— Ну здравствуй, девушка-праздник, — сказал Егор и расцвел на все свои тридцать два голливудских имплантанта. — Умница! А ты знала, куда ехать — в самую красоту из нашей ростовской слякоти. Такой кайф вокруг: горы, парапланеристы… Лучше могут быть только горы, там наверху. Поехали?

«За каким лешим его сюда принесло?» — подумалось мне, но вслух я сказала:

— Ага, и тебе не хворать. Нет, я уж лучше тут. Я только учусь.

Даха удивлённо воззрилась на меня, потом на лысого, идентифицируя в нём владельца бизнес-центра.

— Здравствуйте, Егор Дмитрич, — обозначила себя Даха.

В его лице мелькнуло недоумение, потом он узнал в раскрасневшейся от морозного солнца весёлой блондинке офисную мышь из приёмной. Ткнул в изумлении пальцем в неё, затем в меня:

— Э-э, а вы что, вместе тут, что ли? Вы же, если не ошибаюсь, бывший секретарь Черенцова, да?

— Угу. Слёт экс-секретарей-ассистентов, — буркнула Даха.

Егор расхохотался.

— Так я и подозревал, что тут дело нечисто! — а потом обратился ко мне: — Погоди, Вика, выходит, ты тоже экс? Уволилась? Оставила Черенцова с носом? Ахахах, так ему и надо. Тогда пойдём в сторонку, у меня к тебе есть сразу два разговора.

Я не успела и глазом моргнуть, как Егор подхватил меня под локоть и потянул куда-то к деревянному домишке за сугробами. Я вырвала руку, чуть не упала, неуклюжая на своих неудобных ботинках, воткнувшихся носами в снежный бугор, и мотнула головой:

— Нет, Егор, я с тобой никуда не пойду. Мне и здесь прекрасно.

— Да ладно тебе, не ломайся, посидим, поболтаем, а потом я тебе такие красоты покажу! — улыбался Егор и подался ко мне, сверкая на солнце уверенностью, как айсберг, готовый протаранить «Титаник» и сказать, что так и было. — Чего время терять?

— Нет. И чтобы ты знал, я больше не свободна.

— Да ты и правда время даром не теряла, да? — и вновь протянул мне руку. — Но мы же по-дружески.

Даха чересчур громко закашлялась. За моей спиной послышался стальной голос Миши:

— Вика, проблемы?

Я обернулась. Увидела огонь расплавленного металла в зелёных глазах. Ревнует? А в голове внезапно сложилось уравнение, простое, как дважды-два: моё свидание с Егором в Ростове, сумасшедший вид удава, отчаянное бормотание по телефону, разбитая кружка и отключённый сервер. Боже, Миша уже тогда начал ко мне испытывать чувства?!

— Всё нормально, — пробормотала я растерянно.

— Привет, Михаил Валерьевич! — с намёком на удивление ответил Лётчик. — Мир тесен, ха?

— Не протолкнуться, Егор Дмитрич, — кивнул Миша, малодружелюбно.

Мне вдруг вновь вспомнились Онегин и Ленский. Только теперь всё поменялось: Миша занял образ влюблённого романтика Ленского, а Егор — ищущего развлечений от скуки Онегина. Боже, надеюсь, до дуэли не дойдёт? Мише только проблем с поиском нового офиса не хватало, и так не ясно, что с компанией будет! У меня мурашки пробежали по коже.

— Так у вас тут целый корпоратив? — хохотнул Егор. — Видимо, хорошо живёт компания «Инженерные системы»! А Полина, та серенькая, где? Дежурить оставили?

Тут встряла Даха, отодвинув меня плечом назад.

— Михаил и Вика приехали на мою свадьбу. Как друзья семьи. Лучшие. Теперь у нас свадебное путешествие. Мой муж обожает горы и снег. Он полярник.

— Вот как! — обалдел Егор. — Поздравляю! Круто! Не ожидал, что вы с руководителем настолько близки. Ваша дружба была качественно зашифрована.

— Работа есть работа, — заявила Даха. — Зачем смущать коллег неуставной дружбой? Это негативно отражается на производственных процессах…

О, как я её обожаю!

Егор перевёл взгляд на Михаила, затем на меня и задумчиво повторил:

— Угу, работа есть работа, — и тут же задорно осклабился: — Зато хорошо вне офиса, когда правил никто не устанавливал, не так ли, Михаил Валерьевич?

Миша не ответил на провокацию и сдержанно спросил:

— Вы по делу в Шамони или в отпуске?

— Кататься, — показал лыжными палками на пики Егор.

Потом снова покосился на меня, разгораясь азартом. Чтоб его! Что он затеял?

— А давайте с нами, Михаил Валерьевич? — Егор показал на стоящий на отдалённой площадке небольшой вертолёт и идущих к нему троих лыжников. — Мы с ребятами не любим наезженные трассы утаптывать. Хотите с нами, вон на тот пик? — Лётчик показал на нереальную, ломаную пирамиду в снегу, и у меня дыхание перехватило. А Егор опять глянул на меня многозначительно и расправил и без того широченные плечи: мол, героя упускаешь.

Миша это заметил, поджал губы. А Егор подмигнул ему:

— Там спрыгнем с вертолёта и вниз. Гонки устроим для настоящих экстремалов, а? — Потом снисходительно улыбнулся. — Если не боитесь, конечно. Или вы так себе катаетесь? Общей лыжнёй по пологой горке?

Миша холодно улыбнулся:

— С удовольствием погоняюсь с вами.

— Победитель получает всё? — подначивал его Егор.

— Победитель уже всё получил, — заявил Миша. — Так почему бы не прокатиться, если приглашает коллега по бизнесу?

У меня защемило в сердце, и вскипело возмущение. Всё-таки дуэль? Детский сад какой-то!

— Не надо, Миша! — вырвалось у меня.

— Вика, я всегда решаю сам, — отрезал он, вновь безапелляционный, как удав.

— Замечательно! Люблю скорость на выживание. Но без приза всё равно не интересно, — сгримасничал Егор. — Может, дамы нам что-то предложат. Вика?

У меня затикало в висках, и я была готова его только послать. Далеко, надолго, в суровые морозы — пешком до Гималаев, например. Я мотнула головой и буркнула:

— Я считаю, что это опасно. Я против.

— Тогда мы сами выберем, да, Михаил? — прыснул Лётчик.

— Вика песню споёт, — ответил Миша, готовый вместо пистолетов и рапир использовать лыжи. Словно программу в компьютере запустили, и теперь никак не выключить без сбоя системы. — Вика, ты не против? Ты мне как раз одну песню задолжала, помнишь? С корпоратива.

Я насупилась и не ответила.

Что за мачизм такой? Как два голубя на площади перед памятником Ленина, выставили грудки сизые, надулись и курлыкают, кто кого перекурлычет. И плевать на голубку, что она там себе мыслит! Или это вечная позиция Миши — я главный и лучше знаю? Нет, я против, категорически против! Кому и что нужно доказывать? Я же сказала, что люблю его. И замуж выйти согласилась. Что ещё нужно?!

Миша выжидательно смотрел на меня, словно это была проверка — поддержу — не поддержу. И по тому, как он сжимал лыжные палки, было понятно, что в любом случае помчится с горы. Чёрт!

И тут я заметила торжествующую ухмылку на лице Егора — сволочь, догадался о наших отношениях, но не отступил, а решил поссорить. Нет уж, такой радости я ему не предоставлю! Однажды на свадьбе Арамчика и Кати, её новоиспечённый свёкр, пожилой армянин, добрый и румяный от хорошего красного вина бочками, подсел ко мне и сказал такую вещь: «Я тебе кое-что расскажу, девочка, а ты Кате потом и всем подружкам передай. Секрет долгого брака и счастья семейной жизни знаешь в чём? Никогда не ругай своего мужчину на людях. Никогда. Ни за что. Даже если он говорит, что чёрное — это белое, ты согласись при всех. А потом наедине с любовью ему скажи: „Знаешь, дорогой, ты чуть-чуть не прав: то белое совсем не белое, а немножко чёрное“.»

Что ж, наедине я Мише устрою пар из ушей, но сейчас я ответила, не уверенная, что поступаю правильно:

— Хорошо, я спою.

— Спасибо, Вика. А теперь отдохните, девочки, — сказал Миша, удовлетворённо улыбаясь, будто я прошла тест на верность. — А мы с Егором Дмитричем проверим, у кого лыжи лучше скользят.

— Лыжи к бою! — расхохотался Егор.

— Надеюсь на ваше благоразумие! — крикнула я им вдогонку.

Миша махнул мне рукой. А моё сердце сжалось: благоразумием там и не пахло. Может, старый армянин был не прав и надо было просто лыжами по головам надавать обоим? Боже…

* * *

Я смотрел сквозь иллюминаторы вертолёта на слепящие белые склоны. Дух захватывало. Красиво до невыносимости. И потом, с вертолёта я ещё не прыгал. Но страха не было, только адреналин будоражил кровь, сворачиваясь вектором в груди и обозначая цель.

Я хочу, чтобы Вика видела во мне не только бывшего начальника, офисного червя или удава. Я не хочу, чтобы она видела во мне богатенького сына олигарха, и чтобы мизерная капля жалости пробралась в её сердце из-за моих проблем с отцом. Вика не должна чувствовать ни вины, ни неловкости. Она тут ни при чём. Жаль, не вышло этого скрыть, разорвало на правду. Я кретин всё-таки… Просто у моего старика цель всей жизни заколбасить меня по полной: стой там, иди сюда; будь самостоятельным, сын, шаг в сторону — расстрел. Я даже рад, что так или иначе, это кончится. Уже кончилось. Я сделал предложение, забрал из парижской квартиры вещи, и будто отпустило. Словно обручи на груди и на голове полопались. Так свободно стало!

Я хочу, чтобы Вика поняла: даже если я всего лишусь, даже без наследства и семейного состояния я могу многое. Я. Сам. Ради неё!

В голубом небе вставали острые, с тёмными прожилками, ломаные пики. А мне казалось, я не кататься еду, а срезать их к чертям лыжами. Чтобы Вика верила в меня и никогда не сомневалась.

Друзья Доброва, три разудалых типа, шумели, предвкушая экстаз безбашенной скорости. Знакомое чувство. Но у меня сейчас было другое. Здоровенное такое — как та белая вершина, кажется её называют Эгюй дё Миди. Добров посматривал на меня и говорил всякую ерунду. Я кивал. Этого достаточно. Он знает, что я не краснобай. Потом его товарищ в синем костюме развернул карту, показывая пальцем с широким, аккуратно остриженным ногтем наш приблизительный маршрут.

— Чуваки, трасса у нас длинная, двадцать три километра. Пилоты над нами полетят только до начала официальных спусков. На случай, чтобы мы головы не сломали. Потом сами.

Я весь обратился в слух и зрение.

— Внимание! Тут может быть незамёрзшее озеро, — сказал синий. — А вот тут можно провалиться. Сноубордист в прошлом марте отстегнул доску и поминай, как звали.

Мда, жаль, мы не киборги, чтобы во время спуска в глазу верхним окошечком система помечала гибельные места. Придётся так запоминать.

— Да не бойтесь, Михаил Валерьевич, вытащим, — хмыкнул Добров и хлопнул по плечу.

— Не люблю фамильярностей, — сухо ответил я.

— Жаль, а я уже хотел перейти на «ты», — неестественно рассмеялся он.

— Кстати, при фрирайде это удобнее, — подметил ещё один тип в широких штанах цвета детской неожиданности.

— А я уж думал, мы на бал собрались, — буркнул я.

— И чего ты так напряжён? — всё-таки тыкнул мне Добров.

— Я сосредоточен, — ответил я.

— Ну-ну!

Кажется, его подмывало спросить что-то ещё, но он лишь ухмыльнулся со своей дурацкой гримасой «своего парня». Меня такие типы бесят. Ещё с интерната. Ну и что, что он катапультировался с горящего истребителя в бою где-то там, на Юге? Говорят, из ВВС его за махинации турнули, а не из-за перебора с геройствами. На гражданке он поднялся потом нереально быстро из никого в большой бизнес. С чистыми руками так не бывает, уж я-то знаю. Так что он не «мой парень», чем и бесит. И особенно бесит его внимание к Вике!

— Внимание, чуваки! — выкрикнул синий. — Сейчас будем прыгать. Сначала перебираемся на подножку, садимся на лыжу вертолёта и потом по одному на склон.

Народ повскакивал с мест. Лязгнула чья-то палка.

— Егор, на выход, — подозвал синий. — Михаил, готовься. Давай, чувак!

Добров обернулся ко мне, изобразил ухмылочку:

— Встречаемся у верхнего кафе. Там, где Вика осталась.

— Да, — глухо ответил я.

А сам разозлился. Фиг ты меня достанешь! И догонишь! Слышно было, как сердце стучит. Так наверное чувствует себя гладиатор перед боем, за который либо получит свободу, либо кинжал в грудь. И тут же я себя поймал.

Стоп! Эмоции в сторону. После. Я-то знаю, что мысли мешают на любом соревновании. Пока ты бежишь, не должно быть ни предвкушения победы, ни страха поражения и оборачиваться нельзя. Есть цель, есть вектор. Тебя нет. Есть бег, который бежит сам себя. До финальной ленточки.

Я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, собираясь в кучу. В вектор. Натянул шапку на лицо, почти балаклаву, застегнул кнопки на перчатках, очки, шлем. Проверил крепления. Выглянул наружу, окатило морозным ветром. Здесь минус двадцать два. Я спрыгнул.

* * *

Шум лыж по снегу, гулкий скрежет трения. Перед глазами белое пространство. Серый шлем и жёлтые штаны, те что спрыгнули первыми, скользнули по леднику и исчезли впереди, превратившись через мгновение в муравьёв.

Скорость. Чертовский разгон.

Впереди камни. Свернул на сугроб. Прыжок, как полёт. Пауза ветром в ушах.

Приземлился, спружинил и помчался дальше. Охрененно. Белые барханы заструились вниз. Снег пухлый, свежий, но когда набрал такую скорость, проскальзываешь мимо, срезая пышные горки краем лыжи. И слышишь, как вдогонку, перекатываясь, бежит снег. Не лавина. Но я осторожный, мгновенно меняю траекторию. Добров постоянно мелькает где-то рядом. То справа, то слева, то надо мной взлетает его голубая куртка и красные лыжи. Часто штрихами, еле успеваю заметить.

— Йахуу! — заорал где-то позади синий. — Вау! Чтоб я сдох!

Впереди показался обрыв, я резко взял вправо, подняв движением клуб морозной пыли.

Прокатился по узкой дорожке, набирая скорость, и снова прыжок. Высоко. В желудок рухнул холодный ком, а я снова почти на тверди. Лыжи несут, как хороший спорткар. Вперёд!

Тело пружинит, наклоняется, само знает, как лучше. Эйфория в груди образуется сама, когда в очередной раз взрезаешь края сугробов, и они взлетают, едва касаясь меня снежным шлейфом. Уже чертовски жарко. Горы въезжают в поле зрения и теряются в очередной белой стене перед носом. И снова взлёт. Солнце мелькнуло, краем глаза я заметил чёрного орла. Мы на пару с тобой, дружище. Добров не в счёт.

Чистый спуск, чистое удовольствие. Серый и жёлтый остались позади после очередного моего прыжка. Не ожидали, похоже, такой прыти от меня. Перед глазами, как бы на полях, стояла карта. Я хорошо запомнил траекторию кулуаров. Да, у меня фотографическая память. Любой чертёж восстановлю при надобности. Хы, может, я и правда этот самый чёртов киборг?

Вдох-выдох, и взлетел. Лучше, чем во сне, реально. Радость без спросу закипела в жилах. Сколько раз было, но всегда, как в первый раз.

Мозг подсказал: впереди пятидесятиградусный склон с огромной пропастью и две стены по краям. Чертовски рискованно. Зато срежу значительный угол по сравнению с теми, у кого потроха не так крепки. И я рванул по кулуару, маневрируя, как уж на сковородке.

Чёрт, судя по звуку, Добров махнул за мной. Истребитель хренов.

Что-то меня торкнуло. Странное, будто позвал кто-то. Но без голоса. Я вскинул глаза и ошалел: впереди — там, где кончался кулуар, катила со склона мощная лавина, набирая гул. Оставалась маленькая, но всё-таки возможность избежать её, свернув и пропустив мимо. Чёрт, а Добров видит? Похоронит же!

Я притормозил и подрезал соперника. Доброву ничего не оставалось, как свернуть за безопасный зубец. Послышался мат на всё сто этажей. Он остановился, чуть не перекувыркнувшись через голову. Я подкатил к Доброву, тоже чудом не полетев кубарем на камни, и без слов ткнул палкой в нарастающую угрозу.

— Едрить, — охнул Добров, сглотнул и добавил мгновенно севшим голосом. — Спасибо…

— Надеюсь, эти олухи сзади в неё не угодят, — ответил я.

— Там вертолёт, если что, — выдохнул он.

Лавина прокатила чуть ли не в двух шагах от нас, как мощная змея, заглатывающая всё на своём пути. В нос пыхнуло облаком снежной пыли, но ничего страшного — на пару чихов. Лавина сошла и успокоилась быстро, погудело совсем недолго, а затем снег сожрал снег. И наступила тишина. Мы оба глянули вверх. Нет, вертолёт не снижался, кружил себе в голубом небе, отражая иллюминаторами солнце, значит, остальные в порядке.

Я отёр очки от снежного крошева и сказал:

— Ну что, погнали дальше. Осталось всего-то километров семнадцать. Если не боишься.

Прежде, чем Добров успел ответить, я оттолкнулся палками и пошёл набирать скорость по другую сторону кулуара. Подальше от недавно вспоротого брюха лавины. Бережёного Бог бережёт!