем Леоне поехал в Рим. Они безропотно ждали его возвращения, но поиски Микеле оказались такими же безрезультатными, как и все последующие.

Консьерж повторил свой рассказ, сообщив, что Микеле уехал один и что вообще никогда не водил в квартиру девушек. Уступив под нажимом Леоне, он открыл дверь запасным ключом, и тот своими глазами убедился, что Микеле вывез оттуда все свои вещи.

Венеция припомнила имена кое-кого из бывших подружек Микеле, но адресов не знала. А еще через неделю в банке подтвердили, что счет Микеле закрыт, и почти в то же время из Милана в ответ на запрос Леоне пришло письмо приятеля-студента, сообщавшего, что он получил от Микеле по почте ключ от квартиры и что на посылке стоял почтовый штемпель Неаполя.

— Может, обратиться в полицию? — предложила синьора Париджи.

Однако Леоне не поддержал ее:

— Микеле — взрослый человек и имеет право уехать из дома. Полиция просто не станет заниматься этим.

— Ну и хорошо, что не станет, — фыркнула Венеция. — Вот кончатся у него деньги, и он вернется. Представляете, каково будет нашей драгоценной семейке, если его физиономия будет напечатана в полицейском розыске?

За эти первые дни Аликс пришлось пережить множество неприятных моментов и уклоняться от любопытных вопросов Венеции, удивлявшейся, как это она решилась и как это ей вообще предложили остаться на вилле. Вопросы Венеции били в самую сердцевину, и зачастую она не могла скрыть едкой злобы, выдаваемой за сочувствие. Что написал Микеле в том письме? (Аликс предусмотрительно разорвала его.) Чего Аликс надеется добиться, оставаясь здесь? А если Микеле вернется, хватит ли Аликс гордости дать ему понять, что между ними все кончено? Неужели и вправду хватит? А Леоне? Он действительно попросил ее остаться? Зачем? Наверное, чтобы тетя Дора не чувствовала себя одинокой. Неужели только поэтому? Выходит что-то вроде: «Потеряла сына, приобрела дочь». Придя к заключению, что Аликс осталась только ради матери Микеле, Венеция почувствовала себя заметно спокойнее.

Со своей стороны Аликс терялась в догадках относительно того, чем вызвана такая неприкрытая враждебность со стороны Венеции, вспыхнувшая с особой силой после бегства Микеле. Обе они и раньше не проявляли друг к другу видимой симпатии, но теперь их отношения окончательно переросли в одностороннее соперничество, исходившее от Венеции. Она словно подозревала, что после исчезновения Микеле Аликс захочет покуситься на какую-то ее собственность. В этом Аликс окончательно убедилась в один из дней, когда, отправившись к озеру искупаться, встретила там Джиральдо Торре.

Она лежала на солнышке, когда услышала громкое: «Ах вот ты где!» Аликс, выпрямившись, села, на лице Джиральдо появилось разочарованное выражение.

— Это вы, а я думал, Венеция, — посетовал Джиральдо. — Она обещала в три. Мы собирались искупаться и покататься на лодке. Где она, не знаете?

Аликс ответила, что нет, и Джиральдо, задумчиво присев рядом с нею, повторил:

— Она сказала «в три». — Слова эти прозвучали так, словно он ожидал тут же увидеть Венецию, сказочным образом появившуюся из воздуха.

Аликс попыталась его утешить:

— Не волнуйтесь, она, должно быть, скоро придет.

Зная по опыту, что беседа с Джиральдо не представляет собою ничего, кроме чередования долгих пауз и коротеньких робких реплик, Аликс снова улеглась на солнышке, прикрыв ладонью глаза.

Джиральдо задумчиво сидел, молча кидая в воду камешки, потом наконец сказал:

— Вас последнее время совсем не видно в клубе. С тех пор, как Микеле… Ну, в общем, уже довольно давно.

— Да. Мне больше нравится плавать здесь. — Это была правда, хотя и не полная. На самом деле Аликс не появлялась в «Дель Лаго», остерегаясь неизбежных сплетен, и Леоне поддерживал ее в этом.

После долгой паузы Джиральдо сказал:

— Вам, по-видимому, не хочется говорить о Микеле, хотя наверняка небезынтересно узнать, что говорят люди. Все считают, что он поступил как последний дурак. Учитывая его прошлое, он должен был быть счастлив, что такая девушка, как вы, хотя бы просто заметила его. Я бы, например, все отдал, если бы ко мне так относились. — Он помолчал. — Вы, конечно, поняли, что я говорю о Венеции. Только она никогда не дает мне определенности.

— Вот как? — Аликс надеялась, что этот сухой тон удержит Джиральдо от дальнейших откровений, но он доверительно продолжал:

— Но дело даже не в этом. Просто она не любит меня, я это знаю. Сегодня мила, а назавтра ее словно подменили. А взгляни я на другую девушку, то мне совсем конец. Но я не рискую, тем более что люди и так поговаривают, что Леоне может жениться на ней.

Аликс оторопела. Она долго молчала, потом села, устремив взгляд на сверкающую гладь озера.

— Вы и впрямь верите, что Леоне может увести ее у вас? — Аликс удивилась, с каким трудом выдавила из себя этот вопрос.

Джиральдо пожал плечами и махнул рукой:

— Так люди говорят, хотя лично я сомневаюсь, что они подходят друг другу. Да они и сами, кажется, это понимают. Она рядом с ним ребенок. Это со мной она деспотична, а с ним — ну настоящий котенок. Заметили? Все знают — Леоне не склонен терять голову из-за женщин, и раз он поощряет это, значит, имеет какие-то соображения.

— Соображения? Какие?

— Ну, например, финансовые. В деньгах он не нуждается, но имеет далеко идущие планы относительно «Париджи Камеос». А Венеция, насколько я понял, унаследует после отца немалые деньги. К тому же такая красивая жена никому бы не помешала. И сыновья… — Джиральдо искоса посмотрел на Аликс. — Знаете, для нас, итальянцев, очень важно иметь сыновей.

Аликс вспомнились слова синьоры Париджи: «Если он и женится, то только не по любви». Вот так — два разных человека и два абсолютно одинаковых мнения о Леоне. И в прошлый раз, и сейчас Аликс только слушала. Слушала, не желая соглашаться. Не желая верить в то, что хотя бы сотая доля из всего сказанного могла бы оказаться правдой. Да, она боялась поверить в это, и теперь внутри у нее перемешалось все: и чувство безнадежной любви, и ревность, и гордыня, и какое-то детское бунтарство против этих чувств. Но как бы она ни сопротивлялась, факт оставался фактом. Слишком долго она обманывала себя, и теперь ей придется признать, что ее желание оставаться с этими людьми было попросту страстным желанием принадлежать Леоне, любить и быть любимой тем, в чьих руках она была всего лишь инструментом для достижения задуманной цели.

Да, это произошло сразу — еще почти не зная его, она почувствовала на себе его магнетизм, старалась не поддаваться и все же не могла устоять против его силы. Она всегда уступала ему… таяла перед его властной мощью, делавшей ее такой податливой. Этой мягкости и податливости он имел бы право ожидать от нее только в том случае, если бы любил.

Но в том-то и дело, что он не любил ее. Ни единым жестом или словом не подарил ей малейшей надежды. И хотя слухи иногда бывают преувеличенными, в них все же имеется доля правды. Ведь Аликс не могла не заметить его потворства Венеции и нежности, с какой он обращался с мачехой, слышала его едкие суждения о женском поле. Что тут еще прибавить? Разве не ясно? Леоне Париджи может сочувствовать и быть терпимым, когда захочет, но никогда не станет притворяться, что любит. И это-то было для Аликс больнее всего. Куда больнее, чем если бы она узнала, что он в кого-то влюбился. А ведь говорят, что когда-то он действительно любил. Интересно, какая она была, эта графиня? Чем взяла его: красотой или чем-то другим? Ведь что-то разочаровало его, жестоко убив в нем способность полюбить снова? Но даже если бы эта женщина снова появилась сейчас в его жизни, Аликс перенесла бы этот удар куда легче, чем весь этот хладнокровный расчет на престиж и наследников, являющийся лишь жалкой второсортной подделкой настоящей любви.

Аликс огляделась по сторонам — все вокруг оставалось по-прежнему. Светило солнце, вода плескалась у берега, щебетали в кустах птицы, и Джиральдо, сидевший рядом, задумчиво загребая в пригоршню песок, пропускал его сквозь пальцы с медлительностью песочных часов.

Когда он произнес свои последние слова? Минуту или две назад, а ей показалось — прошла целая вечность.

— Да, я знаю, — сказала она. — Но если вы считаете, что слухи о Венеции и Леоне правда, то, быть может, вам лучше не мучиться и постараться забыть ее?

Он покачал головой:

— Я же сказал, что не знаю этого наверняка. А она не хочет давать мне определенности. Мне лишь остается пребывать в постоянном страхе. — Он пожал плечами, задумчиво насыпав вокруг ступни Аликс горку песка. — Когда человек любит, он живет надеждой и прощает. Прощает и пытается понять. Вы никогда не задумывались над этим?

Когда человек любит, он понимает! Вот оно что! Аликс всем сердцем завидовала этой простой и ясной вере. Она уже хотела ответить Джиральдо, как вдруг у них за спиной раздался шорох, заставивший их обернуться. Джиральдо поспешно вскочил. Из зарослей на берег вышла Венеция. Не обращая внимания на Джиральдо, она остановилась и, сняв солнцезащитные очки, сложила их.

— Какая трогательная сцена! Можете еще помиловаться, если так хочется. Я подожду.

Аликс встала и принялась собирать вещи.

— Я ухожу, — сказала она. — Джиральдо ждал тут тебя.

Венеция сделала круглые глаза:

— Вот как? Ну надо же какой пунктуальный! Половины четвертого еще нет.

— Но ты сказала — в три, — напомнил Джиральдо.

— Я сказала — полчетвертого, дорогой, — сухо проронила она.

Затем Венеция обратилась к Аликс.

— Ты просто поражаешь меня, честное слово! — жеманно заворковала она. — Если бы я не смогла удержать при себе Микеле и захотела найти ему замену, уж я бы нашла себе подходящее место для охоты! Ну, скажем, в клубе. Отбила бы парня у кого-нибудь из девиц и глазом не моргнула бы.

У Аликс не было ни малейшего желания отвечать на такую откровенно неприкрытую злобу, но ей пришлось защищаться.

— Ты это из-за Джиральдо? Очень глупо. Он встретил меня здесь случайно.

— Ну конечно, из-за Джиральдо. Из-за кого же еще? Не из-за Леоне же. Скажу тебе откровенно, моя дорогая, ты понапрасну теряешь время. Всем давно известно, что Джиральдо принадлежит мне, и если ты этого не заметила, то мне очень жаль.

— Мне тоже. Жаль, что ты занимаешься такой мелочевкой, — отрезала Аликс.

Она ушла, оставив их одних. Джиральдо так и не промолвил ни единого слова, и Аликс чувствовала к нему презрение за то, что он позволяет Венеции так обращаться с собой. Но, немного поразмыслив, она поняла, что была не права, что Джиральдо добровольно согласился платить эту дань, которой требует от него любовь. Зная Венецию как свои пять пальцев, он все равно продолжал любить ее вопреки всему. Вопреки очевидным фактам, вопреки безнадежности своего положения и посторонним советам. Возможно, это и есть настоящая любовь… Когда инстинкт самосохранения кричит тебе: «Беги!», но ты все равно продолжаешь стоять на своем. Зная цену, какой заплатишь за любовь, и скрывая это от всех, ты хранишь веру. Аликс поняла и другое — тому, кого любишь, отдаешь все, что у тебя есть, даже если твое сердце разбито, а он никогда не узнает об этом. Когда человек любит, он прощает и пытается понять. «Да, я согласна с этим», — мысленно ответила она Джиральдо.

Отрадно было наблюдать за мужественными попытками синьоры Париджи хоть как-то заполнить безрадостные дни, не приносившие новостей о Микеле. Поначалу с явным безразличием, а потом со все возраставшим интересом она потихоньку начала вновь брать в свои руки утраченные некогда бразды правления.

Почти каждое утро она выходила в парк, чтобы отдать распоряжения садовникам и самолично выбрать цветы для дома. Наступил наконец день, когда она заявила Леоне, что собирается похозяйничать на кухне и попробовать вести домашние счета. А однажды, с подачи Аликс, спросившей ее о шитье, она извлекла откуда-то старомодную швейную машинку и принялась учить Аликс. С тех пор они часто подолгу просиживали за швейной машинкой, Аликс была ученицей, а синьора — терпеливой учительницей.

Разумеется, не все и не всегда шло гладко. У синьоры случались дни полного уныния и бессонные ночи, о которых наутро красноречиво свидетельствовали изможденный вид и следы тайных слез. Но все же, пусть и медленно, синьора возвращалась к жизни, в которой по-прежнему не было Микеле, но в которой она начинала находить маленькие повседневные радости.

Одним из первых шагов Аликс в шитье было кремовое льняное платье, которое она сшила для себя под руководством синьоры. Они вместе ездили выбирать материал, синьора сама раскроила ткань и настояла на некоторых деталях, благодаря которым платье должно было перейти из разряда самоделки в профессионально изготовленную вещь.

Примерив его, Аликс пришла в восторг, но синьора, слегка нахмурившись, задумчиво приложила палец к губам.

— Чего-то не хватает, — вслух размышляла она. — Знаю, знаю, детка, ты хочешь оставить все как есть. Но тут нужно что-то еще, что притягивало бы взгляд. Понимаешь? А, знаю! Зря мы сделали пояс из той же ткани. Здесь нужен широкий, из мягкой лайки и с какой-нибудь яркой пряжкой. Вот его-то и не хватает. Завтра же поедем в «Луиджи» и что-нибудь подыщем.

Аликс пыталась было робко возразить, что есть более дешевые магазины и что вовсе не обязательно приобретать пояс в салоне «Луиджи», но синьора была неумолима.

— Это будет подарок от меня, — заявила она, и на следующий день они поехали в «Луиджи».

Пояс был незамедлительно подобран, после чего их пригласили в приемную выпить кофе, и Луиджи собственной персоной предложил синьоре посмотреть небольшую коллекцию новых поступлений из Франции.

— Я так рад снова видеть вас, синьора, — ворковал он. — Для меня это целое событие, и позвольте мне отметить его на свой лад.

Шесть манекенщиц в изысканных моделях изящно выхаживали перед ними, по знаку руководившей ими дамы приближаясь всякий раз, когда синьора Париджи или Аликс проявляли интерес к тому или иному платью.

После этого небольшого дефиле синьора разговорилась с руководительницей показа.

— Благодарю вас за этот неожиданный и очень приятный сюрприз, — сказала она. — Но я что-то не вижу одной девушки, которая у вас работала. Очень красивая, с потрясающей фигурой. Боюсь вот только, я не помню ее имени.

Но дама быстро нашлась:

— Я понимаю, о ком вы говорите, синьора. Это Бетина. Бетина Вальди. К сожалению, она здесь больше не работает.

— Вот как? Жаль. Мне всегда нравился ее стиль, хотя модели, которые она демонстрировала, для меня слишком молодежные. Она ведь работала у вас давно? Надеюсь, ее не переманили в какой-нибудь другой салон? Да нет, наверное, она просто вышла замуж. Судя по всему, она должна нравиться мужчинам. Дама подняла на нее строгие глаза:

— Да, синьора, очень нравится. Нет, никто ее не переманил, просто она прервала контракт с синьором Луиджи несколько недель назад. Прервала, надо сказать, весьма неожиданно. Но что касается замужества, об этом мне ничего не известно. Она не посвящала меня в свои планы.

— Ну что ж, спасибо. Я просто так поинтересовалась. — Синьора Париджи повернулась к Аликс. — Ну как, ты готова?

— Да, — ответила та.

Но пока продолжалась эта беседа, Аликс осенила мысль. Бетина! Это же девушка, с которой так откровенно флиртовал Микеле в тот день, когда впервые привел Аликс в салон. Он еще, помнится, сказал, что это «его тип» в отличие от бедной худенькой цветочницы с площади Испании. Микеле исчез несколько недель назад, и тогда же пропала Бетина Вальди. Конечно, глупо предполагать, но…

Повинуясь неосознанному импульсу, Аликс засунула сверток с поясом под бархатную подушку кресла. Выйдя из салона, они отправились ловить такси, собираясь доехать до ресторана, — тогда у Аликс еще не было никакого конкретного плана. Однако, посмотрев на часы, она кое-что придумала. Пять минут двенадцатого — менее чем через час все роскошные магазины города, в том числе и салон «Луиджи», закроются на полуденный перерыв. Вернувшись сейчас, она может и не успеть забрать сверток, зато этим можно воспользоваться. В двенадцать из салона начнут выходить девушки, и кто знает, может, кто-то из них поведает ей чуточку больше, чем та дама с каменным взглядом. Попытка не пытка — нужно попробовать.

— Вот незадача! — воскликнула Аликс. — Кажется, я оставила пояс на кресле.

— Не волнуйся, дорогая. Ничего страшного. Они найдут его и пришлют с посыльным на виллу. Или ты все-таки хочешь вернуться? Тогда скажи водителю, чтобы он повернул назад.

— Здесь нельзя повернуть — одностороннее движение, — заметила Аликс. — А в объезд долго — они уже закроются. Мы можем остановиться, и я сбегаю за поясом, а потом приеду к вам в ресторан. Вы подождете меня там?

— Конечно, детка.

Как и предполагала Аликс, салон был уже закрыт, она сделала вид, что рассматривает витрину располагавшейся по соседству картинной галереи, и дождалась, пока из служебного входа начнут появляться девушки. На пороге они расставались, и каждая шла своей дорогой. Аликс выбрала одну, примерно своего возраста.

— Извините меня, сеньорита…

— Пожалуйста. — Девушка остановилась и улыбнулась.

— Простите, но я, кажется, оставила у вас свой сверток. Я хотела бы…

— Ну конечно, синьорина. Я нашла его на кресле. С ним все в порядке, только, боюсь, я не могу сходить за ним сейчас.

— Это не страшно. Я заберу его позже, или его доставят с посыльным. — Аликс секунду колебалась, потом наконец отважилась: — Видите ли, я хотела бы узнать еще кое-что. Синьорина Вальди… Бетина… Вы работали с нею у Луиджи? И когда она уволилась?

— Да, я работала с ней. — Девушка не могла скрыть удивления.

— Тогда не могли бы вы припомнить, когда именно она уволилась?

— Надо подумать. — На минуту или две она сосредоточилась и назвала конец недели перед днем рождения Аликс, подтвердив тем самым слова старшей дамы: «Несколько недель назад».

— Да, так я и думала, — сказала Аликс. — А вы, случайно, не знаете, где она сейчас?

Девушка покачала головой:

— Не думаю, что кто-то в салоне был посвящен в ее планы. Впрочем… Хотя я, быть может, и не должна говорить этого… Были какие-то разговоры в раздевалке о том, что у нее якобы роман с одним человеком, приходившим в салон с одной из клиенток. Правда, никто не знает, кто он. Она держала это в секрете. Только когда она так внезапно уволилась, мы подумали: или он предложил ей выйти за него, или… — Она красноречиво пожала плечами и впервые за все время разговора проявила любопытство: — Так вы знакомы с Бетиной, синьорина? Вы что, потеряли друг друга из виду?

— Нет, я с ней не знакома. Только один раз видела ее в салоне. А справки навожу, чтобы помочь… другому человеку. Должно быть, с моей стороны было бы чересчур — надеяться, что вы дадите мне ее адрес?

— Нет, я могла бы раздобыть его для вас. Только это вряд ли поможет. Я слышала, она уехала. — Девушка замялась. — Но ведь вы, синьорина, не воспользуетесь тем, что я передала вам эти слухи?

— Конечно, нет. Можете быть спокойны, — уверила ее Аликс. — Да и со своей стороны я была бы вам чрезвычайно признательна, если бы вы не рассказывали в салоне, что я интересовалась Бетиной Вальди. Большое спасибо. Вы мне очень помогли.

— Пожалуйста.

Заговорщицки улыбнувшись друг другу, они обменялись рукопожатием и разошлись. «Можешь не сомневаться, — мысленно прибавила ей вслед Аликс, — что я никогда не воспользуюсь тем, что ты мне рассказала».

И действительно, подозрения и совпадения — это одно, и совсем другое — найти Микеле.

Прошло еще несколько дней. В один из вечеров Леоне сделал синьоре предложение, которое должно было стать своего рода вехой на пути к ее окончательному выздоровлению. Произошло это за ужином.

— В предстоящий вторник мне нужно будет принять иностранных гостей, — сообщил Леоне. — Гости самые разные: англичане, немцы, французы. Среди них будет несколько женщин. Вот я и подумал, мачеха, не согласилась бы ты быть хозяйкой на этом вечере? — спросил он, оставив без внимания хмурую гримасу, омрачившую лицо Венеции, и благодарный взгляд Аликс.

— Ах, Леоне, пожалуйста, только не это! — залепетала синьора. — Пожалуйста, не проси! Ведь я так давно не развлекала гостей. Лучше попроси Венецию, как обычно. Ей нравится делать это для тебя. Ведь правда же?

Но Леоне, не желая слушать, отрезал:

— На этот раз я прошу тебя. К тому же тебе не придется возиться с ними здесь. Моя секретарша все продумала и уже заказала столики в «Хасслере». Так что от тебя требуется только присутствовать и получать удовольствие от приятного общества. Вот и все. Согласна?

— Ах, Леоне, я, право, не знаю. Ведь там будут одни иностранцы!

— Не одни. По меньшей мере, четверо из гостей знакомы с тобой.

— Но Венеция могла бы… — Синьора перевела беспомощный взгляд на Аликс. — Даже не знаю, что и сказать. Как мне быть? Соглашаться?

— Мне бы хотелось, чтобы вы согласились, — решительно сказала Аликс.

— Тогда я попробую. — Она повернулась к Венеции. — Дорогая, тебе не обидно, что Леоне просит на этот раз меня?

Венеция заносчиво вздернула подбородок:

— Обидно? Вот еще! Тоже мне потеря! Провести вечер с каким-то старьем, у которого только и разговоров что о ювелирных магазинах. В прошлый раз там не было ни одного мужчины младше сорока, и все они так увлеченно обсуждали дела, что им вообще было безразлично, кто хозяйка вечера.

— А по-моему, наоборот. Дай я им номер твоего телефона, они бы в очередь за ним выстроились, — сухо заметил Леоне и, обращаясь к мачехе, прибавил: — Значит, договорились? Не волнуйся. Обещаю, что вечер не будет для тебя утомительным.

— Хорошо. Только бы здоровье не подвело, — согласилась синьора.

Однако к концу недели ее решимость начала иссякать. Она потеряла аппетит, и, несмотря на то, что в понедельник уже приготовила на завтра платье и драгоценности и даже посетила парикмахера, Аликс поняла, что нервы ее на пределе от ощущения важности возложенной на нее задачи.

Аликс поначалу надеялась, что синьоре удастся преодолеть себя, и изо всех сил старалась ее приободрить, но потом сомнения и жалость взяли верх.

— Мы пытаемся заставить ее бегать раньше, чем она научилась ходить, — решительно заявила она Леоне. — Мы слишком многого от нее хотим. А она чувствует себя виноватой из-за того, что обещала вам, и боится вас подвести.

— Она это сама сказала?

— Нет, но я это чувствую. Она напряжена до предела. Не кажется ли вам, что лучше снова попросить Венецию?

Однако, когда на следующее утро выяснилось, что сильнейшая головная боль и высокая температура напрочь исключили участие синьоры в предстоящем банкете, Венеция заявила, что имеет на вечер собственные планы.

— Сожалею, но у меня уже назначена встреча, — беззаботно заявила она. — В конце концов, ты вполне мог бы обойтись и без хозяйки.

— А я так не думаю, — отрезал Леоне и вдруг повернулся к Аликс. — Скажите, Аликс, не могли бы вы заполнить собой эту брешь?

— Я? Но… — Аликс смутилась. — Да я, право, и не очень-то умею. Кроме того, как мы оставим синьору Париджи одну?

— Я посоветуюсь с доктором. Возможно, все обойдется несколькими часами сна, и горничная посидит с ней до нашего возвращения. — Он помолчал. — Думаю, вы не откажетесь выручить ее?

— Я буду стараться.

— Можно подумать, эти индюки смогут понять, стараешься ты или нет, особенно если Леоне напоит их как следует, — недовольно пробурчала Венеция. Чуть позже она спросила у Аликс: — Ну и что же ты собираешься надеть на это сборище?

— Думаю, платье, которое подарила мне мама Микеле на день рождения. Я его еще ни разу не надевала, — ответила Аликс.

— Когда мне приходится оказывать Леоне эту услугу, он всякий раз покупает мне новое платье. Заставь его сделать то же самое. — Венеция помолчала и ядовито прибавила: — В конце концов, он уже не первый раз платит за твои шмотки. Разве не так?

Не в силах спорить с очевидным, Аликс смутилась и покраснела. Но как узнала Венеция? Однако та сама ответила на вопрос:

— Не бери в голову. Никто тебя не выдавал. Просто я случайно видела чек на столе у Леоне. «Хорошенькое дельце! — сказала я себе. — Интересно, что все это значит?» Я поинтересовалась у Микеле, и он сказал, что это его подарок, — просто у него не было своих денег и Леоне выручил его. Думаешь, я ему поверила? Только какое это имеет значение? Ведь ты сама говорила, что одеваешься в «Луиджи». Я это делаю только потому, что платит Леоне. Вот я и удивляюсь: с какой стати он платит за тебя?

Поняв по лицу Аликс, что слова эти произвели на нее должный эффект, Венеция зевнула и жеманно удалилась, не дожидаясь ответа на свой вопрос. Но у Аликс уже родился свой.

Как долго еще должна она выносить эти тычки? И что на самом деле кроется за такой откровенной враждебностью Венеции? В прошлый раз она заподозрила, что Венеция, как «собака на сене», попросту ревнует к ней Джиральдо Торре. Но сейчас Аликс поняла, что Венеция не намерена подпускать ее и к Леоне. «Как будто у нее есть для этого повод!» — с горечью подумала Аликс. Даже если тонкой женской интуицией Венеция заподозрила ее в чувствах к Леоне, все равно у нее нет оснований бояться. Разве способен он относиться к ней хоть сколько-нибудь теплее и как-то иначе, нежели как к просто соучастнице Микеле?

Прием подходил к концу. Аликс, хотя поначалу и волновалась, все же получила большое удовольствие от общения с гостями Леоне. С ними ей было куда легче, нежели в обществе, в котором вращалась семья Париджи, так как там любопытство по поводу исчезновения Микеле давно уже переросло в молчаливый, но явный вопросительный знак.

Эти люди много разъезжали по свету, много знали и были интересными собеседниками. Они увлеченно рассказывали о своей работе и восприняли Аликс как равную — Леоне представил ее как друга семьи, гостью, приехавшую пожить у них на вилле и согласившуюся заменить синьору Париджи.

Ужин проходил в ресторанчике, расположенном в уединенном месте, вдали от освещенного грохочущего города. После ужина все разошлись по интересам — одни потанцевать, другие — в бар. Перед тем как расстаться, все снова собрались вместе, выпили на прощанье и разъехались. Проводив гостей, Леоне собрался домой.

Они держали путь на юг, через Рим и его пригороды, по старой Аппианской дороге, тянувшейся ровной лентой и освещенной яркой луной. Аликс было жаль, что этот приятный вечер, где она смогла почувствовать себя самой собой, закончился.

Сейчас она была довольна, что хотя бы просто сидит рядом с Леоне, но мысленно Аликс представляла, что когда-нибудь могла бы и впрямь по праву занять это место. Упоенная безмятежностью теплой итальянской ночи, она наслаждалась тишиной, и Леоне не стал беспокоить ее разговорами.

Они теперь ехали по горной дороге на Кастельян-дольфо, и при виде мелькнувшей вдалеке полоски озера Аликс встрепенулась. Был поздний час, и почти все виллы, выходившие фасадом на озеро, стояли погруженные в темноту. Безмятежную гладь озера освещала лишь полоска лунного света. Аликс не могла сдержать восторженного возгласа, Леоне затормозил и остановил машину.

— Может, спустимся к воде? Здесь есть тропинка, — предложил он.

Как Аликс хотелось этого! Но она сказала:

— Сейчас уже очень поздно, и… — Она указала на высокие каблуки туфель.

— И в самом деле поздно, только лишние пятнадцать минут погоды не сделают. Тут неподалеку есть прекрасная площадка. Оттуда открывается изумительный вид.

Съехав на обочину, он оставил машину под соснами и помог Аликс выйти.

— Вот, можете бесплатно полюбоваться на здешние прелести. Какой-нибудь местный проводник запросил бы с вас сейчас двести лир.

Они подошли к выступу над обрывом, представлявшему собою нечто вроде смотровой площадки и огороженному каменным бордюром высотою по пояс, на который можно было облокотиться. Внизу раскинуло свои темные воды озеро Альбано.

Аликс неохотно высвободила у него руку и, облокотившись на балюстраду, устремила взгляд на озеро. Леоне тоже некоторое время смотрел вниз, потом повернулся к ней. Боясь встретить его взгляд, Аликс не отрывала глаз от озера. Ей почему-то подумалось: если бы они были любовниками, они бы сейчас держались за руки и его долгий, глубокий взгляд означал бы совсем другое. Ах, если бы…

Однако Леоне невольно произнес вслух ее мысли:

— Вы сейчас, наверное, подумали, что обстановка располагает к несколько другим отношениям? И что одно дело — согласиться полюбоваться прекрасным видом, и совсем другое — поощрять всякую романтическую чепуху, которой не предполагает наш контракт. Так ведь?

— Не понимаю, что вы подразумеваете под «романтической чепухой», — солгала Аликс.

— Не понимаете? — В его голосе слышалась явная недоверчивость. — Вот уж не поверю. Даже если учесть, что ухаживания Микеле были ненастоящими, вы, как всякая женщина, не можете не догадываться, на что надеется каждый мужчина, оказавшись наедине с дамой в столь поздний час под луной среди таких идиллических декораций.

Сердце Аликс бешено заколотилось, но она решила не давать опрометчивого ответа.

— Не каждый, — возразила она. — А только тот, кто уже показал мне свои чувства и которому я позволила это сделать. Вот тогда я действительно могла бы догадываться, чего он хочет.

— И вы бы не стали противиться, даже зная, что он мечтает о близости? Да, это привилегия, в которой отказано мне. Ведь я для вас не такой мужчина. Так ведь?

Аликс неопределенно пожала плечами.

— Так я и думал. А что, если я все-таки попытал бы счастья?

— Вы…

Но Аликс не успела договорить — Леоне привлек ее к себе и крепко прижал. Глаза его сверкали, а железные объятия доставляли Аликс сладкую боль.

— Ну что, посмотрим, настоящий ли я итальянец? Умею ли целиком отдаваться чувствам?

С этими словами он прижал ее еще крепче и страстно поцеловал. Аликс хотелось, чтобы это мгновение не кончалось, но она спохватилась. Нет, это безумие! Она вырвалась, задыхающаяся и смущенная.

— Это было…

— Нечестно с моей стороны? Хотите сказать, что сама вы не настолько итальянка, чтобы по-итальянски воспринимать подобные порывы?

Аликс покачала головой.

— Возможно, вам стоит попробовать. Нужно же когда-то постигать азбуку любви. В конце концов, откажись вы сразу выйти со мной сюда, я бы не возносился до небес.

Она удивленно смотрела на него:

— Но я согласилась, и вы сочли, что я соглашусь и на другое.

— Ничего подобного. На этот счет вы не оставили никаких сомнений. Скажем только, что ваше согласие подтолкнуло меня к мысли попытать счастья. И хотя я получил куда больше удовольствия, чем вы даже могли бы представить, никакая итальянская кровь не заставила бы меня удерживать вас силой, ибо я вижу, что флирт сам по себе вам неприятен. Предлагаю забыть об этом.

Подавленная и растерянная, Аликс отвернулась, и тогда он вдруг нежно провел рукой по ее волосам.

— Поедемте домой. Во всем, должно быть, виновата луна, и обоим нам, похоже, не мешало бы отдохнуть.

В машине он молчал, и когда Аликс хотела с ним заговорить, оборвал ее на полуслове твердым «Нет».

Повернувшись и пристально глядя ей в лицо, он сказал:

— Пожалуйста, давайте больше не будем об этом. Отложим все разговоры до утра, а тогда вы, быть может, сочтете, что и говорить не о чем.