– Уверен, что мы можем ей довериться? – спросил Марко уже в четвертый раз.

– Она неопытна, но я доверяю ей не меньше, чем тебе, – ответил Саймон. Сунув руки в карманы, он остановился и взглянул на дверь спальни, пытаясь расслышать, о чем говорили женщины.

Марко, что-то медленно писавший на листах бумаги, покачал головой:

– Я всегда считал тебя идеалистом…

– Увы, это мое проклятие… и благословение. Как продвигается документ?

– Будет продвигаться быстрее, если ты заткнешься.

– Но ведь это ты постоянно спрашиваешь об Элис.

– А ты не сводишь глаз с двери. Словно можешь прожечь ее взглядом.

Саймон стиснул зубы. Беда с этим Марко. Слишком уж он наблюдательный…

– Продолжай подделывать документ. Только на это ты и способен, верно?

Марко вновь приступил к работе. Саймон же подошел окну и заглянул в просвет между занавесками. Комната выходила на улицу, так что он мог понаблюдать за гулявшими по тротуару людьми. «Плохо лишь то, что сейчас чертовски рано и развлечься практически нечем», – подумал Саймон.

Отель «Империал» находился в приличном районе. Ни ночных гуляк, ни ссор, ни драк – ничто не могло отвлечь его от двери спальни. А там, за дверью…

Нет, он не будет думать об Элис, снявшей нижние юбки и оставшейся в одной сорочке. Не будет думать о ее ногах и обнаженных плечах. У него и так есть о чем подумать. Например: окончится ли успехом их предприятие или все пойдет прахом?

Он всегда рисковал, но на этот раз риск был слишком велик. Ему одному было бы куда легче благополучно ускользнуть в случае неудачи. Но Элис, ее семья, Эдгар и все остальные мужчины и женщины, которых он уже успел узнать за последние несколько недель, – это они пострадают больше всего, если миссия провалится.

– О боже, я просто слышу твои мысли, – пробормотал Марко. – Они все равно что ржавые шестеренки.

– В противоположность плавным водам твоего мозга. Ни единой волны, ничто не может потревожить поверхность…

Отложив перо, Марко сцепил руки под подбородком и стал разглядывать приятеля:

– Четыре года мы вместе, но я никогда не видел тебя в таком состоянии.

Саймон обернулся и скрестил руки на груди.

– В каком именно?

– Похоже, ты готов разнести весь отель. Ты натянут как струна, и кажется… – Марко щелкнул пальцами. – Похоже, ты сейчас взорвешься как гремучая ртуть.

– Конечно, я напряжен, осел ты этакий. Сотни людей подвергаются риску. И если что-то пойдет не так – расплачиваться им, а не мне.

– И все это не имеет ничего общего с… – Марко кивнул в сторону спальни.

Саймон принялся расхаживать по комнате, очень уютной и почти такой же, как та, в которой он жил в Лондоне. Но вместо облегчения он испытывал неловкость.

– Можешь за меня не беспокоиться, – проворчал он. – Я в полном порядке. И сделаю свое дело. Она не повлияет на мои действия.

Марко тихо фыркнул.

– Какого черта?! – прорычал Саймон.

– Вспомни про Еву и Далтона, – продолжал Марко. – Ведь не забыл?.. И она ответила то же самое.

– Но ведь та миссия удалась, – возразил Саймон. – Рокли был не только разорен, но и убит.

Марко самодовольно ухмыльнулся:

– А весьма интересным побочным эффектом стала свадьба Евы и Далтона.

Саймон подавил смешок.

– О боже, Марко! Нет нужды волноваться по этому поводу. Я так же стремлюсь жениться, как и ты.

Внезапно помрачнев, Марко проворчал:

– Из шпионов хорошие мужья не получаются.

– Именно так я всегда и думал, – подхватил Саймон.

Еще до «Немисис» он приговорил себя к холостяцкой жизни. Жена – это размеренная жизнь: работа, домашние обеды, беседы на давно знакомые темы… Жены хотели детей, а детям требовалась стабильность. Стабильность и предсказуемость, то есть то, чего он терпеть не мог.

Впрочем, кое в чем он был вполне предсказуем. Саймон точно знал: уж если он даст женщине обещание – никогда его не нарушит. От такого мужчины ожидали, что он, женившись, будет иметь любовниц, но при мысли о намеренном нарушении обета Саймону становилось не по себе. Кто он такой, если не сдержит слово?!

Впрочем, все это не имело значения. Он, Саймон, не женится никогда, поэтому никогда не произнесет обетов верности.

Но что они за люди, он и Марко? Ужасно одинокие, хотя не испытывают недостатка в женском обществе. Верно, не испытывают. Но ни у одного из них не было того, что было у Джека с Евой.

Партнерство. В полном смысле слова. Но это было исключением. Не нормой. Уж он-то, человек, повидавший мир, прекрасно это знал. Так что самое лучшее для него – его миссии в «Немисис». В результате он либо умрет от пули, либо скончается в преклонном возрасте в уютной комнате – и в одиночестве.

Саймон храбро воевал в Индии и Южной Африке, а также рисковал жизнью в «Немисис», но он никогда не сражался за самого себя – словно не заслуживал этого. Помогать другим – вот к чему он всегда стремился.

И все же внутренний голос настойчиво шептал: «Эта история может иметь и другой конец. Ведь ты никогда не встречал женщин, подобных Элис. Когда она смотрит на тебя, как будто говорит: “Вот мужчина, за которого стоит бороться”.

Дверь спальни открылась, и Саймон резко развернулся. Разочарование свинцом осело в груди, когда он увидел одну Харриетт.

– Сколько платьев ей понадобится? – спросила та.

– Три. Два дорожных и для визитов, а одно – для ужина.

Где-то в глубинах спальни Элис тихо выругалась, потом закричала:

– Ты ничего не говорил насчет ужина!

Саймон улыбнулся про себя.

– Ужин – это последний обед дня. Обычно подается жареное мясо.

Харриетт хмыкнула, когда Элис протиснулась мимо нее и вошла в гостиную. Девушка, казалось, не замечала, что осталась в одном корсете, сорочке и нижних юбках. Ее руки, шея и верхняя часть груди были шокирующе обнажены. Но Саймон-то заметил это и кинул быстрый взгляд на приятеля. Марко же при взгляде на Элис замер на мгновение.

– Я знаю, что такое ужин, – пробурчала она. – Просто я не знала, что это часть плана.

– Придется ужинать с владельцами шахты в одном из их домов. Чтобы убедиться, что все идет согласно плану, – пояснил Саймон. Ему очень хотелось сорвать покрывало с дивана и накрыть им Элис. Или же ударить Марко в челюсть – за то, что посмел смотреть на нее. Он сам хотел глазеть на нее часами. Хм… кто бы заподозрил, что у нее над ключицей крошечное родимое пятно цвета карамели. Наверное, сам Создатель указал лучшее место для поцелуев. – Ведь ужин не будет для тебя проблемой?

– Если только богачи не едят ногами, я вполне смогу сидеть за их столом, – с усмешкой ответила Элис. – Не волнуйся, я тебя не опозорю.

– Ну… я и не волновался.

– А ее выговор? – спросил Марко. – Сразу же ясно, что из Корнуолла.

– Не только платья можно переделывать, – отрезала Элис.

Все уставились на нее с удивлением. Потому что грубые нотки в ее голосе неожиданно смягчились, «р» стало не таким раскатистым, а «т» – более твердым.

А она ухмыльнулась и продолжила с тем же своим новым выговором:

– Я сотни раз слышала, как говорят наши управляющие. Довольно легко подражать. И я делала это несколько раз. Чтобы посмешить шахтеров и дробильщиц. Вот, например… Мы не допустим такой дерзости, мисс Карр. Вы позорите свой пол!

Тут Элис подбоченилась и, явно довольная собой, с вызовом взглянула на Саймона. Но тот смотрел на ее обнаженные руки. Он не раз чувствовал их силу, но никогда не видел их неприкрытыми. Кожа была гладкой и молочно-белой, а под ней перекатывались шарики мышц – как и на плечах. Он уважал твердый характер и физическую силу женщин из «Немисис», но ими он никогда не восхищался так, как Элис. Она во всем ему ровня. И ни в чем не хотела уступать.

Его чресла обдало жаром, и он тут же на себя прикрикнул: «Прекрати! Не смей о ней думать! Она для тебя как отдаленная звезда!»

Харриетт критически рассматривала руки Эллис. Та дернулась, когда женщина сжала ее бицепс.

– Хорошо, что я привезла длинные перчатки. – Харриетт прищелкнула языком. – Нужно это прикрыть.

Элис распахнула глаза, сообразив наконец, что на ней только нижнее белье, а в комнате – двое мужчин, уж точно не связанных с ней родственными узами. Резко развернувшись, она поспешила в спальню, и Харриетт, последовав за ней, закрыла за собой дверь.

– Интригующая женщина, – пробормотал Марко.

– Заткнись и продолжай свою работу, – сказал Саймон, повернувшись к окну.

За окном же всходило солнце, окрашивавшее фасады и крыши домов бледным светом, с трудом проникавшее сквозь скопления облаков и туман, висевший над городом. Уличные фонари были уже погашены, а хозяева лавок, появлявшиеся у дверей, топали ногами, чтобы немного согреться, пока отпирали замки. Молоденькие служанки в грубых шерстяных плащах чуть ли не бежали по улице, чтобы вовремя вскипятить чайник для хозяев. Некоторые мужчины и женщины толкали перед собой тележки, нагруженные какими-то бутылками, а также рыбой и сыром. Тощий мальчишка стоял на углу улицы, всегда готовый подержать лошадей в надежде на монету-другую.

В общем – обычное утро, такое же, как в любом другом английском городе. И здесь, вне всякого сомнения, «Немисис» так же была необходима, потому что девушек силой удерживали в борделях, рабочим не платили за труд, а жены испытывали на себе жестокое обращение мужей. Но «Немисис» не могла защитить всех, не могла ликвидировать все зло.

Опершись на подоконник, Саймон выглянул на улицу и пробормотал:

– Нас слишком мало. И это никогда не прекратится.

Перо Марко продолжало царапать бумагу, когда он сказал:

– Итальянская пословица гласит: «Не ошибается тот, кто ничего не делает».

– И ты каждую ночь засыпаешь, довольный тем, что сделал все, что мог?

– Я никогда не доволен собой. И никто из нас не доволен, – ответил Марко, не поднимая глаз от бумаги. – Будь иначе, мы были бы идиотами. Или работали бы на правительство.

– Ты и так работаешь на правительство.

– Это нигде не отмечено. Жалованье же маленькое, а пенсии – просто нищенские.

– Значит, ты все-таки идиот, – ухмыльнулся Саймон.

– Да, верно. – Отложив перо, Марко повертел шеей и хрустнул костяшками пальцев. – Но зато – талантливый.

Саймон подошел к письменному столу и тихо присвистнул, увидев творение приятеля.

– Это стоило бы вставить в рамку и повесить в Королевской академии.

Марко взглянул на документ и вздохнул:

– При мысли о расставании с ним у меня разрывается сердце.

– Но это во имя великого дела.

Дверь спальни открылась, и вышла Харриетт.

– Я слышала, наш шедевр готов.

– Совершенно верно, – подтвердил Саймон. – А что с твоим рукоделием?

– Тоже завершено. Элис!..

Женщина, в тот же миг вышедшая из спальни, ею, несомненно, и являлась. Те же резкие черты лица, тот же ясный прямой взгляд и та же гордая осанка. Но волосы ее были уложены в сложную прическу, а в ушах поблескивали маленькие жемчужинки. Саймон впервые видел ее с украшениями – если, конечно, не считать обручального кольца. И самое главное: вместо старого шерстяного платья на ней был изящный и стильный дорожный костюм из темно-зеленого муара, отделанный серым бархатом и подчеркивавший все ее прелестные изгибы. А нижние юбки чувственно шуршали.

Саймон никогда не видел Элис Карр с турнюром. Но какой бы модной она ни выглядела, он все же скучал по ее естественным формам.

– А я думаю, что это прелестно, – сказала она, разглаживая юбки.

Саймон сообразил, что, должно быть, выглядел слегка разочарованным из-за этого проклятого турнюра.

– Так и есть. И ты прелестна.

– Ты сотворил свою собственную… как это… метаморфозу.

Элис пытливо взглянула на него, однако промолчала.

Пока Марко занимался документом, а Харриетт переделывала гардероб для Элис, Саймон надел свой костюм серой шерсти с жилетом из темно-красного шелка – не слишком роскошный ансамбль, но он ведь, в конце концов, представлялся всего лишь поверенным. Впрочем, по сравнению с одеждой механика этот костюм казался прямо-таки королевским нарядом. И он точно не скучал по тяжелым рабочим ботинкам, когда любовался своими начищенными до блеска туфлями.

Кроме того, он смазал бриолином и зачесал назад волосы, а также успел побриться.

Снова взглянув на него, Элис спросила:

– Это твое естественное состояние?

– У меня нет естественного состояния.

– Никто не может быть более неестественным, чем он, – вмешался Марко.

– И никто не любит звуков собственного голоса больше, чем Марко, – ответил Саймон. – Что, конечно, обидно, поскольку он ревет не хуже итальянского осла.

– Asino, – поправил Марко.

Харриетт громко фыркнула, что уж совсем не подобало леди. Но, видно, ничуть не раскаивалась.

Но Элис не отвлекалась на их перепалку.

– Мне нужна правда, – сказала она без тени улыбки. – Ты именно так обычно одеваешься?

– В зависимости от времени дня, от того, где нахожусь, от рода миссии. После шести вечера то, что сейчас на мне, носить не полагается – так же как и на скачках. – Шагнув к девушке, он продолжил: – Но я также ношу и потрепанную матросскую фуфайку или же грязный фартук человека, работающего на бойне. Потому что все это всего лишь одежда, не имеющая значения по сравнению с человеком, который ее носит.

Элис оглядела свое платье и пробормотала:

– Какое-то странное чувство… Меня словно чем-то сдавливают.

– Это корсет, – догадалась Харриетт.

Но Элис покачала головой:

– Нет-нет, я словно сама не своя.

– Такое случается, когда переодеваешься, – заметил Марко.

– Считай, что играешь роль, – добавил Саймон. – Но под всеми этими шелками ты по-прежнему та же. Никакой муар и бархат этого не изменят.

Элис невольно улыбнулась:

– Ты знаешь названия всех этих модных тканей?

Саймон пожал плечами:

– Я ведь вращаюсь в кругу аристократов… Так уж случилось…

– Леди и джентльмены, – вмешался Марко, – надеюсь, мы закончили играть в беседу о модах. Я ведь должен успеть на лондонский поезд, который отбывает через тридцать минут. – Он встал и указал на лежавший на столе документ. – Элис, я воспользовался подписанной шахтерами бумагой, чтобы создать для них корпорацию.

– Это законно? – встревожилась девушка.

– В суде будет признано законным, – ответил Марко. – Посмотри, что ты подписала, чтобы стать членом и представителем корпорации.

Элис наклонилась над столом, изучая бумагу.

– Да, так и есть. Но я тогда не знала, что будет именно так…

– Саймон иногда… слишком сдержан, – сухо заметила Харриетт.

– Откровенность – это для людей, которым нечего скрывать. А у нас есть, что скрывать, – тихо добавил Саймон.

Марко откашлялся и проговорил:

– Турне закончено, и судно возвращается к родному берегу. Так что прощайте все. – Он вынул из стола кожаную папку и положил перед ними еще несколько документов. – Вот бумаги, которые нужно подписать нынешним владельцам шахты.

– Передача шахты вашей корпорации, – пояснил Саймон, взглянув на девушку.

Элис нахмурилась.

– Но у них нет причин это делать.

Саймон улыбнулся, предвкушая охоту.

– Будет причина.

Марко поспешно ушел, а Харриетт помогла сложить в сундук одежду, которая понадобится им в следующие несколько дней.

– Заметьте, – сказала она, повернувшись к Саймону, – в Плимуте придется вызвать одну из горничных отеля, чтобы помогла Элис одеться. Сама она не сумеет нацепить все эти штуки, тем более – выбраться из них.

Элис прижала руку к талии.

– Ни одна нормальная женщина не станет добровольно шнуроваться так туго. Клянусь, этот корсет превращает мои внутренности в пюре.

Саймон ответил сочувственной гримасой.

– Сам я никогда этого не носил.

Но он хорошо представлял воздействие этих орудий пытки. Когда он снимал их с женщин, те облегченно вздыхали. И он никогда не мог понять, почему дамы по доброй воле терпели такую боль.

– Если бы мужчинам приходилось носить корсеты, – пробурчала Элис, – они бы перестали существовать.

– В жизни не слышала более правдивых слов, – согласилась Харриетт, и обе женщины в ярости уставились на Саймона – словно это он постановил, что все существа женского пола должны заключать свои тела в стальные клетки.

– Наш поезд скоро отходит, – сообщил Саймон.

Собирая вещи, они обсуждали план действий после прибытия в Плимут. План был сложным и таким же извилистым, как темные подземные тоннели «Уилл-Просперити». К счастью, агенты «Немисис» умели ориентироваться в темноте, а вот Элис… У нее, к сожалению, не было надлежащей подготовки.

Обсудив все детали, они взяли свои вещи, вышли из номера и покинули отель. Саймон надел шляпу и плащ, а на Элис были отделанная лентами шляпка и доломан. В зеркале они выглядели олицетворением респектабельности, то есть казались теми, кем на самом деле не являлись. И это очень их позабавило.

Носильщик перетащил их вещи вниз, а портье остановил для них кеб. По дороге на вокзал Саймон не переставал наблюдать за своей спутницей. Элис держалась прямо и больше не жаловалась на корсет. Она даже могла сидеть в турнюре. Впрочем, Элис призналась, что это Харриетт показала ей, как это делается.

– Мода – причудливое явление… – пробормотал Саймон себе под нос. – Особенно когда речь идет о женщинах. В один прекрасный день просыпаешься – и вдруг выясняется, что все дамы отрастили огромные задницы.

– А иногда мы хотим поднять или опустить наши талии. Или же сделать их поуже, – сказала Харриетт. – Такой вот каприз.

– Мода не заглядывает в Тревин, – вздохнула Элис. – Никаких гигантских задниц или талий под мышками. Главное – приходить на работу. И надевать чистые платья по воскресеньям, чтобы идти в церковь.

– Думаю, тебе повезло, – сухо заметила Харриетт. Она усмехнулась и добавила: – А вот в Лондоне женщины – это глина, которую формуют так, как угодно мужчинам.

Саймон хмыкнул и проговорил:

– А что, если в один прекрасный день женщины объявят: «Больше этого не будет! Мы не станем носить эти абсурдные вещи!»?

– И никогда никаких корсетов! – подхватила Харриетт.

– А также брюки вместо юбок! – обрадовалась Элис.

– Интригующая идея. – Саймон ухмыльнулся.

И попытался представить Элис в брюках. Что ж, тогда он сможет лучше видеть ее ноги. И никаких ограничений при ходьбе. К тому же ее бедра будут лучше обрисованы.

Саймон решил, что ему такая мысль по душе. Очевидно, он становился революционером.

Харриетт, должно быть, заметила огонек вожделения в его взгляде. Потому что фыркнула и заявила:

– Типичный мужчина! Готов освободить женщину лишь настолько, насколько это в его интересах.

– А иначе как бы мы поняли, что он мужчина? – сказала Элис.

– Дайте мне шанс, и никто не будет сомневаться в моей мужественности, – заявил Саймон.

Элис покраснела, но все же не отвела глаза. Вот она, одна из причин его неудержимого влечения к ней: она никогда не сдавалась.

Они долго смотрели друг на друга, и все молчали. Наконец Харриетт, громко откашлявшись, проговорила:

– Не хотелось бы, чтобы этот кеб занялся пламенем, прежде чем мы доберемся до вокзала.

Ведомый инстинктом самосохранения, Саймон отвернулся от Элис, а Харриетт сказала:

– Марко был чертовски разочарован тем, что не может выполнить эту часть миссии. Ты знаешь, как он любит такие сложные схемы. Но он сейчас взял новое дело. Какую-то вдову обманом лишили наследства.

– А Ева и Джек?

– Уже ждут вас в Плимуте.

– Вижу, вы даром времени не теряете, – заметила Элис.

– Хотелось бы, чтобы дел было поменьше, – ответил Саймон, – но, увы…

– Вы делаете все, что можете, – сказала Элис, – в то время как другие не делают ничего.

Саймон молча пожал плечами. Люди, которым помогала «Немисис», часто называли их героями и спасителями, но он отодвигал эти слова как тарелку с испорченными устрицами.

– И еще одно… – вновь заговорила Харриетт, и резкие нотки в ее голосе немного встревожили Саймона. – Последние несколько недель вокруг конторы «Немисис» крутится молодой сыщик из Скотленд-Ярда. Кроме того, он задает о нас вопросы в самых злачных местах города и при этом говорит: «Те, кто считает себя выше закона».

Саймон закатил глаза. О боже! Вероятно, сыщик из Скотленд-Ярда решил сделать себе имя на расследовании деятельности «Немисис».

– Бьюсь об заклад, на нем дешевый клетчатый костюм, а под носом – огромные накладные усы.

– Он в черном костюме и очень старается отрастить усы, но увы… – Харриетт хмыкнула, бросив взгляд на выбритую верхнюю губу Саймона. – Не все мужчины способны на такой подвиг.

Элис переводила взгляд с Саймона на Харриетт.

– Вам следовало бы больше тревожиться насчет этого сыщика. Что, если он докопается до правды? Тогда вас всех ждет тюрьма.

– С ним справятся, – уверенно ответила Харриетт.

Элис скептически усмехнулась, но промолчала. А Саймона все-таки встревожил рассказ Харриетт. Что, если в Скотленд-Ярде решили взяться за них всерьез? Ведь тогда «Немисис» перестанет существовать и никогда уже не сможет помогать тем, кто нуждается в помощи.

Над этим следовало поразмыслить. И как-то уладить дело, – но не сейчас.

Кеб остановился у вокзала, в это время особенно многолюдного. Пора было переходить к следующему этапу их миссии.

Уже на платформе Харриетт кивнула и, пожав девушке руку, проговорила:

– Не стоит желать вам удачи.

– При таком умении шить, – Элис уже щеголяла своим новым выговором, – мы просто не сможем потерпеть неудачу.

– Модное платье для женщины как доспехи для рыцаря.

– Да, возможно, – кивнул Саймон. – Но гораздо важнее уверенность в себе.

– Взгляни на меня, Саймон, – сказала Элис. – Может, я одета как леди, но я все такая же. По-прежнему никому не верю – верю только в себя. Так что с этим у меня все в порядке.

Саймон был вынужден с ней согласиться. Даже сейчас, стоя на перроне и ожидая, когда поезд унесет их к новому и еще более рискованному этапу, Элис всем своим существом излучала непоколебимую уверенность в себе, так что многие мужчины, проходя мимо, оглядывались на нее. И тут же, увидев разъяренного Саймона, спешили отойти подальше.

– Возьми меня под руку, – приказал он.

– Зачем? – Но она все же положила руку на сгиб его локтя.

И тотчас же ее снова охватило ощущение правильности происходящего.

– Потому что с этой минуты мы неразлучны, – прозвучал ответ.

Элис чувствовала в себе постепенные перемены. Теперь она ехала в поезде так, как будто проделывала это тысячу раз. И теперь ее одежда вполне подходила для утонченной городской женщины. Что ж, она ведь побывала в элегантном отеле… И ела там маленькие, но очень вкусные сандвичи.

Но все это были лишь поверхностные изменения. А кроме них… Что-то в ней самой необратимо трансформировалось. Она оказалась в мире поддельных документов и фальшивых имен, и новизна, странность всего происходящего постепенно уходили.

Наблюдая, как мимо с головокружительной скоростью проносятся всевозможные пейзажи, она пробормотала:

– Я чувствую себя как та самая Алиса, которая прошла сквозь зеркало и оказалась в перевернутом мире живых шахматных фигур. Но я одна из пешек.

– Ладья, а не пешка, – возразил Саймон. – Пешки идут туда, куда им приказывают.

– Но разве не это происходит сейчас? «Надень вот это, Элис! Поезжай туда. Произнеси такие-то слова».

В этот утренний час в вагоне было довольно много пассажиров – мужчин, женщин и детей. И почти все они болтали о своих делах, самых обыденных.

Элис же и Саймон, наклонившись друг к другу, тихо переговаривались и улыбались, словно и в самом деле были новобрачными. Но такова была их роль в этой игре. Хотя Элис трудно было об этом помнить, когда смотрела в чудесные голубые глаза Саймона.

– У ладьи больше власти, чем у пешек, – пояснил Саймон. – Они играют большую роль в конце игры, иногда – самую главную.

– Теперь ты льстишь мне, чтобы вскружить голову, – пробурчала Элис.

Саймон взял ее за руку – к ее разочарованию, оба были в перчатках – и, пристально глядя в глаза, проговорил:

– Что бы ты там ни думала, поверь: мне не нужна пешка. И не нужна кукла. Мне нужна ты, Элис.

Ей ужасно хотелось верить, что он говорил не только о плотском желании, но и о чем-то более глубоком. Но, увы, речь, конечно же, шла о шахте и жителях деревни.

– Я сыграю свою роль, – ответила Элис. – И сделаю это блестяще. – Она широко улыбнулась, хотя в ее грудь словно вонзился кинжал, и добавила: – Так что не беспокойся.

Элис сейчас говорила с еще более грубым корнуоллским акцентом, чем обычно, и Саймон невольно поморщился. Заметив это, она с усмешкой сказала:

– Ничего не могу поделать с собой, сэр. Я ведь простая девушка с рудника.

Он рассмеялся, и в голове Элис отчетливо прозвучали слова: «Ты в опасности. В смертельной опасности…»

Потому что ей нравились, слишком нравились его улыбка и смех. И еще ей хотелось… Но нет, теперь не время мечтать о том, чего просто быть не может.

– Что ж, моя простая девушка с рудника, – ответил он с таким же корнуоллским акцентом, – история усложняется…

Оставшуюся часть пути оба молчали, но Саймон продолжал держать ее за руку, и Элис не возражала. Все происходило так быстро… Она мчалась на всех парах в неизвестность, а он был теплым и надежным, и очень приятно было сознавать, что он рядом.

После металлического величия Эксетерского вокзала простенькое дощатое депо в Плимуте казалось разочарованием. Оборудование на «Уилл-Просперити» и то было более внушительным.

Пока Саймон расплачивался с носильщиком и останавливал кеб, Элис смеялась над собой и своими неизвестно откуда взявшимися претензиями. Ведь через несколько дней все будет так, словно Плимутского вокзала вообще не существовало.

Несколько дней… Целая жизнь между «теперь» и «тогда», а что ждало ее в будущем – этого она не знала. Все двадцать четыре года тень шахты падала на ее жизнь. Она оставалась в школе, пока было возможно, но в конце концов ей объяснили, что нужно работать. И с тех пор – до недавнего времени – течение дней не менялось. Проснуться, позавтракать, идти на шахту, работать, прийти домой, поужинать и почитать. Когда же усталость одолеет – лечь спать. А на следующий день все повторяется. Только воскресенья проходят иначе. Иногда рутина прерывается ее походами в контору управляющих с требованием перемен.

Боже, как хорошо хоть немного пожить по-другому! Хорошо – и одновременно страшно. Но она может победить страх.

Саймон помог ей сесть в кеб и крикнул кучеру:

– «Адмирал и якорь»! – Повернувшись к Элис, он тихо сказал: – Мы не можем рисковать и встречаться с Джеком и Евой в отеле. Ведь если кто-то увидит нас вместе с ними…

– Да, понимаю, – кивнула Элис.

Когда кеб отъехал от вокзала, она уловила тяжелый запах моря. А потом, когда они свернули за угол, перед ней открылось широкое пространство и она ахнула от неожиданности. Перед ней простирался огромный залив, усеянный кораблями всех размеров, а в небе кричали чайки. Плимутский залив напомнил ей, что мир куда больше, чем она воображала. Корабли бороздили моря, направляясь в дальние страны, откуда привозили экзотические грузы и странных людей. Невозможно не почувствовать себя ужасно маленькой, когда перед тобой простирается бесконечный океан…

– Ты раньше видела море?

– Один раз, в Ньюквее. Но тогда я была совсем маленькой. Почти ничего не помню, кроме того, что Генри сунул мне за шиворот пригоршню песка, а ма оттаскивала меня от воды. Я не умела плавать.

– Но это не помешало тебе попытаться.

– И наглотаться соленой воды, когда я наконец прыгнула в море. Потом меня отвели домой. Не слишком интересные каникулы у моря.

– Мы могли бы наверстать упущенное, но…

– Но у нас не каникулы, – закончила Элис.

– Что ж, может – в другой раз…

– Да, в другой раз.

Которого, оба знали, не будет. Поэтому она любовалась заливом в надежде, что ее мозг сработает как одна из новомодных фотографических камер и запечатлеет образы моря. Чтобы можно было потом возвращаться к нему снова и снова. Если бы у нее в этот момент была такая фотография, она написала бы на оборотной стороне: «Саймон и море. 1886». Увы, ни его, ни моря она никогда не узнает по-настоящему.

Залив исчез, когда кеб свернул на другую улицу. Здесь, как и в Эксетере, по улицам ходили самые разные люди, некоторые – в морской форме. Были и роскошно одетые. Элис пыталась запомнить все, что видела: ведь и люди, и красивые улицы, и запах океана – все эти бесценные воспоминания навсегда останутся с ней, когда она вернется в Тревин.

Но Элис выбросила из головы мысли о возвращении домой. Главное – то, что происходило сейчас и следующие несколько дней.

Наконец кеб остановился перед величественным зданием. Судя по вывеске, свисавшей с медного столба, это была таверна.

Спустившись на тротуар, Саймон сказал кучеру:

– Отвезите сундук в отель «Корморант». Скажите, что он принадлежит мистеру Шейлу. Они знают, что с ним делать.

Кебмен сунул деньги в карман и коснулся полей шляпы.

– Да, сэр.

Саймон помог Элис выбраться из экипажа, и она подумала: «Как странно… меня усаживают в кебы и чуть ли не выносят на руках, хотя я сама могла бы прекрасно справиться».

А она ведь толкала вагонетки, нагруженные рудой! Толкала вверх по склону холма!

Но тут – другой мир. Тут женщины слабы, и с ними обращаются как с мыльными пузырями. Конечно, она не лопнет как пузырь, но все равно здесь следует подчиняться местным обычаям. К тому же ее вовсе не раздражала любезность Саймона – скорее наоборот.

Когда кеб отъехал, Саймон распахнул двери таверны, и они вошли. Сквозь стекла многочисленных окон на полированный пол темного дерева лились лучи света. Барная стойка блестела, и пахло солодовым элем и лимонным воском для мебели. У стен стояли сиденья с высокими спинками, а перед ними – столы. Что ж, если эта таверна – корабль с высокими мачтами и раздувающимися на ветру белыми парусами, то пабы в Тревине – протекающие шлюпки.

Хотя часы еще не пробили полдень, за столами и у бара сидели посетители. Они с любопытством поглядывали на Элис. Саймон обнял ее за талию и повел к стойке бара. Было ясно, что никто не принимал ее за женщину легкого поведения, однако же ее присутствие в таверне вызывало некоторое удивление.

– Чем могу служить, сэр? – вежливо спросил бармен.

– Нас ждут Данемы, – ответил Саймон.

– Сюда, сэр, – тотчас ответил бармен и повел их по коридору, увешанному картинами с изображениями военных кораблей. Тихо постучав в дверь, он сказал: – Ваши гости прибыли, мистер Данем.

– Прекрасно, – ответили из-за двери таким хриплым и низким голосом, словно говорил шахтер, только что выбравшийся из самых глубин «Уилл-Просперити».

Но бармен дверь не открыл. Взяв протянутую Саймоном монету (интересно, откуда он их берет, если в Тревине у него денег не было), он зашагал обратно.

– Это я и моя спутница! – крикнул Саймон сквозь дверь. Он словно предупреждал хозяина большого злобного пса о своем приближении: мол, подержи животное за ошейник.

Наконец он осторожно открыл дверь, поспешно пропустил Элис, затем вошел сам. Они оказались в небольшой комнате с темными панелями, таким же полом и единственным окном. Посреди комнаты стоял круглый стол, вокруг – несколько стульев, а в углу высился камин.

У окна стояла светловолосая женщина в жакете, блузке и юбке. Достаточно было лишь взглянуть на нее – и сразу становилось ясно: она умна и уверена в себе. Шагнув к двери, она сказала:

– Вы, должно быть, Элис. А я Ева.

Элис кивнула, а женщина добавила:

– Это мой муж Джек. – Она указала в другой конец комнаты.

Элис повернула голову – и едва не закричала. Она и раньше видела больших мощных мужчин – шахтеров, честно заработавших свою силу, но таких людей никогда не встречала. Этот человек был настоящим гигантом, на руках и плечах которого перекатывались мускулы, и даже дорогой модный костюм не скрывал его могучую мускулатуру. При этом каждое его движение внушало страх.

И тут Элис вспомнила: «Это тот самый человек, который сбежал из тюрьмы!»

Джек, казалось, отметил тот момент, когда она поняла, кто он такой. Его рот искривился в улыбке, и это зрелище отнюдь не успокаивало.

– Джек и Ева собираются помочь нам на следующей стадии плана, – сообщил Саймон.

О господи, эти двое – их союзники?! И если так – то каковы же враги?..

Взяв себя в руки, Элис проговорила:

– Что ж, тогда начнем.