Глава XXXV

В официальном заявлении иракского правительства, сделанном 2 июля, опровергалось сообщение о перестрелке на пограничном посту Киркука, в которой несколько иракских солдат были убиты и многие получили ранения.

Курдские лидеры не могли высказаться по данному вопросу, поскольку оба спутниковых телефона в иракском Курдистане были постоянно заняты переговорами с госдепартаментом в Вашингтоне, у которого просили содействия.

Когда Чарльзу Стритору, американскому послу в Стамбуле, позвонил глава корпункта Рейтер на Ближнем Востоке и спросил, зачем истребитель ВВС США приземлился на американской базе Силоп в Турции, а затем вернулся в Вашингтон с двумя пассажирами на борту, его превосходительство сказал своему старому другу, что не имеет понятия, о чем тот говорит. Глава корпункта считал посла честным человеком, хотя понимал, что ложь во спасение страны была частью его работы.

На самом деле, всю прошлую ночь посол провёл на ногах после того, как от госсекретаря последовал звонок с просьбой направить один из его вертолётов в район Киркука и взять там пятерых пассажиров: американца, араба и троих израильтян, которые затем должны быть доставлены на базу Силоп.

На следующее утро посол позвонил в Вашингтон и сообщил Уоррену Кристоферу, что, к сожалению, только двоим удалось перейти границу живыми: американцу по имени Скотт Брэдли и израильтянке Ханне Копек. Об остальных троих информации у него не было.

Последний вопрос госсекретаря совершенно сбил посла с толку: «Была ли у профессора Брэдли при себе тонкая картонная трубка?» Посол пожалел лишь о том, что этот же вопрос не задал ему глава корпункта Рейтер. Тогда бы он с чистой совестью ответил: «Я не имею никакого понятия, о чем вы говорите».

Скотт и Ханна проспали большую часть полёта в Америку. Когда самолёт приземлился на военной авиабазе, там их уже ждал Декстер Хатчинз. Никто из них не удивился, что на таможне не проявили интереса к парусиновой сумке Скотта. Машина ЦРУ быстро увезла их в направлении Вашингтона.

По пути в столицу Декстер предупредил, что они едут прямо в Белый дом для встречи на высшем уровне, и сообщил имена других её участников.

В приёмной западного крыла их встретил глава президентской администрации и проводил в Овальный кабинет. Встречаясь с президентом впервые, Скотт чувствовал, что ему следовало бы сбрить двухдневную щетину и сменить одежду, в которой он провёл последние трое суток.

Уоррен Кристофер встретил их у дверей Овального кабинета и представил Скотта президенту так, словно они давно уже были знакомы. Билл Клинтон поздравил Скотта с возвращением на родину и поблагодарил Ханну за ту роль, которую она сыграла в возвращении Декларации.

Скотт с удовольствием познакомился с Колдером Маршаллом и был рад видеть Мендельсона с Долларовым Биллом.

Долларовый Билл склонил голову перед Ханной.

— Теперь мне понятно, почему профессор был готов броситься на край земли, чтобы вернуть вас, — только и сказал маленький ирландец.

Как только было покончено с рукопожатиями, всем сразу захотелось увидеть Декларацию. Скотт расстегнул молнию на сумке, осторожно вынул банное полотенце и извлёк из него документ, который вручил его законному попечителю — государственному секретарю. Кристофер медленно развернул пергамент. Никто не смог скрыть своего огорчения, увидев, в каком состоянии он находится.

Госсекретарь передал документ архивисту, который в сопровождении хранителя и Долларового Билла подошёл к большому окну, выходящему на южную лужайку. Первое, что они сделали, это нашли в тексте слово «бриттанских», и архивист просиял.

Но прошло ещё несколько секунд, прежде чем Колдер Маршалл объявил их единогласное заключение.

— Это подделка, — коротко сказал он.

— Почему вы так уверены? — спросил президент.

— Mea culpa, — ответил Долларовый Билл, напуская глуповатый вид.

— Значит ли это, что Саддам все ещё располагает оригиналом? — недоверчиво спросил госсекретарь.

— Нет, сэр, у него осталась копия, которую привёз с собой Скотт, — сказал Долларовый Билл. — Отсюда ясно, что у него была подделка ещё до того, как Скотт произвёл подмену.

— Тогда у кого же находится оригинал? — одновременно спросили четверо других.

— У Альфонсо Марио Кавалли, смею предположить, — сказал Долларовый Билл.

— А это кто такой? — спросил, ничего не понимая, президент.

— Джентльмен, заплативший мне за то, чтобы я изготовил копию, которая в настоящее время находится в Национальном архиве и которого я снабдил ещё одной копией, которая сейчас находится у меня в руках.

— Но если слово «бриттанских» написано с двумя «т», как вы можете утверждать, что это подделка? — спросил Декстер Хатчинз.

— Потому что из пятидесяти шести подписавшихся шестерых звали Джордж. Пятеро поставили в подписи «Джо», как было принято в те времена. И только Джордж Уит из Виргинии выписал своё полное имя. На копии, изготовленной для Кавалли, я сделал ошибку, написав «Джо» в подписи конгрессмена Уита, и был вынужден добавить буквы «рдж» позднее. Хотя они дописались идеально, использованные мной чернила были чуть светлее. Простая ошибка и различимая только глазом специалиста.

— И только тогда, когда он знает, куда смотреть, — добавил Мендельсон.

— Я не сказал об этом Кавалли, — продолжал Долларовый Билл, — поскольку, проверив слово «бриттанских», он оказался вполне удовлетворённым.

— Таким образом, Кавалли в какой-то момент, должно быть, подменил оригинал этой копией и передал её Аль-Обайди? — сказал Декстер Хатчинз.

— Молодец, заместитель, — похвалил его за догадливость Билл.

— А Аль-Обайди, в свою очередь, передал копию иракскому послу в Женеве, и тот переправил её Саддаму в Ирак. Ну а поскольку Аль-Обайди видел в экспозиции Национального архива копию Долларового Билла с правильно написанным словом «британских», он не усомнился в том, что располагает оригиналом, — сказал Декстер Хатчинз.

— Наконец-то вы догнали всех остальных, — заметил Долларовый Билл. — Хотя скажу вам честно, что я тогда уже подозревал, на что способен Кавалли, когда говорил вам месяц назад: «Неужели у воров не осталось чести?»

— Так где же сейчас оригинал? — потребовал президент.

— Я подозреваю, что он висит на стене в каменном особняке в Манхэттене, — сказал Долларовый Билл, — где, должно быть, висел все десять последних недель.

На телефонной консоли справа от президента замигала сигнальная лампочка. Глава президентской администрации взял отводную трубку и выслушал говорившего. Обычно невозмутимый, он вдруг побелел и нажал кнопку временного прерывания.

— Это Берни Шоу из Си-эн-эн, господин президент. Он говорит, что Саддам заявляет, что бомбардировка Багдада на прошлой неделе была не чем иным, как дымовой завесой, созданной для того, чтобы группа американских террористов смогла получить возможность захватить Декларацию независимости, которую мафия пыталась продать ему и которую он собственноручно вернул человеку по фамилии Брэдли. Саддам очень извиняется за состояние, в котором находится Декларация, но у него есть телевизионная запись того, как Брэдли плюёт на неё, вытирает о неё ноги и прибивает её к стене гвоздями. Если ему не верят, говорит Саддам, то пусть проверят копию Декларации в экспозиции Национального архива, и тогда любому, кто знает, как правильно пишется слово «британских», станет ясно, что это фальшивка. Шоу спрашивает, что вы можете сказать по этому поводу, поскольку Саддам намерен устроить пресс-конференцию завтра утром и рассказать всему миру правду.

Президент сжал губы.

— Бьюсь об заклад, что Саддам предоставил Си-эн-эн эксклюзивное право распоряжения этими сведениями, но только до завтрашнего утра, — добавил глава администрации.

— Делайте все, что хотите, — сказал Хатчинз, — но попытайтесь, чтобы это не попало в эфир до утра.

Чиновник заколебался на секунду, но, увидев, что президент согласно кивнул, отпустил кнопку прерывания разговора:

— Если ты хочешь выйти в эфир с подобной историей, Берни, это вопрос твоей репутации, а не моей.

Пока он внимательно выслушивал ответ Шоу, в кабинете стояла напряжённая тишина.

— Милости прошу, — сказал он наконец и, положив трубку, повернулся к президенту: — Шоу говорит, что завтра к моменту открытия Национального архива в десять часов утра возле него будет дежурить бригада репортёров, и, я цитирую: «…если слово „британских“ написано правильно, я четвёртую президента».

Президент взглянул на стоявшие под портретом Абрахама Линкольна на каминной полке настольные часы. Они показывали начало восьмого. Он повернулся в кресле к заместителю директора ЦРУ.

— Господин Хатчинз, — сказал он, — у вас есть пятнадцать часов, чтобы не допустить моего четвертования. Если вы не справитесь, меня не будет здесь не только через три года, но уже через три дня.

 

Глава XXXVI

«Утечка газа» началась вскоре после полуночи в воскресенье 4 июля в подвале дома № 21, где проживали Престонсы, находившиеся в это время в отпуске на Малибу.

Когда их домработница-мексиканка открыла дверь вскоре после полуночи, она предположила самое худшее. Незаконный иммигрант без зеленой карточки живёт в постоянном страхе перед визитом любого государственного служащего.

У домработницы отлегло от сердца, когда она узнала, что эти служащие были всего лишь из газовой компании. Без долгих уговоров она согласилась проводить их в подвал каменного особняка и показать, где находится газовый счётчик.

Получив доступ, они сработали за несколько секунд, ослабив пару муфт и создав небольшую утечку, которая давала запах, способный насторожить любого смертного. Специалист по взрывам заверил своего босса, что серьёзных причин для беспокойства нет, так как пожарные прибудут через двадцать минут.

Старший спокойно попросил домработницу позвонить в пожарную службу и предупредить их, что в доме № 21 утечка газа, которая может привести к взрыву, если её срочно не устранят. Он сказал ей также, какой код нужно назвать.

Домработница набрала 911 и, когда её соединили с пожарной службой, запинаясь, изложила суть дела, добавив, что это дом № 21 по 75-й Восточной улице, что между Парковой и Мэдисон.

— Выведите всех из дома, — распорядился начальник пожарной команды, — мы сейчас будем.

— Да, сэр, — сказала домработница и стремглав бросилась на улицу. Специалист быстро устранил вызванную им утечку, но запах продолжал витать в воздухе.

Пожарная команда не подкачала и через семь минут в полном оснащении и с ревущими сиренами прикатила на 75-ю улицу. Обследовав подвал дома № 21, начальник пожарной команды согласился со служащим — которого никогда прежде не видел, — что проверку следует провести также в домах 17, 19, 23 и 25, особенно учитывая то обстоятельство, что газовая труба проходит параллельно городской канализации.

После этого заместитель директора ЦРУ удалился на противоположную сторону улицы и стал наблюдать, как начальник пожарной команды взялся за дело. Поскольку сирены подняли всю округу, жителей не пришлось долго выпроваживать на улицу. Декстер Хатчинз раскурил сигару и стал ждать.

Покинув Белый дом, он сразу принялся собирать опытных агентов, которые прибыли через два часа в отель «Нью-Йорк» на инструктаж, или, если точнее, на полу-инструктаж, поскольку когда им было сказано, что работа будет вестись по варианту 7, самые бывалые смекнули, что им сообщат только половину правды, да и то не самую важную.

Через два часа они сделали первый перерыв, и тогда один из агентов обнаружил, что Престонсы из дома № 21 находятся в отпуске. Вскоре после полуночи Декстер Хатчинз со своим специалистом по взрывам уже стояли на крыльце дома №21. Им повезло с иммигранткой из Мексики без зеленой карточки.

Не спуская глаз с нужной двери, заместитель директора вновь раскурил свою сигару и вздохнул с облегчением, когда Тони Кавалли и его отец, сопровождаемые дворецким, появились в одних пижамах. Он решил выждать ещё пару минут, прежде чем спрашивать разрешение у начальника пожарной команды на осмотр дома № 23.

Операция могла бы начаться гораздо раньше, если бы Колдер Маршалл не заартачился, когда ему предложили изъять поддельную Декларацию из хранилища Национального архива и передать её в распоряжение Декстера Хатчинза. Архивист выдвинул два условия, прежде чем дать согласие: в случае, если ЦРУ не сможет поменять копию на оригинал до десяти часов следующего дня, заявление Маршалла об отставке от 25 мая должно быть предано огласке за час до того, как президент или госсекретарь сделают собственные заявления.

— А ваше второе условие, господин Маршалл? — спросил президент.

— Мендельсону должно быть позволено выступить в роли хранителя копии и постоянно находиться при заместителе директора, чтобы он мог присутствовать в момент обнаружения оригинала, если такое случится.

Декстер Хатчинз понял, что ему ничего не остаётся, как согласиться на условия Маршалла. Заместитель директора посмотрел на хранителя, который стоял между Скоттом и взрывником на мостовой напротив дома № 23. Пришлось признать, что Мендельсон походил на служащего газовой компании больше, чем любой другой из его команды.

Как только двое из его агентов вышли из дома № 19, Хатчинз затушил сигару и направился через улицу к начальнику пожарной команды. Трое его коллег последовали в нескольких шагах за ним.

— Ну что, мы можем теперь проверить 23-й номер? — как бы между прочим спросил он.

— Я не возражаю, — ответил начальник пожарной команды. — Вот только владельцы настаивают, чтобы дворецкий пошёл вместе с вами.

Хатчинз кивнул в знак согласия. Дворецкий прошёл с ними в холл, спустился в подвал и подвёл их к шкафу, где размещалось газовое оборудование, заверив при этом, что не чувствовал никакого запаха газа, когда ложился спать, как обычно делая это последним в доме.

Взрывник быстро схимичил, и в подвале сильно запахло газом. Хатчинз рекомендовал дворецкому в целях его безопасности вернуться на улицу. Закрывая нос и рот платком, Мартин нехотя согласился и оставил их одних искать утечку.

Пока взрывник ликвидировал утечку, Скотт с Декстером принялись проверять подвальные помещения. Скотт первым вошёл в кабинет Кавалли и обнаружил Декларацию на стене, как и обещал Долларовый Билл. Через несколько секунд к нему присоединились двое других. Мендельсон с любовью смотрел на документ. Проверив слово «бриттанских», он снял застеклённую рамку со стены и положил её на стол для заседаний правления. Скотт раскрыл большую сумку с инструментом, собранную накануне вечером одним из агентов и содержавшую отвёртки всех размеров, ножи самой разной длины, различные стамески и даже небольшую дрель. То есть все, что могло понадобиться профессиональному оформителю портретов.

Хранитель проверил заднюю сторону рамки и попросил отвёртку среднего размера. Скотт отыскал её и передал ему.

Мендельсон медленно и методично вывинтил восемь шурупов, крепивших две большие стальные накладки к задней стороне рамки, затем перевернул её стеклом кверху. Декстеру Хатчинзу не терпелось поторопить его.

Хранитель, не обращавший внимания на нетерпение заместителя директора, порылся в сумке, нашёл нужную стамеску и вставил её между двумя листами органического стекла в правом углу рамки. Скотт в это время достал из цилиндра, который дал ему Мендельсон, копию Декларации, взятую в Национальном архиве этим вечером.

Когда хранитель снял верхний лист стекла и положил его на стол, Скотт мог понять по улыбке на его лице, что он смотрит на оригинал.

— Поторопитесь, — сказал Декстер, — или они начнут подозревать.

Мендельсон, похоже, не слышал заместителя директора. Он ещё раз проверил написание слова «бриттанских» и, удовлетворённый, перешёл к пяти «Джо» и одному «Джорджу», прежде чем пробежаться по всему тексту, вначале бегло, а затем медленно. Улыбка не сходила с его лица.

Ни слова не говоря, хранитель медленно свернул оригинал, и Скотт поместил на его место копию из Национального архива. Вернув листы стекла на прежнее место, он крепко прикрутил накладки к раме.

Пока Скотт вешал копию на стену, Мендельсон положил цилиндр в сумку с инструментом.

У Декстера Хатчинза вырвался громкий вздох облегчения.

— А теперь, Христа ради, давайте убираться отсюда, — сказал заместитель директора, и в этот момент в кабинет ворвались шестеро полицейских с пистолетами в руках и окружили их.

— Ни с места! — крикнул один из них, и Мендельсон упал в обморок.

 

Глава XXXVII

Всех четверых арестовали, надели наручники и зачитали их права. Затем каждого по отдельности доставили в Девятнадцатый полицейский участок.

Трое отказались отвечать на вопросы в отсутствие адвокатов, а четвёртый заявил дежурному сержанту, что, если сумка, изъятая у него, будет открыта без его адвоката, полицейскому управлению Нью-Йорка будет предъявлен судебный иск.

Дежурный сержант посмотрел на изысканно одетого представительного мужчину и решил не рисковать. Прикрепив к сумке красную бирку, он забросил её в сейф.

Этот же человек настоял на своём законном праве сделать один телефонный звонок. Такую возможность ему предоставили, но только после того, как был заполнен и подписан ещё один бланк. Декстер Хатчинз позвонил прямо директору ЦРУ в 02.27 ночи.

Директор признался подчинённому, что не мог сомкнуть глаз. Внимательно выслушав доклад Хатчинза, он похвалил его за то, что тот не сообщил полиции своего имени и не раскрыл деталей секретного задания.

— Нам не нужно, чтобы кто-то знал, кто вы, — добавил он. — Мы не должны ставить президента в неловкое положение. — Он помолчал. — Или, что ещё важнее, ЦРУ.

Когда заместитель директора повесил трубку, он и трое его коллег были отправлены по разным камерам.

Директор ЦРУ накинул халат и спустился в кабинет. Кратко изложив на бумаге содержание своего разговора с заместителем, он проверил по компьютеру номер и медленно набрал код района.

Комиссар городской полиции Нью-Йорка ответил на звонок несколькими отборными словами, но вскоре до него дошло, кто бодрствовал на другом конце провода в такое время ночи. Он включил лампу рядом с кроватью и стал записывать в блокнот. Его жена повернулась на другой бок, добавив ещё несколько отборных словечек от себя.

Директор закончил словами:

— Одна за мной.

— Две, — сказал комиссар. — Одна за то, что я попробую разобраться с твоими проблемами.

— А вторая? — спросил директор.

— За то, что разбудил мою жену в три часа ночи.

Продолжая сидеть на краю кровати, комиссар посмотрел номер капитана, под чьим началом был участок, о котором шла речь.

Капитан узнал голос своего начальника, как только взял трубку, и просто сказал:

— Доброе утро, комиссар, — словно это был обычный звонок в разгар рабочего утра.

Комиссар проинструктировал капитана, не упоминая о звонке директора ЦРУ и ничего не сообщая о том, кто такие были те четверо, что загорали в камерах его участка, хотя он сам не был уверен, что знает. Капитан записал сухие факты на обложке журнала жены «Образцовое ведение домашнего хозяйства» и быстро оделся, не позволив себе принять душ и побриться. Он вышел из своей квартире в Куинсе в 03.21 и приехал в Манхэттен, поставив машину перед входом в участок, без нескольких минут четыре.

Боровшиеся со сном полицейские были удивлены при виде своего босса, взбегающего по ступенькам участка в такое время утра, тем более такого всклокоченного, небритого и с номером журнала «Образцовое ведение домашнего хозяйства» в руках.

Он прошагал в комнату дежурного лейтенанта, который быстро убрал ноги со стола.

Лейтенант, только что закончивший допрашивать торговца наркотиками, ничего не смог ответить, когда его спросили о ранее задержанной четвёрке.

В комнату дежурного лейтенанта был вызван дежурный сержант. Ветеран-полицейский, многое повидавший на своём веку, подтвердил, что зарегистрировал четверых мужчин, но не скрыл своей озадаченности по поводу этого инцидента, поскольку никак не мог придумать, какое выдвинуть против них обвинение, несмотря на то, что один из домовладельцев, господин Кавалли, позвонил несколько минут назад и спросил, продолжает ли четвёрка содержаться под арестом, ибо у него возникли осложнения. Ни у одного из жильцов ничего не пропало, так что кража отпадала. Взлом и вторжение тоже не подходили, так как во всех случаях их приглашали войти в дом. И уж конечно, речь не могла идти о нападении или нарушении чужого права собственности, поскольку они тотчас покидали владения, как только их просили об этом. Единственное обвинение, которое приходило в голову сержанту, это попытка выдать себя за служащих газовой компании.

Капитана не интересовали попытки сержанта подыскать для них обвинение. Все, что он хотел знать, сводилось лишь к одному вопросу:

— Подвергалась ли досмотру их сумка?

— Нет, капитан, — ответил сержант, стараясь вспомнить, куда он забросил её.

— Тогда выпустите их под залог до последующего предъявления обвинения, — распорядился капитан. — А бумаги я оформлю сам.

Оформление протоколов заняло значительное время, и четвёрка была выпущена только в начале седьмого.

Когда они дружно сбегали вниз по ступенькам участка, самый маленький из них, в очках из горного хрусталя, крепко держался за опечатанную сумку.

Антонио Кавалли проснулся, как от толчка. Ему снилось, что его вытаскивают посреди ночи из постели и волокут на улицу. Нет, это было не во сне.

Он включил лампу и посмотрел на часы. Было 03.47. В памяти стали всплывать события, происходившие несколькими часами ранее.

Когда они оказались на улице, четверо человек в сопровождении Мартина вернулись в дом. Слишком много для простой утечки газа, мелькнуло тогда в голове у Кавалли. И какой служащий газовой компании может позволить себе раскуривать сигары и носить костюм от Сакса с Пятой авеню? После того, как прошло пятнадцать минут, а они все ещё не появлялись, Кавалли заподозрил неладное. Он спросил у начальника пожарной команды, знает ли тот их лично. Начальник признался, что никогда не встречал этих людей, хотя они дали ему правильный код по телефону. Он решил, что Кавалли прав, предлагая ему навести справки в газовой компании. Диспетчер компании ответила, что их техники не работают по вызову на 75-й улице этой ночью. Начальник пожарной команды немедленно связался с полицией. Через несколько минут шестеро полицейских вошли в дом № 23 и арестовали всех четверых.

После того, как их увезли в участок, отец с Мартином помогли Тони проверить каждую комнату в доме, но никаких пропаж не обнаружилось. Они вернулись в свои постели около 01.45.

Кавалли теперь окончательно проснулся, но ему казалось, что он слышит какой-то шум на первом этаже. Уж не он ли разбудил его? Тони ещё раз взглянул на часы. Отец с Мартином обычно встают рано, но только не между тремя и четырьмя часами ночи.

Кавалли опустил ноги на пол, по-прежнему уверенный, что слышит голоса. Накинув халат, он подошёл к двери, медленно приоткрыл её, вышел на лестницу и заглянул вниз. Из-под двери в кабинет отца пробивалась полоска света. Кавалли быстро преодолел пролёт лестницы, тихо прошёл по ковру в холле и остановился у кабинета, вспоминая, где у них спрятан ближайший пистолет. Он прислушался. За дверью стояла тишина. Затем вдруг послышались громкие проклятия. Тони распахнул дверь и увидел отца, тоже в ночном халате, стоявшего перед Декларацией независимости с лупой в правой руке. Он рассматривал слово «британских».

— С тобой все в порядке? — спросил Тони у отца.

— Надо было убить Долларового Билла, когда я тебе говорил об этом, — сказал тот.

— Но почему? — спросил Тони.

— Потому что они украли Декларацию независимости.

— Но ты стоишь перед ней, — заметил Тони.

— Нет, не стою, — возразил отец. — Ты понимаешь, что они сделали?

— Нет, не понимаю, — признался Тони.

— Они подменили оригинал никому не нужной копией, которую ты подложил в Национальный архив.

— Но на стене у тебя тоже висела копия, изготовленная Долларовым Биллом, — сказал Тони. — Я видел, как он отдавал её тебе.

— Нет! У меня был оригинал, а не копия.

— Тогда я ничего не понимаю! — Тони окончательно запутался.

Старик впервые повернулся к нему лицом.

— Мы с Ником Висенте поменяли их, когда ты привёз Декларацию из Вашингтона. — Тони не поверил своим ушам. — А ты думал, я позволю, чтобы часть нашего национального наследия попала в руки Саддама Хусейна?

— Но почему ты не сказал мне? — спросил Тони.

— Чтобы ты поехал в Женеву, зная, что располагаешь подделкой, когда сделка ещё не завершена? Нет, я с самого начала делал все, чтобы ты считал, что в банк «Франчард и К°» отправлен оригинал. Ведь если в это верил ты, то поверил бы и Аль-Обайди.

Тони ничего не сказал.

— И ты бы уж точно не устроил такой драки из-за потери пятидесяти миллионов, зная, что документ в Женеве поддельный.

— Так где, черт возьми, теперь оригинал? — спросил Тони.

— Где-то в кабинетах Девятнадцатого участка, по моим предположениям, — ответил отец. — Если они ещё не смотались оттуда. Как раз это я собираюсь выяснить, — добавил он, подошёл к столу и взял телефонную книгу.

Председатель набрал семь цифр и попросил дежурного. Дожидаясь, когда его соединят, он посмотрел на часы. Времени было 04.22.

Когда дежурный сержант подошёл к телефону, Кавалли объяснил, кто он такой, и задал два вопроса. Внимательно выслушав ответы, он положил трубку на рычаг.

Тони вопросительно вскинул брови.

— Они все ещё в камерах, а сумка закрыта в сейфе. У нас есть кто-нибудь в Девятнадцатом участке? — спросил отец.

— Да, лейтенант, который сделал пока очень мало для нас.

— Значит, пришло его время возвращать долги, — сказал отец, направляясь к двери.

Тони обогнал его, перепрыгивая через три ступеньки на обратном пути в свою спальню. Он оделся за считанные минуты и, спускаясь вниз, приготовился ждать отца, но тот уже стоял в холле.

Отец открыл парадную дверь, Тони вышел за ним на улицу и кинулся на поиски такси, но жёлтых машин в такой час на 75-й улице не было.

— Придётся ехать на своей машине! — крикнул отец, направляясь через улицу к ночному гаражу. — У нас нет ни минуты времени.

Тони бросился назад в дом, взял из ящика стола в холле ключи от машины и догнал отца задолго до того, как тот добрался до их стоянки.

Пристёгиваясь к креслу, Тони повернулся и спросил его:

— Если нам все-таки удастся заполучить Декларацию назад, что ты намерен делать?

— Для начала я намерен лично прикончить Долларового Билла, чтобы он никогда больше не сделал ни одной копии. А затем…

Тони повернул ключ зажигания.

Последовавший взрыв разбудил квартал во второй раз за эту ночь.

Четверо людей появились на ступеньках полицейского участка и бегом бросились вниз. Самый маленький бежал, вцепившись в сумку. Автомобиль, целый час простоявший с работающим двигателем, пересёк улицу и остановился рядом с ними. Один отделился от четвёрки и ушёл в предрассветную мглу, так и не поняв, зачем вообще им был нужен человек его квалификации.

Декстер Хатчинз сел рядом с водителем, а Скотт с хранителем забрались на заднее сиденье.

— Ла-Гуардиа, — сказал Декстер и поблагодарил агента, полночи просидевшего в машине. Скотт увидел между двумя передними сиденьями, как цифры на часах перескочили с 06.11 на 06.12.

Агент вывел машину в крайний левый ряд.

— Не превышай скорость, — распорядился Декстер. — Нам больше не нужны задержки на этом этапе.

Агент вернул машину в средний ряд.

— Когда следующий рейс?

— «Дельта» в семь тридцать, — ответил водитель.

Декстер взял телефон и набрал десять цифр. Когда на другом конце линии ему сказали «да», заместитель директора доложил:

— Мы едем, сэр, и должны вернуть все на своё место к десяти часам.

Декстер положил телефон и повернулся назад, чтобы убедиться, что молчаливый хранитель все ещё с ними. Тот сидел, вцепившись в сумку, которая теперь лежала у него на коленях.

— Лучше вынуть из сумки все, кроме цилиндра, — сказал Скотт. — Иначе нам никогда не пройти контроль.

Мендельсон расстегнул сумку и позволил Скотту выложить из неё отвёртки, ножи, стамески и, наконец, дрель, которые положил на пол между ними.

В 06.43 водитель свернул с шоссе и, следуя дорожным указателям, направился к Ла-Гуардиа. Все сидели молча, пока автомобиль не остановился у обочины напротив входа в терминал «Марин эр».

Как только Декстер ступил на землю, из подъехавшей сзади машины выскочили трое в коричневых «барберриз» и пошли впереди него в терминал. Другой человек в щегольском пепельно-сером костюме и с плащом, перекинутым через руку, протянул конверт, когда Декстер проходил мимо. Заместитель директора подхватил его, как хороший бегун эстафетную палочку, не теряя темпа на пути в зал вылета, где его ждали ещё трое агентов.

Зарегистрировавшись, Декстер обычно любил пройтись туда-сюда в ожидании посадки на самолёт. Вместо этого он беспокойно стоял в одном шаге от Декларации независимости, находившейся в кругу агентов.

— Производится посадка на самолёт, вылетающий рейсом на Вашингтон. Пассажиров просят пройти к выходу номер 4, — прозвучало объявление по громкоговорящей системе.

Девять человек выжидали, пока все остальные пассажиры пройдут в самолёт. Когда агент, стоявший у выхода, подал знак, Декстер повёл свою команду мимо контролёра, по посадочной рампе и в самолёт. Они заняли места 1А-F и 2А-F. 2Е было занято только сумкой, а на 2D и 2F расположились два человека, которые весили вместе чуть больше двухсот килограммов.

Пилот поприветствовал их на борту своего самолёта и предупредил, что может случиться небольшая задержка. Декстер посмотрел на часы: 07.27. И забарабанил пальцами по подлокотнику, отделявшему его от Скотта. Стюардесса предложила всем девятерым в первых двух рядах по номеру «Ю-эс-эй тудей». Предложением воспользовался один Мендельсон.

В 07.39 самолёт вырулил на полосу для подготовки к взлёту. Когда он повернул обратно, Декстер спросил у стюардессы, в чем причина задержки.

— Обычная утренняя перегрузка, — ответила та. — Капитан мне только что сказал, что мы седьмые по очереди, так что взлетать будем минут через десять — пятнадцать.

Декстер продолжал выбивать дробь на подлокотнике, а Скотт не мог оторвать глаз от сумки. Мендельсон перевернул очередную страницу журнала.

Самолёт вернулся на полосу в 07.51, резко взвыл двигателями и медленно двинулся вперёд, набирая скорость. Его колёса оторвались от земли в 07.53.

Через несколько секунд вернулась стюардесса и предложила всем завтрак. Положительного ответа она не услышала, пока не добралась до седьмого ряда. Когда позднее она принесла экипажу его обычный утренний кофе, стюардесса спросила у капитана, почему ряды с третьего по шестой оказались свободными, тем более в День независимости.

Капитану была неведома причина, и он просто сказал:

— Посматривайте за пассажирами в первом и втором рядах. — Девять человек в первых рядах заинтересовали его ещё больше, когда ему разрешили заход на посадку, как только он связался с центром управления, находясь ещё только в семидесяти милях от Вашингтона.

Он начал снижаться в 08.53 и впервые за полгода был у входа в терминал точно по графику. Когда он заглушил двигатели, трое человек немедленно блокировали трап и оставались там, пока заместитель директора и его свита не скрылись в терминале. При появлении Декстера Хатчинза в зале прилёта один из агентов пошёл впереди, как Иоанн Креститель, а трое пристроились сзади, выступая в качестве учеников. Директор, очевидно, внимательно следил за тем, чтобы не переступалась тонкая грань между прикрытием и привлечением внимания. Проходя через терминал, Декстер заметил четверых других агентов и предположил, что по меньшей мере ещё человек двадцать скрытно расположены вдоль его маршрута к автомобилю.

На электронных часах в зале выскочили цифры 09.01. Створки дверей разошлись в стороны, и он вышел на улицу, где в ожидании стояли друг за другом три чёрных лимузина с водителями возле дверей.

Заметив заместителя директора, водители первого и второго лимузинов быстро заняли свои места и запустили двигатели, а водитель второго открыл заднюю дверцу и усадил Скотта с Мендельсоном на заднее сиденье. Заместитель директора сел рядом с агентом впереди.

Ведущая машина устремилась к бульвару Джорджа Вашингтона, и через считанные минуты колонна уже проезжала по мосту на 14-й улице. Когда показался мемориал Джефферсона, Декстер опять посмотрел на часы: 09.12.

— Вполне достаточно времени, — заметил он.

Меньше чем через минуту после этого они попали в дорожную пробку.

— Проклятие! — сказал Декстер. — Я совсем забыл, что улицы будут перекрыты в связи с парадом по случаю Дня независимости.

Когда за следующие три минуты они преодолели всего полмили, Декстер сказал водителю, что выбора у них нет.

— Включай сирены, — распорядился он.

Водитель включил огни, врубил на полную мощность сирену и наблюдал, как ведущая машина вырулила в крайний левый ряд и стабильно выжимала сорок миль в час до самого съезда с автострады.

Декстер посматривал теперь на часы каждые тридцать секунд. Лимузины метались из ряда в ряд, но некоторых граждан Вашингтона не трогали ни огни, ни сирены и они упорно не желали пропускать их вперёд.

Ведущая машина свернула между двумя полицейскими барьерами на Конститьюшн-авеню в 09.37. Увидев выстраивающиеся карнавальные платформы на колёсах, Декстер распорядился выключить сирены. Им меньше всего нужны были любопытные взгляды, когда они остановятся возле Национального архива.

Первым увидел их Скотт. Он постучал по плечу Декстера и показал вперёд. Группа телевизионщиков стояла в начале длинной очереди перед центральным входом в Национальный архив.

— Нам не удастся проскочить незамеченными, — сказал Декстер и, повернувшись к Мендельсону, спросил: — Есть ли другие входы в здание?

— Со стороны 7-й улицы есть служебный вход, — ответил Мендельсон.

— Весьма кстати, — сказал Декстер Хатчинз.

— Поезжайте мимо центрального входа, а затем высадите меня на углу, — сказал хранитель. — Я пересеку Конститьюшн и войду через служебный вход.

— Высадить вас на углу? — изумлённо переспросил Декстер.

— Если я пойду окружённый агентами, все сразу… — начал Мендельсон.

— Да, да, да, — перебил его заместитель директора, пытаясь сообразить на ходу. Взяв телефон, он дал указание двум другим машинам оставить их одних.

— Придётся рискнуть, — сказал Скотт.

— Придётся, — согласился Декстер. — Хорошо ещё, что у нас есть ты, который может пойти вместе с ним. Ведь ты никогда не походил на агента.

Скотт не был уверен, считать ли это замечание за комплимент или нет.

Когда они медленно проезжали мимо Национального архива, Декстер отвернулся от нетерпеливых телевизионщиков.

— Сколько их там? — спросил он.

— Человек шесть, — сказал Скотт. — И думаю, что это Шоу стоит спиной к нам.

— Покажите мне точно, где вы хотите выйти. — Заместитель директора повернулся к Мендельсону.

— Ещё пятьдесят шагов, — последовал ответ.

— Вы возьмёте сумку, Скотт.

— Но… — начал Мендельсон, однако, увидев выражение на лице Декстера, не стал продолжать.

Лимузин подкатил к обочине и остановился. Скотт схватил сумку, выпрыгнул из машины и придержал дверцу, пока выходил Мендельсон. Восемь агентов с невинным видом ходили туда-сюда по мостовой, стараясь не смотреть в сторону Национального архива. Парочка, совсем непохожая на компаньонов, быстро пересекла Конститьюшн-авеню и бросилась бежать по 7-й улице.

Возле служебного входа Скотт столкнулся лицом к лицу с обеспокоенным Колдером Маршаллом, нервно расхаживавшим у конца рампы.

— Слава Богу! — только и сказал архивист, увидев Скотта и хранителя, бежавших вниз по рампе. Он молча провёл их в открытый грузовой лифт, поднял на два этажа вверх и побежал по коридору. Перед лестницей в хранилище Маршалл обернулся, чтобы убедиться, что они не отстали, и ринулся вниз по ступенькам, чего прежде не замечал за ним ни один из его сотрудников. Скотт старался не отставать от архивиста. За ним бежал Мендельсон. Остановились они только перед массивными стальными дверями.

Маршалл кивнул, и слегка запыхавшийся хранитель ввёл код в маленький ящик у дверей. Стальная решётка медленно приоткрылась, и все трое вошли в хранилище. Хранитель нажал другую кнопку, и дверь закрылась.

Они замерли перед огромным бетонным блоком, в котором помещалась Декларация независимости, как это делает священник перед алтарём. Скотт посмотрел на часы: 09.51.

Мендельсон нажал красную кнопку, послышалось знакомое лязганье, и бетонные блоки разошлись, обнаружив пустую массивную раму, медленно поднимавшуюся наверх. Когда рама оказалась на уровне груди, он ещё раз нажал кнопку.

Архивист с хранителем прошли вперёд, а Скотт расстегнул сумку. Архивист достал из кармана пиджака два ключа и передал один своему коллеге. Они немедленно принялись открывать двенадцать замков, равномерно расположенных по периметру бронзовой рамы. Проделав это, они наклонились и раскрыли её, как книгу.

Скотт достал контейнер и передал его архивисту. Маршалл снял колпачок, и Мендельсон осторожно извлёк из цилиндра его содержимое.

Скотт наблюдал, как архивист с хранителем медленно разворачивали Декларацию независимости и дюйм за дюймом накладывали её на стекло рамы, пока оригинал рукописи не занял положенное ему место. Наклонившись над ней, он бросил последний взгляд на слово с допущенной ошибкой, прежде чем двое вернули створку рамы в прежнее положение.

— О Боже, британцы все ещё за многое в ответе, — сказал архивист.

Колдер Маршалл с хранителем быстро закрыли двенадцать замков на раме и отступили на шаг от Декларации.

Они задержались всего на секунду, и Скотт опять посмотрел на часы: 09.57. Подняв глаза, он увидел, что Маршалл и Мендельсон обнимают друг друга и скачут, как дети, неожиданно получившие подарок.

Скотт кашлянул:

— Уже 9.58, джентльмены.

Они немедленно пришли в себя. Архивист вернулся к бетонному блоку и, слегка помедлив, нажал красную кнопку. Массивная рама продолжила свой путь наверх в галерею на обозрение ожидавшей публики.

Колдер Маршалл повернулся к Скотту. На его лице мелькнуло выражение, какое бывает у человека, с души у которого свалился огромный камень. Он поклонился, как японский самурай, показывая, что считает честь непосрамленной. Хранитель пожал руку Скотту, затем подошёл к двери, ввёл код в маленький ящик и смотрел, как отодвигается решётка.

Маршалл проводил Скотта по коридору, поднялся с ним по лестнице и спустился на грузовом лифте к служебному входу.

— Спасибо вам, профессор, — сказал он, пожав ему руку на грузовой площадке. Скотт перемахнул через рампу и обернулся, когда выскочил на мостовую. Архивиста уже не было видно.

Перебежав через 7-ю улицу, он сел в машину к Декстеру.

— Какие-нибудь проблемы, профессор? — спросил заместитель директора.

— Нет. Если не считать того, что два приличных человека выглядят так, как будто они постарели на десять лет за два последних месяца.

Часы на башне старого почтамта пробили в десятый раз. Двери Национального архива распахнулись, и телевизионщики ринулись внутрь.

Машина заместителя директора выехала на середину Конститьюшн-авеню и застряла между карнавальными платформами штатов Теннесси и Техас. Подбежавший полицейский приказал водителю встать на 7-й улице. Когда машина остановилась, Декстер опустил стекло и сказал с улыбкой полицейскому:

— Я заместитель директора ЦРУ.

— Конечно. А я Дядя Сэм, — ответил тот и стал выписывать штраф.

 

Глава XXXVIII

Заместитель директора ЦРУ позвонил директору домой и сказал, что в Национальном архиве дела идут как обычно. О дорожном штрафе он не стал упоминать.

Хранитель позвонил жене и попытался объяснить, почему не ночевал дома.

Женщина с хозяйственной сумкой на верёвочной ручке связалась по своему мобильному телефону с послом Ирака при ООН и сообщила, что убила двух зайцев одним выстрелом, указав ему номер счета в банке на Багамах.

Директор ЦРУ позвонил госсекретарю и заверил его, что документ на месте, избегая слов «возвращён на место».

Сьюзан Андерсон позвонила Скотту и выразила восхищение ролью, которую он сыграл в возвращении документа на его законную родину. Она мимоходом упомянула также о своём печальном решении расторгнуть помолвку.

Посол Ирака при ООН дал указание мсье Франчарду перевести девятьсот тысяч долларов в Королевский банк Канады на Багамах и одновременно закрыть счёт Аль-Обайди.

Госсекретарь позвонил президенту в Белый дом и сообщил об отмене пресс-конференции, намеченной на одиннадцать утра.

Репортёр криминальной хроники из «Нью-Йорк дейли ньюс» продиктовал из телефонной будки в подземном гараже на 75-й улице статью для свежего номера газеты, озаглавленную «Мафиозная разборка в Манхэттене».

Телефон Ллойда Адамса раскалился от звонков с предложениями сниматься во всем, начиная от рекламы и кончая художественными фильмами.

Архивист оставил без ответа звонок одного из специальных помощников президента, пригласившего его на ленч в Белом доме.

Продюсер Си-эн-эн позвонил в отдел новостей и сказал, что это какая-то мистификация. Да, он проверял накануне написание слова «бриттанских», и только Дэну Куэйлу могло показаться, что в нем было две буквы «т».

Скотт позвонил Ханне и рассказал, как бы ему хотелось провести День независимости.