В Лувр меня не пустили. Хотя какого чёрта я там забыл? Посмотреть, как все делают селфи с Моной Лизой? Уже видел. Смешно, да. Даже Моне Лизе смешно — сидит за стеклом, улыбается. Но меня туда понесло, потому что Вика бы пошла. Она щебетала о Лувре, я запомнил. И про Центр Жоржа Помпиду. Вот он меня рассмешил: да на моём заводе тоже все коммуникации наружу вынесены и трубы в разный цвет покрашены, но я же не делаю при этом умное лицо! Я железное делаю, как Вика сказала…

А вообще, что она придумала? Дарью спасать… Глупая. Да кто держал её, эту Дарью? Я просто грамотно мотивировал, чтобы нормальную замену поскорее подобрала, а не то, что кадры подсовывали.

Я расхохотался в голос: и ведь нашла! Ага, и я нашёл — Вику! И тут же сердце сковало: а где теперь её искать? Объявление в полицию? Или на телевидение. Блин, кажется, я реально набрался…

Группа темнокожих за шизовым разноцветным фонтаном с неприязнью зыркнула на меня. Лица изобразили серьёзные. Пафос — наше всё. Один чернокожий парниша отделился от группки и направился ко мне. Закурлыкал что-то на французском. Я развёл руками:

— Не андерстэнд, вали бро, куда шёл.

Верзила дёрнул меня за рукав с явным наездом. Бур-бур-бур… Ой, страшно! Я отмахнулся. Он полез снова. Я уложил его на автомате: чёрный пояс по айкидо, это уже на подкорке, технику не пропьёшь. Парниша охнул, приложившись об асфальт. Другие, похожие друг на друга, как с иллюстрации «парижские дети подземелья», рванули ко мне.

Не, ребята! Я не в настроении мордобоя. Утром уже своё получил, расчувствовался. Мастер питерский увидел бы мой утренний полёт об стену, отобрал бы пояс на раз-два. Хватит. Так что я покачнулся, собрался, сиганул через заборчик со знаком дорожных работ и помчался прочь. Смешно стало, когда обернулся минуты через три — отстали кучерявые. Бегать надо по утрам и вечерам, парни! В парке с белочками, а не наркотой баловаться. Я махнул им рукой и побежал дальше. До какого-то собора. Дыхалка сбилась слегка — всё-таки водка дрянь, даже очень дорогая.

Я засунул руки в карманы и пошёл помедленнее, дурак дураком. Тянуло поговорить, но не с кем. Телефон в апартаментах оставил — вот все удивятся, что не отвечаю. Я же обычно круглые сутки в зоне доступа.

Уважаемые партнёры, дорогие клиенты, прохвосты-поставщики, пожалуйста, что вы хотели? Лентяи подчинённые? Опять без меня никак? Хотите пинка? Легко! Всегда считал, что дело руководителя — кошмарить подчинённых. Оказывается, не все согласны. А вот и посмотрим, как без меня справятся. Устал я уже, достали!

Я бродил, слонялся, словно французский клошар, и уже снова было не смешно: люди вокруг, а словом перекинуться не с кем. В кафе одни иностранцы, на улицах куча японцев с фотоаппаратами. Кажется, их копипастом размножают и распределяют равномерно-восторженными кучками согласно квоте: эти — в Москву, эти — в Питер, а эти — в Париж. Реально перед Исакием таких же видел!

Мусульманское семейство на остановочном комплексе от меня шарахнулось, как от зачумлённого верблюда.

— Ну и фиг с вами! Ничего вы не понимаете в большой русской душе! — заявил им я и пошагал дальше, ближе к вечеру и трезвости, постепенно сходя с ума от щемящей сердце долбанной парижской романтики.

В подворотне перед Елисейскими полями обратил внимание на грудастую девицу в недоюбке — точь-в-точь, как в «Бриллиантовой руке». Она улыбнулась, а у меня вырвалось:

— Руссо-туристо, облико морале, ферштейн?

— Привет соотечественникам! — вдруг засмеялась девица и подмигнула.

— Русская? — опешил я и обрадовался родной речи.

— Уфа, — ответила она. — Развлечься хочешь? Россиянам скидки.

Я моргнул. Если честно, я брезгливый, но тут такой тоской затопило, что я сказал:

— Развлёкся уже по горло, а поговорить не с кем.

— Ну, это не по моей части, — хмыкнула девица, как-то сразу расслабившись и переставая выпячивать грудищу. — У меня тариф.

В голове звякнуло, что дальше мне уже скатываться некуда, но я ответил:

— Заплачу по тарифу. Могу вперёд. — В конце концов, представительница древней профессии может знать, что нужно женщине, которой не известно, что нужно…

* * *

В маленьком французском кафе, где, как и везде, круглые столики ютились на каждом свободном метре, девица по имени Алина отпила латтэ из большой чашки и сказала после того, как я изложил факты:

— Нет, ты, конечно, клиент и всё такое, но ты, реально, козёл.

— Почему? Обоснуй.

— Ты в натуре не понимаешь, что девушка будет чувствовать после всего этого?

— И что же? Я просто хотел…

— Прижать, отомстить, поиметь?

У меня во рту пересохло.

— Я хотел, чтобы она перестала вести себя так, чтобы поняла, что…

— Что ты главный, и рядом не стоит рта раскрывать против, да? Ведь она прыгнула к тебе в постель и больше нечем крыть?

— Не совсем, я не…

— А выглядит так.

— Твои рекомендации. Как профессионала.

— Я бы повелась на какой-нибудь крутой подарок, типа машины, но твоя Вика не поведётся. Я таких не понимаю, но они тоже на свете водятся. То бишь остаются цветы, извинения, между ними — подарки поромантичнее. И настройся, что сразу она тебя не простит. Может, конечно, вообще не простит. Но тут уж тебе решать, надо это всё тебе или не надо.

— Надо.

— Тогда удивляй. Готовь безумные романтические жесты — такие, на которые удав был бы не способен.

— Например?

— Миллион алых роз, — расхохоталась она.

— А где тут цветы заказывают? — оживился я. — Сейчас, ручку попрошу у официанта.

— А знаешь, — ещё громче засмеялась Алина, — твоя Вика права: ты точно биоробот.

— Если бы ты работала у меня на предприятии, сейчас бы наложил на тебя штрафные санкции, — буркнул я. — И премии бы лишил.

— Тебе не повезло: у меня свободный бизнес и предоплата, — скалилась Алина.

— Ладно, проехали. Предлагай ещё варианты «безумных романтических жестов», — я забрал-таки ручку у официанта, развернул салфетку. Выложил ещё пару купюр на стол: — Вот. За креатив доплачиваю.

— Хохо, тиран, но щедрый. Придётся включать вдохновение! — Ещё смеясь, Алина загребла евро, обернулась и показала мне благообразную старушку лет под сто, мечтательно застывшую перед чашечкой кофе у окна. — Вот кто нам поможет: человек со вкусом и опытом. Мадам Воронцовская, дворянских кровей между прочим. Говорят, по ней когда-то сох весь Париж. Может, и врут, но бабка — что надо. Пойдём, щедрый клиент, если готов расщедриться на бутылку дорогого вина…

— Хоть на три, — сказал я и решительно встал.

* * *

Вы видели когда-нибудь, как старушка преображается в женщину? Не с молодильными яблочками, а в настоящей жизни? Именно это произошло с мадам Воронцовской, стоило мне подойти к её столику. Поворот головы, мгновенно включённый взгляд: интрига с поволокой. Просто вау! Я многозначительно глянул на свою помощницу: учись, Алина, — чтобы не в подворотне стоять, а раскручивать лордов на пол состояния. Возле такого очаровательно скрытого кокетства, подаренного мне полувзглядом девяностолетней женщины, как-то само собой вышло встать по-гусарски, представиться и спросить:

— Прошу прощения, мадам, вы позволите?

— Пожалуйте, молодой человек, — с французским прононсом ответила старушенция.

Алина приземлилась рядом без всяких экивоков.

— Мадам Лили, бонжур! Я рискнула сказать этому мсьё, что вы сможете нам помочь.

— Оригинально, Алин, в чём же?

— У мсьё серьёзная проблема: он ничего не понимает в романтике.

Старушка посмотрела на меня, как на инвалида:

— Какая жалость, такой красивый мальчик! Вы немного похожи на моего второго мужа, он был художником, точнее мы так и не расписались, потому что официально я ещё была замужем за Сержем, он не давал развода, и я просто сбежала с Франсуа за океан, мы были с ним так счастливы, не то, что с Сержем; вы знаете, эти вынужденные браки, когда вмешиваются родители и настаивают на скучнейшем мужчине, называя его «хорошей партией», они ни к чему не приводят, особенно тех, кто ищет в жизни искренних чувств и большой любви, вы согласны? — на одном дыхании выпалила мадам Воронцовская, поправила локон на виске и посмотрела на меня.

С трудом выношу такое обилие слов, но положение обязывало, и я просто сказал:

— Да, — и подозвал официанта.

Всё в этой престарелой женщине было невозможно женственным. Я вообще не обращаю на подобное внимание, отмечаю только: красиво-не красиво. Однако передо мной сидела настоящая дама. Музейный экспонат женственности под названием «Угасшая красота». Каждая деталь была точно подобрана и дополняла образ, словно его составлял гримёр для спектакля «Дама с собачкой. Сто лет спустя»: серебряные серьги, оттягивающие немного мочки ушей, уложенные поредевшие локоны, бежевая шляпка, надетая со старомодным кокетством, изгиб бровей, лёгкая косметика на морщинистом лице, жемчужная нить, проглядывающая из-под бежевого пальто шёлковая блузка, перстень. И запах духов. Готов поклясться: это были «Шанель № 5», хотя я ни черта в духах не разбираюсь. Покупаю только один парфюм, который мне нравится, всегда один и тот же. Но тут всё было иначе: детали не бросались в глаза, но на них невозможно было не обратить внимание.

Я заказал вина, на которое указала Алина. Мадам Воронцовская рассматривала меня, кажется, с не меньшим интересом, чем я — её.

— Романтика — это прекрасно, — проговорила мадам с томным взглядом, — женщина ждёт от мужчины героизма, штурма крепости, сражения с драконом, решительности, готовности положить всё у её ног, и в этом снискать своё счастье. Нет ничего хуже нерешительных мужчин, которые не знают, что им нужно.

— Я знаю. Но ныне с драконами напряжёнка, — улыбнулся я.

Старушка рассмеялась.

— Всё зависит от ваших чувств, и от девушки, конечно. Для одной героем станет тот, кто примет возлюбленную, к примеру, со всеми её пороками и в недостатках будет видеть достоинства; для другой — герой — тот, кто готов решить проблемы — ведь они есть у каждой женщины — финансовые, семейные, о-ляля, всего не перечесть. А порой драконом может стать официальный муж или отец, который выдаёт замуж за другого, чинит препятствия, словно речь идёт о Монтекки и Капулетти; или общество, говорящее: девушка, которая работала в дансинге, не может стать женой приличному человеку, и вот настоящий герой выходит один против всех и побеждает, получая всё. Или напротив, теряет. Знаете ли, английский король Эдуард как раз перед войной отказался от короны ради любви — да-да так и было! — мадам Воронцовская перевела дух, словно это тоже произошло с ней, и добавила: — Драконов много, молодой человек, просто они прячутся под разной личиной. И, поверьте, всегда найдётся, кого побеждать!

— А я в детстве кино смотрела: «Как победить дракона», — вставила Алина. — Там вообще философский смысл.

— О да, детка, — кивнула старушенция. — И некоторые драконы не так хорошо видны.

— Зато удавы налицо, — хмыкнула Алина.

В сердце защемило. Я был не уверен в здравомыслии всей этой затеи, но спросил по-деловому:

— Мадам Воронцовская, я буду вам благодарен, если подскажете, как попросить прощения у девушки, которая считает меня последним негодяем.

— А вы, правда, негодяй? — с огоньком в глазах спросила дама.

— Правда-правда, — кивнула Алина.

— Но вы влюблены? — с придыханием добавила мадам. — И готовы меняться?

Этот вопрос застал меня врасплох, словно она спросила о чём-то непристойном, личном настолько, что знать может только я и моё зеркало в ванной. Я отвёл глаза и почувствовал, как кровь приливает к щекам.

— Ах, какая прелесть! Действительно, влюблён, — всплеснула сушёными ручками мадам. — Тогда это всё меняет: влюблённый мужчина способен на безумства! Мой третий муж, режиссёр, тогда ещё не муж, похитил меня прямо со свадьбы в замке Шато-де-Рени, там было столько цветов, гостей, прессы… ах, какой у меня был шлейф на платье! Так вот Луи приземлился на вертолёте и украл меня прямо с обряда венчания. Это был un scandal extraordinaire! Не только бульварные газетёнки, но вся светская хроника солидных изданий взорвалась статьями под самыми идиотскими заголовками. О да, почему я говорю об этом — Луи обманул меня, и я покинула его, он добивался меня целый год: посылал цветы, письма в стихах, признания, но, увы, его обман был слишком жесток, поэтому я приняла ухаживания барона де Понтийяка. Тогда Луи решился на последний шаг, и я, — мечтательно улыбнулась мадам Воронцовская и коснулась большим пальцем перстня с бриллиантом, — я простила его…

Дурдом какой-то.

— Вы не любили их, — заметил я.

— Mais si! — возмутилась мадам. — Я любила их! Каждого по-своему, но всегда безумно, ибо любовь не бывает с умом, настоящая любовь может быть только безумной, иначе это вовсе и не любовь, à mon avis! И знайте, молодой человек, разбитое сердце женщины склеить сложно. Лучше его не разбивать, даже такому красавчику, как вы.

— Я не считаю себя красивым, — ответил я.

— Мой милый мальчик, — погрустнела старушка, — видимо, кто-то вас недолюбил. Вы боитесь любить, но, mersi Dieux, это исправимо! Поверьте, любовь — это подарок, и если она постучалась в ваше сердце, можете считать, что к вам пришла большая удача и благоприятная карма! Есть люди, которые знают о любви только из книг и кино! И я рада сообщить вам ещё одну хорошую новость, мой мальчик: вы заслужили счастье любить, не важно — взаимна любовь или нет. Это действительно большое счастье, даже если бывает больно…

Это было странно. Свежо, хоть и подпахивало нафталином. Хотелось уйти и остаться, потому что казалось глупым и разбирало любопытством, как если бы встретились представители двух миров в космобаре посреди вселенной. Такое могло никогда не случиться, но случилось. А значит, секреты женской логики, которой не существует, но одновременно самой правильной по мнению женщин, стоили внимания и рассмотрения. Чем чёрт не шутит!