Начальник милиции Санкт-Петербурга Владимир Болченков создал специальный отдел по предотвращению террористических актов в ходе избирательной кампании. Если кого-нибудь из кандидатов захотят убить, пусть это произойдет не на его территории.

Только за последнюю неделю отдел получил двадцать семь сообщений о готовящихся покушениях на жизнь Зеримского. Болченков не придал им значения. Но сегодня утром к нему в кабинет влетел молодой лейтенант. Он был бледен и говорил скороговоркой.

Лейтенант включил магнитофон и прокрутил Болченкову запись телефонного звонка, поступившего в милицию всего несколько минут назад.

«Сегодня на Зеримского будет совершено покушение, – произнес мужской голос. Мужчина говорил с акцентом, но Болченков не мог определить с каким. – Во время выступления на площади Свободы в Зеримского будут стрелять. Я перезвоню через несколько минут и сообщу подробности. На этот раз я буду говорить только с Болченковым».

Телефон зазвонил через одиннадцать минут. Болченков погасил сигарету и снял трубку.

«Интересующий вас человек будет выдавать себя за корреспондента несуществующей южноафриканской газеты. Он прибыл в Санкт-Петербург скорым поездом из Москвы сегодня утром. Его рост сто восемьдесят пять сантиметров, у него голубые глаза и густые рыжие волосы. Однако он может изменить внешность». В трубке раздались короткие гудки.

В течение следующего получаса сотрудники отдела снова и снова прослушивали записи звонков. Внезапно Болченков сказал:

– Проиграйте еще раз вторую пленку.

Молодой лейтенант нажал на кнопку, не понимая, что могло так заинтересовать его начальника. Все приготовились внимательно слушать.

– Стоп, – сказал начальник. – Я так и думал. Давайте сначала и считайте.

Считать что? – хотел спросить лейтенант, нажимая на кнопку «Воспроизведение». На этот раз он услышал слабый, приглушенный бой часов.

Он еще раз отмотал пленку.

– Два удара, – сказал лейтенант. – Если это два часа дня, наш информатор звонил с Дальнего Востока.

Его шеф улыбнулся:

– Не думаю. Скорее всего, звонили с Восточного побережья США в два часа ночи.

Мэгги набрала номер Тары.

– Это мама, – произнесла она, услышав, что дочь взяла трубку. – Я очень волнуюсь, потому что не имею ни малейшего представления о том, где находится твой отец.

– Мам, но это ж обычное дело.

– Да, знаю. Но у меня нехорошее предчувствие, – сказала Мэгги. – В шкафу я нашла адресованный мне конверт. На нем написано: «Не вскрывать до 17 декабря».

– Когда ты его нашла?

– Сегодня утром.

– Я бы вскрыла письмо прямо сейчас, – сказала Тара.

– В этом я не сомневаюсь, – ответила Мэгги. – Но, по-моему, стоит подождать еще несколько дней.

– Мам, а почему бы тебе не позвонить Джоан и не спросить совета у нее?

– Я уже позвонила.

– И что она сказала?

– Вскрыть конверт.

– Сколько народу будет на площади? – поинтересовался Болченков.

– Точную цифру назвать трудно, – ответил старший из присутствовавших в комнате офицеров. – Может прийти до ста тысяч человек.

– Сколько сотрудников вы можете выделить?

– Весь наличный состав. Я уже всем сообщил приметы этого человека. Есть надежда взять его еще на подступах к площади Свободы. Но немногие из моих людей когда-либо работали на столь грандиозных мероприятиях.

– Если и вправду соберется сто тысяч человек, – заметил Болченков, – это будет первым таким опытом и для меня. Удалось получить дополнительную информацию?

– Да. Предвыборную кампанию освещают три журналиста из Южной Африки. Исходя из полученных от информатора примет, я сделал вывод, что это тот из них, который называет себя Питом де Вилльерсом.

– На него есть что-нибудь?

– Нет. Но полицейские Йоханнесбурга упомянули о колумбийском следе.

– Что за колумбийский след? – оживился Болченков.

– Несколько недель назад ЦРУ выпустило секретный меморандум, в котором излагаются обстоятельства убийства кандидата в президенты Колумбии. Они проследили убийцу до Южной Африки, а там его след потерялся. Потом видели, как он садился в самолет на Женеву.

– Это все, что мне надо, – сказал начальник. – Есть еще какие-нибудь вопросы?

Никто не шелохнулся.

– Если у кого-нибудь появится новая информация, докладывать немедленно.

Диктор Си-эн-эн Хиллари Баукер рассказывала о новостях американской политики. Президентский законопроект о разоружении с огромным трудом прошел палату представителей. Опытные люди предрекали, что в Сенате его ждет еще более трудная судьба.

Коннор перестал бриться и уставился на экран.

А теперь наш корреспондент в Санкт-Петербурге Клиффорд Саймондс расскажет о приближающихся выборах президента России.

Опросы общественного мнения говорят о том, что два основных кандидата – премьер-министр Григорий Чернопов и лидер коммунистов Виктор Зеримский – имеют приблизительно равные шансы. Кандидат коммунистов выступит сегодня на площади Свободы, где, по прогнозам милиции, соберется до ста тысяч его сторонников. Перед этим Зеримский проведет встречу с генералом Бородиным, который, как ожидается, вскоре объявит о снятии своей кандидатуры. Пока неизвестно, кого из двух фаворитов предвыборной гонки он поддержит. От решения генерала Бородина, скорее всего, и будет зависеть исход выборов.

Коннор выключил телевизор. Он решил не ходить в Эрмитаж, а сосредоточиться на главном – на публичном выступлении Зеримского. Он уже присмотрел подходящий ресторан с окнами, выходившими на площадь Свободы. Вход в здание был с боковой улицы, поэтому ему не придется появляться на площади раньше времени.

Выйдя из гостиницы, он позвонил из автомата в ресторан и заказал на двенадцать часов столик у окна в зале на втором этаже. Затем Коннор проследовал к ближайшей гостинице, сунул дежурному портье двадцатидолларовую бумажку и объяснил, что ему на час нужен номер, где он мог бы принять душ и переодеться.

Когда он около двенадцати спустился на первый этаж, портье не узнал его. Коннор оставил у него сумку и сказал, что заберет ее около четырех. Укладывая сумку под стойку, портье впервые обратил внимание на кейс. Поскольку на обеих вещах висела бирка с одним и тем же именем, он положил их вместе.

Коннор, не торопясь, прошелся по улице, прилегающей к площади Свободы. Он миновал двоих милиционеров, которые задавали вопросы какому-то высокому, рыжеволосому иностранцу. Милиционеры не смотрели в его сторону, когда он проскользнул в ресторан. Он назвал метрдотелю свое имя и был препровожден к столику, от которого открывался прекрасный вид на площадь.

Коннор размышлял о Томе Лоренсе и о том, сколько времени понадобится президенту, чтобы решиться на политическое убийство. В этот момент к нему подошел официант и протянул меню.

– Могу ли я принять у вас заказ, сэр? По распоряжению милиции к двум часам ресторан должен быть закрыт.

– Тогда я, пожалуй, закажу стейк «минутка», – сказал Коннор.

– Как ты думаешь, где он сейчас? – спросил Сергей.

– Должен быть где-то здесь. Но в такой толчее его будет трудно найти, – ответил Джексон. – Получишь десять долларов, если сумеешь его высмотреть. Скорее всего, он хорошо загримирован.

Сергей с гораздо большим интересом стал рассматривать заполнившую площадь толпу.

– Видишь человека вон там на лестнице? Он еще беседует с милиционером?

– Вижу, – ответил Джексон.

– Это – Владимир Болченков, начальник городской милиции. Честный человек, хоть и второй по могуществу во всем Санкт-Петербурге.

– А кто же первый?

– Его брат Иосиф Болченков. Он – босс петербургской мафии, – сказал Сергей.

Джексон рассмеялся:

– Откуда ты все это знаешь?

– От матери. Она спала и с тем и с другим.

Коннор заказал чашечку кофе. До прибытия кандидата оставалось еще полчаса, но площадь уже была заполнена народом. Коннор сосредоточил внимание на дальнем от него конце площади: сооруженная там трибуна для прессы оставалась единственным свободным пятачком. Он не понимал, почему вокруг нее крутится столько детективов в штатском? Чтобы оградить журналистов от назойливого интереса зевак, такого множества агентов не требовалось. Что-то здесь было не так.

Он посмотрел на часы. Встреча Зеримского с генералом Бородиным должна была уже закончиться. Коннору было любопытно, сумеет ли он по поведению Зеримского определить, заключена ли сделка.

Он попросил счет и в последний раз окинул взглядом расстилавшийся перед ним пейзаж. Профессионал вряд ли посчитал бы площадь Свободы подходящим местом для проведения операции. Но интуиция подсказывала Коннору, что столь огромное стечение народа позволит ему совсем близко подобраться к Зеримскому. На трибуну для прессы он решил не ходить.

Коннор заплатил по счету, забрал в гардеробе пальто и шляпу и слился с людским потоком.

На площади Свободы яблоку негде было упасть, но Коннор тем не менее попытался протиснуться к возвышению для оратора. Он посмотрел в сторону выгородки для прессы, вокруг которой наблюдалась какая-то суета. Коннор улыбнулся, обнаружив Эшли Митчелла на его обычном месте, метрах в трех от того места, где должен был бы сидеть он сам.

– Где он? – спросил Болченков сержанта с рацией.

– Встреча с генералом Бородиным закончилась восемнадцать минут назад. Здесь он будет минут через семь.

– То есть через семь минут все и начнется. Нутром чую: тот, кого мы ищем, где-то в толпе.

Коннор с трудом прокладывал себе путь. Он оглядел окрестные крыши: более десятка снайперов шарили биноклями по толпе. По периметру площади было выставлено оцепление из двух сотен милиционеров.

Коннор еще раз взглянул на трибуну для прессы. Милиция проверяла документы у всех. В этом не было бы ничего необычного, если бы только некоторых журналистов не просили снимать головные уборы. Краем глаза Коннор заметил в нескольких шагах от себя Митчелла. Он нахмурился. Как молодому агенту удалось его узнать?

Неожиданно над площадью пронесся громкий рев, как будто на сцену вышла рок-звезда. Коннор обернулся и увидел, что на площадь въехал кортеж Зеримского.

Через несколько минут кандидат в президенты взобрался на подиум, и толпа взревела еще сильнее. Коннор не обращал внимания на царившее вокруг сумасшествие – он наблюдал за действиями милиционеров. Они явно что-то или кого-то искали. Внезапно в его голове возникла нехорошая мысль, но он быстро ее отогнал. Нет, это невозможно. Это уже паранойя. Один старый агент как-то сказал ему, что последнее задание – самое трудное.

Но если появились хоть малейшие подозрения, надо выбираться из опасной зоны. Коннор огляделся и решил, что начнет выбираться с площади, когда в очередной раз раздадутся бурные аплодисменты. В этом случае меньше вероятности, что кто-нибудь заметит, как он продирается сквозь толпу.

– Я только что видел того человека, – сказал Сергей.

– Где? – спросил Джексон.

– Вон, стоит лицом к Зеримскому шагах в двадцати от трибуны. У него другой цвет волос, и ходит он как старик. С тебя десять долларов.

– Как ты его заметил с такого расстояния?

– Он единственный, кто пытается уйти с площади. Джексон вручил мальчику десятку в тот самый момент, когда Зеримский подошел к микрофону.

– Товарищи, – голос у лидера партии оказался зычным, – мне выпала большая честь выступить перед вами в качестве вашего кандидата. С каждым днем я все более убеждаюсь…

Коннор вновь увидел в толпе Митчелла. Он был к нему на несколько метров ближе, чем в прошлый раз.

– Подавляющее большинство наших сограждан хочет более справедливого распределения достояния, созданного их талантом и тяжелым трудом.

Как только митингующие принялись аплодировать, Коннор быстро переместился вправо. Когда аплодисменты утихли, он замер как вкопанный.

– Почему этот человек следует за твоим другом? – спросил Сергей.

– Потому что он – дилетант, непрофессионал, – ответил Джексон.

– Товарищи, – продолжал Зеримский, – посмотрите вокруг. По улицам Санкт-Петербурга разъезжают «мерседесы», БМВ и «ягуары». Но кому они принадлежат? Горстке представителей привилегированного класса.

Когда публика снова зааплодировала, Коннор еще на несколько шагов продвинулся к краю площади.

– Кажется, я его засек, – сказал милиционер в штатском.

– Где, где? – взволнованно спросил Болченков.

– Северная оконечность площади, около пятидесяти метров вглубь, замер на месте. Он не похож на человека с фотографии, но, как только раздаются аплодисменты, он передвигается слишком быстро для своего возраста.

– Вижу, – сказал Болченков. Спустя несколько секунд добавил: – Да, возможно, это он. Пора его брать. И как можно быстрее.

Эшли Митчелл стоял теперь всего в каком-то шаге от Коннора, который старательно делал вид, что не замечает его. Через несколько секунд начнется продолжительная овация, когда Зеримский расскажет о том, как он конфискует нечестно нажитые капиталы – это обещание всегда вызывало наибольшее воодушевление толпы. Коннор спокойно улизнет, а потом добьется того, чтобы Митчелла перевели на бумажную работу в какое-нибудь кишащее москитами болото.

– Не забывайте, – продолжал Зеримский, – что Россия снова может стать величайшей мировой державой.

Митингующие разразились аплодисментами. Коннор резко двинулся вправо и сделал уже три шага, когда милиционер схватил его за левую руку. Секундой позже другой подлетел к нему справа.

Коннор позволил повалить себя на землю. Правило первое: если при тебе нет ничего компрометирующего, не сопротивляйся при аресте. Толпа расступилась вокруг трех лежавших на земле мужчин. Митчелл насторожился в ожидании неизбежного вопроса: «Кто этот человек?»

– Киллер, нанятый мафией, – шепнул он соседям. Продвигаясь в сторону трибуны для прессы, он время от времени бормотал: – Киллер, нанятый мафией.

– Избрав меня своим президентом, вы сможете быть твердо уверенными в одном.

– Вы арестованы, – сказал человек, которого Коннор не мог видеть, лежа носом в асфальт.

– Уберите его отсюда, – произнес все тот же начальственный голос, и Коннора потащили с площади.

Джексон не отрываясь смотрел на Коннора, пока милиция прокладывала дорогу в толпе.

Зеримский заметил какое-то движение в толпе, но и глазом не моргнул.

– Вы сделали это не ради меня, – решительно продолжил он. – И даже не ради Коммунистической партии. Вы сделали это ради будущих поколений россиян.

Милицейский автомобиль в сопровождении четырех мотоциклистов покинул площадь. Джексон бросил взгляд в сторону трибуны для прессы. Журналистов отъезжающий милицейский автомобиль теперь интересовал гораздо больше, чем речь Зеримского.

– Нанятый мафией киллер, – доверительно сообщил турецкий журналист своему коллеге. Эту информацию он почерпнул в толпе.

Когда милицейский автомобиль скрылся из виду, Митчелл взглядом выхватил из толпы человека, с которым ему необходимо было переговорить. Он терпеливо ждал, когда Клиффорд Саймондс из Си-эн-эн посмотрит в его сторону, и, когда тот наконец посмотрел, Митчелл замахал руками, давая понять, что есть срочный разговор. Корреспондент живо пробрался через толпу и подошел к американскому атташе по культуре.

Саймондс внимательно выслушал все, что хотел рассказать ему Митчелл. Он выходил в эфир через двенадцать минут. Когда он подходил к трибуне прессы, улыбка на его лице была значительно шире, чем до разговора с атташе.

До того как Зеримский покинет трибуну, Митчеллу необходимо было «влить» информацию о киллере в чуткие уши еще одного человека.

От восторженных поклонников кандидата в президенты защищала цепь телохранителей. Митчелл подошел к одному из них и на прекрасном русском объяснил, с кем он хочет переговорить. Охранник крикнул что-то пресс-секретарю, который тут же подал знак пропустить американца за заграждение. Митчелл быстро изложил пресс-секретарю свою версию событий, добавив, что де Вилльерс был загримирован под старика, и назвав отель, из которого тот вышел, прежде чем объявиться в ресторане.

Президент и глава его администрации сидели в Овальном кабинете и смотрели утренние новости. Во время репортажа Клиффорда Саймондса никто из них не проронил ни слова.

Сегодня во время выступления лидера коммунистов Виктора Зеримского на площади Свободы был арестован международный террорист. Сейчас он находится в печально известной петербургской тюрьме «Кресты». Милиция не исключает, что этот человек причастен к недавнему убийству Рикардо Гусмана, кандидата в президенты Колумбии. Предположительно, русская мафия заплатила ему миллион долларов за то, чтобы он убрал Зеримского из президентской гонки.

Том Лоренс нажал кнопку на пульте дистанционного управления, и экран погас.

– И вы говорите, что арестованный – агент ЦРУ и не имеет отношения к русской мафии?

– Да, – ответил Энди Ллойд. – Я жду, когда позвонит Джексон и подтвердит, что тот же агент убил Гусмана.

– Что мне отвечать прессе?

– Вам придется блефовать. Не в наших интересах оповещать мир о том, что задержанный – наш человек.

– Но ведь тогда с Хелен Декстер будет покончено раз и навсегда.

– Если вы заявите, что были не в курсе, половина населения откажет вам в доверии как простофиле, которого водит за нос ЦРУ. Но если вы признаетесь, что знали об операции, другая половина потребует вашего импичмента. Поэтому пока я бы посоветовал вам ограничиться заявлением, что вы с интересом ожидаете исхода выборов в России.

– Еще бы не с интересом, – сказал Лоренс. – Я меньше всего на свете хочу, чтобы Зеримский стал президентом. На следующий же день мы снова окажемся на грани войны.

– Именно поэтому Сенат тянет с законопроектом о разоружении. Окончательного решения не будет до тех пор, пока не станут известны результаты выборов.

– Если у них в тюрьме наш человек, нам следует что-то предпринять, и поскорее. Если Зеримский все-таки станет президентом, пленнику останется уповать только на Господа Бога. Уж я-то тогда ничем не смогу ему помочь.

Коннор лежал на койке и изучал свою камеру. Она была даже немного просторнее купе, в котором он приехал из Москвы. Во Вьетнаме он полтора года провел в более скромном помещении. Тогда у него был четкий приказ: на допросах сообщать вражеским офицерам только свое имя, звание и личный номер.

Коннор понимал, что о помощи можно забыть. Теперь все у него в голове встало на свои места.

От него не потребовали расписаться за деньги. Теперь он вспомнил и фразу, которую никак не мог извлечь из глубин памяти: «Если вы беспокоитесь по поводу своей новой работы, я с удовольствием переговорю с президентом компании, в которую вы переходите, и объясню ему, что это всего лишь краткосрочная командировка».

Откуда было Гутенбергу знать, что он прошел собеседование и общался напрямую с президентом компании? Замдиректора знал об этом, потому что поговорил с Беном Томпсоном. Поэтому-то «Вашингтон провидент» и отказалась от своего предложения.

Что касается Эшли Митчелла, Коннор обязан был разглядеть, что скрывается за его показной неопытностью. Но телефонный звонок президента до сих пор вызывал недоумение. Почему Лоренс ни разу не обратился к нему по имени? Да и говорил он как-то бессвязно.

Коннор уставился в потолок. Если звонка президента не было, ему из «Крестов» не выбраться никогда. Хелен Декстер, таким образом, благополучно избавилась от человека, который мог бы ее разоблачить.

Тут дверь камеры распахнулась, и в нее вошел человек в синем мундире с золотыми галунами.

Когда милицейский автомобиль скрылся из виду, Джексон зашагал прочь с площади, оставив позади аплодировавшую толпу. Шел он так быстро, что Сергею пришлось вприпрыжку бежать за ним. Мальчик обрадовался, когда Джексон остановился и поймал такси.

Джексон мог только восхищаться Митчеллом, который под руководством Декстер и Гутенберга блестяще провел операцию. Это была классическая цэрэушная подстава, но немного усовершенствованная: на сей раз в иностранную тюрьму был безжалостно сдан один из своих.

Он старался не думать, через что придется пройти Коннору. Вместо этого он сосредоточился на предстоявшем докладе Энди Ллойду. Если бы он дозвонился до него вчера вечером, он мог бы получить добро на вывод Коннора из игры. Его сотовый телефон до сих пор не работал, поэтому он собирался рискнуть и воспользоваться гостиничным. По прошествии двадцати девяти лет представилась возможность отдать долг, а он оказался не на высоте.

Такси остановилось у отеля. Он расплатился с шофером, вбежал в вестибюль и понесся вверх по лестнице. Сергей догнал его лишь у двери номера.

Русский мальчик сидел на полу и слушал, как Джексон разговаривает по телефону с кем-то по имени Ллойд. Когда Джексон повесил трубку, его трясло от злости.

Сергей открыл рот в первый раз с тех пор, как они покинули площадь:

– Тебе надо встретиться с Николаем Романовым. Это еще один из клиентов моей матери.

Сергей набрал номер своей матери и, когда на другом конце провода ответили, повел себя так, как раньше при Джексоне никогда себя не вел. Он говорил уважительным тоном, внимательно слушал и ни разу мать не перебил. Через двадцать минут Сергей положил трубку.

– Она позвонит кому надо, – сказал он.

Потом Сергей объяснил, что он попросил, чтобы Джексону устроили встречу с Царем, могущественным боссом всей русской мафии.

– Моя мать – одна из немногих женщин, с которыми Царь согласится говорить. Она попросит его принять тебя в своей резиденции.

Телефон зазвонил, и Сергей моментально снял трубку. Он слушал, и его лицо становилось все более бледным. Немного поколебавшись, он все же согласился с тем, что говорила ему мать, и повесил трубку.

– Царь согласился меня принять? – с нетерпением спросил Джексон.

– Да, – тихо произнес Сергей. – Завтра утром за тобой приедут двое: Алексей Романов, единственный сын Царя, и Степан Иваницкий, двоюродный брат Алексея, третий в бандитской иерархии.

– Так в чем же тогда проблема?

– Они тебя не знают, поэтому выдвинули условие. Если Царь решит, что ты понапрасну тратишь его время, эти двое вернутся и сломают мне ногу, чтоб неповадно было беспокоить их в следующий раз по пустякам.

Джексон подумал, не отменить ли встречу. Он не хотел, чтобы из-за него мальчик становился калекой. Но тот сказал, что уже слишком поздно – он принял их условия.

– Поздравляю, – сказала Декстер, не успел Гутенберг переступить порог ее кабинета. – Я только что посмотрела новости Эй-би-си и Си-би-эс. И те и другие изложили Саймондсову версию событий. Как вы думаете, завтра пресса будет раскручивать эту историю?

– На Западе к ней уже теряют интерес. К завтрашнему дню она останется на первых страницах только в русских газетах. И если Зеримский победит, Фицджеральд уже никогда не выйдет из «Крестов».

– Вы подготовили доклад для президента?

Гутенберг сел и положил на стол Хелен Декстер папку. Дочитав доклад до конца, она позволила себе нечто вроде довольной улыбки.

– Подпишите доклад и немедленно отправляйте его в Белый дом. Конечно, жаль, что пришлось пожертвовать Фицджеральдом. Но если это поможет Зеримскому стать президентом, мы убьем сразу двух зайцев: законопроект Лоренса будет отклонен Конгрессом, а Белый дом станет гораздо реже совать нос в дела ЦРУ.

Гутенберг кивнул в знак согласия.

Коннор вскочил и посмотрел на своего визитера. Начальник милиции жадно затянулся сигаретой.

– Поганая привычка, – заметил он на превосходном английском.

Коннор молчал.

– Меня зовут Владимир Болченков. Я – начальник милиции этого города. Я подумал, что, прежде чем заносить что-нибудь в протокол, нам стоит немного поболтать. Итак, кто вы такой на самом деле?

– Меня зовут Пит де Вилльерс. Я – южноафриканец. Я работаю в йоханнесбургской газете «Меркюри». Я хочу встретиться со своим послом.

– Понимаете ли, я знаю наверняка, что ваше имя не Пит де Вилльерс, – сказал Болченков. – Я так же абсолютно уверен в том, что вы не южноафриканец и что газеты «Меркюри» в Йоханнесбурге не существует. И еще, чтобы нам не отнимать друг у друга слишком много времени: из надежнейшего источника я получил заверения, что мафия вас не нанимала. Должен признать, пока я не знаю, кто вы и даже из какой вы страны. Но кто бы ни был ваш работодатель, у него возникли серьезные проблемы.

Коннор и глазом не моргнул.

– Если вы не считаете возможным поговорить со мной, что ж, оставайтесь гнить здесь. Я же тем временем буду купаться в лучах славы, которая обрушилась на меня, так сказать, не вполне заслуженно.

Коннор продолжал молчать.

– Я вижу, мои слова до вас не доходят, – сказал Болченков, направляясь к двери. – Даю вам время подумать. Но на вашем месте я не думал бы слишком долго.

Он постучал в дверь.

– Уверяю вас, – добавил Болченков, пока ему открывали, – что, пока я возглавляю петербургскую милицию, здесь не будет никаких пыток. Я не верю в пытки, это не мой стиль. Но я не могу обещать вам такого же бережного отношения, если следующим президентом станет Зеримский. – Болченков захлопнул дверь камеры.

Рядом с гостиницей остановились три белых БМВ. Ожидавший их в вестибюле Джексон вышел на улицу. Его проводили к задней дверце второй машины. Он сел на заднее сиденье между высоким худым мужчиной, представившимся Алексеем Романовым, и более плотно сбитым субъектом, очевидно племянником Царя, Степаном Иваницким.

Маленький кортеж вылетел из города и понесся по узким извилистым дорогам, почти не встречая на своем пути других автомобилей.

Внезапно, не сбавляя скорости, головной автомобиль повернул налево и остановился перед коваными железными воротами, которые венчали распростертые орлиные крылья. Из укрытия вышли два человека с «Калашниковыми», и водитель первого автомобиля опустил тонированное стекло, чтобы они могли заглянуть внутрь. Когда все три автомобиля были осмотрены, один из охранников кивнул, и орлиные крылья разошлись в стороны. Кортеж проследовал дальше по петлявшей в густом лесу дороге.

Минут через пять Джексон наконец увидел строение, которое язык никак не поворачивался назвать домом. Сто лет назад это был дворец наследника российского престола. Сейчас его занимал дальний родственник императора, который и считал себя законным наследником императорской власти.

Машины резко затормозили у парадного крыльца. На верхней ступени гостей поджидал дворецкий в длинном черном фраке. Он поклонился Джексону:

– Добро пожаловать в Зимний дворец, мистер Джексон. Господин Романов ожидает вас в Синей галерее.

Алексей Романов и Степан Иваницкий проводили Джексона по длинному коридору. У высоких белых дверей дворецкий остановился. Он постучался и открыл одну створку.

– Мистер Джексон, – объявил он и, церемонно отступив в сторону, пропустил Джексона в просторную, роскошно обставленную залу.

Из обитого красным бархатом кресла в стиле Людовика XIV поднялся пожилой человек в синем костюме в тонкую полоску. Он был сед, а бледность его лица говорила о том, что он уже давно и серьезно болен. Когда он сделал шаг вперед, чтобы пожать руку гостю, стало заметно, что он слегка сутулится.

– Очень любезно с вашей стороны, мистер Джексон, что вы проделали весь этот неблизкий путь, чтобы увидеться со мной. Вы должны извинить меня за мой английский, я его слегка подзабыл. Мне пришлось покинуть Оксфорд в тридцать девятом, вскоре после начала войны. – Он ласково улыбнулся.

Джексон в замешательстве молчал.

– Мистер Джексон, сделайте одолжение, присядьте, – сказал старик, жестом указывая на второе кресло.

– Благодарю, – сказал Джексон.

– А теперь, мистер Джексон, – сказал Романов, медленно опускаясь в кресло, – я буду задавать вам вопросы, а вы постарайтесь отвечать на них честно. Поскольку, если вы мне солжете, как бы выразиться помягче, конец придет не только нашей встрече.

Джексон знал, что старик – единственный человек на свете, способный вытащить Фицджеральда из «Крестов». Он сдержанно кивнул, давая понять, что ему все ясно.

– Хорошо, – сказал Романов. – Мистер Джексон, я сразу понял, что вы работаете на одно из правоохранительных ведомств. А коль скоро вы действуете на территории нашей страны, я полагаю, что это ЦРУ. Я прав?

– Я проработал в ЦРУ двадцать восемь лет, а недавно меня… заменили. – Джексон тщательно подбирал слова.

– Иметь начальником женщину – противоестественно, – заметил Романов без тени улыбки. – В нашей организации подобная глупость невозможна.

Романов взял со столика маленькую рюмку с бесцветной жидкостью. Прежде чем задать следующий вопрос, он сделал маленький глоток и поставил рюмку на место.

– Зачем вы хотели видеть меня, мистер Джексон?

– Я пришел просить за моего друга, который по моей глупости оказался в «Крестах».

– Ваш друг работает на ЦРУ? – спросил старик. Джексон не ответил.

– А-а, понятно. Я так и думал. Да, полагаю, при этих обстоятельствах Хелен Декстер не будет торопиться к нему на выручку.

Джексон продолжал хранить молчание.

– Хорошо, – сказал старик. – Теперь я знаю, чего вы от меня хотите. – Он помолчал. – Но что вы можете предложить взамен?

– Я не представляю себе нынешних расценок. Старик засмеялся:

– Вы ведь не думаете, что я притащил вас сюда говорить о деньгах? Только за прошлый год оборот нашей организации составил сто восемьдесят семь миллиардов долларов. У нас филиалы в ста сорока двух странах. Нет, мистер Джексон, мне осталось не так уж много, и я не стал бы тратить драгоценное время на разговоры о деньгах с человеком, у которого за душой ни гроша.

– Тогда зачем вы согласились со мной встретиться?

Старик еще раз глотнул бесцветной жидкости, а затем подробно объяснил, на каких условиях он готов помочь Коннору Фицджеральду бежать из «Крестов».

– Возможно, вам нужно время, чтобы обдумать мое предложение, – продолжал Романов. – Если ваш друг согласится с моими условиями, а затем не выполнит свою часть сделки, последствия будут очень печальными для него. Я уже распорядился, чтобы мой сын Алексей сопровождал вас обоих в Соединенные Штаты. Я возложил на Алексея персональную ответственность за то, чтобы наш контракт был выполнен полностью. Он не вернется домой, пока не будут исполнены все обязательства. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду, мистер Джексон.

Офис Зеримского являл собой полную противоположность загородному дворцу Царя. Лидер коммунистов занимал третий этаж обшарпанного здания на северной окраине Москвы. Только те, кому случалось побывать на его волжской даче, знали, что Зеримский вовсе не чурается роскоши.

Последний избирательный участок закрылся в десять вечера. Теперь Зеримскому оставалось лишь сидеть и ждать, пока подсчитают бюллетени. Поскольку генерал Бородин снял свою кандидатуру, у него появился реальный шанс на победу. Но мафия поддерживала премьера Чернопова, и поэтому для победы Зеримскому надо было собрать намного больше половины голосов. Чтобы подстраховаться, он решил найти союзника в стане Царя.

– Это хорошая новость, Степан, – сказал он в трубку. – Но вам самим придется разбираться с вашим кузеном.

Тут раздался стук в дверь, и он сразу же положил трубку – Зеримский не хотел, чтобы руководитель его предвыборного штаба знал, с кем он разговаривает.

– Журналисты спрашивают, выйдете ли вы к ним, – сказал Титов.

Зеримский неохотно кивнул и вслед за Титовым спустился на улицу. Он отдал распоряжение своим сотрудникам ни в коем случае не пропускать журналистов в здание – они не должны были видеть, как беден его офис. Это и многое другое изменится, когда государственные финансы окажутся у него в руках. Даже начальнику своего штаба Зеримский не говорил, что в случае его победы это будут последние выборы в истории России.

Дверь распахнулась, и в камеру вошел Болченков. У него в руках были большая дорожная сумка и потертый кожаный кейс.

– Как видите, я вернулся, – сказал он, усевшись напротив Коннора и закурив. – Со времени нашей последней встречи в вашем деле открылись новые интересные обстоятельства, о которых, как мне кажется, интересно будет узнать и вам.

Болченков поставил сумку и кейс на пол.

– Администратор отеля «Националь» сообщил, что эти две вещи остались невостребованными.

Коннор приподнял бровь.

– Как я и предполагал, – сказал начальник милиции, – когда мы показали портье вашу фотографию, он подтвердил, что помнит, как похожий на вас мужчина оставил сумку. Про кейс он ничего не знает.

Болченков открыл кейс – в нем лежала винтовка «Реминг-тон-700». Коннор смотрел прямо перед собой, разыгрывая полнейшее равнодушие.

– Я ни на секунду не сомневаюсь в том, что вам по роду вашей деятельности и раньше приходилось иметь дело с этой маркой оружия. В то же самое время я полностью уверен: вы никогда не видели вот этой конкретной винтовки. Даже новичку ясно, что вас подставили.

Болченков глубоко затянулся.

– В ЦРУ, очевидно, считают нас конченными тупицами. Неужели они хоть на минуту представили, что нам не известно, кто такой Митчелл на самом деле? Тоже мне атташе по культуре! – фыркнул он. – И еще: Виктор Зеримский победил на выборах.

Коннор вымученно улыбнулся.

– Я с трудом представляю, чтобы на своей инаугурации он предложил вам кресло в первом ряду, – продолжал милиционер. – Может быть, мистер Фицджеральд, пришло время рассказать нам свою часть истории.