Легла я глубоко за полночь. Зато напрорабатывалась, наплакалась, наматерилась, что, кстати, мне ни капли не свойственно. Но вдруг пробило, словно цунами плотину, когда я решила разобраться с комплексами, привитыми мне бывшим мужем Мишей. И я позволила себе разозлиться, испечатав десять страниц мелким шрифтом. И поругаться! Пусть вместо Миши передо мной была лишь тускло освещённая стена и экран компьютера. Но это было что-то новое – позволить себе разойтись на всю катушку, никто ведь не видит и не осудит! Я даже подушку швырнула в дальний угол, хотела потом тарелку вдребезги, но передумала – подметать потом, и посуду жалко – её ведь кто-то делал… Оказывается, в глубине меня кипит целый вулкан страстей, как на дне океана, а я и не подозревала.

Для Миши я всегда не дотягивала: «Чуть-чуть бы похудела, что тебе, сложно? Зачем ты съела конфету, поправишься! Я бы на твоём месте это не надел. Нет денег на новое платье? Ну, малыш, не придуривайся, другие же девчонки как-то выкручиваются. Нет, я денег не дам. С этой губной помадой ты выглядишь по-проститутски. Мне надо расслабиться, а ты вечно от меня чего-то хочешь. Сколько можно плакать? Чёрт, ты для меня слишком нежная! Чувствую себя дерьмом, а мне не нравится себя так чувствовать. Малыш, пойми, я хочу нормальную, полноценную семью. С ребёнком! Ты же не можешь мне этого дать, так что не обижайся, я ухожу…»

Конечно, за нецензурности потом мне было стыдно, но зато вдруг полегчало. Я даже хмыкнула про себя, хрюкнула в гундосый от только что выплаканных слёз нос, а затем громко рассмеялась, внезапно поняв, что именно советовала мне Агнесса. Для успокоения нецензурной совести я поприседала раз тридцать. Хотя надо было около двухсот, но это когда-нибудь потом – лучше всего в понедельник Нового года, когда все приличные люди начинают новую жизнь. Мне такая отсрочка вполне подходила, и я завалилась спать. Но не выспалась.

Утром я собиралась на работу в режиме «бодрящийся тухлый помидор». Выскребла остатки кофе из баночки, ополоснула лицо холодной водой и попыталась покрутить одеревеневшими бёдрами под карибские мотивы в Ютубе. С верхнего этажа грянуло Деспозито в ответ, я подмигнула соседке Жаклин через потолок, и день начался.

Назло Мише и своим привычкам я надела по-настоящему весеннее платье – шёлковое, пастельно-цветочное, с приятно разлетающейся при шаге юбкой чуть ниже колена. Да, оно было не слишком актуально нынешней моде, но я решила причислить моё студенческое платьице, которое прислала тысячу лет назад тётя из Парижа, к неувядающей классике. И плащ не стала запахивать. Незнакомый мужчина, видимо, со мной в этом согласился, придержав на выходе из подъезда дверь и пожелав хорошего дня. Засмотревшийся на меня и шагнувший в лужу подросток с рюкзаком, разрисованным черепами, тоже добавил баллов в мою копилку «классика не стареет».

Мне не терпелось увидеть Андрея. Точнее, чтобы он увидел меня и сказал… Не знаю, что сказал, но чтобы обязательно не промолчал и улыбнулся, и чтобы в глазах мелькнуло восхищение, как тогда, на презентации. Моё поведение в Конгресс-холле вдруг показалось глупым, а Андрея – вновь героическим. И ужасно захотелось сделать ему что-то хорошее.

Увы, на работе пришлось усмирить собственные эмоции: начальство опять было не в духе. ВГ терроризировал начальников отделов, а затем они передавали вниз по пищевой лестнице распылённый барский гнев. Царевич – не исключение. Отдел закупок колотило по очереди. Анечка, вышедшая из кабинета в поднебесье бледнее обычного, приблизилась к столу с чайником и громко стукнула дном чашки о столешницу.

– Что случилось? – спросила я.

– Я уже не могу, – глухо простонала Анечка. – Три месяца одно и то же: наложим штрафы на товароведов, будем расставаться. Наложим штрафы, будем расставаться…

– Андрей? – удивилась я.

– А кто же ещё? – поджала губы Анечка. – И для разнообразия новый отчёт предъявил. Сидит, злой, бледный, как вампир, только и думает, как из нас кровь высосать…

– Да нет, Анечка, он не такой…

Аня не успела ответить, как из-за своего стола Анжела громко и нагло произнесла:

– Ну конечно, тебе такой. Когда втихаря за непонятные заслуги вручили поездку от Бауффа, будешь петь ещё не то…

Внутри меня пеной всколыхнулось возмущение: как можно легко и походя разрушать репутацию, очернять людей?! И если бы раньше я бы по обыкновению смолчала, то сегодня я неожиданно для самой себя развернулась к отделу лицом и заявила таким тоном, каким вчера мысленно ругалась с Михаилом:

– Заслуги мои весьма понятны. Я работаю в компании пять лет практически без нареканий. Выполняю обязанности по двум должностям. Задерживаюсь по требованию. Посещаю курсы в довесок по настоянию руководства. Никогда не опаздываю. В конфликты не вступаю. Ты, Анжела, можешь этим похвастаться?

Она моргнула накладными ресницами. А я отчеканила:

– Нет. Не можешь. Вопрос исчерпан.

Я плеснула в кружку кофе и направилась в свой угол, чувствуя на себе взгляды всего отдела – канцеляристов, хозов и подарочников. А и пусть! Не стану же я, в конце концов, объяснять, что меня бывшая жена царевича столкнула в бассейн, а он меня ради моего спасения напридумал с три короба в одно мгновенье. Андрей спас мою репутацию, а я буду спасать его!

Анечка сказала, как всегда, успокаивающе и дружелюбно:

– Товарищи, не будем ссориться. Думаю, решение начальства есть решение начальства. И Катя правда у нас хороший работник. Я так и сказала сегодня ВГ на совещании, и Андрей подтвердил.

Я улыбнулась радостно: приятно, когда рядом есть не только способные на подлость, но и такие люди, как наша Анечка. На неё вообще можно равняться: йогой занимается, психологией увлекается, мужа любит, сыном гордится, несправедливости не допускает и при всём том большая поклонница ЗОЖа.

– Спасибо, Аня, – сказала я, с радостью возвращаясь в своё обычное состояние из внезапно активированного режима «не дразни быка».

– Кстати, Катюш, платье у тебя сегодня потрясающее! – сказала Аня.

– Ага, – добавила, подавшись вперёд над своим столом, ассистент Варя. – Я вчера была с подружками в «Сыроварне Власенко», и там девушка была в похожем. Я ещё подумала – вот смак! Ты теперь всегда так ходи, нам нравится!!

– Постараюсь, – расцвела я.

– А что за сыроварня? – поинтересовался Максик из хозов.

– Ой, сплошная гурмания! – причмокнула Варя и принялась рассказывать о сетах особенных сыров, брускеттах, винах и празднике желудка. Обо мне и забыли.

Варя у нас работает столько же, сколько и Андрей, носит в носу кольцо, несмотря на мягкие намёки Анечки, что кольцо мешает её воспринимать серьёзно. На серьёзность Варя и не претендует: яркие футболки, кеды и короткие юбки не мешали бешеной работоспособности и активной жизни за пределами офиса. Если не знаешь, куда пойти, спроси Варю. Посоветует и квест, и кафе, и клуб, и магазин элитного спиртного. В общем, она прямая противоположность Анечке, от которой всегда веет спокойствием, за исключением случаев, когда царевич орёт… Интересно, почему он такой разный? И почему сегодня орёт: ведь вчера был таким милым.

Я улыбнулась себе, вспомнив «не гречку». И начала мысленно придумывать повод зайти к нему в кабинет. И было даже не страшно, что он орёт.

Увы, царевич вдруг выскочил из своего поднебесья, сбежал по лестнице, прошёл к нам широким шагом и сообщил во всеуслышанье:

– Меня больше не будет. Дочка заболела, – и, скользнув по мне каким-то растерянным взглядом, добавил: – Всё срочное на рабочую почту или в Вотс Ап. Без надобности не звонить! Новый отчёт сегодня все должны сделать!

Машенька? Что-то серьёзное? – обеспокоилась я, но спрашивать уже было не у кого, Андрей унёсся, как ураган. Все вокруг с облегчением выдохнули, и только я напряглась. И не случайно: тренькнул внутренний телефон, секретарь Оля сказала:

– Кать, ты только не нервничай… Тебя главный вызывает. По поводу Бауффа. Всё бросай, это срочно!

Мурашки пробежали у меня по рукам. Ой, кажется, не только Анжела была не согласна с тем, что я лучший сотрудник года!

* * *

Минуту спустя я стояла в своём красивом платье в кабинете главного Жирафа и думала, что уж лучше бы я пришла в джинсах и застёгнутой наглухо рубашке – с голыми руками и лепестковой юбкой я отчего-то чувствовала себя совсем беззащитной. И туфельки эти некстати. Впрочем, под взглядом ВГ даже наш начальник склада, бодибилдер с бородой и татуировкой на громадных бицепсах, ужимается в росте. Что уж про меня говорить.

Виктор Геннадьевич встал, подложил бумаги под мраморного льва на столе и произнёс басисто-королевским тоном:

– Катерина? Да, Катерина, – словно забыл, как меня зовут. – Как вам у нас работается?

– Спасибо, хорошо, – сглотнув, пискнула я.

ВГ был не таким красивым мужчиной, как его сын, но впрочем, таким же породистым, говорящим раскатисто-бархатным басом, способным одним звуком пригвоздить подчинённого к полу. С крупной головой и руками, широким торсом и королевской статью. Ему бы очень пошла мантия, подбитая горностаем, и жезл в руки вместо ручки Паркер. Впрочем, даже обычный письменный прибор в пальцах ВГ смотрелся оружием.

– Вы работаете у нас не первый год, – пристально, по-бычьи смотрел на меня владелец сети, – и должны знать, что я не приветствую нетрудовые взаимоотношения в своём коллективе. Особенно, если они влияют на рабочий процесс. Вы понимаете, о чём я?

Я мотнула головой, а дух у меня уже перехватило: он об Андрее? Но почему…

ВГ шагнул ко мне и опёрся бёдрами о край продолговатого стола для переговоров. Взгляд его был таким тяжёлым, что, казалось, оседал радиационной пылью на моих плечах.

– На самом деле, понимаете, – рыкнул он. – Вы девушка не глупая. А мой сын – натура увлекающаяся. Молод ещё, эмоции бьют через край. А потом по голове. И рикошетом по семейному бизнесу.

Снова тяжкая пауза.

– Ч-что вы хотите сказать? – рискнула я подать голос, понимая, что он ждёт этого.

– А то, что из-за легкомыслия и головотяпства Андрея в коллективе начались нездоровые сплетни.

Я вскинула глаза, наткнулась на свинцовые радужки за чёрными гвоздиками-зрачками ВГ. Захотелось попятиться и сбежать, сломя голову. Но я решилась сказать:

– Если вы говорите о назначении меня «лучшим сотрудником», то Андрей Викторович просто нашёл выход из патовой ситуации, в которую нас поставила его бывшая супруга.

– А вот это тоже «патовая ситуация»? – спросил грозно старший Жираф и повернул ко мне плоский экран монитора.

Я увидела, как на камере мы с Андреем целуемся в полутьме у копировального аппарата. А с лестницы на нас оторопело смотрит уборщица. Сердце моё провалилось в желудок. Я облизнула губы, не зная, что сказать. А так хорошо начиналось утро…

ВГ отвернул обратно монитор и пробасил:

– Значит так, Катерина. Вы не уволены сегодня только по одной причине: я дал слово.

– Андрею Викторовичу? – еле слышно прошелестела я.

– При чём тут он?! Вашей бабушке! – буркнул Виктор Геннадьевич.

Я сглотнула и убрала со лба волосы похолодевшими руками. А бабушка моя при чём? Она умерла два с половиной года назад.

Не обращая внимания на моё замешательство, ВГ продолжил:

– У Андрея мозгов нет. Надеюсь, у вас их больше. Знание трёх языков предполагает их наличие. Вы напишете отказ от поездки на Мальдивы в Бауфф, причину сами найдёте. И пресечёте любые, – он мотнул подбородком в сторону монитора, – подобные поползновения этого юного дурака. Я не позволю мою компанию превращать в бордель! Это ясно?!

Слова застряли у меня в горле, а обида в сердце.

– Надеюсь, ясно! – прорычал директор. – Иначе я применю к вам такую систему штрафов, что вы сами найдёте повод расстаться с компанией, и слово нарушать мне не придётся!!

А-а, э-э… в моей голове наступила тишина, отвечать было нечего. Приказ хищника «А теперь идите и работайте!!!» заставил меня вздрогнуть и вывел из состояния полудохлого суриката ровно для того, чтобы выйти из кабинета на ватных ногах и рухнуть на стул возле Олечки.

– Уволил?! – всплеснула она руками.

– П-почти… – выдохнула я.

– Водички дать?

Я не ответила. Я вдруг подумала об Андрее, как ему, должно быть, было больно и плохо слышать подобное от отца. Наверняка чаще, чем мне. И сегодня утром не исключение. Как после этого не орать на весь мир? Меня вон трясёт, как липку в ураган. А ещё отмена решения Андрея перед всей компанией опустит его в глазах всех. О себе я не стала думать. Кто я? Просто переводчик, штатный, никому невидимый сотрудник. А он – будущий директор, он… Сердце моё сжалось. Я встала. Ноги мои дрожали и казались мне тонкими и ломкими, как у статуэтки из хрусталя. Но я шагнула обратно к кабинету главного, постучала робко и, не дожидаясь ответа, открыла.

Виктор Геннадьевич оторвал глаза от монитора. Я шагнула внутрь, как в пасть голодного льва.

– Что ещё, Катерина? – рыкнул он.

– Н-нет, – сказала я.

– Что нет? – не понял тот.

– Я не напишу Бауффу.

– Вы в своём уме? – приподнялся, закипая гневом ВГ.

– Д-да, – выдохнула я. – Очень. Сегодня особенно. Если Андрей Викторович решил, значит, так будет. Он – мой непосредственный начальник, и я выполняю только его распоряжения…

– Катерина!

Ой, кажется, два ярко-красных лазера шарахнули по мне из глаз старшего Жирафа!

Я – дура! Ипотечная новостройка в моём воображении обрушилась и бетонными плитами долбанула меня по голове, загрохотала, пылью горло забилось. Ой, я сейчас расплачусь… Нет!

И я выпалила последний патрон дерзости, предположительно себе в лоб:

– И ещё… Андрей Викторович не д-дурак. Н-но в офисе я целоваться не буду… Обещаю. Извините!

И выбежала, пока ноги несли…