Чувство нарастающей лавины усиливалось с каждым днем. Волноваться о том, как будет принят новый стиль журнала, он не считал необходимым. Статьи приобрели новый окрас, истории и фотографии к ним — новый ракурс и свою особую насыщенность, взять, например, истории о Бадри или Боксере, такого контраста он от прошлых корреспондентов добиться не мог, как ни выкручивай либо смелости им не хватало, либо смекалки. А теперь что ни строчка, то всплеск эмоций.
В правильности нового направления Владимир был более чем уверен, сомнения возникали в другом: Гофунги, к чему им приглашать на сборище крупных бизнесменов директора одного из инвестиционных направлений и его якобы подружку? И он так и не понял, каким образом добился их согласия, если первоначально услышал категоричное — нет!
Ответ знает Татьяна, но как ее призвать к ответу? Что успела сказать? Когда, как и зачем?
Ну, положим, зачем и так ясно, кто будет работать на издание, потерявшее хорошую финансовую помощь, значит ради наживы. Но когда…? Неужели, пока я мучился от похмелья? Или же в то короткое время перекура, когда я излагал Савве смысл затеи, а он неопределенно вел бровями и сохранял молчание до самой последней затяжки сигаретным дымом.
Нужно было расспросить раньше. Но когда? Дал выходной и она побежала на встречу с Бадри. Отпустил на целую неделю после того случая, а она все время в городе и постоянно попадается на глаза…
Да спроси ты ее, поймай и спроси.
Думая так, Керимов сидел в уютном Bar BQ Cafe, ожидая, когда сестренка вернется из дамской комнаты. В первый раз за последний месяц предложил ей оставить близнецов с мамой и няней и проехаться по городу, чтобы развеялась. Она все больше стала походить на взвинченную невротичку, которая и спать не в силах и забыла, что значит есть. От пары часов сна наотрез отказалась, пожелав просто посидеть где-нибудь и поговорить. При этом сама каждые двадцать пять минут бежит в дамскую комнату, хотя он прекрасно знает — побежала звонить домой.
— Я вернулась, сообщила улыбчивая сестренка и села напротив.
— И как дела дома, Верусь?
— Ой, отлично спят как сурки, мама говорит… — вот тут она осеклась и залилась краской, вспомнила, как сама себе дала обещание никуда не звонить.
— Попалась.
— Хм, — протянула она и тихо рассмеялась, отбросив локоны назад. — А ты наконец-то стал более внимательным.
— Откуда упреки, я и был таким.
— Ой, не скажи. Я за тобой слежу, и я тебя вижу. Такая рассеянность невнятная, что подмывает спросить: кто она и когда ты ее с нами познакомишь.
Владимир отвернулся, глядя на проезжую часть, людей медленно прогуливающихся по тротуару и ответил:
— Ее зовут работа и вы с ней знакомы очень…
— Неужели кто-то на работе приглянулся? У тебя же на эту тему табу. — Усмехнулась сестренка, и накрыла его руку своей. — Эй, ты меня слышишь?
Владимир ее, несомненно, слышал, но его внимание всецело привлекла пара: очень колоритно одетый прихрамывающий мужчина и девушка в джинсах и черной рубашке, легко идущая рядом.
— Да сколько можно!
— Ты о ком так нежно? — сестра со смешком похлопала его по руке и так же обратила внимание на вид из окна.
— Одна из моих…
— Кошечек?
— Корреспонденток. — Сухо поправил он, и, не разжимая зубов, произнес, — И что ей дома не сидится, отпустил до конца недели, завтра ехать к Гофунгам, а она…
— Приобрела шило. — Подмигнула младшая и пристальнее стала разглядывать прохожих на Петровке. Историю о том, как он чуть было не лишился инвестора, Вера знала в общих чертах, а о том, что одни из инвесторов пригласили их к себе, он рассказал сегодня. На младшую можно было не смотреть. И так ясно стало, что освещение в зале теперь ярче за счет ее сияющих от любопытства глаз. И зачем рассказал? Точнее поделился,… точнее пожаловался,… точнее посетовал.
— И как же выглядит псевдо-невеста?
— Не помню, чтобы я тебе хоть что-то рассказывал.
— Нет, конечно, о ней ты пожаловался маме, когда был не в меру… трезв. И немного посетовал сегодня.
— А я тогда… что именно сказал?
Она подмигнула и вновь похлопала по руке:
— Ты тогда сказал что-то вроде этого: «Зараза заставила поверить, что мы вот-вот сойдемся…»
— «А теперь в Израиль тащиться с ней!»
— Смотри-ка, не соврал. — Он повернулся к ней и прищурился, — так, а ты откуда знаешь, что в Израиль?
— Вот только не делай сердитых глаз.
— Мама, значит…
— Но ты сам говорил, — всплеснула она руками.
— Что говорил, — он добавил в голос еще пару сердитых ноток в голос.
— Так…, если я не в духе, то о делах младшенькой тебе легче справиться у мамы. Так и мне пришлось… — Она прищурилась на него и глаза Веруси опять сверкнули. Стало понятно, увести младшую от неприятной темы не удалось.
— Ах, ты плут! Владимир, завязывайте с наездами. — Официальным тоном попросила она и тут же расплылась в озорной улыбке. — Так ты покажешь мне ужас твоей холостяцкой жизни?
— А предлагаю поиграть, найди ее.
— Хммм… — постукивая пальчиками по столешнице, она всецело отдалась разглядыванию прохожих. — Ты любишь шатенок, в крайнем случае, светленьких, веселых или задир, легких на подъем и… надеюсь уже добрых, теплых и положительных. Все же после твоей бывшей интерес к стервозам должен был поутихнуть.
— Не отвлекайся. — Слышать что-либо об Олесе не хотелось. Маленькая пиявка теперь ищет, как извернуться и потребовать другой участок земли в счет одного из пунктов брачного договора. Сейчас остается лишь вздыхать, каким же недалеким он был тогда.
— Нашла! — Веруся всплеснула худыми руками. — Шатенка рядом с тем хромым в зеленых алладинах!
Пара почти вышли из обзора, и ее точному выбору можно было искренне удивиться: — Откуда…? Как ты догадалась:
— А ты как-то сказал, что легендарный писака Жаб ваш водится с одной из новеньких. Гроховская новенькая, а Жмурко по словам Стаса тот еще неформал. — Сестренка поддалась вперед, чтобы посмотреть в спину удаляющихся.
— Так это они?
— Да… И это бывшие супруги, как я понял.
— Тогда понятно, почему он ее так обнимает, — прокомментировала младшая и, пожав плечами, села обратно. Веруся принялась за десерт, якобы полностью потеряв к ним интерес, а вот его так и подмывает пройти к дальнему окну чтобы проверить, так ли очевидны объятия перепончатого.
Он дал себе еще минуту или даже две и с извинениями вышел из-за стола.
— Угу, — отмахнулась сестренка, а затем добавила совсем тихо или же ему показалось, что добавила, или же это внутренний голос со смешком заметил: «и минуты не продержался»
* * *
Когда мы поднялись в номер шикарной гостиницы Марриотт Роял Аврора на Петровке, в которой на мое имя забронировали номер на неделю, и оплатили кредиткой Артемия, я ожидала, что он тут же начнет сдергивать с себя костюм для маскарада, но моим домыслам не суждено было осуществиться. Сбросив сумки на софу и уткнув в угол чемодан, он развернулся с веселой улыбкой: — Куда пойдем?
— А мы пойдем? — я вспомнила, как мы прорывались через холл в его первой гостинице, а затем спешно вызывали такси за углом, и крадучись шли к ресепшену в этой гостинице и судорожно сглотнула. — Вы не передумали?
— А ради чего, по-вашему, я переодевался в это цветастое безобразие?
— Аааа… но…
— Вы вызвались со мной, так будьте мужественны, — с ухмылкой сыронизировал он.
— Вас на улице точно узнают.
— Вас тоже. — Позитивно откликнулся он и загрузил в карман дополнительную жменю ирисок.
— Так, может быть, снимите…
— Что?
— Одежды ваши сумасшедшие.
— Зачем? — картинно возмутился он. — Вы же сами сказали, что выгляжу на все 100.
— Выглядите. — Подтвердила я, не зная как перестать улыбаться. — Будете и дальше хромого туриста изображать?
— В кои-то веки посмотрю на родной город под другим углом. — Подмигнул он и, расправив плечи, вышел из номера.
— ОК! Когда сообщите Фридриху, где вы остановились?
— А зачем…?
— А действительно, мы его и так уже поставили в неловкое положение. — Сарказм звучал мягко, но звучал. — А теперь еще заставив понервничать и побегать в поисках вас…
— Бег — это полезно.
— Ага. — Я набрала номер телефона его агента и коротко поприветствовала и, не давая сказать ни одного нецензурного слова, коротко рассказала, где мы заселили Артема и под каким именем.
Далее мы на удивление спокойно спустились вниз, без проблем прошли холл и оказались на улице, где позитивный актер, взяв меня под локоток, похромал по Петровке. Постаралась не упустить прекрасную возможность провести интервью, которое исчерпало себя к святым вратам с колокольней в Высоко-Петровский монастырь.
— Один из древнейших монастырей в Москве. — Сообщил парень, как заправский гид с десятилетним стажем работы. — Его территория занимает целый квартал. И история монастыря тесным образом связана с образованием Московского княжества и названием этой улицы.
— Откуда такие познания?
— А я после того как вылетел из Щуки чуть в монастырь не подался.
— И что спасло вас от опрометчивого шага?
— Судьба. У нее были дивные серые глаза, великолепный водопад каштановых волос… — плут отпустил мой локоток и плавно обвил талию. — Она была как утренний бриз южного моря, и я не смог устоять…
— Эй, ослабьте хватку. — Я попыталась отстраниться, но ни движение в сторону, ни возмущение не дали должного результата, меня не отпустили. — Иначе я тебя низведу на несколько рангов за неподобающее поведение.
— На какие ранги?
— Ранги по ценности мужского объекта. То есть они не общепризнанные, просто у меня в семье такие. Как бы домашний термометр пригодности материала.
— Какие такие.
— Неординарные.
— Все, рассказывай! — руку убрал и вернул мою кисть на свой локоть. — Я весь внимание.
— Рассказывать нечего есть вид Мерло красное, и его полная противоположность Мурло страстное. Первый идет в мужья, второй в расход или для мелких нужд.
— И это все? А подвиды, подкасты, подтипы? Не может быть, чтобы лишь черное и белое, где оттенки?
— В «50 оттенков серого», — улыбнулась я, разглядывая это чудо зеленоглазое, — но там пусть и остаются.
— Ок, оставим там. А теперь ваше слово?
— Категории и подвиды следующие: просто Мерло, недоМерло, Мурло, недоМурло, дважды Мурло, Мурло страстненькое, Мерло красненькое, и недокрасненькое…
— Степени мурлистости по страстности или страстности по мурлистости тоже есть?
— Есть, там много. Но базисы первоначальные, те, что я уже озвучила.
— И как обстоят переходы из одной категории в другую. — Подмигнул он, вновь сократив расстояние между нами.
— Сверху вниз очень легко, а вот в другую сторону с огромным сопротивлением.
— Так я только что чуть не потерял свою категорию!
— Да.
— И какая она была?
— Вы определенно Мерло, но еще не решили: просто Мерло, Мерло красненькое или стабильно красное.
— И как решить?
— Вам карты в руки. — Отмахнулась я. Артем хмыкнул и, выудив ириску из широких зеленых штанин, закинул ее в рот.
— И как я понял все карты винные. — Подмигнул он.
Мой веселый смех внезапно оборвался, еще бы нам навстречу идет мой шеф…
* * *
Почувствовала себя как в лифте гостиницы, из которой мы с Артемом удачно скрылись. Как в маленьком сжатом пространстве, из которого очень хочется скрыться, но вот двери открываются и мои ноги прирастают к полу. Холл забит фотографами, корреспондентами, журналистами и блоггерами, которые сразу же на месте печатают статьи и заметки и с айпадов направляют их на свои странички.
Кнопки лифта мигнули, и мне пришлось-таки выйти из него. Господи, на что я подписалась? Мы же тут не пройдем. Я бы там долго стояла, не спустись кто-то с лестницы с увесистыми сумками на плечах:
— Вы идете или нет? — спросил незнакомый шепелявящий голос.
— Иду.
Великан с сумками пропустил меня вперед, но стоило приблизиться к толпе, и я остановилась вновь. Совершенно не представляю, как я пройду, народу набилась масса, плюс охрану гостиницы вызывали. Ладно, меня как-то может быть, и пропустят, но Артемка как тут пройдет?
И вдруг вздрогнула от тяжелого и скрипуче-шепелявого: — Дайте пройти, люди съезжают!
Люди съезжали, но явно с катушек. Толпа вздрогнула аналогично мне и покосившись в сторону говорившего, с недовольством начала расходиться в стороны. Стало понятно, сзади меня явно страшный тип, потому что некоторые с удивлением начали снимать мужика, нагруженного сумками.
— Девушка, чего стоите? Не тратьте мое время зря, двигайтесь! — прогремел тот. — Часики тикают.
— Иду… — я обернулась к говорившему и чуть не села на пол, это был Артем, но как же он изменился за время спуска по лестнице. Будто бы смуглее стал и на обезьянку теперь похож. Ошарашено отвожу от него взгляд и сталкиваюсь с Фридрихом, у которого на лице ни кровинки, на актера он не смотрит и только мне глазами на двери показывает.
— Все-все… иду. — Потянула чемодан дальше.
Надо же его сейчас, если и узнать, то только по улыбке и глазам, с глазами он вроде бы ничего сделать не успел. Мы почти прошли столпотворение, которое за нами вновь хлынуло к ресепшену и стоящему там агенту актера. Вдруг справа послышалось: «улыбочку!», к нам из-за угла вынырнул зловредный фотограф, который к номеру пробрался. Узнав его, я отвернулась, а вот Артемка, сдвинув одну сумку в сторону, просиял голливудским оскалом. Вначале была вспышка, а затем сдавленное — ох!
Что актер сделал со своей улыбкой, я не поняла, но фотоаппарат из рук мужичка выпал, и более нам никто не мешал. Спокойно вышли, услышав в спины нелицеприятные комментарии в сторону Артемкиного прикида, и за углом взяли такси. К этому моменту у Полонски схожесть с обезьянкой и шепелявость пропали, адрес нового места пребывания он назвал чисто.
— Что было с вашей улыбкой? Вы фотографа чуть до инфаркта не довели.
— Ириски.
— Какие ириски? — не поняла я.
— Ириски — конфеты. Я ими в детстве объедался и, приехав в столицу, купил килограмма два. Вот пока шел, все думал, что у нас на площадке для искривления челюсти накладки используются, плюс грим… И я по вашему примеру использовал простое решение для перевоплощения.
— И съели пару ирисок?
— Штук шесть недожевал, чтобы их массы хватило на внешнюю и внутреннюю сторону зубов.
— А темный тон кожи?
— Автозагар.
— Опять подарок для сестры или мамы?
— Нет, мой собственный. — Насупился он, и почти сразу же расплылся в довольной улыбке.
Возникшее было, чувство облегчения растворилось: — Вас все-таки сфотографировали, могут узнать.
— Только если догадаются, зачем хромому таксисту грузила на ногу, которую он тянет. Чем их закрыть я так и не придумал…
И вот появление шефа на горизонте и его прямой ход в нашу сторону вновь «загнали» меня в двери лифта, где стоишь, холодея от ужаса. Спрятаться, возможности нет, а идти дальше не хватает смелости.
— Татьяна, что случилось? — поинтересовался улыбчивый Артем, в локоть которого я вцепилась обеими руками.
— Паникую. Скажите, как у вас с экспромтами?
— Только что один удался. — Тихо шепнул актер, не сводя взгляда с приближающегося Владимира.
— Значит, сейчас будет второй. Темка, с тобой только что из гостиницы сбегал мужчина.
— Я с мужиками не сбегаю. — Шикнул он, не обидевшись на мое обращение.
— Тихо… — я еле сдержала смех. — Зовут Жмурко Александр, коротко Жаб.
— А как же авторские права на идею с переодеванием? — вскинул он бровь.
— Обойдусь. — Делаю широкую улыбку и, поправив прическу растопыренной пятерней, тихо здороваюсь, — добрый вечер, Владимир Александрович, а мы тут прогуливаемся.
— Со Жмурко? — цепкий взгляд босса вперился в молодого актера и без проблем определил возраст, склонность к артистичности, легкую бесшабашность и уровень достатка — да зубы, маникюр и часы у парня отменные, после чего чуть брезгливо сморщился. Ну да, если присмотреться и прислушаться значительная разница в возрасте между мной и Артемкой вызывает определенные вопросы. Нужны ли мне эти вопросы? Нет, конечно, поэтому я его и не выдала за Жаба.
— Александр только что отбыл писать статью, я Джордж Полонски. — мой спутник уверенно протянул руку и подмигнул, указав на свой наряд, — разыгрываюсь перед новой ролью.
— Очень приятно, Керимов Владимир. — И вернув себе руку, босс сухо обратился к нему. — Как прошло?
— Удачно. — Не скрывая довольной улыбки, ответил парень. — Мне оставили почитательницу.
— На растерзание и для отпугивания фанаток. — Сообщила я, мысленно проговаривая, что буквально только что мы прорвались через самую гущу толпы, оставили против репортеров худенького Фридриха, чтобы тот с присущим ему достоинством увел внимание прессы от последней проделки подопечного.
— Яс-сно. — Тяжелый взгляд Владимира вновь сосредоточился на мне. — Не забудьте, мы завтра вылетаем.
— Помню, долго на прогулке не задержимся. — И подтолкнула актера. Он, быстро прощаясь, пожал руку боссу и меня приобнял.
— Всего доброго. — Пролепетала я, оказавшись крепко прижатой к смуглому Алладину.
— Удачного вечера, — послышалось нам вслед.
Везет же мне на Владимира, надеюсь, в этот вечер я своим явлением на улице ничего ему не сорвала. Хотя, кто его знает, пришел как ужаленный.
Петровка еще не успела закончиться, а мой спутник уже насел с расспросами: Кто такой Жаб и почему все лавры нашего побега я фактически передала ему?
— Расскажу лишь после детальной истории о девушке, что спасла вас от монастыря.
— Хм… — актер выпрямился, глядя вдаль, потом хитро скользнул взглядом на меня и почти честно признался. — Проститутка Анжелика.
— А я уже испугалась, что доярка из Хацапетовки.
— Нет. Ее звали Анжелика. Я был угнетен… — решил он дать оценку своему состоянию, — иду я и иду….
Из вредности не удержалась от комментария: — Спотыкаюсь на каждом шагу.
— Нет, тогда меня спирт еще не догнал, я шел ровно, — возразил он, пришлось, пожав плечами согласиться, — а навстречу мне Анжелика…
— И где ты ходил? И самое главное, в каком виде и в какое время дня и ночи?
— Так… тихо там, — он насупился, глядя на меня сверху вниз. — Вы слушать умеете или нет?
— Я хорошо умею задавать вопросы.
— Вы это доказали, а молчать время от времени еще не умеете?
— Еще нет. Когда так нагло лгут, слушать молча очень сложно.
— Я не… я вам тут душу раскрываю! — возмутился он.
— Вы ее прекрасно раскрываете. И так на будущее, раскрывая душу, нужно быть взвинченным, либо в забытьи, — он попытался воспротивиться наставлению, но я не дала. — А не проверять реакцию на каждое слово, обернув ко мне голову, с улыбкой подмечая, верю или нет.
— Да. — Ответил отвернувшийся и отстранившийся от меня Артемка, заложив руки за спину, он чуть ссутулился и, шлепая оранжевыми балетками, пошел вперед.
— Вот, другое дело, молодец! — похвалила, поравнявшись с ним. — А теперь рассказывай, потому что начал ты интересно! И вся твоя поза кричит о горечи и легком сожалении.
— Татьяна! — возмутилась ущемленная гордость талантливого актера.
— Ой, да, точно молчу-молчу, ну что там?
Значительно приукрашенную историю встречи выпившего студента и сверх меры раскрепощенной девицы Артем преподал под таким философским соусом, что к концу ее я и не заметила как история короткой встречи в подворотне, чуть не превратилась в роман Пауло Коэльо «Одиннадцать минут». К слову, в реальной истории приблизительно столько времени пролетело между их главными фразами: «иди и добивайся!» и «спасибо, одевайся!»
— Ты ее потом не искал?
— Искал… Хотел «спасибо» сказать за подарочек.
— Судьбоносный?
— Хм… Венерический.
— И нашел?
— Нашел. И быстро понял, что вернуть, не получится, иначе она опять меня одарит.
Он позволил мне похохотать, прежде чем потребовать ответа о Жабике. И я рассказала о самых ярких событиях моего раздвоения личности, без имен и уточнений, но и этого было достаточно. Что ж в этот вечер у нас произошел обмен опыта в сфере актерского мастерства.