Авелю понадобилось три месяца, чтобы оценить истинный масштаб проблем, стоявших перед «Ричмонд Континентал», и выяснить, почему отель обходится так дорого. Он делал вид, что смотрит за всем вполглаза, чтобы остальные не догадывались, а на самом деле двенадцать недель внимательнейшим образом наблюдал за происходящим и пришёл к простому заключению: все доходы отеля разворовывались. Прислуга «Ричмонда» состояла между собой в сговоре, причём в таких масштабах, которых даже Авель не встречал в своей жизни. Впрочем, эта система не приняла во внимание нового заместителя управляющего, которому в прошлом приходилось воровать у русских хлеб, чтобы остаться в живых. Главной проблемой Авеля была необходимость действовать втайне от всех: никто ни о чём не должен был догадываться, пока он не заглянул в каждый уголок.

Ему не понадобилось много времени, чтобы понять: в каждом подразделении была своя система воровства. Обман начинался уже на входе, где администраторы регистрировали только восемь из десяти приезжающих, прикарманивая деньги, которые им платили оставшиеся двое. Процедура, которой они пользовались, была довольно простой, и если бы кто-то попробовал применить её в нью-йоркской «Плазе», то был бы раскрыт через несколько минут и тут же уволен. Главный дежурный администратор выбирал из числа гостей пару постарше, которая приехала из другого штата и только на одну ночь, аккуратно убеждался, что в городе у них нет деловых контактов, и просто «забывал» внести их имена в книгу регистраций. Если на следующее утро посетители расплачивались наличными, то деньги прикарманивались, а им «забывали» дать расписаться в книге, и получалось так, что никакого упоминания об их пребывании в гостинице не оставалось.

В ресторане система была тоньше. Конечно, любые посетители, желавшие пообедать или поужинать, расплачивались наличными. Авель и не предполагал иного, но ему понадобилось чуть больше времени, чтобы проверить счета ресторана и увидеть, что администраторы на входе работают вместе с ресторанной прислугой, а ресторанные счета гостям, которых не зарегистрировали при поселении, не выписываются. А на всё это накладывались ещё фиктивные счета за ремонт, фиктивные акты на списание продуктов, испорченное постельное бельё и даже пропажу матраса. Внимательно проверив каждую службу, Авель пришёл к выводу, что более половины всего персонала «Ричмонда» замешаны в этом заговоре и ни одно подразделение полностью не свободно от воров.

Когда Авель только появился в «Ричмонде», то сразу задался вопросом: почему же управляющий Дезмонд Пэйси так долго не замечает того, что творится у него под самым носом? Поначалу Авель ошибочно предполагал, что причина в том, что этот человек был ленив и неповоротлив и не успевал реагировать на жалобы. Он не сразу догадался, что ленивый управляющий и был изобретателем и вдохновителем этой системы, – вот почему она так хорошо функционировала.

Пэйси работал в Ричмондской сети более тридцати лет. В то или иное время он занимал руководящие посты в каждом из отелей, и Авелю стало страшно за финансовое состояние других гостиниц. Более того, Дезмонд Пэйси был близким другом владельца всех отелей Дэвиса Лероя. Чикагский «Ричмонд» терял более тридцати тысяч долларов в год, и Авель прекрасно знал, что это положение могло быть исправлено за пару дней увольнением половины персонала, начиная с Дезмонда Пэйси. Но в этом и состояла проблема, поскольку Дэвис Лерой за тридцать лет мало кого уволил. Он просто смирялся с проблемой в надежде на то, что со временем она исчезнет сама собой.

Авель знал, что единственный способ поправить положение дел – это откровенный разговор с Дэвисом Лероем, и с этой целью он в самом начале 1928 года сел на Центральном вокзале в вагон экспресса «Сент-Луис и Миссури Пасифик» и отправился в Даллас. С собой он вёз двухсотстраничный отчёт, на составление которого в маленькой комнатке в пристройке для персонала ему понадобились три месяца.

Дэвис Лерой смотрел на него с неудовольствием.

– Все эти люди – мои друзья, – были его первые слова после того, как он закрыл досье. – Некоторые из них работают со мной тридцать лет. Чёрт побери, в таком бизнесе всегда что-то прилипает к рукам, но ведь, как вы говорите, за моей спиной они грабят меня вчистую, так?

– Причём некоторые из них – в течение этих тридцати лет, – заметил Авель.

– Чёрт побери, и что же мне делать? – воскликнул Лерой.

– Я могу остановить грабёж хоть завтра, если вы уберёте Дезмонда Пэйси и дадите мне возможность уволить каждого, кто замешан в воровстве.

– Эх, Авель, если бы проблема решалась так просто, как вы говорите…

– Проблема решается именно так просто, – сказал Авель. – И, если вы не позволите мне разобраться с виновными, можете отправить меня в отставку немедленно, поскольку я не хочу оставаться служащим отеля, которым управляют воры.

– А нельзя ли просто понизить Дезмонда Пэйси до помощника управляющего? Я бы назначил управляющим вас, и решение проблемы оказалось бы в ваших руках.

– Ни в коем случае, – возразил Авель. – По контракту, Пэйси должен проработать ещё два года, и он крепко держит в руках весь персонал «Ричмонда», так что к тому времени, когда я призову его к порядку, вы уже обанкротитесь, поскольку, как я подозреваю, остальные ваши отели управляются таким же плутовским образом. Если вы хотите переломить тенденцию в Чикаго, то вам надо принять твёрдое решение по поводу Пэйси прямо сейчас или разориться. Решайте.

– Говорят, что мы, техасцы, всегда высказываемся откровенно, но даже нам далеко до вас, Авель. Хорошо, вы получите необходимые полномочия. Поздравляю вас, вы назначены новым управляющим отеля «Ричмонд» в Чикаго. Дождитесь, когда о вашем прибытии услышит Аль Капоне, тогда он сбежит ко мне, и мы будем вместе наслаждаться миром и покоем великого Южного Запада. – Лерой встал и потрепал своего нового управляющего по плечу. – Авель, мальчик мой, не считайте меня неблагодарным. Вы проделали в Чикаго огромную работу, и с нынешнего дня я буду считать вас своей правой рукой. Буду честен, Авель, с вами мои операции на бирже идут так успешно, что я даже не замечаю своих потерь. Слава Богу, у меня есть один честный друг! Останьтесь на ночь, мы поужинаем.

– Был бы рад разделить ваш кров, мистер Лерой, но по соображениям личного порядка хочу провести эту ночь в далласском «Ричмонде».

– Вы хотите, чтобы никто не смог соскочить с вашего крючка, не так ли, Авель?

– Да, если можно.

В тот вечер Дэвис Лерой угостил Авеля богатым ужином, они выпили виски – чуть больше, чем следует, но Дэвис говорил, что это всего лишь южное гостеприимство. Он также сказал Авелю, что скоро начнёт искать кандидата на пост управляющего всей сетью «Ричмонд», чтобы самому немного отойти от дел.

– А вы уверены, что вам нужен глупый поляк? – заплетающимся языком спросил сильно выпивший Авель.

– Авель, это я был глупцом. Если бы вы не открыли мне глаза на этих воришек, я мог бы разориться. Но теперь, когда я знаю правду, мы вычистим их вместе, и у вас будет шанс вернуть группу «Ричмонд» на карту Америки.

– За это я выпью. – Авель дрожащей рукой поднял бокал. – А также за долгое и успешное партнёрство.

– Давай, мальчик, задай им жару…

В далласском «Ричмонде» Авель представился вымышленным именем и подчёркнутым тоном сказал администратору, что проведёт в отеле только одну ночь. Когда утром он увидел квитанцию о приёме наличных брошенной в мусорную корзину, то понял, что его подозрения подтверждаются. Проблема была не только в Чикаго. Он позвонил Дэвису Лерою и предупредил его, что болезнь поразила всю сеть.

Авель вернулся назад тем же поездом, на котором уезжал. Долина Миссисипи простиралась по обе стороны железной дороги, разорённая прошлогодним наводнением, а он думал о том, какое опустошение он принесёт, когда вернётся в чикагский «Ричмонд».

Когда ранним утром Авель приехал в отель, на месте не оказалось ни одного носильщика, а за стойкой стоял только дежурный администратор. Авель решил: пусть выспятся перед тем, как он попрощается с ними. Мальчик-коридорный открыл ему дверь, и он прошёл к себе в пристройку.

– Удачно съездили, мистер Росновский? – спросил коридорный.

– Да, спасибо. А как дела здесь?

– Всё тихо.

«Завтра в это же время здесь будет ещё тише, – подумал Авель, – ведь, кроме тебя, никого не останется».

Он распаковал вещи и попросил подать ему в комнату лёгкую закуску, на что понадобился час. Наконец он допил свой кофе, разделся и встал под холодный душ, размышляя о своих планах на следующий день. Авель выбрал прекрасное время для своих боевых действий – начало февраля, отель был заполнен только на двадцать пять процентов, и он был уверен, что сможет справиться с «Ричмондом» при вдвое меньшем штате прислуги. Авель лёг в постель, сбросил подушку на пол и крепко заснул, как и остальной персонал, который ни о чём не догадывался.

Дезмонду Пэйси, которого все в «Ричмонде» называли «Ленивый Пэйси», было шестьдесят два года. Он страдал от огромного избыточного веса, что заставляло его двигаться очень медленно на своих коротких ножках. При Дезмонде Пэйси в «Ричмонде» сменилось семь – а может быть, восемь – помощников управляющего. Кто-то жадничал и требовал увеличения своей доли, кто-то даже не понимал, как работает система. И Пэйси решил, что поляк ничуть не лучше других. Он мурлыкал что-то себе под нос, медленно направляясь к кабинету Авеля на ежедневное совещание в десять утра. Было уже семнадцать минут одиннадцатого.

– Извините, что заставил вас ждать, – сказал управляющий тоном, в котором извинениями и не пахло.

Авель ничего не ответил.

– Меня задержали администраторы на регистрации. Знаете, как это бывает…

Авель теперь точно знал, как это бывает.

Он медленно выдвинул ящик стола и вытащил на свет сорок смятых счетов, некоторые из которых были склеены из четырёх или восьми кусков. Он нашёл их в мусорной корзине после того, как уезжали гости, платившие наличными, но не зарегистрированные в книге постояльцев. Авель следил за лицом управляющего, который пытался догадаться, что это, – ведь счета лежали перед ним вверх ногами.

Дезмонд Пэйси не догадывался, в чём дело. Да ему и не хотелось ни во что вникать. Если даже глупый поляк уяснил систему, он может либо стать её частью, либо уйти. Пэйси подумал о том, какой процент он мог бы предложить. Может быть, приличный номер в гостинице заставит поляка замолчать на какое-то время?

– Вы уволены, Пэйси, и я хочу, чтобы вы покинули здание через час.

Дезмонд Пэйси даже не прислушался к словам, поскольку просто не поверил им.

– Что, что вы сказали? Кажется, я не расслышал вас.

– Вы всё прекрасно слышали, – возразил Авель. – Вы уволены.

– Вы не можете меня уволить. Я управляющий и работаю в группе «Ричмонд» более тридцати лет. Если и есть необходимость кого-то уволить, то этим занимаюсь я. Боже правый, да кто вы такой?

– Я – новый управляющий.

– Кто-о?

– Новый управляющий, – повторил Авель. – Мистер Лерой назначил меня вчера, а я уволил вас, мистер Пэйси.

– За что?

– За воровство в особо крупных размерах.

Авель перевернул счета, чтобы человек в очках мог их разглядеть.

– Каждый из этих гостей заплатил за номер, но на счёт «Ричмонда» не поступило ни цента. И все документы объединяет одно обстоятельство – они подписаны вами.

– Вы ничего не докажете и за сотню лет.

– Я знаю, – согласился Авель. – Вы создали хорошую систему. Что ж, теперь вы можете пойти и создать такую же где-то ещё, потому здесь удача вам изменила. У поляков есть старая поговорка, мистер Пэйси: «Повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову сложить». Вот ваша голова и покатилась, а вы – уволены.

– У вас нет полномочий увольнять меня! – воскликнул Пэйси, и на его лбу – несмотря на прохладу февральского дня – появились капельки пота. – Дэвис Лерой – мой близкий друг. Только он может уволить меня. Вы всего несколько месяцев назад приехали из Нью-Йорка. Он даже не станет вас слушать, после того как я поговорю с ним. Я могу вышвырнуть вас из отеля одним телефонным звонком.

– Валяйте, – сказал Авель.

Он поднял трубку и попросил телефонистку соединить его с Дэвисом Лероем в Далласе. Два человека в молчании ждали ответа, не сводя друг с друга глаз. Теперь пот выступил на кончике носа Пэйси. На секунду у Авеля возникло сомнение, что его новый работодатель сможет не поддаться.

– Доброе утро, мистер Лерой. Это – Авель Росновский, я звоню из Чикаго. Я только что уволил Дезмонда Пэйси, и он хочет поговорить с вами.

Пэйси дрожащей рукой взял трубку. Он вслушивался в голос на том конце провода.

– Но, Дэвис, я… Что же мне делать? Клянусь, всё не так… Это какая-то ошибка.

Авель услышал, как на том конце повесили трубку.

– Мистер Пэйси, у вас есть час, или я передам эти счета в полицию Чикаго.

– Нет, подождите, не спешите так, – сказал Пэйси, и его тон внезапно резко изменился. – Мы могли бы ввести вас в курс всех дел, у вас появился бы постоянный источник дохода. Давайте продолжим управлять отелем вместе, это был бы самый разумный выход. Вы бы получали гораздо больше денег, чем помощник управляющего, а мы ведь оба знаем, что Дэвис может себе это позволить.

– Я больше не помощник управляющего, мистер Пэйси. Я – управляющий, поэтому убирайтесь, пока я не вышвырнул вас!

– Ах ты, чёртов поляк! – взорвался бывший управляющий, поняв, что у него на руках больше не осталось карт и он проиграл. – Ты не по чину хватил, и скоро тебя поставят на место.

Пэйси ушёл. К обеду к нему присоединились старший официант, шеф-повар, старший кастелян, старший администратор, старший коридорный и ещё семнадцать сотрудников «Ричмонда», в отношении которых у Авеля не было никакой надежды на их исправление. Во второй половине дня он собрал оставшийся персонал и подробно объяснил, почему принятые им меры были необходимы, и заверил их, что они могут не беспокоиться за свои рабочие места.

– Но, если я обнаружу хотя бы доллар, – сказал Авель, – повторяю, всего один доллар, который уйдёт не по назначению, виновный в этом будет уволен немедленно и без пособий и рекомендаций. Я понятно выразился?

Никто не произнёс ни слова.

За следующие две недели уволилось ещё несколько человек из персонала «Ричмонда», ибо стало окончательно ясно, что Авель не собирается продолжать действовать по системе Дезмонда Пэйси, только теперь в свою пользу.

К концу марта Авель пригласил четырёх сотрудников «Плазы» присоединиться к нему в «Ричмонде». Всех их объединяли три основные черты: они были молоды, амбициозны и честны. В течение шести месяцев из ста десяти человек первоначального персонала «Ричмонда» осталось только тридцать семь. В конце первого года Авель распил с Дэвисом Лероем бутылку шампанского, чтобы отметить годовые результаты чикагского «Ричмонда». Отчётность показывала прибыль в три тысячи четыреста восемьдесят шесть долларов. Немного, но это была первая прибыль, которую отель показал за тридцать лет своего существования. В 1929 году Авель рассчитывал получить более двадцати пяти тысяч долларов прибыли.

На Дэвиса Лероя это произвело огромное впечатление. Он раз в месяц приезжал в Чикаго и постоянно полагался на рекомендации Авеля, даже согласился с ним в том, что происходившее в чикагском «Ричмонде» вполне могло иметь место и в других отелях сети. Авель хотел сначала добиться того, чтобы отель в Чикаго начал результативно работать по новым правилам, и только потом подумать о внедрении их в других отелях; Лерой соглашался, но всё время говорил, что возьмёт Авеля в партнёры, как только тот наведёт везде такой же порядок, как в Чикаго.

Теперь, когда Дэвис приезжал в Чикаго, они вместе ходили на бейсбол и скачки. Однажды, когда Лерой потерял семьсот долларов, не угадав ни одной лошади в шести заездах подряд, он в сердцах всплеснул руками и сказал:

– Сдались мне эти лошади! Авель, ты лучшая ставка, которую я делал в жизни.

Во время таких визитов Мелани Лерой всегда обедала вместе с отцом. Спокойная, красивая, со стройной фигурой и длинными ногами, притягивавшими к себе взгляды многих постояльцев отеля, она относилась к Авелю несколько свысока, что не позволяло ему надеяться на осуществление надежд, которые он на неё возлагал. К тому же она так и не предложила ему обращаться к ней «Мелани», а не «мисс Лерой». Она немного изменила своё отношение, только когда узнала, что у него есть диплом Колумбийского университета по экономике и что он разбирается в будущих поступлениях наличности лучше, чем они с отцом. Теперь время от времени она обедала наедине с Авелем в отеле и просила его помочь в работе над дипломом на тему свободных искусств, который она писала в университете Чикаго. Осмелев, он сопровождал её на концерты и в театр и уже начинал чувствовать ревность собственника, когда она приводила в ресторан отеля других молодых людей, хотя она никогда не появлялась дважды с одним и тем же юношей.

Под железной рукой Авеля уровень ресторана поднялся так высоко, что даже те, кто жил в Чикаго тридцать лет и не догадывался, что такое место в городе существует, стали специально заходить сюда по субботам, чтобы насладиться изысканной кухней. Авель переодел весь персонал гостиницы в красивую зелёно-золотую униформу. Однажды один из гостей, который ежегодно останавливался в «Ричмонде» на неделю, войдя в привычную дверь, тут же вышел: он посчитал, что попал не туда. А когда Аль Капоне заказал в отдельном кабинете обед на шестнадцать персон, чтобы отметить свой тридцатый день рождения, Авель понял, что добился успеха.

В это время росло и личное состояние Авеля, ведь фондовый рынок был на подъёме. Когда он уходил из «Плазы», у него было восемь тысяч долларов, через восемнадцать месяцев на его брокерском счету лежало более тридцати тысяч. Авель был уверен, что рост рынка продолжится, и всё время реинвестировал прибыль. Его личные потребности по-прежнему оставались весьма скромными. Он купил два новых костюма и свою первую пару лакированных ботинок. Жильё и питание обеспечивал отель, а на карманные расходы ему требовалось немного. Казалось, впереди его ждёт самое блестящее будущее. Более тридцати лет все счета «Ричмонда» велись банком «Континентал Траст», поэтому Авель перевёл туда свои деньги, как только приехал в Чикаго, и каждый день бывал в этом банке, внося на счёт отеля выручку предыдущего дня. Однажды пятничным утром он был удивлён, получив уведомление от управляющего банком: тот просил его зайти. Авель знал, что никогда не позволял себе отрицательного остатка по счёту, и потому предположил, что разговор пойдёт о делах «Ричмонда». Вряд ли у банка могли быть какие-либо претензии, ведь текущий счёт отеля впервые за тридцать лет был положительным. Младший клерк провёл Авеля по лабиринту коридоров, и они подошли к красивой деревянной двери. Негромкий стук – и его пригласили пройти к управляющему.

– Меня зовут Кертис Фентон, – представился человек, сидящий за столом, протягивая ему руку и приглашая сесть в кресло зелёной кожи. Это был опрятный полный человек в полукруглых очках, безупречно белый воротничок и чёрный галстук прекрасно гармонировали с его костюмом тройкой.

– Благодарю вас, – сказал Авель нервно.

Вся обстановка встречи заставила его вспомнить прошлое, и воспоминания эти были ему неприятны, поскольку были связаны со страхом, вызванным неуверенностью в том, как будут развиваться события дальше.

– Я сначала хотел пригласить вас на ланч, мистер Росновский…

Авель немного успокоился. Он слишком хорошо знал, что банковские управляющие не раздают бесплатных обедов, если им надо сообщить что-нибудь неприятное.

– …но возникли некоторые обстоятельства, которые потребовали немедленных мер, и я надеюсь, вы не будете возражать, если я приступлю к обсуждению проблемы безотлагательно. Перейду прямо к делу, мистер Росновский. В числе весьма уважаемых мною клиентов есть некая пожилая дама, мисс Эми Лерой, – это имя заставило Авеля сесть прямо, – которая владеет двадцатью пятью процентами акций группы «Ричмонд». Она уже не раз предлагала этот актив своему брату мистеру Дэвису Лерою, но тот не выказал никакого интереса к выкупу доли мисс Эми. Я могу понять резоны мистера Лероя. У него и так семьдесят пять процентов, и осмелюсь предположить, что ему и в голову не приходит задуматься об остальных двадцати пяти процентах, – именно так разделил наследство их покойный отец. Тем не менее, мисс Лерой всё ещё намерена избавиться от своей доли, поскольку она ни разу не принесла ей дивидендов.

Авель был очень удивлён, услышав всё это.

– Мистер Лерой сообщил нам, что не имеет возражений против продажи ею акций, а сама она считает, что в её возрасте лучше иметь на руках некоторую наличность, чем ждать у моря погоды. Исходя из сказанного, мистер Росновский, я посчитал нужным сообщить вам об этой ситуации, вдруг вы тем или иным образом знаете человека, интересующегося гостиничным бизнесом и, как следствие, заинтересованного в покупке акций моей клиентки.

– А сколько мисс Лерой хочет получить за свои акции? – спросил Авель.

– Я думаю, она удовлетворится суммой в шестьдесят пять тысяч долларов.

– Шестьдесят пять тысяч – это довольно много за акции, которые ни разу не принесли дохода, – заметил Авель. – Мало того, надежд на то, что положение улучшится через несколько лет, нет.

– Ну, – сказал Кертис Фентон, – следует принять во внимание и стоимость одиннадцати отелей.

– Но контроль над компанией всё равно останется в руках мистера Лероя, а это превращает двадцать пять процентов мисс Лерой в простые бумажки.

– Ну же, ну же, мистер Росновский, двадцать пять процентов от одиннадцати отелей – это вполне выгодная инвестиция, и всего за шестьдесят пять тысяч долларов.

– Но только не в том случае, когда полный контроль в руках Дэвиса Лероя. Предложите мисс Лерой сорок тысяч, и я, возможно, смогу найти человека, который заинтересуется этой сделкой.

– А вам не кажется, что может найтись человек, который предложит более высокую цену? – И брови Фентона поднялись кверху.

– Ни центом больше, мистер Фентон.

Управляющий медленно соединил кончики пальцев обеих рук. Он понял намерения Авеля, и этот факт был ему приятен.

– В таком случае, мне только остаётся выяснить отношение мисс Эми к такому предложению. Как только она даст мне указания, я свяжусь с вами.

Авель вышел из кабинета Кертиса Фентона, и его сердце билось так же часто, как в тот момент, когда он входил туда. Он поспешил в отель, чтобы ещё раз проверить состояние своих личных активов. На его брокерском счету лежало тридцать три тысячи сто двенадцать долларов, а на текущем – три тысячи восемь. Авель попытался заняться своей обычной работой. Но оказалось, он не может ни на чём сосредоточиться, он всё время думал о том, что ответит мисс Эми Лерой на предложение, и уже грезил наяву о том, что он сделает, когда станет владельцем двадцати пяти процентов группы «Ричмонд».

Некоторое время он колебался, стоит ли сообщать о своём предложении Дэвису Лерою, ведь жизнерадостный техасец мог принять его амбиции за угрозу. Но спустя пару дней, во время которых он с разных сторон обдумывал проблему, он решил, что наиболее правильным будет звонок Дэвису Лерою и ознакомление его со своими намерениями.

– Хочу, чтобы вы знали, почему я это делаю, мистер Лерой. Я верю в то, что у группы «Ричмонд» впереди великое будущее, и будьте уверены, я буду работать ещё лучше, когда буду знать, что и мои собственные деньги работают на меня. – Он помолчал. – Но, если вы захотите выкупить эти двадцать пять процентов сами, я, конечно же, отнесусь к этому с пониманием.

К его удивлению, собеседник предложенной лазейкой не воспользовался.

– Авель, послушай меня, если ты так уверен в группе, действуй, мой мальчик, выкупай у Эми её долю. Буду горд получить тебя в качестве партнёра. Ты заработал это место. Кстати, на следующей неделе я приеду на игру «Ред Кабз». Так что увидимся.

Авель был на седьмом небе от счастья.

– Благодарю вас, Дэвис, у вас никогда не будет причин жалеть о вашем решении.

– Уверен в этом, старина.

Неделю спустя Авель снова появился в банке. Теперь уже он попросил проводить его к управляющему. Он ещё раз опустился в кресло из зелёной кожи и стал ждать, когда мистер Фентон заговорит.

– К моему удивлению, – начал Кертис Фентон, который вовсе не выглядел удивлённым, – мисс Лерой приняла предложение продать свои двадцать пять процентов акций группы «Ричмонд» за сорок тысяч долларов. – Он сделал паузу и поднял глаза на Авеля. – Теперь, когда у меня есть её согласие, я должен спросить вас, можете ли вы раскрыть имя покупателя.

– Да, – ответил Авель уверенно. – Акции покупаю я.

– Так, мистер Росновский. – Фентон опять никак не выразил своего удивления. – Могу я попросить вас рассказать, как вы собираетесь обеспечить сорок тысяч долларов?

– Я обращу в наличность все мои акции и сниму деньги с личного счёта, после чего мне останется собрать чуть меньше четырёх тысяч. Но я надеюсь, что вы прокредитуете меня на эту сумму, раз вы так уверены в том, что акции группы «Ричмонд» недооценены. Да к тому же, четыре тысячи долларов – это примерно столько, сколько составят комиссионные банка по этой сделке.

Кертис Фентон заморгал и застыл неподвижно. Джентльмены не должны позволять себе таких замечаний в его кабинете, которые были тем болезненнее, что Авель совершенно точно расставил все акценты.

– Вы позволите мне взять небольшой перерыв, чтобы обдумать ваше предложение, мистер Росновский?

– Если придётся ждать слишком долго, я обойдусь вообще без вашего кредита, – сказал Авель. – С сегодняшней скоростью роста рынка мои активы очень быстро достигнут сорока тысяч.

Авелю пришлось прождать неделю, пока «Континентал Траст» сообщил ему, что намерен оказать ему поддержку. Он тут же снял деньги со всех своих счетов, взял кредит на четыре тысячи долларов, и теперь у него на руках были искомые сорок тысяч.

В течение шести месяцев Авель смог выплатить кредит в четыре тысячи долларов, продавая и покупая акции в период с марта по август 1929 года; то были лучшие дни на фондовом рынке за всю его историю.

К сентябрю его счета опять немного пополнились, он даже смог позволить себе новый «Бьюик» – ведь он теперь был владельцем двадцати пяти процентов акций гостиничной сети «Ричмонд». Авель радовался тому, что занял такую прочную позицию в империи Дэвиса Лероя. Это давало ему основания начать охоту за его дочерью и остальными семьюдесятью пятью процентами акций.

В начале октября Авель пригласил Мелани на концерт из произведений Моцарта в чикагский Симфони-холл. Он надел свой самый красивый костюм, который только лишний раз подчеркнул, что он несколько растолстел, и свою первую шёлковую бабочку, посмотрел на себя в зеркало и обрёл уверенность в том, что вечер завершится успехом. После окончания концерта Авель решил обойти «Ричмонд» стороной – хотя кухня там стала превосходной, и повёл Мелани в другой ресторан. Он тщательно следил за тем, чтобы разговор вращался только вокруг политики и экономики, в этих темах он разбирался значительно лучше её, и она с этим была согласна. Под конец беседы он пригласил её выпить у него в номере. Она впервые увидела убранство его комнат, и красота интерьера задела и удивила её.

Она попросила кока-колы, и Авель налил, бросил в пенящуюся жидкость два кубика льда. Ответная улыбка, которой она наградила его, когда он подавал ей стакан, вселила в него уверенность. Он опять посмотрел на её стройные ноги и налил себе бурбона.

– Благодарю за прекрасный вечер, Авель.

Он сел рядом с ней и машинально крутил в руке свой стакан.

– Я не слушал музыку много лет. Но, когда мне доводилось, Моцарт отзывался в моём сердце как никакой другой композитор.

– Ты иногда выражаешься как настоящий европеец, Авель. – Она потянула на себя кончик платья, на который сел Авель. – Кто бы мог подумать, что управляющий отелем будет интересоваться Моцартом?

– Один из моих предков, первый барон Росновский, – сказал Авель, – однажды встречался с маэстро и стал его близким другом, поэтому я всегда воспринимаю Моцарта как часть моей жизни.

Улыбка Мелани была невообразимо хороша. Авель наклонился и поцеловал её в щёку рядом с ухом, там, куда она убрала волосы с лица. Она продолжила беседу, ни малейшим движением не показав, что заметила его поступок.

– Фредерик Сток довёл настроение третьей части до совершенства, правда?

Авель попытался поцеловать её ещё раз. Теперь она повернула к нему лицо и позволила поцеловать себя в губы. Затем отстранилась.

– Похоже, мне пора возвращаться в университет.

– Но ты только что пришла, – сказал Авель недовольно.

– Да, я знаю, но мне завтра утром рано вставать. У меня будет тяжёлый день.

Авель снова поцеловал её. Она откинулась на диван, и Авель попытался опустить свою руку ей на грудь. Она оторвала губы и оттолкнула его.

– Мне надо идти, Авель!

– Ну перестань, ещё не время.

И он опять попытался поцеловать её. На сей раз она остановила его и оттолкнула более решительно.

– Авель, ты отдаёшь себе отчёт в том, что себе позволяешь? Ты время от времени угощаешь меня в ресторане, сводил на концерт, но это не значит, что ты имеешь право лапать меня.

– Но мы вместе уже несколько месяцев, – сказал Авель. – Я не думал, что ты будешь возражать.

– Нельзя сказать, что мы вместе несколько месяцев, Авель. Я обедаю с тобой время от времени в ресторане моего отца, но ты не должен воспринимать это как совместное существование в течение месяцев.

– Извини, – сказал Авель, – меньше всего я хотел бы, чтобы ты считала, что я лапаю тебя. Я просто хотел прикоснуться, к тебе.

– Я никогда не позволю мужчине прикоснуться ко мне, – заявила она, – если только не соберусь выйти за него замуж.

– Но я хочу, чтобы ты стала моей женой, – тихо сказал Авель.

Мелани громко захохотала.

– Что же тут смешного? – спросил Авель, краснея.

– Не будь глупцом, Авель, я никогда не смогу выйти за тебя.

– А почему нет? – потребовал ответа Авель, потрясённый уверенностью в её голосе.

– Разве к лицу южанке выходить замуж за польского иммигранта в первом поколении? – Она выпрямилась на диване и оправила своё шёлковое платье.

– Но я барон, – сказал Авель слегка заносчиво.

Мелани опять расхохоталась.

– Ты что, думаешь, что кто-то верит в это, Авель? Ты разве не знаешь, что персонал смеётся за твоей спиной, когда ты упоминаешь о своём титуле?

Он был оглушён, у него закружилась голова, а лицо залила краска стыда.

– Они смеются надо мной за моей спиной? – Его лёгкий акцент стал заметнее.

– Да, – сказала она. – Разве ты не знаешь, какое прозвище тебе дали в отеле? Чикагский Барон.

Авель лишился дара речи.

– А теперь не будь глупцом и примирись с этой мыслью. Я знаю, ты отлично выполняешь работу для папы, и он восхищается тобой, но я никогда не смогу выйти за тебя.

Авель молча сел.

– «Я никогда не выйду за тебя», – повторил он вслух.

– Конечно нет. Ты нравишься папе, но он никогда не согласится на то, чтобы ты стал его зятем.

– Извини, что оскорбил тебя.

– Вовсе нет, Авель. Я польщена. А теперь давай забудем обо всём, что тут говорилось. Не будешь ли ты так добр отвезти меня домой?

Она встала и пошла к двери, а Авель продолжал сидеть, всё ещё не прийдя в себя. Ему всё же удалось медленно встать и помочь Мелани надеть пальто. Он начал чувствовать своё тело только тогда, когда они прошли по коридору, спустились на лифте и он отвёз её домой на такси, – по дороге они не обменялись ни словом. Пока такси ждало, он проводил её к парадной двери общежития и поцеловал ей руку.

– Я надеюсь, это не означает, что мы перестали быть друзьями, – сказала Мелани.

– Конечно нет.

– Спасибо за то, что вытащил меня на концерт, Авель. Я уверена, что ты легко найдёшь милую польскую девушку, которая выйдет за тебя. Спокойной ночи.

– До свидания!

Авель и не предполагал, что на нью-йоркском фондовом рынке могут случиться какие-то неприятности, пока один из его постояльцев не попросил разрешения рассчитаться по счетам отеля акциями, а не деньгами. У самого Авеля в акции было вложено немного, поскольку почти все свои деньги он вложил в группу «Ричмонд», однако по совету своего брокера он продал с небольшими потерями все остававшиеся у него бумаги и успокоился, когда убедился, что все его деньги надёжно вложены в кирпич и цемент. Теперь он не обращал большого внимания на ежедневные движения индекса Доу-Джонса, как делал раньше, когда все его капиталы вращались на фондовом рынке.

Отель прекрасно работал в первой половине года, и Авель уже считал, что добьётся выполнения поставленной задачи и годовая прибыль от его деятельности превысит двадцать пять тысяч долларов в 1929 году. Он находился в постоянном контакте с Дэвисом Лероем, информируя его о том, как идут дела. Однако, когда в октябре наступила катастрофа, отель был наполовину пуст.

В «чёрный вторник» Авель позвонил Лерою. Голос техасца звучал подавленно и отстранённо, Авель никак не мог заставить Дэвиса принять решение об увольнении персонала отеля, которое Авель считал крайне необходимым.

– Да плюнь ты на это! – сказал Лерой. – Я появлюсь у тебя на следующей неделе, и мы вместе разберёмся с этим вопросом. Или, по крайней мере, попытаемся разобраться.

Авелю не понравился тон последней фразы.

– Что случилось, Дэвис? Я могу чем-то помочь?

– Пока нет.

Авель всё ещё ничего не понимал.

– А почему вы не хотите дать мне полномочия, чтобы я решил вопрос самостоятельно, а когда вы приедете на следующей неделе, я бы просто отчитался перед вами?

– Всё не так просто, Авель. Я не хочу обсуждать свои проблемы по телефону, но из банка приходят неприятные известия по поводу моих потерь на фондовом рынке, они угрожают, что заставят меня продать мои отели, если я не смогу собрать сумму, достаточную для того, чтобы покрыть мои долги.

Авель похолодел.

– Но тебе не о чем беспокоиться, мой мальчик, – продолжил Дэвис, хотя и не очень убедительно. – Я введу тебя в курс всех дел, как только появлюсь в Чикаго на будущей неделе. Уверен, что к тому времени я что-нибудь придумаю.

Авель услышал, как на том конце повесили трубку, и вдруг почувствовал, что покрыт испариной с ног до головы. Первым его движением были поиски путей спасения Дэвиса. Он позвонил Кертису Фентону и выжал из него имя банкира, который контролировал группу «Ричмонд», полагая, что при личной встрече он сумеет облегчить участь своего старшего друга.

В течение нескольких следующих дней Авель неоднократно звонил Дэвису, чтобы сообщить ему, что дела идут всё хуже и хуже, тот, однако, отвечал невпопад и всё время уклонялся от принятия каких-либо решений. Но когда ситуация стала выходить из-под контроля, Авель принял решение сам. Он попросил своего секретаря соединить его с банкиром, который контролировал группу «Ричмонд».

– С кем именно вы хотели бы поговорить, мистер Росновский? – уточнил строгий женский голос.

Авель прочитал имя, написанное на листе бумаги, который лежал перед ним, и твёрдо произнёс его.

– Соединяю.

– Доброе утро, – произнёс властный голос. – Могу я вам помочь?

– Надеюсь, что да. Меня зовут Авель Росновский, – начал Авель, нервничая. – Я управляющий отелем «Ричмонд» в Чикаго и хотел бы встретиться с вами, чтобы обсудить будущее группы «Ричмонд».

– У меня нет полномочий иметь дела с кем-нибудь, кроме мистера Дэвиса Лероя, – ответил равнодушный голос.

– Но я владею двадцатью пятью процентами группы «Ричмонд», – возразил Авель.

– Ну, так кто угодно может объяснить вам, что только когда у вас будет пятьдесят один процент акций, вы получите возможность иметь с банком дело без разрешения мистера Дэвиса Лероя.

– Но я его близкий друг…

– Не сомневаюсь в этом, мистер Росновский.

– …и я пытаюсь помочь.

– А мистер Лерой дал вам полномочия выступать от его имени?

– Нет, но…

– Тогда прошу прощения. Я вышел бы за рамки профессионального кодекса, если бы стал продолжать этот разговор.

– Вот уж помогли, так помогли, – сказал Авель и тут же пожалел о своих словах.

– Не сомневаюсь, что именно так вам и кажется. Желаю удачи, сэр.

«Ну и чёрт с тобой», – подумал Авель, швыряя трубку на рычаг. Теперь он снова задумался, чем же ещё может помочь другу. Долго искать не пришлось.

На следующий вечер Авель увидел в ресторане Мелани. Она не была весёлой и спокойной, как обычно, на её лице отразились усталость и тревога; он даже чуть было не спросил, всё ли в порядке. Однако решил не подходить к ней и направился в свой кабинет, в приёмной которого нашёл Дэвиса Лероя. На нём был всё тот же клетчатый пиджак, что и в самый первый день, когда они встретились в «Плазе».

– Мелани в ресторане?

– Да, – ответил Авель. – Я и не знал, что вы приедете сегодня. Я распоряжусь, чтобы вам приготовили президентские апартаменты.

– Только на одну ночь. Авель, чуть позднее я хочу переговорить с тобой с глазу на глаз.

– Конечно.

Авелю не понравились слова «с глазу на глаз». Неужели Мелани наябедничала отцу? Неужели из-за этого он не смог добиться от Дэвиса нужных решений в последние дни?

Дэвис Лерой поспешил мимо него в ресторан, а Авель прошёл в администрацию, чтобы убедиться в том, что номер на двенадцатом этаже свободен. Половина номеров в гостинице пустовала, и неудивительно, что президентские апартаменты были свободны. Авель зарегистрировал своего работодателя, и ему пришлось целый час прождать за стойкой администратора. Он видел, как вышла Мелани с лицом, покрытым красными пятнами, как будто она плакала. Через несколько минут из ресторана вышел её отец.

– Возьми бутылку бурбона, Авель, – и не говори мне, что у тебя её нет, – и приходи ко мне в номер.

Авель взял из сейфа две бутылки бурбона и поднялся к Лерою в президентские апартаменты на двенадцатом этаже, всё ещё размышляя о том, сказала ли Мелани что-нибудь отцу.

– Открой бутылку и налей себе побольше, Авель, – приказал Дэвис Лерой.

Авель ещё раз испытал страх перед неизвестностью. Ладони его начали потеть. Он не хотел верить, что будет уволен за желание взять в жёны дочь своего босса. Они с Лероем были друзьями уже более года, причём друзьями близкими.

Ему не пришлось ждать долго, чтобы узнать, в чём заключалась неизвестность.

– Выпьем. – И Лерой одним глотком осушил свой стакан. – Авель, я уничтожен. – Он помолчал, потом налил новую порцию виски. – И в таком же положении половина Америки, ты только подумай!

Авель молчал главным образом оттого, что не знал, что сказать. Они несколько минут сидели молча, глядя друг на друга, затем Авель произнёс:

– Но ведь вы владеете ещё одиннадцатью отелями.

– Владел, Авель, – поправил его Дэвис Лерой. – Должен теперь говорить в прошедшем времени. Мне больше не принадлежит ни один из них. В прошлый четверг банк вступил во владение моей недвижимостью.

– Но они принадлежат вам, они находились в собственности вашей семьи на протяжении двух поколений!

– Так было. Но теперь всё изменилось. Теперь они принадлежат банку. Не вижу причин, чтобы скрывать от тебя, Авель, истинное положение дел, – ведь сегодня такое происходит почти с каждым в Америке – вне зависимости от размера бизнеса. Около десяти лет назад я взял кредит в два миллиона долларов под залог отелей, а деньги вложил во всё подряд: в акции и ценные бумаги. Это были довольно консервативные вложения, а акции – только тех компаний, которые прочно стояли на ногах. Я увеличил свой капитал до пяти миллионов, – вот почему убытки отелей никогда меня особенно не волновали: они всегда проходили у меня наравне с налоговыми вычетами из прибыли, которую я получал на рынке. А сегодня я не могу избавиться от этих акций. Они годны только на туалетную бумагу в моих одиннадцати отелях. Последние три недели я продавал так быстро, как только мог, но на рынке не осталось покупателей. В прошлый четверг банк сообщил мне, что в связи с просрочкой платежа залог переходит во владение к нему.

Авель не мог не вспомнить, что именно в четверг он говорил с банкиром.

– У большинства тех, кого коснулась эта катастрофа, для покрытия взятых кредитов остались лишь клочки бумаги, но в моём случае банк, оказавший мне поддержку, имел на руках закладные на одиннадцать отелей в случае невозврата кредита. Поэтому, когда рынок упал, они тут же вступили во владение отелями. Эти гады уведомили меня, что собираются как можно быстрее продать их.

– Это – безумие. Сейчас они ничего не получат за отели, а если бы они помогли нам, то мы вместе обеспечили бы хорошую отдачу на их вложения.

– Я знаю, что у тебя получилось бы, но они швырнули мне в лицо мою же отчётность. Я был в их главной конторе, чтобы предложить именно такой выход, рассказал им о тебе и пообещал, что всё своё время посвящу развитию группы, если они окажут нам содействие. Но они не проявили интереса. Они подсунули мне какого-то щенка-молокососа, который в ответ на все мои слова чеканил азбучные истины о потоках наличности, отсутствии базы в виде капитала и кредитных ограничениях. Боже правый, если я ещё встану на ноги, то удавлю его лично, а затем и его банк! А теперь нам не остаётся ничего другого, как напиться в стельку, потому что я уничтожен, разорён и нищ.

– Значит, и я тоже, – тихо произнёс Авель.

– Нет, у тебе впереди великое будущее, мой мальчик. Кто бы ни купил группу, он и шагу не сможет сделать без тебя.

– Вы забыли, что у меня – двадцать пять процентов акций группы.

Дэвис Лерой уставился на него. Было видно, что это обстоятельство ускользнуло от его внимания.

– О боже, Авель! Я и не думал, что ты вложил в меня все свои деньги.

– До цента. Но я не жалею об этом. Лучше с умным потерять, чем с дураком найти.

Авель налил себе ещё виски.

В глазах Дэвиса Лероя стояли слёзы.

– Знаешь, Авель, ты – самый лучший друг, которого только можно пожелать. Ты навёл порядок в этом отеле, вложил собственные деньги, а я сделал тебя нищим, – и ты ни разу не пожаловался. К тому же моя дочь отказалась выйти за тебя замуж.

– А вы бы не возражали? – спросил Авель, смелость которого подогревалась бурбоном.

– Глупая сучка, она не может понять истинной ценности вещей, с которыми сталкивается. Она хочет стать женой коннозаводчика с Юга с тремя генералами Конфедерации в роду, а уж если и выйдет за северянина, то такого, чтобы его прапрадедушка приплыл на «Мэйфлауэр». Если бы все предки тех, кто претендует на родство с первопоселенцами, плыли бы на этой посудине, она затонула бы тысячу раз, не доплыв до Америки. Как плохо, что у меня нет ещё одной дочери для тебя, Авель. Никто не служил мне так честно, как ты. Если бы ты стал членом моей семьи, я бы гордился этим. Ты и я составили бы великую команду, но я по-прежнему уверен, что ты и в одиночку разобьёшь их. Ты молод, у тебя всё впереди.

В двадцать три года Авель вдруг почувствовал себя стариком.

– Благодарю вас за доверие, Дэвис, – сказал он. – Да чёрт с ним, с этим фондовым рынком! Знаете, вы самый лучший мой друг! – Это говорил уже алкоголь, а не Авель.

Авель налил себе ещё порцию бурбона и опрокинул стакан в рот. К утру они прикончили обе бутылки виски. Когда Дэвис заснул в кресле, Авель с трудом доковылял к себе на десятый этаж, разделся и свалился в постель.

Он был разбужен от тяжёлого сна громким стуком в дверь номера. У него кружилась голова, но стук не прекращался, а только становился всё громче. Ему удалось выбраться из постели и подойти к двери. На пороге стоял коридорный.

– Скорее, мистер Авель, скорее! – позвал он и побежал по коридору.

Авель накинул халат, сунул ноги в тапочки и заковылял вслед за посыльным, который уже вызвал для него лифт.

– Скорее, мистер Авель!

– Что за спешка? – строго спросил Авель, голова которого всё ещё кружилась. Лифт медленно шёл вниз, и тут он вспомнил вчерашний разговор. Может быть, банк прислал уполномоченных, чтобы вступить в права собственника?

– Кто-то выбросился из окна.

– Постоялец? – немедленно протрезвел Авель.

– Да, похоже, что так, – ответил коридорный, – но я не знаю точно.

Лифт остановился на первом этаже, и Авель выскочил на улицу. Полиция уже была на месте. Он никогда бы не опознал тело, если бы не клетчатый пиджак. Полицейский составлял протокол. К Авелю подошёл человек в штатском.

– Вы управляющий?

– Да, я.

– Вы знаете, кто этот человек?

– Да, – ответил Авель, растягивая слова, – его зовут Дэвис Лерой.

– Вы знаете, откуда он и как можно соединиться с его родственниками?

Авель отвёл глаза от искалеченного тела.

– Он из Далласа, а мисс Мелани Лерой – его дочь и ближайшая родственница. Она – студентка и живёт в кампусе университета Чикаго.

– Хорошо, мы сейчас кого-нибудь к ней отправим.

– Нет, не надо, я сам увижусь с ней, – сказал Авель.

– Благодарю вас. Такие новости всегда лучше выслушивать от знакомого человека.

– Какой ужасный и неоправданный поступок! – воскликнул Авель, вновь поглядев на тело своего друга.

– Это уже седьмой за сегодня в Чикаго, – равнодушно сказал полицейский, закрывая свой чёрный блокнот и направляясь к машине «скорой помощи».

Авель смотрел, как санитары уносят на носилках тело Дэвиса Лероя. Ему вдруг стало холодно, он опустился на колени, и его стошнило. Он вновь потерял своего лучшего друга. «Если бы я выпил меньше, а думал получше, то, возможно, сумел бы спасти его», – мелькнуло у него в голове. Он поднялся на ноги, вернулся в свой номер, принял холодный душ и с трудом оделся. Затем заказал себе чёрный кофе. Преодолевая нежелание, поднялся в президентские апартаменты и отпер дверь. Кроме двух пустых бутылок, здесь, казалось, не было никаких признаков драмы, разыгравшейся несколько минут назад. И тут Авель увидел письма на столике у кровати, на которой никто так и не уснул. Первое было адресовано Мелани, второе – адвокату, а третье – ему. Он вскрыл последнее и прочёл прощальные слова Дэвиса Лероя.

Дорогой Авель!

После решения банка мне остаётся только один выход. Жить больше незачем, и я слишком стар, чтобы начинать всё сначала. Хочу, чтобы ты знал: я верю, что ты – единственный человек, который может выйти из этого ужаса с хорошим результатом.

Я составил новое завещание, по которому оставляю тебе остальные семьдесят пять процентов акций группы «Ричмонд». Я понимаю, что они теперь ничего не стоят, но акции позволят тебе занять положение законного собственника группы. Тебе однажды достало ума купить на собственные деньги двадцать пять процентов, поэтому ты заслужил право попробовать достичь соглашения с банком. Всё своё остальное имущество, включая дом, я оставляю Мелани. Пожалуйста, сообщи ей обо всём сам. Не нужно, чтобы она узнала об этом от полицейского. Я был бы счастлив видеть тебя своим зятем!

Твой партнёр и друг

Дэвис Лерой.

Авель перечитал письмо ещё раз, потом аккуратно сложил и убрал в бумажник.

Позднее тем же утром он отправился в университетский кампус и сообщил Мелани новость со всей возможной деликатностью. Он сидел в нервном напряжении на диване, не понимая, что ещё может добавить к формальному сообщению о смерти. Мелани отнеслась ко всему на удивление спокойно, как будто заранее знала, что это случится. Авель не увидел её слёз, – может быть, они появились потом, когда он уже ушёл. Ему впервые в жизни стало жаль Мелани.

Авель вернулся в отель и решил не обедать вообще, лишь попросил официанта принести ему стакан томатного сока, а сам начал разбирать почту. В ней он нашёл письмо от Кертиса Фентона из банка «Континентал Траст». Сегодняшний день явно был днём писем. Фентон получил уведомление от бостонского банка «Каин и Кэббот» о принятии им финансовой ответственности над группой «Ричмонд». До поры до времени бизнес должен идти как обычно, пока не состоится встреча с мистером Дэвисом Лероем, на которой будет рассмотрен вопрос о распродаже всех отелей группы.

Авель сидел, уставившись на послание, а после второго стакана томатного сока набросал письмо председателю совета директоров «Каин и Кэббот», некоему мистеру Алану Ллойду.

Через несколько дней он получил ответное письмо, которым его 4 января приглашали в Бостон, чтобы обсудить с директором по банкротствам вопрос о продаже группы. Банк хотел бы взять эту паузу для того, чтобы разобраться с возможными последствиями внезапной и трагической кончины мистера Лероя.

Внезапной и трагической кончины?!

– А кто был её причиной? – вслух выкрикнул разъярённый Авель, внезапно вспомнивший слова Лероя: «Они подсунули мне какого-то щенка-молокососа… Боже правый, если я ещё встану на ноги, то удавлю его лично, а затем и его банк!» – Не волнуйся, Дэвис, я закончу эту работу за тебя, – громко произнёс Авель.

Все оставшиеся до Нового года недели Авель управлял отелем, строго контролируя персонал и цены, но всё, чего они сумели достичь, – это не утонуть. Он не мог не задумываться над тем, что же происходит с остальными десятью гостиницами группы, но у него не было времени, чтобы выяснить это, к тому же это теперь было за рамками его ответственности.