– Почему мы едем домой? – спросила я Руслана, узнавая в темноте улицы.

– Ничего не знаю. Шеф сказал «надо перевод», значит, надо перевод, – пробурчал водитель.

В висках у меня затикало. Особенно когда Руслан припарковал машину на повороте возле пруда, с обратной стороны от моего дома. В свете фар я увидела Джека. Он стоял у камышей, засунув руки в карманы, непривычно одетый не в костюм и туфли, а в джемпер, джинсы и кроссовки, и смотрел на тёмную поверхность воды.

Сердце моё застучало, как сумасшедшее: зачем он здесь? Кому переводить – лягушкам? Или алкоголикам на той стороне, обычно распивающим спиртные напитки под невесть откуда тут взявшимися оливами.

– Иди уже, – буркнул Руслан.

И я пошла. С асфальтовой дорожки в траву, путаясь каблуками в спорыше, одуванчиках и вьюнках, а мыслями – в диком волнении. Что он опять придумал?! В полутора метрах от него я всё-таки запуталась в сорняках окончательно и полетела носом вперёд. Услышав шум, Джек резко развернулся и поймал меня, оградив мою физиономию от фееричной встречи с кустиком подорожника. Поставил на ноги.

– Что, балерина, без меня и шагу ступить не можешь? – усмехнулся он.

Я вспыхнула.

– Кажется, наоборот. Попробуйте сами прогуляться тут в каблуках по десять сантиметров.

– О, к счастью, шпилек моего размера не существует, – снова хмыкнул он. – Это твоя карма.

– Зачем вы меня вызвали? – нахмурилась я, отчаянно пытаясь скрыть наэлектризованное напряжение от того, что стою рядом с ним.

Подумала, что если так будет теперь постоянно, работать вместе мы не сможем. Я уж точно.

Джек посмотрел на меня пристально.

– Ты мой личный ассистент, ключевое слово «личный», – он подчеркнул интонацией. – Это предполагает работу на доверии. А ты мне наврала.

Я разозлилась.

– Как интересно вы ищете повод для увольнения! – фыркнула я. – Даже любопытно, какой ещё сюжетец вы придумали?

Джек опять засунул руки в карманы, склонил чуть набок голову.

– Ты мне рассказала, что живёшь с сестрой, старше тебя на два года, и матерью пятидесяти лет. То есть ещё совсем не старой. А сегодня, когда орала, забылась и ляпнула, что кормишь семью. Какую семью? У тебя ребенок, что ли, есть? Я ознакомился с твоим личным делом, там ты тоже этот факт утаила. Ну, что на это скажешь?

Ого, он читал моё личное дело! Неожиданно! Кто ему переводил? А, чёрт, оно же на двух языках… Я усмехнулась и нагло сложила руки на груди.

– Ах это! Вынуждена разочаровать: обвинить меня во лжи не удастся! Я живу с мамой и сестрой, и да, я их содержу.

– С какого перепуга?

И тут я растерялась – рассказывать всё, как есть, было не то чтобы стыдно, это было аналогично взрыву бомбы, после которого пропасть между нами станет непреодолимой. В памяти всплыл и страстно влюблённый в меня Лёшка, который поник и быстро сошёл на «нет» после знакомства с моими. И владелец чёрного пояса по каратэ Антон, который был готов жениться через неделю после знакомства, но сразу сказал: «Или я, или они». Художник Николя растворился, когда я попросила его отвезти в больницу к маме – в психиатрическую лечебницу за город не так-то просто добраться на рейсовых автобусах. А откровения о проблеме сестры в глазах многих ставили печать неприкасаемой и на мне. Уже проверяла, знаю.

Джек ждал ответа, смотрел испытующе, как прокуратор на допросе. Лягушки исступлённо квакали в ночи, ветер гнул камыш, шелестели ветвями ивы над водой, плёскали краснопёрки; с того берега пруда доносилось нестройное «По Дону гуляет». Я кусала губы и молчала.

Я просто не могла сказать правду! Не ему!

– Так, – мрачно бросил шеф. – По ходу парня у тебя нет, потому что есть гражданский муж и семеро детей. – Схватил меня за руку и потянул к дому. – Пошли знакомиться.

– Нет! – Я попыталась вырвать свою кисть, но он держал, как в тисках.

– Ненавижу, когда мне врут! Вся ваша женская порода такая! Но меня ты не обведёшь вокруг пальца! – Джек сверкнул глазами и прорычал: – Идём! Твоё дело переводить, вот и переводи.

Он дотянул меня, упирающуюся, до угла нашей девятиэтажки. Покачивающаяся во хмелю сухопарая мужская фигура на дорожке приостановилась.

– Сашка, ты? – послышался голос Серёжки Чернопанова, с которым мы в детстве в казака-разбойника играли и в партизан. – Дать в рожу этому хмырю?

– Что он говорит?! – рыкнул Джек и остановился.

Я тоже.

– Хочет вам врезать по лицу. Подраться не желаете? – сердито ответила я, но крикнула товарищу детства по-русски: – Нет, не надо. Спасибо, разберусь.

Серёжка не ушёл, а так и остался стоять, покачиваясь, с бутылкой пива в руке.

– Что ты сказала ему?! – нахмурился, как грозовая туча, Джек. – Кто это? Он? Твой?

Вот тут меня разобрало зло. Он вообще в своём уме?! Серёжка хороший, но к своим двадцати шести давно спился. И это было очевидно: по изменившемуся припухшему лицу, по грязной футболке и отвисшим на коленях спортивным штанам.

То есть Джек считает, что я буду жить вот с таким человеком?! Прекрасного он обо мне мнения… Значит, больше пугать нечем.

Я вырвала руку и мотнула головой.

– Идёмте.

Шеф пошёл за мной, как гора за Магометом. По плохо освещённому двору, лавируя между беспорядочно припаркованными иномарками и видавшими лучшие времена копейками, сгоняя с дороги подгулявших кошек, мимо группировки бабок под одним «грибком» и алкашей – под другим.

Стиснув зубы, я прошагала по разрисованному подъезду, остановилась у лифта, над которым одиноко светила ещё не выкрученная лампочка. Джек озирался, но был полон решимости. Напряжения между нами было столько, что и без электричества лифт бы поехал.

В тесной кабинке Джек таращился на прожжённые спичками кнопки и старую жвачку, фигурно влепленную в вентиляционную решётку, и вышел за мной на девятом, на последнем. Перед нашей дверью я резко остановилась и развернулась к шефу. Он чуть не налетел на меня и отшагнул назад. Его лицо горело предвкушением разоблачения и момента, когда он ткнёт в меня пальцем и рявкнет: «Я так и знал!» Что ж…

– Только учтите: в моём доме я запрещаю вам разговаривать на повышенных тонах, – сказала я шефу жёстко. – И не удивляйтесь содержанию перевода. У меня мама больна шизофренией, инвалид второй группы. Грезит инопланетянами, периодически ходит их встречать. Иногда за город. Теряется. Если её напугать, это кончится психиатрической клиникой, и тогда я точно не смогу прилетать на работу по каждому вашему требованию! – Я выдохнула из себя ярость, чудом не вылетел драконий пар. И решила припечатать, чтоб уж наверняка. – Что ещё? А! Сестра у меня тоже нервная. Психозы, депрессии. И чтобы вы знали, по паспорту она не сестра, а брат. Но это мелочи по сравнению с её склонностью к суициду. Так что уж будьте любезны, ведите себя прилично!

Судя по ошарашенному лицу Джека, он передумал вламываться в мою квартиру. Да наверняка и в мою жизнь. Я скрестила на груди руки и, несмотря на свой рост, посмотрела на него сверху вниз. Хотел правды? Получи, фашист, гранату!

– Ещё не поздно передумать, – процедила я, видя растерянность в карих глазах. – Обычно все передумывают. Но мне без разницы! Бегите в свой праздничный мир с дорогими часами, машинами и женщинами на одну ночь! А мне оставьте работу! Заботиться о двух психически больных людях довольно сложно.

– Балерина… – тихо проговорил он. – Это правда?

– А разве таким шутят? – с вызовом спросила я и достала ключ из сумки. – Пойдёмте, познакомлю!

– Погоди. – Джек приблизился ко мне, поднял руку и… погладил меня по голове. – Бедная малышка… И всё на тебя одну?

Пожалуй, если бы он развернулся и запрыгнул в лифт, если бы стал насмехаться, у меня хватило бы сил сдержаться, я бы расколошматила подушку, выпуская пар, я бы поносила его громко и безудержно… Но от этой внезапной ласки я просто всхлипнула раз, другой… и совершенно по-детски разревелась. Я знаю, что при этом делаюсь совершенно некрасивой, смешно выпячиваю губу, краснею и становлюсь похожей на гримасничающего клоуна. Это провал. Полный и бесповоротный. От этой мысли я заревела ещё громче.

И вдруг Джек прижал меня к себе, трепетно и очень сердечно, по-настоящему. Большой и тёплый, как медведь. Я шмурыгала носом и обливала горячими слезами его фирменный джемпер, а шеф гладил меня по волосам и целовал в макушку.

– Ну, прости меня, маленькая. Прости, идиота… Я не знал… прости.

Я подняла на него глаза. Он подул мне в нос, как детям делают. Ой.

– А вы меня не уволите?

– Я что, изверг? – спросил он.

– Бываете, – кивнула я, крошечная, как птичка, в его объятиях.

– Ну знаешь! – к счастью, объятий не расцепил, наоборот, прижал крепче. – Ты тоже не ангел.

– Угу. Зато я всегда вам говорю правду, – вздохнула я, – а она бывает горькой.

Джек ласково выругался, а я, счастливая, положила ему голову на грудь и обняла за талию. Как родного. Может, он и не любил меня, но сейчас как будто любил. А потому моё исстрадавшееся за день сердце тихо и радостно танцевало.