27 МАРТА 1946 ГОДА

Все та же комната, но узнать ее стало нелегко – ведь война кончилась и жизнь снова вошла в свою мирную колею. Вечерний час. Лика, двадцатилетняя, самостоятельная девушка, с удобством сидела на тахте, вокруг нее были разложены учебники, институтские записки. Негромко зазвучало радио. Диктор излагал сведения, касающиеся мартовских дней 1946 года. Зазвонил телефон. Лика умерила радио, сняла трубку.

Лика. Да, я слушаю… (После паузы.) Ого, какое внушительное молчание. Интересно, будет ли оно нарушено? Откликнитесь… (Вскрикнула.) Что?… Это ты?… Наконец-то… Когда ты приехал?… Конечно, жду; я еще вчера получила телеграмму… Странно? Чему я должна удивляться?… Четыре года не виделись, ты приехал с того света и стоишь почему-то внизу, и мы говорим по телефону!… Сейчас же поднимайся наверх. Лифт теперь работает… (Опустила трубку, вскочила с тахты, в волнении прошлась по комнате. Засмеялась вдруг и погрустнела и посмотрелась в маленькое зеркальце. Попробовала навести порядок в комнате, – но тут услышала звонок. Быстро вышла и через мгновение вернулась и сказала, оглянувшись на дверь.) Ну, входи же…

В комнату вошел Леонидик, в солдатской шинели, повзрослевший, изменившийся.

Леонидик. Погоди… (Молча подошел к креслу, сел, закрыл глаза рукой.)

Лика. Ты что молчишь?

Леонидик (открыл глаза, улыбнулся). Вот об этой минуте я и мечтал четыре года. (Встал с кресла.) Можно, я тебя поцелую?

Лика порывисто поцеловала его.

(Оглянулся.) Как здесь изменилось все… Вот тут стоял мой топчанчик, а здесь наша печурка…

Лика. Что же ты шинель не снимаешь?

Леонидик. Видишь ли… У него это не слишком ловко получается. (С некоторым трудом снял с себя шинель, и Лика поняла, что вместо левой руки у него протез.) Вон какая история.

Лика (почему-то улыбнулась). Ладно. Война. Так полагается.

Леонидик. Конечно. (Тоже улыбнулся.) Собственно, из-за этого он и мямлил тебе что-то по телефону… Не хотелось пугать.

Лика. Господи, то ли я еще видела. Тебе просто повезло.

Леонидик. Не совсем. Я потерял ее в Хайларе за неделю до капитуляции. Было немножко обидно. (Словно оправдываясь.) Я ведь писал, что был ранен. И из Маньчжурии и из Хабаровска… (Смущенно.) Ну, а в подробности не хотелось вдаваться.

Лика. Я понимаю.

Леонидик (засмеялся вдруг). Слушай, неужели я вернулся? Взял да и вернулся?…

Лика (тоже засмеялась). Ты вернулся – честное слово!…

Леонидик. Когда сегодня утром он увидел Невский и там вдали Адмиралтейскую иглу… и это, единственное в мире, ленинградское небо… (Смешался.) Я смешно говорю?

Лика. Вовсе нет… (Тихо.) Я все понимаю.

Леонидик (сунул ей сверток). Это тебе.

Лика. Туфельки?…

Леонидик. Домашние, японские… Правда, смешные? И совершенно удивительный гребень.

Лика (примерила гребень перед зеркалом). Ух ты, на Кармен похожа!… (Обернулась к Леонидику.) Спасибо… Ты внимательный, замечательный и удивительный. Чаю хочешь?

Леонидик. Мечтаю.

Лика (включила электрический чайник). Тогда жди.

Они сидели и смотрели друг на друга.

Леонидик. Ну, говори…

Лика. О чем?

Леонидик. Как жила. Что было.

Лика. А я иногда думаю: чего же не было? Пожалуй, все было. (Помолчала.) Да ведь ты из писем моих знаешь… После того как вы в армию ушли, я узнала о смерти мамы… Об отъезде уж и речи быть не могло – пошла в госпиталь… Да и куда ехать? Так и жила – училась, работала… Ну, обстрелы, конечно, очень мешали. (Улыбнулась.) Так и жила.

Леонидик. А сейчас?

Лика. На втором курсе медицинского.

Леонидик. Словом, исполнение всех желаний?

Лика (помедлила). Не всех.

Леонидик (неуверенно). Старайся.

Лика (усмехнулась). Не от нас зависит.

Леонидик. Нет. Все будет хорошо.

Лика. Думаешь?

Леонидик. Уверен. (Погладил ее руку чуть дольше, чем надо бы.)

Лика. Чайник вскипел.

Леонидик. Молодец.

Лика. Кто?

Леонидик. Чайник. Вовремя вскипел.

Молчание.

Лика (занялась чаем). Где ты остановился?

Леонидик. У двоюродного брата. Он еще весной из эвакуации вернулся. Это что за варенье?

Лика. Айва.

Леонидик. Мы с ним непохожие. Уживемся вряд ли. (Весело.) В сущности, ты осталась у меня одна. Одна на всем свете.

Лика. Одна?

Леонидик. Ты и Марат. Нас трое. То, что было тогда, весной сорок второго, не забудется. Правда?

Лика. Правда.

Они молчат, погруженные в воспоминания.

Леонидик. Хорошее варенье.

Лика. Положить еще?

Леонидик. Клади… Помнишь, как я съел мед, который тебе прислала мама?

Лика (улыбнулась). Марат страшно горевал.

Леонидик. Он только такой вид делал, а сам все время меня подкармливал… Смешной Марат. (Поглядел на нее.)

Лика. Да. (Не сразу.) Что ты намерен делать дальше?

Леонидик. Ему это еще не совсем ясно.

Лика. А все же?

Леонидик. Есть возможность устроиться в газете. Три года фронтовой журналистики – не пустяк. Но газета – это только плацдарм. Он, видишь ли, привез чемодан стихов…

Лика. И как, попадаются нынче хорошие?

Леонидик. Хорошие – еще нет. Сносные – стали попадаться.

Лика. И то хлеб.

Леонидик. Я съем всю твою айву.

Лика. Нам не жалко, ешь, газетная крыса.

Леонидик. Э, нет, первый год он был на передовой. Удивительно его тогда щадила война, удивительно. У него ведь и друзья тогда были, но в живых осталось… Да, ему всегда замечательно везло, даже когда он попал в эту комнату. Увидел тебя и съел твою посылку.

Лика. А теперь тебе не везет?

Леонидик. Пожалуй, везет и теперь. Видишь, как всегда, все у тебя съел. (Показал на протез.) Ему только раз не повезло.

Лика (негромко). Как это случилось?

Леонидик. Задержал парашютиста.

Лика. Ты смеешься?

Леонидик. Честное слово.

Лика (усмехнулась). Забавно – если это правда.

Леонидик (не сразу). Он по-прежнему не пишет?

Лика. Нет. За все эти годы я получила от него три поздравления. Он отправлял их в день моего рождения. В сорок третьем году, в сорок четвертом и в сорок пятом…

Леонидик. И это были только поздравления? Он не давал своего адреса?

Лика. Нет. (В голосе ее прорвалось отчаяние.) Нет!… (Помолчала.) Налить еще чаю?

Леонидик. Он прикончил айву.

Лика. Грызи баранки.

Леонидик. Ладно, наливай… (Попробовал баранку.) Однако… (Постучал баранкой о стол.) Ну и ну.

Лика. С чаем сойдут. (Порывисто взяла его за руку.) Леонидик!… (С надеждой.) Ты думаешь… он жив?

Леонидик (улыбнулся). Вероятно, мы узнаем об этом в день твоего рождения – через две недели… должно прийти поздравление.

Лика. Он не мог забыть нас… правда?

Леонидик (твердо). Он не смел.

Лика (вдруг спокойно, с какой-то уверенностью). Его убили.

Леонидик. Он просто чудак. (Не сразу.) Баранки несъедобны абсолютно.

Лика. Значит, не понравился тебе двоюродный?

Леонидик. Не понравился. Честолюбием не обладает.

Лика. Это большой порок?

Леонидик. Немалый, на мой взгляд.

Лика. Оставайся у меня… по старой памяти. Как-нибудь перегородимся.

Леонидик (засмеялся, подошел к ней, поцеловал в висок). Спасибо… Не те времена.

Лика. Ты уходишь?

Леонидик. Чай выпит, айва съедена, баранки несъедобны…

Лика (серьезно). Ты дурак?

Леонидик (подумал). Да.

Лика. А завтра придешь?

Леонидик. Если надо.

Лика. Мне надо.

Леонидик. Тогда приду. (Решился надеть на себя шинель, но это не сразу удалось ему.)

Лика. Я помогу.

Леонидик (резко). Нет.

Лика. Почему?

Леонидик. Он все должен делать сам. (Улыбнулся.) Иначе ему крышка.

Лика. Ого.

Леонидик. Виктория! – шинель надета. (Двинулся к двери.)

Лика. Странно, правда?… Мы так и не рассказали ничего друг другу.

Леонидик. Ты думаешь?

Они снова помолчали.

До завтра. (Быстро уходит.)

17 АПРЕЛЯ

День кончался, но комната была еще полна весенним солнцем. Леонидик уютно уселся на подоконнике, почитывая книгу.

Лика (вошла в комнату). Здрасте.

Леонидик. К ответу! Опоздала на сорок минут!

Лика. Происходило общее собрание. (Недоуменно, но весело.) А как ты здесь очутился?

Леонидик. За эти три недели я стал необычайно популярен в квартире. Учти, теперь соседи впустят меня даже ночью.

Лика. А ты тип, оказывается.

Леонидик. Любимец публики! Пленил всех твоих старушек. Тетя Муся даже спросила, скоро ли я тут пропишусь.

Лика (перестала улыбаться). А что ты ей ответил?

Леонидик (помедлив). Сказал, что справки на эту тему выдаешь ты.

Лика. Это не самая лучшая твоя шутка.

Леонидик (помрачнел). Прости.

Лика. Ты взял билеты в кино?

Леонидик. На девять в «Титан», как условились.

Лика. Ты молодец.

Леонидик. Не совсем в этом уверен.

Лика (тихо). Не надо сердиться. Ладно?

Леонидик. Он и не сердится. Но у него чертовски трудное положение.

Лика (слабо улыбнулась). Не стоит об этом.

Леонидик. Ладно… можно и о другом. Ты права. Ужасно права. У меня, кстати, есть идея… Поужинаем перед кино в каком-нибудь не слишком захудалом ресторанчике.

Лика. Шикарное предложение. Тебе, кстати, не кажется, что ты пьешь больше, чем это полагается по норме?

Леонидик (серьезно). Видишь ли, если считать, что я пью с горя, то я, вероятно, здорово недобираю до нормы.

Лика. Ты опять…

Леонидик (помолчал). Я нудный парень?

Лика. Не без этого. И, кстати, учти, у тебя очень неважнец со здоровьем. На будущей неделе пойдешь исследоваться в нашу клинику… Я договорилась.

Леонидик. Насколько понимаю – я пропал?

Лика. Война кончилась, миленький, пора взяться за разум.

Леонидик. Ладно. Но сегодня мы напьемся.

Лика. С чего бы это?

Леонидик (вынул из гимнастерки деньги). Первая получка.

Лика (обрадованно). Стихи?

Леонидик. Сатирический фельетон «Как Дормидонт производил ремонт».

Лика (чуть разочарованно). Я думала, за серьезное.

Леонидик. Поэзия не подлежит оплате. Напьемся?

Лика. Ну что ж, была не была.

Леонидик. Закажем молдавское вино «Лидию»… Помнишь, на твоем дне рождения мы выпили целую бутылку. «Лидия» – твоя тезка. Тебе ведь понравилось.

Лика. Очень. Выпила бутылку – сижу и плачу. История.

Леонидик (осторожно). Может быть, она еще будет… телеграмма.

Лика. Нет, три дня прошло. Время не военное, почта работает исправно. Не придет телеграмма. Только вот почему не придет? Забыл о нас… или нет его на свете? (Раздражаясь.) Какое твое рассуждение, товарищ Леонидик?

Леонидик (тихо). Не надо на меня сердиться. Разве я виноват, что с войны живой вернулся… а он нет?

Лика (не сразу). Не веришь, что он вернется?…

Леонидик не ответил.

И то… Зачем тебе в это верить?… Зачем он нужен тебе – Марат Евстигнеев?

Леонидик (сжал кулак). Ты что… что хочешь сказать?

Лика. Сам знаешь.

Леонидик (вскрикнул). Замолчи!

Лика (опустилась в кресло). Ой, плохо-то как…

Леонидик (медленно подошел к вешалке, снял шинель). Я пойду, пожалуй…

Лика. Нет!… Не оставляй меня, слышишь… (Тихо.) Мне очень будет плохо, если ты уйдешь сейчас.

Леонидик. Тогда я останусь.

Лика. Спасибо. Ты замечательный.

Леонидик. Замечательный, внимательный, удивительный.

Лика. Ты думаешь, я все еще его люблю? А я почти его забыла. И только себя помню – себя! – какой я тогда была. Смелой, веселой и счастливой. Я словно все еще принадлежу той девочке сорок второго года… во всем ей послушна.

Леонидик (подошел к ней). Погуляем по солнышку?

Лика. Только не воображай, что я несчастна… Я учусь любимому делу, буду врачом… Что может мне теперь помешать? Кто? (Весело.) Пошли на улицу! (Взяла шинель: решила помочь ему одеться.)

Леонидик (резко). Я же говорил… Не смей ему помогать! Он все должен делать сам.

Лика. Прости.

Позвонили два раза.

Это к нам. Подожди, я открою. (Ушла и тотчас вернулась.) Какой-то мальчишка со двора принес записку… (Раскрыла записку.) Марат!

Леонидик (подбежал к ней). Что с ним?

Лика. Прочти… (Отдала ему записку и, опершись на дверь, почти в забытьи, посмотрела на Леонидика.)

Леонидик. «Я приехал. Я сейчас поднимусь. Если ты меня забыла или не хочешь видеть, скажи пацану. И я скроюсь. Все. Герой Советского Союза Марат Евстигнеев».

Лика (не двигаясь). Он жив…

Леонидик. Видишь?

Лика (лихорадочно). Надо сказать мальчику… Где он? (Вскрикнула.) Ушел!… (Стремительно выбежала из комнаты.)

Леонидик (улыбнулся вдруг). Марик… (Почему-то вынул расческу, стал причесываться.)

Лика (вернулась). Понимаешь, в коридоре перегорела лампочка…

Леонидик. Успокойся.

Лика. Я открыла ему парадную дверь – это ничего, правда, миленький?

Леонидик. Что с тобой?

Лика. Немножко кружится голова.

Лика начала ходить по комнате. Леонидик смотрел на нее.

Я пойду ему навстречу…

Леонидик. Накинь пальто!

Лика. Пустяки! (Бросилась к выходу.)

В раскрытую дверь вошел Марат Евстигнеев. Шинель его была расстегнута, он в полной военной форме, гвардии капитан. Как ни странно, Марат почти не изменился – мальчишка по-прежнему, – только кожа его обветрилась и погрубела. Увидя Лику, он несколько мгновений стоял молча, словно изучая ее.

Марат. Привет.

Лика. Ты жив?

Марат. Конечно. (Двинулся к ней и вдруг заметил Леонидика.) Ты?! (Обнял его, поцеловал, и они долго стояли молча обнявшись.) Нам здорово повезло… верно?

Леонидик (улыбнулся). Да. Могло быть много хуже.

Марат. Что делал?

Леонидик. Пехота. Потом – военкор. А ты?

Марат. Разведка.

Лика. Марат!… Ты… ты забыл обо мне.

Марат. Он же солдат, глупая. (Поцеловал ее.) Ну, вот и все. А теперь пусть попробуют нас одолеть. (Сбросил с себя шинель.)

Лика. О ком ты говоришь?

Марат. Не знаю.

Леонидик (поглядел на его ордена). Ого, звездочка!…

Марат. А ты думал.

Лика (почти шепотом). Но… почему ты не писал?

Марат. Мало ли почему. Важно, что я вернулся. Остальное не имеет значения. (Леонидику.) Разве не так? (Поглядел на них.) Стоп!… А вы не поженились?

Леонидик. В положительном смысле этот вопрос пока не решен.

Марат. Вы, ребята, молодцы.

Лика. Три дня назад… я так ждала твою телеграмму.

Марат. Но тогда я сорвал бы весь эффект… И разве все получилось бы так красиво?

Лика (чуть насмешливо). Слушай, Леонидик, а может быть, он украл эту звездочку?

Марат (возмущенно). Что?

Лика. Забавно… А я думала, что ты погиб.

Марат. Плохо ты меня знаешь. (Леонидику.) Верно? (Ударил его по руке и замолчал – понял, что у него протез.) Прости…

Леонидик (словно извиняясь). Что поделаешь.

Марат (серьезно). Мне это не нравится.

Леонидик (улыбнулся). Мне тоже.

Марат (резко). Мне это не нравится больше, чем тебе.

Леонидик. Почему?

Марат. Когда-нибудь я тебе скажу об этом.

Леонидик (Лике). Я, пожалуй, слетаю в магазин… Отличный повод произнести тост.

Марат. За кого ты принимаешь меня, Леонидик? (Вынул из шинели бутылку коньяка.)

Леонидик. Восхитительно.

Марат. А ты думал… (Открыл бутылку.) Ты более чем красива, Лика… Ты как солнце. На тебя можно смотреть, только прищурившись.

Леонидик (налил коньяк, поднял рюмку). За что?

Марат (подумав). Молча.

2 МАЯ

Снова солнечный день. Настежь распахнуты окна. Далекая музыка. Внимательно слушала Лика беспокойно шагавшего по комнате Марата.

Марат…Из Берлина я летел на «Дугласе», погода была ясная – ни облачка, и все проклятое разорение было как на ладошке. (С какой-то внутренней яростью.) Осенью буду в институте. Буду! А потом начнем строить мосты. Мосты! Святое дело. То, что соединяет. (Задумался.) Мне скоро двадцать два, – когда-то я считал, что это половина жизни. Ерунда, конечно. (Подошел к Лике.) О чем мы только не мечтали тогда – в сороковом…

Лика (усмехнулась). Да… Похоже на фотопленку, которую впопыхах случайно засветили.

Марат. Когда две недели назад я вошел в эту комнату, я не знал, что все так непросто. Берлин был взят год назад, но только здесь, в Ленинграде, я понял, что война кончилась. Безвозвратно.

Лика. Ты жалеешь об этом?

Марат. Мне немножко страшно.

Лика. Страшно?

Марат. Ну одиноко, что ли… Точно я опять лишился семьи. (Оглянулся.) И никого нет.

Лика. Никого?

Марат. Прости. Мне надо привыкнуть…

Лика. К чему?

Марат. К жизни. К тебе. (Усмехнулся.) Я не всегда верю, что остался жив… И что ты – это ты.

Лика (тихо). Возьми да поверь…

Марат (он думал о своем). Иногда они кажутся десятками лет, эти четыре года… Их не забудешь.

Лика. Ты… любил кого-нибудь?

Марат. Всякое бывало. Можно, конечно, и не говорить об этом, но поглядим лучше правде в глаза.

Лика. Ладно, поглядим.

Марат. Что ты?

Лика. Чепуха.

Марат. Да, смешно… Ходил-ходил по свету и, кажется, ни черта не знаю о себе. (Неожиданно.) Ты знаешь что-нибудь о себе?

Лика (в запальчивости). Все!

Марат (резко). И это «все» – выдумки!

Лика не ответила.

Какой у тебя медальон красивый.

Лика. Нравится? Это ты мне его подарил.

Марат. Что ты врешь… когда?

Лика (с какой-то исступленной радостью). В прошлом году в день моего рождения. Его продавала одна старушка. Деньги, правда, за него заплатила я, но поверила, что это ты… И всегда буду верить.

Марат (не сразу). Спасибо. (Отошел к окну, обернулся.) Ты придумала… с медальоном?

Лика. Может быть.

Марат. Это красиво, во всяком случае.

С улицы донеслась мелодия вальса, под который они танцевали в сорок втором, в день ее рождения.

Помнишь?

Лика (тихо). Да…

Они молча стояли и слушали.

А потом вошел Леонидик…

Марат. И съел твою посылку. (Посмотрел на часы.) Где он, кстати? Мы ведь в три встретиться условились.

Лика. Явится. Он аккуратный.

Марат. Он здорово изменился. В сорок втором старшим был я. Сейчас не так.

Лика. И тогда было не так.

Марат. Хочется, чтобы ему было хорошо.

Лика. Очень.

Марат. Стихи-то его стоят чего-нибудь?

Лика (задумчиво). Они какие-то непростые.

Марат. Это плохо?

Лика. Может быть. Во время войны я Тургенева любила, Толстого… Зачитывалась как ненормальная… А сейчас детские книги люблю. Особенно веселые. (Засмеялась.) По-моему, четырнадцать лет – лучшая пора жизни.

Марат. Четырнадцать – это шикарно!

Лика. Кхе-кхе-кхе!… Мы с тобой, как два старичка.

Марат (неожиданно). Да, хотелось, чтобы он был счастлив.

Лика. С левой рукой ему не повезло.

Марат. Нет, это мне не повезло. (Поглядел на нее.) Он говорил, что любит тебя?

Лика. Нет… пожалуй.

Марат. Только все равно видно.

Лика. Ты ведь тоже не говорил.

Марат. Погоди, скажу еще. Может быть.

Лика. Может быть?

Марат. Не люблю толкучки. (Не сразу.) А стоит?

Лика. Сначала скажи, а там посмотрим.

Марат. У Леонидика передо мной большие козыри.

Лика. Какие?

Марат. И потом, я ужасно гордый, Лика. Я такой гордый, что мне иногда самому противно. Мне вон в общежитии паршивую комнатенку дали. Не жалуюсь – герой все-таки.

Лика. Марик… я давно хотела сказать – эта комната, конечно, принадлежит тебе и…

Марат (прервал ее). Об этом – замри.

Лика (насмешливо). В тот день они спорили о жилплощади.

Марат. Ни о чем они не спорили. В том и беда.

Леонидик (почти вбежал в комнату). Конитива! Конитива! – добрый день по-японски. (Начал долго и церемонно кланяться.) А за сим последует раздача первомайских подарков. (Лике.) Тебе – подснежники, а Герою Советского Союза – «уйди-уйди»… Главный приз – раскидай – будет разыгран несколько позже.

Марат. По-моему, военкор, ты где-то нагрузился.

Леонидик. Выпита сущая малость, да еще с моим унылым кузеном. (Поставил на стол принесенную бутылку вина.) Жажду продолжения.

Лика. Я тебя сейчас выгоню отсюда, вот что!…

Леонидик. Марат тебе не позволит. Марат любит меня – он друг народа.

Марат стал ожесточенно дудеть в пищалку.

Марат, скажи ей, что ты меня любишь… И где штопор, в конце концов?

Марат. Дай ты ему штопор.

Лика. И не подумаю! В клинике его смотрели лучшие профессора – у него тридцать три болезни, а сердце вообще ни к черту.

Леонидик (подмигивая). Он скоро умрет, Марат.

Лика. Вот дурак.

Леонидик. Дашь ты нам штопор?

Лика. Нет.

Леонидик. Первое мая – международный праздник трудящихся.

Лика. Нет.

Леонидик. Встреча боевых друзей.

Лика. Эта встреча длится две недели.

Леонидик (патетично). Я больше не буду!

Лика (дала ему штопор). И чтобы это было в последний раз.

Леонидик. Какой разговор, дитя мое. (Подошел к окну.) А правда, сегодняшний день какой-то довоенный? Флаги на кораблях, музыка, танцы – как будто не было смерти и разрушения, не было этих пяти лет!

Марат (резко). И все-таки они были! Помнишь, я спорил с тобой, Лика, хотел, чтобы после войны все было как прежде? Ты оказалась права – вчера, на параде, я понял это. По-прежнему играли оркестры, шли войска, родители несли детей, но все было полно другого значения, и я вдруг ясно увидел, что мы живем уже в каком-то новом летоисчислении и прежнее не вернется.

Лика (осторожно). Может быть, потому что мы стали другие?

Леонидик. Мы? А кто они такие – мы – интересно бы узнать.

Лика. Мы… те, кто, став взрослыми, читает детские книги.

Леонидик. Я дрался с японцами, когда на Хиросиму упала атомная бомба. В тот день я кое-что понял. (Помедлив.) Может быть, мы – это те, кто уцелел?

Марат (яростно). Нет! Те – кто победил! Именно так -победители! И если мы забудем об этом – нам крышка.

Леонидик. Ты пьян победой больше, чем полагается, детка. Бойся похмелья… Знаешь, что опаснее всего для победителя? Унаследовать пороки побежденного.

Марат. Очень уж ты… размышляешь.

Леонидик. Лика, обрати внимание, Марат не хочет, чтобы я размышлял… Он деспoт. Ура, в Россию скачет кочующий деспoт.

Лика. Перестаньте спорить! Надоело.

Леонидик. Присоединяешься к деспoту? Люблю тебя за ясность, Лика. А я тебя люблю – решительно заявляю об этом окружающим. Окружающие, вы поняли меня?

Марат. Ему, пожалуй, верно, хватит пить.

Леонидик. Зажим! Итак, граждане, мы обсудили, что такое победа. Обсуждаем следующий вопрос – что такое любовь… и с чем ее едят.

Лика (негромко). Не надо, Леонидик…

Леонидик. Слово Марату. Внимание, Герой Советского Союза – о любви. Прошу!

Марат (подошел к Леонидику). Болтаешь, болтаешь… Уши вянут! (Резко.) Если хочешь знать, настоящий мужчина и без любви проживет.

Леонидик. Прекрасно. А как стать настоящим мужчиной?

Лика (не сразу). Вероятно, Марат дает уроки.

Леонидик (Марату). Запиши меня – по субботам от трех до пяти. Попробовать, что ли?

Марат. Боюсь, тебе уже ничего не поможет.

Леонидик (вспыхнул). На твоем месте я бы так не шутил.

Лика (встревожилась). Ребята, сейчас же перестаньте.

Леонидик. Ну конечно, дамы обожают Героев Советского Союза.

Марат. Именно. И они не терпят слюнтяев.

Леонидик (вплотную подошел к Марату). Ты, видимо, забыл, что я потерял не правую, а левую руку.

Леонидик резко ударил Марата в подбородок, тот медленно повалился на пол.

Лика (бросилась к Марату). Негодяй… что ты с ним сделал?

Леонидик. Пустяки. Апперкот. Дай Голиафу нашатыря.

Лика (заметалась по комнате). Я его куда-то сунула…

Леонидик (сел за стол, повязал салфетку). У тебя нет еды? Ужасно есть захотелось.

Лика. Нечего сказать – хороши… Драку затеяли.

Леонидик. Он получил, что ему следовало, – вот и все. Ну, ты нашла нашатырь?

Марат (на полу). К чертям… Не надо нашатыря. Хорошо еще, что упал головой на ковер.

Лика. Выпей воды.

Марат. Ты прости меня, Леон, я наговорил лишнего.

Леонидик. Ладно, ты тоже не сердись… Я не думал, что мне так повезет.

Марат (трет подбородок). Да… Первосортный удар.

Лика. Вот дураки! (Поглядела на Марата.) Теперь у него синяк… Как же мы пойдем гулять на Неву?

Марат. А что? В праздники синяк – явление законное.

Леонидик. Надо найти медный пятачок.

Марат. Вот что значит недооценка противника.

Леонидик. Намотай это себе на ус до следующего раза.

Марат. Он мне снова угрожает, слышишь, Лика?

Лика (в шутку или нет?). Для настоящего мужчины, который и без любви проживет… пустяки!

Леонидик. А теперь – раскидай!… Лучший первомайский подарок! Радость октябрят! Он достанется – самому счастливому. Итак, выигрывает длинная спичка… Внимание. Тяните!

Все смеются.

26 МАЯ

Поздний вечер, но на дворе еще светло. В открытом окне виден кусок изумительного золотистого неба. Марат и Леонидик ждали Лику.

Леонидик. Который час?

Марат. Четверть одиннадцатого. Загуляла наша Лика. (Помолчал.) Зажечь свет?

Леонидик. Зачем? Сегодня полной темноты уже не наступит.

Марат. Стихами заговорил?

Леонидик. Глупец. Белые ночи – величайшее чудо.

Марат. Может, по домам?… Поздний час.

Леонидик. Если хочешь – иди. (Показал на себя.) Он останется.

Марат. Ты – личность.

Леонидик. Он не видел ее два дня. И очень соскучился. И не боится в этом признаться. Знаешь почему? Он не похож на настоящего мужчину. Говорит, что думает, делает, что хочет. Он весь на ладони.

Марат. И как тебе там – удобно?

Леонидик. Не дует. (Помолчал.) Ну что сидишь? Ты ведь уходить собрался?

Марат (посмотрел в окно). И верно, чудо. Небо – зеленое с золотом. (Не сразу.) Леонидик… ты в Саратове был?

Леонидик. Проездом.

Марат. Понравилось?

Леонидик. Так себе.

Марат. Я, может, уеду туда. Учиться.

Леонидик (повернулся к нему). Рехнулся… Зачем?

Марат. Фронтовой дружок зовет. (Улыбнулся.) И Волга там широкая.

Леонидик. Тебе-то что?

Марат. Красиво. Да и ты мне надоел здорово.

Леонидик. От тебя, положим, всего ждать можно.

Марат. Абсолютно. (Серьезно.) Ты как относишься ко мне?

Леонидик. Не представляю своей жизни без тебя, моя радость.

Марат. Не трепись. Я тебя люблю.

Леонидик (вдруг просто). Знаю.

Марат. Но это не меняет дела. Понял?

Леонидик. Конечно.

Марат. Кому-то из нас надо уехать. Хоть на время, что ли.

Леонидик. Может быть.

Марат. Ленечка… (Очень тихо.) Уезжай ты. Так лучше будет.

Леонидик. Кому?

Марат. Тебе. Это я верно знаю.

Леонидик (усмехнулся). А если уеду – стану настоящим мужчиной?

Марат. Угадал. (Страстно.) Нам друг другу врать нельзя. Не любит она тебя.

Леонидик. Может, и так, только об этом мы у нее самой спросим.

Марат. Хорошо ли будет?

Леонидик. Видишь ли, гражданин Марат, тот, кто имеет немного, даже малость боится потерять.

Вошла Лика, зажигает свет.

Лика. Вы что же это, типчики, в полутьме сидите?

Леонидик. Симпатично. Белая ночь за окном.

Лика. Я уж боялась, вы по домам разошлись. А вы вон какие стойкие оказались.

Марат. Это Леонидик стойкий.

Лика. А ты, конечно, убежать хотел? Ну и ступай себе. А мы с Леонидиком чай будем пить, я для него айву купила.

Леонидик. Слыхал, Марик?

Марат (махнул рукой). Женщины! (Весело.) Ладно, чай и я пить буду.

Лика. Сначала прощения проси, что уйти хотел.

Марат. Фиг! Не дашь чаю – застрелю твоего Леонидика к чертям собачьим.

Лика (захохотала). Вот дураки!… (Принялась хлопотать о чае.) А какой сейчас Ленинград удивительный… На Марсовом поле сирень распустилась, пахнет одуряюще… И над Петропавловской крепостью закат – как апельсиновая шкурка. У Невы, на каменных скамьях, влюбленные. Можно подумать – весь город с ума посходил. Сейчас поднимаюсь по лестнице, а на втором этаже парочка целуется. (Марату.) И кто бы ты думал? Твоя Лелечка из Тбилиси.

Марат. Пойти удавить ее, что ли?

Леонидик. А я мальчишкой девчонок не любил. Я только ревновал их.

Марат. Слышишь, Леон, а ты про любовь стишата пишешь?

Леонидик. Случается.

Марат (Лике). Хорошие?

Лика. Ничего себе…

Марат. Народ о любви обожает.

Леонидик. Видишь ли… Эти стихи я не для печати предназначаю.

Марат. Для кого же?

Леонидик. Для себя.

Марат. Ого! Заранее знаешь – это для народа, а это для собственного удовольствия? Какая-то у тебя двойная бухгалтерия получается…

Леонидик. Настоящий поэт, дитя мое, должен экспериментировать. Идти на риск!… Втягивать в это неподготовленного читателя – глупо!

Марат. Вот что, друг, есть и не трусливые любители чтения. И они хотят рисковать вместе с поэтом! Помнишь, поэзия вся – езда в незнаемое. А ты хочешь путешествовать туда один… Персонально!

Лика. Перестаньте кричать – и все по местам, чай вскипел! А ты, Марат, зря нападаешь на Леонидика. За что человек должен любить свою профессию? За то, что она заставляет рисковать, пробовать, ошибаться, идти своим непроторенным путем… Из всех профессий медицина самая рисковая, потому я и люблю ее… Вот моя мама – была обыкновенным заурядным врачом, хотя в юности и мечтала стать большим ученым… Не случилось… (Весело.) Но дети для того и рождаются на свет, чтобы свершить то, что не удалось их родителям… Даю слово: двадцатый век покончит со всеми болезнями… Я обещаю вам, братцы!

Марат. Дай нам лучше колбасы, нахалка.

Лика. Вот кончу институт – и тотчас за диссертацию! Иногда я проснусь и думаю: господи, ну кто, кто может помешать мне стать великим ученым? Кто этот враг?

Леонидик. А ты сама?

Лика. Что?…

Леонидик. Может, сама ты и есть единственный свой враг.

Лика. Нет, погоди…

Леонидик. А угадать врага – значит наполовину победить его.

Марат. Фашизм не надо было угадывать… а не было врага страшнее.

Леонидик. Кто знает. Тайный враг всегда опаснее явного.

Марат. Вы мне надоели! (Леонидику.) С тех пор как ты внял Ликиным запугиваниям и впал в трезвость, ты стал невыносим.

Лика. Марат, это непедагогично! Леонидик нервная, болезненная натура… А ты, вместо того чтобы поддержать меня, дразнишь его зачем-то.

Леонидик. Не дразни меня, Марик, – я почти при смерти.

Лика. А ты, легкомысленный дурак… сам не знаешь своего положения.

Марат. Безобразие… Из-за этого типа и мне теперь нельзя выпить ни капельки.

Лика (неожиданно). Вот мы все шутим, шутим, а мне почему-то грустно.

Марат (решительно). Сказать почему?

Леонидик. Погоди… не надо.

Марат. Ты ведь хотел этого.

Леонидик. Она знает сама, почему нам бывает невесело… Нам троим – когда мы вместе.

Лика (долго молчала). Миленькие… не надо про это.

Леонидик. Когда-нибудь все равно придется. (Кивнул на Марата.) Он в Саратов ехать собрался.

Лика. Ты?

Марат. Возьму и уеду. Поплачете без меня. (Помолчал.) Странно. Стемнело все-таки…

Леонидик. Он и мне уехать советовал. Сказал, ты меня не любишь.

Лика. У нас Марату все известно.

Леонидик. Это кто на гитаре играет?

Лика. Сосед на балконе. Он лирик.

Марат. Лихо исполняет.

Лика. Он и романсы поет.

Марат (показал на Лику). Влюблен?

Лика. Страшным образом. Ему шестьдесят скоро.

Леонидик. По нынешним временам – жених. Руки-ноги есть.

Марат. Тонко замечено.

Лика (Марату). А куда ехать собрался?

Марат. В Саратов. Как на твой вкус?

Лика. Не посещала.

Леонидик. Городок неплохой. Там и медицинский есть.

Марат. Там чего-чего нету.

Лика (посмотрела на Марата). Оттого и выбрал?

Марат. У меня там дружок.

Лика. А здесь дружков нету?

Марат. То-то и беда, что есть.

Леонидик (улыбнулся). Шикарно сказано.

Марат (угрюмо). Ладно… Кому-то надо уезжать.

Лика. Тебе первому, конечно?

Марат (пожал плечами). Разведчик.

Леонидик. Настоящий мужчина.

Лика. А ты?

Леонидик. А я – нет. (Вскрикнул.) Нет! Если ты прогонишь меня – вот тогда я уеду.

Марат. Он и мне так объявил. Цени.

Лика (очень резко). Замолчи ты…

Леонидик (положил себе еще варенья). Интересно… Никогда не видел, как растет айва.

Марат. Растет себе.

Леонидик. Нет, я сказал неправду – если ты меня прогонишь, я все равно с тобой останусь.

Лика (с вызовом). А почему?

Леонидик. Если тебя не будет – ничего не будет.

Лика (Марату). Молчишь?

Марат (почти весело). А что попусту болтать.

Леонидик. У тебя соседи не ругаются, что мы сидим так поздно?

Марат. У нас соседи хорошие. (Усмехнулся.) Эх, жилплощадь ты моя, жилплощадь…

Лика. Да… смешное слово.

Марат. Я в Дрогобыче был сильно влюблен в одну девицу. Когда я уезжал, она мне сказала: «Марик, не делайте глупостей, возвращайтесь: у меня такая чудесная жилплощадь».

Леонидик. Браво!

Лика. А ты в каком городе был сильно влюблен, Леонидик?

Леонидик. В Ленинграде.

Лика (Марату). Тебе за ним не угнаться.

Марат. Сознаю. Ты Тургенева не разлюбила.

Лика. Напрасно ты смеешься надо мной.

Марат. Смеха нет – одни слезы. (Встал из-за стола.) Ладно, хватит чудить. Кому-то удаляться надо. Мне или ему.

Леонидик (помертвел). Как ты скажешь, так и будет.

Лика. Ого, вы какие!… А я ведь и соседа могу выбрать. С гитарой.

Леонидик (прислушался, как играет сосед). Да, он старается.

Марат (неожиданно резко). Мне шутить надоело.

Лика. Тогда помолчим. (Не сразу.) Ты любишь меня, Марат?

Марат. Я бы сказал тебе, Лика, но я… (Засмеялся.)

Лика. Ты говоришь так, потому что… уверен во мне, да?

Марат. Говорю как говорю. Я ведь герой, Ликочка, об этом даже в газетах было.

Леонидик. Он любит тебя. Он сам сказал мне это.

Лика. Ого!… Берешь пример с настоящего мужчины?

Леонидик. С кем поведешься…

Лика. А теперь не про него, а про себя скажи.

Леонидик (очень серьезно). Я без тебя пропаду. Ты для меня сестра и мать. Весь белый свет.

Марат. Где уж нам.

Лика (подошла к Леонидику, провела рукой по его волосам). Налить еще чаю?

Леонидик (пытаясь улыбнуться). Коньячку бы сто грамм.

Марат (он побледнел). Коньяк я вам завтра принесу.

Лика. Уже светает… Какая ночь недолгая.

Занавес