Я подумала о Лиорре, и та мгновенно отозвалась.
— Чего ты хочешь, Тасия? — зазвенел в голове колокольчиками её голос.
— Покажи мне, пожалуйста, твой мир, мне надо встретиться с колдуном Марркатарром…
Лиорра перебила меня:
— Тебе не стоит покидать этот мир, пока главные вопросы не решены.
— Но это для миссии.
— Нет.
— Ты не понимаешь…
— Перемещение между мирами сейчас губительно для тебя и для планеты, — твёрдо ответила Лиорра.
— Но драконы…
— Ищите другой выход.
— Да я…
— Если у тебя больше нет просьб, Тасия, я отключаюсь. Я сейчас занята залатыванием дыр в пространстве.
Чёрт! Чёрт! Чёрт! — разозлилась я, забыв, что она слышит мысли.
— В гневе ты только теряешь энергию, Тасия, а она тебе ещё пригодится. До связи. Я занята.
Я раскрыла глаза, в них пребольно шарахнуло светом двух солнц в зените. Свозь выступившие от яркости слёзы я увидела, что каменные драконы замерли, словно на самом деле были лишь статуями. Жёлтые глазищи затянулись дымкой. Впрочем, между двумя чудовищами сейчас даже Чубарра не проскользнула бы — так ничтожно было расстояние.
— Ну что? — спросила Крохина.
Я поджала губы и топнула ногой в сердцах.
— Выпендривается? — догадался Киату.
— Да! Говорит, сиди тут, на Дживайе. Остальное опасно.
— Так я и думал, — сказал он.
— Почему? — насупилась я.
— Темнят что-то эти дживы.
— А драконихам что скажем? — спросила Крохина. — Мы ведь должны что-то сказать.
Киату задумчиво потёр переносицу. А я развела руками.
— Можно, конечно, опять собраться всем вместе и дать подзатыльник Аридо, чтобы взвизгнул и наш корабль перенёсся на ту сторону за Морной? Не уверена, правда, что правильно представлю «ту» часть…
Киату хохотнул:
— Мне нравится эта мысль! Чур, подзатыльник за мной!
— Вот что тебе Аридо такого сделал? За что ты его так не любишь? — возмутилась я.
— Тупость выносить рядом труднее, чем вонючие сапоги.
— Зато он поёт хорошо, — ответила я. — И добрый, и не врёт.
Киату сузил глаза:
— Ага, и к тебе подкатывал, златокудрый птиц… Неужели, по-твоему, Тася, тупая правда лучше хитроумной лжи?
— Конечно! Лгать вообще плохо! — заявила я. — Вас этому в детстве не учили?
— Детство у всех разное. Не равняй по себе! Знаешь, а я докажу тебе, — процедил Киату, — что лучше во спасение ложь, чем правда на съедение. Возвращайся на корабль, Тася. Вели смыть отпугивающий запах и плыть сюда, к Хаврам. Как раз к окончанию пребывания солнц в зените вы и подплывёте, если порасторопнее будете.
— А вы? — моргнула я.
— Мы здесь останемся. Продолжим переговоры.
— Эй, пиратище, полегче! — сказала Галя. — Сказать нам нечего, а я не согласна быть обедом!
— Если ты переведёшь драконам то, что я тебе скажу, не будешь, — сверкнул глазами Киату. — Главное, слово в слово. А ты, Тася, давай на корабль, не тяни время! — Он хлопнул меня по попе.
Я попробовала увернуться и тотчас оказалась на палубе, воняющей иномирным дихлофосом, хоть ноздри закрывай. Прав был Киату или нет, я не знала. Но уже надоело бездействовать. На крайний случай всегда можно использовать версию с подзатыльником и перемещением. Так что я сбежала по лестнице в кают-компанию и крикнула рыжему офицеру, который опять крутился возле Риты:
— Всё смывайте! Отраву вашу! Киату Джикарне так велел. И плывите к драконам. Поскорее!
— Оу, вам удалось?! — удивился офицер.
Я решила не отвечать. Сама же только что сказала, что врать не хорошо.
— Большому Трэджо сообщите.
— Хорошо, юная джива, — шутливо козырнул мне рыжий и, подмигнув Рите, бросился к выходу.
Я подошла к подруге и устало присела на кресло.
— Что-то не так, Тася? — сразу заметила она.
— Не так, — вздохнула я в ответ и призналась — кому ещё, если не ей: — Я не доверяю остальным дживам.
— О, ты тоже?! — воскликнула Рита и, опустившись на стул напротив меня, подалась вперёд. — Расскажи мне, что произошло.
И я рассказала. История про Хавров-девочек, мечтающих покинуть планету, Риту поразила, но не позабавила. Впрочем, Рита всё всегда воспринимает серьёзно, за что её и люблю.
— В общем, Лиорра запретила мне покидать планету даже вместе с дживари. Тебе не кажется это странным?
Рита задумалась, затем посмотрела мне пристально в глаза.
— Кажется. Я постоянно говорю, что с дживами нужно держать ухо востро. Они всем представляются спасительницами мира, а на деле неизвестно, от кого его нужно спасать.
— Но, Риточка, ты не видела того жуткого товарища из чёрной дыры! — вздрогнула я от одного воспоминания. — Дживы, они светлые и такие красивые! А это просто ужас, тёмный ужас из страшных снов.
Рита взяла мою руку, лежащую на колене, раскрыла пальцы, рассматривая ладонь, словно там было что-то интересное, и сказала:
— Всё всегда равномерно. Вспомни китайский значок «инь-янь». Чем больше светлого, тем ярче тьма.
— Погоди, — опешила я. — Ты хочешь сказать, что дживы виноваты в появлении этих живых «чёрных дыр»?
— Ничего нельзя исключать. Я просто рассуждаю логически.
— Ритуль, мне кажется, ты не права. А представь, чёрное и белое смешаются, и тогда что? Мир станет просто серым? Никаким?
Рита почему-то изумилась и снова уткнулась в мою ладонь, даже поднесла её ближе к своим глазам. Проговорила задумчиво:
— Зато не будет границ… и всё станет открытым, свободным. Единым.
— Ты о чём, Ритуль? — моргнула я.
Рита улыбнулась и оставила мою кисть в покое.
— Знаешь, Тася, иногда ты такая глупышка милая, а иногда выдаешь очень стоящие вещи. Я, пожалуй, помедитирую над этим.
— Над серостью?
Рита кивнула.
— А я свет люблю, — призналась я. — Когда всё искрится, солнечное такое. Чтобы было радостно и чисто. И свежо. А темноты боюсь. И не хочу.
Рита снова улыбнулась:
— Для тебя это естественно, ты же джива!
И вдруг я решила поведать Рите то, что никому никогда не рассказывала:
— Знаешь, я один раз была в темноте, в кромешной. Я умерла.
Рита вскинула на меня удивлённые глаза:
— Как?! Ты тоже?! — и запнулась. Щеки, покрывшиеся красными пятнами, — это было так не типично для непробиваемой Риты Дзен. Впрочем, может, она такая — особенная, именно потому что за плечами есть багаж? Дедушка всегда говорил о тех, кого уважал: «человек с багажом» — не пустой, значит.
— О, ты меня поймёшь! — обрадовалась я. — Я когда была маленькая, мне лет пять было, мама выходила из автобуса, он тронулся, и мы с ней вместе упали. Я прямо лицом в лужу. И нахлебалась. Заболела дизентерией, какой-то жуткой формой. Только что потом происходило, я не помню. Я оказалась в страшной тьме, точнее пустоте. Там ничего не было, только я, как точка. И тихо-тихо. Хотелось побежать к маме, к дедушке, домой. Но ничего не получалось, я просто висела. А потом я услышала голос, ласковый, добрый. Слов было не разобрать, но я знала, там меня любят, и от звука в темноту ворвался свет. Образовалась настоящая труба из света, и ветер, как летом, сильный, тёплый. Он меня потянул, словно пылесос, за собой. И я очнулась. Рядом мама плакала и говорила про чудо. Потом, много лет спустя, когда меня оформляли аппендицит вырезать, выяснилось, что я пережила клиническую смерть. Потом ещё одна была. После операции, кровотечение открылось. У меня с кровью вообще дела не очень… Врачи удивляются: говорят, один пациент редко переживает больше одной клинической смерти. А у меня их было целых три.
— Голос, ветер… — проговорила Рита. — Как интересно! А почему ты чувствовала, что тебя любят? Как это?
Я растерялась.
— Ну как? Объяснить трудно, просто чувствуешь. Любовь — это как будто тебя в тёплый уютный плед заворачивают, когда холодно, в щёчку целуют, и от того в груди солнышко, и мурчит всё.
Красивое лицо Риты застыло, словно столкнулось с грустью и увязло в ней. Неужели её никто никогда не любил?! Боже, так ведь не бывает! Поддавшись порыву, я подхватилась с кресла и обняла Риту крепко, прижалась щекой к щеке и выпалила:
— Я тебя люблю, Риточка! Сильно-сильно!
С палубы слышались крики моряков, корабль тронулся навстречу Хаврам. Рита неловко коснулась моей кисти, а я чмокнула её по-дружески в щёку:
— Если таких, как ты не любить, кого же вообще любить?! — воскликнула я и прижала её ещё сильнее к себе.
— Ну ладно, Тася, не надо. Это как-то чересчур… — пробормотала Рита.
Я ослабила хватку и рассмеялась:
— Это ещё мало! Дедушке я всегда порывалась шею сломать от любви.
Рита хмыкнула смущенно:
— Мне не надо ломать шею, ещё пригодится.
Я отстранилась от неё, а Рита, странно улыбаясь, отвернулась поспешно. Мне показалось, или в уголке её глаза блеснула слезинка?
— В общем, Риточка, я жить люблю. Я знаю, что там, — я махнула непределённо рукой, — не так здорово. А тут глянь: солнца аж два, тепло, море, и я пристаю с обнимашками.
— Ага, — Рита кивнула и добавила хрипло: — Тогда пойдём на палубу?
— Пойдём.
* * *
«Диатор» мчался на всех парусах к каменным драконам, охраняющим Морну. Киату заметил его издалека. Драконье крыло дрогнуло, справа раздался рык — вторая сестрица тоже отошла от полуденного сна.
— Приступай, Камнегора, — приказал Киату.
— Уверен? — пытливо взглянула на него приземистая тяжелоатлетка.
— Да.
Крохина положила ладонь на крыло. Киату заговорил громко и чётко:
— Мать-море дало свой ответ! Она сожалеет, что вам плохо. Но и ей сейчас нелегко. У планеты иссякают не только магические силы. И если потухнет магический источник, погибнете не только вы, но и ваша мать.
Ошарашенно хлопнув ресницами, Крохина басисто и заторможенно перевела речь Киату драконице. Затем он продолжил:
— Поэтому ваша мать велит вам не только пропустить корабль, на котором находится джива и её помощники, спешащие спасти Сердце мира и вернуть ему магическую силу, но и защитить, если вы увидите, что им грозит опасность от кого угодно.
В ответ на сообщение Гали драконицы взревели, вновь в небо пахнуло огнём и дымом, над бухтой разнёсся запах гари. «Диатор» был уже близко. «Могут и сожрать», — подумал Киату, но перебырывая внутреннюю дрожь, подбежал к краю крыла одной драконицы и воздел руки в сторону другой.
— Я, дживари, заклинатель моря! Я говорю правду! И я — ваша единственная надежда на выживание! — кричал он громко и уверенно.
Волны вокруг потемнели и покрылись рябью. «Море не должно понимать мою речь, только эмоции», — вспомнил Киату притчи из древних книг и, наполнив грудь воздухом, крикнул с нарастающей уверенностью в своей правоте:
— Море, смотрите на море! Оно подтвержает мои слова! Ваша мать отвечает вам!
Галя не успевала переводить, соскальзывая вниз по начинающему подниматься крылу.
Каменно-перепончатая твердь, похожая на разводной мост, поднесла Киату и Галю выше. И они казались оба между мордами двух страшенных дракониц, в едком облаке пепла. Киату гордо задрал подбородок, чувствуя, как душа скатываются в пятки. «Пожалуй, я сошёл с ума», — констатировал он, а вслух рявкнул, указав на приближающийся «Диатор»:
— Вот ваше спасение! И я ваше спасение! Вы знаете, что делать!
* * *
Тася
Мы уже подплыли близко. Матросы и офицеры ежесекундно поминали Око, ругались от страха и снова молились. Лица у всех были бледными и вытянутыми. Хавры расступаться не собирались, осталось пару минут, и «Диатор» на полному ходу врежется в их покрытые ракушками туловища. Я, Рита, Грымова с Аридо и Аня, стояли, разинув рты. И вдруг драконица, на крыле которой находились Киату и Галя, поднесла их к пасти.
— Сожрёт! — ахнула Грымова.
«Вариант «Подзатыльник» — подумала я со сжавшимся сердцем. В долю секунды оказалась возле Киату и Гали. Схватила их за что попало. И вернулась на палубу. Мы свалились прямо в гущу наших.
— Тася чтоб тебя! — неистово заорал Киату, которого я держала за штанину.
— Выдра! — зарычала Крохина. — За что?! — оказалось, что я вцепилась ей в шевелюру.
— Больно! — завопил Аридо, которому Киату случайно заехал головой в живот, и схватился за меня, теряя равновесие.
— Арик! — ахнула Грымова.
— Ежовый корнеплод! — взвихнула Аня.
— Повора… — гаркнул Большой Трэджо.
Меня сзади подхватили сильные руки Риты.
«Куда?!» — в панике подумала я, понимая в задний след, что драконихи начали расступаться. Но в голове некстати мелькнул памятник Петру Первому Зураба Церетели, который нависал камнем над столицей, и наш корабль с жутким всплеском грохнулся в зеленоватые воды Москвы-реки, чудом не зацепив килем статую.
— Тася-я-я!!!! — заорали все вокруг.
Я увидела золотые маковки Храма Христа Спасителя, облачка над головой и набережную.
— О нет! — простонала я. — Уж лучше б к Маркатаррам… или обратно…
Перед глазами потемнело, в голове что-то жутко завыло, затрещало, загрохотало, словно планета раскололась пополам или Пётр Первый рубанул меня своим золотым свитком по темечку. Я выключилась.