* * *

Рита

Скоростные гонки на гаргантире позволили мне немного расслабиться. Сначала было даже весело вспомнить молодость. Ностальгия — такая штука: всё, что однажды понравилось в детстве, всегда кажется хорошим. Громадному динозавру не нужны были дороги, он вброд переходил реки, мчал нас по холмам и лесам, заставляя ветер шуметь в ушах. Трясло неимоверно, приходилось держаться обеими руками за края пассажирской корзины, не больно-то доверяясь ремням безопасности. Жаль, гаргантиру не крикнешь в сердцах: «Эй, водила, не дрова везёшь». Поневоле с завистью вспоминалась амортизация земных машин и плавность их хода. Дружное «У-ух!», «А-а-а!» и «Ой, мамочки!» при очередном прыжке то и дело разносилось по полям и весям. Так что размышлять особенно не приходилось, а о еде и подумать было страшно — выскочит, так и не попав в желудок. И потому в голове стало легче. Мы делали редкие остановки, на которых я внимательно рассматривала людей и поселения. Увы, я пришла к выводу, что за время моего отсутствия в Аквиранге многое изменилось. Далеко не в одном месте земля потрескалась, причём некоторые трещины достигали ширины Гранд Каньона, превратив некогда плодородное поле в два края пропасти. Я содрогнулась, сердцу стало больно за родную страну. Дела действительно были плохи. Куда хуже, чем на островах Дживайи.

Деревни на окраинах повымирали, оставшиеся прозябали в ужасающей нищете. И люди даже боялись жаловаться, косясь на охранников-магов в чёрных плащах. Этим-то явно жилось неплохо, судя по румянцу, амуниции и сытому виду. От одной вывески над выбеленным зданием в городке у реки Нарденга я вскипела до крайней степени возмущения. Она гласила: «Если вам нечем платить налоги Королеве, у вас наверняка есть лишний член семьи. Принимается без очереди». Мои кулаки сжались и захотелось сразу устроить революцию. Я поставила себе мысленно ещё одну «заметку на полях» и плюс в карму Баззу, который тоже стиснул зубы, сумев прочитать надпись на аквирангском, и прорычал: «Ненавижу рабство!»

Ещё одним моим открытием стало то, что маленькие государства на Севере больше не существовали: княжество Белых Орнов, Снежный Предел и городок Кайтри, по которым мы однажды проехали с моим Мастером, перешли под флаги Аквиранги. Здесь всё теперь было иначе. К вечеру мы порядком устали, но в городе не стали останавливаться, а доехали практически в гордом одиночестве до крайней точки перед Северными горами — станции Пепельных скал.

— Мы не будем оставаться на ночлег здесь, — распорядился Базз.

— Так темно уже! — возмутилась Грымова, раскрасневшаяся от морозца.

На удивление, Аридо поёжился, закутался в шерстяной плащ, купленный на рынке в Кайтри, где все мы набрали тёплых одежд и согревающих кристаллов, и сказал тихо:

— Нет, он прав. Тут что-то не то. В горах спокойнее. Я чувствую. Идёмте!

Старичок светлый жрец, маленький, почти прозрачный и седой, чем-то похожий на родоначальника айкидо Морихэя Уэсиба, указал на дорожку, уходящую от конечной станции в темноту:

— Нам туда. Там есть пещера, в которой мы остановимся на ночь.

Маролло Рукохвост с двумя парнями запаслись парой факелов и целой сумкой свежих, ярко горящих сталактитов. И мы пошли, освещая себе путь в ущелье. Трое местных покрутили у виска. Впереди чёрными пиками с синими разводами высились горы. С каждым шагом становилось холоднее. Над головой в почти фиолетовой тьме ярко сияли звёзды, однако в незнакомом месте трудно было разыскать дорогу. Наш отряд застопорился у развилки перед двумя разными тропами. Однако снова заговорил Аридо, он протиснулся вперёд и сказал:

— Нам надо направо, я чувствую, горы шепчут.

— И чего это ты стал таким чувствительным? — попробовала подтрунить над ним Грымова.

«Все стали», — подумала я, с наступлением вечера почувствов усиление дара. Я улавливала мысли и желания во взглядах и интонациях, точно понимая, что происходит, словно переводчик чужих состояний, и сказала:

— Раз он говорит так, значит, идём. Помните про его дар — чувствовать природу? Так вот он начал сильней проявляться.

— Да, тут шуметь не надо, — кивнул жрец, — Лабиринты Гратэна совсем близко, и перед ними в горах чего только нет…

— Монстры?! — сглотнула Галя.

— Разное, — ответил старик. — По большей части путникам встречается то, чего они боятся. Но бояться не надо, в том вся и соль.

— А? Что?! Я всё прослушала, — проснулась Аня, похлопывая рукавицей об рукавицу.

Грымова шикнула на неё и на всех, окинув напряжённым взором:

— Тихо все! Нам только монстров не хватало!

Жрец жестом велел ей замолчать и пояснил:

— Друзья мои! Вести себя надо спокойно. В пещерах Гратэна и перед ними каждый может увидеть своё. Но идти надо вперёд, что бы не оказалось перед вами. И вы пройдёте. Я даю вам слово. Иначе к заветной цели не попасть. Если вы не готовы, ещё можно вернуться обратно.

Трое моряков-дживайцев засомневались, а все наши и ребята Киату, как один, проявили себя решительно:

— Мы дали слово Катрану! Зачем сворачивать, если столько прошли?! Мы же у самой цели!

— И не узнать, в чём вся суть заварушки? Да нет, ни за что! — подмигнула Аня.

Галя и Трэджо сильнее сжали друг другу руки:

— Мы своих не бросаем.

— И потом Таська на нас надеется, — пробурчала Грымова. — Уже триста раз думали — помогать-не помогать, идти-не-идти, всё уже! Решили! — и добавила строго: — Так что народ, передумывать надо было раньше, еще до Аквиранги, а сейчас кто назад ломанётся, я лично скальп сниму.

— Это индивидуально, — сказал старик жрец.

— Да, именно индивидуально сниму, — заявила Грымова. — Без анестезии.

Базз посмотрел на меня вопросительно, затем улыбнулся мягко, вновь очаровывая своим обаянием:

— Нет, у тебя я даже спрашивать не буду. Идём навстречу страхам?

— Да. — И я поняла, что ужасно хочу его поцеловать, и отчаянно боюсь этого. Что ж, здравствуй, страх номер один.

И мы замолчали, переминаясь с ноги на ногу. Жрец проговорил тихо, но все услышали:

— С наибольшей вероятностью всё начнётся с рассветом. Но точно сказать не могу. Встретите вы свой страх одновременно с другими, или чуть раньше, а может, позже? Никто этого не знает. Главное — идите вперёд, даже если кажется, что это невозможно.

— А помочь идущему рядом можно? — спросил Базз.

— Вряд ли это получится… — ответил старик. — Но попробуйте. Что ж, в добрый путь!

* * *

Мы углублялись в горы, спотыкаясь о камни и выемки. Аридо прислушивался и указывал нам путь. Моряк-дживаец вдруг закричал с вытаращенными глазами:

— Вы слышите это?! Откуда здесь Песня Кракена? Это же намёк на мучительную смерть! Эй! Куда вы идёте? Вы — дураки!

Базз протянул ему руку:

— Джомис, всё нормально. Вспомни, что сказал жрец.

Моряк замотал головой, бормоча что-то бессвязное. Базз твёрдо подчеркнул:

— Идём. Ты должен.

И моряк осторожно зашагал дальше, то и дело накладывая на себя пальцами защитный знак. Не прошли мы и пятнадцати минут, как второй из команды Базза, закричал истошно и, отбросив факел на валуны, бросился бежать обратно. Базз сглотнул.

— Идите дальше. Я должен его найти.

— Нет, — остановила я Базза. — Теперь дорога ведёт только вперёд.

— Но я должен. Я старший по званию. Я вас догоню.

— Если ты вернёшься, нас ты найти уже не сможешь, — проговорил жрец. — А мы не можем ждать. Энергии сгущаются. Он выбрал свой страх. И ты выбирай.

Базз закусил нижнюю губу. Видно, что решение ему не нравилось, но секунду спустя он махнул рукой в темноту:

— Не будем задерживать остальных. Идёмте.

* * *

Уставшие после бешеной езды на гаргантире, замёрзшие, толком не различающие дорогу, мы шагали вперёд. Поддерживали друг друга, как могли. Особенно Базз. Лицо его изменилось: кажется его мучили мысли о моряке, который убежал в истерике. Я удивлясь, не ожидая того, что он может проявлять такую заботу о почти чужом. А рядом происходило странное: взрослые мужчины вдруг начинали бормотать, ссориться с кем-то, или рыдать, как дети, а потом замолкали, устыдившись. И стоило мне взглянуть на них пристальней, я понимала суть их страха и даже видела, что его вызвало. Было сложно — переживать чужой ужас, но не сложно подключиться. К своему удивлению, я поняла, что среди нас нет плохих людей. Ни одного. Но у каждого были свои ады…

Луна с кольцами посеребрила перед нами почти прямую дорожку, слегка укрытую снегом. Аня попятилась, закрываясь от чего-то, начала задыхаться. Грымова поймала её и взяла под локоть:

— Тшш! Всё окей! Держись, рыженькая!

— Он… он… там… — говорила Аня.

— Кто бы там ни был, он козёл! — заявила Грымова.

— Огонь? Пожар?! — вскинула на неё ресницы Аня и будто очнулась. Болезненная улыбка ослабила напряжение на её лице: — Спасибо!

Десять минут мерного похрустывания снега и камней под ногами, обдачков пара перед лицами, пятен от факелов и сталактитов на тропе. Аридо провёл нас за поворот, и мы пошли, придерживаясь за скалистую стену и осторожно нащупывая путь по скользкому козырьку над пропастью.

— Значит, на самом деле ты считаешь меня уродиной?! — вдруг вскрикнула Галя Крохина и толкнула Большого Трэджо. Он еле удержался на ногах. — Ты б рад от меня отказаться, как мама, да?! Не увиливай, говори прямо! Давай, скажи, что я носорог! Бегемот! Танк на колесиках! Я — толстая! А-а молчишь?! Да ты боишься, что я закидаю тебя камнями! Вот у тебя какой страх! Ха-ха!

— Что ты, крошка! — обнял её великан, несмотря на градом посыпавшиеся на него удары внушительных кулаков «крошки». — Ой! Потише, крошка! Идём дальше, всё пройдёт.

— Я знала! Я с первого дня знала это! Гад ты! Ты только притворяешься добряком! Га-ад!

Скандал великана и тяжеловески стоил нам обвалившихся на плечи снежных сугробов и задержки минут на пять. Трэджо изо всех сил не давал Гале соскользнуть в чёрную бездну и вёл за ручку, как бы она не пиналась. Он провёл её перез каменный мост, и тогда Галя успокоилась, взглянув на него виновато:

— Прости Трэдж… Это я… На самом деле, меня мама бросила. Я… я..

Трэджо обнял её крепко и пробормотал, не сдерживая слёз:

— А моя умерла. Упала в пропасть и разбилась… у меня на глазах…

Галя ахнула и прижалась к нему:

— Прости меня!

— Береги себя, Крошка! — шморгнул носом здоровяк. — Ты самая красивая на свете!

«Надо же! У них один страх на двоих. Разделился…», — подумала я, а Базз пробормотал то же самое. Мы с ним замыкали отряд. Базз — чтобы поймать истериков, я… просто так. И вдруг он стиснул зубы и замедлил шаг. Я увидела капельки пота, выступившие у него на лбу, и тоже притормозила.

— Ты как? — спросила я.

— Это всё бесполезно, ты понимаешь? — нервно сказал он. — Нами играют, манипулируют. И мы просто пешки, бесполезные пешки! Живёшь ради высшей цели, а потом оказывается, что ты кто?! Марионетка! Высоко образованная, хорошо обученная марионетка аристократических кровей…

Базз споткнулся о камень, выругался жёстко. Я взяла его за руку.

— Идём.

Он вырвал её, психанул:

— Я сам!

— Пожалуйста. Только я буду шагать рядом.

— Ха! Ты тоже считаешь меня бесполезным?! Ты — гордая мухарка! Хочешь унизить меня? Ну давай! Не выйдет!

Лицо Базза исказилось, и как по волшебству в чертах взрослого мужчины я увидела маленького красивого мальчика, а затем то, как его бьёт мать, высокая стройная женщина в роскошных одеждах, и зовёт слугу, чтобы выпорол как следует на конюшне. «Как ты надоел мне! И твоё баловство! Ты бесполезен! Никчёмный мальчишка!» И тут же я углубилась в глаза Базза и прочла, что его мать выдали замуж за нелюбимого капитана, гораздо старше её лет. А она любила другого и после свадьбы мечтала лишь сбежать. В день рождения Базза узнала, что тот, кому писала письма, о ком молилась и страдала, женился… Она была несчастна, и я понимала её, но моё сердце сжалось за Базза. Он вдруг стал мне ещё более дорог.

Гораздо проще понять чужих демонов, когда своих не счесть. Впрочем, я их хотя бы знаю… Наверное, привычное не считается. И я шагнула к нему, остановила. Обняла за шею, притянула к себе и поцеловала. Он напряг мышцы и подался назад.

— Жалость оскорбляет! Прекрати! — стиснул зубы Базз.

— Здесь некого жалеть, — ответила я безаппеляционно. И поцеловала ещё раз. А потом пошла вперёд, за нашими, подсвечивая дорогу сталактитом и прислушиваясь к его шагам. Базз выругался и пошёл. Я ускорила шаг. Он тоже. И ещё. Через несколько минут «догонялок» он поймал меня и развернул к себе.

— Рита… Всё, что я сказал, если ты слышала, было ерундой!

— Я знаю.

— И я так не считаю!

— Я знаю.

Он всмотрелся в меня, видимо, убедился, что в моём тоне нет сарказма. Положил руки на мне плечи и взволнованно сказал:

— Рита! Мне правда не всё равно, что ты обо мне думаешь. И вообще всё, что происходит с тобой. — Он задержал дыхание на мгновение и решился: — Рита, я люблю тебя!

И тут растерялась я. Отвела глаза. В горле у меня запершило, и захотелось спрятаться.

— Это страх. Здесь не лучшее место.

— Не мой страх, — сказал Базз. — Больше не мой. Но ты права — место не лучшее. Идём.

«И не мой. Просто неожиданно, — подумала я. — Я уже давно в жизни ничего не боюсь. Я уже умерла один раз, так что больше ничего не осталось.»

Гравий снова зашуршал под нашими ногами. И не было более странного путешествия на свете, когда спутники тяжело дышали, то вскрикивали, то обливались слезами, то ругались, то скрючивали пальцы, словно в агонии, то приседали, пытаясь укрыться от своих демонов, но шли вперёд в темноту, к пещерам, из которых почти никто не возвращался…

* * *

Наконец, Аридо посветил факелом по правую сторону и сказал:

— Пришли. Это пещера, в которой можно переночевать.

Мы полезли за ним в узкий лаз. Укрытие на небольшом возвышении над каменистой тропой осветилось факелами и сталактитами. Здесь действительно можно было с облегчением выдохнуть и дать отдых натруженным ногам. Внутри места хватало на всех, хотя снаружи так не казалось. Парни зажгли несколько костров, разложили защитные шнуры на «зубастом» входе. Сумки, запасные плащи и пледы, пучки сена, всё пошло в ход. Мы расселись по кругу, уставшие, измученные, но будто обновлённые. Сил ни у кого не было, но все протягивали друг другу лепёшки, фляги, вяленое мясо, орехи; делились, чем могли. Улыбались понимающе, похлопывали друг друга по плечу, предлагали место поудобнее. От этого было уютно, хорошо. И чем больше я всматривалась, тем роднее казался мне каждый. Как мои девчонки из сиротского приюта. Верно говорят: пережитое вместе объединяет. Но я… я ещё не встретила своего большого страха, и потому я всё-таки чувствовала себя изгоем. Даже несмотря на тёплое плечо Базза рядом. Словно я не имею права радоваться с ними одинаково… А так хотелось!

Ладно, и это пройдёт. Я усмехнулась про себя и, отпив воды, встала. Долой иллюзии! Я чужая. Я знаю это. Когда я получу свободу, возможно, всё изменится… Если получу. Горло перехватило комом.

— Тебя проводить? — спросил Базз.

— Нет.

Я вышла из пещеры, спрыгнула на камни внизу и, запахнув плащ, посмотрела в темноту. Надо просто медитировать. И не думать. Эмоции — зло. И в последнее время я дала им волю, стала совсем слабой. Зависеть от чужой улыбки, тепла — разве это не слабость? И даже если я выживу и всё кончится как-нибудь «хорошо», разве у нас с Баззом есть будущее? Я спецагент Аквиранги, он — шпион из Дживайи; я — рабыня, он — аристократ. Я — предатель, он… Горло перехватило сильнее, глаза зачесались. Я обхватила себя руками, закрываясь от холода, а потом разозлилась и распрямила плечи: я знаю свою судьбу! Да, не я её выбрала, но хватит жалости к себе!

Шорох камешков за валуном заставил меня напрячься. Кто там?! Тася и Киату?! Они вернулись?! Я рванула туда и, увидев фигуру в красном, с низко надвинутым на лицо капюшоном, резко затормозила.

— Мастер?

— Подойди ближе, — тихо сказал знакомый бас.

Я подчинилась, чувствуя в животе дрожь. Осознанно вернула в норму дыхание. Мастер провёл рукой по воздуху, и мы оказались в защитном колпаке.

— Мастер, — я преклонила колено и голову, как подобает воину, — приветствую вас! Счастлива видеть!

— Сейчас перестанешь. Ты дотянула до последнего шанса.

— Я знаю. Не было другой возможности.

— Дело не в том, — Мастер поднял мой подбородок и заставил посмотреть в глаза. Они сверкали фиолетом во тьме капюшона. Черты мастера была едва различимы, но я слишком хорошо их знала, чтобы дорисовать знакомое лицо с тяжёлым подбородком и внушительным носом. — Я вижу в тебе сомнения, Риэтте. Ты слишком привязалась к дживе. Ты забыла, что она — только инструмент.

Я знала, что лгать бессмысленно, и всё во мне заледенело от ужаса. Слишком много способов наказать меня было у него в руках. И он пустил в ход самый действенный:

— Привязанность — это глупо, Риэттэ. Ты воин, а потом уже человек. Люди, как правило, не отдают себе отчета в том, что в любой момент могут выбросить из своей жизни что угодно. В любое время. Мгновенно1. Выбрось дживу из сердца и из своей жизни. Сейчас же!

— Да, Мастер, — сказала я ровно.

От одного его прикосновения моё тело окоченело и дыхание замедлилось так сильно, что его едва хватало. Грудная клетка стала тяжёлой. Спина покрылась испариной, несмотря на мороз.

— Ты должна помнить, Риэтте: это тело тебе не принадлежит. А душа подчиняется Ордену Мастеров. Таков договор. — Он заговорил ещё тише, и от страха мне хотелось сжаться, стать маленькой, как песчинка. Он наклонился ко мне: — Я могу разорвать его, и это тело рухнет на камни, а душа никогда больше не воплотится. Вечный мрак. Или свободная жизнь. У тебя остался только один шанс. Не разочаруй меня, Риэтте!

Свинцовые пальцы выпустили меня, но облегчения не наступило. Я поклонилась, как подобает, и медленно встала. Фиолетовые глаза Мастера изучали меня. Я была спокойна и покорна. Руки по швам, поза воина. На поверхности страх и мысли о том, что единственное моё стремление — оправдать его ожидания. Что я воин. Но в глубине… Жить! Как захотелось жить! Рядом с Баззом и с моими новыми друзьями, с Тасей и Киату! У меня никогда не было семьи, и вдруг я почувствала, что это такое — среди этих людей. Которые ничего не требуют, просто любят, просто заботятся. Или скандалят. Или испытывают страх и плачут. Просто живут рядом. Для того, у кого никогда подобного не было, это бесценное сокровище!

Я продолжала смотреть в глаза Мастера, повторяя, что я — воин. И миссия Ордена — самое важное для меня в жизни! Но вдруг страх ушёл, растворился.

— Не разочарую, Мастер, — сказала я.

— Ты изменилась, Риэтте, — ответил он. — Завтра! Всё завершится завтра! Сделай всё, чтобы стать свободной.

— Да, Мастер, — поклонилась я.

Взмахом руки он снял купол и исчез за тёмными декорациями скал. А мне стало легко. Спектакль окончен. Я поняла, что уже свободна. До завтра. Жизнь Риэтте Марриканты на более долгое время не спланирована. Кукловодам это не нужно. Они только не рассчитали, что «помощнице дживы» будет выдан дар понимания. Но эту ночь, и возможно, утро, а если повезёт, то ещё и день до вечера я совершенно свободна. И впервые в жизни захотелось смеяться. Просто так. И сделать какую-нибудь глупость. Роскошную глупость!

— Эй, ты куда пропала? — послышался голос Базза. — Рита? Прекрасная моя мухарка?

— Слушай, ну мухарка — это почти как мухомор, ядовитый гриб на Земле, — со смехом ответила я и пошла на голос. — Разве я так уж ядовита?

Базз искал меня с пледом в руках.

— Вот как! О нет, ты не ядовитая, ты… мммм… сладкая. А я тут раздобыл лишний, думал, ты замёрзла…

— Замёрзла, — призналась я, с упоением понимая, что я теперь, как все они — не изгой, не лишняя и не чужая. Я только что тоже прошла через свой страх. Я стояла на месте, но шагнула вперёд — такое облегчение!

Базз накинул плед мне на плечи. Я подняла голову и, увидев его светящиеся, не лживые глаза, сказала:

— А знаешь, Базз, на Земле тебя бы звали Васькой. Как кота моей соседки.

— Ну, в некотором смысле я кот. — Он шагнул ко мне ближе и обхватил руками мою талию.

— Заметно, — хохотнула я. — Хитрый, вороватый и очень мягкий.

— Я?!

Но удивляться Баззу я не позволила, я провела ладонями по его щекам и снова поцеловала. Янтарные глаза закрылись, а я смотрела на дрожь ресниц, на его красивый лоб и прямой нос и прикрывать веки не собиралась. Я жадно впитывала в себя его нежность, его тепло. И не сдерживала себя. Он крутанул меня, и прижал к валуну, правда сразу же чуть отдалил от стены и расправил за спиной плед. А потом вновь отдался страсти. Милый. А щетина совсем не колется… В моих бёдрах и животе энергия скрутилась тугим узлом. Будет жаль упускать такой момент! Азарт и желание вскипели в крови.

— Я хочу тебя, — хрипло прошептала я.

— А мороз?!

— Так согрей меня лучше! — рыкнула я, изогнувшись в его горячих ладонях.

Пальцы Базза скользнули под юбку, моя голова закружилась. Он нежно поцеловал меня, затем встал на колени и приподнимая одной рукой, оказался под длинной средневековой юбкой сам. Оголённые участки кожи щипал мороз, но мне было жарко. Я застонала и вновь изогнулась. Базз был умелым любовником! А потом он поднял меня на руки, шепча:

— Любимая моя, любимая…

С лёгкой болью и жарким напором чужого тела в меня проникло блаженство. Плевать, если увидят. Плевать, что мороз. Простуда не страшна тому, кто располагает только одним моментом. И, чёрт возьми, о Боги, мой был очень хорош! Как и ощущения моего чужого тела! Как эти милые глупости, что он шептал. И сладость разделённых чувств.

Наконец, мы припали оба к валуну, и оба попытались вернуть на место сползший плед и оба засмеялись. Я провела пальцами по его мягким волосам, по носу, по губам и упрямому подбородку. Базз одарил меня взволнованной улыбкой:

— Тебе было хорошо?

— Я люблю тебя, — ответила я. — И да, очень хорошо!

Счастье заиграло лучиками в его глазах. Он принялся покрывать поцелями моё лицо, запахнул плед на моей груди, пряча от мороза. А затем воскликнул:

— Тогда завтра, Рита, после того, как всё закончится… Я уверен, что всё у нас получится! Завтра…

Я прикрыла пальцем его рот. Базз запнулся.

— Тшшш. Сейчас нам хорошо. Разве этого мало?

А когда мы, чуть пьяные от чувств, забывшие об усталости, вернулись в пещеру, сели у костра, обнаружив, что кто-то из наших уже укладывается спать, посреди пещеры вспыхнуло что-то. И появилась Тася.

— Друзья, мне нужна ваша помощь! — неожиданно серьёзно и по-взрослому сказала она.

1Карлос Кастанеда