Но на следующее утро мы решили со свадьбой не торопиться. Сбегать нам больше и доказывать, что мы не бараны, не надо.
Даже Виктор Геннадьевич после всех событий смягчился и уже целых пять раз соизволил мне улыбнуться! Поэтому мы с Андрюшей с лёгким сердцем согласились подождать ещё недельку. Уж очень бабушке Алико хотелось закатить праздник так, чтобы вся Алазанская Долина запомнила. И гостей, гостей побольше!
– Не будем ей мешать, – сказал Андрюша, целуя меня в висок.
– Не будем, – кивнула я и подумала, что выберу, наконец, красивое подвенечное платье.
Я на самом деле, так мечтала, чтобы нас всё было по-настоящему: и платье, и венчание, и танец, и торжественный обмен кольцами. Как в самых красивых романах про любовь. Я, наверное, старомодна…
И, видимо, по этой же причине я сегодня с утра так волнуюсь. Вдруг опять кто-нибудь похитит? Хотя оружие у меня всегда с собой.
Как не повезло героям Шекспира, как повезло нам! Я думала, что мне нужны тишина и спокойствие, а на самом деле я хотела говорить громко. Мне это понравилось! Особенно по делу. Это невероятное чувство – знать, что я могу высказаться, и меня слышат!
Сложно не услышать, конечно…
Но, чтоб мне больше никогда не пить грузинского вина, я точно знаю теперь – я не ошибка родителей и недоразумение в кубе, я имею право на любовь и голос!
На самом деле, каждый, кто родился на свет, уже по одному этому факту имеет право и на любовь, и на то, чтобы его слышали! На жизнь и на свободу! На выбор и на то, чтобы быть счастливым! И не нужно оправдываться, быть хорошим, прятаться под стол и стараться, чтобы тебя не заметили.
Да, конечно, всякое бывает – бывает больно, бывает плохо, бывает несправедливо, но оно проходит! И на дне самой глубокой боли хранится ответ на твой вопрос, а в ядре страха – сокровище. Главное, не забыть об этом.
Впрочем, мне кажется, что я уже никогда не забуду.
Я искренне сочувствую Джульетте и Дездемоне за то, что Бог не наградил их даром рявкать, как меня. Так удобно – едва кто-то проявляет недовольство, достаточно намекнуть: «Сейчас спою», и сразу всё само собой налаживается.
В глазах моих новых родственников, сотрудников Санатрело и жителей Мцрели зародилось уважение. На меня глазели и оборачивались, иногда слышался шепоток. Думаю, и сюда донеслись слухи про обвал. Жуть как интересно, во что они превратятся лет эдак через сто (если кто-нибудь вспомнит, конечно). Так и представляю, как рассказывает залихватский грузинский экскурсовод: «Похитили однажды в Мцрели невесту, а она превратилась с дракона и обрушила горы. На этом месте, уважаемые туристы, когда-то была дорога и целый город, а теперь водопад и пещера под названием «А, чтоб вас всех!» Ой, нет, не романтично. Но романтичное не придумывается, только что-нибудь ещё хуже, типа «Щас как дам с ноги» или «Гав».
Я хожу вся такая таинственная, скоромный носитель громкого звука и гроза ушных перепонок, и хихикаю потихоньку, когда у меня с широко раскрытыми глазами спрашивают: «А правда?..». Я стараюсь не петь, только всё равно постоянно что-то напевается, тихонько и под нос – во избежание… Но настроение каждый день прекрасное! Только вот сейчас волнуюсь…
* * *
Утро щекотало занавески солнечными лучами. Ветерок из окна доносил запахи цветов и свежести. Пионы в вазах распространяли вокруг себя чудесный аромат. Это оно – то самое утро!
Я подошла к зеркалу и взглянула на себя с волнением. Боже, не верится, что это я!
Ажурный лиф с тончайшим итальянским кружевом, переходящий в белоснежную юбку, пышную, как в последнем фильме о Золушке. Мне так хотелось именно такую! Чтобы ах, и все расступились, потому что места мне надо много…
Немножко непривычно и неудобно, конечно, – талия стянута, юбки тяжёлые, хотя внешне кажутся невесомыми, но как же это прекрасно! Я приподняла руки и медленно повернулась перед зеркалом, под шелест тканей разглядывая в отражении открытую спину, ювелирно уложенные волосы, нежные жемчужные капли в ушах. Приподняла юбку и выставила вперёд ступню в изумительных босоножках с изящной вышивкой на широких, обхватывающих тонкую щиколотку кружевных перепонках. Каблук высоченный, но удобный. Как хорошо, что мой царевич такой высокий и статный! Теперь и я рядом с ним буду, как…
– Плинцесса! – раздалось восторженное и удивлённое за моей спиной.
Прежде чем я успела обернуться, рядом послышалось весёлое топочение пяточками. И Маруся обежала вокруг меня раза три, чуть не перевернулась о шлейф, и я подхватила её на руки.
– Чудо моё кудрявое! – поцеловала я румяную щёчку.
– Жирафёнок! Я не успеваю за тобой! – послышалось из дверей, и в комнату влетела Агнесса, моя почти-тётя, гораздо роднее родной. Как всегда яркая, будто только что из Болливуда, с громадными серьгами в ушах, бусами на шее и невообразимым нарядом. Она остановилась, как вкопанная, и ахнула: – Я всегда говорила, что ты красавица! Но это просто вообще! И с Жирафёнком одно лицо просто.
Я рассмеялась и Маруська тоже.
– Я не жилафёнок, я плинцесса! – хихикала моя девочка, смешно морща носик. – Как моя Катя!!!
И тихое волнение закончилось. Началось громкое. Потому что в комнату хлынули женщины и девушки рода Кавсадзе во главе с бабушкой Алико в просторном балахоне, впервые не чёрном, а нежно-лиловом, словно она сняла, наконец, траур…
– Вай, мой девочка! Вай, драгоценный! – неслась на меня с объятиями моя супер-бабушка восьмидесятого уровня. – Звезда мой глаз!!!
Я улыбалась и не знала, на кого смотреть. Среди малознакомых лиц мелькала Диана, мой тренер по пилону, любимая Анечка с работы и Андрюшина мама. Бабушка забрала у меня Маруську и жаждущие прикоснуться к невесте окружили меня с восклицаниями и вздохами:
– Какая красавица! Самая! Вах! Чудо просто! Покружись!
Все расступились, и я, смущаясь, закружилась, слегка опьяневшая от внимания и эйфории. Хоть бы, хоть бы меня никто не украл! Ну, пожалуйста…
Нет, наверное, побоятся, вспомнив слухи про голос и про уголовное дело против Бадри и дядюшку Уго.
– Вай, не троньте мой девочка, – ревниво сказала бабушка, когда все кинулись меня обнимать, – причёску испортите!
Из распахнутых дверей донеслось:
– Фотограф пришёл! Кто на фотосессию для гостей?
И мои дамы, уже наряженные и ещё не до конца одетые, бросились на выход, топоча, как стадо предсвадебных бегемотов. А на вид вроде не толстые…
Остались я и бабушка. Она взяла меня за руку и посмотрела долго-долго, карие глаза наполнились слезами.
– Сердце мой, – всхлипнула бабушка.
– Не плачь, бабушка, – растрогалась я. – Ты чего? Ведь всё хорошо!
– Это я от счастья, – вытерла слезу она. – Так долго я ждал счастье!
Мы обнялись. Я почувствовала родное тепло, пахнущее французскими духами, виноградом и пряниками. Сердце расширилось.
– Я тоже так долго ждала тебя, – прошептала я бабушке в щекотные густые пряди над ухом.
Мы замерли друг у друга в руках. И в молчании я чувствовала больше, чем она рассказывала: её внутреннюю силу, позволившую не сломаться за целый век горя и одиночества, её нежность, спрятанную глубоко под покровом царь Тамар, её любовь, большую, как Кавказский хребет, её трепет и воспоминания о моём папе, об ушедших детях, муже, её талант в борьбе и смирении. Ведь победа приходит только к тем, кто умеет сражаться и, победив, готов сложить гордость перед высшим. Одно без другого невозможно. Как две стороны одной монеты.
– У Святой Нины вымолил тебя, мой сердце! – тихо проговорила бабушка. – К ней и поедем сегодня.
– Венчаться?
– Да, венчаться, мой дорогой, – ласково погладила меня по щеке бабушка Алико. – И за чудо спасибо сказать.
Она чуть отстранила меня обеими руками и доверительно, тихо-тихо шепнула:
– Ты у Святой Нино за детки попроси! Она добрый, она даст…
В нашу благоговейную тишину ворвались сигналы машин с улицы, трубные звуки, похожие на горны, и истошные крики:
– Едут! Едут! Жених! Караул!
Что-то бабахнуло. Я выглянула в окно. Ой, кортеж не видно!
Бабушка шморгнула носом и хитро улыбнулась:
– Вах, такой драгоценный Кати! За дёшево тебя не отдадим.
– Отдавайте! – испугалась я. – Даром!
Сердце моё забилось быстро-быстро. Я бросилась к лестнице, чуть не споткнулась, вовремя ухватилась за украшенные цветами и воздушными лентами перила. Немногие дамы толпились у входа, остальные, видимо, уже отправились «торговаться» с женихом.
Разудалая музыка, шум голосов и смех раздавались из-за дверей. Мне отчаянно хотелось туда! И правда стало страшно: вдруг не отдадут меня Андрюше, я тогда в окно или через крышу сбегу. Мне не привыкать!
И вдруг я услышала вскрик Андрюшиной мамы:
– Не трогай козла!
– Это мой балашек! – в ответ восторженный вопль Маруськи. – Мапа, забилай Катю!
Двери распахнулись. В особняк вбежал украшенный алыми лентами баран. И Маруська за ним с диким хохотом. Это традиция? Или меня снова на барана обменяли?