Джек поцеловал мои пальцы и улыбнулся:
– Похоже, мне без тебя вряд ли удастся обойтись, тем более, когда ты так мастерски научилась подражать моему тону в письмах.
– О, это просто! – рассмеялась я. – Добавь «Fuck you» или «What the fuck?», и вот уже из писка птенца вырывается ужасающий рёв Джека Рэндалла. – Я показательно рыкнула.
Джек тоже расхохотался.
Наконец, принесли еду, и мне даже захотелось есть. Я ещё и супчика попросила у официанта, который теперь ни капли не раздражал, а казался невероятно милым. Джек передразнивал меня, а я его. Мы смеялись и вели себя совершенно неприлично – люди на нас оборачивались то и дело. Наверное, моему вечернему платью было стыдно за мой громкий хохот, его ведь шили для оперы или, как минимум, выхода в свет. Не такого выхода, как у нас – с хлопаньем по коленкам и вытиранием слезинок в уголках глаз.
– Нет, она такая сидит и строчит на планшете «qwerty»-бла-бла-бла, а сама с умным видом заявляет: «Господин Рэндалл говорит, что нужно устроить тендер среди поставщиков СО2 по всем правилам». А я такого, между прочим, не говорил!
– Но сказал бы, – невозмутимо ответила я.
– Может быть…
– Значит, когда с мобильной связью проблемы, я настраиваю с тобой телепатическую связь, – хихикнула я и показала ему язык.
– Ты кого угодно обведёшь вокруг пальца, да? – хитро прищурился Джек.
– Учусь у лучших, – таким же хитрым прищуром ответила я и ткнула в него пальцем.
Джек поймал его и поцеловал.
– Ах ты ж, балерина!
Мы были счастливы, и мир заискрился новыми красками, будто кто-то включил волшебную подсветку, и вычурность вокруг превратилась в роскошь, хлеб стал вкуснее пирожных, а подсвеченные магией лица каждого, на кого падал взгляд, стали вдруг невероятно красивыми. Наверное, они такими и были?
После ужина Джек увлёк меня в гостиницу при ресторане. Откуда он знал о ней? Наверное, тоже от Коврова. Надо расспросить, как они всё-таки дошли до совместного распития спиртных напитков в Москве… А, впрочем, какая разница?
Гостиница была новенькой, сусально-золотой имитацией барокко «вырви-глаз». Обычно придирчивый, Джек не обратил внимания на покрытую фальшивой позолотой лепку – он видел только меня и торопил администратора на ресепшене. Уже в лифте Джек подхватил меня на руки, и я почувствовала дрожь желания в его огромном, горячем теле. Она оказалась заразной. До головокружения.
– Я соскучился… балерина… девочка… – шептал он, целуя жадно и горячо мою шею, грудь, плечи, страстно прижимая к полированной стенке. Он, наверное, овладел бы мной прямо в лифте, если бы тот не остановился и не распахнул с тихим звоном двери на последнем этаже.
Джек не поставил меня на пол. Плевать, что неприлично! Удерживая на одной руке, быстро нашёл номер, провёл карточкой, и едва дверь захлопнулась, у нас обоих сорвало планку. Пиджак и галстук улетели в стороны, что-то щёлкнуло мелкой дробью о зеркало в прихожей. Кажется, пуговицы с его рубашки. Джек продолжал целовать меня так, будто собирался съесть. Развернул резко. Вжикнула молния сзади на моём платье. Секунда, и оно полетело под ноги. Я оказалась сидящей на узком позолоченном комоде или что это было… Мои влажные трусики упали вниз. Туда же, куда и его брюки. Рывок, и я снова сидела на горячих ладонях Джека, совсем голая. Обвила его шею руками. Поймала губами его дыхание, и ураган начался без прелюдий. С криками, стонами и массой испанских междометий. А потом оказалось, что есть ещё кровать… И всё началось сначала. И снова… До изнеможения.
Выключились на минуточку, открыли глаза вместе, и оказалось, что уже утро. И опять нежными поцелуями не обошлось. Наверное, хорошо, что в моём мобильнике сработал будильник. Даже в таком состоянии отрезвляет мысль о работе.
– Утром приедет Майкл Эванс… – пробормотала я, взъерошенная, как воробей.
– Да, мой адвокат… – моргнул не выспавшийся Джек.
– На работу надо переодеться, – добавила я, сидя на подушке, и оторопело глядя на то, во что превратилось вылизанное вокруг нас барокко.
Да уж, казаки с турками и пуэрториканцы в генах – вот что нужно, чтобы утром на ресепшене пришлось платить за разгром в номере… Главное невинно улыбаться и делать приличный вид, одёргивая мятое платье, пряча под пиджаком рубашку без пуговиц и отводя до сих пор слегка неадекватные, влюблённые глаза…
* * *
Странное было утро – видеть пьющего кофе Джека на моей скромной кухоньке с рыжим пятном на потолке, но он сказал, что подождёт, пока я переодеваюсь, и очень хочет пить. Не отказывать же любимому мужчине! Мама с кошкой на руках сидела на табуретке напротив и неизвестно, кто из них двоих был кошачее… Хорошо, что Дина спала и не заявилась сюда со своей арматуриной.
Я постаралась управиться быстро и мы поехали. Сентябрьский ветерок развевал короткие волосы Джека, а я любовалась им и снова ловила странное ощущение: казалось, мы не расстанемся никогда и не можем расстаться – так много было о нём в сердце, в моём теле, в душе, но при этом он ни разу не сказал мне о любви! И ни слова о будущем. Оттого и было странно, захлёстывала эйфория и лёгкое предчувствие опасности, словно при спуске на лыжах с высоченной горы. И ветерок прохладный по щекам.
Мы заехали в арендованный дом, чтобы Джек сменил рубашку и не краснел перед сотрудниками, и помчались дальше. Джек, уверенный и большой за рулём, следил за дорогой, но иногда посматривал на меня, одаривая улыбкой. И я таяла: всё хорошо, надо только уметь в это верить!
Странная гордость распирала меня, когда мы с Джеком въезжали на территорию завода, словно всё это наше. Мысленно я била себя по рукам и говорила, что это «его», а мне не предложили даже новой должности. Я – лишь ассистент, которому вчера сказали «браво!». Но всё равно я смотрела на пышные кусты поздних роз – старания нашей чудесной садовницы, на бордюрчики сентябринок, на всполохи астр и георгин, и чувствовала счастье. Все сотрудники, высыпавшие из красненького корпоративного автобуса и выходящие из только что припаркованных машин, казалось, были рады приветствовать Джека. А я даже здоровалась с людьми как-то иначе – вне зависимости от возраста они виделись мне немножко моими детьми, словно я несу за них ответственность и безмерно люблю их, каждого! Вместе с ним – с моим любимым мужчиной! Самым замечательным на свете!
Я поднялась, шагая рядом с ним, в офис, как победительница. И снова поймала это ускользающее чувство…
Джек тоже выглядел наполненным и счастливым. Осмотрел свой директорский офис и потянулся.
– Балерина, малышка, а уточни у водителей, кто поехал в аэропорт за Эвансом, и скоро ли будут?
Зашла Диана и тоже обрадовалась:
– Ой, сэр, здрасьте! Как хорошо, что вы вернулись!
– Ди, крошка, сделай-ка свой фирменный кофе, – попросил Джек, откатывая кресло от своего рабочего стола. – Ужас, как мне его не хватало…
«Идиллия!» – подумала я и, зажав ладонью рот, срочно побежала в ближайший туалет. Опять начинается! И зачем мой организм решил всё испортить?!
Когда я вышла из туалета, вывернутая наизнанку, на меня смотрела с лейкой в руках садовница Ирина Михайловна, милая, кругленькая, как Карлсон, в своём красном рабочем комбинезоне.
– Сашенька, девочка моя, тебе опять плохо? – спросила она обеспокоенно.
– Да, желудок что-то шалит, – улыбнулась я, – но уже ничего.
– По утрам? Каждый день?
– Да, почти. Иногда не только по утрам, – сказала я. – Надо переходить на кашки.
– А ты не беременная, девочка?
– Я?! – Я испуганно взглянула на Ирину Михайловну. – Нет… Наверное, я не знаю…
– Тест купи, Сашенька, проверь обязательно. А если нет, срочно к гастроэнтерологу. Не шути со здоровьем.
– Хорошо. – Я была ошарашена, забыв и думать о возможности забеременеть за всеми заботами, нервами и решениями срочных вопросов. По телу пробежала дрожь. А если да? Как Джеку сказать? Что он ответит? И тут же начала мысленно себя успокаивать: всё нормально, я ничего не знаю, это просто нервы.
А Джек… он такой, он даже ФСБ не побоялся, и решил на первый взгляд неразрешимые проблемы. И моих родственников не испугался. И вообще, он – настоящий! А для начала надо просто купить тест и не паниковать. Кстати, я так и не позвонила водителям.
Я направилась к приёмной и чуть не столкнулась у лестницы с высокой брюнеткой. Это была яркая красавица лет двадцати семи-девяти с роскошными тёмно-каштановыми волосами, большой грудью, тонкой талией и покатыми бёдрами, похожая на итальянку или… на пуэрториканку? Одета она тоже была великолепно – эдакая дива в дорогом, обтягивающим формы леопардовом платье, в красных туфлях на умопомрачительных каблуках.
Охранник Володя, увидев меня, обрадовался и сказал:
– Сашунь, проведи к шефу, пожалуйста, леди, – и сделав большие глаза, шепнул: – Я нифига не понимаю, чего она бормочет. А она не затыкается…
Леди свысока глянула на Володю и на меня и не пробормотала, а громко потребовала по-английски:
– Мне нужен Джек Рэндалл! За какой из этих чертовых дверей он сидит?
– Сюда, пожалуйста, – вежливо сказала ей я.
Открыла перед ней дверь. Она вошла, как царица.
Я спросила:
– Как вас представить господину Рэндаллу?
Красавица отмахнулась от меня, словно от назойливой мухи:
– Меня не надо представлять. Я – его жена!