Мы столкнулись на лестнице между первым и вторым этажом. Мачо-армянин не поспел за Джеком, перепрыгивающим мне навстречу по две ступеньки.
– Сандра! – схватил меня за предплечья мой любимый медведь.
– Джек! – воскликнула я.
– Документы тут, в сумочке на плече?! – басистым шёпотом проорал он.
– Да. Это не важно! Джек, Джек! Они хотят тебя убить!
– Тшш. Потом, – махнул рукой Джек. – Главное – документы!
– Что потом? – опешила я.
– Обо всём потом, – заявил Джек.
Он увлёк меня за собой в укромный закуток в нише, под пальмами в кадках, с жутким панно на стене, изображающим в мелкой плитке толстую, счастливую девочку с бутылочкой Оле-Олы. Девочка вполне сгодилась бы на леди с веслом годков эдак через пять. Джек снова вцепился в мои предплечья и рявкнул с горящими глазами:
– Сандра, мы обнаружили наши деньги! Мы можем их вернуть здесь, но только с помощью СЕБИН!
– Чего?!
– Боливарианской тайной службы, – снова отмахнулся Джек. – Но для этого нужно одно: чтобы капитал компании был не американским, а российским, понимаешь?! Ради американца они и пальцем не пошевелят, а вот ради… Тут политика, балерина! Всё равно политика… Рафаэль выяснил, и действовать надо быстро…
– Погоди, я ничего не понимаю, – замотала я головой так, что красная, как кровь, рубаха спецагента зарябила в глазах. – Давай помедленней.
– Сандра, – Джек глянул на меня с большей торжественностью, чем когда вручал мне в Ростове кольцо с бриллиантом, взволнованно перевёл дух и повторил: – Сандра, согласна ли ты…
– Да сколько можно меня звать замуж?! – разозлилась я. – Да! Да! Да! Триста двадцать восемь тысяч раз! Джек, тьфу на замуж! Надо что-то делать, они хотят тебя убить!
– Нет, я не об этом, – Джек сглотнул. Кажется, он в принципе не слышал меня, потому что вместо того, чтобы материться, возмущаться и сбивать кулаком стены, выпалил: – Согласна ли ты стать владелицей «Бэбидаз Насиональ» и владелицей основного пакета акций «Оле-Ола Венезолан Бэбидаз» прямо сегодня?
Я поперхнулась воздухом. Закашлялась. Громко вздохнула с сипом, и всё, на что меня хватило в данной ситуации было его любимое:
– What the fuck?!
– Это «да»?! – радостно вскричал Джек.
У меня, сбитой с толку, в голове шестерёнки сорвались с осей и запрыгали разноцветными беспорядочными пятнышками по закоулкам черепа. Не сошёл ли мой медведь с ума от потрясений? Обезвоживание, да, это всё оно виновато!
Успокаивающим тоном, как обычно с мамой, я проговорила:
– Допустим, любимый, если тебе этого хочется, но зачем?
– Говорю же, балерина! Вернуть украденное! Немного поделимся с агентами СЕБИН, да всё равно, какая разница! Главное, если компания будет иметь в основе российский капитал, то всё будет нормально, понимаешь? Вообще всё! Никакой угрозы национализации, ничего… Потом, если оппозиция вдруг выиграет, можно будет переписать обратно, а сейчас… – он притянул меня к себе и горячечно заглянул в глаза, – сейчас надо, чтобы обе компании стали твоими.
Это было похоже на лихорадочный бред, и правдой быть никак не могло, поэтому я ответила только, чтобы успокоить моего медведя и заставить его услышать мои последующие слова:
– Ладно, я согласна. Я буду владелицей, если тебе это нужно!
– Моя Сандра, – Джек обнял меня чуть не до хруста в рёбрах. – Я знал, что ты не откажешься! Ты же самая лучшая! Ты же моя балерина! Кому я вообще могу доверять, кроме тебя?!
– Вот именно, – печально вздохнула я. – Я всё подпишу, перепишу, как угодно. Ты рад?
– Да.
– Теперь послушай. Вни-ма-тель-но, – я зафиксировала обеими руками его подбородок так, чтобы он со своего «верха» смотрел только на меня и не отвлекался. – Рупперт Кроннен-Стоу, Гольдблум и Девенпорт обсуждали твоё убийство. Это не домыслы, не намёки, а факт. У меня есть аудиозапись их разговора. Приказ отдал Рупперт. Сказал, «чтобы наверняка», пердун седовласый! Упырь, паук! Тьфу!
Джек моргнул. Похоже, он до последнего не хотел слышать этого. Как дети, которые отчаянно не слышат маму, зовущую делать уроки. Хоть двадцать раз повторяй! Но уши не заткнуть, и это было правдой. Дурной, мерзкой, трудной, вонючей предательством правдой, о которой он и так уже знал.
– Откуда? – хрипло спросил Джек.
– Тэйлор прислала. Подслушала и записала.
– Вот тебе и пьянчужка… – Джек выпустил меня и потянулся к пачке сигарет в кармане. – Когда?
– Судя по дате записи, вчера вечером.
– Чего ждала?
– Ну, откуда я знаю, Джек?! – возмутилась я и всплеснула руками так, что чуть пальму не сшибла. – Сейчас позвонила и прислала. И я сразу за тобой! Ты понимаешь, что тебе грозит опасность?! Смертельная опасность?
Джек засунул сигарету в рот, но не закурил, выдернул из зубов и смял её в сердцах. Поднял на меня тяжёлые глаза.
– Меделин? В курсе?
– Я не знаю. В разговоре она не участвовала. Я вообще не могу раскусить твою Меделин!
– Не надо… её… кусать, – ещё тяжелее сказал Джек.
И я всем сердцем захотела, чтобы Меделин не оказалась стервой. Просто ради Джека. Потому что вместе с резкой болью в душе от внезапной ревности я наполнилась сопереживанием и надеждой – совершенно противоположными чувствами, основой которых была одна и та же моя любовь. И я поняла, что Джек предательства Меделин не переживёт. Что бы ни говорил раньше… Слишком глубоко корнями она забралась ему под сердце, въелась, опутала, притянула к себе. Что там было, в глубине их отношений? Любовь? Болезненная связь? Зависимость?
Я сцепила влажные пальцы в замок. В висках тикало. Как же я устала уже! Но важно было ещё одно: Меделин на самом деле хотела спасти Джека отрядом частных «терминаторов»? Или наоборот, убрать мгновенно и точно, когда понадобится, не полагаясь на любителей? На чьей она стороне?!
Как же мне стало страшно!
Джек обернулся к мачо, изобразил кривую улыбку:
– Сейчас, Раф! Ещё парой слов перекинемся и запустим нашу катушку.
Я коснулась его плеча, заглянула в глаза уже совсем иначе, просто любя и волнуясь:
– Милый, родной, а давай просто уедем, а? Прямо сейчас сядем на самолёт и в Россию? Пожалуйста! Там тебя не достанет никто. Зачем нам столько денег? Я смогу обойтись… Ты даже не представляешь, как я умею хитро выкручиваться! Я даже из куриного остова такой плов умею делать! Морковочки, томатика, чёрного перца, риса нашего, краснодарского! Чеснок и лучок поджарить, вкусно! Давай уедем, а? У тебя в Ростове ещё завод есть, помнишь? А мне ведь много не надо… Только тебя, родненький! Живого!
Я чуть не плакала. Но Джек покачал головой.
– Я не сдаюсь. Хрена им! – Сжал кулаки. Глянул. – Так ты согласна, точно?
– Хорошо, согласна, – поникла я. – Но у меня есть условие: тебе – охрану, сволочей – в тюрьму. В том числе Брандау! Чтобы духу его на территории не было! И Аурелии!
– Справедливо, – буркнул Джек.
– И частный, бронированный хоть бы и танк, но без этих… – я ткнула пальцем в сторону входа, – без «королевских терминаторов»! Во что бы это нам не обошлось! Без экономии! Потому что мне важны не чёртовы деньги, а ты!! Это моё условие! Иначе с места не сдвинусь!
– Да, моя королева, – склонил голову Джек и совершенно серьёзно, даже с каким-то подобострастием поцеловал мою дрожащую руку.
* * *
Я никому не говорила, что голова моя кружилась, и вместе с ней кружились юристы с вытаращенными глазами, мадам из кадров, полный дон Эрнесто, финансовый директор, который вообще, услышав новость, вспучился, как лягушка, на заднюю часть которой наступили башмаком. Он пыхтел и говорил, суча толстыми колбасками-пальцами:
– Зачем же? Зачем? Девочке оно зачем?
– Надо, – резал наживую Джек и смотрел на дона Эрнесто очень странно.
Я чувствовала себя, как внезапно коронованная на царство десятая незаконнорожденная племянница третьего камердинера короля, то есть вообще никто, а тут вдруг нате вам: скипетр в руки и корону на макушку… В смысле вручили печать и подпись заверили с нотариусом. Срочно оформили всё, как положено, на единственного акционера – на меня. Акционер и новая владелица хлопала ресницами и туго соображала, ибо происходящее было для меня чем-то из ряда фэнтези, мистики и бреда, и точно не могло происходить со мной на самом деле. О реальности говорил лишь зверский голод и чешущийся живот.
Венесуэльские терминаторы из дорогой частной охраны, которая, как шепнул Рафаэль, тоже вся состоит из агентов СЕБИНа, бывших или подрабатывающих, примчались на мотоциклах, сопровождая бронированный со всех сторон внедорожник типа танка. Американских коммандос Джек рассчитал моментально, поблагодарил за службу и сказал, что в услугах больше не нуждается. Чернокожий предводитель засланцев так и не смог убедить Джека, что не всё ещё благополучно, и по распоряжению госпожи Меделин Кроннен-Стоу…
– У чёрту Меделин! – рыкнул Джек. – Я свободный гражданин свободной страны! Я сам решаю! Вы больше не работаете со мной!
Новая охрана выглядела по сравнению с американцами довольно расслабленно, несмотря на широту в плечах, бронежилеты, каски, кобуру и невинно свисающие с пояса гранаты. Может, просто дело в плавных чертах смуглых лиц? Кто-то надел бронежилет на меня, кто-то на Джека, мачо-агент Рафаэль остался не забронированным и легко запрыгнул в салон с опасной грацией камышового кота.
В сопровождении свиты десятка вооружённых до зубов мотоциклистов мы поехали в центр Каракаса, объехав толпы протестующих против правительства, демонстрантов за правительство и забастовщиков «просто потому что все бастуют», обёрнутых в трёхцветные – жёлто-сине-красные флаги и, судя по лицам, плохо понимающих, чего они вообще хотят – главное повозмущаться, кинуть красную дымовую шашку и поджечь шину в куче мусора, именуемой баррикадой. А так – хоть за футбольную команду или против цен на нефть…
Наш эскорт остановился у монументального белого здания с колоннами, при виде которого мне на ум сразу пришёл герой всей Латинской Америки Симон Боливар, а ещё мысль, что владелица аж двух компаний не может быть одетой в шёлковую блузочку голубого цвета и юбку с резинкой на животе – для беременных. И босоножки мои белые с широким, высоченным каблуком – подходили под танцы и венесуэльский стиль, а вот для таких важных дядечек в белых рубашках и брюках со стрелочкой – совсем нет.
Я застегнула фривольные пуговички почти до горла, прижала одной рукой сумочку к бедру, второй заправила за ухо распушившуюся прядь и вошла вместе с Джеком в чиновничий рай или Торговую палату Боливарианской Республики, где чинный крючкотвор с зализанными волосами проводил нас по коридору в Управление иностранными инвестициями. Там нас встретил другой важный пузан с видом министра и говорящий надутыми пухлыми губами, усищами и солидно выпирающей вперёд самодостаточностью, что он тут самый главный.
– Сеньор Ортэс поможет вам быстро решить вопрос, – подсказал Рафаэль, который и тут, кажется, ходил и хаживал, ибо то и дело ручкался с чиновниками и кивал половине сотрудников, как добрым знакомым.
Меня же так и подмывало дёрнуть тихонько Джека за рукав и моргнуть в сторону выхода: мол, пора «делать ноги», всё равно никто не поверит в то, что ты задумал… Но Джакобо Мария Изандро Рендальез, мой пуэрториканский корсар с американским паспортом, был непоколебим и сосредоточен. Две недели, требуемые на переоформление, благодаря волшебству долларов в конверте превратились в два часа.
Мы успели выпить кофе в приёмной и потолковать о погоде с секретаршей, желающей попрактиковаться в английском. Джек весь ушёл в себя. Затем отлучился и снова вернулся, такой же задумчивый и молчаливый, как утёс над морем. Под высокими потолками, в прохладе мрамора и бюрократии жизнь шла размеренно, словно не было никаких забастовщиков и полицейских с брандспойтами на проспекте через две улицы налево.
Усатый пузан, сеньор Ортэс, выдал мне документы с вензелями, печатями и блестящей кругляшкой и сказал, что я могу идти.
Джек поблагодарил, затем взял меня под локоть и повёл на выход. И только в бронированном салоне авто улыбнулся, наконец:
– Ну что, сеньорита Александра Лозанина, владелица и единственный акционер завода по производству напитков и праздников, поздравляю тебя!
– Спасибо, – испуганно ответила я. – Но это же временно, да?
– Ты же не временно будешь моей женой? – спокойно спросил он.
– Нет…
Джек коснулся моего живота ладонью, замер на секунду и посмотрел мне в глаза.
– Тогда какая нам разница, чей это завод: твой или мой? – Подмигнул животу и добавил: – Всё равно будет принадлежать нашему Паблито.
– Паблито? – удивилась я.
– Пабло Алехандро Рендальез, – задумчиво сказал Джек, – по-моему, хорошо звучит!
– Павлик… – пробормотала я, прислушиваясь к китёнку, тот молчал, но, как обычно, когда моё внимание обращалось к нему, подарил мне благость. – Пусть будет Павликом. Кажется, китёнок не против. А вдруг он не захочет управлять компанией?
– Как же! – удивился Джек. – Он мой сын. И твой. Значит, сможет, даже колонией на Марсе руководить. Поедем! Тут рядом…
Действительно, не проехав и квартала, мы остановились. Центральный банк Венесуэлы в отличие от от Торговой палаты был зданием современным, эдакой бетонной башней на устойчивой, широкой подошве. Тут тоже прошло всё быстро, благодаря Рафаэлю и конверту. И счета компании тоже были переоформлены на меня, но с полной генеральной доверенностью на Джека как исполнительного директора.
Затем мы заехали ещё в одно здание, на этот раз обычное, неприметное с толстыми решётками на окнах и массой взбудораженных людей у входа. Джек и Рафаэль поговорили на бурном, почти ругательном испанском с жёстким, как кремень, мулатом, ещё с одним, похожим на Уго Чавеса в молодые годы. Я подписала заявление и выяснила, наконец, что это были агенты СЕБИН, которые займутся нашим делом.
– Теперь можно считать, что компанию никто не обкрадывал. Если не считать побочные расходы, – тихо, с довольным видом сказал мне на ушко Джек, когда мы вернулись в наш «бронетанк».
– Я хочу домой, – шепнула я ему, вдруг осознав, что толком не понимаю, где он, мой дом – это номер в гостинице или кабинет генерального директора на заводе с диванчиком под окном, или кондо в Нью-Йорке, или квартирка на девятом этаже в Ростове-на-Дону с зелеными занавесками в моей комнате. Просто хотелось туда, где спокойно, уютно, и можно расслабиться рядышком с самым любимым на свете мужчиной, забраться ему носом под мышку, обнять крепко и заснуть, ни о чём не беспокоясь. Там, где это возможно, там и будет мой дом. Хочу туда!
– Ещё одно место, малышка, – погладил меня по руке Джек. – И домой.
Интересно, а какое «домой» у него в голове?
Площадь впереди по курсу была заполнена людьми. Автомобиль с трудом проехал по проспекту Норте от Центрального Банка и остановился на углу.
Я оглянулась, увидела в заднем стекле бронзовую статую Боливара, фонтан и ярко-охряный дворец. Люди митинговали, им было не до нас. Я решила, что мы просто пережидаем пробку или выбираем новый путь, но Джек толкнул дверцу и кивнул на величественный собор по правую руку с огромной статуей Девы Марии, распахнувшей руки так, словно она готова обнять город.
– Нам туда.
– Зачем? – изумлённо шепнула я и ухватилась посильнее за руку моего медведя. – У них тут принято освящать нового владельца компании? Без этого никак не обойтись?
Джек не ответил. Прохожих на проспекте вокруг было слишком много, и несмотря на бронированных охранников, обступивших нас со всех сторон, мне всё ещё было страшно. Очень. Я видела киллеров даже в нищих на серых ступенях. Рафаэль и пара венесуэльских мордоворотов задержались позади нас, а Джек, внезапно взволнованный и прямой, словно столб проглотил, провёл меня под грандиозные своды. Перекрестился быстро, поцеловал крестик, свисающий на цепочке с шеи.
– Сандра, это Мерида. Главный Кафедральный Собор Каракаса, – сказал он с придыханием и почтением, словно знакомил с матерью.
Я оглядела массивные гранитные колонны, ряды скамеечек из тёмного дерева, резные окошки с витражами в виде замысловатых ромбов в каждом проёме, огромные иконы, больше похожие на картины с изображением святых в Эрмитаже. Людей в церкви почти не было, только беременная женщина в розовой маечке и джинсах с мужем у бокового входа и три старушки в кружевных платках, почти мантильях.
В сердце закралось волнение, словно происходило что-то необычное, о чём я не знаю, а ещё будто я была здесь когда-то давно и забыла. Здесь внезапно о многом забылось – так величественен и ажурен был купол над моей головой. И ощущение светлого и большого, как вся Вселенная, как Бог, коснулось моего робкого сердца, но затем я опустила взгляд и увидела охранников, закрывших нас от входа спинами в бронежилетах. Сразу же из-за них появились те двое, что задержались.
Они вышли в проход, обвешанные корзинами с цветами. Бойкие мальчишки-служки тоже несли корзинки. В мгновение ока проход между скамеечками и пространство у алтаря были украшены цветами. Аромат мелких алых розочек, белых лилий, крупных экзотических фиолетовых орхидей и трав смешался с запахом воска и ладана. У меня перехватило дух, закружилась голова ещё сильнее.
– Что это значит, Джек? – моё сердце билось о рёбра, выскакивая.
– Я беру тебя в жёны, – ответил он и быстро надел чёрный смокинг, который подал ему стриженый водитель.
Ветерок, пролетевший под сводами и всколыхнувший волосы на наших головах, не смог развеять моё ошеломление и возмущение. Я выдернула свою руку из ладони медведя.
– Но Джек! Я не могу так!
– Не волнуйтесь, Саша, всё хорошо. Выходы закрыты, тут безопасно, – уверил меня Рафаэль и, протягивая большую белую коробку, показал на резную дверцу в алькове: – Там вы сможете переодеться. Монахиня вам поможет.
– Ты не можешь всё решать за меня! – рассердилась я на Джека.
Он склонил голову, пытаясь сохранять спокойствие.
– Могу. На том основании, что я – мужчина. И в нашей семье, повенчаны мы или нет, я – главный. Ты сама говорила про танец, про партнёров! Я веду! – Он облизнул губы и засунул руки в карманы. – Ты сказала, что хочешь много цветов, меня в смокинге и платье со шлейфом. Вот, – он мотнул подбородком, – всё есть. Или мало цветов? Сейчас скажу, привезут ещё.
Из-за алтаря появился священник, самый настоящий, католический, в белой пелерине поверх чёрной рясы. С простым, массивным крестом на груди. У священника были тонкие, благородные черты лица, и мне стало сразу неловко перед ним устраивать сцены, но… всё было не правильно!
– Трез секундаз, падре, – сказал ему Джек и слегка поклонился.
Я всплеснула растерянно руками и… расплакалась.
– Что с тобой, балерина?! – Джек бросился ко мне, вмиг растеряв всё своё тиранское «я – мужчина и никаких гвоздей». Прижал меня к себе, отстранил, вглядываясь, снова прижал. – Малышка, ну, ты чего? Я же тебя люблю!
– Я не могу, – рыдала я, вытирая нос, – всё это… Я не могу-у-у!
– Почему?! Ты же сказала «да». А я выполнил все условия…
– Просто… просто… – я задыхалась во всхлипах, – это переоформление компании, эта внезапность, этот собор…
– Тебе не нравится собор? – всполошился Джек. – Но он же самый красивый в Венесуэле! Но ладно, есть ещё церквушка, и там подальше храм Святого Франциска…
– Нет! Джек! Эти проклятые убийцы-ы-ы-а… И ты имя заранее дал китёнку… Ты как будто завещание подписываешь… Джек, Джакобо, медвежонок, родненький, я бою-ю-юсь!
– Фух, – выдохнул Джек и вытер пот с высокого лба, затем подул мне в нос и улыбнулся: – Глупенькая. Кроха моя! При чём тут завещание?! Я просто хочу всё делать правильно! Делать всё, что хочу. Прямо сейчас! И больше никогда и ничего не откладывать, понимаешь? Сколько можно уже?!
Я сглотнула слёзы и взглянула на него.
– А Рупперт и Девенпорт? Они ведь будут продолжать на тебя… о-охоту, – с трудом выдавила я последнее слово.
– С ними всё скоро будет кончено, – встрял Рафаэль.
– Я написал электронное заявление в Комиссию по ценным бумагам США и в ФБР, в отдел, который занимается экономическими преступлениями. Уилл Баррел в курсе, он предоставит экспертам мой отчёт.
– Когда ты успел? – расширила я глаза.
– Ещё у себя в кабинете. До того, как мы просекли след по переводам пропавших денег.
– Но аудиозапись…
– Это просто будет последним гвоздём в замок на решётку их камер, – уверенно заявил Джек. – Вне зависимости от этого, их задницы скоро будут поджариваться с пристрастием. Простите, падре!
Священник улыбнулся и посмотрел на часы. Мальчики-служки зажигали свечи и лампады. Цветы пахли и ждали моего «да», как и любопытные старушки в мантильях. Надеюсь, в складках кружев не спрятан кольт и автомат Калашникова…
– Почему ты не сказал мне сразу? – спросила я.
– Хотел сделать тебе сюрприз.
– Так и до инфаркта можно довести, – пробормотала я, вытирая слёзы.
– Если захочешь, мы потом проведём церемонию с семьёй, с твоей и моей, столько раз, сколько пожелаешь, – пылко заговорил Джек, – в Сан-Хуане, в Нью-Йорке, в Ростове, хоть в Париже или в Ватикане на площади Святого Петра. Но я хочу, чтобы ты стала моей женой прямо сейчас!
Я шморгнула носом и улыбнулась.
– Ладно, давай начнём хотя бы здесь… Обвенчайте нас, падре, – попросила я священника.
Он ответил на удивительно приятном английском:
– Я думал, вы, сеньорита, сначала захотите облачиться в платье.
– Точно, платье, – кивнула я. – Хотя уже какая разница?
Джек запротестовал:
– Нет, балерина, ты же сказала: платье, значит, платье.
– Вот именно! Я что, с утра весь Каракас переворачивал зря в поисках флёрдоранжа и фаты? – возмутился Рафаэль, заставив меня ошарашенно моргать.
Почему он? Почему с утра? Это разве Джек не только что решил? И когда они успели с моим медведем так наладить отношения, что мачо-агент из России стал выполнять шаферские поручения? Платье он тоже купил? А размер, как он вообще мог покупать платье невесты мне?
Джек добавил:
– Ты ведь помнишь, я улетал, собираясь в Пуэрто-Рико жениться на тебе? И я заказал платье ещё в Нью-Йорке. Забрал в Саксе, когда ты выбирала купальник. А я хорошо разбираюсь в одежде. Оно уже столько дней ждёт тебя…
– Но ведь так не положено, – пролепетала я.
– Я не видел его на тебе, – хмыкнул Джек, – всё сходится. Плохих примет нет.
Я открыла рот, но онемела, как рыба. Междометия на ультразвуке Джек не понял. Зато в двери собора вломились двое с камерами и словами «сраная жара!». Николас и Ганнибал? О, Боже… Охранник в бронежилете не успел прикрыть дверь, как в неё скользнула красавица Мария в красном платье с белым цветком в волосах. И засов закрылся.
– А… как… – ничего путного я сказать по-прежнему не смогла. – Когда… э…
– Тебе же нужна подружка невесты, – сказал Джек и подмигнул журналистам. – И качественная видеосъёмка.
– Водички, – только и смогла вымолвить я, прислоняясь к колонне.
Служка подал стакан Джеку, Джек – мне, а священник благостно расцвёл:
– Все волнуются перед венчанием, милая сеньорита. Но впереди вас ждёт счастье! Свадьба – это большой праздник, разве стоит переживать?
Я выглушила залпом воду и сказала, приходя в себя:
– Нет, конечно. Какие переживания! Сейчас переоденусь и срочно под венец. Только никак не решу, бронежилет одевать на свадебное платье или под него?
– Сандра, – укоризненно покачал головой Джек.
Вот уж не знала, что он испытывает почтение перед католической церковью! Ему же плевать на все правила в мире!
– Ещё один сюрприз, Джек Рэндалл, и у тебя будет не невеста, а Жизель, – пробормотала я.
– Почему Жизель?!
– Она умерла незамужней и бродила привидением в свадебном платье. Признавайся лучше сразу: есть ещё сюрпризы?!
– Нет, это всё, – заверил Джек, побледнев.
Вот-вот, пусть тоже поволнуется! Не всё же нам с китёнком!
– Меделин не явится посреди церемонии с криками «Я против»? – саркастически уточнила я.
– К чёрту Меделин! – вспылил Джек. – Простите, падре. В конце концов, спрашиваю в последний раз, ты будешь жениться… тьфу, замуж за меня выходить, Сандра?!
Священник подал мне ещё воды, тщетно пряча улыбку. Кажется, ему в такой комедии участвовать не приходилось. Я выпила снова всё залпом и, схватив коробку с неизвестным мне платьем, решительно пошла к алькову. Обернулась на ходу и сказала:
– Да! Но ты, Джек Рэндалл, пообещал мне ещё три свадьбы. Будешь должен. У меня всё записано.
– Да хоть десять! – крикнул он. – Тебе с парашютом или под водой?
Падре рассмеялся в голос. Смех приятно звучал под сводами величественного собора. Даже лучше, чем орган. И я пошла переодеваться. Под венец, так под венец! Чего уж тут фасонить?!