Он с досадой смотрел на удаляющуюся птичку. Выправленная осанка, грациозная походка, тонкий силуэт и движения, завораживающие мягкостью. Это целиком и полностью была его работа, его изящная фарфоровая статуэтка, которую он самолично вылепил и обжег.
Перегнув с прошлым наказанием, Алексей был уверен, что куколке жить осталось не долго. Но девчонка выжила и не сломалась, ни с одним из специально подосланных. Теоретически она стала опасной как ядерная боеголовка, а на практике не смеющей перечить подстилкой. Акчурин злобно поморщился, вспоминая ее признание о контрацепции с Шевченко. Когда бы еще неукоснительное исполнение его правил сыграло против него? Только тогда, когда он был готов вернуть ее под свое крыло.
И ведь точно зная, что при первой же попытке отбиться от рук он поступил бы с ней так же, как и с другими. Но его девочка не смела перечить и придурок Шевченко обломал возвращение птички в клетку. Гребаный ублюдок!
Прочистив горло Алексей ответил на входящий звонок от Олега:
— Да? Что слышно?
— Мы обнаружили третью часть. — Сообщил Ростапович.
— Что еще?
— Третий агрегат с кодом засветился в Одессе или Одесской области, для уточнения мак-адреса нужен… Варяг.
Услышав кликуху идиота, который наломал дров и свалил, Алексей скривился:
— Если вопрос не решится в течение ближайших двух дней, мы его используем. До тех пор действуйте самостоятельно.
— Ясно. — Олег отключился, оставив Акчурина в пустом, тихом кабинете наедине с парой тройкой неприятных мыслей.
Варяг падла правдивая, коды парни все же находят. Он не обратится к этому упырю еще некоторое время. Пусть будет в неведении их успехов в розыске кода, а заодно и маленького инфицирующего сюрприза от Агаты.
* * *
В половине девятого вечера я сидела на «чемоданах» в ожидании машины. «Сидела» громко сказано. На самом деле лежала пластом в комнате, рядом валялась дорожная сумка, в ней вещей всего ничего и кроссы. Без них никак, иначе нарушу слово данное себе, а этого делать нельзя, если не нарушаешь третий год.
Развалилась в горизонтальном положении, предварительно проверив погодные условия в Ницце. И авиарейсы. Зачем спрашивается проверяла, сама не знаю. Потому что к слову не знаю: ни куда мы летим, ни зачем мы летим ни почему «мы», а не «он» — неизвестно. Шах не пояснил, а я после трудового дня и не вспомнила о нормальном женском любопытстве.
Есть не хотелось, ждать не хотелось, действовать тоже не хотелось. Хотелось спать и очень. Так что, я не заметила, каким образом любование люстрой с приглушенным светом стало сном. И снилось мне многое, а потом вдруг одно и то же, что телефон разрывается от первого звонка, затем от второго… когда к пятому или седьмому звонку прибавился стук в дверь сознание вспомнило, что кто-то куда-то собирался и обещал взять меня с собой.
Я поспешила открыть:
— А вот и вы! — выдохнул встревоженный Шах, за его спиной улыбался высокий водитель с монтировкой в руках.
— Ага, — я оправила волосы. Стою и пытаюсь вспомнить, в каком виде заснула и не сильно ли у меня помятое лицо после сна. — Я спа…
— Спали?
— Нет, спасала вас от зверя. — Зевнула я.
— От кошки?
— Нет. Его зовут нервозная Тур, он очень грозен и опасен. — Подвинулась, пропуская их в квартиру. — Сколько времени на сборы?
— Времени нет. — Серьезно заметил Шаген. — Мы потратили его на ваше пробуждение.
— Федору звонили?
— Нет, решил обойтись своими силами.
— Монтировкой? — я отдала водителю сумку и пошла одеваться.
— И монтировкой тоже. Он поддержал пальто, помогая просунуть в рукава руки, затем снял с вешалки кожаную куртку.
— А зачем? — махнула на куртку, как на улику зародившейся клептомании у Шаха.
— Там теплее, чем здесь. — Клиент вышел в тамбур, ожидая меня.
— Кстати, там это где? Мы куда? — включаю сигнализацию и закрываю двери поясняя. — Я вещи собирала, не зная, куда и зачем.
— Как же вы их собирали?
— В надежде на Ниццу.
— Ваши надежды оправдаются.
Далее поддерживая меня, Шах помогает спуститься по лестнице, с которой я чуть не слетела оступившись. Держал за локоток уверенно и бережно. На предложение отпустить, ответил, что я нужна живая и здоровая и по возможности без переломов.
На мою кривую усмешку, пояснил.
— Ноги ломайте, а руки и голову оставьте в целости и сохранности.
— Спасибо, что разрешили.
Я остановилась не третьем по счету лестничном пролете. Пытаясь вспомнить, взяла ли свой ноут или не взяла, пропустила момент, когда Шах помахал рукой перед моим лицом:
— Аня? Забыли выключить утюг? Я посмотрел, у вас вся электротехника отключена от сети и окна закрыты.
— Кажется, я забыла буку.
— Кто это?
— Мой ноут. Ждите здесь или спускайтесь, — освободив руку поспешила наверх, — я быстро.
Открываю квартиру, удивляясь своей рассеянности. Раньше у меня такого не было. Как-то ключи от машины забыла в кабинете Федора, но это один единственный раз. И тот спланированный Фельдмаршалом, дабы доказать мне, что забывчивостью страдают все без исключения. Полчаса он потрясающе забалтывал, а потом тут же попытаться отвлечь и вывести меня на улицу без ключей. Не получилось, о них я вспомнила аккурат за дверью его кабинета.
В квартире вновь перепроверила розетки, газовую плиту, краны на трубах в ванной, окна. Окон всего два, но проверила. Прихватила буку и чтобы не задерживаться отдельно сумку от него.
Выхожу, закрываю на ключ мою однокомнатную квартиру, включаю сигнализацию. И попутно подмечаю, что Шах поднялся и ожидает у дверей тамбура. Увидев мой ноут, он расплылся в улыбке.
— Это и есть Бука?
— Да, мой добрый верный, старый друг.
— Сколько вашему другу? — взял в руки ноут, повертел его с прищуром черных глаз, затем взвесил на руке.
— Чуть более пяти лет.
— Поменять не хотите? Старичок хорошо весит.
— Старичок мой, и он мне дорог. — Мы положили буку в сумку и одновременно застегнули молнии. — И поверьте, за все годы безропотной работы не дал сбоя и в весе не набрал. В физическом весе.
— Я вас понял, не любите расставаться со старыми друзьями.
— Да.
Спустились без происшествий, я не стремилась поцеловать ступени, а Шах не желал меня отпускать. И как настоящий джентльмен вел под локоток.
В машине было относительно тепло, после сна меня морозило, поэтому пальто не сняла. Стараясь не впасть в сонную кому, отвлекаю себя глупостями, которые не спасали, оцепенение и сонливость брали свое. На подъезде к аэропорту я покосилась в сторону Шаха свежего как огурчик. Он успевал одновременно что-то просматривать в телефоне, и печатать в своем ноуте.
— Вы всегда такой?
— Что значит «всегда» и определите «такой», Анна. — Не отрываясь от работы, попросил он.
— Вы всегда такой бодрый или день был не особо насыщенным?
— День был насыщенным. Но я умею выставлять блоки.
— Какие?
— Чужой негатив меня не касается.
— Вы не ответили… — вздохнула я, кутаясь в пальто, — как выглядят эти блоки? Фигу держите в кармане брюк?
— Нет, — он улыбнулся и оторвался от созерцания монитора. — Научился не реагировать на атаки таких людей, как ваш креативщик.
— Виктор? Он всегда такой. Дело привычное.
— И вас не задели его выпады?
— Неа, меня они уже не колышут.
— А что выбило вас из колеи?
— Женская глупость сбежавшей от нас креативщицы. Не все умеют красиво уходить, обязательно нужно нага… Ну вы поняли.
— Понял. И каким образом она это проделала?
— Самым скверным, как вы.
— Анна, вы о чем? — Шах обернулся ко мне, обратив все свое внимание.
— Как и вы, она сделала выводы несоответствующие действительности.
— Вот оно что, вас задело мое предположение относительно вашей с Федором связи.
— Нет, ваше предположение было детским лепетом в сравнении с россказнями этой. Она многократно усилила мои способности.
Шах кивнул, поощряя продолжить рассказ. Я и продолжила:
— Мало того, что я сплю со всем руководством и их замами, а это шесть человек, так я еще успеваю обогреть крупных клиентов.
— А вы не успеваете? — улыбнулся он, начиная отстукивать мелодию пальцами левой руки.
— А вы умеете шутить?
— Я умею и сожалеть. Например, о том, что россказни не могут стать явью. На данный момент наша фирма самый крупный ваш клиент и я единственный ее представитель.
— Благодарю покорнейше, — приложив руку к груди, отвесила шутовской полупоклон, который мог получиться в салоне авто, — мне работы хватает и нервотрепки так же.
В ходе нашего диалога не заметила, как автомобиль выехал на территорию взлетных полос.
— Мы куда?
— На частный самолет. Провести в небе тринадцать с половиной часов глупо.
— Вы о пересадке забыли в Варшавском аэропорту. — Сообщила о своей осведомленности. — С четырехчасовым ожиданием. Неужели, такая малость зря потраченного времени вас смутила.
Он улыбнулся и не ответил. Авто Audi остановилось в двадцати метрах от трапа, идущего на небольшой пассажирский самолет.
— Выходим, — скомандовал Шах, прихватив вместе с моей курткой и моего буку. — Все-таки его клептомания развивается со скоростью света.
— Надеюсь, я из самолета выйду в своей одежде. — Он расслышал мои слова, остановился.
— Есть подозрения, что не в своей?
— Да, глядя на то, как вы прихватизировали буку и куртку, я начинаю опасаться за одежду.
— Хотите их нести сами? — серьезно спросил он.
— Несите-несите, я просто вслух размышляю. — Улыбаюсь, глядя в черные недоверчивые глаза, и продолжаю в том же тоне. — Как бы из-за вас не остаться в одном белье.
— Интересно. — Было единственным, чем он сопроводил двусмысленность фразы. О том, что фраза двусмысленная и очень, я осознала, преодолевая подъем на борт. Слово не воробей, вылетит не пристрелишь… или как-то там иначе было в пословице. Словом поздно спохватилась.
Мы поднялись на борт, а внутри… а внутри было светло и стерильно. По сути, мне с высокой горки плевать что внутри. Глаза закрывались сами собой и слова не желали идти ровным потоком. Поэтому со второй попытки получилось спросить, где здесь кровать, если она здесь есть. Ответили, что мягкая горизонталь есть и располагается в хвосте самолета. Пожелав хорошего полета бортпроводницам, летчикам и Шаху, я пошла спать.
Разбудили через четыре часа, заставили пройти регистрацию и выдержать переезд в более комфортабельной машине. Комфортабельность это была или моя усталость, но уснула я и в салоне авто. Спала крепко и не долго. По окончании поездки обнаружили себя под теплым боком, не спящего Шаха. Точнее как под теплым боком, вытянувшись на сидениях, сделала из его колен подушку. Обронив ему — спасибо, пообещала себе что краснеть и смущаться буду завтра. Затем поднялась за ним в дом, где меня тут же повели в выделенную для гостьи комнату.
Кажется последним, что я спросила у Шаха, было: в какой стороне кровать? Он ответил, что прямо по центру и я, не включая света по наводке пошла на зов одеял и подушек.
* * *
То, что среди его вещей оказался, и Анин бука Шаген заметил не сразу. По привычке первым делом узнал, как обстоят дела на вилле, плотно поел, принял душ и засел за своим ноутбуком. Спать не хотелось, возникший всплеск работоспособности он приписал удачному дню, и быстрому перелету.
Кстати о перелете… Тур Анна Михайловна настоящая соня.
Шаген вспомнил о ней и улыбнулся. Надо же, она сном спасала человечество от злой Тур. В это верилось с трудом, потому что злой ее ни он, ни Эля не видели. Да и сегодня с тем Виктором она показала себя как человек Сдержанный. Именно сдержанный и с большой буквы «С». Она умышленно принижает свои достоинства. Но для чего? Это реакция самозащиты? Отголоски старых ран или еще детские комплексы?
Шаген задумался. Блуждая его взгляд, натолкнулся на чужеродный для кабинета предмет. Анин ASUS S6F в кожаном переплете карамельного цвета был одним из лучших ноутбуков 2006 года. Построен на новейшей мобильной платформе Centrino Duo — вмещает в себя процессор Core Duo L2400. Его некогда новаторский дизайн на фоне алюминиевых корпусов теперь был с привкусом старого доброго ретро.
Он встал, чтобы вновь прикоснуться к буке. Не оцарапанный, без вмятин и трещин он мог бы стать эталоном бережного обращения. Теперь его собраться весят меньше и более функциональны, как то же ASUS Taichi с двумя экранами и возможностью трансформации. Шаген покрутил буку в руках и дабы удостовериться в том, что он выглядит так же хорошо как и открывается, потянул крышку вверх.
Увиденное еще раз подтвердило его мнение о Тур Анне Михайловне — эмоционально закрытая ракушка. Там где о прочих хранятся ответы, она заставляет задуматься над новыми вопросами. Что еще можно было сказать, если экранную заставку на ее буке заменил белый лист с сохраненными сообщениями из личной переписки.
«Не хочешь рассказать, как твои дела?»
«Нет».
«Тогда соври, что скучала.»
«Знаешь, давно не чувствовала себя такой разбитой. Без твоего голоса, теплых сильных рук, нежных объятий и ласковых слов. Без легких доводящих до дрожи прикосновений, без упоительно нежных поцелуев с пожеланием сладких снов. И заверением „Моя“. Да я себя и чувствую уже „твоей“, пропало стальное „я“, и дерзкое „кошка“. Это удивительно как за столь короткое время я привыкла к тебе или же… ты меня приручил.
Горько осознавать зависимость, горько и обидно, от того что пока ты далеко я так и не пойму правду ли ты говоришь в своих строках или же шутишь…»
«Хочешь знать мое мнение? Милый, я ненавижу тебя за эту привязанность, как снежный песец мечтаю перегрызть лапу, попавшую в капкан. И осознаю, что придется отгрызть все по самые уши, ведь именно так я и влипла. Как маленькая глупая кошка возомнившая, что может гулять сама по себе.»
«Надеюсь, ты доволен, что находясь так далеко, заставляешь испытывать муки.
Признаюсь — скучаю, скучаю и ненавижу тебя за это.»
«Как тебе, хорошо вру?»
Шаген хмуро смотрел на экран, анализируя написанное. Вот так простая мужская уловка, заставила ее открыться. О том, что осознание этого маневра к ней пришло спустя время, свидетельствовала приписка снизу:
«Так я угробила два года своей жизни.»
* * *
Пробуждение было неприятным под звук нудно вибрирующего телефона рядом с пластмассовой бутылочкой. Звонивший был неугомонен и очень нагл. Противный звук многочисленных столкновений мобильного и бутылочки сквозь крепкий сон прорывался минуту, а может быть и все пять, прежде чем заглохнуть и начать прорываться снова. С трудом вспомнила кто я, где я и что меня разбудило. Еще не открыв глаза, хрипящим голосом поинтересовалась.
— Да? Кто?
— Аня! — ворвался в мою голову бодрый голос Фельдмаршала.
— Нет, это автопилот Тур. Аня еще в отрубе.
— Мне достаточно и этого. Аня, тобой лично заинтересовался помощник партнера Шевченко некий Олег Растопович! Долго и нудно мычал, и требовал встречи. А узнав, в каком ты нынче краю обещался нагрянуть лично, чтобы переманить.
— Да пусть что хочет, то и делает! — отмахнулась я. — Кстати, а чего он хочет?
— Тебя в продак-менеджеры.
— Обойдется.
— Значит, ты разделяешь мое мнение!
— Значит… — зевнула я. — Ты звонил только ради этого?
— Нет! Как погодка на Лазурном?
— Федор, дай поспать. — Я вырубила телефон, и он тут же зазвонил новым входящим.
Приняла звонок в надежде отправить Фельдмаршала к черту на кулички, но чуть не отправилась туда сама:
— Анна, где вас черти носят?! — завопила моя соседка по лестничной клетке. — Я вам названиваю два часа к ряду, а вы все не слышите!
— А в чем дело Ангелина Викторовна? — мерзкий холодок прошелся по позвоночнику.
— Вашу квартиру вскрыли! И мы не знаем, что из нее могли вынести!
— Погодите, а как же сигнализация?
— Аня, я же знаю, что ее вам мой муж ставил. — Сердобольная соседка возмутилась. — Так Сережа со смены в ночную вернулся, в пятом часу утра… А у вас дверь входная не закрыта.
— И?
— Но вы же меня еще вечером предупредили, что уезжаете. Так он вызвал знакомого из ментовки, помощника нашего участкового. Покараулил у входной, и они вошли…
— Да, черт подери, весело… — прокомментировала я, пытаясь представить, что могли вынести ценного. После недолгих раздумий сообразила, что самое ценное оказалось здесь со мной: бука и телефон. Все прочее просто нажитое добро, которое можно еще раз нажить.
— Аня вы бы видели, что сделали негодяи с вашей квартирой! Она верх дном, и я не знаю что унесли… — лепетала Ангелина Викторовна взволнованно.
— Ангелина… — оборвала я ее лепетания, — Ангелина Викторовна, вам же волноваться запрещено. Что бы себе душу мотаете из-за какой-то квартиры.
— Так ведь вскрыли и разгромили?!
— Там особо ценных вещей не было. — Начала я ее успокаивать. — Только мой гардероб и то лишь только тот, что менять пора.
— Но ваши шкафы раскурочены, и одежда валяется на полу… — вздохнула она, возмущаясь моему спокойствию. — Хотите, я посмотрю, что осталось целым?
— Спасибо. Оставьте как есть. Я приеду через пару дней и сама все разберу. Сергей Владимирович сможет поставить квартиру на новый код? Или на амбарный замок на это время? Можно и на засов, я не против подобных временных мер.
— Да, конечно, но разве… вы не…?
— Нет. Сейчас я никак приехать не смогу. — С уверенностью в голосе ответила я. — И ничего страшного в том, что ее вскрыли — нет. С кем ни случается. К тому же уносить там было нечего.
— Так телевизор плазменный! — диагональ у телевизора была небольшая, но этого хватило, чтобы в глазах моей добродушной соседки он был ценен.
— Вот правильно! Кроме телевизора и холодильника больше нечего. Там даже машинка полуавтомат. А их еще спустить пришлось бы пешочком с пятого этажа или на веревке вниз с крыши. А это вообще дело трудоемкое и неблагодарное.
— Но, Аня, это ваши вещи.
— И вряд ли бы они позарились на старый фен или плойку. — Рассуждаю вслух далее, успокаивая и ее и себя. — Единственная ценность — сапоги зимние, они у меня дорогие и очень любимые.
— Ваши коричневые кожаные сапоги лежит в коробке, но уже на полу. — Сообщила она, больше расстроившись моему спокойствию.
— Вот видите, они на мои ценности не позарились… Обломались в общем. И как я поняла, выходили не через входную дверь, так бы ее закрыть постарались. А через балкон сбегали, так?
— Д-да. — Согласилась она более бодрым голосом.
— Ну, вот видите! Мало того что взять ничего не удалось, так еще и сбежать пришлось через балкон. Им не позавидуешь…
— Ну, раз так…
— Именно так Ангелина Викторовна. — Улыбнулась я, чувствуя ее спокойствие. И даже мысленно увидела, как она оправляет уложенные волосы, а затем задерживает руку на верхней пуговке неизменно белоснежной рубашки.
— Кстати, а как ваши внучата? Уже приехали?
Еще минут пять на обсуждение любимых кудрявых херувимчиков близняшек, не смотря на дороговизну роуминга. Затем две на заверение в том, что муж сделает все как надо и до моего приезда никто в квартиру больше не залезет и наконец, теплое прощание, и пожелание хорошего дня.
— Фух! — откинулась на подушки и потерла лоб. — Вот так удача… вскрыли гады!
Посмотрела на часы, подсчитываю, сколько дома натикало: во Франции сейчас 6:45, а в Одессе выходит около 7:45. От состояния мутотени в голове, захотелось зарыться этой самой головой в подушку. И не вставать еще часа три, а вместе с тем не думать, что вот теперь ремонта в моей хрущевской квартире не избежать.
— И еще… а с каких пор Федор так рано звонит? — возмутилась я вслух. Память тут же подсказала, что я в такое время в основном на пробежке.
— Фигушки! У меня на нее сил нет и желания тоже.
С этой мыслью не вставая с кровати, разделась и забралась под одеяло. Сон, блаженный ни с чем несравнимый сон — здравствуй голубчик. Спустя минуту как мне показалось, сквозь его пленительные оковы я услышала стук в дверь, а затем ее тихое шуршание.
— Не будите меня, еще хотя бы часик…
— Анна, я бы с радостью, но уже двенадцатый час, — сообщил Шах. — А у нас с вами сегодня многое запланировано.
— Встаю. Полчаса на сборы есть?
— Есть.