Савард лежал на спине, разбросав руки, — расслабленный, удивительно красивый и какой-то беззащитный. С таким безмятежно-умиротворенным видом спят только дети на руках у матери. Ну и еще, пожалуй, мужчины после занятий любовью. А я стояла и смотрела на него. В последний раз. Хотелось провести рукой по широкой мускулистой груди, что мерно вздымалась в такт спокойному дыханию, по плечам, шее, лицу. Но я позволила себе остановиться лишь на несколько минут, погладить взглядом, запомнить.

Осторожно опустила на прикроватный столик флакон со своей кровью. В подобных сосудах, запечатанных особым образом, она могла храниться бесконечно долго. Помедлила мгновение и положила туда же листок с подробной инструкцией по проведению ритуала, которую я только что переписала из дневника владычицы Иравит.

Вздохнула. Я тщательно скопировала запись — каждую букву, каждый знак, ничего не пропуская и не меняя. Никогда не известно, что в магических текстах может оказаться самым важным. Но теперь сиятельный совершенно точно будет знать, что я понимаю древний язык.

Еще одна ложь с моей стороны. Еще один повод обвинить во всех грехах. Если Савард, конечно, решит, что так ему легче.

Последний раз оглянулась на своего — нет, уже не своего — мужчину, пошла к двери, но на полпути остановилась.

Надо, наверное, что-то написать… попытаться объяснить, почему так поступаю. Но разве получится в нескольких предложениях выразить все, что думаю и чувствую?

«Мне с тобой хорошо, но я просто умру, если останусь…»

«Мы слишком разные…»

«Такая жизнь не для меня…»

«Прости, но так лучше…»

Как ни поверни, все не то.

Я могла бы сказать правду: «Ухожу, потому что люблю, а любви без свободы не бывает». Но это только для меня очевидная, неоспоримая истина, а Савард, уверена, ничего не поймет.

Кинула быстрый взгляд за окно. Снаружи уже вовсю разгорался рассвет, прогоняя ночную мглу, которая становилась все прозрачнее и прозрачнее.

Время!

У меня совсем не осталось времени. Надо срочно выбирать: оставить хотя бы пару слов или просто уйти. Я все еще колебалась, а рука уже нащупывала в кармане платья карандаш, ноги сами несли к окну, и перед глазами вспыхивали, наливаясь нестерпимо ярким белым огнем, строчки. Как в День выбора.

Через мгновение я уже лихорадочно писала на стекле:

И, поколебавшись, прибавила внизу: «Прощай!»

Местные чудо-карандаши писали на стекле так же легко, как на бумаге. Крупную, четкую надпись было хорошо видно отовсюду, и я не сомневалась, что Савард ее сразу заметит. Удивится, разозлится, что вместо убедительных детальных разъяснений я оставила вот это невнятное нечто. Наверняка сочтет глупостью или спишет на причуды иномирного сознания. Но в глубине души все-таки теплилась надежда.

А вдруг поймет?

Настоятельница поджидала у входа в хранилище. Метнулась ко мне, с беспокойством вгляделась в лицо. Я покаянно опустила голову.

— Простите, немного задержалась.

Женщина осуждающе нахмурилась, но ругать и отчитывать не стала, лишь спросила:

— Дневник владычицы у тебя?

— Да, — подтвердила угрюмо, — сейчас отдам. — Почему-то ужасно не хотелось с ним расставаться, и я тянула до последнего.

Настоятельница даже отшатнулась.

— Книга сама сделала выбор. Забирай. Не бойся, никто, кроме тебя, ее не откроет и не сумеет прочитать. Даже не увидит. Магические рукописи умеют отводить глаза тем, кто недостоин их касаться.

Я торопливо убрала дневник в сумку, и хранительница, коротко предупредив: «Терпи», сжала мои виски прохладными, неожиданно твердыми пальцами.

На меня обрушилась невыносимая смертельная тоска. Навалилась внезапно, петлей захлестывая душу. Свинцовым гнетом придавила к полу, заставила извиваться и корчиться в судорогах от осознания того, что сейчас, в этот самый момент теряю что-то невероятно важное, жизненно для меня необходимое. Кажется, я кричала, и откуда-то сверху мне вторил такой же полный муки голос…

— Катя, приди в себя, девочка, ну же.

Очнулась я на полу. Сидела, привалившись спиной к стене, мокрая и дрожащая.

— Катя, — надо мной склонилась встревоженная настоятельница, — ты можешь встать? Надо уходить. Немедленно.

— Ничего не получилось? — Я с трудом пыталась осознать происходящее.

— Нет, все в порядке. Ваша связь заблокирована. Но она оказалась, — женщина запнулась, подыскивая слова, — скажем так, намного крепче той, что соединяет обычно дваждырожденного с его женщиной. Твой саэр сейчас сбросит сонные чары. — Наверху раздался шум и громовой рев: «Кэти!» — О, уже… Какой сильный! — Мне почудилось или в голосе настоятельницы действительно прозвучало восхищение? — У тебя очень мало времени, пока он сообразит, что к чему. Где портальный камень?

Поднялась на подкашивающихся ногах. Дрожащими пальцами достала из кармана небольшой круглый камешек, поспешно сжала его, а потом, раскрыв ладонь, сдула мелкое серое крошево. Оно на секунду зависло в воздухе, а потом стремительно закружилось, выстраивая переход.

— Пусть твой путь будет не слишком извилист, девочка. — Настоятельница отступила в хранилище, и стена библиотеки почти закрылась. — Да хранит тебя Верховная!

В мареве портала замелькали неясные, мутные картинки. Еще минута — и можно идти.

— Кэти!

Яростный возглас за спиной заставил стремительно обернуться. Там, на лестнице, ведущей в гостиную, покачиваясь, стоял Савард.

На мгновение мир словно замер, сузился до одной точки — его лица, неестественно бледного, искаженного гневом и непониманием. А потом сиятельный бросился ко мне, и секунды понеслись вскачь.

Рваный выдох…

И я пячусь назад, задевая не до конца развернувшийся портал.

Взмах ресниц…

И в переход летит сверкающий черный шар, брошенный Савардом.

Удар сердца…

И меня что-то резко толкает вбок, подставляя прямо под сгусток магического пламени.

Вспышка нестерпимой боли, отчаянный крик «Кэти!», затихающий вдали…

И я падаю куда-то в темноту. А боль растет, ширится, затапливая гаснущее сознание, пока окончательно не накрывает меня с головой.