Утро только начиналось. Вместо отчёта по продажам по почте в кабинет пришёл сам Али Челик с бумажками в руках.

– Мне срочно нужен Джек! – возопил он, сотрясая распечаткой таблиц. – У нас проблема, решение которой выходит за рамки моей компетенции!

– Успокойтесь, Али-бей, – сказала я, поливая лиану на полочке из корпоративной лейки. – Шеф сейчас недоступен. Я изложу всё, как только он появится в сети. Он, кстати, уже спрашивал об отчёте. Что там стряслось?

– Спойлинг, бестыжий, хамский слив по всем восточным населенным пунктам дистрикта: от Волгограда до Ставрополя.

– Что такое спойлинг?

– Джек знает.

– Просто я тоже пытаюсь понять, чтобы правильно изложить.

– Саша, набери меня, когда он появится, и всё! – раздражённо выкрикнул Али.

– Боюсь, не получится, – развела я руками, – связь действительно плохая. Очень прерывистая.

– Что он, к дэвам в подземное царство отправился?!

– Я бы очень хотела вам сказать, но не имею права, простите, Али-бей. Пожалуйста, присядьте и объясните, как обстоят дела. Затем я всё максимально сжато и точно передам Джеку.

Турки на заводе, и Али не исключение, обладали каким-то болезненным самолюбием, даже спесью, и я поняла, что с ними надо говорить мягко, подчеркивая уважение к их национальному колориту. К примеру, вежливой приставкой «бей» и приветствием по-турецки «гюнайдын». Мелочь, а помогает!

Дела, как выяснилось, были дрянь. Только выровнялись продажи, благодаря активности торговых, мерчандайзингу, введению новых маршрутных карт и подписанию договоров с розницей по запасу на полке, как возникли две грандиозные проблемы. Во-первых, Джупси-Ола известила о грядущем повышении цен, то есть товароведы вот-вот кинутся затариваться по старой цене, пока она есть. Там «Ола», и сям «Ола» – набирай любую, повыгоднее, народ пьёт, что на полке стоит. Если в магазинах будет пересток Джупси, нашу праздничную Оле-Олу до новогодних праздников не продать… А вторая проблема – продажа по бросовым, дэмпинговым ценам на востоке, начиная с Астрахани. Как выяснилось, Казахстан старается. Алмаатинский завод свою Оле-Олу шпарит, санкций у них нет, доллар стабилен – цены ниже. И понеслось…

– Если канал не перекрыть, конец продажам, – потёр чуть проявляющуюся на затылке плешь Али. – Я писал в Москву! Это ведь против правил, границы продаж чётко определены между заводами. Это как государство в государстве. Но в ответ только: решаем, посмотрим… А уже сейчас план горит!

– А если мы тоже цены понизим? – спросила я, делая вид, что быстро набираю текст на планшете и попутно записывая на диктофон все жалобы директора по продажам.

– Никто так не делает, – оторопел Али.

– Но ведь Джек уже сделал, немного, сократив расходы на производство. И ещё зазор оставался…

– Я не знаю… надо подумать, – пробормотал Али.

– И подумать, и с Батур-беем посоветоваться. У него все данные по расходам на производство, прибыли и амортизации. Джек говорил, как раз перед вашим приходом, что надо вам вместе организовать собрание и Корай-бея тоже позвать, чтобы обсудить вопрос цен. Как чувствовал!

– Да, у господина Рэндалла хорошая интуиция, – закивал Али. – Но Москва нас не поймёт… со снижением.

Мне на ум пришла ещё одна присказка Джека, и я не преминула её процитировать:

– «Иди против ветра, и пусть тебе плюют в спину», – сказал наш господин генеральный директор, помните, Али-бей? Главное, чтобы продажи не встали, и прибыль была.

– Да-да, Саша, ты права. Пойду к Батуру и Кораю. Но ты всё-таки доложи боссу…

– Непременно, – я чуть склонилась по-восточному.

Как только продажник покинул кабинет, бросилась срочно бороздить интернет с вопросами по снижению цен в экономике. Сказала Диане, что шеф на связи, заперлась. Почитала раз десять, с придыханием и без, поняла суть. А потом стала звонить Тане – она у меня в математике просто гений. И Батура за пояс запихнёт, ей красный диплом экономиста не за красивые глаза достался! Таня объяснила мне всё доступно, разложила по полочкам «за» и «против». Мне даже легче стало!

Я положила трубку и выдохнула: хорошо, когда есть, кому можно доверять! Я доверяю подруге безгранично! И вдруг сердце ёкнуло: неужели и Джек настолько же – мне?

* * *

Вечером следующего дня Таня меня отругала.

– Он тебя бросил в ужасной ситуации! Ковров этот из ФСБ на хвосте, дома жучки, в компании дурдом, у тебя, между прочим, здоровье слабое. И он был в курсе твоего обморока! А ты пытаешься его выгородить? Решать какие-то вселенские проблемы, когда это вообще не твоя забота?! Разве это по-мужски?

Я подняла глаза на подругу, измочаленная после рабочего дня, даже не сидящая, а полулежащая в её кресле.

– А я боюсь, Тань, как бы чего ужасного с ним не случилось… Ведь если б у него кто-то был, он бы не забросил компанию. А так, кажется, что…

– … что Ковров не зря за ним следить начал. И он действительно агент. Ох, Солнце моё, ну ты и влипла. Принести тебе ещё чайку?

– Давай, – кивнула я. – Я б дома лучше посидела, но как подумаю, что там ещё могут быть жучки, мне дурно становится.

– Что-то часто тебе дурно в последнее время. И вообще ты бледная опять, – вздохнула подруга и через несколько минут вернулась с большой кружкой, над которой поднимался парок, разнося по маленькой комнатке аромат чабреца. – Горные травы. Света из Домбая привезла.

– Здорово! – я подтянулась на кресле и вдохнула запах. – А знаешь, теперь я больше его понимаю.

– О, нет! Ты опять про Джека!

– Ну про кого же ещё? Знаешь, где бы я ни работала раньше, даже на своей нынешней должности, казалось: о-о, аврал, о-о, катастрофа, скорей бы решить! И потом всё в норме. А работа руководителя – это сплошной аврал, ежедневный. По-моему, на нашем заводе только одна садовница булочки носит, улыбается и никогда не жалуется. А все остальные! Каждый запрос, каждый e-mail, каждый визитёр несёт с собой проблему, которую, как он предполагает, ты решишь и можешь решить. А сами не хотят! Потому что психология такая, ещё со времён Гоголя, а то и раньше. Царь-батюшка, городничий, ревизор, помоги, родимый, на тебя уповаем… Не покинь, отец-заступник, – и поклонилась картинно.

Таня засмеялась.

– В твоём случае матушка-заступница. Тебе правда, Саш, на актёрский надо было поступать. Ковров был прав.

– Ой, не напоминай о нём! Шарится по заводу, то к нам заходит – про Джека спросить, то в продажах, типа дела решает. В кадрах его видела, на складе и в бухгалтерии. И снова дела… Разве ФСБэшникам положено заводить бизнес?

– А мало, что ли, свечных заводиков у тех, кому их иметь нельзя? – пожала плечами Таня.

– Но ведь незаконно!

– Главное, что он от шпионов страну хорошо охраняет. Нос держит по ветру. Блюдёт. А бизнес, записанный на троюродную кузину четвероюродной бабушки, никто не отменял. Он тебя сильно достаёт?

– Да нет, за неимением объекта слежки… Я после того жуткого ужина с Ковровым страшно боялась, что он начнёт козни строить. Ан, нет. Ведёт себя так, будто ничего не было. Вежливый, скользкий.

– Работа обязывает.

– Да. Игорь, кажется, единственный, в курсе, что Джек исчез и не выходит на связь. Я по глазам вижу, что он знает. Уверена, что и корпоративные компьютеры отслеживает. А в телефон мой на отслеживание наверняка программку вирусную запустили, ещё тогда, в кафе у озера. Но я ничего не делаю и не скрываю. Мне нечего. Хотя противно. И вообще, – я развела руками, – шефа нет. А на нет, и суда нет. Так что Джек вроде как избавил меня от проблемы…

– Лучше б он подумал, прежде чем тебя в неё втянуть, – проворчала Таня. – Мужчина должен нести ответственность за свои поступки, а не бежать неизвестно куда.

– Давай лучше не будем про это. Я уже не могу, – призналась я. – Лучше, как сейчас, работать-работать-работать на автомате. – Я усмехнулась и добавила: – За мной Игорь как-то ездил, но ему быстро наскучило: я на работе весь день, как лошадь, потом в школе вождения, потом домой или на работу обратно. Благо, Руслан возит.

– Костя мой навёл справки о Коврове, – вкрадчиво сказала Таня, – через бывшего сокурсника. Говорит, Ковров – нормальный мужик, из Питера перевели года три назад. Из-за здоровья жены или ребёнка. В общем, по семейным обстоятельствам. А так он действительно ФСБэшник, и не в отставке.

– Балтиец… То-то вылитый швед. Или финн. Викинг, в общем. Надо же, женат!

– Ага. И делал вид, что приударяет за тобой, – заметила Таня. – Паршивец. А твой Джек точно свободен?

Моё сердце подпрыгнуло и замерло.

– Я бы знала… – пробормотала я. – И никогда, ни за что… даже если б с ума сходила от страсти, я бы не стала связываться с женатым мужчиной. Вот мой папа, к примеру, ушёл от первой жены к маме. А потом и маму оставил. Наверное, это карма. Или что-то в этом роде.

– Ну и хорошо, если свободен, – улыбнулась подруга.

В комнату вбежала, как всегда, сбивая углы, её племянница Маша четырнадцати лет. Симпатичная, голубоглазая и вечно слегка возмущённая, словно застряла в образе девчонки-хулиганки из журнала подростковой моды.

– Са-аш! Забери свой мобильник из коридора! Он достал: трынь-трынь, трынь-трынь, ооо. Я сосредоточиться не могу, не слышу, что мне Катька в трубке говорит!

Трынь-трынь – значит, пришла рабочая почта. Наверняка переадресация Джековой. Глянула – ан нет, это мне. Из Нью-Йорка. От ответственного секретаря. Имя мне не знакомо. А вот сердце предательски ёкнуло.

«Мисс Лозанина, – сухо говорилось в письме. – В связи с глобальными изменениями в компании „Софт Дринкс Корпорэйтед“, в частности, со сменой её владельца, необходимо в срочном порядке организовать процедуру подготовки юридических и финансовых документов на русском и английском языках. Список прилагается ниже. Подробности о новом владельце и структуре „Софт Дринкс Корпорэйтед“ вы узнаете в ближайшее время от представителя владельца, господина Майкла Дж. Эванса, который направляется в Россию и обладает всеми полномочиями для контроля и управления данной процедурой. Прошу незамедлительно передать эту информацию всему руководящему составу, присутствующему на местах. Пожалуйста, имейте в виду, что нет никакой необходимости сообщать данную информацию господину Джеку Рэндаллу, так как он более не является генеральным директором компании. Дополнительные детали о прилёте Г-на Эванса я сообщу позже…»

Я подскочила, как ужаленная.

– Что случилось? – спросила Таня. – Джек?

Я метнулась к двери, потом к окну, где лежала моя заколка, потом обратно и застыла посреди узкой комнаты, не зная, как дышать. Подруга мягко коснулась моей кисти:

– Саш, Сашунь, успокойся. Садись и объясни, пожалуйста, что случилось.

– Джек… – срывающимся голосом проговорила я, не сдвинувшись с места, – Джек… Кажется, он не вернётся.

– Но за вещами он же приедет, не паникуй, Сашунь! – пыталась успокоить меня Таня.

– Его уволили… Или он сам. А вещи легко отправляются контейнером хоть на край света, – упавшим голосом ответила я. – Особенно, когда всё можно доверить надёжному ассистенту… Видишь, они пишут: «не надо сообщать Джеку Рэндаллу», потому что знают, что его тут нет. И потому что больше он не входит в состав руководства компанией…

– Дай посмотреть, вдруг ты неправильно перевела на эмоциях?

– Всё правильно, – выдохнула я в отчаянии. – Я пойду, Танюш, документы готовить… На работу… Руслана вызову…

– Нет, Саш! Это подождёт до утра, – возразила подруга. – Ты же не в рабство на галеры нанималась? На сон имеешь право! И на отдых. Вообще за то, что ты там делаешь, тебе платят гроши. Ты же за директора там пашешь, слышишь? Саш, Сашенька, ну, успокойся, мой хороший.

– А я и не плачу…

– Всё наладится. Давай я ещё тебе чайку налью и варенья свежего открою. Кизилового, как ты любишь. Или родительского вина, а? По бокальчику.

– Не надо, – проговорила я глухо. – Спасибо.

– Сашунь, ну тебе правда надо отдохнуть! Сил набраться, теперь тем более!

– Вот скоро и отосплюсь, – горько улыбнулась я.

И внезапно поняла маму. Она ведь заболела, когда папа её бросил. Ушёл на работу, как всегда, с нежными поцелуями и ласковым «Ненька», а вечером не пришёл. Мама плакала, искала его, больницы обзванивала, морги, полицию. Думала, с ним случилось что-то. Утром пошла к нему в контору, узнать, кто и где видел его в последний раз. И встретила папу на входе в предприятие. Вроде такого же, но уже чужого.

«У меня другая женщина», – сказал он. Я не знаю, как он это сказал, но мне представляется, что холодно и жестоко. Как иначе можно сказать о нелюбви той, которая бежала встречать каждый вечер, теряя от счастья тапочки, и которую ты называл «Ненька»? Я помню мамино лицо в тот день, она пришла за нами в школу, и я подумала, что папа умер… А мама ничего не смогла сказать. Желтая и неживая, она отвезла нас к дедушке с бабушкой. И впервые там было не весело и не вкусно, а сумрачно, тревожно и совсем не так. Взрослые разговоры, слёзы, такси. В этот день моё детство кончилось. Мне было десять.

Папа потом пытался вернуться, но мама уже заболела. Больных надо любить, кохать и жертвовать для них, как для детей, но папа не смог. Как-то внезапно он очерствел сердцем – там где варят борщи.

Я не хочу сходить с ума, – говорила я себе, – я не стану искать утешения в инопланетянах…

Но я чувствовала, как душа мертвеет, кристаллизуется и покрывается инеем. Или солью. Тяжёлая, неповоротливая… И будто бы не моя. Лучше так, а то разорвётся. Одним взрывом от боли и на клочки. Джек всё-таки меня бросил. И в то воскресное утро он прощался. Я чувствовала это. А он знал. И не сказал. Струсил… А я его прикрываю уже третью неделю. Дура!

Трясущимися руками я засунула смартфон в карман мягких домашних брюк. Он оттопырился. Думая, что нет ничего более дурацкого, чем розовый плюш в белых слониках, я вышла на площадку. Захлопнула за собой железное полотно двери, вялая и неживая…

И наткнулась на Джека. Он стоял, засунув руки в карманы, в элегантном тёмном костюме. Самый настоящий! Даже морем пах! И парфюмом.

Я сглотнула от неожиданности и раскрыла рот. А эта наглая рожа, красивенная и бестыжая пуэрториканская рожа, смотрела на меня и скалилась во все белые тридцать два зуба.

– Ну и долго я тебя буду ждать под дверью, балерина? Звоню, звоню… Уже думал взламывать, – сказал он и шагнул ко мне, распахнув объятия.

Не знаю, наверное, генерального директора так встречать не положено, даже если он бывший, но я дико взвизгнула и запрыгнула на Джека, как на дерево, ухватившись за шею руками и тут же обхватив ногами талию. Натуральная обезьянка. Ну и пусть! Вот оно, моё любимое, большое, родное дерево! Смеётся…

– Джек… – вырывалось у меня между поцелуями, которыми я покрывала его лицо, – живой… целый… приехал… Живой… тут…

– Сандра, задушишь! Что со мной станется… Конечно, живой, – начал он смешливо и тут же сорвался на ласковое бормотание: – Соскучился… Боже, как я по тебе соскучился… Сандра… моя…

Где-то из-за спины послышался скрип Таниной двери и Машин голос:

– А он ничего так. Только зачем Саше такой здоровый? Медведь…

Нам было всё равно. Мы целовались.