Глава 1 Квитания

Но на войну еще надо было попасть.

В последний и решающий день накануне отъезда вдруг выясняется, что друзья мои вместе с нами не поедут. Тамелий Кробос нашел им другое применение. Он прямо высказал принцу настойчивое пожелание, чтобы 'четверо самых опытных', по его мнению, людей, а ими были Паркара, Брисот, Караэло и Влару, сопровождали Турмона в новом походе в Синегорье.

— Там у меня весьма важные интересы, брат.

— Но, ваше величество! Я сам нуждаюсь в бесценной помощи этих людей.

— Ничего! Один ваш этот новоиспеченный граф Улон, судя по его рекомендациям, десятерых стоит! Вы ведь сами однажды сказали мне, что я могу, по своей необходимости, располагать вашими людьми, когда сочту нужным. Ловлю вас на слове.

Синегорье это вообще отдельная история.

Может, горы делают характер человека чрезмерно гордым и заносчивым, только синегорские и белогорские князья уже в течение шести сотен лет ни себе, ни другим покоя не дают.

Вроде бы и есть у них все необходимое для жизни. Синегорье богато полезными ископаемыми, кожами животных, диким медом, целебным травами, козами, овцами, есть там вода — родники, горные озера, маленькие горные долины, в которых растет виноград и делается прекрасное вино. Много чего есть. Только что-то разума маловато.

Иначе, как объяснить вспыхнувшую на пустом месте вражду братьев Цхоль-катабин и Цхек-тау. На ларотумском языке их имена звучат по-другому: Тхоль-катабин и Тхек-тау.

Ларотумские воины усмиряли многих, усмирили и этих.

Тамелий заключил союз со старшим братом Тхоль-катабин. И Турмон со своим отрядом был однажды занят поисками в горах Тхек-тау.

Схватили главного помощника. Казнили. Тхек-тау скрылся в горах. Вернулись.

Не прошло и полгода, а Синегорье снова запылало — на родовое гнездо князей совершено нападение. Неслыханное дело! Тхек-тау объединился с белогорским князем Риххом и с его помощью развязал братоубийственную войну.

Этого объяснить себе никто не мог.

— Позор на мою голову! — прокричала мать князей и, вонзила себе в грудь кинжал и бросилась в пропасть.

Дворец в Мека-лихсе был захвачен, жена и дети Тхоль-катабина спасались бегством. Тау занял дворец.

Часть народа так была напугана, что принесла ему присягу. Остальные спасались в горах. И вот так не вовремя Тамелий решил исполнить свой союзный долг.

Таким образом, нас на время разделили. Был ли в этом решении какой-то умысел — не знаю. Но с большим сожалением я попрощался с моими товарищами, которые пожелали мне попутного ветра, а я им — поджаренного на углях Тхек-тау.

И я, примкнув к большому отряду принца, направился в Квитанию. Потому что было решено плыть в Сенбакидо по морю, и оттуда, объединив корабли, следовать в Анатолию.

Замок Орантона в Квитании был одним из самых старинных зданий в Ларотум. Он много раз перестраивался, к нему делались пристройки, расширяли внутренний двор, разбили парк вокруг него, но неумолимая печать времени придала ему неповторимое своеобразие: налет мистики и дух романтики древних веков.

Если в замке Брэд скрывались сырые и мглистые подземелья, то в замке Моря их было неизмеримо больше.

Башни его высились одна над другой, пронзая лазурное небо Квитании тонкими шпилями.

Тени облаков, отражаясь в блестящих скатах крыш, создавали странное подобие движения, словно в танце. Все эти шпили, башни и башенки, как будто запутались в беспорядке, арки, скульптуры, флюгер, золоченые решетки, придавали замку праздничный и изящный вид, противореча грубой каменной кладке, неуклюжему мосту, и широченным стенам, обвивающим замковый город. Обвивающим, — потому что ни круга, ни квадрата, ни плавного овала они не создавали, причиной чему являлись как раз те самые непродуманные перепланировки.

Хозяев замка порой, раздражало это смешение стилей и разномастная кладка, не упорядоченные постройки. И они много раз порывались снести 'вековые развалины', так их называл один из владельцев. Но когда какой-нибудь заморский гость попадал в замок Моря и начинал выражать бурные восторги последним оплотом романтики и рыцарства в Квитании, жадно вдыхая запах ночной фиалки и морского бриза, решимость их тут же пропадала.

Высокие каменные ступени подбирались с подножия холма, обросшего колючим вечнозеленым кустарником и теряющимися за огромными воротами, украшенными гербами.

Прежде чем погрузиться на корабли и отправиться в Сенбакидо, Орантон решил сделать двухдневную остановку в родовом замке.

Вместе с принцем прибыло семьдесят человек, не считая личных слуг. Все они собирались с победными криками ворваться в порт Номпагед. Я с любопытством присматривался к супруге Орантона. Худенькая как девушка, гибкая и женственная — у нее явно был свой секрет очарования, потому что по отдельности черты ее лица были не слишком хороши, но в целом — она была привлекательной женщиной. Может, виной тому высокие изогнутые брови, а, возможно, дело в коварной родинке над верхней губой — трудно сказать из чего делаются любовь и желание. Запах? Флюиды? Колдовство? Этому нет никакого логического объяснения.

Узкие с поволокой, немного прищуренные глаза герцогини Фэлиндж привлекали к ней поклонников — она словно заигрывала, но при этом, держала всех на расстоянии вытянутой руки.

Мне было непонятно, как эту женщину с искорками желания в крови мог подолгу держать вдали от себя герцог Орантон.

Но оказалось, что это она не допускала его к себе! Я был удивлен, когда узнал об этом. Давняя обида? Измена?

Легкое презрение мелькнуло во взгляде Фэлиндж при встрече с 'любимым супругом'.

Герцогиня была еще та штучка. Познакомившись с ней, я понял: почему ее терпеть не может король.

— Она первая любовь Тамелия, — тихо сказал мне один придворный, — они жили во дворце, и Фэлинлдж всегда издевалась и посмеивалась над принцами. Она устроила одну нехорошую шутку над Тамелием и потом вышла замуж за его брата.

Говорят, что от любви до ненависти один шаг. Теперь Тамелий на дух не переносит Фэлиндж, а она отвечает ему в этом взаимностью.

Нам был обещан пир, вечерний прием, на который съедутся все дворяне Квитании, танцы и веселье до упаду, — все, как и полагается перед военным походом.

Но вначале мы произвели смотр всех кораблей, команды выстроились на палубах, отдавая честь герцогу.

Принц переговорил с капитанами, посмотрел оснащение на собственном корабле 'Зеленый вихрь', и, в общем, нашел состояние своего флота удовлетворительным и готовым к походу.

С набережной открывался прекрасный вид, ясное небо Квитании, легкий прохладный ветер с моря, плодородный край,

Большую часть года в ней царил мягкий и влажный климат, только в сезон Ветров с островов Смотлов дул холодный ветер.

Величественный зал, отделанный деревом дуба и коричневой, с золотым тисненым узором, тканью, был обставлен тяжелой старинной мебелью. Здесь соперничали тяжелая роскошь прежних и изысканность нынешних времен.

Тяжелые бронзовые канделябры создавали ощущение незыблемости, вековых традиций и провинциального уюта.

Фэлиндж была в лиловом платье, отделанном фиолетовыми кружевами и алыми бантиками, темные волосы гладко зачесаны наверх и узкий лоб и прищуренные глаза и острый подбородок со сладострастной улыбкой при всей своей неправильности создавали дивное впечатление.

Что-то зажглось между супругами — может быть, этому способствовала долгая разлука, возможно, дети — два крепких высоких мальчика, а вероятнее всего, давняя любовь снова проснулась на миг, но Фэлиндж не сводила с Орантона ласкового взгляда.

Я тогда и представить себе не мог, на какое актерство способны женщины, преследующие свою цель.

И я купился, как и все остальные.

Далеко за полночь все разошлись по своим спальням. Но едва моя голова прикоснулась к подушке, сон мой тут же развеяло.

И я резко вскочил и ноги сами понесли меня из комнаты. Тихо я прошел по темным коридорам, проскользнул незамеченным мимо охраны и вышел из замка. Ворота были приоткрыты! Часовых не видно! По крутой тропинке я помчался за какой-то тенью, но она ускользала, и только необъяснимое ощущение вело меня за ней. И привело на отлогий морской берег. Я застыл, наблюдая сумасшедшую по своей нереальности картину.

В лунном свете на морском берегу танцевало странное существо — не то чтобы женщина, и не рыба и не птица, нечто непонятное, но с очень знакомыми чертами лица, и голосом, которым она издавала странные крики. От них леденела кровь.

Фэлиндж! Выглядела она мягко сказать…непристойно. Отдав свое полуголое тело холодному ветру она вела себя странно и дико, но что-то сладострастное и возбуждающее было в ней.

Из морских глубин всплывало новое существо в окружении русалок и прочей нечисти.

И эта верная благородная дама из королевского дома, жена принца, страстно отдавалась теперь морскому демону, прямо на холодной гальке, которой был выложен берег.

Их дикое совокупление прошло под демонические крики морских существ. И вот уже свет зари расколол черное небо на две половинки — темную и светлую, а они все не могут освободиться из объятий друг друга.

Зрелище это было и отвратительным и притягательным одновременно.

Наверное, я сплю, говорил я себе. Просыпайся! Но все никак не мог понять во сне или в реальности я нахожусь.

И вот уже весь морской сброд ушел под воду, а герцогиня подобрав свою лиловую шаль закутала голое тело и повернула по тропинке, ведущей в замок, а я словно статуя окаменел и не мог сделать ни шагу.

'Она увидит меня'! — прошибает мою спину холодом.

И она действительно видит.

— Любитель морского бриза, — хмыкает она и проходит мимо, как ни в чем не бывало.

Ее холодный убийственный взгляд, которым она обдала меня, ее показное безразличие, не предвещали ничего хорошего.

Такое я мог видеть только во сне. Или наяву. Но в это мне не хотелось верить. Поэтому я постарался убедить себя, что видел сон.

На утро Фэлиндж, как ни в чем не бывало, улыбалась мне за столом и болтала о всякой ерунде, но вот красные следы от чьих-то поцелуев на шее красотки говорили о страстной ночи.

Словно услышав мои мысли, она кокетливо прижалась к принцу и тихо сказала:

— Я до сих пор не могу прийти в себя от ваших ласк, дорогой супруг.

Принц самодовольно улыбнулся, а я с досады и от смущения покраснел.

Этим сюрпризы, к сожалению, не закончились.

Вторая ночь в замке Моря не позволила мне скучать, как и предыдущая. Я уже говорил, однажды, что имею привычку иногда неожиданно просыпаться ночью. Зачастую, безо всякой видимой причины. Свежий морской воздух должен был навеять мне крепкий сон. Но этого не случилось. Посреди ночи я вдруг открыл глаза и, ничего не понимая, смотрел в потолок.

Оттуда что-то свисало. В инстинктивном порыве я резко вскочил с кровати. Раздался еле слышный хлопок. Там, где должен был лежать я, что-то упало.

Вслед за этим звуком последовали другие.

Я дотронулся рукой до медальона — вспышка осветила комнату — на кровати лежали три острозаточенных клинка.

— Что за!…

Дверь в моей комнате тихо скрипнула. Я спрятался за ней.

— Его…здесь нет, — раздался тихий, как сквозняк, шепот.

— Мимо?

— Ага!

— Да где же он?

— Не знаю.

— Забери ножи.

Злоумышленники вышли. Я тихо последовал за ними по длинному коридору замка. Они поднялись на четвертый этаж, туда, где находятся покои принца и Фэлиндж. Но вот что странно — одна из фигур оказалась женской. Она вошла в спальню герцогини и уже не выходила оттуда. Другая фигура затерялась в темноте коридора.

Я решительно не знал, что делать — врываться в спальню Орантона и Фэлиндж?

Если бы хотели убить принца то, убийца вышла бы из комнаты. Но она осталась там. Фэлиндж?! Но зачем ей понадобилась моя жизнь?

Как мне было поступать в такой ситуации? Кому я мог рассказать о своем ночном приключении?

У меня не было никаких доказательств. И потом, не могу же я сказать Орантону: 'Ваша жена-убийца, этой ночью охотилась на меня'.

Я поднялся на четвертый этаж. Над моей спальней располагалась проходная комната. Кто угодно мог ночью быть в ней. Но вот каким образом метали ножи? Великолепный узор на паркете подсказал место. В каждом цветке, выложенном разноцветными дощечками из разных пород, была сердцевина. Если эти дощечки выдернуть из паркета, то вероятно, под ними я найду отверстие в полу, соединяющее эти комнаты.

Фэлиндж не испытывала ни тени смущения. И в ответ на мой вопрос, хорошо ли она спала этой ночью, она наигранно засмеялась и сказала:

— Спросите лучше об этом Орантона. Уж кому кому, а ему-то точно не спалось.

'Врешь! — подумал я. — Кто же тогда был третьим лицом в вашей спальне. Еще одна женщина?'

Грубое вранье Фэлиндж лишь подтвердило мои подозрения.

Но не все женщины были столь кровожадны в замке Моря. Очаровашка Кэй Дидних, которую я уже имел удовольствие видеть дважды в Мэриэге, проявила ко мне особенное участие.

— Вас что-то гнетет? — ласково спросила она.

— Ерунда.

— Предстоящий поход?

— Пустяки.

— У вас все — ерунда и пустяки?

— Только не вы, ваше очарование. Вы так талантливо изобразили юношу жреца Моволда, чо я до сих пор нахожусь под впечатлением!

Она звонко засмеялась и сказала:

— Если вам скучно, могу показать вам грот, где живет местное привидение. Только в него не всегда можно попасть. В отлив.

— Но сейчас, кажется, прилив.

Она пожала плечами.

— Но ради вашего общества я прогуляюсь к морю.

Мы побродили по пустынному берегу. Ветер ворошил кусты и гнал волны. Кэй отвела меня к скале, но вход в грот оказался залит водой, и войти в него было нельзя.

— В другой раз. А что за привидение?

— Девушка. Гирда. Так говорят.

— Что за Гирда?

— Она — легенда Квитании. Девушка с русалочьими глазами.

— Расскажите.

— Я вам дам прочитать свиток. Фэлиндж сказала, что вы обожаете читать. Это так удивительно.

— Если вы позволите, я возьму его с собой в поход. По дороге в Ритолу мне нечем будет заняться.

— Хорошо. Это будет залогом того, что вы вернетесь.

— Вы этого хотите?

— Наверное, все девушки Мэриэга хотят этого! — смущенно засмеялась Кэй. Было видно, что я ей нравился. Но не в моих привычках дурить головы девушкам, если у меня нет на них никаких видов.

— Почему вы приехали без ваших друзей?

— Король нашел им лучшее применение.

— Какая жалость. На балу будет не хватать хороших партнеров. Но они хотя бы вспоминают меня?

— Каждый из нас носит ваш незабвенный образ в своем сердце.

Мне осталось провести еще одну ночь перед выходом в море. И я твердо решил бодрствовать.

Но беда в том, что меня могли усыпить и довести дело до…логического конца. А снова затевался пир. И лучше всего было провести эту ночь на корабле.

— На корабле? — удивился принц. — Ты сошел с ума. Кэй будет без ума от разочарования.

— Но я хочу сам за всем присмотреть. Подготовить к выходу в море. Да и, честно говоря, меня утомили все эти пиры и балы. Расстроилось пищеварение.

— Ну как знаешь, — разочарованно протянул Орантон. — Не скажу, что ты самый веселый гость на пиру, и потерю твоего общества мы без труда восполним, но я бы на твоем месте не стал пренебрегать гостеприимством Фэлиндж: она злопамятна. И потом, как знать, все ли мы вернемся из этого плавания. Надо брать от жизни все, пока живой.

Но я был настойчив и меня отпустили.

Я зашел к герцогине с тем, чтобы мило попрошаться, но ее, к моему облегчению, не было. Пришлось передать ей свой привет устно, через фрейлину.

Я отбыл на корабль со спокойным сердцем и твердым решением бодрствовать.

У меня решительно не укладывалось в голове: зачем Фэлиндж хочет убить меня. Видел ее русалкой? Бред, сон! Я никому не стану рассказывать эту чушь. И будь это правдой, она бы знала, что я не причиню ей вреда. Здесь что-то другое.

Фэлиндж, гуляющая по волнам, ее пляски с русалками и очень злое лицо при виде меня — все походило на странное сновидение. Но вот клинки, упавшие на мое изголовье кошмаром не были. Я в ту ночь успел рассмотреть их — обычные клинки, без знаков и гербов, без чеканки и украшений. Такими — могли пользоваться любые наемники. Кто угодно!

Я не стал посвящать принца в мои ночные приключения. Я просто решил быть осторожным.

 

Глава 2 Поход

Мы вышли в море. За время нашего перехода от порта Касоль до Ритолы меня неотступно преследовало навязчивое видение из замка Моря, но сейчас мне было не до него. Я задумался о предстоящем походе. И о том, как предотвратить опасность.

Переход до Ритолы занял несколько дней. Но вот, мы вошли в знакомую бухту и корабль принца бросил якорь. Здесь меня ждали друзья.

Родрико превратился в настоящего морского волка. Его поредевшие волосы были гладко зачесаны назад и схвачены в хвост. В одном ухе болталась серповидная серьга. И хороший морской загар вызывал законную зависть. Родрико, по понятным мне соображениям, не захотел принять участие в новой войне.

Откладывать выход не стали. Он и так слишком затянулся. Анатолийцы давно нас ждали. И на небольшом совете все командиры кораблей слушали инструкции адмирала, сделанные им с подачи Сенбакидо, который, что не удивительно, гораздо больше понимал в морских баталиях. Адмирал не провел на море ни одного сражения. И поэтому он все надежды возлагал на своего помощника капитана флагмана Олафгера и боевой опыт Сенбакидо, который, будучи близок к границе Ларотум, всегда держался начеку. В прошлом выходил против пиратов, ходил в Кидьдиаду, и знал много теории о морском бое.

После совета снова последовал пир. И вот пиры остались в прошлом, а в ближайшем будущем… — неизвестность.

Итак, мы вышли в поход. И мне это жутко не нравилось. Пока корабли принца преодолевали расстояние от Квитании до Ритолы, где к нам должны были присоединиться корабли герцога Сенбакидо, я, не переставая, размышлял об этом. И у меня созрело решение. К сожалению, я ни с кем не мог им поделиться. Ни герцог, ни тем более принц, никогда бы не поддержали меня, я не мог поставить их под удар, и мне пришлось действовать в одиночку. Когда наша флотилия пробороздила воды Изумрудного моря и вошла в бухту Дельфинов, нас уже ждали.

Сотни две кораблей оцепили вход в залив. Именно здесь состоится решающее сражение.

И придется пробить оборону порта. Корабли выстроились по две стороны залива, и тем, кто решится пробиться в узкий проход, придется выдержать обстрел ядрами и зажигательной смесью. Осада может продолжаться довольно долго.

— Не нравится мне все это, — раздраженно бросил принц. Он стоял на флагманском корабле в роскошном одеянии и высматривал в подзорную трубу возможные уязвимые места в обороне противника.

Меня вызвал к себе герцог.

— Льен, вы поможете нам с жезлом? Иначе мы рискуем здесь надолго застрять.

— Насколько мне известно, жезл Моволда предназначен для защиты наших портов.

— Да, но у вас получилось воспользоваться им в прошлый раз на море.

— Я подумаю об этом. Предлагаю выждать некоторое время, хотя бы до утра.

— Целый день? — удивился Сенбакидо.

— У меня есть план, и я думаю, как его осуществить.

Мне требовалось дождаться ночи. План мой был таков, что осуществляя его, я мог с легкостью лишиться головы.

Я решил действовать под покровом ночи. Флагманским кораблем, на котором я находился, командовал мой добрый знакомый капитан Крагерт, и мне без труда удалось уговорить его предоставить мне шлюпку.

— Что вы задумали, граф?

— Всего лишь хочу предотвратить безумие.

— Поедете один?

— Да.

Я взял с собой моток крепкой веревки и когти. Спустившись по трапу в шлюпку, я стал грести в сторону Номпагеда, едва я отплыл на небольшое расстояние от своего корабля, как тут же накинул на себя магический плащ. 'Смотри не подведи',- шептал я ему.

Я знал, что в ближайшие часы он мне очень понадобится на море, а еще больше — на суше. Но и на море следовало быть осторожным. Ведь мне было необходимо проплыть через линию вражеских кораблей. На них горели огни, несли вахту матросы. Их внимание может привлечь одинокая лодка, плывущая без гребца.

Была темная ночь, и даже все звезды мира не смогли бы добавить света черным волнам.

Лодку мою не заметили, и я миновал опасное место. Берег был уже близко, но там дежурили дозорные.

Несли службу лучники и катапульты были развернуты в нашу сторону — 'на случай если мы все-таки прорвемся в порт',- подумал я.

Еще в прошлую поездку в Номпагед я обратил внимание на то, что порт отлично укреплен и хорошо устроен.

Кроме большого центра заморской торговли, Номпагед был столичным градом, в нем располагалась королевская резиденция, дома знатных и богатых людей, полные несметных сокровищ.

Я оставил лодку у высокого пирса, привязав рядом с другими лодками, а сам стал подниматься по высокой лестнице, на набережную. Прямо над моей головой раздались певучие голоса анатолийцев.

— Что это было, Архам? — обратился один к другому, — ты слышал?

— Да, что-то стукнулось.

— Наверное, волны бьют лодки друг о друга.

И мне посветили факелом прямо в лицо — я чуть не вскрикнул от боли. Караульный спустился на две ступеньки и долго вглядывался в темноту.

Факелы бросали яркие блики и таинственные тени.

— Нет никого, пойдем и проверим другие сходни.

Они ушли.

Я живо выбрался и, тихо ступая, пошел в направлении дворца, поминутно натыкаясь на ночную стражу.

Чувствовалось, что Яперт очень опасается нападения и готов к нему. Я подобрался дворцовым стенам.

Размотал веревку, захваченную с собой, на одном конце крепились когти и, забравшись на высокую насыпь, я прислушался: где-то слева, за стеной раздались шаги часового. Они удалялись. Очень неудобно было забрасывать в темноте на высокую стену веревку с когтями. Даже при свете дня нелегко изловчиться. А тут! Ноги мои то и дело скользили по крутой насыпи,

От напряжения спина моя вспотела, и я стал волноваться, что так никогда и не закину эту пролятую веревку, но все же, мучения мои закончились — раздался долгожданный звук — когти зацепились за кромку стены.

Подергав веревку, я убедился, что она держится прочно и, ухватившись повыше, полез, помогая себе ногами.

Небольшие узлы не давали мне съехать, но мне было нелегко — веревка резала руки даже через кожаные перчатки. Я сделал последнее усилие и, закинув одну ногу, подтянулся и распластался на широкой стене, снова прислушиаясь к шагам часового.

Тяжело отдышался, посмотрел во внутренний двор — тьма, не видно ни зги. Где-то слышна перекличка — меняются часовые. Следует поторопиться. Скоро сюда придут. Подтянув веревку, и перекинув ее на другую сторону стены, я съехал по ней во внутренний двор.

Хотелось верить в то, что ее не заметят, особенно учитывая мой вероятный отход тем же путем. Шуметь было нельзя, и я побежал к парадному входу дворца. Послышались шаги и громкие голоса, у дверей стояла вооруженная охрана.

Есть и другие двери, я хотел было тронуться дальше, как вдруг огромные двери отворились и в ярком пламени факелов из дворца вышли два человека. Мужчины, и судя по всему, военные.

'Возвращаются с королевского совета',- смекнул я.

Да. Припозднились, если в такое время короля Яперта мучает бессонница.

Недолго думая, я проскочил в проход, едва не сбив с ног одного часового. Я пробежал так близко от него, что почувствовал его запах.

Он, кажется, ничего не заметил.

Двери следом за мной закрылись, а литая решетка под действием рычага медленно поехала вниз.

Роскошный коридор, освещаемый лампами, наполненными маслом ганибуллы. Это ценное масло не дает ни чада, ни запаха.

Великолепные огненно-красные ковры устилают три широкие лестницы, ведущие на верхние этажи.

Я растерялся: какую выбрать?

Как выяснилось, одна из них вела в покои королевы и детей, другая в личные апартаменты короля, третья, нало думать, центральная — в торжественные парадные комнаты.

Я поднялся на третий этаж и обследовал все комнаты. Оказалось, что Яперт предпочитает созерцать мир с высоты башни. Мне пришлось осмотреть немало спален и комнат, прежде, чем я добрался до королевской опочивальни.

Яперт не делил свое ложе с прекрасной королевой, что ж, видимо даже прекрасные королевы, — а анатолийка была красавицей, я сам в этом убедился однажды, когда сражался за ценный приз на турнире, — после пятнадцати лет брака перестают удивлять своих мужей в постели. Я не был женат, и мысль о возможной перспективе заставила меня усмехнуться. Мой идеал пока был для меня недосягаем, наверное, потому так возбуждал аппетит. Но в настоящую минуту вам надо думать о Яперте, а не о прекрасной Лалу, — сказал я себе, и попал наконец-то в нужную комнату.

 

Глава 3 Яперт Великолепный

Роскоши этой спальни могли позавидовать многие короли.

Огромная белая кошка, породы гири, размером с поросенка и тремя полосками на боках, что считалось хорошим знаком, грозно замяукала и пошевелилась. Она спала под рукой своего хозяина.

Огромный синий бриллиант сверкнул на пальце, отражаясь в глазах кошки точно такого же цвета. Пальцы Яперта нервно дрогнули и, тяжело повернувшись, он приоткрыл глаза. Наши взгляды встретились. Он видел меня, потому что я повернул пряжку на старом плаще.

Король резко схватился за кинжал, который лежал у его изголовья, но был поздно — я поднес свой клинок к его груди.

Молниеносный взгляд властителя мог обжечь ненавистью чувствительного человека. К счастью, я таким не был.

— Что тебе надо, чужеземец? — прошипел король, — почему не убиваешь?

— Прошу покорно простить меня, ваше величество, за дерзкий поступок, которому есть одно оправдание — желание принести мир нашим странам.

— Ты не уйдешь отсюда живым! — снова зашипел король.

— Если вы немного утихомирите свой гнев и найдете в себе терпение выслушать меня, то слова мои могут принети вам неоценимую пользу. Я уберу оружие, если вы пообещаете не поднимать тревогу и выслушать меня.

Продолжая меня сжигать взглядом, он сказал:

— Да, говори!

Я, облегченно вздохнув, убрал меч и, сделав шаг назад, поклонился.

Он сел на кровать и напряженно выжидал.

— То, что я хочу сказать вам, ваше величество, на моей родине назвали бы изменой. Но у меня есть серьезные основания полагать, что я поступаю правильно. Я надеюсь на ваше понимание и на то, что вы сохраните нашу встречу в тайне.

Некие люди очень хотят этой войны и вовсе не из ненависти к вашему величеству. Они хотят извлечь пользу, как из победы ларотумского флота, так и из поражения. Сразу хочу уведомить вас, что у анатолийских кораблей нет ни малейшего шанса на победу, несмотря на выигрышные позиции, занимаемые ими на море. Потому что и принц, и герцог владеют таким оружием, которое способно нанести сокрушительный удар по вашему флоту. Это оружие имеет отношение к миру магии.

У вас есть чем возразить им? Я думаю, что нет. Точнее есть, но вы не знаете об этом. Вот про это оружие, способное уравнять чаши весов, я пришел сообщить вам, несмотря на то, что служу вашим врагам.

Я узнал, что в вашем дворце есть древний алтарь. Он может служить щитом для города. Я плохо себе представляю как это происходит, но он должен создавать невидимый щит. Пробить его невозможно.

Я знаю, как привести его в действие.

— Ты, чужеземец, из страны моего врага хочешь, чтобы я поверил в этот бред? Ты проник сюда как шпион, приставил оружие к моей груди, и теперь рассказываешь всякие небылицы.

— Да! Я был уверен в том, что вы мне не поверите, но есть одно слово, известное только вам: 'Тарк Аим'. Я не знаю, что это значит, но это должно быть известно вам.

Лицо короля побледнело, и он подался вперед, продолжая буравить меня глазами.

— Где ты услышал священные слова, человек, отвечай!

— Там же, где услышал про алтарь. И вам необходимо мне поверить.

— Зачем тебе предавать своего короля?

— Я не считаю предательством то, что я пытаюсь удержать его от роковой для всех ошибки.

— Ты считаешь, что тебе известно больше, чем твоему повелителю Тамелию? — спросил Яперт.

— Мой повелитель — король, но и короли могут ошибаться. Я готов положить свою жизнь за ларотумское королевство.

— Одно твое слово вынуждает меня поверить тебе, разве я могу так рисковать?

Он сделался задумчивым и печальным.

— Однажды я дал клятву своему отцу, что любому, кто придет и скажет мне эти слова, я доверюсь без опаски. Он заставил меня принести клятву. И вот, это ты — человек из вражеского стана.

— Не знаю, чем вас утешить. Могу сказать лишь одно — я не менее вас рискую сейчас, придя к вам со своим предложением.

Теперь сравните: чей риск больше.

— А ты — хитрец. Но твой риск не волнует меня. Моя семья — вот, о ком я думаю, когда размышляю о риске.

Я отведу тебя к алтарю. Но если ты затронешь мои интересы, если я почувствую угрозу — тебе не уйти отсюда живым.

— Ваше величество, вам не придется ни о чем сожалеть.

Мы спустились по боковой галерее в зал, закрытый для всех. Король открыл его с помощью секретных замков — даже я, находясь рядом, не понял, как он это сделал. Мы вошли. Комната освещалась внутренним светом — источник его был невидим, да и кто бы зажигал лампы в тайной комнате?

В центре ее стоял высокий алтарь — огромный, пирамидальной формы, с высокой, чуть наклоненной вперед столешницей. Он был сделан из цельного куска белоснежного мрамора и украшен резьбой. В центре столешницы было углубление, в котором покоилась прозрачная сфера. Она представляла собой пять элементов шаровидной формы, скрепленных вместе сочленениями из блестящего серебристого металла. Изнутри ее шел свет более яркий, чем пламя сотни свечей, размером она превосходила большую тыкву.

От алтаря исходила сила. Но в отличие от меня, анатолийский король не ощущал ее.

Но, тем не менее, он преклонил колени и с молитвой обратился к алтарю.

— Предки завещали ее мне, — благоговейно сказал он, — считается, что в сфере живет дух, оберегающий мою семью. Что же вы хотели сделать? Приступайте.

Бородатое лицо короля сделалось серьезным и таинственным.

Я немного растерялся. На самом деле я не знал, что делать, ведь я не получил никаких указаний. Приходилось использовать догадки.

Учитель говорил что-то о капле крови, которая должна упасть на алтарь.

Но мне повезло — я обошелся без собственного кровопускания. Сначала я приложил к частям сферы руку. Кажется, сработало! Я не ожидал, что все будет так просто. Но яркий свет стал вспыхивать в тех местах, к которым я прикасался. Он разгорался постепенно, пока не ослепил нас. Медленно наши глаза привыкали к нему. Яперт смотрел на происходящее через тонкий черный платок из ткани вак. Я заметил, что одна часть из пяти не загорелась — я много раз прикасался к ней, но она бездействовала. Но и того, что было, оказалось достаточно.

Свет из сферы стал выходить наружу, распространяться по комнате и расти. Скоро ему не хватило места — все происходило мгновенно — на моих глазах — я увидел внутренним взором, как над Номпагедом вырастает высокий купол.

Я мог радоваться победе, но ее не видел король. Для него за пределами комнаты ничего не происходило.

— Ну! — нетерпеливо сказал он, — вы будете что-нибудь делать или вы пришли, чтобы разыграть меня?

— Ваше величество, поверьте мне — ваша сфера выполнила свою задачу — она закрыла ваш город.

— Вы не уйдете из моего дворца, пока не докажете мне это.

— Надо подняться на площадку башни и посмотреть что происходит. По правде сказать, я сам не знаю, как это работает. Но я вижу, что щит вырос.

— И вы скинете меня вниз головой, — усмехнулся Яперт.

— Возьмите охрану.

— Ладно, идемте.

Мы поднялись на площадку башни. Яперт прихватил с собой подзорную трубу и трех телохранителей. Нашим взорам предстала панорама Номпагеда. Синий бархат неба блистал великолепием звезд. Свежий, но теплый ветерок колыхал пламя ламп. Мы вглядывались в ночную тьму. На расставленных вокруг города постах и дальних заставах зажглись сигнальные огни. Нам что-то передавали.

Король послал за своими военачальниками. Они были удивлены, потому что около часа тому назад ушли с военного совета из дворца.

— Что случилось, ваше величество?

— Требуется разослать гонцов и выяснить, что происходит. Изменилось ли что-то в защите города.

Анатолийские командиры недоумевающе смотрели на Яперта. Но приказ есть приказ. Прошел час ожидания, и стали возвращаться взмыленные гонцы.

— Что-то странное происходит с городом, — взволнованно говорили они. — Его словно невидимой стеной окружили — не войти, не выйти.

— А с моря угроза нападения еще остается?

— Лодки пройти дальше линии наших кораблей не смогли. Стрелы падали в море. Выход закрыт.

— Я убедил вас?

Король задумчиво смотрел на меня. Я почувствовал внутренний вздох облегчения, когда угроза столице миновала.

— Что дальше?

— Дайте мне слово, что пойдете на мир с Ларотум. Я теперь смогу убедить всех, что осада бессмысленна.

— Не совсем. Порт не может оставаться вечно в блокаде.

— Но и дежурить вечно возле вашего порта нам не выгодно. Принц Орантон и герцог Сенбакидо тоже не захотят терять свои деньги на этой осаде — кормить команды, и держать свои корабли в бездействии невыгодно всем.

— Я был бы не прочь заключить союз с Тамелием на выгодных для себя условиях. Ваш король слишком зарвался, молодой человек. А что вы хотите для себя?

— Ничего.

— Что значит — все, — усмехнулся Яперт.

— Если вы хотите вознаградить меня за посредничество в делах мира, то позвольте забрать часть вашей сферы.

— Что? — нахмурился Яперт.

— Одна часть не принадлежит ей. Она другая — и принадлежит другой сфере. Более того, она мешает остальным элементам включать защиту по вашему усмотрению. Мы спустились в алтарную комнату, и я продемонстрировал.

— Смотрите!

Открутив лишнюю часть, я показал Яперту, что остальные элементы засветились еще ярче.

— А теперь позвольте руку, ваше величество.

Я подвел его руку к одному из элементов и сказал:

— Вы можете ее вывести из действия по своему усмотрению и заставить снова закрыть город. Вам надо только пожелать это.

Он сосредоточился и нахмурил брови. Через минуту свет в комнате стал гаснуть.

— Что происходит?

— Вы выключили ее. А теперь включите обратно.

Он опять нахмурился и крепко прижался к частям сферы — свет снова запылал.

— Объясните, что происходит?

— Видите ли, когда-то очень давно, кто-то позаботился о том, чтобы вы не смогли ей воспользоваться. Этот человек прикрутил лишний элемент, который сдерживает остальное поле.

— Но ведь у вас получилось?

— Я был настроен на него. Но даже я не смог его заставить работать. А теперь смотрите.

Я прикоснулся к отдельному шару, и он заиграл синим светом, но что-то странное выросло в комнате — нас словно разделило на два прозрачных изолированных друг от друга пространства. Яперт остался как будто за стеклом от меня, а я в другом пузыре, из которого нельзя было выйти.

Я не стал вкладывть всю свою силу, опасаясь, что это приведет к непредсказуемым результатам.

Свет стал меркнуть. И в комнате снова восстановилось единое поле.

— Я хочу сделать то же самое.

Но сколько не прикладывал свои руки Яперт к тому шару, ничего не выходило.

— Ничего не понимаю. Откуда вам все известно?

— У меня нет ответа на этот вопрос. Я просто знаю. Я не знаю: откуда я это знаю, но я знаю. Я точно знаю, что этот шар Анатолии не нужен.

Яперт сомневался. Не смотря на королевскую кровь, в нем крепко сидел хитрый анатолийский купец, который ни за что не упустит своего.

— Нет ли здесь какого-то фокуса?

— Есть. Этот фокус — я. И вам просто невозможно мне отказать. Потому что я могу, даже не прижимая руки к сфере, заставить ее работать. Я просто создам себе защитное поле, возьму этот шар и выйду отсюда неуязвимым.

Поэтому прошу, отдайте мне ее по своему королевскому пожеланию.

— А вы свою выгоду не упустите!

Кажется, он начал меня уважать. Я проник через поле созданное сферой, оставшейся в Номпагеде, только благодаря той части, что унес с собой. Она легко могла разорвать чужое поле с помощью собственного.

 

Глава 4 Сражение трех флотов

Вернулся на родной корабль я, увы, не как победитель — меня ждали. И не с самыми добрыми намерениями.

Граф Сат, приставленный королем для слежки за нами на наш корабль, презрительно посмотрел на меня и сказал:

— Вас велено немедленно отвести к принцу. Он желает задать вам несколько вопросов.

Принц был полуодет — в штанах, но без сорочки и мундира. Зато на его боку болталась короткая абордажная сабля.

Он завтракал, обгладывая копченые ребрышки.

— А-а! Явился! Итак, где вы были? — зловещим голосом вопросил Орантон, — ходят ужасные слухи, будто вы продались Анатолийской собаке! Я бы мог посмеяться над этими дурацкими шутками, если бы точно знал, где вы находились этой ночью.

— Я был в Номпагеде, ваше высочество.

Принц чуть не подавился от моей откровенности.

— Где…где вы были?

— В Номпагеде, ваше высочество, предпринял небольшую разведку.

— Вы…вы — просто нахал! Вы забыли, наверное, что все ваши действия в военное время вы обязаны согласовывать с вашим командиром! Если вы подзабыли кто он, то я напомню, этим человеком до сих пор являюсь — Я!

И что-то не припомню чтобы я отдавал приказ вам шпионить в Номпагеде, тем более что это чушь собачья. Вы врете. В Номпагед невозможно попасть. Скажите лучше, на какой галере вы развлекались в чьей-то каюте? Пили вино, играли в карты? И это в то время, когда я более всего нуждаюсь в вас. Все это просто возмутительно!

Пока шла эта разборка, на флагмане отдавались команды. Орантон собирался напасть на флот Анатолии. Но тут произошло нечто.

Мы не успели даже сняться с якоря и приступить к маневрам, как рулевые доложили, что прямо по курсу к нашим кораблям приближается…флотилия! И не со стороны Номпагеда.

— Чьи флаги?

— Тигр на четырех черепахах! Корабли Кильдиады!

— Кильдиада не объявляла нам войну! Вероломное нападение! Кто-то донес о наших планах! Они ожидали застать здесь сражение и зажать наш флот между молотом и наковальней. А потом, вероятнее всего, попытаться наброситься на корабли Анатолии.

— Что будем делать?

Принц, Сенбакидо, Крагерт, Олафгер и другие командиры спешно совещались.

— Нам не миновать битвы.

— Будем драться.

— А что если в спину ударит флот Анатолии? — раздраженно сказал принц.

— Не ударит, — это были мои слова.

— Откуда ваша уверенность? — принц, нахмурившись, смотрел на меня. Его взбесило мое упрямство и нежелание открыть правду.

— Король Анатолии еще меньше, чем в гибели ларотумцев заинтересован в победе Кильдиады. Империя — прямая угроза королевству.

— Только не говорите мне, что он сказал вам это лично, — съязвил принц.

— Отчасти Улон прав, — рассудительно сказал Сенбакидо.

— Отчасти! Мы рискуем. Сильно рискуем. Но делать нечего.

— Скажите, Льен, вы попытаетесь помочь нам жезлом?

— Я готов попробовать. Но хочу заметить, что жезл лишь сбережет наши корабли, но он не сможет нанести серьезный урон всей флотилии — предлагаю объединить усилия — и вступить в сражение. Я буду использовать силу жезла, а вы командуйте сражением.

Крагерт сосредоточенно всматривался в трубу.

— Не меньше трехсот кораблей. Вооружены, идут быстро, сворачивать не собираются, их цель — мы. Готовимся к бою.

Раздались громкие команды, и вся команда флагмана пришла в движение — стрелки заняли место на мачтах, бомбардиры у катапультов, вэллы держали оружие наготове. С помощью морских сигналов команды передавались на остальные корабли.

Наши галеры выстроились в боевом порядке.

И все, кто был на борту, напряженно выжидали. Едва вражеские корабли подошли к нам на расстояние выстрела из лука, как с обеих сторон полетели горящие стрелы — первым и верным оружием в мое время был огонь — пожар при благоприятном стечении обстоятельств и ветре мог уничтожить целый флот.

Когда корабли наши сблизились настолько, чтобы можно было обмениваться ядрами и зажигательными бомбами, как начался мощный обстрел этими опасными предметами.

Я выждал. Мне хотелось, чтобы мощная галера, с которой адмирал Кильдиады командовал кораблями, встала в удобную для меня позицию. Ее защищали два корабля, принявшие на себя удар наших катапульт. Не оставалось ничего другого как целиться сначала в один из них.

Вспышка света, вырвавшаяся из жезла, на миг ослепила меня. И молния ударила в борт галеры, прикрывавшей флагманский корабль противника. Она угодила в нос. Мне пришлось повторить попытку два раза прежде, чем корпус корабля дал течь.

Все бы ничего, только мои усилия были замечены неприятелем — он проследил, откуда вылетали роковые молнии, и теперь несколько кораблей прорывались к нашему флагману. Я пересел в шлюпку и вместе с тремя лучниками и четырьмя гребцами поплыл между кораблей противника.

Не скажу, что эта морская прогулка была приятной во всех отношениях. В нас дважды чуть не попали зажигательной бомбой.

Двоих лучников убили, одного гребца убили, одного гребца ранили.

Но мы направились к имперскому флагману, высокому черному кораблю, с мордой чудовища на носу, с черными парусами, расчерченными тремя полосками.

Я вызвал не меньше десятка молний, пытаясь пробить защиту корабля.

Мне удалось устроить пожар и панику. Одна молния подбила мачту и та упала поперек корпуса, убив при этом с десяток человек. В мою лодку стали стрелять, одна горящая стрела пронеслась у меня над ухом.

Пора уносить ноги.

Так, петляя между вражескими кораблями на своей лодке, я сеял панику и смерть.

К счастью, ларотумские моряки тоже не дремали. Сенбакидо был прирожденным адмиралом. Хотя это звание принадлежало принцу, его по праву можно было отдать кэллу Орандру.

Итак, вполтора раза превышая наш флот по численности кораблей, морские силы Кильдиады потерпели поражение — более того в плен был захвачен весь командный состав империи. Флагман занялся огнем, и при высадке в шлюпки, всех морских командиров вместе с адмиралом взяли в плен наши моряки.

Наши потери могли быть весьма значительны, но в самый переломный момент битвы пришла неожиданная помощь.

Тридцать анатолийских кораблей подошли вплотную к сражению и сигналили нам, что готовы вступить в бой на правах союзника — враг неожиданно стал другом.

'Хороший ход'! — усмехнулся я.

Главное, что вовремя и рискуя небольшим количеством кораблей, он заявляет о своих добрых намерениях дипломатично, а что самое интересное — в случае победы будет претендовать на часть захваченной добычи.

Яперт был умным политиком, он умел выбрать нужный момент. 'Путь к миру лежит через войну', - сказал один древний мудрец. И сейчас эти слова были точны, как никогда.

Сто пятьдесят два вражеских корабля ушло на дно, остальные были захвачены абордажными командами.

Сражение кипело более десяти часов, и, начавшись утром, закончилось к ночи.

Наши потери были существенны — восемьдесят пять кораблей, тридцать три из которых принадлежали герцогу Сенбакидо.

По морю шныряли шлюпы с матросами, подбиравшими раненых, и уцелевших из воды. Вскоре из порта Номпагед пожаловал адмиральский корабль, на котором присутствовал сам Яперт Великолепный.

На огромной лодке к нашей галере прибыли послы. Они высказали пожелание своего повелителя заключить с королевством Ларотум прочный мир, и обговорить условия, на которых будет поделена совместная добыча в этой баталии.

Принц, утвердившись в надменной позе, выслушал послание и сказал следующее:

— Мы, Принц Квитанский, герцог Орантон, представляя интересы своего брата короля Ларотумского Тамелия, вынуждены отказаться от предложения мира, прозвучавшее в этом послании, ибо условия его нам непонятны и, следовательно, неприемлимы, но сама идея мира нами не будет отклонена. Поэтому, в подтверждение наших добрых намерений, мы заявляем, что через три часа на борт корабля, где изволит находиться анатолийский король Япер, пожалует наше посольство с предложениями мира, которые будут удовлетворять нашим интересам.

На том и раскланялись.

Анатолийские послы удалились, и принц уединился с Сенбакидо в каюту, чтобы посовещаться о встречных условиях.

Через час послали за мной.

— Граф Улон, — обратился ко мне в официальном порядке принц, — мы направляем на корабль анатолийцев послов, я желаю, чтобы вы присутсвовали на нем в качестве сопровождающего.

— Позвольте ваше высочество, но разве…вы не усомнились сегодня в моей преданности вашим интересам.

— Вы весьма красноречиво доказали ее в этом бою. Но мне бы очень хотелось услышать ваше признание — где вы были прошлой ночью. Сейчас я желаю, чтобы вы сопровождали кэлла Орандра.

 

Глава 5 Мирный договор. Возвращение

— Все это весьма сложно, — объяснял мне кэлл Орандр, — мы должны действовать осмотрительно, чтобы не навлечь на себя гнев его величества — нас не уполномачивали заключать перемирие. Очень бы не хотелось, чтобы наши действия расценили как измену. Но мы можем опираться на тот факт, что победа была невозможна в любом случае. Порт Номпагед защищен мощной магией. Есть важное обстоятельство в нашу пользу — если бы ввязались в сражение у Номпагеда, то нам не миновать гибели. Флот Кильдиалы, который был явно кем-то предупрежден, просто зажал бы нас в этом заливе. Придется бороться с Япертом за наиболее выгодные условия мира

И мы боролись. Целые сутки. Проще было победить флот Кильдиады, чем подписать с Япертом мирный договор.

Кэлл Орандр показал себя не только превосходным мореходом, но и исключительным дипломатом. Он сумел убедить Яперта отказаться от всех заявленных им кораблей, более того, он вынудил его написать примирительное послание Тамелию с заверениями своей дружественности и обещании не вступать в сговор с Аванагуро, который не имеет отношение к политике и проживает на территории Анатолии как частное лицо. И все в таком же духе.

Добирались домой мы тем же путем, то есть по морю через Сенбакидо и Квитанию, и жаркие встречи в Ритоле и замке Моря оправдали весь риск от похода.

Я решил не брать с собой сферу в Мэриэг. Я точно знал, зачем мне понадобился этот предмет. Для нашей экспедиции. Ведь мы отправляемся в неведомые земли. Мы не знаем: какие опасности угрожают нам. И столь мощная защита может пригодиться в опасном походе.

Я объяснил это кэллу Орандру. И попросил сохранить сферу до выхода в море.

Но вот и Ритола осталась позади. Знакомые крутые берега неприступного порта Касоль открылись на горизонте.

Мне показалось на миг, что между Фэлиндж и принцем снова вспыхнула искра взаимного чувства, во всяком случае, люди говорили, что ночь они провели в одной спальне. Я опять ночевал на корабле.

Трудно сказать какие чувства испытывал Тамелий, когда вести о нашей победе и заключенном с Анатолией мире достигли столицы.

Гнев? Досаду? Тихое бешенство?

Все пошло не так, как было угодно его величеству. Но я с легкостью смог представить самую кислую гримасу на его лице.

Вряд ли нас будут чевствовать, как героев. А ведь мы разгромили мощный флот империи, который мог в любое время нарушить зыбкое равновесие на море. Но мне уже было кое-что известно о внешней политике Ларотумского короля. Забытый им герцог Брэд, верный, преданный, добившийся многого для своего короля. И королевская благодарность, оставившая деятельного и умного человека не у дел.

Но в этот раз Тамелию пришлось смириться с происшедшим. Провести все протокольные мероприятия — встречу послов, обед и бал по случаю одержанной победы, раздачу наград морским командирам и особо отличившимся в сражении. Про мою скромную персону тихо забыли. И я скромно не напоминал о себе.

Радостный, счастливый взгляд Лалулии Фэту на балу был моей наградой.

На этом прием съехались послы и гости из разных стран: Анатолии, Кильдиады, Бонтилии, Синегории.

Посланники Кильдиады выглядели мрачно. Собственно говоря, на что они рассчитывали? На радушный прием?

Кто знает, может Тамелий вынашивает планы морской экспедиции к берегам Кильдиады? Самое время закрепить успех.

Кэлл Аров-Мин подошел ко мне и церемонно поклонился.

Рядом с ним была женщина неописуемой красоты. С мягкими пушистыми волосами, с темными глазами, и очень красивой линией шеи. Он представил нас друг другу:

— Граф Улон, баронесса Авеиль Сав.

— Знакомство с очаровательной женщиной, что может быть лучше для человека, когда от него отвернулась удача.

— Это от вас отвернулась удача? — насмешливо сказал Аров-Мин, — вас осыпали милостями, подарили титул, вы — всеобщий любимец, женщины от вас без ума. А теперь вы еще и победу нам привезли, правда, не над тем противником, над которым мы ожидали. Но ваше рвение принесло свои плоды. Кильдиада теперь на долгое время вышла из игры. Так что, насчет себя вы шутите, граф. Смотрите! За такие слова удача и в самом деле отвернется от вас.

Авеиль Сав заговорила с небольшим акцентом — ее прозрачная нежная кожа выдавала в ней бонтилийку.

Она мягко скользнула взглядом по мне — знакомый прием: смотреть, не глядя, — без интереса и без участия, но все, что ей хотелось увидеть — она увидела.

Некоторые встречи ничего не значат в настоящем, потому что они могут иметь отношение к будущему, но они как засечка на дереве твоей судьбы — врезаются в память лица тех, с кем придется иметь дело в будущем и они там до поры до времени остаются.

Вскоре после моего возращения из Анатолии, вернулись мои друзья. Мы отметили нашу встречу великолепным обедом на тридцать человек в кабачке сэлла Фаншера и весьма бурными возлияниями.

— Я ничего не понимаю! — возмущался Паркара. — В этих горах воевать невозможно. У меня вообще боязнь высоты, а там сплошные ущелья и пропасти. Но это все ерунда по сравнению с горцами — хитрый и лживый народ. Им нельзя верить.

— Да ну! — улыбнулся Брисот.

— Просто наш Паркара пытался сторговать роскошную упряжь за бесценок. Ему пообещали и, взяв деньги, подсунули обыкновенную уздечку для лошади.

— Но вы хотя бы добились успеха в своем походе.

— Ненадолго. Там происходит что-то очень странное. Как будто кто-то или что-то подзуживает эти народы. Только они успокоятся, как тут снова — повод для конфликта. Страсти раскаляются, и брат готов идти на брата. Многие местные обвиняют в этом статую Черного орла, отлитую из бронзы — говорят, что у него недобрый глаз. Он горит желтым огнем и сводит с ума всех горцев.

— Откуда эта статуя?

— Подарена Риххом в знак мира и дружбы: копия этой статуи стоит в его дворце. Статую Черного орла в Мекка-лихсе сбросили в ущелье. Но волнения не прекратились.

 

Глава 6 Беспокойный Юнжер. Любовь земная

Незадолго до похода в Анатолию я повстречал Юнжера при весьма затруднительных для него обстоятельствах. В обмен на помощь Юнжер дал мне обещание помочь с поисками своего отца, мага Влаберда, присвоившего себе мою вещь — магический амулет из Фергении.

С той поры мы иногда сталкивались и перебрасывались словечком. Я угощал парня вином и присматривался к нему. Юнжер сказал, что как только ему что-нибудь станет известно, то он тут же мне сообщит. Однако время шло, а обещание так и оставалось невыполненным.

Иногда я с друзьями проводил часы досуга в игорном заведении, славившемся хорошей репутацией. Мы были завсегдатаями кабачка 'Корона и Перец'. В тех же местах появлялся и Юнжер.

Он был азартным игроком и порой уходил совсем без денег. Иногда выигрывал крупные суммы, которые пропивал тут же, в кабачке.

Он учтиво кланялся мне, но не делал попыток сблизиться.

Я присматривался к этому человеку Юнжеру. И странно, он вызывал смешанные чувства. Обычно у меня очень четко определяется отношение к человеку. Но Юнжер, при всей своей подлости, каким-то непостижимы образом располагал к себе людей. И мне это жутко не нравилось. Неприятно наблюдать как подлец и никчемный человек нравится обществу, но еще неприятнее осознавать, что он нравится тебе самому.

Я удержался на той грани, за которой он мог заручиться моей дружбой. Что это было? Его особый талант? Магия?

Возможно и то, и другое. Теперь я понял, почему его отец говорил те слова, услышанные Шипом Соро, полные горечи и разочарования оттого, что сын его, наделенный талантом и магнетизмом, так глупо растрачивает свою жизнь впустую.

Но, отстранившись от этих чувств, я решил, что мне следует думать лишь о собственных интересах. Они были просты — мне хотелось заполучить амулет карлика. Тем более, что он был мне так необходим, а с другой стороны — я считал, что он принадлежит мне по праву.

Но в последнее время Юнжера нигде не было видно.

— А куда запропастился ваш знакомый Юнжер? — полюбопытствовал Караэло, когда мы сидели в игорном заведении.

— Не знаю.

Я спросил у хозяина заведения, не знает ли он чего про Юнжера. Он мрачно ответил, что тот проигрался ему в пух и прах и задолжал заведению деньги.

— Пусть только на глаза мне попадется — ноги вырву! — зловеще пообещал он.

— Вот так дела! — усмехнулся Паркара.

У меня было еще одно дело, которое я не успел закончить перед нашим походом в Анатолию. Я рассчитывал на помощь маркизы Шалоэр — она должна была уговорить своего мужа. В огромном лесу, в имении Шалоэр росли самые лучшие сосны, подходящие для строительства кораблей. После морского сражения с кораблями Кильдиады, в котором пострадало много кораблей герцогства, это было особенно важно.

Договориться с маркизой Шалоэр можно было только в одном случае — она страстно хотела повторить наше свидание в Синем городе.

Ну что ж, почему бы и нет! Я никогда не смешивал любовь возвышенную и любовь земную.

Моя возлюбленная Фэту была недоступна как ангел, но рядом была другая, вполне доступная и земная. А я был мужчиной. И уж если Шалоэр захочет сделать что-нибудь приятное взамен, то, как говорится, одним выстрелом убьем двух уток.

Встреча состоялась. Снова блеснув своим великолепным телом, и насытившись плотскими утехами, она присела на пушистый ковер голым задом и, обняв ноги, томно уставилась на меня.

— Вина?

— Нет, спасибо, — сказала она. И с обычной нелогичностью свойственной женщинам, спросила:

— Ходят слухи, что вы влюблены в одну замужнюю даму.

— Сплетня всегда возникает на пустом месте, вам-то это хорошо известно. Никому неинтересно обсуждать то, что на самом деле происходит. Например, про наши встречи с вами. Все знают, но всем — скучно. Гораздо интереснее что-либо придумать и выдать за истину. А вдруг попадешь в цель!

— И я попала?

— Вы попали в мои руки, что меня более привлекает.

— И все же, вы лжете! Вы любите, — вздохнула она, — и, увы, не меня.

'Проклятые женщины и откуда они все знают', - с досадой подумал я.

— Послушайте, маркиза, вся эта чушь про любовь не для меня. Я — циник, и враг нежных чувств. Меня интересует в настоящее время возможность разбогатеть.

— На строительстве кораблей? — лукаво улыбнулась она.

— Вы можете мне в этом помочь?

— Что будет наградой?

— Разумеется, сверкание драгоценностей. Роскошные бриллианты вас удовлетворят?

— Меня бы удовлетворили встречи с тобой! — жарко сказала она, — но камни…они так совершенны! Я уговорю своего медведя.

— Медведя?

— Ну, как же можно еще назвать моего сонного толстого супруга. Мы с ним отлично ладим. Он не мешает мне делать то, что я хочу. А я не мешаю ему спать.

'Отличные отношения, многие позавидуют'! — усмехнулся я.

Так мы и поладили. Она получила камни. Сенбакидо — поставщика леса.

Как знать, сколько таких сделок совершается подобным образом.

 

Глава 7 Дела купеческие

Однажды я вновь встретил в городе весьма удрученного Кашапеля. Мы остановились, чтобы поговорить.

Он был все таким же предствительным, важным, толстым, — казалось бы, такого человека ничто огорчить не может. И вот на тебе!

— Что это тебя так взволновало, мой старый друг Кашапель? Я думал, что ты процветаешь, а у процветающего человека не должен быть такой скорбный вид. Во всяком случае, у поставщика королевского двора.

— Ах, если бы! — вскричал Кшапель, — если бы я им стал, но в том то все и дело, меня обошел другоцй человек, но это лишь начало моих неприятностей.

— В чем же заключаются остальные?

— Ох, многодобрейший кэлл Улон, я не вправе вываливать на вас свои огорчения.

— Отчего же, я охотно послушаю о них, мне любопытно, чем живут нынче торговые люди.

— Мои заботы слишком обременительны для благородных ушей.

— Как ты сказал? — рассмеялся я. — Для благородных ушей! Зря сомневаешься — вдруг я захочу тебе помочь, раз перстень с гиацинтом, что взгоромоздился на твой палец, перестал быть тебе другом.

— Ох, тяжелые времена ныне наступают для купеческой братии, и ни один гиацинт в мире тут не поможет. Покойный король Кресалф Кробос очень много пользы принес нашему сословию. Старые гильдии получили привилегии, он снизил пошлины, — и торговля в Ларотум расцвела. Но вот, то, что начал делать ныне здравствующий король вызывает у всех недоумение. Конечно, ненашенского ума это дело, только многим случится теперь одно разорение!

— Отчего же?

— Недавним своим указом он отменил все привилегии, дарованные покойным королем старым гильдиям, но это еще полбеды! Король позволил двум мастерским организовать ткацкую и стекольные мануфактуры, — обе огромные, надо сказать. И дозволил вести производство новыми способами — вещь неслыханная! А еще, дал им право найма работников!

Они не входят ни в одну гильдию и творят, что хотят — цены на стекло и сукно в Ларотум резко упали. Мастерские производят больше, чем следует. При их оборотах вся иноземная торговля пойдет по-другому.

— Но тебе то, что за дело?! Ты же перевозчик. Твои суда фрахтуют. Чтобы ни было с этой торговлей, — товары все равно придется перевозить по морю.

— То-то и оно. Все цепляется друг за дружку. Уехав из Ритолы, я продал половину своей доли на владение кораблями, и вложил добрую часть денег в суконное дело — теперь мои компаньоны будут разоряться. И я могу потерять свои деньги, а вернуть обратно тоже не могу, потому что заключил с ними договор на определенных условиях. А еще, перевозчики ныне тоже пострадают — король обложил иноземную торговлю такими пошлинами! Причем, если мы перевозим товары королевских мануфактур, то пошлины на перевозку грузов остаются прежние! А что касается других фрахтователей, то, увы, нам приходится поднимать цены. Теперь им выгоднее отправлять товары караванами. А еще поговаривают, что кожевенное и плавильное дело тоже отойдут королю.

— А что если гильдиям организовать дело новым образом?

— Тут то и заключается беда. Король издал указ, по которому не все так просто. За право пользоваться королевскими льготами и именовать себя королевскими мануфактурами желающие поставить производство на новый лад обязаны вносить в казну такой налог, что в пору сразу признать себя банкротом, а не начинать новое дело.

— Несправедливо!

— А кто говорит о справедливости? — уныло сказал Кашапель, — нет, чувствую, что пора отходить от дел. Капитала мне, слава богам, на безбедную старость хватит. Теперь-то вы понимаете, что не в силах мне помочь.

— Как сказать, ведь помог же я однажды хэллу Родрико, а его дело было еще безнадежнее вашего.

— И мы-то с вами помним, чем оно закончилось, — лукаво улыбнулся Кашапель.

— Ну, сердце красавицы не в моей власти.

— Боюсь, что судьба Ларотум тоже вам неподвластна, говорю это, несмотря на свое огромное уважение к вам.

 

Глава 8 Союз мертвых аясков

За всеми этими событиями назревали куда более острые и тревожные вопросы для большинства ларотумцев.

Вскоре после возращения в столицу, мы узнали о создании Союза Мертвых Аясков. Так иронично было названо новое сообщество людей, в память об утраченных ценностях прошлого.

В противовес всем самодурствам Тамелия, направленным на борьбу за дарборианство, некоторыми дотошными людьми был поднят исторический закон. Граф Олдей и другие дворяне начали отстаивать права древних родов, ведущих происхождение от династии никенгоров.

В свое время никенгорами был написан свод законов, по которому исконные обитатели этих мест аяски имели преимущества перед остальным населением.

Когда произошла смена династии и власть перешла к представителям пришлых народов — фратам, часть прав аясками была утрачена.

Позже свод законов менялся многократно и, наконец, при Алонтие Высоком были издан Новый Свод единых законов. Его так и называли Высокий закон.

Одним словом, к настоящему времени многое в правах благородных людей изменилось.

Еще при Кресалфе был создан корпус вэллов, которые служили королю за жалование. Тамелий стремился к продолжению его политики, и его целью было создание собственной армии, и нежелание зависеть от зачастую вероломных вассалов.

Но все, же без людей, которых могли предоставить коннетабли провинций, ему не удалось бы пока выиграть ни одну войну.

Теперь уже трудно было разобрать — кто аяск, кто фрат. На землях ларотумских проживало также много набларийцев. Долгие годы происходило смешение народов, зачастую насильственным образом, так что вряд ли кто-нибудь мог уверенно претендовать на чистоту крови.

Но граф Олдей, возглавивший движение ангердов, крупных и средних землевладельцев, встал под знамя никенгоров и нарек себя потомком аясков.

Что было в этом — непонятно. Но его поддержали очень многие, среди которых были, большей частью, неберийцы.

Это противостояние было замешано частично на ущемленных земельных интересах, частично на политических и религиозных разногласиях. Тамелию снова припомнили свиток древних королей, гласивший о преданности вере пращуров.

Хуже всего, что и Высокий закон утратил многие свои положения еще при Кробосе из Митана, и особенно, при его потомке Оматиусе Белом. Именно это послужило поводом ко вполне обоснованному бунту. Например, ранее существовал Большой Совет, в который входило до шестидесяти именитых дворян, сорок из которых представляли провинции. Председатель Совета мог накладывать вето на спорные решения, касающиеся введения новых налогов, новых законов и объявления войны.

Лица, заседающие в Совете от провинций, раньше утверждались коннетаблями провинций. Теперь все кандидатуры рассматривал король и мог отклонить любую. Так, на последнем совете троих кандидатов он отклонил. Должность председателя перестала быть выборной — ее назначал канцлер. А всем хорошо было известно, что канцлер — фигура номинальная.

Численность совета была урезана до тридцати человек, и только пятнадцать представляли провинции, это случилось в ту зиму, когда на дорогах свирепствовали бури, и половина из членов Совета просто не смогла добраться до Мэриэга. Повод оказался очень удобен, и Большой Совет сделался вдвое меньше прежнего.

Правление Оматиуса Белого не было ознаменовано плохими событиями, он считался удачливым королем, урожайные годы, отсутствие войн, многих он приблизил к себе, так он одной рукой обласкивая подданных, другой незаметно отбирал у них то, что считал нужным. Это был дальновидный политик — он думал о потомках и сильной монархии. Но Тамелий упустил один важный принцип своего прадеда — он не умел играть на чувствах людей, и это отчасти спровоцировало события, которые теперь имели место быть.

Первое, что потрясло Мэриэг, это неожиданно возникший альтернативный Совет, который собрался в вольнодумной и независимой Сафире!

Поводом к его созданию послужили последние решения Тамелия, которые касались торговли и купеческих привилегий. Поэтому Сафира с радостью решила поддержать Совет Сорока — так он теперь назывался.

Теперь в Сафире всем заправлял граф Атикейро — строптивый и богатый землевладелец. У него были свои счеты к Тамелию.

В свое время его обвинили с помощью подложного письма, которое, кстати сказать, вовсе не было подложным. Я хорошо помнил историю о 'несчастном' убитом Ансоне, рассказанную Лалулией. Знал ли Атикейро или догадывался об участии короля в интриге, затеянной против него? Возможно, кто-нибудь открыл ему глаза. И, несмотря на то, что сограждане признали и с радостью приняли его обратно, он затаил обиду и готовился выместить ее в свое время.

В адрес Тамелия сочинялась петиция. И ее в скором времени должны были привезти в Мэриэг!

Ходили слухи, что одним из главных пунктов в петиции будет несогласие с принятым Указом против культов, направленным на их преследование и истребление.

Тамелий в срочном порядке созвал собственный Королевский Совет, он даже Турмона и Орантона, своих тайных оппонентов туда настойчиво пригласил.

Но, что бы там не обсуждалось, всем было понятно, что решение будет принято не на совете, а в какой-нибудь тайной комнате, где будут присутствовать близкие друзья — Гиводелло, Фэту и, скорее всего, Миролад Валенсий.

Настал знаменательный день.

Петицию привез некто барон Тарбоний Никен. Человек из очень древнего рода. Но малоизвестный в Мэриэге.

Король даже не потрудился его принять. Петиция была передана маркизу Гиводелло, а Тарбонию Никену было велено не покидать Мэриэг и ждать королевского решения.

 

Глава 9 Барон Никен

Так случилось, что я встретился с ним в этот день в Дори-Ден, когда сопровождал туда принца. Пока я ждал окончания братской встречи в приемной, я обратил внимание на рослого, серьезного, мужественного человека. Глаза его говорили о пережитых страданиях. С недавних пор я стал понимать такие глаза безошибочно.

— Кэлл Тарбоний Никен, — объявил придворный, — пройдите за мной, вас согласен принять маркиз Гиводелло.

При этих словах глаза Никена выразительно сверкнули, он-то ожидал встречи с королем, а тут уничижительное: 'согласен принять', но он покорно последовал указанию.

— Кто этот человек? — шушукались Линд и Шалоэр.

— Подозрительный человек. Может Синяя Борода? Говорят, что несколько лет назад у него произошла страшная трагедия. Кто-то убил его красавицу-жену. Никен обвинял одного мадарианского рыцаря, с тех пор он стал их непримиримым врагом.

— Вот как! — восхищенно воскликнула Линд. Она обожала страшные и романтические истории. — Расскажите мне из каких мест этот Никен?

— Из Арледона. Его имение, кажется, где-то в окрестностях Мидделы.

Я вдруг вспомнил Фен Реза, смертельно раненного человека, из чьих рук мне достался магический плащ, и его рассказ о злодействах своего брата. Он вроде говорил о каком-то знатном человеке и его обесчещенной и убитой жене. Уж не о бароне ли Никене, шла речь?

— Но почему Никен считает виновным в убийстве мадарианина?

— Потому что он был безумно влюблен в баронессу Никен. И вдовец считает, что он и похитил красавицу. В ночь исчезновения женушки мадарианина не было в замке барона, а он проводил там время на правах гостя, кажется, он приходится родственником Никену. Когда молодой человек вернулся на рассвете в замок, то по досадному стечению обстоятельств руки его были в крови — он утверждал, что упал с лошади, а ездил с визитом в соседнее имение.

Не было никаких причин его подозревать, кроме пылкой любви к баронессе. Но барон, словно с ума сошел — он утвердился в этой мысли и даже не пытался искать подлинного виновника.

— Вот как! Все это ужасно интересно! — смеясь, сказала графиня Линд.

Маркиза вторила ей в том же духе — с иронией и цинизмом.

— Как вы можете спокойно говорить! — воскликнула Шалоэр, — сумасшедший Никен чуть весь замок не разнес! Он хотел немедленно расправиться с мадарианином, и только вмешательство короля спасло беднягу. Оба дрались на дуэли — оба были тяжело ранены. Вот с тех пор Никен стал непримиримым врагом Белого Алабанга.

— А кто вам все это рассказал, моя дорогая?

— Один замечательный собеседник, молодой человек Арджин Тепрус.

— А кто этот мадарианин?

— Осторожнее графиня, нас, кажется, слушают! — Шалоэр сделала мне глазки и захихикала, — а еще говорят, что женщины любопытны.

— Я отвечу вам в том же стиле, кэлла Шалоэр! — я поклонился, — мужчины во всем уступают вам, увы! Даже в пороках!

— Дерзкий! — страстно сказала она.

Линд удивленно на нас посмотрела.

— Я его хочу, графиня! — засмеялась она, — но он — негодяй!

— Я вас не понял, маркиза. Меня испортила провинция — я плохо разбираюсь в двусмысленных шутках. Кажется, они имеют смысл только под знаком Кошки. В Дори-Ден они неуместны.

Шалоэр проводила меня многозначительным взглядом и, обняв Линд за талию, возбужденно засмеялась.

Пока барон, поселившись в гостинице 'Арледон', дожидался высочайшего ответа, в Дори-Ден решалась его судьба.

Несмотря на, разделившиеся на Совете мнения, и возражения некоторых умных людей, например осторожное высказывание барона Фаркето, резонные замечания об опасности гражданской войны графа Сэвенаро, выбрали силовой метод решения проблемы.

Было решено заключить барона Никена под стражу, как изменника. А вместо ответа заговорщикам — выслать в Сафиру отряд воинов под командованием коннетабля.

Но вот, что странно, когда о высочайшем решении объявили коннетаблю, он вдруг сказался больным. В бешенстве король назначил вместо него командовать графа Нев-Начимо.

Итак, решено было выслать три сотни человек. Это количество сочли достаточным, чтобы усмирить смутьянов. А в гостиницу 'Арледон', что находится в Синем Городе, направить Фантенго вместе с его людьми, дабы арестовать посланника, к коему в скором времени рассчитывали присоединить остальных предателей.

Увы, арестовать Никена не получилось!

Кто-то очень ловко успел предупредить его. И он попросту исчез из гостиницы в неизвестном направлении.

Тамелий негодовал!

Три сотни воинов вернулись ни с чем — их встретила целая армия городского ополчения с излюбленным оружием простолюдинов: вилами, топорами и, разумеется, пращами, возглавляемая почти всеми дворянами провинции Габера. Продемонстрировав свою силу и воинственные намерения, бунтовщики укрылись за крепостными стенами Сафиры.

Мадариан попросту не впустили в город. Устраивать осаду таким малым числом было невозможно, и граф Нев-Начимо счел лучшим вернуться в Мэриэг с докладом о том, как его бравые рыцари вешали всех встретившихся по дороге крестьян, в назидание остальным габерцам.

Начинать гражданскую войну? Тамелий был готов к этому. Невзирая на свою личную трусость, он был воинственной натурой. И всегда рад сражаться…чужими руками.

В истории с заговором 'сорока' было задето королевское самолюбие, ущемлена гордость. И первая королевская реакция — наказать непокорных!

Но что-то его остановило. Что-то, а может кто-то! Он вдруг неожиданно поменял свое решение, и пошел по пути политического заигрывания.

Он де готов признать свои ошибки, но вот то-то и то-то. Красноречивая демагогия иногда оказывается сильнее вил, топоров и катапульт.

Из Мэриэга направились послы — маркиз Фэту — старая лиса, многократно выручавшая Тамелия в его просчетах, Гиводелло посылать было нельзя — его многие ненавидели.

А вот, Фэту, прошедший огонь и воду в дни своей молодости, хотя сейчас в это трудно было поверить, был для многих персоной достойной внимания.

Вместе с Фэту, как ни странно, поехал коннетабль. Король не мог простить ему отказа, хотя с его стороны было наивно думать, что Турмон поедет убивать своих друзей.

Вообще было странно, что король не побоялся доверить ему эту миссию, или он был так уверен в благородстве и прямолинейности коннетабля, что даже не мог предположить его внезапной измены — Турмон был авторитетом для военных, и мог склонить на свою сторону армию. Чтобы там ни было, но королевские послы уехали в Сафиру.

 

Глава 10 Любовь и принципы

Мне это сулило одно — возможность увидеться с Лалулией. После моего возвращения за ней неотступно следовал старик. И несколько коротких встреч в обществе посторонних не позволили нам насладиться обществом друг друга. Я не знал, как устроить свидание. Послать своего слугу я не мог. Связь с прислугой из дома маркизы тоже была невозможна. Она предупрежала меня, чтобы я никогда не делал этого. Лалу не доверяет никому — особенно своей горничной.

Но к счастью, в Мэриэге имелась Болтливая стена. Я не слишком верил ее посланиям, но взял за обыкновение изучать все, что на ней находится. И пока я ломал голову, как устроить нашу встречу, на Болтливой стене появился обрывок знакомой ленты, с вышивкой, которую я сам дарил маркизе и нацарапанный рядом рисунок. Три огромных дерева с цифрой 12 ясно указывали на место и время встречи. Храм Духа Садов — подходящее место, для свидания. После того, как начались преследования старых культов, люди не спешат открыто приходить в такие места. Они делаеют это украдкой. Жрецам некоторых храмов удалось договориться с Мироладом Валенсием, что если они не будут устраивать службы, то эти старые храмы могут пока оставаться в их владении, как место для жилья жрецов. Если речь шла не о хороших зданиях, разумеется.

Я в ужасном нетерпении, приехав за час до встречи, кружил неподалеку от храма, высматривая с дороги знакомый силуэт.

Она чуточку задержалась. Блестящее синее платье для верховой езды, тонкая вуаль и волосы, переплетенные золотыми цепочками — все изысканно и красиво. От нее перехватывало дыхание! Она принесла с собой аромат вечной жественности и очарования.

— На мое счастье горничая слегла с расстройством желудка, но она что-то заподозрила, — скороговоркой сказала маркиза, и щеки ее горели от возбуждения.

Я помог Лалулии спуститься на землю и прижал ее к себе.

Мы впервые встретились по-настоящему тайно. Никто кроме нас не знал об этом. Даже баронесса Товуд. Я обнимал желанную и влюбленную женщину в тени роскошных мафлор, неподалеку от храма Духа садов. Это волновало и искушало.

— Льен, я счастлива увидеть тебя живым и невридимым после этой анатолийской войны!

— Знаю!

По ее взволнованному лицу я видел, что она хочет и не решается мне что-то сказать.

— Мой муж…уехал. Какое-то время я поживу в доме у баронессы Товуд. Я буду располагать относительной свободой, и мы могли бы с тобой видеться в каком-нибудь надежном месте. Если ты хочешь этого.

Она потянулась ко мне. И в ее глазах было нечто большее, чем прежде. Взгляд истосковавшейся по любви женщины.

Хотя, что в этом необычного! Что она видела? Против воли ее выдали замуж за мерзкого старика, который на беду оказался состоятельным в постели. Насилие, самое заурядное узаконенное насилие — вот, что она знала о любви!

Неудивительно, что ее так тянуло ко мне. Я мрачно подумал о том, что лучшим исходом для Лалу, пожалуй, было отправить своего старика на тот свет с помощью какой-нибудь отравы. Чего еще могла желать в тайных мечтах женщина, которую с регулярной настойчивостью берут силой?

Но я уже кое-что понял о ней. Кроме того, что она была безнадежно добра и чувствительна, Лалу обладала особой религиозностью. Она тайно веровала в старых богов, терпимо принимала дарбоизм, считая, что высшие силы управляют ее судьбой. Нашу встречу она тоже приписала их воле. Согласно верованиям в Миринику, убийство было тягчайшим грехом. И я устыдился своих черных мыслей. Вряд ли я смог бы любить женщину, хладнокровно подсыпающую яд в вино своему мужу. Но вот теперь что-то изменилось в ней. Она захотела побороться за свою любовь, она решилась получить ее тайно и ясно давала мне понять, что хочет других, более близких отношений со мной.

Это сводило с ума, обжигало. Но под сенью величавых деревьев, возле старого храма я все еще оставался наивным глупцом, юношей с обманчивыми идеалами. По моему, искаженному воспитанием мнению, я должен был добыть ее в честном бою, а не брать украдкой, как вор, таясь и прячась. Больше всего я жалел о том, что Фэту не был молодым, полным сил человеком — тогда я безо всяких колебаний мог вызвать его на поединок и убить. Никто бы не обвинил меня в расчетливом убийстве. Но я все еще верил, что судьба даст мне шанс. Старик мог умереть и естественной смертью. И я ответил ей таким же красноречивым взглядом. Я просил ее подождать.

— Я что-нибудь придумаю. Мы будем вместе, — шептал я в эти горячие губы, глядя в завораживающие глаза.

Она все поняла, и покраснела от своего порыва, от желания. Как я потом ругал себя за эту минуту, за свой безнадежно-глупый отказ.

 

Глава 11 Старые знакомые на предмет колдовства и собрание магов

За всеми важными событиями в мире людей я как-то забыл о тайной жизни в мире мистическом, но он снова напомнил о себе.

Странно, что, будучи по природе человеком скептическим и отнюдь нелегковерным, я вынужден был мириться с тем фактом, что вижу вещи, которые для большинства людей остаются незамеченными. Может, именно потому, что я чувствовал себя одиноким на дороге в другую реальность, я все время пытался выкинуть ее из своей головы.

Но она настойчиво возвращала меня к себе.

В одно прекрасное утро мое внимание привлекло новое сообщение на Болтливой Стене. Свежая надпись была нацарапана на гартулийском языке. Именно поэтому я обратил на нее внимание.

'Ищи ответы в Бездне'. Что это? Кому предназначалось? Но слова о Бездне снова подстегнули мое любопытство. И я ломал голову над тем, как туда спуститься. Был один человек, способный мне помочь. Но вопрос как его найти. Где он? Его видели в анатолийском Файлено. Куда он мог направиться? Где жил? Увы, это мне было неизвестно. Но я просил Юнжера помочь мне в поисках.

Когда я приехал в столицу, одной из первых, кого я повстречал, была таинственная незнакомка из прошлого. И вот, я снова заметил, ее, мою колдунью.

Она была в компании двух мужчин. Одного я узнал точно — менестрель из трактира. По дороге в Номпагед, где я разбивал его спор с двумя другими бродячими поэтами, он, кажется, был свидетелем нашей битвы с Аров-Мином и даже перевязывал мою рану.

Другой мужчина был высок, крепок, тверд и прям, его напористый взгляд, решительные манеры, что-то знакомое — знак белого каарака — священного коня, которого почитают в некоторых культах.

Такой же был у Влаберда, так мне сказал Юнжер. Возможно, это тот самый человек, отобравший у Шипа Соро, мой амулет.

Я очень хотел вернуть его.

Сейчас эта троица стояла на базарной площади и о чем-то шепталась. У колдуньи заговорщицки горели глаза. Она придвинулась поближе к мужчинам и что-то настойчиво им толковала. Они слушали ее с огромным вниманием.

Мне не удалось подойти к ним близко. Едва я надумал это сделать, как они растаяли в толпе людей.

Эта случайная встреча еще больше разожгла мое любопытство. И я твердо решил выследить всех троих.

Мне не пришлось ничего предпринимать, так как вечером я уже знал, как можно это сделать.

Возвратясь домой, я почувствовал, что в моей комнате кто-то есть. Какое-то чутье подсказало мне это.

Я аккуратно открыл дверь ключом и вошел, приготовившись к нападению. Но ничего не произошло. Я зажег светильник. В углу, на сундуке, прислонившись к стене, дремал Юнжер.

Я растолкал его и недовольно произнес:

— У тебя нехорошее обыкновение — тайно попадать в чужие комнаты.

Он был взволнован и выглядел как загнанная лошадь.

— Вы хотели, кэлл, разыскать моего отца?

— Да, это было бы кстати.

— Так вот, я выследил его. Он встречается с другими в Шапэйе, в доме под большими тополями.

— В это место трудно попасть?

— Легко, если знаете, как.

— Юнжер, вы отведете меня к этим людям?

— Да. Завтра вы увидитесь с ними.

— А как я узнаю вашего отца?

— О, не сомневайтесь — он умеет обращать на себя внимание. Самый самоуверенный, самый наглый среди всех — это он!

— Я вижу: вы оба очень любите друг друга, — усмехнулся я.

— Вы узнаете его по знаку белого каарака. Это животное магов, он спас жизнь моему отцу, и с тех пор Влаберд не расстается с его изображением.

— А вы пойдете со мной?

— А чего я там не видел! Сборище старых дураков!

Мы пришли в Шапэйе. Старый, довольно ветхий дом, ничем не выделялся среди прочих. На улице никого не было видно — как будто все люди разом решили разойтись по домам, или подальше от этого места.

Юнжер махнул мне рукой, мол — все, ухожу. Я ответил ему то же жестом. И он ушел. А я остался один. Повернув пряжку, я тихо вошел в дом. Внутри этого невзрачного дома оказался роскошный зал. Стены его то сверкали хрусталем, то играли огненным светом, то вдруг синева озера наполняла зал, и холодные брызги летели вверх. А то, вдруг цветущие мафлоры и лесная поляна, одним словом, здесь было на что посмотреть. По всему кругу были расставлены роскошные кресла. Но я заметил, что мебель сама передвигалась.

Зал стал стремительно наполняться — кто-то вползал в него змеей, кто-то влетал через окна кленовым листочком.

Некоторые приходили втроем развеселой компанией, а потом собирались в одну персону.

Только троица, что я видел на базарной площади, пришла вполне обыкновенным способом — без каких-либо эффектов.

Мараон, мой знакомый менестрель и как выяснилось теперь, еще и маг, занял почетное место.

Рядом сели Вибельда и Влаберд. Вскоре к ним присоединились еще двое: неизвестный мне мужчина и Одавэна! А потом прибежала, запыхавшись, еще одна красотка, которую смачно расцеловал Влаберд.

'О, Вибельда! Как я рад тебя увидеть!' — восклицал Мараон.

'Здравствуй, Мараон! Как давно я тебя не видела, аж, с прошлой зимы!' — отвечала она, нагло соврав и, томно хлопая

ресницами, накручивала локоны на пальчики, на каждом из которых был полно бриллиантов и разных редких камней. Видимо, она имела большую зависимость от украшений и не знала им меры, как и в день нашего знакомства в Гартуле.

Наконец, зал заполнился, и кое-что мне стало понятно.

Во-первых, расселись они все — тремя группировками. Что-то неуловимое говорило об этом. Они сидели кланами, и чувствовался явный антагонизм. И в воздухе витала откровенная враждебность.

Пожалуй, та часть собравшихмся, к которой принадлежали Мараон, Влаберд и Вибельда вела себя наименее агрессивно — от них не исходило таких сильных волн раздражения и неодобрения, я даже сначала вообще ничего от них не почувствовал.

В центр зала вышли двое.

Я проник в это место под покровом плаща и прятался за большой статуей. Мне казалось: никто меня не заметит. Но едва я приготовился внимательно слушать: о чем тут будут говорить, как меня обнаружили. Я почувствовал, что ноги мои стали каменными, и я вообще пошевелиться не могу — неприятное ощущение, между прочим. Кто-то, тихо подкравшись сзади, дышит мне холодом в спину. Кто же это? Он обходит меня, и я вижу его. Большой черный демон, очень похожий на Венбула, смотрит на меня, не мигая своими зелеными колдовскими глазами.

— Ну? И что вы скажете в свое оправдание, любопытный кэлл? — слышу я знакомый голос.

Такой голос разговаривал со мной в замке, где меня обучали фехтованию, в котором жил таинственный хозяин-дух.

— Кто привел вас в этот дивный храм фантастической дружбы магов? Хотя, чего это я спрашиваю! Понятно — кто! Кто же, как не ваш юный дружок Юнжер — отцовское разочарование, а попросту балбес!

Теперь я открываю рот от изумления, ибо вместо демона вижу перед собой Мараона! Поворачиваю голову к залу — и вижу, что Мараон там!

— Что за чудеса творятся здесь?!

— О, простое раздвоение! — отмахивается Мараон. — У большинства людей оно вообще проходит незамеченным. Всю жизнь в них ведут борьбу, как минимум, два человека, с переменным успехом. И даже если побеждает один, то второй зудит так, что лишь алкоголь или чего похуже спасает бедного человечка от его воя.

— О чем это вы? — спросил я, теряя рассудок, ибо все собрание магов сделалось, словно замороженным — лишь я, да Мараон двигались и существовали — остальные словно застыли!

— Ах, вас теперь удивляет эта чушь! Простая остановка времени — азбука! А я и не думал, Льен, что ты так легко ведешься на все эти эффекты.

— Ничего я не ведусь, — пробурчал я, — но согласитесь, не каждый день я вижу такие явления.

— Льен, вам нельзя здесь находиться, — убеждающим тоном и растягивая слова, заявил мне этот липовый менестрель.

— Почему это?

— Потому что это запрещено, а потом, это опасно.

— Я не уйду добровольно.

— Кто бы сомневался! — усмехнулся маг. — Ладно, я наведу на вас чары — и правила будут соблюдены. Так, так, читаем кодекс магов — он начал листать огромный фолиант — страницы стремительно летели одна за другой.

— Здесь сказано: если смертный услышит, хоть одно слово из сказанного на собрании магов — его надлежит убить! — весело закончил Мараон, — но здесь нигде не сказано: 'увидит'! Как всегда, когда делом занимаются черные, оно не бывает продумано до конца. А этот кодекс создавали черные — спешили отчитаться перед собранием — это было в годы их верховного правления. Эти черные — такие глупые маги — слишком жадные и самоуверенные, их мысли только о собственной выгоде. Они даже и не потрудились вычислить всевозможные ситуации, о которых я бы непременно подумал, и прописать в этом монументальном документе, вот так и создаются в мире хромые законы, убогие кодексы, чтобы любой ловкий адвокат мог найти в них идиотскую лазейку. Ну да, ладно — нам сейчас это на руку. Я вас заколдую, и вы временно оглохнете. Готовы?

— Не надо меня заколдовывать, — возмутился я, — мне надо поговорить с Вибельдой и Влабердом.

— Они-то вам зачем? Вы их тайный поклонник? — казалось, что он надо мной надсмехается.

— Вибельда, женщина, за которой я давно охочусь.

— Он еще и маньяк, — пробормотал Мараон.

— А Влаберд должен вернуть мне одну вещь!

— Но какие у вас претензии к очаровашке — Вибельде? Вся беда ее — нездоровая тяга к побрякушкам, кстати, которая наблюдается у второй половины населения нашей Аландакии.

— Она имеет странное влияние на мою судьбу.

— Вы ошибаетесь, она лишь только помогает вам, да и то по просьбе друга. От нее вы ничего не добьетесь. А Влаберд сам отдаст вам вашу безделушку, но, это случится лишь тогда, когда в этом возникнет настоящая необходимость. Боюсь, что вы преждевременно с ней таких дел натворить успеете. Хватит с вас и плаща-невидимки, который вам, в сущности, не так уж и нужен, и вы это скоро сами поймете. Все связь прервана, сюда идут!

Он сделал какой-то изысканный знак рукой, и я потерял слух. На пороге дома появился черный лис — он обнюхал его и равнодушно повернувшись, исчез.

Сразу же все задвигалось. Но, увы, я уже не услышал ни единого слова. Я мог только наблюдать. И стал внимательно следить за происходящим — это был какой-то немой спектакль. Но по лицам можно было очень ясно прочитать все чувства, которые испытывают собравшиеся, и их отношение друг к другу.

Наиболее экспансивно вел себя человек одетый в черные одежды и странном фиолетовом парике.

Я узнал здесь некоторых гостей. Магистр Френье, его ученик Асетий. Но вот присутствие здесь советника Локмана меня удивило.

Полный тип, одетый как павлин, говорил сквозь сжатые губы. Другой маг шевелил толстыми губами и в глазах его сверкали золотые искорки.

Кучка магов стала испускать черные облака. Это было забавно! Асетий, выпустил целую тучу летучих мышей — вампиров и они устроили переполох в зале! Многие дамы вскакивали на стулья и махали руками.

Я очень жалел о том, что не могу слышать это собрание. Вдруг Мараон запустил в гущу народа разноцветную молнию. Надо полагать, был и гром, но я его не слышал. А потом окатил всех гигантским ливнем. Предусмотрительно накрыв изумрудными зонтиками Вибельду, Одавэну и еще одну девушку.

Увы, я не помню, чем все закончилось. Очнулся я на земле, возле старого дерева. Голова немножко побаливала. Как я здесь оказался? Наверное, это все штучки Мараона.

 

Глава 12 Чудесные кольчуги и пикник на кладбище

Но чудеса на этом не закончились. На одном из наших собраний в кабачке Влару и Караэло яростно спорили, обсуждая некий слух, возникший в городе. Поговаривали, будто появились у воинов-мадариан такие дивные доспехи, которые обычный меч не берет, и будто сами мечи у тех рыцарей из такого сплава, что рубят мечи противника в щепки. Что это доспехи Дарбо и все такое…божественное. Противники мадариан считали, что это выдумка сделана специально. Такого же мнения придерживался и Караэло. Но вот Влару довелось быть свидетелем одного боя, и он прочно утвердился в той мысли, что все это чистая правда, хотя Дарбо может и не имеет к ней никакого отношения.

— Тогда скажите мне, уважаемый Влару, где делаются сии волшебные доспехи, где куют эти хваленые мечи. И я сам с радостью пойду и закажу себе такие же.

— Вот если бы я знал.

— Бросьте, Влару, это все хорошее владение оружием, не более. Любой меч может расколоться от сильного удара. Возможно, тот воин, которому сочувствуете вы, оказался не так хорош, как все про него говорили.

— Торсеко? Вы сомневаетесь в его репутации?

— Хм. Но у всех бывают плохие дни. А с кем он дрался?

— С бароном Бирте.

— Странно. Но, тем не менее, я буду считать, что это все выдумки, пока не увижу эти предметы своими глазами.

— А никто не говорил на эту тему с бароном?

— Кое-кто спрашивал его. Но он лишь посмеялся.

— Вот видите! — обрадовался Караэло.

Разговор этот имел продолжение. Я сам слышал, как в одной из оружейных лавок люди шептались о том же, и хозяин лишь раздраженно махал рукой и сплевывал с досады.

Но наш беспокойный Влару не угомоился. Он отчаянно хотел приобрести себе это оружие.

В один из теплых солнечных дней мы решили совершить прогулку на старое кладбище эпиохеннов. Поводом к ней послужил

рассказ Влару о чудесной кольчуге. Он договорился с одним типом, что тот принесет ему кольчугу, а встречу назначил здесь.

Влару даже аванс ему отдал.

— И вы не побоялись, Влару? Я и не думал, что вы так легковерны! — урезонил его Брисот.

— Сколько вы отдали? — спросил Паркара.

— Все, что мне присылают из дома за десять салл и еще весь мой выигрыш в карты у кэлла Шигурла.

— Ого!

Мы знали, что Влару присылали за каждую салллу по десять золотых баалей, итого, значит сто баалей и выигрыш в пятьдесят!

— Мертвецы восстанут из своих могил от возмущения, если этот тип вас обманет! — воскликнул Паркара.

— Пусть попробует только, — мрачно процедил Влару, но лицо его выражало беспокойство.

Поскольку мы не знали, когда этот черный торговец оружием появится, а погода была теплая и безветренная, всеобщим голосованием было решено превратить эту бесполезную на взгляд всей компании (кроме Влару, разумеется), прогулку в нечто приятно и конкретное. Друга нашего переубеждать не было смысла, поэтому мы, решив не портить ему до конца настроение своим скептицизмом, взялись устроить хороший завтрак на природе, среди могил людей, достойных, хотя и отвергнутых некода обществом.

То, что местом для проведения нашего пикника выбрано кладбище, нас ни мало не смущало-не то, чтобы все мы были циниками и людьми бесчувственными или не боялись загробной жизни-нет! Просто мы проводили очень четкую грань между этим миром и тем, куда придут все, без исключения. И рано идли поздно нам тоже предстоит отправиться туда.

Итак, местом для нашего стола мы выбрали большую могильную плиту из белого камня. Она была гладкоотполирована ветром и дождями, и гостеприимно блестела в лучах солнца.

Привязав коней и предоставив им возможность наслаждаться пощипыванием нежной травки, которой тут было — хоть отбавляй — мы занялись нашим пикником.

Несколько больших корзин, нагруженных снедью и бутылками, так и ломились от тяжести. Их вез Джосето на маленьком осле.

Он задумчиво окинул место нашего застолья и философски изрек:

— Судя по надписям на плитах, завтракать вы будете в обществе достойных людей.

И раскинув на плите белую, открахмаленную скатерть, он выставил батарею бутылок. Мы же, подыскали себе скамеечки: кто камень, кто памятник. Окинув взглядом стол, я пришел в полнейший восторг — нежная сочная ветчина, ароматный паштет из гусиной печени, мягкий сыр из Наледина, зимние яблочки и душистые ломти хлеба.

Еще была домашняя колбаска, маринованные перчики, жареные, с аппетитной хрустящей корочкой, куропатки и перепела, а также соленый сыр и копченая форель. Я думаю, что все это заслуживало внимания благородных людей, собравшихся в этом тихом и умиротворенном месте.

Брякнув кружками, мы провозгласили первый тост.

— За жизнь, друзьзя мои, чтобы подольше она не кончалась! — сказал Брисот и всем понравился смысл его слов, особенно учитывая место, где они были сказаны.

— Как приятно все же на кладбище, — мечтательно изрек Влару.

— Не торопитесь сюда, Влару, держитесь за жизнь, как следует.

Я вспомнил свое видение и вздрогнул, но тут же отогнал этот бред — вот они: цветущий и добрый Влару, веселый и полный жизни Паркара, крепкий как дуб Брисот и рациональный уравновешенный Караэло. Даже сама мысль о смерти этих людей казалась сейчас глупой и это парадоксально — ведь нам самим приходилось видеть смерть своих врагов, они тоже были живы и веселы. Но таков человек — он ни о чем прежде времени не думает. И в этом его счастье.

— Здесь так тихо, — упорствовал Влару, — никто не мешает вести беседу.

— Кроме ворон.

— Да, кроме ворон.

— Итак, какова же тема нашего застолья?

— Может быть, мыши? — улыбнулся Паркара, — они здесь так и шныряют.

— Ждут крошки от нашего пикника.

— Прожорливые твари! Но разве эта достойная тема для нашего собрания?

— Но не о воронах же!

— Надо, чтобы каждый рассказал по какой-либо истории, — предложил Брисот.

Нам понравилась его идея. И за лучшую историю было обещано шоколодное пироженое из запасов сэллы Марчи.

— Кстати, насчет мышей, — сказал Караэло, — мне тут шепнули, что на днях, во дворце, у двух высокопоставленных особ произошел некий казус, связанный с мышью. В эту историю оказался замешан один симпатичный молодой кэлл, состоящий, кажется, на службе у принца Орантона. Вам что-нибудь известно об этом, Паркара?

Паркара густо покраснел: то ли от смущения (что вряд ли), то ли от удовольствия (что более вероятно). Наш весельчак любил быть в центре внимания.

— Дворцовые сплетники, все, как всегда переврали! Хотите узнать, что произошло на самом деле?

— О, разумеется! — дружно поддержали мы его.

И чрезвычайно польщенный Паркара начал свой рассказ.

 

Глава 13 Пять рассказов

— На меня недавно обратила внимание одна милая женщина, что неудивительно — вам ведь хорошо известно, что я пользуюсь успехом у дам. Так вот эта дама, как водится, по досадному стечению обстоятельств оказалась замужем.

Не обращая внимания на наши смешки, он продолжил:

— Так вот, она поставила меня в караул, точнее не она, а капитан королевской стражи. Надеюсь, вы помните о нашей привелегии проводить с десяток дней в году в дворцовых караулах. Мне назначили место возле покоев…этой доброй женщины.

Так вот, заступил я в караул, все как полагается. Фрейлины! Ой! Дамы оказывают мне знаки внимания, но я как кремень, и глазом не моргну, несу службу. Тут все стихло, все поисчезали куда-то, дверь в комнату перед покоями кто-то запирает снаружи, а оттуда показывается соблазнительная ножка в спущенном чулке. Ну не мог я проигнорировать такое настойчивое приглашение! Так вот, захожу я в покои, а там-мне на шею бросается весьма разгоряченная дама. Она и кусает меня, и царапает, и целует — в общем, все как полагается на первом романтическом свидании.

Паркара обвел нас торжествующим взглядом. Мы расхохотались.

— Все — очень невинно!

— Позвольте спросить, милый Паркара, — вкрадчиво произнес Караэло, — и чем вы занимались с этой дикой кошечкой?

— Она попросила меня спеть ей что-нибудь, — не моргнув глазом, заявил Паркара.

— Спеть?!

— Да.

— И что? Вы ей спели?

— Непременно! Не мог же я отказать даме в такой пустяковой просьбе.

Мы все дружно переглянулись: всем было хорошо известно, что Паркара обожает петь после любовых утех. Однажды Влару делил с ним квартиру — и всякий раз, как Паркару покидала некая дама под вуалью, он сотрясал много чего повидавшие стены дома шумной серенадой.

— Но поет в нашей компании обычно Влару, — заметил Караэло.

— Извини брат, что тебя не было с нами двумя в тот момент, хотя твое пристусвтие превратило бы невинное сидание уже в оргию. Как говорится — третий лишний. Пришлось мне самому с песнями отдуваться.

Пытаясь скрыть ухмылку, Брисот спросил:

— И как, ей понравилось?

— Она была в восторге и требовала еще. Но всему, как водится, помешал супруг. Не успел я застегнуть все пуговицы на камзоле, как в покои врывается фрейлина и истерически кричит, что вышеобозначенный супруг направляется прямиком к нам, чтобы испортить удовольствие от…музыки.

— От музыки?! — насмешливо переспросил Караэло.

— Да, от музыки, — настойчиво подтвердил Паркара. — Так вот, выйти я из покоев уже не успел, послышалсиь шаги.

'Все, — думаю, — пропал'. И тут раздаются истошные крики моей покровительницы.

Признаюсь, она несколько напугала ими меня.

Она громко визжит и кричит: 'Мышь, мышь!'

Трудно себе представить, что столько шума может быть от одной женщины. Еще более удивляет ее резвость — подобрав свой роскошный пеньюар, она запрыгивает на высокий комод.

Входит в покои супруг. Весь такой надутый и недовольный, ну, вам знаком этот вид…обманутого мужа. Видит, что жена его стоит на комоде, задрав юбки и на ней лица нет.

Я же, смекнув, что к чему, делаю вид, что пребываю в поисках той мыши: заглядываю под шкаф, под пуфики, под кровать, размахиваю там мечом.

— А что ко…супруг? — спросил я.

— Он делается сконфуженным, снимает жену с комода, кладет на кровать, дает ей нюхательные соли и направляется ко мне со словами благодарности, как к избавителю от мышиного плена.

'Вы оказали неоценимую услугу Ларотумскому королевству, спасли мою жену от мыши. Ах, если бы все дворяне моего королевства так же стремительно приходили бы по первому моему зову, так же самоотверженно бросались истреблять крыс, то есть врагов моего величества и ля, ля, ля.'

— Лучше выразил свою благодарность в звонкой монете, — усмехнулся Караэло.

— Обмениваемся любезностями, — продолжил Паркара, — я возвращаюсь на пост. А тут и время моего дежурства к концу подходит. Самое приятное в этой истории — это кошелек, набитый золотыми баалями — награда от моей покровительницы.

— Она сама вам его дала?

— Нет, ее фрейлина.

— Та самая, что стояла во время вашего весьма приятного дежурства на часах?

— Та самая, будь она неладна!

— Отчего же?

— Теперь и она захотела испробовать меня в деле. Каждую ночь я у нее. А она ненасытная дамочка, мне бы очень хотелось, наконец-то, нормально выспаться — так она не дает.

— Бедный Паркара! — посочувствовали мы ему.

— Знаете новость, которая вчера наделала много шума во дворце? — загадочно спросил Караэло.

— Расскажите нам, добрый друг, Караэло, — попросили мы.

— Король преподнес своей супруге в подарок белого аксанийского кота. А ведь всем хорошо известно, как король ненавидит кошек!

У нас, наверное, были изумленные лица.

— Вас это тоже удивляет? — улыбнулся Караэло.

Раздался дружный взрыв хохота. Когда раскаты смеха стихли, Брисот сквозь слезы произнес:

— Король предпочел меньшее из зол. Коты, которые путаются под ногами — не так досаждают как чересчур ретивые караульные

А ведь королева легко получила то, чему так противился король — он прежде не желал, чтобы она разводила во дворце кошек.

— На какую жертву пришлось пойти его величеству, чтобы уберечь супругу от вокала Паркары.

— Да, теперь его уж точно никогда к этим дверям на пост и близко не поставят.

Но мне трудно было представить эту надменную женщину с тонкими поджатыми губами и высоко поднятой головой-прямую как палка-в объятиях Паркары, да еще, чтобы царапалась и кусалась! Подивившись этому чуду, я решил, что видно совсем мало знаю о женщинах, с маркизой Шалоэр я уже ошибся.

— Только я прошу вас друзья мои, оставьте эту историю между нами, — умоляюще обратился к нам Паркара.

— Вам не о чем волноваться, мой друг, — спокойно сказал Брисот.

И мы снова наполнили бокалы живительной влагой.

— За прекрасных дам! — провозгласил новый тост Влару, — чтоб не давали нам умереть со скуки!

— За прекрасных дам, чтобы они нас чаще удивляли! — добавил я.

Раз уж речь зашла об обманутых мужьях, — улыбнулся Караэло, есть у меня одна история. Представьте такую ситуацию: в одном провинциальном городишке у мужа есть старый дядя по имени Пепе — глухой маразматик, беззубый и с деревянной рукой.

У жены есть молодой племянник — тоже, по имени Пепе и со здоровьем и с внешностью у него все в порядке.

Жена никогда не слышала о старом марозматике, а муж о ее юном племяннике, и вот, однажды, она получила известие, что племянничек собрался у нее погостить. Она женщина добрая и отзывчивая рада его принять и она объявляет мужу:

— Завтра к нам приезжает Пепе.

— Да ну?! Какие демоны его принесли?

— На мир хочет посмотреть.

— Чего он его не видел, что ли?

— Надо бы ему приготовить ужин хороший.

— Да, да манной каши навари, дорогая.

— Он уже взрослый, милый, — удивляется жена.

— Еще бы, только вот мозгов как у дитя.

— Рос то как трава.

— Да, в окружении испорченных женщин.

— Как ты смеешь оскорблять мою мать и сестер!

— Да не оскорблял я твою родню, дорогая.

— Он еще отпирается! — женщина в гневе берется за скалку.

— Э-э дорогая, так ты не успеешь сварить кашу Пепе.

— Ну, ты нахал, дорогой, и жмот вдобавок!

— Кто? Я — жмот?

— Ну да ты — жмот! Не за жмота я выходила замуж. О какой каше речь ведешь? Вина тебе жалко, что ли?!

— Какое вино, милая?! Он напьется — к тебе приставать начнет — он ведь человек испорченный и глухой-до него ничего не доходит.

— Как приставать — к родственнице?!

— Он и к козе пристал однажды, недоумок. И тетю свою полапать успел.

— Да как ты ополчился на бедного Пепе. Кто тебе эти сплетни то порассказывал!

— Да что я слепой, что ли! Приготовь ему комнату подалее от нашей, — неровен час втроем проснемся.

— Ну что за бред! — возмутилась женщина, — у тебя от ревности мозги совсем запрели. Он ведь еще неопытный совсем, да и лапал-то не он больше, — его самого тетки зажимали.

— Ну так, он подрос с той поры. Постой, а ты откуда это знаешь?

— Что я глупая, что ли, ничего не вижу?

— Что тут можно видеть то?!

— А то, что ты его никогда не любил, всегда придирался и теперь тебе поперек его приезд!

— Да, мне поперек его манная каша, его маразм и разврат под моей крышей! И вообще, видеть его не желаю, чтобы из той комнаты ни шагу не делал. Сама его встретишь, сама кашей накормишь. И под замок.

— Ну, ты и зверь, муженек! — удивляется женщина.

На следующий день муж спрашивает за ужином свою половину.

— Ну что, жена, приехал наш Пепе?

— Да, ты что его лошадь не видел?

— Вот чудеса! Как этот мешок зловоний на лошадь то взобрался?! — удивляется муж.

— Ну, ты, попридержи язык, он вдвое шустрей тебя будет.

— Ну, ну, одной ногой в могиле, а сам на лошадь — я ведь говорю: маразм! Что, ты его накормила?

— А то! И свининки нажарила и колбаской угостила, а уж вина то целый кувшин с ним выпили.

— Да ну! — удивляется муж, и как же это он своим беззубым ртом то разжевал мою свинину!

— Зубы то у него еще в семь годков, поди, все выросли!

— Да, только дураку этому их потом все повыбивали!

— Что за враки ты говоришь! Кто так опорочил бедного Пепе?

— Кузины его недолюбливают, а уж браться то и вовсе презирают.

— Кузины! Сами то кто? Господи, у одной двое детей приблудных, а все туда же — других судит. Другая — вечно к себе мужчин водит, пока муж в отлучке, а у третьей вообще нога кривая.

— Вот те раз, а я думал, что они приличные старые женщины.

— Ну, морщин то им точно не избежать, — язвительно сказала добрая женщина.

— Что делает наш обалдуй, небось, в одном месте чешет.

— Ну это место может у него и чешется — вырос все-таки.

— Так, поди — почеши, заботливая моя, ему то, небось, не дотянуться!

— Ну ты! — вылупила на него глаза супруга. — Совсем что-ли!

— А то! Как на словах так ты жалостливая, а как на деле! Как теперь Пепе быть?

— И ты не против?

— А что я не человек что-ли! Все пойму!

— А что! Вот пойду и почешу, ты меня извел в конец, — кокетливо говорит жена.

Уходит через час возвращается…довольная!

— Ну что? Почесала?

— Мгм.

— Это у него еще после того, как пчелы в детстве покусали, от всего на свете спина чешется. А дотянуться то не может — между лопаток, да и рука одна деревянная!

Женщина при этих словах превращается в соляной столп.

— Ты что несешь, муж! Не выспался что-ли! Сначала меня на блуд отправляет, потом несет всякий бред.

— Это когда же я тебя на блуд направлял! — удивляется муж.

— Да еще с родным племянником! — настаивает жена.

— Ну, ты, полегче! Я такого не говорил.

— А кто сказал: 'почеши Пепе, он страдает'.

— Это когда ж мой дядя твоим племянником то стал?

Происходит немая сцена, название которой не подберешь. Ну, поскольку, мы здесь все люди холостые собрались — выражения этих лиц нам неведомы.

Тут появляется третий персонаж, молодой и здоровый Пепе.

— Здравствуй, дядя, я не послушал тетю и пришел выразить тебе свое уважение, ну ты и силен, дядя! Не каждый готов на такое гостеприимство — и ужин отменный, да еще и тетю в кровать! Тебе, дядя, воистину, нету равных на грешной земле!'

Мы долго смеялись.

— Чем закончилась эта история?! — спросил Паркара, вытирая слезы.

— История об этом умалчивает, кажется, к ним прибыл еще один Пепе, без зубов и с деревяшкой, и стали они жить вчетвером, а поскольку того Пепе считали все не иначе, как отъявленным развратником, можете себе представить, что у них получилось!

— Да, мужчинам следует быть осторожнее с женщинами, а то и не в такую беду угодить можно, — сказал я.

— Это вы намекаете на какую-то историю, Льен?

— Она не так весела, увы, но зато весьма поучительна, и в ней есть тайна, которая уже двести лет как остается неразгаданной.

— Где вы нашли эту историю?

— В свитках, которые дала прочитать одна знакомая. Я иногда страдаю бессонницей.

— Льен, от этого есть только одно верное средство, — лукаво улыбнулся Паркара.

— Женщины? Предлагаете последовать мне вашему примеру? Так у вас другая беда — вы поспать хотите, а вам не дают!

Мы продолжали наше веселье, и клянусь богами, покойники, наверное, веселились, слушая наши байки.

Все настойчиво вернулись к моей архивной истории, настала моя очередь рассказывать.

— Это случилось в эпоху правления последнего из Никенгоров.

В Квитании, между прочим, в городе Лазероте, жил один знатный человек по имени Свенцин Лиор. У него был лучший друг, граф Колхед. Первая жена графа умерла, не оставив ему детей и он пока проводил все свое время с друзьями. Однажды на пиру, может быть, или на охоте попалась им черная старуха. Может, они ей нагрубили или стали гнать прочь, только нагадала им, что их погубит женщина с русалочьими глазами. Я думаю, что над этой старухой понадсмехались, а может пообещали ей плети, но она все твердила свое, что если благородным кэллам жить, то графу ну никак нельзя ни за что жениться на необычной девице.

Старуху выгнали, выпили, посмеялись и перешли к другим разговорам о войне, охоте, королевском дворе, своих врагах.

Проходит год или два. О предсказании уже все давно забыли, и тут, в замок герцога Квитанского приезжает погостить некая Гирда, женщина вроде внешне и обычная, но с очень красивыми, голубыми, с поволокой глазами. Как записано в свитке: 'в глазах ее волновалось море, бежали ручейки, и пел океан'.

— Очень поэтично, — мечтательно вздохнул Влару.

— Да, именно так. На первом же балу она заворожила Лиора, но не только его — граф Колхед, верный друг, тоже без памяти влюбился в синеглазую Гирду.

Свенцин Лиор сделал ей предложение — она не ответила сразу, граф Колхед тайно от всех тоже посватался к ней — она просила время на раздумья. Потом на каком-то празднике она вдруг во всеуслышание объявляет, что станет женой любому, кто отыщет скалу Лалеи, ее сокровища и особенно камень Атарда. Все шумят, удивляются. Но вот граф подходит к ней и нежно говорит:

— Зачем же ты играешь с моим сердцем, девушка? Я не мальчишка, но я на все пойду, чтобы заполучить тебя.

Тогда русалка объявляет, что она, наверное, никому не будет принадлежать — это ее проклятие.

Слова эти еще более раззадорили графа, — и он, и Свенцин Лиор кинулись с клятвой на колени. Они дали слово, что отыщут остров и камень для своей любимой. Набралось еще с десяток дворян, которые захотели пуститься в это рискованное плавание.

По преданию, скала Лалеи была где-то в море, за землями смолов, а в те времена смотлы не были спокойными, и пройти мимо их островов большой галере было нелегко, но корабль снарядили, он назывался 'Ветер', на нем отправились в плавание — Свенцин Лиор, граф, их люди и сама Гирда.

Все ее отговаривали, говорили, что плавание будет тяжелым и опасным, но она только смеялась.

Все лето и осень корабль был в плавание. Вести от путешественников с попутными кораблями перестали приходить. И вот однажды моряки с одного судна, заметили в водах Зеленого моря один корабль похожий на Ветер, он казался неуправляемым и находился как будто в дрейфе.

Команда с другого судна пристала к нему и, высадившись в шлюпку, подплыли — признаки жизни отсутствовали — поднявшись на корабль, они увидели, что ни одного человека из команды нет, нет гребцов, нет капитана, нет пассажиров. Они проникли в каюту, и нашли там останки двух людей — по одежде и гербам на ней они признали в мертвецах Лиора и графа Колхеда. В обоих были воткнуты ножи. Следов от пребывания на корабле Гирды вообще не осталось.

Зато нашли корабельный журнал, в котором была запись о бракосочетании графа Колхеда и девицы Гирды, а внизу чьей-то дрожащей рукой, была сделана кровавая запись:

'Проклятие исполнилось. В тумане ждала смерть. Не быть на балу в белых одеждах…'

Вот и конец моей истории.

— Есть ли этому объяснение?

— Наверное, они подрались из-за этой юбки! И убили друг друга.

— Почему не на мечах?

— На них напали смотлы — слова: 'в тумане ждала смерть' — около островов смотлов часто бывает туман.

— Где же вся команда? Где гребцы?

— Их захватили в рабство.

— А что Гирда?

— Она самый лакомый кусочек для пиратов.

— Но точно мы ответить на этот вопрос не можем.

— А что за камень Атарда?

— Говорят, что Атард, предок Лалеи, обладал неким волшебным камнем, который способен творить чудеса.

Лалею убила ее подружка, влюбленная в жениха Лалеи, и ее отец, собрав все сокровища своего отца, привез их на остров вместе с телом Лалеи и захоронил там. После этого он отправился в странствия.

Отец Лалеи проклял камень, и тоже отвез его на эту скалу. Он считал, что камень — причина его несчастий.

— Зачем Гирде был нужен этот камень?

— Не знаю. Я пересказал все, что было в свитке.

— Как правило, все эти истории — плод богатой фантазии менестрелей и не имеют никакого отношения к правде, — заметил Брисот.

— Да. Скорее всего, Караэло прав — Гирду и команду захватили пираты и продали в рабство, а те двое еще прежде убили друг друга из ревности.

— Но, судя по записи в журнале, она отдала свое сердце графу.

— Это говорит о том, что они нашли искомую скалу?

— Да, жутковатая морская история.

— Я знаю другую не менее страшную историю, правда произошла она на суше, — печально произнес Влару.

— Где?

— В моем родовом поместье, с моими сестрами и старшим братом.

— Что же случилось?

— Они решили вызвать духа — дурачились накануне дня черных духов. И вызвали, только сделали это в одном заброшенном замке. По поверью считалось, что если девушка три раза перейдет через порог замка, то она станет женой духа.

У меня была очень большая семья — пять сестер, четыре брата.

Три старшие сестры и два старших брата были очень веселыми, всегда придумывали какие-то проказы.

На этот раз они решили посмеяться над местными суевериями и пошли в замок. Сестры, забавы ради, перепрыгивали через порог, братья пели веселые песни, вместе с ними был юноша, единственный сын семьи, жившей по соседству.

Так вот, молодые люди захотели, чтобы дух откликнулся. Не знаю, приходил ли дух, но только одну из сестер на следующее утро нашли в открытом гробу на берегу реки. Она была одета в очень красивый свадебный наряд и мертва. Ее убили ударом кинжала в сердце. Что творилось — не передать! Родители с ума сходили. Я и Алонтий были тогда еще детьми, но я очень хорошо запомнил всю суматоху.

— Чем закончилась эта история? Нашли убийцу?

— Нет. Потому что на следующее утро другая сестра была найдена в саду мертвой, убитой совершенно таким же способом.

— Это конец?

— Нет. Всю ночь следили за третьей сетсрой — глаз не спускали — она спала в комнате вместе с матерью и двумя жешщинами снаружи комнату караулили братья с отцом, возле дома дежурила охрана.

Но, не смотря на эти меры предострожности, третья сестричка тоже была убита — ее нашли мертвой в постели, рядом лежала фата.

Братья караулили в замке, искали убийцу. И вот однажды, старший брат пришел и сказал, что выследил его и догадывается кто это. Охоту решили устроить ночью, вышли десять человек, во главе с отцом, они окружили замок, спрятавшись в кустах, и ждали, когда появится злодей. Той ночью никто не пришел, но когда под утро стали собираться, то не досчитались Ларсена, долго искали и нашли — убитым!

Замок был тщательно осмотрен, не нашли ничего кроме тонкого шейного платка с вышитыми буквами Змеи и Лебедя.

В округе все стали считать, что наша семья проклята злыми духами, разговоры и пересуды — вы ведь знаете этих провинциалов.

— Как все объяснилось?

— Отец поклялся, что найдет убийцу, и много времени он провел в розысках. Ему удалось выйти на след женщины, у которой, по словам очевидцев, был точно такой же платок, эта была знатная дама и проживала она в соседнем городе.

Но вот что странно, когда отец поехал к ней, чтобы поговорить о трагедии, то нашел дом пустым, соседи сказали, что хозяйка несколько дней назад покинула его и уехала в Мэиэг. Отец пытался установить ее местонахождение в Мэриэге, но там о такой даме и слыхом не слыхивали.

Еще были найдены красивые кинжалы бирмидерской работы — на всех было клеймо мастера Статоса. Отец собрался к этому мастеру, но опять же, когда добрался до города, где работал мастер, он узнает, что тот мертв — умер то ли от болезни, то ли от старости.

— Ужасная история, Влару, почему вы прежде не рассказывали нам о том, что случилось?

— Зачем? Кстати, я еще не дорассказал ее. На нашу семью действительно напал мор: две другие сестрички скончались от лихорадки, брат, тот, что был пятым в роковую ночь, погиб на дуэли при странных обстоятельствах. Остались я и Алонтий. Если это кровная месть духа по отношению к нашей семье, то тогда опасность угрожает только мне, — грустно пошутил Флег, — у Алонтия есть шанс выжить.

— Это почему же?

— Он приемный сын. Когда я родился, то одной ночью на пороге дома слуги нашли корзину с ребенком примерно моего возраста. Родители взяли его на воспитание.

— Но неужели все, что случилось так и останется тайной? — разволновался Паркара. — И никто не ответит за смерть ваших братьев и сестер?!

— Я просто не знаю, что можно сделать, — развел руками Влару.

— Вряд ли это духи, — покачал головой Брисот, — хотя я, несмотря на смелость, человек суеверный, и одна примета меня никогда не подводит.

— Теперь, Брисот, очередь за вами. Мы ждем от вас не менее жуткую историю.

— Я — человек приземленный, в духов не верю, — улыбнулся Брисот, — и вся моя жизнь проходит с оружием в руках, поэтому, если вам угодно, то история моя будет об этом, но к разговору о суевериях одна примета имела в ней место.

— Вы ведь давно знакомы с принцем?

— Да, уже пятнадцать лет, я служу Орантону. Вместе мы пережили однажды приключение в Синегории. Вооруженные конфликты между Синегорскими князьями и Белогорией, как всегда, мешали мирной торговле и вредили интересам Ларотум. Синегорцы захватили переправу на Розовой реке и устроили настоящую блокаду — стреляя из леса по головам тех, кто проплывал мимо. Белогорские князья не могли переправлять в Ларотум и другие страны дикий мед, ковры, высокогорный чай и яйца гийдау, а это единственный источник дохода для белогорцев.

Нам было приказано разбить блокаду, поймать смутьянов и восстановить мир в этих местах.

Так вот, реку мы очистили быстро, и погнались за синегорцами. В сущности, надо было поймать главных зачинщиков этой войны старших братьев Назаргинов. Но, как вы догадываетесь, воевать в горах, это все равно, что танцевать на болоте. Когда князьки поняли, что мы хотим расправы с ними, они ушли в горы.

Поймать их было просто необходимо, потому что, если бы мы оставили все как есть и ушли домой, то уже через несколько дней после нашего ухода, все началось бы заново.

Мы объездили немало горных деревень, разыскивая братьев. В одном из селений мы встретили девушку необыкновенной красоты. Черные как смоль глаза горели огнем, черные динные косы, гибкая фигурка — местная красавица оказалась дочкой крестьянина.

Орантон влюбился в нее тут же, и велел всем отправляться на поиски Назаргинов, а сам вознамерился задержаться в этом месте и завоевать красотку.

С Орантоном остались пятеро людей. Остальной отряд продолжал прочесывать горы. Напрасно мы думали, что синегорцы, испугаются того, что мы вышли в поход под началом принца, побояться нападать на нас — мол, мы — Ларотумцы! Куда им!

Когда мы углубились достаточно далеко в горы, они подготовили нам засаду. Треть нашего отряда улетела в пропасть, над которой был испорченный мост. Другая треть была перестряляна из луков. Те, что уцелели, и я в их числе, правда, с простреленным плечом, вернулись в поселение, где оставался принц.

— Вы что-то говорили о приметах?

— Дело в том, что когда мы собирались переходить ту пропасть, нам дорогу перебежала кошка, и когда входиди в горное поселение мне опять перебежала дорогу все та же кошка.

— А что случилось там?

— Мы нашли, что принц наш вовсе не любовными утехами наслаждался в наше отсутствие — он находился в плену в связанном состоянии — и сделала это та самая чернобровая и черноокая красавица!

— Вот как! — мы дружно рассмеялись.

— Да, теперь я понял, почему принц осторожен с брюнетками! — воскликнул Паркара.

'И не только с брюнетками', - подумал я, вспоминая рыжеватую баронессу Декоприкс.

— Чем же закончилось ваше приключение?

— Все старики этого села вышли нам навстречу, вооружившись: кто старым луком, кто длинными палками и потребовали, чтобы мы убирались. Тут и синегорские воины пожаловали. Теперь мы были в уязвимом положении.

— Что было дальше?

— За принца пришлось платить выкуп. Он сам так решил, но все же, удалось закончить этот конфликт мирными переговорами и Назаргинов на время призвали к порядку.

Мы продолжали мирно разговаривать, и вот, уже запасы наши съедены, вино выпито, а ожидание затянулось.

Все это время мой слуга, Джосето находился на страже у входа на кладбище. Ему было велено, в случае появления кого-либо немедленно предупредить нас об этом.

Солнце ушло из зенита — день был все так же чуден. Но человек, которого поджидал Флег, не появился.

— Где же ваш чернокнижник-чародей, — спросил Брисот Влару.

— Не знаю. Он сказал: ждать. Тихо! Кажется, он идет!

 

Глава 14 Эпитафия

Из-за дальних могильных камней послышались шаги. Мы притихли. Но вряд ли это был человек, котрого мы ждали. Иначе зачем бы ему издавать такие странные звуки. Раздались удары чего-то металлического о камень, скрип и скрежет. Кажется, двое людей занималось чем-то по соседству с нами, и это не было похоже на то, чтобы они хоронили кого-нибудь, тем более, что на этом старом кладбище уже давно никого не хоронят. Их работа напоминала нечто обратное этому, они как будто поднимали плиту и раскапывали могилу.

Мы молча прислушивались. Любопытство подняло меня, я сделал знак своим и тихонько подкрался, прячась за камнями и надгробиями к тому месту, от которого слышался звук.

Копали двое. Я увидел только их спины. Плита была снята и они уже раскапывали ровно столько, что показались подгнившие доски гроба. Тут, один из осквернителей могил разогнулся, и устало провел рукой по лбу, вытирая пот. Он был высок ростом, имел длинные косматые черные волосы, и одно плечо его было заметно выше другого.

Он обратился к своему товарищу:

— Все, приятель, держи обещанную награду, дальше, я справлюсь сам. А сейчас дуй отсюда, и держи язык за зубами, понял?

— Угу, я все понял, Кривоног, — сказал тот, дрожа от страха и, заграбастав серебряные монеты, которые ему дали за работу, тут же убрался восвояси.

Черный кривобокий тип обернулся, и я увидел его лицо. Оно оказалось мне знакомо — этого человека я собсвенноручно выпустил из камеры на втором уровне в крепости Кесрон. Он был хромым, потому и фигура его была кривой.

'Интересно, что он здесь ищет'? — подумал я и решил дождаться результатов, чтобы там ни было. Природное любопытство превозобладало над страхом и неприятием смерти.

После короткого отдыха и убедившись, что друг его исчез за воротами кладбища, он снова принялся за дело.

Он разворочал крышку гроба и стал шарить в нем руками. Это было омерзительно, но я терпеливо ждал.

Судя по всему, он никак не находил того, что искал. И от этого все больше начинал нервничать — скоро раздражение его перешло в отчаяние! Он рвал и метал, и от злобы устроил настоящее бесчинство — раскидал кости, извлеченные из могилы, и растоптал их ногами и завыл от бессилия.

— О! Он обманул, обманул проклятый! Обманул как щенка! — выл этот взрослый и темный человек. — Проклятый маг! Я нес тебя на руках как младенца, а ты! У-у-у! — завывал он, видимо, он возлагал большие надежды на находку.

— О боги! Где же тот камень? — в отчаянии восклицал он. — Боги вы немилосердны! Дав надежду, тут же отбираете ее.

Бросив дело своих рук, он побрел прочь, раскачиваясь и сгорбившись, как сломленное дерево.

Я не знал, как поступить-догнать его и наказать за бесчинство — но он, судя по всему, был достаточно наказан. Так откровенно было его разочарование! И я решил дать этому субъекту еще один шанс.

Вероятно, что он искал некий драгоценный камень, о местонахождении которого ему соврал тот старик из Кесрона.

Когда он исчез за пределами ограды, я вернулся к своим товарищам.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Паркара.

— Расхитители могил. Искали клад, но не нашли и даже не потрудились закопать кости.

— Почему вы не остановили их, Льен? — удивлися Брисот.

— Не знаю. Надо бы закопать кости. Эй, Джосето! — крикнул я. — У меня для тебя работенка непыльная есть.

— Что, кэлл?

— Идем.

Я привлек Джосето к месту раскопок и велел все убрать.

Он удивленно посмотрел на меня, но, молча, выполнил задание. Тяжелую плиту мы положили вместе. И тут я понял какое преимущество дает человеку знание грамоты перед человеком необразованным.

На белоснежной мраморной плите был мелкими буквами на древнеланийском языке высечен текст, гласивший:

Здесь спит под мраморной плитой,

Годами жизни усмиренный, элл бренный.

Горит звезда в полночный час.

Скорбь не покинет Аландакии пределы.

Интересная эпитафия.

Читаю имя, того, кто захоронен. Джильбин Исий. Кто он? Какого звания? Вероятно, он был человеком богатым — мраморная плита говорит о его достатке при жизни, либо о богатстве его родни или покровителя. Но об этом ни слова сказано не было.

Ко мне подошли мои друзья, с любопытством разглядывая могилу.

— Что тут было? Вы что-нибудь поняли, Льен?

Я рассказал им о Кривоноге.

Караэло, который тоже умел читать на древнеланийском языке, прочитал текст и перевел его для остальных.

— Везет же некотрым, — усмехнулся он, — никаких тебе забот и тревог. 'Звезда горит в полночный час…'

Больше здесь делать было нечего и мы собралсиь уходить, как вдруг Валру закричал:

— Смотри Льен!

Мы снова уставились на мраморную плиту. И то, что мы увидели было равнозначно чуду. Несколько слов в тексте вдруг загорелось огнем и вот, что мы прочитали:

Здесь спит под мраморной плитой,

Годами жизни усмиренный, элл бренный.

Горит звезда в полночный час.

Скорбь не покинет Аландакии пределы.

— Что это?

Все недоумевающее переглядывались.

— Льен, ты хоть что-нибудь понял? — спросил меня Караэло.

— Нет. Слова как шифр. Наверное, это имеет отношение к тому, что здесь искал Кривоног. И возможно, какая-то легенда сохранила упоминание о звезде Аландакиии. Поинтересуюсь у Дишара.

— А что стало с тем стариком, которого утащил Кривоног из тюрьмы? — спосил Влару.

— Не знаю, умер, наверное. В любом случае, здесь не было того, о чем он говорил. Здесь только подсказка, а сокровище спрятано в другом месте.

— Что же мы теперь будем делать? — спросил Влару, — наверное, меня обманули, не буду же я ждать до вечера: пора уходить.

— Как скажешь. Это твое решение.

Джосето убрал пустые бутыли в корзины, и мы покинули кладбище.

 

Глава 15 Побег Суренци. Преследование Амирей

Можете представить себе мое удивление, когда я на улице Трех собак нос к носу столкнулся с Суренци. Он выглядел неважно. Как побитый пес — глаза его блестели угрюмой злобой, когда он встретился со мной взглядом.

Не знаю уж, что он понял из моего взгляда, но что-то понял это точно — хотя бы точно я не сумел скрыть своего удивления.

Я тут же помчался к Орантону.

— Я знаю, — угрюмо сказал он, — Суренци удалось бежать.

— Что теперь будет?

— А ничего! — махнул рукой принц. — Я последовал вашему совету и заставил сделать его письменное признание — у моего братца теперь связаны руки.

Но принц очень ошибался насчет того, что брат оставит наш поход в Кесрон без последствий. Он вызывал Гиводелло и о чем-то долго с ним говорил, — так сообщила мне Кафирия. А Лалулия Фэту сказала, что он был в бешенстве и тоже очень долго говорил с ее мужем, а это все — ближайшие советники короля.

— Он что-то затевает, — бледнея, прошептала маркиза. — И он очень зол на принца. Муж сказал, что Орантон тысячу раз пожалеет о крепости Кесрон. Что он имел в виду, Льен, не знаете?

Я только покачал головой.

— Льен, король очень мстительный человек, а вы при свите его высочества.

Из этих слов и густо порасневших щечек я понял, что прелестной синеглазке явно небезразлична моя судьба.

Наш разговор, как и прежние, происходил под крышей барона Товуда и его доброй Энцуаны, которые, судя по всему, считали себя обязанными мне по гроб жизни. Во всяком случае, они были готовы закрыть глаза на любые наши беседы с Фэту.

Энцуана вообще вошла во вкус некой сводницы. Она всегда так ловко подстраивала наши свидания в розарии, что никто даже заподозрить не мог, что они не случайны.

И в одну из таких встреч мы не выдержали, и поцеловались. Я с большим трудом выпустил из объятий мою маркизу и долго бредил потом этой встречей.

Еще один человек дышал злобой и жаждал мести. Наш старый знакомый Суренци, человек с именем, означавшим 'честный'.

В этом, определенно, была какая-то ирония: я уже достаточно знал о его 'честности'. Казалось, судьба сама сделала ему знак — 'Остынь, уйди в сторону'.

Но Суренци не мог угомониться. Планы короля были сорваны отчасти по его вине, и он понимал, что успех его на королевской службе находится под угрозой: его сняли с должности начальника Ночной стражи, и теперь он был всего лишь помощником. Этот удар по самолюбию и по его собственным планам требовали компенсации: от дикого разочарования, он снова обратил свой взор в сторону прелестной Амирей.

На этот раз мне удалось понять, что двигало им, и его цель. И он мог легко преуспеть в том, что задумал, только судьба снова поставила меня у него на пути. Одним вечером я допоздна засиделся в кабачке 'Тридцать три бутылки' и вот, что мне довелось услышать.

Он сидел рядом со мной. Судя по всему, он принял меня за пьяного, потому что я, прислонившись к стене, задремал, разогретый вином.

— Этой ночью у дома герцогини Джоку ты встретишь девчонку. Она пойдет в храм Дарбо, по дороге ты и похитишь ее. Карета будет ждать вас на улице Сокола. Твоя задача зажать ей рот, чтобы не кричала, и затолкнуть в карету.

— Зачем она вам?

— Зачем?! — усмехнулся Суренци. — Не твоего ума дело! — грубо ответил он, но, подумав, самодовольно улыбнулся и сказал, что скоро он станет мужем наследницы графства Коладон, вот тогда его начнут воспринимать всерьез. Ему надоело быть на посылках у знатных людей, подставлять свою шкуру. Вместо благодарности его лишили заслуженной должности.

— Мне все это надоело, — заявил Суренци. — Только проверь — у девчонки должен быть перстень с крестом из черных бриллиатноов в тройном круге. Эта вещица — герб их рода, рода Гаатцев.

Услышав это слово, я вздрогнул — род Гаатцев!

— Она знает, что вы ее ищете?

— Нет, но те, кто с ней — знают, они решили, что им удалось спрятать ее от меня.

— А она не улизнет из города преждевременно?

— Нет, ее поджидает на всех воротах стража. Все караулы я предупредил, и похожую на нее по описанию девицу все непременно задержат и доставят ко мне, если это случится до того, как сыграешь ты.

К пауку в башню она вернуться не может. Ее спрятали в Белом Городе, под носом у короля, в доме бывшей любовницы коннетабля.

Едва эти двое ушли из кабачка, как я сорвался и поспешил в Черный Город в башню набларийца.

Мне открыл Гротум.

— Хозяина нет дома, кэлл. Он уехал на пару дней по делам.

Я с отчаянием посмотрел на Гротума.

— Что же делать?

— Не знаю. Если бы вы объяснили, кэлл Улон, то быть может, я сумел бы вам помочь. Что-то случилось?

— Нам с вами надо срочно решить, что делать с Амирей. Я только что узнал, что назавтра планируется ее похищение по пути в храм Дарбо.

— Вот как! Неужели королем?

— Нет. Один человек, Суренци вознамерился сделать ее своей женой. Проходимец!

— Негодяй!

— Я разделяю ваше возмущение, Гротум. Но мы должны с вами что-то сделать.

— Необходимо перепрятать девочку.

— Но где бы мы ее ни спрятали, в Мэриэге ее все равно найдут. У меня есть предложение, но я не знаю, как к нему отнесется Рантцерг.

— Говорите же!

— У меня есть друзья в герцогствах удаленных от столицы — Сенбакидо, Брэд.

Я бы мог переправить Амирей туда и попросить о покровителстве. Но вот кто будет ее сопроваждать?

— Меня узнают на первых воротах.

— Да, и мне несподручно ехать сейчас туда. Вот незадача.

Сложность в том еще, как нам вывезти девушку из города. Ее поджидают на всех постах.

Суренци позаботился об этом.

— Что же делать?

Я думал. Кого не досматривают на воротах — кажется, только мертвецов!

Я высказал Гротуму свою идею, и поначалу он содрогнулся, но, поразмышляв, он был вынужден согласиться, что я прав.

Кто будет сопроваждать Амирей?

— Юный слуга, Эльфран. Он знает дороги. Во всяком случае, до Сенбакидо он ее довезет.

— Такой смазливый мальчишка с большими глазами?

— Он самый!

— Сможет ли он постоять за нее? Надо одеться ей как можно проще, я бы даже сказал — пострашнее, вымазать лицо и работать под бедных крестьян. Вы можете нанять повозку и несколько совершенно нищего вида людей? Чтобы они вывезли 'тело' девушки.

— Конечно. Без труда.

— Тогда я пишу герцогине Брэд. Сначала мы спрячем Амирей там. А вы подготовьте все к раннему утру. Я же иду за ней к герцогине и тихонько вывожу ее в Черный Город.

Гротум стал отдавать распоряжения, а я помчался в Белый город.

Кафирия внимательно меня выслушала и, ни слова не говоря, пошла за Амирей. Через несколько минут, та стояла передо мной одетая и готовая к побегу.

— Постарайтесь распустить легенду, что Амирей не пошла в храм по причине болезни, попросил я, — это сэкономит нам несколько дней.

— Я сделаю, как вы сказали, — пообещала герцогиня. — Опасность так велика?

— Очень!

Она вздохнула и спросила, не может ли она еще чем-либо помочь.

— Дайте мне перо, бумагу и чернила.

Я быстро написал письмо герцогине Брэд. Встревоженная Амирей не сводила с меня преданного взгляда.

— Почему меня вечно преследуют? — спросила она.

— Вы — сокровище, моя акавэлла, а за соковищами всегда идет охота.

При этих словах она мило покраснела — ей понравился мой грубоватый комплимент, и она спросила, что ей делать.

— Быстро соберите в дорогу все самое необходимое, и мы выходим. Вот это письмо передадите герцогине Брэд. Она вам обязательно поможет. У меня к вам один вопрос, дитя. Скажите, какое отношение вы имеете к роду Гаатцев?

— Так это же древнее родовое имя графов Коладон.

— Ах, я глупец! Не догадался справиться у барона Дишара! Вы не могли бы показать мне ваш перстень.

— О, конечно, — она протянула массивный, слишком тяжелый для ее хрупких пальчиков перстень. Он висел на золотой цепочке у нее на груди.

Рисунок представлял собой тот, о котором говорил Суренци.

— Скажите, Амирей, вам известно что-либо о некоем ларце, где есть точно такое же изображение как на вашем перстне?

— Нет, я ничего не знаю.

— А вы не могли бы мне довериться и дать ваш перстень на время. Я могу узнать одну чудесную тайну только с помощью вашего перстня.

Амирей засомневалась.

— Видите ли, Амирей, я тоже сильно рискую, помогая вам. За эту реликвию не волнуйтесь — я отдам ее вашему дяде, когда он вернется через пару дней. Вас будет сопровождать юноша, Эльфран, и только — и иметь при себе в дороге такие драгоценные вещи — опасно. Вы верите мне?

— Да, конечно! — воскликнула она.

— Тогда собирайтесь живо…. и что вы решили насчет перстня?

— Вот он! — девушка решительно сняла его и протянула мне. — Я вам верю. Вы — достойный человек. Простите, что засомневалась.

А можно одну маленькую просьбу? — смущенно спросила она.

— Разумеется!

— Если мой перстень поможет вам открыть эту тайну, вы поделитесь ею со мной?

— Даю вам слово — вы узнаете обо всем одной из первых, в любом случае.

— Благодарю, — прошептала она и смутилась.

Я вывел ее под покровом моего плаща и без происшествий довел до Черного Города.

Там, нас поджидал Гротум, который отвел нас не в Башню, а в один дом, почти у крепостной стены. Там уже было все приготовлено. Стояла повозка, гроб. И двое мрачных старых людей провели Амирей в дом. Она должна была здесь переночевать.

Я попрощался с Гротумом и попросил сообщить мне, когда траурная процессия преодолеет ворота.

 

Глава 16 Новый сюрприз шкатулки. Письмо отцу

Драгоценный перстень разжег мое любопытство — я должен был немедленно увидеться с принцем. Он был у себя во дворце и паж сообщил мне, что Орантон сегодня никого не принимает.

— У его высочества скверное настроение.

— Знаешь ли ты причину, Альтрен?

Сверкнув на меня немного сладострастными глазами, мальчишка заявил, что у принца черная меланхолия.

— Впервые слышу о таком недуге.

— Ну да, ведь ему подвержены только люди, в чьих жилах течет королевская кровь.

— Слушай, Альтрен, если все дело только в скуке, то я сумею поднять настроение его высочеству.

Он с сомнением пожал плечами.

— Доложи все-таки обо мне.

— Ладно, попробую, но если я получу нагоняй — вы будете мне должны.

— Сочтемся как-нибудь.

Через несколько минут, он вернулся, и через приоткрывшуюся дверь я услышал раздраженный голос принца:

— Улон! Веди его сюда, вечно ему неймется!

Орантон находился в своей обычной позе — полулежа на ярких расшитых кильдиадским рисуноком подушках с золочеными кистями, он одной рукой подпирал небритую щеку, а другой удерживал массивный серебряный кубок с высеченным гербом и собственным вензелем. Он медленно протягивал нарзерей — напиток, рецепт которого завезли также из Кильдиады — смесь вина, выдержки черной ягоды и сока яле.

По отекшему лицу принца я понял, что он пребывал в таком состоянии уже с раннего утра. И судя по всему, ночь его была бурной.

— Что вам не дает покоя на этот раз, старина Улон? Разве мой паж не сообщил вам, что у меня дурное настроение?

— Я весьма удивлен, мой принц, ибо вижу его впервые, поэтому я проявил недоверие к словам Альтрена, думая, что он не допускает меня к вам из ревности.

— Что я девушка, что-ли, чтобы меня ревновать?!

Я обратился к принцу со скромной просьбой взглянуть на ларец — герцогиня не забрала его, решив, что он по праву принадлежит принцу.

— А зачем он вам? — полюбопытствовал принц.

— У меня, кажется, появился еще один ключ к этой загадке.

— Неужели?! — принц был весьма удивлен.

— Вот этим перстнем нам, возможно, удастся открыть ваш ларец.

Герцог Орантон с любопытством разглядывал перстень, который я ему показал.

— Откуда он у вас?

— Долгая история, таннах. Может, как-нибудь в другой раз?

— Хитрец! Вы хотите поднять меня с постели, а сами скрытничаете! Что ж, подождите меня, я принесу шкатулку.

Он на минуту вышел и вернулся с предметом, который теперь стал занимать меня гораздо более, чем прежде.

— Давайте, приложите ваш перстенек — посмотрим, что из этого выйдет.

Я нашел еле заметные грани на металле и прикоснулся к ним перстнем. Мне самому все показалось чересчур удивительным, но это сработало!

Еще одна крышка, еще одна завеса над тайной! Мы как будто ожидали этого.

— Это не герб ларотумской семьи — ларотумцы так свои гербы не украшали. Это герб из другой страны. Похоже на гартутийский. Так ведь вы же родом из Гартулы!

Принц посмотрел на меня. А я молчал, совершенно потрясенный, совершенно сбитый с толку: это был хорошо знакомый мне с детства рисунок-герб моего отца!

Мост с башенками, звезда, означавшая сражение ночью, в котором он особенно отличился и лишился руки, его лаконичный

Девиз: 'Впереди!' и васильковая окантовка.

Такой же герб был и у меня, только без баронской короны.

После того как я стал баронетом Орджангом и графом Улоном, мой герб изменился, наверное, поэтому принц не сразу обратил внимание. Но после того, как он взглянул на мое лицо, до него, кажется, дошло.

— Постойте, так ведь и на вашем гербе есть такой же мостик и звезда со словами.

— Это герб моего родного отца, принц.

— Что?! Вы уверены в этом? — еще больше удивился принц, — Ах, простите, я просто чрезвычайно удивлен.

— Абсолютно уверен.

— И что вы думаете?

— Ровным счетом — ничего. Мне никогда не приходилось слышать от отца ни о каких ларцах и тайнах, связанных с ними.

— Он имел какое-то отношение к дому Эргенов?

— Не знаю, принц.

— А к семейству Коладон из рода Гаатцев?

Я покачал головой.

— Как же мало вы знаете о своем отце, — укоризненно сказал принц.

(Ты о своем — знаешь не более, — мелькнуло у меня в голове).

— Я принимаю ваш упрек, принц, и очень сожалею, что ничего не могу рассказать. В Гартуле я был глупым мальчишкой и мало интересовался историей своего рода.

— Расскажите, что знаете. Признаюсь, меня эта загадка теперь занимает.

— Мой отец-рыцарь в пятом поколении. Баронскую корону получил на кончике меча. Во время династических войн особо отличился и проявил преданность династии Фиалгоров. Он потерял в ночном сражении руку и с тех пор все свое время посвятил мне. Матушки своей я не знал и, к стыду моему, мне неизвестна ее родословная. Вот и все.

— Да, немного. Что же нам делать? Вы могли бы сейчас все разузнать у своего родителя? Он еще жив, я надеюсь?

— Я долго не получал известий из Гартулы и очень надеюсь, что мой батюшка жив и здоров.

— Так отпишите же ему немедленно письмо!

— Непременно сделаю это, мой принц.

— Ваш отец может привести сюда свою печать?

— Не думаю, что он отправится в путешествие. Но мы, хотя бы, можем узнать что-нибудь о ларце. Надо знать, насколько важно то, что скрывает ларец.

— Так и поступите. Это будет долго?

— Не знаю. В Гартуле сейчас беспорядки, дворцовые перевороты и междоусобица.

— Не без участия Ларотум! Какая досада, а я так заинтригован, — нетерпеливо сказал принц.

В тот же вечер я сел за письмо.

'Драгоценный, мой батюшка!

В первых же строках письма спешу попросить у вас прощения за непозволительно долгое молчание.

Я нынче служу в Мэриэг, при королевском совете, куда меня назначил заседать кэлл Орандр Сенбакидо, сделавший меня своей властью графом и коннетаблем герцогства.

Волею судьбы я ныне обласкан всеми ее милостями. Могущественные люди благоволят мне, я часто бываю при дворе принца, и завел в столице много добрых друзей.

Спешу справиться о вашем здоровье. Надеюсь, что оно в благополучии. Молю богов о вашем процветании.

Позвольте с этой оказией, осведомиться у вас об одном деле. Известно ли вам что-нибудь о некоем ларце с гербами Эргенов, Гаатцев — Коладон и вашим, отец(!), расположенных на разных потайных крышках?

Были ли у вас какие-то связи с этими семействами?

И чтобы вы ответили на дерзкую просьбу прислать мне свою печать?

Хотя, такой непутевый сын должен сам примчаться немедленно и склонить свою голову перед вашими коленями.

Жду скорейшего ответа по адресу: Мэриэг, Синий Город, улица Стойкости, шестой дом'.

Я отправил письмо с торговым караваном на следующий же день.

Оставалось только дождаться ответа.

Эх, если бы я знал: к чему все это приведет, то вряд ли бы стал впутывать моего отца.

 

Глава 17 Рантцерг. Саламандра. Разговор с Дишаром об эпитафии. Подарок маркизе

Когда в Мэриэг вернулся Рантцерг, Гротум посвятил его в подробности нашего плана. Но за более подробными объяснениями он пришел ко мне.

Рассказав с самого начала об опасности, угрожавшей Амирей, я отдал ему перстень. Набларец был удивлен и немного раздосадован тем, что девочка доверила украшение мне.

— Она не должна так легкомысленно поступать с реликвиями нашего рода. А зачем вы брали этот перстень?

— Вам ничего неизвестно о предмете, который скреплен печатями сразу трех знатных семейств, включая ваше?

— Нет. А что за предмет?

— Пустое. На нем были символы похожие на те, что изображены на этом перстне.

Я не вполне доверял набларийцу и не посвятил его в тайну шкатулки.

Любовь саламандры стала мне досаждать. Она появлялась повсюду: на деревьях, ступенях дворца, на площади, в трактире и все время смотрела на меня своим задумчивым пристальным взглядом.

Наконец, я так устал от этого, что не выдержал и попросил ее, чтобы она оставила меня в покое.

Странно, но саламандра поняла мои мысли и совсем на меня не обиделась. Взгляд ее стал огорченным, но она дала понять, что повинуется мне и исчезнет, но в любой миг появится по первому моему зову.

Я не забыл о приключении на кладбище эпиохенов.

И мне очень хотелось расшифровать текст эпитафии на могильной плите. А в том, что это было зашифрованное послание, я не сомневался.

Один человек в Мэриэге имел прямое отношение к древним преданиям. В его ведении были королевские архивы. Барон Дишар мог пролить свет на это загадочное дело. И в один из дней я отправился к нему, в его владения, в дальнем крыле дворца.

Низкие стены были завалены свитками аж до сводчатого потолка. Пыль веков и древние тайны окутали это помещение. Специфический запах кожи и старых красок, потому что здесь хранились, в основном, рукописные тексты, наполнял воздух. Пожелтевшие пергаменты, разноцветные свитки — не в них ли объяснение нашей тайны?

— Барон, скажите, вам случайно ничего не известно о звезде Аландакии?

— Звезде Аландакии? Кажется, звезда Аландакии упоминалась в древних легендах об Атарде.

— Атарде?

— Да. Был такой волшебник в заморских землях. У него имелась диадема звезда Аландакии.

— И что сотворил этот Атард?

— Многое. Установил порядок, законы для древних людей. А потом он умер. Но перед смертью раздал части этой диадемы своим ученикам. Или спрятал в разных землях. Существуют варианты этой легенды. А почему вы спрашиваете о звезде Аландакии?

— Оно было начертано на одной могиле. Но вот, что странно, имя Атард мне знакомо. Я вычитал это имя в свитке из Квитании.

Я рассказал Дишару предание, которое уже слышали мои друзья.

— Любопытно. Но этот рассказ лишний раз свидетельствует о том, что древним свиткам не всегда можно верить.

У нас с Лалулией возникли сложности. Маркиз явно стал что-то подозревать. Я уже давно сходил с ума в яростном бессилии и не знал, как разрешить этот любовный треугольник. Лалулия была не из тех женщин, которые заслуживают участь любовницы. И все же, я тихо проклинал тот день, когда отказался от ее недвусмысленного предложения. Момент для тайной встречи был упущен. Но мы виделись на людях и, наверное, чем-то выдали себя. В любом случае, теперь мы почти не оставались наедине. Можно было повременить, пока этот старый монстр не уйдет из жизни естественным способом, можно было помочь ему, но я не убийца немощных стариков и потому я ждал какого-нибудь знака судьбы. А тем временем, нам стало невозможно общаться. Затаиться и ждать?

Но бесценные сведения, которые могла передать мне маркиза, требовали того, чтобы пойти на риск. Не говоря уже о том, что нас просто тянуло друг к другу и не хотелось терять возможность обмениваться откровенными признаниями. Но каким образом? Как ни странно, идея возникла при разглядывании этих расфуфыренных хлыщей во дворце: странная мода на веера подсказала мне: как можно использовать их для передачи друг другу текстов.

И я поделился своим планом с Лалу. Она восхищенно посмотрела на меня и сказала, что я — гений. Мне было безумно приятно это слышать, но я скромно потупил глаза и сказал, что система знаков изобретена не мной и уже очень давно.

Мы изобрели свой алфавит, который надо было выучить наизусть. С помощью разных комбинаций положений веера, которым дама как бы играла, можно передавать простые тексты. Горизонтальное положение делило буквы. И передача текста происходила примерно так, следуя буквам: вертикальное положение — четверть веера — горизонтальное положение — вертикальное положение — две четверти — горизонтальное положение — вертикальное положение — три четверти — горизонтальное положение и так далее. Варианты для комбинаций включали движения на правую и на левую сторону, половину раскрытого веера, полный размах, движения под углом, положение вниз и вперед и другие фигуры — главное было не сбиться и внимательно наблюдать за руками партнеров. Для посторонних наблюдателей, если все происходило в спокойном темпе и с непринужденной гримасой, все выглядело как простая игра веером.

Я преподнес маркизе подарок в день ее рождения, в длинной узенькой коробочке из розового дерева с драгоценной инкрустацией — это был черный веер с тончайшей резьбой, с перышками черного страуса, и вставками из драгоценных камней — очень легкий и…изысканно красивый.

 

Глава 18 Приключение в Дори-Ден. Покушение

В 'Короне и Перце' меня заждался учитель Нажолис.

— Я к вам с поручением, — тихо сообщил он.

— От кого, если не секрет?

— От принцессы! — громким шепотом сказал он. — Она просила передать вам это.

И он вручил мне записку от принцессы Гилики. В ней были сплошные слезы. Принцесса потеряла родовые кольца и умоляет меня помочь, хотя бы советом, ее горю. Я единственный друг — и все в таком же духе.

Смешной ребенок. Она искренне верит в то, что я могу решить все неурядицы ее жизни. Но, как ни забавно это было, я не мог не принять в ней участия. Следовало наведаться в Дори-Ден. Но как?

— Она передала вам кое-что, вас пропустят с этой охранной грамотой.

Я развернул бумагу с королевской печатью — было приглашение во дворец для гартулийского посла.

— Где она взяла сей документ?

— Кажется, она его похитила для вас, — улыбнулся Нажолис, — смелая девочка! А вы рискнете?

— Вы хоть на миг могли засомневаться в этом?

— Нет! — засмеялся Нажолис.

Ничего не подозревая и не чувствуя нависшей надо мной опасности, я немедленно ринулся во дворец.

Принцесса назначила мне встречу в Бронзовой гостиной. Но до нее еще нужно дойти.

Мне надо было подняться по лестнице, на третий этаж, пойти через парадный зал, прогуляться по Голубой галерее, прежде, чем попасть в аппартаменты принцессы.

Я добрался почти без приключений, но в коридоре, предшествующем парадному залу, ко мне под ноги бросилось какое-то белое и пушистое создание — огромная кошка с роскошной шкурой и ярко-зелеными глазами. На ней был золотой ошейник с гербом королевы. Кошка Калатеи Ларотумской!

Вредная тварь пересекла мне дорогу. Пробежав с десяток шагов, она остановилась и уставилась на меня немигающими глазами. Что-то магнетическое было в ее взгляде.

И я… — какое-то глупое суеверие остановило меня. Я вообще не люблю, когда мне пересекают путь, а тут еще приметы, я вдобавок, я вспомнил рассказ Брисота о неприятностях в Синегории, начавшихся подобным образом, и вышел из парадного зала. Обратившись вспять, я свернул с лестничной площадки в другую галерею. Эти галереи, проходя через сквозные комнаты, сообщаются в нескольких местах.

Я пошел вперед, стараясь производить меньше шума, потому что был заинтересован в том, чтобы пройти незамеченным во избежание ненужных вопросов. Но во мне показалось, что из Голубой галереи доносятся какие-то голоса и липкий запах тревоги, который исходит от пяти или шести человек, поджидающих жертву.

Проскочив проем, сквозь который меня могли увидеть я вошел в бронзовую гостиную и приложил палец к губам.

Огромные глаза Гилики стали еще больше и брови удивленно приподнялись.

Я показал ей знаками, что нам следует куда-то уйти, и кивнул на Голубую галерею.

Она нахмурилась, встала и гордой поступью направилась к парадной картине с изображением молодого наследника-мальчишки копии своего отца — полногубого надменного, опиравшегося одной ногой на крепкую спину белого пса.

Принцесса нажала потайную пружину и картина отъехала.

— Скорее сюда, — шепнула она, и мы вошли в образовавшийся проем.

Там было что-то вроде маленькой комнаты.

Гилика и я припали глазами к отверстию. В гостиную вошли двое: Саконьен и Бларог. Они внимательными взглядами осмотрели комнату, и Бларог сказал:

— Здесь его нет.

— Но и принцессы тоже нет! Где же они?

— Он не мог миновать нас, если бы шел по Голубой галерее. Он точно вошел в Дори-Ден. Мой человек видел его. Но куда он потом запропастился. Караульные утверждают, что во дворец не входил никто кроме Улона.

— Странно, значит, он пошел другим путем, вы не догадались в других коридорах засаду устроить.

— Мы что, должны были весь дворец оцепить? — обиженно сказал Бларог.

— Куда же они скрылись, паршивцы?! — зло проронил Саконьен.

Принцесса чуть не задохнулась от возмущения. Они вышли, и Гилика, которую я, конечно же, не мог видеть, схватила меня за руку

В потайной комнате было темно. Но у меня был медальон. Однажды, подобный ему, медальон выручил меня в кромешной тьме, это было в Арледоне, когда я попал в историю, благодаря Ринне, невесте графа Олдея. Я смог зажечь и этот своим желанием.

— Что это? — Гилика внимательно уставилась на меня.

— Одна забавная игрушка, которую я нашел среди мусора.

— Я тоже такую хочу!

— Я бы с радостью подарил вам ее, выше высочество, чтобы прогнать из ваших глаз все признаки печали, но боюсь, что в ваших руках он будет совершенно бесполезен, — он помогает только воинам.

— Досадно!

— Вы ведь не за этим меня позвали.

— Да, я хотела, чтобы вы снова спасли меня, доблестный рыцарь, а оказалось, что вас самого надо спасать!

— Скажите лучше, как вам удалось избавиться от своей надзирательницы?

— Поживете в Дори-Ден с мое, научитесь еще и не такому. С кэллой Винд управиться легко — я нашла средство — усыпляю ее чаем моей няни.

— А как вам удалось украсть приглашение посла?

— Я много узнала об обитателях и тайнах этого места, — засмеялась она.

— Например, про эту потайную комнату? Кстати, из нее есть другой выход?

— Разумеется, я вас выведу. Но сначала помогите мне, хотя бы советом. Я потеряла кольца!

— Как случилось, что вы их потеряли?

— К нам приходил ювелир, и мы перемеряли много разных украшений. Король захотел сделать всем подарки.

Наверное, я тогда и сняла свои кольца. Положила в шкатулку. А потом забыла о них. Когда вспомнила — их уже там не было.

— Как долго вы не вспоминали?

— Весь вечер, — тихо сказала Гилика, — мне ужасно стыдно. Я так привыкла к ним, что перестала их замечать и чувствовать.

— Как вы думаете, кто бы мог их взять?

— Не знаю, кто угодно. Я сама виновата однажды похвасталась, что в кольцах вся моя сила.

Мои слова могли неверно истолковать.

'Ну да, — подумал я, — у тебя в этом дворце тоже достаточно недоброжелателей'.

— Стало быть, есть основания считать, что тот, кто взял кольца, хотел причинить вам вред?

— Такое возможно. Но почему люди так злы? Неужели я могу внушать опасения, вызывать ненависть? Я еще так молода!

— Они глупцы — не видят, что вы самое лучшее, что есть в Дори-Ден.

— Но вы можете мне помочь?

— Пока я могу вам посоветовать только одно — успокойтесь!

— Но память о родном доме?!

— Она, в первую очередь, в вашем сердце.

— Вы правы, — согласилась она.

— Вряд ли, тот, кто украл кольца, захочет их надеть или продать — они особенные и слишком заметны. Скорее всего, он спрячет их в укромном месте. Я надеюсь, что он или она не выкинет их в реку. Вероятность найти их очень мала. Но подумайте о том, что ваша сила вовсе не в кольцах. Она внутри вас. Ваша матушка прощалась с вами, когда вы были совсем ребенком, она хотела успокоить вас и уберечь от собственных страхов — оттого и придумала эту добрую сказку. То, что вы потеряли кольца, говорит лишь о том, что вы подросли и стали увереннее — и вам больше не нужна опора. Вы справитесь с любой ситуацией сами. Что вы только что доказали мне, когда вызвали меня в Дори-Ден, украли приглашение, усыпили фрейлину. Вы смелая и умная девочка. Не потускнейте в этой золотой клетке.

— Вы так мудры! — восторженно сказала Гилика. — Я почти успокоилась, я не буду расстраиваться — вы правы!

— Вы отпускаете меня?

— О да.

Она провела меня потайным ходом на первый этаж дворца. И я, смешавшись с толпой придворных, незаметно выскользнул из дворца.

То, что эти двое решились меня убить прямо во дворце, свидетельствовало не только об их наглости. Кто-то явно одобрял все их действия. Я знал, что одного из приятелей Саконьена и Бларога в Мэриэге уже не было.

Фажумар, которого я лишил должности при герцоге Сенбакидо, все-таки добился своего только иным путем — он был назначен особым указом короля главным инспектором Морского Королевского Секретариата. Король учредил сам эту организацию. Никто не ожидал. Просто однажды утром он проснулся — и у него созрело решение.

Он понял, каким способом можно прижать 'морских владык'. Так в кулуарах за глаза называли Орантона и Сенбакидо.

Оба они не посмеют отказать королю, который радеет об интересах Ларотум. И его инспектора будут докладывать о состоянии портов и проблемах связанных с флотом, а самое главное, о планах нашего предприимчивого кэлла Оранадра.

А уж здесь, в Мэриэге найдутся умные люди, которые будут давать свои ценные указания и Сенбакидо и Орантону как вести дела, что можно, а чего нельзя. И пусть только посмеют отказать!

Орантон клокотал и бесился, но все было бессмысленно.

И опять, пользуясь правами автора, я вмешиваюсь в ход повествования.

Льен не мог знать некоторые подробности. Пока. Для Тамелия это было своевременным решением.

Стало известно, что герцог Сенбакидо с помощью двух неизвестных мастеров отстроил корабли самой новейшей конструкции. Не галеры, с большим количеством гребцов, что осложняет дальнее плавание необходимостью в больших запасах провианта и отсутствием свободного места на корабле, а высокобортные парусные суда. Некто обучал команду ходить под парусами. Все это делалось для того, чтобы пересечь Багровый океан. Что, в принципе, невозможно. Но этот настырный кэлл Орандр буквально помешан на своей идее. Вложил в экспедицию немало средств. И вот, теперь корабли готовы к выходу в море. Король решил, во что бы то ни стало, пристроить на один из кораблей своего человека. Этим займется Фажумар. Под любым благовидным предлогом он определит на корабли королевского агента. Он, Тамелий Кробос должен знать, что за сумасшедшая мечта ведет герцога туда, где пройти считается невозможным.

 

Глава 19 Отец

Стоял дождливый серый день. Все небо заволокло тучами. Именно такие серые дни любят недобрые вести. Ту, что предназначалась мне — принес человек, такой же хмурый и пасмурный, как погода. Он приехал из Гризы и разыскал меня в Мэриэге. Его попросил это сделать знакомый, с которым он пересекся на границе. От знакомого к знакомому, из города в город искала меня печальная новость — умер мой отец.

— Увы, он умер не своей смертью. Его вместе с домочадцами убили. Как мне рассказали, в тех краях творятся страшные дела, разбой и бесчинства. Незадолго перед смертью он упоминал в разговорах с людьми, что вам непременно надо съездить в Лавайю, и он очень сокрушался, что вы до сих пор это не сделали.

Дом ваш стоит разграбленный — это то, что знают люди, — человек замолчал. Он вытирал мокрое от дождя лицо краем рукава и оправлял смятую и испачканную грязью одежду. Шумно усевшись поудобнее и поближе к огню очага, — разговор наш происходил в кухне сэллы Марчи, — он с интересом посматривал на меня.

Я молчал. Лицо отца вдруг возникло перед глазами: спокойное, надежное, привычное с детства. Старый верный друг, надолго забытый мной.

Стыдно сказать, но вспомнить о нем меня заставила шкатулка из подземелья Брэд. Я поспешил проститься с ним, забыть о зеленых, как изумруд полях и холмах Гартулы, о родных закопченных и продуваемых ветрами стенах с древним очагом.

Отец был как корни того дерева, из ветвей которого проросло мое детство. Я — никогда не знавший матери, во всем доверялся ему. И вот, теперь мои корни погибли.

— Известно о том, кто убил отца? — спросил я приезжего.

— Мне ничего об этом не говорили.

Я попросил разрумянившуюся сэллу Марчу приготовить нам ужин. Обычно я обедал в кабачках и трактирах с друзьями, но иногда обращался к моей хозяйке с просьбой посидеть на ее уютной и теплой кухне. Она жарила вкусные пирожки, и кладовка ее ломилась от разных запасов. Эта женщина испытывала недостаток в общении и всегда с энтузиазмом поодерживала наши кухонные вечера.

Она быстро накрыла нам крепкий дубовый стол и поставила на него тяжелый канделбр. Сразу стало веселей, только не моему сердцу.

Я пригласил ее посидеть с нами и она, опершись на стол полными и мягкими руками, стала внимательно слушать.

Пока гость ужинал, я спросил его о роде занятий.

Он ездил по торговым делам из города в город, до самых границ Ларотум. Там его и встретил человек из Гартулы.

— А кто этот человек?

— Мой торговый партнер. Его, в свою очередь попросил кто-то из города Хэф. Если надумаете ехать в Гартулу — хорошенько подготовьтесь к этой поездке. И ни в коем случае не ездите туда один.

Я уже знал — кого возьму в эту поездку.

Все время, проведенное мной в Мэриэг, рядом со мной незримой тенью присутствовал Джосето Гилдо. Он был весел, в меру дерзок, вовремя почтителен — образцовый слуга для неженатого мужчины.

Он уже имел случай доказать мне свое усердие и преданность в ночном нападении, в походе в Кесрон, и я молча доверял ему.

Вот и сейчас ему пришлось разделить со мной весь риск от поездки в Гартулу.

Я предупредил своих товарищей — и все они вызвались сопровождать меня, но я сказал, что это личное дело и я сам справлюсь.

— Будьте осторожны, Льен, — попросил Влару.

Гилдо сделал все необходимые приготовления, и мне оставалось только пораньше лечь спать.

Но сэлла Марча постучалась в мою дверь и сказала, что прибыл гонец от герцога Сенбакидо.

Он привез мне письмо, гласившее, что наши корабли готовы к отплытию. '…Ждем вас две саллы, вам этого времени хватит, чтобы добраться до Ритолы. Мне кажется, что ваш отъезд будет очень кстати, учитывая все обстоятельства, в центре которых вы, волей случая, изволили оказаться.

Впрочем, я вам не советчик. Не скрою, мне хотелось бы вас видеть во главе этой экспедиции, ровно столько же, как и подле себя.

Кэлл Орандр Сенбакидо'.

Я почувствовал досаду. Но на кого мне было обижаться — не на Сенбакидо же! Уж точно не он виноват, в моем отъезде на родину. Пришлось сесть и сочинить ответ.

' Высокочтимый таннах,

Благодарю вас за оказанное мне доверие и достойное предложение, но к моему глубочайшему сожалению, буду вынужден отказаться. Непостижимые силы судьбы встали на моем пути в Ритолу.

Печальное известие о смерти моего отца заставляет меня отправиться немедленно на родину, в Гартулу.

Придется мне вместе с вами разделить томление ожидания. Я очень рад за Джильаланг и искренне надеюсь, что она снова обретет свою страну и близких'.

Дописав и запечатав письмо, я задумался — все пошло как-то стремительно гибельно — я ощущал запах опасности, словно она нависала надо мной, кружила рядом, подкарауливала на темных улицах.

Наступил, наверное, тот момент когда, я мог отказаться, уйти в сторону — но я не мог!