Коварный, он так и задумал! Моя одежда оказалась развешенной аккуратно в ванной. И после душа всё-таки был настоящий завтрак. С жареными бананами и острой телятиной в соусе!

— Это карне гисада, — гордо сказал Джек. — Пуэрториканское блюдо.

— Очень вкусно, — честно призналась я, уплетая его шедевр за обе щёки. — Я голодная, как сто тысяч волков!

— Голодная? — его глаза снова хитро блеснули.

— Просто голодная, не так, — поспешила я уточнить.

— Ну ладно, а то я подумал…

— А откуда ты знаешь пуэрториканскую кухню? И на каком языке ты ночью говорил? На испанском?

— Не слишком ли много вопросов, юная леди? Я много чего знаю, — многозначительно заявил Джек и нацепил на вилку жареный банан. — Вот приедет моя посуда, ещё не то приготовлю!

— Никогда не знала, что бананы жарят! — призналась я. — И где ты взял продукты? Вчера в холодильнике было пусто.

— Рынок в любой стране открывается рано, а водители больших начальников быстро выполняют задания.

— Но как ты всё объяснил Касиму или Руслану? Они же не понимают по-английски? Или ты тайно знаешь ещё тюрский и чеченский?

— Достаточно иметь тайный гугл-переводчик, — хмыкнул Джек. И спросил между делом: — Ты ведь таблетки принимаешь?

— Какие таблетки? — опешила я.

— Противозачаточные.

Я покраснела.

— Нет.

Он вытаращился:

— Как нет?! — Вилка с кусочком телятины в томатном соусе зависла в воздухе.

— Просто не нужно было. Я же не сплю с кем попало, только с тем, кого… — Я не договорила.

Но Джек понял. Потянулся ко мне через стол и поцеловал. Молча. А мне захотелось плакать.

— Попробуй салат, это вкусно! — сказал он, пряча за энтузиазмом что-то глубинное. Потух…

Может, страх? Неужели бесстрашный корсар, способный в несколько секунд одолеть троих в лесу, завоевать целый завод и покорять чужие земли одну за другой, чужие языки, менять женщин и бросаться с головой в неизвестность, сражаясь с кризисами, чего-то боится?

А я не боюсь, — вдруг подумалось мне. — Я люблю его и тем счастлива! И ни о чём не жалею! Даже если Вселенная уготовила мне лишь одну ночь счастья, она — моя. А завтра? Завтра будет завтра!

Корсар передо мной, бесподобно притягательный своей мужественной красотой, загорелый и не похожий ни на кого, искал спасения в чашке кофе. А я почувствовала внутри силу и совершенно искренне улыбнулась.

— Спасибо за завтрак! Пожалуй, мне пора домой.

Кажется, эта улыбка была нужна ему, как воздух, и Джек ухватился за неё, вспыхнул глазами и вновь расцвёл улыбкой сам.

— А разве мы не пойдём смотреть на источник? Ты же обещала, балерина!

Возможно, к ночи счастья добавится ещё день? А там и другая ночь? И ещё… А потом однажды он просто не сможет без меня жить!

* * *

День был пронизан солнцем, смехом и бездельем. Суббота всё-таки! И вообще, сентябрь, на мой взгляд, создан для романтики. Противоречивый жарой и свежестью, обещанием дождей, высоким небом и безудержной солнечностью. Щедрый на фрукты и овощи, на прогулки по Дону на речном трамвайчике, на взлетающих с крыш стаями голубей, на запах Парижа в воздухе.

Хотя, конечно, я не знаю, чем пахнет Париж. Но я так представляю. Вдохнёшь аромат желтеющей листвы, чайных роз, политых газонов, поведёшь носом за струйками лёгкой прохлады, скользящей с ветерком сквозь солнце, и в сердце уже любовь. А ещё надежда, а в голове самые романтические истории! И, кажется, что там вдали — за Садовой — не телевышка на холме виднеется, а Эйфелева башня. С тех пор, как дореволюционные дома покрасили в пастельные тона: лимонные, салатовые, розовые, голубые, кафешки стали выставлять на улицу круглые столики, а на окнах появились горшки с геранью и петуньями, центр от Парижа не отличишь. Ну, если не смотреть, конечно, на тётечку в цветастом халате и платке а ля Трындычиха, торгующую незаконно семечками, или на пузатых дядек в майках, шортах и носках под шлёпанцы. Или на цыганку с грязной малышней и айфоном. Обычно, я это фильтрую, но сегодня у меня была роль гида, и я списала это на южный колорит. Говорят, на юге Италии и не такое встретишь.

— Ты там была? — спросил Джек.

Вообще я нигде не была, но интересовалась. Сейчас хорошо — откроешь Ютуб и путешествуй, или даже Гугл-карту. Выбираешь вид со спутника, максимальное приближение и вот тебе лионский Фурвьер, или Трафальгарская площадь. А ещё я бродила как-то по Бродвею от одной камеры видеонаблюдения к другой. В реальном времени, с лёгким подвисанием. О чём я Джеку и рассказала.

— Ты обязательно должна увидеть Нью-Йорк, — снова сказал он. — У тебя есть паспорт для поездок?

— Да. Завела, не знаю зачем, лежит, просрачивается, — томно сказала я.

Настроение у меня было «бабушкино»: погурманить, полениться и не бежать вприпрыжку, как вчера. Хотелось идти прогулочным шагом, будто я — дама с белым зонтиком, в летнем платье и с собачкой на поводке, как у Чехова.

Я бессовестно пользовалась служебным или бог его знает каким положением: поедала мороженое, десерты и прочие вкусности в ресторанчиках, а Джек был щедр и выполнял все мои прихоти. Я категорически отказалась от шариков, но игрушечного белого медведя в синей маечке он мне всё-таки вручил. Это был намёк?

Кажется, Джек, как и я, махнул рукой на «опасные возможности» или очень хотел, чтобы так выглядело. Мой корсар был забавен, много шутил, мало курил, интересовался всем подряд и не отпускал моей руки, пока мы бродили по улицам. Сумасшедше хорошо было гулять с ним «за руку», мечтать и загадочно улыбаться в ответ на его блестящий взгляд, который заставлял думать, что от взмаха моих ресниц что-то зависит.

Я не повела шефа к источнику в Ботанический сад. Сегодня сражений не хотелось. Благо, в нашем городе источников аж девять! И мы направились по набережной к самому главному.

— Наш город начался как раз с источника, — рассказывала я. — Пётр Первый вёл армию на Азов, с турками воевать. В тысяча семьсот сорок девятом году…

— С турками? — усмехнулся Джек. — А они спустя почти триста лет снова здесь.

— Ну, подумаешь, с турками? У нас тут у половины, наверное, турецкие корни. Казаки нападали на турецкие крепости и похищали девушек. Вот мой пра-пра-прадедушка так украл пра-пра-прабабушку из турецкого гарема. Правда, никто не знает, какой она была национальности.

— То есть у тебя в роду были разбойники и турки? — хмыкнул Джек.

— И вовсе не разбойники! — запротестовала я. — Казаки — это свободолюбивые люди, некоторые из беглых крепостных, некоторые из местных. Тут вообще место такое, в древности называлось Дикое поле, жители которого не подчинялись никаким царям и завоевателям. Даже тысячи лет назад! У нас есть и сейчас Атаман и Войско Донское, казачество. Но теперь это, скорее, ближе к национально-патриотическому движению.

— А вес во власти это казачество даёт?

— Кажется, да. Но это не политическая партия. Праздники всякие устраивают, народный контроль, и я толком не знаю, чем ещё занимаются.

— Тогда надо с ними поближе познакомиться, — пробормотал Джек. — Компании нужны друзья с общественным весом.

Я представила его в папахе, бурке, с шашкой и рассмеялась.

— Ты чего? — спросил он.

— Так. В общем, Пётр Великий вёл армию на Азов и остановился здесь, у источника. Испил воды и так поразился её вкусу, что назвал богатой и велел заложить возле источника таможню. Тут построили крепость, а потом и город на её месте. Пока не было центрального водопровода, специальные возчики развозили на телегах огромные бочки с водой по всему городу.

— А почему ты меня привела к каким-то развалинам? — спросил Джек, глядя на стены из красного кирпича, и стекающую по траве беспорядочно воду из трещин. Вокруг стен с колоннами и арками поднимался к центру высокий пригорок, изъеденный рытвинами, похожими на норы или пещеры, усаженный деревьями и, к сожалению, местами замусоренный.

— Это не развалины. Погоди.

Я провела Джека тропинкой ко входу, и мы оказались внутри огромного здания без крыши, наполненного до середины чистейшей водой, сверкающей на солнце.

— Вот. Это теперь источник. Когда власти решили облагородить его на Богатяновском спуске, обложили бетонными плитами, как надгробьем, он взял и ушёл. А потом пробил каменный фундамент заброшенных Парамоновских складов. И вылился сюда.

— Обвёл всех вокруг пальца, значит? — расхохотался Джек. — Вот плут!

— Он не обманщик, он — свободолюбивый, — заявила я, уткнув руки в боки, гордая непонятно чем.

— И все жители города, включая твоих предков пили из него воду?

— Да, в старину. Но теперь уже нет.

— Ну, тогда всё понятно, — кивнул Джек.

— Что? — удивилась я.

— Отчего у тебя такой характер. — Он ткнул в воду пальцем. — Вот откуда всё идёт.

— У меня хороший характер. А ты? Расскажешь мне о себе? Не то, что в официальном профиле в Линкедине написано и на сайте компании? — тихо спросила я.

— Там всё написано, — как-то подчёркнуто небрежно сказал он и улыбнулся по-голливудски. — Закончил провинциальный университет, работал. Много. Потом повысил уровень образования в Стэнфорде. Специализация: экономика. И опять работал. Много, как зверь.

— Ладно. — Я отвернулась к кирпичной стене и поковыряла её пальцем.

— Что ладно? — он взял меня за плечи и повернул к себе. — Чего ты хочешь, балерина?

— Я хочу знать о тебе больше, но назойливой никогда не буду. Говорят, задавать лишние вопросы — равно проявлять агрессию. А я — пацифист, хоть и казаков полон род.

Мы встретились с ним глазами. Что-то дрогнуло за его ресницами, и в моём сердце в ответ.

Джек наклонился и поцеловал меня. Очень нежно, закрыв веки, словно пытаясь что-то загладить. А я впервые глаз не закрыла. Я рассматривала его вблизи, пытаясь понять, что там — за этим высоким смуглым, упрямым лбом? В этой крупной голове? Какие мысли и тайны? От ласки его губ хотелось раствориться, а я держалась. Джек распахнул ресницы и замер на мгновение, внезапно совершенно открытый и светящийся, как влюблённый мальчишка. Но секунда прошла, и передо мной снова был уверенный, взрослый корсар. Он выпрямился, широко улыбнулся и подмигнул:

— Я расскажу тебе. Однажды.