ГЛАВА 13

ДЕР ТЕЛЕГРАФ, 31 августа 1947 года:

В БЕРЛИНЕ ПО-ПРЕЖНЕМУ НЕ ХВАТАЕТ ПРОДОВОЛЬСТВИЯ

— Если Лаубер написал завещание, я должен его заполучить.

— Почему это так важно? — спросила Сэлли.

— Потому что мне нужно знать, кто наследует акции «Дер Телеграф».

— Думаю, его жена.

— Нет, скорее всего, Арно Шульц. И в этом случае я напрасно теряю время — чем быстрее мы выясним, тем лучше.

— Но я не знаю, с чего начать.

— Попробуй обратиться в министерство внутренних дел. Раз тело Лаубера отправили в Германию, значит, теперь за него отвечает министерство.

На лице Сэлли было написано сомнение.

— Задействуй все наши связи, всех, кто хоть чем-то нам обязан, — сказал Армстронг, — обещай все, что угодно взамен, но найди мне это завещание. — Он повернулся к дверям. — Ладно, я — на встречу с Халлетом.

Армстронг вышел, и Бенсон отвез его в офицерскую столовую британского сектора. Он сел на высокий стул в углу бара и заказал виски, каждые несколько минут бросая взгляд на часы.

Напольные часы в холле пробили шесть тридцать, и пару минут спустя в зал вошел Стивен Халлет. Завидев Армстронга, он широко улыбнулся и подсел к нему.

— Дик. Огромное спасибо за ящик «Мутон-Ротшильда» 29-го года. Потрясающее вино. Должен признаться, я пытаюсь растянуть его до демобилизации.

Армстронг улыбнулся.

— Значит, надо организовать регулярные поставки. Поужинаем вместе? Может, поймем, почему все так восхищаются «Шато Бешевель» 33-го года.

Капитан Халлет впервые попробовал «Бешевель», запивая им пережаренное мясо, а Армстронг тем временем выяснил все, что нужно, о доказательстве подлинности завещания и о том, почему акции Лаубера автоматически переходят к его жене как к ближайшему родственнику, если завещание не будет найдено.

— А если она тоже умерла? — спросил Армстронг, когда официант выдернул пробку из второй бутылки.

— Если она умерла или пропала без вести, — Халлет сделал глоток из вновь наполненного бокала, на его губах играла улыбка, — первоначальный собственник должен подождать пять лет. После этого он сможет заявить свое право на акции.

Армстронг не мог делать записи, поэтому он повторял вопросы по нескольку раз, чтобы все основные сведения отложились в памяти. Халлету, похоже, было на это наплевать. Он явно догадывался, что затевает Армстронг, но не задавал вопросов, пока ему подливали вино. Разобравшись в юридических аспектах ситуации, Армстронг под предлогом, что обещал жене не задерживаться, оставил юриста наедине с наполовину полной бутылкой.

Выйдя из офицерской столовой, Армстронг и не подумал возвращаться домой. Ему не хотелось снова весь вечер объяснять Шарлотте, почему его демобилизационные документы так долго оформляют, в то время как многие их друзья уже вернулись на родину. Он приказал уставшему Бенсону отвезти его в американский сектор.

Сначала он навестил Макса Сэквилла и два часа играл с ним в покер. Армстронг проиграл двадцать долларов, но зато получил полезную информацию о передвижении американских войск, которая, как он знал, заинтересует полковника Оакшота.

Он расстался с Максом, когда проиграл достаточно для того, чтобы его пригласили снова. Потом перешел на другую сторону улицы и направился по аллее в сторону своего любимого бара в американском секторе. Там он присоединился к группе офицеров, отмечавших скорое возвращение в Штаты. После нескольких стаканов виски он вышел из бара, пополнив свой запас информации. Но он с радостью отдал бы все, что узнал, за то, чтобы хоть одним глазком взглянуть на завещание Лаубера. Он не заметил непьющего человека в гражданской одежде, который встал и вышел на улицу следом за ним.

Армстронг направлялся к своему джипу, как вдруг чей-то голос сзади окликнул его:

— Любжи.

Армстронг застыл как вкопанный, чувствуя легкое головокружение. Он резко повернулся и увидел мужчину примерно своего возраста, только намного ниже ростом и коренастее. На нем был серый штатский костюм, белая рубашка и темно-синий галстук. В темноте Армстронг не мог рассмотреть его лица.

— Вы, наверное, чех, — тихо произнес Армстронг.

— Нет, Любжи.

— Тогда вы чертов немец, — Армстронг сжал кулаки и шагнул к нему.

— Опять не угадал, — ничуть не испугался мужчина.

— Тогда кто вы такой, черт возьми?

— Скажем, я просто друг.

— Но я вас даже не знаю, — сказал Армстронг. — Может, хватит играть в игры? Скажите наконец, какого черта вам надо?

— Я просто хочу тебе помочь, — невозмутимо произнес мужчина.

— Интересно, как? — рявкнул Армстронг.

Мужчина улыбнулся.

— Например, покажу тебе завещание, которое ты так хочешь заполучить.

— Завещание? — нервно переспросил Армстронг.

— Ага, вижу, я коснулся «обнаженного нерва», как говорят британцы. — Мужчина достал из кармана карточку. — Заходи ко мне, когда будешь в русском секторе, — он протянул ему визитку.

В полумраке Армстронг не смог прочитать имя на карточке. Когда он поднял голову, мужчина растворился в темноте ночи.

Армстронг подошел к газовому фонарю и снова посмотрел на карточку.

Майор Федор Тюльпанов

Дипломатический атташе

Ленинплац, Советский сектор Берлина

На следующий день Армстронг доложил полковнику Оакшоту обо всем, что произошло накануне в американском секторе, и показал ему карточку майора Тюльпанова. Умолчал он только о том, что Тюльпанов назвал его Любжи. Оакшот сделал какие-то пометки в блокноте и сказал:

— Никому ни слова, пока я не наведу справки.

Не успел Армстронг войти в свой кабинет, как ему позвонил полковник и приказал немедленно вернуться в штаб. Бенсон мигом доставил его обратно. Когда Армстронг второй раз за это утро вошел в кабинет Оакшота, там находились еще двое в гражданской одежде, которых он никогда раньше не видел. Они назвались капитаном Вудхаузом и майором Форсдайком.

— Похоже, ты нашел клад, Дик, — заявил Оакшот, едва Армстронг сел. — Судя по всему, твой майор Тюльпанов служит в КГБ. Его считают там восходящей звездой. Эти два джентльмена работают в нашей службе безопасности. Они хотели бы, чтобы ты принял приглашение Тюльпанова, а потом доложил обо всем, что узнаешь, вплоть до марки его любимых сигарет.

— Я могу пойти сегодня же, — предложил Армстронг.

— Нет, — твердо возразил Форсдайк. — Это будет слишком очевидно. Лучше выждать пару недель, и пусть это выглядит как обычный визит. Если вы появитесь слишком быстро, у него непременно возникнут подозрения. Конечно, подозревать — это его работа, но зачем облегчать ему жизнь? Завтра в восемь утра приходите ко мне в кабинет на Франклинштрассе, и с вами проведут полный инструктаж.

Следующие десять дней служба безопасности каждое утро подвергала Армстронга стандартной обработке. Ему быстро стало ясно, что здесь его не считают своим. В конце концов, его знание Англии ограничивалось временным лагерем в Ливерпуле, службой в саперно-строительных частях, потом в Северном Стаффордширском полку и ночной поездкой в Портсмут перед отправкой во Францию. Обучавшие его офицеры считали Итон, Тринити-Колледж и Гвардию более подходящей базой для избранной ими карьеры.

— С этим нам не повезло, — вздыхал Форсдайк за обедом с коллегой. Им даже не пришло в голову пригласить за свой стол Армстронга.

Несмотря на их сомнения, десять дней спустя капитан Армстронг отправился в русский сектор, якобы за запасными деталями для типографских станков «Дер Телеграф». Убедившись, что нужного оборудования нет — хотя он и так об этом знал, — он пошел на Ленинплац и стал искать контору Тюльпанова.

Вход в громадное серое здание через арку с северной стороны площади не произвел на него никакого впечатления, а взглянув на секретаршу, сидевшую в обшарпанном кабинете на третьем этаже, Армстронг никогда бы не подумал, что ее босс — восходящая звезда. Она посмотрела на его визитку и, казалось, ничуть не удивилась, что капитан британской армии зашел к ним без предварительной договоренности. Она молча повела Армстронга по длинному серому коридору, на облезлых стенах которого висели портреты Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, и остановилась перед дверью без таблички с именем. Она постучала, открыла дверь и, шагнув в сторону, пропустила Армстронга в кабинет Тюльпанова. От неожиданности Армстронг застыл на пороге — перед его глазами предстала богато обставленная комната с антикварной мебелью и изысканными картинами на стенах. Однажды ему довелось побывать у генерала Темплера, военного коменданта британского сектора, и его кабинет выглядел не столь шикарно.

Майор Тюльпанов встал из-за стола и, мягко ступая по ковру, пошел навстречу своему гостю. Армстронг невольно отметил, что форма майора сшита гораздо лучше, чем его собственная.

— Добро пожаловать в мою скромную обитель, капитан Армстронг, — приветствовал его советский офицер. — Я правильно выразился по-английски? — Он даже не пытался скрыть насмешку. — Вы прекрасно рассчитали время. Не желаете ли со мной отобедать?

— Благодарю, — по-русски ответил Армстронг. Тюльпанов не выразил удивления по поводу смены языков, он проводил гостя во вторую комнату, где был накрыт стол на двоих. В голову Армстронга невольно закралась мысль, что майор ждал его визита.

Как только Армстронг сел напротив Тюльпанова, в комнату вошел официант с двумя вазочками черной икры, за ним следовал второй — с бутылкой водки. Если майор таким образом пытался создать непринужденную обстановку, то ему это не удалось.

Тюльпанов высоко поднял свою до краев наполненную рюмку и провозгласил:

— За наше будущее процветание.

— За наше будущее процветание, — повторил Армстронг.

В эту минуту в комнату вошла секретарша майора и положила на стол рядом с Тюльпановым плотный коричневый конверт.

— А когда я говорю «наше», я и имею в виду именно «наше», — заявил майор и поставил рюмку, не обращая внимания на конверт.

Армстронг тоже опустил рюмку, но ничего не сказал в ответ. Одна из инструкций службы безопасности гласила, что он не должен брать на себя инициативу в разговоре.

— Итак, Любжи, — начал Тюльпанов, — я не стану зря тратить твое время и лгать о моей роли в русском секторе. Тем более что последние десять дней тебе вбивали в голову, кто меня направил в Берлин и какую роль я играю в этой новой «холодной войне» — так, кажется, вы это называете? — и теперь, как я подозреваю, ты знаешь обо мне больше, чем моя секретарша.

Он улыбнулся, зачерпнул ложкой щедрую порцию икры и отправил в рот. Армстронг неловко вертел в руках вилку, но ничего не ел.

— Но все дело в том, Любжи — или ты предпочитаешь, чтобы я называл тебя Джон? или Дик? — что я, конечно же, знаю о тебе больше, чем твоя секретарша, твоя жена и твоя мать вместе взятые.

Армстронг по-прежнему молчал. Он положил вилку, так и не притронувшись к икре.

— Понимаешь, Любжи, мы с тобой одного поля ягоды. Вот почему я уверен, что мы можем быть весьма полезны друг другу.

— Кажется, я вас не понимаю, — глядя ему в глаза, сказал Армстронг.

— Ну, к примеру, я могу точно сказать, где найти госпожу Клаус Лаубер. Могу тебя обрадовать — она даже не знает, что ее муж был владельцем «Дер Телеграф».

Армстронг сделал глоток водки. Рука, слава Богу, не дрожала, хотя сердце колотилось в два раза быстрее обычного.

Тюльпанов взял плотный коричневый конверт, открыл его, достал какой-то документ и подтолкнул его через стол к Армстронгу.

— И ей незачем об этом знать, если мы сумеем договориться.

Армстронг развернул объемный манускрипт и прочитал первый абзац завещания майора Клауса Отто Лаубера. Тем временем официант подал Тюльпанову вторую порцию икры.

— Но здесь говорится… — произнес Армстронг, перевернув третью страницу.

Тюльпанов расплылся в улыбке.

— Ага, вижу, ты добрался до того места, где сказано, что все акции «Дер Телеграф» достаются Арно Шульцу.

Армстронг поднял голову и в упор посмотрел на майора, но ничего не сказал.

— Конечно, это имеет значение, только если завещание существует, — сказал Тюльпанов. — Если этот документ никогда не выйдет на свет божий, акции автоматически перейдут к миссис Лаубер, и в этом случае я не вижу причины…

— Что вы хотите от меня взамен? — перебил его Армстронг.

Майор ответил не сразу, словно обдумывал его вопрос.

— Ну, может, иногда немного информации. В конце концов, Любжи, если я помогу тебе стать владельцем собственной газеты, хотя тебе нет еще и двадцати пяти, имею же я право получить хоть что-то взамен.

— Я не совсем понимаю, — сказал Армстронг.

— Все ты прекрасно понимаешь, — усмехнулся Тюльпанов, — но если хочешь, я тебе растолкую.

Армстронг взял вилку и, слушая майора, попробовал наконец икру.

— Для начала давай признаем один простой факт — ты, Любжи, даже не подданный Британии. И хотя они приняли тебя в свои ряды, — он сделал глоток водки, — уверен, ты уже сообразил, что это не означает, будто они считают тебя своим. Значит, пришло время решать, за какую команду ты играешь.

Армстронг съел еще икры. Ему понравилось.

— Вот увидишь, быть игроком нашей команды не так уж обременительно. Уверен, мы могли бы помочь друг другу продвинуться в «большой игре», как ее упорно продолжают называть британцы.

Армстронг отправил в рот остатки икры и надеялся, что ему предложат еще.

— Поразмысли над этим, Любжи, — Тюльпанов протянул руку через стол, забрал завещание и положил обратно в конверт.

— А пока, — сказал майор КГБ, — я дам тебе кое-какую информацию для твоих друзей из службы безопасности.

Он достал из внутреннего кармана лист бумаги и подтолкнул к Армстронгу. Армстронг прочитал и с удовольствием отметил, что все еще может понимать по-русски.

— Честно говоря, Любжи, у твоих людей уже есть этот документ, но они все равно будут рады получить подтверждение. Видишь ли, оперативников всех служб безопасности объединяет одно — любовь к бумажной работе. Так они доказывают, что занимаются нужным делом.

— Как он у меня оказался? — спросил Армстронг, подняв листок.

— Боюсь, сегодня у меня работает временная секретарша, которая вечно оставляет бумаги на столе без присмотра.

Дик улыбнулся и, сложив листок, спрятал в карман.

— Имей в виду, Любжи, эти ребята из твоей службы безопасности не такие дураки, как тебе могло показаться. Послушай моего совета: будь с ними осторожнее. Если ты решишь включиться в игру, в конечном счете, тебе придется предать либо тех, либо других, а если они узнают, что ты ведешь двойную игру, они избавятся от тебя без малейшего сожаления.

Армстронг слышал, как сильно бьется его сердце.

— Как я уже объяснил, — продолжал майор, — тебе не нужно принимать решение прямо сейчас. Несколько дней ничего не меняют. Я могу немного подождать и осчастливить господина Шульца чуть позже.

— У меня для тебя хорошие новости, Дик, — сказал полковник Оакшот, когда на следующее утро Армстронг явился с докладом в штаб. — Твои документы наконец оформили, и через месяц ты можешь вернуться в Англию.

Полковник удивился сдержанной реакции Армстронга, но решил, что у того голова занята чем-то другим.

— Форсдайк, правда, не обрадуется, когда узнает, что ты покидаешь нас, едва добившись такого успеха с майором Тюльпановым.

— Может, мне не стоит так торопиться, — произнес Армстронг, — раз у меня появился шанс завязать отношения с КГБ.

— Ты настоящий патриот, — восхитился полковник. — Что, если я приторможу оформление, а ты мне просемафоришь, когда приспичит.

Армстронг говорил по-английски так же свободно, как остальные офицеры британской армии, но Оакшоту иногда удавалось пополнить его словарь новыми выражениями.

Шарлотта давила на него, изводила вопросами, когда же они наконец уедут из Берлина, и в тот вечер она объяснила ему, почему это вдруг стало так важно. Выслушав ее, Дик понял, что больше не может ее обманывать. В ту ночь он остался дома с Шарлоттой и, сидя на кухне, рассказал ей, как он планирует устроить их жизнь в Англии.

Утром он нашел какой-то предлог для посещения русского сектора и, получив подробные инструкции от Форсдайка, за несколько минут до обеда вошел в кабинет Тюльпанова.

— Привет, Любжи, как дела? — поздоровался офицер КГБ, вставая из-за стола. Армстронг сдержанно кивнул. — А главное — ты принял решение, с какой стороны будешь подавать?

Армстронг с недоумением смотрел на него.

— Чтобы понять англичан, — пояснил Тюльпанов, — сначала нужно разобраться в крикете. Игра начинается только после жеребьевки. Правда, глупо давать другой стороне шанс? Ты уже подбросил монетку, Любжи? Вот о чем я все время думаю. И если да, что ты решил — подавать или отбивать?

— Прежде чем принять окончательное решение, я хочу встретиться с госпожой Лаубер, — сказал Дик.

Майор прошелся по комнате, поджав губы, словно обдумывал требование Армстронга.

— Есть одна старая английская поговорка, Любжи. Было бы желание…

Армстронг озадаченно посмотрел на него.

— Нужно еще кое-что знать об англичанах — у них ужасные каламбуры. Но при всех их разговорах о том, что они называют честной игрой, они безжалостны, если дело доходит до защиты своего положения. Итак, если ты хочешь увидеть госпожу Лаубер, нам придется отправиться в Дрезден.

— В Дрезден?

— Да. Госпожа Лаубер благополучно устроилась в самом центре советского сектора. Для тебя это даже лучше. Но, думаю, нам стоит подождать несколько дней.

— Почему? — спросил Армстронг.

— Ты еще многого не знаешь о британцах, Любжи. Если ты овладел их языком, это еще не значит, что ты можешь читать их мысли. Англичане любят порядок. Если ты вернешься сюда завтра, у них сразу появятся подозрения. А если через неделю, они даже не обратят на это внимания.

— И что мне им доложить?

— Скажи, что я осторожничал, что ты «все еще прощупываешь почву», — Тюльпанов снова улыбнулся. — Но можешь сказать им, что я интересовался человеком по имени Арбутнот, Пьер Арбутнот, и спрашивал, правда ли, что он скоро займет пост в Берлине? Ты ответил, что никогда о нем не слышал, но постараешься выяснить.

Вернувшись в британский сектор, Армстронг пересказал Форсдайку бо́льшую часть разговора. Он ожидал, что ему объяснят, кто такой Арбутнот и когда он приедет в Берлин, но Форсдайк лишь сказал:

— Он просто тебя проверяет. Он точно знает, кто такой Арбутнот и когда он приступит к своим обязанностям. Когда ты сможешь снова побывать в русском секторе, не вызывая подозрений?

— В следующую среду или четверг у меня плановая встреча с русскими по поводу поставки бумаги.

— Хорошо. Если «случайно» окажешься неподалеку, зайди к Тюльпанову и скажи, что не смог вытянуть из меня никакой информации об Арбутноте.

— А это не вызовет у него подозрений?

— Нет, он скорее начнет подозревать тебя, если окажется, что тебе что-то известно об этом человеке.

На следующий день за завтраком Шарлотта и Дик снова поссорились из-за возвращения в Британию.

— Сколько еще предлогов ты придумаешь, чтобы оттянуть отъезд? — возмущалась она.

Дик не стал отвечать. Не глядя на нее, он схватил свою трость и фуражку и выскочил за дверь.

Рядовой Бенсон отвез его прямо в контору, и, не успев войти в кабинет, он немедленно вызвал к себе Сэлли. Она вошла с пачкой документов на подпись и приветливо улыбнулась. Час спустя она вернулась за свой стол и чувствовала себя так, будто побывала в мясорубке. Она предупредила всех, чтобы до конца дня они держались подальше от капитана, потому что он в самом дурном расположении духа. К среде его настроение не улучшилось, и в четверг вся команда вздохнула с облегчением, узнав, что его не будет в конторе весь день.

Около десяти утра Бенсон привез его в русский сектор. С кожаным саквояжем в руке Армстронг вышел из джипа и приказал водителю возвращаться в британский сектор. Он прошел через огромную арку к конторе Тюльпанова и с удивлением обнаружил, что у входа в здание его ждет секретарша майора.

Не говоря ни слова, она повела его по вымощенному булыжником двору к большому черному мерседесу, открыла дверцу, и Армстронг сел на заднее сиденье рядом с Тюльпановым. Мотор уже работал, и, не дожидаясь указаний, водитель выехал на площадь и двинулся в сторону автобана.

Майор не выказал никакого удивления, когда Армстронг передал ему разговор с Форсдайком и сообщил, что не сумел ничего узнать об Арбутноте.

— Они тебе пока не доверяют, Любжи, — пояснил Тюльпанов. — Понимаешь, ты — не один из них. И, возможно, никогда им не станешь.

Армстронг нахмурился и стал смотреть в окно.

Выехав за черту города, они взяли направление на юг в сторону Дрездена. Через несколько минут Тюльпанов нагнулся и передал Армстронгу небольшой потрепанный чемоданчик с инициалами «К.Л.».

— Что это? — спросил Дик.

— Все имущество, оставшееся после славного майора, — ответил Тюльпанов. — Во всяком случае, то наследство, на которое может рассчитывать его вдова. — Он протянул Армстронгу плотный коричневый конверт.

— А это? Еще какое-то наследство?

— Нет. Это сорок тысяч марок, которые Лаубер заплатил Шульцу за пакет акций «Дер Телеграф». Видишь ли, если в дело замешаны британцы, я всегда стараюсь действовать по правилам. «Играй, играй и не сдавайся!» — сказал Тюльпанов и после небольшой паузы добавил: — Полагаю, теперь у тебя есть все необходимые документы.

Армстронг кивнул и спрятал конверт в кожаный саквояж. Он снова отвернулся и стал смотреть на мелькавший за окном пейзаж. Он был потрясен видом разрушений и не понимал, почему они ничего не восстанавливают — ведь война уже кончилась. Он обдумывал, как вести себя с госпожой Лаубер, и молчал всю дорогу, пока они не подъехали к окраине Дрездена.

— Водитель знает, куда ехать? — спросил Армстронг, когда они миновали указатель ограничения скорости до 40 километров.

— Разумеется, — ухмыльнулся Тюльпанов. — Ты не первый, кого он везет к этой пожилой даме. Он владеет информацией.

Армстронг бросил на него недоуменный взгляд.

— Вот поселишься в Лондоне, Любжи, и кто-нибудь объяснит тебе смысл этого выражения.

Через несколько минут они остановились в центре около мрачного бетонного многоквартирного дома, который выглядел так, будто в него только вчера попала бомба.

— Квартира шестьдесят три, — сообщил Тюльпанов. — Лифта, правда, нет, Любжи, так что придется тебе карабкаться наверх ножками. Хотя уж в чем-чем, а в этом ты особенно хорош.

Армстронг вышел из машины, держа в руках свой кожаный саквояж и потрепанный чемоданчик майора, и зашагал по заросшей дорожке к подъезду довоенного десятиэтажного дома. Он поднялся по бетонной лестнице, радуясь, что госпожа Лаубер живет не на последнем этаже. На шестом этаже он свернул в узкий неоштукатуренный коридор и остановился перед дверью, рядом с которой на стене красной краской была намалевана цифра «63».

Дик постучал тростью по стеклу, и через несколько минут дверь открыла пожилая женщина. Казалось, она ничуть не удивилась, увидев у себя на пороге британского офицера. Она провела его по убогому темному коридору в крошечную холодную комнату с окнами, выходившими на точно такой же десятиэтажный дом. Армстронг сел напротив нее рядом с электрообогревателем, в котором работала только одна пластина из двух.

Старуха съежилась на стуле, закутавшись в рваный платок, и Армстронга охватила дрожь.

— Я видел вашего мужа в Уэльсе незадолго до его смерти, — начал он. — Он попросил меня передать вам это. — Он протянул ей потрепанный чемодан.

Госпожа Лаубер похвалила его немецкий, потом открыла чемодан, достала оттуда фотографию в рамке, на которой была изображена с мужем в день свадьбы. Следом появилась фотография молодого человека — вероятно, их сына, решил он. По ее печальному взгляду Армстронг понял, что он, видимо, погиб на войне. Потом она вытащила еще несколько вещей, в том числе сборник стихов Райнера Марии Рильке и старые деревянные шахматы.

Последними она достала три медали мужа. Потом подняла голову и с надеждой спросила:

— Он передал с вами какое-нибудь сообщение для меня?

— Только что он скучает. И еще он просил, чтобы вы отдали шахматы Арно.

— Арно Шульцу, — вздохнула она. — Вряд ли он еще жив. — Она помолчала. — Понимаете, бедняга был евреем. Мы потеряли с ним связь во время войны.

— Значит, я возьму это на себя и постараюсь выяснить, что с ним, — Армстронг наклонился и взял ее за руку.

— Вы так добры, — сказала она, вцепившись в него костлявыми пальцами. Она не сразу отпустила его руку. Потом взяла шахматы и протянула ему. — Я очень надеюсь, что он еще жив, — произнесла она. — Арно был чудесным человеком.

Армстронг кивнул.

— Муж еще что-нибудь передал для меня?

— Да. Он хотел, чтобы вы вернули Арно его акции. Сказал, что это его последнее желание.

— Какие акции? — впервые за время разговора в ее голосе прозвучала тревога. — Они ничего не говорили об акциях, когда приходили ко мне.

— По-видимому, вскоре после прихода Гитлера к власти Арно продал герру Лауберу акции какого-то издательства, и ваш муж обещал вернуть их сразу после окончания войны.

— Конечно, я бы с радостью их вернула, — дрожа от холода, сказала старуха. — Но, к сожалению, у меня нет никаких акций. Может, Клаус написал завещание…

— Увы, нет, госпожа Лаубер, — покачал головой Армстронг. — Во всяком случае, мы его не обнаружили.

— Как это непохоже на Клауса, — вздохнула она. — Он всегда был такой педантичный. Но, наверное, оно затерялось где-нибудь в русской зоне. Русским нельзя доверять, знаете ли, — прошептала она.

Армстронг согласно кивнул.

— Это не проблема, — заверил он, снова беря ее за руку. — У меня есть документ, который дает мне право позаботиться, чтобы Арно Шульц, если он еще жив, получил акции, принадлежащие ему по праву.

— Спасибо, — улыбнулась госпожа Лаубер. — Какое счастье знать, что это дело находится в руках британского офицера.

Армстронг достал из саквояжа договор на четырех листах и открыл последнюю страницу. Указав госпоже Лаубер на два поставленных карандашом крестика, он протянул ей свою ручку. Она поставила корявую подпись, не прочитав ни одного пункта, ни единой статьи договора. Как только чернила высохли, Армстронг спрятал документ в саквояж и защелкнул замок. Он с улыбкой посмотрел на госпожу Лаубер.

— Мне пора возвращаться в Берлин, — сказал он, поднимаясь со стула. — Я сделаю все возможное, чтобы найти герра Шульца.

— Спасибо, — госпожа Лаубер медленно встала и проводила его обратно по коридору к двери. — До свидания, — попрощалась она, когда он вышел на площадку, — я вам очень благодарна, что вы проделали такой путь ради меня. — Она слабо улыбнулась и закрыла дверь.

— Ну что? — спросил Тюльпанов, когда Армстронг снова сел в машину.

— Она подписала договор.

— Я так и думал, — заметил Тюльпанов.

Автомобиль развернулся и направился в Берлин.

— И что дальше? — поинтересовался Армстронг.

— Ты уже бросил монетку, — усмехнулся майор. — И выиграл жеребьевку. Ты решил встать на подачу. Хотя, должен сказать, то, что ты сейчас проделал с госпожой Лаубер, вряд ли можно назвать игрой в крикет.

Армстронг вопросительно посмотрел на него.

— Даже я думал, что ты отдашь ей сорок тысяч марок, — сказал Тюльпанов. — Но наверняка ты передашь Арно… — он сделал паузу — …шахматы.

На следующее утро капитан Ричард Армстронг зарегистрировал право собственности на «Дер Телеграф» в Британской контрольной комиссии. Хотя один чиновник удивленно поднял брови, а другой заставил ждать больше часа, в конечном счете секретарь поставил печать на документ, узаконивающий сделку и подтверждающий, что капитан Армстронг является единоличным владельцем газеты.

Шарлотта постаралась скрыть свои истинные чувства, когда муж рассказал ей о своей «удаче». Она не сомневалась, что теперь их отъезд в Англию снова откладывается. Правда, она вздохнула с облегчением, когда Дик согласился на ее поездку к родителям в Лион, где она собиралась рожать их первенца: Шарлотта твердо решила, что ее ребенок начнет свою жизнь гражданином Франции.

Арно Шульца удивил внезапно вновь пробудившийся интерес Армстронга к «Дер Телеграф». Он стал вносить свою лепту в утренние редакционные совещания и даже катался по ночам с фургонами, развозившими газеты по городу. Арно решил, что новый энтузиазм босса напрямую связан с отсутствием Шарлотты.

Через несколько недель они впервые продали 300 тысяч экземпляров за день, и Арно признал, что ученик превзошел учителя.

Месяц спустя капитан Армстронг взял десятидневный отпуск по семейным обстоятельствам и отправился в Лион на рождение своего первого ребенка. Он был счастлив, когда Шарлотта подарила ему сына, которого они назвали Давид. Сидя на кровати с ребенком на руках, он пообещал Шарлотте, что они скоро уедут в Англию и начнут новую жизнь втроем.

Через неделю он вернулся в Берлин, полный решимости сказать полковнику Оакшоту, что пришло время ему подать в отставку и вернуться в Англию.

Он бы так и сделал, если бы не прием у Арно Шульца по случаю его шестидесятилетия.

 

ГЛАВА 14

АДЕЛАИД ГАЗЕТТ, 13 марта 1956 года:

МЕНЗИС ОСТАЕТСЯ

Впервые Таунсенд увидел ее, когда летел в Сидней. Он читал «Газетт»: передовицу следовало переставить на третью полосу, и заголовок был слабоват. Теперь «Газетт» удерживала монополию в Аделаиде, но постепенно становилась все менее интересной. Надо было убрать Фрэнка Бейли из редакторского кресла сразу после слияния, но он хотел сначала избавиться от сэра Колина. Кит нахмурился.

— Хотите еще кофе, мистер Таунсенд? — спросила она.

Подняв голову, Таунсенд увидел стройную девушку, которая держала в руке кофейник и улыбалась. Лет двадцати пяти, с кудрявыми светлыми волосами и голубыми глазами, в которые все время хотелось смотреть.

— Да, — ответил он, хотя выпил уже две чашки. Она улыбнулась — улыбкой стюардессы, улыбкой, одинаковой для всех, будь ты толстый или худой, богатый или бедный.

Таунсенд отложил «Газетт» и попытался сосредоточиться на предстоявшем совещании. Недавно он купил за полмиллиона фунтов небольшую издательскую фирму, которая специализировалась на дешевых газетах, распространявшихся в западных предместьях Сиднея. Сделка не принесла ему ничего, кроме возможности закрепиться в крупнейшем городе Австралии.

Это произошло на ежегодном приеме издателей газет и книг в «Кук-Отеле». Когда торжественная часть закончилась, к его столику подошел мужчина лет двадцати семи, ростом около ста семидесяти пяти сантиметров, с квадратным подбородком, огненно-рыжими волосами и плечами, как у нападающего первой линии, и прошептал ему на ухо:

— Я буду ждать вас в мужском туалете.

Таунсенд не знал, то ли смеяться, то ли просто не обращать на него внимания. Но любопытство взяло верх, и через несколько минут он встал и направился между столами в мужской туалет. Рыжий мыл руки в угловой раковине. Таунсенд подошел к соседней раковине и открыл кран.

— В какой гостинице вы остановились? — спросил рыжий.

— В «Таун-Хауз», — ответил Кит.

— В каком номере?

— Понятия не имею.

— Я узнаю. Я приду к вам в номер около полуночи. Если вас, конечно, интересует, как заполучить «Сидней Кроникл».

Рыжий закрыл кран, вытер руки и вышел.

Когда они снова встретились, Таунсенд узнал, что заговоривший с ним на приеме человек — заместитель редактора «Кроникл» Брюс Келли. По его словам, сэр Сомерсет Кенрайт собирается продать газету, так как она больше не вписывается в его издательскую группу.

— Вам не понравился кофе? — спросила она.

Таунсенд посмотрел на нее, потом опустил взгляд на нетронутый кофе.

— Нет, все в порядке, спасибо, — ответил он. — Просто задумался.

Она одарила его той же улыбкой, забрала чашку и пошла дальше по проходу. Он снова попытался сосредоточиться.

Когда он впервые обсудил эту идею с матерью, она сказала, что отец всю жизнь мечтал стать владельцем «Кроникла», хотя ее собственное отношение к этому было двойственным. Сейчас он направлялся в Сидней, вот уже в третий раз за последнее время, на очередное совещание с высшим руководством сэра Сомерсета, чтобы обсудить условия возможной сделки. И один из этих высших руководителей все еще был у него в долгу.

Последние несколько месяцев юристы Таунсенда работали в тандеме с юристами сэра Сомерсета, и вот теперь обе стороны почти договорились.

— Старик считает, что ты — меньшее из двух зол, — предупреждал его Келли. — Он смирился с мыслью, что его сын не годится для этой работы, но он не хочет, чтобы газета попала в руки к Уолли Хэкеру. Он никогда его не любил и никогда ему не доверял. Насчет тебя он не уверен, хотя с теплотой вспоминает твоего отца.

С тех пор как Келли сообщил ему эту бесценную информацию, Таунсенд упоминал имя отца при каждой встрече с сэром Сомерсетом.

Когда самолет вырулил на посадочную полосу и остановился в аэропорту «Кингсфорд-Смит», Таунсенд отстегнул ремень безопасности, подхватил свой портфель и направился к выходу.

— Всего доброго, мистер Таунсенд, — сказала она. — Надеюсь, вы снова полетите самолетом компании «Остэйр».

— Непременно, — пообещал он. — Вообще-то, я возвращаюсь сегодня вечером.

Лишь нетерпеливая очередь пассажиров, напиравших сзади, помешала ему спросить, будет ли она работать на вечернем рейсе.

Когда такси остановилось на Питт-Стрит, Таунсенд посмотрел на часы и обнаружил, что у него есть еще несколько минут. Он расплатился с водителем и, лавируя среди машин, перебежал на другую сторону улицы. Ступив на тротуар, он повернулся и долго разглядывал здание, в котором помещалась самая раскупаемая газета Австралии. Жаль, что отец не дожил до этой минуты и не увидит, как он заключит эту сделку.

Он вернулся обратно, вошел в здание и стал мерить шагами приемную. Наконец из лифта появилась пожилая элегантно одетая женщина, подошла к нему и сказала:

— Сэр Сомерсет ждет вас, мистер Таунсенд.

В просторном кабинете с видом на гавань Таунсенда приветствовал человек, на которого он с самого детства смотрел с благоговением и восхищением. Сэр Сомерсет тепло пожал ему руку.

— Кит, рад тебя видеть. Насколько я знаю, ты учился в школе с моим исполнительным директором. — Мужчины молча пожали друг другу руки. — Но, кажется, ты не встречался с редактором «Кроникл» Ником Уотсоном.

— Нет, не имел удовольствия, — Таунсенд пожал руку Уотсону. — Но, разумеется, ваша репутация мне известна.

Сэр Сомерсет жестом пригласил всех садиться вокруг большого стола для заседаний и занял место во главе.

— Видишь ли, Кит, — начал старик, — я очень горжусь этой газетой. Даже Бивербрук пытался купить ее у меня.

— Я его понимаю, — вставил Таунсенд.

— Думаю, и твой отец гордился бы тем уровнем, на который мы подняли журналистику.

— Он всегда отзывался о ваших газетах с глубоким уважением. Должен признаться, в применении к «Кроникл» наиболее подходящим было бы слово «зависть».

Сэр Сомерсет улыбнулся.

— Спасибо за добрые слова, сынок. — Он немного помолчал. — Ну что ж, похоже, за прошедшие недели наши команды пришли к соглашению почти по всем вопросам. Таким образом, если ты можешь заплатить миллион девятьсот тысяч фунтов, которые предложил мне Уолли Хэкер, и — что для меня не менее важно — согласен оставить Ника на посту редактора, а Дункана на посту исполнительного директора, — думаю, можно считать, что сделка состоялась.

— Было бы глупо не опереться на их обширные знания и богатый опыт, — сказал Таунсенд. — Оба они — профессионалы высочайшего класса, и, разумеется, я буду рад работать с ними. Хотя должен вам сказать, я не вмешиваюсь во внутренние дела моих газет, тем более в редакционную политику. Это не мой стиль.

— Вижу, ты многому научился у своего отца, — заметил сэр Сомерсет. — Так же как он и как ты, я не вмешиваюсь в повседневное руководство газетой. Это всегда кончается слезами.

Таунсенд согласно кивнул.

— Итак, думаю, на данном этапе нам больше нечего обсуждать, поэтому предлагаю перейти в столовую и закусить. — Старик обнял Таунсенда за плечи. — Жаль только, твоего отца нет сейчас с нами.

По дороге в аэропорт улыбка не сходила с лица Таунсенда. Вот будет удача, если она окажется на обратном рейсе. Его улыбка стала шире, когда он пристегнул ремень и стал мысленно репетировать, что он ей скажет.

— Надеюсь, поездка в Сидней была плодотворной, мистер Таунсенд, — произнесла она, предложив ему вечернюю газету.

— Еще какой плодотворной, — ответил он. — Может, вы согласитесь поужинать сегодня со мной и вместе отпраздновать мой успех?

— Вы очень любезны, сэр, — сказала она, делая ударение на слове «сэр», — но, боюсь, это против политики компании.

— Могу я узнать, как вас зовут? Или это тоже против политики компании?

— Нет, сэр. Меня зовут Сьюзен. — Она улыбнулась ему той самой улыбкой и пошла дальше по проходу.

Вернувшись домой, он первым делом приготовил себе бутерброд с сардинами. Но тут зазвонил телефон. Это был Клайв Джарвис, старший партнер в фирме «Джарвис, Смит и Томас». Клайв беспокоился из-за некоторых тонкостей договора, вроде соглашений о компенсации и списания запасов.

Только Таунсенд положил трубку, как раздался новый звонок, который отнял у него гораздо больше времени. Звонил Тревор Мичем, его бухгалтер, который по-прежнему считал, что 1,9 миллиона — слишком высокая цена.

— У меня нет выбора, — сказал Таунсенд. — Уолли Хэкер уже предложил ту же сумму.

— Хэкер в состоянии заплатить намного больше, — последовал ответ. — Я считаю, мы должны настаивать на поэтапной оплате, рассчитанной по данным тиража за этот год, а не по общим данным за последние десять лет.

— Почему? — спросил Таунсенд.

— Потому что «Кроникл» из года в год теряет от двух до трех процентов читателей. Все расчеты должны быть основаны на последних данных.

— Здесь я с тобой согласен, но не хочу из-за этого провалить сделку.

— Я тоже, — согласился бухгалтер. — Но еще я не хочу, чтобы ты стал банкротом только потому, что из сентиментальности заплатил слишком много. В бизнесе свои правила, нельзя заключать сделку просто для того, чтобы доказать, что ты не хуже своего отца.

Оба некоторое время молчали.

— Об этом можешь не беспокоиться, — наконец сказал Таунсенд. — У меня уже есть план, как удвоить тираж «Кроникл». Через год 1,9 миллиона покажутся мелочью. Скажу тебе больше, мой отец одобрил бы эту сделку. — Он повесил трубку, не дав Тревору добавить ни слова.

Последним позвонил Брюс Келли, сразу после одиннадцати. К этому времени Таунсенд переоделся в домашний халат, а недоеденный бутерброд с сардинами зачерствел.

— Сэр Сомерсет все еще нервничает, — сообщил тот.

— Почему? — удивился Таунсенд. — Мне казалось, совещание прошло гладко.

— Проблема не в совещании. После твоего ухода ему позвонил сэр Колин, и они проговорили почти час. Да и Дункан Александр, похоже, тебе совсем не друг.

Таунсенд ударил кулаком по столу.

— Черт бы его побрал! — разозлился он. — Ладно, слушай внимательно, Брюс, я скажу, какую тактику тебе надо избрать. Каждый раз, когда в разговоре возникнет имя сэра Колина, напоминай сэру Сомерсету, что оборот «Мессенджера» стал снижаться, после того как сэр Колин возглавил правление газеты. А Александра предоставь мне.

В следующем полете в Сидней Таунсенда ожидало разочарование — Сьюзен нигде не было видно. Когда стюард принес ему кофе, он поинтересовался, не перевели ли ее на другой рейс.

— Нет, сэр, — ответил стюард. — Сьюзен ушла из компании в конце прошлого месяца.

— Вы не знаете, где она сейчас работает?

— Не имею представления, сэр, — ответил тот и перешел к следующему пассажиру.

Все утро Таунсенд осматривал помещения редакции «Кроникл» в сопровождении Александра, который держался по-деловому и даже не пытался казаться дружелюбным. Улучив момент, когда они остались одни в лифте, Таунсенд повернулся к нему.

— Однажды много лет назад ты сказал мне: «У нас, Александров, долгая память. Позови, если я буду нужен».

— Да, я помню, — признал Дункан.

— Это хорошо, потому что пришло время вернуть долг.

— Что ты хочешь от меня?

— Я хочу, чтобы сэру Сомерсету рассказали, какой я хороший.

Лифт остановился, и двери открылись.

— Если я это сделаю, ты гарантируешь, что я не потеряю работу?

— Даю слово, — сказал Таунсенд и шагнул в коридор.

После обеда сэр Сомерсет — который казался чуть более сдержанным, чем во время их первой встречи, — познакомил Таунсенда с журналистами. Все успокоились, увидев, что новый владелец только кивает и улыбается им, стараясь понравиться даже самым младшим сотрудникам. Все, кто общался с Таунсендом в тот день, были приятно удивлены, особенно после рассказов репортеров, которые работали на него в «Газетт». Даже у сэра Сомерсета возникли сомнения, не сгустил ли краски сэр Колин, когда рассказывал о действиях Таунсенда.

— Не забывайте, что случилось с оборотом «Мессенджера», когда сэр Колин стал председателем правления, — вскоре после ухода Таунсенда нашептывал Брюс Келли некоторым журналистам, и редактору в том числе.

Работники «Кроникл» вряд ли истолковали бы свои сомнения в пользу Таунсенда, если бы увидели записи, которые он делал во время обратного полета в Аделаиду. Ему было ясно — если он хочет удвоить прибыль газеты, придется прибегнуть к полостной операции и вырезать все лишнее сверху донизу.

Внезапно Таунсенд поймал себя на том, что время от времени поднимает голову и ищет глазами Сьюзен. Когда другой стюард предложил ему вечернюю газету, он спросил, не знает ли тот, где она теперь работает.

— Вы имеете в виду Сьюзен Гловер? — уточнил стюард.

— Блондинка, вьющиеся волосы, чуть старше двадцати.

— Да, это Сьюзен. Она ушла, когда ей предложили работу в «Мурз». Сказала, что ей надоело работать в неурочное время и чувствовать себя кондуктором автобуса. Я ее понимаю.

Таунсенд улыбнулся. «Мурз» был любимым магазином матери в Аделаиде. Он не сомневался, что узнать, в каком отделе работает Сьюзен, не составит труда.

На следующее утро он просмотрел с Банти почту, и, едва за ней закрылась дверь, набрал номер «Мурза».

— Соедините меня, пожалуйста, со Сьюзен Гловер.

— В каком отделе она работает?

— Не знаю, — сказал Таунсенд.

— У вас срочное дело?

— Нет, это личный звонок.

— Вы ее родственник?

— Нет, — озадаченно ответил он.

— В таком случае простите, ничем не могу помочь. Персоналу запрещено принимать личные звонки в рабочее время. — На том конце провода раздались короткие гудки.

Таунсенд положил трубку, встал из-за стола и вышел в кабинет Банти.

— Меня не будет час, может, чуть больше. Хочу выбрать подарок матери на день рождения.

Мисс Бантинг была удивлена, так как знала, что день рождения у его матери будет через четыре месяца. Во всяком случае, налицо явный прогресс, подумала она. Его отцу ей всегда приходилось напоминать об этом накануне.

День был теплый, и Таунсенд сказал своему водителю Сэму, что прогуляется несколько кварталов до «Мурза» и заодно проверит все газетные киоски по пути. В первом же киоске, который попался ему на углу улицы короля Уильяма, «Газетт» уже была продана, хотя часы показывали всего несколько минут одиннадцатого. Таунсенд нахмурился и решил, как только вернется, поговорить с руководителем отдела распространения.

Оказавшись у дверей огромного универсального магазина на Рандл-Стрит, он подумал, что найти Сьюзен будет непросто. Он толкнул вращающиеся двери и направился вдоль прилавков на первом этаже: бижутерия, перчатки, парфюмерия. Но ее там не было. Он поднялся на эскалаторе на второй этаж и начал по новой: посуда, постельное белье, товары для кухни. И снова ему не повезло. На третьем этаже он обнаружил отдел мужской одежды и вспомнил, что ему нужен новый костюм. Если бы она работала здесь, он бы купил его прямо сейчас, но вокруг не было ни одной женщины.

Таунсенд поднялся на эскалаторе на четвертый этаж, и ему показалось, что лицо элегантно одетого человека, стоявшего на ступеньку выше ему знакомо.

Тот обернулся и, увидев Таунсенда, сказал:

— Привет, как дела?

— Хорошо, — ответил Кит, мучительно пытаясь вспомнить, кто это.

— Эд Скотт, — подсказал мужчина. — Я учился на два класса младше в Сент-Эндрюз и до сих пор помню твои статьи в школьном журнале.

— Польщен, — улыбнулся Таунсенд. — Ну, а ты чем занимаешься?

— Я помощник управляющего.

— Стало быть, преуспеваешь, — Таунсенд обвел взглядом гигантский магазин.

— Я бы так не сказал, — Эд покачал головой. — Мой отец — главный управляющий. Но уж тебе-то мне не нужно этого объяснять.

Таунсенд нахмурился.

— Ты ищешь что-то конкретное? — спросил Эд, когда они сошли с эскалатора.

— Да, — ответил Таунсенд. — Подарок для матери. Она его уже выбрала, а мне нужно только забрать. Я забыл, на каком этаже, но знаю, как зовут продавщицу, которая ее обслуживала.

— Назови мне имя, и я узнаю, в каком отделе она работает.

— Сьюзен Гловер, — сказал Таунсенд, стараясь не покраснеть.

Эд отошел в сторону, набрал номер на переговорном устройстве и повторил имя. Через минуту его лицо вытянулось от удивления.

— Она в отделе игрушек, — сообщил он. — Ты ничего не перепутал?

— Конечно, нет, — махнул рукой Таунсенд. — Это пазл.

— Пазл?

— Ну да. Моя мать обожает составлять пазлы. Но никому из родственников не позволяет покупать их для нее, потому что всякий раз оказывается, что такой у нее уже есть.

— А, понятно, — кивнул Эд. — Значит так, спустись на эскалаторе в подвальный этаж. Отдел игрушек будет справа.

Таунсенд поблагодарил его, и помощник управляющего скрылся в отделе товаров для туризма.

Таунсенд спустился вниз и очутился в «Мире игрушек». Он посмотрел по сторонам, но нигде не увидел Сьюзен, и подумал, что у нее, может быть, сегодня выходной. Он медленно прошелся по отделу, ему не хотелось спрашивать о Сьюзен Гловер женщину с лицом мегеры и с табличкой «Старший продавец» на пышной груди.

Решив, что придет завтра, он уже направился к выходу, когда дверь позади одного прилавка открылась, из нее вышла Сьюзен с большой коробкой конструктора «Меккано» и подошла к покупателю.

Таунсенд не мог сдвинуться с места. Она была еще очаровательнее, чем в самолете.

— Вам помочь, сэр?

Таунсенд вздрогнул, обернулся и оказался лицом к лицу с «мегерой».

— Нет, благодарю, — нервно ответил он. — Я просто ищу подарок для… для… своего племянника.

«Мегера» изучающе посмотрела на него, и Таунсенд отошел в сторону. Он встал так, чтобы скрыться с ее глаз, но в то же время видеть Сьюзен.

Покупатель, которого она обслуживала, никак не мог решить, нужен ему «Меккано» или нет. Сьюзен пришлось открыть коробку и показать, что содержимое соответствует нарисованному на картинке. Она достала несколько красных и желтых деталей и соединила их, но покупатель все равно ушел с пустыми руками.

Таунсенд дождался, пока «мегера» займется другим покупателем, и быстро подошел к прилавку. Сьюзен подняла голову и улыбнулась.

— Чем могу помочь, мистер Таунсенд? — спросила она.

— Вы поужинаете сегодня со мной? — ответил он. — Или это по-прежнему против политики компании?

Она улыбнулась.

— Да, мистер Таунсенд, но…

Рядом со Сьюзен возникла старший продавец и с еще бо́льшим подозрением посмотрела на них.

— В нем должно быть не меньше тысячи элементов, — сказал Таунсенд. — Моей матери нужен пазл, которого хватит хотя бы на неделю.

— Разумеется, сэр, — и Сьюзен подвела его к нужному стенду.

Не глядя на нее, он стал внимательно рассматривать их.

— Как насчет «Пиллигрини»? В восемь часов? — прошептал он, пока «мегера» была еще далеко.

— Отлично. Я никогда там не была, но всегда хотела, — ответила она и взяла у него из рук пазл с изображением Сиднейского порта.

Вернувшись за прилавок, она пробила чек и положила большую коробку в пакет с эмблемой «Мурз».

— Пожалуйста, два десять, сэр.

Таунсенд заплатил за покупку и хотел еще раз уточнить время свидания, но «мегера» ни на шаг не отходила от Сьюзен и сказала елейным голоском:

— Надеюсь, головоломка понравится вашему племяннику.

Две пары глаз смотрели ему вслед, когда он выходил из магазина.

Увидев содержимое пакета, Банти была слегка удивлена. За все тридцать два года, что она проработала на сэра Грэхема, он ни разу не дарил жене пазлы.

Не обращая внимания на ее вопросительный взгляд, Таунсенд сказал:

— Банти, я хочу срочно видеть начальника отдела распространения. К десяти часам в киоске на углу улицы короля Уильяма «Газетт» уже не было.

Когда она уже стояла в дверях, он добавил:

— Да, и не могли бы вы заказать мне на сегодня столик на двоих в «Пиллигрини»?

Когда Сьюзен появилась в дверях ресторана, несколько мужчин повернули головы и провожали ее взглядами, пока она шла к угловому столику. На ней был розовый костюм, подчеркивавший фигуру, и хотя юбка была на пару сантиметров ниже колен, когда она подошла к столику, его глаза все еще смотрели вниз. Она заняла место напротив него, и во взглядах теперь читалась зависть.

Чей-то голос намеренно громко произнес:

— Этот поганец получает все, что захочет.

Они оба засмеялись, и Таунсенд налил ей шампанского. Вскоре он почувствовал, как ему легко с ней. Они рассказывали друг другу истории из жизни, как старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки. Таунсенд объяснил, почему в последнее время так часто летает в Сидней, а Сьюзен поведала, почему ей не нравится работать в отделе игрушек в «Мурз».

— Она всегда такая злая? — поинтересовался Таунсенд.

— Ты застал ее в хорошем расположении духа. После твоего ухода она полдня ехидничала по поводу того, зачем ты приходил: то ли за подарком матери, то ли племяннику, а может, еще кому-то. А когда я на пару минут задержалась после обеда, она заявила: «Вы опоздали на сто двадцать секунд, мисс Гловер. Если это повторится, нам придется вычесть соответствующую сумму из вашей зарплаты».

Таунсенд расхохотался — так похоже она изобразила «мегеру».

— В чем ее проблема?

— Думаю, она хотела быть стюардессой.

— По-моему, ей не хватает некоторых физических данных, — предположил Таунсенд.

— Ну, а ты чем сегодня занимался? — спросила Сьюзен. — Снова пытался подцепить стюардессу из «Остэйр»?

— Нет, — улыбнулся он. — Это было на прошлой неделе, причем безуспешно. Сегодня мне пришлось довольствоваться работой — я пытался решить, по карману ли мне заплатить миллион девятьсот фунтов за «Сидней Кроникл».

— Миллион девятьсот? — ужаснулась она. — В таком случае меньшее, что я могу сделать, это оплатить сегодняшний счет. В последний раз, когда я покупала «Сидней Кроникл», газета стоила шесть пенсов.

— Да, но ты купила один номер, а мне нужны все.

Их кофейные чашки уже убрали со стола, кухня закрылась, но они все никак не могли наговориться. Двое официантов со скучающим видом стояли у колонны, изредка бросая на них тоскливые взгляды. Таунсенд заметил, как один с трудом подавил зевок, тогда он попросил счет и оставил большие чаевые. На улице он взял Сьюзен за руку.

— Где ты живешь?

— На северной окраине, но, боюсь, я уже опоздала на последний автобус. Придется взять такси.

— Такой чудесный вечер. Давай прогуляемся?

— С удовольствием, — улыбнулась она.

Всю дорогу они говорили не умолкая, и час спустя подошли к ее дому.

— Спасибо за чудесный вечер. Кит, — на прощание сказала Сьюзен. — Теперь я понимаю, что значит «проветриться».

— Мы можем это повторить, — предложил он.

— Хорошая мысль.

— Когда?

— Я бы сказала завтра, но все зависит от того, придется ли мне каждый раз возвращаться домой пешком. Если да, я бы предпочла ресторан поближе или, по крайней мере, надела бы более удобные туфли.

— Конечно, нет, — заверил ее Таунсенд. — Обещаю, завтра я отвезу тебя на машине. Но днем я подписываю контракт в Сиднее, так что вернусь только часам к восьми.

— Отлично. Значит, я успею зайти домой и переодеться.

— «Л’Этуаль» тебя устроит?

— Только если тебе есть что отпраздновать.

— Уверяю тебя, у нас будет прекрасный повод для праздника.

— Тогда встретимся в «Л’Этуаль» в девять. — Она потянулась к нему и поцеловала в щеку. — Знаешь, Кит, так поздно здесь такси не найти, — в ее голосе слышалось беспокойство. — Боюсь, тебе придется возвращаться пешком.

— Ничего, это того стоит, — сказал Таунсенд, когда Сьюзен направилась по дорожке к дому.

К нему подъехала машина и остановилась. Из нее выскочил водитель и открыл дверцу.

— Куда, босс?

— Домой, Сэм, — сказал он своему шоферу. — Только давай поедем через вокзал. Я хочу купить утренний выпуск.

Утром Таунсенд первым рейсом улетел в Сидней. Рядом с ним в самолете сидели его юрист Клайв Джарвис и бухгалтер Тревор Мичем.

— Мне все еще не нравится пункт о расторжении, — заметил Клайв.

— И график платежей надо немного подкорректировать, — добавил Тревор.

— Сколько нужно времени, чтобы разобраться с этими вопросами? — спросил Таунсенд. — Вечером в Аделаиде у меня назначена встреча, поэтому я должен успеть на дневной рейс.

Оба с сомнением покачали головой.

Их опасения оправдались. Юристы обеих компаний все утро обсуждали особые условия договора, бухгалтеры долго возились с проверкой цифр. Все работали без перерыва, а после трех Таунсенд каждую минуту начал поглядывать на часы. Он ходил взад и вперед по комнате, односложно отвечал на вопросы, но окончательный вариант документа был готов только в шестом часу.

Таунсенд вздохнул с облегчением, когда юристы наконец поднялись из-за стола и стали разминать ноги. Он снова посмотрел на часы и подумал, что еще успевает на самолет и прибудет в Аделаиду вовремя. Он поблагодарил своих советников за работу и пожимал руки их коллегам, когда в комнату вошел сэр Сомерсет в сопровождении редактора и исполнительного директора.

— Мне сказали, что мы наконец пришли к соглашению, — широко улыбнулся старик.

— Пожалуй, да, — ответил Таунсенд, пытаясь скрыть нетерпение. Он хотел позвонить в «Мурз» и предупредить, что может опоздать, но знал, что ее не подзовут к телефону.

— Ну что ж, давайте отметим это событие, а потом поставим подписи под окончательным вариантом, — предложил сэр Сомерсет.

После третьего стакана виски Таунсенд заметил, что пора бы подписать договор. Его поддержал Ник Уотсон и напомнил сэру Сомерсету, что ему еще нужно сдать в печать вечерний номер.

— Верно, — сказал владелец, доставая из кармана перьевую ручку. — А так как «Кроникл» еще шесть недель будет принадлежать мне, мы не должны опускать планку. Кстати, Кит, ты поужинаешь со мной?

— К сожалению, сегодня не смогу, — ответил Таунсенд. — У меня уже назначена встреча в Аделаиде.

Сэр Сомерсет резко повернулся к нему:

— Надеюсь, она красавица? Я не потерплю, если меня променяют на очередную деловую сделку.

— Уверяю вас, она очень красивая, — рассмеялся Таунсенд. — И это только второе наше свидание.

— В таком случае не буду тебя задерживать.

Сэр Сомерсет направился к столу, на котором лежали два экземпляра договора. Некоторое время он стоял и смотрел на контракт, словно сомневаясь. Обе стороны забеспокоились, а один из юристов сэра Сомерсета стал нервно перебирать руками.

Старик повернулся к Таунсенду и подмигнул.

— Должен тебе сказать, наша сделка в конечном счете состоялась благодаря Дункану, а не Хэкеру.

Он наклонился над столом и подписал оба экземпляра, потом передал ручку Таунсенду, который поставил свое имя рядом с подписью сэра Сомерсета.

Мужчины несколько официально пожали друг другу руки.

— Самое время выпить еще по стаканчику, — сказал сэр Сомерсет и подмигнул Таунсенду. — Давай, беги, Кит, а мы повеселимся в твое отсутствие. Хочу сказать, мой мальчик, я очень счастлив, что «Кроникл» перейдет к сыну сэра Грэхема Таунсенда.

Ник Уотсон шагнул вперед и обнял Таунсенда за плечи.

— Как редактор «Кроникл», хочу сказать, что рад работать с вами. Надеюсь, мы скоро снова увидим вас в Сиднее.

— Я тоже рад работать с вами, — ответил Таунсенд, — и уверен, мы будем встречаться время от времени. — Повернувшись к Дункану Александру, он улыбнулся: — Спасибо. Теперь мы в расчете.

Дункан протянул руку, но Таунсенд уже выбежал за дверь. Двери лифта закрылись перед его носом, и он не успел нажать кнопку со стрелкой вниз. Когда ему наконец удалось поймать такси, водитель отказался нарушить скоростной лимит, несмотря на уговоры, подкуп и даже ругань. Подъезжая к аэропорту, Таунсенд увидел взлетающий «Дуглас», в то время как его последний пассажир остался на земле.

— В кои-то веки улетел вовремя, — пожал плечами таксист.

В отличие от следующего рейса, который по расписанию вылетал через час, но был отложен на сорок минут.

Посмотрев на часы, Таунсенд неторопливо подошел к телефонной будке и нашел в справочнике Аделаиды телефон Сьюзен. Телефонистка сказала, что номер занят. Через несколько минут он позвонил снова, но ему никто не ответил. Наверное, она принимала душ. Он пытался представить себе это зрелище, когда объявили окончание посадки на рейс до Аделаиды.

Он попросил телефонистку попробовать еще раз, но номер опять был занят. Он чертыхнулся, положил трубку и побежал к самолету, едва успев подняться на борт. Весь полет он стучал по подлокотнику кресла, но самолет не летел быстрее.

Сэм с встревоженным видом стоял у машины, когда его хозяин выскочил из зала прилета. Он гнал в Аделаиду, нарушая все мыслимые и немыслимые правила, но к тому моменту, когда доставил своего шефа к ресторану, метрдотель уже принял последний заказ.

Таунсенд попытался объяснить, что случилось, но Сьюзен, казалось, все поняла еще до того, как он открыл рот.

— Я звонил из аэропорта, но все время попадал то на короткие, то на длинные гудки.

Он посмотрел на нетронутые приборы, лежавшие перед ней на столе.

— Только не говори, что ты ничего не ела.

— Мне просто не хотелось, — она взяла его за руку. — Но ты-то уж точно умираешь с голоду и наверняка все еще хочешь отпраздновать свой триумф. Итак, если бы у тебя был выбор, чего бы тебе хотелось больше всего?

Когда на следующее утро Таунсенд вошел в свой кабинет, около его стола в нерешительности топталась Банти, сжимая в руке листок бумаги. У него создалось впечатление, что она стоит здесь уж довольно долго.

— Какие-то проблемы? — спросил Таунсенд, закрывая дверь.

— Нет. Просто вы, похоже, забыли, что в конце этого месяца я выхожу на пенсию.

— Я не забыл, — Таунсенд сел за стол. — Просто я не думаю…

— На этот счет в компании есть четкие правила, — прервала его Банти. — Когда служащей исполняется шестьдесят лет…

— Вам никогда не будет шестьдесят, Банти!

— …она получает право выйти на пенсию в последнюю пятницу того же календарного месяца.

— Правила нужны для того, чтобы их нарушать.

— Ваш отец считал, что у этого правила не должно быть исключений, и я с ним согласна.

— Но у меня сейчас нет времени искать кого-то другого, Банти. Со всей этой покупкой «Кроникл» и…

— Я предвидела эту проблему, — не моргнув глазом заявила она, — и нашла идеальную замену.

— И какая же у нее квалификация? — грозно поинтересовался Таунсенд, готовый с ходу признать ее непригодной.

— Она моя племянница, — последовал ответ, — а главное, она из эдинбургской ветви нашей семьи.

Таунсенд сразу не смог найти подходящий ответ.

— Ну ладно, пусть придет. Назначьте ей встречу, — он сделал паузу, — в следующем месяце.

— Она сидит в моем кабинете и может встретиться с вами прямо сейчас.

— Вы же знаете, как я занят, — Таунсенд опустил взгляд на пустую страницу ежедневника. Банти явно позаботилась, чтобы на утро у него не было никаких встреч. Она протянула ему лист бумаги, который держала в руке.

Он стал изучать резюме мисс Янгер, стараясь найти хоть какой-нибудь предлог, чтобы не встречаться с ней. Дочитав до конца страницы, он с неохотой произнес:

— Пусть зайдет.

Когда Хитер Янгер вошла в кабинет, Таунсенд встал и дождался, пока она займет место напротив. Мисс Янгер была довольно высокой девушкой, около ста семидесяти пяти сантиметров, и из ее резюме Таунсенд знал, что ей двадцать восемь лет, хотя выглядела она значительно старше. Она пришла на собеседование в зеленом свитере и твидовой юбке. Коричневые чулки навевали воспоминания о продовольственных карточках, а туфли мать Таунсенда назвала бы практичными.

Ее золотисто-каштановые волосы были уложены в аккуратный пучок, ни один волосок не выбивался из прически. В первый момент Таунсенду даже показалась, что перед ним мисс Стэдман, настолько четко и сдержанно мисс Янгер отвечала на его вопросы.

Собеседование длилось одиннадцать минут, и в следующий понедельник мисс Янгер приступила к работе.

Таунсенду пришлось ждать еще шесть недель, прежде чем он стал законным владельцем «Кроникл». Все это время он встречался со Сьюзен почти каждый день. Она часто спрашивала, почему он остается в Аделаиде, если «Кроникл» требует столько его времени и внимания, и он просто отвечал:

— Я ничего не могу сделать, пока не стану законным владельцем газеты. А если бы они хотя бы догадывались, что я задумал, они в ту же секунду разорвали бы договор.

Без Сьюзен эти шесть недель показались бы невыносимыми, хотя она частенько поддразнивала его из-за постоянных опозданий на свидания. В конце концов он придумал, как решить эту проблему, и предложил:

— Может, будет проще, если ты переедешь ко мне?

В воскресенье вечером, накануне официального перехода «Кроникл» к Таунсенду, они с Сьюзен вместе полетели в Сидней. По дороге в гостиницу Таунсенд попросил таксиста остановиться перед редакцией. Он взял Сьюзен под руку и перевел через дорогу. На другой стороне улицы он повернулся и посмотрел на здание «Кроникл».

— В полночь оно будет принадлежать мне, — произнес он со страстью, которой она прежде не замечала.

— А я-то надеялась, что это ты будешь принадлежать мне в полночь, — поддразнила она.

К удивлению Сьюзен, в фойе гостиницы их ждал Брюс Келли. Она удивилась еще больше, когда Кит пригласил его поужинать с ними.

Она скучала, пока Кит обсуждал свои планы на будущее газеты, как будто ее здесь не было. Сьюзен не могла понять, почему они еще не пригласили редактора «Кроникл». Наконец Брюс ушел. Они с Китом поднялись в лифте на верхний этаж и разошлись по своим комнатам. Кит сидел за столом, просматривая какие-то цифры, когда она проскользнула к нему через общую дверь между их номерами.

Наутро владелец «Кроникл» проснулся около шести часов и ушел из гостиницы, пока Сьюзен еще спала. Он прогулялся пешком до Питт-Стрит, останавливаясь по пути у каждого газетного киоска. Не так плохо, как в свое время было с «Газетт», думал он, подходя к зданию редакции, но могло быть и лучше.

Он попросил стоявшего у входа охранника передать редактору и исполнительному директору, чтобы они зашли к нему, как только придут, и велел немедленно прислать к нему слесаря. Когда на этот раз он шел по зданию редакции, никто не спрашивал, кто он такой.

Таунсенд впервые занял кресло сэра Сомерсета и стал читать второй выпуск утреннего номера «Кроникл». Он быстро набросал какие-то заметки, дочитав номер до конца, встал из-за стола и мерил шагами кабинет, изредка останавливаясь у окна и поглядывая на Сиднейский порт. Через несколько минут появился слесарь, и Таунсенд сказал ему, что нужно сделать.

— Когда? — спросил слесарь.

— Сейчас, — ответил Таунсенд.

Он снова сел за стол, думая, кто из этих двоих придет раньше. Стук в дверь раздался только через сорок минут. Когда Ник Уотсон, редактор «Кроникл» вошел в кабинет, Таунсенд с опущенной головой читал пухлую папку.

— Простите, Кит, — начал тот. — Я не думал, что вы придете так рано. — Таунсенд поднял голову, и Ник добавил: — Мы можем обсудить все по-быстрому? В десять я должен начать утреннюю летучку.

— Вы не будете вести ее сегодня, — сказал Таунсенд. — Я поручил это Брюсу Келли.

— Что? Но я же редактор, — недоумевал Ник.

— Уже нет, — заявил Таунсенд. — Я вас повышаю.

— Повышаете меня? — переспросил Ник.

— Да. Прочитаете объявление в завтрашнем номере. Вы станете первым в истории газеты заслуженным редактором «Кроникл» в отставке.

— Что это значит?

— «В отставке» означает бывший, а «заслуженный» означает, что вы это заслужили, — Таунсенд замолчал, наблюдая, как меняется выражение на лице Ника. — Не переживайте, Ник. У вас отличная должность и ежегодный оплачиваемый отпуск.

— Но вы же сами в моем присутствии говорили сэру Сомерсету, что хотите работать со мной.

— Я помню, Ник, — сказал он и слегка покраснел. — Простите, я… — он не закончил фразу, так как раздался стук в дверь.

Вошел Дункан Александр.

— Извини, Кит, но кто-то сменил замок на двери моего кабинета.

 

ГЛАВА 15

ИВНИНГ КРОНИКЛ, 20 ноября 1947 года:

СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ. СВАДЬБА БЛИСТАТЕЛЬНОЙ ПРИНЦЕССЫ ЕЛИЗАВЕТЫ И ЕЕ ГЕРЦОГА-МОРЯКА

Шарлотта решила не ходить на прием по случаю шестидесятилетия Арно Шульца, потому что пока побаивалась оставлять Давида с немецкой няней. С тех пор как она вернулась из Лиона, Дик стал более внимательным и иногда даже приходил домой пораньше, чтобы увидеть своего первенца, пока его не уложили спать.

В тот вечер Армстронг ушел из дому в восьмом часу. Он заверил Шарлотту, что зайдет ненадолго, выпьет за здоровье Арно и вернется домой. Она улыбнулась и пообещала приготовить ужин к его приходу.

Он торопливо шагал по городу в надежде, что придет до того, как все сядут за стол, и тогда он сможет быстро поздравить Арно и сразу уйти. Может, у него даже останется время, чтобы по дороге домой заглянуть к Максу Сэквиллу и сыграть пару партий в покер.

Около восьми Армстронг постучал в дверь Арно. Когда хозяин проводил его в переполненную гостиную, стало ясно, что все ждали только его. Арно представил Дика своим друзьям, которые приветствовали его как почетного гостя.

Арно сунул ему в руку бокал белого вина — сделав глоток, Армстронг сразу понял, что вино не из французского сектора, — проводил в небольшую столовую и усадил рядом с человеком, который представился Юлиусом Ганном и которого Арно назвал «своим старым другом и главным соперником».

Армстронг слышал это имя раньше, но не мог вспомнить, кто это. Поначалу он игнорировал Ганна и набросился на еду. Только он зачерпнул ложкой жидкий суп, приготовленный из неизвестного ему животного, как Ганн стал расспрашивать его о том, как обстоят дела в Лондоне. Армстронгу стало ясно, что этот немец знает о британской столице гораздо больше, чем он сам.

— Я так надеюсь, что скоро снимут ограничения на поездки за границу, — заметил Ганн. — Мне просто необходимо еще раз посетить вашу страну.

— Думаю, союзники пока на это не пойдут, — сказал Армстронг. Госпожа Шульц тем временем убрала пустую тарелку из-под супа и поставила перед ним пирог из кролика.

— Меня это огорчает, — вздохнул Ганн. — Из-за всего этого мне крайне сложно следить за моими предприятиями в Лондоне.

Внезапно в голове Армстронга что-то щелкнуло, и он впервые за вечер отложил вилку с ножом. Ганн — владелец «Дер Берлинер», конкурентной газеты, издававшейся в американском секторе. Но чем еще он владеет?

— Я давно хотел с вами встретиться, — сказал Армстронг.

Ганн удивленно взглянул на него — до этой минуты капитан Армстронг не проявлял к нему никакого интереса.

— Какой тираж у «Дер Берлинер»? — спросил Армстронг, прекрасно зная ответ. Но он хотел, чтобы Ганн продолжал говорить, прежде чем он задаст единственный вопрос, который был для него действительно важен.

— Примерно двести шестьдесят тысяч в день, — ответил Ганн. — А другая наша ежедневная газета во Франкфурте, к моей огромной радости, снова выпускает больше двухсот тысяч экземпляров.

— А сколько всего у вас газет? — небрежно поинтересовался Армстронг, снова беря в руки вилку с ножом.

— Только две. До войны их было семнадцать и вдобавок еще несколько специализированных научных журналов. Но о них и говорить нечего, пока не снимут все ограничения.

— Я думал, что до войны евреям — а я сам еврей, — Ганн вновь бросил на него удивленный взгляд, — было запрещено владеть газетами.

— Совершенно верно, капитан Армстронг. Но я продал свои акции партнеру, который не был евреем, и он вернул их мне по той же цене сразу после окончания войны.

— А журналы? — Армстронг поковырял вилкой в пироге. — Они приносили прибыль в те трудные времена?

— О да. Вообще-то, думаю, со временем они станут более надежным источником дохода, чем газеты. До войны моей компании принадлежала львиная доля всех научных публикаций в Германии. Но когда Гитлер занял Польшу, нам запретили публиковать материалы, которые могут оказаться полезными для врагов «третьего Рейха». В данный момент я сижу на неопубликованных восьмилетних исследованиях, среди них — большинство научных изданий, вышедших в Германии во время войны. Издательский мир с радостью заплатил бы за такой материал кругленькую сумму, если бы только я мог найти какую-то лазейку.

— Что мешает вам опубликовать это сейчас? — спросил Армстронг.

— Лондонское издательство, с которым у меня была договоренность, больше не желает распространять мою работу.

Свисавшая с потолка лампочка внезапно погасла, и в центр стола поставили небольшой торт с единственной свечкой.

— А почему? — спросил Армстронг, не позволив прервать разговор Арно Шульцу, который под аплодисменты задул свечку.

— Потому что, к сожалению, единственный сын председателя правления был убит в бою на побережье Дюнкерка, — пояснил Ганн. Армстронгу положили самый большой кусок торта. — Я написал ему несколько писем с выражением соболезнования, но он мне просто не ответил.

— В Англии есть и другие издательства, — заметил Армстронг и, отломив кусок торта, запихнул его в рот.

— Да, но условия договора пока не позволяют мне иметь дело с другими. Теперь осталось подождать всего несколько месяцев. Я уже решил, какое лондонское издательство будет представлять мои интересы.

— Правда? — Армстронг смахнул крошки со рта.

— Если выберете время, капитан Армстронг, — сказал немецкий издатель, — я сочту за честь показать вам свою типографию.

— У меня сейчас совершенно сумасшедший график.

— Конечно, — ответил Ганн. — Я понимаю.

— Но, может, я загляну к вам, когда в следующий раз буду в американском секторе.

— Буду рад, — сказал Ганн.

После ужина Армстронг поблагодарил хозяина за незабываемый вечер и подгадал так, чтобы выйти вместе с Юлиусом Ганном.

— Надеюсь, еще увидимся, — сказал на прощание Ганн.

— Не сомневаюсь, — ответил Армстронг, пожимая руку лучшему другу Арно Шульца.

Дик вернулся домой около полуночи, когда Шарлотта уже спала. Он разделся, набросил на плечи халат и тихонько поднялся в комнату Давида. Некоторое время он стоял у колыбели, глядя на сына.

— Я построю для тебя империю, — прошептал он, — и однажды ты с гордостью назовешь ее своей.

Утром Армстронг доложил полковнику Оакшоту, что присутствовал на юбилее Арно Шульца, но умолчал о знакомстве с Юлиусом Ганном. Оакшот сообщил Дику, что звонил майор Форсдайк и поручил ему еще раз наведаться в русский сектор. Армстронг обещал связаться с Форсдайком, но не сказал, что сначала собирается посетить американский сектор.

— Кстати, Дик, — сказал полковник. — Я так и не увидел твою статью о нашем отношении к немцам в лагерях для интернированных.

— Верно, сэр. К сожалению, чертовы фрицы просто не стали сотрудничать. Боюсь, все это оказалось напрасной тратой времени.

— Ничего удивительного, — покачал головой Оакшот. — Я же тебя предупреждал…

— И были правы, сэр.

— Хотя, в общем-то, жаль, — ответил полковник. — Я по-прежнему считаю, что нам необходимо наладить контакты с этими людьми и завоевать их доверие.

— Полностью с вами согласен, сэр, — кивнул Армстронг. — И могу вас уверить, что я тоже пытаюсь внести свою лепту.

— Знаю, Дик. Как дела у «Дер Телеграф» в эти трудные времена?

— Как нельзя лучше, — ответил он. — Со следующего месяца начнет выходить воскресный номер, а ежедневное издание по-прежнему бьет все рекорды.

— Отличная новость, — похвалил полковник. — Кстати, говорят, в следующем месяце герцог Глостерский собирается с официальным визитом в Берлин. Может получиться неплохая статья.

— Хотите, чтобы она вышла на первой полосе «Дер Телеграф»? — спросил Армстронг.

— Нет, пока я не получу «добро» от безопасности. Тогда у тебя будет — как это называется? — эксклюзив.

— Здорово, — Армстронг вспомнил, что полковник питает слабость к визитам высоких сановников, особенно членов королевской семьи. Он встал.

— Не забудь явиться к Форсдайку, — напомнил на прощание полковник.

Армстронг отдал честь и уехал к себе.

Ему было о чем подумать, кроме майора из службы безопасности. Разобравшись с почтой, он предупредил Сэлли, что остаток дня проведет в американском секторе.

— Если позвонит Форсдайк, — распорядился он, — договорись с ним о встрече на завтра.

Пока рядовой Бенсон вез его через весь город в американский сектор, Армстронг обдумывал последовательность действий, которые нужно было предпринять, чтобы все выглядело естественно. Он велел Бенсону остановиться у банка «Хольт и К°», где снял со своего счета сто фунтов — почти все свои сбережения, — но оставил на счету символическую сумму, так как превышение кредита на счете британского офицера до сих пор считалось военным преступлением.

В американском секторе Бенсон подъехал к другому банку. Там Армстронг обменял стерлинги на 410 долларов, надеясь, что эти деньги будут достаточно крупной ставкой и обеспечат ему поддержку Макса Сэквилла. Они не спеша пообедали в американской офицерской столовой, и Армстронг договорился встретиться с капитаном вечером и сыграть партию в покер. Вернувшись к джипу, он приказал Бенсону отвезти его в редакцию «Дер Берлинер».

Столь скорый визит капитана Армстронга удивил Юлиуса Ганна, но он тотчас отложил свои дела и устроил высокопоставленному гостю экскурсию по редакции. Армстронгу потребовалось всего несколько минут, чтобы оценить размеры империи Ганна, хотя тот все время сокрушался:

— Совсем не то, что раньше.

Обойдя все владения Ганна, включая двадцать один печатный станок в подвальном помещении, Армстронг понял всю ничтожность «Дер Телеграф» по сравнению с предприятием Ганна, особенно когда хозяин упомянул, что у него есть еще семь типографий, примерно такого же размера, в разных частях Германии, в том числе в русском секторе Берлина.

Армстронг ушел из редакции только в шестом часу. Он поблагодарил Юлиуса, как он теперь его называл, и на прощание сказал:

— Мы непременно должны встретиться снова, мой друг. Может, как-нибудь пообедаете со мной?

— Огромное спасибо, — ответил Ганн. — Но вы наверняка знаете, капитан Армстронг, что мне запрещено появляться в британском секторе.

— В таком случае, придется мне прийти к вам, — улыбнулся Армстронг.

Ганн проводил гостя к выходу и тепло пожал ему руку. Армстронг перешел дорогу и, не обращая внимания на своего водителя, свернул на боковую улочку. Через несколько минут он остановился перед баром «У Джо», и ему стало интересно, как он назывался до войны. Он вошел внутрь. Бенсон проехал чуть дальше и поставил джип в нескольких метрах от входа.

Армстронг заказал кока-колу и сел за столик в углу бара. Он был рад, что никто его не узнал и не подсел к нему. После третьего стакана колы он еще раз убедился, что 410 долларов на месте. Ночь предстояла длинная.

— Где его черти носят? — возмущался Форсдайк.

— Капитан Армстронг уехал в американский сектор перед самым обедом, сэр, — оправдывалась Сэлли. — После встречи с полковником Оакшотом возникло какое-то срочное дело. Но перед отъездом он просил назначить с вами встречу, если вы позвоните.

— Смотрите, какой внимательный, — язвительно заметил Форсдайк. — Кое-что срочное возникло в британском секторе, и я буду крайне признателен, если капитан Армстронг прибудет ко мне в кабинет завтра в девять часов утра.

— Я передам ему ваше сообщение, как только он вернется, майор Форсдайк, — заверила Сэлли. Она бы немедленно связалась с Диком, вот только понятия не имела, где он.

— Ну что, как обычно, клубный пятикарточный? — предложил Макс, подтолкнув через покрытый зеленым сукном стол бутылку пива и открывалку.

— Давай, — кивнул Армстронг и стал перемешивать колоду.

— Чувствую, мне сегодня повезет, дружище, — сказал Макс, сняв китель и повесив его на спинку стула. — Надеюсь, у тебя с собой много денег. — Он не спеша налил себе пива в стакан.

— Достаточно, — ответил Армстронг. Он лишь изредка отпивал из своего стакана, понимая, что ему надо будет сохранять трезвую голову на протяжении нескольких часов. Он перетасовал карты, Макс снял колоду и закурил сигарету.

К концу первого часа Армстронг выигрывал 70 долларов, и с другой стороны стола все время доносилось слово «везунчик». Через некоторое время у него в кармане было уже почти 500 долларов.

— До сих пор тебе везло, — сказал Макс, срывая крышку со своей четвертой бутылки. — Но ночь еще не кончилась.

Армстронг улыбнулся и кивнул, бросил вторую карту своему противнику и сдал себе еще одну. Он посмотрел свои карты: четверка и девятка пик. Он положил на стол пять долларов и сдал еще по две.

Макс ответил пятью долларами и, отогнув уголок своей карты, посмотрел, что ему сдал Дик. Не в силах сдержать улыбку, он положил еще пять долларов поверх ставки Армстронга.

Армстронг сдал себе пятую карту и некоторое время изучал свой расклад, потом доставил в банк еще 10 долларов. Макс без колебаний вытащил десятку из кармана и бросил поверх пачки банкнот в центре стола. Он облизал губы и сказал:

— Открываемся, дружище.

Армстронг перевернул карты и показал пару четверок. Улыбка Макса стала еще шире, когда он открыл пару десяток.

— Меня не перехитришь, — заявил американец, сгребая деньги.

К концу второго часа счет слегка перевешивал в пользу Макса.

— Я же предупреждал, что ночь будет долгой, — хмыкнул Макс. Он уже давно обходился без стакана и теперь пил прямо из бутылки.

Только на третьем часу, когда Макс выиграл три партии подряд, Дик упомянул в разговоре имя Юлиуса Ганна.

— Говорит, он тебя знает.

— Конечно, знает, — ответил Макс. — Он издает газету в этом секторе. Правда, я ни разу ее не читал.

— Кажется, его бизнес процветает, — Армстронг сдал карты для новой партии.

— Еще бы. И только благодаря мне.

Армстронг положил 10 долларов в центр стола, хотя у него не было ничего, кроме туза. Макс тут же бросил сверху десятку и потребовал еще одну карту.

— Что значит «благодаря тебе»? — спросил Армстронг и добавил 20 долларов к растущему банку.

Макс задумался, посмотрел в свои карты, потом на деньги.

— Ты что, поставил двадцатку?

Армстронг кивнул, и тогда американец тоже достал из кармана кителя 20 долларов.

— Ему даже задницу подтереть было бы нечем, если б не я, — заявил Макс, напряженно вглядываясь в свои карты. — Я выдаю ему месячную норму. Я контролирую поставки бумаги. Я решаю, сколько электроэнергии он получает. Я решаю, когда включить, а когда выключить электричество. Вам с Арно Шульцем это прекрасно известно.

Макс поднял глаза и с изумлением увидел, что Армстронг достает из бумажника пачку денег.

— Ты блефуешь, приятель, — сказал Макс. — Нутром чую, блефуешь. — Он помедлил. — Сколько ты сейчас поставил?

— Пятьдесят долларов, — небрежно бросил Армстронг.

Макс полез в карман кителя, вытащил две десятки и шесть пятерок и осторожно выложил их на стол.

— Ну, давай, показывай, что у тебя там, — неуверенно предложил он.

Армстронг открыл пару семерок. Макс расхохотался и швырнул перед ним трех валетов.

— Я так и знал. Я был уверен, что у тебя одно дерьмо на руках. — Он жадно глотнул из своей бутылки.

Улыбка не сходила с его лица, пока он раздавал новые карты.

— Даже не знаю, с кем из вас проще разделаться — с тобой или с Ганном, — заплетающимся языком произнес он.

— А это не пиво в тебе говорит? — Дик без особого интереса взглянул на свои карты.

— Сейчас увидишь, кто говорит, — ответил Макс. — Да я за час сотру тебя в порошок.

— Я не себя имел в виду, — сказал Армстронг, бросая пятерку на стол. — Я говорил о Ганне.

Наступила долгая пауза, пока Макс жадно пил из бутылки. Потом он изучил свои карты и положил их на стол рубашкой вверх. Армстронг взял еще карту и доставил 10 долларов в банк. Макс потребовал следующую карту и, увидев ее, стал облизывать губы. Он снова полез в карман и вытащил новую десятку.

— Давай посмотрим, что у тебя на этот раз, дружище, — Макс был уверен, что, имея на руках две пары — тузов и валетов, — он непременно должен выиграть.

Армстронг открыл три пятерки. Макс с хмурым видом наблюдал, как его выигрыш уходит на другую сторону стола.

— Ты готов поставить реальные деньги, или ты можешь только языком трепать? — спросил он.

— Я только что сорвал банк, — напомнил Дик, убирая деньги в карман.

— Нет, я говорил о Ганне.

Дик промолчал.

— Да у тебя кишка тонка, — хмыкнул Макс, не дождавшись ответа.

Дик положил колоду на стол, посмотрел на своего противника и спокойно сказал:

— Ставлю тысячу долларов, что ты не сможешь разорить Ганна.

Макс поставил бутылку и уставился на него, как будто не мог поверить в то, что сейчас услышал.

— Сколько времени ты мне дашь?

— Шесть недель.

— Нет, это слишком мало. Не забывай, мне нужно устроить все так, будто я ни при чем. Мне нужно минимум шесть месяцев.

— У меня нет шести месяцев, — покачал головой Армстронг. — Если хочешь, давай поспорим наоборот — и я через шесть недель закрою «Дер Телеграф».

— Но у Ганна предприятие намного крупнее, чем у Арно Шульца, — возразил Макс.

— Понимаю. Поэтому дам тебе три месяца.

— В таком случае я надеюсь, ты предложишь мне фору.

И снова Армстронг сделал вид, что обдумывает предложение.

— Два к одному, — наконец сказал он.

— Три к одному, и мы договорились, — упорствовал Макс.

— По рукам, — согласился Армстронг.

Перегнувшись через стол, мужчины пожали друг другу руки. Американец встал со своего места и, покачиваясь, подошел к календарю на стене с изображением полуголой красотки. Он стал переворачивать страницы, пока не дошел до октября. Потом достал из заднего кармана брюк ручку, громко отсчитал дни и обвел жирным кружком семнадцатое число.

— В этот день я получу свою тысячу, — ухмыльнулся он.

— Черта с два! — сказал Армстронг. — У тебя нет ни одного шанса. Я встречался с Ганном и могу тебе сказать: он твердый орешек.

— Посмотрим, — бросил Макс, возвращаясь к столу. — Я сделаю с Ганном то, что не сумели немцы.

Макс сдал карты. В течение следующего часа Дик отыграл почти весь свой проигрыш. Но когда около полуночи он уходил домой, Макс все еще облизывал губы.

Наутро, когда Дик вышел из ванной, Шарлотта не спала и ждала его, сидя в кровати.

— И во сколько же ты пришел домой прошлой ночью? — холодно поинтересовалась она, пока он искал в шкафу чистую рубашку.

— В двенадцать, — ответил Дик, — или в час. Я поел в городе, чтобы тебя не беспокоить.

— Лучше бы ты приходил домой в нормальное время. Тогда, возможно, мы могли бы вместе сесть за стол и съесть то, что я готовлю тебе каждый вечер.

— Я же тебе говорил — все, что я делаю, я делаю для тебя.

— Я начинаю думать, что ты просто не знаешь, что мне нужно, — сказала Шарлотта.

Дик смотрел на нее в зеркало, но ничего не говорил.

— Ты даже не пытаешься вытащить нас из этой чертовой дыры. Так, может, мне пора возвращаться в Лион?

— Мои демобилизационные бумаги скоро будут готовы, — сообщил Дик, поправляя виндзорский узел на галстуке. — Полковник Оакшот обещал, что ждать придется максимум три месяца.

— Еще три месяца? — в ужасе выдохнула Шарлотта.

— Подвернулось одно дельце, оно может оказаться важным для нашего будущего.

— И, конечно, ты, как всегда, не можешь сказать мне, что это за дело.

— Нет, это совершенно секретно.

— Как удобно, — сказала Шарлотта. — Каждый раз, когда я хочу обсудить с тобой нашу жизнь, ты отделываешься одной и той же фразой — «Кое-что подвернулось». А когда я пытаюсь узнать подробности, ты всегда заявляешь, что это совершенно секретно.

— Ты несправедлива, — покачал головой Дик. — Это действительно совершенно секретно. Со временем ты поймешь, что я все делаю ради тебя и Давида.

— Откуда ты знаешь? Тебя никогда нет рядом, когда я укладываю Давида спать, а утром ты уходишь на работу задолго до того, как он просыпается. Он так мало тебя видит, что не знает точно, кто его отец — ты или рядовой Бенсон.

— У меня есть обязанности, — повысил голос Дик.

— Да, — кивнула Шарлотта. — Обязанности перед своей семьей. И главная из этих обязанностей — вытащить нас из этого богом забытого города как можно скорее.

Дик надел форменную куртку и повернулся к ней.

— Я над этим работаю. Сейчас это не просто. Попытайся понять.

— Думаю, я все прекрасно понимаю. Для большинства моих знакомых это оказалось удивительно просто. А «Дер Телеграф» не устает напоминать нам, что поезда сейчас уходят из Берлина два раза в день. Может, нам с Давидом стоит сесть на один из них.

— Что ты хочешь этим сказать? — крикнул Дик, надвигаясь на нее.

— Ничего особенного. Просто однажды ночью ты придешь домой и обнаружишь, что у тебя больше нет ни жены, ни ребенка.

Дик шагнул к ней и замахнулся, но она не сдвинулась с места. Он остановился и уставился ей в глаза.

— Ты и со мной будешь вести себя так же, как со всеми, кто ниже звания капитана, да?

— Не знаю, что это я так разволновался, — сквозь зубы процедил Дик, опуская кулак. — От тебя не дождешься никакой поддержки, когда она мне нужна больше всего, а если я стараюсь что-то сделать для тебя, ты все время только ноешь. — Шарлотта побледнела. — Езжай к своей семье, если хочешь, глупая сука, только не думай, что я за тобой побегу.

Он выскочил из спальни, схватил в коридоре фуражку и трость, скатился по лестнице и выбежал на улицу. Бенсон сидел в джипе с заведенным мотором и ждал, чтобы отвезти его на работу.

— Ты хоть понимаешь, твою мать, что с тобой будет, если ты меня бросишь? — прошипел Армстронг, усевшись на переднее сиденье.

— Простите, сэр? — недоуменно спросил Бенсон.

Армстронг повернулся к своему водителю.

— Ты женат, Рег?

— Нет, сэр. Гитлер вовремя меня спас.

— Гитлер?

— Да, сэр. Меня призвали за три дня до свадьбы.

— Она тебя ждет?

— Нет, сэр. Она вышла замуж за моего лучшего друга.

— Ты скучаешь по ней?

— Нет, но я скучаю по нему.

Армстронг рассмеялся, и через минуту Бенсон подъехал к конторе.

Войдя в здание, он столкнулся с Сэлли.

— Ты получил мое сообщение? — спросила она.

Армстронг резко остановился.

— Какое сообщение?

— Вчера я звонила тебе домой и просила Шарлотту передать, что майор Форсдайк ждет тебя сегодня в девять утра в своем кабинете.

— Черт бы ее побрал, — разозлился Армстронг и повернул назад. — Что еще у меня на сегодня? — крикнул он на ходу.

— Почти ничего, — ответила она, едва поспевая за ним, — только прием вечером в честь фельдмаршала Очинлека. Шарлотта тоже приглашена. Вам нужно быть в офицерской столовой с семи до половины восьмого. Придут все большие шишки.

Выходя за дверь, Армстронг бросил через плечо:

— Вернусь не раньше обеда.

Бенсон торопливо загасил сигарету, которую только что прикурил, и спросил, когда Армстронг запрыгнул на соседнее сиденье:

— Куда теперь, сэр?

— К майору Форсдайку. Мне нужно быть у него в девять часов.

— Но, сэр… — начал было Бенсон, нажимая на стартер, но решил не говорить капитану, что даже Нуволари было бы нелегко добраться на другой конец сектора за семнадцать минут.

За минуту до назначенного времени Армстронг стоял перед кабинетом Форсдайка. Бенсон же радовался, что их не остановила военная полиция.

— Доброе утро, Армстронг, — поздоровался майор, когда Дик вошел в кабинет. Он ждал, что тот отдаст честь, но напрасно. — Возникло срочное дело. Нам нужно, чтобы вы доставили пакет своему другу майору Тюльпанову.

— Он мне не друг, — резко ответил Армстронг.

— Не будьте таким чувствительным, старина, — сказал Форсдайк. — Пора бы уже знать, что из этого ничего не выйдет, если вы работаете на меня.

— Я не работаю на вас, — разозлился Армстронг.

Форсдайк поднял взгляд на человека, стоявшего по другую сторону стола. Его глаза сузились, губы сжались в одну прямую линию.

— Мне известно, каким влиянием вы пользуетесь в британском секторе, капитан Армстронг, но хочу вам напомнить, что, каким бы могущественным вы себя ни вообразили, я пока еще старше вас по званию. А главное, я ничуть не стремлюсь попасть на первую полосу вашей газетенки. Так что хватит психовать из-за своего раздутого эго и давайте работать.

Наступило долгое молчание.

— Вы хотели, чтобы я доставил пакет, — наконец выдавил Армстронг.

— Да, — ответил майор. Он выдвинул ящик стола, достал пакет, размером с обувную коробку, и протянул Армстронгу. — Постарайтесь, пожалуйста, чтобы майор Тюльпанов получил это как можно скорее.

Армстронг взял пакет, сунул под мышку, отдал честь, нарочито щелкнув каблуками, и строевым шагом вышел из кабинета.

— В русский сектор, — рявкнул он, садясь в джип.

— Есть, сэр, — сказал Бенсон, радуясь, что на этот раз успел сделать хоть пару затяжек. Через несколько минут они въехали на территорию русского сектора. Армстронг приказал остановиться на обочине.

— Жди здесь и не двигайся с места до моего возвращения, — он вышел из машины и зашагал в сторону Ленинплац.

— Подождите, сэр, — крикнул Бенсон и, выпрыгнув из джипа, побежал за ним.

Армстронг резко повернулся и свирепо уставился на шофера.

— Какого черта ты себе позволяешь?

— Вы забыли это, сэр, — Бенсон протянул ему обернутый коричневой бумагой пакет.

Армстронг схватил коробку и пошел прочь, не сказав больше ни слова. У Бенсона возникла мысль, что босс, наверное, приехал к любовнице, хотя часы на соборе показывали всего десять.

Армстронг ничуть не остыл, когда через несколько минут добрался до Ленинплац. Он ворвался в здание, взлетел вверх по лестнице, миновал комнату секретарши и направился к кабинету Тюльпанова.

— Одну минутку, сэр, — секретарша вскочила. Но было поздно. Армстронг распахнул дверь и решительно шагнул в кабинет.

Он застыл на месте, увидев, с кем разговаривает Тюльпанов.

— Простите, сэр, — промямлил он и быстро развернулся к двери, едва не сбив с ног подоспевшую секретаршу.

— Нет, Любжи, останься, пожалуйста, — остановил его Тюльпанов.

Армстронг снова повернулся, вытянулся по стойке «смирно» и коротко отдал честь.

— Маршал, — сказал кагэбэшник, — вы, вероятно, не знакомы с капитаном Армстронгом. Он отвечает за связи с общественностью в британском секторе.

Армстронг пожал руку главнокомандующему Группой советских войск в Германии и снова извинился за вторжение, только на этот раз по-русски.

— Рад знакомству, — ответил маршал Жуков на родном языке. — Если не ошибаюсь, мы увидимся сегодня за ужином.

— Не думаю, сэр, — удивился Армстронг.

— Да-да, — сказал Жуков. — Я только сегодня утром просматривал список гостей. Я имею удовольствие сидеть рядом с вашей женой.

Наступило неловкое молчание, и Армстронг решил больше не влезать со своим мнением.

— Спасибо, что зашли, — нарушил молчание Тюльпанов. — И разъяснили это мелкое недоразумение.

Майор Тюльпанов небрежно козырнул. Жуков ответил тем же и молча вышел из кабинета. Как только дверь за ним закрылась, Армстронг спросил:

— В вашей армии маршалы всегда сами приходят к майорам?

— Только если эти майоры служат в КГБ, — ухмыльнулся Тюльпанов. Его взгляд остановился на коробке. — Я смотрю, ты с подарками.

— Понятия не имею, что это, — Армстронг протянул ему пакет. — Знаю только, что майор Форсдайк попросил немедленно доставить его вам.

Тюльпанов взял пакет и медленно развязал веревку, как ребенок, разворачивающий неожиданный рождественский подарок. Сняв оберточную бумагу, он открыл крышку — в коробке лежала пара мужских полуботинок из коричневой кожи. Тюльпанов примерил.

— В самый раз, — сказал он, глядя на начищенные до блеска мыски. — Может, Форсдайк и высокомерный сукин сын, как назвал бы его твой друг Макс, но у англичан самая удобная обувь в мире.

— Значит, я всего лишь посыльный? — возмутился Армстронг.

— Уверяю тебя, Любжи, в нашей службе нет более высокой должности.

— Я сказал Форсдайку и скажу вам… — начал Армстронг, повысив голос, но оборвал себя на полуслове.

— Вижу, — сказал майор КГБ, — сегодня ты, как говорят англичане, встал не с той стороны кровати.

Армстронг дрожал от ярости.

— Давай, давай, Любжи, продолжай. Поведай мне, что ты сказал Форсдайку.

— Ничего, — буркнул Армстронг. — Ничего не сказал.

— Рад это слышать, — усмехнулся майор. — Пойми, Любжи, я единственный, кому ты можешь рассказать все.

— Почему вы в этом так уверены? — спросил Армстронг.

— Потому что ты, Любжи, как Фауст, заключил договор с дьяволом. — Он немного помолчал. — А еще, наверное, потому, что мне уже известно о твоем маленьком заговоре, направленном на дестабилизацию — уникальное британское слово, которое удивительно точно выражает твои намерения — господина Юлиуса Ганна.

По лицу Армстронга было видно, что он хочет возразить. Майор поднял бровь, но Армстронг промолчал.

— Нужно было с самого начала открыть мне свой маленький секрет, Любжи, — продолжал Тюльпанов. — Тогда мы тоже могли бы сыграть свою роль. Мы бы прекратили подачу электричества на предприятие Ганна в советском секторе, не говоря уж о поставках бумаги. Но ты, наверное, не знал, что все свои журналы он печатает в здании, от которого рукой подать до того места, где мы сейчас стоим. Если бы ты доверился нам, мы могли бы увеличить шансы капитана Сэквилла на получение тысячи долларов… существенно увеличить.

Армстронг по-прежнему молчал.

— Но, видимо, в этом и состоит твой план. Три к одному — хорошая ставка, Любжи, если один из трех — это я.

— Но как вы…

— Ты снова недооценил нас, Любжи. Но можешь не сомневаться, твои интересы — наша главная забота. — Тюльпанов направился к двери. — Когда увидишь майора Форсдайка, передай ему, что ботинки — в самый раз.

Было ясно, что на этот раз Тюльпанов не намерен приглашать его на обед. Армстронг козырнул, вышел из кабинета и уныло побрел к своему джипу.

— «Дер Телеграф», — тихо сказал он Бенсону.

На КПП их задержали всего на несколько минут, потом разрешили проехать в британский сектор. Войдя в типографию, Армстронг с удивлением обнаружил, что станки работают вовсю. Он направился прямо к Арно, который тоже был здесь и наблюдал за упаковкой каждой новой партии газет.

— Почему мы до сих пор печатаем? — спросил Армстронг, стараясь перекричать шум работающих станков. Арно показал на свой кабинет, и они не произнесли больше ни слова, пока не закрыли за собой дверь.

— Разве вы не слышали? — спросил Арно, жестом предлагая ему сесть.

— О чем не слышал?

— Вчера вечером мы продали триста пятьдесят тысяч экземпляров, и они требуют еще.

— Триста пятьдесят тысяч? И требуют еще? Почему?

— «Дер Берлинер» два дня не поступает на улицы. Утром мне звонил Юлиус Ганн и сказал, что у них уже сорок восемь часов отключено электричество.

— Какое страшное невезение, — с напускным сочувствием произнес Армстронг.

— И вдобавок ко всему, — продолжал Арно, — он лишился своего постоянного поставщика бумаги из русского сектора. Он спрашивал, нет ли у нас подобных проблем.

— И что же вы ему ответили? — поинтересовался Армстронг.

— Что с тех пор, как вы здесь, мы забыли, что такое проблемы, — сказал Арно.

Армстронг улыбнулся и встал.

— Если они не выйдут и завтра, — добавил Арно вдогонку Армстронгу, — нам придется напечатать не меньше четырехсот тысяч экземпляров.

Армстронг закрыл за собой дверь и повторил:

— Какое страшное невезение.

 

ГЛАВА 16

СИДНЕЙ МОРНИНГ ГЕРАЛЬД, 30 января 1957 года:

В КОНКУРСЕ ПРОЕКТОВ ОПЕРНОГО ТЕАТРА ПОБЕДИЛ ДАТЧАНИН

— Но мы почти не видимся с тех пор, как объявили о нашей помолвке, — негодовала Сьюзен.

— У меня одна газета выходит в Аделаиде, а другая — в Сиднее, — обернулся к ней Кит. — Невозможно находиться в двух местах одновременно.

— Ты даже в одном месте не можешь находиться, — сказала Сьюзен. — А если ты приберешь к рукам еще и ту воскресную газету в Перте, о чем трубят все газеты, я не увижу тебя и по выходным.

Кит понимал: сейчас неподходящий момент говорить ей, что он уже заключил договор с владельцем «Перт Санди Монитор». Он молча встал с постели.

— А куда ты собрался сейчас? — спросила она, когда он скрылся в ванной.

— У меня встреча в городе, — крикнул он из-за закрытой двери.

— В воскресенье утром?

— Это единственный день, когда он может со мной встретиться. Человек специально прилетел из Брисбейна.

— Но мы же хотели покататься на яхте. Или об этом ты тоже забыл?

— Конечно, не забыл, — сказал Кит, выходя из ванной. — Поэтому и договорился о встрече за завтраком. Я вернусь раньше, чем ты успеешь собраться.

— Как в прошлое воскресенье?

— Тогда было другое дело, — возразил Кит. — «Перт Монитор» — воскресная газета, и если я ее покупаю, мне нужно быть там в тот единственный день, когда она выходит, чтобы во всем разобраться.

— Так ты все-таки ее купил? — прищурилась Сьюзен.

Он натянул брюки, потом с нерешительным видом повернулся к ней.

— Да, по юридическому соглашению. Но у них первоклассное руководство, так что мне не придется так часто мотаться в Перт.

— А редколлегия? — поинтересовалась Сьюзен. Кит тем временем набросил на плечи спортивную куртку. — Если здесь пойдет по тому же сценарию, что и в других газетах, которые ты покупаешь, первые полгода ты будешь там дневать и ночевать.

— Нет, этого не будет, — сказал Кит. — Обещаю. Просто будь готова к моему возвращению. — Он наклонился и поцеловал ее в щеку. — Я приеду не позже, чем через час, в крайнем случае — два.

Он закрыл дверь спальни, не дав ей открыть рот.

Таунсенд сел на переднее сиденье, и его водитель тотчас завел мотор.

— Скажи, Сэм, твоя жена обижается на тебя за то, что ты так много работаешь?

— Трудно сказать, сэр. В последнее время она вообще перестала со мной разговаривать.

— Вы давно женаты?

— Одиннадцать лет.

Он решил больше не задавать Сэму вопросов о семейной жизни. Пока машина мчалась по направлению к городу, он старался выбросить Сьюзен из головы и сосредоточиться на встрече с Аланом Рутледжем. Он никогда раньше его не видел, но в газетном мире Рутледж пользовался репутацией первоклассного журналиста и человека, способного напоить любого до бесчувствия. Если у последней идеи Таунсенда был хоть один шанс, ему нужен такой человек, как Рутледж, чтобы воплотить ее в жизнь.

Сэм свернул с Елизавет-стрит и подъехал к гостинице «Таун-Хауз». Таунсенд улыбнулся, увидев «Санди Кроникл» на верхней полке газетной стойки, и вспомнил передовицу этого номера. Газета в очередной раз убеждала читателей, что мистеру Мензису пора выйти в отставку и уступить место более молодому преемнику, лучше понимающему проблемы современных австралийцев.

Когда машина остановилась у тротуара, Таунсенд сказал:

— Вернусь через час, максимум через два.

Сэм улыбнулся про себя, глядя, как его босс выскочил из машины, толкнул крутящиеся двери и скрылся из виду.

Таунсенд стремительно пересек холл и вошел в зал для завтраков. Он огляделся и увидел Алана Рутледжа, сидящего у окна. Тот курил сигарету и читал «Санди Кроникл».

Он встал, когда Таунсенд подошел к его столику, и они довольно сдержанно пожали друг другу руки. Рутледж отложил газету и с улыбкой сказал:

— Я смотрю, уровень «Кроникл» становится все ниже. — Таунсенд бросил взгляд на заголовок: «На крыше сиднейского автобуса обнаружили высохшую голову». — Я бы сказал, заголовок отнюдь не в стиле сэра Сомерсета Кенрайта.

— Нет, — согласился Таунсенд, — но и результат — тоже. Мы продаем на сто тысяч экземпляров в день больше, чем в то время, когда он был владельцем, а прибыль увеличилась на семнадцать процентов. — Он взглянул на переминавшуюся с ноги на ногу официантку. — Мне — черный кофе и, пожалуй, ломтик поджаренного хлеба.

— Надеюсь, вы не собираетесь предложить мне стать следующим редактором «Кроникл», — Рутледж закурил новую сигарету. Таунсенд скосил глаза на пепельницу и увидел, что это уже четвертая.

— Нет, — покачал головой Таунсенд. — Брюс Келли отлично справляется со своими обязанностями. Для вас я придумал кое-что поинтереснее.

— И что бы это могло быть? — спросил Рутледж.

— Газета, которая пока существует только в моей голове, — ответил Таунсенд. — Но я хочу, чтобы вы помогли мне ее создать.

— И какой город вы представляете в своем воображении? — поинтересовался Рутледж. — В большинстве городов уже издается слишком много газет, а там, где их мало, они в буквальном смысле создали для себя монополию. Лучший тому пример — Аделаида.

— Не могу с этим не согласиться, — сказал Таунсенд. Официантка налила ему в чашку дымящийся черный кофе. — Но чего в этой стране нет, так это общенациональной газеты для всех австралийцев. Я хочу создать газету с названием «Континент», которая будет издаваться по всей стране — от Сиднея до Перта. Я хочу, чтобы она стала австралийской «Таймс» и, чтобы все считали ее серьезной газетой номер один в стране. А главное, я хочу, чтобы вы стали ее первым редактором.

Алан глубоко затянулся и некоторое время молчал.

— Где будет находиться редакция?

— В Канберре. Газета должна издаваться в политической столице, там, где принимаются государственные решения. Наша главная задача — привлечь лучших журналистов страны. И вот здесь мне нужны вы, потому что они скорее согласятся, если узнают, что вы будете редактором.

— И сколько времени, по-вашему, потребуется на подготовку? — спросил Рутледж, затушив пятую сигарету.

— Я надеюсь, через шесть месяцев она появится в киосках, — ответил Таунсенд.

— А на какой тираж вы рассчитываете? — Рутледж прикурил новую сигарету.

— От двухсот до двухсот пятидесяти тысяч в первый год, а потом, думаю, дойдем до четырехсот тысяч.

— Сколько вы будете оставаться ее владельцем, если не сумеете добиться такого тиража?

— Года два-три. Но если она станет приносить прибыль, я останусь с ней навсегда.

— И какие условия вы готовы предложить мне?

— Десять тысяч в год плюс обычный социальный пакет.

На лице Рутледжа заиграла улыбка, но Таунсенд и так знал, что предложил ему почти вдвое больше, чем он зарабатывает сейчас.

К тому времени, когда Таунсенд ответил на все его вопросы, а Рутледж открыл новую пачку сигарет, можно было заказывать ранний обед. Наконец Таунсенд встал, они пожали друг другу руки, и Рутледж сказал, что обдумает его предложение и даст ответ к концу недели.

Пока Сэм вез его обратно в Дарлинг-Пойнт, Таунсенд размышлял, как бы объяснить Сьюзен, что поездки между Сиднеем, Канберрой, Аделаидой и Пертом каждые семь дней — это необычайно увлекательно. У него не было особых сомнений насчет ее реакции.

Когда Сэм без нескольких минут час подъехал к дому, первое, что увидел Кит, была Сьюзен. Она шла по дорожке, неся в одной руке большую корзину, а в другой — сумку, набитую пляжными принадлежностями.

— Закрой дверь, — только и сказала она, проходя мимо Кита и направляясь к машине.

Только Кит коснулся дверной ручки, как в доме зазвонил телефон. С минуту он колебался, потом решил сказать — кто бы это ни был, — чтобы перезвонили вечером.

— Добрый день, Кит. Это Дэн Хэдли.

— Добрый день, сенатор, — ответил Кит. — Я немного спешу. Вы не могли бы перезвонить вечером?

— Ты уже никуда не будешь спешить, когда услышишь то, что я тебе скажу, — заявил сенатор.

— Я слушаю, Дэн, но мне все равно не хотелось бы опаздывать.

— Я только что говорил с министром почт. Он рассказал, что Боб Мензис собирается поддержать предложение правительства о создании новой коммерческой радиосети. Он также намекнул, что Хэкер и Кенрайт не войдут в правление, потому что уже контролируют собственные радиостанции. Так что ты можешь ввязаться в бой и заполучить ее.

Кит опустился на стул и слушал план кампании, который предлагал сенатор. Хэдли было известно, что Таунсенд уже делал предложения о поглощении радиостанций своих конкурентов, но безуспешно. Оба раза он получил резкий отказ, потому что Хэкер до сих пор злился на него из-за «Кроникл», а что до Кенрайта, они с Таунсендом больше не разговаривали.

Сорок минут спустя Таунсенд выбежал на улицу, захлопнув за собой дверь. Машины не было. Он чертыхнулся и вернулся по дорожке в дом. Но раз Сьюзен уехала без него, он подумал, что мог бы осуществить первую часть плана сенатора. Он снял трубку и набрал номер, который соединил его прямо с кабинетом редактора.

— Да, — произнес голос, который Таунсенд узнал по единственному слову.

— Брюс, что у нас завтра в передовице? — спросил он, не удосужившись представиться.

— Почему Сиднею не нужен оперный театр, но нужен новый мост, — сообщил Брюс.

— Выбрось ее, — распорядился Таунсенд. — Через час я подготовлю статью на пару сотен слов.

— О чем, Кит?

— Я расскажу нашим читателям, какую отличную работу делает Боб Мензис на посту премьер-министра и как глупо менять его на какого-нибудь неопытного аппаратчика, у которого молоко на губах не обсохло.

Следующие шесть месяцев Таунсенд почти безвылазно сидел в Канберре с Аланом Рутледжем, подготавливая выпуск новой газеты. Все шло с опозданием — начиная с поисков подходящего помещения и заканчивая подбором лучшего административного персонала и привлечением наиболее опытных журналистов. Но главной проблемой для Таунсенда было найти время для встреч со Сьюзен, потому что если он не был в Канберре, ему приходилось ехать в Перт.

«Континент» издавался чуть больше месяца, и управляющий банком уже начинал напоминать ему, что поток денежных средств на счете газеты движется только в одну сторону — в убыток. А Сьюзен твердила, что даже в выходные он смотрит только в одну сторону — на дверь.

Когда зазвонил телефон, Таунсенд разговаривал с Аланом Рутледжем в отделе новостей. Редактор закрыл микрофон рукой и прошептал, что на проводе Сьюзен.

— О Господи, я совсем забыл. У нее же сегодня день рождения, и мы идем на обед к ее сестре в Сиднее. Скажи, что я в аэропорту. Все что угодно, только не говори, что я еще здесь.

— Привет, Сьюзен, — поздоровался Алан. — Мне сказали, что Кит некоторое время назад уехал в аэропорт. Думаю, он уже летит в Сидней. — Он внимательно слушал ее ответ. — Да… Хорошо… Ладно… Конечно. — Он положил трубку. — Она говорит, если ты выедешь прямо сейчас, то можешь успеть на рейс, вылетающий в 8.25.

Таунсенд выбежал из кабинета Алана, даже не попрощавшись, вскочил в развозной фургон и поехал в аэропорт, где он провел почти всю прошлую ночь. Решив устроить главную редакцию газеты в Канберре, он не предусмотрел одного — сколько дней в неделю самолеты не смогут взлетать из-за тумана. Последние четыре недели ему казалось, что он полжизни провел за изучением прогнозов погоды, а другую половину — на взлетной полосе, щедро раздавая наличные упирающимся пилотам, которые стремительно превращались в самых дорогих курьеров в мире.

Он был доволен тем, как читатели поначалу приняли «Континент», и тираж быстро вырос до двухсот тысяч экземпляров. Но теперь общенациональная газета утратила свою новизну, и цифры упорно ползли вниз. Алан Рутледж сделал газету именно такой, как хотел Таунсенд, но оказалось, «Континент» — не то, что нужно австралийцам.

Таунсенд заехал на автостоянку в аэропорту, уже второй раз за это утро. Однако сейчас светило солнце, и туман рассеялся. Самолет до Сиднея взлетел вовремя, но не в 8.25. Стюардесса предложила ему номер «Континента», и то лишь потому, что он снабжал все вылетающие из столицы рейсы бесплатными номерами для каждого пассажира. Таким образом тираж держался на уровне двухсот тысяч, и рекламодатели были счастливы.

Он перелистывал страницы газеты, которой мог бы гордиться его отец. Австралийский аналог «Таймс». Правда, у нее было еще кое-что общее с этим знаменитым широкоформатным изданием — она быстро теряла деньги. Таунсенд уже понял — если они хотят получать прибыль, придется снизить уровень газеты. Но Алан Рутледж вряд ли задержится на посту редактора, если узнает, что́ у Таунсенда на уме.

Он перевернул еще одну страницу, и его взгляд остановился на рубрике, озаглавленной «Ближайшие события». Предстоящее через шесть дней бракосочетание со Сьюзен окрестили «свадьбой года». Будут присутствовать все влиятельные люди, уверяла газета, кроме премьер-министра и сэра Сомерсета Кенрайта. Этот день Киту придется провести в Сиднее с утра до вечера — он не собирается опаздывать на собственную свадьбу.

Он перевернул последнюю страницу и пробежал глазами программу радиопередач. Сегодня «Виктория» играла против «Нового Южного Уэльса», но ни одна радиостанция не собиралась транслировать матч, значит, он не сможет следить за игрой. В течение нескольких месяцев он только и делал, что выкручивал руки, тратил деньги на какие-то благие дела, в которые не верил, поддерживал политиков, которых презирал, но в конечном счете так и не получил лицензию на создание новой радиостанции. Таунсенд сидел на галерее для публики в Палате представителей, когда министр почт объявил, что лицензию решили предоставить давнему стороннику либеральной партии. Вечером сенатор Хэдли сказал ему, что премьер-министр лично заблокировал его заявку. Да уж, объем продаж «Континента» падает, куча денег потрачена впустую на получение лицензии, да еще мать и Сьюзен постоянно жалуются, что совсем его не видят — в общем, ничего хорошего в этом году не предвидится.

Как только самолет приземлился в аэропорту Кингсфорд-Смит, Таунсенд бегом спустился по трапу, промчался через зал прилета и выскочил на улицу, где около машины его ждал Сэм.

— Что это? — Таунсенд показал на большой сверток в красивой упаковке, лежавший на заднем сиденье.

— Подарок для Сьюзен. Хитер подумала, что вы не найдете в Канберре ничего подходящего.

— Да благословит ее Бог, — воздел руки к небу Таунсенд.

Хитер работала у него всего четыре месяца, но она уже доказала, что является достойным преемником Банти.

— Сколько нам туда ехать? — спросил Таунсенд, беспокойно поглядывая на часы.

— Если не будет пробок, то не больше двадцати минут, босс.

Таунсенд попытался расслабиться, но никак не мог избавиться от мыслей о работе, о том, сколько всего нужно сделать до свадьбы. Он уже начинал жалеть, что согласился на двухнедельный медовый месяц.

Когда машина остановилась перед небольшим таунхаусом на южной окраине города, Сэм протянул руку назад и передал подарок хозяину. Таунсенд улыбнулся, выскочил из машины и побежал по дорожке. Сьюзен открыла дверь еще до того, как он позвонил. Она уже собиралась отчитать его, но он наградил ее долгим поцелуем и вручил подарок. Она улыбнулась и провела его в гостиную как раз в тот момент, когда внесли торт с зажженными свечами.

— Что там? — она, как ребенок, потрясла сверток.

— Понятия не имею, — чуть не сказал Таунсенд, но вовремя прикусил язык. — Не скажу, но надеюсь, тебе понравится мой выбор. — У него едва не вырвалось «выбор цвета».

Он поцеловал ее в щеку и занял свободное место между сестрой и матерью Сьюзен. Все наблюдали, как она снимает бумагу с большой коробки. Кит смотрел с тем же интересом, что и остальные. Сьюзен открыла крышку и достала длинное нежно-голубое пальто, которое видела в «Фармере» месяц назад. Она могла поклясться, что Кита тогда с ней не было.

— Как ты узнал, что это мой любимый цвет? — поразилась она.

Кит понятия не имел, но загадочно улыбнулся и переключился на кусок торта, лежавший перед ним на тарелке. Остаток вечера обсуждали приготовления к свадьбе, и Сьюзен в очередной раз напомнила, что не потерпит на приеме речей в духе газетных передовиц.

После обеда Сьюзен помогала матери и сестре убирать со стола, а мужчины устроились около радиоприемника в гостиной. К удивлению Кита, шла трансляция крикетного матча.

— Какую станцию мы слушаем? — поинтересовался он у отца Сьюзен.

— «Ту-Дабл-Ю» из Воллонгонга.

— Но в Сиднее она не ловится.

— На южной окраине — ловится, — ответил тот.

— По-моему, это какой-то захолустный городишко, да? — сказал Кит.

— Точно. Две угольные шахты и гостиница. Во всяком случае, так было, когда я был ребенком. Но за последние десять лет население увеличилось вдвое.

Кит слушал комментатора, но мыслями уже был в Воллонгонге. Выждав некоторое время, он отправился на кухню. Женщины сидели за столом и по-прежнему обсуждали свадьбу.

— Сьюзен, ты на машине? — спросил Кит.

— Да, я приехала вчера и осталась на ночь.

— Отлично. Сейчас я попрошу Сэма отвезти меня домой. Понимаешь, мне немного неловко, что он так долго сидит там в машине. Увидимся через часок?

Он поцеловал ее в щеку и направился к выходу. Лишь через несколько минут Сьюзен сообразила, что он давным-давно мог бы отпустить Сэма и вернуться домой на ее машине.

— В Дарлинг-Пойнт, босс?

— Нет, — сказал Кит. — В Воллонгонг.

Сэм развернул машину и в конце дороги повернул налево, вливаясь в поток автомобилей, выезжающих из Сиднея по шоссе Принцев. Кит подозревал, что скажи он «Borra-Borra» или «Брокен-Хилл», Сэм все равно бы и глазом не моргнул.

Через несколько минут Кит уснул, подумав, что поездка окажется напрасной тратой времени. Проехав указатель «Добро пожаловать в Воллонгонг», Сэм резко вильнул, что всегда помогало разбудить босса.

— Мы едем в конкретное место? — спросил он. — Или вы просто хотите купить угольную шахту?

— Нет, вообще-то радиостанцию, — ответил Кит.

— Тогда я почти уверен, — сказал Сэм, — что она должна быть где-то рядом с этой огромной антенной, торчащей из земли.

— Готов поспорить, тебя наградили значком «Самый наблюдательный», когда ты был бойскаутом.

Через несколько минут Сэм высадил его у здания с выцветшей надписью «Ту-Дабл-Ю» на рифленой крыше.

Таунсенд взбежал по ступенькам, толкнул дверь и подошел к небольшому столу. Молоденькая секретарша отложила вязание и посмотрела на него.

— Я могу вам помочь?

— Да, — кивнул Таунсенд. — Вы знаете, кто владелец этой станции?

— Знаю, — ответила она.

— И кто же? — спросил Таунсенд.

— Мой дядя.

— А как зовут вашего дядю?

— Бен Эмптхилл. — Она смерила его взглядом. — Вы ведь не местный, да?

— Верно, — признался Таунсенд.

— Я так и подумала. Раньше я вас не видела.

— Вы знаете, где он живет?

— Кто?

— Ваш дядя.

— Конечно, знаю.

— Вы не могли бы мне сказать? — произнес Таунсенд, с трудом сдерживая раздражение.

— Разумеется, могу. Он живет в большом доме на холме в Вуноне, сразу за городом. Мимо не проедете.

Таунсенд выбежал из здания, запрыгнул в машину и объяснил Сэму дорогу.

В одном юная секретарша оказалась права: огромный белый дом, примостившийся на холмах, нельзя было не заметить. Сэм свернул с шоссе, медленно проехал через кованые ворота и покатил по длинной дорожке к дому. Они остановились около изящного портика.

Таунсенд постучал в дверь большим черным дверным молотком и терпеливо ждал. Речь он заготовил заранее: «Простите, что беспокою вас в воскресенье, но мне хотелось бы переговорить с мистером Эмптхиллом».

Дверь открыла женщина средних лет в красивом платье с цветочным узором. У нее был такой вид, словно она его ждала.

— Миссис Эмптхилл?

— Да. Чем могу помочь?

— Меня зовут Кит Таунсенд. Простите, что беспокою вас в воскресенье, но мне хотелось бы поговорить с вашим мужем.

— Моя племянница была права, — заявила миссис Эмптхилл. — Вы не местный, иначе знали бы, что с понедельника по пятницу Бена всегда можно найти в угольной конторе, в субботу он берет выходной и играет в гольф, в воскресенье утром ходит в церковь, а днем сидит на радиостанции и слушает трансляцию крикета. Думаю, он только ради этого и купил ее.

Таунсенд улыбнулся, выслушав эту информацию.

— Спасибо за помощь, миссис Эмптхилл, — поблагодарил он женщину. — Извините за беспокойство.

— Да никакого беспокойства, — махнула она рукой, глядя, как он бежит к машине.

— Возвращаемся на радиостанцию, — сказал Таунсенд, не желая признаться Сэму в своей ошибке.

Когда Таунсенд второй раз подошел к столу, он сразу спросил:

— Почему вы мне сразу не сказали, что ваш дядя здесь?

— Потому что вы не спрашивали, — невозмутимо ответила девушка, не поднимая глаз от вязания.

— Так где же он? — медленно спросил Таунсенд.

— В своем кабинете.

— А где его кабинет?

— На третьем этаже.

— Этого здания?

— Естественно, — ответила она и посмотрела на него, как на идиота.

Нигде не было и намека на лифт, поэтому Таунсенд бегом поднялся по лестнице на третий этаж. Он огляделся по сторонам, но не смог понять, где может быть кабинет мистера Эмптхилла. Тогда он пошел по коридору, стуча во все двери, пока из-за одной ему не крикнули:

— Войдите.

Таунсенд толкнул дверь и увидел грузного лысеющего мужчину, который сидел, закинув ноги на стол. Он слушал трансляцию того же матча, который чуть раньше слушал Таунсенд. Шла последняя серия бросков. Мужчина повернулся и коротко взглянул на Таунсенда.

— Садитесь, мистер Таунсенд, только ничего пока не говорите. Нам нужно всего одиннадцать очков, и мы победили.

— Я тоже болею за «Новый Южный Уэльс», — сообщил Таунсенд.

Бен Эмптхилл улыбнулся, когда следующий мяч ударил по линии границы поля. Не глядя на Таунсенда, он протянул руку назад и передал ему бутылку пива с открывалкой.

— Еще пара мячей, и я с вами, — сказал он.

Оба молчали, пока подсчитывали очки за последние семь пробежек. Когда объявили счет, мистер Эмптхилл подался вперед и поднял кулаки вверх.

— Все, считай, Кубок Шеффилда нам обеспечен.

Он убрал ноги со стола, развернулся и протянул руку.

— Бен Эмптхилл.

— Кит Таунсенд.

Эмптхилл кивнул.

— Да, я знаю, кто вы. Мне позвонила жена и сказала, что вы заходили к нам домой. В этом шикарном костюме и с галстуком в воскресенье она приняла вас за какого-то коммивояжера.

Таунсенд с трудом сдерживал смех.

— Нет, мистер Эмптхилл, я не…

— Все зовут меня Бен.

— Нет, Бен, я не продаю, я покупаю.

— И что же вы собираетесь купить, молодой человек?

— Вашу радиостанцию.

— Она не продается, Кит. Если только ты не хочешь в придачу местную газету, захудалую гостиницу и пару угольных шахт. Потому что все это одна компания.

— Кто владелец компании? — спросил Таунсенд. — Может, акционеры рассмотрят…

— Акционеров всего два, — пояснил Бен. — Перл и я. Так что даже если я и захочу продать, придется еще уговорить и ее.

— Но если компания принадлежит вам… — Таунсенд замялся, — …и вашей жене, вы вправе продать мне станцию.

— Безусловно, — кивнул Бен. — Но не собираюсь этого делать. Если тебе нужна станция, придется купить все остальное.

После еще нескольких бутылок пива и целого часа торговли и споров Таунсенд пришел к выводу, что племянница Бена не унаследовала ни одного гена от его ветви семьи.

Когда Таунсенд наконец выбрался из кабинета Бена, кругом была кромешная тьма, и секретарша уже ушла. Он рухнул на переднее сиденье машины и велел Сэму снова отвезти его в дом Эмптхиллов.

— Кстати, — сказал он, когда машина пошла по новому кругу, — ты был прав насчет угольных шахт. У меня их теперь две, а еще местная газета и гостиница, но самое главное — радиостанция. Но сделка не состоится, пока я не поужинаю с другим акционером, просто чтобы убедиться, что она меня одобряет.

Когда Кит потихоньку прокрался домой в час ночи, он не удивился, что Сьюзен крепко спит. Он осторожно закрыл дверь в спальню, спустился в свой кабинет на первом этаже, сел за стол и стал писать. Через некоторое время он задумался, в котором часу будет уже удобно позвонить своему юристу. Решил, что шесть тридцать пять — самое подходящее время, а пока принял душ, переоделся в свежую одежду, упаковал чемодан, приготовил себе завтрак и прочитал первые номера сиднейских газет, которые ему всегда доставляли к пяти часам утра.

Без двадцати пяти семь он вернулся из кухни в кабинет и набрал домашний номер юриста. Ему ответил сонный голос.

— Доброе утро, Клайв. Я подумал, тебе следует знать, что я купил угольную шахту. Вернее, две.

— И зачем они тебе, Кит, скажи на милость? — более бодрым голосом спросил юрист.

Минут сорок Таунсенд рассказывал, как провел вчерашний день и какую цену согласился заплатить. Клайв без остановки строчил в блокноте, который всегда лежал около кровати на случай, если позвонит Таунсенд.

— На первый взгляд мне кажется, что мистер Эмптхилл провернул выгодное дельце, — выразил свое мнение Клайв, когда его клиент закончил свой рассказ.

— Так оно и есть, — сказал Таунсенд. — И если бы ему захотелось это доказать, он мог бы напоить меня до смерти.

— Ну ладно, я позвоню тебе чуть позже, и мы договоримся о встрече, чтобы оформить договор.

— Не могу, — ответил Таунсенд. — Я должен улететь в Нью-Йорк первым рейсом, иначе эта сделка будет бесполезной. Тебе нужно обговорить детали с Беном Эмптхиллом. Он не из тех, кто отказывается от своего слова.

— Но мне потребуется твое одобрение.

— Ты его только что получил, — сказал Таунсенд. — Подготовь договор к моему возвращению.

— На сколько ты уезжаешь? — спросил Клайв.

— Дня на четыре, максимум на пять.

— Ты успеешь сделать все, что тебе нужно, за пять дней?

— Если нет, придется заняться добычей угля.

Положив трубку, Таунсенд вернулся в спальню и взял чемодан. Он решил не будить Сьюзен: столь неожиданный полет в Нью-Йорк потребует массу объяснений. Он написал ей записку и оставил на столе в холле.

При виде Сэма Таунсенд невольно подумал, что водитель тоже почти не спал. В аэропорту он сказал ему, что вернется в пятницу.

— Не забудьте, в субботу у вас свадьба, босс.

— Даже я не способен об этом забыть, — улыбнулся Таунсенд. — Волноваться не о чем. Когда я вернусь, у меня в запасе будет целых двадцать четыре часа.

В самолете он уснул, едва пристегнув ремень. Проснувшись несколько часов спустя, он никак не мог сообразить, куда летит и зачем. И вдруг все вспомнил. Когда он первый раз собирался купить радиовещательную компанию, он и его радиокоманда провели несколько дней в Нью-Йорке, и потом он еще три раза приезжал, заключая договоры с американскими радиовещательными компаниями и агентствами, чьи передачи собирался включить в программу, если бы ему дали лицензию. Теперь надо воспользоваться плодами той напряженной работы.

Желтое такси привезло его из аэропорта в гостиницу «Пирр». Хотя все четыре окошка были открыты, Таунсенд по дороге снял галстук и расстегнул ворот рубашки.

Портье встретил его так, будто он приезжал в Нью-Йорк по меньшей мере раз пятьдесят за этот год, и велел коридорному проводить мистера Таунсенда в «его обычный номер». Снова душ, очередная смена одежды, поздний завтрак и телефонные звонки. Потом Таунсенд мотался по городу от агента к агенту, от станции к станции, от студии к студии, заключая сделки за завтраком, обедом, ужином, а иногда и рано утром.

Четыре дня спустя он купил права на вещание в Австралии большинства лучших американских радиопередач в предстоящем сезоне с возможностью продлить договор еще на четыре года. Подписав окончательный вариант соглашения за пару часов до отлета в Сидней, он набил чемодан грязным бельем — Таунсенд не одобрял оплату лишних счетов — и взял такси до аэропорта.

Как только самолет оторвался от земли, он стал набрасывать статью, переделывая абзацы и меняя фразы, пока не решил, что она достаточно хороша для первой полосы. Когда они сели в Лос-Анджелесе, Таунсенд нашел ближайший телефон-автомат и позвонил Брюсу Келли. К его удивлению, редактора не было на месте. Заместитель Келли заверил, что успеет внести окончательную правку, и быстро переключил его на наборщика. Таунсенд продиктовал статью, и ему стало интересно, что же будут делать Хэкер и Кенрайт теперь, когда он разрушил их милый картель, и сколько пройдет времени, прежде чем они позвонят и станут умолять о заключении сделки.

Он услышал свое имя по громкоговорителю и бежал всю дорогу до летного поля. Дверь закрыли, как только он поднялся на борт. Сев на свое место, он закрыл глаза и открыл их только на следующее утро, когда самолет приземлился в Сиднее.

В ожидании багажа он позвонил Клайву Джарвису. Услышав в трубке голос Клайва, он взглянул на часы.

— Надеюсь, я не вытащил тебя из постели, — сказал он.

— Нет, что ты. Я как раз надевал свой фрак, — успокоил его юрист.

Таунсенда интересовало только одно — подписал ли Эмптхилл договор, иначе он спросил бы, на чью свадьбу собирается Клайв.

— Опережаю твой вопрос, — начал Клайв. — Ты теперь гордый обладатель «Воллонгонг Таймс», «Воллонгонг Гранд-Отель», двух угольных шахт и радиостанции, известной как «Ту-Дабл-Ю». Ее сигнал принимается на юге до Ноуры, а на севере — до южной окраины Сиднея. Надеюсь только, ты знаешь, что делаешь, Кит. Лично я ни черта не понимаю.

— Прочитай первую полосу сегодняшней «Кроникл», — сказал Таунсенд. — Может, догадаешься.

— Я никогда не читаю газет в субботу утром, — ответил Клайв. — По-моему, я имею право на один выходной в неделю.

— Но сегодня пятница, — удивился Таунсенд.

— Может, в Нью-Йорке еще и пятница, — хмыкнул Клайв, — но уверяю тебя, здесь в Сиднее уже суббота. С нетерпением жду встречи с тобой через час в церкви.

— О Господи, — простонал Таунсенд. Он бросил трубку, выбежал из багажного зала на улицу и увидел около машины Сэма. Вид у него был слегка взволнованный.

— Я думал, сегодня пятница, — запрыгивая в машину, сказал Таунсенд.

— Нет, сэр, боюсь, сегодня суббота, — ответил Сэм. — И через пятьдесят шесть минут вы женитесь.

— Но я даже не успеваю заехать домой и переодеться.

— Ничего страшного, — успокоил его Сэм. — Хитер приготовила все необходимое и положила на заднем сиденье.

Кит оглянулся и увидел аккуратную стопку одежды, золотые запонки и красную гвоздику. Он быстро скинул пиджак и стал расстегивать пуговицы на рубашке.

— Мы успеем? — спросил он.

— Нам нужно быть в соборе Св. Петра за пять минут до церемонии, — ответил Сэм. Кит тем временем бросил вчерашнюю рубашку назад. Сэм немного помолчал. — Ну, если не будет пробок и везде проскочим на зеленый…

— О чем еще мне стоит волноваться? — Киту никак не удавалось просунуть правую руку в левый рукав накрахмаленной рубашки.

— По-моему, Хитер и Брюс обо всем позаботились, — сказал Сэм.

Кит наконец разобрался с рукавами и поинтересовался, знает ли Сьюзен, что он только вернулся.

— Вряд ли, — покачал головой Сэм. — Последние несколько дней она провела у сестры в Когарахе, и оттуда ее привезли прямо в церковь. Правда, сегодня утром она звонила пару раз, но я сказал, что вы в ду́ше.

— От душа я бы не отказался.

— Мне пришлось бы ей позвонить, если бы вы не прилетели этим рейсом.

— Конечно, Сэм. Будем надеяться, что невеста по традиции чуть-чуть опоздает. — Кит протянул руку назад и подхватил серые полосатые брюки с уже закрепленными подтяжками — ни те, ни другие он до этого не видел.

Сэм подавил зевок.

Кит резко повернулся к нему.

— Ты что, торчал в аэропорту двадцать четыре часа?

— Тридцать шесть, сэр. Ведь вы же сказали — в пятницу.

— Прости, — извинился Кит. — Твоя жена, наверное, готова разорвать меня на куски.

— Ей плевать, сэр.

— Почему? — удивился Кит, застегивая пуговицы на брюках. Машина тем временем сделала крутой вираж на скорости километров восемьдесят.

— В прошлом месяце она ушла от меня и подала на развод.

— Мне очень жаль, — тихо произнес Кит.

— Ерунда, сэр. Она так и не смогла примириться с образом жизни водителя.

— Значит, это моя вина?

— Конечно, нет, — ответил Сэм. — Было еще хуже, когда я работал в такси. Нет, все дело в том, что мне нравится эта работа, а она просто не выдерживала этот ритм.

— И тебе понадобилось одиннадцать лет, чтобы это понять, — Кит наклонился вперед, натягивая серый фрак.

— Думаю, мы оба давно это понимали. Но под конец я больше не мог слышать ее бесконечное ворчание: она, мол, никогда не знает, в котором часу ждать меня домой.

— Никогда не знает, в котором часу ждать тебя домой? — задумчиво повторил Кит после очередного крутого виража.

— Да. Она не могла понять, почему я не прихожу домой в пять, как все нормальные мужья.

— Мне хорошо знакома эта проблема, — кивнул Кит.

Остаток пути оба молчали. Сэм выбирал улицы с менее интенсивным движением, стараясь сэкономить хоть несколько секунд, а Кит думал о Сьюзен, в третий раз перевязывая галстук.

Кит приколол гвоздику к лацкану, когда машина свернула на улицу, ведущую к собору Св. Петра. Он уже слышал звон колоколов, и первым, кого он увидел, был встревоженный Брюс Келли, который стоял посреди дороги и смотрел в их сторону. Узнав машину, он с облегчением улыбнулся.

— Как обещал, сэр, — сказал Сэм, переключившись на третью передачу. — У нас есть еще пять минут.

— Или одиннадцать лет разочарования, — тихо произнес Кит.

— Простите, сэр? — Сэм поставил ногу на тормоз, переключился на вторую передачу и стал замедлять ход.

— Нет, ничего, Сэм. Просто ты открыл мне глаза, и я понял, что эта авантюра не для меня. — Он замолчал и, когда до ступеней церкви оставался какой-нибудь метр, твердо сказал: — Не останавливайся, Сэм. Просто поезжай дальше.

 

ГЛАВА 17

ТАЙМС, 24 марта 1948 года:

ЗАПАДНЫЕ ДЕРЖАВЫ БОЙКОТИРУЮТ СОВЕЩАНИЕ В БЕРЛИНЕ

— Большое спасибо, что так быстро откликнулись, капитан Армстронг.

— Не стоит благодарности, Юлиус. В тяжелые времена мы, евреи, должны держаться вместе, — Армстронг хлопнул издателя по плечу. — Чем я могу помочь?

Юлиус Ганн встал из-за стола и ходил из угла в угол, рассказывая Армстронгу обо всех бедах, которые обрушились на его компанию за последние два месяца. Армстронг внимательно слушал. Потом Ганн вернулся на свое место и спросил:

— Как вы думаете, можно что-нибудь сделать?

— Я бы очень хотел, Юлиус. Но вы лучше других понимаете, что американский и русский сектор живут по своим законам.

— Я боялся такого ответа, — Ганн сник. — Но Арно не раз мне говорил, что ваше влияние простирается далеко за пределы британского сектора. Я бы вас не побеспокоил, если бы не безвыходное положение.

— Безвыходное? — переспросил Армстронг.

— Боюсь, это наиболее точное описание, — кивнул Ганн. — Если через месяц ситуация не изменится, я лишусь доверия своих старых клиентов, и тогда мне, вероятно, придется закрыть одно, а то и два моих предприятия.

— Я и не думал, что все так плохо, — заметил Армстронг.

— Еще хуже. Я не могу доказать, но мне кажется, за всем этим стоит капитан Сэквилл — знаете, я никогда с ним не ладил. — Ганн немного помолчал. — Как вы думаете, может, он просто антисемит?

— Вряд ли, — пожал плечами Армстронг. — Правда, я не очень хорошо его знаю. Я попробую задействовать свои связи и выяснить, чем вам можно помочь.

— Вы так добры, капитан Армстронг. Если вы мне поможете, я буду вам бесконечно благодарен.

— Не сомневаюсь, Юлиус.

Армстронг вышел из кабинета Ганна и велел водителю ехать во французский сектор, где обменял дюжину бутылок «Джонни Уокер Блек» на ящик кларета, которого не пробовал даже фельдмаршал Очинлек во время недавнего визита.

По дороге в британский сектор Армстронг решил заехать к Арно Шульцу и выяснить, всю ли правду сказал ему Ганн. К его удивлению, в редакции «Дер Телеграф» Арно не было. Его заместитель, имя которого Армстронг так и не сумел запомнить, сказал, что господин Шульц получил разрешение навестить своего брата в русском секторе. Армстронг даже не знал, что у Арно есть брат.

— И, капитан Армстронг, — добавил заместитель, — вам, наверное, будет приятно узнать, что прошлой ночью мы опять напечатали четыреста тысяч экземпляров.

Армстронг кивнул и ушел, уверенный, что все идет по плану. Ганн в течение месяца согласится на его условия, если рассчитывает сохранить бизнес. Армстронг взглянул на часы и велел Бенсону отвезти его в контору капитана Халлета. Войдя в кабинет, он сразу выставил на стол Халлета дюжину бутылок кларета, не успел тот и глазом моргнуть.

— Не понимаю, как тебе это удается, — Халлет выдвинул верхний ящик и достал какой-то документ.

— Каждому свое, — опробовал Армстронг новое выражение, которое на днях услышал от полковника Оакшота.

В течение часа Халлет пункт за пунктом растолковывал Армстронгу проект договора, пока Дик не убедился, что все понял и что договор его полностью устраивает.

— И если Ганн его подпишет, — спросил Армстронг, когда они добрались до последнего параграфа, — я могу быть уверенным, что английский суд признает этот документ?

— Безусловно, — кивнул Стивен.

— А немецкий?

— Аналогично. Уверяю, здесь совершенно не к чему придраться — хотя мне все равно непонятно… — юрист немного помедлил, — с какой стати Ганн отдаст такой большой кусок своей империи в обмен на «Дер Телеграф».

— Скажем так: я тоже могу решить кое-какие его проблемы, — сказал Армстронг, положив руку на ящик кларета.

— Еще бы, — Халлет встал из-за стола. — Кстати, Дик, мои бумаги наконец-то оформили. Совсем скоро я уеду домой.

— Поздравляю, старина, — улыбнулся Армстронг. — Отличные новости.

— Точно. И естественно, если тебе понадобится юрист, когда вернешься в Англию…

Когда двадцать минут спустя Армстронг приехал на работу, Сэлли предупредила, что в кабинете его ждет посетитель, заявивший, что он его близкий друг, хотя она никогда раньше его не видела.

Армстронг открыл дверь и увидел Макса Сэквилла. Первыми его словами были:

— Пари отменяется, дружище.

— Что значит «отменяется»? — Армстронг положил договор в верхний ящик стола и запер его на ключ.

— То и значит — отменяется. Мои документы наконец-то оформили. В конце месяца меня отправляют домой, в Северную Каролину. Здорово, правда?

— Конечно, здорово, — согласился Армстронг. — Ты уйдешь с дороги, и Ганн выстоит, а я с удовольствием заберу свою тысячу долларов.

— Ты же не заставишь старого друга выполнить условия пари, если обстоятельства изменились?

— Еще как заставлю, дружище, — сказал Армстронг. — Скажу тебе больше, если ты хочешь соскочить, завтра об этом узнает весь американский сектор. — Армстронг сел за стол, глядя, как на лбу американца проступают капельки пота. Он немного помолчал и добавил: — Вот что я тебе скажу, Макс. Я согласен на семьсот пятьдесят, но только если заплатишь сегодня.

Прошла почти минута, и Макс стал облизывать губы.

— Ни фига, — сказал он. — Я смогу свалить Ганна до конца месяца. Просто придется все немного ускорить… — И он выскочил из кабинета.

Армстронг не был уверен, что Макс справится в одиночку, — наверное, пришло время протянуть ему руку помощи. Он снял трубку и велел Сэлли в течение часа его не беспокоить.

Напечатав одним пальцем две статьи, он внимательно прочитал их и внес несколько поправок в текст. Потом вложил первый лист в темно-желтый конверт без адреса и запечатал его. Второй лист сложил и спрятал в верхний карман форменной куртки. Потом он снял трубку и попросил Сэлли прислать к нему водителя. Бенсон внимательно слушал, пока капитан объяснял, что от него требуется, заставляя его повторять инструкции, чтобы убедиться, что он все правильно понял — особенно насчет переодевания в гражданскую одежду.

— И ты никогда никому не расскажешь об этом разговоре, Рег, никому. Я понятно выражаюсь?

— Да, сэр, — Бенсон взял конверт, отдал честь и вышел из кабинета.

Армстронг улыбнулся, нажал кнопку на телефоне и попросил Сэлли принести почту. Он знал, что первый выпуск «Дер Телеграф» появится в продаже на вокзале не раньше полуночи. В американский или русский сектор он попадет еще как минимум через час. Крайне важно правильно рассчитать время. До конца дня он оставался в своем кабинете, проверяя последние данные тиража с лейтенантом Уэйкхемом. Он также позвонил полковнику Оакшоту и прочитал ему свою статью. Полковник разрешил опубликовать ее на первой полосе утреннего выпуска «Дер Телеграф», не изменив ни слова.

В шесть вечера рядовой Бенсон — снова в форме — отвез Армстронга домой, где он провел спокойный вечер с Шарлоттой. Она удивилась и обрадовалась, что муж так рано приехал домой. Когда он уложил Давида спать, они вместе поужинали. Он съел три порции своего любимого рагу, и Шарлотта решила не говорить, что, по ее мнению, он набрал лишний вес.

В двенадцатом часу Шарлотта предложила ложиться спать. Дик согласился, но сказал:

— Я только выскочу за первым выпуском газеты. Вернусь через несколько минут.

Он посмотрел на часы — 23.50. Он вышел на улицу и неторопливым шагом направился в сторону вокзала. Через несколько минут привезут «Дер Телеграф», подумал Дик, оказавшись на месте.

Он снова посмотрел на часы: почти двенадцать. Должно быть, опаздывают. Наверное, потому, что Арно уехал в русский сектор к своему брату. Ему пришлось подождать еще несколько минут, и наконец из-за поворота показался знакомый красный фургон и остановился перед входом в здание вокзала. Армстронг скрылся за большой колонной, когда связка газет с глухим стуком упала на мостовую, и фургон укатил в сторону русского сектора.

Из здания вокзала вышел человек и стал развязывать веревку. Армстронг встал рядом. Мужчина поднял голову и, увидев, кто это, кивком поздоровался и протянул ему верхнюю газету.

Армстронг быстро пробежал глазами статью на первой полосе, желая удостовериться, что они ничего не изменили. Не изменили. Все, включая заголовок, осталось таким, как он его напечатал.

ЗНАМЕНИТЫЙ ИЗДАТЕЛЬ НА ГРАНИ БАНКРОТСТВА

«Юлиус Ганн, глава известного издательского дома, носящего его имя, под неослабевающим давлением общественности был вынужден прошлой ночью сделать публичное заявление относительно будущего компании.

Его крупнейшая газета, „Дер Берлинер“, уже шесть дней не появляется на улицах столицы, а некоторые из его журналов, по данным из надежного источника, на несколько недель отстают от графика. Один ведущий оптовый торговец заявил прошлой ночью: „Мы больше не можем рассчитывать на регулярное поступление изданий Ганна, поэтому вынуждены рассматривать другие варианты“. Герр Ганн провел весь день со своими юристами и бухгалтерами, и мы не смогли узнать его мнение, но представитель компании признался, что намеченный на предстоящий год прогноз вряд ли оправдается. Прошлой ночью герр Ганн отказался дать комментарий для печати относительно будущего своей компании».

Армстронг улыбнулся и посмотрел на часы. Второй выпуск вот-вот выйдет из печати, но его еще должны связать в пачки и подготовить для доставки. Он решительно направился в сторону редакции «Дер Телеграф» и через семнадцать минут вошел в здание. Поднявшись наверх, он заорал во все горло, что немедленно хочет видеть того, кто исполняет обязанности герра Шульца. К нему подбежал человек, которого Армстронг не узнал бы, столкнись он с ним на улице.

— Кто это сделал? — крикнул Армстронг, швырнув газету на стол.

— Вы, сэр, — удивленно ответил заместитель.

— Что значит я? — спросил Армстронг. — Я не имею к этому никакого отношения.

— Но статью принесли прямо из вашего кабинета, сэр.

— Я ничего не передавал, — заявил Армстронг.

— Но тот человек сказал, что вы распорядились доставить ее лично.

— Какой человек? Вы видели его раньше? — осведомился Армстронг.

— Нет, сэр, но он уверял меня, что явился прямо от вас.

— Как он был одет?

Заместитель редактора ненадолго задумался.

— Если не ошибаюсь, на нем был серый костюм, сэр, — наконец ответил он.

— Но все, кто работает у меня, носят форму, — напомнил Армстронг.

— Знаю, сэр, но…

— Он представился? Показал вам какое-нибудь удостоверение личности или подтверждение своих полномочий?

— Нет, сэр. Я просто решил…

— Вы «просто решили»? Почему вы не сняли трубку и не проверили, давал ли я разрешение на эту статью?

— Я не думал…

— Боже мой. Когда вы прочитали текст, неужели вам не пришло в голову отредактировать его?

— Вас никто не редактирует, сэр, — покачал головой заместитель редактора. — Статья сразу пошла в печать.

— Вы что, даже не читали ее?

— Нет, сэр, — склонил голову заместитель редактора.

— То есть винить больше некого?

— Нет, сэр, — дрожа всем телом, прошептал заместитель.

— В таком случае, вы уволены, — заорал Армстронг, испепеляя его взглядом. — Немедленно убирайтесь вон! Немедленно, ясно?

Заместитель редактора хотел было возразить, но Армстронг прорычал:

— Если через пятнадцать минут вы не освободите кабинет, я вызову военную полицию!

Заместитель боком выскользнул из комнаты, не сказав больше ни слова.

Армстронг улыбнулся, снял куртку и повесил на стул, стоявший у стола Арно. Взглянув на часы, он решил, что прошло достаточно времени. Закатав рукава, он вышел из кабинета и нажал красную кнопку на стене. Все станки со скрежетом остановились.

Убедившись, что все его слушают, он начал раздавать приказы.

— Пусть водители едут туда и привезут назад все экземпляры первого выпуска, которые смогут раздобыть.

Управляющий транспортным отделом побежал во двор, и Армстронг повернулся к бригадиру печатников.

— Уберите с первой полосы историю о Ганне и вместо нее поставьте эту, — он достал из кармана куртки лист бумаги и передал потрясенному бригадиру, который тут же бросился готовить новую верстку для первой полосы, оставляя место для фотографии герцога Глостерского.

Армстронг обернулся и увидел группу укладчиков, ожидавших следующего выпуска, который вот-вот должен был выйти из-под прессов.

— Эй вы, — крикнул он. — Все экземпляры первого выпуска, которые еще здесь, нужно уничтожить.

Они бросились врассыпную и стали собирать все попадавшиеся под руку газеты, даже старые.

Сорок минут спустя корректорскую верстку бегом доставили в кабинет Шульца. Армстронг пробежал глазами вторую статью, которую напечатал утром — о предполагаемом визите в Берлин герцога Глостерского.

— Хорошо, — сказал он, закончив проверку. — Отправляйте второй выпуск в печать.

Арно примчался почти час спустя и с удивлением обнаружил, что капитан Армстронг засучив рукава помогает грузить в фургоны свежий выпуск газеты. Армстронг показал пальцем в сторону кабинета. Оказавшись за закрытыми дверями, он рассказал Шульцу, что делал с того момента, как увидел статью на первой полосе.

— Мне удалось вернуть и уничтожить бо́льшую часть первого выпуска, — сообщил он Шульцу. — Но я ничего не мог поделать с теми двадцатью тысячами, которые доставили в русский и американский секторы. Как только они прошли КПП, их уже не вернешь.

— Какое счастье, что вы вовремя перехватили первый выпуск, — сказал Арно. — Я виноват. Надо было вернуться раньше.

— Вы ни в чем не виноваты, — заверил его Армстронг. — Но ваш заместитель превысил свои полномочия, он напечатал статью, даже не удосужившись позвонить мне и проверить.

— Удивительно. Он обычно такой ответственный.

— У меня не было выбора, пришлось сразу его уволить, — Армстронг смотрел Шульцу прямо в глаза.

— Не было выбора, — повторил Шульц. — Ясно. — У него был расстроенный вид. — Хотя, боюсь, вред нанесен непоправимый.

— Я вас не понимаю, — сказал Армстронг. — Я же вернул почти все экземпляры первого выпуска, за небольшим исключением.

— Да, разумеется. Большего вы сделать не могли. Но перед самым КПП в русском секторе я купил первый номер. Когда я вернулся домой, через несколько минут позвонил Юлиус и сказал, что его телефон раскалился от звонков — звонили в основном обеспокоенные оптовики. Я обещал, что пойду в редакцию и выясню, как это могло случиться.

— Можете сказать своему другу, что утром я проведу полное расследование, — заверил Армстронг. — И возьму его под свой личный контроль.

Он опустил рукава рубашки и надел куртку.

— Когда вы вошли, Арно, я готовил второй выпуск для перевозки. Может, теперь этим займетесь вы. Моя жена…

— Да-да, конечно, — сказал Арно.

Когда Армстронг вышел на улицу, последние слова Арно все еще звенели у него в голове:

— Вы сделали все, что смогли, капитан Армстронг, все, что смогли.

Армстронг не мог с ним не согласиться.

Армстронг ничуть не удивился, когда рано утром ему позвонил Юлиус Ганн.

— Жаль, что так получилось с первым выпуском, — опережая Ганна, сказал он.

— Здесь нет вашей вины, — ответил Ганн. — Арно рассказал, что все могло быть гораздо хуже, если бы не вмешались вы. Но сейчас, боюсь, мне придется попросить вас еще об одной услуге.

— Я готов оказать вам любую помощь, Юлиус.

— Спасибо, капитан Армстронг. Вы могли бы зайти ко мне?

— На следующей неделе вас устроит? — спросил Армстронг, машинально перелистывая страницы своего ежедневника.

— Боюсь, дело срочное, — сказал Ганн. — Нет ли у вас возможности встретиться сегодня?

— Ну, сейчас не очень удачное время, — протянул Армстронг, глядя на пустую страницу ежедневника. — Правда, сегодня у меня назначена другая встреча в американском секторе, так что, пожалуй, я смогу заглянуть к вам часов в пять — но только минут на пятнадцать, вы уж извините.

— Понимаю, капитан Армстронг. Но я был бы вам крайне признателен, если вы выкроите хотя бы пятнадцать минут.

Армстронг повесил трубку и улыбнулся. Он открыл ключом верхний ящик стола и достал договор. В течение часа он проверял каждый пункт, желая убедиться, что предусмотрел любую случайность. Его прервал лишь звонок полковника Оакшота, который похвалил его статью о предстоящем визите герцога Глостерского.

— Первый класс, — восхищался он. — Первый класс.

После долгого обеда в офицерской столовой Армстронг разбирал письма, на которые Сэлли давно просила ответить. В половине пятого он велел Бенсону отвезти его в американский сектор. Джип остановился перед редакцией «Дер Берлинер» в шестом часу. Взволнованный Ганн ждал его на ступеньках и быстро проводил в свой кабинет.

— Я должен еще раз извиниться за первый выпуск прошлой ночью, — начал Армстронг. — Я ужинал с генералом из американского сектора, а Арно, к несчастью, навещал брата в русском, поэтому мы оба не знали, что задумал его заместитель. Естественно, я сразу его уволил и провел расследование. Если бы я не проходил мимо вокзала той ночью…

— Нет-нет, вы ни в чем не виноваты, капитан Армстронг. — Ганн задумался. — Тем не менее нескольких экземпляров, дошедших до американского и русского секторов, было более чем достаточно, чтобы вызвать панику среди некоторых моих старых клиентов.

— Мне очень жаль, — Армстронг покачал головой.

— Боюсь, они попали не в те руки. Сегодня мне позвонили несколько самых надежных поставщиков и потребовали, чтобы впредь я выплачивал им аванс, а это будет нелегко, учитывая все дополнительные расходы за последние пару месяцев. Мы оба знаем, что за всем этим стоит капитан Сэквилл.

— Послушайте моего совета, Юлиус, — сказал Армстронг. — Даже не упоминайте его имени в связи с этим происшествием. У вас нет доказательств, абсолютно никаких, а он из тех людей, кто не раздумывая вас закроет, только дайте ему повод.

— Но он систематически ставит мою компанию на колени, — возмутился Ганн. — Не знаю, чем я это заслужил и как его остановить.

— Не огорчайтесь, мой друг. Я работаю над вашей проблемой и, возможно, нашел решение.

Ганн выдавил улыбку, но смотрел недоверчиво.

— Что бы вы сказали, — продолжал Армстронг, — если бы я устроил так, чтобы капитана Сэквилла до конца месяца отправили домой в Америку?

— Это решило бы все мои проблемы, — Ганн глубоко вздохнул. Но в глазах оставалось сомнение. — Если бы только его отправили домой…

— До конца месяца, — повторил Армстронг. — Учтите, Юлиус, мне придется «выкручивать руки» на самом высоком уровне, не говоря уж…

— Все, что угодно. Я сделаю все, что угодно. Только скажите, что вы хотите.

Армстронг достал из внутреннего кармана договор и подвинул через стол к Ганну.

— Вы подписываете этот договор, Юлиус, и я сделаю так, что Сэквилл вернется в Штаты.

Ганн прочитал четырехстраничный документ, сначала быстро, потом медленнее, и положил его обратно на стол. Он поднял голову и тихо произнес:

— Позвольте, я проясню для себя последствия этого соглашения, если я его подпишу. — Он замолчал и снова взял в руки договор. — Вы получите права на распространение моих изданий за границей.

— Да, — невозмутимо ответил Армстронг.

— Если я правильно понял, под «за границей» подразумевается Британия. — Он помедлил. — И страны Содружества.

— Нет, Юлиус. Весь мир.

Ганн снова начал читать договор. Дойдя до соответствующего пункта, он угрюмо кивнул.

— А я получу пятьдесят процентов от прибыли.

— Верно, — сказал Армстронг. — В конце концов, вы же сами мне говорили, Юлиус, что будете искать другую британскую компанию, как только истечет срок вашего нынешнего договора.

— Да, но я тогда не знал, что вы занимаетесь издательским делом.

— Я занимаюсь этим всю свою жизнь, — заявил Армстронг. — Как только меня демобилизуют, я вернусь в Англию и продолжу семейный бизнес.

— И в обмен на эти права, — потрясенно проговорил Ганн, — я стану единственным владельцем «Дер Телеграф». — Он снова замолчал. — Я не знал, что газета принадлежит вам.

— Арно тоже этого не знает, поэтому прошу вас, держите эту информацию в секрете. Мне пришлось заплатить за его акции гораздо больше их рыночной стоимости.

Ганн кивнул и вдруг нахмурился.

— Но если я подпишу этот документ, вы станете миллионером.

— А если нет, — парировал Армстронг, — к концу месяца вы станете банкротом.

Оба молча уставились друг на друга.

— Вы явно много думали над моей проблемой, — Ганн наконец нарушил молчание.

— Исключительно ради вашего блага, — ответил Армстронг.

Ганн промолчал, и Армстронг продолжал:

— Позвольте доказать вам, что я действую из самых благих побуждений, Юлиус. Если первого числа следующего месяца капитан Сэквилл все еще останется в этой стране, вы можете не подписывать договор. Если к тому времени его здесь не будет, я надеюсь, вы поставите свою подпись в тот же день. А пока, Юлиус, мне будет достаточно рукопожатия.

Ганн молчал еще несколько секунд.

— Не могу с этим поспорить, — наконец сдался он. — Если этот человек уедет из страны до конца месяца, я подпишу договор в вашу пользу.

Мужчины встали и торжественно пожали друг другу руки.

— Ну, мне пора, — сказал Армстронг. — Мне еще нужно встретиться кое с кем и написать кучу бумаг, чтобы выпроводить Сэквилла в Америку.

Ганн ничего не ответил, только кивнул.

Армстронг отпустил водителя и пешком прошел девять кварталов до дома Макса. Сегодня они, как всегда по пятницам, играли в покер. На холоде голова прояснилась, и когда он добрался до Макса, он был готов запустить в действие вторую часть своего плана.

Макс нетерпеливо тасовал колоду.

— Наливай себе пива, дружище, — сказал он, когда Армстронг сел за стол, — потому что сегодня, приятель, ты будешь в проигрыше.

Два часа спустя Армстронг выигрывал около 80 долларов, а Макс за весь вечер ни разу не облизал губы. Он потягивал пиво, пока Дик тасовал колоду.

— Да, как подумаю, — сказал Макс, — что если Ганн удержится на плаву до конца месяца, я буду должен тебе еще тысячу — тогда мне конец, я разорен.

— Должен признаться, сейчас у меня высокие шансы на победу, — Армстронг сдал Максу первую карту. — Хотя при определенных обстоятельствах я мог бы отказаться от пари.

— Скажи, что я должен сделать, — взмолился Макс, бросив карты на стол.

Армстронг молчал, делая вид, что изучает свои карты.

— Все, что угодно, Дик. Я сделаю все, что угодно. — Макс немного помедлил. — Если, конечно, ты не попросишь убить проклятого фрица.

— А как насчет того, чтобы снова открыть ему кислород?

— Что-то я тебя не понимаю.

Армстронг положил руки на стол и пристально посмотрел на американца.

— Я хочу, чтобы Ганн получал столько электроэнергии, сколько ему потребуется, столько бумаги, сколько ему необходимо, и любую помощь от твоей конторы.

— Но с чего вдруг такая перемена? — с подозрением спросил Макс.

— Все очень просто, Макс. Я поспорил с несколькими придурками в британском секторе, что Ганн не разорится к концу месяца. Если ты все переиграешь, я получу гораздо больше тысячи долларов.

— Вот хитрый засранец, — Макс впервые за вечер начал облизывать губы. — Договорились, дружище. — Он протянул руку через стол.

Армстронг скрепил рукопожатием второй договор за этот день.

Три недели спустя капитан Макс Сэквилл поднялся на борт самолета, улетающего в Северную Каролину. Ему пришлось заплатить Армстронгу всего несколько долларов, которые он проиграл в их последний вечер в покер. Первого числа его место занял майор Берни Гудман.

В тот же день Армстронг приехал в американский сектор, и Ганн вручил ему подписанный договор.

— Не знаю, как вам это удалось, — сказал Ганн, — но вынужден признать, ваши слова каким-то образом доходят до Бога.

Они пожали друг другу руки.

— Надеюсь на долгое плодотворное сотрудничество, — на прощание сказал Армстронг.

Ганн промолчал.

Вечером Армстронг сообщил Шарлотте, что его бумаги наконец-то оформили и к концу месяца они уедут из Берлина. Он также поставил ее в известность, что получил права на распространение продукции Юлиуса Ганна за границей, поэтому он приступит к работе, как только самолет приземлится в Лондоне. Из него так и сыпались идеи, но Шарлотта не возражала, потому что была счастлива уехать из Берлина. Когда он наконец замолчал, она посмотрела на него и сказала:

— Сядь, пожалуйста, Дик, потому что я тоже хочу тебе что-то сказать.

Армстронг обещал лейтенанту Уэйкхему, рядовому Бенсону и Сэлли обеспечить их работой после увольнения из армии, и все заверили, что свяжутся с ним, как только будут готовы их демобилизационные документы.

— Ты проделал для нас адскую работу здесь, в Берлине, Дик, — сказал ему полковник Оакшот. — Даже не знаю, как мы будем без тебя обходиться. Хотя после твоей блестящей идеи о слиянии газет «Дер Телеграф» и «Дер Берлинер» нам, наверное, и не придется искать тебе замену.

— Это решение напрашивалось само собой, — заметил Армстронг. — Хочу добавить, сэр, что мне было очень приятно работать в вашей команде.

— Спасибо за добрые слова, Дик, — улыбнулся полковник. Потом добавил, понизив голос: — Я сам скоро демобилизуюсь. Как только окажешься на «гражданке», дай мне знать, если подвернется подходящее дело для старого солдата.

С Арно Шульцем Армстронг прощаться не стал, но Сэлли сообщила ему, что Ганн предложил Шульцу должность редактора новой газеты.

Напоследок, прежде чем сдать форму интенданту, Армстронг навестил майора Тюльпанова в русском секторе, и в этот раз его пригласили остаться на обед.

— Одно удовольствие было наблюдать за твоей интригой с Ганном, Любжи, — заметил Тюльпанов, показывая ему на стул, — пусть только издалека.

Ординарец налил каждому водки, и русский высоко поднял свою рюмку.

— Спасибо, — поблагодарил Армстронг, возвращая комплимент. — И не без вашей помощи.

— О, она была ничтожной, — Тюльпанов поставил рюмку на стол. — Но, возможно, так будет не всегда, Любжи. — Армстронг удивленно поднял брови. — Ты, конечно, получил право распространять за границей основную часть немецких научных публикаций, но через некоторое время они устареют, и тогда тебе потребуются все последние русские работы. Если ты, конечно, хочешь быть во всеоружии.

— И что вы потребуете взамен? — спросил Армстронг, зачерпывая ложкой икру.

— Давай пока остановимся на том, Любжи, что я буду иногда позванивать тебе.

 

ГЛАВА 18

ДЕЙЛИ МЕЙЛ, 13 апреля 1961 года:

ГОЛОС ИЗ КОСМОСА: «КАКАЯ ЖЕ ОНА МАЛЕНЬКАЯ».

ГАГАРИН РАССКАЗЫВАЕТ ХРУЩЕВУ О ГОЛУБОЙ ПЛАНЕТЕ

Хитер поставила перед ним чашку черного кофе. Таунсенд уже пожалел, что согласился дать интервью, тем более репортеру-стажеру. У него было золотое правило — он никогда не говорил с журналистами для печати. Многие владельцы с удовольствием читали о себе в собственных газетах. Таунсенд был не из их числа, но Брюс Келли захватил его врасплох, уверяя, что интервью пойдет на пользу газете и его репутации, и он нехотя согласился.

Пару раз этим утром он был близок к тому, чтобы все отменить, но бесконечные звонки и совещания помешали ему это сделать. А потом вошла Хитер и доложила, что молодая журналистка ждет в приемной.

— Пригласить ее? — спросила Хитер.

— Да, — кивнул он, глядя на часы. — Но ненадолго. Мне нужно еще проработать с вами кое-какие вопросы перед завтрашним заседанием правления.

— Я зайду минут через пятнадцать и скажу, что вам звонят из-за границы.

— Хорошая идея, — согласился он. — Только скажите, что звонят из Нью-Йорка. Почему-то эти слова всегда заставляют их поторопиться. А если ничего не выйдет, воспользуйтесь Эндрю Блэкером.

Хитер кивнула и вышла из кабинета. Таунсенд провел пальцем по повестке дня заседания правления и остановился на седьмом пункте. Ему нужны более подробные сведения о группе «Вест-Райдинг», чтобы заручиться поддержкой правления. Даже если они дадут «добро», все равно придется отправиться в Англию, чтобы заключить эту сделку. Пожалуй, надо поехать прямо в Лидс, если сделка того стоит.

— Доброе утро, мистер Таунсенд.

Кит поднял голову, но ничего не ответил.

— Ваша секретарша предупредила, что вы очень заняты, и я постараюсь не отнимать у вас слишком много времени, — быстро проговорила она.

Он по-прежнему молчал.

— Меня зовут Кейт Таллоу. Я репортер из «Кроникл».

Кит вышел из-за стола, пожал руку молодой журналистке и подвел ее к удобному креслу, в которое обычно усаживал членов правления, редакторов или людей, с которыми намеревался заключить важную сделку. Сам сел напротив нее.

— Вы давно работаете в компании? — спросил он после того, как она достала из сумки блокнот и карандаш.

Она скрестила ноги и ответила:

— Всего несколько месяцев, мистер Таунсенд. Меня приняли стажером в «Кроникл» после окончания колледжа. Вы — мое первое большое задание.

Впервые в жизни Кит почувствовал себя старым, хотя недавно ему исполнилось всего тридцать три года.

— Что у вас за акцент? — поинтересовался он. — Не могу определить, откуда вы.

— Я родилась в Будапеште, но родители сбежали из Венгрии во время революции. Выбирать не приходилось, и мы попали на судно, идущее в Австралию.

— Мой дед тоже бежал в Австралию, — сказал Кит.

— Из-за революции? — спросила она.

— Нет. Он был шотландцем и просто хотел как можно дальше убраться из Британии. — Кейт рассмеялась. — Вы недавно получили приз молодых авторов, да? — уточнил он, пытаясь вспомнить короткую справку, которую подготовила для него Хитер.

— Да. В прошлом году призы вручал Брюс, так я и оказалась в «Кроникл».

— Чем занимается ваш отец?

— В Венгрии он был архитектором, но здесь ему предлагают только случайную неквалифицированную работу. Правительство отказывается признать его диплом, а профсоюз не проявляет к нему особого сочувствия.

— Меня они тоже не любят, — заметил Кит. — А ваша мать?

— Простите, если покажусь вам грубой, мистер Таунсенд, но мне казалось, что это я беру у вас интервью.

— Да, конечно, — сказал Кит, — начинайте.

Он уставился на девушку, не замечая, что заставляет ее нервничать. Она была очаровательна. Длинные темные волосы, спадавшие на плечи, и идеальный овал лица, еще не огрубевшего на австралийском солнце. Он подумал, что обычно она носит не столь строгую одежду, как этот простой хорошо сшитый темно-синий костюм, в котором она пришла к нему. Но, наверное, она надела его, потому что шла брать интервью у своего босса. Она снова скрестила ноги, и юбка слегка приподнялась. Огромным усилием воли он заставил себя не опускать взгляд.

— Повторить вопрос, мистер Таунсенд?

— М-м-м… простите.

Вошла Хитер и с удивлением обнаружила, что они расположились в директорском углу кабинета.

— На первой линии звонок из Нью-Йорка, — доложила она. — Мистер Лазар. Ему нужно переговорить с вами о встречном предложении на один из ситкомов, которое он получил от седьмого канала.

— Скажите, я перезвоню ему позже, — сказал Кит, не поднимая глаз. — Кстати, Кейт, — подался вперед он, — хотите кофе?

— Спасибо, с удовольствием, мистер Таунсенд.

— Черный или со сливками?

— Со сливками, но без сахара. Спасибо, — повторила она, глядя на Хитер.

Хитер повернулась и вышла, даже не спросив Кита, будет ли он пить кофе.

— Простите, какой был вопрос? — вернулся к разговору Кит.

— Вы писали или публиковали какие-то статьи, когда учились в школе?

— Да, в последнем классе я был редактором школьного журнала. — Кейт застрочила в блокноте. — Как мой отец в свое время.

Когда Хитер принесла кофе, он все еще рассказывал Кейт о своей успешной кампании по сбору средств на крикетный павильон.

— А почему во время учебы в Оксфорде вы не издавали студенческую газету, не стали редактором университетского журнала «Айсис»?

— В те дни меня гораздо больше интересовала политика — и в любом случае я знал, что остаток жизни проведу, занимаясь газетным бизнесом.

— Правда ли, что, вернувшись в Австралию и узнав, что ваша мать продала «Мельбурн Курьер», вы были страшно расстроены?

— Правда, — признался Кит. В эту минуту в кабинет снова вошла Хитер. — И однажды я его верну, — тихо добавил он.

— В чем дело, Хитер? — спросил он, подняв бровь. Она стояла всего в полуметре от него.

— Простите, что прерываю вас снова, мистер Таунсенд, но сэр Кеннет Стирлинг все утро пытается с вами связаться. Он хочет обсудить вашу поездку в Соединенное Королевство.

— Значит, ему тоже придется перезвонить, так?

— Он предупредил, что его весь день не будет на месте.

— В таком случае передайте, что я позвоню ему вечером домой.

— Я вижу, вы заняты, — вмешалась Кейт. — Я могу подождать или прийти в другое время.

Кит покачал головой, хотя Хитер несколько секунд не двигалась с места. У него даже закралось подозрение, что Кен и в самом деле на проводе.

Кейт попыталась еще раз.

— Существует несколько версий о том, как вы получили контроль над «Аделаид Мессенджер» и о том, как вы поступили с покойным сэром Колином Грантом.

— Сэр Колин был близким другом моего отца, — сказал Кит, — и слияние было в интересах обеих газет. — В глазах Кейт сквозило сомнение. — Уверен, вы читали в газетах, что сэр Колин был первым председателем правления объединенной газеты.

— Но он председательствовал только на одном заседании.

— Если вы читали внимательно, то должны знать, что таких заседаний было два.

— Разве не та же судьба постигла сэра Сомерсета Кенрайта, когда вы стали во главе «Кроникл»?

— Нет, вы не правы. Уверяю вас, я бесконечно восхищаюсь сэром Сомерсетом.

— Но сэр Сомерсет однажды назвал вас, — Кейт заглянула в свои заметки, — «человеком, который рад лежать в канаве и наблюдать, пока другие карабкаются в гору».

— Полагаю, скоро вы поймете, что сэра Сомерсета, как и Шекспира, часто цитируют неверно.

— Узнать правду будет непросто, — заявила Кейт, — потому что он тоже мертв.

— Верно, — невольно оправдываясь, сказал Кит. — Но лично я всегда буду помнить другие слова сэра Сомерсета: «Я счастлив, что „Кроникл“ переходит в руки сына сэра Грэхема Таунсенда».

— Но сэр Сомерсет сказал эти слова, — Кейт снова сверилась со своими записями, — за шесть недель до того, как вы официально возглавили газету.

— А какая разница? — едва сдерживаясь, сказал Кит.

— Просто в тот же день, когда вы стали владельцем «Кроникл», вы уволили редактора и исполнительного директора. Неделю спустя они опубликовали совместное заявление, в котором говорилось, — цитирую дословно…

— Пришел ваш следующий посетитель, мистер Таунсенд, — сообщила Хитер, стоя в дверях, словно собиралась проводить кого-то в кабинет.

— Кто? — спросил Кит.

— Эндрю Блэкер.

— Перенесите встречу на другое время.

— Нет-нет, пожалуйста, — запротестовала Кейт. — У меня теперь материала более чем достаточно.

— Перенесите, — твердо повторил Кит.

— Как пожелаете, — столь же твердо ответила Хитер. Она вышла из кабинета, оставив дверь нараспашку.

— Простите, что отняла у вас столько времени, мистер Таунсенд, — сказала Кейт. — Я постараюсь закончить побыстрее, — добавила она, возвращаясь к своему длинному списку вопросов. — Могу я перейти к созданию «Континента»?

— Но я еще не все рассказал вам о сэре Сомерсете Кенрайте и о том, в каком состоянии я принял от него «Кроникл».

— Простите, — извинилась Кейт, — просто я переживаю из-за звонков, которые вы пропускаете, и чувствую себя немного виноватой перед мистером Блэкером.

Наступило долгое молчание.

— Нет никакого мистера Блэкера, — наконец признался Кит.

— Я не совсем вас понимаю, — опешила Кейт.

— Это кодовое имя. Хитер использует их, когда хочет дать мне понять, что встреча затянулась: Нью-Йорк — значит пятнадцать минут, мистер Эндрю Блэкер — тридцать. Через четверть часа она снова придет и напомнит, что у меня селекторное совещание с Лондоном и Лос-Анджелесом. А когда она всерьез злится на меня, приплетает сюда еще и Токио.

Кейт рассмеялась.

— Будем надеяться, вы продержитесь целый час. Никогда не поверите, что́ она придумает потом.

— Честно говоря, мистер Таунсенд, я не рассчитывала больше чем на пятнадцать минут вашего времени, — сказала Кейт, снова опуская взгляд на свои вопросы.

— Вы спрашивали меня о «Континенте», — напомнил Кит.

— Ах, да — спохватилась Кейт. — Часто пишут, что вы были просто раздавлены уходом Алана Рутледжа с поста редактора.

— Да, это правда, — признал Кит. — Он был прекрасным журналистом и стал близким другом. Но тираж газеты снизился до пятьдесят тысяч в день, и мы теряли около ста тысяч фунтов в неделю. Сейчас, с новым редактором, мы снова продаем двести тысяч экземпляров в день и в начале следующего года начнем выпускать «Санди Континент».

— Но вы не станете отрицать, что эту газету больше нельзя назвать «австралийской „Таймс“»?

— Нет, и я сожалею об этом, — Кит впервые признался в этом кому-то, кроме матери.

— Скажите, направленность «Санди Континент» останется той же, что и у ежедневного издания, или вы собираетесь выпускать качественную общенациональную газету, которая так необходима австралийцам?

Кит начинал понимать, почему приз присудили мисс Таллоу и почему Брюс так высоко ее ценит. На этот раз он более тщательно подбирал слова:

— Я постараюсь издавать такую газету, которую большинство австралийцев хотели бы читать за завтраком каждое воскресное утро. Я ответил на ваш вопрос, Кейт?

— Боюсь, что да, мистер Таунсенд, — улыбнулась Кейт.

Кит улыбнулся в ответ. Улыбка быстро исчезла, когда он услышал следующий вопрос:

— Не могли бы мы теперь поговорить об одном событии вашей жизни, которое широко освещалось в светской хронике?

Кит слегка покраснел. Чутье подсказывало, что нужно немедленно закончить интервью, но он только кивнул.

— Это правда, что в день своей свадьбы вы приказали шоферу не останавливаться и проехали мимо церкви всего за несколько мгновений до появления невесты?

Кит вздохнул с облегчением, когда в кабинет вошла Хитер и сурово доложила:

— Через пару минут начнется селекторное совещание, мистер Таунсенд.

— Селекторное совещание? — просиял он.

— Да, сэр, — ответила Хитер. Слово «сэр» она употребляла, только если была очень сердита. — С Лондоном и Лос-Анджелесом, — сказала она и после небольшой паузы добавила: — И с Токио.

Страшно сердита, подумал Кит. Но по крайней мере, она дала ему шанс сбежать. Кейт даже закрыла свой блокнот.

— Перенесите его на другое время, — тихо произнес он.

Трудно было понять, которая из женщин удивилась больше. Хитер вышла без единого слова и на этот раз закрыла за собой дверь.

В кабинете наступила тишина.

— Да, это правда, — наконец заговорил Кит. — Но я был бы признателен, если бы вы не упоминали об этом в своей статье.

Кит отвернулся и посмотрел в окно. Кейт положила карандаш на стол.

— Простите, мистер Таунсенд, вопрос был бестактным.

— «Просто делаю свою работу», так обычно говорят репортеры, — тихо сказал Кит.

— Может, лучше перейдем к вашей странной, если не сказать, эксцентричной покупке «Ту-Дабл-Ю»?

Кит выпрямился в кресле и немного расслабился — впервые за время этого разговора.

— Когда эта история появилась на страницах «Кроникл» — кстати, в день вашей свадьбы, — сэр Сомерсет назвал вас «пиратом».

— Уверен, он хотел сделать мне комплимент.

— Комплимент?

— Да. Полагаю, он подразумевал, что я действую в лучших традициях пиратов.

— И кого же вы имеете в виду? — с невинным видом поинтересовалась Кейт.

— Уолтера Рэли и Фрэнсиса Дрейка, — ответил Кит.

— Мне кажется, сэр Сомерсет скорее имел в виду Синюю Бороду или капитана Моргана, — улыбнулась Кейт.

— Возможно. Но думаю, вы знаете, что в результате обе стороны остались довольны этой сделкой.

Кейт снова заглянула в свои записи.

— Мистер Таунсенд, сейчас вы являетесь единоличным собственником или держателем контрольного пакета акций семнадцати газет, одиннадцати радиостанций, авиакомпании, гостиницы и двух угольных шахт. — Она подняла на него глаза. — Что вы собираетесь делать дальше?

— Я бы продал гостиницу и шахты, так что если вы знаете кого-то, кто мог бы заинтересоваться…

Кейт засмеялась.

— Нет, серьезно, — сказала она, и в эту минуту в кабинете возникла Хитер.

— Премьер-министр поднимается в лифте, мистер Таунсенд, — доложила она, ее шотландский акцент звучал резче, чем обычно. — Если помните, вы пригласили его на обед в зал заседаний.

Кит подмигнул Кейт, и девушка рассмеялась. Хитер открыла дверь и отошла в сторону, пропуская в кабинет представительного мужчину с копной серебристых волос.

— Доброе утро, господин премьер-министр, — Кит встал из-за стола и шагнул навстречу Роберту Мензису. Мужчины пожали друг другу руки, и Кит обернулся, чтобы представить Кейт, которая смущенно жалась в углу.

— Вы, вероятно, не знакомы с Кейт Таллоу, господин премьер-министр. Это молодая журналистка из «Кроникл», подающая большие надежды. Мне известно, что она надеется когда-нибудь взять у вас интервью.

— Буду рад, — ответил Мензис. — Позвоните мне в приемную, мисс Таллоу, и мы договоримся о встрече.

Следующие два дня Кит не мог выбросить Кейт из головы. Ясно было одно: она не вписывается ни в один из его четко продуманных планов.

За обедом премьер-министр не мог понять, о чем его собеседник все время думает. Таунсенд не проявил особого интереса к его новым предложениям об ограничении власти профсоюзов, хотя его газеты уже несколько лет требовали у правительства этой меры.

Следующим утром на ежемесячном заседании правления Таунсенд также не блистал красноречием. В общем-то, для человека, управляющего крупнейшей информационной империей Австралии, он на редкость косноязычно формулировал свои мысли. Некоторым директорам пришла в голову мысль, что он задумал какую-то аферу. Когда Таунсенд выступал по седьмому пункту, насчет своей предполагаемой поездки в Соединенное Королевство для приобретения небольшого газетного издательства на севере Англии, почти никто не увидел смысла в этой покупке. Кит не сумел убедить правление, что сделка может оказаться выгодной.

Когда директора разошлись после окончания заседания, Таунсенд вернулся к себе в кабинет и разбирал документы, пока Хитер не ушла домой. Он посмотрел на часы — начало восьмого. Как долго она задерживается на работе, впервые заметил он. Убедившись, что она уже не вернется, он снял трубку и набрал трехзначный номер, соединивший его с кабинетом редактора.

— Брюс, насчет моей поездки в Лондон. Мне нужно взять с собой журналиста. Если все получится, ты должен первым об этом услышать.

— Что ты теперь собираешься купить? — поинтересовался Брюс. — «Таймс»?

— Нет, не в этот раз, — ответил Таунсенд. — Я просто ищу что-нибудь прибыльное.

— Что, если я позвоню Неду Брюэру в лондонском бюро? Он отлично подходит для этого дела.

— Не думаю, что это работа для шефа бюро, — возразил Таунсенд. — Я несколько дней буду мотаться по северу Англии, осматривать типографии, встречаться с журналистами, беседовать с редакторами, решая, кого из них оставить. Я не хочу, чтобы бюро так долго оставалось без присмотра.

— Пожалуй, я мог бы дать тебе Эда Макинса на неделю. Но мне надо, чтобы он вернулся к открытию парламентской сессии — особенно, если твое предчувствие окажется верным и Мензис все-таки предложит законопроект об ограничении полномочий профсоюзов.

— Нет-нет, мне не нужен журналист столь высокого уровня. В любом случае я не знаю, сколько времени буду в отъезде. С этой работой вполне справится хороший новичок. — Он сделал паузу, но Брюс не предложил ничего дельного. — Та девушка, которую ты на днях присылал взять у меня интервью, произвела на меня впечатление, — сказал он. — Как там ее звали?

— Кейт Таллоу, — ответил Брюс. — Но она слишком молода и неопытна для такого серьезного дела.

— Как и ты, когда мы познакомились, Брюс. Но это не мешало мне назначить тебя на должность редактора.

После короткого молчания Брюс вздохнул:

— Узна́ю, здесь ли она.

Таунсенд с улыбкой положил трубку. Он не мог притворяться, что очень хочет поехать в Англию, хотя понимал, что пришло время расширять свои горизонты и выбираться за пределы Австралии.

Он снова взглянул на стопку бумаг, разбросанных на столе. Хотя целая команда консультантов забрасывала сети и наводила справки о каждой газетной группе в Соединенном Королевстве, им удалось выудить только один достойный проект.

За выходные ему нужно просмотреть подготовленное досье. Таунсенд открыл первую страницу и стал читать краткую справку о «Вест-Райдинг Групп». Главная редакция издательства находилась в Лидсе. Он улыбнулся. Однажды он побывал неподалеку от Лидса, когда учился в Оксфорде — ездил на бега в Донкастер. В тот раз — если он не ошибается — он поставил на победителя.

 

ГЛАВА 19

НЬЮС КРОНИКЛ, 25 октября 1951 года:

ПО ОКОНЧАТЕЛЬНЫМ РЕЗУЛЬТАТАМ ГОЛОСОВАНИЯ ЧЕРЧИЛЛЬ ВЫХОДИТ НА ПЕРВОЕ МЕСТО

— Как будете платить, мистер Армстронг? — спросил агент по недвижимости.

— Вообще-то, капитан Армстронг.

— Простите, капитан Армстронг.

— Я выпишу чек.

На поиски подходящего жилья ушло десять дней, и Армстронг подписал договор лишь о краткосрочной аренде квартиры в Стэнхоуп-Гарденс, когда агент упомянул, что этажом выше живет бригадный генерал в отставке.

Подходящее рабочее помещение он искал еще дольше. Нужен был такой адрес, который убедил бы Юлиуса Ганна, что Армстронг всю жизнь занимается издательским бизнесом.

Когда в агентстве по недвижимости узнали, на какую арендную плату он рассчитывает, его дело поручили самому младшему сотруднику.

Две недели спустя Армстронг обосновался в конторе, которая оказалась даже меньше его квартирки в Стэнхоуп-Гарденс. Хотя он не мог согласиться с агентом, который называл этот офис с туалетом на другом этаже прекрасным, идеальным и уникальным, у него все-таки были два преимущества. Адрес на Флит-Стрит и арендная плата, которую он мог себе позволить — первые три месяца.

— Будьте любезны, капитан Армстронг, распишитесь на нижней строчке.

Армстронг отвинтил колпачок со своей новенькой ручки «Паркер» и подписал договор.

— Хорошо. Итак, все решено, — сказал молодой агент, дожидаясь, пока просохнут чернила. — Арендная плата за это помещение, как вам известно, капитан Армстронг, составляет десять фунтов в неделю, которые вносятся за три месяца вперед. Будьте добры, выпишите мне чек на сто тридцать фунтов.

— Я пришлю вам чек с одним из своих сотрудников сегодня днем, — сказал Армстронг, поправляя галстук.

Агент немного помедлил, потом убрал договор в портфель.

— Уверен, все будет в порядке, капитан Армстронг, — и он вручил Армстронгу ключи от самого маленького помещения в реестре фирмы.

Армстронг думал, что, позвонив по номеру FLE 6093 и услышав слова «Армстронг Коммьюникейшнз», Ганн никак не сможет узнать, что его издательский дом состоит из одной большой комнаты, двух столов, шкафа для документов и недавно подключенного телефона. Что касается «одного из моих сотрудников», слово «один» следовало понимать буквально. Неделю назад в Лондон вернулась Сэлли Карр и этим утром приступила к работе в качестве его личного помощника.

Армстронг не смог сразу отдать чек агенту по недвижимости, потому что только недавно открыл счет в «Барклиз», и банк отказывался выдать ему чековую книжку до тех пор, пока не получит обещанный перевод средств из берлинского банка «Хольт энд Ко». Тот факт, что капитан Армстронг награжден «Военным крестом», о чем он не уставал им напоминать, казалось, не производил на управляющего никакого впечатления.

Управляющий ожидал, как он признался своему бухгалтеру, когда деньги наконец поступили, что на счету капитана Армстронга будет чуть больше, чем 217 фунтов 9 шиллингов и 6 пенсов.

Дожидаясь перевода денег, Армстронг позвонил Стивену Халлету в его контору на Линкольнз-инн Филдс и попросил зарегистрировать «Армстронг Коммьюникейшнз» как частную компанию. Это стоило ему еще 10 фунтов.

Не успели они учредить компанию, как на стол Сэлли лег еще один неоплаченный счет. На этот раз у Армстронга не было дюжины бутылок кларета, поэтому он предложил Халлету стать юридическим секретарем компании.

Как только деньги перевели на его счет, Армстронг расплатился со всеми долгами, и у него осталось меньше 40 фунтов. Он сказал Сэлли, что впредь счета свыше 10 фунтов она должна оплачивать только после получения как минимум трех требований платежа.

Шарлотта, уже на седьмом месяце беременности их вторым ребенком, приехала к Дику в Лондон через несколько дней после того, как он заключил договор об аренде квартиры на Найтсбридж. Пройдясь по четырем комнаткам, она ничего не сказала о том, какие они маленькие по сравнению с их просторными апартаментами в Берлине. Она была счастлива сбежать из Германии.

Армстронг каждый день ездил на работу и с работы на автобусе и мечтал скорее обзавестись машиной с водителем. Сразу после регистрации компании он полетел в Берлин и уговорил упирающегося Ганна одолжить ему 1000 фунтов. Он вернулся в Лондон с чеком и дюжиной рукописей, заверив, что их переведут в течение нескольких дней, и он вернет деньги, как только подпишет первый договор на распространение за рубежом. Но он не признался Ганну, что у него есть одна проблема. Хотя Сэлли часами просиживала на телефоне, пытаясь договориться о встрече с директорами всех ведущих издательств научной литературы в Лондоне, она быстро обнаружила, что их двери открываются для орденоносца капитана Армстронга не так быстро, как это было в Берлине.

В те дни, когда он приходил домой раньше полуночи, Шарлотта спрашивала его, как идут дела. Теперь вместо «совершенно секретно» она слышала в ответ «лучше не бывает». Но она не могла не заметить, что в их почтовом ящике регулярно появляются тонкие коричневые конверты, которые, ее муж, не распечатывая, тотчас запихивал в стол. Когда она улетела в Лион на роды их второго ребенка, Дик заверил ее, что к ее возвращению он уже подпишет свой первый крупный договор.

Дней десять спустя Армстронг диктовал ответ на полученное утром письмо, и в эту минуту в дверь постучали. Сэлли бросилась открывать и столкнулась с их первым клиентом. Джеффри Бейли, канадец, представлявший небольшое издательство в Монреале, на самом деле ошибся этажом. Но час спустя он вышел от них с тремя научными рукописями на немецком языке. Как только он получил перевод и понял их коммерческую ценность, он вернулся с чеком и заключил договор, в соответствии с которым получил права на распространение всех трех книг в Канаде и Франции. Армстронг положил деньги в банк, но не удосужился сообщить Юлиусу Ганну о заключенной сделке.

Благодаря мистеру Бейли, к тому времени, как Шарлотта шесть недель спустя приземлилась в аэропорту Хитроу с маленькой Николь на руках, Дик подписал еще два контракта с издателями из Испании и Бельгии. Она удивилась, узнав, что он приобрел большой автомобиль «додж» и увидев за рулем рядового Бенсона. Правда, муж не сказал ей, что «додж» куплен в рассрочку, и что он не всегда может выдать Бенсону зарплату в конце недели.

— Это производит впечатление на клиентов, — пояснил он и заверил ее, что дела идут все лучше и лучше. Она пыталась не обращать внимания на то, что после ее возвращения некоторые из его историй изменились, и что нераспечатанные коричневые конверты так и лежат в ящике. Но даже она была поражена, когда Дик рассказал, что полковник Оакшот вернулся в Лондон и заходил к Дику, интересуясь, не знает ли он кого-нибудь, кто мог бы взять на работу старого солдата.

Армстронг был пятым, к кому он обратился, и никто не мог ничего предложить человеку его возраста или звания. На следующий день Оакшот был избран в правление «Армстронг Коммьюникейшнз» с жалованьем 1000 фунтов в год, хотя его ежемесячные чеки не всегда оплачивались по первому требованию.

После публикации первых трех рукописей в Канаде, Франции, Бельгии и Испании все больше иностранных издателей стали попадать на нужный этаж и выходили из кабинета Армстронга с длинными отпечатанными на машинке списками всех книг, на которые имелись права.

Число заключенных договоров увеличивалось, и Армстронг перестал ездить в Берлин. Теперь он посылал вместо себя полковника Оакшота, которому приходилось выполнять незавидную миссию и объяснять Юлиусу Ганну, почему деньги поступают так медленно. Оакшот по-прежнему верил всему, что говорил ему Армстронг — в конце концов, разве они не служили в одном полку? — и Ганн некоторое время тоже.

Но, несмотря на прорыв с иностранными издательствами, с ведущими британскими издателями Армстронгу не везло — ни один не согласился приобрести права на его книги. Месяцами он только и слышал: «Я вам перезвоню, капитан Армстронг», и думал, когда же наконец он откроет ту дверь, которая впустит его в британский издательский истеблишмент.

Однажды октябрьским утром Армстронг задумчиво смотрел в окно на величественные здания «Глоуба» и «Ситизена» — двух самых популярных ежедневных газет в стране, — и Сэлли доложила, что на проводе журналист из «Таймс». Армстронг кивнул.

— Соединяю вас с капитаном Армстронгом, — сказала она.

Армстронг подошел к ее столу и взял трубку.

— Дик Армстронг, президент «Армстронг Коммьюникейшнз». Чем могу быть полезен?

— Меня зовут Невил Андраде. Я корреспондент «Таймс». Недавно мне в руки попало французское издание одной из публикаций Юлиуса Ганна, «Немцы и атомная бомба», и меня заинтересовало, сколько у вас других переведенных работ.

Армстронг положил трубку только через час, рассказав Андраде историю своей жизни и пообещав, что его водитель к полудню привезет ему полный список работ.

На следующее утро Армстронг опоздал на работу из-за того, что лондонцы называют «пи-супер», густым желтым туманом, и Сэлли сообщила, что за двадцать минут ему звонили уже семь раз. В этот момент телефон зазвонил снова, и она показала пальцем на его стол. Там лежал номер «Таймс», открытый на разделе наука. Армстронг сел и начал читать длинную статью Андраде об атомной бомбе и о том, что немцы, несмотря на поражение в войне, по-прежнему опережают весь мир во многих областях науки.

Снова зазвонил телефон, но он не мог понять, почему Сэлли осаждают звонками, пока не дошел до последнего абзаца статьи. «Ключ к этой информации находится у орденоносца капитана Ричарда Армстронга, которому принадлежат права на перевод всех публикаций престижной империи Юлиуса Ганна».

В считанные дни фраза «Мы вам перезвоним, капитан Армстронг» превратилась в «Уверен, мы договоримся, Дик», и Армстронг уже стал выбирать, какому издательству отдать право на публикацию рукописей и распространение журналов. Люди, к которым он раньше не мог прорваться, теперь приглашали его на обед в «Гаррик».

К концу года Армстронг наконец вернул Ганну тысячу фунтов, и тот больше не верил полковнику Оакшоту, что президент переживает тяжелые времена и не может заключить ни одного контракта. Слава Богу, радовался Оакшот, Ганн не знает, что «додж» сменился на «бентли», а Бенсон теперь носит щегольскую серую униформу и фуражку. Компания Армстронга стремительно расширялась, и перед ним сейчас стояла новая проблема — найти подходящие помещения и квалифицированный персонал. Когда освободились комнаты этажом выше и этажом ниже, он немедленно арендовал их.

С майором Уэйкхемом Армстронг столкнулся на ежегодной встрече Северного Стаффордширского полка в «Кафе Ройял». Оказалось, Питер недавно демобилизовался и получил работу в отделе кадров Большой западной железной дороги. Весь вечер Армстронг убеждал его, что в «Армстронг Коммьюникейшнз» у него больше перспектив. В следующий понедельник Питер занял должность генерального директора.

Когда Питер полностью освоился, Армстронг стал ездить по всему миру — Монреаль, Нью-Йорк, Токио, Крайстчерч, — продавая рукописи Ганна и всегда требуя большой задаток. Он завел несколько счетов в разных банках, и даже Сэлли точно не знала, сколько денег у компании и где они находятся. Его небольшой штат с трудом поспевал за растущим спросом. А Шарлотте надоело слышать одну и ту же фразу о том, как выросли дети.

Когда появилась возможность арендовать все здание на Флит-Стрит, он тотчас за нее ухватился. Теперь даже самые недоверчивые клиенты, приходившие в новые помещения, признавали, что капитан Армстронг — надежный деловой партнер. Слухи об успехах Армстронга дошли до Берлина, но письма Ганна с требованием прислать подробный отчет об объеме продаж в каждой стране, копии всех зарубежных контрактов и проверенные счета — оставались без ответа.

Полковник Оакшот постоянно докладывал о растущем недоверии Ганна к заявлениям Армстронга, что компания якобы никак не может подняться до уровня безубыточности. На самого полковника все чаще смотрели как на простого посыльного, хотя недавно его назначили вице-президентом компании. Но даже после того, как Оакшот пригрозил отставкой, а Стивен Халлет сообщил Армстронгу, что получил письмо от лондонских поверенных Ганна с угрозой расторгнуть партнерский договор, Армстронг сохранял спокойствие. Он был уверен, что пока закон запрещает Ганну выезжать за пределы Германии, он не сможет узнать, насколько разрослась его империя, и, следовательно, в каких суммах на самом деле выражаются его 50 процентов.

В 1951 году правительство Уинстона Черчилля вернулось к власти, и уже через несколько недель все ограничения на передвижения немецких граждан были сняты. Армстронг не удивился, узнав от полковника, что Ганн и Шульц первым делом намереваются нанести визит в Лондон.

После долгой консультации с королевским адвокатом в «Грейз Инн» два немца сели в такси и отправились на встречу со своим заграничным партнером. Сэлли встретила их в приемной. Она проводила двух немцев наверх в просторный кабинет Дика, надеясь, что бурная деятельность конторы произведет на них должное впечатление.

В кабинете их встретил Армстронг с широкой открытой улыбкой, которую оба так хорошо помнили. Шульц был потрясен, увидев, как растолстел капитан, поэтому не обратил особого внимания на его безвкусный цветастый галстук.

— Добро пожаловать, мои дорогие друзья, — начал Армстронг, раскинув руки, будто огромный медведь. — Столько лет прошло!

Его, казалось, удивил их сдержанный ответ, но он усадил гостей в удобные кресла у своего стола, а сам сел напротив на высокий стул, что позволяло ему смотреть на них сверху вниз. На стене за его спиной висела большая фотография фельдмаршала Монтгомери, прикалывающего Военный крест на грудь молодого капитана.

Как только Сэлли подала гостям бразильский кофе в изящных фарфоровых чашках, Ганн не стал терять времени и попытался объяснить капитану Армстронгу — как он к нему обращался — цель их визита. Только он начал заранее подготовленную речь, как зазвонил один из четырех телефонов на столе. Армстронг схватил трубку, и Ганн подумал, что тот велит секретарше больше ни с кем его не соединять. Но Армстронг долго беседовал с кем-то по-русски. Не успел он положить трубку, как зазвонил другой телефон, и он начал новый диалог на французском. Сдерживая недовольство, Ганн и Шульц терпеливо ждали, пока капитан Армстронг ответит на звонки.

— Ради Бога, простите, — сказал Армстронг, положив трубку третьего телефона, — но, как видите, этот чертов аппарат никогда не умолкает. И пятьдесят процентов звонков, — добавил он с лучезарной улыбкой, — в ваших интересах.

Только Ганн начал свою речь во второй раз, как Армстронг выдвинул верхний ящик стола и достал коробку кубинских сигар — оба его гостя давно забыли, что это такое. Он подтолкнул коробку через стол. Ганн жестом отказался, и Шульц с сожалением последовал примеру друга.

Ганн попытался начать в третий раз.

— Кстати, — не дал ему открыть рта Армстронг, — я заказал столик в «Савойе». Все, кто что-то собой представляет, обедают в «Савойе». — Он снова одарил их широкой улыбкой.

— У нас нет времени на обед, — резко ответил Ганн.

— Но нам столько всего нужно обсудить, — настаивал Армстронг, — вспомнить старые времена.

— Нам не о чем говорить, — отрезал Ганн. — Тем более о старых временах.

Армстронг на минуту умолк.

— К сожалению, вынужден вам сообщить, капитан Армстронг, — продолжал Ганн, — что мы решили разорвать наше с вами соглашение.

— Но это невозможно, — сказал Армстронг. — Мы заключили юридически обязательный договор.

— Вы, очевидно, давно не перечитывали документ, — заметил Ганн. — Если бы вы внимательно его просмотрели, вы бы вспомнили, что за невыполнение финансовых обязательств перед нами на вас налагается взыскание.

— Но я собираюсь выполнить…

— «В случае неуплаты все зарубежные права через двенадцать месяцев автоматически возвращаются к материнской компании», — казалось, Ганн вызубрил этот пункт наизусть.

— Но я могу расплатиться по всем своим обязательствам сию минуту, — сказал Армстронг, отнюдь в этом не уверенный.

— Это не изменит моего решения, — покачал головой Ганн.

— Но в договоре предусмотрено, что вы должны письменно предупредить меня за девяносто дней, — внезапно вспомнил Армстронг один из пунктов, о котором ему в последнее время твердил Стивен Халлет.

— Мы выслали вам одиннадцать уведомлений, — ответил Ганн.

— Я ничего не получал, — заявил Армстронг. — Значит, я…

— Последние три из них, — продолжал Ганн, — были отправлены по этому адресу с уведомлением о доставке.

— Это не означает, что мы их получили.

— На каждом стоит подпись вашей секретарши или полковника Оакшота. Наше последнее требование было доставлено лично вашему поверенному Стивену Халлету, который, как я понимаю, составлял первоначальный договор.

Армстронг снова замолчал.

Ганн открыл свой потрепанный портфель, который так хорошо помнил Армстронг, и выложил на стол перед бывшим партнером три документа. Потом достал четвертый.

— Я вручаю вам месячное уведомление с требованием вернуть все рукописи, иллюстрации или документы, которые вы получили от нас за прошедшие два года, вместе с чеком на сто семьдесят тысяч фунтов, что покроет все причитающиеся нам отчисления. Наши бухгалтеры считают, что это вполне умеренная плата.

— Вы же дадите мне еще один шанс после всего, что я для вас сделал? — взмолился Армстронг.

— Мы и так дали вам слишком много шансов, — отрезал Ганн, — к тому же мы оба, — он кивнул на своего коллегу, — не в том возрасте, когда можно терять время, надеясь, что вы выполните свои обязательства.

— Но как вы справитесь без меня? — осведомился Армстронг.

— Очень просто, — ответил Ганн. — Утром мы подписали соглашение с влиятельным издательским домом Макмиллана, с которым, уверен, вы хорошо знакомы. В следующую пятницу мы объявим об этом в «Букселлере» и тем самым оповестим наших клиентов в Британии, Соединенных Штатах и во всем остальном мире, что вы больше не являетесь нашим представителем.

Ганн встал и вместе с Шульцем без дальнейших слов направился к двери. Армстронг молча смотрел им вслед. Потом крикнул вдогонку:

— Мои адвокаты свяжутся с вами!

Как только дверь за ними закрылась, он медленно встал и подошел к окну. Он, не двигаясь, смотрел на мостовую, пока не увидел, как они сели в такси. Когда машина уехала, он вернулся к столу, снял трубку ближайшего телефона и набрал номер. Ему ответил знакомый голос.

— Следующие семь дней покупай все акции Макмиллана, которые сможешь достать.

Он бросил трубку, потом сделал второй звонок.

Стивен Халлет внимательно выслушал подробный отчет своего клиента о встрече с Ганном и Шульцем. Халлета ничуть не удивило их отношение, потому что на днях он уже сообщал Армстронгу, что получил уведомление о расторжении договора от лондонских поверенных Ганна. Рассказав свою версию встречи, Армстронг задал только один вопрос:

— Как ты думаешь, насколько я смогу это затянуть? Я жду несколько крупных платежей в течение следующих недель.

— Год, может, полтора, если хочешь в результате добиться ордера о наложении ареста на имущество и решать дело в суде.

Два года спустя, измучив всех вокруг, в том числе Стивена Халлета, Армстронг окончательно распрощался с Ганном в зале суда.

Халлет составил пространный документ, в котором Армстронг соглашался вернуть Ганну все его имущество, включая материалы для публикаций, иллюстрации, соглашения о предоставлении прав, контракты и свыше четверти миллиона книг со своего склада в Уотфорде. Он также должен был выплатить 75 тысяч фунтов в качестве полного и окончательного расчета за прибыли, полученные в течение предыдущих пяти лет.

— Слава Богу, мы наконец-то избавились от этого человека, — только и сказал Ганн, выйдя из здания Высокого суда на улице Стрэнд.

На следующий день после подписания окончательного соглашения полковник Оакшот вышел из правления «Армстронг Коммьюникейшнз» без объяснения причин. Три недели спустя он умер от инфаркта. Армстронг не смог выкроить время, чтобы прийти на похороны, поэтому послал вместо себя Питера Уэйкхема, нового вице-президента компании.

В день похорон Оакшота Армстронг был в Оксфорде и подписывал договор о долгосрочной аренде крупного здания на окраине города.

Следующие два года Армстронг больше времени проводил в воздухе, чем на земле, путешествуя по всему миру. Он встречался с авторами, заключившими контракт с Ганном, убеждая их расторгнуть соглашение и перейти в «Армстронг Коммьюникейшнз». Он понимал, что вряд ли сумеет переманить немецких ученых, но это сполна компенсировалось исключительным правом доступа в Россию, которое ему обеспечил полковник Тюльпанов, и обширными связями в Америке, которыми Армстронг обзавелся за те годы, пока Ганн не мог выезжать за границу.

Многим ученым, почти не высовывавшим носа из своих лабораторий, льстило внимание Армстронга и обещание представить их работы широкому кругу читателей во всем мире. Часто они не имели понятия об истинной коммерческой стоимости их исследований и с радостью подписывали предложенный контракт. Потом они передавали труд всей своей жизни в Хэдли-Холл в Оксфорде, часто полагая, что это как-то связано с университетом.

Как только они подписывали соглашение о передаче всех своих будущих работ Армстронгу в обмен на смехотворный задаток, они о нем никогда больше не слышали. Эта тактика позволила «Армстронг Коммьюникейшнз» объявить 90 тысяч фунтов прибыли через год после разрыва с Ганном, а еще через год «Манчестер Гардиан» объявила Ричарда Армстронга «молодым предпринимателем года». Шарлотта напомнила мужу, что ему уже ближе к сорока, чем к тридцати.

— Верно, — согласился он, — но не забывай, что у всех моих конкурентов было двадцать лет форы.

Когда они обосновались в Хэдли-Холле, их оксфордском доме, Дик стал получать множество приглашений на различные университетские мероприятия. Он все их отклонял, понимая, что им нужны только его деньги. Но потом ему написал Алан Уокер. Уокер был президентом Лейбористского клуба Оксфордского университета и интересовался, не согласится ли капитан Армстронг финансировать прием, который устраивает комитет в честь Хью Гейтскелла, лидера оппозиции.

— Прими приглашение, — распорядился Дик. — При одном условии: я буду сидеть рядом с ним.

С тех пор он финансировал каждый визит представителя лейбористов в университет и за пару лет познакомился со всеми членами теневого кабинета и некоторыми иностранными сановниками, в том числе с премьер-министром Израиля Давидом Бен-Гурионом. Бен-Гурион пригласил его в Тель-Авив и предложил проявить участие к судьбе евреев, которым повезло меньше, чем ему.

После окончания университета Алан Уокер поступил на работу в «Армстронг Коммьюникейшнз». Президент сразу зачислил его в штат личных помощников, и тот давал ему советы, как усилить свое политическое влияние. Первым предложением Уокера было приобрести чахнущий университетский журнал «Айсис», который, как всегда, испытывал финансовые затруднения. Вложив небольшую сумму, Армстронг стал героем левого крыла университета и без зазрения совести использовал журнал для своих целей. Его фотография появлялась на обложке как минимум раз в триместр, а так как редакторов журнала назначали всего на год и они сомневались, что смогут найти другой источник доходов, ни один из них не возражал.

Когда Гарольд Вильсон стал лидером лейбористской партии, Армстронг начал выступать с публичными заявлениями в его поддержку; циники утверждали, что он делает это только потому, что тори не желают иметь с ним ничего общего. Он постоянно внушал ведущим лейбористам, что готов нести любые убытки от «Айсиса», лишь бы журнал побуждал следующее поколение студентов Оксфорда поддерживать лейбористскую партию. Некоторые политики считали такой подход слишком топорным. Но Армстронг был уверен: если лейбористская партия сформирует следующее правительство, он сможет использовать свое влияние и богатство для воплощения новой мечты — стать владельцем общенациональной газеты.

Ему было даже интересно, кто смог бы его остановить.

 

ГЛАВА 20

ТАЙМС, 16 октября 1964 года:

ХРУЩЕВ СДАЕТСЯ — «СТАРЫЙ И БОЛЬНОЙ». РОССИЕЙ БУДУТ ПРАВИТЬ БРЕЖНЕВ И КОСЫГИН

Кит Таунсенд отстегнул ремень через несколько минут после взлета «Кометы», щелчком открыл портфель и достал пачку бумаг. Он бросил взгляд на Кейт — девушка уже увлеченно читала последний роман Патрика Уайта.

Он взял папку по «Вест-Райдинг Групп». Может, это его лучший шанс закрепиться в Британии? В конце концов, его первой покупкой в Сиднее было небольшое газетное издательство, благодаря которому он со временем смог приобрести «Сидней Кроникл». Он был убежден: стоит ему получить контроль над региональным газетным издательством в Британии, его положение станет более устойчивым, и он сможет сделать предложение о покупке национальной газеты.

Гарри Шаттлуорт, читал он, основал издательство в начале века. Сначала он издавал вечернюю газету в Хаддерсфилде как приложение к своей прибыльной текстильной фабрике. Знакомая схема: крупнейший предприниматель района берет под контроль местную газету — именно так он сам стал владельцем гостиницы и двух угольных шахт. Всякий раз, когда Шаттлуорт открывал фабрику в новом городе, через пару лет там появлялась местная газета. К выходу на пенсию ему принадлежали четыре фабрики и четыре газеты в Вест Райдинге.

Старший сын Шаттлуорта Фрэнк возглавил фирму, когда вернулся с Первой мировой войны, и хотя его основным интересом оставался текстиль, он…

— Желаете что-нибудь выпить, сэр?

Таунсенд кивнул.

— Виски и немного воды, пожалуйста.

… он тоже начал издавать местные газеты в дополнение к трем фабрикам, которые открыл в Донкастере, Брэдфорде и Лидсе. В разные времена газеты привлекали внимание Бивербрука, Нортклифа и Ротермеера, которые делали ему дружеские предложения. Фрэнк дал всем троим часто цитируемый ответ: «Тебе здесь ничего не светит, приятель».

Но, похоже, третье поколение Шаттлуортов было слеплено из другого теста. Они стали ввозить дешевый текстиль из Индии, а единственный сын всегда мечтал стать ботаником, и в результате, хотя Фрэнк оставил после себя восемь фабрик, семь ежедневных газет, пять еженедельников и региональный журнал, прибыль его компании стала падать уже через несколько дней после того, как его гроб опустили в землю. В конце сороковых фабрики обанкротились, и с тех пор газетное издательство почти не вылезало из убытков. Сейчас оно держалось только благодаря преданным читателям, но, судя по последним данным, скоро и на это рассчитывать не придется.

Таунсенд поднял голову, когда к подлокотнику его кресла прикрепили столик, накрытый небольшой льняной салфеткой. Перед Кейт тоже поставили столик. Она отложила «Едущих в колеснице», но продолжала хранить молчание, не желая прерывать ход мыслей своего босса.

— Я бы хотел, чтобы вы прочитали это, — он протянул ей первые несколько страниц отчета. — Тогда вы поймете, зачем я еду в Англию.

Таунсенд открыл вторую папку, подготовленную Генри Уолстенхолмом, который учился в Оксфорде в одно время с Таунсендом, а теперь был поверенным в Лидсе. Он почти не помнил Уолстенхолма, кроме того, что после нескольких стаканов в буфете он становился необычайно говорливым. Таунсенд не стал бы вести с ним дела, но поскольку его фирма представляла интересы «Вест-Райдинг Групп» со дня основания, у него не было другого выбора. Именно Уолстенхолм сообщил ему о потенциальных возможностях издательства. Хотя ВРГ не выставлена на продажу, писал он в Сидней, и нынешний президент компании, разумеется, будет отрицать, если спросить его напрямую, он знает: если Джон Шаттлуорт и решит когда-нибудь продать компанию, он предпочтет, чтобы покупатель находился как можно дальше от Йоркшира. Таунсенд улыбнулся, когда перед ним поставили тарелку черепахового супа. Будучи владельцем «Хобарт Мейл», он был самой подходящей кандидатурой во всем мире.

Таунсенд в ответном письме выразил заинтересованность, и Уолстенхолм предложил встретиться и обсудить условия. Первым условием Таунсенда было осмотреть типографию издательства.

— Нереально, — последовал немедленный ответ. — Шаттлуорт не хочет стать темой первых полос своих же газет до заключения сделки.

Таунсенд признал, что вести переговоры через третье лицо всегда нелегко, но в данном случае ему приходилось рассчитывать на ответы Уолстенхолма, а вопросов, вопреки обыкновению, было слишком много.

С ложкой в одной руке и следующей страницей в другой он просматривал цифры, которые подготовил для него Клайв Джарвис. Клайв оценил компанию в сто-сто пятьдесят тысяч фунтов, но подчеркнул, что не готов этого утверждать, поскольку не видел ничего, кроме балансового отчета — естественно, ему нужна лазейка на случай, если на последнем этапе что-то пойдет не так, подумал Таунсенд.

— Это интереснее «Едущих в колеснице», — заметила Кейт, дочитав последнюю страницу из первой папки. — Но какая роль отведена мне?

— Все будет зависеть от конечного результата, — пояснил Кит. — Если у меня все получится, мне понадобятся статьи во всех моих австралийских газетах и отдельный материал — более сдержанный — для «Рейтер» и «Пресс Ассошиэйшн». Еще необходимо довести до сведения издательств всего мира, что я теперь серьезный игрок за пределами Австралии.

— Вы хорошо знаете Уолстенхолма? — спросила Кейт. — Насколько я понимаю, вам придется опираться на его суждения.

— Не очень хорошо, — признался Кит. — Он учился на пару курсов старше меня в Вустере, и все считали его этаким здоровяком.

— Здоровяком? — недоуменно повторила Кейт.

— В осеннем триместре он почти все время проводил с командой колледжа по регби, а остальные два триместра торчал у реки, подгоняя команду гребцов колледжа. Думаю, его выбрали тренером из-за голоса — когда он кричал, его было слышно на другом берегу Темзы. А еще он любил пропустить с командой пинту-другую эля, даже если они проигрывали. Но это было десять лет назад; насколько мне известно, он остепенился и стал суровым йоркширским поверенным, обзавелся женой и кучей детей.

— А вы догадываетесь, какова истинная стоимость «Вест-Райдинг Групп»?

— Нет, но я всегда могу поставить условие, что должен увидеть шесть типографий, прежде чем сделаю предложение, и в то же время попытаюсь понять, насколько хороши редакторы и журналисты. Но самая большая проблема в Англии — это профсоюзы. И если издательство представляет собой закрытое предприятие, то есть предприятие, которое принимает на работу только членов профсоюза, тогда оно меня не интересует — какой бы выгодной ни была сделка, профсоюзы разорят меня в считанные месяцы.

— А если нет? — спросила Кейт.

— Тогда я, пожалуй, предложил бы сто, даже сто двадцать тысяч. Но я не назову цифру, пока они не назначат свою цену.

— Ну что ж, это круче, чем освещать процессы в судах по делам несовершеннолетних, — улыбнулась Кейт.

— Я тоже с этого начинал, — признался Кит. — Но редактор не считал мои усилия, в отличие от ваших, достойными наград, и отвергал почти все мои статьи, не дочитав даже первого абзаца.

— Может, он хотел доказать, что не боится вашего отца?

Кит взглянул на нее и понял, что она сомневается, не слишком ли далеко зашла.

— Может, — ответил он. — Но это было до того, как я купил «Кроникл» и уволил его.

Кейт молчала, пока стюардесса убирала их столики.

— Мы приглушим свет в салоне, — сообщила она, — но если вы хотите читать, у вас над головой есть ночник.

Кит кивнул и включил свою лампочку. Кейт потянулась и опустила свое кресло до упора, потом накрылась одеялом и закрыла глаза. Кит несколько минут смотрел на нее, потом открыл четвертую папку. Он читал всю ночь.

Позвонил полковник Тюльпанов и предложил Армстронгу встретиться с его деловым партнером по имени Юрий Вальчек, чтобы обсудить один вопрос, который заинтересует обоих. Армстронг договорился, что они пообедают в «Савое», когда господин Вальчек в следующий раз будет в Лондоне.

За прошедшие десять лет Армстронг регулярно наведывался в Москву и в обмен на эксклюзивные зарубежные права на работы советских ученых продолжал выполнять мелкие поручения для Тюльпанова, по-прежнему убеждая себя, что не причиняет существенного вреда своей второй родине. В поддержку этой иллюзии он всегда сообщал о поездках Форсдайку и иногда передавал сообщения от его имени, часто возвращаясь с непонятными ответами. Армстронг понимал, что обе стороны считают его своим человеком, и подозревал, что Вальчек не просто курьер с пустяковым заданием — ему поручено выяснить, как сильно на него можно надавить. Выбрав гриль-зал в «Савое», Армстронг рассчитывал убедить Форсдайка, что ничего от него не скрывает.

Армстронг приехал в «Савой» немного раньше назначенного времени, и его проводили к его обычному столику в нише. Он отказался от своего любимого виски с содовой и заказал водку — условный сигнал для агента, что говорить будут не по-английски. Он бросил взгляд на вход в ресторан, ему было интересно, сможет ли он распознать Вальчека, когда тот войдет. Десять лет назад это было бы просто, но он много раз говорил агентам нового поколения, что они бросаются в глаза в этих своих дешевых двубортных костюмах и узких, заляпанных соусом галстуках. С тех пор те из них, кто часто приезжал в Лондон и Нью-Йорк, заглядывали на Сэвил-роу и Пятую авеню во время своих визитов, — хотя Армстронг подозревал, что им приходилось быстро переодеваться в самолетах «Аэрофлота» на обратном пути в Москву.

В зал непринужденно вошли два бизнесмена, увлеченно беседуя. Армстронг узнал одного из них, но не мог вспомнить его имени. Следом за ними появилась сногсшибательная молодая женщина в сопровождении двух мужчин. Непривычно было видеть женщину в гриль-зале в обеденное время, и он провожал ее глазами, пока их вели к соседней нише.

Его наблюдение прервал метрдотель.

— Ваш гость прибыл, сэр.

Армстронг встал и пожал руку мужчине, который вполне мог сойти за директора британской компании, и которому явно не нужно было объяснять, где находится Сэвил-роу. Армстронг заказал две рюмки водки.

— Как прошел полет? — спросил он по-русски.

— Плохо, товарищ, — ответил Вальчек. — В отличие от вас, я не могу выбирать и должен летать только самолетами «Аэрофлота». Если и вам когда-нибудь доведется, возьмите с собой снотворное и не вздумайте даже прикасаться к еде.

Армстронг рассмеялся.

— Как поживает полковник Тюльпанов?

— Генерал Тюльпанов скоро станет вторым человеком в КГБ и просит, чтобы вы передали бригадиру Форсдайку, что он все еще выше его по званию.

— С удовольствием, — сказал Армстронг. — Какие еще перемены наверху, о которых мне следует знать?

— Пока никаких, — он сделал паузу. — Хотя подозреваю, товарищу Хрущеву недолго осталось сидеть за «высоким столом».

— Тогда, наверное, даже вам придется собирать вещи, — Армстронг пристально смотрел в глаза собеседнику.

— Нет, пока моим начальником остается Тюльпанов.

— А кто будет преемником Хрущева? — поинтересовался Армстронг.

— Думаю, Брежнев, — ответил его гость. — У Тюльпанова есть досье на всех возможных кандидатов, поэтому никто не посмеет его сместить.

Армстронг улыбнулся при мысли, что Тюльпанов не утратил своей хватки.

Официант поставил еще одну рюмку водки перед его собеседником.

— Генерал высокого мнения о вас, — продолжил Вальчек, как только официант отошел от столика, — и ваше положение, безусловно, станет еще более влиятельным, когда он официально вступит в должность.

Вальчек замолчал и стал изучать меню, потом сделал хлопотавшему вокруг них официанту заказ на английском.

— Скажите, — продолжил он, когда они снова остались одни, — почему генерал Тюльпанов всегда называет вас Любжи?

— Обычная кличка, как и всякая другая, — пожал плечами Армстронг.

— Но ведь вы не русский.

— Нет, — твердо ответил Армстронг.

— Но и не англичанин, так ведь?

— Во мне больше английского, чем во всех англичанах, — ответил Армстронг, чем, похоже, удовлетворил любопытство своего гостя. Перед ним поставили тарелку копченого лосося.

Вальчек доел первое блюдо и, приступив к бифштексу «с кровью», наконец открыл истинную цель своего визита.

— Академия наук хочет опубликовать книгу о своих достижениях в области исследования космоса, — начал он, поливая бифштекс дижонской горчицей. — Директор считает, что президенту Кеннеди с его программой НАСА приписывают слишком много заслуг, хотя, как всем известно, именно Советский Союз запустил в космос первого человека. Мы подготовили документ, подробно описывающий достижения нашей программы от создания Космической академии до настоящего времени. У меня есть толстенная рукопись на двести тысяч слов, составленная ведущими учеными в этой области, плюс более ста фотографий, сделанных в прошлом месяце, и подробные диаграммы и технические описания межпланетных станций Луна-4 и Луна-5.

Армстронг даже не пытался остановить поток слов Вальчека. Курьер должен был знать, что такая книга устареет еще до публикации. Должна быть какая-то другая причина проделать весь этот путь из Москвы, чтобы пообедать с ним. Но его гость все говорил и говорил, дополняя свой рассказ ненужными подробностями. Наконец он спросил мнение Армстронга об этом проекте.

— Какой тираж планирует генерал Тюльпанов?

— Миллион, в переплете, с распространением по обычным каналам.

Армстронг сомневался, что такая книга вызовет интерес хотя бы у мизерного круга читателей со всего мира.

— Но одна моя печать стоит… — начал он.

— Мы прекрасно понимаем, как вы рискуете с подобным изданием. Поэтому мы выдадим вам задаток в размере пяти миллионов долларов, который вы распределите среди тех стран, где книга будет переведена, опубликована и продана. Разумеется, мы выплатим десять процентов агентских комиссионных. Хочу добавить, что для генерала Тюльпанова не станет неожиданностью, если книга не попадет в список бестселлеров. Ему будет достаточно, если в вашем годовом отчете будет отмечено, что вы напечатали миллион экземпляров. Распределение прибылей — вот что имеет значение, — добавил Вальчек, сделав глоток водки.

— Это разовая работа? — осведомился Армстронг.

— Если вы успешно справитесь с этим… — Вальчек замолчал, подбирая верное слово, — …проектом, через год мы закажем вам издание в обложке. В этом случае вы, разумеется, снова получите аванс в пять миллионов. А потом могут быть переиздания, исправленные версии…

— Обеспечивая таким образом непрерывный поток валюты вашим оперативникам во всех странах, где присутствует КГБ, — заметил Армстронг.

— И в качестве нашего представителя, — продолжал Вальчек, не обращая внимания на его замечание, — вы будете получать десять процентов от каждого аванса. В конце концов, почему к вам надо относиться иначе, чем к обычному литературному агенту? И я уверен, что наши ученые смогут каждый год создавать новые рукописи, достойные публикации. — Он сделал паузу. — Если только они всегда будут вовремя получать свои гонорары в соответствующей валюте.

— Когда я смогу увидеть рукопись? — спросил Армстронг.

— Она у меня с собой, — Вальчек скосил глаза на стоявший рядом портфель. — Если вы согласитесь опубликовать книгу, к концу недели пять миллионов поступят на ваш счет в Лихтенштейне. Насколько я понимаю, мы всегда вели с вами дела подобным образом.

Армстронг кивнул.

— Мне потребуется еще один экземпляр рукописи для Форсдайка.

Вальчек удивленно поднял брови.

— Его агент сидит в дальнем углу зала, — пояснил Армстронг. — Поэтому перед самым уходом вы отдадите мне рукопись, и я выйду, держа ее под мышкой. Не волнуйтесь, — продолжил он, почувствовав беспокойство Вальчека. — Он ничего не смыслит в издательском деле. Наверняка его отдел будет месяцами выискивать зашифрованные сообщения среди описания спутников.

Вальчек рассмеялся, но даже не взглянул в другой конец зала, а просто уставился на трехъярусное чудо, которое им привезли на столике для десерта.

В наступившем молчании до Армстронга донеслось одно слово от соседнего стола — «типография». Он стал прислушиваться к разговору, но тут Вальчек поинтересовался его мнением о молодом чехе по имени Гавел, которого недавно посадили в тюрьму.

— Он политик?

— Нет, он…

Армстронг приложил палец к губам, подавая знак, чтобы его коллега продолжал говорить, но не ждал ответа. Вот этому трюку русского не нужно было учить.

Армстронг сосредоточил все внимание на троице, расположившейся в соседней нише. Сидевший к нему спиной худощавый человек с тихим голосом мог быть только австралийцем, но, несмотря на очевидный акцент, Армстронг не мог разобрать ни слова из того, что он говорил. Рядом с ним была молодая женщина, которая так поразила Армстронга, когда вошла в зал. Навскидку он бы сказал, что она из Центральной Европы и, по всей видимости, родом примерно из тех же мест, что и сам Армстронг. Справа от нее лицом к австралийцу сидел мужчина с акцентом, характерным для севера Англии, и голосом, который пришелся бы по душе его старому полковому старшине. Ему явно никто не объяснил значение слова «конфиденциальный».

Пока Вальчек тихо говорил по-русски, Армстронг достал из кармана ручку и стал записывать отдельные слова на обороте меню — непростая задача, если ты не прошел подготовку у мастера высшего класса. Уже не первый раз он испытывал благодарность к Форсдайку.

Сначала он нацарапал слова «Джон Шаттлуорт, президент ВРГ», потом «владелец». Через некоторое время он приписал «Хаддерсфилд Экоу» и названия еще шести газет. Он смотрел в глаза Вальчеку и продолжал прислушиваться, потом быстро набросал еще четыре слова: «Лидс, завтра, двенадцать часов». Когда его кофе совсем остыл, на обороте меню появилось следующее: «120 тысяч справедливая цена». И наконец, «фабрики уже какое-то время закрыты».

Вскоре разговор за соседним столом перешел на крикет. Армстронг понимал, что хотя он собрал несколько кусочков головоломки, ему нужно скорее возвращаться в контору, если он хочет составить всю картину до двенадцати часов следующего дня. Он посмотрел на часы, и хотя ему только что подали вторую порцию пудинга, попросил счет. Счет принесли через несколько минут. Тогда Вальчек достал из портфеля толстую рукопись и демонстративно протянул ее через стол своему коллеге. Армстронг оплатил счет, встал из-за стола, сунул рукопись под мышку и, проходя мимо соседнего стола, заговорил с Вальчеком по-русски. Ему показалось, что на лице женщины промелькнуло облегчение, когда она услышала разговор на иностранном языке.

У самых дверей Армстронг протянул фунт метрдотелю.

— Превосходный обед, Марио, — сказал он. — И спасибо, что посадили такую потрясающую женщину в соседнюю кабинку.

— Не за что, сэр, — ответил Марио, пряча банкноту в карман.

— Могу я спросить, на чье имя был заказан столик?

Марио провел пальцем по списку заказов.

— На имя мистера Кита Таунсенда, сэр.

За этот кусочек головоломки не жалко было и фунта, подумал Армстронг, выходя из ресторана впереди своего гостя.

На улице Армстронг пожал русскому руку и заверил его, что без промедления начнет готовиться к изданию книги.

— Рад слышать, товарищ, — английское произношение Вальчека было идеальным. — А сейчас я должен спешить, иначе опоздаю к своему портному.

Он быстро смешался с толпой, идущей по Стрэнду, и скрылся в направлении Сэвил-роу.

Пока Бенсон вез его обратно в контору, Армстронг думал не о Тюльпанове, не о Юрии Гагарине и даже не о Форсдайке. Поднявшись на последний этаж, он вбежал в кабинет Сэлли и обнаружил, что она говорит по телефону. Он протянул руку и нажал на рычаг.

— Что такое ВРГ? Почему оно интересует Кита Таунсенда?

Сэлли, все еще с трубкой в руке, задумалась и через минуту предположила:

— Вестерн Рейлуэй Групп?

— Нет, не может быть — Таунсенда интересуют только газеты.

— Хочешь, чтобы я попыталась выяснить?

— Да, — кивнул Армстронг. — Если Таунсенд собирается что-то купить в Лондоне, я хочу знать, что именно. Пусть этим делом занимается берлинская команда, больше никто не должен о нем знать.

Через пару часов Сэлли, Питер Уэйкхем, Стивен Халлет и Рег Бенсон собрали еще несколько кусочков головоломки, а Армстронг тем временем позвонил своему бухгалтеру и банкиру и велел им двадцать четыре часа находиться в положении готовности.

В 16.15 Армстронг уже изучал отчет по издательству «Вест-Райдинг», который ему несколько минут назад доставил курьер из «Данн энд Брэдстрит». Дважды просмотрев цифры, он мысленно согласился с Таунсендом, что 120 тысяч фунтов — это справедливая цена. Просто мистер Джон Шаттлуорт еще не знает, что скоро получит новое предложение.

К шести часам вечера вся команда собралась за столом в кабинете Армстронга, и каждый доложил о добытых сведениях.

Стивен Халлет выяснил, кто был второй мужчина за столом и из какой он адвокатской конторы.

— Они представляют семью Шаттлуортов больше пятидесяти лет, — сообщил он Армстронгу. — У Таунсенда назначена встреча с Джоном Шаттлуортом, нынешним президентом, завтра в Лидсе, но я так и не узнал, где и в какое время.

Сэлли улыбнулась.

— Отлично, Стивен. Что у тебя, Питер?

— Я узнал домашний и служебный телефон Уолстенхолма, время отхода поезда, на котором он вернется в Лидс, и номер машины, на которой жена приедет встречать его на вокзал. Его секретарша поверила, что я его старый школьный приятель.

— Хорошо, ты заполнил некоторые пробелы в картинке, — похвалил Армстронг. — Ну, а ты что скажешь, Рег?

Потребовались годы, чтобы он перестал называть его «рядовой Бенсон».

— Таунсенд остановился в «Ритце», и девушка тоже. Ее зовут Кейт Таллоу. Двадцать два года, работает в «Санди Кроникл».

— Думаю, это «Сидней Кроникл», — поправила его Сэлли.

— Проклятый австралийский акцент, — чертыхнулся Рег с гнусавым выговором кокни. — Мисс Таллоу, — продолжал он, — как уверял меня носильщик, не только заняла отдельный номер, но и живет на два этажа ниже своего босса.

— Значит, они не любовники, — заключил Армстронг. — А ты что накопала, Сэлли?

— Таунсенд и Уолстенхолм в одно время учились в Оксфорде, что подтвердил секретарь Вустер-Колледжа. Плохая новость в том, что Джон Шаттлуорт — единственный акционер «Вест-Райдинг Групп» и в буквальном смысле затворник. Я не могу выяснить, где он живет, и у него нет телефона. В компании его вообще уже несколько лет не видели. Так что идея встречного предложения до двенадцати часов попросту невыполнима.

После слов Сэлли наступило угрюмое молчание. Наконец его нарушил Армстронг.

— Ладно. В таком случае мы должны помешать Таунсенду и явиться на встречу вместо него.

— Это будет непросто. Мы же не знаем, где состоится встреча, — сказал Питер.

— В гостинице «Куинз», — сообщила Сэлли.

— Откуда ты знаешь? — спросил Армстронг.

— Я обзвонила все крупные гостиницы в Лидсе и спрашивала, не заказаны ли у них места на имя Уолстенхолма. В «Куинзе» сказали, что он забронировал зал Белой розы с двенадцати до трех и заказал обед на час дня на четыре персоны. Могу даже сказать, что будет в меню.

— Что бы я без тебя делал, Сэлли! — улыбнулся Армстронг. — Итак, давайте воспользуемся полученными сведениями. Где Уолстен…

— Едет в Лидс, — перебил Питер, — на поезде, вышедшем с Кингз-Кросс в 6.50. Он должен быть у себя в кабинете завтра в девять часов утра.

— А Таунсенд с девушкой? — спросил Армстронг. — Рег?

— Таунсенд заказал машину до Кингз-Кросс на 7.30 утра завтра. Они хотят уехать на поезде в 8.12, который прибывает на центральный вокзал в Лидсе в 11.47. Так они успеют в «Куинз» к полудню.

— Значит, до 7.30 завтрашнего утра мы должны что-то придумать и помешать Таунсенду сесть на этот поезд до Лидса. — Армстронг обвел взглядом комнату, но на всех лицах было написано сомнение. — И нам придется поломать голову, — добавил он. — Могу вам точно сказать, что Таунсенд гораздо умнее Юлиуса Ганна. И подозреваю, мисс Таллоу тоже непросто обвести вокруг пальца.

Снова наступило долгое молчание. Потом заговорила Сэлли:

— Может, это и не блестящая идея, но я выяснила, что Таунсенд был в Англии, когда умер его отец.

— И что? — поинтересовался Армстронг.

 

ГЛАВА 21

ДЕЙЛИ МИРРОР, 17 октября 1964 года:

ПЕРВОЕ ОБЕЩАНИЕ ВИЛЬСОНА: «НАША РАБОТА — УПРАВЛЯТЬ, И МЫ БУДЕМ ЕЕ ВЫПОЛНЯТЬ»

Кит договорился позавтракать с Кейт в семь часов. Он сел за угловой столик и стал читать «Таймс». Неудивительно, что у газеты невысокая прибыль, думал он и не мог понять, почему семья Асторов не закроет ее — ведь ее почти не покупают. Он сделал глоток черного кофе, отложил газету и вернулся мыслями к Кейт. Она держалась на расстоянии, не выходя за рамки профессиональных отношений, и он стал думать, нет ли в ее жизни другого мужчины. Возможно, вообще глупо было приглашать ее в эту поездку.

Она появилась в восьмом часу, держа в руке «Гардиан». Не лучшее начало дня, подумал Кит, хотя вынужден был признать, что она волнует его так же, как и при первой встрече.

— Как настроение? — поинтересовалась она.

— Отличное, — ответил Кит.

— В предвкушении покупки? — улыбнулась она.

— Да, — кивнул он. — У меня такое чувство, что завтра в это же время я стану владельцем своей первой газеты в Англии.

Официант налил Кейт кофе с молоком. Ее поразило, что он помнит, какой кофе она предпочитает, хотя она провела в гостинице всего один день.

— Вчера перед сном мне звонил Генри Уолстенхолм, — сказал Кит. — Он уже говорил с Шаттлуортом, так что к нашему приезду в Лидс юристы подготовят все документы для подписи.

— Вам не кажется, что все это немного рискованно? Ведь вы даже не видели типографию.

— Нет. Я подпишу только при условии, что в договоре будет пункт о проведении предварительной проверки в течение девяноста дней. Так что придется вам, видимо, еще какое-то время провести на севере Англии. В это время года здесь довольно прохладно.

— Мистер Таунсенд? — К ним подошел посыльный. — Это вам, сэр, — он протянул ему конверт.

Кит разорвал его и увидел записку на листе бумаги с тисненым гербом посла Австралии: «Срочно позвоните. Александр Даунер».

Он показал ее Кейт. Она нахмурилась.

— Вы знаете Даунера? — спросила она.

— Я встретил его однажды на скачках на Кубок Мельбурна, — ответил Кит, — но это было очень давно, до того как он стал послом. Вряд ли он меня помнит.

— Что ему могло понадобиться в такой час? — задумчиво протянула Кейт.

— Понятия не имею. Может, хочет узнать, почему я отказался от приглашения на ужин, — засмеялся он. — Мы всегда можем нанести ему визит, когда вернемся с севера. Но я все-таки поговорю с ним перед отъездом в Лидс. Вдруг это что-то серьезное. — Он поднялся со стула. — Мечтаю о том дне, когда в машинах появятся телефоны.

— Я заскочу к себе в номер и спущусь в холл около половины восьмого, — сказала Кейт.

— Хорошо, — кивнул Кит и отправился на поиски телефона.

В холле портье показал ему на небольшой столик напротив бюро регистрации. Кит набрал номер, написанный вверху листа, и ему сразу ответил женский голос.

— Доброе утро. Посольство Австралии.

— Могу я поговорить с послом? — спросил Кит.

— Мистер Даунер еще не пришел, сэр, — ответила она. — Вы сможете перезвонить после 9.30?

— Это Кит Таунсенд. Меня просили срочно позвонить.

— О да, сэр, мне поручено соединить вас с его резиденцией. Подождите, пожалуйста.

Дожидаясь соединения, Кит взглянул на часы. Они показывали 7.20.

— Говорит Александр Даунер.

— Это Кит Таунсенд, господин посол. Вы просили меня срочно позвонить.

— Да, спасибо, Кит. Последний раз мы встречались на Кубке Мельбурна, но вы, наверное, не помните.

Таунсенду показалось, что австралийский акцент звучит слишком резко.

— Вообще-то помню, — сказал Кит.

— К сожалению, у меня плохие новости, Кит. Судя по всему, у вашей матери был сердечный приступ. Ее отвезли в Королевскую Мельбурнскую больницу. Состояние стабильное, но она в отделении интенсивной терапии.

Таунсенд онемел. Его не было дома, когда умер отец, и он не собирался…

— Вы меня слушаете, Кит?

— Да, да, — сказал он. — Но я ужинал с ней перед самым отъездом, и она прекрасно себя чувствовала.

— Мне очень жаль, Кит. Ужасно, что это произошло, когда вы за границей. Я распорядился оставить вам два билета первого класса на рейс «Квантас» до Мельбурна, вылетающий сегодня в девять утра. Вы успеете, если выедете прямо сейчас. Или можете полететь тем же рейсом завтра утром.

— Нет, я сейчас выезжаю, — сказал Кит.

— Хотите, я пришлю за вами машину в гостиницу, и она отвезет вас в аэропорт?

— Нет, не надо. Я уже заказал такси на вокзал. Поеду на нем.

— Я предупредил сотрудников «Квантаса» в Хитроу, так что задержек не будет, но если я еще чем-то могу помочь, звоните без стеснения. Надеюсь, мы еще встретимся в более приятной ситуации.

— Спасибо, — поблагодарил Таунсенд.

Он положил трубку и подбежал к бюро регистрации.

— Я должен срочно уехать, — сказал он человеку, стоявшему за конторкой. — Пожалуйста, подготовьте мой счет. Я скоро спущусь.

— Конечно, сэр. Вам еще нужна машина, которая ждет вас у входа?

— Да, нужна, — ответил Таунсенд.

Он взлетел на второй этаж и побежал по коридору, глядя на номера комнат. Добравшись до номера 124, он забарабанил кулаком в дверь. Через несколько мгновений ее открыла Кейт и сразу заметила тревогу на его лице.

— Что случилось? — спросила она.

— У моей матери сердечный приступ. Спускайтесь с вещами вниз. Мы уезжаем через пять минут.

— Мне очень жаль, — сказала она. — Хотите, я позвоню Генри Уолстенхолму и объясню, что произошло?

— Нет. Мы можем позвонить ему из аэропорта, — ответил Таунсенд и побежал по коридору.

Через несколько минут он вышел из лифта на первом этаже. Пока его вещи складывали в багажник, он оплатил счет, быстро подошел к машине, дал на чай коридорному и сел на заднее сиденье рядом с Кейт. Наклонившись вперед, он сказал водителю:

— Хитроу.

— Хитроу? — удивился таксист. — В путевом листе сказано, что я должен отвезти вас на Кингз-Кросс. Здесь нет никакого Хитроу.

— Мне плевать, что там сказано в вашем путевом листе, — вскипел Таунсенд. — Везите меня в Хитроу.

— Простите, сэр, но у меня есть определенные инструкции. Понимаете, Кингз-Кросс находится в черте города, а Хитроу — это поездка за город, и я просто не могу…

— Если ты сейчас же не поедешь, я сломаю твою чертову шею, — рявкнул Таунсенд.

— Я не собираюсь выслушивать оскорбления, — заявил таксист. Он вышел из машины, открыл багажник и стал вытаскивать их сумки на тротуар.

Таунсенд рванулся следом, но Кейт придержала его за руку.

— Посидите здесь и позвольте мне разобраться, — твердо сказала она.

Таунсенд не слышал, о чем они говорили, но через несколько минут вещи снова перекочевали в багажник.

— Спасибо, — поблагодарил он, когда Кейт снова села в машину.

— Благодарите не меня, а его, — прошептала она.

Водитель съехал с обочины, на светофоре повернул налево и влился в поток автомобилей. Повезло еще, думал он, что в это время движение из Лондона не такое плотное и машины не стоят в пробках, прижавшись бамперами друг к другу, как те, что пытаются прорваться в столицу.

— Нужно будет еще раз позвонить Даунеру из аэропорта, — тихо сказал Таунсенд.

— Зачем? — спросила Кейт.

— Я хочу до отлета поговорить с врачом матери в Мельбурне, но не знаю его номера.

Кейт кивнула. Таунсенд барабанил пальцами по стеклу, вспоминая последнюю встречу с матерью. Он вкратце рассказал ей о возможной покупке «Вест-Райдинг Групп», и она, как всегда, засыпала его весьма толковыми вопросами. Прощаясь после ужина, он обещал позвонить ей из Лидса, если подпишет договор.

— А что за девушка едет с тобой? — поинтересовалась она.

Он ответил уклончиво, но знал, что ему не удалось ее провести. Он взглянул на Кейт и хотел взять ее за руку, но она была занята своими мыслями. До аэропорта оба молчали. Когда машина остановилась, Таунсенд побежал на поиски тележки, пока таксист выгружал вещи. Таунсенд дал ему большие чаевые и несколько раз повторил «Спасибо», потом быстро повез тележку через весь зал к окошку регистрации. Кейт торопливо шла следом.

— Мы успеваем на мельбурнский рейс? — спросил Таунсенд, подавая паспорт.

— Да, мистер Таунсенд, — ответила билетный кассир, открывая паспорт. — Нам звонил посол. — Она посмотрела на него. — Мы оставили два билета: один на ваше имя, другой для мисс Таллоу.

— Это я, — Кейт подала свой паспорт.

— Вы летите первым классом, места 3Д и Е. Пройдите, пожалуйста, в терминал номер семнадцать. Там сейчас начнется посадка.

Когда они пришли в зал отлета, эконом-класс уже поднимался на борт, и Таунсенд отправил Кейт на регистрацию, а сам помчался искать телефон. Ему пришлось стоять в очереди к единственному таксофону, и когда он наконец до него добрался, он сразу набрал домашний номер Генри. Линия была занята. Он звонил еще трижды, но всякий раз слышал все те же короткие гудки. Тогда он набрал номер посла, напечатанный на гербовой бумаге. В этот момент объявили, что посадка заканчивается и все пассажиры должны занять свои места. В трубке раздались гудки. Таунсенд оглянулся и увидел, что в зале отлета не осталось никого, кроме него и Кейт. Он помахал ей рукой, показывая, чтобы она шла к самолету.

Телефон продолжал звонить, но ответа не было. Он сдался и положил трубку, потом побежал по проходу и увидел Кейт на трапе самолета. Как только они вошли в салон, дверь за ними закрылась.

— Удачно? — спросила Кейт, пристегивая ремень.

— Нет, — покачал головой Таунсенд. — У Генри все время занято, а посол не отвечает.

Кейт молчала, пока самолет выруливал на взлетную полосу. Когда он остановился, Кейт произнесла:

— Я все время думала, пока вы звонили. Не складывается.

Самолет стал разгоняться по взлетной полосе. Таунсенд пристегнул ремень.

— Что значит не складывается?

— Последний час, — сказала Кейт.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Ну, взять для начала хотя бы мой билет.

— Ваш билет? — озадаченно переспросил Кит.

— Да. Как они могли узнать, на чье имя его оформлять?

— Наверное, посол сказал.

— А он откуда узнал? — спросила Кейт. — Когда он прислал вам приглашение на ужин, там не было моего имени, потому что он понятия не имел, что я приехала с вами.

— Он мог спросить у управляющего гостиницы.

— Возможно. Но кое-что еще не дает мне покоя.

— И что же?

— Посыльный точно знал, к какому столику идти.

— Ну и что?

— Вы сидели в углу зала лицом ко мне, но я случайно увидела, как он вошел в Палм-Корт. Помню, я еще подумала, как странно, что он точно знает, куда идти, хотя вы сидели спиной к нему.

— Может, он спросил у метрдотеля?

— Нет, — покачала головой Кейт. — Он прошел мимо метрдотеля, даже не взглянув в его сторону.

— К чему вы клоните?

— И телефон Генри — все время занят, хотя не было еще и девяти утра. — Самолет оторвался от земли. — И почему в 7.20 вы смогли дозвониться до посла, а в 8.30 — нет?

Кит внимательно посмотрел на нее.

— Нас «развели», Кит. Кто-то, кто не хотел, чтобы вы попали в Лидс к двенадцати часам и подписали этот договор.

Кит рывком отстегнул ремень, побежал по проходу и ворвался в кабину пилотов, прежде чем его остановил стюард. Капитан сочувственно выслушал его рассказ, но сказал, что ничем не может ему помочь — ведь самолет уже в воздухе и направляется в Бомбей.

— Рейс 009 вылетел в Мельбурн с двумя нашими посылками на борту, — доложил Бенсон по телефону с наблюдательной башни. Он смотрел вслед скрывшейся в облаках «Комете». — Они проведут в воздухе не меньше четырнадцати часов.

— Отличная работа, Рег, — похвалил его Армстронг. — Теперь возвращайся в «Ритц». Сэлли уже забронировала номер, в котором останавливался Таунсенд. Так что сиди там и жди звонка Уолстенхолма. Я думаю, он позвонит вскоре после двенадцати. К тому времени я уже буду в гостинице «Куинз» и сообщу тебе номер своей комнаты.

Кит сидел в кресле самолета и стучал по подлокотникам.

— Кто они? Как им это удалось?

Кейт почти наверняка знала, кто, и с большой долей уверенности могла сказать, как.

Три часа спустя в «Ритц» поступил звонок для мистера Таунсенда. Телефонистка, следуя инструкциям необычайно щедрого джентльмена, который говорил с ней этим утром, соединила звонившего с номером 319, где на краешке кровати сидел и ждал Бенсон.

— Кит там? — спросил взволнованный голос.

— Простите, кто говорит?

— Генри Уолстенхолм, — пророкотал он.

— Доброе утро, мистер Уолстенхолм. Мистер Таунсенд утром пытался до вас дозвониться, но ваш номер был постоянно занят.

— Знаю. Кто-то позвонил мне домой около семи часов, но, как оказалось, ошибся номером. Когда я потом попробовал позвонить, гудков в трубке не было. А где Кит?

— Он летит в Мельбурн. У его матери был сердечный приступ, и посол задержал ради него самолет.

— Я сожалею о матери Кита, но, боюсь, мистер Шаттлуорт не станет ждать. Я и так с трудом уговорил его приехать на встречу с нами.

Бенсон дословно прочитал текст, который написал для него Армстронг:

— Мистер Таунсенд поручил мне передать вам, что отправил в Лидс своего представителя, который уполномочен подписать договор, если вы не возражаете.

— Я не возражаю, — ответил Уолстенхолм. — Когда он должен приехать?

— Он, наверное, уже в «Куинзе». Он уехал в Лидс сразу после отъезда мистера Таунсенда в Хитроу. Не удивлюсь, если он ищет вас по всей гостинце.

— Сейчас же спущусь в фойе и попробую его найти, — сказал Уолстенхолм.

— Кстати, — остановил его Бенсон, — наш бухгалтер хотел еще раз уточнить окончательную сумму — сто двадцать тысяч фунтов?

— Плюс юридические издержки, — добавил Уолстенхолм.

— Плюс юридические издержки, — повторил Бенсон. — Не смею вас больше задерживать, мистер Уолстенхолм. — Он положил трубку.

Уолстенхолм вышел из зала Белой розы и направился к лифту. Если юрист Кита привез платежное поручение на всю сумму, размышлял он, он еще успеет все устроить до приезда мистера Шаттлуорта. Была только одна проблема: он понятия не имел, кого ему искать.

Бенсон попросил телефонистку соединить его с номером в Лидсе. Услышав ответ, он попросил соединить его с комнатой 217.

— Молодец, Бенсон, — сказал Армстронг, когда тот подтвердил сумму в размере 120 тысяч фунтов. — Теперь выпишись из гостиницы, оплати счет наличными, и до завтра у тебя выходной.

Армстронг вышел из комнаты 217 и спустился в лифте на первый этаж. В фойе он увидел Халлета, говорившего с мужчиной, которого он видел в «Савое», и направился прямо к ним.

— Доброе утро, — поздоровался он. — Меня зовут Ричард Армстронг, а это юрист компании. Думаю, вы нас ожидаете.

Уолстенхолм уставился на Армстронга. Он мог бы поклясться, что видел его раньше.

— Да. Я заказал зал Белой розы. Там нас никто не побеспокоит.

Мужчины кивнули и последовали за ним.

— Как жаль, что так случилось с матерью Кита, — заметил Уолстенхолм, заходя в лифт.

— Да, очень печально, — покачал головой Армстронг, стараясь не говорить ничего лишнего, что впоследствии могло бы его уличить.

Они расселись вокруг стола для заседаний в зале Белой розы, и Армстронг с Халлетом принялись внимательно, пункт за пунктом, изучать договор. Уолстенхолм тем временем сидел в углу и пил кофе. Его удивило, что они так тщательно проверяют окончательный вариант, хотя Кит его уже одобрил, но в то же время понимал, что сам поступил бы так же на их месте. Время от времени у Халлета возникали вопросы, и после этого неизменно следовало тихое обсуждение с Армстронгом. Час спустя они вернули контракт Уолстенхолму и подтвердили, что все в порядке.

Уолстенхолм, в свою очередь, тоже хотел задать им кое-какие вопросы, но в эту минуту в зал, шаркая ногами, вошел пожилой человек, одетый в довоенный костюм, который пока еще не вошел в моду снова. Уолстенхолм представил Джона Шаттлуорта, и тот смущенно улыбнулся. Они обменялись рукопожатиями, и Армстронг сказал:

— Теперь нам осталось только подписать договор.

Джон Шаттлуорт кивнул. Армстронг достал из внутреннего кармана пиджака ручку и, наклонившись, поставил подпись в том месте, куда указывал дрожащий палец Стивена. Он передал ручку Шаттлуорту, который без единого слова расписался между двумя поставленными карандашом крестиками. Тогда Стивен вручил Уолстенхолму платежное поручение на 120 тысяч. Юрист кивнул, когда Армстронг напомнил ему, что поскольку это платежное поручение, вероятно, его следует обналичить немедленно.

— Я сбегаю в ближайший «Мидленд», пока накрывают стол к обеду, — сказал Уолстенхолм. — Скоро буду.

Когда Уолстенхолм вернулся, он обнаружил, что Шаттлуорт сидит за столом в одиночестве.

— А где остальные? — спросил он.

— Они очень просили их извинить. Им нужно было срочно вернуться в Лондон, поэтому они не смогли остаться на обед.

Уолстенхолм был сбит с толку. Он так и не успел задать им несколько вопросов — к тому же он не знал, куда послать счет. Шаттлуорт налил ему шампанского и сказал:

— Поздравляю, Генри. Ты показал высокий класс профессионализма. Должен сказать, твой друг Таунсенд — явно человек действия.

— В этом нет никаких сомнений, — согласился Уолстенхолм.

— И щедрый к тому же.

— Щедрый?

— Да — они добавили к заказу пару бутылок шампанского, хотя могли бы уйти, не попрощавшись.

Телефон разрывался, когда Уолстенхолм вечером вернулся домой. Он снял трубку и услышал голос Таунсенда.

— Мне очень жаль, что так случилось с твоей матерью, — были первые слова Генри.

— С моей матерью все в порядке, — отрезал Таунсенд.

— Что? — опешил Генри. — Но…

— Я возвращаюсь ближайшим рейсом. Завтра к вечеру буду в Лидсе.

— Тебе незачем спешить, старина, — удивленно ответил Генри. — Шаттлуорт уже все подписал.

— Но на контракте нужна и моя подпись, — заметил Таунсенд.

— Нет, не нужна. Твой представитель подписал его от твоего имени, — пояснил Генри. — Уверяю тебя, все бумаги в порядке.

— Мой представитель? — переспросил Таунсенд.

— Да, мистер Ричард Армстронг. Я обналичил платежное поручение на сто двадцать тысяч фунтов перед самым обедом. Тебе совсем ни к чему возвращаться. ВРГ теперь принадлежит тебе.

Таунсенд швырнул трубку и повернулся к Кейт, стоявшей у него за спиной.

— Я лечу в Сидней, но хочу, чтобы вы вернулись в Лондон и выяснили все, что можно, о человеке по имени Ричард Армстронг.

— Значит, так зовут того мужчину, который сидел за соседним столиком в «Савойе»?

— Похоже на то, — сквозь зубы проговорил Таунсенд.

— И теперь он владелец «Вест-Райдинг Групп»?

— Да.

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Я мог бы подать на него в суд за введение в заблуждение, даже за мошенничество, но на это уйдут годы. В любом случае человек, который все это провернул, наверняка старался действовать, формально придерживаясь буквы закона. Одно я знаю точно: Шаттлуорт никогда не согласится дать свидетельские показания.

Кейт нахмурилась.

— Ну что ж, в таком случае я не вижу смысла возвращаться в Лондон. Подозреваю, ваша война с мистером Ричардом Армстронгом только начинается. Мы вполне можем провести ночь в Бомбее, — предложила она. — Я никогда не была в Индии.

Таунсенд посмотрел на нее, но ничего не сказал. Он оглянулся и увидел летчика авиакомпании «TWA».

— Какая лучшая гостиница в Бомбее? — спросил он.

— Говорят, «Гранд-Палас», но сам я никогда там не останавливался, — ответил он.

— Спасибо, — поблагодарил Таунсенд и стал толкать их багаж к выходу.

Едва они вышли на улицу, как начался дождь. Таунсенд погрузил вещи в такси, которое давно списали бы в утиль в любой другой стране. Он сел на заднее сиденье рядом с Кейт, и они отправились в долгий путь до Бомбея. Кое-где на улицах горели фонари, чего нельзя было сказать о фарах такси. «Дворники» тоже не работали. А водитель явно не знал, как переключиться со второй передачи. Но каждые несколько минут он повторял, что «Гранд-Палас» — шикарная гостиница.

Когда они наконец подъехали к гостинице, прямо над ними прогремел раскат грома. Кит вынужден был признать, что белое здание с расписными узорами выглядит величественно и роскошно, хотя более опытный путешественник добавил бы к описанию слово «поблекший».

— Добро пожаловать, — приветствовал их мужчина в элегантном темном костюме, когда они оказались в холле с мраморным полом. — Меня зовут господин Бат, я главный управляющий. — Он низко поклонился. — Могу я узнать, на какое имя у вас забронирован номер?

— Мы не заказывали заранее. Нам нужны две комнаты, — сказал Кит.

— Какая неудача, — зацокал языком господин Бат. — Я почти уверен, что на сегодня у нас все занято. Сейчас выясню.

Он подвел их к конторке портье и долго с ним говорил. Портье все время тряс головой. Господин Бат сам проверил журнал регистрации и наконец снова повернулся к ним.

— Мне очень-очень жаль, но у нас свободен только один номер, — он сложил руки, словно надеялся, что молитва волшебным образом превратит одну комнату в две. — И боюсь…

— Боитесь?… — сказал Кит.

— Это королевские апартаменты, сахиб.

— Прямо в точку, учитывая ваши взгляды на монархию, — Кейт с трудом сдерживала смех. — Там есть диван? — спросила она.

— Даже несколько, — ответил удивленный главный управляющий, которому никогда раньше не задавали подобных вопросов.

— Тогда мы его берем, — заявила Кейт.

Они заполнили регистрационные формы, и после этого господин Бат хлопнул в ладоши. Откуда ни возьмись выскочил носильщик в длинной красной тунике, красных шароварах и красной чалме.

— Очень хороший номер, — говорил носильщик, поднимаясь с их сумками по широкой лестнице. На этот раз Кейт не удержалась от смеха. — Там спал сам лорд Маунтбаттен, — с гордостью добавил он, — и многие магараджи. Очень хороший номер.

Он поставил вещи около королевских апартаментов, вставил в замок большой ключ и распахнул двойные двери, потом включил свет и отошел в сторону, пропуская их внутрь.

Они вошли в огромную комнату. У дальней стены стояла роскошная широченная двуспальная кровать, на которой поместились бы полдюжины магараджей. И, к разочарованию Кита, здесь же, как и обещал господин Бат, разместилось несколько больших диванов.

— Очень хорошая кровать, — сказал носильщик, поставив их вещи в центре комнаты. Кит дал ему фунт. Носильщик низко поклонился, повернулся и вышел из комнаты. В эту минуту небо прорезала вспышка молнии, и свет внезапно погас.

— Как вам это удалось? — спросила Кейт.

— Если вы посмотрите в окно, думаю, вы поймете, что это — дело рук гораздо высшей силы, чем я.

Кейт повернулась и увидела, что весь город погрузился во тьму.

— Итак, мы будем просто стоять и ждать, когда снова зажжется свет, или попытаемся найти что-нибудь, куда можно сесть? — Кит вытянул руку в темноте и коснулся бедра Кейт.

— Вы идете первым, — сказала она, взяв его за руку.

Он повернулся в сторону кровати и стал продвигаться к ней маленькими шажками, размахивая перед собой свободной рукой, пока не наткнулся на угол. Они вместе, смеясь, упали на широкий матрац.

— Очень хорошая кровать, — сказал Кит.

— На ней спали многие магараджи, — заметила Кейт.

— И лорд Маунтбаттен, — сказал Кит.

Кейт рассмеялась.

— Между прочим, Кит, тебе не нужно было подкупать компанию по электроснабжению Бомбея, чтобы затащить меня в постель. Всю прошлую неделю я боялась, что тебя интересуют только мои мозги.