Когда Йэн уложил ее на мягкий ковер из мха и травы, Мэри притянула его к себе, подняла голову, пылко целуя, с удивительной ловкостью начала расстегивать его сорочку. Вскоре его широкая грудь обнажилась под ее жадными руками.

И Йэн не терял времени, уничтожая барьеры между ними. Ее юбки взлетели на бедра, ноющие от желания груди обнажились. Его взгляд согревал сильнее, чем солнечный свет, проникающий сквозь листву и окутывающий ее дрожащее тело.

Они ласкали друг друга, и Мэри изгибалась в его руках, отзываясь на нежные, умелые прикосновения — словно свежий мед растекался по ее телу. Она бессознательно раздвинула ноги, желая быть как можно ближе к нему, и опустила руку, пытаясь расстегнуть его брюки.

— Йэн, помоги мне, — в отчаянии прошептала она.

И вскоре его освобожденная плоть скользнула в ее ладонь, затвердев от одного ее прикосновения. Йэн на секунду отстранился, скинул брюки и ее панталоны. Обнаженная, Мэри снова притянула мужа к себе, отчаянно желая закончить эту сладкую пытку, и восторженно вскрикнула, когда он вошел в нее.

И больше она не слышала и не ощущала вокруг ничего, кроме жаркого дыхания Йэна. Совершенно затерялась в восхитительном напряжении, разрастающемся и словно взрывающемся на краю вечности и перетекающем в блаженство…

Мэри лежала под восхитительной тяжестью мужа, чувствуя, как постепенно утихает пульсирующий восторг и ее тело приобретает необъяснимую легкость. Она открыла глаза, увидела над собой его лицо, темные глаза, еще более ласковые, чем прежде. Глубокая печаль наполнила ее. Искусный любовник, нежный и заботливый, он не был способен на более глубокие чувства.

Может, он и верен ей, но никогда не сможет полюбить ее! Его сердце, ожесточенное холодностью отца, надежно заперто в груди.

А она? Помоги ей Бог, она, как ни сопротивлялась, все-таки полюбила его. Любила его привычку в замешательстве ерошит свои темные волосы. Любила его страсть к лошадям и почти отцовскую гордость за них. Она любила упорство, с которым он перенимал бразды правления поместьем. Любила мальчишескую досаду, которую иногда замечала в нем. Особенно же любила то блаженство, которое испытывала в его объятиях.

Как и когда это случилось, Мэри не знала.

— Мэри, ты так прекрасна!..

Она закрыла глаза, злясь на себя за желание, охватившее ее даже от такой малости… и так скоро — после того, как искусные любовные ласки Йэна должны бы были насытить ее.

— Моя дорогая, ты не представляешь, как я сожалею о том, что должен сказать. Особенно это тяжело теперь, когда мы помирились…

Мэри оцепенела, уставившись на кружевной лиственный навес над головой.

— Видишь ли, я должен уехать на два дня.

Она перевела взгляд на его лицо.

— Уехать?..

Йэн кивнул, продолжая ласкать ее обнаженную грудь.

— Да, неотложное дело. — Он замер, увидев странное выражение ее глаз. — Уверяю тебя, Мэри, я не могу отменить поездку. Отец, наконец, стал пользоваться моей помощью в управлении поместьем. Я должен выполнять свои обязательства, несмотря на более… приятные развлечения.

Так вот чем она для него является! Приятным развлечением! На глаза навернулись жалящие слезы. Нет, она ни за что не прольет их!

— Мэри, поверь мне, я очень не хочу ехать! — В глазах Йэна светилось раскаяние.

— Я понимаю… — ответила она, но главным для нее было другое: Йэн знал о том, что уезжает, до того, как привел ее сюда и занялся с ней любовью.

Он наклонился и поцеловал ее, и Мэри почувствовала, что отвечает на его поцелуй, несмотря на ноющую боль в сердце.

Йэн чуть отстранился.

— К несчастью, экипаж уже ждет меня. Я как раз шел готовиться к поездке, когда встретил тебя. — Он умолк и с сожалением покачал головой. — Ты ведь понимаешь, Мэри, я и подумать не мог, что все закончится вот так. Я просто хотел поговорить с тобой.

Мэри села и начала приводить в порядок свою одежду.

— Я верю, что ты не планировал это, Йэн.

— Мэри, подожди! — Он взял ее за руки, заставляя смотреть в свои глаза. — Прежде чем мы уйдем отсюда, я должен убедить тебя: больше всего на свете я хотел бы остаться здесь, с тобой!

Мэри отказывалась смотреть на него и молчала. Ей нечего было сказать. Когда она стала застегивать лиф платья, Йэн остановил ее:

— Позволь мне!

— Нет!

Йэн отвернулся, мрачно сжав губы.

Так же молча, они пошли к дому. Мэри еле передвигала подкашивающиеся ноги. Йэн, казалось, весь ушел в какие-то свои, явно невеселые мысли.

Они вошли в дверь, ведущую в зимний сад, и Йэн остановился и посмотрел на жену.

— Мэри, не сердись на меня. Я не могу отложить эту поездку, как бы ни хотел это сделать.

— Почему я должна сердиться, милорд? Вы вели себя точно так, как всегда.

Йэн притянул ее в свои объятия и прижался губами к ее губам. Только когда ее ослабевшие колени чуть не подогнулись, Йэн отстранился.

— Ты сводишь меня с ума, Мэри Синклер! Подумай об этом, пока меня не будет.

Усилием воли Мэри заставила себя оторваться от мужа и, взглянув поверх его плеча, увидела Барбару, только что вошедшую в зимний сад из главного коридора. Заметив обнявшуюся пару, Барбара оцепенела, лицо ее побелело. Придя в себя, Барбара резко развернулась и поспешно удалилась.

Йэн поднял голову.

— Что там?

Мэри покачала головой, старательно отводя взгляд.

— Ничего.

Прошло два дня. Когда Мэри спустилась к ленчу, во главе стола, как всегда, восседал свекор. Барбары не было — она уехала в деревню. Так что старый граф и его невестка ели в одиночестве.

— Говядина слишком жесткая. Не удивлюсь, если этот кусок отрезали от сиденья кареты, — пробормотал Малькольм, хмуро пережевывая очередной кусок.

Мэри спрятала улыбку за салфеткой и позвонила в колокольчик. Вскоре из двери, ведущей в кухню, появилась горничная.

— Пожалуйста, принесите фазана.

Малькольм удовлетворенно кивнул.

— Вы смышленая девушка, Мэри. — Затем он хмуро взглянул на горничную. — И скажите поварихе, что мы больше не будем есть мясо от этой коровы. Пусть отдаст остаток в фонд вдов и сирот или еще куда-нибудь.

Девушка присела в реверансе, затем собрала тарелки и поспешно удалилась. Она явно боится хозяина, и зря, подумала Мэри, снова улыбаясь. Граф из тех, кто грозно лает, но редко кусает. Просто он любит, чтобы все было так, как он хочет.

Чем больше Мэри узнавала старого графа, тем яснее понимала, насколько бессмысленной была вражда между Йэном и отцом. Как ужасно, что Малькольм, ослепленный горем, так жестоко обошелся с сыном — так жестоко, что тот, оставив родной дом, уехал в Лондон. Вряд ли Йэн легко забудет это.

Словно издалека Мэри услышала голос графа:

— Мэри!

Она очнулась от своих мыслей и в полном замешательстве взглянула на старика.

— Мэри, девочка, где вы витаете?

— Простите, милорд. Вы что-то хотели?

Граф указал взглядом куда-то право.

— Не я.

Мэри оглянулась. Рядом с ее стулом, с запечатанным письмом в руках, стоял дворецкий. Ее щеки вспыхнули.

— О, простите, я не слышала. Я задумалась.

Малькольм нетерпеливо прервал ее:

— Ну, так возьмите письмо, девочка! Он говорит, что это от Йэна.

Мэри растерянно уставилась на послание. Йэн должен сегодня вернуться. Почему он послал ей письмо?

— Благодарю вас.

— Ты свободен, Уинслоу, — кивнул Малькольм. Дворецкий поклонился и вышел из столовой. Старший Синклер повернулся к Мэри: — Ну, открывайте. Посмотрим, что он хочет сказать нам.

Медленно она поддела ножом сургучную печать.

— Ну? — спросил Малькольм, поскольку Мэри начала читать про себя.

Мэри вздохнула с облегчением и — одновременно — с разочарованием. Послание было коротким и не содержало ничего, что нельзя было бы прочитать вслух, так что она удовлетворила любопытство графа:

— «Дорогая Мэри, я вернулся из Уоркэма на несколько часов раньше, чем предполагал. Я хотел бы встретиться с тобой в деревне на пристани. Я кое-что хочу показать тебе. Пожалуйста, приезжай. Жду тебя. Йэн».

Мэри подняла глаза на свекра. Тот хмурился.

— Очень не похоже на мальчика. Может, он что-то привез вам?

— Не представляю, что бы это могло быть! — Мэри пожала плечами.

Действительно, очень загадочная просьба. И в духе самоуверенного Йэна.

Малькольм недоуменно поднял седые кустистые брови.

— И я не представляю, но вы, безусловно, должны поехать.

Мэри закусила губу, в нерешительности глядя на письмо. Ее немедленной реакцией было определенное и решительное «нет», но как отказать просьбе «Пожалуйста, приезжай. Жду тебя»?

— Мэри!..

Она вопросительно взглянула на свекра. Малькольм смотрел на нее с печалью и тревогой.

— Я знаю, что Йэна нелегко любить, как и меня, — заговорил он ласково, как никогда прежде. — Но когда он отдаст свое сердце, как отдал я моей Лауре, это будет навсегда. Он любит вас… только сам еще не сознает, как сильно. На самом деле вы, вероятно, единственный человек, кого он когда-либо смог бы полюбить, — с болью добавил старик.

— Милорд, позвольте и мне кое-что вам сказать. Я вполне сознаю свою дерзость, но полагаю, что вы должны знать — Йэн любит вас! — Странный звук вырвался из горла Малькольма, но Мэри продолжала: — Это правда! Ваш старший сын погиб, и вы разгневались на Йэна, когда это случилось. Есть обстоятельства, о которых вы не знаете, но я не имею ни права, ни желания сообщать вам о них. И причина в том, что в этом случае я согласна с мужем. Обстоятельства инцидента не так важны, как тот факт, что Йэн — ваш сын. Он был ребенком. Он потерял Малькольма так же, как и вы, и нуждался в вашей поддержке и внимании. Но не дождался. Я понимаю, что вы пытаетесь искупить прошлое, но прощение требует времени… Вы понимаете?

Граф отвернулся.

— Он никогда не простит меня…

Мэри не в силах была смотреть на искаженное болью лицо старика. Она собралась с духом.

— Вы неправильно оцениваете Йэна. Уверена, он будет счастлив любому выражению вашей любви.

Поскольку граф молчал, Мэри встала.

— А теперь, если вы извините меня, сэр, я последую вашему совету и отправлюсь к мужу.

Вскоре Мэри уже скакала верхом, по дороге, ведущей к деревне, и старалась не думать о том, что ее ждет.

Все еще так зыбко, но, может, слова «Пожалуйста, приезжай. Жду тебя» — начало нового этапа в ее супружеской жизни?

День был прекрасный, солнце согревало ее плечи. Поддавшись неожиданному порыву, Мэри уступила правилам хорошего тона и надела модную шляпку, очень подходящую к ее амазонке. Почему-то ее вдруг встревожили три крошечные веснушки, появившиеся на носу… безусловно, она избавится от них с помощью лимонного лосьона. Надо будет поговорить об этом с Франсис сегодня же вечером.

Мэри пришпорила лошадь и вскоре оказалась в том месте, где деревья с обеих сторон вплотную подступали к дороге… Резкая боль в основании черепа пронзила ее. Тошнотворная волна поднялась, она покачнулась в седле, отчаянно вцепилась в поводья, вскрикнула и почувствовала, что падает…

Какая страшная боль в голове! Простая попытка поднять руку к шишке на затылке вызвала новые невыносимые страдания. Мэри застонала.

Чьи-то руки схватили ее за ноги, она открыла глаза и испугалась — кругом было черно. Только через несколько секунд Мэри сообразила, что смотрит в темное ночное небо.

Ее чуть не вырвало от вдруг нахлынувшего зловония… алкогольный перегар! Она сглотнула едкую желчь, подступившую к горлу. Затем почувствовала, что ее тащат вроде бы по пляжу. Ей удалось зачерпнуть ослабевшей рукой немного песка — да, по пляжу! И тут же услышала звук волн, плещущихся обо что-то: может, пристань, может, борт лодки?

Мэри охватила паника. Боже милостивый, что же происходит? Последнее, что вспомнилось: она ехала верхом на встречу с Йэном. Совершенно ясно, что до мужа она так и не добралась.

Волочение прекратилось, ее ноги ударились о землю. Затем раздались шарканье и скрип. Не обращая внимания на боль, Мэри приподняла голову и попыталась хоть что-нибудь разглядеть.

Она различила лишь — на фоне ночного неба — смутные очертания маленькой лодки. Затем что-то заслонило от нее небо. Мэри прищурилась, вглядываясь во мрак, и задохнулась от ужаса: над ней склонилось чье-то лицо. Отекшее, покрытое седой щетиной, лицо показалось смутно знакомым.

— Кто… кто вы и что происходит? Больше Мэри ничего не смогла сказать, даже это небольшое усилие вызвало новый страшный приступ головной боли.

Мужчина скривился и жадно глотнул из бутылки, затем вытер рот рваным рукавом.

— Лучше заткнись и не надоедай мне! Мэри пристально вгляделась в него. Ну конечно же, Уолли Кэмп, деревенский пьяница, которому Йэн нашел работу в Синклер-Холле. Когда мужчина снова поднес к губам бутылку, Мэри поняла, что не ошиблась.

— Я знаю вас, — прошептала она.

Мужчина, покачиваясь, отступил на шаг и хрипло рявкнул:

— Ничего ты обо мне не знаешь. Слышала?

Мэри различила возбуждение, а может, и испуг в его голосе. Ему явно не понравилось, что его узнали. Надо попытаться сыграть на его страхе.

— Мой муж отправит вас за это в тюрьму!

Кэмп сделал еще один большой глоток.

— Не отправит, если некому будет рассказать о моих делишках.

Мэри окаменела. О чем это он?.. И вдруг страшная догадка пронзила ее, словно пушечное ядро — борт корабля. Господи, он собирается убить ее! Это единственный способ заткнуть ей рот.

— Ты не можешь убить меня, — выпалила Мэри. — Я ничего тебе не сделала.

Кэмп снова поднес бутылку ко рту, осушил ее, затем швырнул на песок.

— Ну да, еще как смогу! И плевать мне на то, что ты сделала или не сделала. Полученного золота мне хватит на много бутылок джина, и это все, что я хочу знать.

Мэри задохнулась от ужаса. Этот человек поглотил столько алкоголя, что ему явно безразлично, сколько он выболтает. Или он просто решил не церемониться с ней, ведь она никому ничего не сможет рассказать!..

Как бы там ни было, надо что-то делать. Она перекатилась на живот, отчаянным усилием воли пытаясь подавить безумную тошноту. Побег — ее единственная надежда.

Но Кэмп с необычайными проворством и силой ухватил ее за ноги. Мэри начала отчаянно лягаться, кидаться из стороны в сторону, но не смогла ослабить хватку Кэмпа. Наконец ей чудом удалось освободить одну ногу, и со злорадством она почувствовала, как каблук ее сапога вонзился в жирное брюхо.

Кэмп хрюкнул, выпустил ее, и Мэри услышала стук упавшего на землю тяжелого тела. Не теряя времени, она вскочила на четвереньки и поползла прочь по песку.

Где она? Мэри помнила на пляже цепь огромных валунов. Если бы ей удалось добраться до скал и спрятаться среди них! Вспышка надежды подняла ее с колен, заставив забыть о тошноте.

Однако в следующее же мгновение безжалостный удар сапогом в спину лишил ее последней надежды. Кэмп грубо свалил ее с ног, и она закрыла глаза, спасая их от песка.

Кэмп обхватил ее сзади за талию, поднял и понес назад. Мэри начала драться, лягаться, колотить руками по всем частям его тела, до каких могла достать.

Ее борьба была прекращена сильным ударом по голове. Снова накатила тошнота. Надо быть осмотрительнее! Если Уолли еще раз ударит ее по голове, она попросту потеряет сознание, и тогда — все!

Кэмп поднес свою жертву к лодке и зашвырнул туда. Лодчонка была маленькой и воняла гниющей рыбой и мокрым деревом. На дне бултыхалась морская вода, и Мэри постаралась устроиться так, чтобы не промочить юбки. Ей совершенно не улыбалось промокнуть и простудиться. Господи, она еще думает о простуде! Как бы вообще остаться в живых! Мысли ее лихорадочно искали путь к спасению. Совершенно ясно, что Кэмп собирается увезти ее куда-то, следовательно, нельзя терять голову от страха.

Ее похититель влез в лодку и угрожающе поднял весло.

— Только попробуй дернуться еще раз, и я прибью тебя вот этим!

Мэри не ответила. Уолли уселся и начал грести в открытое море, стараясь не выпускать пленницу из виду.

Мэри подтянула колени к груди и обхватила их руками.

Ветер быстро усиливался, лодку качало, море вокруг становилось все более бурным, а буквально через несколько минут из-за шума ветра уже невозможно было разговаривать. Собственно, Уолли и не был настроен на разговор, но Мэри очень хотелось узнать перед смертью имя своего врага. Ведь кто-то же пошел на такой риск и хлопоты, чтобы избавиться от нее! Ужасающая мысль! Даже ее ночное приключение в коридоре Синклер-Холла не шло ни в какое сравнение с этой страшной опасностью.

Ее единственная надежда — побег, но в ближайшие минуты вряд ли представится подобная возможность. Прыгнуть через борт в бурное море? Глупо. Это только ускорит ее смерть.

Уолли Кэмп вскоре перестал грести, втянул весла в лодку и скользнул к ней. Мэри прижалась к борту.

— Что ты делаешь?

— То, за что мне заплатили, — прорычал Уолли и сгреб в охапку оцепеневшую от страха Мэри.

— Пожалуйста…

Мэри попыталась сопротивляться, но новая затрещина заставила ее зажмуриться от боли, и она поняла, что Уолли глух к ее мольбам. Его волнуют только обещанные ему деньги.

— Скажи хоть, кто заплатил тебе. Уж это я имею право знать!

Кэмп молча достал со дна лодки кусок веревки, мокрой и холодной, но Мэри не отреагировала, поглощенная надеждой услышать имя. Когда руки пленницы были надежно связаны, Кэмп встал, грубым рывком поднял Мэри со скамейки и подхватил ее на руки.

— Так ты скажешь мне?

Видимо, это был последний вопрос в ее жизни.

— А какой вред, если и скажу? Все равно тебе конец. Это…

И в то же мгновение волна, огромная, страшная, подхватила лодку и подбросила ее, как пробку, в кипящей воде. Пьяный Уолли пошатнулся и выронил свою жертву. Мэри упала в ледяную воду, и волны сомкнулись над ее головой, заглушив вой ветра. У нее не было времени вдохнуть воздух, и легкие начали разрываться. Отчаянно барахтаясь, колотя по воде связанными руками, Мэри вынырнула на поверхность и судорожно вдохнула воздух вместе с жалящей соленой водой.

Вокруг не было ни Уолли Кэмпа, ни его лодки. Должно быть, лодка перевернулась, и Кэмп свалился в море, как и Мэри. Но где он и помнит ли, одурманенный джином, о том, что нужно убить жертву и добраться до берега за своими деньгами?

Еще одна волна обрушилась на голову Мэри, снова отправив ее под воду. И опять она с трудом вынырнула на поверхность, жадно глотая воздух…

Сколько у нее шансов остаться в живых? Если она не избавится от пут — никаких. Со связанными руками не то, что плыть, трудно держать голову над водой.

Подняв руки ко рту, Мэри стала зубами дергать затянутый Кэмпом узел. К счастью, узел был завязан кое-как. Соленая вода размочила волокна, концы веревки развязались, и Мэри освободилась. Эта явная удача придала ей немного сил. Лишь бы добраться до берега! Или до того, что казалось берегом. В темноте, в бурю она не могла сориентироваться точно.

Надеясь на то, что Бог приведет ее к спасению, Мэри поплыла. Она понятия не имела, сколько времени прошло до того момента, как ее ноги коснулись дна.

Добралась! Хвала Господу! Добралась!

Мэри дотащилась до кромки берега и упала на мокрый песок. У нее не было уже сил отползти от воды подальше, казавшееся непомерно тяжелым тело не подчинялось ей.

Всхлипнув от облегчения, Мэри потеряла сознание.