Во всём есть польза. Даже в пятнышках на обоях. Я уставилась на них, отвернувшись от мира, и просто дышала. Вдох-выдох, вдох-выдох.
Невесомая маленькая ручка погладила меня по голове – мама. У неё всегда прикосновение такое, будто эльф пролетел и крылышками провёл. Почти не почувствуешь, а всё равно успокаивает, потому что мама.
По прошествии многих минут и ползучей тишины мой разум начал просветлевать. Стало неловко и не по себе. В английском есть хороший глагол – overreact – перереагировать, если добуквенно. Это как раз было обо мне…
Почему я упала в обморок? Может, потому что мгновенно вспомнился прадед по линии папы, репрессированный якобы шпион. Его арестовали. Прабабушка и папин отец его больше никогда не видели. О нём толком и неизвестно ничего, кроме того, что играл в любительском театре, изучал языки… Как я. Как Джек. Прабабушка была тоже натурой чувствительной и умерла от сердечного приступа рано, дедушка воспитывался в детском доме. Потом бросил жену с детьми.
Мой папа тоже поступил, как он. Хотя поначалу у него с мамой была безумная любовь. Даже все говорили, что так не бывает… – сглазили, наверное. Или просто папе нужен был кто-то практичный, с трезвым взглядом на жизнь и умением готовить борщ, как его новая жена. Как бы то ни было, в момент, когда я сидела за столиком перед Игорем, в память врезался только прадед на малюсенькой фотокарточке. Яркий, черноволосый, красивый… Враг народа… шпион. Я вдруг ощутила безысходность, словно за мной гонятся, а я оказалась в тупике. И я внезапно позволила своему сознанию унестись. Могла собраться, могла взглянуть в глаза Коврову, но не захотела… Подсознание сработало, защищаясь? Или прав был викинг насчет генов? Кто его знает! Однако психованный спецагент никому не нужен, и потому мой демарш вроде бы даже в плюс можно зачесть…
Сердце стучало отчаянно.
А Джек? Чем больше я думала и сопоставляла, тем больше складывался карточный домик, вырисовывая в центре короля треф – яркого, черноволосого, красивого… шпиона. Вдруг вспомнилась пометочка CIA в начале трудовой биографии Джека на корпоративном сайте, меленькими такими буковками, почти как дополнительные штрафы и комиссии в кредитных договорах. Итак, CIA – в переводе ЦРУ. Всё совпадало: он работал в Лэнгли, а там находится Штаб-квартира ЦРУ. Это каждому любителю детективных сериалов известно; он виртуозно умеет драться; скрытный… Да и остальное.
Сердцу опять стало больно. Как Джек мог так меня подставить?! И сам при этом постоянно пытался обвинить меня во лжи?! Любимое выражение у него «вокруг пальца»! Я сжала от злости пододеяльник – у кого что болит, тот о том и говорит. Обманщик! Профессиональный, виртуозный лгун! Совесть нигде не жмёт!
Мама повздыхала и ушла. А мне представились глаза Джека, карие, живые. Руки его – большие, тёплые, ласковые… Губы… Тело жаркое, неутомимое, сильное… Я резко села на кровати и схватилась за голову – а что делают со шпионами? В тюрьму сажают, или высылают из страны. Я стянула с тумбочки ноутбук и включила интернет.
Нашла кучу разной информации, в том числе и то, что из страны высылали только тех, у кого дипломатическая неприкосновенность. Паспорт Джека дипломатическим вроде не был. Хотя я не видела, всё через отдел кадров проходило. И это значило, что тюрьма не исключается… Сердце заныло.
Я снова принялась читать о реалиях шпионской жизни. Судя по новостям, их ловили весьма активно. И даже забавных случаев было немало, когда американский агент переоделся женщиной и забыл парик потом в туалете в торговом центре, где менял наряды. Зацапали. А другой ходил на встречу с осведомителем с куклой-новорождённым в руках. Час гулял при сорокаградусном морозе… Ну, не дурак ли? Только это всё для комедии с элементами боевика подходило, а то, что происходило со мной – скорее для трагедии.
Я закрыла глаза. Очень живо представились реалии наших тюрем, и Джек там… Нет, он наверняка выживет. Он – крепкий орешек. Но я всё равно похолодела до дрожи. Я же люблю его… люблю этого гадского американского медведя! Не могу больше, не могу…
Часы показывали пять утра. Я натянула джинсы, свитер и волосы завязала в хвост, чтобы не мешали. За окном было черно. В душе так же… Вызвала такси. Тихонько выскользнула на улицу, поёжилась, засунула руки в карманы ветровки. Кругом обман, даже в природе – днём жара, лето и солнце; а перед рассветом глубокая осень.
Я обречённо села в белое Рено с шашечками и назвала адрес. Я совершаю ошибку? Возможно. Что ж, Родина уже знает, что Джек – шпион, значит, ничего плохого я ей не сделаю. Избавлю от угрозы и хитроумной работы опытного и талантливого спецагента.
* * *
Такси подвезло меня к КПП. Сонный охранник удивлённо вытаращился, но впустил – у меня круглосуточный пропуск на предприятие.
– Александра, вы если по вызову генерального, то он сейчас у дальних складов. Косит.
Я кивнула. Ссутулившись, пряча руки в куртке и жалея, что душу никуда не спрятать, пошла под фонарями по асфальтовой дороге вдоль периметра. Моё богатое воображение рисовало облака колючей проволоки над забором и часовых с автоматами. Поехала бы я за Джеком в Сибирь, как декабристка? Надеюсь, до этого не дойдёт! Но маме в Сибири будет холодно, хотя она мечтала тайгу повидать… Я засунула нос в воротник ветровки и услышала шум газонокосилки. Почти, как рёв бензопилы на лесоповале.
Стоп, – удивилась я, – а почему газонокосилка? А коса где?
Завернула за постройку. Джек восседал в джинсах и ковбойской клетчатой рубашке с закатанными рукавами на небольшом красном тракторчике и с остервенелым лицом уничтожал траву на хорошо освещённом участке газона, точнее поля, раскинувшегося перед пандусами складов и площадками для парковки фур. Знакомые собаки побежали ко мне, встречая радостным лаем и размахивая хвостами, как приветственными стягами. Джек остановился и посмотрел, куда они бегут. Привстал… Не улыбнулся ничуть.
Моё сердце провалилось в живот, а холод сентябрьского утра показался невыносимым. Но я вдохнула-выдохнула, посчитала до десяти и решительно направилась к нему. Джек приглушил мотор и спрыгнул с тракторчика на ёжик подстриженной травы. Срезанные стебли пахли отчаянно, словно жаловались на иностранного агента, испортившего им жизнь. Со стороны конкурирующего завода газировки и кваса потянулся сизый туман, и небо посерело. Джек засунул руки в карманы и выпрямился. Обижен.
Ну и что? У меня больше поводов обижаться!
Я уставилась на носки своих белых кроссовок, не в силах взглянуть ему в глаза. На левый кроссовок влезла красная божья коровка. Ей тоже не спится. В груди сдавило ужасно. Нет, всё! Надо кончать с прелюдиями! Когда-то надо!
Я подняла глаза и выпалила:
– Уезжай из России немедленно. Тебя раскрыли.
Джек моргнул и широко раскрыл глаза. Очень широко. Обида как-то сразу проморгалась и появилась жалость.
– Балерина, девочка, скажи, ты ударилась головой? Или тебе этот ублюдок долговязый дал какой-то дряни покурить?
Теперь уже моргнула я. Ожидалась другая реакция. Пусть, конечно, не «спасибо, я буду вечно тебя помнить», но что-то более… хм… соответствующее моменту. Или я в растрёпанных чувствах сказала как-то не так?
– Они всё знают, – серьёзно подчеркнула я. – Поздно притворяться.
– Фак, я ему голову откручу, – раздражённо сплюнул Джек. – И тебе, когда дурь выветрится. Честно, был о тебе лучшего мнения, балерина. Надо было сразу зрачки проверить, чёрт! А я поверил в давление…
И тут я взъярилась:
– Хватит строить из себя идиота! Мне сказали, что ты – агент ЦРУ! У меня полон дом жучков! И у тебя тоже! И мне предложили за тобой следить! Сегодня, чёрт тебя побрал! Ты, чёртов шпион, приехавший вредить моей стране, прокололся на вшивых бумажках! Такой весь из себя крутой, а Лэнгли и ЦРУ из документов стереть забыл! Ты, ты знаешь кто?! – я кипела яростью, очень хотелось его ударить. Особенно потому, что он взял и нагло оскалился. И захохотал, как олень.
Вывел! Я не стала сдерживаться – подошла и стукнула его кулаком по груди со всей силы! Ойкнула, потому что отбила себе руку, а ему хоть бы что! Сволочь железная!
Джек схватил меня в охапку, продолжая смеяться.
– Не дерись, балерина…
– Отпусти! Отпусти, слышишь?! – заорала я, чувствуя себя почему-то слабой и никчёмной. – И не лезь целоваться, ЦРУшник проклятый… Ты… ты…
Глаза Джека смеялись, но сказал он серьёзно:
– Не ори, балерина, я не могу быть сотрудником ЦРУ хотя бы потому, что я пуэрториканец. А граждане Пуэрто-Рико даже президента США выбирать не имеют права, не то что в спецслужбах работать.
– Ты врёшь, – процедила я и зло прищурилась. – Имя у тебя не латиноамериканское, и даже не пахнет!
– Ну, я его сменил для рабочего удобства.
– Зачем? Чтобы работать под прикрытием?
– Нет, затем, что я карьерист.
– Так как же тебя зовут? – нахмурилась я.
– Меня зовут Джакобо Мария Изандро Рендалльез.
– Джакобо… – повторила я, оторопев. – Мария…
Хлопнула ресницами раз, другой… слов не находилось. И вообще проморгаться мне требовалось как следует. Чтобы сбросить розовые линзы ожиданий и ауру американского босса, и увидеть в лице любимого мужчины явные черты жителя островов Карибского моря: смуглый, черноволосый, жгучий, темпераментный, пират… И, кажется, он по-испански говорил, когда голову потерял. Мда… Дела… Но разве в этом дело?! Будь он хоть эскимосом! Речь ведь о другом.
Я ещё более грозно нахмурилась и выдала ему в лоб:
– Вербовку никто не отменял, между прочим. Теперь ты меня не обведёшь вокруг пальца – Лэнгли и ЦРУ хоть у Джакобо, хоть у Джека написано чёрным по белому. Врун!
Джек склонил голову и хитро посмотрел на меня.
– По-твоему, в Лэнгли есть только Штаб-квартира ЦРУ?
– А что ещё? – сурово спросила я.
– Ну, к примеру, Управление Национальными парками США. Или Колониальная ферма Клод Мур, имитирующая жизнь поселенцев 1771 года. Меня туда мать отправила после первого привода в полицию. Через хорошую знакомую.
– Хорошая попытка. И что ты там делал?
– Траву косил… – усмехнулся Джек и выпустил меня из объятий. – Нормальному английскому учился, отвыкал от уличных драк, индеек выращивал. Если твои хвалёные спецслужбы проверят, я в Лэнгли жил с семнадцати до восемнадцати лет. Самый, конечно, возраст для становления шпионом.
Я почувствовала себя глупой, как индюшка. Закусила губу.
– А вообще мы в США переехали из Сан-Хуана после смерти отца, когда мне было пятнадцать, – продолжил Джек. – Мать устроилась горничной в Нью-Йоркский отель. Через ту же богатую знакомую.
– А ЦРУ (CIA – по-английски)? Ведь его никуда не деть. Скажи хоть один раз правду, – пробурчала я, спасаясь за хмурой подозрительностью от полного провала своей миссии по разоблачению американского шпиона.
– Да я только правду и говорю. Или предпочитаю молчать, – заявил Джек. – CIA – как по- твоему расшифровывается?
– Central Intelligence Agency (Центральное Разведывательное Управление), – ответила я. – Открываешь Гугл и, пожалуйста, сколько угодно о нём: на русском, на английском, начиная с Википедии.
– Ваши спецслужбы тоже Википедией пользуются? – хмыкнул Джек. – Вообще-то CIA – это ещё и Culinary Institute of America (Кулинарный Институт Америки). И да, я грешен только тем, что получил диплом кулинара в некоммерческом колледже, а потом, работая младшим поварёнком забегаловки имени Бурито на колёсах, спросил у торгового агента, что поставлял нам Оле-Олу, сколько он получает. И рискнул устроиться торговым и поменять сферу деятельности. А потом пахал, чтобы заработать на хорошее переобразование. Да, представь, балерина, я продавал так здорово, тратил так мало и так лез из кожи вон перед начальством, что получил рекомендации от компании, и мне хватило на обучение в Стэнфорде. И потом меня уже было не остановить, потому что я всё, что у меня есть, всю свою жизнь сделал своими руками. И головой. Вот так! Только в Википедии об этом не пишут, да?
Джек подмигнул, а мне стало дико стыдно, щёки так начали гореть, что даже трава и кудлатый пёс, стоящий возле нас и слушающий разговор с любопытством, кажется, приобрели красноватый оттенок.
– Прости… – выдавила я.
Божьей коровке на моём кроссовке было гораздо комфортней, чем мне сейчас. Провалиться бы, но на меня смотрел весьма иронично и снисходительно мой любимый мужчина – повар, косарь, средневековый фермер, торговый агент и талантливый руководитель, способный, как корсар, вести вперёд компанию, словно корабль под полными парусами… Даже если взял её на абордаж. И в шторм. Ах да, к тому же он ещё и пуэрториканец.
Обрадоваться бы, но мне было так неловко, что даже голос сел. Я хрипло добавила:
– Прости меня. И за то, как я тебя… ну… у меня дома… тоже прости.
– Угу, – кивнул он. – Посмотрим на твоё поведение.
– Я, пожалуй, пойду… сэр. – Я развернулась и закрыла глаза. Сейчас, сейчас, ещё секундочка и я сделаю этот шаг. От него… Он меня не простит. Никогда. Это точно!
Две горячие ладони легли на мои плечи, сграбастали меня и развернули.
– И куда ты пойдёшь, балерина? – спросил Джек. Отчего-то не сердито.
Я растерянно махнула рукой в сторону КПП.
– Ну, ты думаешь, что после того, как ты выведала коварно все мои секреты, я отпущу тебя? – с напускной суровостью спросил Джек, притягивая меня к себе, а потом добавил мягко: – Или после того, как ты отважно решила спасти меня от русских спецслужб? Даже несмотря на то, что я – страшный шпион, а тебя за это могут обвинить в предательстве…
Ком подкатил к горлу, я подняла глаза:
– А ты правда не шпион?
– Двести процентов. Чтоб я сдох! – сказал Джек по-русски и прижал меня к себе.
Я счастливо вздохнула и положила ему голову на плечо. Тёплый, хороший, не шпион, – пело моё сердце. Но я тут же отрезвела и немного отстранилась:
– Джек, а ФСБ? Они ведь всерьёз тобой занялись! И мне угрожали… Что с этим делать?
Джек поджал губы, посмотрел куда-то вдаль, потом на меня и улыбнулся загадочно:
– Ну, однажды я выбрался с того света, и с тех пор понял, что на этом все проблемы решаются путём угроз или переговоров. А если тебя никто не догоняет, значит, ты отстал. – И чмокнул меня в нос.