— И с тех пор вы следили за ней? — игриво поинтересовалась Ева. — Были незримым наблюдателем?

Удивительно, услышала ее вопрос и пожалела, что я не героиня зарубежного любовного романа. Где главный герой стойко выдерживает капризы и истерики возлюбленной и исполняет все ее романтические бредни. Но вот, как представила метания и терзания благоверного, так и расстроилась — их у него не было.

И ответ Леши подтвердил простую истину, лишние переживания — прерогатива женщин.

— Нет. Зачем? Она училась, я работал.

— Вы ею не интересовались? — удивилась Ева.

Пришлось пояснить мне:

— Он и без этого был в курсе моих дел. А сам не интересовался. Только приветы передавал «Олененку». Три пять раз в год на праздники я приезжала к маме в Днепропетровск и к Богдану Петровичу во Львов.

— А в промежутках между приездами Оля писала отцу, — добавил Леша, — часто звонила и посылала свои фотографии.

— Фотографии? — заинтересовалась Ева. — Это были снимки из путешествий по Европе?

— Да. И на большей части из них я была в окружении красивых парней спортсменов или физиотерапевтов.

— Стояла среди пациентов. — Отмахнулся Леша.

— Почему сразу же — среди пациентов?

— Действительно, — ведущая с укоризной обратилась к моему благоверному. — Ольга вполне мола встречаться.

— С одним из них или с несколькими, — поддакнула я. А у меня были такие намерения, более того, в Германии я позволила себе раскрепоститься чуть-чуть, но все-таки.

— Вас это не смущало? — вопрос Евы адресованный к Леше, и я задавала в первый месяц супружества, но так и не получила ответа. Что же он скажет сейчас?

После недолгих раздумий ответил:

— Ее никто не обнимал, как следовало. Понимаете, вялые пальцы на талии или плече Оли никак не соответствовали статусу ухажера.

Не удержалась поддела мужа: — Но, как следовало, их обнимала я.

— Без нужного блеска в глазах. — Отмел он мое заявление и подмигнул.

— То есть, чтобы ты ревновать начал, мне помимо широкой улыбки, моих крепких объятий, еще и блеск нужен был?

— Да.

Своим ответом он выбил меня из колеи. Повисло молчание.

— Алексей, вы на основе фото уверились в том, что Ольга не встречалась с другими?

— Абсолютно. Язык ее тела я знал уже очень хорошо.

— Поэтому нормально не говорил со мной все это время. — Насупилась я и пожаловалась ведущей. — Настолько уверовал в свою осведомленность на мой счет, что не появлялся рядом три года. Я видела его мельком.

— Мы сталкивались на семейных праздниках. — Напомнил он тихо.

— Да, буквально на несколько минут.

Даже передать не могу, как обижала это невнимание. Все наше общение с его стороны было сведено к следующему: «Привет», «Как дела?», «Живешь хорошо?», «Я тоже» и обязательное «Удачи тебе, Олененок».

Грозно посмотрела на мужа, а он ответил с улыбкой:

— Потому что, в первый год, когда я частично освободился от работы и приехал в Германию, Оля сбежала.

— Вы приехали без приглашения? — уточнила Ева.

— Приглашения я бы не дождался. — Ответил со смешком. — Поэтому поставил перед фактом — приезжаю в Берлин на две недели, освободись от работы при кабинете физиотерапевта, давай встретимся.

— Вы встретились?

— Нет. Получив мое сообщение, она освободилась от работы, молча собралась и улетела домой.

— Оля? — непрозвучавший вопрос телеведущей был яснее ясного, и звучал он приблизительно так: «что произошло?»

— Я поняла, что нечаянно прикипела к нему и испугалась. — Под веселым взглядом мужа пояснила с улыбкой, — это нормальное состояние для тех, кто обжегся.

— И чтобы отделаться от меня, она решила обрубить все концы. — Тихий голос супруга обволакивал нежностью.

* * *

Германия. Я с трудом поступила в Высшую школу им. Алисы Саломон с расчетом получить признаваемый Торговой палатой Германии диплом физиотерапевта, а вместе с ним право самостоятельной работы, как массажисту, так и право иметь собственный физиотерапевтический центр.

Обычно долгая дорога спасала меня в трудных ситуациях. Но только не в случае с Алеком, перелет к маме ничего не изменил. Даже дома я думала о нем и все больше расстраивалась. Эта история мне до боли знакома и ничего хорошего она не предвещает.

Он ждал три месяца, прежде чем позвонить и поделился интересными историями из своей жизни в Израиле. Мы проболтали три часа. И после этого меня потянуло на лирику. В свои семнадцать стихи не писала, но вот мне двадцать три, и строчки ложатся на бумагу друг за дружкой. Вначале получалось нескладно, затем все более четко и прочувствовано, а кое-что я даже оставила на память:

Прости меня, я так боюсь потерь, Хотя бояться их уже нелепо, Я не приблизилась тогда и трушу вот теперь Хоть и люблю давно и слепо. Прости, что скрытною была И от привычки этой так и не отвыкла Я глупо по течению плыла С тобою же расставшись, сникла. Прости, что не услышала тебя Не полетела следом Да соглашусь, не верила в себя И занималась сущим бредом. И по прошествии времен боюсь Все так же глупо и нелепо Что ты лишь временно пленен Не любишь… страстно, слепо.

В стихах прошла неделя, затем вторая… И как только накатывало ощущение одиночества, я стихами исписывала листы. Казалось, что этой глупости не будет конца и края. Опять выстрою воздушный замок, и его развеет, как только нам удастся поговорить тет-а-тет в реальном времени. Тогда мне на глаза попалось выражение: «Вся твоя жизнь на 90 % зависит от тебя и лишь на 10 % от обстоятельств, которые на 99 % зависят от тебя».

Оно подействовало отрезвляюще.

Методично начала сокращать наши переговоры по телефону, как с прошлым рыцарем воздушного замка. Добилась того, что Алек стал звонить реже и только по делу. И приветы Олененку через Богдана Петровича теперь передавались не чаще одного раза в месяц.

А вместо того, чтобы этому обрадоваться, я расстроилась. Решилась найти себе парня здесь в Берлине. Но вовремя одумалась, вспомнила, что все мои порывы заканчивались полным фиаско. И я просто начала искать друзей: в группе, на практике, с кем-то познакомилась в бассейне. Папка с фотографиями быстро заполнилась новыми лицами, а спокойствия я так и не ощутила. Стало тошно от неспособности отвлечься.

И я запросила в университете разрешение Arbeitserlaubnis и значительно сократила свободное время. Я не только училась, но и работала на полставки. А теперь и на выходных занялась подработкой в салоне красоты — массажистом. Это был нормальный режим работы и учебы, я жила в общаге, питалась в столовых и ездила со значительной скидкой на общественном транспорте. Можно сказать, создавала свой личный капитал, и я просуществовала так более полугода. А маме мой режим не понравился, о чем она заявила в лоб через skype.

— Перестань себя загонять, иначе приедешь на мою роспись бледно-зеленого цвета.

— Когда?

— Не «когда», — родительница нахмурилась, — ты уже бледно-зеленая. Так трудно бросить подработку и заняться собой? Олик, ты в весе потеряла там, где его все набирают.

— Мама, оставь мой вес в покое.

— Олик… Я о твоей работе беспокоюсь. Ты такая маленькая, худенькая, зашибут и не заметят. — Улыбнулась она, вспомнив слова из мультика.

— Вес нормальный, рост приличный, никто не зашиб еще. — У меня благодаря Богдану Петровичу реакция супер героя, уворачиваюсь и очень хорошо. Правда, маме об этом я никогда не говорила. — С работы не гонят, значит, с обязанностями справляюсь. Когда у вас роспись?

Заулыбалась: — В мае 25 числа. Приедешь?

Просмотрела ежедневник и уверенно ответила:

— Да. Где меня поселят?

— У тети, я на днях от нее съезжаю.

— У тебя роспись через месяц, а ты только сейчас съезжаешь от тети? Я была уверена, что вы уже давно вместе. Просто не спрашивала, чтобы не сглазить.

Ответ прозвучал с заминкой чуть обиженным голосом: — Алексей, приводил дом в порядок, ремонтировал его…

— Два года? — не удержалась я от намека.

— Два месяца, — призналась она. — В остальное время я думала.

— Мыслитель ты наш, он же еще восьмого марта позапрошлого года готовил прекрасный шашлык и делал определенные намеки. — Пожурила я ее с улыбкой и потянулась за чашкой кофе. Если не выпью в субботу с утра, на сеансе составлю компанию клиенту и попросту растянусь на соседнем массажном столе. Зря я хлебнула, мама совсем некстати сделала свой выпад.

— Олик, яблоко, от яблони недалеко падает.

Первая прямая ассоциация с этим выражением — Богдан Петрович и его сыновья, вторая косвенная — я от матери не отличаюсь и так же люблю долго и нудно размышлять о личном, но не делать решительных шагов. От таких мыслей закашлялась, чем ее и напугала.

— Ты в порядке?

— В порядке.

Сбивчиво попрощалась и отключилась. Странно, появилась уверенность, что я в этой поездке домой точно встречу Л… До этого мне удавалось огибать тему о нем и Наташе, то ли вопрос задавала встречный, то ли обрывала разговор, а иногда и уходила, незаметно, чтобы Дима не понял, чего именно я слышать не хочу. А впрочем, и сейчас подумав о прошлом, быстро переключилась: что одеть, что купить в подарок и как попасть к Богдану Петровичу. Вдруг Серега будет проездом в Днепропетровске, и меня подвезет во Львов. Это было бы замечательно.

Мне удалось решить все поставленные вопросы в первую же неделю, и я перестала думать о перелете домой ровно до тех пор, пока мой новый клиент не спросил надолго ли я улетаю.

— Пять дней.

Русский немец тридцати двух лет, светленький и зеленоглазый удивился: — Так долго?

— Вилберт, в мое отсутствие два сеанса массажа с вами проведет Маргарет. Уверена, вы с ней не заскучаете.

— Пышная блондинка ассистент? — поинтересовался клиент, лежа на массажном столе.

— Да. — Я накрыла его полотенцами, повторяя как молитву, — полежите немного.

Но он неожиданно зашевелился, поднялся на одном локте, задавая мне вопрос: — Скажите, Оля, вы едете к жениху?

— Нет.

— У вас есть парень?

Да, тридцатилетние времени не тратят на окольные пути в добыче информации, спрашивают прямо. Вот только и я уже не малышка, честно отвечать, не намерена.

— Что-то типа того есть.

Он не первый, кто интересуется и не первый кто пытается приударить за мной, вот только к светленьким меня не тянет уже. Проще сказать, что кто-то есть, чтобы не объяснять, почему никого нет.

— Оля… — сел, натянув полотенце на плечи, — вы откажете мне, если я приглашу вас погулять по горду? Скажем завтра во втором часу дня. Вас это устроит?

— Где?

— Есть одно потаенное местечко…

Красная лампочка в голове зажглась сразу же. Я знаю его всего ничего. Месяц, если быть точной и большую часть сеансов он молчал, а я им не интересовалась и не тестировала на вменяемость. Это не брат, не друг, не одногруппник, которого я за пять лет, узнала, как свои пять пальцев. И потому соглашаться на потаенные места не буду.

— Если погулять, то в центре. — Оборвала его резко изменившимся голосом.

— Боитесь? — прищур красивых глаз подчеркивает внимательный взгляд, вот только улыбка осталась прежней.

— Да, боюсь не успеть выспаться перед перелетом. Я вылетаю ночью.

— Если мы задержимся, могу подвезти домой, потом в аэропорт.

— Не стоит.

Он сделал паузу, а затем с той же улыбкой согласился: — В центре так же много интересных мест. Я заеду за вами, скажите адрес.

Адрес — незачем.

— Я буду в городе на площади Chamissoplatz. Устроит.

— Да. — Спустился со стола и вышел в раздевалку.

Вот и начало новой истории «Оля без Леш» только бы она была с хорошим концом и без неожиданных поворотов.

Завтра наступило неожиданно быстро, а я мало что успела сделать перед отъездом, поэтому во втором часу дня все еще была на работе, где Вилберт меня и застал. Он предварительно позвонил, уточняя, куда я запропастилась, а вот теперь сам явился, удостовериться.

— Тяжелый день?

— И он еще не закончился. — Я оторвалась от бумаг. — Чай, кофе или…?

— Вас, пожалуйста.

Улыбнулась воспоминаниям. Точно так же может шутить Серега Краснощек, он бы наверняка попросил заверните с собой, а Алек — взял бы без острого соуса. Да, я по ним соскучилась.

— Еще полчаса и я буду свободна.

— Начало четвертого. — Произнес он задумчиво. — Оля, освободившись, вы еще сможете погулять?

— Да. А почему вы спрашиваете?

— Моя девушка, Хелма, ее после работы сложно куда-либо вытянуть.

Вот это оборот.

— Почему вы улыбаетесь? — его вопрос вывел меня из задумчивости.

— Подумала, как нелегко вам ее вывести в свет.

— Удается время от времени. Она не готовит дома. Знаете в ее семье не принято, чтобы в доме пахло едой, на кухне можно разогреть что-либо, нарезать и полить соусом, но редко. В основном мы идем в какое-нибудь заведение, и потом гуляем по городу.

— Где она сейчас?

— В Хельсинках. Она художник.

— И меня вы пригласили, чтобы…?

Если он задает вопросы в лоб, то и я на это имею право, и манерничать незачем.

— Чтобы «кто-то есть» немного приревновал. А мы развеялись.

— Приревновать не получится.

— Почему?

— Он далеко и излишне уверен… в нас. — Вспомнился старший сын Богдана Петровича и слова, произносимые еле слышно: «уже решил».

— Как я понимаю, он уверен не безосновательно… — улыбнулся немец.

— Именно.

После таких выяснения на душе стало совсем спокойно. Он не ухаживать за мной явился, а просто поговорить. Что ж я не против.

Итак, в ходе нашей неспешной прогулки и раннего ужина выяснилось, что Вилберт ранее носил имя Виктор. Он один из волжских немцев, который прожив в Германии 17 лет, желает вернуться в Россию.

Его семью во время второй мировой войны вывезли в Сибирь. Он там родился и шестнадцать лет жил в Новосибирской области у самой границы с Казахстаном. Через месяц после отъезда благополучно перебрались в Дармштадт поближе к родственникам. Быстро начали строиться и легко обосновались.

Вот только отношение коренных немцев к вернувшимся неизменно. Они куда лояльнее относятся к туркам, проживающим в Германии.

— Знаете, постепенно стал замечать, что как бы ты к ним не подстраивался, они все равно видят разницу и решительно ограничивают контакты.

— А ваша девушка?

— Она немка из Казахстана.

— Почему вы решили вернуться?

— Устал от зашоренности, пропаганды и вечной подотчетности. Если не поднимать головы выше материальных благ: бутылка пива в холодильнике, батарейки в пульте для ТВ, жить можно. Но я вышел из этого состояния, прозрел.

— Вам не нравится то, что вы видите.

— Абсолютно. Я не знаю, кто живет рядом со мной, я не знаю, кто работает возле меня, и, работая, я зарабатываю меньше, чем могу получать сидя дома. А это минимальный уровень дохода, чтобы просто жить.

— Но ведь многие…

— Получают пособие и неофициально работают. — Закончил он мою мысль. — Да. Но скажите Оля, отрабатывая 140 евро и получая из них 50 центов, разве можно гордиться тем, что придя домой, я не желаю видеть Хелму и общаться с ней. Все заработанное тратится, а счастья нет.

— Думаете, в России будет проще, легче, спокойнее?

— Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Главное не бояться делать шаг. Сложности есть везде.

Странно, но эти его слова я как-то сразу для себя выделила. Бывает же такое, что встретишь незнакомого человека, или знакомого через много-много лет, и произнесет те слова, которые очень нужны тебе.

— Было много предпосылок, подталкивающих вас к этому решению?

— Больше, чем хотелось бы. — Он улыбнулся и решил перевести тему. — Давайте поговорим о вас. Оля, откуда вы родом?

Мы просто говорили о прошлом и настоящем, а когда диалог касалась моего парня под кодовым названием «кто-то есть», я вспоминала Алека и охотно говорила о нем.