Джеку хотелось позвонить, но разговор предстоял не телефонный. В висках стучало. Сердце ухало, разгоняя кровь по телу. Коста вёл машину к знакомому адресу на Парк Авеню, продираясь сквозь пробки. Слишком медленно!

Утешала только любимая присказка, которую Джек взял за правило: «Всё, что важно, не бывает срочно. Всё, что срочно, – суета». Поэтому чтобы провести вынужденную паузу с пользой, Джек быстро набрал сообщение в Whats Up: «Люблю тебя, малышка. Всё хорошо!» Звонить Сандре не стал. Она почувствует, что он на нервах. А с неё хватит. И всё равно мысли о жене согрели. Как всегда.

Смит из Комиссии по ценным бумагам тоже подождёт. Джек смотрел в окно на привычные высотки, дома, улицы Нью-Йорка, и всё казалось иным. Безрадостным…

Что он скажет Меделин? Что она скажет ему? Джек вдруг вспомнил слова Сандры, и сразу же после них выкрики Моники: «Да ты не слышишь никого, кроме своей сучки Меделин! Ненавижу её!»; смущение и какую-то странную неестественную улыбку мамы, когда он упоминал… – Джек запнулся в мыслях. – А кто она ему, Меделин? Верное слово не находилось.

Она его восхищала – красотой, манерами, вкусом, царственной сдержанностью, а порой проявлением мягкости. Джек считал, что она такова не только с ним, а вдруг ошибся?

Джуд пару раз даже при нём называла мать «Снежной королевой», обижалась на что-то. А Джек гадать перестал и не ожидал ничего, просто был благодарен. Меделин давала ему то, что не смогла мама, – подсказки, которые позволяли парню из ниоткуда приблизиться к верхним ступенькам карьерной лестницы, куда он так стремился. Перед глазами Джека пронеслась бесконечная вереница разговоров за кофе, совместных обедов, в том числе семейных.

А как всё началось? Они просто были представлены на званом ужине – он, молодой совсем, рьяный торговый представитель с лучшими показателями во всём дистрикте, и богиня с Олимпа, рядом со своим высокопоставленным супругом. Хитрым и равнодушным.

Рупперт Кроннен-Стоу вручил премию «лучшему сотруднику» и отошёл в сторону – к тем, кто более был достоин внимания тогда ещё Президента Северо-Американского Отделения компании, а Меделин улыбнулась парню с улиц и вдруг нашла, о чём поговорить. Через три месяца на Рождественском корпоративе для более узкого круга они увиделись снова. Джек снова был лучшим. Он уже знал, что тоже хочет на Олимп, и будет там. Дерзко сказал об этом миссис Кроннен-Стоу, а та ответила:

– Почему бы и нет? – и вдруг дала визитку. – Мне нравятся целеустремлённые молодые люди, которые не сидят, сложа руки, а сами выстраивают свою жизнь.

Джек был польщён. Меделин добавила:

– Вы не думали о том, что для того, чтобы попасть сюда, – она манерно показала рукой на опустевший президиум, – вам требуется лучшее образование? Вы, кажется, сказали, что вы… хм… повар?

– Да. А какое, что нужно, мэм? – покраснел Джек.

– Экономическое, конечно. К примеру, Стэнфорд? Он ценится в высших кругах. Думаю, вы сможете там учиться.

Ночью двадцатичетырёхлетний Джек, сидя на кухне в арендованной квартире в одних трениках и пытаясь не слушать, как за стенкой Фил занимается любовью с очередной «единственной», таращился на цены за обучение в интернете и пытался подсчитать, во что ему это выльется. Вспотел даже. Кредит? Надорваться ведь можно! А ему точно это надо?

Но Меделин так просто говорила о том, что он «сможет», что не смочь было как-то отстойно. Потом пустое место в президиуме во сне манило, словно оставленное специально для него.

И ведь он пробрался туда!

Коста притормозил на очередном светофоре. Джек стянул в волнении перчатки. Машина тронулась, мимо засверкали огни Центрального парка, а в голове проносились фразы Меделин, когда-то небрежно обронённые или сказанные специально:

«Если вы, Джек, пойдёте в этом костюме, вряд ли кто-то будет всерьёз рассматривать ваши предложения.

А вы прослушали курс психолингвистики, который я вам советовала?

В вашем возрасте стыдно не знать таких вещей! Не знаете, прочитайте. В Нью-Йорке самая большая библиотека в мире.

А почему бы вам не приобрести на годовой бонус акции компании? Большие инвестиции начинаются с малого».

Этих фраз, советов было столько, что всех не упомнишь. Он, Джек Рэндалл нынешний, казалось, наполовину состоял из них.

Благосклонные улыбки миссис Кроннен-Стоу незаметно превратились в большее. Джек не был влюблён в Меделин, но нуждался в ней. Как ни в ком другом. До Сандры.

Джек кашлянул.

В груди скопился ком – выходило, что теперь он превратился в Дамоклов меч, разрубивший узел привычной жизни семьи Кроннен-Стоу. Некрасиво. Неловко. Но он тут же вспомнил Сандру в госпитале Каракаса, её лицо без кровинки. И сжал кулаки. Этим он играть не позволит никому. Даже Меделин.

* * *

Коста, наконец, припарковал автомобиль у трёхэтажного особняка из светлого камня, эркером выступающего из ровной линии домов с колоннадами и лепниной. Джек поднялся к тёмным дверям с золотыми вензелями и нажал на звонок.

Картер, темнокожий дворецкий в кофейном костюме, открыл дверь, чтобы пропустить частого гостя в роскошный белый холл с мозаичной плиткой на полу, голубым панно на стене и громадным камином – прямо напротив подножия широкой, витиевато изогнутой мраморной лестницы. Джек вошёл и растерялся, но лишь на секунду.

– Господин Кроннен-Стоу дома?

– Он у себя в кабинете, мистер Рэндалл, – сказал Картер, протягивая руку за пальто.

– Н-нет, – отмахнулся от услуги Джек. – Я ненадолго.

И, лишь расстегнув короткое бежевое пальто, взбежал по лестнице вверх. Перчатки так и остались в руке. Дверь в кабинет на втором этаже была открыта.

Рупперт стоял, склонившись над красным рабочим столом, быстро перебирая бумаги. Джек вошёл без стука, скользнул взглядом по полированным шкафам, по креслам, упёршимся чёрными, с позолотой ножками в персидский ковёр, по томикам редких книг на полках, и впервые не ощутил трепета и желания быть здесь. Наоборот.

Рупперт услышал шаги и выпрямился:

– А, Джек, – натянул улыбку экс-глава корпорации. – Слышал, ты справился с Венесуэлой? Молодец. Но, прости, мне некогда. Я решил отойти от дел. Ты, наверное, в курсе.

– Собираетесь улизнуть? – усмехнулся Джек. – Куда? Тоже в Панаму, как якобы Бергштофф?

Рупперт сузил глаза.

– С какой стати ты мне хамишь?

Джек шагнул навстречу. Нахмурился.

– Не люблю быть под прицелом. И никому не позволю считать жертвой меня. Тем более, мою семью!

Рупперт усмехнулся и скрестил руки.

– Ну-ну. Судя по твоему лицу, ты пришёл мстить. Интересно, за что?

Кулаки Джека сжались, но он остановился.

– Вы знаете. И вы никуда не уедете! Вы должны ответить за содеянное!

– Перед тобой, что ли?

– Перед законом и акционерами.

– Чушь.

– Нет. Девенпорт уже арестован.

Рупперт поджал губы.

– А я при чём?

– Я просчитал всю пирамиду. Вы будете покруче Понци, – сказал Джек, окинул взглядом окружающую его роскошь библиотеки. – Неужели этого было мало? Миллиард захотелось скосить?

– Щенок! – зло бросил Рупперт. – Зарвался. А самому мало?! Хочешь убрать меня с дороги? Должность под себя подмять? Ты алчный, молодой пёс, которому нужно всё и сразу, я давно тебя раскусил!

– Мне не нужно ничего вашего, – набычился Джек. – Своего хватает!

– Да-да-да, – издевательски зацокал языком Рупперт, приближаясь. – Своего? А ты сам где был бы, если б не чужие деньги и наша поддержка? До сих пор бегал бы по магазинам в Бронксе с КПК и собирал заказы, если бы не мы! Где твоя благодарность, Рэндалл?

– Осталась в Каракасе. В одном стакане воды в день и пачке чипсов. В грузовике, который протаранил мой автомобиль. И в автоматных очередях…

– Боже… это правда? – послышалось позади. Это была Меделин. Сглотнув, она вошла в кабинет, но остановилась у кресла. Повысила голос и требовательно, с жёсткой хрипотцой повторила: – Рупперт! Говори! Это правда?!

Мистер Кроннен-Стоу усмехнулся и с вызовом ответил:

– А даже если так? Сколько ещё мне терпеть этого твоего альфонса? Думаешь, я ничего не понял?! «О, Рупперт, парню надо помочь, – передразнил он Меделин, – такие кадры надо взращивать… Он талантлив. Он принесёт нам миллионы…». Ну что, взрастила? Что ещё ты ему взрастила, этому горячему латиносу?!

– Прекрати, Рупперт, ты несёшь… – заговорила Меделин, но закончить не успела. Взбешённый Джек схватил её мужа за грудки и навис над ним, придавив к столу.

– Что ты себе позволяешь?! Я – не любовник твоей жене!

– Я тоже всё знаю, – прошипел Рупперт. – Воспитанничек… Про ваши встречи в кафе, ресторанчиках, задушевные разговоры и что там дальше было, а?

– Ничего! Извинись перед Меделин, гад! – прорычал Джек. – Сейчас же! А не то я…

– Хэй, Джек Рэндалл! Убери руки от моего отца! – звонкий девичий голос заставил всех повернуть головы к выходу из кабинета. Джудит в джинсах и футболке стояла, расставив ноги и направив пистолет в голову Джеку. Наверное, взяла в сейфе…

Джек опешил и выпустил из рук лацканы пиджака Рупперта.

– Джуд, ты чего? Он оскорбил твою мать…

– Это ты оскорбил мою мать. Своим присутствием! И всю нашу семью! Папа прав! Прав! – взвизгнула Джуди. – Они разводятся из-за тебя!

– Убери пистолет, Джуди! – приказала Меделин.

– Нет! С меня хватит всего вашего притворства! Я уже не могу слушать ваши перепалки из-за этого типоса! – Джуди мотнула головой в сторону Джека и взвела курок. – Всё! Нет любовника, нет проблемы! Аста ла виста, бэби!

Джек сглотнул, поражённый ненавистью в глазах девушки, но, прежде чем он придумал, что сказать, Меделин крикнула:

– Остановись, Джуд. Это твой брат!

Воцарилась пауза.

– Джек – твой брат, – с громким выдохом повторила Меделин. – Старший брат.

– Как это… брат? – Дочь опустила пистолет, бледнея.

– Да ты с ума сошла, Меделин! А на вид вроде нормальная… – пробормотал Рупперт, осторожно отодвигаясь от Джека и вынимая из рук дочери кольт. Ткнул пальцем в Джека. – Это не Пол, дорогая! Пола нет. Больше десяти лет, как нет!

– Да. Я знаю. Ты купил ему чёртов Феррари, и он разбился. И я не помешалась, – сухо ответила Меделин. – Джек – мой сын.

– Во сколько же ты его, в пятнадцать родила? – издевательски спросил Рупперт.

– В шестнадцать.

У Джека пересохло во рту, происходящее показалось нереальным. Он опёрся рукой о стол.

– Мы с его отцом, – продолжала Меделин, – кубинским военным, познакомились, когда я и мои одноклассники решили повеселиться, и на яхте вместе с хиппующим дядей одного из них, нарушили закон, отправившись на Кубу. Нам было весело, очень весело. Много танцев, запрещённой выпивки, всего. Голова шла кругом. А парень из Гаваны был очень красив. Как ты, – Меделин заглянула в глаза Джеку. – Ты – абсолютная копия Эдуардо, Джек! Я чуть в обморок не упала, увидев тебя на том корпоративе. Может, только на пол головы выше.

Джек не знал, что сказать. Она, правда, помешалась? Нет, глаза нормальные.

– Чуть позже я даже тайком сделала тест ДНК. Чтобы убедиться. Для этого я и пригласила тебя к нам домой, на обед в первый раз. Всё просто, достаточно было стакана с остатками слюны и упавшего на кресло волоса. И да, генетики подтвердили – ты – мой сын, на девяносто девять процентов.

– Ты что, бросила его? – возмущённо спросила Джуди.

– Мне было шестнадцать. Мать забрала его у меня, – отрезала Меделин, – и унесла неизвестно куда. Просто унесла, даже не дала назвать! Её выворачивало от того, что я шлюха. Да-да, так она меня и называла! Моя мать ненавидела меня потому, что я забеременела от кубинского революционера, а они все для неё были революционерами, коммунистами и нелюдями! – говорила Меделин. – Она ненавидела меня потому, что не может засудить отца ребёнка! Я ведь даже не знала его фамилии! Это просто была одна ночь, замечательная, жаркая, роковая! Бабушка гораздо позже узнала о том, что мать избавилась от младенца. Они разругались, и бабушка выгнала нас обеих. Лишила наследства. За это мать тоже ненавидела меня, а ещё за то, что я не оправдала её надежд.

– Как ты меня, мама… – пробормотала дочь.

– Чушь! Я люблю тебя, Джуди!

– Ага, ты и Джека, выходит, любишь… Только как-то странно…

– То есть Рэндалл – не твой любовник, – изумлённо пробормотал Рупперт, крутя в пальцах пистолет.

– Нет. Инцестом я не занимаюсь.

– Радует. Только почему ты мне не сказала? Ему не сказала? – вскинул брови Рупперт. – Зачем нужен был весь этот цирк?!

– Затем, что однажды, когда я попыталась заговорить с тобой исподволь об этом, – ответила Меделин, – ты сказал, что не стал бы даже кофе пить за одним столом с женщиной, которая бросила своего ребёнка! И уж точно не стал бы с ней общаться и доверять детей! Вот что ты сказал! Что кукушек нельзя подпускать к детям! Ты мог забрать у меня Джуди! А я не кукушка, и не шлюха…

Глаза Меделин наполнились слезами. Джека разрывали противоречивые чувства.

– Меделин, но почему вы мне не сказали? – хрипло спросил он. – Ведь я же…

– Зачем? – перебила Меделин, ломая себе пальцы. – Чтобы ты тоже возненавидел меня? Мне нравилось, что ты смотрел на меня с восхищением! Гордился знакомством со мной, прислушивался к советам! Ты просто не знал, что я на много лет забыла о тебе! Вычеркнула из памяти и не искала, хотя могла… И только когда погиб Пол, я поняла, что это мне воздаяние. За другого сына. Кара!

– Допустим. Но десять лет, – проговорил Джек, не узнавая свой голос и чувствуя, как пол проваливается куда-то в преисподнюю, и вся привычная жизнь вместе с ним складывается гармошкой, как взорванное здание. Гул от взрыва и ядовитая пыль разлетались по голове. – Мы были знакомы с вами десять лет!

– Я дала тебе всё, что могла, за эти годы! – ответила Меделин. – Разве твоя жизнь не изменилась к лучшему?

– Изменилась…

– Мать у тебя уже есть, она тебя воспитала, как умела. Что она не смогла, добавила я. Наследство ты получил, причём от моей бабушки. Я сказала ей, что не буду претендовать ни на что, и всё отдаю тебе.

– Погодите. Сеньора Эва Ортис де ла Вега – моя прабабушка? – округлил глаза Джек. В горле запершило.

– Да, дорогой.

Рупперт взглянул на Меделин гневно:

– То есть всё, что ты болтала про родовое имение испанских конкистадоров, не выдумки? Так, выходит?! Рэндалл получил наследство пять лет назад. Именно тогда, когда мы сидели в финансовой заднице! Получается, мы могли получить всё, а досталось Рэндаллу?! Ты точно тронулась!

– Мы выкрутились, – парировала Меделин. – Имение его по праву. Сотни лет оно передавалось по мужской линии. Джек – первый мальчик за несколько поколений. Даже Пол… нет Пола… И всё, не будем об этом.

– С каких пор в тебе взыграло благородство?! – разорался Рупперт. – О да, мы выкрутились! А сейчас опять будем крутиться, как ужи на сковородке, потому что твой дорогой сынок раскопал все подводные камни твоей же схемы. Надеюсь, ты рад узнать, Рэндалл, что твоя мать, Меделин, ещё и злостный финансовый гений. Потому что она – автор всей пирамиды, в которую, как выясняется, мы полезли из-за того, что ты получил наше наследство. Ты слышала, Джуд? Как однако тебя любит маман!

– Папа! Ты снова только о деньгах! – в сердцах стукнула ладонью о притолоку Джуд.

– А о чём же ещё?! О душе? Будешь молиться о душе, если меня посадят. Правда тогда пусть сажают вместе с Меделин. Я скажу, что она обвела меня вокруг пальца и проворачивала делишки за моей спиной, достаточно долго. У меня есть доказательства! И на горизонте мерцает пожизненное…

– Ты не посмеешь! – снова схватил его за грудки Джек.

Рупперт спокойно убрал его руки.

– Посмею. Я ревновал её к тебе, дорогой… кто ты там мне, пасынок… последние несколько лет. Посылал к чертям в задницу, чтобы ты только исчез с глаз долой! И чтобы моя жена не смотрела на горячего латиноса такими глазами за семейным обедом! Да мне кусок в горло не лез! Боже, куда я тебя только не посылал! А ты, сволочь, постоянно возвращался! Пришлось пойти на крайние меры, и нате! Опять жив! Меделин, он случаем не в рубашке родился? Нет?! Значит, наверняка кубинец, с которым ты веселилась, был потомком Че Гевары или одного из Кастро! Потому что так выкручиваться из любого дерьма мог только тот, у кого предки переплывали каналы с аллигаторами, не иначе…

– Я не знаю, кем именно был Эдуардо. Он просто был красив, – устало сказала Меделин. – Сами видите, насколько. Эдуардо вообще не в курсе, что у него есть сын. Я его больше никогда не видела. И Джуди, не смотри на меня так, мы с твоим папой развелись не из-за Джека! Мы просто перестраховались, чтобы хотя бы половина состояния не была конфискована, и законно досталась потом тебе на территории Соединённых Штатов. Мы, конечно, и в оффшор перевели достаточно… Но теперь не об этом! – Она повернулась к мужу. – Я зла! Я в ярости! Как ты мог, Рупперт, организовать покушение на моего сына?!

– Да так же, как ты могла столько лет скрывать, что он – твой сын! Сказала бы раньше, у меня не было бы повода его сживать со свету. Ваше наследство мне всё равно не достанется.

– Папа! – вскрикнула Джуди.

– Правда, ничего кроме правды. – пожал плечами Рупперт, усмехаясь. – Не любовник, как-то полегчало. Ну что, Рэндалл, будешь отправлять за решётку свою маман?

Джек не ответил, не в состоянии переварить услышанное. Казалось, его разыгрывают оба супруга.

Меделин огрызнулась, Рупперт ответил. Выглядело это всё мелко. Не по-королевски. Джек долго смотрел на перепалку супругов Кроннен-Стоу, скривившись, а потом сказал:

– Тошно мне от вас. Джуд, тебя не касается. Ты – сестра. Мой телефон у тебя есть, звони. С женой познакомлю. Да-да, с женой, Меделин. А вы… – он пожал плечами брезгливо. – Выкручивайтесь сами. Экстрадиции нет из Кубы и Бутана. Предлагаю в Бутан, буддизм, говорят, прочищает мозги. Хотя мне плевать.

– Джек! – кинулась к нему Меделин.

Он отстранился, сделал предупреждающий жест рукой.

– Не надо. У вас всё про деньги! Про какую-то грязь. Мне не интересно. Знаете, одна крошечная русская девочка, кстати, голодная, сказала мне, что главное в жизни: честь, достоинство и благородство. И любовь. – Он припечатал тяжёлым взглядом присутствующих. – Она была права.

– Джек…

– И да, Меделин, спасибо за всё. Ты многое сделала. Я ценю… наверное, должен ещё что-то сказать. Но ты права: у меня уже есть мать. И есть ещё один прекрасный человек, которого вы хотели сжить со свету ради каких-то ваших мутных целей. А она готова ради меня плов из косточек делать. Если нет денег. И о любви говорить искренне. Не в такой роскоши. А когда на неё наставлены автоматы. Не то, что вы оба! Скоро тут будет ФБР. После того, что расписал в признании Девенпорт, вам останется только решить, кого из Кроннен-Стоу он имел в виду. Или, может, Гольдблум из хэдж-фонда поделится идеей с властями. Сейчас, наверное, его арестовывают. Так что прощайте!

Он стремительно вышел. Но, спустившись на три ступеньки, вернулся. Подошёл к Рупперту и со всей силы вмазал тому в челюсть. Рупперт со вскриком отлетел в противоположный угол кабинета. Взвыл, отплёвываясь кровью и зубами.

– Джек! Ты сломал ему челюсть! – возмутилась Меделин.

– Хорошо. Надеюсь, шея тоже болит. И башка, – констатировал Джек, отирая платком кулак. – Это за мою девочку. И, Рупперт, попадёшься мне на глаза в любой части мира, все ноги переломаю, наставник. Если увидишь, просто беги. – помолчал секунду и добавил с жестокой ухмылкой: – Повезло мне и компании, что вас там больше нет! Джуд. Меделин.

Джек подчёркнуто, даже гротескно склонил голову перед женщинами, и теперь уже не оглядываясь, сбежал по лестнице и сразу на улицу – прочь из болота.

В сердце было пусто. На душе грязно, словно в луже придорожной вывалялся. А ведь там сиял свет. Отмыться бы!

Джек посмотрел на часы, поспешно сел в машину и приказал:

– В аэропорт!

Затем набрал телефон Смита из комиссии по ценным бумагам и назначил встречу на завтра, на вторую половину дня. Выдохнул, достал ноутбук из портфеля и начал работать. «Бешеной собаке семь вёрст не крюк» – говорил один из его русских друзей. И правильно говорил. Было бы ради чего…

* * *

«Абонент находится вне зоны доступа, перезвоните позже»… – сказала мне ненавистная автоматическая женщина в триста сорок пятый раз, и я в сердцах отбросила телефон на кровать.

– Тань, – позвала я подружку, – давай такси вызывать.

– Не придумывай, тебе нельзя вставать.

– Я чувствую сердцем, с Джеком что-то случилось. И опять из-за этой Меделин, – воскликнула я. – Надо где-то достать инвалидную коляску. Или костыли. Потом на такси и в Нью-Йорк!

– В какой ещё Нью-Йорк?! – пробасил из коридора мой любимый голос, и в дверях появился Джек. Весь серый, мокрый от пота, с пальто под мышкой и закатанными по локоть рукавами.

– Джек! – радостно подскочила я.

Он сел на кровать и обеими руками уложил меня обратно.

– Тшш. Кто тут непослушный? Сказано лежать, а она в Нью-Йорк собралась.

– Я за тобой… – жалостливо сказала я. – Я такое узнала, звоню-звоню… Ты вне зоны доступа.

– В самолёте пришлось отключить. Всё-таки пять часов лететь, а потом мобильник, гад, просто разрядился, – улыбнулся Джек и зарылся носом в мою макушку. – Хорошо, солнце в волосах. Я соскучился!

Таня встала с кресла.

– Пойду к миссис Рендальез, с ужином помогу.

– Спасибо, Таня, – крикнул ей вслед Джек. Осторожно взял меня в охапку, как маленькую, и посмотрел с любовью. – Малышка моя.

– Ты устал. – Я обвила ему шею руками. – Хороший мой. Может в душ, переоденешься?

– Да, две секунды.

Он и правда потратил на купание пару мгновений, словно делал всё в ускоренной съемке.

– Как прошёл день? – спросила я, когда он вышел из душа в чистой футболке и тонких летних джинсах.

– Бурно. Хотел поспать в самолёте, не вышло. Давай с тобой в сад прогуляемся, немножко воздухом подышишь.

– А как же усталость?

– Я сильный, – улыбнулся Джек, глянул с опаской в дверной проём. – И ещё хочу тебе кое-что рассказать. А ты скажешь мне. Всегда и всё надо договаривать. Помнишь, ты говорила о доверии и партнёрстве? Сегодня я оценил это, как никогда.

– Тогда пойдём. Точнее неси.

Приятная прохлада с запахом моря овеяла нас, пальмы застыли с широкими лапами, как слуги с опахалами, готовые размахивать ими, стрекотали цикады, доносился плеск волн. Хотя, наверное, это был просто фонтан. Над нашими головами расстилалась роскошь тропического неба, а Джек рассказывал мне, потрясённой, обо всём без утайки. Моё открытие было ничтожным по сравнению с его новостями.

– Не могу поверить, что Меделин – твоя мама! – громко прошептала я, моргая.

– Она мне не мать. Мама у меня уже есть, – поджал губы Джек.

Я вздохнула.

– Ты обижен, мой любимый. И я тебя понимаю. Я сама долго жила, ощущая себя круглой сиротой при живых маме и папе. Я обижалась, и было тяжело. А потом я поняла: они такие, какие есть, и лучше жить не умеют. Их не научили. А самим, бывает, научиться трудно. Не у всех получается! Теперь я не обижаюсь на них. Просто люблю. И от этого светло и легко на душе. Мне кажется, это главное.

– Ты умница. Но у меня другое, – покачал головой Джек. – Я чувствую себя тупым. И слепым. И обманутым. Мерзко.

– Хороший мой. – Я провела ладонью по щеке моего корсара, уже колючей и будто бы осунувшейся за эти сутки. – Знаешь, любимый Уиллом Баррелом китайский мудрец говорит: «Человек сам решает, бесконечно мучить себя обидами, или растворить их с пользой». Зачем тебе носить на плечах обиду, если вокруг столько красоты, звёзд, счастья, света? Бери и черпай.

Джек вздохнул:

– Наверное, не стоит носить обиду, малышка. Но пока это только слова. Всё не так просто.

– Ладно, если тебе очень хочется, поноси немного, а потом выбрось, договорились? Мы же собрались быть счастливыми!

– Мудрая моя девочка, – Джек коснулся губами моего лба. – С тобой уже не так хреново.

Он помолчал немного, прислушиваясь к звукам ночи, а потом посмотрел в мои глаза.

– Я тебя люблю! Очень люблю, балерина! Я на всё готов, всё, что хочешь, сделаю. Только прошу тебя, давай поклянёмся друг другу: мы будем жить без недомолвок и секретов, хорошо?

– Хорошо. Уже начинать?

– Давай.

– Начинаю. Мария написала, что встречается с нашим Рафаэлем. У меня страшно чешется живот. Я уже задолбалась лежать. И я терпеть не могу слово «умница».

– Да? А чего молчала?

– Чтоб не обиделся.

– Вот глупышка.

– И я не хочу, чтобы ты добавлял к имени нашего Паблито – Мария.

Джек кивнул, усмехнувшись.

– И ещё я хочу писать, и даже хотела поработать в Нью-Йорк Таймс, Том Лебовски сказал, что у меня хорошо получается, ребята из Каракаса, Николас и Ганнибал, тоже готовы меня поддержать. Но пока не выйдет, и я грущу по этому поводу. Меня прямо распирает – так писать хочется! А компанией в Венесуэле управлять совсем не хочу.

– Опять молчала, чтобы не обидеть?

– Ага.

– Ну… не обидела. Я и сам справлюсь, – улыбнулся он.

– Я очень хочу, чтобы ты не обижался. И знаешь, если вот прям честно говорить, я считаю, что Меделин тебя любит. Как умеет. Подумай, бабушка её прогнала, мать ненавидела. И в семье у них чёрт знает что творится: Джуди считает, что её не любят, сын погиб, муж… очень странный муж. В общем, я буду тихо мечтать, чтобы сегодня или завтра, или года через три, но чтобы твоя обида растворилась. Совсем. Я верю, что это случится. Вот… Твоя очередь.

– Я тебя понял, – задумчиво почесал подбородок Джек. – Сколько всего и сразу. Хорошо. Моя очередь? Записывай. Я не хочу, чтобы ты психовала и кидалась за мной в любой конец света каждый раз, когда не отвечает телефон. Я и сам взрослый, и как оказалось, везучий. Мне нравится, когда ты спокойна и расслаблена, и нравится знать, что ты в порядке.

– Хорошо, не буду. Ещё.

– Мне не нравится, когда ты собираешь волосы на затылке в пучок.

– Упс. Не буду…

– И я понятия не имею, что делать с твоей сисбра.

– Я тоже… Но ведь придумаем что-нибудь? – вздохнула я. – Всё равно от английского Динка пока отмазывается. Видимо, не настал момент. А маму?

– Заберём. Тут комнат вагон.

– Она без Дины не хочет.

– О, ну ладно, подумаем-придумаем, – рассмеялся Джек. – А ты, кстати, пока не можешь работать в Нью-Йорке, это факт. Паблито скоро родится. И поберечься тебе пока надо. Выздороветь. Но почему бы тебе не написать книгу?

– Книгу? – удивилась я. – Ой, а я смогу?!

– Я не знаю такого, миссис Александра Лозанина-Рендальез, чего ты не можешь! А приключений у нас с тобой аж на две хватит.

Я рассмеялась – так мне стало хорошо, а Джек поймал мою смешинку, смахнул с щёк в губы и растворил в нежном поцелуе. До головокружения. На этот раз приятного. Когда Джек распахнул веки, в карих радужках отразился свет звёзд. А, может, что-то внутри него засияло…

– А знаешь, может, ты и права насчёт Меделин, – произнёс он. – Но сразу простить трудно. Я ещё пообижаюсь немного, ладно?

– Пожалуйста-пожалуйста, только не очень долго, а то станешь брюзгливый и сморщенный, а мне такой нравится. Этот лоб, – ласково поцеловала его я. – Эти щёки. Этот нос. Этот подбородок. И губы. И вот эта выемка на шее.

– Ой, щекотно! – захохотал Джек.

И кажется, ему стало совсем легко. Хотелось бы!

Я решила, что немного подожду и напишу Меделин на Фэйсбуке. Я больше совсем на неё не дулась, наоборот, мне было её жаль, а в сердце потеплело. Чего я только о Меделин не думала! А попала пальцем в небо. Она просто потерять его боялась, потому и ревновала меня к сыну и к нашей любви, потому что сама не знала, как его любить. Некоторые любят неуклюже, потому что иначе не умеют. Но ведь любят же!

Я вдохнула и выдохнула, став легче на одну тайну. Хорошо! Надеюсь, со временем легко станет и Меделин! Очень надеюсь!

* * *

А потом мы поужинали, посмеялись и завалились спать. Точнее, Джек заснул рядом со мной, умиротворённый и расслабленный, как огромный ребёнок. Я тихонько поцеловала его; погладила свой живот, думая о китёнке. Каким он будет, наш кубино-испано-американо-русско-турецко-казачий малыш? Загадка. Наверняка очень красивым.

А потом у нас родится девочка. И ещё мальчик… может быть… Это уже зависит не от меня, значит, и заботиться об этом я не стану. У меня теперь придумалось дело, и мне не терпелось им заняться – до чесотки в пальцах!

Потому я достала планшет, рассыпала горошины воспоминаний, поймала первую же мысль и, высунув от усердия язык, начала печатать:

« Согласно современным романам, после вчерашнего приличные женщины просыпаются в постели с прекрасным незнакомцем или хотя бы с головной болью и воспоминаниями о нём… »