Какое счастье, когда можно спать вместе, не таясь и не оправдываясь. Хотя мы и не должны, мы взрослые, независимые люди, но всё-таки… Я была безмерно счастлива от того, что все эти сложности, папы-бабушки-дяди, похищения-бараны, шекспировские трагедии и комедии остались во вчерашнем дне. И мы больше не Ромео и Джульетта, не Отелло и Дездемона, а просто я и Андрюша. Отчего-то я была в этом уверена.

Ласковое солнышко улыбалось в окна светлой королевской спальни. За шторами вдали вырисовывались контуры гор. Мы лежали с Андрюшей совершенно голые и спали. Точнее, он спал, а я давно проснулась и рассматривала его, как жадный эльф своё сокровище.

Мой прекрасный царевич расслабленно обнимал одной рукой подушку, уткнувшись в неё своим аристократическим носом. Ноги разбросал в позе бегуна. И был он сейчас совсем мальчик и ни капли не тиран, несмотря на атлетическое телосложение, на выдающийся рельеф мышц и размеры крупного мужчины.

Мне хотелось его трогать везде, гладить, целовать. Обвить руками или забраться сверху, прижаться всем телом к нему, горячему даже на расстоянии. Но я не шевелилась. Я приподнялась на локте и смотрела, стараясь не разбудить даже дыханием.

Потому что я ни на что не променяю эти минуты утром, когда Андрюша никуда не спешит, не надевает пиджак и галстук, не рычит по телефону, не становится серьёзным и жутко деловым! Когда он спит вот так рядом, доверчиво и сладко, чуть посапывая или переворачиваясь с боку на бок через каждые три минуты, он мой. Абсолютно мой! И я чувствую себя царицей.

Судя по звукам за окном, люди уже начали просыпаться или приходить на работу. Кто знает, может, они спозаранку приходят пить вино вместо кофе в кафе? Изучив за неделю привычки грузин, я этому не удивлюсь. В Тбилиси я такое видела. Впрочем, утром Грузия ленива, и голоса снизу, и позвякивание посуды было тоже размеренным и ничуть не мешало нежиться в постели.

Вчера нас с Андреем хватило только на душ и бухнуться на кровать без задних ног. А сегодня я поняла, как соскучилась по нему, как изголодалась не в гастрономическом смысле. И было невероятно сложно удержаться, чтобы не напасть на спящего моего красавца самым неприличным способом. Меня разрывало пополам на «жалко будить» и «до чего же он соблазнителен», мой муж.

Мне так нравилось перекатывать на языке эти два коротких слова, что я окончательно отвергла слово «жених», как какое-то устаревшее и неподобающее. Пусть хоть одна образина попробует у меня его отнять, или меня у него! Ух, что я сделаю!

Я выдохнула из себя жар и всё-таки нежно-нежно, невесомо прикоснулась к выступающему из-под белой простыни бедру. Андрюша чуть пошевелился, я замерла.

– Ромашка, – пробормотал он и перевернулся на спину.

Красивый. Идеальный в своей наготе.

– Как жалко, я тебя разбудила, – вздохнула я, на самом деле счастливая до безумия.

Его сонные глаза мгновенно засветились.

– Иди ко мне…

Кожа к коже. Беззастенчивые касания, поцелуи. Плавная нежность разгорелась до пылкой страсти. Тепло, горячо, огненно – так всегда у нас. И всегда по-разному. До мягкого изнеможения у меня, до расслабления у Андрюши, которое вскоре переключается на желание вскочить с постели и начать завоёвывать мир. Но сегодня мой любимый сбегал в душ и вернулся, делая меня ещё более счастливой.

– Я надеюсь, спасатели уже нашли твой паспорт, – сказал он, наконец, бодро.

– А мне совершенно всё равно, – улыбнулась я, проводя по его ноге пальчиком. – Штампы не штампы, ты мой муж, а я твоя жена.

– Я бюрократ, – хмыкнул мой царевич. – Предпочитаю всё регистрировать официально.

– Я согласна, – ответила я и потянулась довольно.

И тотчас была вновь зацелована до кончиков пальцев и сладкой истомы.

На голубоватые, зеленые изгибы гор разбрызгивало свою любовь солнце, придавая им тёплые оттенки. Слышно было, как журчит вода в гигантском фонтане из квеври и поют птицы.

– Всё-таки в Грузии потрясающе красиво! – вздохнула я. – Знаешь, мне будет жаль отсюда уезжать.

Андрей чуть склонил голову.

– А ты бы хотела остаться?

– Я хочу быть там, где ты, – улыбнулась я. – И Машенька.

– Это здорово! Но если бы мы были там, где ты, – вдруг спросил он, – где бы ты хотела сейчас быть?

– Здесь.

– Несмотря на всё-всё-всё? – с прищуром уточнил Андрюша.

Я кивнула.

– Может, конечно, не навсегда, но хотелось бы побыть здесь дольше. Это так странно и так притягательно, так ново – узнавать то, что хранила вторая часть тебя. Традиции, культуру, воздух, которым дышал мой папа, всю его большую сумасшедшую семью, частица которой есть во мне… Темперамент, который можно не сдерживать, голос, который можно проявлять.

– Твой темперамент мне очень нравится, – заявил Андрюша и снова опустил голову к моему животу. Заставил громко всхлипнуть и опять загореться.

– А вдруг я перестану быть для тебя… Ромашкой, – сквозь стон и вдох выговорила я.

– Мне нравятся все цветы без исключения, – проговорил он, перемещаясь ниже. – Главное, чтобы они были ты…

И я, не успев напрячься, сразу расслабилась.

– Как хорошо ты сказал… Но всё равно, я хочу быть там, где ты. И всё.

– И убегать не будешь?

– Только под ближайший стол, – заверила я.

– Но выбирай не стеклянный, – хмыкнул Андрюша.

Новый поцелуй прервал стук в дверь. Мы оба закатили глаза. Не успели подумать, кому бежать и что надеть, из холла при гостиной послышался гортанный голос горничной.

– Извините за беспокойство, я принесла вашу одежду. Оставлю её у входа. И махровые халаты свежие.

– Спасибо, – выкрикнули мы.

Дверь закрылась. Но поцелую не суждено было продлиться долго. Через пару минут в дверь опять постучали.

– Сейчас я всех пошлю! – по-боевому вскочил с кровати Андрей, обернул бёдра полотенцем, которое подобрал с тумбочки, и пошёл разбираться.

И тут я услышала голос, от которого захотелось спрятаться под кровать и притвориться, что меня здесь не было.

– Сын! Андрей! Живой, Слава Богу! – пробасил Виктор Геннадьевич.

Я натянула на себя в ужасе простыню и даже покрывало затащила с пола.

– Папа?! Ты как сюда попал?! Здрасьте… здрасьте… – ошеломленно пробормотал Андрюша. – Э-э, туда нельзя, стоп…

– Разобрался? Нет? Да? Ничего, теперь я разберусь! – выпалил Виктор Геннадьевич напряжённо, словно собрался кого-то высечь.

И волна негодования вскипела во мне: опять?! Палки приехал в колёса ставить?!

Скрипнула дверь, и послышались шаги.

Ну уж нет! Я вам не мышь серая из офисного угла!

Я молниеносно натянула валяющийся у кровати пеньюар, он спас мало, поэтому я накинула на плечи покрывало, как плащ, завернулась в него и вышла навстречу строптивому свёкру, храбро шлёпая по ковру босыми ногами. И сразу на ходу рявкнула:

– Не нужно разбираться! Зачем разбираться?! Никто вам разбираться не позволит!

У входа в гостиную рядом с Андрюшей стоял Виктор Геннадьевич и наши амбалы из «Жирафа». Все взгляды устремились на меня. Я завернулась поплотнее.

– О, Катерина! Нашлась, – с облегчением выдохнул старший Жираф и вытер платком высокий лоб там, где не так давно сияли залысины.

Я облизнула пересохшие губы и выдавила вновь прибывшим:

– Доброе утро, Виктор Геннадьевич! Николай Иваныч… Здравствуй, Юра, Глеб.

– Папа, а зачем ты с охраной? – оторопело спросил Андрей.

– Как зачем?! Выручать вас приехали, ребята ведь наши из спецназа. Мы срочным рейсом! Пускать в гостиницу не хотели! Пришлось чуть ли не приступом брать!