Когда за окном забрезжил ранний летний рассвет, разбрызгивая золотисто-розовые искры по стенам и мебели, мое преображение закончилось.

«Дорогой дневник» расщедрился только на одно-единственное заклинание. Я смело произнесла незнакомую формулу, понимая, что стать радикально-зеленой, как Киса Воробьянинов, или фиолетовой в крапинку с таким суровым цензором мне не грозит. И действительно, цвет остался практически прежним, изменился лишь оттенок. Но как много это дало!

Волосы утратили свой блеск, теплое волшебное сияние, которое мне так нравилось, и выглядели теперь блеклыми, сероватыми, будто припорошенными пылью. Они казались какими-то тоненькими, уж точно не такими густыми и пышными, как раньше. В общем, меня вполне можно было назвать светло-русой. Не самый распространенный среди простолюдинок вариант, но вполне приемлемо. Тускло, невыразительно и мало привлекательно. Что и требовалось.

Быстро сбегала в примыкавшую к комнате миниатюрную купальню, надела купленное вчера очередное балахонистое платье, причесалась, убрав локоны в строгий тугой узел, и нацепила спасительный чепец. Все, я готова. Обвела взглядом помещение — не забыла ли чего — и поспешила спуститься вниз. Чутье подсказывало, что мэтр Вольпен постарается явиться как можно раньше, чтобы самолично вы тащить «зазнавшуюся простолюдинку» из ее спальни. Не хотелось доставлять ему такое удовольствие.

Маг возник на пороге «Веселого кота», когда я уже заканчивала завтракать. Окинул внимательными глазами обеденный зал, заметил меня и скривился. Недовольно, почти обиженно. Детский сад, честное слово.

— Поторопитесь, нара, — кинул он мне вместо приветствия и, не найдя других слов, прибавил раздраженно: — Что вы там возитесь? Собираетесь съесть все, что хозяйка оставила для других постояльцев? Мы и так уже опаздываем.

Пожала плечами, допила морс и без возражений поднялась из-за стола, чем, кажется, привела Вольпена в еще большее негодование. Он что, рассчитывал на капризы?

— Не заставляйте себя ждать, — процедил сквозь зубы и удалился, громко хлопнув дверью.

Не стала дразнить и так уже достаточно раздосадованного мэтра. Надела заплечную сумку, попрощалась с гостеприимными хозяевами, выслушала их пожелания счастливого пути вперемешку с призывами к Лиос не оставлять своими милостями несчастную юную вдову и догнала мужчину, который уже успел выйти за калитку.

Минут через десять быстрого шага в полном молчании мы добрались наконец до дома родителей Тиссы — маг впереди, я в нескольких шагах позади него. Как и предполагала, мэтр подгонял меня исключительно из вредности, фургон подъехал лишь через полчаса. Все это время я провела в маленьком ухоженном садике Хардов, хотелось перед дорогой подышать свежим воздухом.

Стана в сопровождении Вольпена и младшей дочери вышла сразу же, как прибыла повозка. Бледная и какая-то помятая, она тем не менее была тщательно, подчеркнуто аккуратно одета и выглядела вполне вменяемой. По крайней мере не плакала, уже хорошо. На ее фоне Летта казалась особенно шумной и легкомысленно-беззаботной. Прелестной легкокрылой бабочкой, что весело кружит вокруг умирающего бесцветного мотылька.

У северных ворот уже поджидали всадники, один из которых держал перед собою в седле закутанную в плащ женщину. При виде нас он мгновенно соскочил с коня и осторожно помог спешиться своей спутнице.

— Тисса, — рванулась к дочери Стана.

— Нет, — стегнул ее резкий окрик мага, и нара Хард, прижав руки к груди, застыла на месте. — Сейчас она заснет, — продолжил Вольпен, перехватывая девушку и поднимая ее на повозку. — До вечера не приближаться, не трогать, не будить. А там посмотрим.

— А что здесь делает Тисса, мама? — зазвенел удивленный голосок Летты. — Она с нами поедет? Почему? Она больше не наложница? Прогневала саэра, и он от нее отказался? Вот ненормальная!.. А как же я? Вдруг господин теперь и меня не захочет взять из-за дуры-сестрички? Я же всем подругам рассказала… Никогда Тиске такого позора не прощу… никогда!

Вот так под истеричные вопли Летты, горестные вздохи Станы и презрительное хмыканье мэтра и началось наше путешествие.

* * *

Ехать предстояло четыре дня — вроде бы немного, к тому же дорога, вымощенная широкими плоскими плитами, оказалась ровной и удобной. На ночь мы собирались останавливаться на постоялых дворах, которые располагались вдоль тракта примерно на расстоянии дневного переезда друг от друга. Скромных, но чистых и вполне приличных. Там можно было получить сытный горячий ужин, помыться и отдохнуть. Чего еще не хватает для комфортного путешествия? Разве что добрых спутников, с которыми приятно коротать время за неспешной беседой. Вот с этим как раз имелись проблемы.

Почти весь первый день Тисса проспала в глубине по возки. Вольпен так и не подпустил к ней никого, включая мать девушки. Меня удивило, что нара Хард безропотно подчинилась приказу мэтра, не попробовала хотя бы украдкой проверить, как чувствует себя ее дочь. Сидела неподвижно и молчала, безразлично уставившись перед собой. Но я не стала вмешиваться и что-то говорить.

Летта ныла, бормоча гадости в адрес сестры, но приблизиться тоже не решалась. А после обеда и она затихла, наверное, выдохлась. Насупилась, нахохлилась в углу, как маленький злобный воробей, и лишь иногда бросала на Тиссу короткие яростные взгляды исподлобья.

Я облюбовала место у самого выхода из фургона, подальше от вредной девчонки, и от нечего делать принялась разглядывать окрестности. Мимо тянулись рощи и перелески, мелькали селения и ровные прямоугольники засеянных полей. Вскоре мне надоел повторяющийся однообразный пейзаж, и я задремала.

Незадолго до заката доехали до первой придорожной гостиницы. Тиссу Вольпен так и оставил в повозке, распорядившись ее не трогать. Остальные с удовольствием поужинали, тем более что на обед мы не останавливались, а просто перекусили на ходу, и отправились размещаться на ночлег.

Очень хотелось достать дневник, рассказать о сложившейся ситуации, попросить совета — вдруг откроется и чему-нибудь научит. Но нам со Станой и Леттой выделили одну комнату на троих, какое уж тут чтение или беседы со странным артефактом. Оставалась надежда на «виртуальные» уроки во сне. Однако ночь не подарила ни новых видений, ни неожиданных встреч, и я крепко проспала до самого рассвета. Единственная радость, что хорошо отдохнула.

Утро принесло приятный сюрприз — за завтраком к нам присоединилась Тисса. Выглядела она похудевшей, изможденной, в гроб и то краше кладут. Бескровные губы, землистого цвета кожа — от цветущей, полной сил девушки почти ничего не осталось. Но взгляд снова был ясным и чистым. Ни следа мути, тусклой поволоки, а главное — болезненного желания бежать за господином по малейшему щелчку его пальцев.

Летта при виде сестры враждебно вскинулась, как гончая, почувствовавшая след зайца, и уже собиралась разразиться очередной порцией нелепых претензий, но, рассмотрев старшую повнимательней, притихла. Начала торопливо есть, время от времени косясь на соседку расширенными от ужаса глазами. Ну слава богам, может, хоть что-то поняла?

Оказалось, зря я надеялась. Едва Тисса устроилась в фургоне, как скандальная девчонка начала выяснять отношения.

— Высокородный тебя выгнал, да? — ринулась она в бой, грозно размахивая руками. — Чем ты ему не угодила? Недостаточно вежливо разговаривала? Много потребовала? Или оскорбила саэра своей непочтительностью?

Тисса поморщилась и, ничего не ответив, прикрыла ресницы, точно пытаясь совладать с внутренней болью. Однако Летта не унималась.

— Отворачиваешься? Стыдно в глаза смотреть? Ведь так здорово все складывалось: господин меня приметил, обещал после совершеннолетия забрать. Я бы дни считала, к тебе в гости ездила, чтобы он меня не забывал. Да и ты напоминала бы ему о младшей сестренке. А теперь что? — Девочка шмыгнула носом. — Он такой красивый, ласковый, а ты… Ты дура-а-а.

И она по-детски безутешно, со всхлипами заплакала, неловко размазывая ладонями слезы по лицу.

— Летта, — одернула впавшую в истерику дочь нара Хард, — перестань немедленно. Как тебе не стыдно говорить такое о Тиссе?!

— А вот и не стыдно! Ни капельки, ни чуточки, — снова завелась младшая. — Тиска сама виновата, господина упустила и мое будущее сломала.

Я надеялась, Стана прикрикнет на юную нахалку, отчитает, объяснит. Хоть как-то приструнит. Но женщина только укоризненно вздохнула, махнула рукой и снова перенесла все внимание на Тиссу, рядом с которой сидела. Нежно обняла, прижала к себе и зашептала на ухо что-то утешительно-ласковое.

Летта все жужжала и жужжала, надрывно и противно, как назойливая осенняя муха, и я не выдержала.

— Я тебе уже говорила, что Тисса с самого начала не собиралась становиться наложницей. Помнишь? Она любит жениха и хочет выйти за него замуж. Как только господин понял это, сразу же ее отпустил. Вот и все.

— Зачем вы обманываете? Думаете, совсем ничего не понимаю? — набросилась на меня девчонка. — Да Олеб урод по сравнению с саэром Даниасом! Добровольно от такого господина только сумасшедшая откажется.

Застонала про себя. Бесполезно. Летта просто-напросто влюблена, и ей ничего сейчас не докажешь.

— Можешь мне не верить, твое дело. Но если не прекратишь ныть и говорить сестре гадости, — прибавила металла в голосе, — я пожалуюсь мэтру Вольпену, и тебя накажут.

— Он не станет… — попробовали мне тут же возразить.

— Еще как станет, — прервала строптивую малолетку, стараясь говорить убежденно. — Ты разве не знала, что саэр Теомер Борг поручил магу опекать ее в дороге? Иначе зачем бы он ехал вместе с нами?

Летта покраснела, набычилась, вдохнула, открыла рот и… снова закрыла. Неужели этот простой вопрос до сих пор не приходил ей в голову?

— Оставь Тиссу в покое, — закончила строго, глядя в удивленно распахнутые карие глаза. — Больше я тебе ничего говорить не буду. Надеюсь, сама когда-нибудь поймешь, что далеко не все нары мечтают о контракте с высокородным. Для некоторых простое семейное счастье предпочтительнее сомнительного удовольствия оказаться в постели саэра.

Отвернулась и вздрогнула, наткнувшись на пристальный взгляд Вольпена, — в пылу разговора и не заметила, что маг умудрился подъехать так близко. Я сидела у самого выхода из фургона, полог был откинут, и мужчина, без сомнения, слышал каждое сказанное слово.

— Мэтр? — растянула губы в дежурной улыбке, всем своим видом выражая удивление. — Что-то случилось?

— Лови, — не сказали — выплюнули мне в ответ.

На колени упал мешочек из голубого бархата, украшенный тонкой вышивкой.

— Что это? — моргнула недоуменно, не торопясь развязывать нежданную, а поэтому очень подозрительную вещицу.

— Дар высокородного саэра Теомера Борга будущей наложнице, — издевательски осклабился Вольпен и, поскольку я продолжала сидеть неподвижно, добавил: — Приказано проследить, чтобы открыла в моем присутствии.

Скандалить не имело смысла, маг просто выполнял волю хозяина, а то, что делал он это громко и со вкусом, — так кто ж запретит? Стиснула зубы, нехотя потянула за тонкую тесемку, которая стягивала горловину, и перевернула кисет, вытряхивая его содержимое на ковер перед собой.

Ожерелье из бирюзы и дымчатых топазов в серебре, изящное и очень милое, а к нему такие же серьги.

Мда…

Теомер что, собирается соблазнить меня, сразив наповал невероятным богатством и неслыханной щедростью? Шкатулки наиды сиятельного советника Саварда Крэаза ломились от драгоценностей, роскошных, поистине бесценных — не чета этому, но, судя по завистливо-восторженному восклицанию Летты, для простолюдинки бирюзово-топазовый комплект был более чем щедрым презентом.

И опять украшения. Да что же это такое! Видимо, у всех саэров мозги только в одном направлении работают. Лучшие друзья дамочек — это побрякушки. Правило чудесное и совсем не сложное. Сирре — послать то, что подороже, наре — кинуть то, что подешевле, и проблемы решены. Довольная женщина у твоих ног.

— Вижу, тебе понравился подарок господина, вдова, — по-своему истолковал мою задумчивость Вольпен. — Что, дух занялся от счастья?

«…Тебе пришелся по вкусу мой подарок, Кэти?..»

«…Лазурно-голубые топазы и ослепительно-белый жемчуг. Блеск твоих глаз и сияние кожи…»

О боги всех миров и народов, скажите, неужели мне теперь суждено до скончания дней вспоминать его слова? Вы ведь знаете, боги, как я мечтала забрать колье с собой. Только его, ничего больше.

Если бы могла… Если бы только могла…

Скучаю… Как же я отчаянно, невыносимо скучаю по тебе, мой мужчина…

Убрала ожерелье, аккуратно завязала тесемку и подняла глаза на мага.

— Господин удивительно щедр, — произнесла сухо и твердо, — но единственное украшение, которое я с недавних пор ношу, это вдовий браслет. Других мне не надо. — И протянула Вольпену мешочек.

— Нет уж, — поджал тот губы, — захочешь — сама отдашь. При личной встрече.

И стегнул коня, отъезжая от повозки.

Второй день поездки прошел так же тоскливо и однообразно, как первый. Вдоль дороги монотонно проплывали ставшие привычными рощи — перелески — селения — поля. Ничего нового.

Летта после моей резкой отповеди надула губы и, вздернув подбородок, демонстративно отвернулась. Она явно не смирилась, но теперь остерегалась вести себя вызывающе и злобные нападки на сестру прекратила. Я бы на месте Станы обязательно побеседовала с девчонкой, и чем скорее, тем лучше, но женщине было не до этого. Нара Хард как вцепилась утром в Тиссу, так и не отпускала ее от себя. Гладила пальцы и плечи, тихо бормотала что-то утешительное или осторожно перебирала волосы девушки, когда та засыпала, устало опуская голову на колени матери.

Вольпен больше не подъезжал, хотя я иногда замечала, что он посматривает в сторону фургона. Надеюсь, думал мэтр в этот момент о своей подопечной, а не о странной вдове из Иртея, которая умудрилась привлечь к себе внимание наследника высшего рода Борг. Несколько раз мы останавливались — перекусить, размять ноги, уединиться за ближайшими деревьями — и снова продолжали путь. На одном из коротких привалов Стана оторвалась наконец от старшей дочери и попыталась пообщаться с младшей, с мрачным видом бродившей поодаль, но неудачно. Летта резко вывернулась из рук матери, прошипела что-то неразборчивое, но очень сердитое, и заскочила в повозку.

После обеда нас обогнал конный патруль стражей порядка. Заметив одаренного, я чуть откинулась назад, скрываясь под крышей фургона, но тот лишь скользнул рассеянным взглядом по повозке и, поравнявшись с Вольпеном, поехал с ним рядом. Они негромко о чем-то переговорили, потом чужак отдал короткий приказ, и его отряд, перейдя в галоп, стремительно понесся вперед и вскоре скрылся за поворотом дороги. А я порадовалась тому, что нас сопровождает собственный маг. Он, конечно, неприятный тип, но неизвестно, как бы сейчас все повернулось, не будь его с нами. Вот точно: никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

Вечером нас ждал новый постоялый двор, вкусная, почти домашняя еда и комната, теперь уже на четверых. Значит, тесное знакомство с дневником опять откладывалось — скорее всего, до прибытия в Атдор. А там… Встречусь с Теомером, дождусь, пока он вылечит Тиссу, быстренько откажу высокородному еще раз, а потом постараюсь найти других спутников и незаметно исчезнуть. Путешествовать с Хардами дальше не имело смысла — неудобно и небезопасно.

Ночь, к моему огорчению, хотя я не желала в этом признаваться даже себе самой, прошла спокойно, без неожиданностей и незапланированных свиданий. А утро третьего дня встретило нас проливным дождем.

Мы быстро пробежали к фургону, но, как ни спешили, успели все-таки вымокнуть. Влажная одежда неприятно липла к телу, однако переодеваться никто из женщин не собирался, и я, решив вести себя как все, заняла свое привычное место.

— Нара Варр, — позвал Вольпен, как только выехали за ворота.

Полная самых мрачных предчувствий, медленно отодвинула полог.

— Дар высокородного саэра Теомера Борга будущей наложнице, — тут же преувеличенно торжественно провозгласил мэтр, и в меня полетел очередной мешочек. — Открывай, — напомнили мне через несколько мгновений, — я жду.

Издевается, гад такой.

На этот раз вельможный поклонник расщедрился на подвеску с удивительной красоты сапфиром на тоненькой золотой цепочке и кольцо с таким же камнем. А ставки, однако, растут. Стараясь игнорировать направленные на меня взгляды — насмешливо оценивающий мага и тяжелый, ревнивый Летты, молча убрала украшения в сумку. Ждете комментариев? Не дождетесь!

Дождь не прекращался весь день. Мы ехали и ехали сквозь серую пелену, останавливаясь только в случае край ней необходимости. Женщины не высовывались из фургона, Вольпен вполне комфортно чувствовал себя под магическим пологом, а вот охранники очень быстро промокли, казалось, на них не осталось ни одной сухой нитки. Все воины были нарами, и «волшебной» защиты им не полагалось. Я смотрела на их ссутуленные спины, на абсолютно сухого невозмутимого мэтра, вспоминала императора, Саварда, других дваждырожденных и размышляла о том, какая пропасть разделяет жителей мира Эргор. Громадная, почти непреодолимая.

Высокородные — надменные, всесильные, не люди, а полубоги для всех остальных. Одаренные, воспитанные в презрении к нарам, а значит, и к собственным родителям. И простолюдины, которых с детства учили слепо повиноваться саэрам и их верным магам, беспрекословно выполняя каждое распоряжение.

Разумеется, я и раньше это знала, но… чисто теоретически. Нужно было стать нарой, чтобы до конца проникнуться, ощутить все самой.

Именно теперь я в полной мере оценила, как тяжело наре Хард далось решение отправиться в особняк наместника, фактически пойти против воли и желания одного из властителей мира. Это я видела в Даниасе обыкновенного мерзавца, пусть и титулованного, что лишь делало его еще более отталкивающим. А для Станы он являлся чуть ли не небожителем. И приказ Вольпена не приближаться первый день к Тиссе она восприняла именно как четкое руководство к действию, ей просто в голову не пришло его нарушить.

До придорожной гостиницы в этот вечер мы добрались раньше обычного — нары гнали коней, стремясь поскорее оказаться под крышей. Торопливо поели и разошлись по комнатам. Я так устала, что мечтала только об одном — упасть и быстро заснуть. Но выспаться в эту ночь мне как раз и не удалось.

* * *

Кабинет сиятельного я узнала сразу, в мое отсутствие тут ничего не изменилось. Те же массивные шкафы, длинные столы, заваленные всякой всячиной, — знакомый рабочий беспорядок вокруг. Только вот стул с высокой резной спинкой в простенке между окнами сегодня пустовал.

— Кэти…

Савард сидел на диване в нише — той самой, застланной пушистым светлым ковром, а перед ним на постаменте маслянисто поблескивал, разбрасывая в стороны темные искры, небольшой черный многогранник.

— Пришла все-таки! — столько облегчения звучало в негромком хрипловатом голосе, что я невольно улыбнулась в ответ.

— Пришла… — откликнулась эхом.

Как же я боялась и одновременно ждала этой встречи, как отчаянно обрадовалась, когда очутилась здесь. Понимала, что это глупо и неправильно, что ночные встречи не приведут ни к чему хорошему, а только продлят агонию. Но смотрела на его лицо — утомленное, немного осунувшееся, такое родное — и чувствовала: я счастлива.

— Иди сюда.

Он наклонился вперед, протягивая руку, но не сделал попытки подняться и подойти. Словно предоставлял мне самой право выбрать, как поступить.

Поколебалась мгновение, вспомнила, что он все равно не сможет дотронуться, даже если захочет, и, решившись, привычным жестом одернула рукава, попутно изучая свое платье. Надо же, опять персиковое. Интересно, это сиятельный мечтает его на мне видеть или я подсознательно надеваю то, что поудобнее?

Двинулась вперед, покидая темный угол, а вместе с ним и скрывавший меня спасительный сумрак, но не успела сделать и нескольких шагов, как тут же услышала напряженное:

— Кэти, твои волосы!

Покосилась на разметавшиеся по плечам пряди. Ну конечно, светло-русые. И почему я сразу не обратила внимания? Расслабилась. Понадеялась, что если одежда во сне меняется, то все остальное тоже станет прежним.

Вскинула подбородок, спросила как можно безразличнее:

— А что с ними?

— Что?! — Мужчина даже вскочил от возмущения. — Почему они такого странного цвета?

— Ах, это… — пробормотала небрежно. — Я их перекрасила.

— Что значит — перекрасила? — Он недоуменно нахмурился. — Зачем?

— Надоел прежний оттенок. — Только бы Савард не уловил фальши в моих словах. — Это на Эргоре не знают, что такое краска для волос, а на Земле женщины часто ею пользуются. Вот я и решила попробовать. Только, пожалуйста, не спрашивай, как мне удалось, все равно не отвечу.

Дошла до ниши и аккуратно села на самый краешек кушетки. Подсознательно опасалась, что не удержусь, провалюсь куда-то сквозь сиденье, но ничего страшного не про изошло. Диван лишь мягко спружинил, принимая меня в свои уютные объятия, и все. Поерзала, устраиваясь удобнее, и подняла голову. Савард продолжал стоять — мрачный, насупленный, прожигая меня сердитым взглядом. На несколько секунд мы застыли, рассматривая друг друга, потом сиятельный, резко выдохнув, сел рядом.

— Ты действительно изменилась, Кэти, — бросил он хмуро. — И не только внешне.

— Да, — не стала спорить с очевидным.

Мы помолчали, а потом выпалили одновременно:

— Чем занимаешься, Кэти? Спишь? У тебя сейчас ночь?

— Ты плохо выглядишь, Вард, пожалуйста, отдыхай хоть немного.

— Вард… — протянул он, повторяя. — Вард… Ты никогда раньше так меня не называла.

— Ты был моим господином, наида не могла себе позволить подобного обращения.

— Был? — Сиятельный криво усмехнулся. — А теперь?

— А теперь — нет. И надеюсь, больше никогда им не станешь.

— Я так неприятен тебе? — Уголок его губ болезненно дернулся.

— Мне настолько ненавистно рабство.

И снова тишина. Да… что-то нынче не ладится у нас разговор.

— Я заметил, что ты больше не носишь родовое кольцо, — произнес наконец Савард. — Объяснишь, как ты его сняла? Нет? Хорошо, сам узнаю. Но скажи… просто скажи, Кэти, почему ты бросила меня? Или твои ласки, поцелуи, объятия, искренний смех и пронзительная нежность, то, что ты шептала ночами, — всего лишь лицемерие и ложь? Красивая игра с непонятной мне целью?

Встретилась с ним глазами и на миг задохнулась — таким горячим и жаждущим был его взгляд.

— Я люблю тебя, — сказала просто и прямо. — Люблю, именно поэтому и ушла. Не уверена, поймешь ли ты, знакомо ли вообще высокородным это чувство, но на Земле любить — значит разделить на двоих жизнь. Всю, целиком, а не только постель. Ты же не готов дать мне ничего, кроме страсти. Ни своей верности, ни детей, ни свободы. Я никогда не смогла бы делить тебя с другими, отказаться от ребенка, существовать в золотой клетке женщиной для утех.

— Я не принуждал… — уверенно начал Савард.

— Знаю, — прервала мягко, — ты был добр, внимателен, заботлив и ласков. Но все равно оставался господином и повелителем. Хозяином. — Печально улыбнулась. — У тебя своя судьба и долг перед империей, я не ждала, что ты откажешься от всего ради меня. Но и ты не требуй невозможного.

Так мучительно хотелось дотронуться, погладить, ощутить под ладонями упругую гладкую кожу. Кончики пальцев закололо от жажды прикосновений. Протянула руку и медленно провела в нескольких сантиметрах от его лица, очерчивая абрис. Сиятельный втянул воздух сквозь стиснутые зубы, закрыл глаза и замер.

— Мы слишком разные, Вард… слишком. Самое лучшее в нашей ситуации — поскорее забыть друг друга. — Я сама не верила в то, что говорю. Как я забуду его? Ну как? Разве это вообще возможно? — Воспользуйся подсказкой и кровью, освободись от меня. Найди себе жену, выбери другую наиду — вот хоть Эонору, она же тебе нравилась, я видела, как вы целовались. — Я не ревную… нет… не ревную… — А я постараюсь найти дорогу в свой мир или затеряюсь где-нибудь в укромном уголке Эргора. Но лучше, конечно, домой. Ты не представляешь, как мне надоели ваши нелепые законы и правила, как раздражает поведение высокородных, которые считают, что им все позволено. Один принуждает девушку к сожительству, другой без спросу хватает за лицо и за волосы…

— Что?! — Я прикусила свой не в меру болтливый язык, но было уже поздно. Лицо сиятельного побелело, задумчиво-сосредоточенное выражение мгновенно сменилось гневной гримасой, а глаза стремительно потемнели и угрожающе сузились. — Кто посмел?

— Никто, — попробовала откреститься от всего и сразу. — Это я так, для примера…

Но попытка оправдаться бесславно провалилась.

— Не ври, Кэти, — Савард придвинулся ближе, буквально нависнув сверху. — Какой-то саэр пытался… — он не договорил, яростно скрипнув зубами. — Это из-за него ты изменила цвет волос? Отвечай!

Не выдержав, он рванулся вперед, хватая меня за плечи. Вернее, попытался схватить. Его руки прошли сквозь тело, оставив ощущение озноба, и сразу же комната дрогнула, исказилась и начала исчезать. Осыпаться, как детская мозаика.

Последнее, что я услышала, было:

— Я найду его, Кэти. Найду и убью.

Ну вот и поговорили.