36

В поезде из Нью-Йорка Нат прочёл короткую заметку в газете «Нью-Йорк Таймс». В этот день он был на совещании правления фирмы «Киркбридж и компания», на котором с удовлетворением сообщил, что закончена первая стадия строительства торгового центра «Сидер Вуд». Следующей стадией должна была стать сдача в аренду семидесяти трёх магазинов — площадью от тысячи до двенадцати тысяч квадратных футов. Многие владельцы магазинов, размещённых в торговом центре «Робинсон-Молл», уже интересовались, можно ли будет снять помещения в новом торговом центре, и фирма «Киркбридж и компания» готовила специальную рекламную брошюру и заявку для нескольких сотен потенциальных арендаторов. Нат уже заказал для рекламы целую страницу в газете «Хартфорд Курант» и согласился дать интервью для еженедельного отдела недвижимости.

Мистер Джордж Тернер, новый главный администратор городского совета, был в восторге от этого нового проекта, и в своём ежегодном отчёте он до небес хвалил вклад миссис Киркбридж в его строительство. Мистер Тернер уже побывал в банке Рассела, но ещё до его визита Рэй Джексон был назначен менеджером ньюингтонского филиала.

Тому потребовалось целых семь месяцев, чтобы отважиться пригласить Джулию на ужин. А ей потребовалось всего семь секунд, чтобы согласиться.

Уже через несколько недель после этого ужина Том каждую пятницу, поездом в 4:49, отправлялся в Нью-Йорк и возвращался в Хартфорд только в понедельник утром. Су Лин всё время спрашивала Ната, как двигается дело, но тот был на удивление плохо информирован.

— Может быть, мы что-нибудь узнаем в пятницу, — сказал он, напомнив Су Лин, что Джулия приедет на уикенд, и они уже приняли приглашение Тома на ужин.

Нат перечитал короткое сообщение в «Нью-Йорк Таймс», которое содержало очень мало подробностей и оставляло впечатление чего-то недосказанного: «Уильям Александер из фирмы „Александер, Дюпон и Белл“ объявил, что он подает в отставку с поста старшего партнёра фирмы, основанной его дедом. Мистер Александер объяснил, что он уже некоторое время собирался уйти на досрочную пенсию».

* * *

— Сенатор, вам звонит мистер Логан Фицджеральд.

— Спасибо, Салли.

Флетчеру звонили по сотне человек в день, но его секретарша соединяла его только с Джимми, с друзьями или по срочным делам.

— Логан, рад вас слышать. Как поживаете?

— Очень хорошо. А вы?

— Как нельзя лучше, — ответил Флетчер.

— Как ваша семья? — спросил Логан.

— Энни всё ещё меня любит — не знаю, почему, так как я обычно прихожу домой после десяти часов вечера. Люси учится в Хартфордской начальной школе, и мы записали её в Хочкис. А как вы?

— Я только что стал партнёром фирмы.

— В этом нет ничего удивительного, — сказал Флетчер. — Поздравляю!

— Спасибо, но я звоню не поэтому. Я хотел спросить, прочитали ли вы заметку в «Таймс» об отставке Билла Александера.

У Флетчера по всему телу пробежала дрожь при одном упоминании этого имени.

— Нет, — он потянулся за газетой. — Какая страница?

— Седьмая, в нижнем углу справа.

Флетчер перелистал газету и нашёл заголовок: «Ведущий юрист подаёт в отставку».

— Подождите минутку, пока я прочту заметку.

Дочитав её, он сказал:

— Тут что-то не вяжется. Он был чуть ли не женат на этой фирме, и ему ещё нет шестидесяти лет.

— Ему — пятьдесят семь, — уточнил Логан.

— Но возраст ухода в отставку для партнёра — шестьдесят пять лет, и даже после этого он обычно остаётся советником фирмы, пока ему не стукнет семьдесят. Тут что-то не так, — повторил Флетчер.

— Если не копнуть поглубже.

— А если копнуть поглубже, что обнаружится? — спросил Флетчер.

— Затруднительное финансовое положение.

— Затруднительное финансовое положение?

— Да. Кажется, со счёта клиента исчезла большая сумма денег, когда…

— Я не питаю симпатии к Александеру, — прервал Флетчер, — но не верю, что он взял хоть цент со счёта своего клиента. За это я готов ручаться своей репутацией.

— Согласен, но, возможно, вас больше заинтересует то, что «Нью-Йорк Таймс» не упомянула фамилии другого партнёра, который в тот же день тоже подал в отставку.

— Кто же это?

— Всего-навсего Ралф Эллиот.

— Они оба подали в отставку в один и тот же день?

— Да.

— А почему Ралф Эллиот подал в отставку? Уж он-то, в его возрасте, точно не мог уйти на досрочную пенсию.

— Эллиот ничего не объяснил. Представитель фирмы только ответил, что ему нечего сказать.

— А Эллиот что-нибудь добавил?

— Только то, что он был младшим партнёром, но он забыл упомянуть, что он также — племянник Билла Александера.

— Итак, со счёта клиента исчезла крупная сумма денег, и дядюшка Билл решил взять грех на себя, чтобы не подвести фирму.

— Видимо, так, — сказал Логан.

Когда Флетчер положил трубку, то почувствовал, насколько у него вспотели ладони.

* * *

Том ворвался в кабинет Ната.

— Ты прочитал в «Нью-Йорк Таймс» заметку об отставке Билла Александера?

— Да, я помню эту фамилию, но забыл, почему.

— Это — юридическая фирма, в которой работал Ралф Эллиот после Стэнфорда.

— Ах да! — сказал Нат, откладывая авторучку. — Так теперь он — старший партнёр?

— Нет, он — другой партнёр, который тоже подал в отставку. Джо Стайн сказал мне, что со счёта их клиента исчезло полмиллиона долларов, и партнёры были вынуждены покрыть эту сумму из своего кармана. По слухам, прикарманил деньги Эллиот.

— Но почему старший партнёр должен уйти в отставку, если виноват Эллиот?

— Потому что Эллиот — его племянник, и Александер сделал его самым молодым младшим партнёром в истории фирмы.

— Ну что ж, будем сидеть тихо, и да будет ему вечное мщение.

— Нет, — сказал Том. — Мщение может вернуться в Хартфорд.

— Что ты имеешь в виду?

— Он всем говорит, что Ребекка скучает по друзьям, так что он привезёт свою жену домой.

— Свою жену?

— Да. Джо говорит, что они недавно поженились в Нью-Йорке, но лишь после того как у неё брюхо на нос полезло.

— Интересно, кто отец? — задумчиво спросил Нат.

— И он открыл счёт в нашем ньюингтонском филиале — видимо, не зная, что ты — главный администратор банка.

— Эллиот очень хорошо знает, кто главный администратор. Так что будем надеяться, что он не положит на свой счёт полмиллиона долларов, — добавил Нат с улыбкой.

— Джо говорит, что нет никаких доказательств, и, более того, Билл Александер, как всем известно, — человек очень скрытный, так что не ожидай, что ты с этой стороны что-нибудь услышишь.

Нат посмотрел на Тома.

— Эллиот не вернулся бы сюда, если бы его тут не ждала работа. Он для этого слишком горд. Но кто рискнёт взять его на работу?

* * *

Сенатор поднял трубку с линии номер один.

— Мистер Гейтс, — сказала секретарша.

— Ты звонишь по делу или для удовольствия? — спросил Флетчер, услышав голос Джимми.

— Явно не для удовольствия, — ответил Джимми. — Ты слышал, что Эллиот вернулся в наш город?

— Нет. Сегодня утром мне позвонил Логан, он сказал только, что Эллиот ушёл из фирмы «Александер, Дюпон и Белл», но не упомянул о том, что Эллиот вернулся в Хартфорд.

— Да, он поступает в фирму «Белман и Уэйланд» партнёром по вопросам корпоративного бизнеса. Более того, в соглашении сказано, что фирма теперь будет называться «Белман, Уэйланд и Эллиот». — Флетчер ничего не ответил. — Ты слушаешь?

— Да. Ты понимаешь, что это — юридическая фирма, которая представляет городской совет?

— А также наш главный конкурент.

— А я-то думал, что мы больше его не увидим.

— Ты можешь переехать на Аляску, — сказал Джимми. — Я где-то читал, что там ищут нового сенатора.

— Если я перееду на Аляску, он поедет следом за мной.

— Нам не стоит об этом беспокоиться, — сказал Джимми. — Он сообразит, что мы знаем о пропавших пятистах тысячах, и поймёт, что ему нужно сидеть тише воды, ниже травы, пока слухи об этом не затихнут.

— Ралф Эллиот не умеет сидеть тише воды, ниже травы. Он въедет в город под грохот пушек, нацеленных на нас.

* * *

— Что ещё ты узнал? — спросил Нат.

— У него с Ребеккой уже есть сын, и мне сказали, что он записал сына в Тафт.

— Надеюсь, что он — моложе Льюка, иначе я пошлю Льюка в Хочкис.

Том засмеялся.

— Я говорю серьёзно, — сказал Нат. — Льюк — достаточно впечатлительный мальчик, так что ему только этого не хватает!

— Нужно ещё подумать, какие последствия для банка будет иметь то, что он поступил в фирму «Белман и Уэйланд».

— «… и Эллиот», — прибавил Нат.

— Не забудь: эта юридическая фирма будет осуществлять надзор над проектом «Сидер Вуд» по поручению городского совета, и если он когда-нибудь узнает…

— Едва ли, — сказал Нат. — Но на всякий случай предупреди Джулию, хотя прошло уже два года, и не забудь, что Рэй тоже повышен в должности. Всю историю знают только четыре человека, и один из них — моя жена.

— А другим будет моя, — заявил Том.

— Твоя что? — не веря своим ушам, спросил Нат.

— Я уже полтора года всё время делаю Джулии предложение, и вчера она наконец сказала «да». Так что сегодня вечером я приведу на ужин свою невесту.

— Это — прекрасная новость, — радостно сказал Нат.

— И, Нат, скажи об этом Су Лин заранее.

* * *

— Это — не его дело, — ответил Гарри на вопрос Флетчера.

— Эллиот считает, что всё на свете — его дело, — заметил Флетчер. — Так что мы должны узнать, какого чёрта ему надо.

— Представления не имею, — сказал Гарри. — Могу только вам сказать, что мне позвонил Тернер и сообщил, что Эллиот запросил все бумаги, с которыми имел дело банк, а вчера утром он снова позвонил и попросил все подробности проекта «Сидер Вуд», и особенно первоначальные условия соглашения, которое я рекомендовал Сенату.

— Почему о проекте «Сидер Вуд»? Ведь он обещает дать большую прибыль. Заявки на то, чтобы снять там помещение, сыплются градом! Чего он хочет?

— Он также запросил копии всех моих речей и даже замечаний, которые я сделал при обсуждении поправки Гейтса. Раньше никто никогда не просил у меня копий моих старых речей, не говоря уже о моих замечаниях, — сказал Гарри. — Это, конечно, очень лестно.

— Он льстит, чтобы надуть, — заверил Флетчер. — Напомните мне главные пункты поправки Гейтса.

— Я требовал, чтобы любой покупатель земли, принадлежащей городскому совету, стоимостью свыше миллиона долларов, был чётко назван и не мог укрыться за названием банка или юридической фирмы, так что мы точно знали бы, с кем имеем дело. Этот покупатель должен был также при заключении контракта уплатить полную сумму, дабы доказать, что его компания жизнеспособна. Чтобы не было никаких задержек.

— Но теперь все признают, что это — хорошее дело. Некоторые другие штаты, по вашему примеру, приняли аналогичные поправки.

— Возможно, это просто — вполне невинный запрос.

— Вы явно не знаете Ралфа Эллиота, — сказал Флетчер. — Он не знает слова «невинный». Однако в прошлом он всегда очень осторожно выбирал своих противников. Раз или два проехав мимо библиотеки Гейтса, он может решить, что с вами не стоит связываться. Но будьте уверены, он что-то задумал.

— Кстати, кто-нибудь вам говорил про Джимми и Джоанну?

— Нет, — ответил Флетчер.

— Ну, так и я ничего не скажу. Я уверен, что Джимми сам выберет время, когда вам сказать.

* * *

— Поздравляю, Том, — сказала Су Лин, открывая входную дверь. — Я так рада за вас обоих.

— Очень любезно с вашей стороны, — откликнулась Джулия.

Том вручил хозяйке дома букет цветов.

— Ну, так когда вы собираетесь пожениться?

— Где-то в августе, — сказал Том. — Мы ещё не назначили дату, на случай, если вы с Льюком снова отправитесь в Диснейленд или если у Ната будут военные сборы.

— Нет, Диснейленд — это уже дело прошлое, — заметила Су Лин. — Можешь ты себе представить: Льюк то и дело говорит о поездке в Венецию, в Рим и даже в Арль! А Нат отправится в Форт-Беннинг только в октябре.

— Почему Арль? — спросил Том.

— Потому что там в конце своей жизни работал Ван-Гог, — пояснила Джулия.

— Джулия, слава Богу, вы здесь, потому что Льюку нужен ваш совет по поводу одной нравственной дилеммы.

— Нравственной дилеммы? Я не думала, что вы начнёте беспокоиться о нравственных дилеммах до его половой зрелости.

— Нет, но это — гораздо серьёзнее, чем секс, и я не знаю ответа.

— Ну, так в чём же вопрос?

— Можно ли нарисовать замечательное изображение Иисуса Христа и Богоматери, если вы — убийца?

— Католическую церковь это, кажется, никогда не волновало, — сказала Джулия. — В Ватикане висит несколько лучших работ Караваджо, но я пойду и поговорю с ним.

— Да, конечно, Караваджо. Но не оставайтесь там слишком долго, — добавила Су Лин. — Я хочу задать вам массу вопросов.

— Я уверена, Том может на большинство из них ответить.

— Нет, я хочу услышать, что вы думаете, — сказала Су Лин.

Джулия поднялась наверх.

— Ты предупредил Джулию, на что нацелился Ралф Эллиот? — спросил Нат.

— Да, — ответил Том. — И она не видит никаких проблем. В конце концов, почему Эллиоту может прийти в голову, что есть две Джулии Киркбридж? Не забудь, первая была с нами лишь несколько дней, и с тех пор никто её не видел и о ней не слышал, а Джулия находится здесь уже два года, и все её знают.

— Но на изначальном чеке — не её подпись.

— В чём тут проблема? — спросил Том.

— В том, что когда банк покрыл три миллиона шестьсот тысяч, городской совет попросил вернуть им чек.

— Значит, этот чек лежит в какой-то папке, и даже если Эллиот на него наткнётся, почему он должен что-то заподозрить?

— Потому что у него — ум преступника. Ни ты, ни я не рассуждаем так, как он. — Нат помолчал. — Но чёрт с ним! Позволь мне спросить тебя, пока Джулия и Су Лин не вернулись, нужно ли мне искать нового председателя правления, или Джулия согласилась поселиться в Хартфорде и мыть тарелки?

— Ни то, ни другое, — ответил Том. — Она решила принять предложение этого парня Трампа о слиянии фирм; он давно зарится на её компанию.

— Он предложил хорошую цену?

— Пятнадцать миллионов наличными и ещё пятнадцать миллионов в акциях Трампа.

— Неплохо, — сказал Нат. — Трамп явно верит в потенциальные возможности «Сидер Вуд». Ну и что, она собирается открыть в Хартфорде фирму по торговле недвижимостью?

— Нет, я думаю, она сама должна тебе сказать, что у неё на уме, — ответил Том.

В этот момент Су Лин вернулась из кухни.

— Почему бы нам не пригласить Джулию войти в правление? — спросил Нат. — И поставить её руководить нашим отделом собственности. Это освободит мне время, которое я мог бы уделять банковскому делу.

— По-моему, она думала об этом варианте уже полгода назад, — сказал Том.

— А ты, кстати, не предложил ей директорство, если она выйдет за тебя замуж? — спросил Нат.

— Сперва — да, и она отвергла оба эти предложения. Но теперь, когда она согласилась выйти за меня замуж, я предоставляю тебе возможность убедить её войти в правление, потому что мне кажется, что у неё — другие планы.

 

37

Флетчер сидел в Сенате, слушая речь о субсидированных жилищах, когда сессия была прервана. Он просматривал свои заметки, потому что должен был выступить следующим. В Сенат вошёл полисмен и передал председателю записку. Тот прочёл её про себя, перечитал и затем встал, ударив молоточком по столу, и прочёл записку вслух:

— Я прошу прощения у моего коллеги за то, что прерываю прения, но какой-то бандит захватил в заложники группу учеников Хартфордской начальной школы. Я уверен, что сенатору Давенпорту нужно уйти и, учитывая это обстоятельство, мы отложим сессию на один день.

Флетчер вскочил со своего места, и, не успел ещё председатель объявить о закрытии сессии, как он был уже у двери. Он побежал в свой кабинет, пытаясь думать на ходу. Школа была в центре его участка, там училась Люси, а Энни возглавляла Ассоциацию родителей и преподавателей. Он молился, чтобы Люси не оказалась в числе захваченных заложников. Всё здание Конгресса штата, казалось, пришло в движение. Флетчер с облегчением увидел, что Салли стоит в дверях его кабинета с блокнотом в руке.

— Отмените все сегодняшние встречи, позвоните моей жене и попросите её встретиться со мной у школы, и, пожалуйста, оставайтесь у телефона.

Флетчер схватил ключи от своей машины и влился в толпу людей, торопившихся прочь из здания. Когда он выезжал со стоянки, перед ним проскочила полицейская машина. Флетчер дал газу и устремился вслед за ней по направлению к школе. Вереница машин становилась всё длиннее и длиннее: родители ехали забрать своих детей из школы, некоторые из них уже услышали по радио известие о захвате школьников, другие всё ещё пребывали в блаженном неведении.

Флетчер нажимал на педаль акселератора, держась в нескольких футах от заднего бампера полицейской машины, которая понеслась по другой стороне улицы, мигая фарами и включив сирену. Полисмен на пассажирском сиденье через громкоговоритель приказал следовавшей за ним машине Флетчера отстать, но Флетчер, проигнорировал его приказ, зная, что полицейская машина остановится, только доехав до школы. Через семь минут обе машины, завизжав тормозами, остановились у полицейского барьера перед школой. Полисмен на пассажирском сиденье выскочил из машины и кинулся к Флетчеру, когда тот захлопнул дверцу. Полисмен выхватил пистолет и крикнул:

— Руки — на крышу машины.

В этот момент подбежал водитель и сказал:

— Простите, сенатор, мы не сообразили, что это — вы.

Флетчер подбежал к барьеру.

— Где мне найти начальника полиции?

— Он устроил свою штаб-квартиру в кабинете директора. Я попрошу кого-нибудь провести вас туда.

— Не нужно, — ответил Флетчер. — Я знаю дорогу.

— Сенатор… — начал полисмен, но Флетчер его уже не услышал.

Флетчер побежал по дорожке к школе, не зная, что здание уже окружено вооружёнными охранниками, которые целятся в одну и ту же точку. Его удивило, как быстро все посторонились, увидев его. Странный способ напомнить ему, что он — их представитель.

— Кто это? — спросил начальник полиции, увидев человека, бегущего к школе.

— По-моему, это — сенатор Давенпорт, — ответил Алан Шепард, директор школы, глядя в окно.

— Этого ещё мне не хватало! — воскликнул Дон Калвер.

Через секунду Флетчер ворвался в кабинет. Начальник полиции поднял голову, пытаясь скрыть своё недовольство, когда сенатор остановился перед ним.

— Добрый день, сенатор.

— Добрый день, — ответил слегка запыхавшийся Флетчер.

Флетчер с восхищением относился к дородному начальнику полиции, постоянно жующему сигару. Было известно, что Калвер руководил своей полицией не по инструкциям.

Флетчер кивнул Алану Шепарду и обратился к начальнику полиции:

— Вы можете ввести меня в курс дела?

— В школе один вооружённый террорист. Он, вроде бы, вошёл в школу средь бела дня, за несколько минут до окончания занятий. — Калвер обернулся к наскоро нарисованному плану первого этажа школы, висевшему на стене, и указал на маленький квадрат с надписью «кабинет рисования». — Нет, кажется, никакой особой причины, почему он выбрал класс мисс Хадсон, кроме того, что это была первая комната у него на пути.

— Сколько там детей? — спросил Флетчер у директора.

— Тридцать один, — ответил Шепард, — и Люси среди них нет.

Флетчер попытался скрыть своё облегчение.

— А этот террорист — что мы о нём знаем?

— Немного, — ответил начальник полиции. — Но каждую минуту мы узнаём о нём всё больше и больше. Его зовут Билли Бейтс. Нам сказали, что месяц назад его бросила жена, а незадолго до того его уволили с работы: он был ночным сторожем в универмаге и слишком часто выпивал на рабочем месте. За последние несколько недель его несколько раз вышвыривали из баров за дебоширство, и один раз он даже провёл ночь в полицейском участке.

— Добрый день, миссис Давенпорт, — поздоровался Шепард, поднимаясь с места.

Флетчер обернулся и увидел Энни.

— Люси не была в классе мисс Хадсон, — сообщил он.

— Знаю, — сказала Энни. — Она была со мной. Когда мне позвонила Салли, я оставила Люси у Марты и приехала сюда.

— Вы знаете мисс Хадсон? — спросил начальник полиции.

— Наверно, Алан вам сказал, что все знают Мери, она — местная достопримечательность: самая старая учительница в школе. — Шепард кивнул. — По-моему, все в Хартфорде знают хоть кого-нибудь, кто у неё учился.

— Что вы о ней скажете? — спросил Калвер, поворачиваясь к Алану Шепарду.

— Ей — за пятьдесят, незамужняя, спокойная, твёрдая, пользуется всеобщим уважением.

— Как, по-вашему, она будет вести себя, оказавшись в опасности?

— Кто знает, как поведёт себя человек, оказавшись в такой опасности? — ответил Шепард. — Но я уверен, что она готова пожертвовать жизнью ради детей.

— Я опасался, что вы это скажете, — сказал Калвер. — И моя обязанность — сделать всё, чтобы ей не пришлось пожертвовать жизнью. У меня тут вокруг здания — сотня вооружённых людей, и снайпер на крыше соседнего дома сообщает, что иногда в окно видит Бейтса.

— Вы пытаетесь вступить в переговоры? — спросил Флетчер.

— Да, в классе есть телефон, и мы звоним каждые несколько минут, но Бейтс не берёт трубку. Мы также установили громкоговоритель, но Бейтс и на него не отвечает.

— Вы думали о том, чтобы послать кого-нибудь в школу? — продолжил расспросы Флетчер.

Зазвонил телефон на столе у директора; начальник полиции нажал кнопку громкоговорителя.

— Кто вы? — задал он вопрос.

— Я — секретарша сенатора Давенпорта. Я надеялась…

— Да, Салли, — сказал Флетчер. — В чём дело?

— Я только что видела последние известия по телевизору. Там сказали, что террориста зовут Билли Бейтс. Это имя мне показалось знакомым; оказалось, что у нас есть его дело — он два раза приходил к вам на приём.

— Зачем?

— Он приходил насчёт ограничений на использование оружия. Эта тема его очень волнует. В своих заметках вы написали: «ограничения — недостаточно жёсткие, продажа оружия несовершеннолетним, удостоверения личности».

— Да, теперь припоминаю, — сказал Флетчер. — Умный, полный всяких идей, но необразованный. Молодец, Салли.

— Вы уверены, что он — не психопат? — спросил начальник полиции.

— Да, уверен, — ответил Флетчер. — Он — думающий, стеснительный, даже робкий, но больше всего он жалуется на то, что никто его не хочет слушать. Иногда такие люди думают, что для того, чтобы высказать свою точку зрения, им нужно пойти на крайние меры, если всё остальное не помогает. А когда, после того, как он был уволен, его бросила жена, чаша его терпения переполнилась.

— Значит, нужно с ним разделаться, — сказал начальник полиции, — как поступили с тем парнем в Теннесси, который запер служащих в налоговом управлении.

— Это — совсем другой случай. Там был зарегистрированный душевнобольной. А Билли Бейтс — просто одинокий человек, который хочет привлечь к себе внимание; именно такого типа люди регулярно приходят ко мне на приём.

— Да, уж моё-то внимание он к себе точно привлёк, — ответил начальник полиции.

— Потому-то он и пошёл на такие крайние меры, — сказал Флетчер. — Позвольте мне поговорить с ним.

Калвер впервые вынул изо рта сигару. Как его подчинённые могли бы объяснить Флетчеру, — это означало, что он задумался.

— Ладно, но добейтесь только одного — чтобы он снял трубку, а потом я буду с ним говорить. Понятно? — Флетчер кивнул; Калвер повернулся к своему помощнику и добавил: — Дейл, скажите им, что мы с сенатором пойдём к нему, так что пусть не открывают огонь. — Калвер взял микрофон и сказал: — Пошли, сенатор.

Когда они шли по коридору, Калвер добавил:

— Вам нужно лишь подойти к входной двери и сказать что-то очень коротко, потому что я хочу только, чтобы он снял трубку.

Флетчер кивнул. Начальник полиции открыл перед ним дверь. Он сделал несколько шагов и остановился, держа в руках микрофон.

— Билли, я — сенатор Давенпорт, вы пару раз ко мне приходили. Нам нужно поговорить с вами. Будьте любезны, поднимите трубку на столе мисс Хадсон.

— Повторите, — рявкнул Калвер.

— Билли, я — сенатор Давенпорт, будьте любезны снять трубку…

Молодой полисмен подбежал к открытой двери.

— Шеф, он поднял трубку, но он хочет говорить только с сенатором.

— Тут я решаю, с кем он будет говорить, — сказал Калвер. — Никто мне не указ.

Он почти бегом вернулся в кабинет директора.

— Говорит начальник полиции Калвер. Слушайте, Бейтс, если вы воображаете…

Бейтс положил трубку.

— Чёрт! — заорал Калвер; Флетчер вернулся в кабинет. — Он положил трубку. Придётся попробовать снова.

— Наверно, он всерьёз имел в виду, что будет говорить только со мной, — сказал Флетчер.

Начальник полиции снова вынул изо рта сигару.

— Ладно, но когда он успокоится, передайте трубку мне.

Когда они вышли на площадку перед школой, Флетчер снова взял микрофон.

— Простите, Билли, пожалуйста, позвоните снова, и на этот раз я возьму трубку.

Флетчер пошёл за Доном Калвером обратно в кабинет директора; Билли уже снял трубку.

— Сенатор только что вошёл в кабинет, — сказал директор школы.

— Я здесь, Билли, говорит Флетчер Давенпорт.

— Сенатор, прежде чем вы что-нибудь скажете, знайте, что я не уступлю, пока я взят на мушку. Скажите им, чтобы они убрались прочь, если не хотят, чтобы у них на совести было убийство.

Флетчер посмотрел на Калвера, который снова вынул сигару изо рта и кивнул.

— Начальник полиции согласился, — сообщил Флетчер.

— Я снова позвоню, когда не буду их видеть.

— Хорошо, — сказал Калвер. — Скажите, чтобы все убрались, кроме снайпера на северной башне. Бейтс не может его видеть.

— Ну и что теперь? — спросил Флетчер.

— Подождём, когда этот подонок снова позвонит.

* * *

Нат отвечал на вопрос о добровольных уходах на пенсию, когда в комнату ворвалась его секретарша. Все поняли, что дело — срочное, потому что раньше Линда никогда не прерывала совещаний правления. Нат сразу же замолчал, увидев её встревоженное лицо.

— В Хартфордской начальной школе — вооружённый террорист… — Нат похолодел. — И он взял в заложники класс мисс Хадсон.

— И там Льюк.

— Да, он там. У Льюка последний урок в пятницу — всегда в классе мисс Хадсон.

Нат неуверенно поднялся с места и пошёл к двери. Все молчали.

— Миссис Картрайт уже едет к школе, — добавила Линда. — Она просила вам передать, что встретится с вами там.

Нат кивнул, открывая дверь, которая вела к подземной автомобильной стоянке.

— Оставайтесь у телефона, — сказал он Линде.

Когда он выехал на главную улицу, то мгновение помедлил, прежде чем повернуть налево, а не направо, как обычно.

* * *

Зазвонил телефон. Начальник полиции нажал кнопку динамика и повернулся к Флетчеру.

— Сенатор, вы на проводе?

— Да, Билли.

— Скажите шефу, чтобы допустил внутрь барьера телевизионщиков и журналистов; тогда я буду чувствовать себя в большей безопасности.

— Эй, погодите минуту, — начал Калвер.

— Нет, это вы подождите минуту! — закричал Билли. — Иначе вы получите свой первый труп. И тогда попытайтесь объяснить журналистам, что это — из-за вашего отказа допустить их внутрь барьера.

Билли положил трубку.

— Лучше выполнить его требование, — сказал Флетчер, — потому что он, кажется, всерьёз намерен не мытьём, так катаньем добиться, чтобы его услышали.

— Допустите журналистов, — приказал Калвер одному из своих помощников.

Сержант быстро вышел из комнаты, и через несколько минут телефон зазвонил снова. Флетчер нажал кнопку.

— Я слушаю, Билли.

— Спасибо, мистер Давенпорт, вы — человек слова.

— Ну, и чего ещё вы хотите? — рявкнул Калвер.

— От вас — ничего, шеф, я говорю с сенатором. Мистер Давенпорт, я хочу, чтобы вы пришли ко мне; так я могу добиться того, чтобы меня услышали.

— Я не могу этого допустить, — возразил Калвер.

— Не ваше дело — это допускать, шеф. Решать будет сенатор. Но вы можете обсудить это между собой. Я позвоню через две минуты.

Билли снова повесил трубку.

— Я охотно выполню его требование, — сказал Флетчер. — Во всяком случае, у нас, кажется, нет выбора.

— Я не имею права вам помешать, — заметил начальник полиции. — Но, может быть, миссис Давенпорт объяснит вам возможные последствия.

— Не ходи туда, — попросила Энни. — Ты видишь в людях только хорошее, но пули не знают, кого щадить, а кого миловать.

— Интересно, как бы ты рассуждала, если бы там, в классе, была Люси?

Энни не успела ответить, как снова зазвонил телефон.

— Вы ещё здесь, сенатор, или вам нужен труп, чтобы решиться?

— Нет-нет, — ответил Флетчер. — Я иду.

Билли снова положил трубку.

— Теперь слушайте внимательно, — сказал Калвер. — Я могу прикрывать вас, когда вы на открытом месте, но в классе вы — сами за себя.

Флетчер кивнул и обнял Энни. Начальник полиции пошёл его проводить.

— Я буду звонить в класс каждые пять минут, чтобы сообщать вам, как идут дела у нас. Если я задам вопрос, отвечайте лишь «да» или «нет». Не давайте Бейтсу понять, о чём я вас спрашиваю. — Флетчер кивнул; когда они дошли до двери, Калвер вынул сигару изо рта. — Дайте мне ваш пиджак, сенатор.

Флетчер удивился:

— Зачем?

— Ведь у вас нет пистолета, так не нужно, чтобы Бейтс подозревал, что он у вас есть. — Флетчер улыбнулся, а Калвер приоткрыл для него дверь. — На прошлых выборах я за вас не голосовал, сенатор, но если вы вернётесь живым, в следующий раз я передумаю. Извините, — добавил он. — Это — моё извращённое чувство юмора. Желаю удачи!

Флетчер вышел на площадку для игр и медленно пошёл к главному корпусу. Он больше не видел снайперов, но ощущал, что они — недалеко. Хотя он не видел и телевизионщиков, но слышал их приглушённые голоса, а потом его осветил свет их массивных юпитеров. Дорожка до главного корпуса была длиной не больше ста ярдов, но Флетчеру казалось, что он целую милю идёт по натянутой проволоке под палящим солнцем.

Когда он дошёл до конца площадки, то поднялся по ступенькам ко входу в корпус, вошёл в тёмный пустой коридор и подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Дойдя до двери кабинета рисования, он осторожно постучал. Дверь сразу же открылась. Флетчер вошёл в комнату, и дверь тотчас за ним закрылась. Он услышал всхлипывания и увидел кучку детей, сгрудившихся в углу.

— Сядьте здесь, — приказал Бейтс; он выглядел таким же взвинченным, каким чувствовал себя Флетчер.

Флетчер прошёл в конец первого ряда и втиснулся в парту, предназначенную для девятилетнего ребёнка. Бейтс медленно прошёл через класс и остановился позади мисс Хадсон, которая сидела за своим столом перед классом. В правой руке Бейтс держал пистолет, а левую положил на плечо мисс Хадсон.

— Что там происходит? — закричал он. — Чего добивается начальник полиции?

— Он ждёт, что я ему скажу, — ответил Флетчер. — Он будет звонить каждые пять минут. Он беспокоится о детях. Вы сумели убедить всех, что вы — убийца.

— Я — не убийца, — сказал Бейтс, — и вы это знаете.

— Я, может быть, и знаю. Но их вы в этом убедили бы, если бы отпустили детей.

— Если я это сделаю, у меня не останется заложников, чтобы торговаться.

— У вас останусь я, — сказал Флетчер. — Если вы убьёте хоть одного ребёнка, все будут это помнить до конца своих дней. Если вы убьёте сенатора, об этом завтра забудут.

— Что бы я ни сделал, меня убьют.

— Только не в том случае, если мы с вами вместе выйдем к телевизионщикам.

— Ну и что вы им скажете?

— Что вы уже два раза были у меня на приёме и предлагали разумные и дельные решения по вопросу о контроле над оружием, но никто не хотел вас слушать. Ну, так вот, теперь они вас выслушают, так как вы получите шанс говорить с Сандрой Митчелл в вечерних последних известиях, когда их смотрят больше всего телезрителей.

— Сандра Митчелл? Она тоже здесь?

— Конечно, — ответил Флетчер. — И она ужасно хочет взять у вас интервью.

— Вы думаете, я ей интересен?

— Она приехала сюда не для того, чтобы говорить с кем-то другим.

— И вы останетесь рядом со мной?

— Конечно, Билли. Вы ведь знаете мою позицию по вопросу о контроле над оружием. К тому времени, как вы пришли ко мне во второй раз, вы прочли все мои речи на эту тему.

— Да, прочёл, но что это дало? — спросил Билли. Он снял руку с плеча мисс Хадсон и медленно пошёл к Флетчеру, нацелив пистолет прямо на него. — Вы, небось, только повторяете то, что вам велел сказать начальник полиции.

Не отрывая глаз от Билли, Флетчер сжал руками крышку парты. Он знал: чтобы добиться успеха, ему нужно, чтобы Билли подошёл к нему как можно ближе. Он слегка наклонился вперёд, все ещё держа обеими руками крышку парты. В этот момент на столе у мисс Хадсон зазвонил телефон. Билли был всего в одном шаге от Флетчера, но, услышав звонок, он на секунду повернул голову. Флетчер резко рванул вверх крышку парты и ударил ею Билли по руке. Билли на момент потерял равновесие и, пошатнувшись, выронил пистолет. Пистолет заскользил по полу и остановился у ног мисс Хадсон. Дети завизжали, а мисс Хадсон упала на колени, схватила пистолет и направила его на Билли.

Билли медленно поднялся и пошёл к ней. Она стояла на полу на коленях, нацелив пистолет в грудь Билли.

— Вы ведь не спустите курок, мисс Хадсон? — спросил он.

С каждым шагом Билли мисс Хадсон всё больше дрожала. Когда он был от неё на расстоянии одного фута, она закрыла глаза и спустила курок. Раздался щелчок. Билли улыбнулся и сказал:

— Там нет пуль, мисс Хадсон. Я не собирался никого убивать, я только хотел, чтобы для разнообразия меня хоть раз выслушали.

Флетчер выскользнул из парты, подбежал к двери и открыл её.

— Бегите, бегите! — закричал он напуганным детям.

Высокая девочка с длинными косичками побежала к двери и выскочила в коридор. За ней побежали ещё двое детей. Флетчер держал дверь открытой. Все дети, кроме одного, в момент выскочили из класса. Наконец последний мальчик медленно поднялся и пошёл к выходу. Он взял за руку мисс Хадсон и повел её к двери, даже не взглянув на Билли. Когда он дошёл до двери, он сказал:

— Спасибо, сенатор.

И вместе с учительницей вышел в коридор.

* * *

Когда девочка с длинными косичками выскочила из входной двери, раздались радостные крики. Её ослепили юпитеры, и она прикрыла лицо рукой, не увидев толпу, которая её приветствовала. Её мать прорвалась через кордон и, подбежав к ней, крепко её обняла. Следом сразу же выбежали двое мальчиков. Нат обнял за плечи Су Лин, которая отчаянно искала глазами Льюка. Через несколько мгновений из двери выбежала большая группа детей, но Су Лин не могла сдержать слёз, когда увидела, что Льюка среди них нет. Она услышала голос журналиста, читавшего ранние вечерние новости:

— Должен выйти ещё один ребёнок — и учительница.

Су Лин не отрывала глаз от двери; потом она сказала, что это были самые долгие две минуты в её жизни.

Когда в дверях появилась мисс Хадсон, держа за руку Льюка, их приветствовали ещё громче. Су Лин посмотрела на своего мужа, который тщетно пытался сдержать слёзы.

— Что вы, Картрайты, по-другому не можете? — спросила она. — Почему вы всегда должны последними уходить с поля боя?

* * *

Флетчер стоял у двери, пока мисс Хадсон не скрылась из виду. Затем он медленно закрыл дверь и подошёл к всё ещё звонившему телефону.

— Это вы, сенатор? — спросил Калвер.

— Да.

— Вы в порядке? Мне кажется, мы услышали какой-то грохот, может быть, даже выстрел.

— Нет, со мной всё в порядке. Все дети в безопасности?

— Да, у нас все тридцать один.

— В том числе и последний?

— Да, к нему только что подбежали родители.

— А мисс Хадсон?

— Она беседует с Сандрой Митчелл из программы «Глазами очевидца». Она всем говорит, что вы — настоящий герой.

— Я думаю, она говорит не обо мне, — сказал Флетчер.

— Собираетесь ли вы с Бейтсом выйти к нам? — спросил начальник полиции, подумав, что Флетчер просто скромничает.

— Дайте мне ещё несколько минут, шеф. Кстати, мы договорились, что Билли тоже даст интервью Сандре Митчелл.

— У кого сейчас пистолет?

— У меня, — ответил Флетчер. — Билли больше не доставит вам неприятностей. Пистолет даже не был заряжен, — добавил он и положил трубку.

— Вы знаете, сенатор, что они хотят меня убить?

— Никто вас не убьёт, Билли, — по крайней мере, пока я с вами.

— Вы даёте мне слово, мистер Давенпорт?

— Даю вам слово, Билли. Давайте выйдем к ним вместе.

Флетчер открыл дверь класса. Ему не нужно было искать в коридоре выключатель, потому что с площадки для игр коридор освещали юпитеры мощностью в десятки киловатт, и Флетчер отчётливо видел дверь в дальнем конце коридора.

Он и Билли молча прошли коридор. Когда они дошли до двери, ведущей на площадку для игр, Флетчер нерешительно её открыл и вошёл в луч света; собравшаяся толпа встретила его громким приветственным криком. Но он не видел их лиц.

— Всё будет в порядке, Билли, — сказал Флетчер, поворачиваясь к Билли.

Билли секунду поколебался, но в конце концов шагнул к двери и стал рядом с Флетчером. Они вдвоём медленно пошли по дорожке. Флетчер повернулся и увидел, что Билли улыбается.

— Всё будет в порядке, — повторил он, и в этот момент в грудь Билли попала пуля.

От толчка Флетчер упал. Он тут же вскочил и навалился на Билли, но было поздно: Билли был уже мёртв.

— Нет, нет, нет! — закричал Флетчер. — Как они не поняли, что я дал ему слово?

 

38

— Кто-то покупает наши акции, — сообщил Нат.

— Надеюсь, — сказал Том. — Ведь мы, как-никак, — открытая акционерная компания.

— Нет, председатель, я имею в виду: настойчиво покупает.

— С какой целью? — спросила Джулия.

Нат положил ручку.

— Я думаю, для того чтобы приобрести контрольный пакет наших акций.

Несколько членов правления начали говорить одновременно, пока Том не постучал по столу:

— Давайте дослушаем Ната.

— В течение нескольких лет наша политика заключалась в том, чтобы скупать небольшие банки, испытывающие финансовые трудности, и поглощать их, и в целом эта политика, кажется, себя оправдала. Как все вы знаете, моя долгосрочная стратегия заключалась в том, чтобы сделать банк Рассела крупнейшим банком в штате. Но чего я не предвидел — так это того, что наш успех, в свою очередь, привлечёт к нам внимание ещё более крупных учреждений.

— Вы уверены, что кто-то пытается приобрести контрольный пакет наших акций?

— Да, я уверен, Джулия, — ответил Нат. — И отчасти — по вашей вине. Последняя стадия проекта «Сидер Вуд» была настолько успешной, что наши прибыли за прошлый год почти удвоились.

— Если Нат прав, — заключил Том, — а я подозреваю, что он прав, то нужно ответить только на один вопрос. Готовы ли мы к тому, чтобы нас поглотила другая компания, или мы хотим бороться против этого?

— Я могу говорить только от своего имени, председатель, — сказал Нат, — но, поскольку мне ещё нет сорока и я не собирался уйти на досрочную пенсию, я думаю, что у нас нет выбора, и мы должны бороться.

— Я согласна, — присоединилась к нему Джулия. — Мою компанию уже однажды поглотили, и я не хочу, чтобы это произошло ещё раз. В любом случае, наши акционеры не захотят, чтобы мы подняли лапки кверху.

— Не говоря уже об одном или двух наших прошлых председателях правления, — произнёс Том, взглянув на портреты своих отца, деда и прадеда, которые висели на стенах. — Не думаю, что стоит по этому вопросу голосовать. Так что, Нат, говори, какие у нас есть варианты.

Нат открыл одну из трёх папок на своём столе.

— В этих обстоятельствах закон ясен. Как только компания или индивидуум завладеет шестью процентами акций компании, на которую они претендуют, они обязаны доложить об этом в Комиссию по ценным бумагам и биржам в Вашингтоне и в течение двадцати восьми календарных дней объявить, намерены ли сделать предложение о слиянии фирм и купить остальные акции. И если да, то назвать сумму, которую они предлагают.

— Если кто-то хочет приобрести контрольный пакет акций нашего банка, — сказал Том, — то он не станет ждать положенный месяц. Как только у него будет шесть процентов акций, он сделает предложение о слиянии фирм в тот же день.

— Я согласен с председателем правления, — поддержал его Нат. — Но до тех пор ничто не мешает нам покупать свои собственные акции, хотя сейчас они довольно дороги.

— Но не предупредим ли мы этим нашего противника, что знаем, чего он хочет? — спросила Джулия.

— Возможно, мы должны сказать нашим маклерам, чтобы они покупали незаметно, и тогда мы быстро обнаружим, есть ли на рынке крупный покупатель.

— Сколько акций мы имеем вместе? — спросила Джулия.

— Мы с Томом имеем по десять процентов, — сказал Нат, — а у вас… — он проверил некоторые цифры во второй папке, — немного больше трёх процентов.

— А сколько денег у меня на депозите?

Нат перевернул страницу.

— Немного больше восьми миллионов, не считая акций Трампа, которые вы ликвидируете, когда появляется повышенный спрос.

— Так почему бы мне не начать покупать акции, падающие в цене: за ними хищникам не так-то легко будет уследить?

— Особенно если ты будешь действовать через Джо Стайна в Нью-Йорке, — добавил Том, — и потом попросишь его дать нам знать, если его маклеры смогут опознать какое-то конкретное лицо или компанию, которая настойчиво покупает акции.

Джулия начала делать заметки.

— И мы должны обратиться к самому знающему юристу, занимающемуся вопросами слияния фирм, — сказал Нат. — Я советовался с Джимми Гейтсом, который был нашим представителем в предыдущих случаях, когда мы приобретали контрольные пакеты акций других банков, но он говорит, что это нам нужен специалист более высокого класса, и он предлагает нью-йоркского парня, которого зовут… — Нат заглянул в третью папку, — Логан Фицджеральд: он специализируется на корпоративных притязаниях. Я думаю, перед уикендом я поеду в Нью-Йорк и выясню, сможет ли он быть нашим представителем.

— Хорошо, — согласился Том. — А пока что ещё мы должны сделать?

— Да, держи глаза и уши открытыми, председатель. Я хочу как можно скорее узнать, кто наш противник.

* * *

— Мне очень жаль это слышать, — сказал Флетчер.

— Тут нет ничьей вины, — заметил Джимми. — Что греха таить: в последнее время отношения у нас становились всё хуже, так что, когда Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе предложил Джоанне возглавить их исторический факультет, мы решили поставить точки над «i».

— Как это воспринимают дети?

— Элизабет — в порядке, а теперь, когда Гарри-младший учится в Хочкисе, они оба — достаточно взрослые, чтобы оценить и понять положение. Гарри даже нравится, что он будет проводить летние каникулы в Калифорнии.

— Жаль, — повторил Флетчер.

— Я думаю, ты понимаешь, что сейчас это — норма, — сказал Джимми. — Скоро вы с Энни будете в меньшинстве. Директор школы сказал мне, что примерно тридцать процентов учеников Хочкиса — из распавшихся семей. А когда мы там учились, насколько я помню, родители развелись разве что у одного или двоих наших одноклассников. — Он помолчал. — И если дети летом будут в Калифорнии, у меня останется больше времени, чтобы руководить кампанией твоего переизбрания.

— Я всё-таки предпочёл бы, чтобы вы с Джоанной оставались вместе, — настаивал Флетчер.

— А ты знаешь, кто выставит свою кандидатуру против тебя? — спросил Джимми, явно желая переменить тему разговора.

— Понятия не имею. Я слышал, Барбара Хантер отчаянно собирается снова баллотироваться, но республиканцы, кажется, её не хотят, и ищут кандидата поприличнее.

— Прошёл слух, — сказал Джимми, — что думал баллотироваться Ралф Эллиот, но после твоего триумфа с Билли Бейтсом, я думаю, сам архангел Гавриил — тебе не соперник.

— Билли Бейтс не был моим триумфом, Джимми. У меня до сих пор кошки на душе скребут, как вспомню о его гибели. Веди я себя с Калвером твёрже, Билли сегодня был бы жив.

— Я знал, что ты это воспринимаешь так, но избиратели думают иначе. Это доказывает твоё прошлое переизбрание. Они помнят только, что ты рискнул своей жизнью, чтобы спасти детей и их любимую учительницу. Папа говорит, что если бы в ту неделю ты баллотировался в президенты, то сейчас жил бы в Белом доме.

— Как старина поживает? — спросил Флетчер. — Я чувствую себя немного виноватым, потому что давно у него не был.

— Он — в порядке, думает, что всё ещё распоряжается всем и вся, хотя он всего лишь направляет твою карьеру.

— Когда он собирается проталкивать меня в президенты? — спросил Флетчер с усмешкой.

— Это зависит от того, будешь ли ты сначала баллотироваться в губернаторы. К тому времени, как ты четыре срока пробудешь сенатором, Джим Льюсэм как раз закончит свой второй срок.

— Может быть, я не захочу быть губернатором.

— Может быть, Папа Римский — не католик.

* * *

— Доброе утро! — сказал Логан Фицджеральд. — Прежде чем вы меня спросите, могу вам ответить: Фэйрчайлд.

— Конечно! — отозвался Нат. — Я должен был сам сообразить. Банк Фэйрчайлда — самый крупный в штате, у него — больше семидесяти филиалов и нет серьёзных соперников.

— Кто-то у них в правлении явно считает наш банк своим серьёзным соперником, — заметил Том.

— Так что они решили расправиться с вами, прежде чем вы решите расправиться с ними, — вставил Логан.

— Я их не осуждаю, — сказал Нат. — На их месте я сделал бы то же самое.

— И я могу вам сообщить, что эту идею выдвинул вовсе не член их правления, — продолжал Логан. — Официальную нотификацию в Комиссию по ценным бумагам и биржам подписала от их имени фирма «Белман, Уэйланд и Эллиот», и можно легко догадаться, подпись кого из партнёров красуется на этом документе.

— Значит, нам предстоит серьёзная борьба, — сказал Том.

— Да, — согласился Логан. — Так что мы прежде всего должны начать считать. — Он повернулся к Джулии. — Сколько акций ты купила за последние несколько дней?

— Меньше одного процента, — ответила Джулия, — потому что кто-то там всё время завышает их цену. Когда я вчера спросила своего маклера, он сказал мне, что к концу дня акции стоили по пять долларов двадцать центов.

— Это — выше реальной цены, — сообщил Нат, — но нам теперь отступать некуда. Я попросил Логана встретиться с нами сегодня утром, чтобы он оценил наши шансы выжить и сказал нам, что может случиться в ближайшие недели.

— Позвольте мне объяснить вам положение на девять утра сегодняшнего дня, — начал Логан. — Чтобы избежать поглощения, банк Рассела должен иметь в своём распоряжении пятьдесят один процент акций. Правление сейчас держит двадцать четыре процента, и мы знаем, что Фэйрчайлд уже имеет по крайней мере шесть процентов. Казалось бы, это выглядит обнадёживающим. Однако Фэйрчайлд сейчас предлагает пять долларов и десять центов за акцию на период в двадцать один день. Я полагаю, мой долг — указать, что, если вы решите продать свои акции, одна лишь чистая прибыль составит что-то около двадцати миллионов долларов.

— Решение об этом уже принято, — сказал Том.

— Прекрасно! Значит, вам остаётся только выбрать. Либо вы должны предложить за акцию больше, чем те пять долларов десять центов, которые предлагает Фэйрчайлд, помня, что ваш главный управляющий считает, что даже эта цифра — выше реальной цены, либо вы должны связаться со своими акционерами и просить, чтобы они обещали голосовать за вас.

— Мы выбираем второе, — без колебаний решил Нат.

— Я предвидел, что вы это скажете, мистер Картрайт. Я тщательно изучил список акционеров — на сегодняшнее утро их было 27412, большинство из них — держатели небольшого числа акций, по тысяче или меньше. Однако пять процентов остаётся в портфелях трёх лиц — двух вдов, живущих во Флориде, которые держат по два процента каждая, и сенатора Гарри Гейтса, который владеет одним процентом.

— Как это может быть? — спросил Том. — Всем известно, что сенатор Гейтс провёл всю свою профессиональную жизнь, живя на сенаторское жалованье.

— За это он должен благодарить своего отца, который был другом основателя банка, и тот предложил ему один процент акций в 1892 году, — сказал Логан. — Он купил один процент акций за сто долларов, и семья Гейтсов с тех пор их держит.

— Сколько они стоят сейчас? — спросил Том.

Нат набрал несколько цифр на калькуляторе.

— Около пятисот тысяч, и он, наверно, даже не подозревает об этом.

— Его сын Джимми Гейтс — мой старый друг, — сообщил Логан. — Собственно говоря, я обязан ему своим нынешним местом. И я могу вам сказать, что когда Джимми узнает, что тут замешан Ралф Эллиот, эти акции будут сразу же обещаны нам. Если вы сможете их получить, да вдобавок ещё и заарканить двух флоридских вдов, вы будете контролировать тридцать процентов. Значит, вам понадобится ещё двадцать один процент, пока кто-нибудь сможет перевести дух.

— Но как мы наложим руки на этот двадцать один процент? — спросил Том.

— Чертовски трудное дело, — ответил Логан. — Для начала мы должны будем послать личные письма всем держателям акций, то есть больше двадцати семи тысяч писем. — Логан раздал всем членам правления по копии письма. — Видите, я сделал упор на сильную сторону банка, его роль в истории общины, самый высокий рост из всех финансовых учреждений в штате. Я спросил, хотят ли они, чтобы один банк в конце концов стал монополией.

— Да, — сказал Нат. — Наш.

— Но пока ещё об этом рано думать, — заметил Логан. — Теперь, прежде чем мы все решим, что стоит разослать это письмо, я хочу услышать ваши замечания к тексту, потому что подписать его должен управляющий.

— Но это значит — подписать больше двадцати семи тысяч писем?

— Да, но вы можете разделить этот труд между собой, — улыбнулся Логан. — Я бы не предложил вам этот геркулесов труд, если бы не был уверен, что ваш соперник разошлёт акционерам циркуляр с шапкой «дорогой держатель акций» и стилизованной подписью над именем председателя правления. Выживание или гибель часто зависят от личного подхода.

— Я могу как-то помочь? — спросила Джулия.

— Конечно, миссис Рассел, — ответил Логан. — Я составил для вас совершенно другое письмо, которое вы подпишете и пошлёте всем акционерам-женщинам. Большинство из них либо разведены, либо вдовствуют, и, возможно, не проверяли свои портфели из года в год. Таких вкладчиков — примерно четыре тысячи, так что эта работа займёт у вас весь уикенд. — Он вручил Джулии второе письмо. — Вы увидите, я упомянул, как умело вы управляли собственной компанией, а также то, что вы последние семь лет были членом правления банка Рассела.

— Что-нибудь ещё? — спросила Джулия.

— Да, — ответил Логан, передавая ей ещё два листа бумаги. — Я хочу, чтобы вы лично навестили двух вдов во Флориде.

— Я могу туда поехать на будущей неделе, — сообщила Джулия, справившись со своим расписанием.

— Нет, — твёрдо заявил Логан. — Позвоните им сегодня утром и летите завтра. Можете быть уверены, что Ралф Эллиот уже нанёс им визит.

Джулия кивнула и начала просматривать папку, чтобы узнать, что известно о миссис Блум и миссис Харгартен.

— И наконец, Нат, — продолжал Логан, — вы должны повести напористую кампанию в средствах массовой информации.

— Что вы имеете в виду? — спросил Нат.

— Местный парень, который преуспел, герой Вьетнама, студент Гарварда, вернувшийся в Хартфорд, чтобы вместе со своим лучшим другом руководить банком. Даже упомяните о своих спортивных успехах — в стране сейчас мания бегать трусцой, — и некоторые бегуны могут оказаться акционерами. И если кто-нибудь захочет взять у вас интервью — от «Недели велосипедного спорта» до «Новостей кройки и шитья», — сразу же соглашайтесь.

— А против кого я буду выступать? — спросил Нат. — Против председателя правления банка Фэйрчайлда?

— Нет, едва ли, — ответил Логан. — Марри Голдблат — умный банкир, но вряд ли они выставят его на телевидение.

— Почему нет? — спросил Том. — Он был председателем правления банка Фэйрчайлда больше двадцати лет, и он происходит из весьма уважаемой банкирской семьи.

— Да, — подтвердил Логан. — Но не забудьте: пару лет назад у него был инфаркт, и, что ещё хуже, он заикается. Вас это не тревожит, потому что вы к этому привыкли, но если он выступит по телевидению, телезрители увидят его в первый раз. Он, возможно, самый уважаемый банкир в штате, но если он — заика, то производит впечатление человека нерешительного. Конечно, это несправедливо, но ваши противники это, безусловно, учтут.

— Так что, небось, это будет Уэсли Джексон, который занимает тот же пост, что и я, — задумчиво рассуждал Нат. — Он — самый красноречивый банкир, какого я видел. Я даже предлагал ему членство в нашем правлении.

— Всё правильно, — сказал Логан. — Но он — негр.

— Сейчас 1988 год, — сердито заметил Нат.

— Знаю, — ответил Логан. — Но больше девяноста процентов ваших акционеров — белые, и ваши противники это тоже учтут.

— Так кого же они, по-вашему, выставят? — спросил Нат.

— Не сомневаюсь, что против вас будет Ралф Эллиот.

* * *

— Так, значит, республиканцы в конце концов одобрили Барбару Хантер? — спросил Флетчер.

— Только потому, что больше никто не хотел баллотироваться против тебя, — сообщил Джимми, — когда все узнали, что ты в опросах общественного мнения лидируешь на девять пунктов.

— Я слышал, они просили Ралфа Эллиота выставить свою кандидатуру, но он ответил, что не вправе баллотироваться, пока он в разгаре борьбы за приобретение контрольного пакета акций банка Рассела.

— Хорошая отговорка! — воскликнул Джимми. — Этот человек нипочём не выставит свою кандидатуру, если не будет знать наверняка, что победит тебя. Ты вчера видел его по телевизору?

— Да, — вздохнул Флетчер, — и если бы я не знал Эллиота, то мог бы поверить его заверению: «Будьте уверены в своём будущем, вступая в самый крупный, надёжный и уважаемый банк в штате». Он не потерял своей прежней обольстительности. Я только надеюсь, что твой отец этому не поддался.

— Нет, Гарри уже обещал свой один процент Тому Расселу, и он всем советует сделать то же самое, хотя он был совершенно потрясён, когда я ему сказал, сколько теперь стоят его акции.

Флетчер засмеялся.

— Я вижу, финансовые корреспонденты думают, что обе стороны сейчас имеют по сорок процентов, а до того, как истечёт срок предложенного слияния банков, остаётся всего неделя.

— Да, это будет трудная борьба.

— Я только надеюсь, что Том Рассел понимает, насколько она будет грязная, раз в неё ввязался Ралф Эллиот.

— Я всё им разъяснил как только мог, — тихо произнёс Джимми.

* * *

— Когда это было разослано? — спросил Нат, когда всё правление изучило последнее официальное послание, которое банк Фэйрчайлда отправил всем держателям акций.

— Оно датировано вчерашним числом, — сообщил Логан. — Это означает, что у нас для ответа остаются три дня, но, боюсь, к тому времени, вред уже будет нанесён.

— Даже я не поверил бы, что Эллиот способен пасть так низко, — сказал Том, изучив послание, подписанное Марри Голдблатом:

«То, чего вы не знали о Натаниэле Картрайте, главном управляющем банка Рассела:

Мистер Картрайт не родился и не вырос в Хартфорде.

Мистеру Картрайту отказали в приёме в Йельский университет, потому что он сплутовал на вступительном экзамене.

Мистер Картрайт ушёл из Коннектикутского университета, не получив диплома.

Мистер Картрайт был уволен из банка Моргана за то, что потерял для банка 500 тысяч долларов.

Мистер Картрайт женат на кореянке, чья семья сражалась против американцев во время войны в Корее.

Мистер Картрайт, после увольнения из банка Моргана, смог найти работу только потому, что его друг случайно был председателем правления банка Рассела.

Доверьте свои акции банку Фэйрчайлда: знайте точно, что ваше будущее прочно».

— Вот вариант, который я предлагаю сегодня же разослать срочной почтой, — сказал Логан, — и тогда у банка Фэйрчайлда не останется времени для ответа.

Он положил перед каждым членом правления листок, на котором было напечатано:

«То, что вы должны знать о Нате Картрайте, главном управляющем банка Рассела:

Нат родился и вырос в Коннектикуте.

Нат был награждён орденом Почёта за службу во Вьетнаме.

Нат с отличием закончил колледж Гарвардского университета, после чего закончил Гарвардский факультет бизнеса.

Нат подал в отставку из банка Моргана после того, как заработал для банка больше миллиона долларов.

За девять лет работы главным управляющим банка Рассела он увеличил прибыли банка в четыре раза.

Жена Ната — профессор статистики Коннектикутского университета, и её отец был сержантом американской морской пехоты в Корее.

Оставайтесь в банке Рассела: он заботится о вас и ваших деньгах».

— Могу я сразу же это обнародовать? — спросил Логан.

— Нет, — ответил Нат и разорвал бумагу; с полминуты помолчав, он добавил: — Разозлить меня нелегко, но сейчас я намерен покончить с Эллиотом раз и навсегда, так что внимательно слушайте, что я вам скажу.

Через двадцать минут Том решился сделать первое замечание:

— Это будет чертовски рискованно.

— Почему? — спросил Нат. — Если мой план провалится, мы все станем мультимиллионерами, а если он удастся, то мы возьмём под свой контроль крупнейший банк в штате.

* * *

— Папа — в ярости, — сообщил Джимми.

— Но почему? — спросил Флетчер. — Ведь я победил.

— В том-то и беда! Ты победил с перевесом в двенадцать тысяч голосов, что было крайне нетактично, — заметил Джимми. — А папа за двадцать восемь лет лишь однажды победил с перевесом в одиннадцать тысяч голосов, и это было в том году, когда Барри Голдуотер баллотировался в президенты Соединённых Штатов.

— Спасибо за предупреждение, — сказал Флетчер. — Я, пожалуй, пропущу пару воскресных обедов.

— Нет, не пропускай, потому что теперь — твоя очередь узнать, как он за одну ночь заработал миллион.

— Да, Энни меня предупредила, что он продал свои акции банка Рассела. А я-то думал, что он дал зарок не продавать их банку Фэйрчайлда ни за какую цену.

— Да, он дал такой зарок, и он бы его выполнил, но за день до того, как продажа должна была закрыться и акции дошли до семи долларов десяти центов за каждую, ему позвонил Том Рассел и посоветовал ему их продать. Он даже посоветовал напрямую связаться с Ралфом Эллиотом, чтобы сделка состоялась быстро.

— Он что-то задумал, — сказал Флетчер. — Ну, просто не мог Том Рассел посоветовать твоему отцу иметь дело с Ралфом Эллиотом, если в этой саге не начинается какая-то новая глава. — Джимми промолчал. — Значит, мы можем предположить, что Фэйрчайлд обеспечил себе больше пятидесяти процентов акций?

— Этот вопрос я задал Логану, но он объяснил, что его клиент требует полной конфиденциальности, и поэтому он ничего не может сказать до понедельника, когда Комиссия по ценным бумагам и биржам опубликует официальные цифры.

* * *

— Кто «за»? — спросил председатель.

Все подняли руки, хотя Джулия мгновение колебалась.

— Значит, единогласно, — объявил Том и, повернувшись к Нату, добавил: — Может быть, ты объяснишь нам, что будет дальше?

— Конечно, — сказал Нат. — Сегодня в десять часов утра Комиссия по ценным бумагам и биржам объявит, что Фэйрчайлд не сумел взять под свой контроль банк Рассела.

— Какой процент акций у них будет? — спросила Джулия.

— В полночь в субботу у них было сорок семь и восемьдесят девять десятых процента, и, может быть, в воскресенье они наберут ещё немного акций, хотя я в этом сомневаюсь.

— Сколько стоит акция?

— В конце рабочего дня в пятницу акции шли по семь долларов тридцать два цента каждая, — сообщил Логан. — Но после сегодняшнего объявления все обязательства автоматически ликвидируются, и Фэйрчайлд не может подать новую заявку в течение по крайней мере двадцати восьми дней.

— Тогда я собираюсь выставить на рынок миллион акций банка Рассела, — заявил Нат.

— Зачем? — удивилась Джулия. — Ведь наши акции наверняка резко упадут в цене.

— И так же упадут акции, принадлежащие банку Фэйрчайлда; а у них — почти половина наших акций, — пояснил Нат, — и они двадцать восемь дней ничего не смогут с этим сделать.

— Ничего? — спросила Джулия.

— Ничего, — подтвердил Логан.

— И затем мы используем вырученные деньги, чтобы покупать акции Фэйрчайлда, когда они начнут падать в цене.

— Вы должны уведомить Комиссию по ценным бумагам и биржам, как только наберёте шесть процентов акций, — сказал Логан, — и в то же время дать им знать, что вы намереваетесь подать заявку на полное слияние с банком Фэйрчайлда.

— Конечно, — согласился Нат.

Он поднял телефонную трубку и набрал десять цифр. Пока Нат ждал ответа, все молчали.

— Привет, Джо, говорит Нат. Мы продолжаем, как договорились. В одну минуту одиннадцатого выпусти на рынок миллион акций банка.

— Ты понимаешь, что они рывком упадут в цене? — осведомился Джо. — Потому что все начнут продавать.

— Будем надеяться, что так оно и будет, и тогда начни скупать акции Фэйрчайлда, но только тогда, когда сочтёшь, что они упали до нижнего предела. И не останавливайся, пока у тебя не будет пять и девять десятых процента.

— Понятно, — сказал Джо.

— И, Джо, держи линию открытой день и ночь. Боюсь, что в следующий месяц у тебя будет мало времени для сна, — добавил Нат и положил трубку.

— Ты уверен, что мы не нарушаем закона? — спросила Джулия.

— Конечно, не нарушаем, — заверил её Логан. — Но если мы это провернём, держу пари, что очень скоро Конгресс будет вынужден внести какую-то поправку в закон о слиянии компаний.

— А то, что мы делаем, — этично? — поинтересовалась Джулия.

— Безусловно, нет, — ответил Нат. — И мне даже в голову бы не пришло так поступить, если бы мы имели дело с кем-нибудь другим, а не с Эллиотом. — Он помолчал. — Я предупреждал, что собираюсь с ним покончить раз и навсегда. Я только не сказал, каким образом.

 

39

— У вас на линии один — председатель правления банка Фэйрчайлда, на линии два — Джо Стайн, на линии три — ваша жена.

— Я начну говорить с председателем Фэйрчайлда. Попросите Джо Стайна подождать, а Су Лин — перезвонить попозже.

— Ваша жена говорит, что у неё — срочное дело.

— Я позвоню ей через несколько минут.

— Даю вам мистера Голдблата.

Нат пожалел, что он не дал себе минуту передышки, чтобы собраться с мыслями перед разговором с председателем правления Фэйрчайлда; может быть, ему нужно было сказать секретарше, что он перезвонит именно Голдблату? И, прежде всего, как к нему обращаться? «Мистер Голдблат», «мистер председатель» или «сэр»? Ведь, в конце концов, Голдблат был уже председателем банка Фэйрчайлда, когда Нат ещё учился в Гарварде.

— Доброе утро, м-мистер Картрайт.

— Доброе утро, мистер Голдблат, чем могу быть вам полезен?

— Я думаю: н-нельзя ли нам с вами в-встретиться? — Нат промолчал, не зная, что ответить. — Может быть, с глазу на глаз. П-просто… с-с глазу на глаз.

— Да, конечно, я ничего не имею против, — согласился Нат. — Но только где-нибудь, где нас никто не знает.

— Могу я предложить с-собор Святого Иосифа? — поинтересовался мистер Голдблат. — Думаю, м-меня там никто не знает.

Нат засмеялся.

— А когда? — спросил он.

— К-как можно скорее.

— Хорошо.

— Скажем, сегодня в т-три часа дня? Вряд ли в церкви будет много людей днём в п-понедельник.

— Собор Святого Иосифа, в три часа дня. До встречи, мистер Голдблат.

Как только Нат положил трубку, снова раздался звонок.

— Джо Стайн, — сообщила Линда.

— Джо, что нового?

— Я только что скупил ещё сто тысяч акций банка Фэйрчайлда, так что у меня двадцать девять процентов. Они идут по два девяносто: это меньше половины верхнего предела. Но тут есть одна проблема.

— Какая?

— Если вы не наберёте пятьдесят процентов к пятнице, вы попадёте в такое же трудное положение, в каком Фэйрчайлд был две недели назад, так что, я надеюсь, вы знаете, что делать дальше.

— Это станет яснее после того, как я сегодня кое с кем встречусь в три часа дня.

— Интересно! — воскликнул Джо.

— Видимо, так, — сказал Нат. — Но я сейчас не могу ничего сообщить, потому что не знаю, что произойдёт на этой встрече.

— Всё любопытнее и любопытнее. Ну, буду ждать новостей. Но что мне пока делать?

— До конца сегодняшнего дня покупать все акции Фэйрчайлда, какие можно. А перед тем, как биржа завтра утром снова откроется, мы ещё поговорим.

— Понятно, — сказал Джо. — Ну, так действуй, а я пока вернусь на своё место.

Нат вздохнул и попытался сообразить, зачем Марри Голдблат хочет его видеть. Он снова поднял телефонную трубку.

— Линда, соедините меня с Логаном Фицджеральдом: он у себя в нью-йоркской конторе.

— Ваша жена настаивает, что у неё — срочное дело. Она снова звонила, пока вы разговаривали с мистером Стайном.

— Хорошо, я сейчас ей позвоню, а вы разыскивайте Логана.

Нат набрал свой домашний номер и начал стучать пальцами по столу, размышляя, чего хочет от него Голдблат. Его размышления прервал голос Су Лин.

— Прости, что не сразу тебе позвонил, — сказал Нат. — Но Марри…

— Льюк убежал из школы, — сообщила Су Лин. — Со вчерашнего вечера никто его не видел.

* * *

— Вам звонят: на линии один — председатель Национального комитета демократической партии, на линии два — мистер Гейтс и на линии три — ваша жена.

— Сначала дайте мне председателя. Попросите Джимми подождать, а Энни скажите, что я позвоню ей позже.

— Она говорит, что это — срочно.

— Скажите, что я позвоню ей через одну-две минуты.

Флетчеру хотелось бы иметь больше времени, чтобы собраться с мыслями. Председателя партии он встречал только пару раз, в коридоре на партийном съезде и на приёме в Вашингтоне. Вряд ли мистер Брубейкер помнил эти встречи. И была ещё одна проблема — как к нему обращаться: «мистер Брубейкер», «Алан» или даже «сэр»? В конце концов, он стал председателем партии ещё до того, как Флетчер баллотировался в Сенат.

— Доброе утро, Флетчер. Говорит Ал Брубейкер.

— Доброе утро, мистер председатель, рад вас слышать. Чем могу?

— Мне нужно проговорить с вами с глазу на глаз, Флетчер. Не могли бы вы с женой прилететь в Вашингтон и как-нибудь вечером прийти к нам с Дженни на ужин?

— Охотно, — ответил Флетчер. — Какое число вы имели в виду?

— Как насчёт будущей пятницы, восемнадцатого числа?

Флетчер быстро просмотрел своё расписание. Днём восемнадцатого он должен быть на совещании лидеров партии; вечер у него был свободен.

— В какое время вы хотели бы нас принять?

— Восемь часов вас устроит? — спросил Брубейкер.

— Вполне.

— Хорошо! Итак, в восемь часов восемнадцатого числа. Мой домашний адрес — Джорджтаун, улица N, дом 3038.

Флетчер записал адрес под пометкой о совещании лидеров партии.

— Итак, буду очень рад увидеться с вами, мистер председатель.

— Я тоже, — сказал Брубейкер. — И, Флетчер, я бы предпочёл, чтобы вы никому не говорили о предстоящей встрече.

Флетчер положил трубку. Время будет поджимать, и ему придётся раньше уйти с совещания. Телефон снова зазвонил.

— Мистер Гейтс, — сообщила Салли.

— Привет, Джимми, какие новости? — весело спросил Флетчер, собираясь рассказать, что его пригласил на ужин председатель партии.

— Боюсь, неважные, — ответил Джимми. — У папы снова был инфаркт, и его увезли в больницу «Сент-Патрик». Я как раз собираюсь туда, но решил сначала позвонить тебе.

— Как он?

— Трудно сказать, пока мы не узнаем, что говорят врачи. Мама не могла ничего толком объяснить, когда со мной говорила, так что, пока я не побываю в больнице, я ничего не могу сказать.

— Мы с Энни приедем туда как можно скорее, — сказал Флетчер.

Он позвонил домой. Номер был занят. Флетчер положил трубку и начал стучать пальцами по столу. Он решил, что если, когда он ещё раз позвонит, номер снова будет занят, он поедет домой и захватит Энни, чтобы вместе с ней поехать в больницу. В этот момент он подумал о Брубейкере: зачем ему нужна встреча с глазу на глаз — да ещё чтобы об этой встрече он никому не рассказывал? Затем он снова подумал о Гарри. Он ещё раз набрал свой домашний номер и услышал голос Энни.

— Ты слышал? — спросила она.

— Да, — ответил Флетчер. — Я только что говорил с Джимми.

— Но несчастье не только с папой, — сказала Энни. — Люси сегодня утром упала с лошади и сломала ногу, и у неё — сотрясение мозга. Её положили в больницу. Я просто не знаю, что делать.

* * *

— Это я виноват. Из-за борьбы с Фэйрчайлдом я совсем забыл про Льюка и в этом семестре ни разу его не навестил.

— Я тоже, — призналась Су Лин. — Но мы собирались на будущей неделе поехать на школьный спектакль.

— Знаю, — сказал Нат. — Раз он играет Ромео, ты не думаешь, что во всём виновата Джульетта?

— Возможно. Ведь и ты встретился со своей первой любовью на школьном спектакле, так ведь? — спросила Су Лин.

— Да, и это кончилось слезами.

— Не вини себя, Нат. Я в последние недели тоже была так занята своими аспирантами! Наверно, мне нужно было расспросить Льюка во время каникул, почему он был так погружён в себя.

— Он всегда был немного замкнутым, — сказал Нат. — А прилежные ученики редко окружены друзьями.

— Откуда тебе знать? — спросила Су Лин, радуясь, что её муж улыбается.

— Сколько, по-твоему, времени нам нужно, чтобы туда доехать? — спросил Нат, глядя на часы на приборном щитке.

— В это время дня — примерно около часа; мы приедем около трёх часов, — сказала Су Лин, снимая ногу с акселератора, когда скорость дошла до пятидесяти пяти миль в час.

— В три часа! О чёрт! — воскликнул Нат, вспомнив про свидание с Голдблатом. — Мне нужно предупредить Голдблата, что я не смогу с ним встретиться.

— Это председатель правления банка Фэйрчайлда?

— Да, он попросил встретиться с ним с глазу на глаз, — Нат поднял трубку автомобильного телефона и быстро разыскал номер банка Фэйрчайлда в записной книжке.

— Что вы собирались обсудить? — спросила Су Лин.

— Видимо, что-то, связанное со слиянием банков, но точно я не знаю. — Нат набрал одиннадцать цифр. — Можно попросить мистера Голдблата?

— Кто говорит? — спросила телефонистка.

— Это — личный звонок, — ответил Нат, поколебавшись.

— Я всё равно должна знать, кто звонит.

— У меня назначена с ним встреча в три часа дня.

— Я переключу вас на его секретаршу.

Нат ждал.

— Кабинет мистера Голдблата, — сказал женский голос.

— Говорит Нат Картрайт. У меня назначена встреча с мистером Голдблатом, но, боюсь…

— Я вас соединяю, мистер Картрайт.

— Мистер Картрайт?

— Мистер Голдблат, очень прошу меня извинить, но у меня возникла семейная проблема, и я сегодня не смогу с вами встретиться.

— Понимаю, — сказал Голдблат, явно ничего не понимая.

— Мистер Голдблат, не в моих обычаях — вести двойную игру, у меня нет на это ни времени, ни желания.

— Я и не намекал, что вы в-ведёте двойную игру, мистер Картрайт, — сухо произнёс Голдблат.

— Видите ли, мой сын убежал из школы имени Тафта, и сейчас я еду к директору.

— Мне очень… очень… жаль это слышать, — сказал Голдблат, и его тон сразу же изменился. — Если вас это утешит, я тоже когда-то убежал из Т-Тафта, но истратив свои карманные деньги, на следующий день решил в-вернуться в школу.

Нат засмеялся.

— Спасибо за вашу отзывчивость.

— Не стоит. Может быть, вы мне позвоните и скажете, когда вам будет удобно со мной встретиться?

— Да, конечно, мистер Голдблат, и, со своей стороны, могу я попросить вас об одном одолжении?

— Конечно.

— Ничего не говорите о нашем разговоре Ралфу Эллиоту.

— Даю вам слово, но, кстати, он и не знал, что я собирался с вами встретиться.

Когда Нат положил трубку, Су Лин спросила:

— Не было ли это чересчур рискованно?

— Нет, не думаю. Мне кажется, что у нас с мистером Голдблатом обнаружилось что-то общее.

Су Лин припарковала машину перед домом директрисы и ещё не успела выключить мотор, как Нат увидел, что миссис Хендерсон сходит по ступенькам. Ему чуть не стало дурно, но тут он увидел её улыбку, и у него отлегло от сердца. Су Лин выпрыгнула из машины.

— Его нашли, — сказала миссис Хендерсон. — Он был у своей бабушки, помогал ей с прачечной.

* * *

— Давай поедем прямо в больницу и проведаем твоего отца. А потом мы решим, ехать ли нам в Лейквилл к Люси.

— Люси будет ужасно огорчена, если узнает, — сказала Энни. — Она обожает дедушку.

— Знаю, и он уже начал строить планы на её будущее, — сообщил Флетчер. — Наверно, лучше не говорить ей, что у него был инфаркт, тем более что она не сможет его навестить.

— Наверно, ты прав. Ведь они виделись всего лишь на прошлой неделе.

— Я этого не знал.

— О да! Они что-то замышляют, — сказала Энни, ставя машину на стоянку около больницы, — но никто из них не посвятил меня в свою тайну.

Когда открылись дверцы лифта, они быстро пошли по коридору к палате Гарри. Когда они вошли, Марта встала; лицо у неё было серое. Энни обняла мать, а Флетчер тронул Гарри за плечо. Он посмотрел на его осунувшееся лицо, закрытые маской нос и рот. У постели мигал монитор — единственный показатель того, что Гарри жив. Это был самый энергичный человек, которого Флетчер знал в своей жизни.

Все четверо молча сели у его постели. Марта держала мужа за руку. Через несколько мгновений она спросила:

— Не пойти ли тебе проведать Люси? Здесь ты уже ничего не можешь сделать.

— Я останусь здесь, — сказала Энни. — Но Флетчер может уехать.

Флетчер кивнул. Он поцеловал Марту в щёку и, глядя на Энни, произнёс:

— Я вернусь назад, как только узнаю, что Люси — в порядке.

Потом Флетчер не помнил, как он ехал в Лейквилл, потому что его мысли всё время блуждали от Гарри к Люси, а иной раз и к Алу Брубейкеру, хотя он сам удивился, как мало он думает о том, чего хочет от него председатель партии.

Когда он доехал до знака, указывавшего поворот на Хочкис, Флетчер снова подумал о Гарри и вспомнил, как они впервые встретились на футбольном матче. «Боже, пусть он выживет!» — произнёс он вслух, подъезжая к своей старой школе. Он поставил машину перед больницей. Медсестра провела сенатора к постели его дочери. Идя между пустыми кроватями, он издали увидел ногу в гипсе, поднятую высоко вверх. Это напомнило ему, как он когда-то баллотировался на пост председателя ученического совета и его соперник в день выборов позволял своим сторонникам расписываться на гипсе его ноги, Флетчер постарался вспомнить его имя.

— Ты — симулянтка, — сказал Флетчер ещё до того, как увидел на лице дочери широкую улыбку.

На тумбочке у кровати стояли бутылки содовой воды, а на постели были разбросаны пакетики с печеньем.

— Знаю, папа, и я даже умудрилась пропустить экзамен по математике, но в понедельник я должна быть на занятиях, если я хочу стать старостой класса.

— Так вот зачем твой дед приезжал к тебе, хитрая глупышка!

Флетчер поцеловал дочь в щёку и посмотрел на разбросанные конфеты, когда в палату вошёл какой-то юноша и остановился с другой стороны кровати.

— Это — Джордж, — сообщила она. — Он в меня влюблён.

— Рад познакомиться, Джордж!

— Я тоже, сенатор.

— Джордж — руководитель моей кампании на пост старосты класса, — продолжила Люси, — так же, как мой крёстный руководил твоей кампанией. Джордж думает, что сломанная нога побудит многих голосовать за меня из сочувствия. Нужно будет спросить дедушку, так ли это, когда он в следующий раз ко мне приедет. Дедушка — наше тайное оружие, он уже запугал оппозицию.

— Не знаю, зачем я вообще к тебе приехал, — сказал Флетчер. — Я тебе явно не нужен.

— Нет, папа, нужен! — запротестовала Люси. — Можно мне получить аванс за счёт следующего месяца?

Флетчер улыбнулся и вынул бумажник.

— Сколько тебе дал дедушка?

— Пять долларов, — застенчиво сказала Люси, и Флетчер вынул пятидолларовую бумажку. — Спасибо, папа. Кстати, почему мама с тобой не приехала?

* * *

На следующее утро Нат согласился отвезти Льюка обратно в школу. В предыдущий вечер Льюк был очень неразговорчив; казалось, он хотел что-то сказать, но не при обоих родителях.

— Может быть, он разговорится, когда вы будете вдвоём в машине, — сказала Су Лин.

Они выехали сразу после завтрака, но Льюк всё ещё словно язык проглотил. Нат пытался говорить о работе, о школьном спектакле и даже о стайерских тренировках Льюка, но Льюк отвечал односложно. Поэтому Нат сменил тактику и замолчал, надеясь, что Льюк со временем сам начнёт разговор.

Флетчер ехал по крайней левой полосе, чуть-чуть превышая разрешённую скорость, когда Льюк спросил:

— Папа, когда ты впервые влюбился?

Нат чуть не врезался в шедшую впереди машину, но вовремя сбавил скорость и вернулся на среднюю полосу.

— Мне кажется, первую девушку, которой я всерьёз увлёкся, звали Ребекка. Она играла Оливию, а я — Себастьяна в школьном спектакле. — Он помолчал. — А что, ты увлёкся Джульеттой?

— Конечно, нет, — ответил Льюк. — Она — дура; красивая, но дура. — Последовало долгое молчание. — А как далеко у тебя зашло с Ребеккой? — в конце концов спросил он.

— Насколько я помню, мы немного поцеловались, — ответил Нат. — И ещё, как это тогда называлось, пообжимались.

— Тебе хотелось пощупать её грудь?

— Конечно, но она мне не позволила. До этого я дошёл, только когда был первокурсником в колледже.

— Ты её любил?

— Тогда я так думал, но на самом деле это случилось, когда я встретил твою мать.

— Значит, мама была первой женщиной, с которой ты был близок?

— Нет, до неё была ещё пара девушек: одна во Вьетнаме и одна, когда я учился в колледже.

— Но ни одна из них от тебя не забеременела?

Нат перешёл на крайнюю правую полосу и поехал на скорости, значительно ниже разрешённой. Он помолчал.

— А что, от тебя кто-нибудь забеременел?

— Не знаю, — ответил Льюк. — И Кэти тоже не знает, но, когда мы целовались в гимнастическом зале, я перепачкал ей всю юбку.

* * *

Флетчер провёл у своей дочери ещё час, а потом поехал обратно в Хартфорд. Джордж ему понравился, а Люси сказала, что он — самый умный мальчик в классе.

— Поэтому я выбрала его руководить своей кампанией, — объяснила она.

Через час Флетчер вернулся в Хартфорд, и когда он вошёл в палату, где лежал Гарри, там он застал ту же картину. Он сел рядом с Энни и взял её за руку.

— Его состояние улучшилось? — спросил он.

— Нет. С тех пор как ты ушёл, он даже не пошевелился. Как Люси?

— Я сказал ей, что она — симулянтка. Примерно полтора месяца у неё нога будет в гипсе, но это её нисколько не обескураживает. Она даже уверена, что это поможет ей стать старостой класса.

— Ты рассказал ей про дедушку?

— Нет, я даже ей соврал, когда она спросила, где ты.

— Ну, и где я была?

— Председательствовала на собрании школьного совета.

Энни кивнула.

— Так и было, только в другой день.

— Кстати, ты знала, что у неё есть кавалер? — спросил Флетчер.

— Ты имеешь в виду Джорджа?

— А ты уже знакома с Джорджем?

— Да. Но я бы не назвала его кавалером. Он скорее — преданный раб.

— А по-моему, Линкольн отменил рабство ещё в 1863 году, — сказал Флетчер.

Энни повернулась к мужу:

— Это тебя волнует?

— Конечно, нет. Раньше или позже у Люси должен появиться кавалер.

— Я не это имею в виду, как ты понимаешь.

— Энни, ей — только шестнадцать лет.

— Когда я познакомилась с тобой, я была ещё моложе.

— Энни, ты забыла, что в колледже мы боролись за гражданские права, и я рад, что мы передали это убеждение нашей дочери.

 

40

Когда Нат высадил сына у школы имени Тафта и вернулся в Хартфорд, он почувствовал себя виноватым из-за того, что у него не было времени навестить родителей. Но он знал, что не может два дня подряд пропустить свидание с Марри Голдблатом. Когда он попрощался с Льюком, тот, по крайней мере, не был погружён в мировую скорбь. Нат обещал сыну, что в пятницу они с мамой приедут на школьный спектакль. Он всё ещё думал о Льюке, когда в машине зазвонил телефон — техническое новшество, изменившее его жизнь.

— Ты обещал позвонить перед открытием рынка, — сказал Джо Стайн. — Есть новости?

— Прошу прощения, что я не смог позвонить. У меня возникли семейные неприятности, и я совершенно забыл.

— Хорошо, сейчас ты можешь мне ещё что-нибудь сказать?

— Что-нибудь ещё сказать?

— Твои последние слова были: «Я буду знать что-нибудь ещё через сутки».

— Прежде чем ты начнёшь смеяться, Джо, я буду знать что-нибудь ещё через сутки.

— Хорошо. Но какие указания на сегодня?

— Те же, что и вчера. Покупай акции Фэйрчайлда до конца дня.

— Надеюсь, ты знаешь, что делать, Нат, потому что счета начнут поступать на будущей неделе. Все знают, что Фэйрчайлд сможет пережить такую бурю, но уверен ли ты, что сможешь её пережить?

— Я не могу себе позволить её не пережить, — сказал Нат. — Так что продолжай покупать.

— Как скажешь. Только я надеюсь, что у тебя есть парашют, потому что если к десяти часам утра в понедельник ты не обеспечишь себе пятьдесят процентов акций Фэйрчайлда, ты разобьёшься при приземлении.

Продолжая ехать в Хартфорд, Нат сообразил, что Джо лишь констатировал очевидное. К этому времени на следующей неделе он может оказаться без работы, и, что ещё важнее, банк Рассела поглотит его главный противник. Понимает ли это Голдблат? Конечно же, понимает.

Въехав в Хартфорд, Нат решил не возвращаться в свой кабинет, а припарковаться в нескольких кварталах от собора Святого Иосифа, перекусить и обдумать всё, что может предложить ему Голдблат. В ближайшей закусочной он заказал сэндвич с беконом в надежде, что это приведёт его в боевое настроение. Затем он взял меню и на оборотной стороне стал записывать все «за» и «против».

Без десяти три он вышел из закусочной и медленно направился к собору. По пути несколько человек поприветствовали его, тем самым напомнив ему, что в последнее время он стал в городе хорошо известен. В их взглядах было уважение и восхищение, и ему хотелось быстро прокрутить эту плёнку на неделю вперёд, чтобы увидеть, как эти люди тогда будут на него смотреть. Он взглянул на часы — было без пяти три. Он решил обойти квартал и войти в собор с более тихого южного входа. Поднявшись по ступенькам, он вошёл в южный поперечный неф за несколько минут до того, как часы на соборе пробили три. Опоздать было бы неучтиво.

Подождав, пока после яркого дневного света его глаза привыкнут к темноте собора, освещённого свечами, Нат оглядел центральный проход, который вёл к алтарю; над ним возвышался огромный золотой крест, усыпанный самоцветами. Нат рассматривал ряды тёмных дубовых скамеек, на них почти никого не было, как и предсказал мистер Голдблат. Там сидели только четыре или пять старушек, одетых в черное; одна из них, с четками в руках, читала молитву: «Славься, Мария, благословенная, Господь да будет с тобою…»

Нат двинулся по центральному проходу, но Голдблата тут явно не было. Когда он дошёл до огромного резного алтаря, то на мгновение остановился, чтобы полюбоваться искусной резьбой, напомнившей ему его поездки по Италии, и почувствовал себя виноватым, что раньше не оценил такую красоту в своём родном городе. Нат оглянулся на проход, но увидел лишь тех же старушек со склонёнными головами, всё ещё бормотавших молитвы. Он решил пройти в конец собора и сесть там около выхода, а потом снова посмотрел на часы. Была одна минута четвёртого. В этот момент он услышал голос:

— Вы хотите исп-поведаться, сын мой?

Он обернулся налево и увидел исповедальню с отдёрнутой занавеской. Католический монах, говорящий с еврейским акцентом? Он улыбнулся, сел на низкую деревянную скамейку и задёрнул занавеску.

* * *

— Вы выглядите очень элегантно, — произнёс лидер большинства, когда Флетчер занял своё место рядом с Кеном. — Будь на вашем месте кто-нибудь другой, я бы подумал, что у вас есть любовница.

— У меня есть любовница, — сказал Флетчер. — Её зовут Энни. Кстати, я должен буду уйти примерно в два часа.

Кен Страттон просмотрел повестку дня.

— Я ничего не имею против. Кроме законопроекта об образовании, не будет обсуждаться ничего, что вас касается. Разве что, возможно, вопрос о кандидатах на будущих выборах. Мы предполагаем, что вы снова будете баллотироваться от Хартфорда, если Гарри не захочет опять выставить свою кандидатуру. Кстати, как старый чёрт себя чувствует?

— Немного лучше, — ответил Флетчер. — Как всегда, неугомонен, назойлив, вспыльчив и упрям.

— Значит, совсем не изменился, — сказал Кен.

Флетчер просмотрел повестку дня. Он пропустит только вопрос о кампании по сбору средств, но этот вопрос всегда был в повестке дня с тех пор, как он был избран, и останется, когда он уже уйдёт на пенсию.

Когда пробило двенадцать, лидер большинства попросил тишины и дал слово Флетчеру, чтобы тот представил распорядок предъявления законопроекта об образовании. За полчаса Флетчер изложил свои предложения, подробно охарактеризовав те пункты, против которых, как он предполагал, республиканцы будут возражать. Ответив на пять или шесть вопросов, Флетчер понял, что потребуются все его юридические познания и умение вести дебаты, чтобы Сенат принял этот законопроект. Последний вопрос задал Джек Суэйлз, самый старый член Сената. Он всегда задавал последний вопрос, и это было знаком, что нужно переходить к следующему пункту повестки дня.

— Сколько всё это будет стоить налогоплательщику, сенатор?

Другие члены Сената улыбнулись, когда Флетчер ответил, согласно ритуалу:

— Всё это покрывается бюджетом, Джек, и это было в нашей платформе перед последними выборами.

Джек улыбнулся, и лидер большинства произнёс:

— Пункт номер два — кандидаты на будущих выборах.

Флетчер собирался тихо уйти в разгар дискуссии, но он, как и все, был удивлён, когда Кен заявил:

— Я вынужден с сожалением известить моих коллег, что не собираюсь выставлять свою кандидатуру на будущих выборах.

Полусонное собрание внезапно взорвалось вопросами: «Почему?» и «Кто?». Кен поднял руку.

— Я не должен вам объяснять, почему я чувствую, что мне пришла пора уйти в отставку.

Флетчер понял, что немедленным следствием решения Кена было то, что у него теперь есть все шансы стать лидером большинства. Когда было названо его имя, Флетчер ясно дал понять, что он будет выставлять свою кандидатуру для перевыборов. Он выскользнул из зала, когда Джек Суэйлз начал речь, объяснявшую, что его долг — баллотироваться в возрасте восьмидесяти двух лет.

Флетчер поехал в больницу и, не дожидаясь лифта, взбежал по лестнице на третий этаж. В палате Гарри излагал свои взгляды на импичмент перед публикой, состоявшей из двух человек. Когда он вошёл в палату, Марта и Энни повернулись к нему.

— На собрании случилось что-нибудь, что я должен знать? — спросил Гарри.

— Кен Страттон не будет выставлять свою кандидатуру на следующих выборах.

— Нет ничего удивительного. Элли уже давно больна, а она — единственное, что ему дороже, чем партия. Но это значит, что если мы останемся в Сенате, вы будете следующим лидером большинства.

— Как насчёт Джека Суэйлза? Не станет ли он претендовать на этот пост как принадлежащий ему по праву старшинства?

— В политике ничто никому не принадлежит по праву, — сказал Гарри. — Во всяком случае, я думаю, другие члены Сената его не поддержат. Но не тратьте времени на разговоры со мной; я знаю, что вам нужно лететь в Вашингтон на встречу с Алом Брубейкером. Скажите: когда вы собираетесь вернуться?

— Завтра утром, — ответил Флетчер. — Мы только останемся на ночь.

— Так загляните ко мне на пути из аэропорта. Я хочу узнать, зачем вы были нужны Брубейкеру, и передайте ему от меня привет, потому что он был лучшим председателем партии за много лет. И спросите его, получил ли он моё письмо.

— Ваше письмо?

— Просто спросите, получил ли он его.

— Я думаю, он выгладит гораздо лучше, — отметил Флетчер, когда Энни везла его в аэропорт.

— Да, — согласилась Энни. — И Марте сказали, что его даже могут выписать из больницы на будущей неделе — только, конечно, если он обещает не очень себя утомлять.

— Он обещает. Но благодари Бога, что выборы состоятся только через десять месяцев.

Самолёт в Вашингтон вылетел с пятнадцатиминутным опозданием, но, когда он приземлился, у Флетчера оставалось достаточно времени, чтобы остановиться в отеле «Уиллард» и принять душ — и к восьми часам приехать в Джорджтаун.

Приехав в отель, Флетчер сразу же спросил портье, сколько нужно времени, чтобы добраться до Джорджтауна.

— Десять-пятнадцать минут, — ответил тот.

— Тогда закажите мне такси на без четверти восемь.

Энни приняла душ и переоделась, а Флетчер расхаживал по номеру, поминутно глядя на часы. Без девяти минут восемь он открыл для своей жены дверцу такси.

— Мне нужно быть в Джорджтауне, улица N, дом 3038, — он посмотрел на часы, — через девять минут.

— Нет, — возразила Энни. — Если Дженни Брубейкер — такая же, как я, она будет только благодарна, если мы на несколько минут опоздаем.

Таксист сумел добраться до дома председателя партии в две минуты девятого.

— Рад снова вас видеть, Флетчер, — сказал Ал Брубейкер, открывая парадную дверь. — А вы — Энни? Мы, кажется, с вами не встречались, но я знаю о вашей работе для нашей партии.

— Для партии? — спросила Энни.

— Разве вы — не член Хартфордского школьного совета и больничного комитета?

— Да. Но я всегда думала, что работаю не для партии, а для нашей общины.

— Вы — как ваш отец, — заметил Брубейкер. — Кстати, как поживает этот старый задира?

— Мы только что его видели, — сказал Флетчер. — Он выглядит гораздо лучше и передаёт вам привет. Кстати, он просил узнать, получили ли вы его письмо?

— Да, получил. Он никогда не сдаётся, правда? — Брубейкер улыбнулся. — Давайте пройдём в библиотеку и выпьем. Дженни скоро спустится вниз.

* * *

— Как ваш сын?

— Спасибо, всё в порядке, мистер Голдблат. Оказалось, что его побег из школы был вызван сердечными делами.

— Сколько ему лет?

— Шестнадцать.

— Самый возраст для того, чтобы влюбиться. А теперь, сын мой, есть ли у вас в чём исповедаться?

— Да, отец мой, к этому времени на будущей неделе я буду председателем правления самого крупного банка.

— К этому времени на будущей неделе вы, может быть, не будете главным управляющим даже одного из самых мелких банков в нашем штате.

— Почему вы так думаете? — спросил Нат.

— Потому что ваш, возможно, самый блестящий ход может обернуться против вас. Ваши маклеры вас предупредили, что вы не сможете заполучить пятьдесят процентов акций банка Фэйрчайлда к понедельнику.

— Может быть, да, а может быть, нет: шансы примерно равны, и я всё ещё надеюсь, что мы сумеем этого добиться.

— Слава Богу, никто из нас — не католик, мистер Картрайт, иначе вы бы сейчас покраснели, а я наложил бы на вас эпитимью: три раза прочесть «Аве Мария». Но не бойтесь, я вижу искупление для нас обоих.

— Нужно ли мне искупление, отец мой?

— Оно нужно нам обоим, и по-по-потому-то я попросил вас со мной увидеться. Эта борьба не принесла пользы никому из нас, и если она продлится и на будущей неделе, она нанесёт вред обоим нашим банкам и, возможно, приведёт к закрытию вашего.

Нат хотел возразить, но он знал, что Голдблат прав.

— Ну, так какую форму примет это искупление? — спросил он.

— Я думаю, у меня есть лучшее решение, чем три «Аве Мария». Оно очистит нас обоих от грехов и может даже дать небольшую прибыль.

— Жду ваших указаний, отец мой.

— Много лет я с интересом следил за вашей карьерой, сын мой. Вы очень умны, чрезвычайно усердны и полны решимости, но больше всего меня в вас восхищает то, что вы честны, хотя один из моих юридических советников пытается убедить меня в обратном.

— Я польщён, сэр, но не безмерно.

— И правильно. Я — реалист, и думаю, что если на этот раз вы не добьётесь успеха, то через пару лет вы снова попытаетесь его добиться, и будете пытаться, пока не добьётесь. Я прав?

— Возможно, сэр.

— Вы были со мной откровенны, и я тоже буду откровенен. Через полтора года мне исполнится шестьдесят пять лет, и я уйду в отставку, чтобы играть в гольф. Я хотел бы оставить своему преемнику процветающий банк, а не больного пациента, который то и дело ложится в больницу для дальнейшего лечения. Я думаю, вы могли бы стать решением моей проблемы.

— Я думал, что я скорее — её причина.

— Тем больше оснований предпринять решительные и целенаправленные действия.

— Мне казалось, именно это я и делаю.

— И вы можете продолжать в том же духе, сын мой, но, по политическим причинам, мне нужно, чтобы всё это выглядело как ваша инициатива, а для этого, мистер Картрайт, вы должны мне довериться.

— Вы создавали свою репутацию сорок лет, мистер Голдблат. Я не могу поверить, что вы готовы пожертвовать ею за несколько месяцев до ухода в отставку.

— Я тоже польщён, молодой человек, но, как и вы, не безмерно. Поэтому я хотел бы, чтобы эта наша встреча состоялась по вашей просьбе и чтобы на этой встрече вы предложили мне перестать сражаться друг с другом и начать сотрудничать.

— Вы предлагаете мне партнёрство? — спросил Нат.

— Называйте это как угодно, мистер Картрайт, но если наши два банка сольются, никто не останется внакладе и, более того, нашим акционерам это будет выгодно.

— А какие условия, как вы предполагаете, я должен предложить вам — а также моему правлению?

— Чтобы банк назывался банком Фэйрчайлда — Рассела и я оставался председателем правления следующие полтора года, а вы стали бы моим заместителем.

— А что будет с Томом и Джулией Расселами?

— Им, конечно, будет предложено стать членами правления. Если через полтора года вы станете председателем правления, вы сможете назначить своего заместителя, хотя, по-моему, было бы разумно оставить Уэсли Джексона главным управляющим. Но так как несколько лет назад вы предложили ему стать членом правления вашего банка, я не думаю, что вы будете что-то иметь против.

— Да, это верно, но это не решает проблему распределения акционерного капитала.

— Сейчас вы держите десять процентов акций банка Рассела — так же, как и ваш председатель правления. Его жена в какой-то момент владела четырьмя процентами акционерного капитала. Но я подозреваю, что в течение последних дней именно её акции вы продавали на открытом рынке.

— Возможно, мистер Голдблат.

— По обороту и прибылям банк Фэйрчайлда при-при-примерно в пять раз превосходит банк Рассела, так что я предлагаю, чтобы, когда вы внесёте своё п-п-предложение, вы и мистер Рассел попросили по четыре процента и получили три. Что же касается миссис Рассел, я думаю, что для неё один процент будет вполне ум-местен. Конечно, вы все трое сохраните свои прежние оклады и прибыли.

— А наш штат?

— Первые п-полтора года должно сохраниться status quo. После этого — как вы решите.

— И вы хотите, чтобы я обратился к вам с этим предложением, мистер Голдблат?

— Да.

— Простите, но почему вы просто сами не сделаете мне это предложение, чтобы моё правление его обсудило?

— П-Потому что наши юридические представители против этого в-в-возразят. Мне кажется, что в этом слиянии банков у мистера Эллиота — лишь одна цель, которая заключается в т-том, чтобы уничтожить вас. А у меня тоже — только одна цель, и она заключается в том, чтобы с-с-сохранить незапятнанную репутацию банка, которому я отдал т-тридцать лет своей жизни.

— А почему бы вам просто не расторгнуть контракт с Эллиотом?

— Я хотел это сделать — после того как он разослал это отвратительное письмо от моего имени, но я не мог позволить себе п-публично признаться, что за несколько дней до того, как нашему банку может грозить поглощение, у нас возникли в-внутренние разногласия. Я могу себе представить, какой шум поднимет п-пресса, не говоря… не говоря уже об акционерах, мистер К-Картрайт.

— Но как только Эллиот услышит, что это предложение исходит от меня, он сразу же посоветует вашему правлению его отвергнуть.

— Верно, — сказал Голдблат. — Поэтому я вчера послал его в Вашингтон, чтобы он доложил непосредственно мне, как только в п-понедельник Комиссия по ценным бумагам и биржам объявит результат вашей попытки поглотить наш банк.

— Он почует недоброе. Он отлично знает, что ему вовсе не нужно четыре дня сидеть в Вашингтоне. Он может полететь туда в воскресенье вечером и в понедельник утром сообщить вам о решении Комиссии.

— Интересно, что вы об этом уп-помянули, мистер Картрайт, так как моя секретарша раз-раз-разведала, что у республиканцев будет в Вашингтоне встреча, которая окончится ужином в Белом доме. — Он помедлил. — Я позвонил по крайней мере нескольким людям, чтобы Ралф Эллиот наверняка получил приглашение на эту августейшую встречу. Так что не сомневайтесь, он сейчас очень занят. Я всё время читаю в местной п-прессе сообщения о его политических амбициях. Он, конечно, это отрицает, так что я думаю, что это в-в-верно.

— А почему вы вообще его наняли?

— Раньше мы в-всегда пользовались консультациями фирмы «Б-Белман и Уэланд», мистер Картрайт, и до нынешнего дела со слиянием банков я не в-в-встречался с мистером Эллиотом. Я ругаю себя, но, по крайней мере, пытаюсь исправить свою ошибку. Видите ли, у меня не было в-вашего преимущества — раньше я два раза ему не проигрывал.

— Toiché! — сказал Нат. — Ну, так что будет дальше?

— Рад был с вами встретиться, мистер Картрайт, и сегодня же вечером я изложу ваше п-предложение своему правлению. К сожалению, один из членов правления — сейчас в Вашингтоне, но я всё же надеюсь, что смогу позвонить вам сегодня в-в-вечером и сообщить о нашем решении.

— Буду ждать вашего звонка.

— Хорошо. И затем мы сможем встретиться лично — и как можно скорее, п-потому что я хотел бы подписать соглашение в п-п-пятницу вечером. — Голдблат помедлил. — Нат, вчера вы попросили меня сделать вам одолжение. Могу я в ответ кое о чём вас п-попросить?

— Да, конечно, — ответил Нат.

— Монсеньор, человек очень неглупый, попросил у меня п-пожертвование в двести долларов за право использовать исповедальню, и теперь, когда мы — п-партнёры, я думаю, вы должны внести свою долю. Я упоминаю об этом, потому что это позабавит моё п-п-правление и позволит мне сохранить среди моих еврейских друзей свою былую репутацию б-безжалостного человека.

— Я не буду причиной того, что вы подмочите эту репутацию, отец мой, — заверил его Нат.

Нат выскользнул из исповедальни и быстро пошёл к южному входу, где стоял священник в длинной чёрной сутане. Нат вынул из бумажника две пятидесятидолларовых бумажки и вручил ему.

— Бог да благословит вас, сын мой! — воскликнул монсеньор. — Но у меня такое ощущение, что я мог бы удвоить ваше пожертвование, если бы только я знал, в какой из двух банков церковь должна сделать капиталовложение.

* * *

К тому времени как подали кофе, Ал Брубейкер даже намёком не дал понять, зачем он хотел видеть Флетчера.

— Дженни, пожалуйста, уведи Энни в гостиную, потому что мне нужно кое-что обсудить с Флетчером. Мы придём к вам через несколько минут. — Когда Дженни и Энни вышли, Ал спросил: — Хотите бренди или сигару, Флетчер?

— Нет, спасибо, Ал. С меня достаточно вина.

— Вы выбрали подходящий уикенд для приезда в Вашингтон. Как вы сами понимаете, сейчас здешние республиканцы усиленно готовятся к промежуточным выборам. Сегодня Буш устраивает для них вечер в Белом доме. Так что мы, демократы, должны на несколько дней скрыться из виду. Но скажите мне, — спросил Ал, — каково положение демократов в Коннектикуте?

— Сегодня состоялось собрание партийных лидеров для выдвижения кандидатур и для обсуждения финансового положения.

— Вы будете снова баллотироваться?

— Да, я уже об этом объявил.

— И мне сказали, что вы будете следующим лидером большинства?

— Если Джек Суэйлз не будет претендовать на этот пост: он, в конце концов, самый старый член Сената.

— Джек? Он ещё жив? Я бы мог поклясться, что был на его похоронах. Нет, не верю, что партия его поддержит, разве что…

— Разве что?

— Разве что вы выставите свою кандидатуру на пост губернатора. — Флетчер поставил бокал вина обратно на стол, чтобы Ал не заметил, как у него дрожит рука. — Вы, должно быть, обдумали такую возможность?

— Да, обдумал, — сказал Флетчер. — Но я считал, что партия поддержит Ларри Конника.

— Нашего уважаемого помощника губернатора? — Ал закурил сигару. — Нет. Ларри — хороший человек, но он, в отличие от многих других политиков, знает свои слабости. На прошлой неделе я беседовал с ним на конференции губернаторов в Питтсбурге. Он мне сказал, что будет рад баллотироваться, но только если, по его мнению, это пойдёт на пользу партии. — Ал сделал затяжку и, насладившись ею, продолжил: — Нет, Флетчер, вы — наш первый кандидат, и если вы согласитесь баллотироваться, даю вам слово, что партия вас поддержит. Нам совершенно не нужна драка между нашими кандидатами. Нам следует готовиться к настоящей схватке — с республиканцами, потому что их кандидат постарается ухватиться за фалды Буша, так что, если мы хотим иметь своего губернатора, нам предстоит тяжёлая борьба.

— Кого, по-вашему, выставят республиканцы?

— Я надеялся, что это вы мне скажете.

— По-моему, есть два серьёзных претендента от двух разных крыльев партии. Во-первых, Барбара Хантер, член нашего Конгресса. — Но против неё — её возраст и послужной список.

— Послужной список? — спросил Ал.

— Она редко выигрывает, — сказал Флетчер. — Но за многие годы она сколотила себе сильную группу поддержки в партии. И, как доказал Никсон после поражения в Калифорнии, никого нельзя сбрасывать со счетов.

— Кто ещё? — спросил Ал.

— Вам что-нибудь говорит имя Ралфа Эллиота?

— Нет, — ответил Ал. — Но я заметил эту фамилию в списке коннектикутской делегации, которая сегодня вечером будет на ужине в Белом доме.

— Да, он входит в состав центрального комитета штата, и если он станет республиканским кандидатом, нас ожидает очень грязная кампания. Эллиот боксирует без перчаток, и любит набирать очки в промежутках между раундами.

— Это может быть для него и помехой, и козырем.

— Могу сказать только одно: он — уличный драчун и не любит проигрывать.

— Именно так говорят и о вас, — улыбнулся Ал. — Кто-нибудь ещё?

— Упоминают ещё два или три имени, но пока никто из них не объявил о своих намерениях. Вспомните: очень мало кто слышал о Джимми Картере до первичных выборов в Нью-Хэмпшире.

— А как насчёт этого человека? — спросил Ал, показывая Флетчеру обложку журнала «Банкерс Уикли».

Флетчер уставился на заголовок: «Следующий губернатор Коннектикута».

— Но если вы прочтёте статью, Ал, вы узнаете, что у него — серьёзные шансы стать следующим председателем правления банка Фэйрчайлда, если этот банк и банк Рассела договорятся об условиях. Я просмотрел эту заметку в самолёте.

Ал перелистал страницы.

— Вы явно не дошли до последнего абзаца, — сказал он и прочёл вслух: — «Хотя предполагается, что после отставки Марри Голдблата его преемником станет Картрайт, этот пост может также занять его близкий друг Том Рассел, если главный управляющий банка Рассела решит выставить свою кандидатуру на пост губернатора».

* * *

Когда Флетчер и Энни вернулись в отель и легли спать, Флетчер не мог уснуть, и не потому, что кровать была удобнее, а подушки — мягче, чем он привык. Ал хотел узнать его решение к концу месяца, чтобы успеть настроить свою партию на поддержку своего кандидата.

Энни проснулась в начале восьмого.

— Ты хорошо спал? — спросила она.

— Я почти не спал.

— Я спала, как сурок, но ведь мне не нужно было беспокоиться о том, будешь ли ты баллотироваться в губернаторы.

— Почему? — спросил Флетчер.

— Потому что ты будешь баллотироваться, и я совершенно не понимаю, почему ты колеблешься.

— Прежде всего, мне нужно серьёзно поговорить с Гарри, потому что наверняка он уже много об этом думал.

— Едва ли, — сказала Энни. — По-моему, он был гораздо больше озабочен тем, станет ли Люси старостой класса.

— Что ж, может быть, я сумею на минуту отвлечь его внимание, чтобы обсудить выборы губернатора Коннектикута. — Флетчер выпрыгнул из кровати. — Ты не против, если мы обойдёмся без завтрака и попытаемся успеть на ранний самолёт? Я хочу поговорить с Гарри перед тем, как пойду в Сенат.

По пути в Хартфорд Флетчер почти не разговаривал с Энни: он читал и перечитывал статью в «Банкерс Уикли» о Нате Картрайте — возможном новом заместителе председателя правления банка Фэйрчайлда или будущем губернаторе Коннектикута. Он снова подумал о том, как много у них общего.

— Что ты хочешь спросить у папы? — поинтересовался Энни, когда их самолёт кружил над хартфордским аэропортом.

— Во-первых, не слишком ли я молод?

— Но Ал же сказал тебе, что в Америке уже есть один губернатор моложе тебя и двое — твоего возраста.

— Во-вторых, как он оценивает мои шансы?

— Он не захочет тебе на это ответить, пока не знает, кто будет твоим противником.

— И в-третьих, способен ли я справиться с этой работой?

— Знаю, что он ответит, потому что я уже это с ним обсуждала.

— Слава Богу, что вчера, летя в Вашингтон, мы опустились довольно быстро, — сказал Флетчер, когда самолёт сделал уже третий круг над аэропортом.

— Но ты всё-таки навестишь папу до того, как ехать в Сенат? — спросила Энни. — Он, небось, сидит в постели и ждёт твоих новостей.

— Я и собирался первую остановку сделать у Гарри, — сказал Флетчер, выруливая из аэропорта на автостраду.

Когда сенатор Давенпорт въехал в город, стояла ясная осенняя погода. Он решил проехать мимо Капитолия, прежде чем ехать в больницу к Гарри.

Когда они въехали на гребень холма, Энни выглянула из машины и безудержно зарыдала. Флетчер свернул на обочину. Он обнял жену и через её плечо посмотрел на здание Капитолия.

Американский флаг был приспущен.

 

41

Мистер Голдблат поднялся со своего места в центре стола и взглянул на подготовленное заявление. Справа от него сидел Нат Картрайт, слева — Том Рассел.

Остальные члены правления сидели у него за спиной.

— Леди и джентльмены, п-представители прессы, я рад объявить о слиянии банков Фэйрчайлда и Рассела и о создании нового банка под названием банк Фэйрчайлда — Рассела. Я остаюсь председателем правления. Мистер Нат Картрайт б-б-будет моим заместителем, а Том и Джулия Рассел войдут в правление. Мистер Уэсли Джексон останется на посту главного уп-правляющего банком. Я могу подтвердить, что банк Рассела отказался от своей п-претензии на поглощение банка Фэйрчайлда, и в б-б-ближайшем будущем будет объявлена новая структура компании. Мистер Картрайт и я б-будем рады ответить на ваши вопросы.

По всей комнате вверх поднялись руки.

— Да? — председатель указал на женщину во втором ряду, с которой он уже заранее договорился, что она задаст первый вопрос.

— Вы всё ещё намерены уйти в отставку в ближайшем будущем?

— Да, намерен, и всем ясно, кто станет м-моим преемником.

Он повернулся и посмотрел на Ната. Другой журналист выкрикнул:

— Как всё это воспринимает мистер Рассел?

Мистер Голдблат улыбнулся, так как это был вопрос, который они предвидели. Он повернулся налево и сказал:

— Может быть, мистер Рассел ответит на этот в-вопрос?

Том доброжелательно улыбнулся журналисту.

— Я рад, что два ведущих банка в штате объединились и что мне была оказана честь быть приглашённым вступить в правление банка Фэйрчайлда — Рассела в качестве директора, не имеющего административных функций. — Он улыбнулся. — Я надеюсь, что мистер Картрайт обдумает моё повторное назначение на этот пост, когда он станет председателем правления.

— Слово в слово, как договорились, — прошептал председатель, когда Том сел.

Нат быстро встал и добавил свой тоже заранее подготовленный ответ:

— Я, безусловно, повторно назначу мистера Рассела, но не директором без административных функций.

Голдблат улыбнулся и добавил:

— Я уверен, что это не будет сюрпризом ни для кого, кто внимательно следит за развитием событий. Да? — сказал он, указывая на следующего журналиста.

— Будут ли увольнения в результате этого слияния?

— Нет, — ответил Голдблат. — Мы намерены сохранить весь штат банка Рассела, но одной из ближайших задач мистера Картрайта будет полная п-перестройка банка в течение б-б-будущего года. Хотя я хотел бы добавить, что миссис Джулия Рассел уже назначена руководителем отдела совместной собственности. Мы в банке Фэйрчайлда с восхищением следили за тем, как успешно она п-проводила в жизнь п-проект «Сидер Вуд».

— Могу я спросить, почему здесь сегодня не присутствует ваш юридический советник Ралф Эллиот? — раздался голос в конце зала.

Этот вопрос Голдблат тоже предусмотрел, хотя он не видел, кто его задал.

— Мистер Эллиот — в Вашингтоне. Вчера вечером он был на ужине у президента Б-Буша в Белом доме, иначе он сейчас был бы здесь. Следующий в-в-вопрос?

Мистер Голдблат не упомянул об «откровенном обмене мнениями», который произошёл утром между ним и Эллиотом.

— Я сегодня говорил с мистером Эллиотом, — сказал тот же журналист, — и мне интересно, как вы прокомментируете заявление для прессы, которое он только что сделал.

Нат похолодел, а мистер Голдблат медленно поднялся с места.

— Я был бы рад п-п-прокомментировать это заявление, если б-бы я знал, что он сказал.

Журналист взглянул вниз на лист бумаги и прочёл:

— «Я рад слышать, что мистер Голдблат принял мой совет и объединил оба банка, вместо того чтобы продолжать дискредитирующую борьбу, которая никому не могла пойти на пользу. — Голдблат улыбнулся и кивнул. — Скоро три члена правления смогут стать преемниками нынешнего председателя, но поскольку я считаю одного из них неподходящим кандидатом на пост, требующий финансовой честности, у меня не остаётся иного выбора, кроме как подать в отставку из правления и перестать быть юридическим советником банка. С этой оговоркой я желаю новой компании всяческого успеха в будущем».

Улыбка мистера Голдблата мгновенно испарилась, и он не мог сдержать свою ярость.

— Мне н-н-нечего сказать п-п-по этому п-поводу. П-п-пресс-конференция окончена.

Он поднялся со своего места и вышел из комнаты. Нат последовал за ним.

— Мерзавец нарушил наше соглашение, — сердито сказал Голдблат, идя по коридору.

— В чём оно заключалось? — спросил Нат, стараясь оставаться спокойным.

— Я согласился сказать, что он участвовал в успешном завершении переговоров, если он подаст в отставку с должности юридического советника новой компании и не будет делать никаких дальнейших заявлений.

— Соглашение было письменным?

— Нет, мы в-вчера договорились по телефону. Он об-бещал сегодня п-п-подтвердить нашу договорённость в письменной форме.

— Так что Эллиот снова пахнет розами и лилиями, — сказал Нат.

Голдблат остановился перед дверью и повернулся к Нату.

— Нет! — воскликнул он. — Эллиот скорее п-п-пахнет навозом, и на этот раз он неудачно выбрал, кому б-б-бросить перчатку.

* * *

Часто только смерть человека показывает, насколько популярен он был при жизни.

Во время похоронной службы по Гарри Гейтсу собор Святого Иосифа был полон до отказа задолго до того, как хор вышел из ризницы. Начальник полиции Дон Калвер решил поставить кордон за квартал перед собором, чтобы пришедшие на похороны могли сидеть на ступенях или стоять на улице, слушая службу, которая передавалась по громкоговорителям.

Когда кортеж остановился, почётный караул по ступеням внес гроб в собор. Марту Гейтс сопровождал её сын, а её дочь и зять шли на шаг позади. Толпа на ступенях раздвинулась, чтобы позволить им пройти в собор. Прихожане встали, когда причетник провёл миссис Гейтс к первым рядам. Пока они шли по проходу между рядами, Флетчер заметил, что на службу пришли баптисты, евреи, англиканцы, мусульмане, методисты и мормоны, единые в своём уважении к почившему католику.

Епископ открыл службу молитвой, которую выбрала Марта, затем последовало пение тех гимнов и чтение поучений из Библии, которые Гарри всегда любил. Джимми и Флетчер прочли поучения, а потом на амвон поднялся председатель партии Ал Брубейкер.

Он взглянул на прихожан и с минуту помолчал.

— Немногие политики, — начал Брубейкер, — внушают к себе уважение и любовь, но если бы Гарри был сейчас с нами, он увидел бы, что он — один из этих немногих. Среди прихожан я вижу немало людей, с которыми я ни разу не сталкивался, так что я предполагаю, что они — республиканцы. — В соборе раздался смех, а с улицы донеслись аплодисменты. — Это был человек, который, когда президент предложил ему баллотироваться на пост губернатора штата, ответил просто: «Я ещё не закончил свою работу в качестве сенатора от Хартфорда», — и он её так и не закончил. Как председатель моей партии я присутствовал на похоронах президентов, губернаторов, сенаторов, членов Палаты Представителей и многих других сильных мира сего, но эти похороны отличаются тем, что здесь собрались рядовые граждане, которые просто пришли сказать «спасибо».

Гарри Гейтс был упрям, многоречив, вспыльчив и вызывал раздражение. Но он также страстно боролся за то, во что верил. Преданный своим друзьям, справедливый в спорах со своими оппонентами, он был человеком, общения с которым вы искали просто потому, что оно обогащало вашу жизнь. Гарри Гейтс не был святым, но святые будут стоять у врат небесных, чтобы приветствовать его.

Мы благодарим его жену Марту за то, что она всегда поддерживала его и не мешала предаваться мечтам, многие из которых он осуществил; но одну ещё предстоит воплотить в жизнь. Благодарим Джимми и Энни, его сына и дочь, которыми он так гордился. Благодарим Флетчера, его любимого зятя, которому он передал незавидное бремя своей эстафеты. И благодарим Люси, его внучку, которая стала старостой своего класса через несколько дней после его кончины. Америка потеряла человека, который служил своей стране дома и за границей, в дни войны и в дни мира. Хартфорд потерял политического деятеля, которого нелегко будет заменить.

Несколько недель тому назад он написал мне письмо, — Брубейкер помедлил, — с просьбой о деньгах — какая наглость! — для строительства своей любимой больницы. Он сказал, что навсегда откажется со мной разговаривать, если я не выпишу ему чека. Я рассмотрел все «про и контра» этой угрозы. — После этого не скоро затихли смех и аплодисменты. — В конце концов, чек послала моя жена. Собственно говоря, Гарри и в голову не приходило, что если он чего-то просит, то ему может быть отказано, а почему? Потому что он всю свою жизнь давал, и теперь мы должны воплотить в жизнь его мечту и в память о нём построить больницу, которой он мог бы гордиться.

На прошлой неделе я прочёл в газете «Вашингтон Пост», что скончался сенатор Гейтс, и когда я сегодня утром ехал в Хартфорд, то проехал мимо дома престарелых, мимо библиотеки и мимо фундаментного камня больницы, которая будет носить его имя. Вернувшись завтра в Вашингтон, я напишу в «Вашингтон Пост», я скажу им: «Вы были неправы: Гарри Гейтс жив и здоров». — Мистер Брубейкер помедлил и взглянул вниз, на прихожан; его глаза остановились на Флетчере. — Се был человек, но когда ему на смену придёт другой?

На ступенях собора Марта и Флетчер поблагодарили Ала Брубейкера за его речь.

— Скажи я меньше, — заметил Ал, — и он появился бы на амвоне рядом со мной и потребовал бы пересчёта. — Председатель партии пожал руку Флетчеру. — Я не прочитал вслух последнего письма, которое Гарри мне написал, но я знаю, что вы хотели бы увидеть последний абзац.

Он сунул руку во внутренний карман, вынул письмо, развернул его и протянул Флетчеру.

Прочтя последние слова Гарри, Флетчер посмотрел на Брубейкера и кивнул.

* * *

Том и Нат вышли из собора и смешались с расходившейся толпой.

— Жаль, что я плохо знал его, — вздохнул Нат. — Я ведь пригласил его войти в правление банка после того, как он ушёл из Сената. — Том кивнул. — И он мне ответил — ответил письмом от руки — очаровательным письмом, в котором объяснил, что единственным правлением, в котором он хотел бы заседать, может быть только правление больницы.

— Я встречал его пару раз, — сказал Том. — Он был, конечно, сумасшедшим, но ты должен быть сумасшедшим, если хочешь прожить всю жизнь, занимаясь сизифовым трудом. Никому об этом не говори, но он был единственным демократом, за которого я когда-либо голосовал.

Нат засмеялся.

— Ты тоже? — признался он.

— Что ты скажешь, если я предложу, чтобы правление банка пожертвовало пятьдесят тысяч долларов больничному фонду?

— Я — против, — ответил Нат; Том удивился. — Потому что, когда сенатор продал свои акции банка Рассела, он сразу же пожертвовал больнице сто тысяч. Мы должны дать по крайней мере столько же.

Том кивнул и повернулся назад; миссис Гейтс стояла на ступенях собора. Он решил, что сегодня же напишет ей письмо, в которое вложит чек. Том вздохнул.

— Посмотри, кто пожимает руку вдове.

Нат повернулся и увидел, как руку миссис Гейтс жмёт Ралф Эллиот.

— Ты удивлён? — спросил он. — Я почти слышу: он ей говорит, как он рад, что по его совету Гарри продал акции банка Рассела и заработал миллион.

— О Боже! — воскликнул Том. — Ты начинаешь рассуждать, как он.

— Я должен рассуждать, как он, если хочу пережить предстоящие месяцы.

— Это больше не вопрос. Все в банке согласны с тем, что ты будешь следующим председателем правления.

— Я говорю не об этом, — сказал Нат.

Том остановился перед ступенями банка и удивлённо посмотрел на своего друга.

— Если Ралф Эллиот выставит свою кандидатуру в качестве кандидата республиканцев на выборах губернатора, я выставлю свою кандидатуру против него. И на этот раз я его побью.

 

42

— Леди и джентльмены, Флетчер Давенпорт, будущий губернатор Коннектикута.

Флетчера позабавило, что через несколько минут после того, как он был выбран кандидатом от демократической партии, его уже представили как будущего губернатора; ни намёка не было сделано на то, что он может проиграть выборы. Но он слишком хорошо помнил, как Уолтера Мондейла постоянно представляли как следующего президента Соединённых Штатов, а кончил он тем, что стал послом в Токио, тогда как в Белый дом въехал Рональд Рейган.

Как только Флетчер позвонил Алу Брубейкеру, чтобы подтвердить, что он готов баллотироваться в губернаторы, у него за спиной сразу же завертелась партийная машина. Над парапетом поднялись было одна или две демократические головы, как утки в тире, но были быстро упрятаны обратно.

В конце концов единственным противником Флетчера осталась женщина — член Конгресса, она не сделала за свою жизнь ничего дурного и сделала слишком мало хорошего — для того, чтобы кто-нибудь её заметил. Правда, как только Флетчер победил её на сентябрьских первичных выборах, его партийная машина вдруг превратила её в мощного противника, который был в пух и прах разгромлен самым впечатляющим кандидатом, какого партия выдвигала за много лет. Но в частном порядке Флетчер признавался, что она была всего лишь бумажным соперником, а настоящая борьба начнётся, когда республиканцы выберут своего знаменосца.

Хотя Барбара Хантер была, как всегда, активна и решительна, никто на самом деле не верил, что от республиканцев будет выставлена она. Поддержкой нескольких партийных лидеров уже заручился Ралф Эллиот, и когда бы он ни выступал — на публике или в частной компании, — с его губ повсюду, как бы случайно, срывалось имя его близкого друга Ронни. Но до Флетчера то и дело доходили слухи о том, что довольно большая группа республиканцев ищет Эллиоту достойную альтернативу; в противном случае они грозили воздержаться от голосования или даже голосовать за кандидата от демократов. Флетчер нервничал, ожидая, кто окажется его противником.

Флетчер взглянул на собравшуюся аудиторию. Сегодня это уже его четвёртая речь, а ещё не было двенадцати часов. Ему недоставало воскресных обедов с Гарри, на которых обсуждались и подвергались критике его идеи. Люси и Джордж рады были внести свою лепту, но это только напоминало ему, как снисходителен был Гарри, когда Флетчер делал предложения, которые его тесть уже наверняка сотни раз слышал: он никогда этого даже не показывал.

Четвёртая речь Флетчера в это утро не очень отличалась от предыдущих трёх. Он только добавил утверждение, что без вклада тех его слушателей, перед которыми он в данный момент выступает, экономика штата не была бы такой процветающей. За этим последовал обед с «Дочерьми Американской революции», на котором он забыл или нарочно не упомянул о своём шотландском происхождении, а во второй половине дня он произнёс ещё три предвыборных речи и затем присутствовал на ужине кампании по сбору средств, на котором было собрано больше десяти тысяч долларов.

По вечерам он доползал до постели и обнимал спящую жену; иногда она вздыхала. Он где-то прочёл, что однажды во время предвыборной кампании Рейган обнял фонарный столб. Тогда Флетчера это насмешило. Теперь он больше не смеялся.

* * *

Ромео, как мне жаль, что ты Ромео! [64]

Нат не мог не согласиться с суждением своего сына. Джульетта была красива, но красотой не того сорта, которой мог увлечься Льюк. В пьесе было ещё пять женских ролей, и он пытался определить, кто бы это мог быть. Занавес опустился, и он подумал, что Льюк играл очень трогательно, и почувствовал гордость, когда зрители разразились аплодисментами. Его родители видели спектакль накануне и сказали ему, что они были так же горды, как тогда, когда он в том же зале играл Себастьяна.

Когда Льюк уходил со сцены, Нат вспомнил утренний телефонный звонок из Вашингтона. Его секретарша предположила, что это очередной розыгрыш Тома, когда какой-то голос по телефону спросил, может ли Картрайт поговорить с президентом Соединённых Штатов.

Нат взял трубку. В трубке раздался голос Джорджа Буша, президент поздравил его с тем, что банк Фэйрчайлда — Рассела объявлен «банком года» (это был только предлог для звонка), и затем добавил:

— Многие в нашей партии надеются, что вы позволите выставить свою кандидатуру на выборах губернатора. У вас много друзей и сторонников в Коннектикуте. Будем надеяться, что мы вскоре встретимся.

Через час весь Хартфорд знал, что Нату звонил президент: у телефонисток тоже была своя агентура. Нат об этом звонке сказал только Су Лин и Тому, но они, кажется, совсем не удивились.

«И всю меня бери тогда взамен».

Нат обнаружил, что люди стали останавливать его на улице, говоря:

— Надеюсь, вы выставите свою кандидатуру на выборах губернатора, Нат, — или «мистер Картрайт», или даже «сэр».

Когда он и Су Лин этим вечером вошли в зал, люди повернулись к ним, затем стали перешёптываться. По дороге на спектакль в школу имени Тафта он не спросил Су Лин, стоит ли ему баллотироваться; он спросил только:

— Как ты думаешь, смогу я справиться с этой работой?

— Президент, кажется, думает, что справишься.

Когда опустился занавес после окончания спектакля, Су Лин сказала:

— Ты заметил, что все смотрят на нас? — Она помолчала. — Наверно, нам нужно привыкнуть, что наш сын — театральная звезда.

Как быстро она умела опустить Ната с неба на землю и какой женой губернатора она могла бы стать!

Актёров и их родителей пригласили на ужин к директору школы. Нат и Су Лин направились к его дому.

— Это кормилица.

— Да, она играла очень впечатляюще, — сказал Нат.

— Да нет, балда, я имею в виду: это в неё Льюк влюбился.

— Почему ты так уверена?

— Как только начал опускаться занавес, они взялись за руки, и я уверена, что у Шекспира не было такой ремарки.

— Что ж, мы скоро узнаем, так ли это, — ответил Нат.

Когда они вошли в дом директора, Льюк в холле потягивал кока-колу.

— Привет, папа! — сказал он, поворачиваясь к ним. — Познакомьтесь: Кэти Маршалл, она играла кормилицу. — Су Лин постаралась не ухмыльнуться. — А это — мама. Правда, Кэти потрясающе играла? Она собирается поступить в колледж Сары Лоренс, учиться на актрису.

— Да, она хорошо играла, но и ты был не лыком шит.

— Вы видели раньше эту пьесу, мистер Картрайт? — спросила Кэти.

— Да, когда мы с Су Лин были в Стратфорде. Там кормилицу играла Силия Джонсон. Но вы о ней, наверно, и не слышали.

— «Короткая встреча», — мгновенно среагировала Кэти.

— Ноэл Кауард, — это уже был Льюк.

— И с ней играл Тревор Хауард, — сказала Кэти.

— Ты, небось, первый Ромео, который влюбился в кормилицу, — усмехнулась Су Лин.

— Это — его эдипов комплекс, — улыбнулась Кэти. — А как мисс Джонсон интерпретировала эту роль? Моя учительница актёрского мастерства, ещё будучи студенткой, увидела в этой роли Эдит Эванс; она говорила, что Эдит Эванс играла кормилицу как школьную директрису — твёрдую и строгую, но любящую.

— Нет, — сказала Су Лин. — Силия Джонсон играла её как слегка сумасбродную чудачку, но тоже любящую.

— Какая интересная мысль! — воскликнула Кэти. — Надо посмотреть, кто был режиссёром. Конечно, я была бы рада сыграть Джульетту, но я просто недостаточно хороша собой, — спокойно добавила она.

— Нет, ты очень красива, — возразил Льюк.

— Ты едва ли надёжный судья в таких вопросах, Льюк, — Кэти взяла его за руку. — В конце концов, ты же с четырёх лет носишь очки.

Нат улыбнулся, подумав, как повезло Льюку, что у него такая подруга, как Кэти.

— Кэти, вы не хотите провести у нас несколько дней во время летних каникул? — спросил Нат.

— Да, если это не доставит вам лишних хлопот, мистер Картрайт, — ответила Кэти. — Потому что я бы не хотела вам мешать.

— Мешать мне? — переспросил Нат.

— Да, Льюк сказал мне, что вы собираетесь баллотироваться в губернаторы.

* * *

«Местный банкир выставляет свою кандидатуру на пост губернатора», — гласил заголовок в газете «Хартфорд Курант». На одной из внутренних страниц была напечатана краткая биография блестящего молодого финансиста, который двадцать пять лет назад получил орден Почёта за службу во Вьетнаме, а совсем недавно сыграл решающую роль в объединении небольшого банка Рассела и его одиннадцати филиалов с банком Фэйрчайлда, имеющим сто два филиала по всему штату. Нат улыбнулся, вспомнив исповедь в соборе Святого Иосифа, и то, как мистер Голдблат продолжал поддерживать идею, что первым мысль об объединении высказал Нат. А Нат продолжал учиться у Марри Голдблата, который всегда был настороже и сохранял высокие стандарты.

Газета «Хартфорд Курант» высказала предположение, что решение Ната бороться против Ралфа Эллиота за выдвижение своей кандидатуры от республиканской партии обещает интересный поединок, так как оба кандидата — это люди, достигшие вершин в своей профессии. Газета не выступала за того или иного кандидата, но обещала беспристрастно освещать дуэль между банкиром и юристом, о которых было известно, что они недолюбливают друг друга. «Миссис Хантер также будет бороться за выдвижение своей кандидатуры», — сообщалось в конце последнего абзаца: это показывало, как низко «Хартфорд Курант» оценивает её шансы после того, как вступил в борьбу Нат.

Нат был удовлетворён тем, как пресса и телевидение освещают его решение, и ещё больше его обрадовала благоприятная реакция простых людей. Том взял в банке двухмесячный отпуск, чтобы руководить кампанией, а Марри Голдблат послал в фонд кампании чек на крупную сумму.

Первое совещание состоялось в доме Тома. Том объяснил своим тщательно подобранным помощникам, что они должны будут делать в течение ближайших шести недель.

Мало приятного было в том, чтобы вставать ни свет ни заря, а ложиться спать после полуночи, но приятной неожиданностью для Ната стало то, что Льюка совершенно заворожил предвыборный процесс. Во время каникул он повсюду сопровождал отца, часто вместе с Кэти, которая с каждым днём нравилась Нату всё больше и больше.

Очень скоро стало ясно, что Эллиот ведёт свою кампанию уже несколько недель, надеясь, что, начав её раньше, он получает надёжное преимущество. Хотя Эллиот заручился поддержкой нескольких партийных делегатов, ещё оставались люди, которые колебались или просто не доверяли ему.

Со временем Нат обнаружил, что ему всегда нужно быть в двух местах одновременно, потому что первичные выборы в Челси проходили всего лишь через два дня после собрания партийных лидеров в Ипсвиче. Эллиот теперь большую часть своего времени проводил в Челси, потому что считал, что поддержкой республиканских активистов Ипсвича он уже заручился.

Нат приехал в Ипсвич вечером, когда там проходило голосование партийных лидеров, и тамошний председатель объявил, что за Эллиота было подано десять голосов, а за Ната — только семь. Команда Эллиота, надеявшаяся на поражение Ната с разгромным счётом, не могла скрыть своего разочарования. Как только он услышал результат, Нат побежал к машине, и к полуночи Том отвёз его в Челси.

К его удивлению, местная ипсвичская газета не приняла в расчёт результаты голосования в Ипсвиче, заявив, что Челси — с электоратом свыше одиннадцати тысяч человек — гораздо лучше отражает мнение общества, чем кучка партийных аппаратчиков. И Нат чувствовал себя в торговых центрах, у фабричных ворот и в школах и клубах свободнее, чем в накуренных комнатах, где сидели люди, считавшие, что у них есть Богом дарованное право выбирать кандидата.

Через пару недель общения с избирателями Нат сказал Тому, что его очень обнадёживает то, сколько избирателей открыто говорят ему о поддержке. Но при этом подумал: «Интересно, не говорят ли они то же самое Эллиоту?»

— Понятия не имею, — сказал Том, который вёз его на очередное собрание. — Но могу тебе сказать, что у нас быстро заканчиваются деньги. Если завтра мы потерпим поражение, нам, вероятно, придётся выйти из игры: этим мы завершим самую короткую кампанию в истории штата. Нам, конечно, никто не мешает сообщить городу и миру, что за тебя — президент Буш, потому что это наверняка привлечёт на твою сторону несколько голосов.

— Нет, — ответил Нат. — Это был частный звонок, а не публичная поддержка.

— Однако Эллиот без устали говорит об ужине в Белом доме у своего друга Джорджа Буша, как будто это был частный ужин для двоих.

— А как, по-твоему, к этому относятся остальные республиканцы?

— Это слишком тонко для среднего избирателя, — ответил Том.

— Никогда не надо недооценивать среднего избирателя, — сказал Нат.

* * *

Нат плохо помнил, что происходило в Челси во время первичных выборов, кроме того, что он ни минуты не оставался на месте. Когда после полуночи было объявлено, что Эллиот победил с результатом 6109 голосов против 5302 голосов, поданных за Картрайта, Нат только спросил:

— Можем мы позволить себе продолжать кампанию, когда среди делегатов Эллиот лидирует с преимуществом двадцать семь голосов против десяти?

— Пациент всё ещё дышит, — ответил Том, — но едва-едва, так что едем в Хартфорд, и если Эллиот там тоже победит, мы не сможем его остановить: он нас сомнёт. Скажи спасибо, что у тебя есть неплохо оплачиваемая работа, к которой ты в любой момент можешь вернуться, — добавил он с улыбкой.

Миссис Хантер, которая набрала лишь два голоса электоральной коллегии, признала поражение, сняла свою кандидатуру и заявила, что в ближайшее время она сообщит, кого из кандидатов поддержит.

Нат радостно вернулся в родной город, где люди на улицах приветствовали его как друга. Том знал, сколько усилий нужно приложить в Хартфорде, — не только потому, что это был последний шанс Ната, но ещё и потому, что как столица штата он давал больше всего голосов выборщиков — девятнадцать. С доисторических времён правило гласило: «Победитель получает всё». Так что победа Ната давала ему преимущество в 29 голосов против 27. Проиграв, он мог распаковать чемоданы и остаться дома.

В ходе кампании обоих кандидатов приглашали вместе посетить некоторые мероприятия, но где бы они ни оказывались вместе, они никогда не вступали друг с другом в беседу.

За три дня до первичных выборов опрос общественного мнения, проведённый газетой «Хартфорд Курант», показал, что Нат — на два пункта впереди своего противника, и миссис Барбара Хантер заявила, что поддерживает Картрайта. Эта поддержка увеличила шансы Ната. На следующее утро он заметил, что на улицах гораздо больше прохожих останавливаются, чтобы пожать ему руку.

Он был в «Робинсон-Молле», когда ему принесли записку от Марри Голдблата: «Я должен срочно с вами увидеться». Голдблат был не тот человек, который без веской причины пользуется словом «срочно». Нат оставил свою команду агитировать за него, сказав, что скоро вернётся. В этот день они его больше не увидели.

Когда Нат приехал в банк, в приёмной ему сказали, что Голдблат вместе с мистером и миссис Рассел ждёт его в комнате заседаний правления. Нат вошёл туда и занял своё обычное место перед Голдблатом, но выражение лиц его трёх коллег не предвещало ничего хорошего.

— Как я понимаю, у вас сегодня вечером состоится соб-брание, на котором должны в-в-выступить вы и Эллиот.

— Да, — подтвердил Нат. — Это — последнее крупное собрание перед завтрашним голосованием.

— У меня шпионка в лагере Эллиота, — сказал Голдблат, — и она мне с-с-сообщила, что у них есть план, который пустит под откос вашу кампанию, но она не знает, что это за п-план, и она не может проявлять излишнего любопытства, чтобы не вызвать у них п-п-подозрений. Вы знаете, о чём может идти речь?

— Не имею представления, — ответил Нат.

— Может быть, он что-то узнал про Джулию? — тихо спросил Том.

— Джулию? — удивлённо повторил Голдблат.

— Нет, не мою жену, — сказал Том. — Я имею в виду первую Джулию Киркбридж.

— Я понятия не имею, что была какая-то п-п-первая Джулия Киркбридж, — произнёс Голдблат.

— А вам и не нужно этого знать, — сказал Том. — Но я всегда боялся, что правда может обнаружиться.

Голдблат внимательно выслушал историю о том, как Том встретил женщину, которая выдала себя за Джулию Киркбридж, и как она подписала банковский чек и потом сняла деньги со своего счёта.

— Где теперь этот чек? — спросил Голдблат.

— Думаю, где-нибудь в недрах городского совета.

— Значит, мы должны п-предположить, что Эллиот как-то об этом узнал. Но технически в-вы не нарушили закон?

— Нет, но мы не выполнили письменного соглашения с городским советом, — сказал Том.

— И проект «Сидер Вуд» стал крупным финансовым успехом, так что все получили хорошую прибыль, — добавил Нат.

— Итак, — подытожил Голдблат, — у нас есть в-в-выбор. Либо вы чистосердечно признаетесь во всём и сегодня же приготовите п-письменное заявление, либо ждите взрыва бомбы и надейтесь, что у вас б-будет ответ на любой вопрос, который вам зададут.

— Что вы рекомендуете? — спросил Нат.

— Ничего не делать. Во-первых, моя информаторша может ошибаться, и во-вторых, в-возможно, их план не имеет никакого отношения к «Сидер Вуду»: в таком случае вы б-б-без надобности разворошите осиное гнездо.

— Но что ещё это может быть? — спросил Нат.

— Ребекка? — предположил Том.

— Что ты имеешь в виду? — удивился Нат.

— Что она от тебя забеременела и ты вынудил её сделать аборт.

— Это — едва ли п-преступление, — сказал Голдблат.

— Если она не будет утверждать, что ты её изнасиловал.

— Эллиот никогда не затронет эту тему, — засмеялся Нат, — потому что он сам мог быть отцом ребёнка, а аборт отнюдь не придаёт человеку святости.

— А вы не думали о том, чтобы самому п-пойти в атаку?

— Что вы имеете в виду? — спросил Нат.

— Разве Эллиот не вынужден был уволиться из фирмы «Александер, Дюпон и Белл» в тот же день, что и старший п-п-партнёр, потому, что со счёта клиента пропало полмиллиона д-долларов?

— Нет, я не опущусь до этого, — сказал Нат. — И кроме того, причастность Эллиота к этой пропаже никогда не была доказана.

— О нет, б-б-была, — возразил Голдблат; Том и Нат удивлённо на него посмотрели. — Этим клиентом был мой д-друг, и как только он узнал, что Эллиот стал нашим юридическим советником, он сразу же п-п-позвонил, чтобы меня п-предупредить.

— Может быть, это и так, но ответ, всё-таки, — нет.

— Хорошо, — согласился Голдблат. — Тогда мы побьём его на ваших условиях. Это значит, что мы проведём сегодняшний день, готовя ответы на любые вопросы, которые, по-вашему, он сможет задать.

В шесть часов Нат ушёл из банка, чувствуя себя выжатым как лимон. Он позвонил Су Лин и рассказал ей, что случилось.

— Хочешь, я сегодня к тебе приеду? — спросила она.

— Нет, мой цветочек, но можешь ты сделать так, чтобы Льюк был всё время чем-то занят? Если произойдёт что-нибудь неприятное, я не хочу, чтобы он это увидел. Ты знаешь, какой он впечатлительный и как он всегда всё принимает близко к сердцу.

— Я поведу его в кино — в «Аркадии» идёт новый французский фильм, который он и Кэти всю неделю убеждают меня посмотреть.

Нат старался не выглядеть чересчур озабоченным, когда вечером явился в отель «Гудвин». Он вошёл в самый большой ресторан отеля, в котором собрались несколько сотен местных бизнесменов. Нат подумал: «Интересно, кого они будут поддерживать?» Он подозревал, что многие из них ещё не пришли к твёрдому мнению. Опросы показывали, что десять процентов избирателей всё ещё не решили, за кого голосовать. Старший официант провёл Ната к главному столу, за которым Эллиот беседовал с местным председателем республиканской партии. Манни Фридман привстал и приветствовал Ната. Эллиот перегнулся через стол и на глазах у фотографов пожал Нату руку и задержал её, чтобы они успели это заснять. Нат быстро сел и стал делать заметки на оборотной стороне меню.

Председатель попросил тишины и представил собравшимся «двух тяжеловесов, каждый из которых достоин стать нашим будущим губернатором». Он предложил Эллиоту произнести вступительное слово. Нат ещё никогда не слышал, чтобы тот так плохо говорил. Затем он предложил Нату ответить. Нат ответил и сел — и сам готов был признать, что говорил он не лучшим образом. Первый раунд, подумал он, окончился вничью.

Когда председатель предложил присутствующим задавать вопросы, Нат подумал: «Интересно, откуда будет запущена ракета — и какая именно?» Он оглядел зал, ожидая первого вопроса.

— Как кандидаты рассматривают законопроект об образовании, который сейчас обсуждается в Сенате? — спросил кто-то, сидевший за главным столом.

Нат сосредоточился на законопроекте: по его мнению, в него необходимо внести поправки; а Эллиот в который раз напомнил присутствующим, что он получил диплом в Коннектикутском университете.

Второй вопрос был насчёт того, могут ли кандидаты гарантировать, что не будет повышен подоходный налог. Ответы были: да и да.

Третий вопрос касался отношения кандидатов к проблеме преступности — особенно подростковой. Эллиот сказал, что их всех следует сажать в тюрьму, чтобы преподать им урок. Нат не был так уверен, что тюрьма решает все проблемы, и считал, что следует учесть некоторые нововведения, которые недавно были внедрены в штате Юта.

Когда Нат сел, председатель поднялся и оглядел ресторан в ожидании следующего вопроса. Как только какой-то человек встал, не глядя на Картрайта, Нат почувствовал, что это — тот, кто получил задание подвести его под монастырь. Нат взглянул на Эллиота, но тот что-то чиркал на бумажке, делая вид, что ничего не видит.

— Да, сэр, — указал председатель на поднявшегося.

— Мистер председатель, могу я спросить, случалось ли кому-нибудь из кандидатов когда-нибудь нарушить закон?

Эллиот сразу же вскочил на ноги.

— Да, несколько раз, — сказал он. — За последнюю неделю я три раза получил штраф за незаконную стоянку, и поэтому, если я буду избран, я ослаблю ограничения на парковку в городских центрах.

Раздались аплодисменты. «Он назубок выучил роль, — подумал Нат. — Даже хронометраж отрепетирован».

Нат медленно поднялся и обратился к Эллиоту:

— Я не буду изменять правила парковки, чтобы ублажить мистера Эллиота, потому что считаю, что в наших городских центрах должно быть не больше, а меньше машин. Возможно, такая позиция непопулярна, но кто-то должен встать и предупредить людей, что если они будут пользоваться всё большим количеством машин, потребляющими всё больше бензина и выбрасывающими всё больше вредных газов, то их ожидает мрачное будущее. Мы должны оставить в наследство нашим детям хорошую экологию. Я не хочу быть избранным благодаря бойким обещаниям, которые будут забыты, как только я окажусь у власти.

Нат сел под громкие аплодисменты, надеясь, что председатель попросит кого-нибудь задать следующий вопрос, но человек, задавший предыдущий вопрос, продолжал стоять.

— Но, мистер Картрайт, вы не ответили на мой вопрос: нарушали ли вы когда-нибудь закон?

— Насколько я знаю, нет, — ответил Нат.

— Но разве это неправда, что однажды в банке Рассела вы произвели расчёт по чеку на сумму в три миллиона шестьсот тысяч долларов, хотя знали, что фонды были незаконно присвоены и подпись на чеке была поддельной?

Несколько человек начали говорить разом, и Нат подождал, пока гул затихнет.

— Да, у банка Рассела обманным путём выманила эти деньги очень умная мошенница, но поскольку именно столько денег банк был должен нашему городскому совету, у банка не было иного выбора, кроме как выплатить городскому совету полную сумму.

— В то время сообщили ли вы в полицию, что деньги украдены? В конце концов, эти деньги принадлежали вкладчикам банка Рассела, а не вам лично, — продолжал человек, задавший вопрос.

— Нет, мы не сообщили в полицию, потому что у нас были основания полагать, что деньги уже переведены за границу и нет никакой возможности их вернуть.

Как только Нат кончил говорить, он понял, что его ответ мало кого удовлетворил.

— Если вы станете губернатором, мистер Картрайт, вы будете обращаться с деньгами налогоплательщиков столь же бесцеремонным образом?

Эллиот немедленно вскочил на ноги.

— Мистер председатель! — закричал он. — Это был бесчестный вопрос и не что иное, как инсинуация и клеветническое обвинение. Давайте продолжать.

Он сел под громкие аплодисменты, а Нат остался стоять. Он не мог не восхититься наглостью Эллиота, который подстроил провокационный вопрос, а потом пришёл на выручку своему сопернику. Нат подождал тишины.

— Случай, о котором вы упомянули, произошёл больше десяти лет назад. Это была моя ошибка, о которой я сожалею, хотя парадоксальным образом она привела к огромному финансовому успеху, принёсшему прибыль всем инвесторам, потому что три и шесть десятых миллиона, которые банк Рассела вложил в проект «Сидер Вуд», стали благом для жителей Хартфорда, не говоря уже об экономике города.

Человек, задавший вопрос, всё ещё не хотел садиться.

— Несмотря на великодушное замечание мистера Эллиота, могу ли я спросить его, сообщил бы он в полицию о таком незаконном присвоении фондов?

Эллиот медленно поднялся.

— Я предпочёл бы воздержаться от комментариев, не зная подробностей данного конкретного дела, но я готов поверить мистеру Картрайту, что он не совершил никакого преступления и горячо сожалеет о своей ошибке и о том, что он тогда не сообщил об этом обмане соответствующим органам. — Он помедлил. — Однако если я стану губернатором, вы можете быть уверены, что моё правление будет открытым. Если я сделаю ошибку, то признаю её сразу же, а не десять лет спустя.

Спрашивавший сел, закончив свою работу.

После этого председателю было нелегко навести порядок. Задали ещё несколько вопросов, но ответы на них мало кто слушал: все продолжали обсуждать откровения Ната.

Когда председатель в конце концов закрыл собрание, Эллиот быстро ушёл, а Нат остался на своём месте. Он был тронут тем, сколько людей подошли и пожали ему руку, согласившись с тем, что «Сидер Вуд» оказался благом для города.

— Что ж, по крайней мере тебя не линчевали, — сказал Том, когда они с Натом уходили из ресторана.

— Нет, не линчевали, но завтра на уме у людей будет только одно: достоин ли я стать губернатором?

 

43

«Скандал из-за „Сидер Вуд“», — гласил на следующее утро заголовок газеты «Хартфорд Курант». Друг с другом рядом были помещены фотография чека и подлинная подпись Джулии. Это выглядело не очень хорошо, но, к счастью для Ната, добрая половина избирателей пошла голосовать задолго до того, как газета появилась в киосках. Нат заранее, на случай поражения, подготовил заявление о снятии своей кандидатуры; в этом заявлении он поздравлял своего противника, но не обещал поддержать его кандидатуру на пост губернатора. Когда штаб-квартира республиканцев объявила о результате первичных выборов, Нат сидел у себя в кабинете.

Том принял звонок и ворвался в кабинет Ната без стука.

— Ты победил, ты победил! — закричал он. — 11792 против 11 673: это — перевес всего лишь в сто девятнадцать голосов, но это делает тебя лидером в коллегии выборщиков — двадцать девять против двадцати семи.

На следующий день газета «Хартфорд Курант» указала, что никто из инвесторов «Сидер Вуд» не потерял денег: значит, избиратели ясно дали понять, кого они предпочитают.

Нату предстояли ещё три собрания партийных лидеров и два раунда первичных выборов, прежде чем его кандидатура должна была получить окончательное одобрение. Поэтому он был рад обнаружить, что «Сидер Вуд» быстро стал вчерашней новостью. Эллиот победил на следующем собрании партийных лидеров со счётом 19:18, а четыре дня спустя Нат выиграл первичные выборы со счётом 9702: 6379, что ещё больше увеличило его перевес перед последними первичными выборами. В коллегии выборщиков Нат теперь лидировал со счётом 116:91, и опросы общественного мнения показывали, что в городе, в котором он родился, он был на семь пунктов впереди.

На улицах Кромвеля за Ната агитировали его родители, которые сосредоточили внимание на местных избирателях, а Кэти и Льюк старались убедить молодёжь пойти голосовать. С каждым днём Нат всё более убеждался, что он победит. Газета «Хартфорд Курант» уже начинала гадать, победит ли Нат и Флетчера Давенпорта на будущих губернаторских выборах. Однако Том всё ещё настаивал, чтобы Нат всерьёз отнёсся к телевизионным дебатам с Эллиотом накануне окончательного голосования.

— Мы должны преодолеть последнее препятствие, — сказал он. — Преодолей его, и ты будешь кандидатом. В воскресенье ещё раз снова и снова пройдись по всем вопросам и приготовься ко всему, что может возникнуть в ходе дебатов. Можешь быть уверен, что Флетчер Давенпорт будет смотреть тебя по телевизору и анализировать каждое твоё слово. Если ты споткнёшься, он сразу же выпустит заявление для прессы.

Нат уже жалел, что несколько недель назад согласился провести телевизионные дебаты с Эллиотом в ночь перед последними первичными выборами. Он и Эллиот согласились, чтобы дебатами руководил Дэвид Анскотт. Анскотт был интервьюером, который больше заботился о своей популярности, чем о том, чтобы добиться ответов на важные вопросы. Том считал, что дебаты Ната с Эллиотом будут генеральной репетицией более серьёзных дебатов Ната с Флетчером, когда начнётся борьба за губернаторский пост.

Каждый день до Тома доходили известия, что добровольцы Эллиота оставляют его, а некоторые даже перешли в команду Ната, так что, когда Нат и Том пришли в телевизионную студию, оба чувствовали себя довольно уверенно. Су Лин пришла в студию вместе с мужем, а Льюк сказал, что останется дома и будет смотреть дебаты по телевизору, чтобы потом сказать отцу, как он выглядел на экране.

— Конечно, он будет сидеть на диване вместе с Кэти, — усмехнулся Нат.

— Нет, Кэти уехала домой на день рождения своей сестры, — возразила Су Лин, — и Льюк мог бы поехать вместе с ней, но, честно говоря, он очень серьёзно воспринимает роль твоего советника в вопросах молодёжи.

Вбежал Том и показал Нату последние результаты опроса общественного мнения.

Согласно ему, Нат лидировал с перевесом в шесть процентов.

— Думаю, что теперь помешать тебе стать губернатором может только Флетчер Давенпорт.

— Я успокоюсь, только когда объявят конечный результат, — сказала Су Лин. — Не забывай, какой фокус Эллиот провернул с избирательными урнами уже после того, как мы думали, что подсчёт окончен.

— Теперь он уже испробовал все фокусы, какие мог, — заверил Том.

— Хотел бы я быть в этом уверен! — ответил Нат.

Оба кандидата взошли на сцену под аплодисменты небольшой аудитории. Они встретились в центре сцены и пожали друг другу руки, но оба смотрели только на камеру.

— Это будет программа в прямом эфире, — сообщил публике Дэвид Анскотт, — и мы выйдем в эфир примерно через пять минут. Я задам несколько вопросов, а потом наступит ваша очередь. Если вы хотите задать вопрос одному из кандидатов, говорите кратко и по делу — и, пожалуйста, никаких речей.

Нат улыбнулся и оглядел аудиторию. Его взгляд остановился на человеке, который две недели назад в ресторане задал ему вопрос о «Сидер Вуде». Нат почувствовал, что у него потеют ладони, но он был уверен, что теперь-то он с этим человеком справится. Сейчас он был хорошо подготовлен.

Огни были включены, на мониторе, поставленном на сцене, пошли титры, и Дэвид Анскотт с улыбкой открыл шоу. Когда он представил участников дебатов, каждый из них сделал вступительное заявление длительностью в одну минуту, — шестьдесят секунд на телевидении могут быть очень долгим отрезком времени. После многочисленных репетиций каждый из них мог произнести своё вступительное слово даже во сне.

Анскотт начал с того, что для разминки задал пару подготовленных для него вопросов. Когда кандидаты отвечали, он не развивал затронутые ими темы, а сразу переходил к следующему вопросу, который он читал на стоявшем перед ним телевизионном суфлёре. Затем, выслушав ответы, он обращался к аудитории.

Первый вопрос, превратившийся в небольшую речь, касался свободы женского выбора — делать аборт или рожать ребёнка. Нат, видя, как отсчитываются секунды, улыбнулся. Он знал, что Эллиот по этому вопросу колеблется: он не хотел обидеть ни феминистское движение, ни своих друзей-католиков. Нат ясно дал понять, что он безоговорочно поддерживает право женщин на выбор. Эллиот, как он и ожидал, ответил уклончиво. Анскотт призвал аудиторию задавать дальнейшие вопросы.

* * *

Сидя дома перед телевизором, Флетчер записывал всё, что сказал Нат Картрайт. Нат ясно понимал принципы законопроекта об образовании, и, что важнее, он полагал, что поправки, которые Флетчер хотел внести в законопроект, были вполне разумны.

— Он — очень толковый, — сказала Энни.

— И симпатичный, — добавила Люси.

— Кто-нибудь — на моей стороне? — спросил Флетчер.

— Да, я не думаю, что он — симпатичный, — заявил Джимми. — Но он много думал о вашем законопроекте и явно считает, что это будет одним из ключевых пунктов на выборах.

— Я не знаю, симпатичный ли он, — сказала Энни. — Но ты не заметил, что при определённом повороте головы он очень похож на тебя, Флетчер?

— Ну нет, — не согласилась Люси. — Он куда красивее папы.

* * *

Третий вопрос касался контроля над оружием. Эллиот сказал, что он полностью — на стороне тех, кто стоит за свободную продажу оружия и за право каждого американца защищаться. Нат объяснил, почему он выступает за большие ограничения на продажу оружия — чтобы ситуации, как та, в которую однажды попал его сын, больше никогда не повторились.

Энни и Люси начали аплодировать — так же, как и аудитория на дебатах.

— А никто не напомнит ему, кто был в этом классе вместе с его сыном? — спросил Джимми.

— Он не нуждается в напоминании, — ответил Флетчер.

— Ещё один вопрос, — сказал Анскотт. — И пожалуйста, коротко, потому что у нас осталось очень мало времени.

Человек, задавший вопрос о «Сидер Вуде», встал. Эллиот указал на него — на случай, если Анскотт хотел выбрать кого-нибудь другого.

— Как оба кандидата намереваются решать проблему нелегальных иммигрантов?

— Какое это имеет отношение к губернатору Коннектикута? — спросил Флетчер.

Ралф Эллиот посмотрел в упор на человека, задавшего вопрос, и ответил:

— Я думаю, что от имени обоих нас могу сказать: Америка всегда должна приветствовать всех, кто угнетён и нуждается в помощи, как мы делали в течение всей нашей истории. Однако те, кто хочет въехать в нашу страну, должны, конечно, проходить процедуру проверки и соответствовать всем необходимым юридическим требованиям.

— Мне кажется, что этот ответ был подготовлен и отрепетирован, — сказал Флетчер, поворачиваясь к Энни. — Чего он хочет?

— Вы думаете так же, мистер Картрайт? — спросил Анскотт, явно удивляясь, зачем был задан этот вопрос.

— Признаюсь, Дэвид, я об этом мало думал; для штата Коннектикут эта проблема сейчас не очень важна.

— Заканчивайте, — сказал продюсер в наушники Анскотту — как раз когда человек, задавший вопрос, добавил:

— Но вы должны были об этом думать, мистер Картрайт. В конце концов, ведь ваша жена — нелегальная иммигрантка.

— Подождите, дайте ему ответить, — остановил продюсер Анскотта. — Если мы на этом закончим эфир, четверть миллиона людей будет звонить нам, чтобы узнать, каков был ответ. Наведите камеру крупным планом на Картрайта.

Среди полумиллиона людей, ждавших ответа Ната, был и Флетчер. Камера передвинулась на Эллиота, у которого на лице было удивлённое выражение.

— Мерзавец! — воскликнул Флетчер. — Ты же знал, каков будет вопрос.

Камера вернулась к Нату, но он молчал.

— Правильно ли я понимаю, — продолжал человек, задавший вопрос, — что ваша жена въехала в Америку нелегально?

— Моя жена — профессор статистики в Коннектикутском университете, — произнёс Нат, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

Анскотт слушал в наушники, чего хочет от него продюсер, потому что отпущенное ему время уже кончилось.

— Ничего не говорите, — распорядился продюсер. — Подождите. Я всегда могу дать титры, если станет скучно.

— Это, возможно, так, — продолжал человек, задавший вопрос. — Но не правда ли, что её мать, Су Кай Пен, въехала в Америку по фальшивым документам, утверждая, что она — замужем за американским военнослужащим, который на самом деле погиб за свою страну за несколько месяцев до того числа, которым датировано её свидетельство о браке?

Нат молчал.

Флетчер тоже молчал, глядя, как Картрайта растягивают на дыбе.

— Коль скоро вы, кажется, не желаете ответить на мой вопрос, мистер Картрайт, возможно, вы подтвердите, что на свидетельстве о браке она назвала себя швеёй, однако на самом деле перед приездом в Америку Су Кай Пен была проституткой в Сеуле, так что один Бог знает, кто был отцом вашей жены.

— Титры, — объявил продюсер. — Мы исчерпали своё время, но пусть камеры работают. Мы можем взять ещё несколько кадров для вечерних новостей.

Когда на мониторе замелькали титры, человек, задавший вопрос, быстро вышел из студии. Нат посмотрел на свою жену, сидевшую в третьем ряду. Она побледнела и вся дрожала.

— Конец, — сказал продюсер.

Эллиот повернулся к Анскотту.

— Это было отвратительно. Вам нужно было остановить его гораздо раньше. — И, посмотрев на Ната, добавил: — Поверьте мне, я не имел понятия…

— Ты лжёшь, — сказал Нат.

— Направьте на него камеру, — скомандовал Анскотт первому оператору. — Пусть все четыре камеры работают.

— Что это за намёк? — спросил Эллиот.

— Ты всё это подстроил. Ты даже не пытался это скрыть: ты использовал того же человека, который две недели назад спрашивал меня о проекте «Сидер Вуд». Но я могу сказать только одно: я всё-таки тебя побью.

Нат сбежал со сцены к жене, ожидавшей его за кулисами.

— Пойдём, мой цветочек, я отвезу тебя домой.

К ним подошёл Том.

— Прости, Нат, но я должен тебя спросить. Всё это — правда?

— Да, всё — правда, — ответил Нат. — И, предупреждая твой вопрос, могу сказать: я всё это знал с тех пор, как мы поженились.

— Отвези Су Лин домой, — посоветовал Том. — И, что бы ты ни делал, не говори с журналистами.

— Не волнуйся, — сказал Нат. — И можешь от моего имени выпустить заявление о том, что я снимаю свою кандидатуру. Я не хочу, чтобы мою семью протаскивали через всю эту грязь.

— Не принимай поспешных решений, о которых ты потом пожалеешь. Утром мы обсудим, что нужно делать.

Нат взял Су Лин за руку и повел её к стоянке машин.

— Желаю удачи! — прокричал кто-то из его сторонников, когда Нат открывал дверцу для своей жены.

Не отвечая на приветствия, Нат быстро отъехал. Он посмотрел на Су Лин: она барабанила пальцами по приборному щитку. Нат снял руку с баранки и нежно положил её на колено Су Лин.

— Я люблю тебя, — произнёс он. — И я всегда буду тебя любить. Ничто и никто этого не сможет изменить.

— Как Эллиот узнал?

— Наверно, он нанял частных детективов, которые переворошили всё моё прошлое.

— И когда про тебя он ничего не нашёл, то переключился на меня и мою мать, — прошептала Су Лин. После долгого молчания она добавила: — Я не хочу, чтобы ты снимал свою кандидатуру. Мне просто жаль Льюка. Он всё принимает так близко к сердцу. Если бы Кэти осталась у нас ещё хоть на день!

— Я позабочусь о Льюке. А ты поезжай к матери и привези её к нам на ночь.

— Я позвоню ей, как только мы приедем, — сказала Су Лин. — Может быть, она даже не смотрела передачу.

— Вряд ли, — усомнился Нат, сворачивая на подъездную дорожку. — Она — моя самая преданная сторонница, и она не пропускает ни одной передачи.

В обнимку они пошли к дому. Все огни в доме были погашены, кроме спальни Льюка. Нат всунул ключ в замок и, открывая дверь, сказал:

— Пойди позвони матери, а я пойду проведать Льюка.

Су Лин подняла трубку в холле, а Нат медленно поднялся по лестнице, пытаясь собраться с мыслями. Он знал, что Льюк ожидает от него правдивого ответа на любой вопрос. Нат прошёл по коридору, осторожно постучал в дверь Льюка и спросил:

— Льюк, можно войти?

Никто не ответил. Он открыл дверь и заглянул внутрь, но Льюка не было в кровати, и на стуле не было аккуратно сложенной одежды. Нат подумал, что Льюк пошёл к бабушке, чтобы побыть с ней. Он выключил свет и услышал голос Су Лин, которая разговаривала со своей матерью. Он хотел было спуститься к ней, но заметил, что Льюк оставил свет в ванной, и решил его выключить.

Он открыл дверь ванной. Несколько секунд ошеломлённо смотрел вверх на своего сына. Затем упал на колени, не в силах снова взглянуть вверх, хотя понимал, что ему придётся снять висящее тело Льюка, чтобы оно не осталось в памяти Су Лин.

* * *

Энни взяла трубку.

— Это — Чарли из газеты «Хартфорд Курант», — сказала она, передавая трубку мужу.

— Вы видели передачу? — спросил редактор политического отдела газеты.

— Да, — ответил Флетчер.

— Хотите вы сделать какое-нибудь заявление относительно того, что жена вашего будущего противника была нелегальной иммигранткой, а её мать — проституткой?

— Да, я думаю, что Дэвид Анскотт должен был прервать человека, который задал этот вопрос. Это с самого начала был заранее обдуманный дешёвый трюк.

— Могу я вас процитировать? — Джимми отчаянно закрутил головой.

— Да, можете, — сказал Флетчер. — Потому что по сравнению с этим всё, что делал Никсон, — всего лишь детская игра.

— Вы будете рады услышать, сенатор, что ваша реакция полностью совпадает с общественным мнением. На телевидение звонят сотни людей, которые выражают своё сочувствие Нату Картрайту и его жене, и я думаю, что на завтрашних первичных выборах он победит с разгромным счётом.

— Это сделает моё положение ещё труднее, — признал Флетчер, — но, по крайней мере, авось, приведёт к чему-то хорошему. Наконец-то все узнают правду про этого мерзавца Эллиота.

— Я не уверен, что это было разумно, — заметил Джимми.

— Конечно, нет, — ответил Флетчер. — Но то же сказал бы и твой отец.

* * *

Когда приехала «скорая помощь», чтобы отвезти тело Льюка в больницу, Нат тоже решил ехать, пока его мать тщетно пыталась утешить Су Лин. Нат поцеловал её и сказал:

— Я сразу же вернусь.

Двум санитарам, которые сели рядом с телом Льюка, он объяснил, что поедет за ними в своей машине. Они кивнули.

В больнице все старались выразить ему своё сочувствие, но нужно было заполнить какие-то документы и выполнить разные формальности. Когда всё было кончено, его оставили одного. Он поцеловал Льюка в лоб и отвернулся, увидев у него на шее красные и чёрные кровоподтёки; он знал, что память об этом останется у него на всю жизнь.

Когда тело Льюка с головой покрыли белой простынёй, Нат вышел. Ему нужно было вернуться к Су Лин, но сначала он должен был ещё кое-куда заехать.

Когда Нат ехал из больницы, его гнев усиливался с каждой милей. Хотя раньше он никогда там не был, он точно знал, где находится этот дом. Когда он в конце концов свернул на подъездную дорожку, то увидел, что на первом этаже горит свет. Он поставил машину и медленно пошёл к дому. Он должен был сохранять спокойствие. Когда он подошёл ко входной двери, то услышал, что изнутри слышатся взволнованные голоса: мужской и женский. Они о чём-то спорили, не зная, что снаружи их слышно. Нат позвонил, и голоса сразу же замолкли, как будто кто-то выключил телевизор. Через несколько секунд дверь распахнулась, и Нат оказался лицом к лицу с человеком, которого считал виновным в смерти Льюка.

Ралф Эллиот выглядел удивлённым, но быстро оправился. Он хотел было захлопнуть дверь перед Натом, но тот загородил её плечом. Удар Ната пришёлся Эллиоту по носу, и тот пошатнулся, но удержался на ногах и побежал по коридору. Нат последовал за ним и оказался у него в кабинете. Он оглянулся, ища женщину, говорившую с Эллиотом, но Ребекки не было видно. Тогда он снова взглянул на Эллиота: тот открыл ящик стола, вынул оттуда пистолет и направил его на Ната.

— Пошёл вон из моего дома, или я тебя убью, — крикнул он; из носа у него сочилась кровь.

— Не думаю, — сказал Нат. — После того трюка, который ты сегодня выкинул, никто тебе больше ни в чём не поверит.

— Нет, поверят, потому что у меня есть свидетельница. Не забудь, Ребекка видела, как ты вломился ко мне в дом с угрозами и напал на меня.

Нат двинулся на Эллиота, готовый ещё раз его ударить. Эллиот отступил назад и потерял равновесие, наткнувшись на ручку кресла. Пистолет вылетел у него из руки; раздался выстрел. Нат кинулся на Эллиота и повалил его на пол. Упёршись коленом ему в пах, так что Эллиот согнулся пополам, Нат схватил пистолет и направил дуло на Эллиота, лицо которого было искажено страхом.

— Ты подсадил своего человека в студию, разве нет? — сказал Нат.

— Да, да, но я не знал, что он зайдёт так далеко; и ты, конечно, не убьёшь человека за то…

— За то, что он виновен в смерти моего сына?

Эллиот смертельно побледнел.

— Да, я тебя убил бы, — Нат прижал дуло пистолета ко лбу Эллиота. — Но я тебя не убью, — продолжил он, опуская пистолет, — потому что это был бы слишком лёгкий выход для труса. Нет, я желаю тебе испытать более медленную смерть — годы и годы всеобщего презрения. Завтра ты узнаешь, что действительно думают о тебе жители Хартфорда, а потом ты испытаешь последнее унижение — ты увидишь, как я стану губернатором штата.

Нат поднялся, спокойно положил пистолет на край стола, повернулся и вышел из комнаты. В коридоре он увидел Ребекку, скорчившуюся в углу. Он вышел из дома и сел в машину.

Когда Нат выезжал за ворота, раздался выстрел.

* * *

Телефон у Флетчера звонил каждые несколько минут. Энни поднимала трубку и объясняла всем звонившим, что её мужу нечего сказать и что он только что послал своё соболезнование мистеру и миссис Картрайт.

После полуночи Энни отключила телефон и поднялась наверх. Хотя в спальне горел свет, к её удивлению, Флетчера там не было. Она снова спустилась вниз в его кабинет. У него на столе, как обычно, громоздились кипы бумаг, но его не было и там. Она снова поднялась наверх и заметила, что из-под двери спальни Люси пробивается свет. Энни медленно повернула ручку и осторожно открыла дверь — на случай, если Люси уснула при свете. Она увидела, что её муж сидит на кровати, сжимая в объятиях спящую девочку. По его лицу текли слёзы. Он повернулся к жене.

— Губернаторство этого не стоит, — сказал он.

* * *

Когда Нат приехал домой, его мать сидела на диване вместе с Су Лин. Лицо Су Лин было пепельно-серым, глаза потухли; за несколько часов она постарела на десять лет.

— Я пока пойду, — сказала Сьюзен. — Но вернусь рано утром. Не беспокойся, я знаю, как выйти.

Нат наклонился, поцеловал мать и сел рядом с женой, молча обняв её. Сказать было нечего.

Он не помнил, сколько времени они так просидели, когда на улице послышался звук полицейской сирены. Нат подумал, что этот звук скоро затихнет, но он становился всё громче и громче и прекратился только тогда, когда машина остановилась перед его домом. Затем Нат услышал, как захлопнулась дверца машины, послышались тяжёлые шаги, кто-то стал стучать во входную дверь.

Он снял руку с плеча Су Лин и устало пошёл к двери. Открыв её, он увидел, что на пороге стоит начальник полиции Дон Калвер, а рядом с ним — двое полисменов.

— В чём дело, шеф?

— Прошу прощения, я знаю, что вам пришлось пережить, — сказал Калвер. — Но вынужден вас арестовать.

— За что? — недоумённо спросил Нат.

— За убийство Ралфа Эллиота.