С улицы, из-за светлых занавесок доносились солнечные латинские ритмы. Самый главный человек на свете сказал «Агу» и потянул в рот крупный розовый опал, венчающий моё колье. От макушки моего счастья пахло молоком и радостью, и не было ничего на свете красивее нежных-нежных, пронизанных светом смугленьких розовых щёчек, чистого, высокого лобика, розовых губок, так легко складывающихся в улыбку, и так искренне взлетающих вверх от удивления бровок. Мы уже поспали и покушали, и потому я поцеловала крупную ручку, аккуратно забрала «не игрушку» и спросила:

– Пойдём к папе, китёнок?

Паблито обратил на меня свои большие, лучистые, карие глазки с длинными, завивающимися ресничками на зависть мисс Вселенным, расцвёл в улыбке на все свои четыре жемчужные зубика и ответил:

– Аву-ву, – а затем ткнул в сторону музыки пальчиком, как американский президент избирателям.

– Конечно, ты – самый главный, – улыбнулась я. – Как наш папа.

И мы пошли: я в белом обольстительном платье с умопомрачительным декольте и шнуровкой на спине, на десятисантиметровых каблуках невероятно эротичных босоножек с лентой, крест-накрест обвивающей голени, – всё, как Джек любит, и Паблито в крошечных джинсиках, стильной маечке, как и подобает шестимесячному мачо с каштановыми кудряшками. Он тяжелеет с каждым днём, уже семь килограммов, так что можно не качать руки в спортзале, как наш папа!

* * *

Если вы живёте в Пуэрто-Рико, то знаете, что день без праздника прошёл насмарку. Если в календаре не предусмотрено, жители карибского острова сами придумают повод: шестидневный карнавал с рогатыми масками «вехигантес», начало лета, конец лета, джаз-фестиваль, гастрономический фестиваль, день Цирка, день Девы Марии и так далее. Нужен праздник? Прилетайте в Сан-Хуан, получите, распишитесь. Ни один турист ни в одну неделю года не прогадает.

Но сегодня праздник был особый: раз уж свадьбу мы «зажали», то годовщину решили отметить с размахом. Хотя у президента Латиноамериканской группы компаний Оле-Ола Джакобо Мария Изандро Рендальеза иначе, как с размахом, и не бывает. Уж я-то знаю! Если рычит, то крыша поднимается, если доволен, весь офис танцует. Возможно, поэтому за год под руководством моего корсара группа Латинской Америки вышла на первое место по продажам в мире. И бонусы все наши, и все революционные проекты из штаб-квартиры всегда нам первым присылают. Я вроде бы и не работаю, но в курсе всего, чем занимается мой любимый – у «антикризисной» жены декрета не бывает. И я этому очень рада!

По коридору нашего особняка мимо меня пробежала стайка разновозрастных ребятишек. Хотите сотню племянников, троюродных-четвероюродных, крестников и их случайных друзей? Выходите замуж за горячего латиноса.

Семилетний Энрике в одних плавках остановился, переводя дух, и выпалил по-испански:

– Сандрита, тебя искала красивая чикита из России, та, что с рыжим приехала! Спрашивала-спрашивала, я еле разобрал! Она на террасе была, с бабушкой Хуанитой и американскими сеньорами.

– Спасибо, малыш, – я чмокнула его влажную макушку.

И мы с Паблито, сидящем на моём бедре, как властелин Вселенной, пошли к террасе через холл. В прохладе толстых стен, построенных испанским конкистадором, царила идиллия: на диванчиках сидели мой папа со своей женой, и моя мама рядышком, блаженная, как ангел. А напротив неё мама Марисоль – наша общая с Джеком; три её кузины, дородные и весёлые мамиты, размером побольше своих загорелых мужей и четыре друга семьи.

Дядюшка Антонио уже где-то достал шахматную доску и подмигивая, соблазнял моего папу на партию. Кажется, языковой барьер никому не мешал. Все улыбались и разбирали по тарелочкам угощения с трёхэтажных блюд, расставленных на длинном столе с белой скатертью.

Чего тут только не было: крошечные алькапурриас – жареные во фритюре банановые оладьи с крабовым мясом и тапиокой, корзиночки с салатом из омаров, заправленных чесночным маслом, и даже с моим любимым оливье – «ensalada rusa», сырные рисовые шарики альмохабанас, волованы с белым мясом, икрой или морепродуктами, всего не перечесть… А на столе с десертами пироги с манго и карамелью, пирожные с заварным кремом, молочные конфеты и шоколад, кокосовый пудинг в миниатюрных формочках. Ребята-официанты из кейтеринговой компании, стройные и красивые, как на подбор, сновали с подносами и подливали гостям в доме и в саду пина-коладу, шампанское, мохито, куба либре и, конечно, Оле-Олу!

Увидев меня, бабушки-дедушки-тёти-дяди возбудились и хором предложили подержать Паблито. Мы все начали целоваться, словно я не укладывать и кормить Паблито уходила, а они встречали нас из кругосветного путешествия. Переключаясь с испанского на русский и обратно, я думала о том, что в жизни случаются совершенно неожиданные подарки, конечно, при условии, что ты и сам без дела не сидишь.

Оказывается, пока мы приключались год назад с Джеком в Венесуэле, в России заболела моя мама – сердечко подвело. Динка растерялась, начала мне дозваниваться. Тщетно. И вдруг включился папа со своей женой. Тётя Валя помогла найти хорошего врача, устроила маму в больницу, где её полечили, отходили, а мне обо всём рассказали уже потом. Если честно, видеть рядом маму и тётю Валю до сих пор было из серии «вау?!», но моей благодарности не было предела. Выбрав не ревность, а человечность и дружественность, тётя Валя невероятно выросла в моих глазах, и как же на душе от этого стало хорошо! По-моему, у неё тоже! Да и у папы – всегда приятно спасать, а не чувствовать себя виноватым. Кажется, он даже горбиться перестал, и глаза заблестели…

Я забрала у бабушек заласканного Паблито, и мы вышли на террасу, мгновенно нырнув в новое море улыбок и любимых, близких лиц. Но сначала я направилась к плетёным креслам в тенёчке у искусственного пруда с карпами кои.

К моему удивлению, мистер Уилл сидел и с упоением слушал, как, не обращая внимание на сальсу из динамиков, установленных у бассейна, ему напевала что-то протяжное на испанском нестареющая восьмидесятилетняя Хуанита. Она отставила в сторону трубку из красного дерева и пальцами свободной руки отщёлкивала свой ритм, пристукивая по плитке ногой в чёрной туфле. От мелодии повеяло закатом, морем и ромом. Я остановилась, не желая прерывать, но Паблито громко сказал:

– Агу, – и засмеялся. Он всегда радуется, когда поёт Хуанита.

Старики обернулись, и я увидела искру в серых глазах великого инвестора, словно он встретился с воспоминаниями и, зачерпнув их сладости, вновь помолодел.

– О, дорогая моя Сандра! – воскликнул старичок с неизменной бабочкой на рубашке, на этот раз жёлтой. – Какая же вы красавица!

– Наша красавица, – вставила Хуанита.

– Спасибо, – заулыбалась я.

– О да, ваша, совершенно ваша, – закивал Уилл Баррел.

– Как вам отдыхается? Всё хорошо?

– Изумительно! Я будто попал в сюжеты картин Диего Ривера – всё так ярко, жарко и душевно!

– Я так рада!

– И я за вас рад. За всю вашу семью. Приятно на склоне лет коснуться такого тепла! – сказал мистер Уилл и вдруг, привычно посмотрев куда-то в небо, продекламировал строки из нашего с ним общелюбимого Роберта Фроста:

Кажется, я знала, что он имеет в виду, хотя о наших семейных тайнах я ничего ему не рассказывала, и вряд ли он читал мою книгу на русском литературном сайте. Но иногда старики, сохранившие ясность мысли, как и дети, говорят нам из неведомой глубины, словно знают что-то большее – не из мира вещей.

Наверное, поэтому Паблито снова засмеялся и бесцеремонно шлёпнул ручкой главного акционера десятка корпораций по сухонькому носу. Мистер Уилл тоже засмеялся, а Хуанита заявила:

– Анхелита, с таким платьем иди к мужу и не мешай мне флиртовать с этим чудесным, богатым сеньором, – и кокетливо взглянула на своего компаньона.

И это, кажется, ему очень понравилось… Честное слово, я её обожаю!

* * *

– Сашуль, вот ты где! – выцепила меня, наконец, из толпы Таня.

С новой причёской, фамилией и счастьем в глазах, она взяла меня под руку и подвела к своему мужу, Роме – бесконечно рыжему и улыбчивому архитектору. Они познакомились в самолёте, когда Танюша возвращалась от меня в Россию в прошлом году и, думаю, скоро нас пригласят на свадьбу.

– Смотри, Солныш, – Таня подхватила у меня из рук Паблито, – детки – это чудо! Нам тоже уже пора!

– О да, надеюсь, наш тоже будет такой же спокойный, как ваш! – вступила в разговор Мария, наша венесуэльская красавица на седьмом месяце. Теперь, кстати, госпожа Ароян. И тут же переключилась на жгучего мачо, вскинув на него свои бархатные ресницы: – Рафаэль, любимый! Принеси мне что-нибудь с кальмаром, я умру, если не съем кальмара!

Армянский «Бонд» с готовностью бросился к столам с угощениями, а я крикнула ему вдогонку:

– В холле, третье блюдо справа. В слоёных корзиночках!

– Как ты всё помнишь? – удивилась Мария.

– О, если ты хоть раз была секретарём страшного тирана, антикризисного менеджера, ты будешь помнить всё, – хихикая, ответила я.

А тем временем рыжий Солныш моей Тани корчил рожицы Паблито и подкидывал его над головой, получая в ответ восторженный хохот. По-моему, такие папами становиться не боятся. Видимо, Танюша больше уговаривала себя. Конечно, боязно уходить в декрет, когда только получила повышение.

– Всё будет хорошо, – кивнула я ей. – Присоединяйтесь. У вас будет такой же рыжий и весёлый, как Рома, и красивый, как ты.

– Ах, – вздохнула Таня и разрумянилась. – А с кем это там твоя Динка зажигает?

Я обернулась и увидела, как моя сисбра, теперь уже высветленная блондинка с розовыми прядями в ярком жёлтом наряде танцует у бассейна с Ганнибалом. Дина сияла так, будто слово депрессия с ней никогда и рядом не валялось. Здорово! Теперь, надеюсь, у неё будет повод не откладывать изучение английского на лучшие времена.

Я зацепила взглядом Николаса, что-то бурно обсуждающего с Шерил. Её малиновые пухлые губы то и дело растягивались в улыбку, но она тут же собиралась и принималась ему что-то доказывать. Ещё один моряк моряка признал без текилы – для них обоих штиль равен смерти. Только наезд, страсть и кипение, только хардкор! Я улыбнулась.

Жаль, Том Лебовски не приехал. Но за него можно только порадоваться… Как и за Тэйлор. Она ушла от Эдди и снова стала писать, а потом по моему совету показала картины нашему знаменитому искусствоведу. Не знаю, что сыграло решающую роль: то ли талант Тэйлор, то ли их общие британские корни, но сегодня у Тэйлор открытие собственной выставки. Причём в той самой галерее, куда мы ходили смотреть на коллекцию Барышникова. Да-да, я сама поражаюсь, что она и после развода не уехала из Нью-Йорка. Возможно, главное было не «где», а «с кем»?

Джуд тоже не приехала – она во Флоренции, изучает дизайн. Сейчас как раз время сессии. Возможности у неё были всегда и сколько угодно; вкус, как у мамы – прекрасный, а вот с ленью пришлось побороться. Джек как старший брат не долго смотрел, как Джуди мается дурью, просто взял за шкирку и промыл ей мозги. А он это умеет!

Я обвела глазами наших гостей. Красивые, каждый по-своему, разные всем, даже цветом кожи и языком, близкие с детства или знакомые совсем недавно. Но, кажется, всем им было у нас хорошо! Паблито попытался запихнуть в рот мою серёжку, пришлось отобрать.

Издалека услышав любимый бас, я поторопилась к площадке, где чудодействовал мой муж. Дело в том, что сегодня он все основные блюда готовил сам! Ну, вместе с Филиппом, конечно. Они с Ли и с малышом тоже прилетели. Причём самые первые.

Именно отсюда доносилась сальса, и народ тянулся посмотреть на шоу. Когда ещё увидишь президента компании во всём белом, виртуозно режущего лук для карне-гисада пуэрторикана?! К тому же, если он вместе с невысоким, но таким же ловким вихрастым французом всё делает одновременно: пританцовывают, делают оборот вокруг себя и подбрасывают на сковородке шкворчащие в масле кусочки мяса?

О, Джек был в таком раже, что аж подрыкивал от удовольствия, ловя бурные аплодисменты от друзей и подчинённых. Чувствуя себя раздувающейся от гордости, как царевна-лягушка, я показала Паблито на наших поваров:

– Папа.

Малыш неловко захлопал ладошками и засмеялся. А я смотрела, не в силах сдержать восхищение: то, как готовит Джек, всегда вызывает у меня дикий восторг! А как вкусно то, что он приготовил с присущей ему страстью! Передать не возможно. Боюсь, в кулинарии я никогда его не переплюну…

На столах рядом уже аппетитно дымились на разогретых банановых листах пастелес из зелёных бананов, тапо и мясного фарша; ароматно пах софрито – чесночный соус к аналогу пуэрториканского шашлыка – лечону. Бананы во фритюре – изысканные африканские мофонго были прикрыты крышкой и покорно ждали, когда гости насмотрятся на наших танцующих поваров и примутся за еду!

Рядом со мной стояли, хлопая, китайцы, которые так и не смогли перепить Джека Рэндалла, венесуэльцы, жаркие ребята из Колумбии и Гватемалы. Почти по-американски деловые мексиканцы, Корай и Батур с жёнами, Сергей Петрович, Гена, моя тётя и двоюродные братья, особенно светлокожие на фоне индусов, пуэрториканцев и афроамериканцев. Будто целый мир съехался к нам сегодня, и я с Паблито в центре. Я взглянула на часы. Одного человека ещё не хватает. Возможно, не приедет? Что ж, я пойму…

Под овации Джек сделал фееричное па, накрыл крышкой невероятных размеров сотейник с карне-гисада и увидел меня с Паблито. Сказал что-то Филиппу и снял передник. Поклонился гостям.

– Прошу вас, друзья! Главная радость повару, если в конце праздника ему не останется даже крошки! Угощайтесь, – он сделал широкий жест, указывая на стройные башни белых тарелок и остальные блюда. – Оставьте меня без завтрака на утро!

И он пошёл ко мне, красивый, смуглый, мой невероятный корсар в белой футболке и джинсах.

– Боже, балерина, – он осмотрел меня со всех сторон, – ты сногсшибательна! И если бы не этот вырез, – он с хитрой улыбкой глянул на декольте, – я бы сказал, что ты прекрасна, как Дева Мария с младенцем! Но это платье, эти босоножки… чёрт! – у него даже хрипотца в голосе появилась. – Ты никогда не перестанешь меня удивлять!

Я счастливо улыбнулась. Китёнок потянулся к Джеку, и наш папа поцеловал макушку, и ручки одну за другой. Я взглянула и умилилась: большой медведь держит на руках малютку-медвежонка. Боже, они были одинаковы, как две капли воды! От меня Паблито взял, кажется, только форму ушей. Ну и ладно, был один красавец, стало два, стоит ли жаловаться?

Китайский партнёр сказал что-то Джеку, тот ответил, счастливо улыбаясь, на китайском. Ещё один язык, который мне предстоит освоить! И вдруг что-то толкнуло меня обернуться.

Меделин стояла в самом начале сада, на дорожке под пальмами, ведущей от ворот. Моё сердце забилось в волнении. Пожалуй, всё-таки радостном – она решилась!

Шепнув Джеку, что сейчас вернусь, я пошла к ней. Некогда снежная королева Меделин была красива, но как-то по-новому. Смоляные волосы, ниспадающие волнами по плечам, белая кожа, платье-футляр цвета фуксии, точёный профиль, идеальная фигура – всё так же, если бы не глаза. В чёрных, как ночь, глазах зажглись звёзды, но не сияющие, а словно отсвет далёких галактик, приглушённый болью.

– Сандра… – проговорила она своим низким, грудным голосом, колеблясь. – Возможно, мне не стоило приходить. Но… ты написала, и я…

А я просто взяла и обняла её, как всех своих. Кто старое помянет, тот болван. Разве есть смысл пережевывать жвачку прошлого, лишённую вкуса? Свежесть отношений – вот она, передо мной – в живом волнении, во взгляде, лишённом от надменности, в красоте, отшлифованной почти годом размышлений.

– Я рада, что вы пришли, Меделин! – тепло сказала я и чмокнула замершую от неожиданности экс-королеву в щёку. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осторожно обнять меня в ответ. И я почувствовала тепло её тела, дрожь рук. Я отстранилась и посмотрела ей прямо в глаза. – Пойдёмте!

– Но Джек… – выдохнула Меделин и вдруг призналась совершенно просто: – Я боюсь…

– Вы уже здесь. Лучше рискнуть и попробовать, чем не сделать и жалеть долгие годы. К тому же я официально вас пригласила.

– Сандра, – она коснулась моей руки, взглянула с опаской, словно раненая пантера, вышедшая на тропу и не уверенная, что её не пристрелит охотник, идущий по кровавому следу, – я правда… не понимаю, почему ты это делаешь… После всего.

Я пожала плечами.

– Вы пропустили детство Джека. Возможно, не пропустите зрелость. Я вижу, что он скучает.

Меделин закусила губу. Я, пожалуй, впервые видела её такой. Но всё бывает в первый раз. И я добавила совершенно искренне:

– А ещё я хочу, чтобы наш сын Паблито знал, насколько красива одна из его бабушек.

В глазах Меделин блеснули слёзы, и теперь она прижала меня к себе.

– Спасибо…

На побережье спускались сумерки, и вокруг дома зажглись огни.

– Сандра! – пробасил издалека Джек.

– Пойдёмте, – улыбнулась я Меделин и кивком головы поманила за собой.

Ответный кивок и вздох, и мы пошли, обе не совсем уверенные, что Джек не снесёт нам головы. Хотя у меня преимущество – моя значительно ниже.

* * *

Приглашённый диджей поставил что-то романтическое. Кто-то из гостей уплетал за обе щёки шедевры наших поваров, кто-то общался, а кто-то танцевал. А Джек с китёнком на руках оглядывался, ища меня. Наверное, хорошо, что на площадке было столько людей. Сердце у меня замирало и грозило провалиться в пятки. Я обернулась: Меделин шла за мной, белая от волнения.

– О, балерина, ну куда ты пропала? – начал он радостно и осёкся. – Меделин…

– Здравствуй, Джек, – выдохнула она.

Я взяла его за руку и вскинула глаза, но все подготовленные слова куда-то исчезли при виде его взгляда. Получилось только дышать, ведь казалось, что никого нет на террасе, кроме нас четверых. Пауза затянулась, а в горле у меня возник ком. А они всё молчали, жадно глядя друг на друга, и вдруг Паблито засунул пальчик в рот и агукнул.

– Какой чудесный малыш, – прошептала Меделин. – Совсем, как ты. – Попыталась улыбнуться и… заплакала. Быстро вытерла слёзы и, сказав поспешно, – простите, простите меня за всё! – И хотела было уйти.

Но Джек крикнул:

– Постой!

Медалин остановилась и взглянула с надеждой.

– Я скучал, Меделин, – сказал Джек. Облизнул губы и произнёс хрипло: – Я не знаю, смогу ли я когда-то назвать тебя мамой… Но я скучал.

– Я же говорила! – вырвалось у меня. – Ну, пожалуйста, ну не стойте так, будто чужие.

И Паблито агукнул.

Меделин всхлипнула и улыбнулась. Джек повернул к ней малыша:

– Знакомься, это твоя бабушка. Знакомься, Меделин, это Пабло Алехандро Рендальез, самый-самый из Рендальезов.

– Самый-самый, – кивнула Меделин и протянула к нему руки. – Можно?

– Паблито, пойдёшь к бабушке? – спросили мы с Джеком хором и от неожиданности рассмеялись.

Китёнок решил всё сам, как и подобает мужчине, даже в шесть месяцев – протянул ручки к Меделин и сказал:

– Ву.

Она взяла его аккуратно, как сокровище, и улыбаясь ещё робко, но уже ярче и ярче, сказала:

– Здравствуй, маленький.

– Ву! – повторил Паблито и хлопнул нашу королеву по обеим щекам, та аж моргнула, что очень Паблито понравилось, он сморщил носик и засмеялся.

И мы трое тоже засмеялись. Меделин поцеловала внука в лобик.

– Совершенно такой же… И… тяжёленький.

– О, Сандра кормит его от души, – хмыкнул Джек и обнял меня. – Чтобы вырос, как я.

– Какие вы счастливые! И я желаю, чтобы всегда такими были, – покачивая головой, сказала Меделин. Паблито увлек её локон, и он с увлечением принялся его тянуть.

– Ой, китёнок, перестань – Меделин больно! – воскликнула я.

– Пусть, – кивнула она, чуть кривясь и улыбаясь, словно укладку делала именно для того, чтобы наш карапуз выдрал пару прядей. – Ой… Нет-нет, пусть.

Я всё-таки высвободила смоляные волосы из ручки моего маленького корсара и погрозила пальцем.

– Бабушке больно, хочешь, чтобы она плакала? Она уже и так плакала.

Паблито похлопал ресницами, отпустил волосы и принялся обеими ручками изучать нос нашей королевы-бабушки. Никакого почтения. Она в ответ принялась целовать ладошки, а он – хохотать.

– Кажется, я знаю, кто у нас будет гением переговоров, – сказала я.

– Или антикризисным менеджером, – задумчиво добавил Джек.

Меделин прижала к себе малыша и проговорила, опять взволнованно:

– Джек, я бы, наверное, не пришла сегодня, но именно сегодня – твой настоящий день рождения! И я… У меня есть для тебя подарок.

Я забрала у неё китёнка, и Меделин достала из сумочки конверт.

– Что это? – спросил Джек.

– Это контакты твоего отца. Тут всё: телефон, адрес, даже аккаунт в Скайпе и Телеграмме. Я искала Эдуардо почти весь год. И нашла, – она чуть пожала плечами, будто извиняясь. – Я рассказала ему всё, как есть. Да, у него семья, трое детей, уже взрослых, жена. Он – военный, живёт в Гаване, и для него невозможно выехать на территорию США и даже в Пуэрто-Рико. Но Эдуардо очень хочет встретиться. Это можно сделать в России или Венесуэле. Вы… вы, наверное, сами решите где…

– Спасибо, Меделин, – сказал Джек. – А Рупперт? Как он к этому отнёсся.

Она покачала головой.

– Не знаю. Я ушла от него. Просто всё кончилось. Словно линию провели. И… я почти год его не видела.

– Даже не знаю, – поджал губы Джек. – Не могу сказать, что мне жаль. У Джуд я не спрашивал.

– Спасибо тебе за Джуди!

– Она – моя сестра, – ответил он просто.

Музыка сменилась с медленной на горячую, Меделин взглянула на людей, на нас – с улыбкой и печалью.

– Вас ждут. Я бы хотела остаться, но думаю, в ваш праздник не следует перетягивать внимание на себя.

– Ты тоже наша семья, – вдруг сказал Джек.

И я не удержалась, поцеловала его за это в щёку. Меделин коснулась его руки.

– Спасибо… Мне правда надо идти. Меня ждёт такси.

Джек склонился и посмотрел ей в глаза.

– Я не переубежу тебя остаться?

– Сегодня нет. Если тут кто-то из акционеров, моё присутствие будет неуместно… Учитывая обстоятельства, – уверенно сказала Меделин. – Но можно я ещё загляну к вам?

– Конечно! – воскликнула я. Ну, как тут удержаться?!

– Где ты остановилась? – спросил Джек.

– В Пуэрто дель Соль.

– Хорошо, я отпущу тебя. Но завтра, слышишь? Завтра, – настойчиво проговорил мой муж, – я приезжаю за тобой, и ты перебираешься сюда.

– Но Джек… это будет неловко. Странно.

– Я всё решил, – твёрдо сказал он. – Это и твой дом тоже. Маме я всё объясню. Она поймёт, у неё широкая душа и большое сердце. В конце концов, ты… – он набрал в грудь воздуха и добавил, – и ты тоже… моя мама.

Глаза Меделин вспыхнули – нечаянная радость, изумление и даже испуг от внезапности- чего в них только не было!

– А насчёт странности, тут мы ещё посоревнуемся – семья на семью, – хмыкнул Джек и подмигнул мне.

– О да, – хихикнула я, представив красавицу Меделин рядом с моей мамой, считающей самолётики. – У нас всё не как у людей. Как вы относитесь к инопланетянам?

Меделин моргнула.

– Пойдём, я провожу тебя, – мягко сказал Джек. – Сандра, я сейчас вернусь.

* * *

– Сашенька, ты куда пропала? – подбежала ко мне сзади Таня. – Ой, можно я Паблито подержу?

– Да. – Я отвернулась, перестав наблюдать за двумя фигурами в конце аллеи. – Китёнок мой тяжёленький.

– Ага, – ответила Таня и переключилась на Паблито.

Интересно, – подумалось мне, – вокруг китёнка говорят на русском, английском, испанском, даже китайский иногда проскальзывает. На каком он заговорит? Пока это был международный – «Агу», и всё тут.

Стало совсем темно. Гости танцевали, шумели, смеялись. Филипп давно уже расстался с поварским передником. На раздачу встал парень из кейтеринга. Паблито начал тереть глазки, и я пошла его укладывать. Он – мой повелитель, сейчас вся жизнь подчинена китёнку.

Даже сердце замирает, боясь представить, что кто-то взял бы и забрал его у меня. А что чувствовала Меделин? Ей было шестнадцать. И, возможно, в её душе было всё иначе. А, может, однажды она раскроется и расскажет. А даже если и нет…

Утомлённый от эмоций и впечатлений, Паблито уснул мгновенно, даже ванночки не дождался. Сюда, к детской через толстые стены комнат музыка почти не доносилась. Я положила сыночка в кроватку и, едва выпрямившись, услышала шаги. Меня обхватили сзади сильные руки, прижали к горячему телу. Я почувствовала, как мой любимый зарылся носом в мою макушку. Вздохнул. И прижался ещё крепче, нависнув надо мной.

– Спасибо, малышка, – наконец, прошептал Джек.

Я обернулась к нему, крохотная в объятиях моего медведя. Подняла глаза.

– Ты не сердишься?

Он покачал головой.

– Что ты! Это так много для меня значило. Так много! Знаешь, ты будто читаешь то, что записано у меня там, на глубине сердца… Даже то, что я не вижу сразу. А потом я – счастлив! Как у тебя получается это, Сандра? – удивлённо спросил Джек.

– Я просто люблю тебя, – шепнула я.

Встала на носочки, он потянулся, и наши губы встретились. Сладко, нежно, горячо. Словно в первый раз. Это всегда свежо. Потому что из сердца.

– И я тебя люблю!

В приоткрытую дверь заглянула мама Марисоль.

– Уснул Паблито?

Мы оба кивнули, счастливые.

– Идите потанцуйте, детки! Пока праздник, надо веселиться, – громко прошептала она, – а я тут посижу, в тишине. Я уже от шума устала, и за Паблито соскучилась. Идите-идите!

Джек улыбнулся и потянул меня к выходу. Мы оба чмокнули маму Марисоль в щеки с двух сторон. Она тихо засмеялась:

– Сладкие мои.

– Я тебя люблю, мама, – сказал Джек.

– Тшш, не буди малыша. Идите, покажите всем гостям, что такое настоящие танцы. А то посмотрела я на ваших китайцев, и русских. Ой, прости, Сандра! Ты – не русская, ты наша.

И мы побежали. К танцполу. Как два подростка, совершенно влюблённых друг в друга. Наши гости танцевали, сверкали огни, перебегали играючи по пальмам, отражаясь в голубых водах бассейна.

– Bailando! – пел из динамиков Энрике Иглесиас.

Хлопки, аккордеон, гитары, маракасы, барабаны сливались в зажигательной мелодии, от которой бёдра сами начинали двигаться в чётком ритме.

Джек потянул меня на середину площадки.

– Оооо! – встретили нас овациями гости, расступаясь.

Джек закрутил меня и перекинул на руку, я выгнулась назад и плавно подняла по-балетному ногу. Да, знаю, это дерзко и эротично. Но мы танцуем! Мы пуэрториканцы, чёрт побери! Какие могут быть стеснения?! Без слов и промедления мы позволили бачате захватить нас, даже не думая о приличиях. Восьмёрка бёдрами, шаг назад, шаг другой ногой, резкий поворот вперёд-назад, и присогнутое колено Джека между моих бёдер. Глаза в глаза, прикосновения – от шеи к плечам, от рук к талии и ниже. Волна по телу и страсть в ритме. До нового разворота, до паузы, взгляда и хмельного дыхания.

Запретов нет. Тело знает, как танцевать, и южная кровь бежит быстрее! Та. Та-да-та… Та-да-та. Два хлопка и улыбка.

– Bailando! Bailando-о-о!

Вокруг нас кружились пары – кто как умел, но было всем весело. Вокруг царила любовь. И это единственное, что имело значение!

– Bailar contigo!

Пахло морем и ночными цветами. Пахло счастьем и радостью. Чёрная гора на горизонте слилась с усеянным звёздами небом. Чистым, необъятным. На душе было так хорошо, так правильно, что, казалось, можно прыгнуть и обязательно полетишь туда – к серебряной россыпи светил на южном небе. Поддавшись порыву, я разбежалась и подпрыгнула, Джек угадал – подхватил меня и поднял высоко-высоко. Удерживая на вытянутых руках мои бёдра, закружил меня над головой. Я расставила руки широко, смеясь и растворяясь от восторга.

Мы танцуем! Мы вместе!

Все желают счастья, ищут счастья, а его не нужно искать! Оно живёт в воздухе! Это просто жизнь! Счастье в нашем дыхании! Распахните руки и впитывайте его, чувствуете?! Оно уже есть с нами – прямо сейчас!

– К О Н Е Ц —