Андрей даже не зашёл. Проводил до двери, проверил, не кидаются ли в драку лестничные перила, не кусаются ли замки. Лифт тоже вёл себя прилично.

– Ну вы их арией оглушите, если что, – подмигнул царевич. – Спокойной ночи!

– Спокойной ночи… – пробормотала я ему в пиджачную спину, а затем крикнула негромко вслед: – А кровь смыть?

Он только махнул рукой и сбежал вниз по лестнице.

Жаль… Я уже такого себе напредставляла.

Зашла в квартиру, оперлась о стену и коснулась пальцами губ. Они были горячими. Ум мой – враг мой. Отключить бы. Увы, не знаю, как. Живут же люди как-то без мозгов, и хорошо живут – не придумывают всякой ерунды; радуются инстинктам и не ночуют в одиночестве, не зная, куда приложить горячие губы. Мои придётся прикладывать только к гречке, когда сварю.

Интересно, когда Андрея ударили, я мгновенно забыла обо всём и включились именно инстинкты. До сих пор не выключились. Сейчас я бы впустила его к себе, даже несмотря на обвалившиеся на кухне обоины и хаос на кровати. Но он больше не спрашивал. Неужели испугался?!

Зато его не побили. Это главное! От вида разбитой брови и струйки крови по правой скуле красивого лица Андрея у меня сжималось сердце. И нельзя было забыть о вопиющем факте: он снова бросился мне на защиту! У меня внутри потеплело. В горле тоже было тепло и хорошо, словно трубе, в которую давным-давно не пускали огонь из очага и вдруг пустили. Труба ожила и обрадовалась. И очаг – мой живот – почувствовал жизнь и жар.

Вспомнилось, как после ломки голоса, в шестнадцать, я распевалась дома. И захотелось спеть не оперное, а «Я свободен» Кипелова. Пока бабушки не было. Спела. Тогда треснули две рюмки в буфете и соседи полицию вызвали – бабе Соне с третьего что-то странное примерещилось. Я больше на полную громкость дома не пела, только в Лендворце на занятиях кружка. Правда, учительница по вокалу, бабушкина старая знакомая, не очень меня жаловала. Постоянно говорила, что я ору. Мол, «драть глотку легко, а ты попробуй тихим голосом взять за душу». И я пела всё тише, и тише, и тише, пока вовсе не перестала. А вообще я могу так крикнуть, если мышцы живота напрягу правильно и голосовой поток пущу вверх, в голову по позвоночнику, что на другом берегу Дона меня услышат. Только кому это нужно? Я не нарушаю ничей покой и всегда молчу. Даже перевожу, в основном, письменно.

В телефоне тренькнуло сообщение. Я посмотрела и вспыхнула радостью – от него.

«За дверью».

Я распахнула входную дверь в надежде увидеть царевича, но его там не было. На площадке стояли два пакета из супермаркета.

Раздался новый треньк в телефоне. Посмотрела. В сообщении в Вотс Апе было написано:

«Не гречка», и куча смайликов.

«Спасибо», – ответила я, улыбаясь телефону. – «Не стоило…)))»

«Говорят, что у гречки есть глазки. И они смотрят)))»

«Глазки???» – мои чуть не выпали.

«Писательница есть такая. Пальмира Керлис, роман «Бесконечно белое». У неё так написано»

«А-а»

«Почитайте»

Странный он. И жизнь тоже странная, – подумала я и принялась разгружать еду в пустой холодильник. А насчёт угощений я царевичу наврала – у меня ещё было сливочное масло и лимон… Теперь можно гостей приглашать со всеми этими пластиковыми судочками и разносолами.

Почему-то мне стало хорошо.

Я переоделась в домашнее, вымыла руки, а потом включила музыку и закружилась по пустой комнате. Танцевать так замечательно! И свободно, когда никто не видит! Жаль, пилона нет. Я вспомнила о Диане, обещанном ей переводе и проваленном задании «скопируй книжку». Ответственность перевесила, и я ей позвонила:

– Привет. Скажи, а обязательно книгу возвращать через неделю? У меня возникли с этим некоторые проблемы.

– Привет, – весело ответила Диана. В трубке послышались оживлённые голоса, потом стихли, словно она вышла в другую комнату и закрыла дверь. – У нас тут вечеринка, у Славиковых родителей. Они классные! Насчёт книжки я спрошу, ладно? Как у тебя состояние после первой тренировки?

– Весь день тело болело, а сейчас я забыла о боли.

– Ванну горячую или душ прими, – посоветовала Диана. – Чтобы молочная кислота в мышцах не скапливалась.

– Спасибо за совет, – улыбнулась я, но осмелев после сегодняшнего вечера, спросила: – Диан, ты ведь тренер, разных девушек видишь, скажи, много таких, как я, неуклюжих?

– Ты не неуклюжая, Катюш, – ответила мягко Диана. – Физические данные у тебя хорошие. Ты скорее скованная психологически.

– Это так бросается в глаза? – обеспокоилась я и представила себя косолапым медведем на канате. Может, поэтому царевич подсмеивается надо мной?

– У меня просто глаз намётанный, я ведь на рефлексотерапевта учусь. Изучаю людей, как они себя держат, как тело отражает психологические блоки или их отсутствие. И практикую уже на тех, кто не боится.

– Я не хочу быть скованной, – призналась я. – Это можно исправить?

– Конечно, можно. Просто надо работать над собой.

– Как? Я всегда пытаюсь быть правильной…

– А вот этого не стоит, – почти ласково перебила меня Диана. – Нет правильного и не правильного, просто будь собой.

Я растерялась.

– А я не знаю, как…

– Ты слишком хорошо воспитанная. А воспитание – это комплекс неврозов, который необходим, конечно, чтобы социализироваться в обществе, но в целом, делает тебя просто удобной для других людей. Не собой.

Я поражённо молчала. Диана не торопила меня. Наконец, я вздохнула:

– Да, для большинства я удобна. Не мешаюсь…

– А для себя? Извини, что спрошу: ты счастлива? Можешь не отвечать, просто подумай над этим.

А что тут думать? Я посмотрела на крюк на потолке и ответила:

– Нет. Не счастлива. Но хочу. Я хочу быть счастливой. И что-то делать для этого, раз надо.

– Это здорово! – снова, судя по изменению голоса, улыбнулась Диана. – Хотеть. И уметь признаться в этом.

– Но ведь лучше мне от этого не станет.

– Сразу – нет, хотя не врать себе – это первый шаг. Всё начнёт меняться, если захочешь работать и дерзнёшь что-то поменять в своей жизни. Только под лежачий камень вода не течёт. Как говорят мудрецы, в бездействии нет радости. Поверь мне, я знаю, о чём говорю. Я была так глубоко… мне есть с чем сравнить. Даже с самого дна можно подняться.

Я подумала о пилоне, представилась Диана, эта яркая азиатская красавица с явным осознанием себя и багажом за плечами, шест, стриптиз-клуб, купюры в трусах, наркотики, выпивка… Может, только игра воображения, но я не стала спрашивать. Это не интеллигентно.

– Я хочу работать, – произнесла я. – Только не знаю, с чего начать. Денег у меня нет из-за кредита, времени – из-за работы.

– Но, видишь, какая ты умница – на поулдэнс взяла и записалась.

– И на курсы китайского языка шеф пойти заставил. Собственно, и про шест… он говорил… В шутку, но…

– Ух ты! Крутой шеф! Очевидно, это твой гуру.

– Гуру? – удивилась я. – Да нет, он далёк от всякой эзотерики и религии, просто менеджер. Очень требовательный менеджер. Местами тиран.

– Ну, так это и есть гуру! – воскликнула Диана. – Каждый, кто толкает нас к развитию, под напряжением или наоборот, с любовью, является в жизни нашим гуру, учителем то бишь. А учителя стоит любить и уважать.

«Любить», – повторила я про себя и улыбнулась. Что-то внутри меня было очень не против его любить. Если, конечно, страх за угол задвинуть и тряпочкой накрыть.

– А вообще твоя скованность, – словно услышала мои мысли Диана, – говорит о страхе. Может, о страхе поступить неправильно. Может, о страхе унижения и нелюбви. Мы ведь когда пугаемся, тоже становимся ригидными, тело как бы холодеет, словно у животных, которые притворяются мёртвыми, чтобы их не съели.

– Какая интересная версия, – пробормотала я.

Я уж точно в большинстве критических случаев превращаюсь в замороженного суриката – бери, клади на плечо и неси куда хочешь: «я мёртв и не дышу; трупнинки не желаете?». Я сглотнула.

– И что с этим страхом делать, ты случайно не знаешь?

– Знаю. Куча разных техник существует. Но самая простая и дешевая – сесть и написать. Просто на листик, в тетрадку, куда угодно… Всё равно показывать никому не будешь.

– А что писать?

– Какую-нибудь травмирующую ситуацию, она чаще всего сама первой на ум придёт, – пояснила Диана. – В клубе поддержки тех, кто борется с зависимостями: алкогольными, наркотическими и всякими другими, это активно используется. И эффективно. Главное, писать всё, как идёт, любыми словами, хоть матом. Надо высказаться, излить. Только потом попытаться представить себя на месте тех, кто помимо тебя участвовал в травмирующей ситуации. И тоже написать. Очень помогает!

– Это же долго!

– Может быть, и долго. Но тут уже тебе выбирать: жить со страхами, блоками, травмами и ничего не делать или делать и постепенно жить лучше. Чтобы эти травмы и комплексы не портили тебе жизнь.

– Спасибо, – вздохнула я.

– Удачи тебе! Ты классная! И жутко милая! – вдруг сказала весело и, кажется, искренне Диана. – Как зачарованная, волшебная принцесса!

Я опешила и пролепетала:

– Спасибо… Ты тоже…

Хотя она была принцесса не зачарованная, а самая настоящая и живая. Но мне стало приятно. Так меня ещё никто не называл. Почти никто. Кроме Маши…

Я отложила телефон, увидела отражение своей кудрявой головы в зеркале. И снова подумала о дочке Андрея. Почему я не спросила о ней ничего сегодня? Ведь о ней я думаю почти так же часто, как о Жирафе. В принципе, она и есть «жирафёнок», маленький и трогательный.

На душе стало ещё теплее и задумчивее, и я написала Андрею сообщение:

«Передайте Машеньке большой привет. От кудрявой Кати»…

А потом взяла ноутбук – писать я давно разучилась ручкой, мне проще печатать, – и открыла пустой файл. Я проработаю. Я весь свой воз кошмариков проработаю! Выпишу, вылью, разберу по кусочкам. И лениться не стану!

Просто очень-очень хочется быть счастливой! А вдруг буду?!