Ардов был прирожденным юмористом, это качество было свойственно ему во всем, а не только в писании рассказов. Можно с уверенностью сказать, что в те невеселые времена, когда ему довелось жить, лишь ничтожная часть его комической одаренности реализовывалась в его сочинениях для печати и эстрады.
Еще в двадцатые годы в Доме искусств Ардов проходил мимо ресторанного столика, за которым сидела опереточная примадонна Татьяна Бах и ее муж известнейший, а потому и со-стоятельнейший врач-гомеопат. Этот человек обратился к Ардову с такими словами:
— Говорят, вы очень остроумный человек. Скажите нам что-нибудь смешное.
Отец взглянул на него и, не задумываясь, произнес:
— Гомеопат гомеопатою, а деньги загребает ал-лопатою…
Маяковский был первым советским писателем, который завел автомобиль, привез себе из Парижа «Рено». Однажды Ардов явился в какую-то компанию, где был и Маяковский. Поэт обратился к нему с такими словами:
— Ардик, вы там на улице не видели моего «Рено»?
— Ни хрено я там не видел, — отвечал Ардов.
Михаил Кольцов в тридцатые годы стал выпускать политический журнал «За рубежом». (Можно себе вообразить, какое это было издание по тем временам.) И вот Ардов сказал Кольцову:
— Знаете, как на самом деле должен называться ваш журнал? «За рупь ежом».
Однажды в Союзе писателей отец познакомился с каким-то человеком и договаривался с ним о встрече.
— Моя фамилия — Ардов, — произнес он. Неподалеку стоял поэт Твардовский, который неожиданно вмешался в разговор и сказал:
— Какая неприятная фамилия. Отец повернулся к нему и отвечал:
— Это потому, что она составляет ровно середину вашей.
В каком-то доме подвыпивший по своему обыкновению поэт Ярослав Смеляков сказал Ардову:
— Я не понимаю, о чем с тобой может разговаривать Ахматова.
Отец посмотрел на него и произнес:
— А как ты вообще можешь понимать, о чем говорят интеллигентные люди?..
Поэт Андрей Сергеев, который много занимался переводами, рассказал:
— Ваш отец увидел меня в Союзе писателей и произнес: «Поэт-переводчик звучит так как генерал-лейтенант».
Был юбилей Московского театра Сатиры. Во время своего выступления Ардов произнес в частности такое:
— У нас в Союзе писателей есть парикмахер по фамилии Маргулис глуповатый и пошловатый еврей.
Сидящий в зале драматург Иосиф (Оня) Прут перебил его репликой:
— Витя, а я передам Маргулису, что ты так о нем думаешь.
— Онечка, — обратился к нему Ардов, — если тебе не трудно, пожалуйста, передай ему, что я и о тебе точно так же думаю…
На Ордынку пришел литератор, который публиковался под псевдонимом Басманов. Отец надписал ему свою книжку:
Вообще Ардов был одаренным автором шуточных стихов. Сочинял он и эпиграммы, некоторые из них довольно удачны. Например такая:
Был у Ардова приятель, который почти всю жизнь работал в Московском планетарии. Отец сказал ему:
— Знаешь, почему тебя там так долго держат? Потому что ты звезд с неба не хватаешь…
Литератор С. с молоду был женат, а потом долгие годы жил холостяком. Время от времени он приводил на Ордынку очередную претендентку на руку и сердце, однако же, всякий раз от регистрации брака уклонялся. После очередного такого визита он сказал Ардову:
— Ты знаешь, я все-таки решил на ней не жениться…
— Не женись, не женись, — отвечал отец, — женишься уже прямо на больничной сиделке…
Какой-то человек сказал Ардову:
— Вы, очевидно, под своей бородой скрываете какой-то физический недостаток.
— Скрываю, — отвечал тот.
— А какой?
— Грыжу.
Ардов говорил:
— Политика «кнута и пряника» известна еще со времен древнего Рима. Но большевики и тут ввели некое новшество. Они первыми догадались выдавать кнут — за пряник.
Ему же принадлежит занятное наблюдение. Страшное слово «опричнина» (опричь, кроме) вполне совпадает с наименованием сталинских лет — «особый отдел».
Е. заметил еще одно совпадение, но уже не лексическое, а топографическое. Пыточная «тайная канцелярия», а потом и екатерининская «тайная экспедиция» находились в начале Мясницкой, на левой стороне, то есть у самой Лубянки.
Близкую приятельницу Ахматовой — Эмму Григорьевну Герштейн, которая долгие годы занималась творчеством М. Ю. Лермонтова, Ардов называл так:
— Лермонтоведка Палестины.
О другой даме он говорил:
— Гетера инкогнито.
Весьма остроумным человеком был замечательный художник Николай Эрнестович Радлов.
Году эдак в двадцатом ему довелось ехать на автомобиле из Петрограда в Царское. Навстречу тащилась крестьянская лошаденка. Увидев впервые такое чудище, как автомобиль, несчастная кляча забилась в своих оглоблях. Мужик соскочил с телеги, сорвал с себя ватник и накинул ей на голову, чтобы она не видела машины и не слышала ее…
Когда разминулись, Радлов произнес:
— При социализме они будут это делать смокингами…
Я помню несколько изумительных карикатур Радлова, относящихся к той же ранней советской эпохе.
Кладбище. Полуразрушенный, но когда-то роскошный склеп. Возле выбитой двери на земле расположились беспризорники, они играют в карты и пьют водку. А подпись такая:
И еще. В Музее экскурсия советских подростков, они стоят перед портретом Л. Н. Толстого. Один из мальчиков спрашивает учителя:
— Что это за старый хрен в толстовке?
Ардов говорил, что одним из самых остроумных людей, каких он знал в своей жизни, был Михаил Глушков. (Этот человек описан Ильфом и Петровым в «12 стульях» под фамилией Изнуренкова). Он родился в Киеве в состоятельной семье, а в 1916 году получил миллионное наследство, ему достался огромный доходный дом на Крещатике. Но Глушков пропил, прогулял и проиграл его в карты в течение нескольких месяцев.
Его осуждал «весь Киев» — потерять такое достояние!..
Но тут грянул год семнадцатый, потом восемнадцатый… И все частные дома у владельцев отобрали. И опять «весь Киев» говорил о Глушкове, только на этот раз не с осуждением, а с завистью. Все-таки попользовался своим наследством…
Глушков был страстным игроком в карты, на билльярде, на ипподроме. В день бегов он обычно поступал так. Садился на извозчика и до ипподрома заезжал по очереди ко всем московским конферансье, продавал им за наличные деньги репризы — шутки. Он придумывал их по дороге от одного к другому Если же в день бегов этого не происходило, конферансье начинали звонить друг другу по телефону:
— У тебя Глушков был?.. Не был?..
В редакции журнала «Крокодил», где Глушков состоял сотрудником, происходила очередная «чистка», то есть проверка на благонадежность. Председательствующий задал Глушкову такой вопрос:
— В 1918 году Красная армия ушла из Киева, а вы в городе остались. В каком качестве вы оставались в Киеве?
— В качестве населения, — отвечал Глушков.
— Что это значит? — спросил председатель.
— Ну, красные и белые приходят и уходят, а население остается…
За это и за прочие подобные ответы, Глушкова из редакции уволили.
А вот пример того, как он шутил. Как-то раз Глушков отправился на бега прямо из редакции. Часа через три вернулся. Его спрашивают:
— Со щитом или на щите?
Он отвечает:
— В нищете.
В журналах Глушков главным образом придумывал темы для карикатур и подписи к ним. Например, такое. Фойе жалкого советского «клуба». На стене надпись: «Плевать запрещается. Штраф 1 рубль». Под этим плакатиком стоит хулиган со своей девкой и говорит ей:
— Плюй, Манька! Я — угощаю!..
В двадцатые годы одному аристократу сказали:
— Вы — бывший князь?
— А почему же — бывший? — спросил тот.
— Ну, как же, — говорят, — ведь у нас титулы отменены…
— Помилуйте, — отвечал аристократ, — ведь князь это прежде всего порода… Вы же не говорите «бывший сеттер»…
В те годы, как впрочем и теперь, дебатировался вопрос о реставрации монархии в Советской России. Кто-то по сему поводу пошутил:
— Самым серьезным претендентом является наследник короля Югославии.
— Отчего же именно он?
— Оттого, что он — серб и молод.
В свое время Ардов был в добрых отношениях с известным в Москве невропатологом Виктором Лазаревичем Минором. Он долгое время жил холостяком, а потом женился, подобно доктору Живаго, на дочери дворника своего дома. При встрече Ардов спросил его:
— Виктор Лазаревич, вы, говорят, женились?
— Да, я сочетался браком…
— А давно ли?
— Видите ли, дорогой мой, — сказал Минор, — современные браки подобны современным войнам, их не объявляют, в них сползают постепенно.
Как-то Е. услышал рассказ о том, каким образом на кораблях борются с крысами. Моряки ловят нескольких самцов, сажают их в железную бочку, а корма не дают. И вот крысам приходится жрать друг друга. В конце концов, побеждает самый сильный самец, которого потом выпускают из неволи, и он, якобы, начинает истреблять себе подобных…
— Интересно, — сказал Е., - мне кажется, что точно по такому же принципу в ЦК КПСС выбирают Генерального секретаря.
Е. ввел в обиход такое:
— Декларация прав белого человека.
Он же слегка дополнил известный в свое время пропагандистский афоризм — «Советское — значит отличное».
Он говорил:
— Советское — значит отличное от хорошего. Или даже так: — советское значит отличное от нормального.
Одна дама спросила Е.:
— Почему на полотнах Ильи Глазунова у всех персонажей такие огромные, выразительные глаза?
— Это происходит от фамилии художника, — отвечал Е., - если бы его звали Попкин или Пипкин, была, бы совсем другая живопись…
В восьмидесятые годы либеральная газета «Московские новости» опубликовала статейку, в которой автор жаловался на дискриминацию евреев. Поводом для сетований стало вошедшее в обиход выражение «лица еврейской национальности». Почему-то, — возмущался он, — никогда не пишут «лица русской национальности» (или «грузинской»), в этом словосочетании всегда фигурируют только евреи.
Ознакомившись с этой публикацией, Е. сказал:
— Удивительно, что ему в голову не пришла самая простая разгадка. «Лицо еврейской национальности» — буквальный перевод на советский язык русского выражения «жидовская морда».
Когда было опубликовано сочинение Солженицына «Бодался теленок с дубом», Е. сказал:
— Я очень уважаю Александра Исаевича. Дай Бог ему долгих лет жизни. Но теперь он как бы сам себе сочинил некролог. Не дай Бог, он умрет, и газеты напишут «Теленок дал дуба».
Вместе с «перестройкой» и «гласностью» в стране начался шабаш колдунов, астрологов, экстрасенсов. Е. сетовал по этому поводу:
— Ну, вот… выпустили Джуну из Бутырки…