Париж, Сен-Дени, 17 ноября, 19:55

В изящном портфеле, который держала в руках Даха, хранились документы к проекту, выстраданному за последние полгода. Дахе казалось, что под тёмно-коричневой кожей спрятаны её и Викины бессонные ночи за переводами, страдания конструкторского отдела, инженеров, проектировщиков, муки Вениамина Сергеевича из отдела спецпроектов, рычание, гнев, идеи и надежды совсем недавно ненавистного Михаила. Оттого портфельчик оттягивал руку. Но ещё там были новые рабочие места, увеличение зарплат и инновации, до которых даже мэтры насосного рынка не догадались. И главное – благосостояние готовой появиться на свет семьи Черенцовых, возможность Вики и Миши приезжать в гости, делать то, что хотят, и многое другое. Слишком многое!

– Даша, это водевиль! Нет, я точно не стану этого делать, – сказал Маню, стоя в смокинге у дверей во дворец.

– У нас нет выбора, дорогой.

– Выбор есть всегда. Мы ещё можем отказаться от твоей безумной затеи, – буркнул Маню.

– Нет, не можем. Миша добивался этой встречи чёртову уйму времени. Выходил на них, искал, переписывался. И если эти толстосумы не вложат деньги в «Инженерные системы», они просто отдадут их кому-то ещё, – ответила Даха и со своим изысканным макияжем, уложенными красиво волосами, серьгами, свисающими с маленьких мочек ушей, в палантине, наброшенном на вечернее жёлтое платье, она была такой неотразимой, что отказать ей было сложно. Даже учёному с докторской степенью и двумя высшими образованиями…

Впрочем, её можно было закинуть на плечо и унести отсюда – и на каблуках в пятнадцать сантиметров Даша была хрупкой и крошечной рядом с ним, своим мужем. С другой стороны, зря он, что ли, потратил столько времени, пытаясь выучить дурацкие названия насосов, научиться выговаривать непроизносимое русское имя «Михаил Черенцов», а главное – зализать шевелюру? Даша вывалила на космы Маню половину баночки с гелем для волос, чтобы они смотрелись где-то на грани между нормальной причёской и художественным беспорядком. В итоге выглядело это так, как если бы Джеймсу Бонду в голову ударил шквалистый ветер.

В следующую секунду дверь перед ними распахнул швейцар в камзоле с позументами, и Даха уверенно вошла, предъявив охраннику на входе коды электронных приглашений.

– Господин Михаил Черенцов и мадемуазель Дарья Иванова, – представилась Даха, забыв, что она должна быть Викторией.

– Черенцов, – с ужасным напряжением повторил Маню.

Но французская охрана ничего не заподозрила. Мимо проходящий господин с седыми висками, в круглых, как у Гарри Поттера, очках улыбнулся Маню и произнёс на русском целую тираду.

– Да, – ответил Маню, страшно потея.

Но их, как приличных, пропустили вовнутрь.

– Что он сказал?! – нервно спросил Маню у жены.

– Он сказал, что несмотря на русское имя, у тебя ярко выраженный французский акцент, уж не происходишь ли ты из семьи русских эмигрантов после революции. И ты впопад сказал: «Да».

– Даша, я поседею, – прошептал Маню.

– Нет, ты смелый. Видишь, говорить по-русски совсем не трудно – главное сказать «Да» и широко улыбнуться, – ответила Даха, разглядывая с пристрастием холл с белой мраморной лестницей, украшенной коваными перилами, огромными позолоченными канделябрами и грандиозными люстрами, спускающимися с невероятных потолков на тяжёлых цепях. Гости сдавали верхнюю одежду в гардероб, как в опере.

– Ну-с, почти как у нас в Музыкальном театре, – шепнула Даха. – Где, как не тут, устраивать водевиль?

– Говорили мне, что русские все авантюристки, – простонал Маню.

– Кто авантюристка, я авантюристка?! – возмутилась Даха.

Маню виновато улыбнулся.

– Покажешь мне каждого, кто сказал, лично придушу, – сурово сказал его боевой бурундук, прекрасный, как принцесса.

Великан кивнул, смутившись и понимая, что попал. А ещё удивился, как это Михаилу удавалось полтора года держать её в узде. Спросить бы…

Поднявшись в жутком волнении по лестнице в холл, Даха издалека увидела среди почтенной публики мсьё Одюльмера и его секретаршу, строгую и безликую мадам Жёди в белой блузке и длинной классической юбке.

– Вот они! – шепнула Даха.

Маню вдруг побледнел и притормозил, подхватив жену под локоть.

– Ничего не выйдет, – прошептал он и показал одними глазами: – Рядом с твоим седым мсьё стоят мои американские спонсоры. По Антарктике. Уходим.

– Вот дерьмо! – буркнула Даха. – Ничего, улыбаемся и машем.

– Уходим!

– Нет. Я беру инициативу на себя. Тем более, что тебя уже увидели. Здоровайся.

Американец с красноватым лицом техасца и короткими рыжими волосами кивнул Маню, как старому знакомому. Супруги направились к хозяевам. И вдруг зазвонил Дахин телефон. Она замешкалась, холодными пальцами раскрывая замочек клатча. С ухнувшим сердцем увидела имя звонившего и подняла трубку:

– Да, Валерий Иванович.

– Мы их нашли, Дарья. Спасибо вам! Их действительно накрыло лавиной, – голос олигарха был совсем не похож на свой прежний – всё ещё сдержанный, но какой-то другой.

– Живые? – чуть не задохнулась Даха.

– Да, оба. Но по первым признакам, гипоксия и переохлаждение. Хотя спасатели говорят, ничего страшного.

– Спасибо, Валерий Иванович! Если б вы знали, как вы вовремя! – воскликнула Даха. – Поговорить можно с Викой? С Мишей?

– Лучше позже, – сухо ответил тот. – Сейчас ими врачи занимаются. Мы в Женеве. Что там с делами Михаила? Что-то срочное, нужно вмешаться?

– Нет-нет, не нужно! Всё хорошо, – соврала Даха, мысленно перекрестившись. Отбила звонок и счастливо сжала бицепс Маню, слёзы стояли в её накрашенных глазах: – Живые! Нашли! Ура! – громко шепнула она. – Чёрт, как бы не расплакаться…

Шморгнула носом и вновь включила улыбку.

– Теперь уж точно пошли брать Бастилию! Протараним её русскими насосами!

– Так, а я? Кто же я теперь?! – растерялся Маню.

– Ты – это ты, Манюэль Рембо́, мой муж. Тебя уже раскрыли. Пароли-явки… В общем, положись на меня. А я на тебя. С тобой мне не страшно. Просто будь. Сама бы я ни-ни, сидела бы дома…

Надев на лицо вежливые улыбки, супруги подошли к французам и американцам, поздоровались. И Даха с уверенностью, достойной переговорщика, протянула руку:

– Мсьё Одюльмер, позвольте представиться: Дарья Иванова-Рембо́, официальный представитель Михаила Черенцова и компании «Инженерные системы». А это мой муж, Манюэль Рембо́, учёный, занимающийся развитием проекта сейсмологических исследований в Антарктике. Если не ошибаюсь, господа Холланд и Уэрс? Вы вчера встречались по поводу экспедиции?

– Рембó? – удивился рыжий американец. – Очень приятно снова видеть вас и вашу супругу!

– Очарован. Но позвольте, а где же сам мсьё Черенцов? – надул щёки хозяин.

– Их с невестой задержал в Шамони сход лавины. Возможно, вы читали в новостях? – бодро сказала Даха.

– О мон Дьё! – всплеснул руками мсьё Одюльмер. – Отчего же господин Черенцов не отменил встречу?

– Из сугроба это было затруднительно, – выдохнула Даха, пуская обаяние на всю катушку. – Тем более, что мы здесь, и можем заменить его в отсутствии. Бизнес ведь прежде всего, не правда ли? Вы уделили время на подготовку встречи с нашей компанией, было бы неучтиво с нашей стороны заставлять вас тратить его впустую. Даже при такой уважительной причине, как лавина.

– Что ж, вы правы. Надеюсь, вы найдёте, чем нас удивить? – ответил одутловатый банкир. – У нас сегодня присутствуют и ваши конкуренты с более известным именем. Так что получится в некотором роде аукцион предложений.

Даха улыбнулась, словно только того и ожидала.

Но Маню даже через пиджак почувствовал, как похолодела её ладонь. Оттого, переволновавшись и переучив технические данные по насосам, он вдруг выпалил:

– Я не отпустил супругу одну и рад, потому что насосы компании «Инженерные системы» представляют интерес и для моего проекта. Ведь планируется строительство новой станции, не так ли, мистер Холланд? А насколько я успел ознакомиться с инновациями, предлагаемыми «Инженерными системами», они представляют собой наилучшую альтернативу, пройдя испытания в условиях Крайнего Севера…

– Оу! Крайнего Севера?! Действительно, очень любопытно, – вступил с разговор второй американец с залысинами. – Мы как раз хотели заняться поисками поставщика оборудования для обширного строительства.

– Мсьё Черенцов выражал желание лично посетить Антарктику в случае заключения контракта по монтажу насосного оборудования. Он крайне заинтересован, – вспомнил Маню о вскользь высказанной Михаилом мечте о полюсе.

– Вау, редко какой директор завода готов на такое! Желаю с ним познакомиться лично! Конечно, как только он выберется из плена природных катаклизмов, – воскликнул плешивый американец и повернулся к хозяину гала-ужина: – Спасибо, мсьё Одюльмер, за приглашение! Кажется, мы все оказались в нужное время в нужном месте.

Даха расплылась в улыбке и склонила голову с видом искусительницы:

– Даже не представляете, насколько. Наши центробежные насосы «Зевс32» предназначены для обеспечения водоснабжения и отопления в промышленных масштабах при максимально низких температурах и повышенной влажности. Хотите я расскажу вам об этом? У нас всё готово для презентации.

– О да, – с готовностью подался в её сторону американец.

Маню вспыхнул ревностью и встал как бы невзначай почти между ними:

– Мы вместе расскажем.

– Но только после ужина, – ответил мсьё Одюльмер с улыбкой в седые усы. – Я рад, что у господина Черенцова есть такие знающие и привлекательные заместители.

Даха засияла и вновь с радостью сжала бицепс Маню. А тот понял, что не совсем рад. И снова подумал, что надо бы выспросить у Мишеля, как тот смог приструнить его жену. Ведь шёлковая была и смирная, пока его секретарём работала. Но, конечно, до слёз он её доводить не станет. Однако если так и дальше пойдёт, уведут… с такой улыбкой и причёской – как пить дать уведут!

* * *

Французские Альпы, 17 ноября, 20:00

Нас вытащили почти в семь вечера той же роковой пятницы. Спасательные работы практически никогда не проводят по темноте, но напору Мишиного отца противостоять было невозможно, так что поиски продолжили с прожекторами. Как мы узнали позже, тот дядечка, который проехал мимо нас на колымаге, лёг спать дома после ночной поездки в какой-то деревушке под Шамони, а когда проснулся и увидел в новостях информацию про сход лавины, бросился звонить спасателям – рассказывать, что видел красный Рено, который наверняка попал в зону обрушения снежных масс. Жаль, что проснулся он только в районе трёх часов. Лавина накрыла немаленькую часть дороги, так что к нам долго пробирались. Обнаружили по биперу, но могли бы раскапывать ещё столько же, если бы Миша не раскопался сам. Я была потрясена, когда французские спасатели вытащили меня на поверхность. Словно младенца из утробы. И вот она – жизнь! Она продолжалась! Вселенная меня услышала! Правда, чуть позже оказалось, что Вселенная услышала Даху…

Ну, у неё всегда был голос громче.

А пока я щурилась от света прожекторов, слегка подослепшая от постоянного мрака, и отчаянно ища глазами Мишу. Увидела, наконец, его и выдохнула с облегчением. А ещё я увидела Егора с ребятами, бородатых французов в оранжевых жилетах и Мишиного отца. В сердце стало мало места от благодарности.

– Товарищи, у вас теперь ещё один День рождения, на двоих! – радостно сообщил нам Егор. – Вы нереальные везунчики!

Я пока ещё всего этого не осознала. Морозный воздух обжигал и пьянил. Как я услышала краем уха, ниша спасла нас не только от падения в пропасть. За то время, пока мы находились в снежном плену, мы бы уже задохнулись, если бы не трещины в скальной породе, через которые хоть и скудно, но воздух всё-таки поступал.

– У вас хорошие друзья, – сказал нам с Мишей его папа, когда мы летели в вертолёте в Женеву. – Но никаких Парижей. У вас может быть гипотермия и последствия недостатка кислорода. С этим не шутят.

Впрочем, в этот вечер мы и не рвались. Миша не выпускал мои руки из своих, словно боялся, что я растворюсь, стоит разжать пальцы. Но куда же я от него денусь? Мой герой! Он спас мне жизнь! Еле живой. И я рядом, как медуза. Сил шевелиться совсем не было и говорить – тоже. И согреться никак не получалось. Мелкую дрожь в теле было не унять ни шуршащими фольгой одеялами, ни чаем в стаканчиках из-под термоса. Зато мы были рядышком, вместе. Живые. Я украдкой поцеловала Мишин стриженный затылок, и вдруг увидела, что Валерий Иванович смотрит на нас, а уголки его глаз блестят.

Заметив мой взгляд, господин Бургасов отвернулся. Не знала, что камни умеют плакать… Нет, он и не камень вовсе. Хоть и немного пугает меня, нависая над нами неотступно, как глыбина с сконцентрированной, слишком плотной энергией. Я её прямо чувствую и сжимаюсь.

А потом показалась белая Женева, вся в огоньках, словно в новогодней рекламе Кока-Колы, светлая даже ночью после нашего долгого пребывания в холодной, снежной норе. Нас куда-то повезли. Меня клонило в сон – расслабление после напряжения было тотальным и размазывающим, у Миши тоже. Его папа быстро и громко построил персонал в роскошной женевской больнице, частной, наверное. Врачи засуетились, обращаясь с нами, как с членами королевской семьи. Я, честно, была к такому не готова. Аж неловко стало. Больше всего меня удивила фраза господина Бургасова:

– Это мои дети! Оба! С ними всё должно быть в порядке! Иначе всех разгоню! – интонации при этом были точно такими же, как у Миши на собрании. Только ещё побасистее.

У них все так в семье разговаривают?! Ой.

– Это папина клиника. На его деньги построена, – пояснил Миша тихим сипом, увидев мои расширенные глаза. – Я не могу дозвониться мсьё Одюльмеру. А впрочем, уже и так всё пропало.

– Зато мы живы. Я и Дахе дозвониться не могу. Даже Маню не берёт, заняты чем-то.

– Ничего, завтра на папином самолёте полетим, разберёмся как-нибудь.

– А почему у вас с папой разные фамилии?

– У меня мамина. Я родился вне брака. Когда мне было три года, родители поженились, но у папы были сложности, разборки на государственном уровне. У него хотели бизнес отжать. Там реальная война была, ну, девяностые, всё такое… Он и решил оставить мне ту фамилию, чтобы конкуренты не охотились, и газеты не писали. А потом уже как-то менять не с руки было.

* * *

Нас обследовали на всю катушку, анализы, кардиограмму сделали, и оставили до утра в больнице на всякий случай, предоставив две отдельные палаты, похожие на гостиничные номера класса люкс. Но Миша пришёл ко мне, и мы заснули в обнимку в больничных пижамах на одной кровати. Перед сном я, растворяясь в Мишином тепле, тонула в мыслях. Собственная клиника в Женеве. Свой самолёт. Квартира в Париже. Бизнес-войны, конкуренты, разборки на государственном уровне. У Миши свой завод. У его папы банк и ещё уйма всего. Хм… Это были другие реалии другой жизни.

И тут такая я, с квартиркой на сорок два квадрата, с весьма условным ремонтом, котом, канарейкой и бугенвиллиями, преподаю в своё удовольствие иностранные языки, перевожу и книжки пишу потихоньку. Материала, кстати, набралось за наше путешествие сразу на три.

А потом представилась моя мама со своим фито-садом в горной деревушке, с вырезанным любовно из дерева вороном, карпами кои во врытом в землю жбане, украшенном под японский прудик, печка, которая дровами топится. И мой папа с многочисленными детьми и бывшими женами в друзьях, всеми такими буддо-кришнаитскими, в пути по йоге к просветлению. Что ж, кажется, даже одной встречи «сватов» хватит, чтобы стать незабываемой. Из серии «кошмары» и «трагикомедия». Я заснула, ухватившись за идею, что надо бы свадьбу с Мишей сыграть, скрывшись от всех, чтобы избежать классово-социального конфликта…

Проснулась я от взгляда. За окном было светло и снежно. Валерий Иванович Бургасов сидел в кресле напротив и смотрел на нас с Мишей. Почти с любовью, но очень деловито. Ой, хорошо, что я одета! Миша почувствовал, что я встрепенулась, и тоже проснулся. Обернулся, крякнул спросонья.

– Папа?!

– Ну, дети, – сказал Валерий Иванович. – Довольно спать. Я решил. Свадьбу будем праздновать в Петербурге. В Шереметевском дворце. Там вполне прилично.

– Э-э, а ты не хочешь нас спросить? – спросил Миша, протирая глаза.

– Так, сын, не будем снова про снег и бамбук. У нас не «Что? Где? Когда?». Я уже за вас подумал. И всё решил.

Я моргнула, натягивая на себя одеяло. Странно, что он мнение изменил. Я чего-то не знаю? И ведь вряд ли скажет…

– Вот видишь, твоя Вика согласна, – сказал Валерий Иванович, вставая. И погрозил мне шутливо пальцем: – Будет не согласна, отберу у тебя завод и по миру пущу. Просыпайтесь, дети, сейчас принесут завтрак. Если не понравится, скажете. Уволю тут всех к чертям собачьим.

Он вышел, оставив нас смотреть друг на друга и хлопать ресницами. Миша первым подал голос:

– Тебе не кажется, что пора делать ноги? – и тут же бодро вскочил с кровати.

– Да, и быстро. А то нам сейчас будут насильно причинять добро.

– Пока не взвоем. До хруста в рёбрах и дырки в темечке.

Я хмыкнула:

– Нет, Шереметевский дворец, ничего, конечно.

Миша закатил глаза к потолку. Я прыснула, выбираясь из тёплой постели:

– Для экскурсии. Но лучше жениться где-нибудь тихо, быстро и безболезненно.

Миша притянул меня к себе:

– Ты – мой человек.

– Твой, – ответила я. – Только не превращайся в папу. Обещаешь?

– Обещаю.

– Смотри, я буду следить.

– Но на работе я всё равно всех буду кошмарить, – хмыкнул он, – если завод не успеют отобрать.

– Миша! – с укоризной воскликнула я.

– Не волнуйся. Я буду празднично и со вкусом раздавать всем люлей, и приходить домой расслабленным и спокойным.

– Иначе никак?

– Неа, – сделал он смешную гримасу. – Я ведь профессиональный удав.

И тут позвонила Даха и потребовала громкую связь.

– Прости, Миша, но вчера мы пошли вместо вас на переговоры, и я сказала, что я твой официальный представитель, – заявила она. – И, похоже, я тут тебе пригожусь. Потому что… – она затаила дыхание, – уррааа! У тебя есть контракт! Два!

– Мишель, ты поедешь ко мне в Антарктику, как ты мечтал! – орал в трубку довольный Маню. – Твои инвесторы хотят срочно с тобой встретиться в Париже! Завтра крайний срок! Ты как, на ногах? Вроде твой отец сказал вчера, что да. Я обещал американцам, что ты будешь присутствовать при монтаже нового насосного оборудования на новой станции. Ураа! Мы едем с тобой на полюс! За чужие деньги!

– Э-э… – сказал Миша.

А потом мы смеялись, моргали и открывали рты, слушая про все авантюры друзей. А они ахали и волновались, слушая про наши. И Добров звонил. О здоровье справлялся, приглашал в Ростове вместе выпить и сказал, что нам скидка будет на аренду офиса, он так решил. Пока копал.

– Спасибо! – ответили мы, опешив от щедрости.

– Друзья – это хорошо, – только и резюмировал Миша, почёсывая в затылке. – А у тебя часто так?

– Ну, с арендой офисов как-то нет, а вот массаж лица бесплатно или порадоваться от души – это да.

– А-а, здорово… И, кажется, заразно, – улыбнулся он.

Не успели мы положить трубку, задребезжал зарядившийся Мишин телефон. Это был тот самый замминистра.

– Михаил, приветствую! – сказал он так громко, что и мне было слышно. – Я хотел бы встретиться с вами по поводу госзаказа, который пришлось отложить из-за моей болезни. Вы сможете приехать на этой неделе в Москву? Да? Ну, хорошо. Кстати, я хочу отблагодарить вашего секретаря, ту милую девушку, которая говорила стихами Пушкина и на пинках отправила меня лечиться. Врач сказал, что ещё бы день без лечения, и меня б отправили на Новодевичье. Так что я её должник. И ваш тоже. Жду вас у себя, Михаил.

– Мы женимся.

– Правильный выбор. Очень правильный. Поздравляю!

Миша положил трубку и посмотрел на меня большими глазами:

– Госзаказ. Нам. Дают.

– Ура! – я бросилась его обнимать. Но вышло недолго, потому что позвонил мой папа:

– Доча, ну ты из Парижа приехала? Нет? А где ты, ребёнок? В Женеве?! Нам так не жить! Тут Славик влюбился и пытается нам сбагрить твоего кота. Возвращайся скорее.

– Пап, я замуж выхожу, – сказала я.

– О, дело хорошее! Приводи знакомить, поделюсь опытом! – весело сказал папа. – У нас тут как раз открылись семинары по семейной тантра-йоге, самое то! Чакры откроете, прочистите! Полный кайф! Только кота кормить я не буду.

– Хорошо, папочка, – ответила я, вспоминая количество папиных жён, по паспорту и без, и думая, что лучше обойтись без обмена опытом…

На вопросительный Мишин взгляд ответила:

– Зовут кота кормить. И чакры прочищать.

Даже поцеловаться не получилось, ведь через секунду позвонила мама:

– Викуся, папа сказал, надо к свадьбе готовиться?! Грибочки, варенье, орехи я передам. Или лучше самой приехать?! Хотя что я спрашиваю, конечно приеду! Ты же знаешь, мама быстро организует, сама только не решай без меня!

– Ага, – ответила я. – Я перезвоню. Целую, люблю.

Когда я положила трубку, Миша смеялся громко, до слёз:

– Всё решено! Займёмся тантра-йогой в Шереметевском дворце, закусывая грибочками с полярными медведями в обнимку.

– И чакры прочистим насосами, – расхохоталась я. – Тогда и поженимся!

Мы смеялись до колик, хлопая себя по коленкам, пока нам не принесли по-королевски роскошный завтрак. Видимо, швейцарскому персоналу не хотелось терять работу. А ещё прямо в палату привезли наши раскопанные вещи и паспорта. Это был знак!

Мы быстро оделись и написали записку Валерию Ивановичу следующего содержания:

«Папа, мы тебя любим. Убежали жениться. Завод не отдадим. Не обижайся. Миша и Вика».

* * *

В обед, 18 ноября, в субботу, в маленькой швейцарской деревушке возле Женевы, священник, без долгих уговоров, обвенчал нас в церкви с высоким тонким шпилем. И было тихо, просто, тонко и на душе празднично. Только для нас двоих.

А потом я, наконец, спела для Миши “La vie en rose” в маленьком сельском кафе, и он был счастлив. Почти до слёз. Поднял меня на руки и кружил по пустому заведению, как самое большое сокровище. И уже не я, а Ив Монтан пел из динамиков про жизнь в розовом цвете, а пожилой бармен вздыхал, опираясь локтями о стойку.

Мы были вместе. Живые. Остальное не важно.

Ошо говорит: «Лишь сердцем можно видеть правильно». И наши с Мишей сердца рассмотрели друг друга сами, несмотря на все уловки ума и выдумки! Наши сердца затанцевали, узнавая своё отражение, и расцвели! Почему? Никто не знает.

Любовь – это тайна! И чудо! Вселенная такая большая, что ей не жалко чудес! Мир уже сияет любовью и счастьем, он из них соткан, надо только рассмотреть. Счастья хватит всем. Даже образцовым удавам и несъедобным кроликам))))

– К О Н Е Ц —