Как всегда, меня одолел зверский аппетит, но высунуть нос наружу я не решилась. Поняла: если увижу Киату, умру сразу. Девчонки ушли разведывать про обед у кока, шутя, что я съем рацион всей команды и закушу мачтой. И я осталась одна. В комнату скользнул Аридо.

— Не хорошо меня прогонять, — насупленно сказал он. — Разве я враг тебе, джива?

— Уйди! Мне теперь всех мужчин полагается ненавидеть! — заявила я и всхлипнула: ну как ненавидеть Киату? Как научиться?! Я вообще не умею ненавидеть…

— Зачем? Глупость какая! Что Джикарне из тех, от кого надо держаться подальше, я тебе сразу сказал, даже замуж позвал, чтобы уберечь. Да-да, только из благородных побуждений. Но хорошо, что ты не согласилась.

— Знаю я твои благородные побуждения! — буркнула я.

— Не знаешь. Джикарне обаятельный и наглый, все мухарки на него на курсе вешались. Даже моя троюродная сестра Мальва, принцесса по крови, хоть и не наследная, была к нему очень благосклонна! А он ей и не ровня вовсе. К Мальве, кстати, Берте Хоренджо свататься собирался, которого Джикарне скормил акуле. Только тогда все поняли настоящую суть «гениального рыбака» и отвернулись. Один я за него вступился, чтобы не повесили, а ведь он уже в казематы был посажен, в камеру смертников! И знаешь что? Джикарне мне даже спасибо не сказал! — обиженно признался Аридо. — Наоборот, обвиняет, что я украл его идею! А я не крал, мы вместе над проектом работали. Просто ему первому в голову пришло про живые жемчужины джойи, но кто бы стал использовать такое золотое изобретение, пришедшее из уст преступника? Зато теперь во всем мире у людей есть связь! Между прочим, я с отцом впервые в жизни в спор вступил из-за Джикарне! А Киату до сих пор только злые шуточки отпускает и нос воротит.

— Зачем ты мне всё это рассказываешь? — Я села на кровать и принялась нервно отковыривать ногтем белую краску со спинки.

— Затем, что ты радоваться должна, что он тебя оттолкнул. Нехороший он. Злой и добра не помнит.

— Да уж, — я шморгнула носом.

— Слышала бы ты, что говорят про Катрана, которым тоже Джикарне оказался! Мороз по коже!

— И что? — посмотрела я исподлобья.

— А то, что Катран дурманящие вещества из Тёмных племён возил! И оружие. С конкурентами, такими же, как он, контрабандистами, справлялся запросто, — принц Аридо провёл большим пальцем по шее. — Чик, и всё! Или подчинял, чтобы все, кто этим промыслом занимается, ему дань платили. У нас, в столице Катраном детей пугали. Только я думал, что он постарше и пострашнее… Никогда не догадался бы, что Джикарне и Катран — одно лицо. Несмотря на всё, я был о нём лучшего мнения.

Я не ответила, поджав губы. Правда ли это? Откуда мне знать? Я уже ничего не понимаю и никому верить не хочу.

Аридо подсел ближе и добавил:

— Я в шоке был, когда узнал, что твой выбор пал на Катрана. Свет и мрак несовместимы! Так что тебе радоваться стоит, что он так поступил с тобой… Не смог опорочить, а ведь мог! — И вдруг Аридо уставился на мою щиколотку, склонил голову на бок и задумчиво почесал подбородок: — Тебе не кажется, что с твоей ногой что-то не так?

Я вытянула из-под ночной сорочки ногу, покрутила её:

— Нога, как нога.

— Вроде чего-то не хватает. Никак не могу вспомнить чего, — Аридо уселся на стул и взглянул повнимательнее. — У тебя украшение на щиколотке было какое-то?

Я снова присмотрелась к своей ноге, подтянула к себе. Розовое пятнышко прямо над пяткой словно после прыщика. Кажется действительно там что-то было, причём неприятное. И вроде бы даже болело. Или нарывало… Ах, ну да, у меня же совсем недавно прошла угревая сыпь! Тут тоже, наверняка выскакивало. Я засмущалась и спрятала ногу под подолом, натянув его на колени.

— Ничего там не было! И вообще — ты лучше на ноги Ариадны смотри, а то сам без ног останешься, и я тоже, даже телепортироваться не успею. Нечего на чужие ноги засматриваться!

Принц Аридо вспыхнул и подскочил:

— Да я не в этом смысле! Ты, джани Анастасия, будь повежливее! Между прочим, с принцем разговариваешь!

— А ты с дживой, ваше высочество! — сгримасничала я. — Так что нечего тут регалиями звенеть. Отвалятся!

Аридо надул щёки:

— Я к тебе по доброму, а ты! Как ты смеешь так со мной разговаривать?! Вот возьму и велю своей команде, которую отец на корабле оставил, отрубить тебе голову за дерзость!

— Тогда сам свой мир и спасай! — рявкнула я, подбоченясь. — Достал! Все меня достали! И короли с принцами! И драконы с контрабандистами! Я не звала вас! Никого! И не навязывалась!

Аридо гордо задрал подбородок и выбежал, оскорблённый в лучших чувствах. Тоже мне, звезда! Осёл душистых прерий!

Я заметалась по каюте, как запертый в клетке медведь. И на свободу, на воздух хотелось, и не могла я заставить себя открыть дверь и выйти — боялась Киату увидеть! Несмотря на голод, силы было столько, хоть ложки в узлы сворачивай. И злости тоже. Я пнула ножку кровати, тумбочку, бросила подушку в стену, вышвырнула в окно кружку с кораллами от Киату и крикнула яростно, глядя на потолок:

— То говорят: ах-ах, мир разваливается, спасите-помогите! То замуж зовут, то шлют ко всем чертям и голову рубить хотят! Всё! Я нервная сегодня! Ничего не хочу! — прислонилась к стене и закрыла лицо руками, пробормотала устало: — К маме хочу… И пряников…

Моргнула и… упала на стул. В мамином кабинете в поликлинике. На окне в решёточку пахли поздние пионы, ветер колыхал жалюзи и гибкие ветви ивы.

— Не дыши, — послышалось строгое мамино и запнулось.

Толстый, веснушчатый мальчишка лет одинадцати с задранной футболкой раскрыл рот. Мама уронила фонендоскоп и срывающимся голосом вымолвила:

— Тася… Та…сенька!

— Мамочка! — подскочила я с казенного стула и бросилась к ней, бесцеремонно отодвинув толстяка. Закрутила маму, повисла у неё на шее, ткнулась носом в завитые золотистые локоны, в пахнущую пудрой и ландышем шею.

Пацан покраснел и закашлялся.

— Дыши, — вспомнила о нём мама. Обняла меня неловко, словно галлюцинацию. Её очки съехали на конец носа, рот приоткрылся. Как же я соскучилась! Мама пробормотала: — Пациент, подождите минутку за дверью…

Толстяк натянул вниз футболку и с радостью выскочил. И только тогда мама принялась целовать меня в макушку, в щёки, а потом ощупывать, словно я упала на её стул с нераскрывшимся парашютом.

— Ты цела? Ты здорова? Тася, доченька! — Мама вдруг отпрянула и спросила оторопело: — А где ты пропадала все эти дни? И как ты тут очутилась? Откуда?!

Я погладила мамину руку и призналась:

— Из другого мира. Дживайя называется.

Мамины глаза расширились, но лишь на секунду. В следующую она принялась раскрывать мне веки и рассматривать с пристрастием мои зрачки, локтевые сгибы рук, щупать пульс и даже под коленки мне заглянула и на бёдра.

— Так, зрачки расширены, следов инъекций нет, кожные покровы нормальные. Что ты принимаешь, Тася?

— В смысле? — опешила я.

— Какие наркотики, химические вещества? Ты ведь связалась с шайкой? Я так и думала! У спортсменов сплошные допинги, всё время в новостях пишут! Бог мой, Тася, — заломила мама руки, — расскажи мне всё! Я обещаю не ругать тебя, не наказывать! Мы справимся вместе, ты меня знаешь!

— Ма-ам, — дёрнула я её за рукав халата, — я ничего не употребляю. Кроме еды.

Мама вскрикнула с истеринкой, как у неё обычно получается, когда её охватывает паника:

— Вы жуете? Опиум? Какие-то травы?!

— Да нет же! Жуем колбасу, пироги, рыбу, кальмаров, всё что дают! А у тебя нет ничего вкусненького? Или просто съестного? А то так есть хочется — каменного дракона и того проглочу!

Мама воззрилась на меня поражённо:

— Ты, и есть хочешь?! Тася! Откуда у тебя аппетит?! Это аномально!

Я кивнула и, заметив пряники в пакете на подоконнике, потянулась за ними. Мама с округлёнными глазами — за мной.

— Доченька, ты не беременна?! Признайся, куда ты пропала?! — мамины руки задрожали.

А я, запихнув в рот пряник, вздохнула:

— Ты всё равно не поверишь!

Мама выпрямилась, словно палку проглотила, и посмотрела на меня обиженно:

— Если ты не расскажешь мне всё сейчас же, Анастасия, я не знаю, что с тобой сделаю! — схватила за руку. — Посажу на ключ и будешь сидеть дома до конца каникул!

Я примирительно посмотрела на неё:

— Ма-ам, ну ведь если я тебе расскажу, ты же в обморок упадёшь сразу.

— Я всё выдержу! Я тяжёлую беременность выдержала! И три твои клинические смерти! И дизентерию! И воспаление легких! И гепатит! И коклюш! — заявила мама героически. — Говори! Признавайся!

Я насильно усадила маму и сказала:

— За стул держись, ладно? А лучше обопрись о стол.

Та стоически кивнула, а я в одно мгновение переместилась в другой угол кабинета.

— Вот.

— Что вот? — напряженно спросила мама.

— Ты же всегда говорила, что я не от мира сего. Так вот — я телепорт.

— Что?! — вскричала мама. — Ты точно что-то употребляешь! Ведёшь себя неадекватно, а я врач. Я твоя мать! Я вижу!

Я закатила глаза — вечно маму не переубедить! Она и на выпускной собиралась на меня теплые колготки натянуть, потому что похолодало, и вязаную кофту на бальное платье. В итоге я вообще никуда не пошла — началась гроза, а у меня был насморк. Вместо выпускного сидела под лампой синего света — грела нос. Тяжело мне живётся! Придётся прибегать к решительным мерам.

Я выглянула в коридор и сказала:

— Доктор Воронцова больше не принимает, ей нужно срочно отлучиться по семейным обстоятельствам.

— Что ты себе позволяешь, Тася? У меня приём, у меня пациенты, очередь, талоны!

Я закрыла дверь кабинета на ключ изнутри, взяла маму за руку и сказала:

— Джива я, а не просто Тася. Давай лучше домой, я соскучилась.

И в ту же секунду мы оказались в нашей квартире, в гостиной. Хорошо, что позади был диван, потому что мама всё-таки хлопнулась в обморок. Я её привела в чувство, как умела: нашатырём, водичкой, даже на лицо побрызгала из разбрызгивателя для цветов. Мама подскочила:

— Что?! Где?! Тася-я-я… Как?!!

— Не переживай, мамочка. Ты же и так знаешь, что у тебя не дочка, а недоразумение. Недаром меня в школе Надька Фирсова фриком обзывала. Вот я и есть фрик. С супер способностями. Телепортируюсь я, и других могу с собой захватить.

— Это невозможно! — закричала мама.

Пришлось говорить много и шутить даже, чтобы успокоилась, поставить чайник, ещё раз сунуть в нос нашатырь для профилактики, и мама, отпрянув, перестала причитать и истерить. Я даже про собственные переживания забыла. Но потом наступила вторая, обычная стадия нашего с мамой общения: она подскочила и начала мерить мне давление, температуру, пульс, проверять язык, печень, белки глаз, уровень сахара в крови. Я терпеливо ждала, радуясь, что у нас дома нет компьютерной томографии и рентгена, хотя мама сокрушалась и говорила, что поедем проверяться. Чайник засвистел, и я сбежала в кухню. Только когда я принесла жасминового чаю в её любимой фарфоровой кружечке с голубым цветочком, мама, наконец, устала от суеты и сдалась.

— Ты не фрик, ты моя доченька, — пробормотала она. — Только я не знаю, как… объяснить всё с научной точки зрения. Это же вопреки законам физики, химии и физиологии.

— Наверное, Вселенной иногда плевать на физиологию, — пожала плечами я, жадно откусывая кусок батона и колбасы, — у неё есть собственный резерв на чудеса.

— Но, Тася, ты же из приличной профессорской семьи, настоящей династии врачей! Все с учеными степенями, я уже не говорю о пра-пра-прадеде, который стоял у истоков Российской Императорской Академии наук! Светоч медицины! Наша фамилия…

— Мам, а над кем прикалываться Вселенной, как не над такими знаменитыми фамилиями? — Я её обняла, уселась рядышком, забравшись с ногами на диван, потом посмотрела на фотографию папы в рамочке в книжном шкафу — красивого молодого офицера в лётной форме со взглядом киноактёра. — Кстати, а у папы в роду фриков не было?

И вдруг мама покраснела и отвела глаза.

— Нет.

Я затеребила её:

— Ты ничего не скрываешь?

— Н-нет.

Я отстранилась и посмотрела на маму критически:

— Мама, ты же говорила, что врать не хорошо! Ты не бойся, рассказывай! Чего уже бояться, если твоя дочка телепорт, по другим мирам разгуливает? Может, мой папа-лётчик тоже улетел в другой мир, а? Или растворился в тканях пространств?

— Что ты такое говоришь, Тася, — покраснела мама. — Папа твой был обычным…

Я снова взглянула на фотографию:

— Ну, такие красивые не могут быть обычными.

Мама встала с дивана, подошла к книжному шкафу и вдруг положила фото в рамочке лицом вниз. Потом обернулась ко мне и решительно заявила:

— Это не твой папа!

— Э-э… а кто?

— Не знаю, актёр канадский. Мне понравился.

В гостиной воцарилась гробовая тишина. Слышно было, как подпевает под Деспозито соседка двумя этажами выше, а за стеной пылесосят.

— Приплыли. А я от кого в таком случае? — наконец, спросила я.

Мама поджала губы и обняла себя руками, закрываясь.

— У меня нет его фотографии. Мы встречались всего один раз, в ночном клубе. Я была молода, нетрезва и меня потянуло на подвиги. — Она взглянула на меня, словно признанная виновной подсудимая в зале суда. — Он был красивый, наглый и напористый. Рокер. Или байкер. Я не разбираюсь… С длинными волосами, серьгой и тату.

«Как Киату…», — подумала я, поражённая до глубины души.

— Я не помню, как его звали… Возможно, я не спросила. — Мама покрылась пятнами, я тоже. А она продолжила свой монолог: — Я решила рожать, папа меня поддержал. Но мы, видимо, с твоим биологическим отцом были настолько разными, что даже резус-фактор у нас с тобой не совпал. Прости меня, Тася…

В моей голове словно тысяча вазочек разбилась одновременно. Я стояла и кусала губы, ожидая, пока звон закончится. На маму я не обижалась, но было очень… странно. Я подошла и посмотрела на фотографию лётчика, которого привыкла считать отцом. Даже жаль, что не он. Красивый… Мама смотрела на меня и ждала приговора, а я замерла, пытаясь переварить и усвоить. Минуты две хватило, я обняла её и сказала:

— Ну и ладно, папы у меня никогда не было. Зато мама у меня лучше всех!

Мама всхлипнула и прижала меня к себе:

— Я думала, ты не поймёшь…

— А почему ты за другого ни за кого замуж не вышла? — спросила я тихонько. — И сейчас ни с кем не встречаешься? Ты же молодая и красивая! Очки только надо бы в оправе потоньше…

Мама посмотрела на меня недоумевающе:

— Разве мне было до отношений с таким больным ребёнком?! Я тебя пестовала, растила. Это мой крест.

Я подняла на неё глаза и заявила:

— Я вовсе не крест. И тебе не за что себя винить. Я вон тоже влюбилась в красивого, наглого и напористого. С длинными волосами. И мерзавца. Так что в любовных делах у нас с тобой тоже династия…

Мама в страхе посмотрела на меня:

— Так ты всё-таки беременна?!

— Нет, — скривилась я, — мы даже не…

И тут я поняла, что всё, что просходило между мной и Киату представлятся мне очень туманным. Я даже не помню, целовались ли мы? Вроде бы что-то было… А, может, и не было? Я помнила точно: он меня бросил, наговорил гадостей, только вот каких?! Помню, что я сильно обиделась, а почему? Что с моей памятью? Гормональный фон влияет или перемещения в пространстве?

— Мам, а какие лекарства на память хорошо влияют?

— Йодомарин, пирацетам, много разных.

— Выпиши мне, — попросила я. — И покорми чем-нибудь. Телепортация, знаешь ли, требует калорий больше, чем подготовка к экзаменам.

* * *

За обедом мама рассказала про странные события в Москве. Террористы похитили памятник Петру Первому. Теперь народ митингует — одни за восстановление шедевра, вторые — за то, чтобы его не искали. У людей на набережной случилась массовая галлюцинация — все видели старинный фрегат с голубыми парусами перед исчезновением монумента. Некоторые говорят, что так приближается конец света, о котором говорил Нострадамус. А другие спорят, что Ванга предрекала другое. Но главное, что привлекло мой интерес, — мамин рассказ о студентке из МГУ, Ане Исаевой, с юридического факультета1.

Когда я пропала, мама бросилась во все тяжкие, пытаясь узнать, на какую «международную конвенцию» я могла податься, даже в мой университет заявилась, прямо к ректору. И выяснила, что помимо Исаевой в мае в прошлом году пропало ещё двое студентов. Ректор дал контакты отца Исаевой, полковника полиции, но тот, как оказалось, тоже пропал. На мамины расспросы никто не отвечал, пока она не обратилась к подполковнику Савичеву, у которого сына лечила. Правда, и Савичев ничего не сказал, кроме того, что обстоятельства исчезновения всех четверых были весьма странными и упомянул про какую-то операцию Росгвардии под названием «Дракон». Ну, от мамы ничего другого я и не ожидала, могла и до президента дойти!

А потом она призналась:

— Я даже в соцсети нашла страницы всех исчезнувших. Если со студентами всякое могло произойти, то вот с полковником Исаевым, человеком серьёзным, не понятно что случилось, — и грустно вздохнула. — А такой мужчина симпатичный! Редкий мужчина… И вдовец, один дочь воспитывал… Жаль его…

— Знаешь что, — сказала я маме, — тебе надо замуж.

— Не придумывай! — отмахнулась мама.

— Тебе же всего тридцать восемь! Ты мне ещё братика родить сможешь или сестричку.

— О нет, только не это! — Она поправила волосы, глянула на себя в отражение буфета и сказала: — Я уже далеко не первый сорт, и потом у старородящих ещё больше риска рождения детей с аномалиями…

— Хочешь сказать, что родишь мне слоника? — рассмеялась я, а потом хитро прищурилась: — Скажи, ты хотела бы увидеть полковника Исаева прямо сейчас?

— Что за шутки, Тася! Тебе же было сказано: он пропал.

— Ну ладно, прости. Покажи мне его фотографию, хоть буду твои вкусы знать.

— Она только в «Одноклассниках».

— Пойдёт. А то смотрю всю жизнь на неизвестно какого лётчика!

Мама вновь покраснела и, поводив пальцем по планшету, протянула его мне. С аватарки смотрело на нас мужественное лицо взрослого мужчины, чем-то похожего на актёра Машкова, только брутальнее. Очень серьёзный, такому сразу хочется сдаться и признаться во всех грехах, даже в тех, которые не совершал, на всякий случай — упредительно.

«А чем чёрт не шутит? — подумала я. — Мы ведь ничего не теряем! Я несчастная, мама несчастная. Всю жизнь из-за меня одна, и раз уж я — крест…»

— Держись, мам! — воскликнула я и решила: «Хочу оказаться рядом с полковником Исаевым!»

Нас с мамой крутануло, что-то взвизгнуло, и мы оказались прямо перед огромными, как спутниковые тарелки, цветами, сверкающими фиолетовым, розовым и зеленой крапинкой. В зеркальной сердцевине отразились наши поражённые лица. Было жарко и пахло лавандой. Сбоку от нас возвышалась стена белого замка. Над головой пролетел крошечный красный слоник с крылышками, а за ним — кудрявый младенец, заливаясь смехом и хлопая в ладошки. Из-за куста со «спутниковыми цветами» выбежал помолодевший подполковник Исаев в средневековом камзоле, расстёгнутом до пупа, в узких бархатных штанах и в белоснежной рубахе с кружевами.

— Леонаррдо, безобразник! Не улетай от дедушки!

А я думала, меня ничем уже не удивишь…

1Речь идет о героине романа «Укрощение дракона» и «Укощение дракона 2. Дракон нашего времени»