Пролог

На съемочной площадке телешоу «Любовь придет!» сновала масса народа. Кто-то налаживал аппаратуру, кто-то копошился в проводах, кто-то кричал, по-видимому, требуя от окружающих невозможного, и не дождавшись результата сам пошел искать необходимое. В эпицентре этого хаоса улыбчивая телеведущая — Ева Никольская светловолосая славянка на первый взгляд лет двадцати пяти.

Но мне достоверно известно — девушке тридцать лет в разводе, мать одиночка и все же выглядит младше своего возраста!

— Хороший гример у них здесь работает, — прокомментировала я, оглядывая Еву, — и стилист тоже прекрасный.

Молодежная прическа с рваной челкой определенно молодила. Плюс одежда не классического покроя: персиковые брюки и белая майка навыпуск, и остроносые красные туфли на шпильке. Но сразу этого не увидеть, взгляд приковывает яркий логотип шоу на внушительной груди ведущей. Логотип, исполненный в виде двух колец, ее объемам придает еще более выпуклый вид.

— И все ж закрыто, а все равно приковывает взгляд. Леш, подтверди. — Я толкнула спутника, возвышающегося надо мной в поисках поддержки, на что он отреагировал вопросом:

— Что ты сказала?

Поднимаю глаза, упираюсь взглядом в его подбородок и начинаю хмуриться. Понятное дело он меня не слышит, потому что смотрит в зал. Куда именно смотрит догадаться не трудно, и Ева тоже догадывается, поэтому улыбается во все тридцать два и грудь не прикрывает.

— И вот так он слушает супругу, да? Мы же только что из ЗАГСа!

— Полгода как оттуда вернулись. — Поправил он, и взглянул на меня. — Олененок, ты чем-то расстроена?

Я была расстроена, но я не привыкла раскрывать свои карты сразу. И поэтому он услышал лишь скрытое предупреждение, завуалированное интонацией нежности:

— Дорогой супруг, ты можешь пожалеть о своем решении.

— Дорогая супруга, я…

— Что?

— Я говорил тебе, как шикарно ты выглядишь? — улыбнулся самый увертливый мужчина в мире.

— Нет. — Муж начал склоняться к моему лицу за поцелуем. Но при его росте под два метра делает он это медленно, чтобы шею не сломать. Так что пока он достигает цели, я сердито выговариваю:

— Ты успел сказать, что мы приглашены на шоу в честь дня всех влюбленных, что оно снимается за неделю до самого праздника, а это 7 февраля в 12:00. А 7 февраля — это сегодня. И звонишь ты мне в 11 утра, чтобы порадовать. И чему радоваться, если на сборы даже часа нет. И знаешь…

Договорить мне не дали. Мягко привлек и головокружительно поцеловал.

Я обожаю то, как он целуется, как обнимает, как…, а впрочем, я люблю его не за это, а исключительно за все — в комплекте.

— Я прощен? — усмехнулся, глядя сверху вниз.

— Извинения приняты.

— В следующий раз… — начал говорить Леша и я его быстро оборвала.

— Следующего не будет, иначе сделаю восковую эпиляцию груди.

Он меня понял, знает, что я еще возмущена. Понял, что я ему обещаю провести эпиляцию, но характеру не прикажешь, решил подколоть:

— И что ты у себя решила эпилировать? — прищурился, стараясь скрыть улыбку, — там не эпилировать нужно, а стимулировать рост и совсем не рост волос.

— Тебе что-то не нравится? — не отстраняясь от него, сложила руки на месте недостаточно «стимулированного роста».

— Лично меня все устраивает, — тут же выдал созерцатель логотипа на внушительной груди Евы. — Это ты решила…

— Леша… — мое предупреждение потонуло в голосе ассистента режиссера:

— Вы супруги Краснощек?

— Мы. — Ответили мы, позабыв о диалоге.

— Идете вторыми. — Парень написал что-то на своей планшетке и уже собирался удалиться, как вдруг решил подать голос мой благоверный:

— И сколько у нас времени?

— Минут тридцать, может быть сорок пять. — Парень сверился с часами, — минут тридцать точно есть.

Интуитивно поняла, Леша что-то замышляет, но такого подвоха не ожидала — муж понизил голос до шепота и поинтересовался:

— Гримерки свободные есть?

— Леша!

Парень перевел взгляд с Алексея, затем на меня и понимающе улыбнулся:

— Девятая. По коридору и направо, закрывается изнутри, — отрапортовал так, словно парочки на их телешоу постоянно стремятся уединиться. Но мы не такие парочки! Или такие?

— Спасибо. — Просиял супруг. Ассистент режиссера шоу отчалил, загадочно улыбаясь.

— Леша, ты не посмеешь!

— Что значит, не посмеешь? А кто мне только что выволочку пытался устроить? В двенадцать съемки, в одиннадцать позвонил…

Идеально повторив мои интонации, повел к гримерным. Попытки к сопротивлению были бессмысленны, удерживал за талию он крепко. Подвел к двери, не отпуская, открыл дверь, включил свет. Маленькая комнатушка была с двух сторон оборудована зеркалами и столиками, у дальней стены в центе расположился диван, а по углам кабинки для переодевания. Светло, чисто и безлюдно.

— Вот гримерная номер девять, — Леша пропустил внутрь меня. — Вот обновки, — вручил неизвестно откуда возникший пакет. — Время есть. Полчаса или сорок пять минут. Успеешь?

— Да, — я раскрыла пакет, и заглянула внутрь. — Так ты не…

— Ну, почему же, — наши взгляды встретились, и в комнате раздался щелчок запираемой двери, — у нас есть полчаса.

— Пятнадцать минут.

— Посмотрим, — ответил Леша, делая шаг навстречу.

Попытка выкроить на переодевание хотя бы полчаса не удалась.

* * *

Мы успели вовремя. Выйти с нормально подкрашенными губами мне не дали, Леша уже за дверью гримерки решил закрепить процесс соблазнения жены. И в голове пролетает только одна мысль: Я люблю своего мужа, очень!

Помада стерта, время вышло, и вернуться к зеркалу мне не дали. Зато ассистенту не пришлось стучаться в закрытую гримерку, а мне краснеть из-за шалости мужа. Леша вообще не стеснялся проявлять чувства на людях, не стеснялся говорить о них или обсуждать, я же полная противоположность. Стеснительная с детства, большую часть юности была недотрогой, вздрагивающей даже от мимолетных прикосновений. По-настоящему ценить тактильную ласку я начала с мужем, и он знает об этом так же хорошо, как и то, что без его тепла я ночами замерзаю.

Когда мы вместе Леша не отпускает моей руки, нежно поглаживая ладошку большим пальцем, он словно ставит печать на сердце и постоянно возобновляет ее не зависимо от окружения, места и обстоятельств. И сейчас, когда мы заняли места для приглашенных гостей, напротив улыбчивой ведущей, он целует мою ладошку, чтобы привлечь меня ближе и тихо произнести:

— Ты блистаешь.

— И я знаю, чья это заслуга.

— Чья?

— Не скажу.

Ева следила за нами с интересом. Можно было не поворачивать головы, чтобы удостовериться, что так же затаившись, за нами следят и все присутствующие в зале. Вот только не вижу я ничего кроме его искрящихся нежностью карих глаз и это стало настолько естественно, что и слышать я в такие моменты я постепенно перестаю. В голове пустота, в теле поднимается волна тепла и щемящей нежности.

— Ольга, — слышится в дали, — Ольга…

— Олененок, тебя Ева зовет, — улыбнулся муж, не прекращая смотреть на меня и поглаживать мою ладошку. Ввел в смятение и смущение и доволен.

— Простите.

— Ничего, — все еще улыбаясь, ответила Ева. — Эфир через тридцать секунд, готовы отвечать на наши вопросы.

— Готовы, — единодушно согласились мы.

Отсчет подошел к концу, студия погрузилась в полумрак, зрительный зал замер, ведущая начала движение. Крутанувшись в кресле, она попадает в свет прожектора и с улыбкой обращается в сторону камер:

— Итак, если вы все еще с нами, знайте студию шоу «Любовь придет» посетила легендарная пара, Алексей и Ольга Краснощек!

Свет второго ряда прожекторов вспыхивает над нами, затем идут вспышки по кругу и наконец бьющий в глаза луч, растворяется в освещении всей сцены.

— Вы готовы рассказать свою историю любви? — Ева подается чуть вперед и подмигивает. Я сжимаю ладонь супруга, и он дает наше общее согласие.

— Расскажите, как вы познакомились.

Ловлю улыбку Леши и его кивок головой. Друзьям на всех встречах в шутку историю рассказывал он, и тут мне с его позволения дали карт-бланш. Грех не воспользоваться и рассказать нашу историю, так как вижу ее я.

 

1

— Существует легенда, что вы познакомились не более полугода назад и сразу же подали документы в ЗАГС. Это была любовь с первого взгляда?

— Любовь? Нет, что вы! — посылаю мужу мстительную улыбочку, на что он лишь зубами сверкнул и продолжил внимательно смотреть на счастье своей жизни — меня.

— Конечно, нет. И не с первого и даже не со второго. И познакомились мы задолго до той встречи. — Ева покосилась в его сторону, на что он лишь пожал плечами. — Он говорит, что я была сражена его улыбкой наповал с первых минут. А я не пытаюсь разуверить его в этом.

— И в чем подвох?

— Я была сражена, но отнюдь не улыбкой. Алексей поставил подножку… вот и все.

— Подножку? И сколько вам было лет?

— Ему двадцать, мне пятнадцать — не так уж и много, чтобы защищать свою честь с достоинством.

— Но достаточно, чтобы разбить мне нос. — Добавил супруг. У ведущей в предвкушении загорелись глаза. Я продолжаю:

— Так что да — я была сражена, но он не улыбался мне еще очень долго. — Ловлю пламенный взгляд мужа и добавляю. — Но взгляды метал. Может быть, все дело в них.

Воспоминания накатили неожиданно, яркой картинкой став перед глазами…

* * *

Днепропетровск, май месяц, 29 число.

В полдень экзамен, а я за два часа до сдачи бегу от подружки домой, по пути заглянула в магазин за обычным набором ежедневных продуктов. Оставшись у Люси на ночь, в одежде особенно не изгалялась: джинсы в обтяжку, майка красная навыпуск, шлепанцы с цветочками по бокам. Невзрачный хвостик на голове, солнечные очки на носу и самая счастливая улыбка — сегодня утром Димка приехал домой!

Наш будущий полководец, именинник и мой сверх-заботливый старший брат соизволил-таки посетить нас в следующие четыре дня. Сейчас, наверное, отсыпается, развалившись на диване в своей комнате. Потом поест и умчится к друзьям, но вначале с особой заботой расспросит о делах произошедших дома за время его отсутствия. Правда, от его заботы периодически выть хочется, но не буду. Я знаю, он своими придирками просто подтверждает, что боится за меня. А значит и очень сильно любит.

И зачем обижаться, если он дома от силы четыре раза в год по три-четыре дня за один приезд. К счастью и в то же время, к сожалению, военное училище на большее отпустить несогласно. Но нам и этого хватит свыше крыши, потому что братец по приезду всегда не рад, и постоянно ко мне придирается. Не то, чтобы сильно придирался, но страшно становится, когда он, понизив голос, благодушно интересуется, почему у Афонасьева мой номер телефона, а Нефедов названивает на домашний. И на какой сеанс в кинотеатр я пойду с Борей, который сидит со мной за одной партой. Разгадав причину его всезнания, я перестала вести записи в ежедневнике и перепрятала дневник. И ладно бы покраснел, когда прищучила, так он отмахнулся и продолжил допрос.

А тут уже не отделаться простым — потому что! Прилипнет пуще прежнего, а потом и подкалывать начнет — куда родители смотрят, вот недоглядят…

А что там доглядывать, если от одного упоминания о моем старшем все местные парни шарахаются и либо бледнеют стремительно, либо заикаться начинают. А он всего-то второй год в армии и думает дальше военную карьеру делать. А что дальше будет?

Я быть может сейчас о замужестве и не помышляю, а дальше? И ведь детей захочется.

Приблизительно эти же доводы приводила и ему. Димка отмахивался словами: «ничего ты малая не знаешь», а мама только качала головой: «Не переживай, женится наш тиран четырехдневник и оставит тебя в покое». Я непременно спрашиваю, когда ожидать свершения чуда. На что следует Димкино — никогда, и мамино — не скоро.

В общем, плохо, что он только лишь на четыре дня — для него плохо и в то же время хорошо — относительно хорошо для нас. Родители по нему скучают и не показывают этого в процессе ожидания птенца в гнездо, я же скучаю по прежнему Димке, который армии еще не хлебнул. Другим он был, совсем другим. А теперь…

Я задумалась о прошлом, открыла калитку и «влетела» в наш маленький дворик. Из-за жестких петель на калитке при моем весе только летать и остается. Вот и сегодня из-за инерции столкновения с чужой спиной я не избежала. Под грохот захлопнувшейся калитки я шлепнулась у ног препятствия. Препятствие решило разогнуться из позы сломанной березы.

— Ах, ты ж! Е-ма-йо! — рычу, потирая отбитый бок.

— И вам доброго утра.

— Ага, доброе, — соглашаюсь, сжав зубы. — Вы что тут делаете?

На «вы» было поспешно и громко сказано, ему больше восемнадцати и не дашь. Высокий, чуть сутулый, глаза карие искрящиеся, улыбка приятная, руки большие. И вообще, пока поднялась, не обращая внимания на джентльменский жест, хорошо рассмотрела и широкую ладонь, и длинные пальцы.

— Стою как истукан, — ответил неизвестный и убрал руку. Я не удивилась что в нашем дворе новый человек, не удивилась и тому, что берет воду из колонки, удивило другое — на сегодня мама рабочим дала выходной. В преддверии Димкиного дня рождения и приезда мы все строительные работы свернули на неделю еще два дня назад. И вот на тебе! Стоит тут новенький явно отделочник и улыбается.

Ну и пусть улыбается, поднимаю пакет, разворачиваюсь и только делаю шаг, как этот новенький с наглой усмешкой бросает в спину:

— Спасибо. — За что спасибо неизвестно, да и выяснять после всего не хочется, иду дальше. — А Бог в помощь сказать не бывает?

Ну и не наглый ли? Оборачиваюсь, смеряю взглядом процесс, которым он был занят, его, колонку, баклажку под колонкой, в общем, ничего сложного, чтобы желать Бога в помощь.

— Не думала, что в этом нужна помощь. Что, сам не справишься?

— Спасибо. — Отвечает высокий уникум уходящей мне.

— Пожалуйста, — бросаю через плечо и в лучших традициях Чарли Чаплина наворачиваюсь на набежавшей луже от колонки. Пакет в моей руке делает грандиозный оборот в 270 градусов, я падаю в молчании с замахом ног над головой. Приземление произошло на спину.

Шмяк! — это пакет с продуктами упал лужу.

Хрясь! — а это уже я рядом с пакетом.

Из всех мыслей в голове крутится только: хлеб придется выкинуть, майку постирать.

— Жива? — через хор поющих птичек и строй прыгающих солнечных зайчиков прорвался встревоженный голос неизвестного и собственно его лицо.

— Да. Наслаждаюсь картинами неба.

— Встать можешь?

Ответила что-то из разряда «нет, я еще полежу немножко» и начала вставать. Парень, потянувшийся за продуктами передумал поднимать их и решил помочь мне. Но я-то этого не видела, вскочила на ноги резко. В результате произвела стремительное и неминуемое столкновение моей макушки и его носа…

— Девушка! Что за…!

Наверняка дальше шла нелицеприятная ругань, но расслышать было не дано из-за ладони, прижатой к носу.

— Извини-те! Извини, я… я сейчас холодного…! — и подхватив мокрый пакет из лужи бегу в дом. Не разуваясь, влетаю в кухню, швыряю друга по падению на стол. И через мгновение уже орудую в холодильнике в поисках спасительного куска льда или замороженного продукта.

Мама оторвалась от готовки, встревожилась:

— Олик, что случилось?

— Мам, что за лица на нашем участке?

— А что не так?

— Я, кажется, то есть… — нашла кусок замороженной курицы, а она прилипла к ящику. Обернулась в поисках колюще-режущего. — Я только что ему нос разбила. Накинешь процент за моральный ущерб.

— Оль, это не наш рабочий.

— Нет? — оторопев, перестала ковырять курицу ножом. Так и застыла в полусогнутом состоянии.

— Нет. Он один из любителей велопутешествий, попросил воды накачать. — Улыбку мамы выдал голос.

— Опася… — я от накативших чувств одним рывком выдернула курицу. Одновременно и баклажку вспомнила, и велосипед спортивный у ворот. Пришлось согласиться:

— Реально не наш.

— Реально, — согласилась мама. И на заднем фоне раздался лязг нашей калитки, а затем ее грохот.

— Блин! — прихватив курицу выскочила вон. От работника, который вовсе не работник и след простыл. А я так и осталась на террасе с куском замороженной курицы в руке и огромным чувством неловкости в душе:

— Блииииииииин!

— Утро не задалось? — прозвучал за спиной знакомый голос.

— Дык, умылась как Хрюша, завтракаю как Степаша. — обернулась и с радостной улыбкой поцеловала старшего.

— Ни дня без происшествий?

— Ни дня. Ты чего проснулся?

— Понял, что готов кое-кого убить.

— Калитку, — подсказала я. — Убить и прикопать. Но лучше смажь или петли замени.

— А сами?

— Папа занят, а мы девушки!

— С усами! — последовал ответ, после чего моей прическе придали лохматость особо почитаемым среди собак жестом.

Я толкнула его локтем, и отступила, приблизив к лицу старшего ножку курицы, на подобии микрофона:

— Как будешь праздновать?

— Скромно, — зевнул братец. — Леху позову, Сержика, Дёню, пару закадычных подруг.

— Дениса и Сережу знаю, подруги тоже не вопрос, а Леха кто?

— Вечером. — Пообещал он.

 

2

— Так это была случайность и скользкая лужа или подножка? — этот вопрос Ева задала с открытой улыбкой.

— Подножка и лужа. — Признался муж, — уже тогда я не мог дать ей уйти просто так.

— Да, и сбежал сам.

— Ретировался, пока ты не нанесла дополнительных увечий.

В зале послышались смешки, а Лешка на мой возмущенный взгляд ответил, вскинув брови:

— Это был тактический ход — отступление. Ты первой покинула поле брани.

— Во благо противника отправилась за курицей. — Предложила ведущая.

— Иными словами — дезертировала.

— Нужно было не только нос разбить, — нахмурилась для вида и покосилась на мужа.

— Ты и разбила — сердце в следующую нашу встречу.

— Когда это произошло, когда вы встретились вновь?

— Нет. Вторая встреча произошла четыре года, а вот сердце я ему разбила спустя год или даже полтора года. — Супруг соглашаясь, кивнул.

— Алексей, чем вы занимались все это время? — обворожительно улыбнулась Ева, перечеркнув еще одну строчку в своем списке.

— Для начала прооперировал искривленную перегородку, — он сжал мою ладошку и будничным тоном продолжил, — затем завершил образование за границей, вернулся сюда, женился и начал заниматься своим бизнесом.

— Что вы закончили? Расскажите подробнее. — Проникновенно произнесла телеведущая.

Я знаю, супруг расскажет только то, что считает нужным, а это вода-вода и еще раз вода. Вода, покрытая тайной.

* * *

В то время как мой будущий супруг учился и работал, я страдала, по лучшему другу Димки. Леша — как много важного в этом человеке было для меня… Нас познакомили в то же день рождения Димки. Ни разу не влюблявшаяся я, глядя в голубые глаза светловолосого парня, поняла — пора закрывать этот пробел в моей биографии.

Время было подходящее, май месяц тепло и относительная свобода, вот-вот закончу экзамены и перейду из девятого класса в десятый. А жаркое лето на Днепре, лучшие декорации для первой влюбленности, а может быть и любви. Не смотря на утреннее происшествие с неизвестным велопутешественником, весь день был замечательным. Я сдала экзамен, посидела с девчонками в кафе, купила обновку, и вот теперь на празднике брата стою в окружении его друзей. Новое платье, прическа и легкий макияж придают уверенности, так что я намерена не только флиртовать, но и танцевать. О чем и сообщила присутствующим, под шутки об очередности партнеров, к нам приблизился Димка и его опоздавший друг.

Сообщив друзьям, что Леху они знают все, поставил блондина передо мной:

— Знакомься, моя малая!

Лучше бы я провалилась в подвал, еще раз услышала от злой математички, что крашусь как пугало, или еще раз упала в грязь перед неизвестным, но только не это! И только не тогда, когда светлые глаза красивого парня с интересом смотрят на меня!

— Ты хотел сказать, Оля. — С трудом выдавила я.

— Та самая малая… — попытался вклиниться Димка.

— Которую он обожает и очень бережет, — понял Леха и мягко пожал мою руку, — Алексей.

Леша. Мысленно поправила я. Кем как не Лешей мог быть херувим с ясным взглядом голубых глаз, ямочками и копной волос пшеничного цвета. Наверное, когда у него волосы отрастают, они начинают виться.

— Вы давно знакомы? — намеренно спрашиваю у Леши, и на Димку не смотрю. А зачем смотреть я знаю его реакцию — глаза в потолок с немым воплем «Господи, начинается!»

— Мы учились вместе до 9 класса, а затем… — я смотрела на него и, кажется, пропустила большую часть сказанного, так что очнулась под повторившееся:

— Что пьешь?

Леша уже держал наготове два бокала с марочным белым вином.

— Ты точно новичок, — усмехнулся Денис и поменял его бокалы.

— Начинается…

— Странно, Дима только что сказал то же самое, — усмехнулся Денис, — вы случаем не родственники?

Ответила по привычке шуткой:

— Его нашли в лопухах, а меня аисты принесли.

— Меня тоже аисты, как бы я был тебе братом? — ухмыльнулся старший.

— Просто не донесли. — Леша вручил мне крем-соду, даже не смотря на хмурый взгляд из-под бровей. Денис кивнул одобряя:

— И уронили в лопухи.

— Пару раз. — Сережа вклинился между мной и Лешей и добавил, — из-за грозы.

— Точно начинается, — согласилась я, оглядывая сплоченную банду Димки, — от нового парня меня уже отодвинули, вино на крем-соду заменили, чувствую не видеть мне сегодня танцев.

— И не скоро закончится и не надейся! — ответ старшего и мой взгляд в потолок, вызвали дружный смех. А затем и тост из разряда: «За Дмитрия и его мелкую!»

Я, чокаясь, негромко напевала на мотив песни «Пять минут» из фильма «Карнавальная ночь», но вместо пять минут — пела четыре дня.

— Радуешься, да? — не соизволил промолчать Димка.

— Нет, скорблю.

— Жаль что четыре, — продолжил печально Леша, чтобы огорошить мечтательным, — а вот один!

Стоит ли говорить что с того вечера я начала смотреть на Лешу иначе. Оставила ему свой номер телефона и, копируя Золушку, сбежала с вечера в 24:00. Завтра зачет и автомата по нему я ждать не могу.

Возможно, я меньше думала бы о нем не будь Димка эгоистом и сообщи что по-мужски поговорил с Лешей. И теперь статус друга заставляет того придерживаться строгих рамок в отношении меня.

И тогда…

Я бы не надеялась на встречу тет-а-тет, не поставила на его звонки особую мелодию, и не ждала звонка, десятки раз просматривая на мобильный в течение дня. И все же долго ждать я не могла. Сама начала его выдергивать, звонить с просьбами и вопросами. За тот короткий период у меня тек холодильник, вис компьютер, глючил телефон мобильный, а еще часто-часто пробивались шины на велосипеде — лето как ни как.

Хотя с шинами было сложнее всего — просто так они не пробивались, приходилось приложить немного усилий.

Отца не просила, он у нас не по этой части, да и что-то дома его все чаще не было, то сборы то командировки. И Леша хотел он того или нет — помогал, не всегда сразу и не всегда во время, но все же мне удавалось его увидеть и поговорить. Общались весело, юморили в основном, так что время пролетало незаметно до позднего вечера. Так прошла осень, зима, весна. И спустя год я наконец-то решилась на чуть более изощренную хитрость.

Купила билеты и под предлогом — подруга кинула и сопровождать меня не может, предложила ему пойти со мной. Леша согласился. И я как большой романтик за два часа до сеанса сменила порядка десяти нарядов и придумала сотню развязок этого вечера. В первых пятидесяти он целует меня, во вторых пятидесяти — я его.

Весна давно перешла на летние температуры, так что я надела белый джинсовый сарафанчик и черное балеро, накрутила локоны, подвела глаза, так как не любила наша матемитичка — smoky eyes. А еще впервые влезла на каблуки, всего восемь сантиметров, но для меня это была высота. И вообще я этой встречей била все рекорды по освобождению от комплексов и зажатости.

Радовалась и сияла. Рано радовалась, очень рано…

Он приехал за мной с опозданием. Открывая дверцу синего Opel Corsa, признался, что его задержала девушка. И мое романтическое настроение пошло под откос. Он заметил:

— Ты передумала идти в кино?

Почему-то после его слов вспомнился любимый мамин фильм «Самая обаятельная и привлекательная» и противный герой Смирнов в исполнении Абдулова. И что он хочет, чтоб я ему билеты отдала? Да ни за что!

— Мы еще можем успеть. Всего лишь анонс новых фильмов пропустили. Меня это не расстраивает. А тебя?

— Тоже нет. — Со смешком ответил Леша, обратив внимание и на мой наряд и на прическу.

— Тогда поехали. — Улыбалась я заразительно, но на душе было плохо. Очень плохо. Он пытался шутить и загладить опоздание походом в кафе, вот только говорить мог о Наташе. Той самой девушке, которую с шальной юности любит. Сейчас она свободна и он не занят, решили сойтись.

— Ты очень любишь ее? — спрашиваю, прекрасно понимая, что получу удар. Он и последовал.

— Да… — улыбнулся мечтательно. — Мечтал о ней с первой встречи — лет пять.

Двойной удар. Сжав кисти в кулаки, спросила:

— Что же ты сейчас не с ней?

— Она уехала. А я тебе обещал, ведь мы друзья. — Расцвел улыбкой Леша.

— Да, друзья.

— Ольчик, я так счастлив!

— А как за тебя счастлива я…

— Спасибо. — Поблагодарил он, не скрывая радостной улыбки.

— Не за что. — Ответила, не раскрывая истинных чувств. В душе горько плакала, а ведь так хотела его поцеловать.

С этого дня я старалась скрыть даже то немногое, что проявляла в его присутствии, и возненавидела обращение — Ольчик. Весна плавно незаметно превратилась в серую тоскливую осень с накрапывающим дождем, и я два сезона была как сомнамбула. Перестала радоваться мелочам и видеть хорошее. Лешу более не выдергивала, однако все время думала о нем. Ну, как сказать, думала о нем… Скорее ругала себя за то, что успела придумать. А там накопился внушительный багаж видений «счастливого будущего с ним».

Леша-Леша знал бы ты, как я гороскопы прослушивала, не появлялся бы возле меня и не один год.

Гороскоп по радио сообщил: «у весов сегодня прекрасный день. Самое время для решительных действий в романтическом плане, выезжайте на природу…!» — а я думаю о том, что в парк он возьмет Наташу. «Raffaello — вместо тысячи слов!» — он купит конфеты ей. «Звонки любимым!» — такую функцию он точно настроит для нее…

Много слишком много сравнений и горечи, а поделиться не с кем. В этот момент в семье назревал раскол. На счет отношений мы с мамой почти не говорили, ей хватало своих переживаний, и в этом вопросе я никак не могла ее поддержать. Молнии еще не разрывались над головами, но звуки грома уже тогда слышались отчетливо.

В тот год я поступила на бюджетной основе в ДГМА на первый медицинский факультет. А Димка домой приезжал темнее тучи, и очень злился постоянному отсутствию главы семьи. Он что-то знал или же догадывался, в последний приезд в декабре повздорил с папой, но изменений в нашем семейном укладе не добился. Отец все так же уходил в неизвестном направлении, а мама переживала.

За два дня до Нового Года отец ушел окончательно, сделав наступающий 2004 знаменательным годом.

 

3

— Я окончил ДНУ им. Олеся Гончара факультет Физико-технический кафедра Двигателестроения. Поступил на работу там же в Днепропетровске, затем защитил бакалавриат. — Ответило мое счастье.

— Как я поняла из прошлых ваших интервью и статей, — Ева сверилась с данными в своих листах, — куда именно вы поступили на работу и чем занимались, вы ответить не желаете.

— Это секретная информация. — Привычно пресек расспросы Леша.

— Он не любит распространяться, — послала ему мстительную улыбку. — И до сих пор верит в святость договора о неразглашении, и правильно делает, но это еще не значит, что я могу молчать. — Он от этой работы был в восторге. Сплоченный коллектив, поездки на работу на велосипеде, испытания на полигоне. Вот только зарплата…

Муж сжал мою ладошку, посылая знак «ну подожди, закончится съемка…». Я невинно похлопала ресницами и прищурилась — «съемка, в любом случае закончится, но еще неизвестно кто и чего дождется», Леша прищурился в ответ:

— И первое рабочее место рост не предполагало.

Ева понимающе кивнула:

— Что расскажете о втором направлении?

— Это было программирование. В моем кругу было и остается немало программистов, так что просчитать более выгодное направление не составило труда. Я поступил на второе высшее и успешно прошел курсы в компании «ITG Ukraine» с дальнейшим трудоустройством.

— Но и это не было вашим пределом. Вы проработали в должности Software Tester менее года и получили первое повышение.

— Я стремился к благополучию. Так же как и мой отец.

— И добивались его самостоятельно. — Произнесла Ева с уважением.

— Почти. Вынужден признаться, в Европу я попал с его руки. Дальнейшее вам должно быть известно.

Ведущая кивнула и со смеющимся взглядом повернула следующий лист вопросов:

— Считается, что первый брак был заключен так же на основе его рекомендаций. Вы подтверждаете это мнение?

— Первый нет. — Муж улыбнулся, отчего в его карих глазах заплясали огоньки. Следующую фразу он произнес исключительно для меня. — И это была моя ошибка. Во второй раз я был послушным сыном.

— Где вы встретили первую супругу?

— Я встретил Елену в родном городе Днепропетровске в 2004 году весной…

* * *

Они встречались полгода, прежде чем он сделал предложение. В то время он уже работал над созданием собственного бизнеса, рассматривал разные варианты и взвешивал решения. А я как оказалось, все еще страдала по Леше.

Не желание видеться с другими парнями, приписывала усталости. Все же чтобы учиться на дневном отделении и работать в ночную смену официанткой, нужны не дюжие силы. Я справлялась, плюс был еще и в Люсе. С моей боевой подругой работать было не так сложно, а жить на отдельной квартире не так страшно. Мы с ней были не разлей вода, и я во многом ей без оглядки доверилась, и в то же время о Леше не рассказала ничего.

Дима демобилизовался весной, и по случаю устроил праздник. Мама после развода с отцом переехала к своей сестре, так что дом целиком и полностью остался за моим старшим братцем. Он решил отметить дембель с шиком — пригласил друзей, оплатил работу кухарок, заказал музыку. Я же позвала Люсю, видимо подсознательно знала, что мне пригодится ее поддержка. Ходили слухи, что Алексей повяз на той девушке серьезно, и встречи с ним я опасалась…

Через час, когда начались танцы, и молодежь поднялась со своих мест, Дима встречал всех опоздавших сам и тут же наливал штрафной. Среди задержавшихся гостей был и Алексей. Его я заметила не сразу, обрадовалась сама того не осознав и выдала себя с головой:

— Леша!

— Не поняла! — стоявшая рядом Люся обернулась на мой полу-вздох, полу-возглас с удивлением. Увидев причину восклицания, нахмурилась.

— Что непонятного? — замялась я.

— Не поняла что за «Леша»?

— А что такого?

— Все парни в нашей группе и не только в нашей, как тобой зовутся, не замечала? — подруга одарила серьезным взглядом.

— Нет, а как? — чувствую, на лице расцветает улыбка, и щеки окрашиваются в маковый цвет. Это все еще моя стандартная реакция на его появление в радиусе ста метров. Я более полугода его не видела, и вот, пожалуйста…

— Димким, Серега, — продолжала возмущенно загибать пальчики Люся, — Олег, Вадим, Денис, Славчик… Хотя он так мило реагирует на твое редкое — Славуня, что грех не воспользоваться расположением парня и покататься по ночному городу на его Honda.

— И что с того? — лично для меня милое обращение «Славуня» бесплатную поездку по городу не предполагает, но видимо только для меня.

— А то, что неприступная, как камень, Оля вдруг выдает — Лешик!? И к кому? К другу старшего брата, который на тебя смотрит как на собственную сестренку.

— С чего ты взяла? — я возмутилась, продолжая посматривать на смеющегося Лешу и о чем-то вопрошающего его Димку. — Ты его в первый раз видишь!

— А разве не он нас поздним вечером из кинотеатра «Сич» забирал?

— Точно… — вспомнила, было дело. И я еще хотела Димку отругать за это попечительство. Но не пришлось, Леша с того осеннего вечера больше не появлялся.

В этот момент из-за плеча моей несостоявшейся мечты, выступила его миниатюрная спутница, и мне захотелось провалиться сквозь землю. А раз захотелось, то я это вполне исполнила — закрыла лицо руками и села на корточки.

— Ау, Оля… — Люся нависла надо мной и уже тише поинтересовалась. — Ты что, дуреха, делаешь?

— Кажется, ревную…

— Прекращай немедленно, они идут сюда!

— Точно… спрячь меня! — поднялась резко, от чего лоб в лоб столкнулась с подругой, Люся тут же громко возмутилась:

— Поздно прятать!

— Блин! Извини… — я обняла ее и тихо прошептала. — Смешно получилось, я этот день считала рубежом, после которого о нем и не вспомню.

— Почему? — искренне удивилась Люся.

— Год прошел.

— Мать, ну ты даешь… — прошептала она озадачено, и, развернувшись, с улыбкой поприветствовала новоприбывших Лешу и его Наташу.

Рубеж, повторила, когда он поцеловал по-дружески в щеку, хотя раньше и не стремился приблизиться.

Рубеж, напомнила себе, когда знакомила счастливую пару с Люсей.

Рубеж, когда сказал, что намерен оформить их отношения как следует.

Рубеж… черт подери, где же ты рубеж? Его не было.

Промаявшись час, в течение которого бессознательно следила за счастливой парой, я пряча слезы, потянула недовольную Люсю домой. Она хотела еще остаться, но поняв мое удрученное состояние, согласилась уйти:

— Держись, подруга, будет еще горше.

— Еще горше? — всхлипнула судорожно, когда оказались на улице. — Куда еще горше?!

— А ты права, от тебя зависит — будет или нет. Давно ты так к нему прикипела?

В тот вечер мы вместо двадцати минут добрались на квартиру через час. За это время я в подробностях рассказала о своих чувствах и метаниях: год надежд и два года слез. Она молчала, качала головой и вела меня под руку. Уже перед нашим домом подруга тихо спросила — почему я поступила на медицинский, пришлось признаться — из-за него.

— Да? — улыбнулась подруга.

— Да.

— И с чего собственно ты думала, что у тебя будет рубеж? Ты весь год ни с кем не встречалась, явно думая о нем.

В этот момент меня как молнией ударило. Благодаря ее словам я иначе посмотрела на происходящее. Надо же! Леша живет себе и радуется, и живет он, как хочет. А я как распоследняя… с чувствами маюсь. Этой ночью я не плакала, как случалось много раз если видела его или хуже того просто слышала о том, как здорово они с Наташей смотрятся.

Этой ночью я сделала себе установку — больше никаких Леш и Алексеев.

 

4

— Ольга, — голос ведущей шоу вырвал меня из воспоминаний, — тот же вопрос вам. До момента появления будущего супруга, что занимало ваши дни или кто? Чем вы занимались?

— Пыталась выжить, выучиться, и набраться опыта для дальнейшей работы. И…, — я со смешком добавила, — страдала из-за неразделенной любви.

— Из-за неразделенной любви к Алексею. — Ева улыбнулась мне и перевела взгляд в сторону моего супруга.

— Его тоже звали Алешей, но это был не мой Леша. — Самый замечательный спутник жизни наклонился к моей ладошке и мягко ее поцеловал.

— То есть…? — удивление ведущей было неподдельным.

— Герой не моего романа, он был возведен в рыцари и долгие годы занимал все мои мысли. — И с улыбкой обратилась к супругу. — Прости, милый.

— Да, ничего, — отмахнулся он. — Справился и с твоим рыцарем.

Я искренне рассмеялась:

— Чтоб такой гордый лев как ты и не справился.

— Рыцарь? — Ева постаралась вернуть разговор в нужное русло. — Чем он заслужил такое звание? Спас или совершил подвиг в вашу честь?

— Спас от нападения.

Я ответила, очень надеясь, что мою дрожь заметил только Леша. Он не только заметил, он еще и покрепче ухватил и вообще протянул ко мне вторую руку. А будь у него возможность, наверное, на свои колени пересадил и обнял бы.

— Можете ли вы рассказать об этом? — осторожно спросила она. Создалось впечатление, что и ей в этом мире «повезло» встретиться с мужской агрессией.

— Статистика анонимных опросов доказывает, что женщины подвергаются нападениям чаще не со стороны криминальных личностей, а со стороны отвергнутых парней, мужчин, партнеров.

Она понимающе кивнула:

— Добившись своего, они остаются безнаказанными. Ссылаются на: сама пригласила, сама нарывалась, разорвала одежду и избила себя тоже сама.

Леша незаметно сдвинул кресла и обнял меня, не меняя задумчивого выражения на лице. Ева следила за его действиями с немым восхищением:

— Одно из самых распространенных фраз — может по чашке кофе?

— Да. Но в моем случае это звучало как, провожу до дверей, чтобы никто не обидел.

— Уже тогда следовало расстаться с провожатым. — Сообщил Леша, целуя мой висок. И я кивнула.

— Да. Кто как не он мог обидеть в доме с домофоном и видеонаблюдением на этажах…

Мне следовало давно уяснить, что все радикальные душевные порывы в моем исполнении плохо заканчиваются. Но видимо время для здравых решений в моей жизни еще не наступило.

* * *

Проснулась в пятницу рано, полежала, подумала о жизни. Так дальше не пойдет… Две недели — это уже все-таки предел. Рубеж всяким мучениям, с мне мучений достаточно, больше не нужно. Собравшись с духом, призналась самой себе — Лешу я не любила и, если подумать, не люблю. Я рассмотрела в нем возможность или хороший вариант и напридумывала на пустом. Потом от пустого открещивалась. А вот теперь, когда он почти женат, пора забыть и о пустом. Это будет не так-то просто, ведь я затыкала его светлым образом дыру в личной жизни. Упорством ослицы, чтобы не скорбеть — все встречаются, влюбляются, семьи заводят, а я?

А я из-за упрямства позволила себе прикипеть к призраку. И вот теперь он тает в лучах Лешкиного счастья, а я…

Без слов понятно, что за свою жизнь и чувства отвечаю я. И уж если угораздило влюбиться в призрака, то почему имея такой опыт, не избрать достойного парня и привязаться к нему. Осталось присмотреться и выбрать, первое время о любви речи быть не может, так хоть о дружбе поговорим. С этими мыслями я вернулась из душа. Подруга уже крутится на кухне, готовит завтрак — яичница, помидоры, творог с изюмом и чай.

Люся сама была похожа на завтрак: блондинка с карими глазами и молочной кожей, она облачилась в белый летний костюм — бриджи и рубашку. Теплое весеннее настроение она подчеркнула красными поясом, босоножками и серьгами в виде смородиновых гроздей. Глядя на такое сочетание, всегда хочется улыбнуться.

— Доброе утро.

— Приветствую, ранняя пташка! — она разделила яичницу на сковородке и разложила по тарелкам. — Ты чего поднялась ни свет ни заря? Чтоб потратить время на душ, и с опозданием явиться на пары?

— Люсиль, я решилась! — села на стул и притянула к себе тарелку с помидорами.

Она удивленно взглянула на меня, отложила сковороду и, сложив руки на груди, поинтересовалась:

— На что хотелось бы знать?

Ну да, ее замешательство понятно, я вот уже две недели после встречи с Лешей ходила как неприкаянная и не знала куда деться. А тут вдруг проявила активность и о каком-то решении заявляю во всеуслышание. Будь у меня такая знакомая, я бы тоже удивилась.

— Я решилась пойти на свидание и забыть о нем.

— Вот это да! Вот это по-нашему. — Она села сбоку. — Кто избран в качестве лекарства?

— Денис.

— Со старшего курса? Ушаков?

— Да. Он хорошо ко мне относится, тактичный. Думаю, для пары встреч пойдет, и ему развеяться не повредит.

— Так он занят. — Прошептала подруга, подав хлеб.

— Только что расстался. Свеженький.

— И как далеко ты зайдешь? — к завтраку Люся и не притронулась. Карие глаза горят, губы прикушены в ожидании моего ответа. А мне отвечать нечего. Я только-только решилась на сдвиг, но каким сдвиг с мертвой точки будет и как далеко зайдет, еще не знаю.

— А как далеко можно зайти?

— Восемнадцать тебе уже стукнуло. — Расплылась в улыбке моя подруга. — Можно очень-очень далеко.

— А надо ли?

— Согласна. Первое свидание все же.

— Кино и кафе. — Подвела я итог.

— И все? — Люся придвинувшая было к себе тарелку, застыла. — А поцелуи, а пообжиматься?

— Не дождется, это заслужить нужно.

— Все-таки шкала рангов и почестей по заслугам у тебя есть.

— Ага. И вот думаю, как ему сообщить о нашей встрече.

— Все утро думала?

— Нет… — А ладно. Или придумаю или скажу в лоб, чтобы время не терять. Согласится хорошо, не согласится…

— Пойдешь других пугать лобовым столкновением? — хохотнула она.

— Да ну тебя. Вот он на третьей паре практикантом будет у нас, тогда и предложу.

— Как Леше? Типа билеты остались?

— Можно. Тогда сработало. Сработает и сейчас.

Сработало. Он согласился пойти в кино. Затем предложил клуб и очень удивился, когда я отказалась. Я отреклась и от длительных прогулок по городу, так что в Фестивальный причал или как его еще называют в простонародье на «шарик» мы не пошли. Ограничились походом в «Третий тайм», кофе и парой пирожных. Здесь готовят вкусно, вполне уютное заведение и хорошее обслуживание, но есть не хотелось, и сидеть здесь с Денисом так же. Но я трусила сбежать со свиданки, потому что в поведении старшекурсника многое неприятно настораживало, и раздражать его лишний раз я просто опасалась. Послушав его рассказы о бывшей, мне уйти не позволила совесть или глупость, хотя что уж там… глухота, будет сказано точнее.

Для начала он поведал, как его бросила девушка — сущая стерва и тварь. Наобещала с три короба и слиняла. Он никогда не сталкивался с такими, поэтому думал, не столкнется вообще, но… не повезло. О том как не повезло или насколько сильно не распространялся, однако парой эпитетов он хорошо обрисовал, как «высоко» ценит женский пол. Поковыряв пирожное и так, и не притронувшись к кофе, я позволила ему расплатиться. Когда мы вышли на улицу, Денис собственнически взял меня за руку. Слишком крепко, слишком цепко, и слишком нагло потому, что большой палец его кисти все время выписывал круги на тыльной стороне моей, в то время как вторая недвусмысленно прижимается к моему бедру. Наглости ему было вообще не занимать: подходил слишком близко с любой из сторон, мог потрогать попу и ухватиться как бы невзначай за коленки. В итоге я весь вечер сторонилась его рук и внимательно отслеживала каждый темный угол, чтобы обойти его стороной и не быть там зажатой.

Когда мы пришли к моему дому я была рада, и замызганной входной двери и стертым ступенькам, и лампочке Ильича на тонком проводе, которую ветер раскачивает из стороны в сторону.

Повернувшись к нему я хотела поблагодарить за «прекрасный» вечер и наконец сбежать, но встретив его цепкий взгляд, и замолчала, теряя улыбку на словах:

— Вот мы и…

— Я проведу тебя. — Безапелляционно заявил он и забрал мои ключи.

— За-зачем? — голос сел, как только я представила, что он поднимется за мной. Ведь сам в первый час свиданья рассказывал, что по паре, вернувшейся в подъезд, видно — будет у них совместная ночь или нет. И вдруг…

— Я провожу тебя до дверей, чтобы никто не обидел.

— Но зачем тогда домофон?

— Именно, — он открыл двери и пропустил меня с обычной фразочкой, — дамы вперед.

И я пошла вперед. На этаж мы поднимались в тишине, он шел сзади. Но так как был выше меня на добрых сорок сантиметров, казалось, дышал в затылок и с каждым пролетом его дыхание все тяжелее и тяжелее. Я предложила идти рядом. Денис отказался, сославшись на скорую остановку около моих дверей. А ключи он так и не отдал, и это тоже настораживает. У квартиры сам открыл дверь, дождался, пока я отключу сигнализацию и с плутовской улыбкой побряцал ключами перед моим носом.

— Хочешь их получить, сделай мне кофе.

— Денис, завтра день тяжелый, я еду домой. Отдай ключи.

— И даже чаем не угостишь? — от чего-то развеселился он.

— У нас все запасы на исходе…

— У кого это — у нас.

— У меня и Люси, мы вместе живем.

— Люсек! — хохотнул он, — сделай кофе!

— Тихо ты…

— Разбужу?

— Да, соседей, ее нет. И кофе тебе никто не сделает.

— Ну, раз так, — он вручил мне ключи, порывисто наклонился и чмокнул в губы, спи крепко красавица.

— Хорошо, спокойной ночи.

Денис вышел, прикрыл дверь и начал спускаться по лестнице, насвистывая саундтрек из фильма. И только сейчас я позволила себе брезгливо повести плечами и старательно стереть его поцелуй с губ, прошла на кухню, включила электро-чайник, и вдруг прозвучал щелчок.

В квартире не должно быть щелчков, это я знаю точно. Ужас, что кто-то воспользовался моей забывчивостью и вошел, был колоссальным. Я ощутила как по спине прошел мороз и волосы на затылке стали дыбом. Прикусив губу схватила нож и выскользнула в прихожую, а там стоит Денис.

— Вот ты где, мой мышонок. — И глаза вновь цепкие и черные почти. И с чего вдруг ему приспичило меня мышонком звать вообще не понятно. Может быть мы друг друга не поняли, я в постоянные девушки не метила вовсе.

— Ты ушел спать. Помнишь?

— Помню. Но ты этого не хотела, ведь так. Не хотела же… — он начал медленно двигаться ко мне.

— В смысле?

— Ты не закрыла двери. — Расстояние между нами сокращается, а я чувствую как мой голос пропадает.

— Я не успела еще…

— Знаю, и поэтому их закрыл я. — Еще шаг.

— Денис, чего ты хочешь?

— А ты не догадываешься?

— Нет.

— Ну как же. В кафе я заплатил, в кино я тебя сводил, от прогулки ты сама отказалась… глупышка.

— Если хочешь чтобы я возместила, без проблем. Я верну сумму, потраченную в кафе в понедельник. А сейчас ты должен уйти.

— Не получится.

— Что не получится? Двери сзади тебя, ключ все еще в замочной скважине, открывай и иди.

— О, как я хочу быть в замочной скважине…, мышонок. — Его кадык дернулся, а руки раскинулись в стороны, чтобы не дать мне уйти. — А со счетами я привык не откладывать, глупышка. Иди ко мне!

Его рывок совпал со звуком отключившегося чайника. От ужаса происходящего наяву я потеряла голос и ощущение реальности.

Нет! Это не со мной! Это не в квартире, где я прожила год с подругой! Это не может быть знакомый мне красавец Денис со старшего курса! Нет!

Я отбивалась слабо и молча, опрокинула закипевший электрочайник и ошпарила его. Он действовал с силой, шипя, чтобы не рыпалась, иначе он за себя не отвечает. Назвал Олесей, и когда ошпарился, ударил наотмашь по лицу. Не ожидала, не увернулась, не ответила… налетела на кухонные шкафы и рассекла губу. Слезы брызнули из глаз, а вкус крови во рту наполнил паникой и сковал и без того пассивную меня, не умеющую защищаться.

Он тут же оказался сзади, надавив на голову, опрокинул животом на нижние шкафчики и начал задирать юбку. Взбрыкнула, попыталась оттолкнуться и задеть его, все так же молча. За что получила удар головой о кафельный фартук. В глазах потемнело…

— Что, тварь, ждешь, су..!

— Ты у меня еще пососешь, стерва!

Из тумана пришла мысль, а ведь нам в школе рассказывали как себя вести в таких ситуациях. Жаль не уточняли, что делать, если он называет тебя избаловавшейся тварью Олесей, которая бросила его. И вот сейчас она Олеся получит наказание по полной. Он меня не слышал, и на имя не отзывался. Хотя может быть, мой шепот не перекрывал его ругань, пока он возился с моей одеждой. Узкая джинсовая юбка до колен заняла у него время. Я впервые, пожалела, что газовая плита старая и зажигается от спичек. Что я из-за своей педантичности прячу все приборы в ящики, чтобы поверхности кухни были свободными, что я дура не сбежала со свиданья раньше, и не держу газовый баллончик в лифе или нож в рукаве…

Я убеждала себя, открой рот и хотя бы закричи. Хоть что-то, хоть звук. Чтобы он отстал, чтобы проснулись соседи или прохожие с улицы. Хоть что-то!

Открывала рот и ни звука произнести не могла, пока что-то мокрое и горячее не коснулось бедра:

— Убери лапы!

Крик был не шуточный, последовавший за ним удар головой о кафель таким же.

В какой момент он отступил, я не поняла, упала на пол и сквозь красную пелену боли, как слуховую галлюцинацию слышала многократно повторяющиеся слова «Убери лапы!» под странный хруст.

Через вечность в пространстве прозвучало:

— Ольчик? Малыш…

Я не сразу поняла, что это не Денис, дернулась, когда он попытался натянуть юбку на мои ноги, а затем забилась, давясь слезами, когда он притянул к себе на колени, обнял и начал поглаживая успокаивать.

Леша…

Это был мой… мой идол Леша, от которого я хотела избавиться, от чувств к которому хотела излечиться. А он тут… спас, вырвал из рук озабоченного и рассвирепевшего урода и теперь успокаивает.

Леша…

 

5

— Это произошло на вашей территории, но вам удалось вырваться. — Ева сделала быстрый глоток воды и отложила стакан в ожидании подробностей.

— На мое счастье в то время когда я шла на свидание, Алексей поссорившись с девушкой, искал место для ночевки которое ей не известно. Мой старший помнил, что я собиралась ехать к маме, и вручил ему запасные ключи от моей квартиры.

— Почему он не услышал вашего диалога, не вышел навстречу? — возмутилась ведущая шоу, и я с благодарностью улыбнулась ей.

— Они с Наташей сильно поссорились…, а после таких ссор мало кто останется трезв.

— Вы не возбуждали дело против нападавшего?

— Нет. Пока он лечил многочисленные ушибы и пару переломов, я восстанавливала нервы и меняла свою жизнь. — Леша крепче обнял меня, и я благодарно сжала его руку.

— Именно этот случай заставил вас сменить специализацию? — она внесла еще одну пометку в листах и что-то вычеркнула.

— Да. Я закрыла сессию и сдала документы на физиотерапевта.

— Сменили квартиру.

Муж ладонью ласково провел по моей спине: — И не только квартиру, но еще и город, и там она встретила меня.

— Сразу? — удивилась Ева.

— Нет. Да и разглядел во мне спутницу жизни не с первой встречи.

— Если помнишь, — улыбнулся он, — я был женат, а ты занята работой.

— То есть шансов на любовь с первого взгляда не было. — Она, с улыбкой переводя взгляд с моего мужа на меня.

— Да. — Ответили мы в один голос. — Но это нам не помешало.

* * *

Я взяла неделю тайм аута, чтобы прийти в себя. Позвонила маме и Диме, постаралась без плача сказать, что встретила Лешу, у меня все хорошо, но так как Люся пригласила на дачу, то к ним заеду на неделе. Я просто недоговаривала, а сидевший рядом спаситель просто качал головой. Взяла с него обет молчания, объяснила, что маму тревожить не хочу, а Димка меня вовсе в доме запрет.

Он знал — не вру и молчал, ожидая, когда я сама расколюсь. Но так и не дождался.

Неделю действительно провела на даче у Люси, как распоследняя трусиха, закрывая окна в душную ночь, подпирая стулом закрытые на ключ двери. От кошмаров просыпалась в поту и с криком, пугалась шорохов и голосов на улице. Начала избегать людей, в основном мужского пола и панически боялась остаться одна в доме, а иногда и комнате.

Дошло то того, что парней и мужчин начала не просто сторониться, а избегать, по возможности не разговаривать с ними и не сталкиваться взглядами, и не дай Бог прикоснуться к одному из них или позволить коснуться себя. Я знала — это не правильно, знала — это внутренний страх от пережитого, извне я больше не допущу угроз, но ничего не могла поделать. Пик истерии наступил ровно через неделю, когда в магазине мужчина в очереди на кассу, коснувшись руки, попросил запомнить что он стоит за мной.

Вначале я дернулась и подпрыгнула, обернулась с криком «убери лапы!», а затем не привычная для меня активность сменилась ступором, вместо побледневшего мужчины шестидесяти лет, я увидела перед собой лицо разъяренного Дениса, и молча заревела.

Повезло, что Люся ходила тогда за покупками со мной. Именно она, встряхнула пару раз, повторяя:

— Мать! Оля! Черт побери!

— Да ты что творишь?!

— Ты же его до инфаркта чуть не довела.

Помню, как Люся выдернула из рук корзинку с продуктами, оставила их на прилавке и, извинившись перед мужчиной, вывела меня вон. Она была первой услышавшей правду и единственной поддержавшей смену специализации и мой переезд во Львов.

Мама сопротивлялась до последних дней приема документов, Дима твердил, чтобы и далее училась в Днепропетровске, а я все больше замыкалась в себе.

Не хотелось выходить на улицу, стыдно было смотреть людям в глаза, еще страшнее рассказать даже родным о том, что я как маленькая попалась на удочку озабоченного придурка. Появились дополнительные симптомы эмоционального расстройства, так называемый флэш-бэк. И через «не хочу, не могу, не буду» и заверения что являюсь «недожертвой» заставила себя просмотреть информацию о последствиях насилия и проявляющихся расстройствах. Из списка гарантированных в моем не хватало лишь эмоционального онемения и сексуальных проблем. И если первое я могла не заметить, то для второго нужен был партнер. И вот незадача — парней близких по возрасту я отныне не переношу. Проверить не удастся.

Но это же не правильно! Я хочу семью, я хочу детей с мужем и от мужа! И как их растить одной? Чтобы в будущем они пошли по моим стопам… Нет!

Мое решение — кардинально изменить жизнь мама с братом все же приняли и отпустили учиться во Львовский государственный университет физической культуры на кафедру физической реабилитации.

Я уезжала туда с мыслью: «Пусть к себе я еще долго никого не подпущу, но хотя бы перестану бояться прикосновений к людям».

* * *

Без сложностей не обошлось. В отличие от прошлого ВУЗа поступила на платное. О съеме квартиры речи уже не шло, общежитие и только. С соседками повезло. Можно было бы сказать — относительно повезло, но я старалась не замечать задиристого характера одной, и нигилизма другой. Впрочем, мне это удавалось на все сто, чтобы не напрягать маму и брата с оплатой своего обучения, после пар и в выходные я работала в боулинг клубе. Первый месяц мне еще удавалось совмещать, а вот второй дался с трудом. Нагрузки по учебе возросли, одновременно с потоком посетителей в клуб. Я все еще справлялась и даже учила материалы без труда, но начала засыпать не только на переменах, но и на парах, а так же в подсобке на работе. После того как меня в двенадцатом часу разбудил пожилой охранник клуба, поняла, дальше так не пойдет.

Я уволилась, окончательно просчитав, как можно подзаработать и одновременно набраться опыта в профессиональной сфере. Выход был — заняться массажем и обрести личную клиентскую базу. О лечебном массаже речи быть не могло, слишком мало знаний, я всего-то на первом курсе. Так что обратила свое внимание на курсы классического, который можно было бы назвать косметическим, но все же массажем, за который платят. С двадцатых чисел октября я училась в две смены и отчаянно надеялась, на лучшее.

И все же лучшее заставило себя подождать пару месяцев, а меня помучаться.

Курс моего обучения на массажиста на тот момент был пройден на треть, но я уже старательно готовилась к экзамену, просматривала видеоуроки и задавала массу вопросов после занятий. Наш пожилой преподаватель Радион Павлович поддерживал мой любознательный напор, он всегда оставался после занятий и отвечал. В один из таких дней мне открылась возможность стать на ноги, не загнав себя до потери пульса.

Поблагодарив уходящего преподавателя за ответы, я открыла в коридор двери и спешно начала собираться домой. Прошло более четырех месяцев с того случая, а я все еще боюсь остаться одна в помещении с закрытой дверью. День выдался не из легких, я устала морально и физически, но слух напряжен, руки ловко упаковывают рюкзак, и я отчетливо разбираю шаги в коридоре и шорохи за стеной.

Вот кто-то вошел в гулкий холл и деловитым шагом направился к стойке администратора. Холл медицинского центра всегда был гулким, но пустым усиливал звуки многократно. Я хорошо слышала, как задорно и в то же время коротко поздоровался пришедший. Словно спешит, но не забывает быть любезным, ведь от любезности зависит исход его визита.

Он говорил быстро, но не забывал улыбаться — это слышалось в голосе:

— Наташенька! Прекрасно выглядишь! Да, даже в конце тяжелого трудового дня, как супруг поживает?

Администратор рассмеялась, а затем укоризненным голосом попросила в кошки и мышки не играть. Мужчина издал тяжелый вздох и признался:

— Мне срочно нужна подмена помощницы.

— Володь, у меня никого нет. — Четко и внятно произнесла она. — Я могу Саньку вызвать, но приедет она только через час.

— Нет, не подходит. — Визитер в раздумье побарабанил пальцами по крышке стойки, прежде чем спросить. — Есть кто-то из выпускников?

— Нет.

— На худой конец учащиеся…?

— Извини, тоже нет. Тебе вряд ли… — начала отвечать Наталья, но мужчина не слушал. Отошел на три шага в сторону он заглянул в аудиторию, где собиралась я:

— А это кто?

— Новичок. — Отрезала она. — Не подходит, тебе она точно не подходит.

Мужчина, мягко ступая, вернулся к стойке. Судя по голосу, он все еще улыбался, но улыбка эта была холодной.

— Ленуся, вам тут жаловалась?

— Нет, ну что ты! — фальшиво солгала администратор. — На что она могла жаловаться а? Такие, как она не жалуются…

— А еще такие, как она ангиной не болеют в принципе, а тут вдруг…

— Случается.

Далее Наталья тихо увещевала о том, что осенний сезон выдался дождливым, народ болеет и им самим рук не хватает, чтобы набранным группам преподавать. Он согласился, рассказал еще что-то смешное и удалился. Вздох облегчения администратора Натальи услышала только я.

Через пять минут закинув рюкзак на плечо, я вышла из кабинета и попрощалась с Натальей, что все еще пребывала в раздумьях о правильности своего поступка и отмахивалась от набежавших мыслей рукой. Выйдя на улицу, я застегнула ворот зимней куртки, нащупала перцовый баллончик в кармане и свернула на освещенный тротуар.

— Оля…, Оля, верно? — меня окликнул недавний гость и приятно улыбнулся. Он стоял возле черного Audi A4, побрякивая ключами авто.

— Да, Оля. — Это был мужчина среднего роста и возраста, не давний выпускник заочного отделения института и бывший патологоанатом, судя по слухам. Кареглазый рыжий с кудрявым волосом, который он стрижет под короткий ежик, чтобы не быть кудрявым ежиком. Имени его я не помню, а лицо знакомо, потому что он присутствовал на паре наших занятий массажем, подменял кого-то из заболевших. Женат, отец двоих детей, прошлая профессия оставила на нем свою особую печать печали. Черный юмор он категорически не приемлет, улыбается редко и в глаза старается не смотреть. Можно доверять, но стоит проверять.

Все это я вспомнила за те секунды, пока он торопливо шел ко мне:

— Я Володя, преподавал у вас как-то… — вот и все что он решил рассказать о себе. — Сколько месяцев обучения прошли в центре?

— Два.

— Маловато…, что-то еще успели?

— Новичок вам не подходит, помните? — я улыбнулась и пошла дальше. — Всего доброго.

— Оля-Оля… — мужчина догнал меня и остановил, взяв за руку, которую я тут же выдернула. Моему рывку удивился, но не придал значения, заверил. — Два месяца достаточно.

— Для чего?

— Господи, а для чего еще? — всплеснул Володя руками. — Девушка, мне нужен массажист напарник в помощь. Растереть и размять можете?

— Могу. — Я могла и у меня неплохо получалось. Потому что все полученные знания я тут же практиковала на соседках по комнате. Они обе спортсменки, и постоянно что-нибудь растягивают или перенапрягают на тренировках.

— Ассистируете два часа и 600 гривен ваши. Соглашайтесь.

— Почему 600?

— Не понял. — Он недоверчиво уставился на меня.

— Почему 600 гривен? За растирание и разминание 400 потолок. Вы не договариваете.

— А ты молодец. — Касаясь одной рукой моего плеча, вторую распростер в сторону машины, приглашая пройти к авто.

— И все же… — Я осталась стоять на месте, не позволив себя увести. — Говорите сейчас, чтобы для меня это не было неприятной неожиданностью.

— Вы согласны. — Я не стала его разуверять, смотрю на него, ожидая продолжения. — Клиент сложный. Его ноги я буду разминать самостоятельно, главное с ним не спорить — когда злится, появляются судороги… вслед за ними боли.

— Что-то еще? Вы уверены, что это все что я должна знать? — я вскинула бровь.

— Уверен. — И буравит взглядом, продумывая, что сказать можно, а с чем стоит повременить. Он явно не догадывается о том, что и кому рассказала прошлая его ассистентка, так не вовремя заболевшая ангиной.

— И уверенность ваша крепнет даже, не смотря на то, что с вами не хотят работать специалисты, вам не позволили взять выпускную группу и перекрестили всех новичков от подмоги?

Он медленно опустил руки по швам:

— Оля, сколько вам лет?

— И конечно, это не от того, что последние трое ваших ассистирующих получили впечатляющие синяки.

— Вы не ответили.

— Как и вы.

Он еще несколько секунд думал, прежде чем произнести:

— Да, поэтому я предлагаю вам 600 гривен.

— Мне девятнадцать. Четыре сотни гривен вперед. За нанесенные телесные повреждения с вас дополнительная плата. И после сеанса вы отвозите меня к дому.

— Ничего себе запросы! Девочка, так со взрослыми не разговаривают. — Молчу, внимательно смотрю на него, копирую вид полной параллельности моей соседки Тамары. Смекнул, что припугнуть не получилось, бросил взгляд на наручные часы и все же решил разузнать детали:

— С чего вдруг я должен платить сверху, да еще и проценты?

— Вы разве не спешите?

— Спешу, но…

— А…, у вас ассистентов уйма на выбор… — я не ждала его ответа, все и так ясно. Медленно развернулась и пошла по направлению к его авто.

— Оля! Так вы согласны?

— Нет еще, — остановилась, подняла вверх ладошку и раскрыла ее, намекнув на плату.

— Ну, знаешь ли… — бурчит Володя громко, а за бумажником все же потянулся.

— Знаете. — С улыбкой поправила его обращение я, когда купюры оказалась в моих руках.

— Что?! — открывший свою дверцу, он замер как громом пораженный.

— Не «ну, знаешь ли», а «ну, знаете ли», — я сделала ударение на последней фразе и села. Привычно щелкнув ремнем безопасности, продолжила излагать мысль. — Придерживайтесь профессионального уровня обращения. Это придаст вам весомости. Кстати, как мне к вам обращаться?

— Молчи лучше. Пока не передумал. — Он завел авто и резко вывернул руль, выезжая с автостоянки.

Я пожала плечами и сбросила sms-ку Люсе: «Никитин Владимир черное Audi A4 номер СА 6132 АТ еду помощницей к сложному клиенту…»

— Какой адрес у вашего пациента?

— Зачем тебе адрес? Так и быть я тебя домой отвезу… — произнес, так словно это не мое условие сотрудничества, а его разыгравшаяся снисходительность.

— Хорошо.

И в следующей sms-ке сбросила Люсе номер телефона Володи. Привычка все записывать прекрасная привычка, теперь рука лишний раз за баллончиком не потянется.

Мы приехали в элитный район Выговского, в парковую зону недалеко от аэропорта. С одной стороны от улицы идут дома коттеджного типа с другой парковая зона. На одном из указателей успела прочитать улица Дагестанская, нужно будет потом обязательно найти улицу на карте города.

Володя остановил машину напротив волнообразных ворот. Это был белый двухэтажный дом с двускатной красной крышей, украшенный входом на колоннах и балконом с белыми балясинами. Он казался уютным и в то же время пустым, хотя перед домом в небольшом палисаднике кто-то упорно потрудился, вырастив изящную синюю ель и несколько туй на крохотном кусочке земли.

— Проходите в дом, там вас встретят. — Скомандовал Володя, разблокировав двери.

— А вы?

— А я следом, только машину поставлю. — Еще сильнее нахмурился он. Видимо встреча с клиентом в обществе новенькой помощницы его вдохновляла все меньше и меньше.

Я вышла. На пороге меня встретила низенькая полная женщина средних лет с копной некогда черных, а теперь поседевших волос. Одетая в серую юбку и белую блузку с воротником-стоечкой, Людмила Васильевна, была похожа более на домоправительницу со скупой улыбкой, а не личного повара.

— Новенькая?

— Да.

Меня провели в маленькую гостиную, откуда деревянная лестница поднималась на второй этаж. Комната была смежной с холлом, а тот в свою очередь с временным массажным кабинетом, где за ширмой расположился клиент. Дверей на первом этаже не наблюдалось, при этом все проемы имели арочную форму.

— Посидите пока что здесь. — Она указала на кресла, обитые зеленой кожей. — Можете не переодеваться, если Володе потребуется ваша помощь он предупредит.

— Хорошо.

Не привыкшая тратить впустую время, я вытащила из рюкзака книги и углубилась в чтение. Володя прошел мимо, бросив на ходу, чтобы сильно не расслаблялась, я ему все же потребуюсь. Так что, узнав у Людмилы, где ванные комнаты, я поспешила переодеться в рубашку и штаны для массажистов, я так же переобуться и вернулась к чтению.

В доме было тихо и в то же время слышно все. На кухне повар оперативно нарезает овощи. В кабинете с клиентом тихо и спокойно разговаривает Володя и тот что-то скупо бурчит в ответ. Массажистов умению мягко разговаривать не учат, но с первых же дней на курсах требуют проявление доброжелательности и терпеливости по отношению к клиенту. Так как человек доверяет вам свое тело и, расслабляясь не должен чувствовать себя бездушным мешком с костями или же полуфабрикатом, хотя, по сути косметического массажа, ты работаешь с ним именно как с тестом. И с первыми прикосновениями определяешь вязкость, жирность, плотность или мягкость.

Идиллию и умиротворение живущего дома, хорошо дополнил своим теплом и потрескиванием горящий камин. В такой среде чтение становится особенно запоминающимся, хоть и читаешь анатомию. Мимо прошел еще кто-то, молодой и громкий. Добравшись до кухни, он спросил у Людмилы Васильевны, что за сморчок сидит под лестницей. На что получил еще более нелицеприятный эпитет в мою сторону, их массажиста-профи на соплячек потянуло. Вот раньше ему ассистировали такие…

Какие такие, я не узнала — из комнаты, в которой Володя работал с клиентом, послышалась еще более нелицеприятное высказывание. В кухне тут же стало тихо, а вот в гостиной наоборот:

— Оторви себе руки и засунь их…! — посоветовал клиент массажисту.

— Так и сделаю, — искренне пообещал тот и вышел со словами, — с вами начнет моя ассистентка.

— Еще одна девушка? — усмехнулся хозяин дома приятным низким голосом, — вам женщин не жаль?

— Она сейчас подойдет. — Володя, вышел ко мне, попутно вытаскивая пачку сигарет. — Оля, разогреть и размять! F! Стопы аккуратно при судорогах может ударить ногой, плечо правой руки и зону поясницы аккуратно и нежно. Левую руку от локтя не трогай вообще, правое колено так же.

— Может, лучше подскажете, что массировать можно?

— Остальное массировать можно. — Володя вышел.

— Бычок на заклание, — прошептала я и вошла за ширму. — Добрый вечер.

Мужчина, лежащий на животе, приподнялся и с удивлением заметил:

— Совсем ребенок… Он что сдурел?

— По этому вопросу он справок не предъявлял. — Ответила, сбоку подойдя к массируемому. — Ложитесь и мы приступим.

В косметическом массаже нет сложностей, но есть масса приятностей. И, как говорят наши преподаватели, кто не испытывал массажа не поймет как его делать. Эти слова не были простым изречением, скорее пожеланием. Мне тоже пришлось раздеться и подставить спину. А далась я в руки знакомой партнерше девушке, и то не сразу. Предварительно неделю просила соседок по комнате постепенно напомнить, что ощущение чужих рук на теле — не признак опасности. Начали с простого кистей и стоп, затем голеней и предплечья… Спина и бедра дались сложнее всего, но зато я уже не вскакивала с кушетки с диким криком: «руки убери!».

А в первый раз было весело, перепугала всю группу, а в особенности партнершу на курсах. Сослаться на тяжелый день и легкую нервозность не получилось, сказала, что мышцу потянула, а боли почувствовала только с прикосновением. Студенты медики смотрели косо, а преподаватель, отведя в сторонку, рекомендовал потихоньку привыкать.

И я привыкла, но только к женским рукам и только заблаговременно подготовив себя.

И теперь точно знаю, что с мягким прикосновением рук к телу происходит как бы обмен энергией. И массировать нужно с благожелательным настроем, можно не улыбаться внешне, но внутренне необходимо. Что период привыкания пациента к рукам мастера — поглаживание можно с 20–60 секунд растянуть на часы. И клиенту этот процесс едва касаемого скольжения пальцев по коже нравится, потому что огромное количество людей страдают недоласканностью с детства.

Клиент мне достался в возрасте 60–64 лет седовласый, спортивный и подтянутый, во всяком случае, со спины, живот я еще не видела. Ранее наверняка занимался водным видом спорта. Такие же мышцы развиты у Тамары, а она как раз пловец. У пловцов выносливость зашкаливает, а значит, он обязательно выберется из той неподвижности в которой находится. Сила воли есть, должен справиться.

Легко провожу руками от шеи к пояснице, распространяя масло по коже, и слышу:

— Я вижу ваши ступни. — Сообщил мужчина. — Такие маленькие… какой размер обуви вы носите?

— Что ж… если вы все еще видите ступни, а не копытца, мне стоит радоваться.

— Почему?

— А вы мастера козлом назвали, чего уж мне ожидать. — Я улыбнулась, ощутив, как клиент напрягся и выдохнул:

— Он издевается над парализованным человеком.

— У вас нет паралича. Пропала нормальная чувствительность ног и массажами мы ее аккуратно вернем обратно. Нужны терпение и выдержка.

Он замолчал. А я чувствую, как под руками зажимы спины и плеч расслабляются. Если он так реагирует, быть может, у меня есть шанс на контакт и нормальный сеанс массажа без всплесков агрессии.

— Вы ранее плаванием не занимались?

— Да, но в основном греблей.

— Тогда должны знать, что по чуть-чуть вы станете на ноги. Терпение и еще раз терпение, вы наверняка и не из таких передряг выходили.

— Операцию я уже прошел, на ноги не стал…! — начал он заводиться.

— Ясно.

— Вы меня не понимаете!

— Да. Не понимаю. — Согласилась тихо, потому что спорить с ним бесполезно. — Расскажите мне что-то, а я поработаю молча, чтобы дыхание сохранить.

— О чем рассказать?

Оглянулась, осматривая кабинет в поиске темы. Взгляд остановился на стене, и такая радость затопила, там были фотографии моего родного Днепропетровска: два жилых массива — Башни, снятые с противоположного берега Днепра, набережная с ее серыми фонарями, так напоминающими мне инопланетные корабли, центральный проспект Карла Маркса в сумерках, Гранитный Карьер в Старых Кодах и овраги расположенные недалеко от него.

— Фотографии на стене. Вы давно были в Днепропетровске?

— Вы знаете этот город?

— Я родилась там и переехала только сейчас на учебу.

— Мы жили там до 95 года. — Это было единственное, что он произнес.

Выходит, истории из жизни я не узнаю. Что ж, и я приступила к массажу без истории. Начала со спины и воротниковой зоны, затем перешла на ноги по нисходящей системе, пропуская коленные впадины, затем перевернула клиента и принялась за ноги по восходящей системе от стоп к бедрам, живот пропустила по его просьбе. А добравшись до верхних конечностей, тихо произнесла рекомендации Володи:

— Плечо правой руки и левую руку от локтя…

— Массируйте все.

— Но как же…

— Вы левое колено не пропустили я, стерпел, так что массируйте все.

— Как левое? — я оторвала от него руки, как от раскаленной сковородки и совершила маленькую ошибку, контакт с кожей клиента следует сохранять всегда. — Но, Володя сказал…

— Левое. — Четко повторил клиент. — Так что приступайте, — он с достоинством вверил мне правую руку.

— Но если…

— Не пугайтесь, сильно не болело, а массировать стоило. Вы прекрасно справились.

— Спасибо, — я аккуратно согнула его руку в локте и положила на грудную клетку, чтобы помассировать плечо.

— А как вас зовут? Вы не представились. — Вдруг тепло улыбнулся мужчина.

— Оля.

— Оленька, очень приятно. Я Богдан Петрович.

— И я рада познакомиться. — С улыбкой пожала кисть руки, которую массировала.

— У вас прекрасные руки, — сообщил он и взял меня за руку выше кисти, — массируете давно?

— Руку…

— Что? — он продолжал удерживать за запястье, не понимая, какая волна паники начала меня затоплять. Стены стали белее, свет ярче, в глазах зарябило от слез. Неужели опять?!

— Пустите мою руку,… пожалуйста. — Прошептала тихо, чувствуя, что слезы вот-вот вырвутся наружу.

— Оля, что с вами?

— Ничего. Просто не…

— Что?

— Не-не… не трогайте меня! — я вывернула руку, и, пятясь, отошла назад. Остановилась лишь уперевшись спиной в стену. — Блин-блин, блиииин…

А сколько не блинкай слезы все равно потекли, сквозь пелену увидела озадаченный взгляд Богдана Петровича, который с трудом, но все же сел на массажном столе.

— Володя… — позвал массажиста мой первый клиент. И тот через мгновение пулей влетел в комнату, забыв потушить сигарету.

— Что здесь происходит?!

— Все… все в порядке… — ответила тихо, стараясь сдержать набежавшие слезы.

— Какой же тут порядок, — пробурчал Володя, оглядывая встревоженного Богдана Петровича.

— Я размяла, и разогрела … вы… вы можете приступать. — С этими словами спешно выскочила из комнаты. Переоделась, собралась и, оставив рюкзак в прихожей, прошла в садик. В глазах все еще щипало, а руки продолжали дрожать, как у алкоголички со стажем. С такими нервами мне светит психиатрическая. Будь проклят Денис…

Стерла слезы и постаралась глубоко дышать, приводя в порядок сердцебиение и успокаивая нервную дрожь. Через несколько минут смогла ощущать витавшие здесь запахи, еще через минуту различить изгородь, а далее и растения наполнившие садик. Здесь было уютно, как и во дворе перед домом росли туи, голубые елочки не выше метра и какие-то красные кусты с тонкими веточками. А дальше за оградой стоит парк, лист давно опал, но даже сейчас деревья были величественны и красивы в свете восходящей луны. Глядя на эту красоту, я поняла, что хочу домой. До боли хочу домой. Сейчас же, срочно, немедленно и не просто в комнату общежития, а к маме и к брату, на раздолье близ Днепра, на тот же холм с оврагами и на старое кладбище близ поселка Старые Кодаки, где тишина и умиротворение.

Домой…

И тут же оборвала себя. Домой нельзя. Поймут, мои родные все поймут и учиться дальше не пустят. Еще неизвестно, сдержал ли Леша слово. Хотя учитывая, что Димка за мной не приехал и в тюрьму за убийство или нанесение тяжких увечий не попал…, он не знает.

— Оля. — Меня тихо окликнул седовласый мужчина средних лет и невыразительной внешности, он вышел из-за дома и видимо стоял там, выжидая подходящий момент, чтобы позвать, от чего нетерпеливо переминался с ноги на ногу. — Мне сказано отвезти вас домой.

— Меня отвезет Володя…

— Володя занят и это надолго, а Богдан Петрович не желает более вас задерживать. Пойдемте.

Не желает задерживать и, наверное, не желает видеть. Вот тебе и подзаработала. Что Володя скажет? А что бы ни сказал, пошел он в баню! Перепутать левое и правое колено он мог как нечаянно, так и преднамеренно. Я кивнула, соглашаясь ехать:

— Мне нужно в дом, моя… мои вещи остались в…

— Ваш рюкзак уже в машине, — сообщил он, пройдя через задний садик, открыл калитку, ведущую на дорогу мимо парка.

— Так вы уже и выехали?

— Меня просили срочно доставить вас к дому.

Я пожала плечами и прошла за ним:

— Срочно, так срочно. Доставляйте.

 

6

— И как пересеклись ваши пути? Алексей был заграницей, а вы Ольга, все еще учились в университете и только что поступили на курсы.

— Да, и в этом был мой первый шаг на пути к любимому мужу и в специальность. Я не была профессионалом, но очень хотела им стать.

— Физиотерапия не терпит теорий, она требует опыта. И подопытным для Оли стал мой отец. — Леша медленно провел рукой по моей спине. — Нужно отдать ей должное, работать с ней он был за, а не против.

— Богдан Петрович был сложным пациентом?

— Нет! — мое отрицание потонуло в уверенном Лешином «да».

— Мой отец сломал позвоночник. Был прооперирован, но без полного возвращения чувствительности. Потребовались массажи и стимуляция… — Он сделал паузу, чтобы признаться. — С ним ранее сработаться могли не все, а после этого и подавно никто.

Ева кивнула и обратилась ко мне с улыбкой:

— Выходит, что вы пренебрегли всеми правилами знакомства и через голову супруга познакомились с его отцом.

— Никогда не ставила себе такой цели. Но вышло именно так.

* * *

28 декабря 2006 года я шла с пар в состоянии близком к хандре и была поглощена унынием. Мечта стать знаменитым физиотерапевтом и предварительно заработать на массаже казалась пустой, хотя в загашнике лежат 400 гривен, я казалась себе бездарной немощью, хоть и с руками и вполне умной головой.

На мокрый тротуар красиво падал пушистый белый снег, робко облепивший веточки деревьев и кустов, он с обидой таял на тротуаре и дорогах. И расстроенная я ненароком сравнивала себя со снегом. Слишком спешу, не готова, не обучена, не… как много этих «не» оказалось, удивилась даже я. И ведь, курсов нормальных еще не прошла, а уже кисну как квашня из-за первой неудачи. И можно ли назвать вчерашний вечер неудачей? Я оказалась в нужном месте в нужное время и постаралась не упустить свой шанс, я провела почти полноценный массаж, подготовив клиента, и он похвалил мои руки. Если опустить детали все не так плохо как кажется.

И все же снег тает так же как таю я…

— Оля? — я обернулась на зов, в недоумении глядя на приближающегося парня. Выше среднего, худой подтянутый молодой человек в черной кожаной куртке с подкладкой, черных джинсах, шапке, перчатках и шарфе. — Вы ведь Оля, так?

— Возможно, — ответила я, совершенно не представляя, где мы могли встретиться. Во Львове я знала мало кого. У него был нос с горбинкой, глубоко посаженные карие глаза, высокий лоб, среднего размера губы и квадратный овал лица.

— Не увиливай, я знаю, ты Оля. — Он улыбнулся, напомнив, мне вчерашнего клиента, — меня зовут Сергей Краснощек, и вы массировали моего отца, Богдана Петровича.

— Ясно. — Я поправила рюкзак на плече, попутно оглядываю немноголюдную улицу и возможные пути отступления. — И чем я могу вам помочь?

— Он хочет увидеться с тобой. — Сергей, выудив из кармана ключ от машины, стал крутить его в руках.

— В каком смысле?

— А в каком смысле паралитик может видеться с массажистом?

— Он не паралитик. — Отчеканила я.

— Да и ты не массажист. — Усмехнулся Сергей.

— Я учусь.

— Оно и видно. — Он указал на мой рюкзак и шагнул ближе. — Ну что, поехали.

— Куда?

— К отцу… — напомнил парень, окинув меня странным взглядом.

— Адрес и номер стационарного телефона.

— А тебе зачем, я довезу и оповещу заблаговременно, — перестав прокручивать в руках ключи, озадачено удивился, — ты что, сморчок, не доверяешь мне?

Подобное неуважение было бы глупо терпеть, я развернулась и зашагала в другую сторону. Он с опозданием понял, что сплоховал, догнал. А затем попытался остановить, взявшись за мою куртку:

— Стой, стой! Что я такого сказал?

— Уж лучше бы молчали, руки уберите, ваше Величество Сморчок.

— И ты на это обиделась, я же шутя.

— Это не шутки.

— И теперь ты к нему не поедешь? — начал злиться парень.

— Поеду. Диктуй адрес и домашний телефон.

Он смотрел на меня зло и презрительно, хотел еще что-то добавить к уже озвученному, но мысленно махнув рукой, продиктовал сквозь зубы:

— Дагестанская 16, номер 298-94-19.

— Код города?

— 032, — ответил, прежде чем возмутиться, — зачем тебе код? Ты что кода города не знаешь?

— Теперь знаю. Буду на месте через час.

— Оля, едешь сейчас со мной, и никаких через час. Иначе сиди в своем универе и…

Он злился, как злится человек теряющий контроль над ситуацией, проигрывающий в споре, но желающий удержаться на плаву или сохранить хорошую мину при плохой игре. Видимо у Богдана Петровича проявились боли нужен массажист, из возможных кандидатур выбрали меня, а из возможных посланников его — коса на камень.

— Предлагаю на этом остановиться. — Отчеканила я, прерывая его наезд. — Обращаться ко мне можно на «ты» и по имени — Оля. Поехали.

— Ты…

— Все еще могу передумать. — Произнесла, одарив Сергея серьезным взглядом.

Прищурился, хмыкнул, но к машине все же повел. Припаркованная красная Toyota спортивного вида, оказалась за углом на перекрестке улиц Сечевых Стрельцов и Тадеуша Костюшко. Он открыл ее, завел и выехал с места парковки с не проходящим на лице удивлением, словно мой отпор стал неожиданностью, с которой он раньше не сталкивался. Знал бы, что в процессе беседы я крепко сжимала баллончик перцовки в кармане, понял бы каков источник моего спокойствия.

На мокрой дороге не лихачил, но ехал быстро и почти все время по прямой, так что на месте мы оказались минут через десять.

— Домчал с ветерком, — сообщил он и разблокировал двери, — дальше, Сморчок, ты путь знаешь.

— И тебе, Селозя, доброго дня. — Я вышла под его удивленное: «что ты сказала?» и мягко закрыв дверь авто с улыбкой пошла к дому.

Меня уже ждали в кабинете, где ранее располагался массажный стол за ширмой, теперь была рабочая обстановка, пара кресел, журнальный столик и небольшой диванчик, письменный стол с компьютером на краю и подносом с двумя чашками на блюдцах и полной тарелкой аппетитных сластей.

Богдан Петрович, завидев меня, медленно и неуклюже поднялся с места за столом. Встретил у порога кабинета, провел к креслу для посетителей, усадил. После неожиданно теплого приветствия и розлива кофе по чашкам, он приступил к диалогу, задав вопрос:

— Вы на Новый год куда едете?

— Домой.

— В Днепропетровск? — уточнил он, заняв рядом стоящее кресло.

— Да. Почему вы интересуетесь?

— Хотел узнать, вы уедете на неделю или две.

— На две недели.

— Я с вами. — Весело заявил он.

— Простите? — я отодвинула чашку и сцепила руки на коленях.

— То есть я тоже еду в наш город, но по делам, заодно подброшу вас на машине с водителем. — Поправив журналы на маленьком столике справа, добавил. — И кое-что обсудим.

Закрытая машина и двое мужчин, я постаралась не запаниковать, в поезде всегда выбирала место среди женщин, а тут… Голос сел и я резко ответила:

— Хотите обсудить, обсуждаем здесь. Добраться я и сама могу.

— Мне нужен массажист, — терпеливо пояснил он, — который будет постоянно или же большую часть времени рядом.

Я недоверчиво прищурилась, но промолчала. Удивительно, но из того что я слышала ранее, массажист ему был не нужен, а вот от груши для битья он бы не отказался.

— Хочу переговорить с вашими родными, — продолжил объясняться Богдан Петрович. — Я могу встретиться с ними?

— Зачем? Нужен массажист, я могу приезжать, когда потребуется.

— Чтобы официально пригласить вас жить в моем доме.

— Мне девятнадцать, можете обговорить это со мной.

— А мне шестьдесят. И я отец двух мальчишек, так что вижу эту ситуацию под другим углом. — Ответил он, не скрывая добродушной улыбки. — С кем из ваших родителей мне лучше всего объясниться?

— С мамой.

— А чтобы получить согласие?

— В любом случае, только с мамой.

— А отец не в счет? — улыбаясь, спросил Богдан Петрович и указал мне на печенье, — угощайтесь.

— Считайте, что отца у меня нет. — Я взяла печенье, но горькие воспоминания отбили желание сладости, вернула изделие назад.

— И чем он заслужил такое безразличие?

— Многим. — Отодвинув от себя чашку еще дальше, нахмурилась. — Когда вы выезжаете? У меня зачет 30 декабря после обеда.

— Меня устроит. — Отозвался мужчина и с улыбкой предложил упаковать вещи. Будучи полностью уверенным, что мама согласится, сообщил, что водитель их заблаговременно до нашего отъезда перевезет сюда, на Дагестанскую.

— На этом все. — Сообщил хозяин дома.

Я поднялась, постояла несколько секунд и вновь села в кресло. Тревожащий вопрос нужно задать сейчас, иначе я в следующие ночи не усну, а под конец устрою сцену хуже предыдущей. И мне такого не надо. Сглотнув, я все же спросила:

— С вами будут ехать женщины?

— То есть?

— Хотела узнать, вы повара, Людмилу Васильевну возьмете? Ведь в машине еще два места…

Он посмотрел вначале на меня, потом куда-то на стол и ответил:

— С нами будет ехать мой секретарь, — я сцепила руки и протяжно вздохнула. Поезд, однозначно поезд и ну его, этот комфорт, поездом доберусь и все на том!

— То есть… — с заминкой добавил Богдан Петрович, внимательно смотрящий на меня, — я хотел сказать, секретарша.

— Понятно, — взяв с его стола ручку и бумажку, оставила номер своего мобильного телефона, и поднялась с места. — Меня обратно отвезут?

— Вас отвезут.

— Что ж, до свиданья, Богдан Петрович.

— До встречи.

Выходила из его дома с тщательно скрываемой улыбкой, ехала к общежитию скромно потупившись в пол. И только в стенах комнатушки, выданной на троих, позволила себе довольную и широкую улыбку, не проходящую вплоть до самого вечера.

Девчонки долго спорили, влюбилась ли я, испытала ли радость от секса или же марихуаной обкурилась в конец. А все оказалось намного проще, у меня появилось одно решение для многих маленьких проблем.

В назначенный день отбытия за час до моего зачета, от Богдана Петровича прибыл уже знакомый седовласый водитель с явными признаками нездоровья на лице. Он повышенного давления на щеках проступили красные сосуды, глаза его так же были красными. Взглянув на него, я задалась лишь одним вопросом, который и озвучила:

— Извините, а вас как зовут?

— Олег Дмитриевич, — ответил мужчина с улыбкой и поднял мой немногочисленный багаж.

— С нами в Днепропетровск едете вы?

— Нет. За рулем будет Сергей.

— Сын?

— Да.

— Хорошо… — выдохнула я.

— Не переживайте вы так, в дороге парень большую часть своей жизни, — заверил он меня и выходя из комнаты, добавил. — К тому же с остановкой на ночь в Виннице, чтобы отдохнуть.

— Сергей в дороге долго не выдерживает?! — я выскочила вслед за Олегом Дмитриевичем.

— Не он. Петрович. — Мужчина ответил с заминкой и попрощался, унося мои вещи.

— Ясно. До свидания.

Теперь понятно, почему меня решили взять в дорогу. Но если он устает в сидящем положении, может быть следовало выкупить билеты в купе поезда? Хотя там условия не лучше.

Затем был зачет, с которым я справилась легко и просто, вышла и набрала домашний Богдана Петровича.

— Уже освободились? — его веселый тон меня насторожил. — Оля, почему не отвечаете?

— Я тут подумала…

— Значит освободились. Скажите где вы и мы вас заберем.

— В университете.

— Ага, тогда вас сейчас Сережа заберет на своей. Знаете, где он обычно останавливается?

— Знаю.

— Тогда до встречи. — Он отключился. К этому моменту я как раз вышла на перекресток:

— Ексель-моксель, во, блин, засада.

Чьята рука опустилась на мое плечо и я с перепугу чуть не прикусила себе язык:

— А вот и ты, сморчок, пошли давай. — обойдя меня он пошел дальше. — Время не ждет.

— Селозя, тебя родители не учили сзади не подбираться? — спрашиваю я, не двигаясь с места.

— Твоего Селозю может и учили, а меня… — он обернулся, чтобы договорить гадость, а я точно знаю. Он лишь гадости умеет говорить, поэтому перебила.

— Вот зря ты так, — делаю два шага вперед и останавливаюсь, — знаешь, у человека от испуга нарушается работа сфинктеров, кольцевидных замыкающих мышц. — Он попытался остановить мое пояснение, но я не дала. — И чтобы тебе было понятно, поясню, сфинктер бывает не только у зрачка, но еще у мочевого пузыря и прямой кишки.

— Тьфу ты!

— Вот-вот, не пугай людей, Селозя, иначе вляпаешься — с этими словами подошла к брезгливо скривившемуся Сергею и удивленно оглянулась в поисках его авто. — И где твоя колымага?

— Toyota Avensis.

— А разве это была не Camry российской сборки? — искренне удивилась я и сделала еще один намек, — она такая… ну ты понял, российской сборки.

— У меня японка.

— Да, ладно все так говорят в первый год после покупки, а вот потом…

— Моей пять лет.

— Так она еще и старушка узкоглазая, не повезло тебе с тех…

— Да молчи ты! — бурча что-то не членораздельное себе под нос, он пошел вперед. Открыл черный Lexus и остановился, сухо добавив, — сними рюкзак, я его в багажник закину.

— А едем на этой?

— Что-то не нравится, Смо…

— Ты, и твои повадки, но с этим я справлюсь. — Вручив ему, рюкзак открыла заднюю дверцу.

— Вперед села быстро. — Произнес сердитый Сергей.

— И пересаживаться потом? — улыбнулась я. — Впереди сядет Богдан Петрович, чтобы была нормальная возможность ноги вытянуть…

— Отец впереди не ездит. Садись.

— А водит?

— Смеешься, с его-то ногами? — он занял водительское кресло и завел мотор.

— А раньше? — я села рядом.

— Водил.

— Тогда у меня вопрос, в вашем автопарке 7-местные автомобили есть?

— Нет, и я не поеду в таком гробу.

— Ага, повезешь его в этом авто в гроб его вгонишь быстрее.

— Что за бред?! — мы остановились на светофоре и Сергей зло посмотрел на меня. — Ты что гонишь?

— Повторюсь, у него больные ноги, которые нужно вытягивать. И если он впереди не ездит, то сзади должны быть комфортабельные кресла которые можно выдвинуть назад для удобства Богдана Петровича.

— На фиг? Раньше ездил и не жаловался.

— Поэтому до сих пор мается. У нас зеленый. — Заметила я смену светофора.

— Чего?

— Зеленый, поехали.

— Твою мать! — он резко тронулся с места, на щеках проступили желваки, а сзади нас все еще были слышны сигналы соседей по движению.

— Почему мою мать? Это ты водитель… — кажется, я только что слышала скрежет его зубов. Могла бы помолчать, но что-то не вышло. — Или нет?

— Сморчок, рот закрой.

— Скажи «Оля помолчи», и может быть…

— Оля, — он попытался справиться с гневом, но видимо с терпимостью Сергей не знаком, — заткнись!

— Фу, как грубо…

Резкий визг тормозов, и инерция чуть не поспособствовавшая моему столкновению с панелью, оборвали мою речь. Тормозили, запоздало увидев сигнал светофора, но Lexus все равно выехал на полкорпуса за пределы дозволенной линии, а сзади вплотную уже стоят машины. Краснощек, крепко вцепившийся в руль, наклонил голову, тупо глядя на собственные колени. А мимо нас проезжают машины, которым пришлось сделать отклонение от прямого пути и каждая громко сигналит. Я с ужасом поняла, что мы только что чуть не попали в аварию.

— Я изви… юсь очень-очень. Прости, пожалу…

— Просто молчи. — Выдохнул Сергей. Дождавшись смены света светофора, завел авто и более на меня вниманья не обращал. Далее ехали в молчании и без приключений. По пути забрали женщину средних лет, приятным голосом и презентабельной внешностью в дорогом пальто с меховым воротником. Я тихо поздоровалась и вплоть до Дагестанской, более не произнесла ни слова.

— Раиса Васильевна и… Оля, пройдите в дом, вам придется немного подождать. — Сообщил он, остановившись напротив ворот. Дама вышла сразу, а меня задержал сам водитель, крепко взяв меня за рукав куртки. — Отцу ни слова, ясно?

— Да. — Глядя на его злое и от того отяжелевшее лицо с серым оттенком, я сделала себе пометку на будущее, никогда, ни при каких обстоятельствах более с ним не препираться, иначе убьет. А именно так сейчас он и выглядел, как человек готовый свернуть шею оппоненту.

— Теперь иди. — Меня отпустили, и я тут же выскочила из машины и мягко закрыла дверцу. Авто резко тронулось с места, а я отступив на два шага, отчаянно залепетала:

— Больше никогда, никогда, никогда…

— Поссорились? — поинтересовалась рядом стоящая Раиса Викторовна.

В мыслях пролетело, что уж лучше я признаюсь в ссоре, а не в том, что чуть было, не стала причиной аварии или даже смерти сына нанимателя:

— Да.

— Не переживайте, Оля. Он такой со всеми мало знакомыми. Вначале показывает худшую сторону, затем приобщает к лучшей.

— Занятное определение «приобщает». И он так со всеми наемными работниками?

— Только с теми, кто длительное время приближен к семье. То есть с теми, кто станет почти членом семьи Краснощек.

Мне вспомнилось лицо разгневанного парня, затем печальные рассказы избитых массажисток, следом услышанный мною рев Богдана Петровича, так что следующая фраза прозвучала предельно честно:

— Нет, спасибо, мне такого счастья не надо. Да и вряд ли я с ними надолго задержусь.

— Сергей редко ошибается в своем выборе. Но время покажет, — со смешинкой ответила женщина. — Идемте в дом, тут холодно.

Поговорив с Раисой Викторовна в то время пока Сергей где-то разъезжал, а Богдан Петрович заканчивал с делами, я узнала, что она так же прошла через притирку. В подробности она не вдавалась, но намекнула, что поначалу может быть очень сложно.

Заметив мой скептичный взгляд, тут же заверила, что есть и плюсы — все служащие в доме меня поддержат в случае чего.

Это обстоятельство было и положительным и отрицательным одновременно. То есть все будут понимать, что происходит, но никто не вмешается. Я постаралась не принимать это близко к сердцу. Все же моя мама согласия на проживание дочери под одной крышей с этим семейством еще не дала. А впрочем, к чему ее ставить в известность, если в общаге я почти в тех же условиях? Ну… почти… Или же это забота не о моей матери, а обо мне? Чтобы я поняла всю серьезность отношения… к моей персоне?

Занятая этими рассуждениями, я сухо поприветствовала главу семьи Краснощек, попрощалась с поваром и, пожелав ей и Олегу Дмитриевичу хороших праздников, заняла место в авто. То, что нас забрала семиместная Toyota, я заметила лишь после шутки Богдана Петровича:

— Сергей, ты же не любишь гробы.

— Именно так отец, гробы я не люблю, — согласился младший, бросив на меня хмурый взгляд в зеркало заднего вида.

— Опася… — я с удивлением осмотрела машину.

Да препирались мы на эту тему долго, но ведь сделал, как было сказано, и Богдан Петрович сел как я и предполагала — в середине и, сдвинув кресло назад, вытянул ноги. Я постаралась скрыть торжествующую улыбку и вернулась к ознакомлению с пейзажем за окном. Город медленно проплывал мимо, и Лычаковская улица постепенно таяла от трехэтажных до одноэтажных зданий, пока перед взглядом не раскинулось поле.

В Винницу мы прибыли к 22:30, остановились в домике снятом на сутки. Он располагался в центре города, и был рассчитан на четыре спальных места. Я спала в комнате с Раисой и уснула, как только коснулась головой подушки. К слову, зачем Богдану Петровичу массажист, живущий рядом, я узнала в ту же ночь, когда его ноги свело судорогой в бассейне со спа-эффектом.

 

7

— Ольга, каким был ваш первый день работы в семье Алексея?

Здесь супруг перехватив инициативу, успел ответить первым: — Говорят незабываемым…

— Если честно, — я высвободилась из его захвата и оправила платье, — первый день работы после подписания своеобразного трудового договора я не помню. Как-то больше запомнилась предновогодняя поездка в Днепропетровск, и ночевка в Виннице.

Муж милый нежный самый любимый, похлопав меня по коленке, заметил с мягким упреком в голосе: — Но ты же, справилась.

— Я-то справилась… Но именно в ту ночь поняла в какой переплет попаду, если родные будут не против моей работы с Богданом Петровичем.

— Все было настолько плохо? — удивилась Ева.

— Вы было ужасно. — Я обернулась к Леше, и доверительно сообщила, — даже ужаснее первого официального дня работы.

— И почему я об этом не знаю? — прищурился он, остановив движением руки следующий вопрос ведущей шоу.

— На то были причины.

— Я могу о них узнать?

— Они были и они остаются, — закончила предложение я. О том, что мы с Серегой чуть в аварию не угодили, до сих пор не рассказываем ни он, ни я.

— То есть я так и останусь в неведении?

— Это временно… — Заверила, уповая на то, что все временное становится постоянным. Мы замолчали, и заинтригованная ведущая задала свой вопрос:

— С чего начался ваш первый неофициальный день работы?

— С побудки…

* * *

Когда младший мокрыми руками потряс меня за плечо, мне снился любимый город, набережная, фонтаны и троллей в Кодаках. Так что ничего удивительного в том, что спросонья я Сергея послала на хутор за бабочками, как своего старшего брата, то есть звучно.

— Оля! Просыпайся…

— Дим, отвали по-доброму… — отозвалась еще не осознав, где я и почему.

— Сморчок, встала живо! Тебя отец ждет.

— На кой черт? — я села на кровати. — И прекрати орать, разбудишь Раису Ви…

— В отличие от тебя она услышала шум на первом этаже и давно там! — он пнул кровать ногой, и набрал в грудь воздуха явно для нового приказа в грубой форме.

— Сергей, в чем дело? — быстро натягиваю длинную рубашку, которую взяла вместо халата.

— Отец упал, — выдохнул он зло, — а ты…

Я договорить грубость не дала:

— Где упал?

— В бассейне.

— Ясно… — обув шлепанцы, выскользнула из спальни.

Возле бассейна застала самого клиента сидящим на полу и взволнованную Раису Викторовну, на корточках подле него. Оценив ситуацию, я настоятельно попросила ее удалиться. Видимо Богдан Петрович настолько уважает женщину и ее доброе отношение, что из последних сил сдерживался, чтобы не начать орать. Шея со вздувшимися венами, лицо красное, желваки на щеках ходуном ходят, и корч пальцев и судорога в мышцах видны невооруженным глазом, то что он испытывает и врагу не пожелаешь.

В ответ она предложила свои услуги, обещала помочь, и если нужно подержать босса, пока я массирую. Вспоминая рассказы бывших ассистенток Володи, я выпроводила ее от греха подальше просьбой сделать крепкий кофе всем. Бледного Сережу попросила принести два одеяла, и как только осталась с клиентом один на один, разрешила ему не сдерживаться. Ранее меня с трехэтажным матом уже знакомили, но такой яркой подборки слышать, еще не доводилось.

После первых его слов в кухне что-то упало, и я поспешила закрыть двери к нам. Он ругался то сквозь зубы, то во все горло с небольшими паузами, и в этих паузы я успевала дать команду к действию или задать вопрос. Из обрывком его фраз выяснилось, что корч слабый схватил еще за ужином, но он как мужчина стойкий решил перетерпеть, когда же все по спальням разошлись, он направился в бассейн, к тому моменту наступая уже исключительно на пятки. Дальше веселее, сколько он пролежал на полу, пока Сергей не вошел в ванную, Богдан Петрович не помнит, как упал тоже. Зато отчетливо запомнил, что при попытке подняться с помощью сына «громко» и больно упали оба. На звук именно этого падения с руганью и прибежала Раиса.

Сергей принес не только одеяла, но и подушки. Поднимать упертого нанимателя с пола в ванной я не рискнула, там же расстелили одеяло, сложив его вдвое. Его попросила перевернуться на живот, понимая, что брыкаться он при таких болях точно будет, села сбоку. И заблаговременно поставила подушку, с расчетом, если согнутую в колене ногу он вырвет из моих рук, чтобы не отбил ногу.

Вцепившись зубами и руками в одеяло, он рычал и мычал, а я делала глубокий массаж, временами удачно уворачиваясь от его ног, а временами…

Когда корч спал, и Богдан Петрович смог говорить членораздельно, я накрыла его вторым одеялом, чтобы не мерз и, медленно вышла. Не спящую, бледную и перепуганную Раису обнаружила на кухне, попросила посидеть с ним, пока я кофе пью. Она согласилась и тихо выскользнула из комнаты.

Кофе, приготовленное для меня в большой чашке, давно остыл. Я решила его разогреть. Взяла чашку, открыла дверцу микроволновки и замерла, подмечая свою непрофессиональность в физиотерапии. Мои руки меня не слушались, более того левая мелко дрожала, а правая отказывалась крепко держать 300 гр. чашку. Поэтому чашка жила своей жизнью и против моей воли, вначале накренилась, разливая напиток, а затем и вовсе выпала из руки со звонким «дзылынь! E!»

— Чашка самоубийца, — с этими словами наклонилась собрать осколки. И вдруг ни с того, ни с сего пол вздумал со мной состыковаться.

— Да не скажи, вся в хозяйку. — Незаметно вошедший Сергей поймал меня на подлете к полу. Как всегда вначале я вздрогнула, а затем резко дернулась в попытке убежать. Он поставил меня на ноги с судорожным вздохом. Чтобы отвлечь его от вопросов о моей реакции тут же ответила:

— Что поделаешь, обе тяготеем к плиточным покрытиям, — указала на пол и опять опасно накренилась.

— Стоп-стоп, я понял — пол прекрасен. Вон у меня отец отрывается по клинкерной плитке для ванных комнат и бассейнов.

— Ага. Почти поклоняется ей… — прошептала я, вызвав у него улыбку.

— Та! Еще и тебя приручил к красоте плоских квадратов. — Он помог сесть на стул и придержал, пока я не пришла в нормальное состояние. — Ты как?

— Жива.

— Кофе хочешь?

— Кофе… хочу, руки против, — я всплеснула непослушными конечностями и тяжело вздохнула. — Напоминают, что еще раз размять нужно будет.

— Ничего, — он потер ладони как вредный Селозя, с прищуром глядя на меня, — тебе кофе через трубочку пить дам.

— И даже сваришь?

— И даже сварю…

Он был уже не в мокрых боксерах и футболке, подчеркивающей спину, а в спортивных штанах и с голым торсом. Можно было бы решить, что красуется, но я смотрела на то, как он легко управляется на кухне, варит новую порцию кофе и делает бутерброды и думала о Леше.

Наверняка он так же готовит ночной перекус для своей уже… жены.

Второе разминание происходило уже в тишине. Раису Викторовна я отправила спать, Сергея попросила расстелить кровать для Богдана Петровича. Кофейничая на кухне, думала что руки слушаться меня сейчас не будут, оказалось, боялась зря и растереть удалось, и размять. С меньшей силой, но достаточно, чтобы быть уверенной — утром он сможет ходить самостоятельно.

— Оленька, извините меня. — Тихо произнес Богдан Петрович.

Я знаю, что ему сложно принять ситуацию такой, какая она есть. И что, задев меня пару раз, он затем старался сдержать рефлекс, чем еще сильнее вредил себе. И вот теперь ему стыдно, а стыд в нашем деле спасения не лучший спутник. Поэтому мой ответ был неординарен:

— Не извиню.

Он замолчал минут на пять, так что я успела пожалеть о выбранной тактике общения, как вдруг…

— Почему? — спросил без злобы, с едва заметной нотой возмущения.

— Потому что ночь на дворе.

— Только из-за этого?

— А еще…, потому что вы материтесь, а мат — это плохо.

— Оля… — начал он укоризненно, но продолжить мысль я ему не дала.

— Не могу сказать, что ваше исполнение не было прочувствованным или же не несло смысла. — Здесь я сделала паузу и перешла к наиболее опасной зоне его ног, — вы талантливо сплели все возможное и невозможное, но использовали мат. А вот это уже недопустимо.

— Я упал… — произнес он глухо.

— И изящной речью решили отметить порчу чужого имущества. — Согласилась я, говорю, а при этом чувствую, что дыхания уже не хватает, и это очень плохо. Потому что впереди еще море работы. Обдумав ситуацию, принялась массировать медленнее и глубже.

— Какого имущества? — не понял Богдан Петрович. Ему за мои синяки извиниться хочется, а я ему тут про имущество говорю, чтобы отвлечь. Хотя, кто знает, может подумал что я говорю о синяках.

— Чужого — кафельный пол. Вы на него не только грохнулись всей тяжестью своего тела. И не просто своего, вы на него еще и Серегу опрокинули. — И задумчиво почти про себя добавляю. — Не представляю, какие теперь у него повреждения…

— У Сергея? — насторожился глава семейства.

— У пола. — Усмехнулась я. — Сын у вас из гранита, такому все повреждения по боку. Плюс готовит вкусно.

Богдан Петрович перевернулся на спину по моей просьбе и подложил руки под голову:

— А вы уже пробовали его готовку? Похвально…

— Да, ничего похвального… — призналась я, — всего-то пару бутербродов и классный крепкий кофе. А вы есть не хотите?

— Я спать хочу, — зевая, признался мой клиент.

— Да, что вы говорите…!? И у меня такое же желание.

— Совпадение. — Согласился он с усмешкой.

— Скорее это был ваш двойной просчет.

— Как мой? — изумился Богдан Петрович.

— Ваш-ваш. Судите сами: о корче вы не сказали мне за ужином, о том, что боль усилилась, промолчали и после него. Было бы проще приступи вы к массажу сами. Но вам же, лень!

— Оля, я…

— Да, ладно, не оправдывайтесь. Я точно знаю, что вы спать не собирались. Возможно, хотели подольше посидеть с Раисой Викторовной. Или же это она подбила вас на такую авантюру!

— Нет.

— Нет? — я улыбалась, потому что только что помассировала еще один сложный участок, а он и не заметил. — Значит, вы один составили коварный план, как не подпустить к подушке остальных?

— Оля, хватит! — попросил он со смешком, когда я перешла к коленям.

— Неееет. Отпущу лишь, когда признаетесь, что у вас на разработку и претворение коварного плана ушел весь вечер, и… начало ночи. Это говорит лишь об одном. — Добавила в голос загадочности, чтобы он задал вопрос.

— О чем?

— Вы точно не собирались спать!

— Да с чего вы взяли?

— Интуиция. — Торжественно сообщила я. — И умение взглянуть на все произошедшее целостно. Значит, вначале вы молчали — составляя план, потом доведя себя до ходьбы на пяточках — провели подготовку, и, высчитав подходящее время — погружение в сон всех в радиусе десяти метров, вы нанесли сокрушительный удар по нашим ушам и собственному здоровью.

— Интуиция у вас отменно работает. — Признал он со вздохом.

— Подождите это еще не все! Вы попытались взять ситуацию под контроль, и я была свидетелем это этапа плана. Поэтому авторитетно заявляю, кризисный менеджер из вас никакой.

— И вы говорите мне, что я плохой кризисный менеджер?

— Да, я специалист с огромным опытом, — удар в грудь кулаком, — огромный — следует подчеркнуть. И говорю вам, что вы и как простой менеджер весьма слабы. Не предусмотрели всех последствий в ущерб себе.

— Это как понимать?

— Позовите вы меня раньше, или хотя бы перед купанием, мы бы сейчас мирно спали до самого утра. А не…

— А не что? — он потер глаза и со вздохом предложил. — Договаривайте уже и отпустите меня спать.

— А не наносили бы вред и без того поврежденному кафелю.

Его тихий смех наполнил ванную комнату, и я поняла, пациент идет на поправку.

На следующий день Богдан Петрович доказал не только то, что он стойкий и выдержанный пациент, но еще и прекрасный кризисный менеджер. Мою маму он вызвал на встречу в кафе сразу же по приезду, предъявил меня живой и невредимой, рассказал, где буду жить, с кем, в каком режиме, сколько буду получать. И глаза стали круглыми не только у меня, но и у мамы. А после всего перечисленного он оговорился о том, что с ним возможны некоторые сложности и указал на последствия. Последствий на моем теле было предостаточно. Сижу и улыбаюсь, после суммы, которую он назвал, я была благодарна, что самые яркие их них он не заметил, и не предъявил. Иначе бы мама не раздумывая, отказалась. А тут…

— Олик, тебя все устраивает?

Смотрю на Богдана Петровича, затем на маму с загадочной улыбкой и не успеваю произнести и слова, как он вдруг добавляет:

— И, конечно же, она будет под моей защитой, думаю, вам важно об этом знать. — Он произнес это спокойным тихим голосом, позволяя точно уловить смысл фразы.

— О чем вы? — насторожилась мама, и повернулась ко мне. — Оля, у тебя проблемы в университете?

— Нет.

— С парнями? — уточняет мама.

— Нет никаких проблем. — Четко произнесла я, не глядя на Богдана Петровича. Сама не заметила, как непроизвольно сжала руку, лежащую на столе в кулак, а вот он мой молчаливый жест прекрасно понял.

— Простите Лидия Владимировна, я неправильно выразился. Имелось в виду, что теперь вы можете быть уверены в ее безопасности на все 100 %, мой сын Сергей будет ее отвозить в город, ему по пути, а личный шофер забирать вместе со мной.

Стараясь улыбнуться, я уверенно кивнула:

— Буду под прикрытием не хуже Димкиного надзора.

— А Дима — это кто? — тут же уцепился мой будущий клиент.

— Ее брат, — мама погладила меня по плечу, — он и его друзья всегда оберегали мою девочку. Так что если Олик согласиться работать с вами, я действительно буду рада.

Не раздумывая, согласилась. Просто потому что, побывав в эпицентре «грозы» прошлой ночью, я успела взвесить все за и против за время поездки от Винницы к Днепропетровску. И пришла к мысли, что готова терпеть синяки и ссадины, если клиент будет придерживаться нескольких простых правил:

Не материться.

Беспрекословно слушаться меня во время массажа.

Выполнять нужные упражнения.

Терпеть методики, которые я буду прорабатывать на нем, на наше общее благо.

Не знаю, как он мирится с подобным положением вещей и вот уже более полугода терпит болезненные судороги, но меня оно не устраивает. Это не паралич, чтобы махнув рукой не добиваться положительных результатов. К тому же людям по ночам следует спать, а не наносить вред себе и чужому имуществу в порыве праведного гнева.

Это я ему сообщила на кухне, сразу после завтрака, когда он увидел на моих руках синяки. Кивнул, обещал подумать. Встреча с моей мамой подтвердила его решение — условия приняты.

 

8

— Вот так я стала семейным массажистом при его отце. — Подвела я итог первого неофициального дня работы. Леша похлопал меня по коленке с задумчивой улыбкой:

— А ты не говорила мне о синяках.

— Нет, не говорила. За исключением первого дня работы по договору это были единственные ммм… увечья в последующие два года.

— То есть, более ночных побудок не было и сложных ситуаций тоже? — Ева с удивлением посмотрела на меня.

— Нет… и бессонные ночи и сложности и курьезы, всего было более чем, предостаточно. Просто я научилась уворачиваться. — И со смешком добавила, — хотя форма регбистов очень помогла бы в первое время.

— Только не говорите, что в этом и заключался секрет вашей успешной работы с Богданом Петровичем!

— Не скажу. Но признаюсь, что он научил меня держать удар не только словесный, но и физический. Мы тренировались друг на друге: я для набора формы, он для ее поддержания.

— У них был своего рода симбиоз. — Заметил Леша.

— И очень продуктивный, как все мы понимаем. Три книги, и две методики, когда вы успевали? В книгах передан материал не только физических тренировок, но и психологическая подготовка к сложностям.

— Все это было написано после окончания моей учебы, а до того я по максимуму набрала материал.

— И опытным путем перепроверила его на клиенте. — Добавил мой замечательный.

— Это был самый дорогой клиент, бесценный и терпеливый.

— Кто, папа? — тихо изумился Леша.

— Да. — Подтвердила я, так же тихо добавив, — если не смотреть на некоторые нюансы, лучше него не было.

* * *

— И почему ваша мама не в курсе? — этот вопрос Богдан Петрович задал мне в лоб в первый же день моего обитания в его доме.

— Не в курсе чего?

— Вашей панической боязни мужского общества, и обморочного состояния в случае прикосновения.

— С чего вы взяли, что у меня что-то такое есть?

— Оля, — оборвал он укоризненно.

— У меня все в порядке Богдан Петрович. — Клятвенно заверила я, отступив, как только он сделал шаг навстречу.

— И это называется «все в порядке»?

— Да.

— С трудом верится.

— Придется поверить. — Произнесла я, не зная куда отступить. Его вопрос застал меня у лестницы, сзади перила, справа тупик, слева проход, а в нем как идол стоит Богдан Петрович с вопрошающим взглядом.

И нет, чтобы отстать по-хорошему. Я только с учебы вернулась, а он тут как тут еще и список вопросов придумал давно:

— А с массажами как?

— Что с массажами? — насторожилась я, ожидая нового подвоха. — С ними все в порядке.

— Вас кто-нибудь массировал?

— Ну, конечно, да.

— Мужчина?

— Нет. — Ответ был резким и прозвучал громче, чем следовало.

— Спасибо за ответ. — Богдан Петрович развернулся и начал спуск с лестницы. — Ужин в седьмом часу.

— А вы во сколько ложитесь?

Он остановился на последней ступеньке и с удивлением обернулся ко мне:

— А вам зачем это знать?

Я постаралась выдержать профессорский тон, произнося:

— Сеанс массажа производится спустя два часа после еды.

— Он мне не нужен, я прекрасно себя чувствую. — Ответил мужчина, который только что очень аккуратно спускался с лестницы, отслеживая каждый шаг, чтобы ноги не подвернулись.

— Вот чтобы прекрасное самочувствие длилось дольше, я жду вас сегодня после 21:00. — «Настойчивость, тактичность и еще раз настойчивость» — вот что говорят психологи о работе с такими людьми. — Где будем проводить сеанс? — задала вопрос, не дав ему и слова вставить.

— В моей комнате, — Богдан Петрович ответил с ходу. И тряхнув головой, попытался поставить меня и мою инициативность не место. — Оля… я вам говорил и повторю еще раз, сегодня у меня на вечер другой план.

— Тогда внесите в этот план 20 минут на составление нового распорядка дня, включающего сеансы с личным массажистом. Расписание необходимых тренировок на вашем столе.

— Обсудим за ужином. — Отчеканил он и чуть не навернулся, сойдя с последней ступеньки.

Очень хотелось сказать: «Вот! Видите, тренировка нужна!», но во избежание новых разборок, прикусила язык и тихо скрылась с места происшествия. Кажется, уходя, я слышала его смешок.

За завтраком Богдан Петрович был хмур и возможно зол. Он поблагодарил повара, пожелал нам с Серегой приятного аппетита и начал весьма агрессивно съедать содержимое своей собственной тарелки. Мне же кусоку в горло не лезет, Видя, как едят немногословные сотрапезники, вспомнила, как мы с Димкой реагировали на злого или же пьяного отца. Так же нейтралитет и молчание, медленно переходящее в молчаливую забастовку. И слова ему в этом состоянии не скажи, и сложных тем не поднимай, хотя, вопросы раз за разом копятся. А ты в доме безголосая и терпишь, сцепив зубы, а проблема не уходит, она в таких условиях способна лишь нарастать. Я, погрузившись в нелегкие воспоминания, откинулась на стул и уперлась невидимым взглядом в стену, возле уха Сереги.

— Оля, в чем дело?

— А это вы мне скажите: в чем дело? — не выходя из размышлений и не поворачиваясь к нему, ответила я.

От хозяина дома повеяло раздражением: — А я жду ваших объяснений.

— А вы уже поели?

— А вы думаете, что сидя рядом с вами можно есть? — прищурился Богдан Петрович.

— Наверное, нет. Как и с вами. — Заметила я, погладив скатерть рукой.

То, что нога Сережи аккуратно, почти с любовью толкнула мою под столом, я проигнорировала. Если мы собираемся работать, то мы работаем, а не даем поблажки. Но дав себе еще несколько секунд на размышления, я уверилась, что этот разговор следовало провести тет-а-тет с самим клиентом, хотя кто мне даст, с его-то загруженным графиком. Я поднялась из-за стола и почти шепотом предложила:

— Я пойду, а вы заканчивайте.

Он, отложив приборы с резким звоном, повторил вопрос: — В чем дело?

Пришлось сесть. Проигнорировать такой тон себе дороже. И все-таки я медлила еще несколько секунд, прежде чем обернуться к клиенту.

— Вас не устроил созданный мной график, понимаю, — я тут же сделала отступление, чтобы не оказаться в прямом противостоянии, — но без него дальше так нельзя.

— Если вы хотите договориться, то это был один из худших подходов к диалогу. — Вынес он вердикт и прищурился. — Еще попытки вывести ваш график на обсуждение будут?

— А вы позволите договориться?

— Хороший вопрос… — мужчина придвинул к себе тарелку, намереваясь продолжить обед и прервать обсуждение. То есть тут меня никто слушать, не намерен. Ах, какая великолепная правда открылась передо мной.

Я вооружилась ножом и, сжав вторую руку в кулак, обратилась к хозяину дома:

— Выслушайте меня сейчас, иначе при следующем приступе я заставлю вас лежать на полу не час, а два.

— И как вы это сделаете? — он красивыми движениями наколол кусочек мяса и помидоры на вилку.

— Сославшись на усталость и критические дни, снижу эффективность массажа.

В это мгновение повар тихо вышла из кухни, оставив нас. А вилка моего клиента так и зависла перед его губами:

— И вам меня не будет жаль? На холодном полу, простыну…

Я не позволила ввести себя в обсуждение темы: «А если бы да кабы», просто взмахнула рукой с ножом, пресекая эту тему:

— Вы входите, точнее входили в I клинико-реабилитационную группу, которая подлежит полному восстановлению нормальной жизнедеятельности. Длительное консервативное лечение для вас было предпочтительнее, но неприемлемо…

— Чтобы я месяцами валялся как…

Я не дала ему завершить предложение, уже точно зная, что сейчас услышу:

— И вы прошли через исправление деформации позвонков — спондилодез с костным трансплантатом. Опять-таки выбрали тот вариант, в котором повторно оперировать не придется. Чтобы вы не валялись как…

— Ты сейчас о временных металлических конструкциях? — задал вопрос младший.

— Да, о них. И я бы согласилась с тогдашним вашим решением, выдержите вы хотя бы 6 месяцев реабилитации, но вы….

— У меня были причины не тратить время на глупости…

Услышав о глупостях, я тяжело вздохнула и опять получила предупреждающий тычок под столом он ноги 45 размера. Блин! Меня тут что, заткнуть будут все кому не лень?

— Вы мало того, что не дали трансплантату нормально срастись, перегрузив поясничный отдел, вы еще и колено повредили, где был взят костный материал.

— И? — он выпрямился, более не делая резких движений.

— Итого: кинезиотерапию вы не прошли, а неврологическая симптоматика уже есть.

— Я хорошо себя чувствую…

— Вы хоть представляете, чем это грозит?

— Потраченным впустую временем. — Отрезал хозяин дома. — Одну операцию я уже прошел. Результат на лицо.

— Плоды одной операции вы уже загубили. И да, результат ваших стараний есть. — Я отложила нож и, сжав руки на столе, продолжила наступление. — Неужели вам так хочется перейти из I группы во II?

Богдан Петрович сердито засопел, и так крепко вцепился руками за крышку стола, что я поняла — пора бежать, бежать без оглядки. Он со своей невралгической симптоматикой уже свыкся, а вот я приобрести ее не хочу.

— Оль, твои предложения? — напомнил о себе младший.

— Я их кратко изложила в графике.

— График мы уже не увидим, распечатаешь еще раз. — Дал указания младший и покосился на разозленного отца. Видимо в их семье вопросами здоровья главы занималась супруга, и прочим Богдан Петрович о таких «мелочах» заикаться не позволяет.

— Распечатаю. — Не поднимая глаз, пообещала я. Настроение и желание бороться за здоровье клиента медленно, но верно скатывалось к нулю. Я две недели искала материал, читала, выписывала, запросила документы через Володю и нашла хорошего и свободного ЛФК тренера … и что? И все в пустую?

— И что нового ты в него внесла? — Сережа положил свои тарелки в раковину и отошел, соблюдая нейтралитет в наших переговорах. Стал, как наблюдатель желающий скрыться с места военных действий, и в то же время узнать, на чьей стороне удача.

— Если Богдан Петрович будет против повторной операции, то помимо массажей потребуются занятия.

— Сколько это будет длиться?

— Хотя бы год… и далее посмотрим, либо дадим еще время на укрепление, либо проведение кифопластики на смену спондилодеза. Но первоначально надо бы еще раз проконсультироваться и сделать снимки состояния позвонков.

— Я все еще здесь. — Скрипящий голос хмурого Богдана Петровича заставил младшего приблизиться к двери. — Все еще жив. Не говорите обо мне в третьем лице.

— А как говорить, чтобы вы меня услышали?

Селозин закат глаз под потолок не прошел даром, я еще больше разозлилась мечтая доказать свою правоту и правильность требований. И тут от клиента последовал залп из главных орудий:

— Никак, потому что я… ничего не собираюсь делать.

— Хорошо, как вашему телу с вами разговаривать, чтобы вы его услышали?

— Не понял…

— Думаете, судороги это просто отголоски?

— Да.

— Нет. — Наши взгляды столкнулись и что-то внутри меня судорожно сжалось. Я вскинула подбородок, не позволяя себе расплакаться от обиды, и встала. — Считайте это депешами на вашу… безответственность.

Выскочила из-за стола и из столовой зежеее задолго до того как он рявкнул: «Оля, сядь!». Я не являюсь частью его семьи и сделала вид, что не расслышала приказа. Я наемный работник, который хочет, затратив свои силы, увидеть в будущем достойные результаты — хорошо стоящие на ногах. А это значит, что наполнять водой бездонную бочку я не буду; или затыкаем дно или меняем бочку. Жаль такую денежную бочку, как Богдан Петрович, я в ближайшее время не найду.

С этими мыслями поднялась наверх и, смахнув набежавшую слезу, распечатала еще один лист графика, резюме тренера ЛФК с его контактами и ссылку на книгу о самостоятельном массаже.

— Ты тут? — появившийся в дверях младший, вошел без стука. — Тебя вниз зовут.

— Одну секунду сейчас спущусь. — Я выпрямилась и заставила себя улыбнуться. — Богдан Пе… хм, он всегда такой упрямый?

— Всегда.

Приняв информацию к сведению, я кивнула и подошла к нему:

— А здесь в парке прогулки совершать можно?

— Можно, но не нужно. И сама не ходи. — Он посторонился, внимательно глядя на меня. — Оля…?

— Слез не будет, это я тебе обещаю. — Через силу улыбнулась еще ярче. — Куда в таком случае пойдем гулять?

— Гулять?

— Ты подумай и спускайся, не хочу оставаться в доме. — С этими словами я прошла вниз к ожидающему меня клиенту.

Он все еще сидел в столовой, такой же злой и сердитый на то, что кто-то смеет указывать ему, как быть и как жить. С момента моего побега изменилась лишь одна деталь — тарелка перед ним превратилась в осколки. Что ж молча ложу рядом лист с графиком, резюме врача и листок с ссылкой на книгу.

— Можете сжечь, порвать, нарезать на кусочки и отправить меня восвояси, рассчитав меня за два часа работы в вашем доме. Но если согласны, звоните — договоримся. Мобильный у меня с собой.

Следующий его вопрос раздался мне в спину:

— И куда вы?

— Гулять. — Я ответила не оборачиваясь. — Сергей покажет окрестности.

— Далеко не уходите.

Так называемая лесопарковая зона была тиха и снежна. Свежевыпавший январский снег блестит на солнце более напоминая пушистое покрывало, а не природный катаклизм выросший за одну ночь на 50 сантиметров. Весь прошлый час мы бродили по тропкам в молчании, и теперь повернули назад, впереди уже виднелся их дом. Вдыхая морозный воздух, я оторвала взгляд от темных вершин деревьев и обернулась к Сереже. Кажется, вот сейчас мы сможем по-нормальному поговорить, я успокоилась, он как всегда чем-то недоволен.

Его вид был задумчивым и хмурым. У Димки иногда такой встречается, если он хочет сделать мне выговор, но не знает с какой стороны подобраться, чтобы не задеть тонкие струны моей души. Раз он не знает с чего начать, начну я, мне-то терять нечего, я еще и чемоданы свои толком не распаковала.

— Итак…, когда и при каких обстоятельствах он сорвал спину? — от моего голоса из снега выпорхнули воробьи и маленькой стайкой осели в кустах шиповника.

— Оля…?

— Что? — я туже завязала шарф и оправила теплые перчатки. — Ты тоже не в курсе? Или это секретная информация, не подлежащая распространению?

— Я в курсе. — Сухо произнес собеседник. — Но был уверен, что поговорим мы о другом.

— О чем?

— Не дави на отца, он и так достаточно мягко с тобой обошелся. — Вот тут голос младшего Краснощека был похож на скрип снежного наста, что укрепился из-за обледенения.

— Это было не достаточно мягко. — Заметила я. — Кстати, кто на него давил ранее?

— Никто. — Недовольно ответил парень.

— А твоя ммм… мама, она как с ним разговаривала? — тут я решила внести уточнения, — если заболеет, или потянет какую-нибудь мышцу… отравление или излишнее употребление спиртных?

— Мамы не стало, когда мне было 6 лет, а Лешке 9. Я мало что помню из той семейной жизни.

— Сожалею…

Наше молчание затягивалось, мы от их дома отошли сравнительно не далеко, но уже потеряли море времени. Я с интересом взглянула на младшего сына Богдана Петровича, он с интересом смотрит вдаль, специально не замечая моего внимания. Пришлось покашлять, эффекта никакого.

— Сереж, …Сереж, а другие?

— Что другие?

— Другие жен… то есть у твоего отца есть люди, которые имеют право потребовать чтобы он продолжил курс лечения, вразумить, надавить авторитетом? Родители, друзья, другие… люди?

— Нет. И других ммм… женщин, — перекривил он мою стеснительность, — не было.

— То есть как?

— То есть тех, кто посмел бы надавить авторитетом или потребовать в счет заслуг на любовном фронте — не было. — Дал он определенную характеристику всем тем, кто был в окружении отца.

А перед моими глазами отчетливо всплыла картина, как бледный клиент сдерживается при своем секретаре и, сжав зубы, терпит адские боли.

— И сейчас не появилось? — не поднимая головы, тихо спросила я, — или в ближайшие два три года, месяца, дня?

— Ты что, Сморчок, клинья к нему подбиваешь?!

— Здрасти! — желание прикопать его в снегу возникло неожиданно, и было достаточно стойким. — Прекрати использовать это уничижительное обращение.

— Да уж здоровались! I! — отмахнулся он от моего наставления и повторил вопрос. — Все-таки подбиваешь?

— Ты что себе надумал?! Я о секретаре его спрашиваю. Встречаются они или нет?

— А Раиса Викторовна тут при чем? — возмутился он, как девица на неприличное предложение.

Почему-то мне вспомнилась Люсик и ее возмущения на пьянь мужицкую, живущую неподалеку: «Представляешь, предложил в магазин за стопариком сгонять. У него, видишь ли, опохмелка не наступила. Ибо первые три бутылки водки эффекта не дали!»

Дав себе остыть, я спросила: — То есть ты хочешь сказать, что между ними ничего нет…

— А разве есть?

Осталось гадать, так ли младший сын осведомлен в сердечных делах своего отца, как заявляет. Потому что я видела, как Раиса не хотела от него уходить, а он из-за нее терпел боль и сдерживал ругань.

— Эй! Ты скажи, между ними что-то есть? Ты видела?

— Что я могла увидеть, в общей сложности лишь третий день с вами. Да и это не главное… Мне нужно знать, кто может на него повлиять и что вызвало судороги. Они же не появились сразу после операции. Так?

— Так. На третий месяц.

— И что он сделал? — Сережа интригующе замолчал, продолжая идти чуть впереди меня. — Вариант что он за дамами бегал, отпадает, как я поняла, он у вас не из бегающих.

— Да, ему не приходилось.

А пока он идет, я незаметно слепила один снежок, а затем и второй. Красота на улице, лес, снег, солнце, снежки лепятся, и живая мишень рядом идет.

— А за кем или чем еще он мог бегать? Или скорее убегал от кого-то?

— От кого? — он обернулся.

— Откуда мне знать? Может быть, бегал от приставов, от налоговой, от бандитов, от дам… от тебя.

— В смысле от меня?

— Ну…!

И вот тут я выудила снежки, нахально прищурившись, и каково было мое удивление когда этот детина высвободил из-за спины ком, в десять раз превосходящий мои снежные снаряды.

— Ой… и когда успел?

— А это важно? — и ком полетел в меня. Что ж первое удивление было мгновенно смыто азартом и жаждой мести, а, так как у меня брат старший домашние щи ел не зря, то два прицельных попадания в шею Сергея не прошли не замеченными.

— Ой-е! — и, кажется, они и не только незаметно не прошли, но еще и заворот попали.

— Ну, Сморчок!

— Чего тебе, Селозя?!

— Ты… сейчас доиграешься!

А пока он нукает, обещания дает, и снег из-за пазухи выбивает у меня опять несколько снарядов готово. Шапка с него слетела, как миленькая, следующий снежок пришелся в ухо и плечо, тоже правое. А затем фортуна мне изменила, либо он догадался, как уворачиваясь из-под моего обстрела уходить. Но если подумать то, что ему мои снежки — так, детские пульки против толстой слоновьей шкуры.

С ревом, а у него получалось только с ревом, он погнался за мной, а я от него. Те двадцать пять метров по хоженой тропинке до асфальтовой дороги были самыми сложными и страшными, но я их преодолела и с хохотом навернулась, падая лицом вниз. Откуда выехала машина и, как Сергей успел меня стянуть с проезжей части, я не поняла. Очнулась лишь в гостиной, когда он бережно передал меня в руки Людмилы Васильевны.

— Отец уже уехал?

— Да…

— Я вызову скорую. — Это магическое словосочетание всегда действовало на меня оживляюще. В каком бы состоянии ни была, упоминание о скорой как живительный напиток или нашатырный спирт, взбадривает и возвращает на праведную Землю.

— Не надо скорую!

— Очнулась… — настороженно произнесла Людмила Васильевна, продолжая прикладывать к моей шишке лед.

— Я и была в сознании… — выдохнула, ощущая тупую боль по всему телу.

— Что же ты не отзывалась?

— А ты Сморчком опять звал. — Парень явно надулся от такой несправедливости, но лица его я не видела, потому что глаза стало больно поднимать. Ой-ей, что-то мне не нравится диагноз, напрашивающийся сам собой. Понятное дело Сережа при виде моего обморока/отруба, вряд ли бы на кличку перешел и звал по имени. Но что ему еще сказать, чтоб он докторов не тревожил? Как вариант, что я в театральный решила поступить, вот и играла эпизод под названием «В отключке»? Или что мне перемещение на его руках понравилось? А вдруг он тащил за капюшон по снегу? Отозвавшись на тупую боль, воображение тут же нарисовало картину, где меня не тащат по снегу, а ногами пинают, как мячик.

— Я тебя нес. — Четко разделяя слова, произнес младший, — на зов ты не отвечала, шишка на лбу значительно выросла, а отеки под глазами уже есть. Ты головой нашла единственный камень в снегу, и с таким везение скорую, я вызываю немедленно.

— Сережа стой. С моим везением, как ты говоришь, скорая явно приедет через два часа, а мое состояние ухудшится.

— Тогда я сам тебя отвезу…

— И мы как по расписанию попадем либо в затор, либо в аварию. Давай так…

— Что значит, давай так…! Ты была в отключке…

— Аааа, простой обморок от счастья. Я исполнила давнюю мечту — замочила тебя… снегом!

Людмила Васильевна улыбнулась и, похлопав меня по руке, отошла со словами: «я чайник поставлю».

— Твой счастливый обморок длился более пятнадцати минут. — Непреклонным тоном завершил он опровержение.

— Я не поняла, ты меня откуда нес?

— Как откуда?! Оттуда… где растянулась, припечатавшись к камню, оттуда и нес.

— А по времени выходит, что с конца Дагестанской улицы, а по расстоянию мы были всего-то метрах в тридцати… — укор не обоснованный, но может он со злости перестанет настаивать на вызове скорой?

— Нет. — Упрямо ответил Сергей, и стало понятно, что мои слова его не задели, и сам он не передумал.

— Ладно, давай уговор. Если у меня вокруг глаз образуются «очки», как признак сотрясения мозга, мы едем в поликлинику, если нет…

— Мы едем в морг и вызываем службу погребения. — Произнес он серьезно, другими словами — в излюбленной манере, потому что черный юмор у парня в почете.

— Я за кремацию. — Взор удалось упереть теперь в его грудь. А дальше глаза подниматься все еще не желали, но это еще не повод. Подумаешь шишка, отеки — это все такая глупость. — Так мы договорились?

— Да, если ты помрешь на этом диване, я так и быть тут же устрою тебе кремацию.

— Спасибо ты очень добр. Но я насчет скорой интересовалась, вызовешь?

— Вызвать? — он мгновенно уцепился за идею и сделал шаг к двери.

— Нет. Подождем.

— Чего?

— Вечера. — Я погладила обивку диванчика, на котором полусижу и покосилась на наклонившегося парня. А он внимательно смотрит на мои отеки и, сделав шаг навстречу, к челке потянулся, чтобы мою шишку рассмотреть. Я уклонилась от его руки, и через мгновение хмыкнув, задумчиво заметил, что она еще чуть-чуть подросла.

Золото, а не парень, знает умница, как в трудную минуту поддержать. Надо бы его оторвать от созерцания безобразия на моем лице:

— А кресла в зеленой коже не жаль? Все же после кремации не восстановятся…

— Они давно вышли из моды. — Сережа сел передо мной на корточки. В его взгляде читалось приятное и в то же время настораживающее беспокойство. А вдруг все же вызовет, несмотря на уговор?

— Что, страшная, как атомная война?

Покачав головой, спросил: — твои «очки» как признак сотрясения на что похожи?

— На очки солнцезащитные, только без стекол, короче кроваво-красные синяки круглой формы детально очерчивающие глазницу черепа. Потом они синеют, потом желтеют… и проходят.

— Ну твои кажется только — только пришли.

— Зеркало дай.

— Зачем? Посмотреться решила? — с улыбкой произнес он. — Так можешь мне поверить, очки в форме глазниц твоего черепа тебе очень идут…

Людмила Васильевна вошла в гостиную с подносом, на котором в идеальной композиции разместились чашки, чайничек и блюдца, а еще мое любимое апельсиновое желе.

— Ммммм, желе уже застыло! А сколько нас не было?

— Часа полтора, вы ушли далеко, — с улыбкой произнесла она и вручила мне лед в мешочке, — но возвращение было стремительным. И вы, Олечка, действительно его снегом замочили.

Что-то бурча себе под нос, он посторонился, давая домашнему повару пройти ко мне ближе. Постоял немного, а затем и вовсе вышел, предположительно за зеркальцем.

— А вот и очевидец, — протянула я, обращаясь к Людмиле. — Он меня ногами в отместку не бил?

— Нет! Что вы! Я наверху была, как раз смотрела в сторону парка, а там…

— Снег, на снег смотрели.

— На вас двоих, как дурачитесь со снежками.

— Так значит, вы точно можете сказать, сколько я пробыла в бессознательном состоянии. Потому что он явно утрирует. — Я указала ложечкой на двери, за которыми мой спасатель только что скрылся.

— Минуту, возможно полторы. Сергей быстро ходит, и вы тяжести не представляете, пока еще.

— Спасибо.

Вот теперь скорую точно не вызываем. У меня всего лишь легкое столкновение с камнем. Камень не пострадал, все участники эксперимента живы и здоровы.

 

9

В студии был объявлен перерыв на рекламу, и аудитория свободно вздохнула, кто-то потянулся за чаем и кофе, а кто-то без действия продолжил сидеть на своих местах.

— Кофе будешь? — поинтересовался благоверный, нежно и чувственно погладив мое бедро.

— Со сливками, — я прильнула к нему и улыбнулась, чтобы в следующее мгновение наградить поцелуем и отправить за добычей.

Во взгляде Евы, все так же сидящей напротив, появилась искорка неподдельной женской зависти. Хотя, точно знаю, что в жизни вокруг нее постоянно витает множество мужчин в попытке привлечь внимание. Вот один из ассистентов давно подал ей бутылку слабо-газированной минералки, второй поправил микрофон, стараясь не касаться пышной груди, девушка гримерша взбила ее светлые локоны и после этого подошла ко мне. Нанеся пудру на мое лицо и быстро ее растушевав, она оставила нас с ведущей тет-а-тет.

— Так в первый официальный день работы вы так же получили увечья? — Поинтересовалась она, мельком взглянув в свои записи.

— Да, огромную шишку на лбу. Поиграла с его младшим братом в снежки.

— Богдан Петрович, обвинил сына в нанесении вам телесных повреждений?

— Он не догадался. Моя челка все скрыла, и я настаивала, на том, чтобы скорую не вызывали. Сергей согласился. — Я протяжно вздохнула, раскрывая его секрет. — И пригласил на обед семейного врача, исключительно чтобы познакомить со мной.

— Как прошло знакомство?

Леша подошел к нам и аккуратно передал мне чашку с кофе: — В процессе детального осмотра. — Улыбнулся он, отвечая на вопрос ведущей. — Наша Анна Степановна с ней не скромничала, и отбиться не дала.

— Судя по ее манерам и словесным оборотам, женщина привыкла работать с мужчинами, причем со спортсменами. Там было трудно не подчиниться. Но! Я зареклась ее поддержкой в восстановлении Богдана Петровича. И она похвалила выбранного мной ЛФК тренера.

— С того памятного вечера Оля с удвоенными силами взялись за отца.

— А он с удвоенными силами начал сопротивляться. — Моя жалоба осталось незамеченной, Ева все свое внимание и обаяние переключила на Лешу. Вернемся домой я ему устрою встряску… Это же надо, знает, что меня бесит его флирт, и все равно позволяет себе эту наглость!

— В общем, — подвел черту муж, медленно садясь рядом, — она одновременно восстанавливала одну крепость и отбивалась от нападений другой.

— На самом деле, у нас все было тихо. Сергей больше не пытался мне указывать, как общаться с Главой семьи.

— Возможно, опасался, что история с вашим ушибом всплывет. — Предположила молодая женщина.

— Возможно. К той ситуации подошла бы фраза «все просто и лишь местами сложно».

— Лишь местами? — недоверчиво переспросил мой самый верный. — Да?

Ловлю в его взгляде искорки смеха и совершенно не могу понять, к чему он клонит. Поэтому уверенная в своей правоте, повторяю: — Да.

— Даааа, все было просто. — Муж мягко ущипнул меня за бок, затем ласково погладил. — И за тобой ухаживал мой брат.

— Был бы ты на моем месте, ты бы понял зыбкость той ситуации!

— Не призывай меня к смене пола, — легко ушел он от упрека. — Сережа все равно не в моем вкусе.

— А это не важно. — Я улыбнулась, подняв к нему лицо. — Главное, чтобы ты был в его вкусе. Вот тогда бы ты предельно быстро понял зыбкость той далекой ситуации.

— Действительно сложно… — произнесла ошеломленная нашей перебранкой Ева.

* * *

О том, что он пытается ухаживать и методично подбивает клинья, я поняла с огромным опозданием. Наверное, потому что была занята своим призрачным героем и витком проблем в его молодой семье. Первый звонок от Леши прозвенел в феврале 14 числа. Богдана Петровича на вечерней процедуре я уже размяла, и ЛФК тренер Лена давно приступила к своим обязанностям. Наблюдая за тем как, она проводит сеанс, я по привычке делала пометки в тетради и задавала возникающие вопросы по ходу дела.

И вдруг нас прервала Людмила:

— Оля, ваш телефон наверху разрывается.

— Мой? — удивляться было чему, маме я уже звонила, Димке и Люсе ответила по почте, звонить более было не кому, потому что все вопросы в группе мы решили еще днем. В общем, с нескрываемым удивлением я поднялась к себе и ответила.

— Алло?

— Ольчик?

Я судорожно сжала телефонную трубку и опустилась на кровать. Леша… Это был не забытый мною Леша, красивый, женатый, не мой. В молчании я открывала и закрывала рот, как рыбка, выброшенная на песчаный берег. Смешно и очень больно.

— Ольчик, ты здесь? Или я ошибся номером?

— П-привет, — выдавила я с трудом, — как поживаешь?

— Хреново. Ольчик, очень хреново… — он был пьян, поэтому тянул последние гласные и протяжно вздыхал.

Вдох, еще один, вдох и еще один. Я дала себе время и проморгавшись от проступивших слез, севшим голосом спросила: — Лешь, что случилось?

Он рассказывал коротко, иногда повторяя, какой он идиот и как он любит Наташеньку. Слушая его, я согласилась со всеми вариациями первого высказывания и горько усмехалась всем, что вторили второму. Он ее любит — спорное выражение.

Разве можно было любя ее: говорить то, что было им сказано, вести себя, так как вел себя он и упрекать. Упрекать от случая к случаю как прямо, так и косвенно. Он не любил ее, хвастал, что красивая девушка в него втюрилась, но совсем этого не ценил.

И странное дело, во мне будто бы вспорхнул солнечный мотылек, а вслед за ним и дымка осознания, если он таков с ней, то каким он будет по отношению ко мне?

— Ольчик, ты слышишь меня?

— Слышу…

— Я через три дня буду во Львове, — выдохнул он, потихоньку приходя в себя. А я молчу, потому что этот факт и радостен и горек. Кто я? Друг, девушка или платок для скупых мужских слезок, который намочив можно отложить до следующей поры?

— Ольчик, встретишься со мной?

Я зажмурилась, и лишь почувствовав внутреннее согласие, тихо ответила: — Да.

— Спасибо, малыш.

— Звякнешь, — повесила трубку и отвернулась к окну.

Он вернется в мою жизнь всего на пару дней и это радостно-больно.

17 февраля — день его приезда, я провела тихо, очень спокойно, отстраненно наблюдая за происходящим в доме Богдана Петровича. Просто чтобы занять себя предложила Людмиле Васильевне сделать медовый антицеллюлитный массаж. Она согласилась. Разогрела баночками до покраснения, частично размяла и начала нанесение меда методом налипания с рук на так называемые проблемные зоны. Облепила, довела мед до кондиции — когда он собирается в капельки на коже, и обернула, проделав все операции по задней поверхности бедер и спины, предложила ей перевернуться. А в это время тихо прошмыгнула на кухню, чтобы не стеснять ее и заодно поменять воду для рук.

В качестве повара там весь вечер крутился Сережа. Насвистывая, он готовил что-то воздушное и ореховое с кусочками шоколада. Спешно отмываю руки и набираю теплую воду в миску потому, что видела последствия его последнего эксперимента. Дело было 14 февраля, я с девчонками из группы обсудив, как будем поздравлять парней на 23 число, прошлась с ними по городу в поисках подарков. И завернули в сторону парка имени Ивана Франко. Сегодня здесь медленно прогуливались парочки, и в большинстве из них девушки в руках несли тюльпаны, коробочки с конфетами или плюшевых мишек. И среди них я увидела младшего Краснощека в сопровождении обаятельной брюнетки в белой куртке.

К сожалению, эта пара ссорилась, я потянула девчонок на выход, как только назревающий скандал начал набирать обороты, я парочка оказалась в опасной близости от нас. До этого он весь вечер что-то готовил, выкладывал в совсем крошечные формочки и даже украшал. Наутро в столовой осталась пара неудачных пирожных с шоколадным кремом, они были восхитительны. И я честно не могла поверить, что это чудо его рук дело. Не вязалась сладкая нежность с его взрывоопасным характером никак. А он и приготовил и украсил и упаковал и теперь вручил девушке. А она…

— Я худею! На диете! S! Ты знал… Какого покупать дрянь сладкую! Посмотри, на эту гадость…

Ответы парня мы не слышали, потому что его основательно заглушала девица.

— Какая-то падла всадила в него массу килокалорий! — заявила, даже не представляя кого падлой назвала.

Далее последовал еще один тихий ответ, советующий не орать и не устраивать скандала: можешь не есть, но хотя бы попробуй.

— Я не буду есть… — отмахнулась она от преподнесенной сладости, — и пробовать тоже не буду!

Ею сказано было многое и достаточно обидное. Сергей вспыхнул, не успел предупредить, что готовил сладкую гадость сам два часа и упаковал для нее самое красивое. Не успел сказать, что все ее выпады очень глубоко ранят. Он это ей показал наглядно — одним легким движением руки, размазал пироженку по лицу вопящей истерички.

Она замерла, раскрыв рот от удивления. И ее руки сжатые в кулаки, зависли в воздухе, в то время как шоколадный крем поплыл по лицу вниз.

— Не хочешь, не надо. — Отчеканил бледный парень с пунцовыми пятнами на щеках, — а выкидывать, лично мне жаль.

И пошел размашистым шагом на выход из парка.

Происшествию всего три дня, и с тех пор я его почти не видела, а тут вдруг столкнулись и он опять очень увлеченно готовит. Пока есть возможность улизнуть и не столкнуться с гневом мастера, хватаю миску, в которой воды мало, но если постараться хватит. Быстро выхожу, как вдруг…

— Ты куда?

— А ну… я у меня там Людмила в меду лежит…

— И что? Лежит и портится? Мед нашу даму не испортит, придаст пикантности. — Подмигнул. — Соус попробуешь?

— У меня руки… заняты. А потом, если на ней застынет, то не отмоешь. И я не могу надолго отходить, так что… — лгу, глаз не поднимая, и самой уже стыдно.

— Оль, так попробуй. — И подсунул ложечку под самый нос, чтобы не отвертелась.

— А если не понравится?

— Для этого нужно попробовать, — резонно заметил он.

— А если откажусь, выльешь на меня?

Замер, глядя с удивлением: — Нет.

С опозданием вспомнила, как мать для отца готовила его любимое блюдо — утку с яблоками и расстраивалась, если есть не хотел, или не хвалил. А похвалить было за что. Сама я за поварешку не взялась, и не разделяла отчаяния мамы, которая великолепно готовит и постоянно ждет подтверждения своего мастерства. Но вот вспомнила, что ей было до слез обидно, если отказывают, и решилась пойти на попятный.

— А, ну… Дай мне минуту, сейчас Людмилу Васильевну удобнее устрою и прибегу пробовать. Хорошо?

— Да.

В комнате, где я расположила повара семьи, было достаточно тепло, она уже перевернулась и я, оправив полотенца на теле клиентки, предложила немного полежать и отдышаться.

— Через минуту мы продолжим. Зеленого чаю не хотите?

— Не уверена, что наш маэстро позволит сейчас крутиться на кухне. — Заметила она с улыбкой.

— А мы его попросим.

— Не нужно, я действительно чая не хочу. — Людмила Васильевна улыбнулась. — А вот от его выпечки не откажусь. Но лучше подожду обеда.

— Скажите, а Сергей часто готовит?

— Нет. Это он в последнюю неделю зачастил, побив все рекорды.

— А пробовать предлагает? — зашла я с другой стороны, чтобы понять всю опасность ситуации.

— Он не позволяет пробовать. Оценить блюда можно лишь, когда стол накрыт, и он сам их нарежет, размешает или подожжет. — Женщина оторвала голову от поверхности массажного стола и с удивлением на меня посмотрела. — Вас только что удостоили королевской чести — дегустатора?

— Знаете, после ваших слов готова биться об заклад, это честь подопытного кролика — выживет или не выживет, покроется пятнами или не покроется…

— Анафилактического шока не будет. — Она доброжелательно похлопала меня по руке. — Бегите, маэстро ждет.

Выхожу с мыслями: Ему больше подходит кок, и он меня своей пробой точно кокнет. Или по стеночке размажет, если ему мое мнение не понравится. А может тогда лучше молчать? Угу, а кому нужен безмолвный дегустатор? Правильный ответ никому, буду нахваливать. Решила я, войдя на кухню.

— У меня от силы минуты две, уложимся?

— Я предложил попробовать, а не поесть, — ухмыльнулся он и протянул мне ложечку, попутно указав на кастрюльку с желтым соусом. — Шафрановый.

— Что за кухня?

— Французская, пробуй не томи.

Запах был восхитительным и очень аппетитным, таким, что живот чуть не начал урчать в ожидании ужина, а вкус еще лучше, тут же захотелось есть.

— Как тебе?

Смакуя, потянула время, прежде чем признаться: — Класс! А к чему он?

— К мясу.

— Где мясо? — обернулась, вооружившись ножом и тарелкой, не забыв ложечку к соусу.

— В духовке. — Он уверенно заслонил собой проход к горячему агрегату. — Эй, еще пять минут.

— Тогда живо давай, что еще попробовать иначе умру от ожидания.

— Так понравилось? — недоверчиво улыбнулся.

— Блин, Селозя, ты что смеешься? Вот наивный… Соус очень понравился! Просто фантастика, — я зачерпнула еще одну ложку, — пряный, ароматный, плотный с таким вкусом, ммм.

Он покосился на довольную меня и прищурился, тихо заметив: — Там был херес.

— А что это?

— Так понятно… Я удостоился высших похвал благодаря спиртному. — И вручил мне что-то похожее на многослойный хрустик, сделав дружеское предложение: — закусывай, алкоголик.

— Я не алкоголик, и вообще почти не пью, — заявляю, уверенно отламывая край сладости. Принюхалась, — а это пахлава.

— С изменениями. Пробуй.

— Ммм, медовая карамелька… — и вот тут я вспомнила, о том, что забыла сделать. — Ой, блин! — изделие вернулось на тарелку, а я с громким «спасибо!» понеслась спасать Людмилу Васильевну от одиночества и сладко липких оков. Там вначале долепить нужно, потом завернуть и только после этого снять. Но видимо спокойно поработать нам была не судьба. И только я завершила работу над зоной живота и перешла к передней поверхности бедер, в кармане тонкого костюма для массажистов заголосил мой мобильный.

— Ой-ой-ой, Лешик! Я ринулась к миске с водой, в которой пора было бы ее поменять, затем потянулась за телефоном, при этом беспорядочно говорю Людмиле, что с ней я закончу буквально минут через пять, но…

— Бегите в кухню, если успеете смыть с рук, — произнесла моя пленница, закутанная в пленку.

Заскакивая в зону Сережи, сдвинула его от крана, включаю воду. На его правомерный вопрос что случилось отвечаю ничего, и пританцовываю на месте, от нетерпения. Надо же уже тридцать секунд звонит и не ложит трубку!

— Телефон… — понял младший. Когда я мокрой рукой выдернула трубку за подвеску, но нажать не рискнула руки все еще в меду. — Да, что ты маешься?

— Так руки!

Он плавно забрал телефон и нажал «принять», но вместо того чтобы дать его мне, поднес к своему уху. Я замерла, а кареглазый вредина спокойно пожал плечами и отвел взгляд.

— Нет, не Ольчик. Она занята. — Прикрыв трубку ладонью сообщил замершей мне, — руки мой в теплой воде, еще корчей не хватало при твоих нагрузках.

— Что? А ну… дай сюда!

— Тихо. — Он прислушался к трубке, ответил: — Нет, это я не вам. Ей что-то передать? Или перезвоните?

Сказано это было таким тоном, что я возмущенно топнула ногой. Наглец, что он себе позволяет! O! Это не честно, это против правил! И обидно…

А младший, как ни в чем не бывало, хмыкнул и дал отбой.

— Ты! — Ты…!

— Вытирай насухо. — Отложил мой телефон и протянул полотенце.

— Сережа, перестань вести себя как… — рьяно избавляясь от меда, я даже зубы сжала.

— Как?

— Я… я не маленькая! Мог бы дать трубку мне.

— Ты была занята. — Пожал Сережа плечами. — А если сильно хотела ответить, взяла бы трубку так. И чего ты бесишься, он обещал перезвонить.

— Блин! — наклонила голову и, зажмурилась, чтобы не наговорить гадостей, что так и рвутся с языка. И как он может быть таким?! Невыносимо!

— Ольчик, — обращение ко мне, закрепленное лишь за Лешей, он произнес напевно. Паршивец! — А кто такой Алексей?

— А тебе какое дело? — вспыхнула я. — На телефонные звонки, адресованные мне, ты уже отвечаешь, в белье копаться тоже намерен?

— В чистом может быть, — ухмыльнулся и, кашлянув, серьезно продолжил. — Но из дома на пары вожу тебя я, а значит, должен знать с кем и когда ты бежишь на свиданку. Вдруг подвезти придется, а у меня на вечер свои планы…

— В этом случае обращусь к Олегу Дмитриевичу, — фыркнула я и с опозданием опомнилась. — А он звал?

— Я уже здесь, Ольчик… — сладко-приторным голосом повторил младший Краснощек и сухо заметил, — сказал так, словно уже прибыл на место встречи.

— Он в город прибыл.

— Ах, какое восхитительное событие, — вздохнул как кисельная барышня, закатив глаза под потолок. И застыл в ожидании оваций, а фигушки тебе! Я нахмурилась:

— Больше мой телефон не бери. — И вышла, гордо расправив плечи, за что в спину полетело насмешливое: «Да, госпожа».

Светловолосому рыцарю я позвонила сама, расспросила, как добрался, где остановился, успел ли поесть и что смог увидеть. А выслушав его короткий рассказ по заданным темам, договорилась встретиться завтра ближе к вечеру. Вздохнув свободнее, со счастливой улыбкой на лице направилась к Людмиле:

— Обещаю, больше я вас одну не оставлю. Сейчас закончим с массажем, немного полежите и смывать.

* * *

21 февраля пара подходит к концу, а я уже мечтаю оказаться в своей комнате, чтобы открыть роман и, позабыв обо всем, углубиться в чтение. Страсть к розовым книжкам появилась с Лешиными звонками, моей усидчивости на нормальную литературу перестало хватать. Все как-то мыслями уплываю к нему и злюсь, ведь это не правильно. Разве не я хотела избавиться от призрака несостоявшегося парня? Я.

Но почему так трудно не думать о нем? Не воображать, как мы встретимся…, как он…

— Олька, там твой стоит. Ждет. — Толкнув меня локтем, завистливо сообщила соседка по парте. Я покосилась в сторону окон со вздохом. Опять Селозя приехал.

— Он не мой. Это сын нанимателя, просто подвозит на процедуры.

— Какие же ты процедуры делаешь, а?

— А какие, я могу еще делать? — мой прищур она оценила и потупилась.

— Да! В общем-то, с твоей фобией…

Минуту от нее не было и звука и вдруг Надя опять съязвила со смешком и свойственным ей оптимизмом:

— Но этот-то тут! И с цветами…

— Не поняла.

— Смотри ты, вон на заднем сидении авто!

— Для девушки.

— Да ну… Какой?

— Он как с той крысой черной поссорился, так я его больше ни с кем не видела. Зато к тебе ездит исправно… — Сделала она еще один намек, выжидая оправданий или объяснений. А их не последовало.

Я уткнулась в тетрадь и продолжила запись лекции. До конца пар осталось минут двадцать, еще писать и писать. Странности в поведении Сережи я не вижу. А если подумать с тех пор, как во Львов приехал Леша, здраво мыслить перестала. Все витаю где-то. Посмотрев на меня, Богдан Петрович настоятельно попросил предупредить, если соберусь куда-нибудь вечером. Пришлось дать честное обещание, без предупреждения никуда не пойду. И дав его идти куда-либо не пришлось.

Мой рыцарь в город приехал по очень важным делам. И об этом он сообщил с опозданием по телефону в вечер нашей встречи. До сих пор горько вспоминать как я подкрашенная и одетая, сижу на пуфике с не докрученными локонами и выслушиваю, что пока он с делами не справится, уделить мне время физически не сможет.

Пара закончилась, и я под тихие смешки наших девчат направилась к машине. Младший стоит в стороне, как памятник будущему финансисту. Весь в темном, а взгляд приветливый, и с чего бы это?

— Привет. Ты почему здесь?

— Олег Дмитриевич слег с простудой. — Он разблокировал Lexus. — Следующие пару дней забирать тебя тоже буду я. Возражения?

— Никаких. — Заняла место в машине, и немного отогревшись, не удержала женского любопытства. — Зачем тебе цветы в вазонах?

— Это маленькая благодарность преподавательнице с юрфака.

— Мы по пути закинем к ней или оставишь вынуть в машине?

— Сейчас завезем. Отлучусь на минутку. — Он скосил на меня карие очи и с прищуром поинтересовался: — Как тебе?

— Красивые азалии.

— Хочешь такие на подоконник?

Я помедлила с ответом прикидывая, желаю ли я, чтобы в моей комнате цвело такое чудо или нет. Представила как буду на них смотреть, поливать, подкармливать и, в конечном счете, ответила: — Да хочу.

К вечеру следующего дня на моем подоконнике стояло три вазона с цветами. А ведь забежала всего на минуту за конспектами, чтобы у тренера Лены спросить материал, и вдруг вижу такое чудо в своей комнате. Медленно подошла к окну и отодвинула занавеску. Мне не показалось, это действительно азалии! В двух вазонах сохранилась карточки с наименованием вида «Dresden» и «Hellmut Vogel», я повернула белый в поисках такой же: — Интересно, а тебя как зовут?

— «Sakuntala», — послышалось довольное сзади.

— А я думала, один будет.

— Была распродажа. — Уверенно заявил он, подойдя ближе. Карточки аккуратно забрал и задумчиво, постукивает ими по пальцам. — Если хочешь чтобы они еще пару лет радовали, под прямые солнечные лучи не ставишь. Температура в комнате на период цветения +13+18 °C. Почва кислого субстрата с большим содержанием органических веществ постоянно должна быть влажной, в засушливое время года еще и листья опрыскиваешь 1–2 раза на день. И в целом для азалии лучше всего подходит талая вода или дождевая.

— А кипяченная? — я удивленно воззрилась на парня, неужели он все это запомнил, чтобы я правильно ухаживала за цветами?

— Можно, но ее отстаиваешь. Далее… — задумавшись, почесал карточкой кончик носа и продолжил в том же тоне. — Подкармливаешь каждые две недели минеральными удобрениями, не содержащими хлор, а в период бутонизации поливаешь с применением суперфосфата в соотношении 15 гр. на 10 л. воды.

— Хорошо. Мне бы все это еще и записать…

— Запишем. — Отрезал Сережа, продолжая взирать на цветы, декламирует дальше. — Вот еще… после цветения ты их обрезаешь, засохшие соцветия удаляешь, и побеги слишком жирные и очень слабые, вытянувшиеся режешь без стеснения так, чтобы на них осталось 4–5 листьев.

Поймав мой ошеломленный взгляд, ухмыльнулся: — Что?

— Ты откуда столько всего знаешь?

— Знакомый из цветочного подсказал. — Щелкнул меня по носу. — Мотай на ус, пока я молодой.

— Понятно. — И с нескрываемой улыбкой смотрю на цветы, целых три горшка с разновидными азалиями.

— Так…, нравится? — карточки были водворены на подоконник и сам он скрестил руки на груди.

— Да! Очень! Спасибо, Сереж. — Коснуться я его не коснулась, расцеловать не расцеловала, даже приобнять не решилась, просто стою и улыбаюсь как в детском садике на «Новогодней елочке».

— Это хорошо. — Прищур искрящихся карих глаз остановился на мне, после чего младший Краснощек заявил серьезным тоном. — Следи за ними внимательно, чтобы и у меня всегда под рукой был запасной подарок для молоденьких преподавательниц.

— Вот еще! — я отодвинула занавеску и попросила «дарителя моих цветов» на выход из комнаты.

— Ой, да ладно. — Ленивыми шагами он направился к двери. — Я тут подумываю может тебе канареек привезти, чтобы так же были под рукой. Или пару кошечек…

— От щенка я бы не отказалась. Но следить за ним, чтоб его потом передарили…!

— А что такого, он обернулся у двери. — Пожила с ним немного и хватит.

— Издеваешься, да? Иди ищи прислугу по присмотру за живностью в другом месте.

— А ну, точно, какая из тебя прислуга ты ж у нас предмет. — и вышел с широкой улыбкой на губах.

— Что?!

— Ручной массажер… — послышалось с лестницы.

Хм, я пригладила волосы и вновь с огромным удовольствием прикоснулась к цветущим бутонам. Пусть и массажер, зато с цветами! Да и звучит это слово приятнее, чем Сморчок, хотя я давненько его уже не слышу.

К концу недели у меня в комнате появился щенок золотистого ретривера. Вручая маленького, хорошенького, ласкового обаяшку, Сергей шутливо сказал, что это его подарок мне на 8 марта, и если я возьму щенка под его опеку, считай, я за 23 февраля перед ним рассчиталась.

— Я 23 приготовила торт медовый с вишней и сметанным кремом и ни тебя, ни Богдана Петровича дома не было.

— Но я-то не попробовал. — Сообщил он, разведя опустевшими руками.

— И кто виноват?

— Могли бы и оставить. — С наигранной обидой буркнул он.

— Может тебе свеженьких парочку сделать и все на том?

— А может, приглядишь за щенком, и мы в расчете.

— Ладно. — Я и так уже прижимаю к груди маленькое сокровище, норовящее лизнуть мой подбородок. — И назовем мы тебя…

— Ричардом! — Подсказал довольный вредина. — Он у нас голубых кровей!

— Ты только что потерял право голоса.

Еле отбилась от рук, попытавшихся забрать золотистую драгоценность. И поднимаясь по лестнице, обратилась к щенку с улыбкой. — Дорогой, Барбос, разрешите звать вас Бося и позвольте показать вам мои владения, отныне и вовеки вы будете жить со мной.

— А мне можно? — Серегин просительный голос был настолько жалостлив, что со смешком обернулась, чтобы уточнить:

— В смысле… мисочку для еды и корм для собак?

— Нет. Отныне и вовеки жить с тобой?

Я прищурилась и, осмотрев его сверху, заметила: — Ты на прикроватном коврике не поместишься, прости.

— А он, значит, поместится?

— Да ты что! Такого маленького и на коврик, вот садист! — и уже щенку, закрывая за собой двери в комнату, — не переживай мой маленький этот злой дядя тебя больше не обидит.

В первые же дни Бося показал, что он слишком умный для своего прозвища и на радость некоторых был переименован в Ричарда. Азалии продолжают цвести пышным цветом, Богдан Петрович слушается и из графика не выбивается совсем. Сережа через день что-нибудь готовит и мне на правах подопытного кролика дает попробовать задолго до намеченного ужина или обеда. У мамы и Димы все хорошо и Люсик звонила. Можно было бы радоваться, нужно было радоваться, но чувство эйфории медленно и верно пришло к серому унынию морозной весны.

Выкроить время на встречу Леша так и не сумел. Обидно. И я не расспрашивала, чем именно он был занят и где, просто по его просьбе приехала на вокзал, чтобы провести на поезд. Холодный ветер раскачивает плохо прикрепленные к щитам листовки и скрип покрытых морозом знаков, раздражает уши противным «Кыыыырц!»

Мой рыцарь в толстом пуховике с меховым воротником улыбается не смело, и протягивает кладь из дома в двух спортивных сумках. При встрече ограничился объятием и, пряча взгляд красивых глаз, тихо извинился за неудавшееся рандеву. А вот теперь ставит в известность, что звонил чтобы передать «привет» от родных:

— Это тебе Димка прислал, это от мамы, — стараясь не показать, насколько он меня обидел беру сумки. — А вот это от меня. — Леша из-за пазухи выудил маленькую картонную коробочку с простым красным бантиком.

— Что это?

— Поздравление с наступающим 8 марта. — Неуверенно наклонился и поцеловал в щечку, как младшую сестрицу. Для полноты образа ему осталось лишь похлопать меня по плечу с Димкины словами, молодец малая.

— Спасибо. — Закусила губу, стараясь не расплакаться. А ведь так хотелось, чтобы он мне уделил хотя бы 30 минут времени, дал возможность поздравить с прошедшим Днем Защитника. А ему и трех минут жаль, коснулся-таки моего плеча по-братски и добавил: — Ну, бывай. Извини, что не встретились.

— Да… ничего. — Соглашаюсь, чтобы замять затянувшуюся паузу. Неужели он не понимает? Я смотрю в голубые глаза рыцаря и не могу найти ответа на свой вопрос. Не понимает? Совсем?

— Я не люблю долгих проводов, так что… — Леша отступил, и бросил взгляд в сторону: — Беги. Тебя уже ждут.

А в пятидесяти шагах от нас на платформе мерзнет, самостоятельно вызвавшийся подбросить, хмурый и опять чем-то недовольный младший Краснощек. Стоит с таким видом, будто бы я Ричарда забыла выгулять и покормить.

Подняла расстроенный взгляд на Лешу, а он, подмигнув с кривой ухмылкой, взял свои сумки и направился к вагону.

Слезы подступили сразу. Он ушел, поднялся в вагон, и занял свою полку, ни разу не обернувшись и не заглянув в окно. Красный бантик, как предатель и единственный знак щепетильности в выборе подарка, сорвался ему в след. Накатила такая боль, что в эту минуту я бы разбила чертову коробочку, не взглянув внутрь и не оценив подарка, если бы Сергей не подошел вплотную.

— Пошли. Тут холодно.

— Я…

— Сейчас замерзнешь. — Он забрал сумки и вопросительно поднял бровь, указав на коробочку: — Это сама понесешь?

Оглянулась на темные окна, уходящего поезда, чтобы удостовериться, что Леша уехал и даже махнуть на прощанье рукой не захотел.

— Нет. Держи и это.

Обратно ехали в тишине, медленно и очень осторожно. Сережа задержался, пока ставил машину в гараж, а я как призрак осталась стоять на крыльце. И почему одолевает ощущение, что часть меня летит за тем поездом, а вторая так и не поняла, как жить дальше.

— Оля, выходи из ступора и заходи в дом. — Голос младшего вернул меня на землю.

— Иду.

Разулась в прихожей и, забыв о куртке, прошла в гостиную. Странно, но распаковать посылки от Димы и мамы я не спешила. А открыть коробочку от Леши руки потянулись сами собой. Через минуту я вытащила из нее небольшую свечку в прозрачной вазочке с волнистым краем. Наполнителем для свечи гелевое яркого малинового цвета с примесью круглых блесток, на дне вазочки находился какой-то маленький механизм, плохо скрытый композицией из двух бархатных сердечек с глупой надписью.

Я рухнула в кресло, продолжая сжимать в руках подарок. Кажется, время вновь остановилась. В какой-то момент рядом оказался младший:

— Ты все еще не разделась?

Не дожидаясь ответа, он сел на соседнее кресло, а затем аккуратно высвободил из моих рук презент.

— Миленькая свечечка. — Забавляясь, протянул Серега. — Он тебя действительно любит? Или это новая форма издевательства над девушкой дарить предметы с надписью «I love you!»

Ответила не сразу: — Он… женат почти. Надпись ничего не значит.

— Поэтому может названивать тебе, как только приезжает в город, а потом динамит десять дней так и не найдя времени для встречи.

— Я не… — к горлу подкатил горький ком, и дыхание оборвалось.

— И зачем нужно было мчаться на вокзал ни свет ни заря? Любишь, когда умышленно ранят?

— Сережа…! — слезы отступили перед чувством негодования и вновь вернулись, как только смысл его слов дошел до замутненного сознания.

— А ну да, — продолжил он наигранно и сухо, — у него же был предлог: несколько предметов от твоих родных и свечка, купленная в одном из наших магазинов. Да, ради них нужно было в холод выдернуть тебя из дома с утра пораньше…

— Прекрати… — прошептала тихо.

Я никогда не смотрела на нашу историю под этим углом, и просто боготворила его таким, как есть в отдалении, ни на что не притязая и не смея рисовать радужные пасторали. Ведь у него есть Наташа — любовь всей жизни. Мне хватало того, что он есть, он живой, он счастлив. Все! И больше никаких мыслей. А теперь с ужасом уверяюсь, что в нашей истории я третье колесо в телеге и даже не запасное, а просто ненужное третье.

— Это ты прекрати. — Оборвал Сережа. — Неужели не ясно, что тобой пользуются.

Злость прорвалась неожиданно: — Он ни-че-го от меня не хочет!

— Конечно, ему достаточно и того, что ты безропотно выслушиваешь, ждешь звонка, а затем приезжаешь по первой просьбе, когда и куда ему нужно. И знаешь, что я тебе скажу?

— Не хочу…, знать не хочу!

— То, что ты слишком хорошенькая и очень удобная игрушка. Содержать не нужно. Искать место для тебя не нужно! Беспокоиться о тебе не нужно! — Он говорил с каждым словом все громче, вбивая в меня простую до боли истину. — Но можно позвонить и ты сама все сделаешь: выслушаешь, додумаешь и приедешь хоть среди ночи! От такой игрушки он отказаться не в силах. И дергая за ниточки, с удовольствием раз за разом проверяет, в рабочем ли состоянии кукла!

— Ты не смей! — вскочила, не зная куда бежать, лишь бы ни слышать его. — Не смей так о нем говорить! Ты даже не знаешь, что он для меня сделал!

— Интересно, и что же? — парень откинулся в кресле, прожигая взглядом. — Учитывая твой заскок на Лешике, наверняка спас… Я прав.

Он даже не спрашивает, а ставит в известность.

— И от кого спас?

— Я… я — чувствую, что горло сдавило не на шутку, и всхлип вот-вот прорвется наружу.

— От грабителя, от убийцы, от шантажиста, от насильника…?

И на четвертом пункте просто хлопнулась в кресло и закрыла лицо руками. Судорожные рыдания не заставили себя ждать, но первый всхлип был самым горьким.

— Твою мать! Оля…?! — его приглушенный окрик лишь усилил назревающую истерику. Он пытался меня успокоить, взять за руки приобнять. Вспоминал, как я реагирую на прикосновения и, отдернув руки, повторяет сидя передо мной на корточках:

— Оля, Оленька, прекрати. Малыш… Было бы из-за чего Оля, солнышко… — зов Сережи, прервал знакомый бас:

— Что здесь происходит? Сергей, почему Оля плачет?

— Я не знаю. — Уверенно произнес зачинщик.

— И поэтому у тебя вид виноватого. Я же сказал, не трогай ее.

— Я ее не трогал. — Зло отозвался младший.

— Оля? — рука Богдана Петровича коснулась моего плеча. — Оля что случилось?

— Ни-ни-ни… чего. — Страх что они обо всем узнают, был намного сильнее боли и разочарования от нового открытия: я просто удобная. Про жилетку для скупых мужских слез предполагала, но чтобы взглянуть с этой стороны — никогда.

Я встала и, стерев слезы, не сразу и срывающимся голосом ответила:

— Мы просто поговорили… — всхлип. Смотрю в пол.

— Ттте-тее-мма была тяжелой. — Еще один всхлип.

— Оля… — вздохнул хозяин дома.

— Ооо-че-чень тяжелой… для меня. Извините, сейчас говорить не могу. — Взяв свечку со стола, поднялась к себе. Уже наверху, стоя на лестнице, оглянулась:

— Богдан Петрович, сеанс массажа по расписанию и без изменений.

— Хорошо.

 

10

— И как складывались ваши отношения с Сергеем? — ведущая шоу улыбнулась Леше и медленно перевела взгляд на меня. — Он ухаживал?

— Нет.

— Уверена? — поинтересовался муж.

— В таком случае, он очень интересно ухаживал. Дарил что-нибудь или делал что-то для меня, объясняя это так, что не понять — это мне или не мне. Это мне удобно или всем удобно. Он даже с праздника в 8 марта забирал меня со словами: «напьются тут всякие, и домой не звонят», а вечер еще не закончился.

— А ты уже была пьяна? — удивление в его голосе меня искренне позабавило.

— Не успела. Еще бы полчаса и…

Меня сжали, не дав договорить маленькую колкость.

— Завтра же пошлю ему бутылку коньяка. — Он строго взглянул на меня свеху-вниз. — Что еще расскажешь?

— Больше ничего примечательного, — ответила, скрестив пальчики на руках, а руки заблаговременно спрятала. — Я большую часть времени удивлялась произошедшим в нем переменам.

— Алексей, вы можете объяснить эту особенность?

— Это его хобби с детства. Подметив достойного и полезного человека в радиусе досягаемости, он притягивает его в семью. Сейчас бросив сферу финансов, Сергей вплотную подошел к менеджменту и успешно занимается вербовкой светлых голов.

— Если я светлая голова, то почему он сразу не признал моих талантов?

— Метод похвалы не для тебя. Он воспользовался самым простым и долговечным способом. — Таинственно произнес супруг.

— Этому способу можно дать название или определение? — напомнила о себе Ева.

— Заручиться поддержкой. — У меня от его слов даже глаз дернулся.

— Но заручался поддержкой ты!

— Конечно, я. Сергея ты не поддерживала.

— Не правда, он уехал не вовремя, так бы я поддержала. — Пролепетала совсем тихо.

— На самом деле я приехал не вовремя.

— Как сказать… — взгляд Леши потемнел.

— Подождите, — вновь влилась в разговор блондинка напротив, — Алексей вы несколько раз встретились с Олей в доме отца, так?

— Так. И поверьте, каждая короткая встреча под крышей отчего дома было очень запоминающейся.

* * *

8 марта мы встретили с группой в нашей аудитории, предварительно заручившись согласием охраны на вахте. Затем накрыли столы, разлили вино и…

Следующее что я помню так это Сережу, который что-то бессвязно бурча под нос ведет меня через двор университета. Здесь гвалт шумной компании студентов уже не слышится, а вот наши шаги раздаются эхом.

— Говорил нормальным русским языком: позвони, когда соберетесь…

— Просил предупреждать, и что? Сложно было? Оля… Не считаешь нужным ответить?

На самом деле не могла, язык заплетался, начало здравой мысли спряталось где-то в ее конце или середине, и разумный ответ не желал формироваться.

— Не считаешь. — Подвел он итог.

Далее шли молча, то есть младший шел, а я ковыляла ведомая им за локоток. На ручки проситься было стыдно даже сейчас, хотя он предлагал, но ничего дошла. Черный Lexus приветственно мигнул фарами и через мгновение окутал теплом салона. Громко хлопнула дверца и он зло посмотрел на меня.

— Видел бы тебя отец, голову бы оторвал.

Я поспешила с ним согласиться и кивнула головой: — Мугу…

— Мугукает она. Пристегнись лучше. — Увидев мой опасней крен за ремнем, тут же спохватился. — Сиди ровно, я сам. Еще свалишься.

Как пристегивал, не помню. В это мгновение вспомнилось, как куртку на мне застегнул в холле универа, почувствовала себя маленькой и бесценной. Точно так же, когда он, шарахнув дверью об стену, вошел и забрал меня от нахмурившихся однокурсников под завистливые вздохи однокурсниц.

Пристегнул. Поехали. В дороге Сергей время от времени косит в мою сторону взглядом. Но если подумать, то он сейчас менее насторожен, чем в день отъезда Леши. После моей истерики младший в доме появился лишь на следующий день. Вручил плюшевого мишку, назвал зайкой и до сегодняшнего дня не трогал и более четырех снов в сутки не говорил. В основном перечень был следующим: «Привет», «Пока», «Спокойной ночи».

Но сегодня разошелся, так разошелся…

— Оль, тебе не говорили, что пить плохо?

На самом деле говорили, но в данный момент я ничего произнести не смогла.

— И что плохо пить нельзя? Например: смешивать, не разбавлять, или сочетать с препаратами?

— И вот скажи, пожалуйста, кто сегодня полдня на валерьянке сидел, а вторую половину валидол глотал?

Ну, я и что? Я в режиме внезапных сердечных болей уже несколько дней и ничего, держусь. Мысленного ответа он не расслышал.

— А завтра будешь еще и на аспирине! Потому что, что? — выдохнул вопросительно и сам поспешил ответить. — Потому что машины ты не дождалась, а оделась как для клуба. И как? Твои голые коленки и живот хоть кто-то оценил?

Никто, слава Богу… так бы была не только пьяной.

— Надеюсь, нет. Потому что лишь за одно то, что ты оставила мобильный дома, тебя ждет порка.

Напугал слона ивовым прутиком. Мне сейчас все равно. Улыбка расплылась на лице и, концентрируя мутный взгляд на водителе, я выдала внеочередное: — Мугу.

— И отца я ждать не буду.

— Уууууууу…. — с этой минуты процесс выведения спирта из организма ускорился. Не знаю, что он о себе возомнил, но я против насилия и проходить через такой вид наказания не намерена. Последнее наверняка получилось произнести вслух отчетливо и громко, и даже заплетающийся язык не испортил бравады.

— Это ты не намерена. — Отчеканил Сергей, открывая свою дверь.

Мы что уже приехали? Оглядываюсь и действительно мы на Дагестанской. Он к этому моменту открыл мою дверь, отстегнул ремни и вытащил меня.

— Вот мы и дома.

— Се-селоозя…

— Даа, зайчик?

— Йик!

— Испугалась, замерзла, есть хочешь? — поинтересовался он, легко подняв меня на руки. — Или все вместе?

— Йик! — вот и все что получилось сказать, в борьбе за свободу.

— Все вместе. — Вынес вердикт младший и понес меня в дом. Оказавшись в холле, он спасибо ему большое, заметил мою бледность. — Отпустить? — я кивнула.

— И по лестнице поднимешься сама? — еще один кивок.

— А если упадешь? — стремительное «отнекивание» головой привело к очередному помутнению в глазах. Зажмурившись и забыв про «Йик!», я сдавленно попросила: — Пусти…

Отпустил, придержал и к спальне, не смотря на молчаливый протест, довел. Уже у дверей с улыбкой поинтересовался:

— А поцелуй?

— Ка-ка-кой?

— Например, в щечку, — произносит Сергей и, наклонившись, мягко целует меня в щеку. Ловит удивленный взгляд и, не меняя выражения лица, говорит, — Или в эту.

Плавное движение и легкое касание повторилось. Опять внимательный взгляд на меня, но на этот раз с торжественной искоркой в глубине глаз. Меня что, награждают?

— А еще … можно в лобик, в висок, глазик правый, левый, носик… — он произносит это, губами указывая, где находится данная область. Будто бы я анатомию не знаю. Мы столкнулись взглядами. Я понять не могу, что происходит, а он уже наклоняется со словами, — а еще уголок рта…

Дахание опалило кожу, и тут зазвенел его телефон. Сережа, выругавшись, потянулся за трубкой в карман брюк, а я посмешила скрыться за дверью.

— Слушайю, да… — раздалось глухое из-за двери, и сразу же сердитый голос веселеет: — Ты приехал?! Вы оба! Конечно, встречу!

Он дал отбой и, кашлянув, поскребся в дверь: — Оль, я за братом и его супругой. Договорим когда вернусь.

— Мугу…

И что это только что было?

Просыпаюсь утром… в голове раздрай, которому способствует воющий будильник на телефоне, во рту сухо, сплю в одежде поверх покрывал, а на локте правой руки с удобствами устроился мохнатый золотистый Ричард.

— Привет. — Прохрипела я, не успев увернуться от шершавого языка. С трудом, но все-таки вырубила орущую сирену и схватилась за раскалывающуюся голову.

— Кто я? Я ду…

— Оля? — послышалось из-за двери тактичное покашливание. — К завтраку спустишься?

Нет! Завопил внутренний голос, уцепившись за образы вчерашнего вечера. А сама я промолчала.

— Я знаю, ты не спишь, Оль… — младший поскребся в двери. — Выходи, иначе на пары опоздаешь.

Опаньки…! Я резко села и опять легла.

Точно среда, пары с самым требовательным преподом кафедры. И если не умерла должна быть как штык, но я… уж лучше бы умерла. Вспомнились парни в группе и их взгляды, девчонки из завистливое, а кто тебя забирает после пар? А после гневный младший Краснощек и его глаза при очень близком приближении.

Воспоминания прорывались в сознание не ровным строем. И они не хотят собираться в кучу, обрываясь на середине, поэтому не дают полного представления о произошедшем вчера. Но одно я поняла точно, с ним, с этим… больше никаких поездок! И даже завтракать с ним не пойду!

И не знаю, что за психолог или шаман был у них в роду, но из-за двери вдруг послышалось, спасительное:

— Оля, тебя Олег Дмитриевич подвезет.

В мгновение ока и мой голос вернулся и нормальная координация движений, я аккуратно встала с кровати:

— А он уже выздоровел? — из-за двери послышался наглый хмык. Вспомнила, как девочки с группы шептались, что просто так никто никого не подвозит и ему явно что-то нужно. Насторожилась и спросила громче. — А он вообще болел?

— Спускайся к завтраку. — И ушел.

К завтраку?! Я ему сейчас так спущусь к завтраку! Я… я, да я…. А не хочу я его сегодня видеть и разговаривать с ним не хочу! Разобравшись в своих желаниях. Начала сборы. Потом позвонила водителю, сообщила, что спускаюсь через три минуты. Далее выпустив Ричарда впереди себя, как отвлекающий маневр, побежала вниз. И пока младший пытался в узком коридоре обойти щенка, который всеми силами проявлял преданность и одолевающую его радость, я успела проскочить гостиную, прихожую и столкнуться с высокой фигурой на пороге.

— Извините! — не оборачиваясь, и не останавливаясь, побежала к калитке. В другой раз извинилась бы как все нормальные люди, но младший, додумавшись поднять щенка на руки, уже бросился вдогонку.

— Оля! — окликнул он.

— Та самая? — спросил неизвестный голос у Сережи.

— Да… Оль!

— Я опаздываю! E! — хлопнула калиткой и, не медля, села в автомобиль.

Цунами негодования обрушилось неожиданно. Придется менять работу. Вспомнила, что лишь недавно радовалась результатам с Богданом Петровичем и прикусила губу. Нет менять работу не буду, поменяю место жительства. На улице тепло, транспорт общественный ходит исправно. Так что осталось либо вернуться в общагу, либо квартиру снять. А еще позвать кого-нибудь из девчонок, потому что одна я теперь жить не смогу, как не пытайся. Хорошо, хоть не тратила много и есть свои накопления.

На парах я выглядела не худшим образом, многие из нашей группы не явились и получат дополнительные задания к концу сессии, а те, кто пришел, лежат на партах и маются с головной болью. А я обстоятельно продумываю, в каком районе выбрать дом, чтобы оказаться между улицей Дагестанская и университетом. И какими маршрутками пользоваться, чтобы без пересадок и дополнительных трат на дорогу добираться. И еще, помимо сумбурных мыслей о заразе Селозе, то и дело возникает вопрос, где третий вечер подряд обитает Богдан Петрович, и как ему объяснить мое нежелание постоянно быть рядом, так чтобы он не устраивал допроса с пристрастием ни мне, ни младшему.

За полчаса до окончания последней пары я отпросилась, и, всего лишь один раз перепутав маршрутку, сама добралась к дому нанимателя. Звонок от рассерженного Краснощека застал на пороге. Выдохнув, придала голосу бодрости:

— Алло?

— Где ты?

— Дома.

— В Днепропетровске? Ты что уехала?! — прорычал почти и, не давая ответить, загнул ситуацию до абсурда. — Сморчок, ты же подписала договор, ты… Отец тебе верил. Это нарушение обязательств!

— Я на Дагестанской, Селозя. От обязательств не отказываюсь, и в Днепропетровск не уехала. И еще на пары я с сегодняшнего дня езжу сама и возвращаюсь тоже самостоятельно.

— Хорошо. Все равно меня несколько дней не будет дома.

— Я рада, что мы пришли к общему соглашению. — Приторно вежливый ответ завершила словами: — До связи?

— Оля… — телефон я вырубила без сожаления.

Он не имел права ко мне приставать, не имел! Мы же договаривались, что он больше не будет копаться в моей личной жизни, близко подбираться, пытаться обнять и лезть в душу…

Четыре следующих дня прошли в тумане меньшей плотности. Все же боль от откровенного анализа наших с Лешей перипетий, стала абсурднее из-за неожиданного притязания со стороны Сергея. И если первое можно было честно назвать фантомными болями от глубокой привязанности, то обозначить ситуацию с младшим Краснощеком я никак не могла. Дружеское посягательство, братская ревность, романтичный настрой дальнего кузена? Парнем не воспринимается, другом не является, просто он — вредный, вкусно готовящий и часто подкалывающий сосед по кухне, который даже в подарках, сделанных мне, ищет свою выгоду.

Я покосилась на подоконник с отцветающими азалиями, на плюшевого мишку, затем на Ричарда довольно грызущего мячик на полу и вычеркнула из списка последний пункт. Чтобы он не говорил, подарки остались мне.

В доме тихо и как-то пусто. Людмила прибирается на кухне, Олег Дмитриевич уехал в город по делам, младшего нет, а глава семьи…, кстати, где он? После вечернего массажа и курса с тренером часа не прошло, он куда-то направился сев водителю на хвост, а сейчас уже 23:00. Богдан Петрович с памятного вечера более на ночь глядя не уезжал, и жизнь опять пошла по накатанной, почти.

В 23:38 раздался пронзительный звонок на мой мобильный. Женщина с встревоженным голосом попросила Олю.

— Это я. — Сон как рукой сняло, когда я расслышала знакомый всхлип и мужскую сдавленную ругань на заднем фоне. — Раиса Викторовна, это вы?

— Я Оленька… — прошептала секретарь моего нанимателя. — Прости, солнышко, ты можешь приехать?

— Не надо! — проревел Богдан Петрович на заднем фоне. — Не вызывай…!

Кажется в этот раз все куда хуже, чем в прошлый. Рано его успехам радовалась, рано. Я прикусила губу, чтобы не выругаться, два месяца работы коту под хвост!

— Адрес диктуйте.

— Я послала за тобой водителя, Алекса. Он уже должен был приехать.

— Для меня продиктуйте. — Настоятельно попросила и быстро записала за ней — ул. Нечуя-Левицкого 11. — Далековато… Если есть обезболивающее сильного действия дайте, если нет, возьмите себе валидол. А в любом случае возьмите что-нибудь. И не бойтесь, он сильный, а я сейчас приеду.

Спешные сборы под Сережины окрики: «давай быстрее!» были ничто в сравнении с тем, как я собралась сейчас. Таблетки, препараты, мази, простынь… не расчесываясь, спустилась вниз, накинула куртку, обула ботиночки и тут краем глаз замечаю неизвестного развалившегося на стуле в столовой. И у меня грозно идущей к нему нет никаких сомнений в том, что это и есть тот самый водитель и сейчас он тратит драгоценное время, поедая плюшку с творогом.

— Алекс? — решительно чеканя шаг, подошла к нему. Удивленный взгляд поперхнувшегося парня меня не озадачил. Дала стакан с водой, чтобы дожевал плюшку, ставшую поперек горла, и повторила вопрос: — вы Алекс, так?

— Можно и Алекс. — Ответил высокий шатен и добродушной ухмылкой. Осмотрев меня от ботинок до вязаной шапочки, увиденным остался доволен. Я неприязненно поморщилась, манер у человека никаких, хотя взгляд теплый и что-то в нем кажется знакомым.

— Поднимайтесь.

— Торопитесь или хотите занять место? — не изменяя позы, поинтересовался водитель, который, по сути, должен торопиться.

— Вы должны меня отвезти. Вставайте. Времени мало.

— Прямо-таки должен?

Я зло выдохнула и сжала кулаки: — Да. Водить умеете?

— Умею. — С неохотой отозвался он.

— Пьяны?

— Нет.

— Тогда в чем проблема?

— Тогда проблемы нет. — Согласился со вздохом и начал подниматься.

— Жду снаружи.

Темно синяя Mazda еще не успела остыть и легко завелась, мча нас в неизвестном направлении. Я еще раз мысленно перечислила, что с собой взяла и что сделаю в первую очередь с клиентом. На перекрестке Чувашской и Выговского автомобиль притормозил, и я покосилась в сторону водителя:

— Знаете куда ехать?

— А вы? — веселясь, поинтересовался он.

— Улица Нечуя-Левицкого 11.

— Аааа к Раисе едем в гости. — Протянул Алекс, и неожиданно поинтересовался. — А почему в такую… рань?

— А вы не в курсе?

— Нет, я только с работы.

— Алекс. Отдохнете потом, сейчас нужно срочно к ней. Не в среднем темпе, а срочно.

Кивнул, надавил на газ. Следующие 15 минут мы ехали в тишине, салон заполнили приглушенные звуки снаружи, мерное рычание двигателя и шуршание шин по свежее выпавшему снегу. Уже не подъезде к нужному дому мобильный зазвенел вновь:

— Оля, вы где? — голос встревоженной Раисы порядком меня напугал, потому что задним фоном рыка Богдана Петровича я не услышала.

— У вашего дома. Этаж, какой?

— Второй, — шепнул Алекс, и то же самое произнесла Раиса. А затем удивленным голосом она спросила: — А вы с кем?

— С Алексом.

— Но он только что звонил, — встревожилась женщина, — застрял в пробке. А приехал, так вас дома уже нет.

— Выходит с другим Алексом, — зажмурилась я, даже не представляя, кого заставила ехать в ночь после тяжелого трудового дня — И хорошо, что я первого не дождалась. Я сейчас.

Отключив телефон, обратилась к хозяину машину: — Я Оля.

— Алексей, — представился молодой человек. Теперь стала понятна и моя ошибка с именем.

— Спасибо, что подбросили. Можете возвращаться.

— А что у нее случилось? У Раисы?

— Ничего такого, с чем бы я ни справилась. Возвращайтесь.

— А вы?

— А я здесь до утра. Доброй ночи.

Поднимаюсь, второй этаж, дверь в квартиру открыта, слышится сдавленная ругать и женские тихие увещевания. Разуваюсь. Закрываю двери, вхожу и приветствую участников нового срыва спины моего дорогого клиента. Я предполагала, что у них связь, чувствовала, что темперамент у Богдана Петровича пылкий, но чтобы он голову терял — никогда.

— Знаете, а это многое объясняет.

Улыбнулась красному лицом клиенту. Он еще в трусах, но обстановка была создана для горячего вечера: на полу стоят свечи, лежат подушки в турецком стиле и лепестки роз, еще сохранились кое-где. В комнате витает запах масла иланг-иланг, и, если я не ошибаюсь, то поручни на стене справа не просто так прикручены.

— Раиса, выйдите.

Женщина с растрепанной прической и съеденной помадой виновато взглянула на босса. Он кивнул, все так же, не разжимая крепко сцепленных зубов. Сильнее запахнув шелковый халатик, она поднялась и обратилась ко мне:

— Кофе будете?

— Буду, но попозже и покрепче.

Вышла она, еще несколько раз обернувшись, а по пути вынесла бутылку шампанского и ведерко со льдом. Надеюсь ей не очень стыдно.

Когда мы с самым неугомонным клиентом остались тет-а-тет, я дала разрешение на мат, и устраивая его на полу широко улыбаюсь, не обращая внимания на ругань.

Добиться ослабления судорог удалось через сорок минут, к концу которых клиент, зорко следящий за моим лицом, не выдержал пыток улыбкой: — Ол-ля…! Что?

Дала себе еще минуту, чтобы восстановить дыхание и только после этого решилась сказать:

— Богдан Петрович, у меня к вам есть одна просьба.

— Какая?

— Если через два или три месяца мы вновь добьемся хорошего результата. Вы не загубите его позицией «Стоя у стены».

— Оля…! — выдохнул опешивший от моей наглости мужчина.

В дверях спальни тут же оказалась Раиса. Самое время дать пару советов обоим.

— А что? Или ищите позы не давящие на вашу спину, ты же наездница, например. Или приплачивайте массажисту, чтоб дежурил за стеной в… в… в процессе. — Ответила я, еле подавив смешок.

— Молодеж-жь!

— Вы? Молодежь та еще! После операции спину сорвали этим же способом?

— Оля! — на этот раз звонкий вздох от женщины.

Значит этим или около того.

— А вот теперь становится понятно, почему Сергей ни о чем не знает. — Подмигнула я ему, со словами — переворачивайтесь.

И опять попросила Раису уйти.

— А пока лежите, прошу настоятельно подумать, имеет ли смысл и дальше скрывать ваши отношения. Понимаете, я в любом случае в вашу спальню попаду быстрее, чем сюда. И набрав в руку масло, принялась за новый этап.

— Твою мать… бл…! — прорычал мужчина, дернув ногой, но я-то уже ученая, увернулась.

— Лучше сами, пока он вас не прищучил. — С улыбкой отозвалась я, припомнив, что мне в Алексе показалось знакомым. И кто бы еще мог, так вольготно есть плюшки на чужой кухне.

— Кто, он?

— Алексей. У вас же старшего сына так зовут. Верно?

 

11

Улыбка ведущей шоу стала широкой, а взгляд недоверчивым.

— Она вас не узнала? — переспросила Ева.

— Нет. Более того, в большинстве случаев я был принят за наемного работника. Первоначально за строителя, затем за водителя, и даже за грабителя. — Муж, послав мне улыбку, продолжил с прежним скорбным видом. — Я уже не говорю, что очень часто она просто меня не видела, и натыкалась, причем со спины.

— Любовалась крепким затылком и летела как мотылек на огонек. — Отреагировала я.

— И вас это обижало?

— Настораживало. — Прижав свободную руку к сердцу, ответил мой благоверный. — Она же приближенная к семье, живет в нашем доме, постоянно контактирует с моими родными. Ненароком начнешь приглядываться.

Я, соглашаясь, поддакнула и погладила его по руке. Леша улыбнулся:

— Попытаешься войти в контакт, чтобы понять, какой человек приспособился к условиям в доме настолько, что позволяет себе указывать старшим.

Ева кивнула, предлагая раскрыть повествование: — И…

— И очень удивляешься, когда выясняется, что она тебя ни во что не ставит.

— Да, — Согласилась я с улыбкой, — нужно было тебя ставить… в угол, причем с раннего детства.

— Вот видите! — кивок в мой стороны, и едкое напоминание мне: — а кто-то обещал мне памятник, не помнишь такую.

— Это помню, а какой именно памятник нет.

— За терпение… вселенское.

— Так тебе посмертный воздвигнуть или прижизненный в том самом углу?

Он сжал меня своей ручищей, прошептав на ушко: — С сегодняшнего дня начнем поиск угла в нашем доме.

— А пошли сейчас. — Внесла я конструктивное предложение.

— Оля…. — вздохнул мечтательно муж.

— Хм, простите, что прерываю, — призвала нас к порядку Ева, — Алексей, а ситуация с принятием вас за вора, произошла при каких обстоятельствах?

— При веселых. На празднике в честь пополнения нашей семьи.

— Никто не родился, — ответила я на удивленный взгляд ведущей, — скорее примкнул.

* * *

После длительного массажа и новой порции проклятий при переселении на кровать, в четвертом часу ночи Богдан Петрович уснул. Раиса несколько раз порывалась, вызвать машину, чтобы меня доставили домой, но я стоически отказалась:

— Если корч повторится, мне лучше всего быть рядом. Вы тоже ложитесь.

— Я постелю тебе в гостиной.

— Спасибо. — Через минуту она позвала меня и, указав где ванная, и какую майку я могу использовать в виде ночнушки, ушла. Но через минуту вернулась:

— Оль, я… о таком же не принято разговаривать, — начала она туманно и издалека.

— Скажите прямо, как в прошлый раз он сорвал спину?

Внимательный взгляд от женщины от меня не укрылся, выдержала ее молчаливое сканирование на честность и кивком побудила к повествованию: — так как?

— Поднял меня на руки. Но я была против…

— И вас он не послушал, — произнесла я без укора. — Все в норме. Это у них семейная традиция.

— Поднимать на руки.

— Не слушаться. — Я села на разложенную софу и сцепила дрожащие руки, еще не хватало, чтобы она из-за меня беспокоилась. Но теперь есть шанс прекратить его срывы и уверовать в скорейшее выздоровление на все 99,9 %. — Раиса, мне жаль, что у него наметился очередной срыв с последующими неприятностями, но… — это я выделила, — я очень рада, что теперь удостоверилась в своих догадках.

— Мы же…

— Не давали повода, все верно. Точнее вы не давали, и вас я видела редко, а вот особое отношение к вам со стороны Богдана Петровича приметила давно. — Улыбка коснулась ее губ. — И я очень рада, что они подтвердились.

— Почему? — с интересом спросила она.

— Мне нужна помощь. Проведение кифопластики уже не моя блажь и перестраховка, а необходимость. С вами он в любом случае будет стремиться к активному образу жизни, так?

— Ну, я…

Меня неправильно поняли, пришлось изменить вопрос: — Вы знакомы с ним более моего. Он вообще активен?

— Д-да.

— И это замечательно. Но я не хочу видеть, как мой труд, раз за разом рушится, а он опять переживает боль. Вы наверняка так же.

— Что нужно от меня?

— Поддержите меня в вопросе с исследованиями и анализом нынешнего состояния, а затем и операцией. — Взглянув на нее, предупредила честно: — Упираться будет, но вы сможете.

— А если нет?

— Тогда в моем рукаве закончатся все козыри. А без козырей я играть не смогу.

— Вы его бросите? — возмутилась Раиса, гневно сверкнув глазами. — Но он только сейчас перестал быть агрессором!

— Я исполню условия договора, известные всем его участникам. Если он желает вернуться в прошлое, это его право. У нас с вами три месяца, при его согласии этого вопроса не возникнет.

— Три месяца. Хорошо.

— Раиса, …возникнут подергивания ног, не мешкая, будите меня. — Кивнула и вышла.

Я засыпала с мыслями, что за мое расчетливое отношение к восстановлению здоровья Богдана Петровича она, как любящая женщина, обиделась не на шутку. И если надавить на клиента в вопросе их отношений, он попадет в хорошие руки и под постоянный присмотр. Только бы получилось.

* * *

Через три с половиной месяца я фактически неслась на Дагестанскую сломя голову и, перепрыгивая через лужи, потому что такси заглохло на повороте, а я уже основательно опаздываю на службу. Не сделай я изначально глупости, наверное, успела бы все, но кто не был глуп…

Моя ошибка проста и гениальна — ответила на запоздалый звонок Леши и, прикусив губу, слушала его два с половиной часа. Смешно получилось, он удовольствовался моей фразой: «все хорошо» и начал рассказывать о себе. И не зная, плакать или смеяться повела себя как прежде, словно бы надежный старый друг, который и выслушает и поддержит. А главное никогда не позволит узнать, что за кошки на душе скребут. Итак…, он, обдумав все и взвесив, переехал в Москву, снял помещение для кабинета зубного протезирования, залез в кредиты и взял оборудование, сейчас набирает клиентов и очень радуется первым прибылям.

Поэтому Леша так долго не выходил на связь. Но вот я ответила, и он очень счастлив, слышать мой голос, ведь с другими так не поговорить. Я сглотнула, подступивший к горлу ком, и, стараясь не выдать себя, тихо спросила: — Наташа с тобой?

— Нет, она дома.

— Вы что, расстались? — укор хорошо скрыл надежду, и я подавила тяжелый вздох.

— Что ты! У нее учеба, сессия, приедет, когда я приготовлю все необходимое.

— Ты молодец. — Похвала далась с трудом и горьким смешком отчаяния, который Леша не заметил.

— Я, да! — в отдалении послышались чужие голоса, и он радостно возвестил: — Тут знакомые пришли, я должен отойти, давай завершим.

— Давай.

— До связи, Ольчик! Целую! T! — и поспешил отключиться.

Не думала, что меня этот разговор заденет, но общение с Лешей вылилось в два дня уныния. Сережина попытка развеселить потерпела фиаско, и на пикнике в кругу его друзей я раскисла окончательно. После этого Богдан Петрович вызвал в кабинет для общения наниматель и сотрудница, а не больной и доктор:

— Не знаю, что у тебя произошло, но видеть в таком состоянии на бракосочетании я не хочу.

— Вы меня увольняете, — отрешенно спросила я.

— Нет, Оленька. Отсылаю домой на неделю.

— А как же…?

— Приглашу тебе замену. Не сомневайся, процесс мне известен, отслежу, чтобы без ошибок.

— В этом не сомневаюсь, но попрошу вашу невесту… — лукаво прищурилась, — а то вдруг увлечетесь и передавите…

— Оля, что за намеки? — нахмурился для вида, а у самого глаза на дверь косят, вдруг Раиса войдет.

— Никаких намеков. Так я могу идти?

— Да, твой поезд через два часа.

От такого радостного сообщения я, перегнувшись через его стол и сжав сухую кисть, искренне поблагодарила: — Спасибо!

— Уже очнулась? Нужно было раньше предложить?

— Да. — Отозвалась уже, будучи у двери.

— Или если тучи прошли, останешься? Что скажешь?

— Я пошла собираться.

Уезжала на четыре дня, вернулась через неделю, конечно с разрешения главы семьи Краснощек, но всему виной закадычная подруга Люся, по которой соскучилась безмерно. Плюс еще во Львове замешкалась, забыв о времени и вот теперь бегу…

— Оля! — недовольство вредного Селози не выдерживает даже мой телефон, очень вовремя сообщив, что батарея вот-вот сядет. — Где ты запропастилась?

— Подарки искала! — огрызнулась я. — Не могла же я без подарков примчаться на свадьбу!

— Где ты? — тихо, но все еще зло поинтересовался он.

— Дома.

— Что ты там делаешь?!

— Бегу одеваться! — у меня такси заглохло на повороте.

— Зачем ты туда ехала? Я взял твое платье синее… — прорычал он зло и гудок батареи перекрыл его ругательства.

Просто великолепно, он думает, я надену то платье, в котором уже щеголяла на двух семейных вечерах? И где я его одевать буду в парке? За машиной, в кустах, за общественным туалетом? А о белье под платье он подумал? Там не подойдет любое! А о туфельках и косметичке с украшениями? Не, блин, не думал. Главное платье взял! Удружил…

— А у меня на этот случай припасено оливковое, туфли нашла, — о том, что только сегодня нечаянно нашла, молчу в тряпочку, иначе он меня по телефону порвет, — а теперь живо говори в каком вы ЗАГСе и как проникнуть в дом, потому что моя батарея вот-вот сядет.

— Какой там ЗАГС! Сморчок! — видимо, нервничает очень, как золушка перед появлением доброй мачехи. — Мы в парке на выездной свадьбе!

Теперь понятно, что его так нервирует. И все-таки Раиса — умница, каких поискать! Уговорила провести в парке. Вот только в каком?

— Здорово. Тогда какой парк?

— Так… дом закрывала Людмила… — начал инструктировать он, не добившись моего срочного появления в пределах досягаемости. Понятно, значит, ключи на правом столбике возле калитки в потайном ящичке. — Знаешь, где она ставит?

— Да, знаю. Я уже в десяти шагах от дома.

— Хорошо, а за то… — и на этом батарея звучно сообщила, что села окончательно и бесповоротно.

— И что он хотел сказать своим «зато»? Блин, нет, чтобы сухо и по делу!

Ключи нашла, дом открыла. Сейчас быстро соберусь, вызову такси и только после этого спрошу: «куда ехать?». Решила сделать так, чтобы краситься без паники и Селозиного ора над ухом, точнее над головой, иначе ни стрелок нормальных, ни равномерного нанесения тонального крема.

Быстро в душ, оттуда в спальню, оделась в мгновение ока, подкрасилась и приступила к волосам. Сушка и укладка заняли времени не много, и в течении процесса я мысленно себя подгоняла: «Быстрее, быстрей!». Несмотря на спешку, прическа получилась очень даже стильной. И погремев в поисках заколок по шкафам, я с довольным лицом водрузила пару булавок с бусинами в локоны. Осталось прическу закрепить, и только я приступила к фиксации лаком, как вдруг в гостиной что-то скрипнуло. И колпачок от баллончика упал на столик, а затем на пол. Подняла, пожала плечами и, вернув взгляд к своему отражению, занесла руки для следующего слоя лака, и тут в просвете моей двери возникает движущаяся тень. Тень в абсолютно пустом доме, ведь на церемонии сейчас все, включая собаку.

Волосы стали дыбом, руки дрогнули и колпачок вновь преодолел расстояние до пола, но я не рискнула его поднять. Стою, оцепенев, и надеюсь, что мне привиделось. Звук торопливых незнакомых шагов, идущих к моей комнате, вырвал из состояния ступора. Сейчас или никогда, но просто так не сдамся. Я сделала шаг к двери, приготовившись дать отпор, а она резко распахнулась, и темная фигура шагнула ко мне, произнеся неизвестным голосом:

— Оля?

— Ааааааааааааа! — мой вопль разнесся по комнате и дому, а я, зажмурившись, с остервенением жму на баллончик и выпускаю струю лака в лицо вора. И уже представляю, как буду вызывать с домашнего полицию, затем Сережу, и опоздаю на церемонию бракосочетания по веским причинам.

Вопль прекратился, как только у меня забрали орудие для самообороны: — Оля, что вы творите?

— Я? — отшатнувшись назад, открыла глаза.

— Хоть бы без блеска… Иначе, где я себе найду второй выходной костюм? — спокойно поинтересовался Алексей, старший сын Богдана Петровича.

— Вы?! — я отошла, чтобы признав в нем Краснощека, рухнуть на кровать. — Вы не вор…

— Надеюсь это не сожаление. — Заметил он, на что ответить я была не в силах.

— Я та-а-ак испугалась!

— Вижу, половину баллончика на меня истратили.

— Ой, блииин…

— Это не блин, а пятно. — Он продемонстрировал участок поражения и неожиданно весело улыбнулся. — Вы залакировали мне галстук и рубашку. Лак высохнет?

— Не-не-не знаю. — Все еще не верилось, что это нормальный живой человек, которые имеет полное право находиться в этом доме. Судорожно сглотнула, мечтая оказаться подальше отсюда, от этой сцены и разборок.

— А кто знает?

— И этого не знаю. — Я закусила губу. — Извините!

— Это вы меня извините, не думал, что напугаю. Я приехал за вами, Сергей должен был предупредить.

Я кивнула, соглашаясь — да, должен было, но от только…

Алек окинул меня взглядом и улыбнулся. — Вы готовы?

— А лака больше нет? — я коснулась своих волос, дрожащей рукой. Испуг испугом, но быть на свадьбе с вороньим гнездом на голове не хочется.

— Еще чуть-чуть. — Вручил мне баллончик. — Но если хотите, возьмем еще один по пути.

— Не-не надо. — У зеркала стремительно завершила фиксацию. Взяла сумочку и обернулась.

— Идемте?

— Да.

Он закрыл дом, и помог мне занять место в машине. Второй раз с ним сталкиваюсь тет-а-тет, и второй раз попадаю впросак. Как же неприятно. Теперь эта байка станет притчей во языцах. Мои мысли прервал его смешок:

— Знаете, впервые на 100 % не сожалею о своем росте.

— Почему?

— А вы только представьте, как бы я сейчас выглядел, будь на голову ниже.

— Красноглазым…

— И с завидной укладкой. — Алексей подмигнул мне, и напряжение сошло на нет.

Выездная роспись была проведена в старинном и очень красивом Стрыйском парке, вдали от пешеходных дорожек на лужайке под тенью кленов. Раиса исполнила свою мечту, устроив роспись, как в американских фильмах: с маленькими букетиками на стульях, цветущей аркой над молодыми и нетрадиционной речью работницы ЗАГСа. Нас было не много, всего человек пятьдесят разместились на стульях вдоль прохода к алтарю.

Двое фотографов и один видео-оператор отлажено нащелкали и зафиксировали каждый шаг невесты в элегантном белом платье. Классический крой подвенечного наряда до колена с зауженной талией и вырезом до середины спины ей очень шел, Богдан Петрович в черном костюме выглядел как на картинке, со смешанными чувствами гордости и мужского превосходства он смотрел на нее, не отрывая глаз.

— Ты когда-нибудь расскажешь, как у тебя это получилось? — вопрос Людмилы Васильевны, сидящей рядом, вырвал меня из размышлений.

— Я не знаю, что рассказывать. Они сами.

— Оленька, они сами уже года три…

— Я думала, больше.

— Я тоже так думала, но Раиса сама призналась — три. У нас вчера был маленький праздничный вечер откровений.

— Так, я еще и девичник пропустила?!

Надо же, я, которая во всех идеях безоговорочно поддерживала невесту, пропустила такое событие!

— Да, какой там девичник, одно лишь название. Сели, закусили, выпили и давай обсуждать насущное: мужиков, болячки, детей, здоровье, о белье и косметике меньше всего говорили.

— И без стриптиза? — расстроилась я.

— Какой стриптиз… все проходило под крышей родного дома жениха. — Отмахнулась Людмила Васильевна. — Так что ничего ты не пропустила.

— А где будет само пиршество проходить?

— Они ресторан заказали.

— Какой именно? — прошептала я. — Раиса и Богдан Петрович между тремя выбирали: самый дорогой, самый красивый и самый молодой, не приевшийся.

— Дорогой.

— Понятно. Богдан Петрович решил устроить масштабные гуляния в «Галиции»? Или все-таки в ресторане «Чорный кот»?

— Нет. «Галиция». К масонам его тянет из-за 90 % скидки для владельцев карты Локаль.

— Так это же просто финт легкого запугивания посетителей. У них в меню все цены завышены, так, что до сердечного приступа недалеко.

— Хорошо, что считают по нормальным. — Согласилась она.

Ну, цены ценами, глава семьи может платить и по указанным ценам, но почему ими выбрано совсем не романтичное место?

— Неужели ему очень нравится захламленный проход через квартиру мужика в халате?

— Плюс порции, — сделала намек Людмила, — там продуктов не жалеют, готовят вкусно. А еще с хозяином знаком и атмосфера таинственности и секретности очень интересна.

— Да уж… Если поговорить не о чем, можно начать ознакомление с информацией на стенах.

Я вспомнила, первое свое посещение ресторана под конвоем младшего Краснощека, попав туда в первый раз, думаешь, что ошибся дверью. А потом что ошибся не только дверью, но и эпохой. Но видимо такое впечатление было только у меня, потому что остальные очень даже обрадовались, услышав, куда направится наша процессия.

После церемонии все мы слаженно собрались и загрузились по машинам. Алексей сегодня был без супруги, поэтому мне отвели место в его машине рядом с водителем, а вот Сережа и Гав сели сзади. Гнетущее молчание между ними говорило о надвигающейся грозе, своеобразное затишье перед бурей.

Приехали, заняли свои места, поздравили хором молодых, отсчитали время затяжного поцелуя, и не успели отзвучать первые тосты, младший утянул меня танцевать. Странное дело, сам он зол на свою подругу, а с вопросами пристает ко мне.

— И где ты задержалась?

— Вначале дома, потому уже тут, во Львове.

— А говорила с кем?

— Ты о чем?

— Оля твой мобильный два часа подряд был занят.

— У него очень старая модель, но очень добротная система. Поэтому вторые входящие мой телефон не ловит.

— Я это уже понял. — Скрипнул он зубами. — С кем ты говорила?

— А представляешь, у меня есть друзья готовые общаться более получаса по телефону.

— Я в этом не сомневался. Эти друзья такие же, как тот?

И с чего вдруг я должна отчитываться?

— Разве это имеет значение?

— Имеет. Мне искренне жаль отца.

— Мое опоздание Богдана Петровича ничуть не расстроило, и если ты…

— Кто говорит о расстройстве? Я о разорении. Если поле каждого дружеского звонка ты будешь выпадать в осадок, отец разорится на твоих отправках домой.

— Это ни в коем случае не ударит по бюджету вашей семьи. Он не так часто звонит.

— Будет лучше, если ты сократишь с ним общение до нуля.

Может быть и сокращу, может быть и нет. Я сама еще не решила, что мне делать со своей глупостью. Да, слышать его все еще больно, и очень обидно за себя, но и расстаться с Лешей я все еще не готова. Почему-то мысленно цепляюсь за него, как за последнюю соломинку и никак не отпущу. И в этом я с трудом призналась сама себе, как и в том, что удерживать образ рыцаря становится все больнее.

Посмотрела на Сережу снизу-вверх, раздумывая над тем, имею ли я право давать ему советы на любовном фронте, раз уж он первым начал. А младший Краснощек вскинул бровь и ухмыльнулся: — Решилась?

— Решилась… и хочу сделать встречное предложение.

— Какое?

— Расстанешься с Котенком Гав?

— С кем?

— С Катей твоей.

Прозвище для новой девушки Сергея было выбрано неспроста, хотя на персонаж из старого советского мультфильма она похожа менее всего. Во-первых: прозвище соответствует мягкому обращению по имени, его новую пассию зовут Катей, а во-вторых: она, конечно девушка, и умеет быть милой, но в спектре ее голосовых комбинаций преобладает гавканье. И каким бы ни был повод, у нее через раз получается то погавкать, то порычать. В прошлом, когда пара только начала встречаться, я удостоилась разъяренного лая девушки, причина была нелепой — назвала мотоцикл ее бывшего парня — хрустиком. Знала бы, как она отреагирует, вообще не общалась бы с ней, и не пыталась бы навести мосты.

Более двадцати минут Катерина как, бешенное животное, с пеной у рта доказывала, что монстр на котором гасает ее… то есть не ее, бывший, но все еще очень дорогой Витек — это не хрустик, а почти Harley-Davidson. Чтобы не быть укушенной, пришлось тихо и мирно согласиться и сбежать.

— Почему я должен с ней расстаться?

— Если не ошибаюсь, последняя ее выходка основательно подпортила твое имущество. Кстати, из ее слов выходит: она сильная до жути и в последнем споре двинула тебя так, что вы чуть было не въехали в столб.

— С тобой я это имущество чуть ли не разбил. — Напомнил хмурый партнер по танцу об аварийной ситуации в нашу первую совместную поездку.

— Хочешь сказать, что твое авто осталось целым? — он хмыкнув отрицательно помотал головой. — И во сколько обошлись кузовные работы?

— Мы обошлись без вмятин. Потребовалась лишь покраска и шлифовка.

— А ноут, подаренный тобой, вернуть с того света удалось?

— Его повреждения были не сопоставимы…

— С жизнью?

— С нормальным функционированием. — Завершил Сережа.

— Зато… в этом есть огромный плюс! — решила я внести позитив в наш диалог.

— Какой?

— Она дала тебе понять, что указывать ей на что-либо ты не вправе.

— Знаешь, Сморчок…

Вот опять злится на нее, а срывается на мне. Спасибо, знать не хочу, что он сейчас скажет. Я улыбнулась и нанесла еще один укол:

— Кстати, ты наверняка так же не вправе спросить, где золотой браслет. Предположительно она его уже толкнула в ломбарде, но уверена, тебе даже этого знать не положено.

— Что? — он стал как вкопанный. — Оля, не наговаривай!

— Хорошо. Я помолчу.

Молчать мне теперь можно было сколько угодно, потому что, как говорится, направление для размышлений дано, заявления мои обоснованы, примеры приведены. Так что не было ничего удивительного в том, что он сам через минуту поинтересовался:

— С чего ты взяла?

— Что взяла? — пусть лучше уточнит вопрос, чтобы я не сказала еще чего-нибудь нелицеприятного о Котенке.

— Я о браслете. С чего ты взяла, что она сдала его в ломбард?

Посчитав опасным заявить в лоб, что я его сегодня видела в витрине, пошла окольным путем:

— На твой день рождения она пришла в полном комплекте и долго и нудно хвасталась: серьгами, цепочкой с кулоном и браслетом. — Мой партнер задумчиво кивнул.

— А на маевке появилась без сережек, помнишь?

— Нет.

И правильно, что не помнит, они тогда крупно повздорили, и Катерина на следующий же день уничтожила ноутбук. Продала ли она его на запчасти или нет, но ультратонкий ASUS с алюминиевым покрытием более никто не видел.

— А ладно, это уже не так важно, потому что сегодня она себя украсила только кулоном из того золотого набора. — Отмахнулась я.

— В смысле: только кулоном?

— В прямом. Кулон из набора, а цепочка уже не та. И возникает вопрос: ты не в курсе ее бывший… Витек свой байк восстановил или все еще копит на детали?

— Оля… — выдохнул Сережа и даже как-то не зло, а с разочарованием.

— Извини за правду жизни. Но она нигде не работает и вряд ли окончательно порвала с тем, потому что до сих пор пытается искусать первого плохо отозвавшегося о нем. К тому же вы начали встречаться, как раз после того как байк у Витька накрылся медным тазом.

— Извини… — на этом меня оставили одну в середине танцпола.

— Извиняю.

Кажется зря я наехала на его Котенка Гав сегодня, но он сам придерживается мнения: «лучше раньше, чем поздно и тем более лучше, чем никогда». Кто ее знает, вдруг опять попросила что-то преподнести, а он уже купил.

Не прошло и получаса, меня пригласил на танец сын Раисы, тот самый Александр. Метр шестьдесят с кепочкой в прыжке, смуглый веселый и находчивый ловелас лет так двадцати восьми. Спортсмен и заядлый гуляка. Он, не прерывая комплимента, какая я красивая, заявил о том, что знаком со сливками Львовского общества, тусуется в самых дорогих клубах, но такой красоты, как я, не видел.

Спасибо, ему большое. Но пусть тусуется там и далее сам. Не дождалась окончания лирической песни, потому что в меру приятный Алекс был уже не в меру пьян. Лапать не лапал, но держал очень крепко и слишком близко, так что запах выпитого им я распознала быстро и это многократно усилило желание вырваться из цепких лап. Поблагодарив за танец, и поспешила скрыться. Но не тут то было, возле туалетов приметила злую Гав, пришлось вернуться в зал, а там как назло стоит Александр с распростертыми объятьями — меня дожидается.

И не то, чтобы с перепугу, но как-то очень резко я свернула направо, и столкнулась с препятствием.

— Опять? — вопросило препятствие голосом Алексея.

— Из-звините…

— Нет, не извиню.

Я шагнула в сторону и подняла глаза вверх: — То есть как, нет?

— Пока со мной не потанцуешь, не извиню. — Заявил он, с легкостью перейдя на «ты».

— Но там никто не танцует, — я указала на опустевшую площадку, — и музыка не подходящая.

— Подождем.

— Но…

— Оля, ты мне должна.

— Я?! Ты что-то перепутал, это с тебя причитается лак.

— Баллончик лака сопоставим по стоимости с галстуком и рубашкой?

— Не знаю. — Я подошла к вопросу о стоимости так, как это делает моя Люсиль. — У тебя чеки на них остались?

Улыбка на лице Алека зависла.

— Нет? Тогда на каком основании ты утверждаешь…

Меня прервали, деликатно приобняв за плечи и будничным тоном Богдан Петрович обратился к старшему сыну: — Алексей, позволь увести твоего оппонента.

— Позволяю.

Оказавшись на площадке, я улыбнулась главе семейства:

— Прекрасно выглядите! Роспись прошла великолепно! И Раиса очень счастлива! Кстати, почему девичник проходил под вашим неусыпным надзором?

— Я хотел поговорить на счет сегодняшнего.

И прищур такой, как у дознавателя. Но это еще не повод раскрывать все свои секреты. К прищуру Богдана Петровича я уже привыкла и к его рыку, и даже к мату. Корчей в последнее время намного меньше, но он все еще несдержан, стоит только завести разговор об операции.

— Ой, только не спрашивайте меня о брачной ночи. Я была уверена, что в этой сфере вам известно все.

— Вопрос не в этом?

— Думаете, Раиса не в курсе дела? — подмигнула я, вызвав его смешок.

— Оленька… — его тон пресек все дальнейшие намеки. — О каком подарке говорил Сергей. Я же прямо сказал, обойдемся без подарков.

— А с чего вы взяли, что подарок вам?

— А разве нет? — и не понять, его это веселит или огорчила.

— То есть… У меня маленький презент для Раисы, который лишь косвенно касается вас.

— И что это?

У него прищур пропал, так что я решила пошутить:

— Запись на курсы тантрического се…

— Какие? — он крутанул меня и мягко привлек обратно. Понятно, больше не шучу.

— На йогу и массаж.

— Очень… хорошо. — Похвалил мое решение глава семейства Краснощек.

— Я знала, что вы оцените.

 

12

В студии стало тихо. И взгляд удивленной ведущей сменился не менее веселым смехом.

— Залакировала?!

— Да. — Леша поцеловал мой лобик. — Вещи канули в лету.

— Но у тебя осталась я.

— И я более чем этим доволен.

Отсмеявшись, розовощекая Ева обратилась к нему:

— Когда вы поняли, что Ольга ваш человек. Редкий алмаз, который следует удержать и сохранить?

— Через три месяца. В сентябре.

Я покосилась на мужа. Мне он ничего толком не рассказывал на этот счет. Чаще всего говорил, что мое условие пятилетней давности вынудило его помнить милую массажистку Богдана Петровича. То есть наша встреча в последний месяц работы на семью Краснощек, а теперь получается раньше.

— Когда именно? — задала вопрос я и, поймав загадочный взгляд мужа, затаилась.

— Когда мой бизнес рухнул.

— Ты не приезжал во Львов. — Упрекнула я, точно помню, что я его в то время в глаза не видела. — Мы тогда не виделись.

— Приезжал…

— Неожиданное обстоятельство, как это случилось? — спросила Ева, встряхнув золотистыми локонами.

Муж ласково провел рукой по моему плечу: — Позволишь рассказать?

— Шутишь, я настаиваю! Когда я еще услышу что-то хорошее от тебя о себе.

— Да, это редкое явление. — Он медленно кивнул и улыбнулся:

— Как рухнул бизнес, я и сам толком не понял. Это выяснилось спустя месяц, а может быть два. Оставим эту историю историкам. А вот о том, что Оля бесценна мне довелось узнать косвенно.

— Что-то не нравится мне это уточнение… косвенности. — Протянула я. — Леш, что ты сделал?

— Ничего противозаконного.

— А конкретнее?

Ева подалась вперед, ожидая новой информации: — Если ничего противозаконного нет, можем мы узнать немного больше?

— Я приезжал, Сергея и отца дома не было, Раиса в первый и последний раз посетила знаменитого парикмахера и на мое счастье Оля осталась дома одна-одинешенька…

Мое сердце остановилось под гипнотическим взглядом карих глаз. Нет, тот день или та ситуация мне не вспомнилась, я просто обомлела в сотый раз понимая — какой же он у меня красивый, и какой же он у меня скрытный.

* * *

Со дня свадьбы Богдана Петровича я была загружена под завязку. Он дал свое согласие на обследование, чтобы я могла лично удостовериться в успешности проделанной работы. Удостоверилась и, вооружившись новыми аргументами начала готовить его к принятию верного решения. Раиса Викторовна в вопросе операции меня поддержала, Сергей согласился так же, Алексей…

На счет старшего сына трудно было сказать что-либо определенное. Он исчез из жизни семьи так же внезапно, как и объявился. Названивал время от времени, рассказывал о шатких делах в своем предприятии, консультировался с отцом и вновь исчезал. В то время казалось, что дела на спад идут у всех. Сергей пережив разрыв с Гав, потянулся к еще более странной девице, усыпанной татуировками с ног до головы. Отношения их длились не долго. Недели две или три пока они меня с вокзала не подвезли на Дагестанскую. В поездке девушка недвусмысленно намекнула, чтобы он проколол себе чего-нибудь или набил ее имечко на плече, а лучше на более примечательном участке.

На его удивленный вопрос: «зачем?», ответила следующим образом: «чтобы всякие козы знали, кому ты принадлежишь!», а то, что она в этот момент зло смотрела на меня, от водителя не укрылось, благодаря зеркалу заднего вида. Татуированная «Ириша» — как он ее называл или «Ирка» — как звала себя она, сидела на сиденье сзади. Что примечательно, ее впереди не укачивало никогда, просто исходя из ее слов, с заднего сиденья проще следить за тем, куда косит взглядом Щек. Для обращения к Сереже, имя ей использовать было впадлу, а выговаривать всю фамилию лень, в итоге порядочный и приятный парень с хорошим образованием и достойным поведением получил от девицы едко звучащую кликуху «Щек».

В тот же день они расстались.

Его я нашла в столовой через два часа, сидящим в темноте и смотрящим в никуда.

— Тебя, оказывается, на крайности тянет. — Вошла, включила свет над рабочей зоной и сварила кофе. А он молчит, не двигается и не отвечает.

— С содроганием вспоминаю двух предыдущих. — Я поставила перед ним чашку кофе, хотя знаю, этот напиток младший сделал бы намного лучше. Но раз он не в состоянии, так и быть буду великодушной. Поставила на середину стола домашнюю выпечку и вновь попыталась его растормошить:

— Селозя, так ты любишь специфичных девушек?

— Ты, Сморчок, тоже благоразумием не отличаешься.

Покосился на кофе потом на меня, картинно поморщил нос, вздохнул и придвинул к себе сочники приготовленные Людмилой. Кофе он будет, просто для начала меня позлит своим равнодушием.

— Мои увлечения не расписывают кожаные сидения Lexusa, заклеймить тело татушкой не просят, не встречаются со мной из-за денег и глупые клички не дают.

— Да не скажи, Ольчик! — повторил он обращение, которым пользуется рыцарь Леша.

Я промолчала, проглатывая колкость.

— И зачем тебя клеймить? — продолжил младший. — Вены ты себе вспороть, не вспорешь, а вот в петлю полезешь, как только он подаст сигнал. А это знаешь ли круче, чем тату.

— Что?

— А что? Ты до сих пор ему отворот поворот не дала. — Грубо отрезал он и оттолкнул от себя тарелку, а затем и чашку двинул так, что половина расплескалась на столе.

— Еще полгода или год в таком режиме и твоя психика даст трещину. На крестинах его дитятки, или на свадьбе, а может быть, когда он соловьем запоет, рассказывая о своей женушке, руки сами потянутся…

— Я не… У меня нормальная психика!

— Ага, в курсе. — Вредничающий Селозя поднялся из-за стола. — Теперь скажи, что твои увлечения не названивают среди ночи.

— Откуда…?

— Ну, а кому в третьем часу ты щебечешь: «П-при-вет!»

Это было всего-то раз или два. Леша неожиданно звонил среди ночи, и я спросонья отвечала, не глядя на номер. Хотя, чего таить, я помнила на кого установлена эта мелодия на телефоне и отвечала, зная, чей голос услышу. Но Сергею об этом, откуда знать? Неужели в доме плохая шумоизоляция?

— Что? — он вскинул бровь. — Хочешь сказать, что ты не из-за его звонков, попросилась домой?

Стало понятно, откуда ветер дует. И, конечно, он отчасти прав, но это еще не повод припирать меня к стене и требовать ответа.

— Я соскучилась.

— Теперь я знаю, что меня притягивает в специфичных девушках, — он вышел, напоследок двинув стулом. И уже из гостиной послышался едкий смешок. — Желание избавиться от скуки.

Это был удар под дых.

Леша… мои фантомные боли не захотели уйти тихо и незаметно, не смотря на то, что свечечку я отвезла к маме, и заставила себя не проверять почтовые ящики по сорок раз на дню. В особенно тяжелые дни, казалось, что бесславный рыцарь забыт. Но он вдруг неожиданно напоминал о себе сам — звонил, присылал сообщение или письмо — одной строкой. И почти разорванная лента привязанности, вдруг под действием его голоса начинала прорастать новыми нитями. А вслед за ними и крамольные мыслишки не заставляли себя ждать: «он чувствует, то же самое», «он боится это показать», «связь есть, он сам не в силах противиться», «он думает обо мне», «я ему интересна!»

Но все оказалось намного проще и примитивнее. Алексей названивая, если и интересовался моими делами, то исключительно по просьбе Димки. Будучи хорошим другом, он просто не отказывал ему в новой информации, и себе в неограниченном внимании с моей стороны. А я слушала, сжав руки в кулаки и стиснув зубы. И все это время боялась спросить у него, а затем и у себя простое, но очень важное: «Зачем ты так со мной? Зачем?»

И вот теперь Сережино замечание о петле и вскрытых венах метко попадает в цель. И я не могу честно заявить, что не боюсь того момента, когда Леша скажет: «Прощай, Ольчик!» или что-то равнозначное этому, например: «Я уже женат!» Боюсь до одури и ничего с собой поделать не могу.

15 сентября я, глядя на трезвонящий телефон, испытала весь спектр ужаса, на который была способна. Окаменела, покрылась бисеринками пота, но дрожащей рукой нажала на прием.

— Ольчик?! — сдавленный голос Леши резанул по сердцу. Что-то случилось, что-то страшно его огорчившее, а я не хотела отвечать на звонок!

— Да, я привет…

— Оля, все сгорело.

— Что? — я опустилась на кресло в гостиной, а перед глазами уже проносятся картины горящего дома в Днепропетровске, дома где я родилась, где развелись мои родители, Наяву увидела маму в слезах, Димку в крови с плохо перебинтованными руками, потому что мой старший при пожаре сложа руки сидеть не будет, кинется в гущу. А может он в больнице? Или хуже…! Или сгорела квартира тети, а там мама… Господи! Только не это!

— Леша, что сгорело?

— Дело! — выдохнул рыцарь.

Послышалось тело, его тело. То, что предстало перед моими глазами, было ничто в сравнении с ужасами ожогового отделения, где я временно помогала тете, как санитарка.

— Ты сгорел? Ты… обгорел? А… какова зона поражения, какой степени? Ты где лежишь? — он молчит. Стоит ли говорить, что мое воображение в эти секунды лишило его дыхания и сил для последних слов.

— Леш, Лешик! — закусила губу, чтобы не зареветь в голос. — Ответь мне ты где?

— Я здоров. Мое дело сгорело, — болезненно выдохнул он, — мой кабинет сгорел! Аппаратура, инструменты… Все!

— Как?

— Синим пламенем. Все, слышишь, все кануло! Мои кредиты, мои клиенты, мои сбережения… Черт!

— Леш, Лешенька… — я чуть не рассмеялась от счастья, что жив и здоров, не обгорел, дымом не надышался. Вытерла набежавшие слезы и нетвердой походкой переместилась в кабинет Богдана Петровича. Здесь висят фотографии моего родного города, придающие мне силу и уверенность. В прошедшие месяцы пребывания в этом доме я готовилась к сложным разговором с главой семьи Краснощек здесь, и именно здесь же их проводила. Смотрю на снимки и в сотый раз благодарю высшую силу за то, что родные мои живы и бушующий в телефоне Леша не пострадал.

А он все рассказывает, как горели те склады, как пламя из-за пожарных перекинулось в сторону двухэтажных строений на территории рынка. И хоть бы одна тварь позвонила раньше, до того как возгорание возникло на первом этаже. Но позвонили с опозданием. И все что он успел вынести и открутить, это малые крохи в отличие от того что осталось внутри.

— Материалы, клиентская база данных, снимки, протезы… стол!

Я дала ему еще минут десять, в течение которых поняла, что все сгорело двадцать четыре часа назад, до этого он подрался с кем-то из пожарников, потом с кем-то из арендодателей повздорил и попал в СИЗО. Оттуда его вытащил партнер. Я удивилась, подумав будущий, оказалось бывший. Так как партнер ничего не подписывал, а лишь спонсировал, то хочет забрать свою часть из сохранившегося и отчалить, оставив Алешу разбираться с кредиторами, страховщиками, клиентурой и прочей мишурой. Потом с Наташей поссорился. Потому что она, видите ли — так и знала, что у него ничего не получится и начала собираться к маме, домой.

Димке моему не звонил, других дружбанов дергать не хочет, ведь, они его не поймут, как и раньше не понимали. Вот и осталось, что звонить мне. А вообще он сидит в заброшенном парке, недалеко от ментовки, рядом бутылка водки и осколки разбитого телефона, который уже не пытается наорать на него требуя ответа.

— Лешик, ты умница. — Это было первое, что я смогла произнести за двадцать пять минут его ругани и единственное, что заставило его выпасть в осадок.

— Ты не напился в зюзю, не подрался…

— Но…

— Шшш, если ты не сидишь подследственным, то можно сказать и не дрался вовсе. Бутылка водки рядом, считай для растирания, кулаки явно в крови так?

— Так.

— Вот и смажешь, чтобы обошлось без заражения. Тебе сейчас нужны: ясная голова и целые руки.

— Чтобы вернуть долги. — Горько выдохнул он. — Там такие суммы…

— Чтобы возродить свое детище из пепла. — Возразила я. — Не считай это долгами, пусть это будет твой вклад в мировые ошибки. Скажем так, ты позволил сжечь Москву, чтобы выиграть войну.

— Это когда было, Ольчик…

— Хорошо, давай ближе к нашему времени. У 67 летнего Томаса Эдисона лаборатория сгорела, унеся труды многих десятилетии его работы.

— И?

— И это тебе не Чернобыль — все же остались живы.

Он тяжело вздохнул. Явно подбирая слова, чтобы сказать: «Ок, Ольчик, я понял. Давай закончим на сегодня. Я и так потратил твое время… позвоню потом». Яснее некуда, что он мне не верит, да и слышать что-либо, окрашенное в нездоровый позитив, не хочет. Но достучаться до него нужно сейчас, потому что в другой раз он просто этого не позволит.

— Я понимаю, это не твоя ошибка, а расплачиваться придется. К тому же прогореть вначале, когда ты только-только расправил крылья — ужасно. Перестаешь верить в себя и верить в успех. Но… — я сделала паузу и задала резонный вопрос, — разве ты можешь сейчас сдаться? Не солоно хлебавши, вернуться за Наташей домой. В тот круг общения, который никогда тебя не поддерживал, и забыть о первом сгоревшем деле не даст. Скажи, мне, разве ты не взялся за это дело наперекор всем и вся?

— Ну…

— Взялся, сделал, получилось! Ведь получилось, ты сам мне рассказывал, что клиентура начала подтягиваться, а это дорогого стоит.

— Да… начала.

— Знаешь, это еще раз говорит о том, что выходы есть, возможности для развития с нуля существуют. И ты нашел их. Не просто отмахнулся как дружбаны твои, мол, рожденный ползать, летать не может, а взялся и сделал. И они заткнулись. И ведь замолкли в ожидании, когда твое дело рухнет, чтобы потом в пьяном угаре мерзко хрюкать, что у тебя ничего не вышло. Прогорел и сдулся.

— Оля… — взбрыкнул он, не соглашаясь.

— Что Оля? Попытайся сказать, что я не права. Приедешь домой, начнешь квасить, чтобы унять омерзительное чувство проигрыша и обязанности возвратить долг. Неделю где-то тебе на это дадут родные, потом всем скопом помогут собрать нужную сумму для возврата. Ок, долги ты с их помощью вернешь, вот только они в счет этого посмеют направить тебя на путь истинный. И будут уверенны, что ты обязан послушаться.

Он молчит, дыхание стало сдавленным и частым.

— Что они тебе в прошлый раз предлагали?

— Поликлинику частную, рядовой стоматолог.

— Прекрасные перспективы. — Похвалила я. — А в этот раз, чтобы ты с долгами расквитался придется устроиться еще и на вторую. А жену содержать это тебе не шутки. Через год…, хотя нет, с нашими зарплатами через два, может быть и расплатишься, а желания начать заново не будет. Отобьют. И возникает вопрос — тебе оно надо?

— Нет не надо.

А вот и первое соглашение, лед тронулся!

— Смотри, — я набрала побольше воздуха в грудь, чтобы привести свои доводы в пользу его положения. — Ты в Москве, там заработки выше наших, прописка у тебя есть, здоров, силен, с мозгами. В общем, работать можешь, да и выбора там намного больше. Говорят, только ленивые себе дела не найдут. И это замечательно. Влезь в долги дома, своим возвращать легче это, во-первых, а во-вторых: никто по ребрам монтировкой бить не будет, если с возвратом запоздаешь на месяц или два.

— Да… только кулаками. — Послышался его смешок.

— Кулаки ты переживешь. Монтировку вряд ли. — Ответила на полном серьезе. — Леш, в Днепропетровск не возвращайся, пока не начнешь свое дело заново. И скажи, сколько налички у тебя осталось?

— Две триста. — Он ответил глухо.

— Рублями?

— Евро.

— Хм, две триста евро, без компенсации родным за погибших родственников — это вообще шикарно. Ты можешь только на них протянуть три месяца. Слышишь?

— Слышу.

— Лешик не отчаивайся. У бизнесменов постоянно возникают задачи, которые им необходимо решить.

— Ты хотела сказать — проблемы.

— Нет. Задачи. У Бодо Шефера они хорошо прописаны. Вначале в твою идею никто не верит, затем деньги на нее дать никто не хочет, потом все завидуют, а партнер начинает смотреть в сторону, в смысле ему уже не нравится то, что вы делаете. И его же приходится вдохновлять.

— Да, в точку по всем пунктам. — Леша вздохнул. А я мысленно увидела, как он откинулся на спинку скамьи, и потер занявший затылок, чтобы в следующее мгновение вытянуть ноги. Да, я слишком хорошо запомнила его привычки.

— И это только начальный этап. Потом будут клиенты, которые не платят, потребуется запас, так сказать жировая прослойка на счете в банке на черный день. Затем могут появиться работники, чья квалификация тебя не устраивает. Придется искать новых или подтягивать старых. А еще…

— И еще? — разыграл он вселенский ужас.

— Да, тебе придется постоянно совершенствовать предлагаемые услуги. И не сдаваться. Потому что это твоя мечта, а к мечте нужно идти.

— Что-то после такого расклада…

— С каких пор тебя пугают сложности? Ты же Алексей, а люди, названные этим именем, никогда не бросают дела на полдороги. К тому же ты рожден осенью.

— И что это значит? — затаив дыхание поинтересовался он.

— А вот сам посмотри. И выбери для себя лучшее. — Вот теперь самое время закончить разговор, так чтобы у него не было отрицательных мыслей. — Леш, держись! И звони мне чаще, я буду рада тебя услышать. Хорошо?

— Хорошо. — Повторил он спокойным голосом.

— До связи. — Я отключила телефон и тихо прошептала. — У тебя все получится.

 

13

Пока муж с улыбкой рассказывал, как он вошел в дом, отсидел все время моего телефонного монолога в гостиной, а потом тихо улизнул, ведущая не сводила с него завороженного взгляда. Я непроизвольно обратила его внимание на себя:

— То есть ты подслушал.

— Я вдохновился. — Ответил Леша, погладив мои пальчики. — На тот момент на моем счету лежало больше, но при этом я был уверен, что на такие деньги люди не живут. Так что твой воодушевляющий монолог пришелся как нельзя кстати.

Из того что он мне рассказал много после случившегося я помню, что на его счету было порядка пятидесяти тысяч. Совсем не малые деньги, если учитывать, что есть и собственная крыша над головой, и машина у ворот. Но супруга Алеши за деньги эту сумму не считала. А потому она не могла, подняв эту темы выражаться сдержанно. Скандалы начинались с мелочей, а в итоге она настаивала, чтобы супруг взял кредит в банке, обратился к отцу за помощью, продал свою машину и начал играть на Форексе, будучи абсолютно уверенной, что ему повезет там, где прогорают новички.

— Ольга, а вы так ничего и не заметили?

— Заметила. Тень. Но от поисков отбрасывающего ее человека, отказалась почти сразу же.

— Что этому способствовало?

— Раиса Викторовна вернулась из парикмахерской.

Ева улыбнулась и понимающе кивнула: — С тех пор она не посещала более именитого стилиста.

— Да. Зато в доме целый месяц жил сказочный персонаж Мальвина, и мы все успели к ней привыкнуть.

Ведущая шоу мягко рассмеялась: — Итак, когда же вам удалось рассмотреть в Алексее тот неграненый бриллиант, которого вам не хватало для полноты…

— Коллекции? — улыбнулась я.

— Мироощущения. — Утвердительно предположил муж, и Ева кивнула.

— К сожалению, при малоприятных обстоятельствах. — От смущения я потерла нос и тихо добавила. — Моя готовка чуть не убила Сергея.

— Он сам себя чуть не убил. — Поправил меня Леша с улыбкой. — Ты же не вливала в него тот суп.

— Да, но я оставила его на плите, и он попробовал, и…

— И? — поинтересовалась, сидящая напротив.

— И это стало последней каплей на его пути в больницу.

* * *

Завершив разговор с Лешей я увидела тень в коридоре, тут же набрала Сережу и, слушая гудки вызова, вышла в прихожую.

— Да? — прозвучало в трубке после третьего гудка.

— Кажется, я зря тебя тревожила. — То, что предстало предо мной, было синеволосым, как Мальвина, и грустным, как Пьеро, поэтому тихо раздевалось и разувалось, стараясь не выдать своего возвращения.

Когда младший Краснощек раздраженно спросил: «Оля, что там?»

Я не менее удивленно ответила:

— Раиса?

— Что с ней? — я молчала, продумывая, что сказать. Не объяснять же ему, что новоявленная хозяйка дома стала жертвой стилиста и теперь чуть ли не плачет, глядя на себя в зеркало.

— Ничего. Извини, что побеспокоила. Я тебе потом перезвоню.

К тому моменту, когда я кое-как успокоила супругу Богдана Петровича, приготовила ей чай и усадила на кухне, в дом ворвался гневный младший, требуя объяснений.

— Сморчок, что за дела?! Я дозвониться на твой телефон не могу, а домашний… — тут он завис, разглядывая синевласку.

— Ой, Селозь, кажется, я в смятении отрубила все телефоны в доме. И…

— Все. Я все понял.

— Спасибо.

Он кивнул и остался стоять истуканом посередине столовой.

— Есть будешь? — предложила, исключительно чтобы истукан вышел из ступора и перестал вгонять мачеху в краску, с нее краски на сегодня достаточно.

Младший приложил руку к ребрам, посмотрел на часы, дал добро, и пошел повесить куртку.

— Есть картошка в белом соусе. Тебе как набрать: с мясом или без? — спросила вдогонку.

— Конечно с мясом, — заступилась за него Раиса, — к вегетарианцам не примкнул, и надеюсь, не примкнет.

— Это вопрос времени.

— Почему? — вопрос был адресован уже вернувшемуся Сереже, но ответила я.

— У него появилась новая девушка… Вегетарианка и поборница жестокого обращения с животными. И как следствие их насильственной смерти. И зовут ее…

— Алла. — Младший сел на свое любимое место и, вытянув ноги под столом, попросил подать еще салат, перец красный и копченую колбасу из холодильника.

— А сам?

— А я уже сел.

Накрыла, как он просил. Затем долила чаю Раисе и устроилась напротив, блестя на него глазами. Он от еды не оторвался, глухо спросил: — Что?

— Что новенького на любовном фронте? Ей понравился твой подарок, оценила?

— Нет.

— А что это был за подарок? — Раиса подалась вперед с интересом переводя взгляд с меня на него. Так как Сергей увлеченно ел и делал вид, что его тут нет, ей ответила я.

— Пятьдесят разноцветных бабочек и часики с кожаным ремешком, очень изящные. — Я покосилась на младшего с улыбкой, — и что она никак не выразила своего восхищения.

— Почему же… выразила, — он быстро сделал себе бутерброд с копченостью, надкусил его, заставил нас подождать, пока прожует и проглотит и только после этого выдал, — она сказала: «люди в натуре такие уроды».

— А где ты вручил ей коробочку?

— В открытом кафе на террасе. И я очень порадовался, что не сделал этого в закрытом помещении, иначе бы она заставила меня собирать трупики и хоронить со всеми почестями.

— Все настолько плохо? — не поверила новая хозяйка дома.

— Да. — Сережа скривился и отложил ложку. — Меня обвинили в создании спроса на эту живность. — И изменившимся голосом спародировал Аллочку. — Как ты мог их же вырастили ради смерти! Потом она поняла, что ремешок на часиках кожаный и чуть не запустила в меня подарком.

— Надо отдать ей должное, ты теперь и поесть нормально не можешь. — Заметила я с улыбкой.

— Еще бы. Зашли в ресторан две недели назад, я еще не знал о ее пристрастиях и сделал заказ на свой страх и риск, пока она носик пудрила. Лучше бы я этого не делал.

— Почему? — одновременно спросили мы с Раисой и затаились, ожидая ответа.

— Вначале над залом разнеслось: «Я не буду есть рыбью икру, это же их не рожденные детки!». В скором порядке предложил ей свой заказ, за первым возмущением последовало второе: «Бифштекс?! Никогда! Бедный теленок!»

— Это что ж за реакция будет на меховую шубу? Я не примерю эту шубку! Из-за нее погибли шиншилы…

— Не знаю, но и мой Lexus ее не порадовал, там же сплошь кожа.

— Атас… — протянула я. — Такси вызывал?

— Да. С пометкой — салон должен быть из ткани.

— Как же она ест в таком случае медовые пирожные? Мы же пчел обворовываем? — Раиса потянулась за сладким и подмигнула мне. — А косметика, как?

— Не пользуется и остальным не советует.

Я тоже потянулась за сладким: — Дай догадаюсь, из-за нее погибают животные, моллюски, коровы, свиньи…?

— Нет, так глубоко она в тему не вникала. — Отмахнулся Сергей и в раздумье взглянул на надкушенный бутерброд, взвесил все за и против и все-таки доел. — Но вот о том, что реакцию на косметику проверяют на зайцах — это да… в подробностях с деталями.

— И какой у нее любимый лозунг или высказывание?

Он поднял взгляд к потолку и по памяти медленно ответил: — Люди своим существованием губят жизни несчастных обитателей Земли и саму планету!

— Суицид во имя спасения несчастных еще не предложила? — спросила я.

— Не успеет!

Приняв это решение, он с удвоенным аппетитом продолжил есть.

Я была уверена, что с Аллой он расстанется в ближайшие дни, но он не только не простился с ней, но и начал следовать ее выбору в питании. Казалось, иначе не объяснить то, что в последующие два месяца он перестал есть копчености, солености, острое, жаренное и жирное. И подметила эту особенность я не сразу, где-то через месяц. Он, тогда как бы, между прочим, заглянул в мою комнату и поинтересовался, сколько таблеток активированного угла идет на взрослого человека.

— 1 таблетка на 10 кг веса. — Пожав плечами, ответила я. Он кивнул и уже направился к себе, когда поинтересовалась: — А что болит? Ты переел?

— Перепил, — последовал его раздраженный ответ, но далее по коридору младший не пошел. Сомневается отвечать или нет, а раз сомневается, значит, можно его доспросить. Присмотрелась к его выражению лица любителя секретности, и поняла спросить можно, допрашивать нет.

Вспомнились слова из домашнего доктора о том, что супер навороченных препаратов он не приемлет, чем проще они, тем лучше. В отца вдался, готов грызть мел, лишь бы не пользоваться незнакомой продукцией: — Желудок или кишечник… болит?

— А если желудок?

— Если рвало можно валерьянку две таблетки для успокоения или разведенную настойку календулы, дома есть. — Если тяжесть тогда уголь.

— А если кишечник?

— «Смекта» однозначно.

— В аптечке домашней есть? — спросил он, неосознанно выдав, что болит в действительности.

— Есть, разводишь в стакане и выпи…

— Понял. — На этом он ушел.

Строгая диета у младшего продолжалась бы и дальше, не загорись я в конце ноября приготовить острый мексиканский суп. Хорошо запомнился тот день. Суббота, 18:30 за оконном уже темно, Сегодня Богдан Петрович и Раиса на машине с водителем отправились в гости и обещали вернуться не раньше часа ночи, Людмила приболела, поэтому на работу не вышла. Поэтому в доме только я, занятая готовкой, и Сережа, который работает за ноутбуком в столовой. И вот это умник время от времени, потянув воздух носом, сообщает, что я что-то не то делаю, и он это нутром чует.

На двадцать пять первых замечаний я резонно отвечала, что пока не попробуешь не поймешь, а на двадцать шестое отвлеклась и мазнула ножом по пальцу.

— Блин! Да что за привычка говорить под руку!

— Порезалась? — он подошел ко мне сзади. — Извини.

— Угу, — я уже поставила руку под воду, — кажется не сильно. Ничего страшного! Сейчас пластырь наклею, а ты помешай пока.

И вприпрыжку помчалась в гостиную к серванту, туда, где стоит аптечка.

— Аккуратнее на поворотах, — послышалось мне в след, — сейчас еще и шишку набьешь.

Я вернулась менее чем, через минуту:

— А вприпрыжку бегаю, потому что запах у супа что надо, чтобы ты ни говорил. Кстати, где аптечка.

— У меня в комнате. — Ответил Сережа и с довольным прищуром, попробовал-таки мою стряпню.

— Ну и как?

— Не попробуешь, не поймешь. — Он протянул мне ложку.

— Сейчас заклею, потом вернусь. А ты продолжай помешивать, у тебя хорошо получается. — Он только хмыкнул.

Я мчусь наверх, открываю двери в его обитель, аптечку нашла сразу же на столе. Пока заклеивала свое ранение, заметила за его ежедневником и приличную стопку пустых упаковок «Смекты».

— Не поняла. — И так и зависла, глядя на фактическое злоупотребление препаратом. — Это сколько же он…

В кухне что-то упало. Что-то большое, а вслед за падением большого, упало и что-то звонкое. Прихватив аптечку, побежала обратно, перепрыгивая через ступеньки. И как предвещал младший, не вписалась на повороте в уголок, поэтому больно задела плечо, а возле двери в кухню-столовую еще и локоть.

— Сережа!

— Только не реви, и не паникуй, — ответил он, стараясь не показать как ему плохо. Улыбается лежа на полу рядом со стулом, за который ухватился при падении, в непосредственной близости от перевернутого казанка и лужи супа, и продолжает в руке удерживать ложку.

— Что болит?

— Ничего.

— Вызываем скорую. — Я развернулась, чтобы выйти за телефоном, и оцепенела услышав его ответ.

— Нет. — Видимо, не одна я скорые на дух не переношу.

Ответил глухо и попытался встать. Спазм, последовавший за движением, скрутил младшего так, что он, мыча, поспешил принять прежнюю позу зародыша. Я подняла казанок и отодвинула стулья, отобрала у него ложку: — Блиииин…

— Суп жалко? — спросил Сережа отдышавшись.

— Да, суп. А еще стиральную машинку, которая будет отстирывать твою одежду, но больше всего мне жаль работников скорой помощи, потому что я их вызываю.

— Не смей! — от окрика я вздрогнула.

— Или им, или твоему отцу.

— Нет. Никто не нужен. — И говорит это, еле-еле разжимая зубы.

А я глупышка надеялась, что он с ходу согласится. Припомнила все странности с едой, случай с таблетками и пошла ва-банк.

— Ты уже два месяца маешься с болями. Поэтому сел на строгую диету, которая некоторое время тебя спасала, но боли не прекратились, и вот уже несколько недель ты глушишь их таблетками и порошками. Может, хватит?

— Сморчок…!

Показное проявление злости, ну-ну посмотрим, что еще он скажет. Не сказал, новый спазм, заставил замолчать секунд на тридцать, когда он отдышался и незаметно попытался смахнуть слеза с ресниц, я поставила свой ультиматум.

— Значит так, выбирай: или я звоню Богдану Петровичу и ставлю его в известность. А в этом случае, мы оба знаем, ты в больнице окажешься, как пить дать; или я вызываю скорую, и ты едешь сам. Если ты здоров, я так и быть ничего не расскажу твоему отцу.

— Даешь слово? — прошептал бледный Сергей.

— Даю. — Я буду ссылаться на твой запрет, а так же говорить, что для выяснения всех обстоятельств тебе следует звонить. И ты все расскажешь сам.

Кивнул медленно: — А почему звонить?

— Потому что ты в поликлинике задержишься. — Я вышла из кухни-столовой, чтобы позвонить.

— А обезболить? — послышалось сзади. Возвращаюсь в кухню с телефоном.

— Нельзя, иначе они не тот диагноз поставят.

— В смысле?

— В прямом, не смогут решить аппендицит у тебя или внематочная беременность.

— Да, сложное решение. — Он криво улыбнулся.

— И я о том же.

Один ноль в мою пользу. При этом я прекрасно осознаю, что согласившись в одном, он не может, не сопротивлялся во всем остальном. Как без этого? Ведь он у нас сын Богдана Петровича, а сопротивление у них в крови и передается по наследству в неразбавленном виде.

Младший Краснощек меня не разочаровал. Он не смог спокойно лежать на полу в кухне, сидеть в гостиной, не менять одежду, но и встретить врачей. И поэтому он не только стоически поднялся на ноги, прошел в гостиную и переоделся в спортивный костюм под отчетливый скрип своих зубов, он еще и врачам попытался дать отворот поворот за две минуты до их приезда. Пока он отлеживался в гостиной я на кухне навела порядок. Возвращаюсь к нему через десять минут, младший бравым голосом, сообщает диспетчеру, что клиент жив и в скорой помощи более не нуждается.

Демонстративно вытаскиваю свой мобильный из кармана, нахожу главу семейства в быстром наборе и весело здороваюсь с автоответчиком: — Богдан Петрович, добрый вечер…

Вредный Селозя отрубил свой телефон и зло прищурился, я проделала тоже самое: — Думаю, мы поняли друг друга.

Не ответил. А вот потом было чуточку веселее. Врачи озадаченно предположили три диагноза на выбор, их сомнения в итоге вылились в хмурую решимость Сергея, узнать в чем дело, и он таки дал добро на проверку. Наша поездка в машине скорой помощи в сторону поликлиники была незабываемой — больной шутил. Не знаю, какая муха его укусила, но шутил он не только в дороге, но и в приемной. А когда к нему зашел врач, и меня попросили подождать в коридоре, его шутки закончились.

— Вам придется подождать. Через полчаса освободится хирург, и мы решим. — Сообщил доктор, выходя из палаты. — Сейчас подойдет санитарка, и она Вас подготовит.

Больной позвал меня через минуту: — Оля?

— Что? — я спросила тихо, вошла и прикрыла двери.

— Зачем санитарка?

— Наверняка она выполнит предоперационную подготовку.

— Но они еще не поняли, что это. Консилиум будут проводить.

— Он склоняется к двум вариантам, но оба связаны с хирургическим вмешательством.

— Ладно, явятся, разберемся. — Он посмотрел на потолок, потом опять на меня. — А медсестра зачем?

— Брить будет и мыть.

— Что… брить?

По счастью отвечать, что именно мне не пришлось, постучав, в палату вошла молоденькая девушка в форме санитарки.

— Добрый вечер.

— Добрый… — ответил стушевавшийся парень, и я поспешила удалиться, чтобы не смущать его еще больше.

Через полчаса к нему заглянул доктор, который его смотрел, и хирург, затем вошел еще один хирург. А под конец из консилиума я сидела в приемной белее снега, потому что Сережа взвыл, как раненный лев. Не прошло и пяти минут, младшего укатили в неизвестное направление.

— А…, но куда его?

Сверху раздался знакомый голос: — На операцию.

 

14

Вопрос ведущей вырвал меня из воспоминаний: — Алексей, это были Вы?

— Да. Проезжал мимо. — Он с улыбкой покосился в мою сторону.

— Ольга, так вы пренебрегли условиями выдвинутыми больным?

— Нет. Это больной нарушил все договоренности. — Я прижалась к мужу. — Иначе, с чего вдруг проезжающему мимо Алексею захотелось бы войти внутрь.

— На моем месте, приехал бы каждый, услышав от брата, что врачи подкидывают монетку, решая, что же у него диагностировать: то ли аппендицит, то ли внематочную беременность.

Я нервно хохотнула и потупилась, потому что следующие его слова были не в меру приятные.

— А еще он сказал, что в коридорах бродит перепуганное привидение с тоном кожи в цвет стен. Он замучался, развлекать его анекдотами… шутки кончились, и привидение нужно срочно забрать домой.

— Я не бродила зеленой.

— Да. — Он погладил меня по спине, и, подмигнув Еве, тихо заметил. — Она сидела зеленая и пыталась пустить корни. А затем попыталась приобщить к этому и меня.

— Вы тоже испугались?

— Я не хотела уезжать, пока операция не завершится. — Ответила, опередив колкую шутку супруга. — Чувствовала свою вину за содеянное, все-таки суп был мой. Если быть честной, то свою причастность к происшествию я испытывала первые пять минут.

— А разве я тебя не отвлек? — Спрашивая, он незаметно коснулся губами моего виска.

— Отвлек и еще как.

Наши взгляды встретились, и время замедлило свой бег. Вырвала нас из состояния прострации ведущая, она поправила волосы и улыбнулась моему благоверному.

— А можно узнать, как ему это удалось?

Мы переглянулись, и ответил Леша:

— Начал рассказывать о веселом прошлом младшего.

— И все угрызения совести остались на заднем плане? — этот вопрос Ева адресовала мне.

— Нет. Они отступили, потому что я была поражена его поведением. В тот вечер Леша предстал в ранее неизвестном мне амплуа. Он без умолка рассказывал о детстве и юности Сергея. — Я подалась чуть вперед и, понизив голос, добавила. — Если честно, то до той ситуации и после я ни разу его таким не видела.

— Потому что с тех пор я тебя не видел более напуганной, чем в поликлинике.

* * *

Наверное, день был тяжелый, потому что вместо того чтобы спокойно встретиться взглядом с говорившим, я вскочила со стула в попытке сбежать.

— Куда? — мужские руки мягко обхватили за плечи. — Оля, не уступай мне места, здесь его предостаточно.

— Алек? — я обернулась и удивленно воззрилась на старшего сына Богдана Петровича.

— Я. — Он сел слева рядом со мной. — Решила сбежать? Или ты за баллончиком с лаком кинулась?

— Нет.

Улыбка медленно растянула его губы: — Точно?

— Да. — Я прищурилась. — Как ты тут оказался? Сергей сказал никому не звонить, мы договаривались…

— Он сам меня вызвал, попросил отвезти тебя домой.

И вот надо было ему меня так изводить своими условиями. Прикусила губу и сцепила руки, а ведь я все это время просчитывала, как сообщу главе семейства о госпитализации Селози.

— Блин!

— Ты против? — удивился Алексей.

— Хочу остаться. — Я вымученно улыбнулась. Расстроило не то, что Сережа сам родным сообщил, а то, что все это время я была как сжатая пружина, и зажим до сих пор не отпустил.

— А может, передумаешь?

— Нет, хочу остаться. И вот еще…, если там что-то пойдет не так… потребуется близкий родственник с той же группой крови. Нам лучше остаться.

— Сколько времени займет операция?

— Часа два может меньше.

Он что-то прикинул и ответил:

— Могу сдать кровь сейчас, и следующие два часа…

— Будешь в состоянии амебы. — Уверенно заключила я, чем вызвала его смешок. — Это правда. Вы хуже переносите кровопотери и…

Голос осип, я не вовремя вспомнила о врачебных ошибках, совершаемых даже в очень простых операциях. О том, что анестезиолог может дать недостаточную дозу препарата, и окончание операции больной будет чувствовать вживую, всеми внутренностями. Представила, как Сережу режут, как допускают ошибку, как его глаза стекленеют, независимо от действий персонала…

А ведь они не сразу вычислили причину!

Вздрогнула.

— Оля, ты бледнеешь. — Он взял мою ладошку и мягко сжал. — Эй, скоро все завершится. Все хорошо.

Во всем виновата я, это был мой суп, что была моя идея с госпитализацией, и это я подставила его под ножи хирургов, а что если…?

— Оля, прекрати истерить. — Попросил Алек. — Мне не доставит удовольствия бить по щекам, такого специалиста как ты. Слышишь?

— Слышу. — Я проморгала слезы и, сипя, призналась, — никогда не думала, что мои профессиональные качества способны защитить от избиения.

— Так не наотмашь же!

— А вдруг увлечешься?

— Не увлекусь. — Карий взгляд стал обволакивающим и бархатистым. — Хотя, кто знает…

— А Сережа знает?

— С ним я не увлекался, мы в детстве если и дрались то вместе и против кого-то, а не друг с другом.

На мое шмыганье носом Алексей отозвался мгновенно и протянул салфетку: — Он будет как новенький.

— Мугу. — Беру салфетку, вытираю слезы и только сейчас замечаю, что моя левая кисть, захвачена его рукой. Столько времени рядом сидим, а я захват только сейчас заметила. Кошмар…

Попыталась вернуть свою руку.

— Не пущу. — Ответил на полном серьезе. — Можно я еще немного подержусь…

— Почему? — я подняла взгляд и вновь ощутила, как сердце вздрогнуло. Он не улыбался, а просто внимательно смотрел на меня, словно бы изучая, или же как это делают люди, когда они стараются запомнить лицо нового встречного.

— Мне страшно. — Доверительно сообщил Алек.

Ему не было страшно или же неуютно, о чем он предупредил при моей второй попытке вернуть руку. Заявил, что я обхожусь и одной правой, а левую — должна оставить ему для моральной поддержки. Вдруг потребуется кровь сдать, уколов он боится, к тому же давно не ел, значит, обморок ему обеспечен.

А чтобы не отвлекалась на такие пустяки, как ладошка в захвате, не объяснив, чего же он боится больше: уколов или обморока, стал рассказывать о «тяжелом». Точнее, о ратном детстве младшего брата. Наверное, чтобы мне было с чем сравнивать эту ситуацию.

— В девять лет он сломал ключицу. Упал с дерева у бабушки в Днепропетровске.

Я недоуменно на него воззрилась, деревьев в моем детстве тоже было много, но так неудачно упасть уметь нужно.

— Это была пятнадцатиметровая плакучая ива, и упал он с верхних веток, какие-то даже сломал.

— Пятнадцать метров?

— Наверное, с десяти все же. Но это еще не самое страшное, — он ободряюще улыбнулся. — В двенадцать младший получил трещину в запястье левой руки.

— Как?

— Осталось неизвестным. Но благодаря этому я точно знаю, что его хук правой выводит в аут.

— Вы же не дрались…

— Между собой нет, но я был свидетелем этого удара. — Алек подмигнул. — Потом было одно сломанное ребро в драке.

— Что не поделили? ивушку?

— Дрались из-за девушки. Была ли она схожа с деревом, история умалчивает.

— А как это вышло? — вспомнились все его бывшие, одна специфичнее другой, и вопрос сам собой слетел с губ. — Он встречался с ней?

— Нет, но думал. Поэтому пригласил на танец.

— Девушка была против?

— Девушка — за, ее бывший — против. В результате парень в отставке оказался еще и в нокауте, а Сергей со сломанным ребром. Оперировать не пришлось, но он долгое время дышал через раз.

— А когда Сережа увлекся боксом?

— Ему не было шестнадцати. В тот год он неудачно «поскользнулся» и получил легкое сотрясение мозга. Вначале пошел в кикбоксинг.

— Кикбоксинг? — я недоверчиво прищурилась. — Правда?

— Да, Сергей тоже быстро понял, что длина его ног мешает стремительному передвижению по мату, и направил свои стопы в боксерский клуб.

— Более под его ногами скользкие лужи не растекались?

— Можно и так сказать. — Он покосился на часы. — А давай, переку..?

Телефонный звонок прервал его на полуслове. Алек, не думая отпустить мою руку, отогнув край куртки, попросил вытащить телефон, добавив: — У меня рука занята. Скорее вытаскивай.

Выудила телефон и вручила ему трубку со словами: — Так может, отпустишь?

— И ты сбежишь?

— Не сбегу.

— Потом проверим. — И ответил на звонок бодрым голосом: — Слушаю. Нет, все хорошо, я узнавал в приемной. Да его уже оперируют.

Он со смешком покосился в мою сторону: — Жить будет и не один год. А Оля…? Олю сейчас покормим, и тоже будет жить.

Так это он не с супругой разговаривает, догадалась я и медленно выдохнула. Хоть что-то хорошее за вечер. Его благоверная меня на дух не переваривала и при любой встрече поглядывала на меня из-под опущенных ресниц, как на экспонат Кунсткамеры. Сказать прямо что-либо мне у нее не хватало духа, поэтому временами Елена при общих знакомых семьи, делала пространные намеки. Вначале ничего незначащие, затем более конкретные: в отношении меня и Богдана Петровича, я затем меня и Сережи. Ее домыслы по первому случаю прекратились, как только к семье примкнула Раиса. А во втором, с ее слов, я была тем злом, которое не позволяет девушкам младшего Краснощека заарканить парня.

И я бы продолжала вести с ней себя дружески, если бы в один из прекрасных дней Людмила Васильевна не спросила напрямую, кто входит в мои матримониальные планы. В тот день я узнала, что они у меня есть, и более того я целенаправленно работаю над их осуществлением. Еще узнала, что даже люди, с которыми я не первый день живу и работаю, бок о бок, могут безотчетно верить Евгении, редко посещающей дом на Дагестанской.

Сомнений не было в том, что Евгения меня недолюбливает, просто не ведала за что и насколько. Теперь же все стало на свои места, и я успокоилась, окончательно сведя на нет общение с ней.

Алек сжал кисть, выводя меня из задумчивости и продолжая отвечать на телефонный звонок отца: — Нет нужды приезжать и сидеть под дверьми. Да, мы все еще здесь… Нет, хотим остаться.

Услышав следующую реплику главы семейства, рассмеялся: — Молчите рефери!

— Да именно так. Когда они завершат, я позвоню и отчитаюсь. — Подумал и добавил. — Поздно будет, могу сбросить sms. Договорились.

Дав отбой, опять сжал мою кисть: — О чем задумалась?

— О насущном. Куда пойдем перекусить?

— Ты уже согласна покинуть коридор поликлиники?

Ответила его словами: — Нет нужды сидеть под дверьми.

Улыбнулся, помог мне встать и, не отпуская руки, повел на выход.

— Не знала, что ты такой боязливый. — Я указала на его захват. — Что теперь пугает?

— Темноты боюсь, машины ненавижу, а шумные города меня раздражают.

— Но ты же, водишь.

— Издержки рабочего процесса, без авто я бы нигде не успевал. — Мы оказались на парковке возле здания поликлиники. Алек, с невинным видом попросил выудить из внутреннего кармана ключи, и, забрав их из моей ладони, прищурился. — Еще вопросы будут?

— Что значит выражение «Молчите рефери»? Пару раз слышала, как его Сергей использует, а теперь вот и ты.

— И что тебе в нем не нравится?

— Мне нравится, звучит необычно. И оно помимо просьбы молчать, явно имеет подспудное значение. В контексте вашего общения с отцом оно является упреждающим.

— Та есть немного. — Откликнулся Алек и подвел меня к своей машине.

— Не уклоняйся от ответа. Как оно появилось и что в себе несет?

— Очень хочешь знать?

— Ну, Сережа сказал, чтобы я у тебя о его значении спросила. Богдан Петрович, так же отказался что-либо прояснять, остальные не знают.

— Значит, очень. — Подвел он итог и прищурился. — А что я за это получу?

Вот так неожиданность, за расшифровку фразы и рассказ о ее появлении от меня чего-то ждут. Я посмотрела на машину, возле которой мы остановились, потом на ее владельца, выжидающего неизвестно что, и ответила:

— Может быть и не очень.

— А если мы историю выражения оценим в один массаж?

Он не улыбался, он серьезно спрашивал и ждал ответа. Но давая ответ нужно кое-что уточнить:

— Массаж чего именно?

— Пошлячка! — выдал Алек и, отпустив мою руку, разблокировал двери авто. — Никогда не знал, что девушки…

— Стоп! Причем тут пошлячка? Ты в счет истории рассчитываешь получить массаж всего тела, массаж ног, головы, спины, лица, рук, может быть массаж живота…

— Живота? — переспросил он. — А что, приятная процедура?

— Не очень, но если нужно выработать талию или решить проблему с пищеварением…

— Нет, такого не нужно. Садись в машину. Я подумаю над твоим предложением и решу.

Я заняла место рядом с ним и чувствую, как он смотрит меня с улыбкой. Покосилась в его сторону: — Что?

— А если всего тела?

— Не ранее, чем через две недели, когда у меня будет окно с Богданом Петровичем.

— К этому времени я уже уеду.

— Тогда небольшая поверхность в ближайшее время. — Улыбнулась я.

— Совсем небольшая? — выражение его лица и интонация, не оставили сомнений о чем речь идет.

— Е-ма йо! Ну, и кто из нас пошляк?

Он рассмеялся и потупился: — Да я просто… задумался.

— И явно о хорошем. Заводи машину, поехали. Я тоже есть хочу!

— А как же испанский суп? — выруливая с автостоянки, поинтересовался Алек.

— Это было блюдо мексиканской кухни, и оно почило миром на кухонном полу. Но если есть желание…

— Нет! Я видел последствия. Меня больничные койки не притягивают. Повторно предложишь как-нибудь потом.

Потом был ужин в тихом и уютном месте, но был наполнен угрюмостью и молчанием. Как сказал бы Сережа: «Шутки кончились, как только Алексею позвонила жена». Выходя из-за стола, Алек пообещал надолго одну меня не оставить. Однако, вернулся минут через двадцать, мрачный, сдержанный и недовольный. Видимо, услышав его мягкое обращение, Евгения устроила жесткий прессинг, отбив благоверному охоту шутить и есть.

В поликлинику мы вернулись через сорок минут, буквально, чтобы узнать, что младшего госпитализировали вовремя, операция прошла успешно, вот только из-под наркоза пациент вышел с неохотой. А впрочем, об этом мы вполне можем узнать завтра в часы приема.

Но, ни завтра, ни послезавтра, ни после-после… я у него не оказалась. Вредина Селозя принимал родственников у своей постели, а мне нагло мстил за своевременную госпитализацию. Что ж, если видеть меня не хотел, то дать по телефону указание — всегда, пожалуйста. Его вредность, явно обострившаяся в палате, проявлялась непосредственно за приветствием и звучала приблизительно так:

— Хорошенько выгуливай Ричарда. За азалиями ты не доглядела…, так хоть его не угробь.

Обычно я отражала беспочвенные нападки, а вот сегодня молчу. Жду продолжения, оно обязательно должно быть. Стоит всего лишь вспомнить, что азалии в мое отсутствие он сердобольно заливает водой, позабыв о собственных рекомендациях. Или что чудо по имени Ричард из-за халатного отношения Сережи две недели с животом промаялось.

И как продолжению не быть, ведь теперь вместо того, чтобы сказать мне спасибо за вызов скорой, он может обвинить в попытке отравить мексиканским супом, который я оперативно уничтожила.

— Ты слышишь? — удивился он минутной заминке.

— Да.

— Приедешь завтра?

Спросил без надежды, но что-то было в его голосе такое, что я задала встречный вопрос:

— Зачем я тебе там. Тебе ж без меня хорошо… А тут азалии последние оставшиеся в живых, две с половиной штуки, — припомнила я слова младшего, — а еще Ричард-доходяга. Я его до смертной доски еще не довела, но если постараться, то в твое отсутствие я здесь всех-всех угро…

Он тут же нашел для меня заботу и прервал на полуслове:

— Привезешь стряпню нашей Людмилы. Без ее готовки мне плохо.

— Ты на диете.

— Я скажу ей, что мне можно приготовить. Так что… приедешь?

— С радостью…! — сделала паузу и в той же тональности продолжила. — С радостью передам твои пожелания Олегу Дмитриевичу.

— Сморчок! — Вспыхнул младший.

Ага, лучшая защита нападение, знаем — проходили и не раз уже.

— Начинается… Селозя, может прямо скажешь что надо, а?

— Приезжай, я жду.

Поставил перед фактом личного ожидания и отключил телефон.

Все ясно. Видеть меня он все так же не хочет, а вот что-то разузнать желает. Других объяснений нет. Что-то нужно, но что именно не говорит. Хорошо, позвоню, сама спрошу. На звонок ответил сразу: — Ты что-то хотела узнать, Ольчик?

Опять «Ольчик» знает же, что меня это бесит и все равно использует.

— Зачем я тебе там? Хочешь нагрубить лично? Ты же по телефону прекрасно справляешься с поставленной задачей.

— Оль, давай так… — вот на такой ноте, он явно горизонтально провел рукой в воздухе, как бы выравнивая ситуацию или подводя итоги. — Я тебя послушался и безропотно сел в ту скорую, вот и ты не сопротивляйся.

И замолчал, ожидая моего «угу», а я молчу, потому что хорошо помню, как он «безропотно сел в ту скорую».

— Ты слышишь?

И опять что-то такое в его голосе проскользнуло, что я насторожилась. Что-то не чисто тут не чисто. Он столько раз говорил, что в оценках знакомых и девушек я зачастую до безобразия права, что сомнений нет, меня вызывают к Его Светлости только по этой причине.

Ладно, не хочет сам говорить, в чем дело, задам вопрос я:

— Там есть хорошенькие девчата, и ты хочешь проконсультироваться?

— Было бы у кого! — хрюкнул младший. Смеяться ему нельзя, а вот похмыкивать можно. Что он и продемонстрировал в различных тональностях.

Значит в точку, но отпираемся, пока есть силы и возможность. Хмыкал недолго, все-таки мое красноречивое молчание ему уже знакомо.

— Ну, Оля…

— Хорошо. Я приеду.

Все равно хотелось на него взглянуть. Богдан Петрович посетив его с Алеком в первый день, был очень хмур. Подробности встречи узнала от Раисы, так вот в первый день после операции младший более всего походил не на крепкого парня, а на дистрофика. Щеки впалые, взгляд мутный, сам он слабый и много спал.

Во второй день его навестили Раиса и брат, в третий друзья, в четвертый какая-то фифа, и вот за день до выписки наконец-то дозволено явиться мне.

А вечером позвонил Леша. Коротко рассказал, как идут его дела, справился о моем благополучии и ничего особо не расспрашивая, отключился. Эх, Леша…

 

15

Во время короткой рекламной паузы муж серьезным тоном пообещал проделать со мной то, что не проделывал ни один мужчина — закрыть дома. А лучше всего в спальне, еще лучше не просто закрыть, а раздеть и моими же чулками привязать… О дальнейших планах он рассказать не успел, нас прервали.

— И после этой встречи ваша симпатия друг к другу стала проявляться?

— Нет. — Спокойно ответил муж, так словно не он меня только что вверг в смущение серьезным тоном и многообещающими планами на ближайшее будущее. — Симпатия с моей стороны проявилась много раньше. Оля не в курсе, да и я не спешил ее оповестить.

— А вы? — Ева обратилась ко мне с улыбкой.

— А я, как только речь зашла о свадьбе и получении фамилии Краснощек.

— То есть полгода назад? — ведущая удивленно перевела взгляд с меня на Лешу, а затем обратно.

— Вообще-то первое предложение о смене фамилии ей поступило еще в больнице в палате Сергея.

Глаза ведущей заблестели в предвкушении. Я же чуть не вскочила со стула, повернулась к любимому мужчине и спросила шепотом: — Его предложение не было шуткой?

— Мы оба знаем, что Сергею свойственно все перепроверять по нескольку раз. — Муж щелкнул меня по носу, и добавил громче. — Мне это тоже свойственно и тебя я о смене фамилии переспросил раза три не меньше.

— Трижды? — голос Евы отвлек нас друг от друга. — Ольга, почему вы их не рассмотрели более детально еще тогда?

Я махнула рукой и улыбнулась: — При подаче первого он был женат, а затем длительное время занят ненасытной любовницей.

Глаза Евы стали круглее, улыбка так вообще застыла.

— Про любовницу она пошутила. — С заминкой ответил мой супруг. — Еще никто не смел настолько воодушевить мою работу.

— Кроме тебя, больше никто ее «так воодушевить» не может. — Призналась я и кивнула. — И из пепла ты ее поднимал, и из праха возрождал. Настоящий чудотворец, а главное постоянный обожатель. Кто бы ни приревновал к такой пассии.

— Вы ревновали?

— У меня на это не было времени. — Я мстительно улыбнулась мужу. — Вы только что поняли, что в то нелегкое время предложения выйти замуж за одного из сыновей моего нанимателя лились, как из рога изобилия.

— Оля была занята анализом перспектив, которые откроются, скажи она «да».

— Да! — незаметно послала ему воздушный поцелуй. — Именно так.

* * *

На следующий день младший Краснощек встретил меня во всеоружии — одетый, обутый в шлепанцы, чуть ссутуливший, но солдатиком, стоящий в дверях.

— Тебя что, уже сегодня выписывают?

— Нет, завтра. Как же ты долго! — он потянулся за сумкой с провизией.

— В послеоперационный период тебе от двух месяцев до полугода ничего тяжелого поднимать нельзя. — Я прошла мимо него в палату и села на стул для посетителей. — Напрягаться также — воспрещено в ближайшие месяцы… ну, ты понял.

Мое многозначительное «ну» он отмел, как недействительное и принялся к наполнению собственного желудка.

Ладно, ему об этом при выписке скажут, а я пока помолчу. Оглянулась, подметила, что помимо Сережи в палате «проживают» еще двое. И в отличие от чисто застеленной койки младшего, там царит полный хаос: — А остальные где?

— На обеде.

— А ты почему не пошел?

— А меня задержали, — сообщил он, со смаком поглощая суп от Людмилы.

Подводим итог, он одет и побрит, койко-место застелено, и возле него чисто, а на днях к Сереге в гости заходила фифа. Ее личность осталась неизвестной, но, по словам Раисы, очень и очень выделяющаяся.

— Тебя задержала девушка. — Произнесла я утвердительно.

— Да. Кстати, как тебе она?

Я немного не въехала в систему, после агрессивной вегетарианки он меня ни с кем не знакомил?

— Кто, она?

— Вы столкнулись на лестнице, я видел.

— Столкнулись на лестнице… — повторила и еле удержалась от колкости, о том, что лучше бы я ее с лестницы спустила.

Появилось огромное желание почесать макушку, и соврать, сказав — нет, девушек я там не видела. Потому что на лестнице я столкнулась с …, ладно пусть будет с девицами, не пожелавшими меня пропустить или гуськом выстроиться вдоль стороны для спуска. Пришлось обменяться парой недобрых слов с той, которая шла по центру и явно была главной.

— Какая из них?

— Светленькая, с третьим размером гру…

— Меховые воротники на их куртках эту размерность как бы скрыли. — Тактично заметила и кривой усмешкой. — Другие приметы?

— Самая стройная и самая высокая. У нее еще губы бантиком.

Центральная, определила я и отвернулась. Что ж, блин, его постоянно тянет на экзотику в ее крайнем виде? Обидно, будь она просто змеей еще, куда ни шло, а так девица явная гадюка подвид королевская.

— Погоди-ка… — осмотрела его и прищурилась. — Так ты ради нее так вырядился?

— Я оделся, Сморчок. Ради себя. Не знаю, как другие, но мне гостей принимать в пижаме не так уж и приятно.

— Отца ты встретил вообще голиком.

Моя улыбка его возмутила.

— Кто сказал?

— То есть под простынкой.

Он прищурился и, отложив пустую тару, швырнул в нее ложку. Вот теперь мы свою территорию отстаиваем и личное пространство защищаем, чтобы честь не запятнали.

— Селозя, прекращай разбрасываться кухонной утварью. После операции, тебя вряд ли дергали, накрыли и оставили, как в реанимационной. А пижаму привез Богдан Петрович, так что вот тебе и причинно следственные связи.

— И все-то ты знаешь.

Не кривя душой, возразила: — Я многого не знаю, но эта светленькая…

— Что? — он, подумав, таки потянулся к следующему судочку.

— А скажи, она тобой присмотрена для длительных отношений или кратковременных?

— Еще не решил.

— Ммм, а ты какой видишь будущую супругу? — он от удивления застыл с полной ложкой на вису. — Ну, хотя бы в общих чертах. Какая она: тихая взрывная, эксцентричная, веселая…

— Такую, как ты.

Вот тут наступило мое время для ошеломленного вида. Неожиданно, но очень приятно. Я сглотнула и спросила тише: — А почему?

— Привык, наверное. — Он пожал плечами.

— Да? И какая я на твой взгляд?

— Нарываешься на комплименты в свою честь?

— Только лишь в том случае, если это комплименты. — Я улыбнулась. — А вообще-то вопрос задан по той же причине, что и предыдущий — хочу понять, кого ты ищешь для долгосрочных.

А заодно узнаю, какого ты обо мне мнения.

— Уюта хочу. — Брякнул младший и, постучав ложкой по судочку, продолжил. — Ты дома постоянно, мало с кем общаешься, новых знакомств почти не заводишь. В гостях бываешь очень редко, к нам никого из друзей не зовешь. Тихая, почти спокойная, теплая, наверное… — добавил он с сомнением, внимательно глядя на меня. — Такая устраивает.

Вроде бы не соврал и ничего плохого не сказал, но почему-то во мне поднялась обида. То есть я в его понимании домашняя затворница, и затворницу он себе ищет. Но встречается с бесшабашными, упрямыми, а периодически «немного двинутыми» или же, «много двинутыми» особами? Экзотика привлекает?

Старательно скрывая обиженные нотки, спросила:

— А ты делаешь упор на фразу «дома постоянно»? Ты не хочешь, чтобы она чем-то увлекалась? Развивалась?

— Не совсем так. Просто поводов для ее похода налево будет меньше.

— А как же доверие?

— Оль, вот тебе я доверяю.

— Потому что дома сижу?

— Потому что я тебя знаю. И твое отношение к малознакомым парням мне известно. Не звонил бы тот козел постоянно, было бы лучше.

Это он о моем…, то есть не моем Леше. Отвернулась, обиженно поджав губы, то же мне мировой судья.

— Кому лучше?

— Всем. — Он отложил приборы и самодовольно улыбнулся. — Я бы на тебе женился.

Вот на этом сообщении, я начала хватать ртом воздух. И чтобы отвлечь себя, быстро собрала сумку.

А он деловито продолжил:

— Скажи, сделай я тебе предложение, получил бы согласие?

— Ну, уж нет! Чтобы ты меня всю супружескую жизнь подзуживал по делу и без дела. Спасибо такого счастья не надо!

— А что такого? — отмахнулся Сергей. — Зато со мной весело будет.

— Весело будет… — заключила я и с прищуром подколола, — но ты ж недокомплект.

— Повтори еще раз. Это что значит?

— Ну… — заблаговременно сдвинула подальше от него стул, — аппендицит тебе вырезали и все, недоукомплектованный!

— Ты…!

— Ой, мне уже пора. Пойду, обдумаю твои слова на досуге. — Я вскочила и, перекинув сумку через плечо, отступила к двери. — А ты резко не двигайся, иначе швы разойдутся…

— Хм, боишься за меня?

— Ага! Бе-бе-бе… беспокоюсь.

— Оля, нарываешься…

Это ему кажется, что я нарываюсь, на самом деле, я возмещаю его телефонные наезды и завуалированные оскорбления:

— Вдруг швы разойдутся, и из-за заражения у тебя еще что-то вырежут… А это уже будет конкретный недокомплект!

— Ну, Сморчок, ты точно…

В это время с обеда вернулись его соседи, так что я, помахав ручкой, поспешила уйти.

— До завтра, Селозя! — и выскочила из палаты, не дослушав угрозы. В ближайшие два месяца все обещания младшего можно считать невыполнимыми.

Что ж не беря в расчет положительность моей характеристики от младшего, я поняла, что дальше так нельзя. Курсы массажа завершились еще в апреле, а я с тех пор никуда не подалась и коротала все вечера за изучением материалов по физиотерапии. А вот теперь… решила исправить свое затворничество и вылезти из ракушки. Потратила два вечера на изучением всех предоставляемых курсов во Львове, досуговых мероприятий, мест сборищ молодежи. И выбрала бассейн, посещение в дневное время почти сразу после пар. Во-первых: так я буду вечером в силах провести массаж с Богданом Петровичем, во-вторых: не устрою себе дополнительной мозговой деятельности, потому что мое прежнее самообучение никто не отменял.

Жить стало веселее. В моем окружении появилось еще пара знакомых, с которыми я вежливо здороваюсь и прощаюсь, а так же четыре часа плавания в неделю. И можно было бы собой гордиться, если бы не одно «но»… после звонков Леши все казалось пустым и необязательным. Моя деятельность, мое новое увлечение, чувство целостности и нужности моих действий пропадало, настроение скатывалось под откос и руки сами собой опускались. Зачем мне все это, если он далеко и никогда не оценит ни моей работы. Ни моего саморазвития, ни моих успехов?

Мои успехи… он никогда не интересовался ими, наоборот, старался рассказать о себе и последних достижениях Наташи, о его планах на будущее. Можно было бы не удивляться, ведь, я во всем без исключения Лешу поддерживала, даже больше, чем себя. Вот и сегодня в первое воскресенье декабря он позвонил, чтобы обрадовалась за него:

— Ольчик! Я еду к ней, еду, слышишь? К Наташе в Днепр!

— Здорово. А надолго?

— На неделю, а может быть и две.

Закатила глаза под потолок и постаралась взять себя в руке. Исходя из того, что он мне в прошлый раз рассказывал, бросить все сейчас и уехать более, чем на три дня — невероятная глупость.

— Леш, двухнедельный простой значителен, как отразится на твоем деле?

— Все получится, не бузи. Я к Натке еду! Соскучилась моя детка… зовет домой. Ты ж понимаешь! — понизил он голос, намекая на ее тоску. — Обещала грузинских пельменей налепить! Тех самых с юшечкой.

— Хинкали.

Мой горький вздох он не заметил. И повеселел вдвойне и подвел черту своему диалогу:

— Короче, Ольчик, я на обратном пути к тебе точно заеду. Жди!

Сердце сжалось и горло сдавило. Я с трудом ответила: — Хорошо…

— Все! Я пошел, пиши, если что. Целую!

Ответа он не ждал, в трубке раздались гудки. Навалилась слабость и опустошение. Он едет к ней. Надолго. Какая же я глупая…! Что толку проклинать его, если привязанность сидит в тебе? И я боюсь ее искоренить, отбиваясь глупой отговоркой: «я ему нужна». А на внутренний скептический вопрос: «Нужна ли?», отвечать, глотая слезы: «но ведь в сентябре я помогла… И много позже тоже! Я его выслушивала, и он благодарил за это». Но я не благодарности ждала, а такого же, пламенного отклика и проявления интереса.

Глупая… ты ему не нужна. В качестве подруги никогда не была нужна.

Уткнувшись в книгу, которую читала до его звонка, я пролежала час, а может и больше, отказалась от ужина, и не спустилась бы вниз до утра. Но Ричард, как он это делает по обыкновению, попросил воды и уткнулся носом в мое ухо. Пить на кухне он не любил и проделывал это только в моей комнате.

— Умеешь же ты давить на совесть, я погладила золотистую шкуру и медленно поднялась. — Хорошо, сейчас принесу.

В темную кухню спустилась после десяти вечера и замерла на пороге, еще не полностью осознав, почему остановилась. Богдан Петрович и Раиса уехали в гости, Сергей у себя и лишний раз в кухню не спускается. Выходит в доме только я и мое больное воображение. Звука чужого дыхания или шороха одежды не было слышно, но предчувствие, что кухня не пуста, горит в мозгу красной лампочкой. Я медленно потянулась к выключателю и на всякий случай спросила: — Здесь кто-то есть?

— Я есть не вклю… — в следующее мгновение свет вспыхнул, озарив чисто убранную кухню и развалившегося на стуле зажмурившегося Алексея, — …чай! Оля…

— Ой, блин, извини. — Отключив верхний свет, активировала освещение под навесными шкафчиками.

— Так будет лучше, я за водой для четвероногого принца, — пояснила неизвестно зачем и, включив воду, наполнила миску Ричарда. — Ты давно здесь?

— Полчаса.

— А во Львове?

— Часа два. Зря приехал.

— В смысле — зря? У тебя что-то не получилось?

— Можно и так сказать. — Он потер переносицу, так ты Ричарду воды несешь?

— Ой, да точно! Сейчас…

Я поднялась наверх и быстро вернулась:

— Кофе будешь или чай? Могу бутерброды сделать.

— Да, буду.

Отвлекая себя от грустных мыслей, я хозяйничала на кухне:

— Так, а почему ты здесь? Никому ничего не сказал? Посидел бы со мной или Сергеем? Или в кабинете в интернете полазил, фильм посмотрел?

— Не захотел.

Завершив намазывать пятый по счету бутерброд, я выпрямилась, не выпуская ножа из рук. Он что, хочет побыть один?

— Мне тебя оставит тет-а-тет с самим собой?

— Нет. В смысле… устал, из меня сейчас и собеседник не очень, и партнер по просмотру фильма так себе.

— Так чего же ты ждешь?

— Звонка. — Он покосился на бутерброды, потом на свежезаваренный чай. — Придется подождать. Сложил руки ни груди и откинулся на стуле. — Оль, ты иди, время позднее…

— Знаю.

Судя по его внешнему виду, Алек не столько устал, сколько напряжен. На лице отчетливо видны складки у носа и губ. А я еще была уверена, что мужчины проще относятся к трудностям и умеют выходить из состояния зажима. Раз сам не смог, сейчас помогу я.

Подошла к нему сзади и, похлопав по плечу, предложила откинуть голову.

— Куда? — не открывая глаз, поинтересовался он.

— Назад. На меня.

— Зачем?

— Хочу укусить. Зачем еще?

— Кусай. — Он откинул голову назад до упора с моей грудью. Я знала, что так и будет, он же поинтересовался заинтригованным голосом. — Достаточно места для маневра?

— Достаточно.

— А что дальше?

— Расслабляемся и получаем удовольствие.

Прикоснулась к его щекам, отстраненно анализируя его кожу. Приятная.

В косметическом массаже лица есть своя особенность. Кожу вначале отпаривают, затем по желанию отшелушивают, а после, нанеся крем для лица, начинают массаж. Но если нужно снять напряжение можно провести его насухую. Главное помнить, давить сильно нельзя, оттягивать так же. Все движения должны производиться мягко и легко. Я провела по его щекам снизу вверх и разгладила лоб.

Алек судорожно вздохнул: — Я начинаю понимать, что имел в виду отец, нахваливая твои руки.

— Он меня хвалил?

— Да.

Я с улыбкой так и замерла над ним: — Правда?

— Правда. Не останавливайся.

Дальше я, надавив на точки надбровных дуг, носа и губ, мягко помассировала щеки и нос, а затем скользящими движениями разгладила мимические складки и подбородок. Он улыбался, когда я начала точкование, то есть отпечатывать невидимый текст на всей поверхности лица. И замер стоило лишь коснуться ушных раковин.

— Ммм…

— Нравится?

— Очень. — Выдохнул он.

Несколько раз, мягко скользя сверху вниз по ушной раковине, круговыми движениями помассировала хрящ, а затем и мочку. Через две минуты прочистив горло, Алек прервал тишину, в которой я знаю, он наслаждался каждым прикосновением. Ну, может быть, всеми кроме массирования носа. Этот прием вызвал на его лице возникновение складок на лбу. Может быть, нос у него был сломан, потому что реагирует как моя бывшая соседка по комнате в общаге. У нее нос был сломан дважды, и она всегда боялась, что я своими действиями скривлю ей перегородку.

— Кхм… Кажется, я начал понимать откуда такая благодать. — Произнес он в рифму.

— Откуда?

— Я вспомнил свои обязательства по одному маленькому рассказу.

Мои руки замерли, остановившись на его шее:

— Вообще-то…, я просто хотела, то есть…

— То есть рассказывать уже не нужно, откуда взялось выражение «молчите рефери»?

— Нужно!

Еще чуть-чуть возмутившись вслух, я попросила его оседлать стул и сложить руки на спинке.

— Зачем? — спросил Алек, послушно пересаживаясь.

— Пытать буду… — он с притворным ужасом покосился в мою сторону. — То есть сейчас оплачу рассказ. — Улыбнулась, разминая кисти рук.

— Давай другой способ оплаты найдем? — чуть изменившимся голосом предложил он. — К тому же ты устала…

— Первое: Я забыла, когда в последний раз делала массаж лица и головы, второе: раз уж ты чувствуешь себя должным, то с тебя второй рассказ. А теперь, не тратя ни мгновения, рассказывай.

Запустила ручки в его локоны и с удовольствием отметила, что он чуть ли не мурчит. Да, так я рассказа не дождусь… а ведь я только недавно узнала, что они между собой отца зовут — Ваша честь рефери. Как сказал Сергей, пришло это из далекого детства, еще, когда их мама была жива. И с тех пор во всех их братских спорах Богдан Петрович занимает место третейского судьи. Завершив прием пиление, медленными движениями пригладила локоны.

— Итак, Алек, выражение: «Молчите рефери!» уходит своими корнями в глубокое прошлое?

— Недостаточно глубокое, — нехотя ответил он. — Мне было девятнадцать лет.

— Мугу, продолжай.

— Мы уже жили здесь, но фактически это была стройка с грудами строительных материалов и мусора. Забор еще не поставили, а то, что вместо него было сооружено из досок и кирпичей, еще не убрали.

— Картина ясна, — выдохнула я, — что дальше?

— А дальше… я на целый день получил в распоряжение пустую хату.

Моя улыбка стала шире. Братец мой, Димка в свои шестнадцать-семнадцать лет так же мечтал о пустой хате на неделю. А лучше на год и тщательно продумывал кого из друзей, а главное девушек приведет к себе.

Наши взгляды встретились в отражении темного серванта столовой.

— Думаю, ты поняла, о чем речь.

— Могу лишь догадываться… — прищурилась я, — убил человека и закопал на заднем дворе? Ограбил банк? Помог скрыться преступникам? Отобрал сумку у бабушки?

— А я и такое мог? — протянул он со смешком. — Как мелко я плавал в молодости, столько всего упустил.

— Ладно-ладно, я поняла, это была девушка. — Прикусила губу, глядя на него в отражении. — Права?

— Таки да. Я привел девушку домой и первые полчаса был счастлив.

— А в остальное время?

Он наклонил голову, подставляя ее под мои руки. Я повторила прием и пригладила его локоны: — И?

— Остального не было. Сработал закон Подлости. В гостях, где отдыхали отец и Сергей произошло ЧП. На самом деле ничего страшного, но кровные родственнички срочно вернулись домой. А сообщили об этом, будучи у наших ворот.

— Полчаса?! — я не сдержалась и прыснула со смеху.

— Ага! Теперь представь, что мы успели раздеться, так ни к чему не приступив. И вдруг сигнал авто оповещает о…

— О завершении сеанса. Куда девушку прятал?

— Никуда. В доме ремонт, то есть стройка. Жилых комнат две и я свою делю с братом. — Алек, вспоминая об этом, потер лицо. Та ситуация его и сейчас мало забавляет.

— Возлюбленной пришлой уйти?

— Через окно. — Подтвердил он с улыбкой. — Я объяснил, где в заборе лаз и как к нему пройти, и в одних боксерах помчался открывать ворота.

— Представляю, как ты был им рад.

— Да. И отец, посмотрев на меня, быстро понял, что я был «рад» но отнюдь не им.

Мальчишеская улыбка коснулась его губ. Свой смех я удачно подавила, а вот проступившие на глазах слезы, все-таки пришлось утереть.

— Мммм, так… А фраза, откуда взялась?

— От меня. Открыв ворота и придержав двери гаража, я хотел скрыться в доме. А тут отец меня тормозит: «Алек, я тут заметил…» И голос такой, хм интересный. Что он заметил, я понял по-своему. Вспылил.

— Молчите рефери?! — догадалась я. Он медленно кивнул.

— Ну и эту тоже…

— И что Богдан Петрович ответил?

— Я помолчу, а ты девушку вызволи из плена. Иначе она до утра здесь просидит. Развернул меня в нужном направлении и указал на забор со словами: «Она крепко застряла».

Чуть не засмеялась в голос и чтобы не потревожить Сергея, прижала ладошки ко рту. Сеанс массажа был почти завершен, так что я могла убрать руки.

— То есть с женским полом, когда хочется сказать: «я сам во всем разберусь», мы используем эту фразу. — Наклонив голову вначале в одну сторону, затем в другую, улыбнулся. — Вот, а теперь ты понимаешь ее превратность. То есть: и молчите, и в то же время не молчите, если есть что сказать.

— Понимаю. А после того случая вы с ней еще общались?

— С Дашей? Нет, не общались. Она через год выскочила замуж, а я сорвался с места и начал путешествовать. — Он таинственно замолчал.

— Как путешествовать? Куда?

— Оставим на следующий сеанс. Считай, что я тебе его должен.

— Конечно, должен. Я и пальцем не пошевелю, пока не расскажешь.

— К слову о твоих пальцах, — Алек, медленно поднялся, задвинул стул под стол и неуловимым движением поймал мои руки. — Спасибо…

 

16

Много позже я честно призналась мужу, что первый контакт, когда он поцеловал мои пальчики, был до безобразия приятен. И я бы его продлила на час, а может быть, на всю жизнь, если бы не потревоживший нас звонок. По счастливой случайности последний пункт мне удался — до бесконечности продлила свой абонемент на его поцелуи и не только…

— Представляете, — я заговорщически подмигнула Еве, — он уже тогда мог сказать, что ранее мы встречались. И не захотел!

— Да, девичьей памятью я не страдаю. — Кивнул благоверный. — Но и сознаваться в том, что это она мне сломала нос, не хотелось. А в целом, дорогая, скажи я правду, чтобы услышал в ответ?

Подняла на мужа искренний взгляд и честно призналась:

— Что я тебя не помню.

— Именно этого я и не хотел слышать. — Он похлопал меня по руке. — В будущем также. Ограничимся этим высказыванием.

— Да, дорогой, как скажешь.

— Итак, Ольга, на вашем счету уже было одно предложение от Сергея, когда же свое озвучил Алексей?

— Через две недели, в начале декабря. — И память мне не изменяет, потому что это произошло в момент моего душевного упадка.

— Это была романтичная ситуация, — предположила ведущая шоу, но я отрицательно покачала головой.

— Это был не лучший из моих дней.

* * *

Вернувшись домой из поликлиники, в первое время Сергей передвигался по дому медленно и редко. Потом неожиданно повеселел и стал чаще улыбаться. А еще он опять принялся за готовку и теснил Людмилу на ее же территории, стабильно в обед, а иногда и вечером.

— Кажется, у тебя весна на носу. — Счастливо улыбаясь, я наворачивала второе пирожное его приготовления.

— Новый Год, если быть точным. — Серега, одетый в обтягивающую майку и спортивные брюки, как ниндзя лихо орудовал над плитой и время от времени оборачивался ко мне. Проделывал он это, исключительно, чтобы в очередной раз поинтересоваться: — Ну, как тебе?

— Третье я тоже съем! А твоя утка просто обалдеть! — И не отвлекай, пожалуйста, от пира.

— Ага, ну раз ты так довольна, значит, я заслужил, — он таинственно замолчал, ожидая вопроса. Вопрос последовал.

— Что именно?

— Массаж.

Вкус пирожного я все еще чувствовала, но к нему уже примешалось и чувство подвоха.

— Какой?

— Общий. — Продолжая улыбаться, заявил он и подлил мне кофе в чашку.

— Где?

— Здесь.

Я отложила ложку и отодвинула тарелку, прочистила горло… и как не жаль, таки просипела: — Кому?

— Ты должна ее помнить… она такая…

— Блондинка с третьим размером? — зло прищурилась я.

Уж кого-кого, а эту фифу во только я хочу придушить. На днях она заявлялась к младшему. С порога затребовала кофе, пирожных из кондитерской и еще какую-то дрянь. Я отказалась исполнять ее волю и послала к Сергею. Она обозвала меня хамкой, но узнав о том, что я работаю на Богдана Петровича, вручила мелкую пучеглазую зверюшку с предложением выгулять ее: «Пупсик Долли, очень любит хорошую погоду». Уверена на тот момент у меня была улыбка точь-в-точь, как у ее псины — злорадная и многообещающая. Фифа забрала свою «наручницу», как только услышала о грозных псах на улице и их страсти ко всему, что напоминает крыс. Судя по ее реакции, сообщение о том, что я неспособна совладать с жуткими дворнягами, можно было не добавлять.

Видя мою грозное лицо от одних лишь воспоминаний младший хмыкнул.

— Нет, не блондинка. Я внял твоим советам.

Вспомнить бы, что я ему советовала на личном фронте. Не общаться только с этой или же со всеми уникалками? Вспомнила! Решила перепроверить:

— Что, больше никакой экзотики?

— Ну… Посмотрим, как пойдет, — тут же протянул он и водрузил на мою тарелку третье свое творение. — Так что, согласна?

— Могу. Через два дня у меня будет окно с Богданом Петровичем, так что два часа я ей уделю. — Придвинула тарелку ближе, и вдруг… — а какая весовая категория у девушки, и какой именно массаж заказываешь?

— Категория, как ты. Массаж шоколадный с обертыванием. — Он выключил газовую плиту и духовку, и, сгрузив посуду в посудомоечную машинку, сел напротив.

— Мммм хороший выбор, твоя девушка будет пахнуть, как шоколадка. — Ковырнув еще раз пирожное, задала решающий вопрос. — А почему не в салоне со всеми прибамбасами? Ты экономишь? Или хочешь получить свободную хату на пару часов?

— Нет. Мы просто… Она стеснительная, и я бы не хотел ее чем-либо обязывать, вызвав в салон. К тому же светиться деньгами, пока не стоит.

— Так это уже интересно. — Мысленно начала вспоминать всех его девушек и знакомых, с которыми когда-либо встречалась. — Я ее видела, она скромная, моей комплекции, стеснительная, и ты ничем не хочешь ее обязывать…

На ум пришло от силы две кандидатуры и те не важные. Все-таки вкус у младшего особый на особенности.

— Да, поэтому предупрежу, что обо всем договорился с друзьями и это просто… миссия доброй воли. Я хочу, чтобы она отдохнула и расслабилась, потом легкий ужин, фильм и…

— Что и?

— И я отвезу ее домой.

— Блин, я сейчас обзавидуюсь этой девушке! — заявила я, добравшись до середины третьего пирожного, и от удовольствия закрыла глаза.

— Хм, а ты могла бы быть на ее месте.

— Ага, как же… Колись, кто она такая и я начну на нее молиться?

— Она тебе уже нравится? — удивился младший.

— Мне нравишься ты, когда ты такой… — я махнула на него, кухню и на свое пирожное, — живой. А ведь всего лишь недавно…

— Не продолжай.

— Ок.

Последующие два дня младший летал в неизвестных далях, часто задумчиво смотрел в никуда, улыбался и отвечал на все входящие звонки своего телефона, что прежде с ним случалось редко. К приходу гостьи Сергей подготовился основательно и сам. Помочь с уборкой или готовкой не просил, и вообще сказал, чтобы не лезла с советами и занялась собой.

— В смысле? — я так и стала истуканом посередине гостиной, где он убирался.

— Отдохни, чтобы не была вялой на процедурах.

— Так она у тебя маленькая, что там массировать, это же не тело в сто пятьдесят килограмм. — Он не ответил. — Но если подумать, то после твоих миндальных печений ее точно разнесет.

Выключил пылесос и попросил повторить мои слова. Я повторила, и парень сорвался с низкого старта в кухню, бросив на ходу: — Засада!

Движимая любопытством, вошла следом: — Ты что забыл их выключить?

— Нет.

— Тогда в чем дело?

— Забыл кремом промазать. Вот сейчас ты мне и поможешь. — Он указал на поднос с печеньем мисочку со сладкой сливочно-шоколадной массой и миндаль в коробочке. И Проговаривая наглядно продемонстрировал, что должно получиться. — Делаешь все следующим образом: намазываешь чайную ложку крема на одно печенье, в его центре ставишь миндаль 2–3 штучки, накрываешь вторым.

Он продемонстрировал идеально промазанный образец и с серьезным видом спросил: — Справишься?

— Надорвусь. — Отбирая у него ложечку, зачерпнула крем из молочного шоколада, и вопреки его ожиданиям, съела.

— Ммм, блаженство, — я потянулась за второй порцией, а мисочки на столе уже нет. Убрал. — Ой, вот одной ложки ему жалко.

— Оля… — произнес с укоризненным видом, — мне не жалко, но вначале промажь все печенья.

— А потом можно съесть?

— И на тридцать минут в холодильник для застывания. — Младший посмотрел на часы, потом на меня. — Так печенья на тебе, я пошел убираться дальше.

И весь такой деловой-деловой. Что уж там, сделал все как просил и только три печешки съела. Поднималась я к себе с чувством выполненного долга, а так же пониманием, что жизнь прекрасна. Оказавшись наверху, услышала звонок моего телефона.

— Леша!

Ворвалась в комнату схватила телефон:

— Алло, да слушаю!

— Привет, Ольчик. — Голос его звучит приглушенно и кажется с нотками обиды. — Ты была права…, приезжать не стоило.

— Не понравились хинкали? — я мягко его пожурила, надеясь вызвать улыбку, а вызвала гнев.

— Да, пошла она со своими пельменями…!

— Только не ругайся! — я прикусила губу, что бы голосом не выдать, что меня это волнует. — Вы… поссорились?

— Расстались.

Повисло молчание. Он сердито и тяжело дышит, я же боюсь вздохнуть. Правда, ли это или мне все лишь снится? Лучше бы снилось, не хочу вновь выстраивать мост надежды и надеяться непонятно на что.

— Оль, слышишь, я до конца недели у родителей помогать буду, а потом назад.

— Ясно.

Он помолчал и уже увереннее произнес: — Я к тебе приеду.

Мое сердце дрогнуло, а потом часто забилось. Так ставят перед свершившимся фактом, неотвратимым событием, я приеду к тебе и точка. Словно бы выбор сделан, курс намечен и в том, что цель будет достигнута, он уверен. И эта убежденность в своем позволяет легко и просто завершить разговор:

— Хочу тебя увидеть, буду через три дня.

— Хорошо.

— Встретимся. — Таким же твердым голосом добавляет он.

— Давай. — Отвечаю коротко, односложно, чтобы не сдать своих чувств.

— Я позвоню еще. Целую.

— Пока.

И неизвестно радоваться или плакать. Он едет ко мне, зачем едет не трудно догадаться — расстался с одной и ищет ей скорую замену. Буду надеяться, что приедет поговорить… А вдруг они помирятся? Или все-таки нет? С этими мыслями спустилась вниз и начала готовить шоколад для массажной процедуры, два пакетика какао порошка развести с водой в процентном отношении 2 к 3, поставить на паровую баню и помешивать до загустения.

Через время на кухню заглянул улыбчивый младший, чтобы меня пожурить: — третий раз зову, а ты не откликаешься.

— Она уже здесь? — я выключила газовую плиту и вытерла руки.

— Ага, пошли.

— Хорошо смотришься. — Прокомментировала я его вид, пока мы проходили по коридору. Сережа в черных джинсах и футболке выглядел, как с картинки, подтянутый и красивый. Не был бы таким врединой, оставила бы себе, наверное. Он прошел в гостиную и, остановился недалеко у кресла, в котором расположилась гостья:

— Юля, — младший галантно помог ей подняться и приобнял, — знакомься это Оля, Оля это Юля. Имена созвучные, могу путать.

— Ага. — Кивнула я, четко понимая, наконец-то его выбор стал более адекватным.

— Так что не обижайся, Оля.

— Понятно. — То есть так он предупреждает, что меня Юлей будет время от времени звать. Очень мило.

Младший широко улыбнулся, его девушка робко, а я… В первые мгновения с удивлением смотрела на миловидную санитарочку из поликлиники, потом еще не менее удивленно на Сережу. Сглотнула, подавив смешок, и только потом подошла и обняла его новую подругу.

— Очень рада официальному знакомству.

Юля просияла: — И я. Он мне столько всего рассказывал…!

Покосилась на Серегу, который принял отрешенный и задумчивый вид. Его тут нет, это не он рядом стоит и девушку обнимает.

— Могу себе представить. — Протянула я, припоминая все наши стычки.

— Нет-нет только хорошее. О том, как вы его отца на ноги поднимаете. И, как вот Сережу в больницу направили…

— А о том, как они все сопротивляются, рассказал?

— Нет.

— А надо бы, у них, знаешь, какое сопротивление передается по мужской линии…

— Оля. — Предупреждающе начал он. — Разговоры потом. — И глазами на кабинет указывает, где все уже готово для шоколадного обертывания. Время.

— Он хотел сказать, что у меня завтра ночное дежурство. — Смягчила его слова Юля и улыбнулась, я свободна до десяти.

— Ну, что ж час спа! — провозгласила я и потянула девушку за собой. Вначале погладим, потом разотрем и после этого обмажем шоколадом.

— Чем?

— Смесью какао. — Пояснила я.

— Ой, я забыла предупредить… Сережу, а у меня на шоколад аллергия. И я не знала, я бы так, то есть… — Он посмотрела на меня печально и закусила губу. Расстроилась.

— На мед аллергия есть?

— Нет.

— Как насчет медового массажа? — подумала, что она в курсе некоторых особенностей медового, и тут же пояснила. — Могу сделать безболезненный.

— А если антицеллюлитный?

— Проходила уже? То есть знаешь чего ожидать?

— Да. — Она улыбнулась и немного покраснела, погладив себя по бедру. — Но думаю, еще не повредит.

— Без проблем, проходи за ширму, — я вышла из кабинета со словами, — раздеваешься до трусиков и ложишься.

— Как-как она должна раздеться?

А младший далеко не ушел, стоит под стеночкой прислушивается.

— Как надо. С тебя, кстати, чай зеленый через полчаса три чашки и печенье. — Я широко улыбнулась, стараясь не отводить от него стыдливого взгляда, — и вообще ты мой должник.

Он последовал за мной в кухню, сдержанно, возмущаясь: — С чего вдруг? Мы же все решили…

— У нее аллергия на какао, проведем медовый массаж, а он более трудоемкий.

— Юля не будет пахнуть как шоколадка?

И вздох такой тяжелый-тяжелый. Расстроился парень.

— В холодильнике есть шоколадка, съешь ее. Или же если хочешь, могу тебя смесью шоколадной намазать завтра в обед. Что скажешь?

— Меня шоколадом — нет. Оль, а сейчас я могу там посидеть?

— А кто говорил, что она стеснительная? — у младшего глаза такие интересные стали, с поволокой, а улыбка такой плутовской.

— Что, не настолько стеснительная оказалась? Или тебя в заблуждение ввела Юлина готовность раздеться? Или ты решил возместить моральный урон от того, что она тебя… ммм видела, а ты нет?

— Если есть возможность…

— После того, как я сделаю обертывание. Зайдешь проведать. — Ответила со смешком.

— А раньше?

— А раньше нельзя, тут уже я стеснительная.

Собрала все необходимое и уже почти вышла из кухни, как Сергей меня окликнул:

— Оля, а что происходит?

— Массаж.

— Я не об этом. Не о нас с Юлей. Тут другое. — Он нахмурился, подошел ближе. — Ты опять улыбаешься и двигаешься, как… ну по-особенному.

— И что? — я удивленно вскинула брови. — Мне уже улыбаться нельзя. А подвижной я всегда была.

— Вот оно, — он щелкнул пальцами и скривил губы. — Точь-в-точь как в прошлый раз. Да, я видел уже и этот взгляд, и эту деловитость. Твой критин Леша опять в гости едет?

— Он не мой. И он не…

— Да. Но он герой. — Сыронизировал младший, скрестив руки на груди.

— Селозя…

— Что Сморчок? — взгляд его стал суровым. — Намерена отнекиваться, или все же подтвердишь, что он тебе звонил сегодня?

— Давай, закроем тему.

— А почему?

Не давая настроению падать ниже нулевой отметки, я резко высказалась:

— Мой герой, мой геморрой. Займись своей жизнью. — Развернулась и вышла. — Тема закрыта.

— Насчет геморроя это ты в точку, — сообщил он мне в след. — Лучше и не скажешь…

В последующие дни Леша звонил дважды, рассказывал, как обстоят дела в нашем родном городе, с кем виделся, чем помог родителям. Коротко интересовался моими делами. Похвалил, что в бассейн записалась и продолжаю работать с клиентом. Людей, с которыми я работаю и под чьей крышей живу, он не запомнил. И задавая вопросы, использовал следующие обозначения: клиент, жена клиента, а тот, которого я видел и тезка.

И тот, которого он видел, Сережа, глядя на меня, качал головой, но темы более не поднимал. Лишь изредка от него что-то проскальзывало относительно узловатого расширения вен прямой кишки. А я уже не обращала внимания, поглощенная ожиданием не могла усидеть на месте и беспрестанно улыбалась.

Думала, ничего не менять в образе, остаться такой как есть и не удержалась, пусть он приедет и мы всего лишь поговорим, но новый стиль и стрижка будут…, будут… Собственно, чем именно они будут я так и не поняла. Посетила косметолога, затем парикмахера, купила новое белье, просто для себя, оно же мне и останется. Вру, почти для себя, белое кружевное боди не каждый день оденешь, но так хотелось чувствовать себя уверенно, что я его купила. Леша звонил утром, сообщил что, в 22:00 приедет за мной на такси, он уже заказал столик в ресторане, куда меня повезет.

— Черный кот, черный кот! Мы пойдем с ним в «Черный кот» — за два часа до встречи, я ворвалась в дом с новыми покупками. Поздоровавшись со всеми встреченными, помчалась наверх. В моей комнате голоса из гостиной звучали глухо:

— А что у Оли? — поинтересовался Богдан Петрович.

— Что-то хорошее, — это Раиса.

— Шопингом снимала стресс? — спросил Алек.

Ой, блин, я старшего сына семьи и не заметила, а он уже во Львове. Нехорошо! Выбежала на лестницу свесилась с перил и ответила:

— Алек, привет!

— Богдан Петрович, Раиса права. У меня все хорошо, шопингом стресс не снимала, клянусь! Просто назначена встреча. — И юркнула обратно, потому что двух часов мне будет недостаточно. Но прежде чем закрыть двери, услышала Сережины слова.

— О, да это будет та еще встреча… — иронично отозвался вредина. — Отец, после этой встречи выдашь ей отпускные и домой направишь.

— На Новый год она в любом случае поедет домой на две недели.

— Придется отослать раньше. — Заметил младший Краснощек.

Я плотно закрыла двери и улыбнулась: — А вот не придется, Селозя! Он ко мне едет, ко мне!

Собиралась, краснея и бледнея, ругала себя за вздор, приходящий в голову, и улыбалась, как глупышка. Белье, чулки, шелковая бежевая блузка, в тон к ней юбка карандаш, тонкая цепочка на шею, и неброский макияж. Потому что щеки и так красные, глаза горят, а губы я давно искусала в предвкушении встречи, и от таких манипуляций вся помада окажется на зубах.

Сегодня ничего такого не будет. Нет, конечно, мы встретимся, посидим в ресторане, поговорим. И это будет началом. Каплей в море, но уже моей каплей и для меня. А дальше, кто знает…, быть может, мне он снится не зря.

За полчаса до приезда Леши, в комнату постучался Сережа:

— Так, Оль, я уезжаю. Отец с Раисой тоже, они развлечься хотят, пока ты его на операцию не определила.

— Аха, понятно. — На самом деле, у него такая страсть к поездкам появилась с приобретением статуса «женат» и к операции никоим образом не относится. Я завершила подводку глаз и обернулась к младшему. — Что? Ты так смотришь…

— Прекрасно выглядишь. — Усмехнулся и подмигнул. — Хорошо, что мне сегодня к Юле.

— Спасибо. Привет ей передашь. — Я улыбнулась своему отражению, вспоминая моменты во время массажа, ох и насмеялись мы с ней тогда. Классная девчонка.

А Сергей все не уходит: — Спросишь, что хотел и уйдешь или так и будешь стоять?

— За тобой рыцарь явится когда? — слово «рыцарь» в его устах прозвучало ругательством.

— Через полчаса заедет.

— Тогда тебя Алек проведет. Проследит, чтобы ты не забыла дом закрыть и калитку.

— Не надо меня провожать, сама справлюсь и с домом и с калиткой!

— Знаю, но он все равно будет тут… в кабинете работать до твоего отъезда. — И без перехода снова вопрос в лоб. — Ты домой вернешься?

— И что это значит? — насупилась я. — Допрос?

— Я ключи потерял, а у нас всего три комплекта… — а в глаза не смотрит, азалии на подоконнике рассматривает, Ричарду улыбается, тот как раз под подоконником разлегся.

Разгадала его уловку и с улыбкой ответила: — Буду.

— А куда едете? Спрашиваю, чтобы я знал, где тебя искать, если домой не вернешься раньше меня.

— Ну, это вряд ли, ты раньше не явишься.

Посмотрел на меня укоризненно: — Так, куда?

— Заглянем в «Черный кот», потом может быть погуляем… — хотела сказать «по городу», но он меня оборвал.

— Ок, до встречи в ресторане. — И закрыл двери, не ответив, что значит до встречи.

— Сережа! — я выскочила вслед за ним, — что все это значит?

— Ничего. — И глаза такие честные, как у Ричарда, когда он с грязными лапами в дом забегает.

— Неужели нельзя меня оставить в покое? Не маленькая уже. Своя голова на плечах есть, и перепроверять добрались мы до ресторана или нет, не нужно.

— А об этом я не подумал, — сокрушенно покачал головой младший. И, как назло, зазвонил телефон, мой. — Оль, там тебе уже звонят, ответь…

— Ты!

— Могу подождать. — Подмигнул зараза, развернулся и начал подниматься ко мне, — и с ним поговорить заодно. Ну, чтобы знаешь, вы до ресторана добрались…, не заплутали в городе…

— Конечно! Иди уже! — я поспешила в комнату, а Сережа из гостиной напомнил, что заглянет в ресторан.

Нажала на прием входящего и срывающимся голосом произнесла:

— Привет! Ты уже в городе?

— Ольчик, я…

Наверное, из-за сердечного стука, шума в ушах и множества пустяковых мыслей, я не расслышала его слова. Быть может, не поверила ему и посчитала сказанное грубой шуткой и поэтому они из моей памяти стерлись. Или же то меня ошеломило то, что его голос невозможно счастливый, хотя не должен быть таким. Он не радуется мне так, как говорит сейчас, не использует эти интонации, да и повода ранее не было, а значит…

Я закрыла глаза и медленно выдохнула, слов его не расслышала, но осознание пришло сразу — вот и все, закончилась сказка о рыцаре.

— Прости, пожалуйста, повтори еще раз, что ты только что сказал.

— Я не приехал, Ольчик. Извини, не смог раньше сообщить, ту все так завертелось, закрутилось…! Я забыл. Не со зла, понимаешь? Я просто, просто был в растерянности и…

— Леш, я поняла, ты не приехал во Львов. — Медленно стерла скатившуюся по щеке слезу и, сжав руку в кулак, спросила, — что у тебя случилось?

— Ольчик, я женюсь! Наталка согласилась. Моя Натуся сказала: — Да. Я так счастлив, не ожидал, честно! Думал она опять… — Что «опять» я не расслышала. — А она дала свое согласие, я так… я в восторге от нее, готов орать во все горло как люблю ее. И тебя люблю…

Голос осип, но я все же спросила: — За что?

— Оля это все ты! Понимаешь, ты поддерживала меня, вдохновляла и направляла. Не дала оступиться… Я очень благодарен, Оль я тебе так обязан, слышишь?!

— Мугу… — тихий всхлип не позволил сказать ничего больше, я с ужасом прижала ладошку ко рту.

— Оля, ты не рада? Ответь.

Боже, какой… ужас! Как я могла поверить? Как?!

— Я рада, — слезы потекли по щекам проворными ручьями, подбородок задрожал, и я громко всхлипнула, сознаваясь на чистоту, почти, — я слез удержать не могу от счастья.

— Ольчик!

Тяжелый выдох и первая ложь во спасение: — Какой же ты умница! Просто молоток…

— Спасибо! Это нужно отметить! Приезжай к нам в Днепропетровск…

Он задерживается дома, он все бросит, все к чему шел, оставит ради нее, Наташи. Все ради нее. А дальше, как? А никак. Дальше он не пойдет, все решено уже…, порешено.

— Знаю, у нас сегодня намечалась встреча, и я нарушил обещание. — Кажется, даже руку к сердцу приложил, чтобы заверить, — Ольчик, даю слово, мы отметим и это. Обязательно отметим! Ты же в январе будешь здесь, у нас. Димка говорил, будешь. Так я тебя с поезда встречу. Мы ждем тебя — я, Наташа, все мы…

Удержала стон и солгала еще раз:

— Я не смогу приехать в январе надолго, только лишь к маме.

— Вот как?

А я еле подавила горький всхлип, как же все это мерзко. А впрочем, я не врала, я понимаю, теперь придется именно так и поступить. Я не смогу его видеть:

— Извини, у меня планы изменились. Ты же понимаешь?

— Понимаю. — Ответил тихо. Не верит. И кому? Мне? Смешно.

— Но я очень, очень рада за…, за вас! Это замечательно! Мои поздравления вам обоим. И… и привет ей передай.

— Оля, спасибо, милая! Я не думал…

Вот именно — не думал, и думать никогда не начнешь. А я слишком много думала, слишком.

Горло сдавил спазм, с болью произнесла: — Мне пора.

— Что? А, ты спешишь…? Ну, ладно. — Хлопнул в ладоши Леша. — Все-все не отрываю. Приятного тебе вечера, и еще раз спасибо! Я в долгу. Честно в огромном долгу перед тобой!

— Да… — это было последним, что я смогла произнести.

Слез больше не было, всхлипов, судорожных вздохов, стенаний. Не помню, как оказалась на краю своей кровати, судорожно сжимая телефон, сколько просидела, глядя в одно точку. Опустошенность образовалась внутри, стерев мысли, образы, воспоминания и чувства. Возможно, именно так взирает на окружающий мир пластмассовая марионетка. Она неподвижна, безголоса, пуста.

Отстраненно фиксирую изменения, происходящие вокруг: вот Ричард запрыгнул на кровать, медленно подобрался ко мне, лег и, протяжно вздохнув, положил голову на мои колени, вот на улице проехала машина, а внизу в доме зазвонил телефон, через время на звонок ответили. Приглушенный голос долетал сюда, но я не разбирала слов. Все кажется нереальным, абсолютно все. И тихий скулеж ретривера, и глухие приближающиеся шаги на лестнице, их не существует.

Ни откуда пришла глупость, стоящая высокой оценки: Я ничто.

Дверь открылась, кто-то прикоснулся к моей руке, а затем ответил кому-то:

— Да, она дома. Нет, никуда не поехала. Узнать все ли в порядке? — сверху раздался смешок и тот же голос ответил. — Узнаю, перезвоню.

Щелчок по кнопке и тишина. Передо мной маячат две ноги в синих брюках и мягкий голос интересуется:

— Оля, что случилось?

Следом за этим вопросом идет еще один более встревоженный:

— Ты что-то выпила? — чужие руки бережно накрывают мои плечи и сжимают их. Спасибо, что не трясут. — Оль, что ты приняла?

Его руки спускаются к моим локтям, затем скользят к запястьям, чтобы, проверив пульс замереть, на мгновение.

— Это таблетки? Какие? Не молчи…

— Нет. — Произнесла совсем тихо. И мотаю головой из стороны в сторону еле-еле, почти невидимое движение. Но ему и этого достаточно, заметил. Выдохнул с облегчением. Забрал из моих рук телефон, присел на корточки, так что его лицо оказалось напротив моего.

А вот и Алек. Кажется, я должна была закрыть дом при нем, или провести его, или выпустить из дома, но я этого не сделала. И вот теперь он тут, взял мои ладошки в плен своих рук, нежно.

— Олененок, ты можешь сказать, что случилось? Ты не поехала на встречу, что произошло?

Я смотрю в его внимательные карие глаза и понимаю, что отвертеться простым: «я устала» не получится. Мы проходили это совсем недавно в поликлинике. Я все понимаю, но слова не желают срываться с губ. Что я ему скажу? Что я вообще могу сказать?

Он протянул руку к моему лицу и коснулся щеки:

— Ну? Ты рассказываешь или я использую секретное оружие?

Что-то новенькое. Не знала, что против меня есть секретное оружие.

— Удивлена, а я знаю. Мне младший рассказал. — Он улыбнулся уголками губ и серьезным тоном продолжил. — Или ты рассказываешь, в чем дело, или я вызываю скорую.

Не нужно скорую! Мысль явно отразилась на лице, но вслух не произнесла, ни слова.

— Понятно, скорую вызывать не будем, но и рассказать в чем дело ты не намерена. — Кивнул своим мыслям. — Осечка вышла, не подействовало. Может тебя под душ, холодный. Тебя холодный душ из ступора выводит, а? — он поднялся и заставил встать меня. — Что скажешь?

А я стою перед ним и не шевелюсь, молчу, и не дышу вовсе.

— Ничего не скажешь. — Подвел он черту. — Тогда всю ответственность за происходящее я беру на себя.

Какую ответственность? За что?

А его руки в это время оторвались от меня и принялись за пуговки на блузке. Вот первая выскользнула из петельки, затем вторая… Странно, он расстегивает их, а я ничего произнести не могу и не потому что страшно, а потому что не пугает, вообще. Я не боюсь его рук и отстраненно наблюдаю, за тем, как медленно и тактично расстегивается моя блузка.

Третья, четвертая, пятая…

— Оу! — с этим возгласом он распахнул шелковое изделие, обрадовался как родной и поднял взгляд на меня. — Нательная маечка? А зачем? Ты часто мерзнешь?

Отрицательно покачала головой, еще один малозаметный знак. Но Алек на меня не смотрит. Его куда больше заинтересовало кружевное белье, купленное для придания уверенности. Словно ребенок, разворачивающий подарок, он легко выдернул блузку из юбки.

— Ааа, нет. Не маечка. — Широкая улыбка осветила его лицо. — Неужели боди?

Оно самое. И лучше не думать какими потайными мыслями я руководствовалась, когда его брала.

— Оль, а можно глянуть? — бросил пристальный взгляд на меня, затем вниз. — Ну, раз ты молчишь… до сих пор, то можно. Молчание знак согласия, да?

Подождал несколько секунд, чтобы я успела одуматься, одуматься не успела, а потом постановил: — Значит, да.

Мурлыча что-то с хулиганским видом, обвил руками и медленно расстегнул юбку, чтобы затем спустить ладони значительно ниже поясничного отдела. Смешно, я от неожиданности вздрогнула, а он вслед за мной.

— Точно боди, Олененок, шикарный выбор. — Отстранился немного, не убирая рук, и глухо спросил. — А где оно расстегивается?

Внизу… там две кнопочки…

— А ну да, мог бы и догадаться.

Его ладонь медленно продвинулась ниже, достигла кнопочек и словно обожженная вернулась назад. Глаза закрыл, и на ощупь начал быстро застегивать юбку, ругая меня. Я же отвечала мысленно.

— Оля, где реакция?

Не знаю.

— Я ж не каменный воспользуюсь ситуацией.

Давай, воспользуйся. Хоть кому-то будет хорошо.

— А когда спросят: «кто начал?», скажу: «ты была активом, я пассивом» и мне все-все поверят. — Произносит с сожалением, запахивая на мне блузку, юбку он уже застегнул.

Нет. Кажется, это я сказала вслух.

— Что, нет? — он остановился.

— Не поверят. — Мой голос тих. Сама себя не слышу, а он слышит еще и шутит.

— Не поверят, но жениться заставят. — Взяв за подбородок, поднял мое лицо и заглянул в глаза. — Ну, что выйдешь за меня?

— Ты женат…

— Это не повод чтобы плакать. — На глаза навернулись слезы, но я поняла это лишь, когда он мягко начал их стирать. — Дело решается легко, разводом. Слышала о таком?

— Д-да… — в деталях вспомнила разговор с Лешей и горько всхлипнула, — но он только женится.

В детстве меня в такие минуты спасала мама, она меня обнимала и давала поплакать, в юности подушка, а тут… Я не нашла ничего лучше, чем шагнуть к Алеку и разреветься на его груди.

— Олененок… — с грустью произнес он и крепко меня обнял.

 

17

— Это был не лучший ее день, но и не худший, я пришел на помощь. — Сообщил благоверный и приобнял меня.

Несколько секунд в студии длилось молчание, а затем присутствующие вновь пришли в «движение». Леша незаметно поглаживает мое плечо, задумчиво улыбается. Я молчу, а Ева с удивлением взирает на нас.

— Так… В вашей истории все началось с этого дня? — она как-то растеряно просмотрела подготовленные вопросы, облизнула губы и, понизив голос, спросила. — То есть… этот случай стал отправным пунктом в ваших отношениях?

Леша тихо рассмеялся:

— Скорее конечной станцией предыдущих взаимоотношений. За один лишь вечер я одновременно стал спасательной жилеткой и персоной нон грата. — Покосился на меня и добавил. — Вот тебе и благодарность за проявленную отзывчивость.

До отзывчивости, там был еще и личный досмотр, но он вряд ли пожелает сообщить об этом. То белье помнит до сих пор, вот и на днях предлагал воскресить воспоминания и купить схожее.

— А иначе я отреагировать не могла. Просыпаюсь утром в своей комнате, одна в помятых… чувствах, — пункт о том, что проснулась в белье, опустим. — Ясно наревелась вдоволь, так что больше и не хочется. А на столе записка, от него.

— Слова записки помните? — Ева выжидающе посмотрела.

— Конечно. Такое не забудешь. — Замечаю, как улыбка мужа становится шире, и мстительно цитирую слово в слово: — Что бы ни случилось в прошлом, желаю тебе это забыть.

— Я имел в виду твои неприятности.

— А я поняла, что речь идет о прошедшем вечере. И что вся ситуация со мной его раздосадовала.

— Я не мог ей помочь, и это меня злило. — Пояснил он, подмигнув Еве. — Объяснение проще простого, зачем было накручивать?

Ну, все жди дома сюрпрайз, я устрою тебе страстный вечер, и ты забудешь, каково это — смотреть на других женщин! Ну, а пока продумываю план на ужин при свечах и делаю невинные глазки.

— Накручивать было с чего. После слез, я уснула мертвым сном. И кто знает…, как вечер закончился и что он имел в виду на самом деле.

— Она еще не знала, что я не люблю приставать к мертвецки спящим девушкам. Но… — он берет таинственную паузу и вынуждает ведущую проявить заинтересованность.

— Но?

— Оля решила все по-своему и стала меня избегать.

Наш интервьюер перевела удивленный взгляд на меня: — Ольга, Вам это удалось?

— Нет, — ответил муж.

— Да, — призналась я, чем вызвала очередной его смешок. — Но тут следует уточнить, что я избегала не самого Лешу, а необходимость называть его по имени.

Про себя добавила, что с того самого вечера, я стала опасаться своего нестандартного поведения рядом с ним. Все же один чужой «муж» на моем счету уже был, не хватало еще и второго чужого Алексея.

— И чем мое имя тебе не угодило? — возмутился он. — Лешей лишь перед походом в ЗАГС называть начала.

— Потому что все вариации имени Алексей стали для меня сущим наказанием.

Сейчас с него хватит и полуправды, в остальном признаюсь на годовщину пятую, может быть.

* * *

Задумчивый голос Богдана Петровича вырвал меня из оцепенения:

— Давно не видел твоей радости.

— Я радуюсь. И спасибо вам за прибавку к жалованью. — Попыталась улыбнуться, под пристальным взглядом главы семьи Краснощек. Но моя улыбка получилась несчастной, а затем и вовсе сползла с лица. — Бонус в размере 30 % к основному заработку — это прекрасно.

Опустила взгляд на руки и прикусила губу, хоть бы не разреветься. Ненавижу плакать на людях. К тому же наниматель мне попался проницательный, видит насквозь. А мне бы сейчас где-нибудь закрыться и переждать тупую боль.

— И я об этом. — Он сдвинул две папки в сторону, открыл свой ежедневник и, задумавшись, перечислил. — Сессию закрыла, зарплату получила с бонусом, клиента провожаешь на операцию через два дня, затем домой едешь на неделю и не рада.

— Рада. — Придала лицу жизнерадостное выражение. По моим меркам куда более бодрое, чем три часа назад, когда я завершила разговор с Лешей.

— Не вижу, Оленька. — Поставил точку глава семьи Краснощек. — Новогодние каникулы ты себе урезала до трех дней, в Рождество сидела здесь корпела над книгами, на Старый Новый Год опять же осталась во Львове. Это ты из-за отца в таком состоянии?

Он прав во всем, кроме последнего, на попытки отца вернуться к маме, в этом случае мне плевать с высокой башни. Мамуля придерживается моего мнения на его счет и Димка нас поддержал. Если отец желал новой жизни и завел новую семью, возвращаться в старую спустя год не имеет смысла. Пусть поступает так, как сам нас учил — берет ответственность за свою жизнь на себя. И незачем сбегать от трехмесячного сына, кредитов и обязательств перед молодой женой.

Там где пеленок нет ему уже не рады. Он сам разорвал с нами связь и не желал общаться, что ж теперь мы целиком и полностью поддерживаем его в этом.

— Он тут ни при чем. — Я ответила честно и постаралась, как можно мягче закрыть тему. — Хочу перевестись во 2-ой Московский Медицинский Институт. К концу учебного года я завершу с вами программу по восстановлению и переведусь.

— А если не завершишь?

— Богдан Петрович, мы с вами через столько прошли, что сомневаться в успешности операции и дальнейшего восстановления грешно. — Пожурила я. — Не о том думаете.

— Человеческий фактор присутствует везде.

— Если вы хотите покалечить хирургов или сбежать из операционной на каталке, то признайтесь сразу.

— Почему же на каталке? — он улыбнулся, — на своих двоих. И зачем признаваться?

— Чтобы я успела нанять охрану.

Считая разговор завершенным, вновь поблагодарила за щедрое вознаграждение и поднялась из кресла.

— Мне нужно собираться, — сожаление в голосе скрыть не удалось, как не пыталась. Я не хотела ехать в Днепропетровск и не знала, как избавиться от неожиданно свалившихся на меня каникул, а точнее где их пересидеть.

— Оль, я подумал… это мы уезжаем из дома, но ты-то можешь остаться. Главное, чтобы не скучала одна. В середине недели сюда заедет Алек и Елена, а до того можешь пригласить кого-нибудь из знакомых.

— А можно я подругу приглашу?

Сама не заметила, как начала улыбаться, и он тоже ответил мне с улыбкой: — Нужно.

Слишком поспешно согласился, даже не верится, нужно срочно ее пропиарить в выгодном свете:

— Она моего возраста, вредных привычек не имеет и всем прививает хорошие манеры.

— Такая же упертая как ты? — Богдан Петрович сложил все папки и вышел из-за стола.

— Ну, — я смутилась под его смеющимся взглядом. — Да, в этом мы схожи.

— Можно порадоваться, что нас в это время дома не будет.

— Спасибо! — я потянулась и взяла его руку в свои ладошки, чтобы сжать и еще раз поблагодарить. — Спасибо огромное, она не была еще во Львове, обрадуется!

— Хм, это хорошо. — Он посмотрел на наши руки, затем подмигнул мне. — Все беги, звони ей, пусть приезжает. И не хандри больше.

Кивнула я побежала наверх. — Люсек приедет! Мой Люсек!

Я отчаянно старалась не вспоминать слова Алеши, но время от времени вновь и вновь прокручивала наш телефонный разговор и судорожно вздыхала: «Дурой! Какой же я была дурой! Все это время…»

Он позвонил с утра, явно решил испортить мне воскресенье, и говорить начал с упрека, словно я ему чем-то обязана.

— Ольчик, ты избегаешь меня?

Горло сдавило от одного лишь звука его голоса, слезы затуманили взгляд, а по спине пробежался холод. Здравствуй мой ночной ужас — бессонница. Каким образом мои чувства стали издевкой надо мной, я не понимаю, но боль, которую они причиняют настолько отчетлива, что я еле сдерживаю судорожный стон.

Избегаю ли я его, конечно избегаю и в Днепропетровске и во Львове. И буду избегать, я не хочу испытывать боль, я не буду ее чувствовать. А значит, пора завязывать с его звонками, сообщениями и sms-ками.

— Ау, ты все еще там? — весело интересуется он.

Что ж отозваться соловьем на его песенку у меня не получится. И стоит ли постоянно разыгрывать перед ним стойкую духом? Я выбрала проверенную стратегию общения с ним — говорить правду и недоговаривать.

— Я влюбилась.

— Это замечательно… — я не дала ему более ничего сказать.

— Он женат. — На той стороне провода повисло удивленное молчание. Неужели подумал на себя. А вот зря! Он этого не был достоин, вида не подам, не намекну, не скажу, не признаюсь. Все останется так, как было, пусть и далее воспринимает меня очаровательной сестренкой друга и не более.

— И что? — настороженно спросил Леша. — У тебя с ним сложности?

— Обрывает звонками телефоны. Вынуждена выключать.

— А как же мы, как остальные твои знакомые?

Отстраненно подумала, что Алек, Серега и мой Димка первым делом спросили бы не начистить ли козлу морду, и не интересовались: «а как же мы?», имея в виду: «а как же я?»

— Через интернет сеть.

— А встретиться?

Крепко сжала зубы и досчитала до десяти. Как же просто у него это получается: исчезать, когда захочется и появляться, когда вздумается. А говорить, о том, что он не понят, так вообще, проще простого.

— Я не в том состоянии, чтобы встретиться. — Выдохнула судорожно, но не всхлипнула. Уже хорошо.

— Ясно. Что ж… Я ничем не могу помочь? — формальный вопрос, ожидающий формального ответа: «ничем».

— Можешь. — Позволила себе маленькое ехидство и, помедлив, попросила. — Позвони мне через шесть месяцев.

— А не много ли? — какой же он эгоист! Ищет лучшее для себя и только для себя, даже зная, что мне плохо. — Давай три дня. Зачем так много хандрить?

— Нужно. Три месяца. — Я урезала срок, лишь бы он не продолжал в том же духе.

Где же моя гордость раньше была, где был нормальный навык отказа — говорить «нет», отстаивая себя.

— Оля, много.

— Месяц? — я была готова смеяться над собо, он говорил с укором. Надо же во мне опять заинтересованы. Самое время вновь начать поклонение неизвестному рыцарю в заржавевших латах.

— Знаешь, не оставляет ощущение… — начал он пространно рассуждать вслух.

Я не могу больше его слушать, и играть беззаботную малышку тоже не могу, слезы потекли по щекам, и выдержка дала трещину.

— Пойди мне навстречу ты же можешь.

— Ты меня не бросила, в том состоянии и я…

Красиво звучит, жаль невовремя.

— Ты меня не бросишь, ты дашь мне время.

— Тебе нужно время?

— Да. Три месяца. Знаю, ты отнесешься к этому разумно, и не будешь обижаться или… — все-таки всхлипнула, но он не заметил. А зачем ему? Куда проще сделать вид, что все в порядке и нет проблем. Так и выслушивать меня не придется, главное показать какой ты хороший, заботливый и в кратчайшие сроки завершить разговор.

— Что или…?

— Или искать встреч. Я сама тебе наберу.

— Хорошо, буду ждать. — Судорожно выдохнула и всхлипнула вновь.

— Знаешь, мне тебя сейчас так жалко… очень.

— Верю. До связи.

— До связи. Целую и кре…

Я отключилась и заревела, уткнувшись в подушку лицом. Он меня целует. Да, целует он меня. Целует… и крепко-крепко обнимает. Как же иначе!

* * *

Мы сошли с маршрутки на проспекте Свободы и теперь медленно брели по Староеврейской улице в сторону Львовской шоколадной мастерской.

— Самовлюбленная сволочь!

Моя бесценная подруга приехала вчера. Вначале не переставая восторгалась домом и теплыми отношениями между мной и членами семьи Краснощек, хвалила Сережино мясо, зажаренное на вертеле. Затем мы с ней болтали до двух ночи, пока обе не провалились в сон. Вчера она не возмущалась, а вот сегодня, нежно поминала Лешу на каждом шагу.

— Знаешь, Оля, я не понимала до сих пор, зачем ты за него держишься, но вот смотрю на твое окружение сейчас… — и неопределенно замолчала.

Явно на Серегу указывает. Он ей настолько понравился, что Люся трижды переспросила, точно ли у него есть нормальная девушка: дважды у меня, один раз самого объекта воздыхания. Он не отреагировал на это, как на беспардонность, сказал прямо, что меня замуж звал и сейчас не против, если соглашусь. Более того, готов мне дать три месяца на обдумывание. И это мне заявил паразит Селозя, который у Юли пропадает чуть ли не семь дней в неделю. Я сразу сказала — нет. Получила от лучшей подруги, а от младшего предложение хорошенько подумать. И не поймешь по глазам, прикалывается или ставит на мне опыты, что приравнивается к издевательству.

— Так вот сейчас, — продолжила она, выйдя из задумчивости, — я думаю, что тебе это было необходимо. Не особо и требовалось, конечно, но во всем надо искать плюсы. Так вот один из них твое нынешнее окружение.

Соглашаясь, рассеянно кивнула. Очень зежеее надеюсь, что она не будет мне указывать на Сережу, как на эталон мужской красоты, доброты и мужественности. Ничего плохого о нем не скажу, он такой и есть и это здорово. Но ничего кроме дружеской симпатии я к младшему не испытываю.

— Я о чем… Понимаешь, когда в жизни тебе встречаются самовлюбленные козлы и эгоисты, но ты помимо них видишь наглядный пример нормального парня, становится понятно, что мир одними лишь уродами не заполнен.

— Да.

— Очень жаль, что он тебе не нравится, но очень здорово, что ты с ним знакома.

— Ты не видела его отца, — я улыбнулась, когда Люся с удивлением повернулась ко мне.

— Что я слышу, тебя на взрослых потянуло?

— Нет. Я просто вижу Богдана Петровича, и знаю, каким будет Сережа.

— Аааа, то есть тут и с яблоней повезло. — Протянула она восхищенно.

— Да. И с яблоней и с яблоками.

— К слову, о втором, — Люся взяла меня под руку и улыбнулась. — Что скажешь о нем?

— Женат.

А вот тут срабатывает закон подлости, или закон выражения «Помяни черта». Я вздрогнула, увидев пару у синей Mazda.

— И все? — настаивает подруга.

— И он впереди.

Мой шепот потонул в ее удивленном восклицании:

— Где? Ой, вот тот высокий…?

Блин! Если бы не ее вопрос-догадка, нас бы Алек не заметил. Мы бы тихо свернули на сербскую подальше от него и вечно обиженной Елены. А теперь…

— Оля?! Добрый вечер. — Он закрыл машину и улыбнулся нам. — Гуляете?

— Да.

Я глаз не подняла, ответила односложно, лишь бы быстрее с ними разминуться. А Люсек, наоборот, в улыбке расплылась и елейным голосом:

— Идем в кондитерскую мастерскую. Она где-то здесь… Вы там не были?

— Вы в шоколадницу? — скривилась его супруга. — За фигурой не следите?

— Нам некогда. — Ответила подруга, продолжая улыбаться.

— Ясно.

Елена смерила нас неприязненным взглядом. Запахнув на себе меховое манто, она с королевской грацией обошла машину и остановилась возле мужа.

— Алекс, заберешь меня через час. И не забудь подарок для мамы.

После этого демонстративно подставила щечку для поцелуя. И он послушно исполнил требуемое.

Очередная безобидная игра. А иначе не назовешь, я же видела неоднократно, что в компании, где есть девушки ее возраста и младше, Елена тянется к мужу, как ядовитый плющ. Громче смеется, старается привлечь внимание историями, чаще проявляет нежность к супругу, смахивает пылинки с его одежды, поглаживает руки, а иногда и попросту по-хозяйски держит свою руку на его бедре значительно выше колена. А уж последнее она постоянно показывает при мне.

— Оля, прояви сдержанность. — Шепчет непотопляемая блондинка Люсек.

— Да, я молчу.

— Ты фыркнула, — подруга комично скривилась, и мы слаженно помахали уходящей прочь Елене.

— Я не слышала.

— Зато это слышали остальные. — Так же шепотом ответила она.

Я решила не сдаваться: — Считай, чихнула.

— Кто чихает? — Алек приблизился к нам. — Замерзли?

— Заблудились!

Ох, Люсек, где же твоя сдержанность, я не хочу, чтобы он нас провожал. Не хочу!

Он помолчал немного, не знаю смотрел ли на меня, но я на него не смотрю вообще.

— Вы, наверное, подруга Оли?

— Да, та самая, которую Оля не любит представлять. — С этими словами она легко пихнула меня локотком.

— Ой! — Это я. Очнулась с опозданием, а подруга начала уже знакомиться сама.

— Я Люсиль, для вас можно Люсек.

— Алексей. Можно на «ты». — Он пожал, ее протянутую ладошку. — Ну что ж идемте, девушки. Проведу.

И что делает моя закадычная подруга, говорит: «Давайте», и, сдвинув меня в середину, начинает расспрашивать его обо всем, о чем она только может. Вот и иду я между ними, глаза вниз, ушки на макушке, а у самой руки чешутся, прикопать подругу в ближайшем сугробе. Я Алека не видела больше месяца, готова столько же еще не видеть. Потому что стыдно, очень и очень стыдно за ту истерику.

— Алексей, у тебя много друзей?

— Двое.

— Оба проверены в беде?

— Нет, и не хотелось бы их проверять. — В голосе отражается улыбка. Понятно, ее расспросы его забавляют. Ну, а сама Люсек не против под простым предлогом общения, начать сбор информации. У меня только одно смущает, мне кажется или подруга второй раз пытается подставить подножку.

— Боишься узнать, что ошибся в выборе?

— Нет.

— Тогда, поясни свой ответ. Ты не хочешь их проверять в беде потому что, что?

— Потому что моя беда, это в первую очередь моя проблема. К ним я не люблю привлекать других. Но если требуется, в первую очередь обращусь к родным. К друзьям я направлюсь, если что-то произойдет с родными, а вот этого я не хочу.

— Если что-то произойдет с родными, или же если родные не смогут помочь? — решилась уточнить Люся.

— Оба пункта.

Вот на этом моменте я все-таки спотыкаюсь, понятное дело о Люсину ногу, и начинаю падать.

— Блин!

Алек вовремя меня поймал, помог разогнуться. Так что я не ковырнула носом дорогу и этот самый нос себе не разбила. Да и камень головой не нашла, как в прошлом году на прогулке с Сережей. И пока я воспоминаю ту зиму, старший сын моего нанимателя в это время убирает волосы с моего лица. Он улыбается с затаенной тревогой в глазах, а я, как умалишенная под гипнозом, в деталях вспомнила его руки на своем теле и чувство защищенности, когда обнимал.

— Спишь на ходу?

Глаза вниз, лишь бы с ним взглядами не встретиться, и молчу.

— Оля? — не унимается он.

— Голодный обморок. — Было первое, что я ляпнула, чтобы зло покоситься на улыбчивую блондю с карими глазами. Подножку подставила и улыбается, где это видано?

— Держись за меня. — Предложил Алек, галантно и медленно отступил, подставил локоть.

— Прекрасная идея! А можно и мне? — моя Люсек взяла его под другую руку. На лице ни тени сожаления, а только широкая улыбка. — Нам еще долго идти? А то я что-то устала…

— Пятьдесят метров.

— Это радует.

Блин! Мне бы сейчас в невидимку превратиться и сбежать, испариться, улететь. Словно прочитав мои невеселые мысли, он наклонился и, прижав ладошку локтем к себе, спросил: — Ты как?

— Хорошо.

Оставшиеся метры до мастерской я отмалчивалась, а Люся болтала. Нет, мне не обидно за поведение подруги, и, в общем-то, спасибо ей за позитив и поддержку. Разговаривать с ним сейчас мне очень сложно, а отмалчиваться нельзя. Он ничего плохого не сделал, наоборот…

— Вот мы и пришли. — Возвестил Алек и пропустил вперед Люсю, а меня придержал. — У тебя точно все хорошо?

— Да. — Ответила легко и просто, можно было бы не акцентировать внимания, но нет, не отпустил.

— Оля, а на меня смотреть так и не будешь?

Получается, что мое нежелание сталкиваться взглядами не прошло незамеченным. Плохо, очень плохо, я надеялась, что он не придаст этому значения.

— Я…

— Что? — кажется, он настроился на долгий разговор или раскрытие первого раунда обсуждения. Какое счастье, что у него в этот момент зазвонил телефон, и мне не пришлось отвечать.

— Входи. Я сейчас. — Алек открыл для меня двери и ответил на звонок.

Он что вот сейчас посетит мастерскую с нами? Этого только не хватало. Желание попробовать множество сладостей исчезло перед древним инстинктом крови. И где же тут спряталась моя замечательная подруга? На первом этаже ее не оказалось, а на втором она хорошо спрятала светлую макушку и ярко-красную куртку. Нашла ее за группой посетителей у прилавка, заставленного конфетами. И слова произнести не успела, как она взяла меня в оборот.

— Я в восторге от шоколадницы. Съем все. Смотри, какие названия у конфет: «Фрау Рузя», «Бернардинка», «Фрау Цимер», «Вишневая аграфка», «Клубничные цёмки»! О, и «Львовская амурка», интересно что они имели в виду?

— Люся, — прошипела я, ты почему здесь?

— Пришла на запах, но начнем мы с тобой с первого этажа там кафешка, — выговаривая это, она утянула меня вниз. — Здесь как в Европе, честное слово. Пахнет божественно, выглядит, бесподобно. Кофе будешь?

— Не успеваю уследить за твоей мыслью.

— А я стараюсь сбить тебя с толку. — Она улыбнулась. — По тебе же видно, когда ты готова человека убить хладнокровно и жестоко. Мне себя жалко, я решила лучше от греха подальше и… Кстати, тут можно приобрести сережки, магнитики на холодильник. Не хочешь? А я себе уже присмотрела чашку. Знаешь, на ней капля нарисована, а снизу человечек с открытым ртом.

— Люся… — мой укор ей понятен, не первый год вместе, но это же, Люся!

— Чувствую себя замечательно, — улыбнулась подруга и, повесив куртку на крючок, села за ближайший столик, — надеюсь, ты тоже.

— Блин, вот я же беззастенчиво использовала этот метод общения с Богданом Петровичем, и мне неоднократно удавалось его негативный настрой переломить. Но до сих пор не знала, что он настолько бесит.

— Ты о чем? — невинно поинтересовалась она.

— Так, прекрати уже!

— Оль, тебе срочно нужно выпить горячего шоколада, чтобы подобрела. И перестань на меня наезжать. Я сейчас как секретный агент во вражеском стане, узнала тайну и боюсь ее раскрыть.

— Какую…?

Она лукаво улыбнулась, томно вздохнула и повела плечами:

— Я тут понаблюдала… — специально делает паузу и внимательно смотрит на меня, — за кое-кем и пришла к выводу…

— А короче можно?

Ловлю еще один ее внимательный взгляд и вдруг слышу: — Что в отношениях Алексея и Елены взаимных чувств нет. Они у пары были, слово «были» следует подчеркнуть, либо есть, но к совершенно разным людям.

— У него кто-то есть на стороне? Или ты о Елене? — невольно возмутилась я, и еле сдерживаемая улыбка подруги стала широкой, а карие глаза заблестели от удовольствия.

— У нее есть и давно. Понимаешь, любит себя Елена безумно и не скрывает этого. Он на заскоки благоверной реагирует безропотно, а вот ты…

Делаю большие глаза, ничего не знаю, ничего не понимаю. И что значит ее выражение: «а вот ты…». Я вообще ни причем, а потому молчу и разглядываю кружевную салфетку на столике. Подумала, и решила использовать ее же прием перевода темы:

— Уютно тут, да? Я в Европе я еще не была, но верю твоему видению.

— Что между вами было?

Хм, а она на это не купилась, досадно. Еще и наезжает не по-детски: — Между кем и кем?

Простой вопрос вместо ответа, нормальный вопрос, ничего не объясняющий и ни на что не намекающий, но Люся уже делает свои выводы. Подалась вперед и прошептала:

— Ага, то есть было.

— Блин! Да с чего ты взяла? Не было ничего.

— Не блинкай. Все просто. Ты от него не шарахаешься, но краснеешь, плюс молчишь, что странно. Потому что свою природную стеснительность ты ранее прятала за общительностью и скрывала запредельной напористостью. И он… такое ощущение, что глядя на тебя, улыбается.

Наперекор всем ожиданиям Люси я не возмутилась, а вздохнула с облегчением. И не от того что тема животрепещущая, а от того, что в зал зашел хмурый Алек. С нами он не посидит, уже хорошо.

— Извините, мои планы изменились. Должен уехать.

— Очень жаль. — Пропела моя подруга и протянула ему ладошку, — встретимся еще. Была рада познакомиться.

— И мне очень приятно, — он ответил ей с улыбкой, это хорошо слышится по голосу, а вот теперь, прочистив горло, обратился ко мне. — Оля?

Под внимательным взором карих глаз, я запрокинула голову, заставила себя улыбнуться и не отвести взгляда. — Спасибо, что провел.

— Огромное. — Поддержала Люся.

— Не за что. Хорошего вечера.

Он ушел, а я все еще сижу с отрешенным видом и машинально вожу пальчиками по контуру белых кружев.

— Н-да, не зря Елена на тебя, волком смотрит, не зря. Расскажешь, что было?

— Ты горячий шоколад какой мне порекомендуешь? Молочный или белый?

— Бери белый, — она не обиделась и подмигнула. — Вдруг подобреешь и расскажешь мне все.

— «Вдруг» хорошее слово. Я возьму молочный и перестрахуюсь.

За трое суток проеденных Люсей во Львове, она умудрилась познакомиться с пятнадцатью парнями, обменяться контактами с девятью и с тремя назначить свидания. Так что с трех до семи часов вечера ее в доме не было. На вопрос «почему именно в это время?» моя подруга-блондинка с расстройством заметила, что Алек обещал заскочить на Дагестанскую в середине дня и не явился.

Блин, и блондинкой не назовешь, потому что не обидится.

— Когда обещал?

— Пока вел нас в шоколадную мастерскую.

Я сжала зубы, прорычав про себя все знакомые ругательства. Надо же, а я решила, что ей со мной скучно.

— Оль, только не дуйся. Ничего ж не получилось.

— Как это не получилось? — я медленно выдохнула и улыбнулась. Ругаться не буду, зато урок на будущее, если Люсек сбегает от меня, значит что-то у нее для меня же и заготовлено. — Ты вроде бы время весело проводила.

— На двух да, на третьем нет. — Печально вздохнула красотка.

— Так тебе и надо.

— Вот вредина! — возмутилась она и поправила сумку на плече. — Вот возьму и больше не приеду.

— А кто тебя пригласит?

Она прищурилась, я тоже. Она сделала задумчивый вид, и я вместе с ней.

— К Сереге напрошусь. И приеду! — выдала подруга. — Ты против такого кандидата в мужья, а вот мне он очень даже приглянулся.

— Ок, в следующий раз жди пригласительную от младшего. Я предупрежу его заблаговременно: кто и ради чего приедет. Он так обрадуется…

Вспомнили, с каким лицом Серега прощался с Люсей и обе захохотали. Подруга все же упросила его сделать пирожные в последний вечер, а получив заветную сладость, призналась в чистосердечной любви. Реакция у младшего была нестандартной, поблагодарил за оказанную честь, вышел из кухни, где мы сидели, и трижды перекрестился.

А сегодня, после того как подвез на вокзал он ее приобнял, пожелал хорошего пути и не скорой встречи. Оговорку заметил с опозданием, но исправился с блеском Исходя из его слов Люсиль на Дагестанской ждут с нетерпением обратно, пирожные пекут, столы накрывают и друзей предупреждают. Причем тут «друзей предупреждают» обещал сообщить, только после ее отъезда.

А мы с ней стоим на перроне и до сих пор смеемся, вспоминая ошарашенное лицо младшего.

— Либо он редко подобное слышит, либо слишком часто. — Предположила я.

— Нет, ну если часто, тогда он в моих глазах вырос.

Мы прощались долго и очень весело. На последок, она крепко меня обняла и расцеловала: — Не унывай, принц уже на твоем пороге.

— Вот-вот постучится?

— Если ты преждевременно не гаркнешь: «Кто там топчется за дверью?!» он постучится.

— Спасибо, Люсек, на добром слове. Заглядывай еще.

— Нетушки. Посылай Лешку к черту и приезжай домой. Имей совесть, если я по тебе соскучилась то, что же с твоей мамой. Приезжай. — Она с улыбкой направилась к своему вагону.

И это она на жалость дочернюю давит и чувство вины, хотя я знаю точно, мама со всем справляется и в обиду себя не дает.

— Я была на Новый год.

— Я слышала, как ты была. — Хмыкнув, подруга вскочила на подножку и помахала. — Жду тебя в Днепропетровске!

— Хорошо.

— Не слышу радости! — не уйдет пока не проявлю радость, пришлось и голосу придать беззаботности и виду.

— Хорошо!

— До встречи.

— До связи, — поправила я тихо. — Встретимся мы не скоро.

Подождала, пока поезд исчезнет из виду и пошла на Дворцовую площадь к черному «коню» Сережи. Открыла дверь, села рядом. Младший тут же завел авто и тронулся с места.

— Спровадила?

— Правильнее будет сказать «провела».

— А по мне так спровадила. — Улыбнулся он, выезжая на проезжую часть. — Предупредишь заранее, когда она приедет еще раз.

Я покосилась в его сторону и со смешком спросила: — Хочешь лично встретить?

— Нет. Заблаговременно смыться из города.

А вот это уже неожиданно, с каких пор парни бегут от моего Люська, ранее в основном к ней устремлялись, как мотыльки на огонек. А теперь что их не устраивает?

— Слушай, ты хоть объясни, с чего вдруг такая перемена. Она же тебе понравилась.

— Вначале — да.

— А потом?

— А потом я встретился с друзьями… — вот тут он делает паузу и чуть-чуть другим голосом продолжает говорить, — и между делом рассказал о том, что в доме у отца теперь гостит две свободные красотки.

— Спасибо, за красотку.

— Я имел в виду Раису. — Беззастенчиво просиял Селозя-паразит. — А ты что подумала?

— О ней и подумала. Просто до сих пор не была уверена, по достоинству ли ты оценил мачеху.

— Один — один. — Подвел он итог и замолчал.

— И? — я легонько пихнула его в плечо. — Что дальше? Говори уже, иначе помру от любопытства.

— Не надо помирать.

— Боишься?

— Да, разориться, похороны нынче дороги.

Кто-то вспомнил о свей любви к черному юмору, так и я уже не против пошутить, благо, не воспринимаю уже всерьез, его «черные» умозаключения и фразочки.

— Прикопаешь в парке и все на том.

— Копать, тащить вниз, засыпать… — начал он хныкающим голосом. — Я себе спину от такой пахатуры сорву.

— Не маленький справишься. Только вначале расскажи, что там дальше было, ну!

— Ну? — покосился на меня и вздохнул. — Ну…, ладно. Сказал о двух красотках Раисе и Люсиль, — опять сделал значительную паузу, затем продолжил, — тебя, то есть Раису они видели, а вот ее нет. Я и продемонстрировал фото на телефоне.

— Ты ее сфотографировал?

— Да, чтобы понимать, чей номер выбираю в списке, и кто мне звонит. Память, знаешь ли, не всегда подсказывает, что же там за Люся.

— А какое фото на меня?

— О, какая любознательная. Ты свое страшное фото хочешь увидеть или историю узнать?

Уже не только я страшная, теперь еще и мое фото на его телефоне ужасное. Спасибо Селозе, за поддержку моей уверенности. От таких заявлений она только крепнет.

— Оба пункта, пожалуйста.

— Так не перебивай меня, иначе ничего не узнаешь…

— Да, я просто… — оправдания с ним безнадежны, я махнула рукой. — Так, ну и показал, что дальше?

— А дальше был раскрыт женский беспредел.

— Ага. Вы провели консилиум и на одном лишь внешнем виде девушки постановили, что знакомство с ней опасно для жизни?

— Для здоровья. — Рассмеялся Сережа. — Фотография твоей подруги блондинки оказалась у троих моих друзей.

Я хохотнула: — Как?

— Так. Познакомились в течение трех суток в разных концах города при разных обстоятельствах.

— Что правда?

— Правда-правда. С одним познакомилась в очереди за билетами в кино, кстати, в кино она шла с другим парнем, но это ей не помешало. Со вторым встретилась в бассейне, третьего поймала в книжном.

— Зачем?

— Попросила показать дорогу, так он ее еще и провел…

— Куда?

— На место встречи с моим четвертым знакомым!

— Кажется, это и было то последнее свидание, что ей не особо понравилось. Парни оказались знакомы, переговорили между собой и пошли своей дорогой.

— И правильно сделали. — Я расхохоталась в голос, а он продолжает. — Теперь представь, тем же вечером я еду домой, готовлю по вашей просьбе лишь бы отстали приставучие. Не проходит и часа, как она признается в глубоких чувствах. И кидается на шею…

Еще раз вспомнила его лицо, теперь представила его чувства и согнулась пополам. Я смеялась до колик, скрючившись на сиденье и обнимая себя руками.

— Чуть не удушила. — Продолжает он возмущенно.

— Блин! Хи-ха-ха! Она…, она…! Она на курсы актерского мастерства записалась, практикует где угодно и по любому поводу.

— Не знал, что порция сладкого вызовет обострение ее талантов.

— Это была чистосердечная признательность. — Я смахнула слезы и широко улыбнулась. — Она просто хотела тебя немного растормошить, а получилась что… — ха-ха-ха!

— Ошарашила. — Заключил Серега. — Так что предупредишь, когда приедет красотка белокурая.

— Аааа — ха-ха! Может быть. Хотя теперь понимаю, уж лучше ничего не говорить и понаблюдать за вами.

Он состроил серьезную рожицу, брови свел к переносице, выпятил подбородок, и я вновь рассмеялась.

 

18

— Ольга, как вы избавились от аллергии на имя будущего? — Ева смотрела на меня с улыбкой. — Как много времени занял этот процесс?

— Пришлось приложить немало усилий, чтобы избавиться от нее. О временных рамках я сказать затрудняюсь.

— Не знаю, что она прикладывала и куда, — Леша провел рукой вдоль моего позвоночника и вслед за его движение по спине мурашки пробежали, — но ко мне по имени обращалась как так и надо.

— Не правда. — Возмутилась я.

— Правда. Да и скрыться по большому счету тебе не удалось. — Заверил он с улыбкой.

Удивленный взгляд ведущей переместился с супруга на меня: — Нет?

— Удавалось. Два с половиной месяца я пребывала в неведении, где он и как он, я его не видела и не слышала. И ни разу с ним не столкнулась.

— Это ты так думаешь. Я же тебя видел каждую третью неделю. — Меланхолично откликнулся он.

— Как? Где?

— Хм, в нашем родном городе. — Он легко потеребил ткань моего платья и опять взял в плен мою ладошку. — Свой бизнес я начал в Днепропетровске, ты разве не знала? Или опять забыла?

На такую провокацию я отвечать, не намерена, скромно улыбнулась и потопила взор.

— Теперь понятно, почему ты так быстро меня нашел, когда потребовалось. — И пояснила для Евы. — В марте Богдан Петрович попросил его забрать меня из Днепропетровска.

— Но нашел я ее не сразу. С первой нашей встречи дорога к дому Оли забылась, а вот калитка и колонка во дворе — нет. — Потер свой нос и со смешком произнес. — Такое не забывается.

* * *

Пусть Люсек и пропадала в середине дня, оставляя меня дома одну, но мысли о ней меня хоть как-то грели, а теперь она уехала, и мне стало одиноко и скучно. Тем же вечером взяла Ричарда и отправилась гулять по заснеженному парку. Вернулись затемно уставшие и довольные, недовольным оказался только Сергей, встретивший нас на пороге.

— Ты где была?

— Выгуливала четвероногое сокровище, — я указала вниз и с опозданием заметила, что Ричард уже скрылся в доме. — Стой, а лапы вымыть! — Кинулась следом.

— Так снег на улице. — Заметил младший.

— А привычки должны вбиваться постоянно.

— Оставь его, я вытеру. Иди в гостиную, тебя там отец ждет.

Внутренне я даже похолодела, неужели мой родной приехал?

— Какой отец? — спросила сиплым голосом. — Или ты о своем?

— Конечно он.

— Правда?! — спросила, не веря в такую удачу. — Уже прооперировали?

Быстро стягиваю сапоги, снимаю куртку и шапку.

— Да… — он раздраженно, забрал мою куртку. — Вначале звонили на твой мобильник, теперь вот на домашний, беги, возьми трубку.

— А, как классно!

Вприпрыжку побежала отвечать и слышу как сзади смеется Сережа: «Сейчас он весь твой пыл остудит, и отругает за пропущенные звонки!»

— Не отругает! — я подняла трубку и плюхнулась на кресло. — алло, на связи живые есть?

— Есть, — ответили мне бодро.

— Богдан Петрович, как вы? Как самочувствие?

— Жив.

— И это все?

— Все остальное не чувствую. — Заявил мой главный клиент и ввел меня в ужас.

— К-как не чувствуете? Что, значит, не чувствуете?!

На заднем фоне послышались посторонние звуки, борьбы за трубку и телефон взяла Раиса.

— Оленька он еще от наркоза не отошел. — Она ответил дрожащим голосом.

— Но ведь очнулся?

— Очнулся, — подтвердила Раиса Викторовна слезливо.

— С трудом? — спросила, уже точно зная, что сейчас услышу.

— Да. — Она всхлипнула и судорожно выдохнув, просипела. — Врачи сами испугались. Меня предупредили, что если…

Трубку опять отобрали, послышался приглушенный голос Богдана Петровича: «Не реви и не пугай девочку. Она же опять на мне опыты ставить будет». И прочистив горло, обратился ко мне:

— Оленька, как обстоят ваши дела?

— У меня все замечательно, сегодня отправила подругу домой, вот только что вернулась с прогулки. — Услышала всхлип на заднем фоне. — А вы там Раисе дайте что-нибудь успокоительное.

— Она уже взяла.

— Ага, тогда подождать нужно. — Я улыбнулась и подмигнула вошедшему Сереге. — Как погода в Мюнхене?

— Хмуро и серо — 6 градусов было днем. А сейчас уже просто темно.

— Прекрасная погода. Как врачи, палата, питание, что вам запретили? — на одном дыхании спросила я.

— Все хорошо. И почему сразу же запретили? Мне все можно.

— Первые две недели не напрягаться, потом еще три месяца себя беречь, и полгода не совершать геройских поступков в отношении Раисы.

Он рассмеялся: — Так долго?

— Да действительно, кому я это говорю. Богдан Петрович, позовите вашу супругу к телефону, я с ней переговорю.

— Я понял. — Серьезнее ответил он.

— Точно поняли?

— Точно. — Он помолчал, прежде чем поставить меня в тупик свое просьбой. — Оля, Телефон дома больше не оставляешь. Если нужно, пусть Сергей возьмет тебе новый, но чтобы на связи была всегда. Это понятно?

— Понятно.

— Хорошо. — Подвел он черту одобрительно и молчит.

— Вы хотели еще что-то сказать?

— Да. Мы с Раисой решили здесь немного задержаться, может быть, на месяц.

— Месяц… — нерешительно протянула я и насторожилась. — Богдан Петрович, как прошла операция?

— Прооперировали отлично. С моим здоровьем это не связано, со здоровьем супруги так же. Оля, у меня здесь друзья есть, с армейских лет в Чехословакии, хочу их навестить.

— Ясно я поняла, значит, вас не будет месяц.

— Да. Поэтому, ты остаешься под присмотром Сергея. — И с улыбкой добавил, — постарайся его не обижать. Как ты понимаешь, вечера у тебя теперь будут свободными и выходные так же, можешь съездить домой. На это время оформим тебе отпускные, так что о деньгах не переживай.

— Спасибо.

— Пожалуйста. До связи.

— До связи. И обнимите за меня Раису, она потрясающая! Без нее я бы не справилась.

Услышав его смех, положила трубку на рычаг и посмотрела на улыбающегося младшего. В голове тут же всплыла строчка из песни: «Остались только мы на растерзание-е-е, парочка простых и молодых ребят».

— Слышала, что отец сказал? — он сложил руки на груди.

— Попросил не убить тебя до его приезда.

— Сомневаюсь, что речь шла об этом. Тебя оставили под моим присмотром. А раз так, то первая команда…

Весь его вид, не говоря уже о тоне был более чем возмутительным. Если меня и оставили под присмотром, то никак не под надзором.

— Какая еще команда?!

— Первая. — Повторил он и серьезным тоном добавил. — Удали того идиота с твоего телефона, он второй час названивает.

— Твой отец тоже звонил. И какие претензии, телефон мой, что хочу, то и…

— Я не глухой и рингтоны различию.

— Да, а еще читать умеешь. — Поддакнула я.

— Твой телефон я не брал и в комнату твою не входил. Отец сразу же позвонил на домашний, а тот… — младший проскрежетал зубами. — Все не уймется.

Вот тут я тоже расслышала, как наверху трезвонит мой мобильный. И вопреки всем запретам и заверениям побежала в свою комнату, а в сзади раздалось сердитое от Сережи:

— Оль, а обо мне ты подумала?

От такого заявления я даже остановилась на лестнице. Остановиться можно было, телефон замолк: — Не поняла. Что ты имеешь в виду?

— Если ты опять впадешь в уныние, и тебя придется отправить домой, то с кем я останусь?

— С Юлей.

— Она уехала.

Ну вот, его девушка уехала к родным, а отдуваться должна я. Нечестно!

— Тогда с Алеком.

— Его в городе тоже нет. Ни его, ни Елены.

— С Ричардом! — тут же нашлась я и напомнила, — кто-то хотел убрать его следы в прихожей.

— Спасибо, Оля.

Я поднялась к себе и мягко толкнула дверь. Смешно ли, но мне основательно не по себе, сердце в ушах стучит, меня бросает, то в жар, то в холод. Это не тревога, нет, мне просто очень больно. Просила несколько месяцев меня не беспокоить, и упорно держала себя в руках. А он позвонил, не выждав и трети из отведенного срока. Опять спешит поделиться своими новостями и услышать мое мнение, заручиться поддержкой, или желает проверить вновь связи на марионетке?

Последнее скорее всего, у него отныне все должно быть в порядке. Горько усмехнулась, сделала несколько успокаивающих вдохов и, сжав руки в кулаки, вошла. Взяла умолкший телефон, проверила звонки. Всего лишь два входящих, а Серега говорил, что Леша названивал или он хотел сказать, что телефон долго звонил.

Я обняла плюшевого мишку, села на кровать и, не давая себе времени на долгие размышления, позвонила. Гудок, еще гудок, а дальше женский голос без интонации произнес: «Телефон абонента вне зоны, позвоните позже». Отключил. Как это на него похоже. Не получил что хотелось и начинает игнорить, никаких полутонов серого, все только так, как ему хочется, только так, как ему надо. Прижала к себе мишку крепче и уткнулась в его шкурку лицом.

Написать ему… или нет? Как жертве безответных чувств писать не стоит, как другу нужно. И если написать, то что? «Извини, не увидела звонков» — напишет друг, «Я же просила меня не тревожить» — отправит жертва. А если напишу, что будет дальше? Он продолжит меня истязать сам того не зная. Но ведь и оставить его я так просто не могу. Я же не он, чтобы десять дней молчать и сделать вид, что ничего не происходит. А вдруг ему все равно? Десять дней, двенадцать или пять, ему все равно, сколько я буду молчать. И он решит — не ответила на звонок, так катись своей дорогой. И что тогда?

Не проверишь, не поймешь, подвела я итог и написала ему смс-ку: «Извини, не увидела звонков. Что у тебя случилось?»

А дальше… стыдно признаться самой себе, но я ждала его ответа. Ругала себя и ждала, заставляла себя о нем не вспоминать и все равно время от времени поглядывала на телефон и проверяла почту. И даже готовясь к парам, думала, что же у него произошло.

Но прошел день, затем еще один, и еще… он не звонил, не отвечал, а я вновь убедилась в том, насколько крепко увязла в своей глупости. Прошла неделя, пришло и понимание, что пора рубить концы, я больше этого не вынесу. И он позвонил.

— Ольчик! — бодрый голос Леши в последнюю январскую ночь, для меня был сродни взрыву атомной бомбы. — Привет, как ты?

— Хорошо. — В горле сразу же запершило, ладони вспотели, а по спине пробежал мороз. Здравствуй паника. — Как ты?

— Наконец-то выехал из Днепропетровска, и уже неделю в Москве.

Я вышла из своей комнаты и спустилась вниз. Сережа уехал к Юле, так что я никого не потревожу, если займу кабинет Богдана Петровича, чтобы сказать Леше то, что намеревалась.

— Здорово… — выходит он звонил мне перед отъездом.

— Тут? — не понял он меня. — Нет, тут снежно, холодно… машины в пробках, народ злой, толкаются… Помнишь я тебе рассказывал о своем партнере?

— Да.

— Так вот он явился ко мне на днях и…

Чувствую, как во мне вновь скручивается тугой комок и начинает давить на ребра, как ускоряется сердечный стук от одного лишь его голоса. А я даже не прислушиваюсь к его словам, сквозь шум в ушах различаю только интонации и то плохо.

— Ле… — не произнеся его имени, оборвала саму себя. Какой нафиг Леша? Он мне никто! И он продолжает говорить, о том каков стервец его бывший партнер и как он его кинул.

— Ты здесь? Ольчик, я тебя не слышу.

— Я здесь, что там еще случилось? — спросила без должного интереса, но он продолжил говорить, теперь уже о Наташе и их совместных планах.

Как же мне его теперь называть?

Лешей — нельзя, хватит! Алешенькой или Лешенькой тем более. Алексеем? У меня язык не повернется, а он заподозрит неладное. Хотя, если раньше ничего не понимал, к чему ему сейчас ко мне прислушиваться. Алексом или Алеком? Ал. А. Просто ты. А лучше никак. Или же знакомый, знакомый брата, женатый знакомый засранец коротко — жзз. Не звучит. Тогда знакомый жалкий свин — зжс. Подходит. Свина со временем переформирую в семьянина и перестану вздрагивать от беззаботного и нежного «Леша». Может быть со временем смогу и других Алексеев так называть, а до тех пор…

— … Так вот, свадьбу наметили на двадцать четвертое, венчание тоже пройдем…

От такой чудной новости прикусила губу и зажмурилась. Мне будет горько встречаться с ними, тяжело присутствовать на свадьбе и венчании, на крещении детей, на всех их семейных праздниках… Не хочу. Я не хочу проходить через это. И не должна. Кто я ему? Всего лишь сестренка брата, друг по общению и больше никто. А значит, ничем я ему не обязана и не буду. И проще всего расставить все точки сейчас, пока не поздно, пока не передумала, не пожалела себя или его.

Сейчас!

А он спокойно говорит, о том, что мне на свадьбе уготована роль подружки невесты. Наташенька не против, хотя мы оба знаем, что она меня терпеть не может, и я догадываюсь за что. Один лишь Леша, как глухой и слепой ничего не понимает.

— Ты же мне помогла, без тебя никак… — продолжил он весело.

— Зачем? И ты, и я знаем, она меня ненавидит, да и я от нее не в восторге. Неужели тебе все еще нужен психолог? — я хмыкнула. — Так сложно без поддержки, что ты готов идти наперекор супруге? Не смеши меня.

— Что? Без поддержки…? — не понял он.

Да сумбурно получилось, нужно по полочкам разложить, чтобы дошло.

— У тебя все хорошо? — я вздохнула, сдерживая стон. — Справляешься?

— Да. Вроде бы… — подумал и произнес увереннее. — Да, справляюсь.

— Вот и славно. Я рада за тебя и за нее.

— Спаси…

Если он сейчас опять скажет: «Ольчик», я не сдержусь, пошлю его матом. Во избежание ругани, оборвала на полуслове.

— А раз у вас все замечательно, не грузи меня больше своими проблемами. Решай их сам, не маленький.

— Ты не в духе? — с долей иронии поинтересовался он. Неужели надеется, что я сейчас, как его Наташа, пойду на попятный и со смешком признаюсь, что день не так хорошо, как хотелось бы? Не дождется.

— В духе. — Процедила я.

— Я что невовремя позвонил? — очередное предложение свернуть с выбранной линии поведения, а я не сверну.

— Вовремя. Ты очень вовремя. — Судорожно выдохнула и приготовилась сказать важное. — Знаешь…

А он знать ничего не хочет.

— Ладно, Оля, у тебя настроение не то, позвоню позже. — Зашуршал какими-то бумагами, изображая занятость и кипучую деятельность. — У меня дела, тебя я видимо оторвал отчего-то серьезного.

Телефонный разговор не соответствует привычному сценарию: радостное приветствие, уверенная поддержка, веселое прощание, а значит, должен быть закончен в кратчайшие сроки. И это, чтобы я, не наломав дров и не наговорив глупостей, успела прийти в себя и вернуться к прежнему стилю общения, удобному для него. Да, именно так он и говорил об отношениях с Наташей. Вот только я не она и никогда на ее месте не буду.

— Созвонимся позже и…

— Нет! Леша, хватит.

Вот тут и он не сдержался:

— Да что ты взвилась?! Я же ничего такого…

— Ничего? — еле сдержала истерические смешки. — Прекращай мучить меня и ее… Не звони мне и смс-ки не отправляй!

— Оля…

— Обойдешься без Оли, у тебя есть жена и в поддержке ты больше не нуждаешься. И ее я видеть не хочу… — произнесла с ненавистью и бросила трубку.

За себя может и не обидится, а за Наташу не простит. Баста! Телефон не отключила, чтобы удостовериться задела его сильно или недостаточно. Он не перезвонил и смс не сбросил. Поделом. А почему так больно? Ну почему?

Через два часа Сережа вернулся от Юли, постучался и, спросив разрешения, вошел.

— Не спишь?

— Нет. — Я села на кровати, освобождая для него место. — Не получается.

— Проблемы? — взгляд серьезный, а голос такой, словно догадывается, в чем они заключаются.

— Закончились. Их больше не будет. — Заправила волосы за уши и с удивлением воззрилась на коробку в его руках. — Это что?

Могла бы и не спрашивать, мы с Люськом перед ее отъездом купили в шоколадной мастерской наборные коробочки с разными конфетами, своеобразная «Сборная шоколадная» по собственному вкусу.

— Подарок… — произнес он со смешком.

— Только не говори, что забыл о ее аллергии к шоколаду.

— Так и есть. Тут помню, тут не помню, — повторил он слова «классика» и протянул коробку мне. — Будешь?

— Буду! У меня как раз перемены в жизни, нужно их заесть. — Я открыла коробку и с удовольствием отметила, что младший выбрал и те же, которые очень понравились мне. Значит, вкус у нас в чем-то схож и это здорово, теперь я знаю, кого за шоколадом посылать.

— Перемены заедать бессмысленно, их нужно полноценно проживать. — Ты на своем опыте базируешь данное утверждение или на чужом?

— У меня перемен резких не было. Разве что, в последнее время выбор девушек резко сменил курс, но это не перемена, а качественный скачок. — Улыбнулся он. — А говорю, ссылаясь на Лешкину жизненную позицию. Он сам себе перемены создавал и создает.

— Какие?

— Смена профессии, образа жизни, обстановки… Чего стоят только его велосипедные путешествия!

— Велосипедные? При его-то росте?

— Да, — ухмыльнулся младший. — Он крутит педали, как вол, и сейчас не прочь вспомнить из поездки, потому что ненавидит автомобили. Когда работал в ракетном… ну, то есть, в общем…, работал по специальности сразу после выпуска из ВУЗа, кстати магистром загончил, — гордо заявил он и продолжил рассказ, — так вот, он крутил педали на работу и с работы. В маршрутки попадал только зимой и всегда рвался наружу. Стоит вспомнить лишь их поездки из Днепропетровска на Южный Буг, в Крым вдоль побережья, зимние вылазки на старые Кодаки и Хэллоуинские гулянья на мажорных турбазах.

— Что, правда? — как-то это все не вязалось с Алеком.

— Правда-правда… Поездки на выступления любимых музыкальных групп. Плюс квесты, поездки на Орель с ночевкой и ночным тусичем, как это у них называется.

— Квесты? — про поездки на чистейшую реку страны я знала, но о квестах услышала впервые.

— Да, от «Стрим квест», они базируются в Днепре. — Кивнул младший и ограбил меня на шоколадку. Посмотрел внимательно, понял, что крик не подниму и ограбил еще на две.

— Сейчас взвою. — Сердито предупредила я.

— Ты не вой, ты слушай дальше.

— А там есть еще и дальше?

— Есть! В общем, с его жизненными принципами «Все будет…» и «Возможно все!» он добивался, чего хотел, несмотря на сложности.

— И какие сложности выпадали на его долю?

О самом Сереже я многое узнала от Алека, будет чудесно, если теперь младший поведает о брате. Думая об этом, закусила губу в ожидании подробностей.

А он задумался и пожал плечами:

— Все что связано с работой Лешки я сейчас и не вспомню. Он с этими вопросами разбирался на ать-два и нас не привлекал.

Я припомнила, его слова относительно друзей проверенных в беде и улыбнулась. Значит, он во всем тихо и мирно разбирается сам. Похвально.

— А в других сферах его жизни?

— Тоже ничего такого… просто хорошо время проводили, посещали музеи ракето- и машиностроения, места, отмеченные историческими событиями. Разве что, как-то в поездке сломал нос. Тайна эта покрыта мраком, он так никому и не рассказал, какой Джеки Чан до его носа дотянулся.

— Знаешь, ты рассказываешь, а я как наяву увидела его с велосипедом. В шлеме, наколенниках и налокотниках не вижу, а вот с великом — да. — Я улыбнулась и подвела итог. — Хорошо рассказываешь.

— Хорошо воображаешь. Но он должен быть в шлеме, велосипедной футболке и шортах с памперсом, на плечах вместительный рюкзак, на багажнике палатка с ковриком.

— Памперс? — подумала, что ослышалась.

— Да. — Уверенно кивнул младший. Наверное, там не тот памперс, о котором я подумала. — И надо заметить шоколад уплетаешь тоже хорошо. — Он указал на пустую коробку в моих руках.

Проследила за его взглядом, и тут же забыла о незнакомом слове с повышенной гигроскопичностью. Коробка на 500 гр шоколадного изделия была пуста.

— Это все я?

— Не без моей помощи, но я не сильно старался помочь. Так что да, это все ты.

— Мне будет плохо.

— А должно быть хорошо и весело.

— Весело будет. — Тихо пообещала я, откинувшись на подушки.

— Вижу. — Он посмотрел на часы, потом на меня и непререкаемым голосом заявил: — Спать!

— Если у тебя комендантский час, то никто не держит. — Пожала плечами и указала на дверь. — Доброй ночи, Серенький.

Улыбнулся, потер нос и ответил в том же мягком тоне: — Доброй ночи, Оленька.

В ту ночь я спала, как младенец, а утром пришло оно — осознание. Я с семнадцати лет жила Лешей, надеялась на взаимность и заменяла отсутствующую личную жизнь его редкими появлениями. Хотела обрести счастье, как только он расстанется с Наташей, а получилось, что все это время ждала и, что таить, верила в свою удачу. И вместо того, чтобы гордиться собой, все же на крайние меры я не шла, радоваться своему решению, прозрела не через десятилетие, я начала анализировать все глупости продуманные и передуманные за это время. Что за ду…?

К концу недели младший не выдержал и заявил, чтобы я покончила с раскисанием.

Он в третий раз за день застал меня на кухне перед очередной остывшей чашкой кофе. И ничего не было бы сказано против, не сиди я в темноте, в углу столовой, прислонившись лбом к стеклу. Поначалу он меня и не заметил, включил свет над рабочей поверхностью кухни, набрал в чайник воды и поставил его греться. Выходя, он выключил свет, и вот тут меня потянуло шмыгнуть носом. Какой была первая реакция младшего, я не увидела, он обо что-то где-то стукнулся и основательно матернулся. А вот вторая не заставила себя ждать и предстала передо мной во всей разгневанной красе.

Верхний свет вспыхнул ослепляя: — Оля!?

— Да. — Не меняя позы, я продолжила сидеть у окна. А он в отражении разгневанный и возмущенный потер ушибленное плечо и отложил в сторону хоккейную клюшку, выуженную из кладовой.

— Ты меня напугала.

— Бывает.

— Давно сидишь? — подошел ближе посмотрел на кофе и на когда-то горячие бутерброды, им же приготовленные для меня несколько часов назад. Настроения есть не было, поэтому они, как лежали на тарелке, так и лежат. Он подвел итог, — все еще сидишь. То есть из универа вернулась и до сих пор не сдвинулась с места.

— Я двигалась.

— Ты и не переоделась…

— Нормальный вид.

— Был бы нормальный, не будь он всю неделю таким! — Сережа вылил мой кофе со словами: «Скоро заплесневеет» и выключил закипевший чайник. Некоторое время он крутился на кухне, что-то сопя про себя, а затем громко и серьезно постановил:

— Собираешься и едешь домой.

— У меня пары.

Спорить не было желания, как и говорить, как и двигаться. В последние дни я была в каком-то энергосберегающем режиме, вялая, постоянно выпадающая в осадок, зато в голове пусто, больше никаких мыслей о Леше или Наташе. Кто они вообще такие, не помню.

— Раньше это тебя не останавливало. Договорись с преподавателями и езжай к маме. — Продолжил настойчивый Селозя.

К маме сейчас можно, Лешки в Днепропетровске нет. А надо ли ехать к маме? Если я своим видом раздражаю Сережу то, что будет дома. Что-то я не могу представить себе маму, которая позволит мне быть в состоянии амебы, она, как Люсек, подвижный энергетик. А когда в коалиции выступают и мама, и подруга это все — туши свет!

Я попыталась отстоять свое право свободного выбора, но и это у меня получилось вяло: — Но Сережа…

— Без но. Надоело. Жизнь и так коротка, а она киснет.

— А ты хочешь, чтобы я на радуге повисла? — перекривила словами из рекламного ролика.

— Да точно… было бы не плохо. И признаю, я был не прав в прошлый раз…

— Ты часто не прав.

— Оля не гневи, только не сейчас. — Оборвал он меня, заваривая черный чай в одной чашке и какую-то гадость в другой. — Я ранее предполагал, что ты сама в петлю полезешь, но теперь…, скажу честно, останешься тут, и я сам ее на тебя натяну.

— Это угроза? — оторвалась от созерцания непроглядного пейзажа за окном и посмотрела на младшего.

— Да.

— Я позвоню твоему отцу. — На его угрозу ответила в том же духе.

— Звони, он меня поддержит! — передо мной поставил чашку с гадостью.

— Чай из элеутерококка. — Сообщил младший и полез в холодильник. — Успокаивает и тонизирует. Бутерброд один съедаешь, чай пьешь, сегодня же звонишь маме… — выглянул из холодильника и добавил с угрозой, — или позвоню я. И чтобы я завтра же тебя не видел.

— А еще и выгоняет. Нужна пустая хата так и скажи. Я найду где…

— Не повешу, а подожгу, — изрек он сердито.

— Да самое время вспомнить о черном юморе.

— Так я повеселюсь, глядя на твой огненный забег по дому в поисках воды. — Прищурился и, покачав головой, добавил. — Хотя в таком состоянии ты просто останешься сидеть на месте, и шоу не будет.

— Обидно?

— Досадно. Даже на YouTube такое не выложишь.

Я уехала из Львова на следующий день утром. Серега отвезти не мог, и к вокзалу меня подбросил Олег Дмитриевич, а потому никто с вопросами особо не дергал, и я вновь и вновь прокручивала в мыслях обещание, данное когда-то самой себе — никаких больше Леш. Зря я об этом думала, совсем забыла, то мысли материальны и реализуются, несмотря на знак: будь он с положительным или отрицательным. В следующие месяцы я встретила пять новых Алексеев, с которыми должна была общаться.

Первый — мамин друг. Мужчина в возрасте около шестидесяти с черными молодыми глазами и совершенно седой шевелюрой. Он был ее роста и лишь немного крупнее, но держал себя с удивительной уверенностью. Глядя на него, не скажешь, что перед тобой сварщик шестого разряда, который дни напролет загружен нелегкой работой в частной компании и, вне зависимости от времени года и погодных условий, постоянно находится на объектах.

Второй — его внук. Двухлетний сорванец так похожий на своего дедушку. И такой же энергичный и подвижный. Пробыв в его компании всего лишь час, я поняла, что значит выражение — квартира небезопасное место.

Третий — парень, познакомившийся со мной в поезде на пути Днепропетровск-Киев. Общение прошло гладко и частично весело. Обменялись контактами и пообещали писать на электронный почтовый адрес друг другу. В нем не было ничего особенного: светленький, полненький, голубоглазый, совсем как тот…, к тому же живет далеко — киевлянин. А отношения на расстоянии я больше не верю, не ценю и в грош не ставлю. Достаточно. И все же переписку мы с ним вели и я тренировалась не вздрагивать от писем с пометкой «от Лешки».

Четвертый во Львовском бассейне — инструктор по прыжкам. Среднего возраста, среднего телосложения, смуглый и подкаченный брюнет. Женат, двое детей. Требовал, чтобы обращались только по имени и только Леша или в крайнем Леха. А я хотела научиться прыжкам, пришлось дрессировать не только этот навык. К концу февраля оно удавалось мне почти с легкостью.

А пятый оказался мне знаком, вот только я его опять не узнала.

В начале первого весеннего месяца глава семьи краснощек и его супруга во Львов не вернулись. Богдан Петрович решил задержаться в Европе еще на одну неделю, да так странно, что 8, 9 и 10 марта в нее тоже вошло. Они с Раисой решили навестить всех его друзей, выехавших когда-то из родной страны и не пожелавших вернуться.

И младший, поймав меня на кухне, с плутовской улыбкой предложил опять смотаться к маме в Днепропетровск. Не иначе, задумал Юле устроить продолжительный романтический уикенд на своей территории.

Об этом я могла бы спросить и прямо, но решила повредничать:

— Не могу. Мы завтра собираемся с ребятами из группы.

— Опять пить будешь? — прищурился он.

— Не думаю.

— Я бы не советовал с ними даже рассиживаться за одним столом. — Поймав мой взгляд, тут же выпростал руки вперед. — Решать, конечно, тебе. Но, может быть, побережешься?

— А, может быть, пойду и получу хороший опыт? — возразила я.

— Где ты получишь хороший опыт? В пьяной компании! — ухмыльнулся Сережа, — я уже представляю себе этот опыт… на столе с задранной юбкой, пускаемая по кругу.

— Фу!

— А ты думала, они на пьяную голову будут скромничать?

— Кошмар, как ты можешь такое говорить?!

— Основываясь на опыте студенческих пьяных компаний. — Без тени иронии заявил он и подмигнул. — А хочешь ласки, обратись ко мне. Я всегда готов…

На мгновение представила себе реакцию Юли и тихо рассмеялась: — Ты готов лишится ценного органа?

Моя усмешка вызвала его улыбку.

— У меня все органы ценные.

— И я о том же. Если она не доберется до одного определенного органа, то отрубит первый подвернувшийся. — Я допила кофе и встала, чтобы помыть чашку.

— Буду надеяться не голову. — Уверенно заявил он и, раскинув руки, шагнул ко мне. Слишком быстро, слишком знакомо и слишком неожиданно. Его движение я заметила краем глаз, но паника не заставила себя ждать.

— Се-сереж, я пошутила!

— Я понял… — и делает еще шаг.

— Стой, где стоишь! — мой вопль огласил кухню.

— Зачем? — одной рукой он взял сахар с барной стойки, второй — банку кофе с рабочей поверхности и подошел к электрочайнику, стоящему рядом со мной. — Я хочу кофе себе сделать.

Прикусив губу, отвернулась от него, отложила чашку, у которой только что с перепуга отломила ручку, и подставила дрожащие руки под холодную воду. Мы молчали, пока он варил свой любимый напиток, а я старалась не заплакать.

— Испугалась?

— Д-да.

— Сильно? — посмотрел на чашку и медленно кивнул своим мыслям. — Оль, я не хотел…

— Все в порядке, не извиняйся. Просто тема и… знаешь, ты прав, — сглотнула комок в горле, — мне лучше всего съездить к маме на этих выходных. Я в последний раз была у нее три недели назад.

— Давай, а обратно я тебя заберу. — Пообещал он глухо и протянул мне полотенце. — Ты же позволишь себя забрать на черном отполированном Lexus-е, верно?

— Позволю. — Посмотрела на его внимательный прищур и наперекор внутренней дрожи, бодро спросила. — А на вокзал завтра подбросишь?

— Что я слышу! — так же бодро отозвался он, — наш личный массажер решила обнаглеть!

— Разве что чуточку.

— Ничего себе «чуточка»!

— Ну, я же не прошу и домой доставить на черном отполированном Lexus-е. — Возразила обоснованно и вытерла руки, о предложенное полотенце.

— Да, наглость имеет тенденцию прогрессировать. — Заметил он с усмешкой, наклонился ко мне, внимательно посмотрел в глаза и неожиданно чмокнул в лоб. — Договорились.

Прихватив чашку, вышел из кухни и пошел к себе.

Я окликнула его в коридоре:

— Что, правда, отвезешь?!

— Правда. Но только при одном условии, ты больше не пугаешься, и меня не пугаешь. Знаешь ли, меня не сильно позабавит, если ты, сидя рядом с водительским местом, будешь орать на каждое переключение передач. — Он многозначительно посмотрел на меня снизу вверх, поджал губы.

— Я постараюсь.

— Приложи к этому все усилия. — Порекомендовал младший и уже с улыбкой удалился.

Ехала домой с пересадкой в Киеве, с разницей между поездами в четыре часа. Раньше, я сидела в кафе в здании вокзала или в Макдональдсе напротив, читала книги по специальности, составляла рефераты, если они были нужны. Привычка проводить время в поездках с толком, появилась не сразу. Я ее долго вырабатывала, напоминая себе, что жизнь не вечна, и если хочу добиться чего-то хорошего, то просиживать дни напролет в интернете или возле телевизора нельзя. Но что таить, самообучение так же, спасало от мыслей о рыцаре, который мне не достался. А вот сегодня я вышла на улицу и с благодарностью подставила лицо солнцу.

Странное умиротворение и спокойствие опустилось на меня. Открыла глаза и с улыбкой посмотрела на зеленый газон. Зима была лютая и очень снежная, а трава, несмотря ни на что, из земли пробивается. Все-таки все, что не происходит все к лучшему. Так почему бы, не радоваться переменам в жизни, веря в хорошее и получая лучшее? Ведь, если мы притягиваем то, о чем думаем, а жить хотим отлично, почему бы не мыслить в позитивном ключе?

Лешу пришлось отправить к черту на кулички? Прекрасно появится другой Леша. Разве их мало на этом свете? Последние месяцы доказали, что их много и какого-нибудь Алексея можно встретить на каждом шагу.

Не нравится родной город? Переселись в другой. Кто знает, может быть в новом городе, ты натурально сбежишь от прошлой себя и станешь новым человеком. Главное поставь цель и добивайся ее.

Хочешь чего-то добиться? Так не сиди, сложа руки, работай, думай, учись и не вешай носа. А чтобы хандра не задушила, и синдром трудоголика не съел, нужно на природу вырываться. Вот как подумала об этом, так и увидела Старые Кодаки. Решено уговорю Димку или Люська и обязательно туда попаду!

 

19

— Вы встретились возле ее дома, и она вас не вспомнила? — удивленно переспросила Ева.

— Нет. У нее дома я встретил ее брата. — С улыбкой ответил супруг.

— Он меня забирал из совсем другого места. К тому же, прошло более трех лет, — ответила я, — будь он там в том же полусогнутом виде у колонки я бы удивилась дежавю, но не более.

— Алексей, — голос телеведущей приобрел приторно-сладкие нотки, — откуда вы забрали Ольгу?

— Не поверите, из своего любимого места.

— Во-первых: твое любимое место это Мертвое Море, — он оттуда уезжать не хотел, — пояснила я для Евы. — А во вторых о том местечке над старым гранитным карьером мне рассказал Сережа.

— С тех пор как я там нашел Олю, это мое самое любимое место.

— Почему?

— Искал их час где-то. — Пояснил он и крепче прижал меня к себе. Словно бы он по молодости глупостей не делал. — Они с подругой телефоны взять постеснялись, пришлось их искать по старинке — криком.

На удивление телеведущей я, пожав плечами, пояснила:

— А зачем их было брать? У Люсиной бабушки домик в поселке и ушли мы ненадолго, у костра посидеть, посмотреть на ночную природу. Комаров нет, тепло…

— Костер они не разожгли, — тут же сообщает Леша, с укором глядя на меня, — на крики не отзывались, и домой после десяти вечера идти даже не думали. Знаете, — доверительно начал он, — не скажи зежеее отец привезти ее в целости и сохранности, я бы не беспокоился, а тут пришлось.

— Верьте ему меньше, он так отчитал Люсю, при встрече, что она тут же поспешила ретироваться к бабушке. Сказала, что ее встретят, и была такова…

— Ее встретили. — Отрезал муж.

— Вы возвращались во Львов среди ночи? — осторожно спросила Ева.

— Да. И не спрашивайте, как прошла поездка. — Попросил Леша с мнимым отчаянием в голосе.

После подобного заявления в зале стало тихо. А Ева заглянула в свои записи и все-таки спросила с улыбкой:

— Все было настолько плохо?

— Ужасно. — Кивнул он.

— Поссорились?

— Нет. — Я мечтательно добавила. — Всего лишь чуть-чуть наехала на будущего супруга. Если честно, то в первый и последний раз.

— Хм, — Ева как-то странно взглянула на меня, а затем обратилась к Леше, — простите, Алексей, вы неосмотрительно пустили Ольгу за руль вашего автомобиля, и она совершила наезд?

— Она наехала словесно, — развеял сомнения благоверный. — Но поверьте не хуже асфальтового катка.

* * *

Вечер медленно перешел в ночь, взошла луна, и теперь ее отражение плескалось на темных волнах затопленного карьера. В эту пору для сверчков еще рано, но я с наслаждением прислушивалась к ночным звукам и смотрела на поселок мигающий огнями. Дорово, не просто здорово, а замечательно. Еще бы лета дождаться, тогда тут устраиваются велосипедные тролли, совершаются прыжки в воду по направляющим тросам, можно плавать на лодках и устраиваться на ночевки. Здесь было красиво и тихо первые несколько часов, пока Люсек не вспомнила, что мы остались без связи с цивилизацией.

Вспомнила она об этом, потому что кто-то приехал к карьеру на машине, остановился вверху, а потом долго и нужно звал кого-то. Кого именно было не расслышать. Но подруга запаниковала, а вдруг это ее парень горло надрывает.

— Да, чтобы я еще хоть раз с тобой пошла в такую глушь, да ни за какие коврижки! — Люсек продолжала ругаться, не отрываясь от поисков фонарика.

— Люсь, ну не я же одна забыла телефон дома на подзарядке. Ты свой специально оставила, чтобы Максима позлить, а о том, что я без телефона ты знала еще до того, как мы к валам на велосипедах подъехали.

— Но я же, не знала, что мы так задержимся.

— Теперь знаешь. И вот что, иди в кустики куда хотела, еще минут пятнадцать посидим и все.

— Честно? — возликовала она.

— Честно. И на вот. — Я протянула ей свой перцовый баллончик со словами, — на всякий случай.

— Зачем?

— Вдруг волка встретишь.

— Это который Серый? В смысле Сережу? — улыбнулась она и пояснила на мой вопросительный взгляд. — Младшего Краснощека?

— Он сам сказал, если он не позвонит до 15:00, и к 17:00 не явится, то его уже не будет. Сережа не позвонил и не приехал. Поэтому я к тебе и собралась.

— Ну-ну. — Усмехнулась вредина и пошла наверх.

Сегодня уже 11 марта и я все эти дни провела на природе. Димка в недоумении мама тоже, а вот дядя Леша, мамин друг меня поддержал, поделился впечатлениями о том, куда можно выбраться. И 8 марта свозил всех нас на другой берег Днепра, устроил небольшой пикник с шашлыками. Он оказался очень веселым и доброжелательным мужчиной. Хорошо играет в бадминтон и разбирается в машинах. А мама рядом с ним какая-то радостная и счастливая, несмотря на то, что наш с Димой отец в честь праздника опять напомнил о себе.

Он явился с утра пораньше, как в их былое прошлое с цветами в руке и бутылкой шампанского за пазухой. Хотел остаться на завтрак, но мама не пустила. И правильно. Я с Димой живу в доме, мама все еще у тети на квартире и если он хотел нас увидеть, то мог бы приехать к нам, а не заваливаться к ней с бодуна в шесть утра со словами: «Дай мне на детей взглянуть!». И чего он искал в новой «семье»? Ведь, в нашей все было тихо и гладко. Разве с нами у него было сплошное недопонимание, скандалы и ругань? Не было, так почему он ушел? Знал же, что больших отличий в новой семье не будет, те же запросы, те же задачи. Единственная разница — новая энергия и удовлетворение бедственного чувства: «я все еще могу!» в его пятьдесят.

Он доказал, что может, доказал, что в силах. Хорошо. Живи и радуйся тому, что ты опять жив! Так с чего вдруг решил сойти с дистанции и вернуться на старую беговую? Оказался не настолько жив? Или там, с другой, не тот энергетический уровень? А может, он просто посмотрел на маму со стороны и понял, что ей без него лучше? Все-таки сейчас она сияет, а не медленно гаснет.

Из раздумий меня вырвал веселый голос Люська.

— Олька! — выбирайся оттуда, за нами приехали!

— Даже так? — я усмехнулась и собрала плед в рюкзак. — Люсь, ты и в кустах нашла с кем познакомиться?

— А мы уже знакомы. — Послышалось сверху, и я улыбнулась, предположив, что это ее Максим примчался свою девушку отругать. Через минуту я поднялась наверх и попала в свет целого прожектора.

— А вот и наша Оля! — хихикнула подруга. Фонарь, явно принадлежащий ее парню, тут же потух. И она вернула мне перцовку. — Это на всякий случай, толкьо в салоне не увлекайся.

— Где?

— В авто. Твой велик мы в багажник уже загрузили!

И не дав мне спросить в какой багажник, и почему загрузили только мой велик, продолжила тараторить, махнув рукой в сторону валов: — А меня там ждут, не дождутся и уже очень давно. Ну, все! Я поехала.

Поцеловала в щеку и на прощанье помахала рукой темному высокому силуэту, стоящему рядом с темным авто.

— Люся! — позвала я, а в ответ звучит лишь перещелкивание педалей ее транспорта, и ни слова больше. Оборачиваюсь к темному силуэту. — А вы… ты не ее парень?

— Нет. — Не парень Люси, хмыкнул. — В этом мне повезло. Оль, садись в машину, и поехали. — Голос показался смутно знакомым, но каким-то хрипящим, и я на автомате фонариком осветила его лицо.

— Алек?!

— Я за него.

— Ты как ту оказался?

— Приехал.

— За мной?

— Нет на свое любимое место, но тут оказалось занято. — На мое недоумевающее «что?», он пояснил, — вами с Люсей занято. И фонарик убери, все-таки слепит.

— Ой, да прости. — Я спрятала фонарик в рюкзак, а затем туда же закинула и баллончик. И стою, потому что совсем не могла предположить, что его здесь встречу. За мной Серега обещал приехать и не смог и на тебе Алек, да еще в такой дали от дома нашел. — Блин.

Последнее я произнесла вслух, а он не замедлил отреагировать. — Что?

— Да, так…, ничего.

— Только не говори, что не сядешь в машину после всего что было. — Он забрал у меня рюкзак, открыл дверь со своей стороны, и в салоне включился свет. Я с удивлением отметила его улыбку и прищур и внутренне насторожилась. Чему он улыбается? Мне до сих пор стыдно за ту истерику, за ту свою мягкотелость и глупость, а он улыбается. Может быть, я чего-то не помню?

— А что было?

— Ничего. Просто видел тебя с распухшим носом, красными глазами и искусанными губами.

— Я что, была такой?

— Нет. — Он старательно давил улыбку.

— Точно?

— Да. Потому что, если вдаться в детали, то это лишь десятая часть из того что было.

— Не продолжай. — Попросила я, потупившись.

— Садись, и я продолжать не буду. — Он занял свое место, дождался пока я сяду рядом и лишь после этого спросил, — к дому, где твой брат Димка сейчас с компанией сидит, ехать нужно?

— Да, там вещи и… — я резко повернулась к нему и неожиданно сипло спросила. — У Димы друзья в гостях?

— Пару часов назад были. Человек шесть или семь.

В голове тут же зазвенело. А вдруг там Л… и его Наташа? Ведь с ним в разладе я, а не мой брат, и они вполне могли прийти в кости на молодежную вечеринку, какие любит устраивать старший.

Я прикусила губу и сжала кулаки, еще лет десять с ним видеться не хочу. И он, надеюсь, со мной тоже. Сглотнув, я попросила тихо:

— Алек, когда мы подъедем, я позвоню ему с твоего телефона, ладно?

— Хорошо.

В гостях у Димы Л… не оказалось, по счастью, и Наташи тоже. Я быстро забрала вещи, не забыла захватить мобильный телефон и, расцеловав старшего, поспешила на выход. Глупое поведение, ничего не скажешь, но мне так проще. Не хочу опять маяться ненужными мыслями о нем, о его почти жене и о том, что он подумал и как посмотрел. Эта история закончилась, так и не успев начаться, и более я к ней возвращаться, не намерена.

Щелкнул замок ремня безопасности, и я откинулась в кресле, пребывая в почти умиротворенном состоянии. Я еду домой… пролетело в мозгу, а впрочем, что таить к дому Богдана Петровича я успела прикипеть за полтора года, а к людям, проживающим в нем привязаться. Как к родственникам со стороны матери, дяде и тете, и Сережа уже воспринимается не как вредина и бяка, а как брат… двоюродный. Насчет Алека говорить сложно, с ним все еще какая-то путаница в голове.

Приблизительно с этими мыслями я нечаянно уставилась на него и была поймана на разглядывании.

— Что? Оль, ты почему так смотришь? — он улыбнулся.

— Задумалась.

— И это все? Ты вот так вот пристально задумываешься? — не поверил.

— Да… вспомнила, как ты тот уступ над карьером своим любимым местом назвал. Почему оно тебе нравится?

— Да красиво там, тихо и уютно, можно палатку поставить и заночевать. Мне околицы нравятся, — признался он, не отрывая взгляда от дороги, — город не люблю. К тому же там раньше крепость была Кодак еще во времена Богдана Хмельницкого.

Я попыталась ухватиться за тему и задала вопрос: — Это была большая крепость?

— Если хочешь о ней узнать больше, посмотри книгу «Фортеця на Борисфенi» Валентина Чемериса.

— А рассказать? — надо же какой неподдатливый.

— Долго. Там длинная кровавая история.

— И старое кладбище тому подтверждение? — буркнула совсем тихо, расслышал.

— Нет, кладбище к крепости не относится, — улыбка знатока осветила его лицо. — Да и от крепости ничего не осталось. В Советские времена 80 % валов были уничтожены, когда на месте бывшей крепости начали гранитный карьер копать. Остальное разрушилось со временем.

Кажется, тема закрыта, хорошо проверим можно ли развить другую.

— А на уступах над карьером ты часто бываешь?

— Уже почти не бываю. Работа. — В его движениях и жестах угадывалось некоторая зажатость, он словно бы подавлял себя. И не понять: он не хочет разговаривать или я его раздражаю?

— А раньше бывал?

Кивнул и все. Интересный завязывается диалог. Из него что, каждое слово клещами выуживать? В общем-то, его можно было бы не трогать вовсе, но путь далекий, а он какой-то напряженный, с таким водителем ездить, не то, что опасно, но все-таки боязно. Расшевелить бы его. Я попыталась зайти с другой стороны, вспомнила о его пристрастии к двухколесному транспорту:

— Там время от времени устраиваются велосипедные гонки, ты в них участвовал?

— Да просто болел за красивую гонку.

— Сережа говорил, что ты раньше активно участвовал в велосипедных поездках… Вы далеко уезжали?

Пусть я знаю чуть больше, но информация из уст участника может быть куда более полной. Как говорится, надежда умирает последней, и сейчас почему-то хотелось его разговорить.

— А что еще Сережа рассказывал? — насторожился Алек.

— Что ты ездил в Крым и катался по стране с друзьями.

— Ааа, это…

Мне показалось или он с облегчением вздохнул, у него даже осанка изменилась, стала более расслабленной.

— Ты помнишь свою первую поездку?

— А то! Вырвался из дома.

— И куда вырвался, насколько и с кем?

— Первая поездка — велокрым, так мы ее назвали, длилась 2 недели и проходила от Феодосии до Евпатории по побережью.

Опять ответил очень сжато. С таким и не поговорить толком.

— Понравилось?

— Да. — Не подкачал Алек и вновь обратился к сестре таланта — краткости.

— А как вы в Феодосию добрались?

— До Феодосии на поезде.

— А обратно?

— А с Евпатории на электроне до Симфера, а там снова на поезде. — Он улыбался уголками губ, при этом не отрывая взгляда от дороги. Весь внимание.

— Супер сжатый ответ. — Прокомментировала я и отвернулась.

— Какой есть. В другой раз расскажу больше. А ты пока спи.

— Мы не будем останавливаться? — насторожилась я. — Все же в ночь многие ездить не предпочитают.

— Да, я тоже не люблю. — Кивнул он и командным тоном продолжил. — Утром остановимся в каком-нибудь кафе, позавтракаем и ударим по кофе.

— Хорошо. — Вспомнила, что Димка мой вечно голодный, если ночью едет, предположила что Алек такой же в дороге. — У меня с собой пирожки с творогом, печенные по бабушкиному рецепту. Ты сейчас не хочешь перекусить?

— Спасибо, но лучше утром. — Сзади есть плед и пара подушек, если хочешь, можешь перебраться назад.

— Останусь здесь.

— Хорошо. — Он улыбнулся, поглядывая, как я достаю плед и устраиваюсь. — Спокойной ночи.

— А тебе не спать! — пожелала я.

— Слушаюсь.

Я проснулась от протяжного сигнала рядом стоящей машины. Утро было серым, а кафе, возле которого мы остановились закрытым. Протерев глаза и пару раз зевнув, я повернулась к Алеку. Он спал, или скорее пытался поспать, откинувшись в кресле и обняв подушку. Выглядел основательно уставшим, темные тени залегли под глазами, скулы обозначились сильнее. Но, несмотря на проступившую щетину, выглядел он сейчас на несколько лет моложе и не скажешь, что ему двадцать семь.

— Проснулась? — голос хриплый со сна наполнил салон.

— Вроде бы да.

— Сколько времени?

— Половина седьмого. А мы где? И давно стоим здесь?

— В Виннице, точнее на ее задворках. Здесь с шести. — Он медленно потер лицо и откинув голову назад зажмурился. — Кафе открылось?

— Нет, оно еще думает. Подождем твою маму, подождем твою… — напевая мотивчик из лихой песенки 2000-х, натолкнулась на внимательный взгляд карих глаз. — Что?

Улыбнулся, произнес с заминкой: — Будем ждать или поищем другое… открывшееся?

— Здесь вроде бы мило, вывеска многообещающая, территория ухоженная. — Подождем, а ты поспи еще.

— А… тебе никуда не надо?

— Во Львов срочно! — пошутила я.

Рассмеялся: — Я не о том. Утро… — смотрю на него внимательно и не пойму, куда он клонит. — Водные процедуры, — продолжает Алек, — кустики…

— А это… Спасибо за предложение слиться с природой. Но я лучше дождусь, когда заведение откроется, кустики на этой дороге меня не привлекают.

Он медленно кивнул и заторможено добавил: — их мало.

— Они без листвы, Алек. Засыпай. Тебе нужно поспать еще хотя бы пару часов, иначе даю сто пудов, привезешь нас не во Львов.

— Я буду ехать на автомате.

— Автопилоте.

Он проснулся к тому моменту, когда нам приготовили что-то похожее на молдавские кэрныцеи — колбаски с мясом и картошкой, гречку, сделали кофе, а по моей просьбе подогрели в микроволновке пирожки с творогом. Спасибо, хозяйка заведения оказалась женщиной понятливой не возражала.

— Вот это ты и разошлась. — Алек сел к столу все еще позевывая.

— Умывался?

— Нет, а надо?

— Надо, иначе не поймешь что ешь. Уборная там, — я указала направо и пошутила, — но если тебя больше всего привлекают кустики…

Кивнул: — Спасибо, я понял.

Завтракали без разговоров. Он проспал более двух часов, а теперь нет-нет и поглядывал на часы. Спешит. Интересно, куда и зачем. И почему опять я ловлю себя на ощущении, что он за мной исподтишка наблюдает. То ли присматривается, то ли прислушивается, а может, высчитывает, как поставить меня в известность о чем-то важном. Исходя из того, что нервничает он, это очень важно для него. Но причем тут я?

Покончив с завтраком, расплатились и засобирались. Алек от души поблагодарил хозяйку, и женщина в годах радостно заулыбалась, не забыв похвалить невесту — меня. Я хотела ее разуверить, но старший сын Богдана Петровича сказал «Да она такая. Спасибо еще раз!» и, увлек меня на улицу. Как ни странно, но этот инцидент придал ему уверенности и частично успокоил. И я уже не сомневалась, в ближайшие часы он расскажет, что хотел. Так и получилось, между Хмельницким и Тернополем прекратил хранить молчание и заговорил. Стыдно сказать, я ожидала услышать что угодно, только не это…

— Оль, я развожусь. — Ожидая моей реакции на сообщение, он медленно выдохнул. — Я долго думал об этом…

— Елена в курсе твоего решения? — сдавленно спросила я.

— Да.

Уж лучше бы он нашел другого собеседника для обсуждения данного вопроса. Потому что во мне проснулся не тихий слушатель, а активный порицатель. Наверное, не стоило увлекаться психологическими аспектами развода, когда родители проходили через эту процедуру, а еще не следовало образ одного Леши накладывать на другого и уж тем более не думать о том, что большинство девушек становятся любовницами, заслышав подобную фразу.

А что еще я могла подумать? С учетом того, что пару месяцев назад я была безвольной зареванной куклой в его руках, он вполне может рассчитывать на продолжение. Я сцепила руки и отвернулась.

— Почему ты решил развестись? Чего тебе не хватает в браке?

— Поддержки и… свободы.

Господи, как похоже на Лешу. Он тоже хотел свободы и поддержки, ерепенился более полугода, а, в конечном счете, к Наташе побежал и ее вкуснейшим хинкали.

— Ты ей об этом говорил?

Он ответил по-своему:

— Это не сиюминутное решение.

Если он сейчас надеялся услышать поддержку в его стремлении к свободе, мне очень жаль, потому что я насмотрелась уже на «вольных перебежчиков». Сделала глубокий вдох и начала говорить:

— Послушай, мужчины не склонны драматизировать в первые месяцы после развода. И это понятно: впереди маяча новые горизонты, надежды и возможности.

— Новая жизнь! — широкая улыбка осветила его лицо.

Мне показалось или он сейчас подшучивает надо мной. От возмущения даже руки сложила на груди, но от намеченной цели не отойду ни на йоту. Пусть смеется в голос, я все равно ему правду скажу.

— С горизонтами понятно, что там дальше? Какое-нибудь «но», наверняка есть. — Алек усмехнулся про себя, не отрывая взгляда от дороги, — «но» обязательно должно быть.

— Есть. Но более 50 % мужчин сожалеют об уходе из семьи и хотят вернуться. Только кто им позволит. — Вспомнив отца, прикусила губу. Не маленькая давно, а до боли обидно за маму. За что он с ней так? Я отвернулась и, глядя на пробегающие мимо деревья, вспомнила еще один факт, почерпнутый из статей: — Каждый четвёртый разведенный повторно женится на своей предыдущей жене.

— Интересная статистика, — согласился Алек, — но не для меня.

— Каждый третий к этому стремится. Ты от этого не застрахован.

— Допустим, что дальше?

— А дальше… 65 % мужчин вступают в брак вторично не менее, чем через 3–5 лет после развода. То есть уходил просто так, безосновательно.

Он окинул меня внимательным взглядом:

— Три-пять долго, я столько не продержусь.

— Да уж, конечно. — Усмехнулась я. — Ведь, более половины из них уверены, что предыдущая жена была лучше.

— А вот это вряд ли…

Его голос звенит стальными нотками, а я не отступаю.

— Алек, поговори ты с ней открыто, не делай глупости. Может, тебя раздражает иной негативный фактор: работа, бизнес, подчиненные, налоги…, а ты тянешь ситуацию и на семью.

— Нет с этим все в порядке… теперь. — Процедил он сквозь зубы и недобро посмотрел на меня. — Своего решения я не меняю.

Старалась скрыть враждебность, очень старалась, но агрессия все же прорвалась:

— У тебя что, другая на стороне?

— Оля.

— Да, извини, у меня нет прав спрашивать…

То, что мы ехали по мокрой трассе на приличной скорости, я заметила и раньше, а вот сейчас почему-то испугалась.

— Не гони.

— Оля… Мы едем на нормальной скорости.

А я как заведенная повторяю свое: — Алек, не гони.

— Да, не гоню я.

Вот резкий поворот, деревья справа, машина на встречной и неожиданно силуэт пса, стоящего на нашем пути.

— Собака!

А он не тормозит и не пытается ее объехать.

— Алек…? Алек, впереди собака!

— И она не должна стоять на середине дороги. — Произнес он, не сбавляя хода.

— Блин! — закрыла лицо руками. Простонав про себя, за что он так с четвероногой дворнягой. Точнее трехногой, я видела, что одна передняя лапа у псины перебита. Ужас, мы только что сбили собаку на повороте.

— Олененок, — голос у него тихий и вкрадчивый. — Оль, та полудохлая псина осталась жива, посмотри в зеркало.

— Ты ее переехал… — просипела я и отвернулась.

— Нет, она жива, посмотри. — Повторил, как маленькой.

Сквозь пальцы глянула в боковое зеркало. Действительно силуэт дворняги на трех лапах, только что скрылся в кустах. Фууух, я потерла лицо и опустила руки, не задавил.

— Вопросы есть? — спокойно интересуется Алек, вот поспешил он с наездом, ей богу поспешил.

— Ты почему не остановился?!

— Как я должен был остановиться? — ответил он и посмотрел на меня с укором. — При резком повороте на мокрой дороге?

— Д-да.

— Когда в машине двое человек и один из них мне более чем дорог?

— Ну… — это он о ком сейчас? Обо мне он такого сказать не может. Значит, о себе. Что ж похвально. Теперь ясно о ком он думает в первую очередь. Следующей фразой он лишь, усугубил мое мнение на этот счет.

— Нужно было нас обоих угробить, ради той псины?

Никогда не думала что старший сын Богдана Петровича, такой… такой, слов нет, какой.

— Не нужно было. — Я отвернулась.

— Вот и я так думаю.

Молчание между нами длилось долго, краем глаз я видела, как он, то крепко сжимает руль, то начинает по нему барабанить, и не могла понять, что же меня так обидело. Собака осталась жива, мы продолжаем ехать дальше, а у меня слезы на глаза наворачиваются, как за здрасти.

Повисшую тишину прервал Алек, прочистил горло и глухим неестественным голосом произнес:

— Оль, извини…

— Ничего. — Пришлось-таки смахнуть набежавшие слезы. — Переживу.

— Это точно…

Странная горечь проскользнула в его словах. Она была приправлена нотой сожаления, но не из-за того, что я переживу, а из-за чего-то другого, чего-то очень важного. Интуитивно почувствовала, если я хочу что-либо узнать, то должна спросить сейчас, иначе он замолчит. Стерла слезы и заставила себя успокоиться.

— Ты это к чему сказал?

Молчит, хмурится, а руки сжимают руль, с такой силой, что костяшки на его руках побелели.

— Алек…, ты можешь рассказать?

В напряженном молчании прошла секунда, затем вторая, третья… Уже и не надеясь что-либо узнать, отвернулась к окну, рассматривая горизонты. Через минуту, а может быть и больше я впервые слышала его неестественный глухой голос. Сколько же боли таится за каждым его словом.

— Мне было девять, когда мамы не стало. Она погибла при схожих обстоятельствах. Пожалела собаку.

Я зажмурилась, ругая себя последними словами. Могла бы не срываться и не вопить. А кто знал? Никто не знал. И все-таки…

Алек продолжил:

— Пустая дорога, стандартная скорость, а деревьев… много. Маму и ее двоюродную сестру хоронили в один день. Двое детей сзади остались живы.

— Ты… — я сглотнула комок в горле и все же спросила, — там был ты? Поэтому не любишь машины.

— Там был младший. — Горькая усмешка. — Он с ситуацией справился лучше меня. Сережа даже аварии не помнит.

Оцепенение накрыло с головой. У меня просто нет слов ни на соболезнования, ни на извинения, никаких.

— Я… Алек, я…

— Шшш, — он улыбнулся мягко и грустно, взял меня за руку и сжал ее. — Предлагаю забыть этот инцидент. И начал я говорить не для того, чтобы…

— Ясно. Замяли.

— Оля, — теплые пальцы описали круг на тыльной стороне моей ладони, — я хотел сказать, что уезжаю на полгода в Израиль. Там открылись новые перспективы, хочу их использовать.

— Здорово. — Вот и все.

— Оль ты будешь все еще здесь? То есть у отца в Львове?

— Нет.

Он несколько мгновений молчал, прежде чем спросить: — Почему? Возвращаешься в Днепропетровск?

— Переведусь в Москву.

— Зачем? Оставайся у нас, закончи образование здесь. — Улыбнулся Алек и продолжил озвучивать доводы в пользу дела. — Отец привык к тебе как к родной, Серега за сестру считает…

— И я не считаю вас чужими, но остаться не могу.

Кажется, мы вновь наступаем на грабли недопонимания, вот только теперь он наезжает, а я вяло отмахиваюсь, точь-в-точь, как в теме о его разводе.

— Новые горизонты? — процедил он.

— Да. — Ответила, не кривя душой, а по ощущениям погрузилась в какую-то щемящую безысходность. Да профессия будет, и обширная практика в ней тоже будет. Но это не совсем то, чего я хотела.

А, может быть, я просто слишком многого хочу?

— Понимаю. — Алек отпустил мою руку, чтобы переключить скорость передач, и всецело отдался вождению. Его синяя Mazda ускорила ход, пейзаж вокруг окрасили первые лучи солнца, а мне стало холодно и не спокойно.

Почему?

 

20

— Как я понимаю, это был именно тот переломный момент, когда ваши пути разошлись.

— Да. — Кивнул мой самый нежный. — Она разбила мне сердце и уничтожила все матримониальные планы на корню. Я уехал в Израиль склеивать осколки.

— А я, несмотря на все свои расчеты, полетела не в Москву, а в Германию.

— Вы этого не планировали?

— Она ошиблась самолетом с подачи моего отца. — Улыбнулся Леша и, шутя, пояснил для Евы, — он прекрасно подает правой.

— Более чем, просто прекрасно. Потрясающе. — Поддержала я. — До сих пор помню тот вечер. Богдан Петрович пригласил меня на диалог, а получился монолог, которым он фактически ставил в известность о своем решении. В общем, посылает он великолепно.

— На самом деле специалист по посылам у нас Оля. Делая третье предложение руки и сердца, я ожидал услышать направление и напутствие. — Покосился в мою сторону, не скрывая довольной улыбки. — К счастью, пронесло.

— Простите, Ева сверилась с бумагами и с удивлением спросила, — а когда вы решились на второе предложение? Оно было озвучено?

— На дне рождения Сережи.

— Это не считается, — воспротивилась я, — за неделю до этого они шутили напропалую, что ради спокойствия их отца я должна остаться во Львове. Я помню, как они подначивали друг друга: «Если Оля против, то ее муж точно должен быть за и уж он-то повлияет на строптивицу». А потом шли вариации следующего типа: «Ты у нас самый старший, задави ее авторитетом» или «Вы больше времени проводили вместе, ты знаешь, чем ее шантажировать».

В зале послышались смешки.

— Знаете, в ту неделю я боялась выпускать из комнаты Ричарда и на прогулки выводила его сама.

Ведущая рассмеялась и обратилась к Леше:

— Повлиять на решение Ольги шантажом не получилось?

— Нет. Она отказала мне, послала Серегу и была такова. — Он внимательно посмотрел на меня и, не отводя взгляда искрящихся карих глаз, сказал. — Хорошо, что мы точно знали, где ее искать.

* * *

— Оля, зайди ко мне.

Богдан Петрович поймал меня утром, как только мы с Ричардом вернулись с прогулки.

— Одну минуту, сейчас лапы красавцу вымою и приду.

— Хорошо.

Алек привез меня во Львов вчера, помог занести сумку в дом, поздоровался с родственниками и уехал. Я пыталась разговорить его в пути, даже пару анекдотов вспомнила. Не помогло. Он был хмур, опять зол и на контакт не шел, как я ни старалась.

В уютном доме на Дагестанской меня встретили, как родную. Я даже прослезилась от такого теплого приема и первые минуты не могла говорить, наверное, еще и потому, что мой замечательный наниматель теперь ходит, как нормальный человек, много улыбается и шутит. А еще он помолодел, точнее они оба, Раиса расцвела. Осталось надеяться, что глупостей вдвоем эта парочка не наделает и не перебьет позднюю весну, промозглой осенью. Любовь любовью, но если они опять ему спину сорвут, я за себя не ручаюсь… и вообще до сих пор не понятно, как глава семейства получил это увечье. Как он дважды уничтожил старания врачей, я знаю, а вот история как Богдан Петрович получил увечье, до сих пор покрыта тайной.

Что-то подсказывает, что своими проблемами со здоровьем Богдан Петрович обзавелся в силу бурного темперамента. Но спрашивать не буду. Пусть прошлые ошибки останутся за гранью настоящего. Урок из них он вынес.

Лапы золотистого красавца я вымыла, шерстку причесала и, погладив его умильную мордашку, отправила Ричарда на кухню к Людмиле Васильевне. Через десять минут я уже стояла в кабинете перед своим самым клиентом и с гордостью смотрела на его безболезненное передвижение по комнате. Он теперь свободно ходит, медленно, но свободно. И более не стискивает зубы, когда встает из-за стола или садится, хотя там еще с коленом проблема, но думаю, мы и ее решим в ближайшее время.

— Ты улыбаешься. — Заметил он, заняв место за столом, и пригласил меня сесть.

— Да.

— Чему?

— Нравится, как вы передвигаетесь.

— Гордишься…

Дальше он явно собирался меня подколоть, теперь я точно знаю, откуда эта особенность у Сереги. Оказывается Богдан Петрович тот еще язва, когда у него настроение хорошее, а сам он что-то задумал. Поэтому я его перебила:

— Вами очень горжусь.

— А собой?

— А поехали бы вы на операцию на полгода раньше, гордилась бы собой в большей степени. — Я улыбнулась. — А так приходится делиться местом спасительницы с Раисой.

— Опять ты за свое.

— Не опять, а снова. И я в восторге от вашей способности выбирать людей. Ваша супруга тому подтверждение.

Сейчас он вспомнит, как мы с его второй супругой секретничали, и она в подробностях рассказала, каких страхов нахваталась, пока он в себя приходил. Прошло больше месяца, а в ее глазах при упоминании операции до сих пор панический ужас потери.

— Спасибо. — Кивнул он, но темы не продолжил. — Как у тебя с иностранными языками?

— Середнячок.

— На троечку? — его улыбка стала шире, глаза выжидательно прищурились.

— Паршивенький середнячок. — Уточнила я. — А что?

— В школе какой иностранный язык учила?

— Немецкий.

— В Москве родственники есть? — продолжил он, не меняя будничного тона.

— Дальние, со стороны отца.

— Общаетесь? — и внимательный взгляд в мою сторону, чтобы вынести вердикт. — Не общаетесь.

— Это… — хотела сказать, что там есть тетя со стороны отца. И чувствую, говорить, что мы с ней не сильно контактировали, даже когда родители были вместе, не стоит. Чувствую, он попытается решить этот вопрос, по-своему.

Только бы не получилась та же ситуация, которую он устроил в начале нашего соглашения, когда узнал, что у меня между поездами в Киеве четыре часа свободного времени. Я же еле-еле отбилась от навязчивого: «Берешь такси, едешь в дом к моему партнеру по бизнесу, и сидишь у него все это время. Семья хорошая, не волнуйся». К счастью, Серега поддержал, сказав, что подобная опека не требуется, поэтому дал мне визитку некоего Артема со словами: «Будут проблемы в Киеве, звони ему».

Звонить не пришлось ни разу, и все эти треволнения оказались пустой тратой времени. А сейчас младшего дома нет, Раиса где-то по своим делам ходит, остались только я и Богдан Петрович со своим фирменным решительным взглядом.

— Вот и славно. Рад, что все так удачно складывается. — Он побарабанил пальцами по столу и придвинул ко мне папку. — Ознакомься.

Открыла, просмотрела, поняла через слово.

— Хм, Богдан Петрович, это что?

— Да, паршивенький середнячок — это еще мягко сказано. — Улыбнулся. — придется учить.

— Не юлите. Я поняла, что это документы для поступающих с кратким описанием программ обучения…, но вы же, не хотите сказать, что…

— Именно это и хочу сказать: в Москву ты не поедешь. С твоей мамой я уже переговорил, а брату направил документы. Место в студенческом городке будет в двух из трех университетах. — Он выудил листы из папки и указал, в каких именно, — если выберешь третий, придется ютиться на квартире в паре километров от учебного заведения.

— Вы…, — мне стало не по себе. — Богдан Петрович!

И мое возмущение потонуло в уверенных словах, произнесенных категоричным тоном: — Я уже обо всем договорился. Дело решенное.

— Но…

— Твоя задача, подтянуть знания немецкого и не спорить по пустякам.

— Но…

— Поговоришь со мной, когда сможешь сказать: «спасибо». А до тех пор, тема закрыта. — Он поднялся, обошел стол и, положив на мое плечо руку, с улыбкой припечатал моей любимой присказкой. — Массаж по расписанию. Не опаздывать.

Массаж все еще был по расписанию, вот только дозировка его уменьшилась. Теперь у меня было четыре свободных вечера из семи, да и уставать я не уставала, так как больший упор теперь делала на ноги, а не на его поясницу. Появилось время для занятий с репетитором по немецкому. Я с нанимателем уже не спорила и просто учила иностранный с его флективными окончаниями, глагольными сослагательными наклонениями и склоняемыми прилагательными. В прыжках с вышки добилась определенного успеха, теперь могу сделать одно полное вращение и войти в воду ногами почти под прямым углом, хотя над этим еще нужно работать.

Через две недели позвонила мама, счастливая. На вопрос относительно дяди Леши, она ответила загадочным молчанием, кажется, вскоре у меня появится отчим. Он делал пространные намеки на прошлом пикнике, но видимо мама все еще думает: решиться или нет. Что ж в то время, как в моей семье все налаживалось в жизни семейства Краснощек назревал раскол. Алек подал-таки документы на развод и через неделю его должны были оформить. Как сказал младший за нашим с ним совместным завтраком: «Всем его дням варенья сопутствует неизвестный рок» за два дня до этого грандиозного праздника в их семье обязательно что-то происходит. А чтобы не быть голословным, он припомнил прошлогоднее и совпавшую с ним Пасху.

— Да, оформление развода Алека — это настоящий фурор, — согласилась я с улыбкой.

— Выйдешь за меня, и будет самый настоящий.

По глазам вижу, шутит, но что-то мне эти его шуточки становятся поперек горла. Не знаю как Серега, а я всякий раз слушая этот сивый бред, вижу счастливую Юлю, которую он нежно обнимает сзади и что-то тихо ей шепчет.

— Не выйду.

— А понарошку? — предложил он.

— Нет. — Кофе перестал привлекать своим ароматом, настроение медленно пошло под откос. Еще немного и субботнее утро перестанет быть радостным.

— А просто так? — не унимается красавец, сидящий со мной за столом.

— А просто так я паспорт пачкать не буду!

— Тебе не нравится моя фамилия? — возмутился младший.

— Краснощек — хорошая фамилия. Мне не нравишься ты.

— Что, совсем? — а в глазах смертельная обида.

— В качестве фиктивного мужа — совсем.

— И в настоящем качестве никак не привлекаю?

Он наигранно насупился и подался вперед, позабыв о своем кофе, горячих бутербродах и хрустящих печеньях, которые сам готовил и сам же пару минут назад нахваливал.

— Хм, Селозя, я жить замужем хочу долго и счастливо. А не коротко и печально.

— В смысле?

— В прямом смысле, я овдовею на выходе из ЗАГСа.

— Поставишь подножку, чтобы я на лестнице шею свернул? — предположил он и смерил меня оценивающим взглядом. — Не знал, что ты такая кровожадная.

— Хорошая идея, но боюсь, я не успею и пикнуть, а тебя уже обезглавят… причем дважды.

— Чего?

— Обезглавят и оскопят. — Подмигнула опешившему Сереге. — Ты ж в курсе, что Юля уже знакома с данной операцией.

— Оля!

— Приятного аппетита, дорогой. — Я выпорхнула из кухни под звуки его раздосадованной ругани. Аппетит он потерял до обеда, а может быть и до вечера. Вот только шутить на тему ЗАГСа не перестал, более того, подключил к спорам Алека. Старший сын Богдана Петровича на Дагестанской появлялся редко и всего на час, но им и этого хватало для легкого подзуживания моей скромной персоны. Мол, уехать может наша птичка и не вернуться, а повлиять на нее в силах только муж. И, раз уж, возможного претендента со стороны на моем горизонте не наблюдается, придется им, как верным сыновьям, решить сложный вопрос.

Этот фарс достиг апогея, не за два дня до знаменательной даты, а в день рождения младшего. И, к сожалению, пропустить праздничный вечер мне не удалось.

День не задался. Серая промозглая стужа, дождливая дымка над городом и чувство одиночества давили пустотой. У младшего день рождения, а у меня настроение совсем не праздничное. Не стоило слушать песню «Любовь похожая на сон» в исполнении Лары Фабиан, а затем еще и «Жду тебя» от Ани Лорак. И что за привычка грусть заливать новой порцией грусти? Нужно было посмотреть комедию с Лесли Нильсеном или Джимом Керри, да хоть ту же «Я ваша тетя» или «Самое страшное кино». А, в крайнем случае, клин выбить клином. Включить трагедию, основанную на реальных событиях, и вдоволь пореветь, чтобы отпустило. Чтобы собственные проблемы показались пустяковыми, а страх перемен ничтожным. А ведь всего лишь разбирала вещи в комнате и наткнулась на ту самую свечечку от Л…

И как она попала в мою сумку? Неужели нечаянно в спешке сборов из дома я захватила и этот осколок иллюзий? Вначале хотела ее спрятать подальше от себя, потом передарить, а спустя два часа тяжелых раздумий выудила подарок из дальнего угла шкафа и разбила к чертовой бабушке. Не хочу, чтобы она гелевая свечка одним лишь видом напоминала, о болезненном прошлом.

Он обо мне не думал никогда, почему я должна думать о нем сейчас?

Разбить, разбила, а настроение этот подарочек мне испортил. До самого вечера была погружена в себя, ходила, как сомнамбула и вяло отвечала на шутки особо наглых личностей. Наверное, чтобы младший прекратил всяческие нападки, стоило сразу же расплакаться и заявить, что тема для меня болезненна. Из-за Сереги я все больше погружалась в тягостные мысли, а он все чаще находил к чему прицепиться.

Даже за праздничным ужином позволил себе пакость. С загадочным взглядом заявил, что он ждет, не дождется моего ответа по одному очень важному вопросу. В комнате, наполненной смехом, стало тихо.

— Какой вопрос? — голос Алека прозвучал неестественно глухо.

— Да так… — продолжил младший, улыбаясь мне, — есть у нас пара нерешенных вопросов.

— Так один или пара? — спросил Богдан Петрович, обращаясь к сыну.

— Один из них главный. Остальные второстепенные.

Срочно нужно было что-то ответить, что угодно лишь бы замять эту ситуацию. Сейчас я отчетливо осознала, что значит, выражение мужики общаются, женщины молчат. Но если накал страстей не остановить не ясно, чем это закончится.

— Сереж, ответ на твой вопрос я дам через три года.

— Почему так долго?

— Потому что мое — нет, ты явно услышать не готов. — Поймав на себе перепуганный взгляд Юли, я не успела придумать ничего более изящного и ляпнула, — он хочет мою комнату забрать.

Лукавая улыбка Богдана Петровича дала понять, я на верном пути и он меня во всем поддержит. Значит, легенда с личной жилплощадью прокатывает.

— Я против и комнату свою не отдам. Никто не знает, как меня встретят в Германии, поэтому место для временной базировки я…

На этой фразе сталкиваюсь взглядом с Алеком и теряю нить размышлений. Просто потрясающая ситуация.

— Она оставляет за собой. — Раиса подмигнула и с улыбкой подсказала выход из моего ступора. — Самое время десерта.

— Сейчас принесу.

Блин! Я вылетела из-за стола, как пуля. Сзади послышался вопрос от старшего сына Богдана Петровича:

— Тебе что, своей комнаты мало?

— Возможно, мне не хватает комфорта.

— Если так, приобрети квартиру. — Примиряюще ответил их отец. — И она будет в полном твоем распоряжении.

Если подумать, то получилась прекрасная аналогия. У младшего комната уже есть — Юля. И вместо того, чтобы зариться на чужие комнаты, следует из своей девушки сделать жену. Занятая своими размышлениями и поисками сервизных чашек я не заметила, как в кухню вошел наглый территориальный захватчик.

— Оля, свет наш нежный, ты решила, что я на такое куплюсь?

Вздрогнула от неожиданности и обернулась:

— По поводу? Если ты о комнате, то свое решение я уже озвучила.

— Нет, я о другом.

— О чем? — лучший вариант поведения в таких условиях, сплошное недопонимание. И вроде бы младший мог бы в честь своего двадцати пятилетия отвалить, не продолжая фарс, но не тут-то было.

Подошел ближе, улыбнулся, заглянув в мои глаза. Блин, да он реально издевается!

— Ну, как же ты и я…

И это он мне заявляет, когда Юля в любой момент может войти в кухню. Истинный любитель острых ощущений. Может устроить их ему не понарошку, а настоящие? Чтобы неповадно было приставать, когда у меня кошки скребут на душе. Дав себе несколько секунд на размышления, пришла к выводу, что бить словами ниже пояса я не умею, и даже если бы могла, то не захотела. Это же младший, он просто не дозирует остроты, вот и все.

— Селозя, глупо считать, что в свои именины ты не схлопочешь за подобные шуточки. Отвали по-доброму.

— Ты что обиделась? — тут же возмутился он.

— Слушай, я сейчас не в настроении обличать все в красивую форму. Поэтому извини за грубость. И давай договоримся так: данного разговора не было, этой темы мы не обсуждали, и ты на кухню вошел за тортом. Держи.

Я вручила ему поднос с кондитерским изделием и направила в гостиную. А младший вопреки всем наставлениям тормознул у дверей и обернулся с плутовской улыбкой.

— Но если я отстану от тебя, в ход пойдет тяжелая артиллерия. Отец может быть и за твой отъезд, но не один я против.

— Это моя жизнь, это мое решение. — С силой захлопывая выдвинутые ящики и открытые дверцы, я фактически закрывала и тему. — И я его уже приняла.

— Жаль, я так надеялся… — ухмыльнулся именинник.

— Пристрели свою надежду. — В сердцах попросила я и отвернулась.

Наверное, он таки понял, что достал меня до печенок своими шуточками. Позвал уже совсем другим тоном: — Оль? Я…

— Все нормально, иди.

Сразу же вернуться к столу мне не захотелось. Я тихо вышла на крыльцо посмотреть на небо и темный парк, подышать воздухом. Красиво здесь, тихо и уединенно. Не хочется думать о плохом и несбыточном, а все же думается.

В доме скрипнула дверь, раздались неторопливые шаги Алека.

— Эй, ты как?

— Задумалась.

— Над чем?

На самом деле я думала о том, как запретить себе погружаться в прошлое и жалеть себя нынешнюю. Но этого я не произнесла: — Над важным.

— Например, как остаться и принять мое обременительное предложение руки и сердца? — он набросил на мои плечи пиджак, а руки не убрал.

— Я не думаю об этом… И, знаешь…

— Что?

— Не раскидывайся предложениями.

— Почему, нельзя? Для тебя мое предложение всегда в силе.

Тема — глупее не бывает, как можно ее обсуждать, я уеду, он так же на одном месте не останется. Новые люди, новые интересы, неожиданные открытия… Какая, блин, связь между нами? Никакой. Но почему-то вместо того, чтобы стряхнуть его руки с плеч и уйти, я обернулась.

— Как можно быть таким уверенным в другом человеке?

— Можно.

— То, что это «можно» — понятно, но что дает тебе такое основание?

— Кое-что дает… — туманный ответ и полуулыбка.

— И откуда уверенность?

Алек хмыкнул, спустился с двух ступенек террасы, и теперь его лицо было напротив моего. Появилось стойкое желание потереть глаза, ущипнуть себя за руку, прикусить губу и поправить волосы и все это одновременно. Что происходит? Мне и убежать хочется и очень хочется остаться. Но ведь это Алек, старший сын Богдана Петровича. Почему я должна от него бежать? Он всего лишь близко подошел и пристально смотрит, ничего предосудительного. Что за ненормальная реакция?

— Отсюда.

Наклонился, обдав меня запахом шампанского, и очень медленно поцеловал уголок губ. Легкое дежавю накрыло с головой. Вспомнилось, как Серега забрал меня из универа пьяной, расцеловал лицо и на таком же моменте остановился. Вот только сейчас своевременного звонка на телефон целующего не поступило.

А ведь до этого он от трубки почти не отрывался, большую часть застолья с кем-то говорил. Выключил телефон, ради меня? Или я опять создаю иллюзию? Подумав об этом, я не решилась взбунтоваться и воспротивиться, что-то остановило. И Алек со знанием дела продолжил медленное наступление.

Из-за него мороз прошелся по коже от скул до самых пяточек. Глаза распахнуты, ладони вспотевшие, и меня бросает, то в жар, то в холод. Простыла, наверняка. Ведь это не может быть реакция на его «недопоцелуй», не может!

— Глаза закрой. — Прошептал у самых моих губ.

— За-чем?

— Закрой без вопросов.

— А поговорить нельзя? — спросила еле слышно. — Обсудить твою чрезмерную уверенность…

— Не сейчас. — Медленно, очень нежно он взял в ладони мое лицо. — Олененок, я не передумаю.

— А, может…?

— Уже решил.

В следующее мгновение я перестала помнить: кто я и где нахожусь. Если раньше он целовал, выпрашивая приглашения, то теперь ставил перед фактом: «своего добьюсь независимо от твоего мнения». Это было медленно, горячо и страстно, хотя участвовали только губы. От такого напора можно было без стеснения капитулировать, что я и сделала…

Почти сделала, и он вдруг отпрянул.

— Хорошего понемногу… — тихо оповестил Алек, прикоснувшись губами по моему виску. — Этого хватит, чтобы ты передумала и осталась во Львове?

Так хотелось спросить: зачем? Кем он меня видит и что себе представляет? Ведь мы мало знакомы. Да что там, я почти не знаю его. Он знает меня еще хуже. А ждать и надеяться я больше не намерена.

— Нет.

Алек хотел было отстраниться, а потом со вздохом опять потянулся ко мне.

Зачем? Неужели так важно, чтобы я осталась во Львове в следующем году? И для кого важно? Для Богдана Петровича, для Селози, для него, но он же, работает. Из-за стола его раз десять вытаскивал чей-нибудь звонок на телефон. И он, извинившись, мчался отвечать партнерам или заказчикам. Какая глупость! Нет. Это не правда. Мне все кажется. Просто шампанское в крови бушует и ничего больше. Это всего лишь действие пузырьков игривого…

Через минуту я уже смотрела вслед быстро уезжающему «агрессору» через окно гостиной. Наступление Алека прервал Богдан Петрович, выйдя на крыльцо, он пригласил нас на сладкий стол.

— Пойдем? — нерешительно спросила я.

— Олененок, сладкого мне на сегодня хватит, — загадочно ответил он. — Пиджак не снимай, завтра заберу.

С этими словами я была передана его отцу.

Мы не виделись вплоть до моего отъезда, когда он, сжав мою руку, пожелал счастливого пути. И все… никаких поцелуев, объятий, признаний и предложений.

Ничего.

 

21

— И с тех пор вы следили за ней? — игриво поинтересовалась Ева. — Были незримым наблюдателем?

Удивительно, услышала ее вопрос и пожалела, что я не героиня зарубежного любовного романа. Где главный герой стойко выдерживает капризы и истерики возлюбленной и исполняет все ее романтические бредни. Но вот, как представила метания и терзания благоверного, так и расстроилась — их у него не было.

И ответ Леши подтвердил простую истину, лишние переживания — прерогатива женщин.

— Нет. Зачем? Она училась, я работал.

— Вы ею не интересовались? — удивилась Ева.

Пришлось пояснить мне:

— Он и без этого был в курсе моих дел. А сам не интересовался. Только приветы передавал «Олененку». Три пять раз в год на праздники я приезжала к маме в Днепропетровск и к Богдану Петровичу во Львов.

— А в промежутках между приездами Оля писала отцу, — добавил Леша, — часто звонила и посылала свои фотографии.

— Фотографии? — заинтересовалась Ева. — Это были снимки из путешествий по Европе?

— Да. И на большей части из них я была в окружении красивых парней спортсменов или физиотерапевтов.

— Стояла среди пациентов. — Отмахнулся Леша.

— Почему сразу же — среди пациентов?

— Действительно, — ведущая с укоризной обратилась к моему благоверному. — Ольга вполне мола встречаться.

— С одним из них или с несколькими, — поддакнула я. А у меня были такие намерения, более того, в Германии я позволила себе раскрепоститься чуть-чуть, но все-таки.

— Вас это не смущало? — вопрос Евы адресованный к Леше, и я задавала в первый месяц супружества, но так и не получила ответа. Что же он скажет сейчас?

После недолгих раздумий ответил:

— Ее никто не обнимал, как следовало. Понимаете, вялые пальцы на талии или плече Оли никак не соответствовали статусу ухажера.

Не удержалась поддела мужа: — Но, как следовало, их обнимала я.

— Без нужного блеска в глазах. — Отмел он мое заявление и подмигнул.

— То есть, чтобы ты ревновать начал, мне помимо широкой улыбки, моих крепких объятий, еще и блеск нужен был?

— Да.

Своим ответом он выбил меня из колеи. Повисло молчание.

— Алексей, вы на основе фото уверились в том, что Ольга не встречалась с другими?

— Абсолютно. Язык ее тела я знал уже очень хорошо.

— Поэтому нормально не говорил со мной все это время. — Насупилась я и пожаловалась ведущей. — Настолько уверовал в свою осведомленность на мой счет, что не появлялся рядом три года. Я видела его мельком.

— Мы сталкивались на семейных праздниках. — Напомнил он тихо.

— Да, буквально на несколько минут.

Даже передать не могу, как обижала это невнимание. Все наше общение с его стороны было сведено к следующему: «Привет», «Как дела?», «Живешь хорошо?», «Я тоже» и обязательное «Удачи тебе, Олененок».

Грозно посмотрела на мужа, а он ответил с улыбкой:

— Потому что, в первый год, когда я частично освободился от работы и приехал в Германию, Оля сбежала.

— Вы приехали без приглашения? — уточнила Ева.

— Приглашения я бы не дождался. — Ответил со смешком. — Поэтому поставил перед фактом — приезжаю в Берлин на две недели, освободись от работы при кабинете физиотерапевта, давай встретимся.

— Вы встретились?

— Нет. Получив мое сообщение, она освободилась от работы, молча собралась и улетела домой.

— Оля? — непрозвучавший вопрос телеведущей был яснее ясного, и звучал он приблизительно так: «что произошло?»

— Я поняла, что нечаянно прикипела к нему и испугалась. — Под веселым взглядом мужа пояснила с улыбкой, — это нормальное состояние для тех, кто обжегся.

— И чтобы отделаться от меня, она решила обрубить все концы. — Тихий голос супруга обволакивал нежностью.

* * *

Германия. Я с трудом поступила в Высшую школу им. Алисы Саломон с расчетом получить признаваемый Торговой палатой Германии диплом физиотерапевта, а вместе с ним право самостоятельной работы, как массажисту, так и право иметь собственный физиотерапевтический центр.

Обычно долгая дорога спасала меня в трудных ситуациях. Но только не в случае с Алеком, перелет к маме ничего не изменил. Даже дома я думала о нем и все больше расстраивалась. Эта история мне до боли знакома и ничего хорошего она не предвещает.

Он ждал три месяца, прежде чем позвонить и поделился интересными историями из своей жизни в Израиле. Мы проболтали три часа. И после этого меня потянуло на лирику. В свои семнадцать стихи не писала, но вот мне двадцать три, и строчки ложатся на бумагу друг за дружкой. Вначале получалось нескладно, затем все более четко и прочувствовано, а кое-что я даже оставила на память:

В стихах прошла неделя, затем вторая… И как только накатывало ощущение одиночества, я стихами исписывала листы. Казалось, что этой глупости не будет конца и края. Опять выстрою воздушный замок, и его развеет, как только нам удастся поговорить тет-а-тет в реальном времени. Тогда мне на глаза попалось выражение: «Вся твоя жизнь на 90 % зависит от тебя и лишь на 10 % от обстоятельств, которые на 99 % зависят от тебя».

Оно подействовало отрезвляюще.

Методично начала сокращать наши переговоры по телефону, как с прошлым рыцарем воздушного замка. Добилась того, что Алек стал звонить реже и только по делу. И приветы Олененку через Богдана Петровича теперь передавались не чаще одного раза в месяц.

А вместо того, чтобы этому обрадоваться, я расстроилась. Решилась найти себе парня здесь в Берлине. Но вовремя одумалась, вспомнила, что все мои порывы заканчивались полным фиаско. И я просто начала искать друзей: в группе, на практике, с кем-то познакомилась в бассейне. Папка с фотографиями быстро заполнилась новыми лицами, а спокойствия я так и не ощутила. Стало тошно от неспособности отвлечься.

И я запросила в университете разрешение Arbeitserlaubnis и значительно сократила свободное время. Я не только училась, но и работала на полставки. А теперь и на выходных занялась подработкой в салоне красоты — массажистом. Это был нормальный режим работы и учебы, я жила в общаге, питалась в столовых и ездила со значительной скидкой на общественном транспорте. Можно сказать, создавала свой личный капитал, и я просуществовала так более полугода. А маме мой режим не понравился, о чем она заявила в лоб через skype.

— Перестань себя загонять, иначе приедешь на мою роспись бледно-зеленого цвета.

— Когда?

— Не «когда», — родительница нахмурилась, — ты уже бледно-зеленая. Так трудно бросить подработку и заняться собой? Олик, ты в весе потеряла там, где его все набирают.

— Мама, оставь мой вес в покое.

— Олик… Я о твоей работе беспокоюсь. Ты такая маленькая, худенькая, зашибут и не заметят. — Улыбнулась она, вспомнив слова из мультика.

— Вес нормальный, рост приличный, никто не зашиб еще. — У меня благодаря Богдану Петровичу реакция супер героя, уворачиваюсь и очень хорошо. Правда, маме об этом я никогда не говорила. — С работы не гонят, значит, с обязанностями справляюсь. Когда у вас роспись?

Заулыбалась: — В мае 25 числа. Приедешь?

Просмотрела ежедневник и уверенно ответила:

— Да. Где меня поселят?

— У тети, я на днях от нее съезжаю.

— У тебя роспись через месяц, а ты только сейчас съезжаешь от тети? Я была уверена, что вы уже давно вместе. Просто не спрашивала, чтобы не сглазить.

Ответ прозвучал с заминкой чуть обиженным голосом: — Алексей, приводил дом в порядок, ремонтировал его…

— Два года? — не удержалась я от намека.

— Два месяца, — призналась она. — В остальное время я думала.

— Мыслитель ты наш, он же еще восьмого марта позапрошлого года готовил прекрасный шашлык и делал определенные намеки. — Пожурила я ее с улыбкой и потянулась за чашкой кофе. Если не выпью в субботу с утра, на сеансе составлю компанию клиенту и попросту растянусь на соседнем массажном столе. Зря я хлебнула, мама совсем некстати сделала свой выпад.

— Олик, яблоко, от яблони недалеко падает.

Первая прямая ассоциация с этим выражением — Богдан Петрович и его сыновья, вторая косвенная — я от матери не отличаюсь и так же люблю долго и нудно размышлять о личном, но не делать решительных шагов. От таких мыслей закашлялась, чем ее и напугала.

— Ты в порядке?

— В порядке.

Сбивчиво попрощалась и отключилась. Странно, появилась уверенность, что я в этой поездке домой точно встречу Л… До этого мне удавалось огибать тему о нем и Наташе, то ли вопрос задавала встречный, то ли обрывала разговор, а иногда и уходила, незаметно, чтобы Дима не понял, чего именно я слышать не хочу. А впрочем, и сейчас подумав о прошлом, быстро переключилась: что одеть, что купить в подарок и как попасть к Богдану Петровичу. Вдруг Серега будет проездом в Днепропетровске, и меня подвезет во Львов. Это было бы замечательно.

Мне удалось решить все поставленные вопросы в первую же неделю, и я перестала думать о перелете домой ровно до тех пор, пока мой новый клиент не спросил надолго ли я улетаю.

— Пять дней.

Русский немец тридцати двух лет, светленький и зеленоглазый удивился: — Так долго?

— Вилберт, в мое отсутствие два сеанса массажа с вами проведет Маргарет. Уверена, вы с ней не заскучаете.

— Пышная блондинка ассистент? — поинтересовался клиент, лежа на массажном столе.

— Да. — Я накрыла его полотенцами, повторяя как молитву, — полежите немного.

Но он неожиданно зашевелился, поднялся на одном локте, задавая мне вопрос: — Скажите, Оля, вы едете к жениху?

— Нет.

— У вас есть парень?

Да, тридцатилетние времени не тратят на окольные пути в добыче информации, спрашивают прямо. Вот только и я уже не малышка, честно отвечать, не намерена.

— Что-то типа того есть.

Он не первый, кто интересуется и не первый кто пытается приударить за мной, вот только к светленьким меня не тянет уже. Проще сказать, что кто-то есть, чтобы не объяснять, почему никого нет.

— Оля… — сел, натянув полотенце на плечи, — вы откажете мне, если я приглашу вас погулять по горду? Скажем завтра во втором часу дня. Вас это устроит?

— Где?

— Есть одно потаенное местечко…

Красная лампочка в голове зажглась сразу же. Я знаю его всего ничего. Месяц, если быть точной и большую часть сеансов он молчал, а я им не интересовалась и не тестировала на вменяемость. Это не брат, не друг, не одногруппник, которого я за пять лет, узнала, как свои пять пальцев. И потому соглашаться на потаенные места не буду.

— Если погулять, то в центре. — Оборвала его резко изменившимся голосом.

— Боитесь? — прищур красивых глаз подчеркивает внимательный взгляд, вот только улыбка осталась прежней.

— Да, боюсь не успеть выспаться перед перелетом. Я вылетаю ночью.

— Если мы задержимся, могу подвезти домой, потом в аэропорт.

— Не стоит.

Он сделал паузу, а затем с той же улыбкой согласился: — В центре так же много интересных мест. Я заеду за вами, скажите адрес.

Адрес — незачем.

— Я буду в городе на площади Chamissoplatz. Устроит.

— Да. — Спустился со стола и вышел в раздевалку.

Вот и начало новой истории «Оля без Леш» только бы она была с хорошим концом и без неожиданных поворотов.

Завтра наступило неожиданно быстро, а я мало что успела сделать перед отъездом, поэтому во втором часу дня все еще была на работе, где Вилберт меня и застал. Он предварительно позвонил, уточняя, куда я запропастилась, а вот теперь сам явился, удостовериться.

— Тяжелый день?

— И он еще не закончился. — Я оторвалась от бумаг. — Чай, кофе или…?

— Вас, пожалуйста.

Улыбнулась воспоминаниям. Точно так же может шутить Серега Краснощек, он бы наверняка попросил заверните с собой, а Алек — взял бы без острого соуса. Да, я по ним соскучилась.

— Еще полчаса и я буду свободна.

— Начало четвертого. — Произнес он задумчиво. — Оля, освободившись, вы еще сможете погулять?

— Да. А почему вы спрашиваете?

— Моя девушка, Хелма, ее после работы сложно куда-либо вытянуть.

Вот это оборот.

— Почему вы улыбаетесь? — его вопрос вывел меня из задумчивости.

— Подумала, как нелегко вам ее вывести в свет.

— Удается время от времени. Она не готовит дома. Знаете в ее семье не принято, чтобы в доме пахло едой, на кухне можно разогреть что-либо, нарезать и полить соусом, но редко. В основном мы идем в какое-нибудь заведение, и потом гуляем по городу.

— Где она сейчас?

— В Хельсинках. Она художник.

— И меня вы пригласили, чтобы…?

Если он задает вопросы в лоб, то и я на это имею право, и манерничать незачем.

— Чтобы «кто-то есть» немного приревновал. А мы развеялись.

— Приревновать не получится.

— Почему?

— Он далеко и излишне уверен… в нас. — Вспомнился старший сын Богдана Петровича и слова, произносимые еле слышно: «уже решил».

— Как я понимаю, он уверен не безосновательно… — улыбнулся немец.

— Именно.

После таких выяснения на душе стало совсем спокойно. Он не ухаживать за мной явился, а просто поговорить. Что ж я не против.

Итак, в ходе нашей неспешной прогулки и раннего ужина выяснилось, что Вилберт ранее носил имя Виктор. Он один из волжских немцев, который прожив в Германии 17 лет, желает вернуться в Россию.

Его семью во время второй мировой войны вывезли в Сибирь. Он там родился и шестнадцать лет жил в Новосибирской области у самой границы с Казахстаном. Через месяц после отъезда благополучно перебрались в Дармштадт поближе к родственникам. Быстро начали строиться и легко обосновались.

Вот только отношение коренных немцев к вернувшимся неизменно. Они куда лояльнее относятся к туркам, проживающим в Германии.

— Знаете, постепенно стал замечать, что как бы ты к ним не подстраивался, они все равно видят разницу и решительно ограничивают контакты.

— А ваша девушка?

— Она немка из Казахстана.

— Почему вы решили вернуться?

— Устал от зашоренности, пропаганды и вечной подотчетности. Если не поднимать головы выше материальных благ: бутылка пива в холодильнике, батарейки в пульте для ТВ, жить можно. Но я вышел из этого состояния, прозрел.

— Вам не нравится то, что вы видите.

— Абсолютно. Я не знаю, кто живет рядом со мной, я не знаю, кто работает возле меня, и, работая, я зарабатываю меньше, чем могу получать сидя дома. А это минимальный уровень дохода, чтобы просто жить.

— Но ведь многие…

— Получают пособие и неофициально работают. — Закончил он мою мысль. — Да. Но скажите Оля, отрабатывая 140 евро и получая из них 50 центов, разве можно гордиться тем, что придя домой, я не желаю видеть Хелму и общаться с ней. Все заработанное тратится, а счастья нет.

— Думаете, в России будет проще, легче, спокойнее?

— Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Главное не бояться делать шаг. Сложности есть везде.

Странно, но эти его слова я как-то сразу для себя выделила. Бывает же такое, что встретишь незнакомого человека, или знакомого через много-много лет, и произнесет те слова, которые очень нужны тебе.

— Было много предпосылок, подталкивающих вас к этому решению?

— Больше, чем хотелось бы. — Он улыбнулся и решил перевести тему. — Давайте поговорим о вас. Оля, откуда вы родом?

Мы просто говорили о прошлом и настоящем, а когда диалог касалась моего парня под кодовым названием «кто-то есть», я вспоминала Алека и охотно говорила о нем.

 

22

Ева взглядом указала на наши соединенные руки:

— Итак, Ольга, вы переступили через все опасения и таки встретились с Алексеем?

— Да. — Послала супругу нежную улыбку, спровоцировав такую же на его лице.

— Что этому способствовало?

— Встреча с рыцарем из разрушенного замка. Я приехала в родной город в мае на роспись мамы и отчима, и наши с ним пути пересеклись.

— Это столкновение радикально перевернуло ваш взгляд на рыцаря?

— Скорее на себя. — Крепче сжала руку мужа, и он в ответ провел пальцами по тыльной стороне моей кисти. Что ни говори, но не будь у меня прокола с тем Лешей, я бы так и не оценила Алека. — Я уже была готова к этой встрече.

— Предчувствие?

— Интуиция. — Ответил Леша. — Она у нее развита хорошо.

— Не настолько хорошо, как хотелось бы. — Воспротивилась я с улыбкой, — о том, что ты при первой же встрече заявишь на меня права, я догадаться не могла.

Ведущая шоу со знанием дела ухватилась за новую нить разговора:

— И когда это произошло? На свадьбе вашей мамы?

— Нет, спустя еще полтора года. — Улыбнулся мой благоверный.

— Так долго? — вырвалось у Евы.

— Конечно. — Уверенный голос супруга удивил меня не меньше, чем его прямой ответ. — Оля ясно дала понять, что в ближайшие годы не готова видеть меня в качестве верного супруга.

— От свежеразведенного можно ожидать чего угодно. — Поддакнула с улыбкой.

— Поэтому пришлось выждать. — Леша наклонился и произнес только для меня одной. — Оно того стоило.

* * *

Я приехала в Днепропетровск в пятницу, а за цветами для невесты собралась в субботу утром. Хотела найти кремовые розы, в тон маминому платью, но такие, чтобы были более насыщенного цвета или с темной окантовкой на лепестках. Проспект Карла Маркса в мае сказочный. В этом году весна не была очень теплой и каштаны совсем недавно зацвели. Запах светло-розовых «свечек» заливает округу медовой патокой и утро, пронизано скромными лучами солнца.

Медленно спускаюсь от улицы Дзержинского и наслаждаюсь каждым своим шагом. Мне давно не было так спокойно и хорошо. И я точно знаю, что вскоре передо мной будут новые горизонты, не скованные моей нерешительностью.

Леша… Он нем вспомнила, заметив профиль молодого человека стоящего у одной из витрин. А я-то думала, что он мне грезиться не должен в каждом втором прохожем. Улыбнулась своим мыслям и чуть не споткнулась, когда неизвестный обернулся в мою сторону.

— Оля!

— Леша…?

— Привет. — Он непривычно крепко обнял меня и улыбался, внимательно разглядывая. — Давно здесь?

Я сделала шаг назад, затем еще один маленький, чтобы он вышел из моего лично пространства и более рук не распускал. Смотрю на него и не узнаю. Поправился килограмм на пятнадцать, полысел, стал менее опрятным, общий вид слегка потрепанный, без прежнего энергичного блеска в глазах и заразительной улыбки. От удивления ответила сбивчиво:

— Приехала вчера. Вот… вышла за покупками.

Он подошел ближе, опять сократив расстояние: — Что ищешь?

— Букет для мамы. У нее сегодня роспись.

— Выходит замуж? — и не дожидаясь ответа, спрашивает дальше: — Ну и как?

— Что, как?

— Как тебе отчим?

Мне кажется или вопрос с подоплекой?

— Замечательный человек, тоже Алексеем зовут. — Отступать не решилась, стала сбоку от него, теперь хоть раздражать не будет своим пристальным вниманием.

— Похвально. — Прищурился, словно бы примеряясь, с какой стороны подойди к следующему вопросу. Долго не думал и окольных путей не выбирал, спросил прямо, так сказать, о главном. — А сама ты… где сейчас, как устроилась? Еще не замужем?

С улыбкой продемонстрировала правую руку без кольца:

— Как видишь нет, — и пока он не начал говорить, что-то из разряда: «не отчаивайся, твой срок годности еще не вышел», спокойно продолжила, — и не спешу с этим. Я второй год учусь в Берлине на физиотерапевта. Работаю там же в центре на полставки и массажами занимаюсь в салоне красоты.

— Занятая. — Протянул он щурясь.

— Так и есть.

— А что с Львовским университетом, бросила?

Отчаянно захотелось поддеть словами: «Я не ты, и начатое на полпути не бросаю», но выдержка не дала сбоя и не позволила опуститься до уровня примитивного сравнения. Ответила с уверенным спокойствием и полуулыбкой.

— Университет во Львове окончила. В Германию поступила, для повышения квалификации.

— Ясно. — Нахмурился своим мыслям, скривился.

Если не был готов услышать ответ, стоило ли задавать вопрос. Такое ощущение, словно я не оправдала его надежд, перечеркнула привычный поиск оправданий своей несостоятельности. Интересно, а отвечать на вопросы он будет с такой же охотой?

— А ты как? Что у тебя нового?

— Работа, семья… — пожал плечами, будто бы ничего особенного не произошло.

— Ты уже стал отцом?

— Да, дочь растет. — Односложные ответы и взгляд в сторону. Рассказывать не хочет.

— Сколько ей?

— Пять месяцев, назвали Алиной.

— А в остальном? — спросила уже думая, как бы удалиться по своим делам, и не ожидала, что он вспыхнет от такого незамысловатого вопроса.

— Ты что о работе интересуешься? — его голос скрипнул, и последняя фраза была произнесена с остервенением. — Стоматологом в поликлинике.

— Частной? — спросила примирительным тоном. — Ты раньше в частной хотел…

— Нет, с частной не срослось. Я в городской уже два с половиной года.

Как я и предвещала, прогнулся под семейное мнение и прихоти жены, вот теперь расплачивается низкооплачиваемой работой, личным недовольством и лишними килограммами из-за пристрастия к пиву.

— Весело должно быть. Каждый день новые люди, большой поток…

Постаралась для видимости перейти на его сторону и если не поддержать, то косвенно посочувствовать, ведь, он сейчас будет давить на жалость. Леша не может без ощущения собственной значимости.

— Очень большой поток. Не поднимаешь головы за весь день. И что не рот, то обязательно болото с квакающими лягушками.

— Я думала лес и в каждом дереве дупло.

— С дуплами к частникам, к нам с болотом. — Ухмыльнулся он. И нашел новую тему для разговора. — А что ты надолго в Днепр?

Только не говори мне, что опять желаешь встретиться, пообщаться, как в старые добрые времена. Неужели Наташа в качестве жены перестала быть прекрасным понимающим собеседником?

— Сегодня и завтра с родными, а в понедельник еду во Львов и потом уже…

— А так ты к этому своему… — фыркнул он. — Серега, кажется. Ну, и как он?

Какие глупые нападки. Что он этим хотел сказать? Кого унизить? Меня? Зря, я подобного не прощаю.

— У него все хорошо, успешно работает в Киеве и развивает свой бизнес. А я к Богдану Петровичу.

— А ну, да, точно. К состоятельному клиенту. — Ухмыльнулся криво, а мне отчего-то стало мерзко. Как низко он пал, еще немного и начнет настаивать на том, что мои услуги одним лишь массажем не ограничивались.

— Именно к нему. — Ответила просто и поставила на Леше крест, пусть думает все что хочет, мне плевать. — Что ж была рада встрече. — Я деловито пожала его руку.

— И я. — Ответил вяло.

— Удачи тебе.

— И тебе.

Делаю шаг второй, третий, вдыхаю сладкий аромат цветов каштана, и на лице начинает играть улыбка.

Прощай. Леша.

Казалось, что с этого момента моя жизнь обрела спокойное течение. Исчезли привязанности, фантомные боли застарелого чувства, глупые размышления и последующие за ними возвраты в прошлое. Первой изменения во мне подметила мама, еще в ЗАГСе, когда мы ждали очереди на роспись.

— Так как-то загадочно светишься. Встретила кого-то в городе?

— Лешу.

— Краснощека?

— Нет, другого…

С видимым интересом она продолжила допытываться правды: — И что?

— И попрощались. Навсегда!

— И ты этому радуешься? — уточнила она, прищурившись, ой что-то не нравится мне ее пристальный взгляд, но улыбка сама собой становится ярче.

— Даже передать не могу насколько сильно.

— Олик, — она взяла меня за руку и настороженно спросила, — а фамилия у этого Леши есть?

— Знаешь, для меня его уже нет. Не существует. И это замечательно. — Улыбнулась и заметила громче, чтобы отвлечь ее от мыслей обо мне, — все, ваша очередь подошла. Где дядя Леша?

Я и раньше общалась с парнями, шутила и танцевала, ко многим прикасалась и обнимала, но с сегодняшнего дня начала это делать без оглядки на Лешу, его мнение, мнение его родных. Без пресловутого внутреннего цензора: «а что он подумает, когда узнает?», «а что скажет, если увидит?», и «как я буду выглядеть, если гуляя с другим встречу его, рыцаря» или «если до тридцати так и не выйду замуж, а мы с ним, отцом веселого семейства, вдруг пересечемся…»

И наконец-то на всю прежнюю многократно передуманную чушь пришел ответ: Отлично буду себя чувствовать!

Потому что мне все равно! Плевать с высокой горки. Он для меня никто и ничто. Свобода! Без оков, без оглядки, без внутренних самостоятельно наставленных блокпостов и разграничений, никаких границ, вольная воля и абсолютная легкость мыслей.

Была бы возможность, я бы еще раньше закрыла эту страницу, в тот же день, когда повесила трубку, послав куда подальше и его, и Наташу. А еще лучше, в тот теплый вечер, когда в Днепропетровске поехала с ним в кино. Но видимо мне он был послан для урока, и дальнейшего роста на его основе. Теперь я знаю все глубину выражения: «Не сотвори себе идола» и больше на эти грабли не наступлю.

И никуда не наступала, пока ко мне не зачастил Нико Грава, стажер из соседнего кабинета.

 

23

Услышав ответ Алексея, ведущая заулыбалась.

— Как вы встретились?

— Я записался к Ольге на прием.

— И на этот раз она опять вас не узнала? — Подколола Ева.

— Представьте себе, узнала, вопреки всем моим опасениям даже имя вспомнила.

И после такого не ущипнуть его? Да просто не удержалась от маленькой мести. Леша вздрогнул и одарил строгим прищуром глаз. Я в ответ стеснительно прикусила губу.

— Жди расплаты дома.

— Не надейся, что мы к нему доберемся, расплачиваться придется в пути…

— Кхм? — Ева прочистила горло, привлекая к себе внимание. — Ольга, как это произошло? Он вошел в кабинет, и вы встретились взглядами или…?

— О, нет-нет, он уже успел войти, раздеться, покорно занять стол в ожидании меня.

— Она опоздала, я чуть там же не уснул.

— Задержалась на минуту. — Повернулась к Леше с укором. — Не переводи стрелки, ты тогда не выспался.

— То есть вы его узнали по спине? — улыбнулась ведущая.

— По затылку. Я же говорила, что засматривалась на него сзади. — Дождалась ее утвердительного кивка и пояснила. — Вот собственно и доказательство, почему я на него постоянно налетала со спины.

— Налетала, потому что не видела.

— Видела, просто пыталась обратить на себя внимание.

— Что вам, несомненно, удалось. — Заключила Ева, прерывая нашу шуточную перепалку.

— На самом деле я присмотрелся к ней только после массажа, еще в Львове, когда доверил ей свою голову. У Оли удивительные руки.

Его фразу сопроводила ехидная улыбка, мстит. Сам же рассказывал, что с момента своего перебитого носа он меня не мог забыть и приезжая в Днепр, постоянно вспоминал. Или же у него всякий раз начинала чесаться восстановленная перегородка, поэтому я и вспоминалась ненароком.

Ладно, сейчас ты пожалеешь о своем решении. Коварно прищурилась и на одном дыхании выдала следующее:

— Я искренним чувством прониклась еще позже. Как раз в тот самый день, когда он нагрянул в мой кабинет на сеанс массажа.

— Блефуешь. — Тихо произнес муж и прикоснулся губами к моему виску.

Его слова Ева не расслышала, поэтому задала закономерный вопрос:

— Это был еще один сложный день в вашей жизни, и Алексей появился вовремя, можно сказать, спас?

— Да. Он был, как луч света в темном царстве.

* * *

Пятница. День окончания моего договора в Центре начался с истерики. По счастью не моей, но я была свидетельницей этого отчаяния. Светлое утро в Берлине померкло, стоило мне войти в приемные покои, где одна из посетительниц, заливаясь слезами, непрестанно повторяя: «У меня никого не осталось… Никого!».

Ее боль и горечь, казалось, заполнили все пространство. И не помочь, потому что родных не вернуть.

— Тшш… — Мой руководитель, отлепил ее от стены и крепко обнял. — Ты не одна, ты не одна…

Они хорошо смотрелись, крупный блондин и миниатюрная брюнетка. В то время, как он оглядывался, стараясь оценить заинтересованность окружающих, она льнула к нему, в поисках поддержки. Слова утешения вначале звучали на немецком, затем на русском языке. Она не сопротивлялась, давая себя обнять, но, кажется, и идти не могла, когда он предложил. Минут через пять Кенингу удалось увести молодую женщину в свой кабинет, где еще долго слышались всхлипы и причитания.

Сегодня я завершала работу с клиентами, заполняла карточки и носилась от кабинета к кабинету, прощаясь с коллегами. Я это делала вовремя, среди персонала до конца дня шел шепоток разного рода. Почему-то вспомнились слова Вилберга о том, что за спиной каждого в этой стране идет постоянное взвешивание и оценка его действий. Ранее я к пересудам не прислушивалась, и сегодня слова бы ни запомнила, не начни немки замолкать при моем появлении.

Фразы запомнились разрозненно, но собрались в один лицемерный диалог.

— Такой позор… Такая невоздержанность. Кто это?

— Одна из его бывших. Родственники скончались, она к нему пришла.

— Кредиты погашать надо.

— А может за деньгами?

— За детьми следить следовало лучше. Тогда бы не отобрали.

— Теперь у нее будет много времени на размышление об этом.

— А если лишилась дома?

— Главное помнить, где ее пригреют…

— Да, с такими взбалмошными нужно аккуратнее…

— Слышала, как он говорил, будто бы у нее в семье были родственники из Украины.

— Дальние?

— То ли мать, то ли отец.

— Теперь их нет. Можно вернуться к отношениям…

— Зачем она ему? Несдержанность не правится.

Несдержанность? Это было горе. И чтобы получить хоть какую-то поддержку она пришла к нему, некогда родному человеку. Неужели, в их мире подобное скрывается за шторами и замками?

Я шла в салон красоты еле переставляя ноги. Последние клиенты, последний день работы. Быть может, тут и была создана 100 % комфортность, но слишком холодная для меня, непонятная. Или же это мне не удалось абстрагироваться, выбирая лишь то, что я хочу видеть? А в последнее время видеть удавалось отнюдь не лучшее, как например в зачастившем ко мне итальянце.

Жгучего Грава или итальяно-американо, как я звала его про себя, первый раз пересекся со мной два месяца назад возле городской библиотеки. Я искала книгу, он — приключения. Нико с кожей удивительно светлой для итальянца, понравился мне. Было в его глазах что-то от Сереги и Алека, плюс веселый нрав, но без какого-либо чувства ответственности присущего семье Краснощек. Мы не то, чтобы сдружились, всего лишь пару раз пересеклись на улице, и вскоре я обнаружила его в числе парикмахеров-стилистов, работающим в том же салоне красоты, что и я. Он трудился в будни, я в выходные, но периодически вдвоем мы куда-нибудь выбирались.

Если это был фестиваль, то на его вкус, кино — на его усмотрение. Я особенно ни на чем не настаивала и молчала в дни наших совместных вылазок. Пока он рассказывал о себе, своих увлечениях и тонкостях парикмахерского искусства, у меня было время подумать о дальнейших своих действиях.

Обучение подошло к концу и два месяца данные Богданом Петровичем на размышления почти иссякли. Я уже сдала выпускные экзамены, но все еще не решила два маленьких вопроса: остаться здесь или вернуться домой? А если вернусь, то куда именно?

Нико что-то спросил и остановился.

Вот тут уже и я очнулась: — Что?

— Ты меня не слушаешь.

— Извини, задумалась.

— Обо мне? — просиял наглец. Только бы не начал опять рассказывать, что от него без ума все клиентки салона.

— Об отъезде. Еще ничего не решила…

— И когда решишь?

— К концу недели, сегодня только понедельник. У меня еще время есть.

Неожиданно он взял меня за руку и стиснул пальцы: — А я не думаю, так как ты. Через неделю уеду из Берлина.

— Куда?

— В Венгрию. Там у меня друг работает, подамся к нему.

— Ты поэтому не хотел устраиваться по договору?

— Временная работа мне подходит больше.

Улыбнулась и кивнула. Правильно делает Нико, нужно искать то, что тебе больше приходится по душе и не оставаться на опостылевшей работе. Отношение к делу, всегда сказывается на качестве услуг.

— А как же обожающие тебя клиентки?

— Сейчас они меня интересуют меньше всего, мной завладело намного более глубокое чувство.

Звучит это запредельно интригующе, вот только зря он мою руку тянет к своему лицу.

— Пусти.

— Да, брось! Когда ты уже перестанешь…? — вот так сюрприз, впервые вижу его недовольным, и эта вспышка мне не нравится. Откуда вдруг такой накал страстей?

— Что я должна перестать?

— Вести себя, как благородная… монашка. — Сказать хотел другое, но вырвалось это слово, или оно быстрее вспомнилось.

— Я не монашка.

— И я о том. — Не выпуская руки, шагнул ко мне. — Столько времени потрачено впустую, а ты, как глыба.

— Я тебе сразу сказала, что не свободна. — Да, я заблаговременно использовала легенду об Алеке. Подумав, что если наша болтовня и перерастет во что-то более серьезное, у меня всегда будет возможность сообщить о разрыве с бывшим. Вот только нынешняя ситуация развивалась по совсем другому сценарию. Пришлось отступить. Это был неудачный маневр, я уперлась спиной в дерево.

— Но и домой ты не спешишь. Определенно — у вас свободные отношения, к тому же ты русская…

Ответ придумывала на ходу, но твердости в голосе не убавилось.

— Не спешу, потому что жду его здесь. — Услышав эпитет в сторону национальности, я начала закипать. — Я из Днепропетровска, русский и украинский — это мои родные языки. И с каких пор национальность влияет на моральный облик? Ты себя сейчас ведешь не как…

— Оля я не из металла. — Оборвал резко.

Фыркнула, стараясь вырвать свою руку из захвата: — Да, поэтому, мне суждено течь и плавиться?

— Ты же современная девушка, у нас впереди неделя…

— Нико, отпусти мою руку, — каждое слово произношу четко.

Сейчас главное, чтобы застарелая паника не напомнила о себе. Он мне сделать ничего не сделает, но и орать: «караул» в сумеречном парке не хочется, как впрочем, и реветь, чтобы не трогал. После такого, я опять спрячусь в ракушке на год или два.

— А я нежный, — продолжил он вкрадчивым голосом.

Хорошо, что я уже не перепуганное создание, мужских тел перетрогала десятки. Знаю, куда бить, как и с какой силой. Знаю, как вызвать болевой шок, и потому сдерживаю дрожь холодной решимостью, не дать себя в обиду. Легче всего абстрагироваться. Представить, что здесь не ко мне пристают, а мою Люсю домогаются, и помочь ей никто, кроме меня не может. Тут уж не до слез.

А потому предупреждение звучит твердо: — Не приближайся.

— Очень горячий. — Обещает заигравшийся ловелас, — преграждая второй рукой путь к отступлению.

Зря не послушался и стоит с наглой ухмылкой, он же фактически открылся для удара.

— Последнее предупреждение…

— Поедем к тебе, — заявил он, стремительно наклоняясь.

Я не пожалела ни сил, ни знаний, три удара нанесла жестко и первый пришелся в горло, чтобы отшатнулся, давая место для двух других. Он успел сделать шаг назад и рухнул на колени.

— Су…! — просипел «добрым» русским словом почти без акцента. Вполне возможно учил, чтобы положительно на меня повлиять.

— От такого слышу. — Я обошла его, разминая пальцы правой руки. — Хочешь остаться с достоинством на глаза не попадайся.

Начала предостережение за здравие, кончила за упокой. Голос неприятно осип, но слез не было. Пока окончательно не расклеилась от шквала эмоций, быстро покинула парк. На пути в общагу уже сидя в такси чуть не разревелась. И не понятно от чего?

Жалеть себя — не имеет смысла, следует гордиться собой. Я перешагнула через барьер.

Жалеть его — нет уж, не дождется. Десятиминутное пребывание Нико на четвереньках окупает синяк на моем запястье.

Жалеть время, потраченное на него — так же не стоит, все-таки я проводила его с пользой — думала.

А, что до остального… Очень жаль, что у меня нет парня, которого я типа жду, и нет Алека, о котором я рассказывала Вилберту. Затворница, она и есть затворница. Обидно до слез.

Размышляя о событиях последних суток, я пришла в свой кабинет с опозданием. Неслыханная наглость для пунктуальных немцев. Как наяву услышала, что обо мне сказали бы свидетели подобного проступка. Мысленно послала куда подальше, тяжело вздохнула и направилась к столу. Неожиданно таким же тяжелым вздохом отозвался и клиент, который судя по звукам, только что проснулся. Вздрогнула, словно от дежавю, где — то я подобные уже слышала. Клиент потянулся, промычав, и эти звуки отозвались во мне мелкими мурашками в области лопаток. Подошла ближе, не отрывая взгляда от затылка неизвестного. Определенно, эту шею я уже видела, и вот эти волосы кажутся знакомыми. Но этого не может быть!

Ведь если бы он приехал, то не зашел. Или все же…

— Алек? — вопрос сорвался с губ до того, как я осознала кого именно зову.

Но ведь его не может быть в Берлине, не может…

А клиент сел на столе и обернулся, блестя карими глазами:

— Неужели узнала?

Еще не веря в чудо, опасаясь, что он, как мираж развеется, и там будет сидеть другой, я шагнула вперед. Бесстрашно обняла его за шею и уткнулась носом куда-то в ключицу. Мне не показалось, это он и он здесь, в Берлине. Чувствуя, мужское тело в своих объятиях, улыбнулась сквозь слезы, он реален. Реален. Последнюю мысль произнесла вслух, цепляясь за него сильнее. Старший сын Богдана Петровича подобного оборота не ожидал, как впрочем, и всхлипа. Да, уж для терпеливого достигатора это было в новинку. Теплые руки крепко с замиранием и недоверием обняли меня, прижимая и защищая от внешних неурядиц.

— Я так понимаю, ты тоже скучала.

— Очень… — всхлип.

Мы молчали, и только решилась пореветь на его благородно подставленном плече, так он прервал:

— А как же сеанс массажа?

Вздрогнула. Отстранилась, вытирая слезы со щек, стараясь смотреть исключительно на его мягкую улыбку, но не выше. Сереге, сказала бы: «обойдешься!», а вот ему не могу. Язык не поворачивается, это же Алек.

— Да, точно… Сейчас я… просто… Ты, так неожиданно… — попыталась сделать шаг назад.

— Олененок, я пошутил. — Притянул меня обратно.

— Тогда…, тогда зачем ты здесь?

— За тобой. — Легко и просто ответил он. — Прилетел вовремя, правда?

— Очень… Хочу домой, ужасно хочу домой. — Прижалась к нему теснее, в какой-то мере отогреваясь и оттаивая, наверное, поэтому так тянет плакать.

— Доставлю в целости и сохранности.

Я вздохнула с облегчением: — Спасибо.

— Знаешь, ради такого приема, стоило подождать. — Он погладил меня по волосам, произнося серьезно. — Больше я тебя никуда не отпущу.

— Ты? Я…, — отклонила голову, недоверчиво глядя в его глаза, — то есть мне…, но мы… три года, и…

С улыбкой подул на мои щеки, заставляя испариться последние мокрые дорожки, а заодно и привлекая внимание к своим губам.

— Знаю. Наверстаем. Согласна?

— Д-да.

А в голове бьется только одна мысль, Господи, какой же он все-таки замечательный. Кто из нас потянулся первым, не знаю, но тот поцелуй был откровением — я больше ничего не боюсь.

 

24

Ведущая телешою «Любовь придет!» еле сдерживая улыбку.

— Он вырвал вас из «заточения» и сразу же привел в ЗАГС?

— Думал об этом, но не был уверен, что поступая так, не добьюсь противоположного эффекта. Дал ей время все обдумать, не давил, взял тайм-аут.

Я удивленно вскинула брови, вспоминая наш разговор в зале ожидания аэропорта Тигель. Безмолвным он стоял рядом, удерживая мою за руку в своей руке, явно чтобы я не сбежала.

«— Какие планы на будущее?

— Заполучить тебя на законном основании. — Уверенно ответил он.

— И все твои планы осуществляются?

Посмотрел пристально сверху вниз и произнес тихо: — Все.

— А что еще запланировано помимо…? Есть какая-нибудь последовательность?

— Пока не осуществится этот, о других и не подумаю. Как ты поняла, сосредоточившись на одном деле, я могу упустить из вида другое.

— И?

— И разбазарить наш семейный бюджет. Решайся скорее».

Поймав на себе заинтересованный взгляд Евы я дополнила его ответ обличительной интонацией:

— Тайм-аут был чрезвычайно коротким. Из Киева мы сразу же приехали во Львов на семейный ужин в доме Богдана Петровича.

— И Оля легко нашла общий язык с моей родней. — По секрету сообщил Леша, подкалывая меня с улыбкой, — словно знала их сто лет.

— Как они отреагировали? Удивились?

— Не совсем. — Ответил Алек, потерев подбородок. — Отец сказал: «Чего и следовало ожидать. Со свадьбой будете думать так же долго?»

Студия разразилась овациями, от операторов послышались смешки. Ева заулыбалась: — И что вы ответили?

— Молчите рефери! — одновременно произнесли мы.

Съемка длилась от силы полчаса, в ней не было сложностей, а в озвученных вопросах не было журналистской настырности, но мы вышли оттуда счастливыми и, как ни странно, уставшими. Медленно спустились в подземный этаж, и в ожидании машины и водителя немного простояли там.

— Домой? — спросил Леша, дыханием отогревая мои вмиг заледеневшие руки. Знает, что под зимним пальто на мне лишь тоненькое платье, волнуется.

— Да. — С нежностью поцеловала костяшки его пальцев. — Не переживай, сейчас согреешь…

Машина подъехала сиесекундно, а он нахмурился, открывая для меня двери.

— Я думал о другом. Горячий обед, камин, одеяло, чашка чая… Садись.

Ступила на подножку его «рабочего» джипа и обернулась к мужу. Теперь мы с ним на одной высоте, самое время для долгого поцелуя.

— Я не против, греть меня будешь и этим тоже… — произнесла тихо, обнимая его.

 

Эпилог

14 февраля того же года. Тель-Авив.

Я смотрела на мужа с застенчивой улыбкой. Кажется, ни на какой концерт мы сейчас не поедем. Сказать или не стоит? Но ведь он так сильно любит эту группу, так давно рвался на их концерт… И в то же время, неужели я не могу его обрадовать до выступления, чтобы любимые произведения он воспринимал еще более тонко?

Из раздумий меня вывел его вопрос:

— Милая ты почему не собираешься, опаздываем. — Напомнил Леша.

— Леш, у меня для тебя подарок…

— Мы же договорились, что после концерта и ресторана вручим их друг другу, не нарушай договоренностей. — Укорил шутливо.

— А я не знаю, как ты на него в ресторане отреагируешь, — произношу спокойно, стараясь скрыть улыбку.

— Он огромный?

— Он в полосочку.

— Костюм? — удивился Леша.

— Не угадал. Подсказываю, в две полосочки.

— Галстук?

Стон отчаяния наполнил нашу спальню. Галстуки мой благоверный терпеть не мог, хоть в полосочку, хоть в горошек, хоть в зеленую елочку.

— Ты не понял…

— Понял. — Приблизился вплотную и нежно обнял меня. — У тебя пристрастие к полосатому узору. — И задумчиво продолжил. — Раньше за тобой такой любви не водилось. Или ты говоришь о спортивном костюме Adidas?

— Там их три, а у меня две. — Замер, а его руки на моей пояснице замерли. — Не позавидуешь тебе… Придется справляться не только с ролью бизнесмена, верного мужа, но и отца.

— Олененок…?

— Как думаешь, ты с этой великой ролью справишься? Или нужно взять пару тройку мастер классов?

— Оля… — укоризненно начал он.

Но я оборвала на полуслове: — Не наезжай на меня, папочка. Лучше поцелуй.