Глава 1 Гартула

Мы выехали на рассвете через Арледонские ворота и свернули на Железную дорогу, название которой указывает на то, что по ней возили руду из Аламанте. Мы спокойно доехали до Гризы, самого крупного города Ларотума, что встретился нам на пути. И, в общем-то, на территории Ларотума мне не о чем было волноваться. До границы мы сделали три ночевки. И вот, позади осталась Гриза. Впереди день скачки и мы окажемся в Састе, приграничном гартулийском городке, где я рассчитывал заночевать, и после него, продолжать путь по дорогам родины при свете дня.

Ночь прошла без происшествий, если не считать ужасного ужина, плохой постели и насекомых, которыми кишела гостиница.

— На обратном пути, хозяин, я спалю этот рассадник кровопийц, — засмеялся Джосето.

Мы ехали по безлюдной дороге. В последнее время здесь стало опасно путешествовать.

Наша цель был Гэнгр, место, где имелся большой постоялый двор. Но до него еще нужно было добраться. День близился к закату и мы порядком устали.

Путь наш проходил мимо небольшой лощины. Набежали тучи, и все сделалось каким-то мрачным. Красные паучки кучками перебежали нам дорогу.

— К большому кровопролитию, — хмуро заметил Гилдо.

— Ты веришь в приметы?

— Не во все. Но в эту верю.

— Что ж, считай, что мы предупреждены, — устало ответил я и направил лошадь к небольшому ручью — следовало сделать короткую остановку. Лошади хотели пить.

— До Гэнгра осталось рукой подать, — сказал я.

Мне были знакомы эти места. Еще в далеком детстве я вместе с отцом объехал всю Гартулу. Он навещал своих боевых товарищей, ездил по просьбам барона Мастендольфа, который во многих важных делах нередко прибегал по-соседски к услугам моего отца. Меня баловали одинокие тетушки и старые воины за чаркой вина рассказывали долгие рассказы о делах давно минувших дней. Мы проезжали и этой дорогой. Только она всегда была оживленной и веселой.

На нас напали на повороте, там, где дорога делает резкий изгиб, обходя нагромождение камней и теряясь за ними. С десяток людей преградило нам путь — вилы, пики и топоры, — вот, оружие разбойников, но я опасался не столько его, как двух лучников, занявших вершины каменных насыпей.

— Я отвлеку их, а вы прорывайтесь вперед, — сказал мне Гилдо.

— Идет.

Он запустил кинжалы в лучников, и один — упал.

Гилдо бросился в самую гущу разбойников, размахивая своим топором, и несколько голов полетели с плеч.

Я, наносил удары направо и налево, думая, что мы легко отобьемся-второй лучник не рискнул натягивать тетиву, боясь попасть в своих. Но скоро я понял, что мы попали в ловушку — из-за поворота показалась другая группа людей, которая спешила на помощь к своим.

— Уезжайте! — прокричал мне Гилдо, — я их задержу.

Я так и поступил. Вырвашись вперед, я промчался мимо другой группы, успев на ходу зарубить двоих мечом. Началась бешеная скачка. За мной понеслась погоня.

— Мой конь, добрый друг, только не подкачай, — шептал я. — Здесь столько рвов, ям и ручьев, а до ближайшего укрытия в Гэнгре не меньше двух часов отчаянной скачки. Она измотает тебя.

Добравшись до деревянных ворот постоялого двора, я, что есть силы, забарабанил в них, мой конь с минуты на минуту мог свалиться замертво. Но мне никто не открывал.

— Я подожгу твою гостиницу, — заорал я, — открывай!

Наконец, мои крики были услышаны, и показалась недовольная физиономия хозяина. Человек фигура, которого напоминала пивную бочку, а рыжие лохматые кудри отросли чуть ниже плеч, высунулся и проорал мне в ответ:

— Еще чего! Я сам тебя подожгу, разбойник!

— Я-то вовсе не разбойник, а вот разбойники сейчас тут появятся, если ты не впустишь меня, мне не поздоровится.

— Мне, что за дело!

— А ну, ты сэлл, немедленно открой ворота этому господину! — раздался спокойный и властный голос, принадлежащий, без сомнения знатному человеку.

— Вот, и не подумаю! Что если он привел за собой свою шайку?!

— Я знатный путешественник из Ларотума и на меня самого только что напали!

— Сэлл, если ты сейчас не откроешь ворота, я сделаю в твоем брюхе дырку! — снова вмешался незнакомый голос.

Кажется, этот довод подействовал, и ворота нехотя заскрипели.

Я провел замученную лошадь, и ворота за мной закрылись тяжелой балкой.

— Кто же это коней так загоняет! Бедное животное, — пыхтел хозяин постоялого двора. — Он же вот-вот издохнет.

Слуга отвел моего коня в конюшню, а я вошел в гостиницу, где смог, наконец, рассмотреть человека пришедшего мне на помощь изнутри этой 'крепости' и, только благодаря которому, я оказался в безопасности.

— Хэлл Алозонце. Следую из Фергении в Ларотум.

— Граф Улон, — устало сказал я, — примите заверения в моей благодарности. Если бы не вы, то мне бы пришлось нелегко. Скоро у ворот этой гостиницы появятся бандиты.

— Где они напали на вас?

— Возле каменных насыпей по дороге в Гэнгр.

— Странно, — задумчиво сказал хэлл Алозонце, — обычно вблизи границ Ларотум они не нападали. Совсем обнаглели.

— Какая обстановка в Фергении?

— Плохо. В Миринделле всем правит Есталий Полтрит. Это смешно и страшно. Фергенийский король сам себе не хозяин — каждое свое решение он согласовывает с Полтритом. Строят сразу три храма — это в Фергении, где и без того дела — хуже некуда. Еще немного и римидинцы займут эту страну. О чем думает Тамелий — непонятно, но Фергения разорена, разобщена, и не сегодня — завтра дворец в Миринделле займут новые правители. Сестру короля обвиняют в измене и, возможно, приговорят к казни.

Так вот почему Гилика ничего не знает о своих родных. Я обещал ей выяснить что-либо, но человек, с которым я посылал письмо в Миринделл, к графу Болэфу, бесследно исчез, и я теперь задумался, несвязанно ли его отсутствие с тем, что мне поведал Алозонце.

Я провел тревожную ночь — размышляя о том, что же стало с Гилдо. 'Мне не следовало его бросать',- думал я.

Но он сам сказал: 'уезжайте'.

'В конце концов, он поступил так, как должен был поступить образцовый слуга',- успокаивал себя я, но на душе моей кошки сребли.

Под утро в гостиницу постучали еще четверо приезжих.

— Возле поворота на нас напали! — ругался один из них.

— Там лежал мертвый человек, по виду сэлл.

Я подошел к хозяину гостиницы и спросил, нет ли возможности отыскать моего слугу и похоронить, как подобает.

— Я заплачу тебе хорошие деньги. Мне нельзя задерживаться. Надо ехать дальше.

— Ну не знаю, — промычала бочка, — я подумаю. А сколько дашь, элл?

— На вторую гостиницу хватит. Но без обмана. На обратном пути ты мне покажешь что-нибудь из вещей этого парня. Смотри, если обманешь — спалю твой постоялый двор.

С трудом усыпив свою растревоженную совесть, я тронулся в путь, не переставая сожалеть о Гилдо.

 

Глава 2 Родной дом

Я давно не был в Гартуле и теперь, вернувшись туда, я повсюду увидел следы грабежа и запустения.

Подъехав к дому отца, я с трудом узнал его — наверное, вещи привычные с детства со временем искажаются в нашей памяти и меняют свои очертания после долгой разлуки. Но дело было не только в памяти. Огнем ненависти опалило эти стены. Прочная дверь была сорвана с петель, и на ее месте болтался щит из трех сколоченных вместе досок. Ограда возле дома была разрушена, лишь несколько одиноких столбов уцелели, от роскошной старой яблони перед домом остался обугленный ствол, все окна в доме были выбиты.

Со скрипом открыв тот щит, что служил дверью, я уже подумал, что никого не встречу в этом поруганном месте. Но когда глаза мои привыкли к темноте помещения, я разглядел какое-то движение в углу комнаты — кажется женская фигура, лежала на кровати, она пошевелилась, услышав меня, встала и зажигала лучину. Длинные рыжие волосы вились по ее плечам.

Это была Астратера! Только уже не та — яркая, полная жизненных сил красавица-серцеедка. Это была располневшая, погрузневшая, женщина, с усталыми глазами, и седыми прядками, пробившимися в золоте ее волос, которые я позже рассмотрел при свете дня.

Она сразу узнала меня. Наверное, женщины улавливают какой-то знакомый только им запах, но у них это получается безошибочно.

— Льен!

Я прижал к груди заплаканную Астратеру и усадил ее на кровать.

— Что случилось Астратера, почему ты здесь?

— Случились ужасные вещи, Льен. Ваш отец…

— Я знаю, поэтому я здесь.

— Его убили. Все добро из вашего дома вынесли, а меня… — голос ее оборвался, мне все стало понятно.

Я ушла из замка Хэф, потому что там ко мне приставли всякие мерзавцы, люди Баргаса, безродного пса, который захватил его. И я пришла к вашему батюшке, чтобы укрыться, но они нашли меня здесь. И трое напали на нас. Ваш отец умер, как воин, с оружием в руках, — прерывистым от волнения голосом сказала Астратера.

Ее теплое дыхание я чувствовал на своем лице.

— Его выманил один негодяй, он пытался овладеть мной прямо на улице, перед окнами вашего батюшки. Разве бы он стерпел такое — вы же его знали.

'Да, знал', - подумал я.

— Но его рука?!

— Он дрался левой, но не успел сделать и трех ударов — противник был не только моложе, но, как мне показалось, еще искуснее.

У меня потемнело в глазах, когда я представил себе фигуру моего старика. Отец — это все, что было у меня родного на этой земле.

'Непременно убью негодяя'! — пообещал я себе.

— Как выглядел убийца?

— У него был очень приличный меч и ножны, украшенные мордой черного дракона, с красными камнями вместо глаз.

— Боюсь, что здесь вам оставаться опасно. Переночуйте здесь, и на рассвете я вас уведу в лесную сторожку. Потому что слухи о вашем прибытии скоро достигнут замка Хэф, а именно там прячутся все мерзавцы из окрестных земель.

— Но я то, как раз, хочу встречи с ними.

— Но это надо сделать по уму. Их-то много, а вы — один. И не они вас должны застать врасплох, а вы их.

— Ты — разумная женщина, Астатера. Известно ли тебе что-нибудь об Аньяне или Боголе?

— Они — то ли убиты, то ли в рабство попали. Слухи самые противоречивые!

Долго еще мы шепталсиь в темноте. И я не заметил, как провалился в мрачную и теплую яму, без сновидений. Но что-то вырвало меня оттуда. Может, моя затекшая рука, или ветер, дующий в щели.

Сквозь сон я услышал какие-то звуки. Это Астратера, наклонившись к огню в камине, молилась, призывая Тайалу.

Она — то просила мир для своей родины, то заклинала о мести, то с какой-то непонятной мне звериной тоской молила о любви, то взывала о прощении для себя у тех, кого она обидела, кажется, я услышал знакомое мне имя — Родрико.

Прошел проливной дождь, и может, это было к лучшему — даже мерзавцы не хотят мокнуть под ним, и, подумав об этом, я снова провалился в забытье. На этот рз мне приснился сон.

Увидел я трех человек — мой старый отец подбрасывает меня на руках, так высоко, что, кажется, я вот-вот долечу до неба, и я долетаю. Вижу двух людей — лица их размыты водой, но я видел похожих на них людей прежде в своих видениях — женщина и мужчина. Они молчаливы, но рады мне. Рады, что я приехал!

Встав на рассвете, я осмотрел дом, все возможные места для тайников были мной проверены, но, увы, я ничего не нашел, это еще больше меня обозлило!

Раздались тихие шаги, это Астратера пришла с бадейкой воды, она поставила чай. После мы стали собираться.

— Я узнала от людей в замке Хэф, что на вас готовится нападение.

— Мне не привыкать, Астратера.

— Говорят, что это тот подонок, убивший вашего батюшку, собирает всех мерзавцев в округе. Они хотят напасть на вас большим отрядом.

Я призадумался.

— Послушай, Астратера, а ты можешь провести меня к Лунной горе?

— Зачем вам это? — хмуро спросила она, — хотите ее повидать?

— Ты о Нэлле?

— Конечно! О ком же еще! Вы ведь ее любили?

— Глупенькая! С чего ты взяла?

— Люди всякое болтали.

— Люди! — усмехнулся я, — и это говоришь ты. Женщина, которая сама всю жизнь страдает от досужих сплетен! Нет, Астра! Я никогда не любил Нэллу, это уж точно. Но я — ее друг и она отчасти из-за меня пострадала в жизни. Я хочу найти ее и объяснить это. Раньше мне смелости не хватило.

— Это вы зря! Она-то до сих пор от вас без ума! Вы так ничего и не поняли в женщинах!

— Боюсь, что ты права — так ничего и не понял! Но все равно — я должен. Ты проводишь меня?

— Но это очень опасно!

Взглянув в мои полные упрямства глаза, он поняла, что спорить бесполезно.

— Есть одна тропа, — сдалась она.

 

Глава 3 Лунная гора

Я встретился с ней — с подругой моего детства. Но от шаловливого ребенка, от задорной веселой девочки не осталось ничего. Полные бездонной печали глаза женщины, не знавшей любви, глядели своей темной пропастью на меня — ее высушили, выстарили и заставили умереть — только так приобретается способность проникать в души других, а у Нэллы появился этот дар. Она выстрадала его, была при смерти, ее сожгла страсть, и иссушило разочарование — ничего более не ждала она от мира, ничего не ждала от меня — Астратера ошиблась. Не всегда люди замечают перемены в других — тайные, ведомые только им одним. Они видят поверхность и никогда не касаются глубин. Да и на свои глубины боятся опускаться.

Я увидел то, что не поняла, не заметила Астратера.

В Нэлле было почти то-же, что когда-то поразило меня в сестре фергенийского короля. То, что отличало Гельенду от других людей. Но и эти три женщины были не похожи друг на друга — сестра короля была не только непризнанной пророчицей и колдуньей — она была борцом — она пыталась, хоть и безуспешно, влиять на ход событий; Гельенда, обладая огромной силой, служила людям — ежедневным самоотверженным трудом она оправдывала свой дар. Нэлла была звездой — она видела все несовершенство мира — плакала и страдала, но вдали от него. Она не вмешивласть в его дела, словно берегла свои силы для какого-то единственного неповторимого взрыва.

И, как оказалось, именно я принес ей причину, для того, чтобы совершить этот акт самоотречения.

— Я тебя ждала, Льен, — прошелестел ее голос. — Садись.

Я присел на грубосколоченную скамейку и засмотрелся на ее лицо — оно завораживало меня, и на мгновение моя душа унеслась в какие-то неведомые мне миры. Черная пропасть, полная звезд, и я на неведомом мне берегу держу в руках нежные руки и прижимаю к себе самое красивое во Вселенной телой. Чувство полнейшего неестественного счастья и нечеловеческого бытия наполняют меня, и я лечу весело и равнодушно — передо мной проносятся звезды и миры, и цветочные поляны и океаны и самые чудесные женщины мира. Лица друзей и врагов мелькают как в калейдоскопе, синие глаза Фэту и ее волшебная улыбка. Все закончилось так же внезапно, как и началось. Колдовство прекратилось: я вернулся на грешную Аландакию.

Выйдя из оцепенения, я почувствовал что-то необыкновенное, что появилось во мне — словно другая сущность прошла через мое тело.

— Ты любишь! — грустно пропел ее тихий голос. — Она прекрасна! Но мне тебя очень жаль, Льен.

— Ты не хочешь спросить, зачем я пришел?

— Я и так знаю. Но тебе не в чем каяться — ты не виноват. И тебе нужна помощь. Я помогу. Идем за мной.

Она отвела мена по тропинке, которая вела по склону горы. Мы встали над обрывом. Внизу шумела река.

— Возьми меня за руку.

Чудесная сила, словно облако, понесла нас вниз. Мы зависли над самой водой.

— Теперь ты войдешь в гору и получишь все, что пожелаешь. Меня больше не ищи — я стану частью этой горы.

— О чем это ты, Нэлла?!

— Прощай! Мой любимый! — и с этими словами она превратилась в сияющий источник, непередаваемой силы, и бил он прямо в расселину горы.

Гора, расступилась, и нога моя, сама по себе, сделала шаг. И я, внутренне содрагаясь, вошел в черную пасть. Где-то в самом центре ее бил неведомый свет: то изумрудный, то алмазный, то рубиново-красный — необъяснимое колдовство влекло меня туда.

Время моей жизни пронеслось сквозь мою голову. Я чувствовал его! Меня сжало до состояния муравья, а потом рассеяло по бесконечности! И от боли свет померк в моих глазах. Я потерял сознание.

Чудилось мне: будто дух мой оторвался от тела, и разделился на три части. И увидел я как трое мужчин вышли из Лунной горы — все вооружены и жестоки.

Один — это был я, тот, что входил в гору. Он стал злее, безумнее и смертоноснее. Второй — тоже был я! Я осознавал его именно так. Только возраст его был другой — сорок-сорок пять лет. Лицо этого человека тронуто и временем и событиями. Опыт-вот, что отличало его. Он не просто дрался, он рассчитывал. Тактика, умение и полнейшая холодная жестокость — без капли эмоций. Ему вообще было все равно — его не цепляли никакие чувства. Он точно знал: что надо делать — и делал. Это было Знание. И я вспомнил, где однажды видел этого человека — он учил меня в замке мага.

Третий — я с трудом узнал в этом старике, живущем на горе, пасущем ветельеров, хитром и нсмешливом-самого себя. Дело было не в седине, не в морщинах, а в совсем другом мышлении. Он по-иному смотрел на мир — этот старец, он знал его до мозга костей.

Он крутил им как хотел. Он был властелином, и ему это давно наскучило.

О, боги! Неужели я буду этим стариком?

Но возможно ли такое? Возможно ли, чтобы эти трое вышли из одной точки? Оказались в одном времени и месте?

Они не здоровались, не смотрели друг на друга, они не проявляли друг к другу никакого любопытсва, но действовали сообща-единой силой.

И самое страшное, непривычное и непонятное — это то, что я жил, чувствовал их единым сознанием.

В бою все трое знали толк. Кровавая резня — вот, зачем они здесь собрались. Лунная гора давно была окружена. Убийцы ждали графа Улона из Ларотума. Они не знали, что ждет их.

Три меча обрушились на их головы. Тот, что помоложе, стало быть, я, немного спешил, делал чуть больше движений, еще он был под властью гнева, полон силы ненависти. Сорокалетний — был во всем уверен и равнодушен. Он искусно делал привычную работу. И знал, что ему нет равных.

Старик вообще не напрягался — он сам вел мечи противников, а те — просто шли на его меч. Убийца шли к нему на лезвие, как тупые бараны, и он просто накалывал их на острие.

От большого отряда, окружившего Лунную гору, не осталось никого живого.

Старец и сорокалетний воин, молча, поклонились мне и растворились в зеве Лунной горы. Сознание полностью вернулось ко мне. Я больше не чувствовал за троих. Я был самим собой.

Я устало озирался вокруг — одежда была залита кровью. Я, ничего не понимая, осматривал поле битвы.

Послышались легкие шаги, и из темноты просочилось несколько белых фигур с факелами.

— О боги! Что здесь творилось? — сказал голос жреца. — Она была права.

— Где Нэлла?

— Нэлла?! О ком вы спрашиваете, глупец?!

— О вашей помощнице — молодой жрице!

— Той, что с легкостью отдала вам свою жизнь?

— О чем это вы?

— Разве вам бы хватило своей собственной силы, чтобы попасть в гору? Нэлла отдала вам все.

До меня стало медленно доходить. Так вот в чем было ее предназначение — из-за меня она погибла! Мне окончательно стало не по себе.

— Не из-за тебя, — прошелестел знакомый голос.

— Кто это? — взволнованно спросил я.

— Лунная гора, — ответил старик. — Нэлла стала ее душой, вечной хранительницей.

— Льен, прощай! — снова прошелестел тихий голос и замолчал навсегда.

Старый жрец приказал двум помощникам идти за подмогой в деревню, для того, чтобы убрать тела. Сам он не мог прикоснуться к ним, а должен был творить молитвы и обряды, чтобы очистить подножие горы от скверны — сама гора была священной и являлась источником чистоты. Особенно родник, который бил у восточного подножия.

Я попрощался с Астратерой, которая плакала у меня на груди, я прижал ее к себе, думая, что больше никогда не увижу. И никогда более не увижу развалины моего родного дома.

Один я возвращался в Ларотум. Но я знал, что все происшедшее у Лунной горы — еще не конец. Что оставались другие убийцы. И отец мой до конца не отомщен.

И на границе Гартулы, в пустынном месте меня поджидали те самые люди, к которым у меня был счет.

Меня окружили трое. Это были не благородные люди и одеты они были как разбойники.

Но вот одного из них я узнал — хорошо знакомый мне Анфран Наденци. Он тоже узнал меня — еще бы! Он обрадовался и нагло улыбнувшись, приподнял руку. Неудивительно — ведь он искал встречи со мной. Он держал руку на гарде меча в ножнах с мордой черного дракона, с красными камнями вместо глаз! Кровь прилила к моему лицу — так вот чья рука остановила жизнь старого рыцаря из Гартулы!

— Наденци, прежде, чем ты поднимешь оружие, позволь узнать — зачем ты убил старика, моего отца?

Он холодно рассмеялся и даже не думал отвечать.

Наемник дал возможность двум сообщникам напасть на меня — я их уложил. Пришлось призвать на помощь все свои возможности, весь опыт и умение. Но Наденци как-будто и не сомневался, что я разберусь с ними — он ждал свою драку. Он сам хотел убить меня. Но Наденци не знал, о моей подготовке в замке духа, он не видел, как я дрался на Лунной горе. И он был неприятно удивлен, когда понял, что дерется не только с равным себе, но что моя подготовка и мастерство уже превзошли то, чем обладал он.

Еще раз мой меч скрестился с мечом наемника.

На этот раз я нанес ему тяжелую рану. Он умирал. Кровь не была заметна на его черной куртке. Но на траве, примятой его телом, быстро растекалось пятно — оно делось все шире и шире, и Наденци стремительно бледнел.

— За что ты убил старого человека, моего отца? — еще раз спросил я его, уже не надеясь получить ответ. Но он ответил.

— Ни за что! За деньги! За золотые баали, или ты забыл, что я наемник, глупец!

— Кто заплатил тебе?

— Неважно, — прохриел он, — за все в своей жизни теперь благодари короля, нашего властелина. Ему было нужно, чтобы ты убрался из Мэриэга — и ты убрался. Не повезло мне, — как-то устало пробормотал он, и глаза его закрылись.

Едва сдерживая отвращение, я подошел к его телу и проверил карманы. Нащупал небольшой круглый предмет: серебряный перстень — печать моего отца! Я не мог поверить своей удаче.

Теперь еще одна тайна шкатулки откроется мне.

 

Глава 4 Снова Мэриэг

Но, продолжая свой путь в Ларотум, я задумался о словах Наденци — они не выходили у меня из головы. Он ясно дал мне понять, кто виновник несчастья, кто натравил на меня убийц. Но возможно ли такое? Король? А почему, собственно, нет? Я уже много раз прямо или косвенно стал помехой в его замыслах, я на стороне принца, с которым он тайно враждует.

Но ведь я для него не такая уж важная птица. И, тем не менее, меня хотели убрать. Нельзя сказать, что я смог сразу же справиться со своими эмоциями — гнев овладел мной. Это было так, словно ударили плеткой по спине!

Тут же я дал себе слово вставать на пути короля всякий раз, где угодно, мешать ему в любых планах.

— Тогда вас, достойный кэлл, точно раздавят как букашку, — возразил мой внутренний спокойный и рассудительный голос.

— Ну и пусть! А мне наплевать! — весело и самоубийственно воскликнул тот, другой, живущий в моем сознании, которому все равно — он любитель подразнить смерть. Но инстинкт — вещь серьезная. Он не советовал — он удерживал от безрассудных поступков — и весельчак, привыкший бывать на короткой ноге со смертью, и мудрый расчетливый старец — все это странным образом уживалось в моей душе, не давало сорваться с тропинки в пропасть.

С кем разделить свое горе, если не со своими друзьями. После возвращения я сразу же направился в заведение сэлла Фаншера.

Все наши были в сборе.

— Как вы съездили, Льен? — спросил Брисот.

— Удачно, если можно назвать удачей то, что я разобрался с теми, кто убил барона Жарру.

— Льен, — тихо сказал Флег, — я тут сочинил небольшую песню в память о вашем отце, вы хотите послушать?

Чувство такта и душевность всегда особенно отличали Влару, и я за это его очень любил.

— Пойте вашу песню, Флег! Мой отец заслужил ее.

Влару сделал проникновенное лицо и пробежался пальцами по струнам. Что-то защипало у меня в глазах, и я уставился на огонь. Тихим голосом, под низкие аккорды пел наш друг, а мы его слушали.

Я помню слова отца.

Простые слова о славе:

Будь стоек, сынок, до конца

Вступая в битву за слабых.

Он — старый воин-

Рубака — отец,

В бою потерявший руку.

Собственной жизни творец,

Всегда презиравший скуку.

Он мост отбивал

И над ним господин-

Дух его сильный, смелый.

Привык он с судьбой один на один

Вершить свое вечное дело.

Падали стрелы дождем на сердца —

Просто, без злобы и мести.

Запомнил я крепко слова отца,

Простые слова о чести.

Еще мне напомнил отец в тишине

Девиз свой простой: 'Впереди!'

Будь первым и в мире и на войне,

Следуя долгу, иди.

Что-то стиснуло мое сердце, и я немного прокашлялся — Влару сумел подобрать нужные слова, и я частенько потом просил исполнить полюбившуюся песню.

— Спасибо, Флэг! У вас здорово получилось.

 

Глава 5 Новости. Еще один слой шкатулки

Мои друзья ошарашили меня новостью: наш Орантон вступил в Союз мертвых аясков.

— Интересно, какое отношение принц имеет к аяскам?! — смеялся Караэло, — мать фергенийка, отец из династии Кробосов из Митана.

Но, тем не менее, принц совершил глупость — в этом наши мнения объеднились и мы все не понимали, зачем это нужно его высочеству.

— Какое отношение к делам ордена Дикой розы имеют аяски? — недоумевал Паркара.

— Наивный вы человек, это очередная партия при дворе, сильная партия, под началом Турмона. А кто не с ними, тот против них. Именно на это намекнули принцу. Поманили его, сказав, как-бы, между прочим, что самые сильные вельможи королевства очень хотят видеть его на троне. Говорят, что возле принца увивается одна новая пассия. Быть может, это она повлияла на его решение.

— И каких шагов они ждут от принца?

Но наши вопросы пока оставались без ответа.

Из Гартулы я привез перстень отца и предпринял еще одну попытку открыть шкатулку из подземелья Брэд.

Принц высказал мне свои соболезнования в связи со смертью барона, и выслушал историю моих злоключений. Разумеется, некоторые подробности, связанные с мистикой, я опустил.

— Вот его печать, — сказал я и протянул массивный перстень из черного металла. Орантон вытащил шкатулку и сказал:

— Настала ваша очередь прикоснуться к ней.

Странно, но что-то дернуло мою руку, едва я присоединил печатку к рисунку, выгравированному на крышке.

Никаких чудес не произошло — мы открыли еще одну крышку — под ней была — другая.

Принц хмыкнул.

— Я почему-то подозревал, что так будет, — сказал он.

Мы стали внимательно изучать новый рисунок. Он представлял собой три буквы.

— Что это за литеры? — удивился Орантон.

— Фергенийские, — ответил я и стал напрягать свою память: где-то я уже однажды видел их. И вспомнил: кольца принцессы!

Я был настолько удивлен очередным совпадением, что не смог ничего объяснить принцу.

— Ну! — нетерпеливо спросил Орантон, — я вижу, что эти знаки вам тоже знакомы! Не так ли?

Я покачал головой.

— Вы будете отпираться, что не знаете их? Я заметил по вашему лицу, что вы крайне удивлены. Я требую объяснений!

— Я не буду отпираться — мне известны эти знаки. Но я не могу объяснить себе связь между всеми гербами и символами, заключенными в ларце. Я узнал знаки фергенийской принцессы.

— Маленькой Гилики? Но здесь выбит не герб Фергении.

— И все-таки, этот рисунок имеет прямое отношение к ней.

— Чем можно открыть этот слой? Одним предметом, то есть перстнем, здесь не отделаешься.

— Здесь надо использовать три кольца. Но их нет. Мне точно известно. Что они утрачены.

— Вот как, — задумался принц. — Вы знали всех, чьи гербы изображены здесь, кроме графов Коладон. Кстати, откуда у вас перстень Гаатцев? Я забыл спросить в прошлый раз. Мне известна мрачная судьба графства.

— Я получил его от одного человека — он приобрел его по случаю у бывшего слуги графов. Он просил меня вернуть перстень — и я вернул.

— Но кто он?

— Один торговец — заурядная личность.

— А-а! Хорошо бы выкупить у него эту драгоценность. Она имеет цену, как все редкости. А еще у нее есть своя история.

— У всего есть истории, — улыбнулся я. — То, что сейчас происходит с вами и даже со мной, через десяток лет тоже назовут историей.

— Есть ли хоть какая-то возможность открыть эту крышку? Я хочу добраться до последней — даже, если это чья-то хитроумная шутка. Мной овладел азарт. Как были утрачены кольца?

— Кажется, их украли.

— Где это произошло?

— Во дворце.

— В Дори-Ден?! — воскликнул принц.

'А что вы думате, ваше высочество, во дворцах не воруют'? — подумал я.

— И предпринимались хоть какие-то попытки отыскать пропажу?

— Вероятно, да. Но кольца, хотя и золотые — не такая уж редкая драгоценность. В утешение — принцессе, насколько мне известно, были подарены жемчуга и лошадь.

— Да-а, только не говорите мне, что мы с вами зашли в тупик.

'Отчего же, таннах, с вами и в тупике весело находиться'! — снова мысленно ответил я.

У меня до сих пор, не выходило из головы необдуманное, бессмысленное решение Орантона вступить в ряды аясков.

Дать королю карты против себя! При случае ему, ой, как может повернуться эта дружба с заговорщиками.

Ведь, несмотря на все уступки, король, по природе, злопямятный человек, в чем мне придется еще убедиться лично, на собственной шкуре, никогда не переведет тех арледонцев, габерцев и иже с ними из рядов заговорщиков в обыкновенных подданных.

Тот, кто однажды поднял свою голову-поднимет ее снова. Таково было мнение Тамелия Кробоса, и, в общем, он был прав.

— Вы же нашли однажды кольцо Коладона. Я подозреваю, что что-то связывает вас с этой шкатулкой. Но что?

— Не знаю, но очень хочу узнать, таннах.

Принц отдал шкатулку мне.

— Вашей настырности хватит, чтобы докопаться до сути.

 

Глава 6 Ночная прогулка с принцем. Заговор аясков

Кто бы мог подумать, что я, волею случая, снова окажусь в непростой для себя ситуации, в очередной раз, выручая принца.

Как я уже сказал, он, по своей глупости или неосмотрительности, вступил в Общество мертвых аясков.

Но ему показалось мало простого бездеятельного членства. 'Аяски' постарались втянуть его в самую гущу событий.

Я обдумывал. Чего добивались Олдей, Никен и другие? Хотели заменить монарха? Это была одна из причин, по которым они обратились к Орантону. Он был как некий баланс, не дававший окончательно расшатать этот хрупкий мостик между мирами.

— Сегодня вечером, ты, Орджанг, будешь сопровождать меня на прогулке, — заявил Орантон, — с некоторых пор он стал отличаться требовательностью и безапелляционностью.

— Я плохой спутник в делах амурных, — засмеялся я.

— Ты знаешь, Орджанг, я ведь об этом хорошо осведомлен. И разве я говорил о свидании с женщиной? Хотя, в наше сумасбродное время не исключено, что там может оказаться и женщина. Нет, Орджанг, ты будешь нужен мне как хороший боец в случае опасности.

— Значит, мы идем на политическое свидание, — усмехнулся я.

— Много знать — это не значит много обсуждать! — глубокомысленно изрек Орантон.

И мы через час встретились на улице Ленточников. Уже порядком стемнело и, стараясь не привлекать к себе внимания, мы свернули в переулок Умников, оттуда дошли до самого конца и вышли на улицу Золотых мастеров.

Там нас ждали двое мужчин. Все вместе мы отправились на Гостевую улицу и вошли в ближайший кабачок. Я смог разглядеть наших гостей.

Один из них был граф Олдей. Он узнал меня и кивнул мне в знак приветствия, а второго мне представили как барона Никена.

— Ого! В какую компанию я попал! Интересно, что нужно этим двоим — они вовсе не те люди, которых стремится увидеть в Мэриэге Тамелий Кробос, а, если, и стремится, то, скорее всего, в качестве пленников.

Меня ни во что не посвящали, и разговор был мне абсолютно непонятен. Но зато они прекрасно поняли друг друга.

Все бы ничего, но самое досадное в нашей прогулке по ночному городу, ее завершение: когда мы вышли из кабачка нас уже ждали пятеро неизвестных, в масках, но со знаками ордена мадариан на плащах.

Принц тоже захотел поразмахивать мечом, ему удалось легко отбить с десяток ударов. Но ему достался не самый сильный противник. Нам пришлось куда веселее. Разбив наглецов и никого не оставив живым, мы обменялись замечаниями.

— Ну что ж, славно мы тут порубились! — весело сказал граф Олдей.

— Давно мечтал о такой разминке, — подтвердил Никен, — а самое для меня приятное, что эти наглые юноши принадлежали ордену, который я собираюсь преследовать всю свою жизнь.

Я раздумывал, наблюдая за мрачной решительной физиономией Никена. Вспоминая то, с каким упорством он рубился с мадарианином, я, честно говоря, не знал, что для него лучше — узнать ужасающую правду о брате Фен Реза, или продолжать войну под знаменами своей ошибочной ненависти к человеку, виноватому, единственно, лишь в любви к его жене.

Что делать — сказать ему? Не поверит! Не захочет верить! Вся жизнь его тотчас потеряет смысл — ненависть и мщение — вот, что им сейчас движет и вера в богов здесь не причем!

Людям всегда требуется объяснение — иначе жизнь теряет смысл. Они с радостью готовы назначить кого-нибудь виновным во всех своих бедах, потому что заглядывать в глубины самого себя и искать ответы там еще страшнее.

Мы вежливо раскланялись и расстались. Я очень надеялся, что судьба более меня не сведет с этими людьми.

Но Орантон уже летел как огонек на пламя.

Аяски явно что-то затевали. Однажды принц отправил меня с зашифрованной запиской в тот же трактир. То, что она была зашифрована — можно было не сомневаться. Во-первых, она не была запечатана: клочок бумаги. А во-вторых, я не мог удержаться и не прочитать: 'Привет, моя розочка. Твой волк'. Это было в начале. И дальше какие-то бредовые стишки. Я должен был оставить ее на столе под кружкой или бутылкой. Я так и сделал. Но, выйдя из трактира, я тут же вернулся. К моему удивлению, к столу подошел некто Арджин Тепрус. Этого человека я уже видел однажды в доме барона Товуда.

Снова под прикрытием плаща я следил за персонами, вызывающими подозрения. И Тепрус привел меня к одной загадке.

Ей оказался Аберин Бленше.

Один камень в Болтливой стене явно служил для тайной переписки. Тепрус аккуратно выдвинул его и вложил туда нечто. Вскоре появился Аберин. Оглянувшись по сторонам, он вытащил тот же камень и достал оттуда что-то. Я был готов дать голову на отсечение, что это все та же записка, которую я принес от принца.

Итак, Арджин Тепрус, знакомый зятя коннетабля — связан какими-то делами с Аберином Бленше, человеком, которого прочат на место Турмона.

Одно из двух: либо в доме, близком к Турмону, завелся предатель и этот человек Тепрус. Либо…у меня появилась догадка, и следовало как можно быстрее найти ей подтверждение. Иначе…Орантона в ближайшее время ждут большие неприятности.

А значит и всех, кто находится при нем. То есть меня и моих товарищей. Мне стало не по себе. Принцу готовят ловушку.

Спасительная догадка заключалсь в следующем.

Я отлично помнил, как однажды принц посвятил меня в свою договоренность с Турмоном — держать короля в неведении относительно их истинных взаимоотношений.

Что если…здесь аналогичная ситуация? Кажется, до меня стало доходить, чего хотел Турмон.

Он отлично понимал, что рано или поздно король найдет ему достойную замену. И он сам решил подготовить себе почву на будущее. Аберин Бленше был человеком, подходящим на эту роль. Был рядом. Он был учеником в делах войны. Как говорили: преданным ему учеником. Что за кошка пробежала между ними? Почему ни с того ни с сего Аберин подался к королю?

Турмон никогда не казался мне слишком простым. Он давно уже понял, что играть с Тамелием честно — значит проиграть ему. И почему бы не сделать так, чтобы Тамелий сам захотел приблизить к себе Аберина. Допустим, этот план созрел в голове коннетабля. Он обсудил его с ним и Аберин был готов на все для своего учителя и друга.

И вот, Аберин приходит к королю и доводит до его сведения некоторые вещи о непорядках в армии. Он спорит по всем вопросам с Турмоном и отдаляется от него. Про их раскол снова доносят королю. Итак, верный человек найден. Тамелий возлагает на него большие надежды. Тем более, что в истории с заговором Сорока коннетабль уже полностью утратил доверие короля. Его неповиновение оставили без внимания, но это не значит, что его простили или забыли.

Это понимали обе стороны.

Далее. Обладая реальной властью над армией вэллов, эти двое — Турмон и Бленше — могут претендовать на то, чтобы поддержать любой ход событий. Пока их устраивал Орантон, как достойная замена ныне здравствующему монарху.

Неплохой план. Но моя версия еще нуждалась в подтверждении. И я решил вплотную заняться Аберином. Но слежка за ним ни в чем меня не убедила. И я снова решил напрямую спросить принца.

— Вам известно, ваше высочество, о том, что Арджин Тепрус и Аберин Бленше связаны более, чем обычные знакомые? Они даже читают одни и те же письма.

Принц выкатил на меня свои глаза и зашипел:

— Что ты, что ты! С ума сошел! Что ты орешь!

Лицо его покраснело.

— Откуда тебе это известно? — спросил он, отдышавшись.

— Я сам видел, как один передавал вашу записку другому. Вам не кажется, что это слишком…неосторожно.

— Так. О том, что знаешь — молчи!

— Но вы хотя бы намекните — вы знаете об их…дружбе?

Орантон кивнул головой.

Итак, все стало на свои места. Найдя подтверждение своей догадке, я ничуть не успокоился.

Во-первых, я теперь фигура опасная для принца и других заговорщиков. Конечно, он уверен во мне. Но чем больше людей знает о заговоре, тем больше вероятности, что он будет раскрыт.

После нашей беседы Орантон ко мне с подобными поручениями не обращался. И на тайные свидания мы с ним не ходили.

 

Глава 7 Магические доспехи

Юнжер выполнил обещание и вывел меня на отца. И хотя тайное посещение сборища магов не принесло мне ровным счетом ничего, я все же оценил его содействие, не взирая, что оно было продиктовано отнюдь не благородными мотивами.

После возвращения из Гартулы я снова увиделся с ним.

Лицо его как всегда — предвещало беспокойство, которым был исполнен этот человек.

— Что на этот раз случилось с тобой, Юнжер?

— Я встал на пути у черных магов. Забрал без разрешения их вещи на продажу. За что они на меня и ополчились.

— Уж, не за те ли чудесные кольчуги, которые никаким способом пробить невозможно, и дивные мечи, что легки как перья птиц, а по силе удара превосходят кузнечный молот?

— А откуда вы слышали про…

— Я же говорил, что у меня много друзей!

— Тогда причина была в другом, а вот сейчас вы угадали точно. Сначала я помогал им, а потом…немного увлекся.

— Это теперь так называется! — иронично заметил я.

— Что?! — с вызовом спросил Юнжер.

— Твоя вечная глупость. Тебе — жить скучно? Нечем заняться? Твой отец в одном прав — всю твою энергию бы да в мирных целях!

— Вы тоже заладили!

— Но мне надоело тебя из дерьма вытаскивать. Все! В последний раз. Надеюсь, ты все-таки захочешь человеком стать. Только на этот раз я тебе за так помогать не стану. Говори, что тебе нужно сейчас, а потом — что можешь предложить взамен.

— Мне надо сто золотых баалей.

Я присвистнул.

— Сейчас я могу дать тебе только половину этой суммы, но как тебя угораздило?

— Проигрался в пух и прах — магическая кость, которую мне дал черный, подвела меня. Это их месть за то, что я их подвел.

— Я дам тебе сто баалей, если ты мне предложишь что-то взамен.

— Вы же воин, не так ли? А что нужно воину?

— Ну, хорошее оружие, например, добрая кольчуга, которую ничем пробить невозможно. Ты, вроде, упоминал о своих связях с черными магами, торгующими оружием.

— Не совсем так. Я помогал в доставке этого добра. Находил нужных людей. Торговать они ничем не собирались — все это предназначалось для одного мадарианского ордена.

— Вот как? И зачем все это им нужно?

— Вы меня удивляете! — поразился Юнжер, — орден Черного Лиса хочет стать самым могущественным и непобедимым. В этом очень заинтересованы важные люди.

— И король?

Юнжер кивнул.

— Так, ты бы смог достать для меня и моих друзей те замечательные мечи и кольчуги?

— Увы, все, что было у меня, я продал. Но я знаю, как добыть еще. Правда, это связано с определенными трудностями.

— Какими?

— Надо будет выследить людей, которые добывают для нас это оружие.

— Ты сможешь это сделать?

— Наверное, смогу.

— А как много ты продал?

— Десять мечей и два доспеха, а три меча проиграл.

— Кому — помнишь?

— Одному купцу Гаспеху.

— Погоди, это имя мне знакомо. Но он же торговал в Сафире.

— Нет, в Сафире живет его брат. А этот занимается металлом и оружием — он из гильдии оружейников. Вот у него то и узнайте — кому достались те предметы.

— А как насчет той партии для ордена. Где все это добро?

— Не знаю. Я ведь только посредник. Но планируется что-то очень важное. Уж поверьте мне!

— Как много изготовлено этих вещей?

— Человек сто хватит вооружить, мне кажется.

Я присвистнул.

— Слушай, Юнжер, держи сейчас пятьдесят баалей. Ты рассчитаешься со мной сполна, если узнаешь для меня, где изготавливают это оружие и где оно хранится. А за доспехи и оружие для пятерых человек я тебе хорошо заплачу. Понял?

Не сумев открыть шкатулку в очередной раз, я решил спросить совета у своего приятеля, королевского архивариуса. Как знать, возможно, секрет шкатулки скрывается в многочисленных свитках в его хранилищах. Я рассказал ему вкратце о гербах на шкатулке. Но Дишар остудил мой пыл.

— Обычно такие вещи делаются как головоломка. Открываешь один слой — далее следует другой. Бессмысленное, на мой взгляд, занятие. Мне ничего о вашей загадке не попадалось на глаза. Но если хотите, я почитаю все, что есть в архиве об этих семействах. Быть может, отыщется какая-то связь. Но вот ваш отец, гартулиец…Это единственное, что усложняет дело.

Юнжер дал мне адрес Гаспеха, хотя я и так бы его нашел. В таком городе, как Мэриэг, найти самого важного купца — оружейника дело легкое. Я постучал в дверь дома на улице Лупони. Открыл слуга. Держать слуг мог позволить себе очень богатый купец.

— Я бы хотел видеть купца Гаспеха.

Но не так-то просто, оказалось: встретиться с ним — меня тут-же спросили:

— А что вы хотите от него?

— Я по торговому делу.

— Благородные люди по торговым делам не ходят, достойнейший кэлл.

— А ну, старик, зови скорей хозяина!

На звук моего голоса вышел высокий дородный человек с красивой окладистой бородой.

— Что случилось?

Он внимательно уставился на меня темными упрямыми глазами.

— Дело есть. Обговорить бы надо. Хочу меч купить из новомодного сплава, что по слухам впятеро легче стали будет.

Лицо Гаспеха перерезала гневная морщина.

— Это что же вы, добрый кэлл, народ слухами смущаете? Кто же на свете такие чудеса видал? Всем известно, что лучшей признана римидинская сталь, о другой — я не слыхивал.

— Послушайте, Гаспех, нам надо уединиться и обо всем потолковать без шума.

Он хмуро взглянул на меня и рукой показал в дом.

— Идемте.

Мы спустились в глубокий, просторный подвал, заваленный различным оружием. Гаспех показал мне на табурет и сам уселся.

— Как я уже сказал, Гаспех, с недавних пор в Ларотум стало появляться чудесное оружие. Из верных источников знаю — есть такие вещи, и слухами здесь не пахнет. И они вас очень пугают — ведь изготовление таких предметов разорит ваше дело, если не возьмете его в свои руки.

Скажу вам, что многим благородным родам это также будет не по вкусу, потому что волшебное оружие попадет в орден Черного Лиса. И тогда они станут всесильными. Теперь вы понимаете, Гаспех, что у вас в вашей беде есть союзники. Ежели, Гаспех, вы что-то знаете — поделитесь со мной.

Он молчал.

— Мне известно, что у некоего лица вы приобрели десять мечей и три доспеха. Вы можете сказать, к кому они ушли?

— Зачем вам это?

— Хочу перекупить.

— Я не знаю имен.

— Да ну?!

— Я не распространяюсь о своих заказчиках. Могу сказать, что это не здешние люди.

Купец хитрил.

И только тут я понял, что большую часть оружия он никуда не продал, а, скорее всего, держал у себя. Ведь появление в продаже таких вещей вредило его оружейному делу. Он был заинтересован скрывать их, пока сам не найдет выход на его изготовителей.

— Знаете, Гаспех, если надумаете продать мне что-нибудь, то обещаю дать хорошую цену и помалкивать обо всем. Вы поняли мое предложение? Судя по всему, вещи то магические.

Кстати, можете спросить обо мне у брата. Однажды я ему помог избежать смерти от грабителей в Сафире.

 

Глава 8 Объявление о борьбе с орденами

Король объявил преступной деятельность всех орденов, обеспечивающих защиту незаконных культов и языческих обычаев. Единственным орденом, который действует в Ларотум с дозволения королевской власти, объявлен орден Белого Алабанга.

Все остальные ордена и организации будут жестоко преследоваться по закону, если их деятельность не будет одобрена королем.

Магистры орденов караются смертной казнью, посвященные и адепты отправляются в заключение или в изгнание.

Кроме этой новости, взбаламутившей Мэриэг, были и другие. Странные слухи расползлись по городу.

Некто принес начальнику Ночной стражи анонимное письмо, найденное у Болтливой стены. В нем будто говорилось об убийстве Ильберга, старшего брата Тамелия и Валедо.

Уже, более семнадцати лет, считалось, что Ильберг погиб на охоте — роковая случайность: помчался за оленем, лошадь, неудачно перепрыгнув овраг, упала. Король разбился насмерть. Немудрено, что Тамелий не любит охоты.

В письме утверждалось, что есть человек, причастный к трагедии. Будто в ветвях мафлоры прятался злоумышленник с зеркалом в руках. Он светил лошади в глаза, когда она прыгала через овраг, ослепил ее на миг вспышкой света и потому-то она оступилась.

Версия фантастическая. Но если подумать…, кто знает. Я размышлял. Разве можно был рассчитать, по какой тропе король будет гнать зверя? Поймать лучи солнца в густом лесу зеркалом и вовремя направить их в нужном направлении?

Хотя! Если предположить, что кто-то готовил покушение, то он должен был все возможности просчитать, все предусмотреть и проверить.

Возможно, кто-то знал: по каким тропам будут преследовать зверя, кто-то мог направить охоту отдельно от короля, который был по природе азартным и страстным охотником, помог ему вырваться вперед, где его поджидал человек на дереве, где его ждала смерть.

Такие подробности мог знать только распорядитель охоты, у него были возможности. Кто же занимал в ту пору эту должность. Мне был известно, что граф Линд не более пяти лет владеет ею.

Я спросил у кэллы Джоку.

— Кажется, Гиводелло! — сказала она, с минуту поморщив лоб.

Гиводелло! Правая рука короля. Ему могут быть известны многие тайны Дори-Ден. И если вспомнить о его участии в похищении Равгада, и попытках подставить Орантона, то становится ясно, что он, не чуравшийся Бэта Суренци, способен на любые грязные делишки.

Но о чем же еще говорилось в письме? Там были явные намеки на причастность Тамелия к гибели родного брата. Что будто бы все подстроили с его согласия и к его удовольствию. Кто еще был заинтересован в смерти Ильберга?

Он покровительствовал неберийцам. Именно в его недолгое правление они получили огромные возможности. Многие занимали должности при дворе. В храмах Неберы ежегодно устраивались празднества в честь богов с Аранды. Туда ходило много паломников. И Небера некоторое время процветала. А теперь там — покой и запустение.

Эти письма, если они и в самом деле были, а самое главное — слухи — вызвали много дурных событий. Как будто кто-то незаметный прошелся по городу и оставил свои кровавые метки, разбросав семена клеветы и ложных обвинений.

 

Глава 9 Графиня Олдей и черный маг

Магический плащ многократно выручал меня в моих передвижениях по городу. Слухи о подметных письмах привлекли мое внимание, и я несколько дней бродил по городу неведимкой, пытаясь выйти на след распространителя писем.

Вышел я на него не сразу, но, в конце концов, мои блуждания по улицам принесли пользу. Памятуя о том, что возле Болтливой стены оставляют различные настенные послания, назначаются встречи и именно там нужно в первую очередь искать анонимного автора я несколько раз подходил туда и караулил. Это было все равно, что тыкать пальцем в небо, но все-таки…

стоило попробовать. Именно там я наткнулся на любопытную парочку.

Сначала появился Советник Локман. Он приготовился кого-то ждать. Эта 'фигура' интересовала меня, поэтому я решил ждать вместе с ним.

Появилась женщина, одетая неброско, но дорого. Лицо ее было полузакрыто накидкой. Она явно хотела избежать пристального внимания к себе.

— Так! Так! Советник Локман встречается с ней тайно. Решил затеять любовную интрижку. И кто же его избранница?

— Почему вы так долго?! — нетерпеливо спросил Локман. — Я уже битый час здесь торчу.

'Да мы заждались свою пассию и ревнуем'! — ухмыльнулся я.

— Понимаете Советник, — начала оправдываться женщина, — я не могла прийти пораньше: все никак не могла выпроводить мужа.

Этот голосок я узнал: Ринна!

— Вы знаете, прекрасная кэлла, я его очень хорошо понимаю.

Он строил из себя галантного кавалера — заурядный делец и циник.

'И что же связывает тебя с прекрасной Ринной'? — думал я.

Но они ничего не обсуждали, а только обменялись какими-то предметами. Попрощавшись, они разбежались в разные стороны.

Я уже хотел было рвануть за Ринной, как тут нарисовался новый объект слежки, не менее интересный, чем два предыдущих.

Магистр Френье — собственной персоной!

'А тебе-то что здесь надо? Так я скоро в Суренци превращусь'! — с раздражением подумал я, но делать было нечего, и я ждал, что выкинет на этот раз магистр Френье.

Он вытащил из-за пазухи клочок бумаги и прикрепил его в выступе стены — там, где обычно оставляют друг другу анонимные послания. У меня уже не было сомнений в причастности Френье к новой неразберихе. Я был потрясен до глубины души коварством этого человека.

— Зачем вы делаете это?! — громко сказал я.

Френье резко обернулся и засмеялся, узнав меня. Лицо его исказила весьма неприятная гримаса. Злорадство — вот, что сильно меняет облик людей, проявляет их суть! Желание наслаждаться чужим фиаско, мерзкий червь болезненного наслаждения от чужих бедствий.

И месть, и радость от возможности сделать другим гадость — вот, что я прочитал на лице магистра Френье.

— Зачем?! — воскликнул он, — эх, молодой человек! Ничего-то вы не понимаете! Просто настало время пустить этому миру кровь. Почистить его от грязи. Люди всегда рады поводу извести друг друга.

— Я действительно не понимаю. Ведь вы называете себя белым магом, не так ли?

— Более того, я магистр целого клана белых магов.

— И занимаетесь таким грязным, таким низким делом, как подметные письма? Подобные дела даже слугам своим неохотно поручают. Я всегда думал, что белый — цвет добра и справедливости!

— Вот именно! И я несу справедливость.

— Только на свой лад.

— Есть и другая магия в этих землях. Эти кланы мечтают о многом: ввергнуть мир в пучину хаоса, который даже не снился вам — людям природы, тем, кто преодолевает расстояния, чувствуя под собой землю или плоть животного. Вам незнакомы неживые предметы, которые человек способен заставить двигаться. Черный клан мечтает принести в ваш мир знание, и смутить покой ваших душ. Демонические слова — прогресс, наука, технологии — они убийственны для этого мира.

— Но что плохого в том, что человек узнает о мире больше? Научится делать много полезных вещей?

— Едва ли они так полезны, как кажутся на первый взгляд. Эти вещи разрушительны по своей сути, по своей силе, способны убивать людей миллионами, они могут опустошить и выжечь землю, и оставить после себя голую безжизненную пустыню. Вы этого хотите в будущем для своих детей? Грязные воды, воздух, которым нельзя дышать, ядовитые испарения?

Вопросы Френье заставили меня задуматься. В них было что-то каверзное, то, что цепляло разум за самые важные человеческие инстинкты. И все же я почувствовал в нем скрытую ложь и манипулирование.

— Да, таким миром, который рисуете вы, управлять вам будет нелегко, и потому вы сеете вражду и рознь между людей, заставляете браться за оружие и идти друг на друга?

— Это немного тормозит цивилизацию, немного отвлекает. Ваши потомки еще поймут меня, если когда-нибудь Черный клан достигнет своей цели.

— Зло не в том, что вы сеете зло, а в том, что лишаете человека выбора — осознанного выбора. Права самому решать, что ему нужно.

— Людей! Те же дети! Они не способны мыслить здраво-красивые игрушки в их руках превращаются в орудие убийства. Именно поэтому я настаиваю, что человеку нельзя удаляться от природы — этим он погубит себя, несчастный.

Снова начались беспорядки в провинциях. Словно волна неуправляемого бешенства прошла по Ларотум. Больше всего волновался Арледон. Это осиное гнездо давно не давало Тамелию покоя. И так во время появились злокозненные письма, что как в дикой мозаике все встало на нужное место, под зорким глазом умельца.

Цель магистра Френье была достигнута — король узнал о подметных письмах. И начались расправы. Все неугодные, которые подозревались, хоть, в чем-то были привлечены к ответу.

Как ни странно, но король зацепился за подметные письма с другой стороны. Ему, конечно же, хотелось найти настоящих виновников, и он искал! В этом я нисколько не сомневался. Но крайнего человека в глазах общества он уже назначил — он хорошо помнил гордого барона Никена, он очень сильно хотел разделаться с аясками и, вот, нашелся повод — обвинить их в заговоре против королевского дома — надо было лишь постараться и найти подметные письма у нужных для экзекуции людей. Их нашли у Никена, у семьи близкой к Атикейро.

Атикейро был далеко, и его было не достать, и хотя на процессе его обвинили во всех грехах, он был осужден заочно — его еще было нужно схватить. А вот, Никена и двух других его 'сообщников' удалось арестовать и привести в клетке в Мэриэг.

Пытать, держать в крепости, а потом вывести в цепях на площадь и отрубить головы.

Все что происходило на Большой Королевской площади, надолго окрасило для меня радостные виды Мэриэга в мрачные тона.

Возможно, с этого момента и началась черная полоса в жизни ларотумцев.

 

Глава 10 Заговор аясков. Казнь Никена. Козни Френье

Так в чем же заключался заговор аясков? Правоведы раскопали некую зацепку в ларотумских законах. Они провели настоящее расследование: все законы, написанные, начиная с никенгоров, были подняты и изучены. И нашлось нечто зыбкое, но при соответствующей трактовке его можно было использовать против Тамелия.

В древних законах — как в первоисточнике было найдено положение: монарх, поднявший руку на святыни отцов, будет лишен прав на царствование.

Что было в основе похода Тамелия против древних храмов, если не покусительство на святыни отцов? Но законы на протяжении истории Ларотум столько раз менялись, что доказать свою правоту аяскам было нелегко. Опять же кому доказывать?

Как они хотели провернуть заговор? Снова Совет Сорока? Он присягнет новому королю? А Турмон и Бленше захватят город и Дори-Ден?

Я заметил, что после казни Никена Орантон стал вести себя по-другому. Не хотелось в это верить, но он как будто испугался. Чего? Что у брата может подняться рука и на него, если о его причастности к 'Союзу Мертвых Аясков' станет известно.

Тамелий поступил продуманно, заставив Орантона присутствовать на казни. Он холодно и злорадно поглядывал на него.

Вся знать Мэриэга должна была находиться на площади, где казнили Никена. Милосердие короля состояло в том, что четвертование заменили отсечением головы.

Принц долго не мог оправиться от потрясения. Его бледное лицо, которое ни разу не изменилось во время казни, словно застыло у меня перед глазами.

Неделю он предавался выпивке и плотским радостям. Но, ни вино, ни любовницы не могли стереть из его памяти, из его ума мысль о том, что по новому закону подобным образом однажды могут расправиться с ним.

Мне, вообще, было непонятно, зачем принц вступил в это общество…. до определенного момента — пока я не понял, что кто-то навел его на эту мысль.

Я размышлял, и снова нашел у себя дома анонимное послание.

'Будьте в трактире в Ниме вечером. Ждите. Вам подадут знак'.

Хм. Нима. Кто бы это мог быть. Все это подозрительно. Но я поехал. Долго сидел, потягивая вино, пристроившись к компании путешествующих молодых людей.

И вот, я увидел ее. Одна из тех женщин, что была на собрании магов в Шапэйе. Ее вместе с Вибельдой укрывал Мараон от ливня, сотворенного им же самим.

Она была не то чтобы красивой….но привлекательной. Что-то бесконечно женское, влекущее было в ней. Шуршащие яркие юбки и черная кружевная косынка, милая ямочка в декольте. Она явно кого-то приготовилась очаровывать.

Вскоре появился мужчина.

Он был одет по-дорожному. И судя по всему, направлялся из Мэриэга дальше. Но вот зашел пропустить стаканчик. Но он как будто не удивился, узрев нашу красотку. Он сразу же ринулся к ней и схватил ее за талию.

— О, моя маленькая колдунья! — ласково зарычал он. — Ты все же приехала!

Она хохотала и кокетничала. Все закончилось банально. Они выпили вина и ушли наверх, в отдельную комнату.

Я размышлял, совпадение ли это. Появление игривой колдуньи в трактире, когда я жду автора записки. Но мне пришлось недолго ждать.

Она появилась вскоре и, поправляя свой наряд, заметно помятый во многих местах, подошла ко мне.

— У нас мало времени! Держите.

— Что это?

Я молча разглядывал конверт из обычной грубой бумаги. Но он был скреплен любопытной печатью.

Мне приходилось видеть прежде такую печать. Странные символы в виде поломанных стрел и копий, по которым ползают две змеи, таким гербом было запечатано заколдованное письмо из Сафиры, и если я мог верить словам Френье, когда он говорил о его участии в той истории, то печать его имела отношение к белым магам.

— Как же я его прочитаю?

Она засмеялась.

— Печать магическая — в этом их фокус. Они подумали о том, что это письмо банально захотят вскрыть, но мы сделаем проще. У меня есть заклятие змей.

Она сделала какой-то знак и вдруг змеи на печати стали расползаться в разные стороны, а стрелы раздвинулись, и печать отпустила конверт.

— Читай быстрее, — прошептала она.

Вот что было в том письме.

'Мой благословенный брат,

Спешу сообщить вам о том, что план наш близок к завершению.

Верный человек, связанный родственными узами с близким к принцу придворным, регулярно сообщает нам о том, что происходит в столице и о настроениях принца.

Он же, находясь вдали от столицы, сумел самым блестящим образом в своих письмах навести Орантона на идею примкнуть к заговорщикам, что соответствует нашим замыслам. Итак, развязка близка.

Ваш преданный брат'.

Я вернул ей письмо и она, дунув, вложила его в конверт, который мгновенно скрепила печать.

— Я мало что понял, но…

— Вы все поймете со временем.

— Кто вы? Как вас зовут?

— Хэти. Но я не готова к длительным отношениям! — лукаво улыбнулась она.

— Куда едет этот человек и кто он?

— Посланник Френье, как вы уже догадались. А едет он в Алаконнику. Но прощайте! Желаю удачи. Она вам скоро понадобиться.

Хэти удалилась и через минуту вышла, ступая под руку со своим ухажером, на лице которого блуждала счастливая улыбка.

Я вернулся в Мэриэг.

Я ломал голову над тем, кто неизвестный адресат, которому предназначалось письмо. Я был уверен, что Френье сам сосредоточие интриг и было бы логично, если бы ему приходили такие письма. Но это звучало так, словно он сам отчитывается перед кем-то.

Но вскоре к этим вопросам добавились — новые. И нашел я их в Черном городе.

 

Глава 11 Странные новости и странные мысли

Однажды я выполнил просьбу налединцев и поговорил с Черным бароном о возможности для этих людей торговли камнями. Рантцерг съездил в Наледин.

Я как-то спросил его об этом — и, судя по тому, как хищно сверкнули его глаза, как дернулись пальцы, он много выиграл от новой сделки. Что ж, наверное, и мои знакомцы не остались в накладе, — решил я.

Но я еще не знал — к чему сам невольно подтолкнул Рантцерга. Всю огромную прибыль, которую принесла ему сделка, он вздумал потратить отнюдь не на мирные торговые дела. У Рантцерга давно вызревал план мести. Его давняя ненависть к Тамелию требовала выхода. Он и так уже добился многого: опутал своими нитями весь Мэриэг и терпеливо выжидал удобного случая. И вот, случай представился.

Как-то раз, гуляя по городу, я стал свидетелем разговора человека по прозвищу Бадо, я его видел однажды у Рантцерга, с одним забулдыгой.

— Возьми эти деньги, и раздай всем своим. Когда придет час, они должны быть готовы к осаде Белого города. Сколько человек ты наберешь в Черном квартале?

— До трех сотен будет, — буркнули в ответ.

— Так, еще сорок человек я купил в Сером городе у старшины артели возчиков, десятка два кузнецов с подмастерьями, много недовольных каменщиков, тридцать готов дать хозяин кочевников. Подкопы со стороны старого рынка скоро будут готовы?

— Через две саллы точно будут завершены.

Разговор этот не предвещал ничего хорошего. Если я правильно понял его смысл, а сказано было все уж куда понятнее, то готовится бунт городской бедноты, но организованный, а не стихийный. И бунт этот нужен человеку, с которым я имел постоянное общение. У нас уже состоялся один неприятный разговор. Я не знал, как мне быть — некая доля справедливости, звучавшая в словах набларийца, в тот день, в его доме, где я очнулся после нападения на улице, заставила меня поменять к нему отношение. Мы не стали друзьями — это было по-прежнему невозможно, но я кое-что узнал, и многое сумел понять в его поведении. Но понять не значит принять. Я не мог принять того, что он опустился до уровня городского дна, занимался спекуляциями и ростовщичеством. Каковы бы ни были его мотивы, каковы бы ни были его цели, я не мог принять и оправдать его. Но вот теперь! Он начал откровенную борьбу, не гнушаясь ни чьими жизнями. Чем же он отличается от того, кого ненавидит!

Пойти к нему — будет отпираться! Предупредить короля — смешно! Я навлеку на себя беду. Предупредить принца?

Он словно в облаках витает!

Сомнения мои подхлестнула сэлла Марча.

— Странные разговоры нынче приходится слышать, — неспешно накрывая на стол, сказала она.

Я, молча, пережевывал пищу.

— Неужто снова запалят Белый город? — степенно продолжила хозяйка.

— Почему ты спрашиваешь меня об этом? Что говорят в городе?

— Да, всякое говорят! Говорят, будто городской сброд собирается кучками и что-то замышляет. К стене Серого города, что примыкает к Белому Городу, по ночам стаскивают бревна и лестницы. А еще, брат парня, что работает в лавке у мясника, ну…,- замялась сэлла Марча, мы с ним дружим, потому-то вы едите эту нежную отбивную, брат его помощника уже десять лет служит возчиком и живет в Сером Городе. Так вот, там все: он и его товарищи, — очень недовольны новыми порядками и один человек подбивает их на лихое дело. Да, не просто подбивает — покупает: старшина артели уже задаток получил. В общем, что-то вроде городского бунта готовится.

Я думал. Что бы ни затевал Черный барон, для любого восстания нужна причина, то, что провоцирует людей.

'Королевским лучникам привезут вино, и они будут крепко почивать, когда придет час штурмовать Дори-Ден' — вспомнилась мне, однажды брошенная Рантцергом в шутку, фраза.

Вспомнились и его рассуждения о друзьях в провинции — трех-четырех недовольных баронах, которые за плату всегда готовы удружить сотней другой копейщиков. Да и сам он владел четырьмя сотнями наемников-головорезов.

Одним словом, он мог всерьез думать о нападении и захвате Дори-Ден.

Ну и что! Он захватит и что дальше? Принцы пойдут на него войском и отобьют дворец — так Рантцерг построит только эшафот для себя. Ему в любом случае нужна достойная замена королю — тот, ради кого он пошел войной на господина — изменника и братоубийцу.

И эта замена — принц! Но в таком случае, ему надо создать явную угрозу жизни принца. А принц уже сам позаботился о том, чтобы поставить свою жизнь и свободу под угрозу — мало того, что он, презрев все королевские указы, до сих пор возглавляет запретный орден, так он еще позволил аяскам частично втянуть себя в новый заговор. Но Рантцерг не мог действовать напрямую, кто-то должен был выступить посредником между ним и Орантоном в решающий момент. Кто? Первоначально Рантцерг обращался ко мне, он доверял мне. Но доверие между нами исчезло, значит, этот кто-то, кому должен доверять принц. Человек способный подтолкнуть, направить его в нужное время. В любом случае эта ситуация опасна для герцога Квитанского. Если рискованный замысел Рантцерга провалится, то чьи-то головы полетят с плеч. И не только головы принца и набларийца, — наши головы тоже могут пострадать!

Самым простым и банальным способом улучшить положение было — уговорить Орантона, а в свете последних событий и уговаривать особо не пришлось, отказаться от 'почетного' статуса магистра ордена. Я привык высказывать ему свои идеи сразу. Прямо, в лоб.

— Вы уверены, что все еще хотите стать магистром? — спросил я принца.

— Что вы имеете в виду, Улон?

— Вы подвергаете себя неоправданному риску в этом качестве. Если королю попадется кто-либо другой на вашем месте — его, разумеется, накажет. Но если он доберется до вас?

— Изгнание? — задумался принц, — или еще что похуже.

— В крепости Нори-Хамп неподходящие условия для вашего здоровья.

Принц вздрогнул.

— Я знаю, — раздраженно сказал он, — но что ты предлагаешь? Как я понимаю, ты пришел ко мне с предложением, не так ли?

— Снимите с себя эту обременительную ношу, — пожал плечами я.

— Но как ты можешь так говорить?! — принц изобразил наигранное возмущение. — Как я посмотрю в глаза своим братьям по ордену? Что обо мне скажет Фэлиндж?

— Насчет второго не могу сказать вам ничего утешительного, но с другой стороны, если разобраться, сколько раз ваша супруга как истинная женщина проявляла свою непоследовательность. При всем моем уважении, герцогиня — прежде всего женщина: очаровательная и сумасбродная. Так почему же вы — ее супруг не можете изменить свое мнение? Что касается братьев по ордену, то все зависит от того, как обставить это событие.

Можете сказать, что вы хотите жаловать, таким образом, человека достойного подобной ответственности, что он, по вашему мнению, может в подобном качестве много сделать для ордена.

— Ну и кого же ты хочешь сделать счастливцем? — усмехнулся принц.

— У вашего высочества много преданных людей.

— А вот давай тебя назначим магистром! — обрадовался Орантон.

— Ваше высочество, таннах, я ни о чем таком…

— Я знаю: не думал! Так за тебя подумал я. Вот, ты же думаешь о моих делах, даже больше, чем я сам. Теперь настала моя очередь позаботиться о тебе. Я назначаю тебя магистром.

— Но магистра в ордене всегда выбирают.

— Я предложу твою кандидатуру. Остальные поддержат ее. Так что считай, что это дело решенное.

Я ушел немного раздосадованный — хотел уберечь Орантона и сам же подставился.

Надо было еще обдумать, чем мне это грозит. Не было смысла отговаривать принца — он ухватился за эту идею. Что двигало им?

Не знаю: это была довольно двусмысленная попытка отличить меня: почет и удовольствие — сомнительные, а вот, неприятности гарантированы.

Но взять назад свое предложение было нельзя. Принцу очень понравилась моя идея.

— Отлично! На ближайшем собрании в Ладеоне мы посвятим тебя в магистры.

 

Глава 13 Склад в Лампуре

Тем временем неугомонный сэлл Юнжер принес мне нужные сведения.

— В Лампуре появилась большая кузница. Королевская мануфактура. Заправляет всем человек графа Нев-Начимо. Из труб идет дымок и владельцы окрестных кузниц в полном расстройстве. Так вот, на самом деле там ничего нет! В смысле изготовления. Зато, там есть то, что очень интересует вас. Склад готового оружия.

— Тот самый?

— Тот самый!

— Много там оружия?

— До сотни мечей и более полусотни кольчуг.

Я присвистнул.

'Интересно, что хотят мадариане с такой картой на руках от короля'?

— Вы довольны? Я могу быть свободен от благодарности к вам?

— Не вполне.

— Чего вы еще хотите? — Юнжер смотрел на меня с нескрываемым любопытством.

— Как думаешь кому поперек горла этот складик?

— Гильдиям!

— Верно. Как думаешь, будет трудно туда пристроить одного ловкого и верного человека?

— Невозможно! Только, если…

— Что? Говори!

— Только, если я слегка не поколдую.

— А ты еще способен?

— Вполне! — усмехнулся Юнжер, — давайте мне своего человека и я сделаю так, что его туда возьмут, сторожем или кузнецом, не задумываясь.

— Купец Гаспех подошлет такого человека. Ты проживаешь по прежнему адресу?

— Пока что.

— А то оружие лежит ведь не на виду?

— В огромном подполье, под ветошью.

Я еще раз пришел к Гаспеху.

— Понимаешь, Гаспех, твое упрямство и нежелание говорить сейчас может сослужить тебе плохую службу. Если ты откроешься мне, то я смогу частично помочь твоей беде. Мне известно кое-что о складе с чародейным оружием. Но мне хотелось бы получить кое-что взамен.

— Ладно, — махнул рукой Гаспех, — я скажу вам, вы ведь все равно не отстанете, кэлл! Один тип принес мне эти мечи. Я проверил при нем качество и — был ошеломлен, потрясен. Я купил дорого, очень дорого, пытался узнать от него тайну, до меня дошли слухи о поединках, о необыкновенном мече, и я понял, что этот крендель продал оружие еще кому-то, хотя клялся мне, что никто более не завладеет им. Мы пытались перековать в своих кузницах эти мечи, но даже при самой высокой температуре в печи этот металл не плавится. Гильдия пришла в смятение. Ведь если появятся такие мечи, это означает наше разорение, а нам и без того забот хватает. Нынче король всем житья не дает новым указами. Но оружейники всегда были на особом счету в купеческом мире. А про какой склад вы мне рассказывали?

— В Лампуре есть большая кузница. Но дело-то в том, что вся эта плавильня существует только для прикрытия. Именно там, в подполье держат особенное оружие. Если хочешь убедиться в этом сам — направь в Черный Город к сэллу по имени Юнжер верного тебе человека. Он поможет наняться туда на работу, и через него ты все разведаешь.

— Вам какой в резон в этой истории?

— Надеюсь за свое посредничество получить десяток таких мечей и кольчуг для своих друзей. Ты обещаешь мне это?

— Так ли все будет просто? — задумчиво спросил Гаспех.

— Кстати, что собираешься сделать с остальным оружием? Мне бы не хотелось, чтобы оно разбрелось по рукам.

— Было бы лучше, если бы оно вовсе исчезло! — со злостью сказал Гаспех.

— Ты можешь это устроить?

— Отчего, нет? Могу, если мой человек попадет туда.

Вспомнив о письме Френье прочитанном мной в Ниме, я пытался вычислить человека, который мог подходить под эти фразы:

'Верный человек, связанный родственными узами с близким к принцу придворным, регулярно сообщает нам о том, что происходит в столице и о настроениях принца.

Он же, находясь вдали от столицы, сумел самым блестящим образом в своих письмах навести Орантона на идею примкнуть к заговорщикам, что соответствует нашим замыслам'.

'Связанный родственными узами с близким к принцу придворным', - кто это, если не Алонтий Влару — брат Флега. Он же находится вдали от столицы. Он уже однажды уже пытался навести Орантона на одну 'блестящую идею', которая могла привести принца либо на трон, либо на плаху. Позабытый мной, Алонтий Влару! Он уехал, но, странным образом, продолжал поддерживать связь с Орантоном. Теперь он был далеко, но, как ни странно, находился в курсе всех дел. И вел переписку с принцем и другими достойными гражданами Мэриэга. Увы, я тогда не мог знать о его участии в интригах Белого Города.

Я счел необходимым предупредить Флега.

— Флег, я заранее прошу вас простить мою бесцеремонность, но я привык говорить прямо. Что вы знает об Алонтии?

— Что? — Флег растерянно посмотрел на меня. — Да, в сущности, ничего необычного. Он ведь сейчас в Фергении.

— Уже не в Римидине? А вы переписываетесь с ним?

— Конечно.

— И вы рассказываете ему в своих письмах о том, что просиходит у нас.

— Ну, так, немножко. Вы же знаете, что доверять все почте нельзя. Но иногда я посылаю ему более подробные письма с верными людьми.

— Флееег!

— Что?

— Алонтий увяз в чужой игре. Он связан с людьми, которые попросту используют силу и слабость положения Орантона. Принц для них не более, чем пешка. Однажды ваш брат давал принцу очень неоднозначный совет. Он убеждал его в необходимости примкнуть к мятежникам. Помните, когда я вас пытал, а вы все уверяли меня, что я сошел с ума. Так вот, Алонтий связан с магами. И, вероятно, они управляют им, имеют над ним какую-то власть. Я был тогда уверен, что кто-то навел на всех чары.

Флег был потрясен до глубины души.

— Не может быть, Льен. Алонтий?! Я рассказывал ему в письмах обо всем, что происходит в столице, о нас. Он… несколько слабоволен, и скрытен, но предательство?!

— Это как посмотреть. Ваш брат может заблуждаться и считать, что все это на руку принцу. Я могу вас просить?

— Ну да, конечно.

— Воздержитесь пока от переписки с ним. По крайней мере, ограничтесь описанием здоровья и погоды.

— Хорошо, Льен.

 

Глава 13 Графиня Олдей

Так или иначе, я иногда попадал во дворец. В основном, сопровождая принца. В один из прекрасных, погожих дней все придворные устремились на аллеи дворцового парка. Он не был большим. Но искуство садовников делало его необыкновенным. И вот я, бесцельно прохаживаясь по аллеям и дожидаясь Орантона, воркующего с фрейлиной, вижу одного человека. Мне снова попалась на глаза графиня Олдей.

Я не забыл ее свидание с Локманом возле Болтливой стены. У меня было тогда искушение пойти и спросить ее:

'Что связывает вас, прекрасная графиня, 'преданная' жена благородного человека, с этим типом?' Но это было смешно и глупо — я воздержался. Но Ринна была таким человеком, не заметить которого просто невозможно. Она прочно утвердилась в Дори-Ден. И теперь Шалоэр и прочие львицы могли лишь покусывать в ярости свои окготки, пока их никто не видит. Но новая звезда взошла на небосклоне Мэриэга, и она горела ярко.

В сущности, ее шашни с Локманом меня мало касались. Граф сам позаботился о своих супружеских неприятностях.

Но я ошибался, думая, что все ограничивается только любовной интрижкой. Как знать, если бы я вмешался во время, то, возможно, многие события изменили свой ход. Хотя вряд ли, слишком сильны и напористы амбиции были у этой женщины. Ее безумное желание заполучить всю магическую власть. И вот, она сама идет ко мне.

В божественном платье цвета крови она — божественна!

— Игнорируете меня! — гордо вскинула она голову. — Почему?

— Мы с вами по разным дорожкам идем, прекрасная Ринна.

— Все у моих ног! Подвластная мне магия! — торжествующе воскликнула она.

— Вы полностью уверены в своих силах?

— Да. А вы смеете в них сомневаться?

— Не очаровывайтесь своей властью — вот мой совет. Хотя совет — это последнее, в чем вы сейчас нуждаетесь.

По лицу Ринны пробежало облачко. Она напряглась как дикая кошка. Взгляд ее сделался сосредоточенным, и она зажгла свет в темной аллее. Каждое дерево заиграло блеском тысячи бриллиантов. Запели волшебные птицы. Заиграли фонтаны.

— Дешевый фокус, — равнодушно сказал я.

— А вам этого мало! — рассердилась она и, подняв руку, рассыпала по небу звезды. А потом сделала зарю, раскрасила небосвод золотистыми облачками, зажгла солнце: ночь превратилась в день, день превратился в ночь.

Небо оказалось внизу, а мы вдвоем, в небесном океане, под нами плывут облака.

— Не спорю — галлюцинации — ваш конек. Но они тоже — магический фокус, не более.

— Но я могу все, — настойчиво говорила она. — Сводить с ума о любви, убивать на расстоянии.

— Вот, только возвращать мертвых к жизни — вам не дано, — усмехнулся я.

— Вы будете жалеть, что не были со мной.

— Слишком часто мне приходиться слышать подобные фразы, акавэлла!

Презрительно сощурив, зеленые, изумрудного оттенка, глаза, она умчалась от меня прочь, навстречу своим новым жертвам.

Странно, когда я твердо решил, что мне нужно спуститься в Бездну, и я подумал, что хочу найти Влаберда с его амулетом, он сам попался мне на глаза. Я встретил его в трактире. Я подошел к нему и поздоровался.

— Мне нужен амулет карлика, — сказал я, настойчиво глядя ему в глаза.

— Зачем?

— Хочу спуститься в Бездну.

— Скромное желание! А что вы там забыли? — с любопытством глядя на меня, спросил этот человек.

— Там что-то есть. Я хочу знать: что.

— Если там что-то и есть так это — большие неприятности.

— Чего вы все пугаете меня как мальчишку. Ведь неспроста я получил это амулет.

— Вы так уверены в своем желании?

— Да.

— Мараон, сказал, что если вы будете уверены, — задумчиво произнес он, — только если это не праздное любопытсов.

— Ага, охота была, кости ломать!

— Держите! Но обещайте вернуть.

— Спасибо!

— Не благодарите. Как знать, может, это я вам должен сказать спасибо. Что-то изменилось в Юнжере, с тех пор, как он познакомился с вами. Он стал немного другой. Если бы вам удалось то, что не удалось мне…Если этот парень пойдет за вами…

Я понял его без слов.

 

Глава 14 Спуск в Бездну. Мысли богов

В третий раз я оказался в Небере — она манила меня как больного. Я чувствовал, что в ней что-то кроется какая-то сила или тайна.

И я решил воспользоваться магией амулета Влаберда.

Сделав шаг над бездной, я почувствовал приступ такого дикого страха, что кровь застыла в моих жилах, но, сказав заклинание, я оторвался от земли.

Я не понял — лечу я или падаю — движение мое было столь стремительным и ужасным, что я мысленно простился с жизнью.

Достиг ли я дна — не знаю: как будто я завис где-то на мягких волнах подобных облакам, и прозрачный кисель чудесной энергии пропитал мое тело, это было…так волшебно, что невозможно описать никакими словами, состояние высшего счастья, и ощущение что к моей жизни прибавилось лет двести. Ничего не происходило, мне почудилось, будто кто-то совещается на мой счет — один голос сердитый и раздраженный он сулил мне зло, другой — нежный и чувственный — рассуждал и ласкал мою голову, один был как доброе бормотание слона, и мудрое карканье птицы и рокот хищника. Они как будто спорили обо мне, и я вдруг мысленно вступил с ними в спор.

Я убеждал их, что следует даровать мне жизнь и, что я не враг. Что было потом, трудно объяснить. Чудесные образы и видения нахлынули со всех сторон. Там был барс с изумрудным взглядом, и золотоволосая фея, были сотни красивых женщин и белый слон в золотых цепях, была странная птица и Черный Лис, который становился молодым мужчиной и хмурился, глядя на меня! Другой мужчина не хотел показывать своего лица, и он сердился на меня.

Все закончилось неожиданно для меня — незримая сила, неописуемой мощью понесла меня вверх, мой амулет стал бессилен.

И мое тело просто вытолкнуло на поверхность земли.

Я кричал, сыпал проклтья вглубь пещеры, угрожал 'злым силам' и нес всякую чушь, чтобы хоть как-то спровоцировать того, кто сидел внутри — теперь я уже не сомневался, что там кто-то есть. Но все было бессмысленно. Я бросил в пещеру зажженный факел, кидался камнями — ответом мне было безмолвие.

Наш Льен, даже представить себе не мог, что же просиходило на самом деле, но я-то знаю — боги решали, что делать с Льеном.

— Я знаю, как легко можно избавиться от настырного молодого человека, — важно изрек Тангро. — Ничто так не сбивает с ног, как самое банальное предательство. Вы не думали, брат, о предательстве принца???

— Вам не кажется, что все это слишком просто, — ответил Черный Лис, — у него есть друзья, они помогут ему подняться.

— Как насчет публичного унижения, — ласково пропела Имитона. Она была прекрасна и безмятежна, как всегда.

— Ваши идеи мне нравятся, но этого недостаточно! Мы собираемся ломать сильную личность.

Все на миг затихли, созверцая невидимый огонь в пещере.

— Он любит! — торжествующе сказала Тьюна.

— Да, — сестричка, это уже в твоей компетенции, но разовьем твою мысль. Что может ранить этого человека, так как несчастная любовь или предательство. Предлагаю начать с любовной истории. Мы лишим его этого счастья.

— Убьем красавицу?! — усмехнулся Дарбо.

— Ни в коем случае! Иначе у него появится новый стержень в жизни — месть! Когда человек лишается всего, у него может остаться этот мощный стимул для дальнейшего существования. Мы избавим нашего героя от лишних хлопот. Поступим по-другому: маркиза умрет естественной смертью. Льену будет некому выставить счет.

Ничто так не убивает как фатум, безысходность! Сначала предательство, потом унижение, потом загубленное счастье.

Он будет раздавлен.

— Мы все замечательно придумали!

— А как же Мараон?

— Ему придется ненадолго отлучиться в один из миров — его там ждут мелкие неприятности.

И таинственная шестерка, словно застыла в слабом мерцании кристаллов льда. Сверху фигуры окутал и скрыл от посторонних глаз густой туман. И все было невидимо и невозмутимо в этом цартстве покоя.

Наш герой вернулся к своим делам, так и не получив ответы на свои вопросы. Но как сказал один Мудрый Старик 'ненадо бежать впереди летящей птицы'. Это образное выражение означало одно: Время.

И я опять возвращаю читателя к рукописи трактирщика.

 

Глава 15 Небера

После моего бессмысленного спуска в пропасть я надолго охладел к неберийской пещере, да и другие, более жизненные вещи интересовали меня.

Разные люди волей случая неожиданно попадались в нужный час на моем пути. Словно некая интуиция вела меня именно туда, где я мог найти или узнать нечто важное в своей истории.

И сумеречный вечерний час, как нельзя более, подходил для тайных встреч.

Улица Цветов упиралась в высокую ограду сада, облепленную вьющимися растениями. Я вышел из дома барона Товуда и вдруг повернул в сторону противоположную той, куда мне следовало идти. Что-то привлекло мой взгляд. За решеткой мне почудилось какое-то шуршание и, наверное, любопытство заставило меня подойти поближе. Я знал, что в доме, окруженном оградой, никто сейчас не живет. Но там явно прятался человек. Отсутствие шпор на сапогах сделало мой шаг бесшумным.

Итак, посмотрим, кто же это подпирает ограду сада в уединенном местечке Мэриэга?

Чья-то очень знакомая, немного сутулая фигура в бордовом плаще и глубокой шляпе — Миролад Валенсий.

А к ней навстречу спешит другая фигура — женская, стройная и легкая как облачко. Мне знакома и она — этот чудесный точеный высоковздернутый подбородок и белокурые волосы. Несравненная графиня Олдей!

Но как же это? Почему они встречаются тайно в этом тихом месте? Насколько мне известно, Олдей, один из преданных коннетаблю людей.

Что же это — предательство? Судя по всему, именно оно имеет место в этом месте. Двое, будучи уверены, что за ними никто не наблюдает, очень увлечено беседовали. Жрец даже нежно взял ее за руку, графиня звонко расхохоталась, и встряхнула головой — коварная!

Неужели она сейчас продаст своего мужа?! Вот, когда я пожалел, что поддался ее уговорам и обменялся медальонами. Плохую услугу я оказал графу. Но если дело в измене, то быть может, я еще успею исправить свою ошибку. Интересно, о чем у них разговор?

Я боялся подойти близко, и не услышал почти ничего, но одно слово до меня долетело: Небера! Культовое место для ордена коннетабля! В общем, меня это не касалось, и я мог ничего не делать. Но коварство Ринны вызвало у меня чувство протеста. И я решил ей помешать.

Надо срочно отыскать Кафирию и предупредить ее об измене. В течение последующих двух часов я метался по Мэриэгу следом за неуловимой герцогиней Джоку. То она пошла к портнихе, то в магистрат. Наконец, она была поймана мной на выходе из храма Дарбо.

— Что с вами, Льен, вы так взволнованны! — удивилась она и подняла крутоизогнутую бровь.

— Милая герцогиня, мне безумно жаль, но я не могу с вами долго разговаривать, поэтому буду краток: чудесная красавица, жена графа Олдей, будьте с ней очень осторожны — она в чересчур теплых отношениях с Мироладом Валенсием. Я бы сказал: в доверительных отношениях. Ей известно что-либо о планах своего мужа? Если — да, то пусть коннетабль будет готов ко всему — у этой женщины есть слабость, из-за которой она готова на все.

Кафирия внимательно слушала и теперь уже хмурила свои красивые брови. Я продолжал.

— Слово 'Небера' вам о чем-нибудь говорит? Графиня Олдей упоминала его в разговоре с верховным жрецом.

Услышав эти слова, герцогиня чрезвычайно разволновалась.

— Огромное спасибо, Льен. Я немедленно еду к коннетаблю. Надеюсь, что мой дорогой Турмон еще не уехал.

И она, сев в карету, приказала кучеру: 'Гони'!

И хотя я счел излишним для себя отправиться в Неберу, чтобы стать очевидцем предполагаемого заговора, мне предоставилась возможность увидеть то, что произошло в Небере. Ежегодный праздник богов с Аранды, на который прежде приходили паломники в храмы Неберы — его решили возобновить.

Чтобы читатель понял события, которые произойдут в скором времени в Небере, я снова делаю маленькое отступление на правах вездесущего автора.

Памятная встреча с Кривоногом на кладбище оставила в мыслях Льена свой отпечаток, но тогда он представить себе не мог, что она будет иметь отношение ко всем последующим событиям.

Как вы помните, Кривоног не найдя под могильной плитой искомый предмет, удалился, сотрясая воздух стенаниями и гневаясь на своего коварного товарища по заключению в крепости Кесрон.

Тут было одно из двух — либо старик сыграл на его жадности и с помощью Кривонога сбежал из Кесрона, но в таком случае он не так был болен как казался и вовсе не собирался отдавать душу богам, либо кто-то другой раскопал могилу прежде, чем ее нашел Кривоног.

В полном возмущении он побрел прочь из Мэриэга, надеясь все-таки отыскать старика в месте, где он оставил его умирать. Но разбойника терзали сильные сомнения касательно того, что он там его найдет. Скорее всего, так бы и случилось.

Но одна дорожная встреча изменила ход событий. Кривоног стал жертвой своей пагубной профессии — не удержавшись от соблазна, да еще и потому что ему хотелось покушать, он обчистил на постоялом дворе одного захмелевшего богатого человека. Все бы ничего, но на следующий день этот знатный дворянин, а им был небезызвестный нам кэлл Аров-Мин, догнал Кривонога и, узнав его, пожелал отправить к праотцам.

Кривоног с горестными воплями возвращает украденные ценности и, в мольбах о пощаде, исповедуется о своей греховной жизни, открывая тайну могильной плиты в расчете на то, что кэлл купится на нее.

Сначала не поверив, а потом, заинтересовавшись, Аров-Мин выспрашивает у него все подробно, и запоминает словесный портрет старца. Хотя и кажется порой, что все старцы на одно лицо-морщины и дряблые веки, обросшие мхом времени, но, тем не менее, и у стариков есть примечательные черты, и если это был не актер, что вряд ли, то у Аров-Мина появляется надежда отыскать оного.

Судя по воспоминаням Кривонога, старик однажды выспрашивал его о храмах Неберы, о привычках неберийцев. Однажды он даже как будто делал ритуальные жесты, которыми пользовались они. А происхождение он свое вел из Алаконники — места зарождения неберийского верования.

Поддавшись соблазну, Аров-Мин, едет в Неберу выслеживает и выспрашивает. И ниточка выводит его на одного пожилого неберийца.

Что-то особенное случилось с ним в последнее время — говорят, что он уехал из Мэриэга, уединился в загородном доме и что-то или кого-то там прячет. Но вот, в праздник богов с Аранды, в храме Неберы должно произойти нечто особенное.

Все это Аров-Мин узнает через своих шпионов и замысливает с помощью братьев по ордену совершить нападение на храмы. Артефакт, дающий власть над миром или будь то сокровище, которым завладели неберийцы — все это пригодится ему самому, и он подозревал, что именно на предстоящем празднике можно будет увидеть ответ на загадку.

Прелестная Авеиль Сав, поселившаяся у него в доме, томно взирала на огонь в камине. Ее красивая шея и глаза способные отуманить не одну мужскую голову не выдавали ее истинных мыслей. Аров-Мин гордился своей любовницей — бонтилийка — почти принцесса, древнего рода — с ним!

Что будет, когда он завоюет власть в Ларотуме! Надо непеременно найти и завладеть тем предметом. Итак, наш Льен узнал о событиях в Небере. И пусть право повествования снова переходит к нему.

 

Глава 16 Неберийцы и мадариане

Утро следующего дня я встретил с головной болью и дурным настроением. Не знаю что, но что-то липкое и подлое не давало мне покоя. Джосето не было со мной, а я так и не взял себе нового слугу. Племянник сэллы Марчи приходил раз в день: делал уборку и чистил одежду.

Вот и сейчас он, робко постучав, вошел в комнату. Я спустился в кухню и долго сидел, потягивая травяной чай. Мысли более-менее стали приходить в порядок, и я понял, что не давало мне покоя. Мысль о Небере засела в моей голове, и тут я пожалел о том, что не поехал сегодня в эти храмы.

Как будто, я поступил правильно — нечего мне было там делать. Но мне очень хотелось знать, о чем говорили жена графа Олдей и Миролад Валенсий.

Но ехать туда было поздно — служба в храмах, в честь праздника обычно проводится на рассвете, и хотя по улице стелился туман, солнечные лучи где-то на горизонте уже говорили о начале нового дня.

Внезапно ко мне пришло озарение — такое ясное отчетливое, словно я сам присутствовал на службе в храме Звезде.

Сильное чувство объединяло всех присутствующих. Они собрались у небольшого алтаря, на котором лежало что-то сияющее и прекрасное как заря. Я не мог толком разглядеть этот предмет. Его закрывали спинами люди. Но, наверное, это была какая-то реликвия ордена неберийцев. Человек тридцать дворян слушали речь своего жреца. Молча, они преклоняли колени и молились своим богам. Я видел там графа Олдей, барона Сирэта, кэлла Роэнса. Лица их были серьезны и торжественны.

Но мирное собрание, отдававшее дань преданности своей вере, прервали люди с иными намерениями. Топот коней и большой отряд всадников стремительно приближался — я хорошо слышал эти звуки. Их слышали неберийцы. Молча они обменялись объятиями, как будто знали, что будет. Но решительное желание не отступать было на их лицах.

В храм Звезду ворвались мадариане. Многих среди них я узнал.

— Что вам угодно? — спросил Олдей.

— Вы нас спрашиваете! — расхохотался Аров-Мин. — Вы рыцари преступного ордена, поправшие волю короля. Все вы будете арестованы.

— Мы не согласны и готовы к сопротивлению.

Обнажились мечи.

— Надеюсь, вы не запятнаете кровью это священное место? — гневно спросил Олдей.

— Конечно! — снова засмеялся Аров-Мин. — Нам оно еще пригодится: король подумывает о том, чтобы устроить тут храм Дарбо. Тропинка-то сюда давно протоптана.

Все вышли из храма. Я заметил плотоядный взгляд Аром-Мина на алтарь, и какое-то хитрое выражение его лица. Я увидел, как Олдей сделал знак одному своему товарищу и когда все вышли, тот остался у входа.

Началась схватка. Мадариан было не только больше, но они были так вооружены, что у неберийцев просто не было шансов. Я теперь воочию убедился, что разговоры о таинственном оружии — не выдумка.

Аров-Мин повел себя как-то странно — быстро справившись со своим противником, он подошел к входу в храм Звезду и хотел было войти, но путь ему преградил тот воин, которому делал знак Олдей.

Чтобы войти в храм, что очевидно собирался сделать Аров-Мин, ему было необходимо убить этого стража. А так просто он сдаваться не собирался — это был один из лучших бойцов. И он повел себя так, что, понемногу отступая, уводил Аров-Мина от входа в храм.

И тут я вижу, что появляется еще одно лицо — воин, скрывавшийся в тени соседнего храма — лицо его закрывал шлем с опущенным забралом. Он стремительно вбегает в храм и через секунду выбегает обратно — картинка движется так быстро, что я едва успеваю разглядеть. Далее в суматохе боя этот человек опять незаметно скрывается за другими храмами, а Аров-Мин, убив своего противника, возвращается к храму Звезде.

Он врывается в него и останавливается как столб. На лице его такая гримаса…что, несмотря на ужасные события, развернувшиеся здесь, я невольно улыбаюсь — лицо Аров-Мина исказила гримаса человека, у которого буквально из-под носа уплыла вожделенная добыча.

Неприличный жест рукой, сделанный этим благовоспитанным дворянином говорил о многом. С досады он пинал предметы, подвернувшиеся ему на пути: вазы, и табуреты для верующих. Он опрокинул статую Тьюны, и треснул кулаком великого Тангро. Даже Дарбо получил свое. Аров-Мин посмотрел на этого бога тяжелым взглядом, как на отца предавшего своего сына. И вышел прочь. Площадка перед входом была усеяна трупами. Все неберийцы, находившиеся в храме были убиты. Многие мадариане также пострадали, трое были убиты, но их доспехи, их оружие…спасли остальным жизни.

Хищные птицы-падальщики кружили высоко в небе. Взошло солнце, и лучи его немилосердно освещали это окровавленное, поруганное место.

Бедные крестьяне, проезжая и проходя мимо, испуганно взирали на следы этой битвы.

Новость о событих в Небере, скоро облетела весь Мэриэг. Многие убитые были представителями знатных родов. Их отцы, матери, жены — были вне себя. Многие были готовы войти в альянс коннетабля и аясков.

Кроме этого события, другие беспокоили Мэриэг. Отовсюду расползались какие-то слухи и домыслы, обраставшие народной фантазией.

В Ларотуме уже давно собирали налоги на строительство дарбоистских храмов. Храмы Водограса, Моволда и других древних культов заняли жрецы Дарбо, переделав под свои нужды.

Недовольных стало слишком много. Но часть знатных семей обратилось в новую веру. Молодые люди вступали в орден Белого Алабанга. Во многих семьях происходил раскол на почве разных верований.

Но кроме всего творились очень непонятные вещи — городок Сахэна постигла напасть — целые семьи угасали одна за другой.

В Белом Алабанге был повальный мор — умирали от неизвестной болезни — люди чахли прямо на глазах.

Многие обвиняют жрецов Дарбо. Поговаривают, что мор начался, как только открыли новый храм.

— В окрестностях Авастера прошлой ночью случилась резня. Три знатных семейства ополчились друг на друга.

— Какова причина конфликта?

— Никто толком объяснить не может. Все началось с какой-то ерунды — один прадед когда-то нахамил другому. Они подрались, потом помирились, потом еще раз дрались, а умерли в глубокой старости от ударов. Однажды это вспомнилась в застольной беседе — кто-то из правнуков не слишком остроумно пошутил на сей счет, и давняя обида всплыла. Схватились за клинки. Потомки, наверное, от них унаследовали склонность к сварам.

Но кроме всего прочего один из участников ночной бойни позволил возвести дарбоистам храм на своих землях, и через владения его соседа стало ездить слишком много народу. Понятно, что это стало его сильно раздражать, и он высказал свои претензии бывшему приятелю немного в резкой форме. Ему ответили тоже…неделикатно, и…началось!

Пятеро сыновей зачинщика напали на дом соседа, подожгли его, вырезали слуг. На помощь к этому дворянину подоспел еще один сосед с друзьями и результат — двенадцать человек убито, трое тяжело ранены.

— Ничего себе! Пообедали по-соседски!

— Какое-то помешательство. Но вот что странно, нечто подобное недавно произошло в Дельфиэре. На улицах города горожане чуть не поубивали друг друга. Толпа кидалась камнями и вооружилась палками, люди бросались из ближайших домов с кухонными ножами. Кровь текла рекой. Объяснить потом никто ничего не мог. Но рядом высился храм, занятый дарбоистами.

— Любопытно!

'Неужели жрецы Дарбо повинны в этих беспорядках? Зачем они им нужны? И есть ли этому объяснение?' О чем только не перешептывались люди.

 

Глава 17 Бал. Сигнал о кровавой ночи

Резня в Небере восстановила против короля тех, кто ранее относился к нему лояльно. И снова как пчелы зажжужали прежние заговорщики.

Отлично понимая все это, король пошел по старому испытанному пути — собрал всех у себя в Дори-Ден на большой бал.

Благо повод подвернулся подходящий — День Памяти древних королей.

Стремясь успокоить возмущенных, король был наигранно ласков с теми, чьи родственники пострадали в Небере. Кое-кому пожаловали новый титул, кому-то должность при дворе. Но, так или иначе, Тамелий предпринял шаги, чтобы улучшить ситуацию.

Он не хотел выглядеть зверем. Он хотел другого — убрать врагов их же руками. Так он — не при делах, он — добрая сила.

Этот бал в королевском дворце предполагал присутствие там большого числа придворных. И там должен был появиться принц со своей свитой. Я тщетно искал глазами маркизу. Наконец, объявили ее имя. Она вошла в зал, ослепленная светом множества свечей, под руку с маркизом. Она шла, слегка покачивая бедрами, очень грациозной походкой.

Лалулия была в открытом, из тончайшей, черной, струящейся по телу, ткани, платье; c большой черной розой в своих светлых изумительных локонах, и в простом бриллиантовом колье.

Удивительная пара из сказки о красавице и чудовище направилась к королевской чете с приветствием.

Король открыл бал. Все было потрясающе красивым и…тревожным. Шуршали роскошные платья, запахи духов блистательно смешивались с ароматами цветов и свечей, и это слегка кружило голову и приводило в легкий экстаз. Женщины пьянили как вино, музыка околдовывала.

Коннетабль не пришел на этот бал. И это было понятно. Всем, кроме короля. Он-то думал, что доломает этого упрямца.

Локман появлялся в десяти местах сразу — он успел переговорить, наверное, со всем собранием сразу.

Миролад Валенсий сдержанно смеялся. Принц нервно покусывал губы. Кафирия Джоку перелетала как старая ворона, от одной группы придворных к другой. Королева то снисходительно, то скептически смотрела вокруг. Баронесса Декоприкс, как обычно, презрительно щурилась. Графиня Линд приподнимала левую бровь — боюсь, что так ее однажды навсегда перекосит. На физиономии Гиводелло застыла вечная гримаса человека, который все знает, он был, как всегда, самодоволен.

Но прежнего веселья уже не чувствовалось. Мир знатных людей уже раскололся на части, и как разбитый горшок, склеить его было невозможно. Тем более, одной лишь музыкой.

После трех парадных танцев король объявил всем, что маркиза Фэту любезно согласилась исполнить один таинственный танец — она специально готовила его для этого бала. Сольные танцы были обычными для балов: любая из дам, по-своему желанию, могла разучить и исполнить нечто особенное, в честь короля или наследника. Это поощрялось и, если дама была хороша собой, — вызывало всеобщий восторг.

Заиграла чарующая музыка. Лалулия вышла на середину зала. В руках ее был, подаренный мною, веер.

Я напряженно следил за дивными гибкими руками. Все были околдованы ее грацией. Глаза короля горели, щеки пылали, мне, казалось, он был готов наброситься на бедную Лалулию.

О, как она прекрасно держалась весь этот роковой танец, безупречно повторяя все движения и ни разу не сбившись. Вот, что я прочитал по ее знакам: 'сегодня ночью назначена расправа на острове, не хочу потерять вас, ваша Лалу'. Тридцать обычных знаков из ларотумского алфавита — но каков смысл послания!

Стихли последние аккорды, и маркиза присела в глубоком поклоне перед королем. Раздались аплодисменты. Король глухим голосом, едва сдерживая свое волнение, произнес:

— Вы, как всегда, восхитительны, кэлла Фэту. Вы очень порадовали нас.

— Что это за странный танец с веером, из какой он культуры? — спросила королева, покачивая бриллиантовой диадемой, затмившей своим блеском свет свечей и тонкие морщинки на лице хозяйки.

— О, бесподобная Акавэлла, об этом танце я вычитала в древних книгах… и переиначила на свой лад. Я надеялась доставить всем удовольствие.

— У вас это получилось, — сухо сказала королева.

Пока Льен обдумывает послание Лалу, есть смысл проникнуть в мысли Тамелия Кробоса.

'Собрание на острове Кэльд — хороший случай добить одним разом всех своих врагов',- думал король. Черные маги уже доказали ему свою способность устраивать массовые беспорядки. Они многое могут и союз с ними на пользу ему. Если сейчас получится то, что они обещали, то его ждет славное будущее — мощное королевство, абсолютная власть. Он заставит подчиниться всех, кто выказывал неповиновение, склонить головы гордых и зазнавшихся подданных.

И Льен строя догадки, мучительно ломал голову как избежать возможного кровопролития.

Лалу, милая Лалу предупредила меня. Она точно знает, уверена, что мне грозит опасность. Однажды она уже помогла мне, рассказав о планах Тамелия в морском походе в Анатолию. Сейчас она снова хочет спасти мою жизнь. Я понял, как все будет устроено — на острове Кэльд мы окажемся в ловушке.

Недалеко от города течет приток Розовой реки Атапель.

Небольшой остров под названием Кэльд в древнее время служил оплотом для древних королей, вынужденных там укрываться от набегов чужеземцев. До того, как был выстроен Мэриэг.

Старая крепость давно разрушена, и почти заросла травой, но ее руины очень почитаемы, и каждый год в этот день после бала в Дори-Ден, все отправлялись именно туда. На лодках и плотах добирались до острова и там, в ярком свете многочисленных факелов, говорились речи, разливалось вино, и пелись старинные песни. Шествие доберется туда не больше, чем за полчаса.

Человек двести-триста, как правило, собиралось под стенами Кэльда. Короли Ларотум не всегда находили нужным самим участвовать в этом событии. Долг чести отдавали их подданные, и именно, лучшие дворяне королевства сделали остров своим маленьким оплотом свободы и непокорности.

После предупреждения Лалу я был уверен, что Тамелий туда ни за что не пойдет. Но туда непременно отправится принц.

Триста человек — это же огромная толпа.

Что затевает наш король? Маркиза дала понять, что не стоит идти туда. Но как объяснить это своим друзьям и принцу и всем остальным его сторонникам? Времени оставалось крайне мало.

После бала все разодетые люди отправятся к реке, чтобы отдать свои почести древним стенам Кэльда, у многих будет с собой оружие, головы разгорячены вином и танцами. Факельное шествие остановится возле руин, и там представители самых древних родов скажут речи, а потом… Очень часто именно там устраивались импровизированные турниры, эти схватки могли закончиться чем угодно.

Надо непременно отговорить Орантона от участия, но как?!

Чтобы я не говорил ему, он упрется! Единственное средство, которое я мог сейчас использовать — обман! И я пошел на это.

Принц, как магистр ордена Дикой розы, дававший клятву, не сможет отказать в защите храмов, принадлежавших старым культам.

— Ваше высочество, — тихо сказал я, — меня только что предупредили о том, что на храм Водограса и храм Мириники будет совершено нападение этой ночью. Я думаю, что всем нашим людям следует отправиться на защиту этих священных мест.

— Кто тебе сказал?

— Человек очень близкий королю.

— Действительно, братец выбрал удобный момент, чтобы напасть на них, — пробормотал принц. — Надо бы помешать его замыслу. Но как же шествие на Кэльд?

— Решайте, что сейчас важнее — древние традиции, или поступки достойные дворянина, которыми вы можете подтвердить все речи, что будут сказаны у стен крепости Кэльд?

— Ты задел меня за живое, Улон! — сердито воскликнул принц. — Ему очень не хотелось пропускать то событие, которое привлекало на остров всех, кроме короля. Ведь именно там принц мог быть первым!

— Хорошо, предупреди всех наших, что мы незаметно покидаем бал. Пусть все делятся на две группы. Брисот распределит людей, так что ему первому сообщи мой приказ.

Я незаметно предупредил Брисота и Караэло. Но оставались еще неберийцы. Что делать? Я взглянул на мрачное лицо коннетабля. Он уже потерял часть людей в Небере, и теперь, еще один удар по его ордену мог положить конец существованию 'Лучей Неберы'.

Но попытка Турмона втянуть в заговор принца вызывала у меня возмущение. Коннетабль, при всей своей дружелюбности, тоже был не прост. Идея стравить между собой двух братьев — короля и наследника престола, была так же похожа на то, что сейчас делает король.

Я попытался отыскать взглядом Кафирию. Она буквально прилипла к королеве и не отходила от нее ни на шаг.

Но у меня были еще друзья, которых нужно предостеречь. Граф Пушолон сразу понял меня и взглядом подтвердил свое согласие.

Барон Товуд, зять коннетабля, человек с которым я был дружен, и вот уж его-то я точно не хотел видеть в числе убитых на Кэльде.

Товуд был счастлив, он танцевал со своей женой, которая уже разрешилась от бремени, и теперь блистала стройными формами в роскошном платье.

— Баронесса, — сказал я, поклонившись Энцуане, — позвольте ненадолго похитить у вас вашего доброго супруга.

— Только, при одном условии, граф, если вы обещаете мне танец, — весело согласилась баронесса.

— Барон, — если вы любите вашу супругу, и не желаете преждевременно сделать ее вдовой, не ходите сегодня на остров Кэльд, и вашим лучшим друзьям, в которых уверены как в самом себе, отсоветуйте.

Барон удивленно посмотрел на меня, но, наверное, мое лицо было достаточно серьезным, чтобы развеять все сомнения.

— Хорошо, спасибо, Льен, я не предполагаю, какие причины могут существовать для ваших опасений, но я вам верю. Спасибо, я воспользуюсь вашим советом.

 

Глава 18 Почитатели острова Кэльд

Но, предупредив своих друзей, я счел для себя важным самому присутствовать при событиях в Кэльде. Несмотря на мольбу Лалулии, я должен был знать, что произойдет, я должен был видеть своими глазами. То, что случилось в Небере никак не выходило у меня из головы. И я чувствовал, что эти события как-то связаны между собой.

— Вы идете с нами, Льен? — спросил Брисот.

— Вы уже уходите?

— Да, мы покидаем это собрание, вы с нами?

— Я уйду попозже, чтобы не возбуждать подозрений, и догоню вас по дороге.

Я поймал встревоженный взгляд Лалулии, она видела, что уходили мои друзья, а я остался. Едва заметный, успокаиваюший кивок головы и улыбка, — вот все, что я мог сделать сейчас для нее.

Принц собирался улизнуть по дороге, вместе с графом Лону.

Когда бал подошел к концу и все повалили на улицу, я смешался с толпой, и она буквально вынесла меня. Внизу, на площади ждали слуги с приготовленными факелами, оружием и доспехами. Кто-то успел вооружиться прямо тут, перед Дори-Ден, кто-то съездить домой, и оттуда направиться к Изумрудным воротам, чтобы выйти на Каменную дорогу.

Я вместе с толпой придворных вышел по Коридору и, миновав часовых, отдавших нам честь, последовал за всеми к реке. Но странным было то, что многие из дворцовой толпы сами собой отсеивались по дороге. Кто-то встречал знакомого и задерживался, чтобы переговорить, кто-то сворачивал в темноте и кого-то поджидал, но когда мы добрались до Атапели, то собралась весьма странная толпа — сплошь мужчины, хотя женщины и раньше не жаловали своим посещением Кэльд, но мужчин вроде Гиводелло и Фэту в этой толпе уж точно не было. Собрались люди способные держать меч в руке.

Большей частью — молодые и полные искушения драться. Благо, что поводов к ссоре было хоть отбавляй. Кроме политических и религиозных распрей, были и личные счеты друг к другу. Один молодой человек из лагеря коннетабля хищным взглядом посматривал на молодого и красивого неберийца. Я отлично знал, что эти двое не поделили между собой — женщина была предметом их ненависти. И только что, на балу наблюдал, как один задирал другого.

Перебравшись на остров в одной из лодок, я вдруг почувствовал сильное беспокойство, и с каждой секундой оно нарастало. Я вдруг отчетливо осознал, что одной из самых важных причин собравших этих людей здесь являюсь я сам. И кто-то хочет устроить на острове что-то страшное с единственной целью — напасть на меня. Я не мог найти моей догадке логичное объяснение, да и времени на размышления не оставалось. Дальше я действовал, подчиняясь истинкту — мгновенно и не раздумывая. Толпа помогла мне скрыться в ближайших кустах и, двигаясь между ними, я незаметно подобрался к стенам Кэльда. Небольшая возвышенность помогла мне разглядеть всех участников будущего представления.

Один точно находится здесь неспроста — Миролад Валенсий что-то объясняет Немилу Авалтепу и вручает ему какой-то предмет, умещающийся в ладони.

В глазах у меня загорелось пламя — такое сильное излучение создавал этот предмет. Кажется, это был камень. Я уже знал, что будет — магия камня подействует на собравшихся здесь людей и без того агрессивно настроенных. Но Авалтеп не управлял артефактом — он подчинялся верховному жрецу. Сам Миролад Валенсий кого-то усиленно искал взглядом и не только взглядом — несколько раз я почувствовал, словно невидимый холодный луч прошел рядом со мной. Я инстиктивно отшатнулся назад. Жрец ищет меня. Но зачем я ему нужен? Я или то, что есть у меня. И на свои безмолвные вопросы я вдруг начал получать ответы. Будто с закрытой картины по частям снимали покрывало.

Валенсий знал, чем я обладаю — магические вещи, владельцем которых я являюсь — интересовали его.

'Так ты вышел на охоту! — прошептал я. — Ну, нет'!

Люди, пришедшие на остров, рассредоточились вокруг древних укреплений, разбившись на группы. Лица были воинственны и полны решимости.

Турмон собирался сказать речь по случаю торжества. Его приветствовали громкими криками многие из присутствующих. Неподалеку стол и кэлл Бленше, хладнокровно взирающий на все собрание. Но коннетабля вдруг отстранил Нев-Начимо. Он просто вышел, встал впереди его и, набрав воздуха в легкие, громогласно сказал:

— Наш славный коннетабль забыл о том, что на острове Кэльд мы все равны перед прахом рыцарей прошлого и только самые достойные из нас могут обращаться к другим дворянам достойным этой чести.

Коннетабль вспыхнул, и лицо его исказило негодование. Из толпы раздались протестующие крики.

Но Турмон сдержался и, скрестив руки, занял выжидающую позицию. Слова Нев-Начимо были оскорбительны по сути.

Но он, как ни в чем не бывало, с присущей ему надменностью, обдавая всех высокомерием, высказался в духе приверженцев официального вероучения.

— Великий Дарбо призывает цвет нашего рыцарства очистить землю Ларотумскую от заразы лживых предательских культов. Их вожаки, их покровители — предатели в душе своей, они не подчиняются повелению своего короля, смеют дерзить его воинам и идти против него в своих замыслах. Здесь, на острове Кэльд, всякий уважающий себя благородный человек должен принести во всеуслышание клятву верности дарбоизму!

После этих слов собрание взволновалось, как море, потревоженное буре. Нев-Начимо изобрел такую хитроумную уловку, при которой каждый, кто не принесет этой клятвы, поставит себя в опасное положение! А, дав клятву, он открыто отвернется от своих идей, а для большинства дворян — это равносильно духовному самоубийству. Многие не пойдут на такое унижение и открыто признают себя бунтовщиками.

— И первым, кто должен дать эту клятву, будет наш коннетабль! — продолжал сове выступление магистр Белого Алабанга.

Это было явной провокацией! Лицо Туромна сделалось чернее тучи.

— Здесь и сейчас мы все должны занять подобаюшщее место, сделать свой выбор! — кричал Нев-Начимо.

Возмущение стало нарастать.

Коннетабль поднял руку, и на миг все стихло. Нев-Начимо с любопытством уставился на него, видиомо предвкушая, как тот будет выкручиваться из щекотливой ситуации.

— Не знаю, уважаемый граф, как вы представляете весь этот фарс после слов, сказанных вами. Только что вы дали понять, что я даже недостоин произносить речь перед цветом нашего рыцарства, а теперь вы требуете от меня какую-то нелепую клятву. Смешно! Наши предки в своих могилах переворачиваются от такой наглости, — и, как истинный дворянин, Турмон отвесил легкий поклон, — с демонстративной учтивостью и вежливым хамством у него все было в порядке.

— Это оскорбление, коннетабль!

— Всегда к вашим услугам, в любое удобное для вас время, я гоов ответить на ваш вызов.

Пока между ними шла перепалка, я внимательно следил за Валенсием. Он вдруг пропал из поля моего зрения. И я стал осматривать все окрестности.

Тем временем под стенами Кэльда начала развиваться настоящая драма. Десяток человек крепко сцепились между собой.

Один из неберийцев, брат барона Сирэта, убитого в Небере, первым начал ссору, предъявив обвинение рыцарям мадарианам:

— Вы как последние трусы, превосходя числом, напали на людей в священном месте. Обагрили древние храмы кровью!

— Наши люди тоже были убиты! — кричит мадарианин.

— Вы жалкие трусы!

— Черви ничтожные!

Взаимные счеты друг к другу посыпались, как из рога изобилия.

— Да, они ни на что не способны, без колдовства, так говорят люди! — снова кричит небериец.

— Просто мы лучше вас умеем сражаться! — парирует мадарианин.

— О вас говорят только дурное!

— Скажите, кто это и его четвертуют! Или вы забыли указы короля!

А Авалтеп, сладко и торжествующе улыбаясь, крепко сжимает таинственный предмет, и не остается сомнений, что он влияет на происходящее. И вот уже зачинщики, обнажив мечи, нападают друг на друга, противоборствующие партии разделились и готовы присоединиться к дерущимся.

Наконец я отыскал жреца. Он совсем близко от меня! Миролад Валенсий проходит мимо места, откуда я веду слежку, чутко прислушиваясь и обводя факелом заросли. У меня есть мгновение, и я им воспользуюсь — меч тут не поможет. Но поможет праща, которой я обзавелся после смерти Джосето Гилдо, и камни под ногами, что были здесь в изобилии. Один из них летит в голову жреца, и меткий удар укладывает его на землю.

Авалтеп! Он еще больше разжигает страсти, но я уже знаю, как его остановить. Сила, исходящая из предмета — можно изменить ее знак и направить на источник.

Я не понял, как я это сделал, но я сделал. Осознанно и направленно. Вся агрессия, вся ненависть, которую жрец исторгал во внешний мир, усиливая ее магией артефакта, на собравшихся людей, устремилась обратно на Авалтепа. Бедняга сам не понял, что произошло. Никто не понял. Но все дерущиеся неожиданно для себя нашли новый объект для своей ненависти, и видят боги, я еще никогда не видел, чтобы кого-то так яростно хотели уничтожить в считанные секунды. Тело Авалтепа порвали на куски в неистовой злобе. Рубили, пинали, и дикий рев человеческих страстей сотрясал остров.

Нев-Начимо, с ужасом и бешеством взирающий на происходящее был вынужден бежать с острова, понимая, что ненависть топы может перекинуться на него самого.

Только теперь я понял, что здесь могло произойти! Беснующиеся люди, уничтожив предмет своего гнева, потеряли источник, питающий его. Возбуждение толпы, ярость стали стихать. Ничего не понимая, все смотрели друг на друга и на останки растрезанного жреца, на тела убитых дворян.

Но так устроены люди — совершив безумный поступок, ищут ему объснение и… находят. Никто не хотел оправдываться перед королем и верховным жрецом, поэтому кто-то выкрикнул спасительную фразу:

— Авалтеп — шпион из Кильдиады! — это кричал рыцарь Белого Алабанга.

Ведь мадариане постарались в этом побоище не меньше, чем другие.

— Поделом ему, — мрачно подтвердил один из неберийцев.

Турмон, пожалуй, один из немногих сумел сохранить спокойствие. Он остановил рукой Бленще, когда тот попытался вмешаться и удерать толпу. Они мрачно взирали как, потерявшие над собой контроль, люди превратилсь в диких животных. Такое им приходилось видеть на войне. Но там хотя бы было понятно, кто за что дерется!

Но был тут еще один свидетель, который смотрел на происшедшее совершено другими глазами. И зная, кто этот человек, я понимал все его мысли.

Локман, имевший прямое отношение к черным магам, не сводил с меня своего темного пристального взгляда. Он, кажется, впервые разглядел меня по-настоящему, оценил должным образом.

И готов биться об заклад, но в его глазах я увидел что-то похожее на испуг.

 

Глава 19 Встреча с королем. Приказ об аресте Турмона

— И как это понимать? — возмущенно вопрошал меня принц.

Он быстро прохаживался по своей роскошной гостиной и изредка стукал кулаком по столу. Кроме меня здесь были все мои товарищи, и они, точно так же как принц, желали получить ответ.

— Но ваше высочество, скажите мне, разве я неправильно поступил, отправив вас подальше от Кэльда?

— Где в таком случае был ты? А ну, скажи мне, добрый друг, преданный Улон?

— Да, Льен, — проворчал Паркара, — мы все отлично поняли, что ты хотел нас отправить подальше от заварушки, но сам-то что? Это нечестно. Ты подставлялся один, тогда как мы хотели быть рядом с тобой в минуту опасности.

— Неважно, где был я и что там видел — главное, что из вас никто не пострадал. Поверьте мне — для всех вас оказалось лучше, что вы находились далеко от острова Кэльд.

Зловещие планы короля отчасти сорвались.

Еще долго осбуждалось происшедшее и в Дори-Ден и в домах знатных людей. Но скоро другие события вытеснили память о той ночи.

Меня пожелал видеть сам Тамелий Кробос. Это было неожиданно и, честно говоря, не об этой встрече я мечтал.

Но не прийти: значило — открыто оскорбить короля.

И идти мне не хотелсоь Я боялся, что сорвусь и наговорю лишнее! Слова Наденци не выходили у меня из головы.

В сверкающей золотой, совсем нереальной комнате, которая больше походила на клетку для мифической птицы, меня встретили Презрение, Равнодушие и наглый оскал Всевластия. Все мы рано или поздно встречаемся с ними.

И вот, я теперь, утопая сапогами в пушистом ковре, пытаюсь своим взглядом проделать щели в толстой пелене, за которой прячет свои глаза король.

Он наслаждается, упивается властью. Он видит во мне букашку, которую держит на своих ладонях. Ему приятно оттого, что мне сейчас больно, и я унижен, оттого, что я понимаю свое тупое бессилие, оттого, что не могу бросить ему в лицо обвинение.

— Итак, кэлл Улон, вас рекомендовали мне как очень достойного и способного человека, способного настолько, что я могу доверить ему важную миссию — сегодня ночью вам поручено сопровождать отряд моих людей в Бендир, с тем, чтобы они могли арестовать главу ордена неберийцев. По моим сведениям в эту ночь у них назначено новое собрание.

— Почему вы поручаете это мне, ваше величество? — голос мой прозвучал глухо.

— Потому что мне известно о том, что вы знаете, местонахождение резиденции этого ордена и только вы сможете беспрепятственно войти в нее. Надеюсь, вы понимаете, что ваш отказ или уклонение от возложенной на вас миссии будет расцениваться как предательство и открытый бунт.

— Боюсь, что вы располагаете неверными сведениями, ваше величество. Вряд ли я смогу быть здесь вам полезен.

— У меня верные сведения, молодой человек, — веско сказал король, и если вы не можете быть мне хоть в чем-то полезны, то значит, вы очень плохой слуга.

— Смею заметить, ваше величество, что я ваш самый преданный вассал. Слугой быть оскорбительно, а вассалом — почетно, и я, уже, по крайней мере, дважды точно доказал вам свою верность. Жизнь молодого наследника висела на волоске, и я честно выполнил свой долг — послужил вам. А в ходе морских сражений с Кильдиадой я много раз рисковал своей жизнью.

— Да, да, знаю, — раздраженно перебил меня Тамелий, — но я тоже смею, как вы изволили выразиться, заметить, что в иных ситуациях вы брали на себя намного больше…, чем от вас ожидал ваш король. Ваша предприимчивость порой весьма губительна для моих интересов.

Было ясно, что он ничего мне не простит, равно, как и я ему. Глядя в надменные, презрительные глаза короля, я понимал свое тупое бессилие: бросить ему в лицо обвинение я не мог. Не мог отказаться от оскорбительного поручения, которое он мне навязал.

Но смерть отца, моих друзей, тысячи погибших ларотумцев, разрушенные храмы и…полная безнаказанность властелина — все это сводило меня с ума. Я мог лишь прямо и вызывающе смотреть в его глаза, и этому не было свидетелей. И мой взгляд говорил ему о многом! И еще, я мог позволить себе холодное и беспощадное желание его смерти.

Он торжествовал, наслаждался моим бессилием. Но ему и этого показалось мало.

— Маркиз Фэту говорил со мной о вас. Он очень многим вам обязан — я удивлен! Он сказал мне, что вы оказывали столько незаслуженного внимания его супруге, что ему до конца ее жизни не хватит сил отблагодарить вас за труды, — криво усмехнулся король. — Но он просил вам передать, что она больше не нуждается в ваших услугах — он отправляет ее в свое дальнее имение Паражуль. И мы больше никогда не увидим синих и коварных глаз маркизы. Большая потеря для моего двора, но я найду ей достойную замену.

Я с трудом удерживал себя в руках.

— Вы позволите мне удалиться, ваше величество?

— Конечно! Я с вами уже все решил. Желаю вам успеха этой ночью! — свысока бросил король.

Я резко повернулся и вышел. На улице, за стенами дворца, я дал волю своему бешенству. Но что мог изменить мой взмыленный конь, рассеченное мечом деревце, испуганные и обрызганные грязью прохожие?! Что мог изменить красный туман в глазах?

— Нет, здесь следует действовать по-другому, — вслух сказал я себе, и сам вздрогнул от собственного голоса, — ваше величество, вы не получите свою игру.

 

Глава 20 Чета Фэту

Я побежал к дому Фэту — мне было все равно — я был готов прямо на глазах у старика целовать и прижимать к себе свою любовь, но я опоздал — ее уже не было в доме.

— Господа уехали полчаса назад, — сказал мне старый слуга, когда я забарабанил в дверь.

Я помчался к Изумрудным воротам — именно из них проще было попасть на Ковровую дорогу, по которой поедет чета Фэту.

И нагнал карету уже за крепостной стеной. Ее сопровождали три всадника. Люди из окружения маркиза. В результате бешеной скачки я поравнялся с окошком, из которого выглядывала маленькая ручка, она барабанила пальчиками по обшивке кареты.

Я велел кучеру остановиться. Из кареты крикнули: 'Гони'! Но когда я перерезал путь, кучеру ничего не оставалось сделать, как остановить карету.

— Что вы себе позволяете! — негодующе спросил Фэту. Его лицо сделалось багровым от гнева.

Меня обступили его сопровождающие.

— Я должен поговорить с маркизой.

— Вы с ума сошли! О чем вам с ней разговаривать! — прошипел он, но, кажется, в его глазах промелькнул испуг, старый демон понял, что я готов с легкостью убить его.

— Позвольте мне погворить с ним, — умоляюще обратилсь к нему Лалулия.

— Молчите, негодная! Вы и так навлекли на себя подозрения.

Я окончательно взбесился.

— Я убью вас, подлый старик, чтобы навсегда освободить эту женщину от ваших домогательств.

— Я не буду драться с вами, самонадеянный болван, — прохрипел он.

— Вы не можете ответить отказом на мой вызов.

— Зато я могу просить любого из моих друзей заменить меня в поединке, по причине моего нездоровья и почтенного возраста. Это допускается!

— Ты хитер, демон, но от меня не уйдешь. Когда я убью всех твоих дузей, тебе самому придется взять в руки меч.

— А пока прощайте, наглец! — бросил он мне.

И я, теснимый его дворянами, вынужден был освободить кусок дороги.

Но он не ожидал одного — маркиза в последнюю минуту успела выскочить из кареты и подбежала ко мне. Всадники были вынуждены расступиться. Глаза ее наполнились слезами.

— Льен, милый, позвольте мне уехать!

— Вы сами этого хотите?

— Да.

— Вы лжете — вас заставляют!

— Нет, Льен, так надо, они вас погубят из-за меня. Я не могу этого допустить.

— Ну и пусть!

— Возвращайтесь в Мэриэг.

Тут мы совершили отчаянный поступок — на глазах у ошалевшего Фэту и двух свидетелей я поцеловался с Лалулией. И с трудом отпустил от себя.

— Вы за все заплатите мне! — возмущенно крикнул он и, схватив за руку жену, затолкал ее в карету.

Чувство полной безрассудной любви к маркизе захлестнуло меня. Верно говорят: женщина способна разрушить любые замыслы, лишить и трезвости, и ума. И я чувствовал ее нежные пальчики на своем лице, и волнующий запах, и шуршание юбок и тонкую вуаль, сквозь которую сверкали то синие как море, то ясные как небо, глаза моей богини и восхитительный каскад светлых локонов. И ее ум, и ее доброту. Неземная женщина. И я должен был владеть ею. Я понял это, когда увидел, что от меня безвозвратно увозят мою любимую.

Разные сладостные видения преследовали меня. Не могу сказать, чего я желал больше — души или тела маркизы. Я хотел обладать ею целиком, каждым мгновением ее жизни. А пока, этими мгновениями, стуком ее сердца владел мерзкий, грязный душой и разумом старый скорпион, увозивший от меня навсегда мою любовь. И потому мне хотелось заорать, броситься в погоню.

Именно на это и был сделан подлый расчет Тамелия Кробоса. Именно этого добивался паук в своей золотой клетке.

Он следил за мной, поджидал в ловушке. Он узнал о моем чувстве, чьи-то зоркие глазки помогли ему в этом, острый как жало язычок донес ему о моем внимании к Лалулии Фэту, и теперь…нас разлучают.

На меня насмешливо и холодно взирали три пары глаз моих новых врагов. Они не рассчитывали на легкую победу. Я слыл человеком опытным и умелым. Но их было больше. Ярость, переполнявшая меня, устремилась на них.

У каждого боя есть свой стержень, причина, то, что наполняет его силой. Иногда это банальное соперничество, которое от природы в крови у мужчин, есть еще такой принцип: проучить нахала, так, что руки сами хватаются за меч; заслуживает уважения драка за убеждения, которые приходится отстаивать; месть — неписанное правило, завещанное нашим предками: око за око, зуб за зуб, — никогда не потеряет актуальности; защита собственной жизни — банально, но чаще всего приходится драться по этой причине: ты не можешь не вступить в бой, когда в тебя тычут оружием; защита близких; долг — это сродни поединку за убеждения; устранение помехи на пути к цели, — я не сразу осознал этот важный побудительный мотив, но со временем я перестал церемониться со многими помехами; бой за женщину; слепой гнев и свод правил. Из всех этих мотиваций две последние для меня самые непривлекательные. Свод правил, написанных предками, устаревает и зачастую подвергает жизнь воина ненужному испытанию. А слепой гнев лишает ум человека ясности, мешает ему хладнокровно мыслить, и принимать верные решения.

Но в данный момент я как раз поддался своей ярости. Я не стал церемониться и мешкать, ждать пока они займут позицию, и сразу всадил одному противнику в горло нож. Убив первого врага, принялся за двух оставшихся. Стихия убийства овладела мной. Мне захотелось утопить весь мир в крови! Чувствовать себя обманутым, проигравшим и не иметь возможности отыграться — это ломает личность изнутри. Сначала ты направляешь гнев на внешние объекты, а потом начинаешь убивать себя. Я поддался слабости, временному безумству. Наверное, ненужно было исступленно бить в мертвое тело проигравшего бой элла, но я перестал управлять собой. Последний дворянин из сопровождения Фэту испуганно отступил.

— Ну что же вы? Уже уходите?! Какая жалость! — язвительно бросая слова, я наступал на него. Губы мои побелели, лицо исказилось.

— Я капитулирую, — прокричал он.

— Неет, я убью тебя! Вы все смеялись, что отняли ее у меня, я никого не пощажу!

— У вас репутация благородного и великодушного человека! Уймите свой гнев. Я приношу извинения!

— А-а-а моя репутация!

Я прижал его к изгороди, он затравленно смотрел на меня. Клянусь, я был готов убить этого жалкого человека. Но что бы это изменило?

Я опустил руку, и он мгновенно ретировался по направлению к своей лошади. Он забрался на нее и пустил галопом. Я увидел как он, становится все меньше и меньше, удаляясь от места битвы, но вот, кто-то едет ему навстречу. Они поравнялись и придержали коней.

Можно было догадаться, с кем он говорил! Еще выходя из Дори-Ден, я заметил, что за мной следят. Почти в открытую. Соглядатаи Суренци. Мне удалось оторваться от них ненадолго, но теперь они наверстывают упущенное. Положение мое осложнялось.

 

Глава 21 Бендир

С тоской и отчаянием, думая о маркизе, я хотел броситься вдогонку, несмотря на то, что чета Фэту была уже бесконечно далеко, но удерживал себя, и любовь моя крутила меня изнутри и жгла.

Позже я думал: почему она не перевесила чашу весов, таким ли сильным было это чувство — почему я не бросил все и не помчался вслед за своей мечтой?

Отказывать себе — больно. Боль и горечь отречения пройдут через всю мою жизнь. Но именно так поступают сильные люди — это я усвоил с детства. Теперь, с тоской вспоминая карету, увозящую мою любимую, я вспомнил свои слова, сказанные мной в замке духа. И пожалел об этом — может, сама судьба решила наказать меня за то, что я презрительно пренебрег силой любви, не веря в нее, отказался в пользу честолюбивых планов.

Драка с людьми маркиза помогла мне выпустить гнев, и я задумался. Тамелий хотел уличить меня в неповиновении, уж, если меня не убьют люди маркиза, то погоня за его каретой — это серьезный повод для обвинений в неповиновении королю. Чувства мои перемешались: уязвленную гордость и отчаяние от потери подслащивала мысль о том, что король просчитался, что он ничего не понял обо мне. И отогнав счастливые и мучительные видения, я вернулся в Мэриэг.

Поручение, навязанное мне Тамелием, я отклонить, конечно, не мог. Я прекрасно понимал, на что был сделан его расчет. Новая попытка стравить между собой двух своих противников: принца и Турмона. Это была ловушка и для меня. Люди Суренци ходили за мной по пятам. Они должны были доложить о любом моем промахе.

Да, и, в общем, в этом не было необходимости — ни Турмона, ни Кафирии не было в городе — это я знал точно. Я ломал голову, как предупредить коннетабля. И отправился к принцу. Он, как будто даже не был удивлен.

— В целом, не будет ничего страшного, если вы поедете с ними, — медленно произнес он.

Меня от его слов передернуло.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, вы же не сами придумали это. Вас заставили. Поезжайте в Бендир, и не вступайте пока в конфликт с королем.

'Отлично! — раздраженно думал я, — ваше высочество, решили избавиться от свидетелей вашего участия в заговоре против короля. И кто же вас надоумил вступить в общество мертвых аясков! Теперь вы поняли, что запахло жареным и хотите выйти сухим из воды. Но я не могу позволить Тамелию Кробосу использовать меня столь подлым образом. Мне было известно, что Турмон находится в Бендире, и добраться до него без свидетелй я не смогу, но вот до близкого к нему человека — стоило попытаться.

Улон Сат, барон Ивонд, и еще несколько людей из его окружения могли предупредить его об опасности. Для начала я выбрал дом барона Ивонда — он был ближе всех ко мне.

Я отправился к себе домой, и, предупредив сэллу Марчу, чтобы никто не смел входить в мою комнату, ибо я ложусь вздремнуть час-другой, опять воспользовался старым испытанным средством — магическим плащом.

Дело происходило днем. И пройти по улицам было не так сложно, как потом явиться взорам людским. Пришлось показаться прямо в гостиной барона Ивонда.

Он вместе со своим семейством сидел в столовой и обедал. А я ждал его возле камина, в красивом кресле с резными подлокотниками.

Вошла служанка и испуганно уставилась на меня. Я приложил палец к губам. Она убежала, чтобы позвать хозяина.

В коридоре раздались быстрые шаги. Барон Ивонд! Лицо его выражало недоумение.

— Не стоит удивляться, барон, и думать о том, как я попал в вашу гостиную, — это не важно сейчас. Важно другое. Мне надо сказать всего три слова.

— Я вас слушаю.

— Сегодня арестуют коннетабля.

— Это все?

— Это все. Я знаю наверняка, потому что король приказал это сделать именно мне.

— Я вас отлично понял.

— Скажу откровенно, мне все это ужасно не по душе.

— Вы поступаете верно, достойные люди это оценят.

— Боюсь, что цена за мою жизнь становится все меньше с каждым днем, — усмехнулся я. — Я попрошу вас на минуту выйти из гостиной, барон, и я уйду тем же способом, что пришел.

Снова незаметно я вернулся домой. У дверей дежурил сам Бэт Суренци. Лично! Он не доверял никому! Вот какая я важная птица. Королевская дичь, — снова усмехнулся я, вошел в дом и по-настоящему лег поспать: ночь предстояла тяжелая.

За мной заехал Лаоджон Сат! Враждующий со страшим братом Улоном, самый младший Анзулио встречался со мной в Изумрудном море, и погиб при неизвестных для всех, кроме меня и моей команды, обстоятельствах. Но Лаоджон Сат ненавидел старшего брата и был кровно заинтересован в том, чтобы его накрыли вместе с патроном, которому он был предан.

Мы ни о чем не говорили. Группа мадариан прекрасно знала куда ехать, и мне было невыносимо оттого, что я еду с ними. По дороге мне встретился один знакомый. Он удивленно посмотрел на меня в необычном обществе. И я был уверен, что теперь о моей поездке узнает весь Мэриэг.

Мы прибыли в поместье Бендир ближе к вечеру. В доме горели яркие огни, играла музыка, и как мне показалось сквозь оконные проемы, танцевали люди.

Я последовал за Сатом. Он вторгся в дом, где был бал — соседи, дворяне из окрестных мест развлекались обычным для себя способом: кто-то сидел возле столов с едой, кто-то танцевал, словом — мирное времяпровождение. Все удивленно взирали на вошедших воинов.

— Что вам угодно, кэллы? — спросил барон Товуд.

— Нам нужен хозяин поместья.

— Сегодня я за него. Мой тесть пригласил свою дочь и меня погостить у него в загородном доме. Мы, люди молодые, решили немного поразвлечься.

— Таак! — выдохнул Сат и, резко повернувшись, со злобой посмотрел на меня. — Ваших рук дело!

— О чем это вы? — засмеялся я. — Король попросил меня сопровождать вас на этой прогулке, наверное, боится, что вы сами не справитесь, заблудитесь или напутаете что-то. Я знаком с бароном Товудом и искренне рад его снова увидеть.

— Вы пожалеете, — прошипел Сат, и вышел из дома.

— Спасибо, Льен, — сказал барон, — вы во второй раз выручаете меня. — Не желаете остаться на ужин?

— Ужин будет весьма кстати, злость у меня всегда вызывает голод, но вот от танцев я сегодня откажусь.

— Для всех присутсвующих дам это большая потеря.

Ненадолго задержавшись у Товуда, я вернулся в Мэриэг отдельно от людей короля. В сущности, я открыто пошел против него, и теперь был готов ко всему.

Но меня не вызывали больше в Дори-Ден, не арестовали как пособника преступного ордена. Казалось, что про меня забыли.

Гораздо сложнее было объяснить моим друзьям причины этой поездки. Паркара долго недоумевал. Но меня все же поняли, и мне верили, а это для меня было самым главным.

Я не могу удержаться от искушения сделать еще одно авторское отступление.

Мысли Льена о плане короля в целом были верны. Но кроме всего, у тех, кто стоял за его спиной имелся другой расчет. Аров-Мин был уверен в том, что неберийцы спрятали артефакт, за которым мадариане охотились в храмах Неберы. Он не подозревал, что артефакт был украден лицом неизвестным — третьей стороной, и, находясь в уверенности, что он у неберийцев, пытался заполучить его любым способом. Арестовав Турмона за неподчинение, можно было кроме политической выгоды, сделать попытку поторговаться с ним за артефакт — свобода в обмен на магию — он мог согласиться. Понятно, что планами этими кэлл Аров-Мин ни с кем не делился, но он был одним из первых, кто высказал идею об аресте коннетабля.

Самое худшее для Турмона было то, что с некоторых пор он стал Тамелию больше ненужен — его вполне могли сменить другие люди на посту коннетабля — амбициозные, дерзкие, опытные в делах войны. Один был известен точно. Не говоря о том, что мятежный герцог по-прежнему сильно мешал ему. И понимая это, Турмон поддерживал Союз мертвых аясков. До Тамелия дошли и эти сведения. Он прекрасно понимал, что коннетабля следует убрать. Чем скорее, тем лучше. Шпионы донесли королю, о том, что готовится новое собрание неберийцев — был удобный случай заполучить эту карту.

А события в Небере, и на острове, заставили его действовать решительно, поскольку Турмон отлично понял, что на него началась охота, и был готов в любое время объеденить свои силы с бунтовщиками в Гэродо. Но как видно из рассказа Льена, Тамелий снова просчитался. Первым его желанием было арестовать Льена, но на этот раз его остановил Миролад Валенсий.

Он уже знал, как расправится с Льеном. Очнувшись от удара по голове на острове Кэльд, он смог сам убедиться в том, на что способен этот молодой человек. А когда понял, то решил, что следует быть осторожным. Если Льен смог управлять магическим камнем в руках другого человека, то, что он может сделать с артефактами, которых его попытаются лишить принудительно. Таким образом, артефакты потеряли для Миролада Валенсия в этой ситуации всякий смысл. Проще было устранить Льена с дороги, используя людей, что он и собирался сделать.

 

Глава 22 Граф Влару

После поездки в Бендир время побежало стремительно и неумолимо к развязке нашей истории. Все мы были настороже и озабочены последними событиями, и все-таки я удивился, когда нашел обычно веселого и безмятежного старину Влару в подавленном настроении.

— Что-то случилось, Флег?

— Да, — отмахнулся он, а потом сказал, — мой отец беспокоит меня. Старость-насмешка судьбы. Иногда мне кажется, что лучше умереть молодым. И это, разумеется, никак не связано с моим отношением к батюшке.

— Что за черные мыли! Перестаньте. Давайте, лучше выкладывайте все начистоту, что вас тревожит?

— Старики начинают иногда поддаваться своим чувствам, перестают их контролировать, я не назову это глупостью, но они становятся уязвимы. А кто-то начинает использовать их в своих интересах.

— Ну, далеко не все старики так безобидны. Давайте ближе к делу.

— Мой отец на склоне лет поддался новой вере. Один жрец убедил его в том, что только Дарбо способен отыскать убийцу его детей. Отец приехал в Белый Алабанг, так как слышал о новом храме много разговоров, и ему захотелось преклонить колени перед статуей верховного бога. Он уехал на службу рано утром и пропал. Его друг стал беспокоиться, пришел ко мне и мы вместе отправились на поиски отца. Начали с храма. Странные вещи творятся в новом храме Дарбо, — сбивчиво продолжил свой рассказ Влару. Он очень разволновался. — Когда я и друг моего отца вошли в храм, то увидели людей, много людей.

Сначала я подумал, что все они чем-то больны — какие-то неживые опустошенные лица были у них. Кто сидел, а кто лежал прямо на полу. Служба давно закончилась, и надо было расходиться, но никто не уходил, у людей просто не было сил покинуть это место. Я с трудом разыскал отца, ему было очень плохо. Здоровье его и без того пошатнулось, а сейчас ему был нанесен сильный удар.

Я поднял графа с холодного пола и вывел его на свежий воздух. Не могу объяснить себе, но меня тоже покинули силы после посещения храма. Но я был молод и на улице силы мои восстановились, а вот отец стал оседать на землю. Я подхватил его под руки и с помощью друга довел его до кареты.

В моей памяти остался яркий свет желтого камня, что был вставлен в левую половину груди бога, там, где у людей обычно располагается сердце. Отец мой лежит теперь дома, у своего старого друга, и, кажется, мне близок тот час, когда душа его покинет тело.

Голос Влару звучал очень грустно.

— Я знаю, что если бы удалось найти убийц моих братьев и сестер, то отец бы ушел из мира с утешением в сердце.

Что-то заинтересовало меня в рассказе Влару. Безвольные люди. Желтый камень. Что-то вертелось в моей голове.

— Позволь мне поговорить с твоим отцом.

— Хорошо, Льен, можем пойти к нему прямо сейчас.

И мы пошли к старику Влару.

Это был крепкий человек, в молодости красивый и успешный. Но жизнь потрепала его, избороздила лицо морщинами, оставила глубокие раны в сердце. Но больше всего ему не давало покоя то, что произошло с его семьей, и страх за оставшихся в живых детей.

— Расскажите мне, что видели в храме.

Я думал, что он расскажет мне о службе. Но он заговорил с каким-то благоговейным ужасом совсем о другом.

— Женщину. Она была прекрасна…

В его голосе был неподдельный страх.

— Какая женщина?

— Женщина с младенцем на руках.

— Но камень? Он был хорош? От него шла сила?

— Камень, — как бы в затмении переспросил Влару. — Нет! Он не стоит и пятки ее. А я предал ее. Но это не она! Она не могла. Я виноват, но это не она!

И сознание покинуло его.

— О чем это он? — спросил я Флега.

— Не знаю, но во сне он бормочет о некой женщине. Я предполагаю, что эта особа была ему близка до встречи с моей матушкой. И он винит себя.

— Что это?

На руку старика была намотана какая-то тряпка.

— Тот самый злосчастный платок, — прошептал Влару.

Больше мы ничего не смогли от него добиться.

— Наверное, он недолго протянет, — печально сказал мой друг.

Я успокоил Флега, ссылаясь на философское отношение к жизни и смерти. Но вряд ли это ему помогло. Да и в моей памяти была свежа скорбь по погибшему родителю.

 

Глава 23 Белые маги и черные дела

Обдумывая события последних дней в Мэриэге, я вдруг понял, как сильно переплетены интересы разных людей, групп людей. Одни мешали другим, и каждый преследовал одинаковую цель — власть. Из-за моей ненависти к Тамелию, и мыслей о нашем противоборстве, я утратил ясность мышления и не сразу увидел всю картину целиком.

Осознание собственной ошибки приходило ко мне постепенно. Время от времени мысли мои словно щелкали внутри меня. Миролад Валенсий, магистр Френье, Алонтий Влару, Турмон и Бленше.

Я слишком поздно понял, какую роль в интригах Дори-Ден играли белые маги. Как я уже сказал, меня чересчур увлекло противоборство с Тамелием. Но мысли мои крутились все время возле одного нерешенного вопроса, он не давал мне покоя.

Пока я не прочитал то письмо с печатью Френье. И все стало на свои места. Я задумался о роли белых магов в последних событиях, вспомнил, как однажды будоражил толпу Френье во время праздника. Это было очень похоже на то, что пытался осуществить Миролал Валенсий, правда, не так открыто, не так очевидно, — более мягко, что ли. Но они пользовались одним и тем же оружием — страстями человеческими. И медленно до меня стали доходить истинные намерения этих магов.

Сейчас в Ларотуме правили 'черные'. 'Белые' оказались не у дел. Магическое оружие в руках мадариан — был сильный удар по их интересам.

'Белые' никогда не хотели прогресса — недаром Френье так пугал меня страшными реалиями будущего.

'Дадим магию людям, и им не будет нужна наука, новые завоевания — все предельно просто', - рассуждали они. — Мир перестанет развиваться — поля приносят урожай, изменения погоды происходят по необходимости…., а самое ценное, то, что всегда будут востребованы на земле белые маги. Все начало складываться в моей голове.

Я вспомнил подложное письмо, написанное кем-то от имени принца — хорошая перспектива войны с Кильдиадой и междоусобной войны в Ларотум. Женщина упоминала некоего магистра. Им вполне мог оказаться Френье. Подложные письма как раз в его духе.

Когда, благодаря мне, это замысел потерпел неудачу, он начал строить новые козни. Решил сменить тактику.

Френье! Он мог затеять эту интригу. Белые маги рвутся к власти, им надо любой ценой устранить короля. Принц вступил в Общество Мертвых Аясков. Он и без того уязвим, возглавляя преследуемый орден. Теперь эта подготовка к бунту. Рантцерг играет за себя, но на руку белым магам.

Заговор Мертвых Аясков тоже мог быть частью их плана. Именно об этом шла речь в том письме, авторство которого я приписываю Френье. Но он развалился. После казни Никена аяски на время притихли. Что-то или кто-то помешали им. Принц испугался и решил выйти из игры.

Я все время думал, почему палачи Тамелия не развязали пленникам языки с помощью пыток. Что странно. Чем больше я думал об этом, тем хуже делались мои мысли. Но я вернулся к размышлениям о Френье. Теперь у него возник — запасной план: использовать силы Рантцерга в борьбе за власть. Вот и посредник необходимый в будущем между Рантцергом и Орантоном. Связующее звено. Как же белые маги решили втянуть в свою игру принца, чем рассчитывают купить его?

А речь шла о такой сделке. И Льен вполне мог бы слышать такой диалог между представителями клана белых магов.

— Он вступит с нами в сделку, Асетий, — сказал магистр Френье, — он будет вынужден сделать это. Только так он сможет получить и удержать трон. Тамелием, хотя и управляют частично черные, он все же многие решения принимает сам. Неважно, что зачастую они ошибочны — этот король правит сам. Орантоном будем править мы!

— Но как вы собираетесь этого добиться, магистр?

— Все уже давно, продумано, есть люди, которые готовы пойти на риск. Гнев, боль, жажда мести — сильное оружие. Черный барон — одно из наших орудий. Тайные встречи в Ладеоне принесут, свои плоды — Тамелий уже давно точит зуб на своего брата. Еще одна капля в чашу терпения — и он закипит! Помните указ короля, и что из него следует. Думаете, принц смог забыть, как он отправил на плаху Тарбония Никена с его сообщниками по заговору? Принц боится, а Тамелий хочет его на чем-нибудь поймать. И пока Орантон окончательно не обделался со страху, нам надо использовать этот момент.

Один верный человек сообщает нам о том, когда состоится очередное собрание в Ладеоне, и мы подбрасываем эти сведения прохвосту Суренци. Он давно жаждет отмщения и мечтает взять реванш. В компании со своим дружком Фантенго он едет в Ладеон, и хоп! Вся компания накрыта!

Принц с тиарой на голове — хорошее блюдо на столе нашего ларотумского людоеда.

Но когда нашего бедного принца поведут под стражей в крепость, неожиданно для его величества начнутся народные волнения, страшные волнения. Если быть точнее, то начнутся они задолго до этого, а вот когда принц пострадает от несправедливого обращения, волнения достигнут апогея.

Нужные люди откроют потайные ходы в Белый Город, и головорезы набларийца ворвутся в него, а там и до дворца рукой подать! Одним словом, чья-то голова точно пострадает.

Но Льен не слышал их беседу и был вынужден строить догадки и двигаться в темноте. И пусть он снова продолжит свою историю.

 

Глава 24 Бойня в Баэле

Мои размышления о белых магах были прерваны моим товарищем. В 'Короне и Перце', где я сидел в одиночестве, меня нашел Паркара. Он зашел утолить жажду.

— Приветствую вас, мой друг, Льен.

— И я вам рад, Паркара.

— Чего это вы тут прохлаждаетесь? Прячетесь от сумасшедшей жары?

— Жду кое-кого. Вы не составите мне компанию, а то я совсем заскучал в одиночестве и скоро уничтожу все запасы погребка сэлла Фаншера.

— Наверное, я отправлюсь на прогулку.

— По такой жаре?

— Слышали про нападения на жрецов Дарбо? Что-то не нравится мне этот рассказ о беспорядках в Баэле. Отец Софиты — невесты Бронито избран местным коннетаблем. Как бы там не случилось чего. А если с девушкой или ее близкими что-то произойдет, то мой приятель обязательно влезет в это. Надо бы съездить и проверить как там у них дела.

— Обязательно поезжайте, Паркара, — сказал я, — мне бы очень хотелось присоединиться к вам, но принц попросил меня дождаться здесь человека из провинции, а его все нет. Я сейчас не могу сорваться.

— Да и не нужно! Я одной левой всех раскидаю, вы же знаете меня!

— Надеюсь, что до этого не дойдет.

— В наше странное время всякое может быть.

Смутное беспокойство терзало меня.

— Поедете? — спросил я Паркару.

— Поеду, — сияя своей добродушной улыбкой, ответил Паркара.

Я вышел следом за ним на улицу и, вглядываясь в лица прохожих, прищурился от палящего солнца.

Он спокойно сел на своего коня, и, помахав мне на прощанье рукой, затрусил по улице.

Солнце припекало безмятежную голову моего друга.

Ни он, ни я тогда еще не знали, что он едет навстречу своей смерти.

Время этого дня пролетело как одно мгновение. С некоторых пор я перестал замечать, как оно летит — жизнь была заполнена событиями, и я уже не ощущал бег времени. Но вот снова мы собрались в нашем обычном месте. Все, кроме Паркары.

— Где он? — удивился Брисот.

— Да, где демоны его носят?! — засмеялся Караэло.

— Он должен уже вернуться, — пробормотал я.

— А куда он уехал?

— В Баэль. Там живет его приятель.

Мы начали ужинать, и вскоре в кабачок зашел еще один посетитель. Это был Арджин Тепрус.

Я поздоровался с ним. И мои товарищи не возражали, чтобы он составил нам компанию.

— А вы что, не знаете еще что случилось? — удивленно спросил Арджин Тепрус.

— О чем вы?

— В Баэле днем было ужас что! Перебито три десятка человек, человек двадцать арестовано. Но ведь там был ваш друг Паркара. Разве вы не знаете, что он убит?

— Что?

Рука Брисота с поднятым бокалом тяжело опустилась на стол, расплескав вино.

Влару подскочил, лицо его побледнело. Караэло нервно облизнул губы. И только я замер, как изваяние.

— Откуда вам все известно? — мрачно спросил Брисот.

— Я же общаюсь с придворными. Это новость вечера. Только вы не были на агворе, потому и не знаете. Говорят, что барон Паркара защищал честь дамы. Но рыцари Белого Алабанга обвиняют его в злом умысле.

Король не желает слышать его имя.

— Что?! — закричал Влару, — как они смеют!

— Спокойно, Влару, — тихо сказал Караэло.

Мы не знали как погиб Терий Паркара — нас не было рядом.

Но мне, в отличие от моих друзей 'повезло' значительно больше — я смог это увидеть.

Это была мистика, но она уже не первый раз появлялась в моей жизни, и я перестал испытывать чувства благоговения и удивления и страха от каждого чуда.

Что вызывало во мне способность видеть и понимать то, что не доступно для других людей — я не знаю. Это просто само по себе было во мне — с некоторых пор я мог без усилий видеть человека насквозь — и не всегда это было приятно, ловил отголоски чужих мыслей, предугадывал поступки. Я знал, что нельзя было отпускать Паркару одного в Баэль. Что-то подсказывало мне. Но я не поехал и не удержал его. Наверное, чтобы наказать самого себя, я выбрал странный способ — заглянул в прошлое и увидел: как все было.

Дорога залита солнцем. Ветки деревьев гнутся под листвой. Благоухание мира и кратковременность бытия.

Веселый и жизнерадостный Паркара на своем буланом коне едет, не задумываясь ни о чем таком серьезном — душа его проста как душа младенца. Иногда она помогает выплыть, а иногда — утонуть.

На этот раз не простота, а верность погубила нашего Паркару — он въехал на главную площадь Баэля, и, ничего не подозревая, увидел виселицу — на которой болтались тела отца Софиты и трех других блюстителей порядка.

Увиденное так ошеломило доброго Паркару, что он на миг опешил и долго сглатывал слюну, пытаясь справиться с волнением.

Потом он направил коня на улицу, на которой проживала семья Софиты. Там, по его мнению, он мог что-либо узнать о Бронито. На беду 'добрые' граждане Баэля направлялись к храму Дарбо, в котором укрылись лица, заслуживающие, по мнению горожан, смерти.

Беда в том, что в храме Дарбо обосновалось с десяток мадариан, они взяли в заложницы несколько женщин, одной из которых была Софита.

Примерно столько же людей благородного звания осаждали храм Дарбо, среди которых находился и Бронито. Он вскарабкивался по веревке к слуховому окну, чтобы оттуда проникнуть в помещение. Остальные жители пытались взломать прочные, окованные железом, двери.

Бронито проник в храм, и следом за ним полезли другие — драка началась внутри храма. Паркара попал в храм через двери, которые рухнули под мощными ударами бревен.

Начался настоящий бой. Неравный. Ворвавшиеся сэллы только мешали воинам и создавали неразбериху.

Бронито дрался отчаянно, но его несколько раз ранили, и он терял силы.

Паркара выбрал себе противника и атаковал его. Видение показывало мне, что с мадарианином что-то не так. Меч барона упирался в его грудь, но упорно соскальзывал, а потом, вдруг, треснул под ударом меча противника.

Казалось, что исход поединка решен — но не таков был наш Терий — он, прыгнув через голову, выхватил меч мадарианина у него из рук и им же его убил — в голову.

Далее дело пошло следующим образом — один из мадариан схватил испуганную Софиту и пронзил ее кинжалом. Ослепленный яростью Бронито стал драться, невзирая на раны, с удвоенной силой. Чувство боли и гнева подхлестывали его. Он сделался одержимым — терять то стало нечего. Именно хэлл Бронито крикнул Паркаре, что следует пробираться к статуе Дарбо. Мадариане все время смотрят на какой-то предмет в голове бога, и один воин хотел добраться до статуи, парящей в воздухе на бронзовых цепях и забрать его.

Переговариваясь, Паркара и Бронито, стали отступать к лестнице, ведущей на галерею второго этажа, с которой можно было дотянуться до статуи Дарбо.

Но кто бы мог подумать, что эта лестница, эта галерея станут последним оплотом их битвы.

В храм Дарбо подоспел отряд мадариан, и началась настоящая бойня. Двое друзей не сходили с одной точки и бились столько, сколько могли. Но вот упал мертвый Бронито. И через несколько минут меч Паркары снова разрубили надвое и самого его раскромсали на куски.

Я не очень отчетливо видел многие подробности сражения, но нахальную улыбку убийцы я запомнил очень хорошо.

Мен очень хотелось рассмотреть, что за предмет был на статуе Дарбо, из-за которого так волновались мадараине, но сколько не силился, так и не смог увидеть что-либо.

Мысли мои вернулись к окровавленному телу Терия.

Безмятежная улыбка, разделенная лезвием, один глаз весело смотрит вверх, другого не видно в луже крови, руки раскинуты как крылья, но одна отсечена, тоже самое — с ногами.

Что-то холодное, склизкое и едкое врезало мне под лопатку. Только тут до меня дошло что случилось — Паркара мертв, по-настоящему мертв.

Вчера мы пили, шутили, хотели жить. А теперь его тело принадлежит равнодушной земле с червями.

 

Глава 25 Месть

Мы собрались в 'Короне и Перце', чтобы помянуть нашего Паркару. Все мы были мрачнее тучи. Наверное, каждый мысленно корил себя за то, что его не было рядом в тот день с другом в Баэле. Мы все чувствовали и гнев, и жажду мщения.

— Нет! Но что мы тут сидим! — резко сказал Брисот. — Мы позволим мадарианам остаться безнаказанными?!

— Что вы предлагаете?

— Мы вызовем их. Убийцы барона будут наказаны.

Мы все, не раздумывая, поддержали предложение Брисота.

— А сегодня, друзья мои, мы должны веселиться! Кто знает, может, мы делаем это в последний раз.

Я думаю, что Паркара согласился бы с таким способом отдать ему почести.

После этих слов мы словно встряхнулись. Дрогнувшим от волнения голосом Влару запел песню.

Прости, прости, мой друг, прости!

За то, что жив не ты, а я.

Твою судьбу металл в бою настиг,

И продолжается судьба моя.

Я не закрыл тебя плечом, прости!

Не встал на пути у клинка,

Который тебя настиг,

Сердце задев, слегка.

Мы бились бок-о-бок, вдвоем.

Нам жить бы и жить, любя.

Мы нынче с друзьями споем,

Вином, поминая тебя.

Ты в вечных садах не грусти!

Там скучно, конечно, без нас.

За скуку пустую прости!

Скоро свидимся — будет час.

Нам тоже недолго здесь быть-

Наш путь навстречу тебе.

Мы не привыкли грустить

Об этом в своей судьбе.

Мы выпьем за ратные дни,

О жизни земной скорбя,

Свои, вспоминая, бои,

Как жили, мы жизнь любя.

Вспомним победы свои,

Добрых коней и пиры.

Чтоб не было горестных дней.

Вспомним удачу игры.

Вспомним: минуты и час,

Вспомним обиду и соль,

Вспомним себя без прикрас,

Свое наслажденье и боль.

Всех женщин, что славили мы,

В лучшие, верные дни,

Поднимем бокалы за них,

Нам жизнь освещали они.

Прости, прости, мой друг, прости!

За то, что жив не ты, а я.

Твою судьбу металл в бою настиг,

И продолжается судьба моя.

………………………

И весь этот вечер за столом нашим звучал смех, звенели бокалы, и раздавалась игра на гитаре.

Это был последний настоящий вечер, который мы провели вместе.

Нас еще больше скрепила скорбь по товарищу, предстоящая жестокая схватка, и мысли о возможной гибели.

Мы вызвали их. И они с большой охотой приняли наш вызов. Фажумар, Бларог, Саконьен и Ржобен. Все те же 'красавцы' — любители трактирных дебошей и дешевых уловок. Двое из них, точно, готовили мне западню в Дори-Ден. А где эти двое — там и остальные. Трусливые лисы, как обыкновенные наемники, хотели напасть на меня толпой.

— Моя любимая Веселая Горка! — Брисот развел плечи и покрутил головой, разминая шею.

— Это место в Мэриэге более почитаемо, чем все храмы Дарбо, — усмехнулся Караэло.

Наши противники смотрели на нас с самоуверенным наглым видом, так, будто знали — кому достанется победа в этой схватке. Мне сразу многое не понравилось: расфуфыренное, как у павлина, 'оперенье' Фажумара, ухмылка Бларога, и откровенная злоба Саконьена — приоткрытый ворот его рубашки показывал звенья кольчуги, блестевшей, как рыбья чешуя на солнце. Такого крепления я еше нигде не видел. Он вытащил меч и покрутил его с легкотю тростинки, рука его даже не напряглась от веса клинка.

'Кажется, мы пришли на убой',- мрачно подумал я.

— Мы им так просто не дадимся, — прошептал Караэло.

Клинки разрезали воздух на куски. Солнце заплясало на лезвиях. Меч Брисота разбился от первого мощного удара.

Он прокатился на спине и вырвал меч противника из его рук, им же его пытался убить, но, сколько ни бил он в его грудь, так и не пробил кольчугу.

Мы бы погибли на этот раз на Веселой Горке, если бы не вмешались какие-то сверхъестественные силы. Мадариане были в магических доспехах — мы нет. Их мечи переламывали наши, словно те были деревянные.

И дуэль бы эта закончилась бесславно для нас. Но что-то произошло — от меня пошла некая пульсирующая сила — она окружила меня, Влару и Бриоста и Караэло — их оружие пропиталось этой силой — и началась настоящая битва.

— Я ничего не понимаю, — сказал Караэло, едва отдышавшись и вытирая пот, ливший по его лицу, когда мы убили последнего мадарианиана.

— Кто-нибудь объяснит мне что произошло? — спросил Влару.

— Кто-то прикрыл нам…спину, — спокойно заметил Брисот. Он, вообще, был фаталистом и многие вещи принимал как должное. Выжили? Значит, так должно было случиться. Он никогда не копал глубоко и именно поэтому имел железные нервы.

— Льен, мне показалось, что вся сила исходила от вас! — сказал Караэло.

— Мне тоже так показалось, — потвердил Влару.

— Не знаю, — стал оправдываться я. — Может, нам помог какой-нибудь волшебник. А меня использовал как проводник для своей силы? Я не найду этому объяснение. Правда.

Но говоря так, я немножко лукавил. Я-то знал, что у меня есть необыкновенные вещи, которые я раньше почти никогда не использовал — медальон графов Олдей, браслет из пещеры, пояс Велеса и перстень Синего клена. Что если эти вещи помогли нам сейчас? Но я не был в этом полностью уверен. Почему раньше они не приходили ко мне на помощь в битве. Возможно, они помогают в случае крайней опасности. Но все это были лишь мои догадки.

— Что будем делать?

— Надо бы снять с них эти доспехи, — сердито буркнул Караэло.

— Раздевать мертвых! — фыркнул Брисот.

— Ну, хотя бы, их мечи заберем.

Но мы не успели бы это сделать в любом случае — на площадку въехал большой отряд всадников: человек десять. Граф Нев-Начимо возглавлял его. Гордый, надутый, надменный.

— Что здесь происходит? — гневно спросил он.

— Уже ничего, — насмешливо ответил Караэло.

— Эти кэллы напали на нас и теперь лежат здесь, размышляя о правилах хорошего тона, — добавил Влару.

— Я вижу, что вы дерзить вздумали! Вы знаете: кто я?

— Ну да, знаем: отец двух убитых мадариан, граф Нев-Начимо.

— Вы напали на людей королевского ордена. Вы убили их! Вы будете держать ответ перед королем.

— Как люди благородного происхождения мы имеем право — всегда так было и так будет — на защиту собственной чести- верования здесь не причем — эти люди оскорбили нас лично и, лишь, по их инициативе мы оказались на Веселой Горке.

Королю придется вникать во многие подробности этой истории и вряд ли она получит одобрение у большинства знатных людей Мэриэга. Ваше решение не прибавит ни королю, ни вашему ордену популярности.

— Вы смеете оскорблять короля!

— А как на счет того, чтобы мы забрали наши трофеи? По древним законам мы имеем на это право — мечи и кольчуги убитых — мы желаем их забрать, а там делайте, что хотите! Идите жаловаться к королю.

Лицо Нев-Начимо сделалось багровым от гнева. Он понимал, что вторгается на поле неписаных правил дворянства — и если о его отказе всем станет известно, то никто не подаст ему руки.

— Мы с вами договоримся по-хорошему! — прошипел он, — проваливайте отсюда, и забудьте, что были сегодня на Веселой горке.

Я знал, что некоторые мадариане уже обзавелись магическими доспехами и мечами. Но по сведениям Юнжера большая часть находилась на складе в Лампуре. Наверное, граф Нев-Начимо и Аров-Мин ждали момента, чтобы нанести решающий удаор. Готовилось что-то особое.

Но их планы были неожиданно сорваны. В одну ночь. Склад в Лампуре объяло пламя. Он запылал и за час сгорел дотла. Удалось ли спасти хоть часть из того, что в нем было, я не знал. Но Юнжер при встрече усмехнулся и сказал, что теперь мощь мадариан заметно ослабела.

 

Глава 26 Храмы. Доспехи от Гаспеха. Храм Дерева

У ордена Белого Алабанга давно зрели планы, как получить полную власть над Ларотумом. Завоевав почти все храмы в Мэриэге, мадариане потянулись за пределы столицы.

Они отбили многие храмы, принадлежавшие старым культам. Но некоторые провинции им все еще не были подвластны — Квитания, например. Арледон — тоже являлся, по их мнению, осиным гнездом.

Небольшая территория по Горной дороге и храм Блареана были надежно закрыты древней магией старых культов. Храм Прародительницы был для лис недоступен.

Но даже поблизости от Мэриэга существовали храмы, которые взять никак не удавалось — древняя магия была сильнее.

Это кольцо давно хотели разорвать дарбоистские жрецы и король, бывший с ними заодно.

Выстоял храм Водограса — бога водного царства и его алтари возле родников и ручьев. Ничто не могло свергнуть Блареана — бога воинов. Ранее этому богу приносились человеческие жертвы. Но древний культ обладал мощной защитой и артефактами нападения. Всех, кто пытался войти в храм Блареана с недобрыми намерениями, разрывало на куски.

Храм Духа Садов со знаменитым Деревом был сосредоточием древней силы.

Храмы Мириники — богини полей и всего сущего на Винной дороге, храм Вестории — богини огня и очага по Ковровой дороге,

храм Смирата-бога металла в Лампуре — были не по зубам дарбоистким жрецам и их прислужникам — лисам.

Что-то мешало им завладеть этими оплотами старой веры.

Но вот с недавних пор, у ордена Белого Алабанга появилась такая сила, которая была способна помочь им в походе против врагов.

Первым пал храм Водограса. За ним храм Вестории. Красивейший храм Мириники по Винной дороге сдался без боя.

События последних дней отвлекли принца от его устремлений направленных на защиту старой веры. Он, как магистр ордена, давал клятву выходить на защиту храмов. Поначалу так и было. Он поддерживал тайную связь с провинциями. Сообщал своим людям о готовящихся нападениях на древние культы. И даже я с моими товарищами выходил с оружием в руках, чтобы отбивать старые храмы. Потом политические катаклизмы вовлекли Орантона в водоворот событий, и он оставил свою миссию без внимания.

Возможно, принц приобрел уверенность, что старые культы способны выстоять сами. Но вот стали приходить тревожные известия об успешных нападениях мадарианских рыцарей.

И запылавший в Лампуре храм Смирата — бога металла, покровителя кузнецов и оружейников заставил магистра вспомнить про данные им обещания. Что, к сожалению, не заставило его стать решительнее.

Верные люди сообщили нам, что готовится нападение на храм Дерева, посвященный Духу садов на Речной дороге, недалеко от Наледина.

Эту новость и обсуждали мы за ужином у сэлла Фаншера.

— Я слышал, что завтра готовится нападение на храм Дерева. Мы пойдем? — спросил Караэло.

— Надо идти, — сказал Брисот.

— Повезет ли нам также как на Веселой Горке? — спросил Караэло.

У всех нас было мрачное настроение. Принц отреагировал на нашу драку совершенно неожиданным образом — он накричал на нас и велел идти вон. Как сообщил нам Альтрен, после нашего ухода Орантон напился до полного бесчувствия и, перебив в комнате все бьющиеся предметы, звалился спать.

— Не могу понять, что происходит с Орантоном! — сердито сказал Влару, — чего это он?

— А вы что не понимаете, Влару? Кажется, наш адмирал, наш таннах, сдулся.

— Что вы имеете в виду, Брисот? — взолнованно спросил Влару.

— Да ничего с ним особенного — такое уже бывало однажды. Вы разве не знали, что Орантон в глубине своей души трус и, если его прижать к стенке он сдаст все свои позиции.

— Вот, поэтому он и напился, — сказал я, — он сам презирает себя за трусость.

— Но как вы можете так спокойно об этом говорить! Я уважал этого человека! — вскричал Влару.

— Влару, вы неисправимый идеалист и романтик! Сочиняйте лучше ваши стихи и не берите в голову лишнее. Мир не так прост, каким вы хотите его видеть. Я служу Орантону, я принес ему присягу. И о его трусости я знаю уже давно. Мой долг — охранять его, по возможности, от него самого но, увы, у Льена это лучше получалось. К сожалению, и ему не повезло.

— Биться за храм Дерева все-таки надо, — сказал Караэло.

— Согласен, — сказал Брисот.

— И я! — сказал Влару.

— Мой ответ, я думаю, уже всем известен, — засмеялся я.

Но, несмотря на наши мрачные ожидания, все оказалось не так мрачно.

Гаспех выполнил мою просьбу. Сэлл Фаншер сообщил нам, что один человек оставил для нас вещи.

— Они в моей комнате. Кажется, это оружие, — сказал кабатчик.

— Идем, посмотрим, что это за оружие.

Мечи и кольчуги лежали на кровати.

— Неужели это они! Магические доспехи? — удивился Караэло. — Судя по весу — да!

— Прятаться за магическими кольчугами, — задумчиво сказал Брисот.

— Но, Брисот, вы не считаете, что надо уравнять наши шансы с мадарианами? Они-то используют это против нас.

Мы стали разбирать предметы.

— Эта кольчуга большая, она на вас, Брисот.

— Но здесь всего три доспеха, — заметил Караэло. — А нас четверо.

Мы переглянулись.

— Это значит, что кому-то из нас не хватит.

— Тогда пусть этот четвертый не идет с нами.

— Вот уж нет! — возразил я. — Можно придумать кое-то получше — одному достанется кольчуга — а другому меч.

— Все молчали.

— Льен, это опасно.

— Вы как хотите, я пойду в любом случае — с доспехом или без него. Мне все надоело. Пора заканчивать.

— Хорошо! Я согласен, — поддержал меня Брисот.

— Я тоже! — сказал Караэло, и вслед за ним выразил свое согласие Влару.

— Как будем делить?

— Разыграем. Банальным способом — на палочках. Кому достанется — короткая, тот идет без меча, а потом разыграем кольчугу.

Меня судьба лишила магического меча. Влару выпало идти без кольчуги.

— Может, Флег, вы передумаете? — спросил его я. — Вы можете отдать мне свой меч — и я буду драться за нас двоих.

— Вы хотите меня обидеть, Льен? — тихо сказал он. И взгляд его слегка затуманился.

— Конечно, нет! Мой друг, я буду счастлив биться рядом с вами.

— Я знаю, Льен.

Если свернуть немного в сторону с Речной дороги и углубиться в вырубленную издавна просеку, то живописная тропа приведет вас к месту, таинственному, по сути. Что-то колдовское и доброе было в нем.

Храм сделанный из дерева, с крышей из ивовых прутьев, был как живое существо: древнее дышащее седобородыми стариками — его жрецами в серых одеждах. Но самое главное чудо этого места заключалось в дереве древней, чем жизнь наших пращуров мафлоре. Никого не мог оставить равнодушным огромный ствол, шириной с два десятка человек, толстые ветви и серебристая листва. Оно росло прямо в храме, выбираясь наружу сквозь широкое отверстие в крыше. И густая листва его стелилась над храмом, ветки заплетались в косы, вились змеями и по-доброму оплетали храм своими ручищами.

Жрецы умели снять боль и душевную и физичекую. Скромные пожертвования крестьян делили между собой. Нередко сюда наведывались знатные дамы в поисках средства от бесплодия или иной женской хвори. Раненые латали раны. Страждущие молили о чуде.

Народ любил это тихое место. Мне приходилось уже бывать здесь. И добрая энергия этого места приворожила меня. Теперь священный храм хотели истребить, покорить, сжечь.

Мы вдесятером прибыли к храму Дерева. Я и трое моих друзей, с нами был предупрежденные о защите мадариан граф Лону,

и еще пятеро 'шипов'.

Мы выстроились цепью возле храма и не собирались пропускать в него никого.

Послышался топот лошадей. Отряд всадников приближался к нам. В нем были не только воины. Миролад Валенсий, одетый как воин, в доспехи, возглавлял их. Лица остальных были закрыты забралами.

Они выстроились перед нами — тринадцать человек, один из которых не собирался драться. Жрец был здесь для чего-то другого. Он должен был обеспечить воинам победу над магией места.

Мы обменялись приветствиями весьма нелюбезными и взаимными приглашениями убраться отсюда подальше. Но, как и следовало ожидать, никто из противоборствующих сторон не пожелал уступить друг другу.

Начался бой.

Я на себе почувствовал, что может этот доспех — меч мой разбился вдребезги от ударов, а я принял на себя удар противника. В глазах моих заплясали звезды, но я устоял. Тело мое осталось без повреждений кроме, быть может, сломанного ребра.

Но я не стал мешкать. Надо было завладеть оружием, и я бросился на мадарианина и вырвал его меч.

Он был так самоуверен, так убежден в скорой победе, что растерялся от моего напора и выпустил оружие. Вот тут я дал волю своему гневу.

Трое из мадариан явно пожалели о том, что явились сюда. Они были не слишком опытными бойцами, и я сумел уложить их на землю. Но мне достался новый противник. Я сбил с него шлем и смог увидеть глаза этого рыцаря.

Это был Лерсен Вайлет. Нас уже ничего не связывало — он вернул мне свой долг. И теперь с чистой совестью готовился меня убить.

В сущности, у меня не было с ним никаких счетов, кроме одного, — он принадлежал к ордену, в который входили убийцы Паркары. И я был вынужден убивать всех, кто мог называть себя мадарианином — я не был фанатиком, мной не руководил зов веры. Я дал клятву Орантону и хотел служить ему. Если он считал, что старые культы лучше для Ларотум, то так тому и быть.

Но, в отличие от меня, Лерсен Валет, по непонятным мне причинам, был, что называется, свернут на новой вере — он сражался не за сюзерена, не за товарищей — он сражался за убеждения, а это, по моему мнению, гораздо хуже!

Мне было нечего ему противопоставить. И я просто сказал себе: 'Жарра, убейте его'.

Я был готов к тому, что на Вайлете будет надета такая же непробиваемая кольчуга, я ожидал, что меч его разобьет мой. Но что за польза в этом? Я буду драться и стремиться убить.

Но что-то большее было в Вайлете, чем в его товарищах по ордену.

Мы бились как-то особенно — я понял это сразу. Он был готов умереть. Он не бежал от смерти. И он не надел ту кольчугу и не взял тот меч. Я мгновенно понял, почему он это не сделал. Лерсен Вайлет был рыцарем до мозга костей.

Мы просто оказались по разную сторону. И если бы такое было возможно, то я отдал бы все за право быть другом этого человека, развеять его заблуждения.

Вытирая кровь с меча, я, молча, смотрел, как отходит душа Вайлета, и бледное лицо его с закрытыми глазами производило странное впечатление — что-то от другого мира — не нашего!

В нашем коварном, извращенном, неправильном мире — вести себя как Вайлет могут избранные, и их этот мир мгновенно уничтожает.

Итак, я обезвредил четверых. Двоих уложил Брисот. Одного — Караэло. Влару ранил одного. Граф Лону лежал на земле, и я поначалу подумал, что он убит. Пятеро остальных шипов были мертвы.

Мои друзья продолжали сражаться с оставшимися в живих лисами. А я решил обратить свое внимание на Миролада Валенсия. Он кружил вокруг храма, как старая ворона. Что-то трещало и шипело в его руке. Он злился — потому что ему явно не удавалось завершить свою миссию, и он заметил, что сражение не оборачивается победой его воинов.

Но вдруг ему удадось сконцентрироваться и страшная молния полетела в Дерево. Оно склонило свои ветви, зашумело, и сильный ветер забушевал в ее листве.

Огонь разгорался и полз по веткам. Но жрецы тоже применили магию — и струи воды помчались наверх и стали тушить пламя.

Жрец Дарбо приготовился сделать новый удар.

Но тут возмутился я. Все свое огромное желание спасти дерево я направил невидимым щитом на мафлору.

Молния ударила в него — резкая боль, как сотня тысяч холодных осколков пронзила мое тело. Но пламя устремилось прочь.

Миролад Валенсий заметил меня. Его ненависть была сильнее пламени. И он продолжил свое колдовство.

Но когда мои друзья добили мадариан и подошли ко мне, а навстречу Валенсию вышли жрецы из храма Дерева и встали невидимой стеной — ему не осталось ничего другого, как отойти назад и, осыпая нас проклятиями, удалиться.

 

Глава 27 Смерть старика Влару

Усталость и опустошение остались с нами после этой битвы. Мы, словно утратили смысл происходящего в нашей жизни.

Равнодушие принца вот, что почувствовал я, и мое ощущение передалось моим друзьям. Мы-то привыкли сражаться не за веру и не за идеи — мы привыкли Служить, и самое верное, что руководило нами — это преданность тому, кому ты служишь.

Мы могли пойти в огонь и воду, когда были уверены в том, что наш господин достоин того.

Тень сомнения пробежала черной лисой между нами и Орантоном. Но он еще не до конца разрушил доверие — оно лишь покачнулось на зыбких волнах, но корабль еще не шел ко дну.

Я снова вспомнил о Вайлете и задумался: почему порой о своих врагах ты думаешь больше, чем о тех, кого любишь?

Эти люди вызывают разные чувства и все, чтобы я мог сказать о Вайлете, могло бы уместиться в одной из песен Влару.

Мой враг, я ненависть твою

Встречал, в ее глаза смотрел.

Ты был убитым мной в бою-

Бойцом, как ты хотел.

Я был с тобою прям

И честен — до конца.

Клинок мой пел, свистел

И славил кузнеца!

Тебя он выбрал не со зла.

Он холоден и прям.

Но в мой характер он проник-

А я, как он, упрям!

Легко он встретил плоть твою.

Ему — не привыкать.

И он не знает, как рука

Устала убивать.

Ты был со мною прям

И честен до конца.

Мой враг, я рад, что победил

Бойца, не подлеца.

Но несколько наших товарищей тоже погибли в этом бою. Одноухий граф Лону, на удивление, остался жив. Его просто сильно оглушило ударом, и он потерял сознание.

Отметив нашу победу, мы не расслабились. Так как каждый из нас понимал, что ни Верховный жрец, ни король, ни магистр ордена Белого Алабанга не простят нам ее, не говоря уже о родственниках убитых.

Мы готовились к новому удару, и он не заставил себя ждать. Но в коротком промежутке случилось нечто такое, что пролило свет на одну старую таинственную историю.

Я иногда навещал старика Влару. С каждым днем он все больше и больше волновался, что не успеет закончить свою миссию перед смертью. И вдруг он обратился ко мне с просьбой.

— Послушай, Льен, — вдруг сказал старик, — ты должен проводить меня к ней, я выследил, где она живет, но идти один я опасаюсь. Ты поможешь мне?

— Разумеется, кэлл Влару, я отведу вас, куда вы скажете, хоть и не вполне понимаю, о чем вы говорите.

— Но ни в коем случае не говори моему сыну. Обещаешь? Я выследил ее. Знаю дом, где она скрывается, но у меня не хватит сил дойти до него. Мне надо поговорить с ней перед смертью. Я хочу знать.

Я не понял, о чем он говорит. Но мне не составило особого труда сопроводить старого человека по городу. Он привел меня к

обычному дому в Синем городе, на улице Алого быка, неказистому и какому-то…неживому.

Граф сделал знак мне обождать на улице, а сам вошел в дом. Но дверь осталась приоткрытой, и любопытство подтолкнуло меня сделать пару шагов внутрь и остаться у лестницы. Старый кэлл поднялся на второй этаж.

Я услышал его голос и второй…женский. Я его сразу узнал! Это был тот же голос, что я однажды подслушал на поляне ночью, когда шпионка передавала поддельное письмо своему сообщнику. Первым моим побуждением было ворваться в комнату. О такой удаче я и не помышлял. Но мне захотелось узнать, что связывает интриганку с графом Влару.

Кажется, Влару издал какой-то звук, граничащий с восклицанием и возгласом ужаса.

— Ты пришел, — спокойно прозвучал низкий бархатный голос. — Я знала, что ты придешь. Знала. И ждала. Всю жизнь. Хотела увидеть твое глупое испуганное лицо, Влару!

— Ты?! — с ужасом выдохнул старик.

— Я, — твердо ответила женщина. — Я!

— Как… ты могла! Как ты стала такой…! — голос Влару дрожал, и я сквозь стены видел, как по лицу его текли слезы.

— Как я стала такой! — зло рассмеялась женщина. — Нет! Ты спрашиваешь меня. Но кто как не ты должен знать об этом. Меня, безродную, но любимую тобой ты оставил на улице с ребенком, непризнанным, и не прожившим и дня. Тогда я решила, что ты заплатишь за это. О, я видела, как дети твои, счастливые, бегают по лужайке, твоя надежда, твоя гордость. А мне пришлось унижаться, продавать себя, искать себе место под солнцем!

Я родила снова, и пришла к тебе за помощью. Ты дал мне денег, но был так самоуверен, так снисходителен, такой надменный. Ты сказал назидательным тоном: 'Не беспокойте меня более своими притязаниями, девушка, и подумайте лучше о том, как устроить свою жизнь, достойным образом'.

Я подумала. Подумала, что ты дашь мне все, что должен. Я отказалась от сына, отдав его на твое воспитание. Но Алонтий должен был остаться один. Единственный твой не родной наследник, но усыновленный. Ты такой…показное благодеяние в твоем духе!

Мне не было видно лица женщины, но я очень хорошо слышал весь разговор.

— Ты заплатишь за все, — прокричал Влару!

Но на большее его не хватило, раздался стук падающего тела. Когда я вбежал в комнату, в ней было пусто. Куда она вышла? Потайной ход?

Старик лежал на полу, лицо его было искривлено гримасой боли и отчаяния. Его хватил удар, и он уже точно не сможет больше никогда говорить.

Флег был в не себя от горя. Я рассказал ему о том, что слышал. Но он был так потрясен, что не хотел поначалу верить.

— Вам теперь надо быть вдвое осторожным.

Он лишь покачал головой.

Графа похоронили, и Флег стал его единственным наследником. На похороны приемного отца Алонтий не приехал. Ну да, ведь он же был далеко. И лучше для него, что его не было в тот момент рядом.

Слова женщины убвшей граф влару не выходили у меня из головы. Какое коварство, какая изощренная месть — уничтожить всех родных детей графа и при этом заставить его воспитать чужого ребенка для того, чтобы сделать его единственным наследником.

Алоний! Теперь кое-что стало вырисовываться у меня в голове. Я уже не сомневался, что его мать имеет прямое отношение к магистру Френье. И именно Алонтий воспользовался тогда печатью Орантона, и пользовался бы ей еще не один раз, если бы я не предупредил принца. Я с ужасом думал, что над Флегом нависла серьезная опасность. Убийца, одержимая идеей, не остановится. Следует найти ее прежде, чем она доведет свой план до исполнения.

Я не успел выяснить, кому принадлежал опустевший дом и что-либо о даме, проживавшей в нем, потому что жизнь, как всегда, перемешала все карты.

 

Глава 28 Бой у храма Блареана. Гибель Флега

Нам предстоял новый бой у храма Блареана. Старый покровитель ларотумских королей Блареан уж точно несправедливо был забыт и низвергнут Тамелием Кробосом. Ему поклонялись многие столетия все ларотумские воины. Но ему выпала та же незавидная участь, что и другим древним божествам.

Верный человек сообщил нам, что в ближайшее время, то есть, через день или два будет совершено нападение на храм, находящийся на Горной дороге. Неспроста его выстроили там. Были времена, когда крепости и храмы служили оплотом от набегов наглых горцев. В иные века у них было могущество, достаточное для того, чтобы нападать на ларотумские поселения.

Помогли эти стены и от нашествия воинов из Римидина.

Итак, более тридцати человек 'шипов' и неберийцев решили объединить свои усилия и дать бой зарвавшимся 'лисам'. Причем, все были предупреждены об их заметном преимуществе и магии, способной помочь им добыть победу.

Влару и Караэло решительно были настроены, чтобы идти как все их товарищи — в обычных доспехах и с обычным оружием, но я и Брисот с ними не согласились, настаивая на том, что мы единственная надежда нашего отряда и шанс на победу. Я отдал трофейный меч графу Лону, чтобы хоть как-то уравнять силы.

Их было много. Я не думаю, что все они были защищены доспехами и вооружены мечами из магического сплава. Человек десять — уж точно. Но остальные — нет.

Но их было больше. Блеснуло солнце на лезвиях клинков. И кровь полилась.

Бой длился не слишком долго. Но яростно и жестко. Мне снова удалось завладеть мечом. На этот раз мне помог Брисот. Мы договорились, что, если он обезоружит противника, то трофейный меч перейдет ко мне. Я должен был завладеть им любой ценой. Мой-то сразу оказался разбит вдребезги. Я, увертываясь от ударов, приближался к Брисоту. Он быстро вышиб оружие у своего противника, а я поймал его меч. Дальше пошло проще. Я присоединился к Брисоту и стал рубиться на равных.

Но не всем повезло в этот день. Я давно заметил, как теснят Флега. Как прижали его к стене храма, как силы покидают его. Как он медленно ползет по стене, и кровь сочится по его лицу.

У него была нехорошая рана — мощный удар снес с него шлем и прошелся по щеке и шее, задев часть грудной клетки. Кольчуга-то у него была простая, хоть и из хваленой римидинской стали.

Необъяснимым образом бой стал стихать. Словно, кто-то властной и могущественной рукой остановил это безумие.

Трое мадариан были убиты мной. Многих зарубили Карэло с Брисотом и граф Лону. Еще больше было убито наших товарищей.

И среди них самый лучший для нас.

Я пытался остановить эту проклятую кровь, которая не хотела останавливаться. Я пытался вдохнуть в него жизнь. Своевременно вспомнил о поясе Велеса и стал снимать его, ругая себя, на чем свет стоит — мне надо было отдать ему этот пояс перед боем! Почему я не подумал об этом раньше? Болван!

Но все было поздно. Он просто посмотрел на меня и закрыл глаза. Я сел возле этой стены и постарался удерживать его голову. Влару умирал на моих руках!

Кровь его стекала по моим пальцам как, вода, в песок, делая его багровым, и красной пеленой затянуло мой взгляд — я ничем не мог помочь этому молодому, полному сил и жизни, доброму воину и хорошему другу.

Все, что я мог бы сказать, прозвучало бы банально и фальшиво. Правда была в том, что смерть выбрала молодое красивое тело человека — одного из лучших, живущих на этой скверной земле.

Похоронив второго друга, мы снова собрались в 'Короне и Перце'. К нам присоединился граф Пушолон.

— Кто же теперь будет играть на этой гитаре? — тоскливо спросил Караэло.

— Я умею немного, дай мне, — сказал Брисот.

Он вспомнил один романс о воине, который очень любил Влару, и немного неумело и чуть фальшивя, он спел это произведение:

Когда твое дыхание уходит,

Припомнить постарайся каждый миг!

Слова пусты и нет им места более-

Ты света неземной мечты достиг.

Ты к ней стремился так неудержимо!

Ты рвался в бой с изменчивой судьбой,

Ты был отчаянным и одержимым,

Ты вечно рвался в бой.

Когда к ногам твоим припала нежность

Травы весенней, там, на холодке,

Влюбленность первая и нежная безбрежность

В одном глотке, в одном цветке,

Ты был отчаянным, ты был неукротимым!

Ты рвался прочь и вдаль всегда глядел.

Пройдя Дорогу, стал неумолимым,

Искал везде предел и все преодолел.

Что тут еще скажешь?

 

Глава 29 Известие о смерти маркизы. Конец Ладеона. Нори-Хамп

Когда прошло время, я попытался понять, почему закончился тот бой. Мадариане и дальше могли сражаться. Их было больше и почти всех наших они перебили. Но что-то помешало им. Что? Магия храма?

Храм Дерева на Речной дороге тоже выстоял в бою, не взирая на дарбоистского жреца и его магию. Но я видел, как боролись тогда жрецы.

Я старался припомнить все детали этого боя, все, что окружало поляну, окропленную кровью. И не мог вспомнить ничего необычного. Там не было даже Миролада Валенсия. Ничто не подсказало мне ответ. Я не вспомнил решительно ничего. Кроме….пожалуй, кое-что необычное все-таки было. Мне теперь почему-то казалось, что в храм Блареана входила какая-то фигура. Может быть, женская. В мужской храм? Странно. Но и это не вносило ясность.

Я мог задавать себе бесчисленные вопросы. Но жизнь уже не оставила времени на поиски ответов.

Первое неприятное происшествие, с которого продолжилась цепь трагических событий, была кража двух мечей и доспеха, которые я хранил у себя дома. Какой-то злоумышленник проник в мою комнату и выкрал эти предметы. Один меч я подарил графу Лону, и таким образом, я снова остался безоружен.

Я мог свирепствовать сколько угодно. Мог гоняться за ворами по всему Мэриэгу. Но пенять должен был только на себя.

Едва я смирился с потерей, как судьба бросила в меня новый камень — на этот ее раз мишень была основательно подбита.

Выбор, о котором меня однажды спрашивал дух в замке Мараона, пал на мою голову всей своей тяжестью. Тогда я легковесно ответил, что нет в моей жизни места любви. И дух пригрозил, что когда-то я пожалею об этом.

Маркиза, за которой я не последовал в Паражуль, не доехала до этого места. В Мэриэг пришла скверная новость — она скончалась в дороге, в какой-то захудалой гостинице от самой обыкновенной простуды, сопровождаемой горячкой и кашлем.

Мне было трудно поверить в такой поворот событий, но это было так. Я сам видел старика Фэту, одетого во все черное и согнувшегося в три погибели. Наверное, он сожалел о своей бедной жене и даже, возможно, считал себя виноватым.

Кислая улыбка Тамелия сделалась еще кислее. Никто не знал, что испытывал этот человек, и уж точно, меня это ни капельки не волновало.

Вместе со смертью маркизы я потерял что-то важное. Словно вся красота и прелесть мира перестали существовать для меня, и он сделался серым, бесцветным и унылым. Я не испытывал отчаяния или какого-то нестерпимого чувства потери — просто мне стало все безразлично.

Другое событие подкосило меня, мою уверенность в самом себе и этом мире. Незадолго до того как я узнал о смерти маркизы, нам снова пришлось побывать в Ладеоне.

Принц, наслышанный о наших боях у старых храмов, собрал всех 'шипов' у себя.

— Итак, мои друзья, — приветливо начал Орантон, — настала пора встретиться нам всем в Ладеоне и решить, как действовать далее.

Он с ласковой ухмылкой посмотрел на меня.

Встречу назначили на поздний вечер. Решили ехать разными дорогами и выезжать в разное время, чтобы не привлекать внимания. Брисот поехал со мной, Караэло с принцем.

И я чувствовал какой-то близкий конец, развязку всей истории, что-то неумолимое и неподчиненное моей воле, перст судьбы, указывающей нам что делать.

Большая, крепкая спина Брисота мерно покачивалась рядом. Лошади наши шли голова к голове, и… — у меня не было никого кроме отца, но я думал, что эти люди: Брисот, Караэло — мне как братья. Это особенно чувствовалось после смерти Паркары и Влару.

Кони принесли нас в Ладеон разными дорогами, и разные мысли привели туда людей. Как будто все мы были еще вместе, но что-то невидимое разделило всех нас.

Темное небо озаряли вспышки далеких звезд. Холодный воздух подгонял лошадей. И вот оно новое собрание 'шипов'. Нас уже меньше. Многие кресла пустуют.

— Друзья мои, братья, — торжественно начал принц, — я давно уже подумывал о том, кто более меня заслуживает чести нести эту важную ношу — быть магистром ордена, достойную воина, достойную зрелого мужа.

Речь принца звучала немного напыщенно, он как будто фальшивил.

— Хранить наши традиции, нашу веру, за которую проливали свою кровь, лучшие из нас. Я с огромным удовольствием сообщаю вам имя моего преемника, имя человека, верного и полного мужества, — принц сделал паузу, — …граф Улон, баронет Орджанг, Льен Жарра.

Далее последовал обряд посвящения, рукопожатий и братских объятий. Когда все подошло к концу, и настала пора перейти к другим причинам, собравшим нас здесь, собрание наше оказалось неожиданно прервано.

Большой отряд королевской гвардии, и человек тридцать мадариан, окружили Ладеон и барабанной дробью в ворота требовали сдаться.

На пороге появились граф Нев-Начимо, капитан Фантенго, даже Суренци, на лице которого играла плотоядная улыбка, был здесь.

'Все те же лица',- усмехнулся я.

— Что вам угодно, кэллы? — раздраженно спросил принц.

— Арестовать всех участников этого преступного собрания.

— На каких же основаниях! — разгневался Орантон.

Но его гнев никого не тронул.

— Ваше высочество, мы следуем приказу вашего брата, его величества Тамелия Кробоса, и если вы не причастны к этим людям, просим вас уйти в сторону.

Далее последовала бессмысленная перепалка, ибо не было смысла доказывать что-либо. Ни Нев-Начимо, ни Фантенго не собирались покидать Ладеон без…жертвы. И жертва уже была назначена.

Но они немного просчитались.

Я видел, как по лицу принца скользнула еле заметная улыбка, после прозвучавшей фразы, сказанной Фантенго:

— Властью короля ларотумского требую: магистру запретного ордена предстать перед нами.

— А почему вы думаете, что здесь присутствует тот, кого вы ищите?

— Нам известно это лицо. Но для него будет лучше, если он поступит достойно, открыв сам свое имя.

— Вы что-то вообразили себе кэллы, — усмехнулся принц. — Я решительно отказываюсь вас понимать и считаю ваше вторжение ошибочным и неуместным.

— Итак, вы, кэллы, все свидетели, обратился к своим спутникам Нев-Начимо, — его высочество упорствует и не желает пойти навстречу интересам ларотумского короля, тем самым он совершает акт неповиновения королевской воле, что равносильно измене.

— О чем это вы?! — вспыхнул принц. Щеки его сделались пунцовыми от гнева.

— Ваше высочество, прошу вас сдать оружие и проследовать за мной.

— Вы с ума сошли, граф! Как вы смеете! Власть в ордене вам голову вскружила?!

— Ваше высочеситво, вы сами прекрасно понимаете, что без прямых доказательств мы бы вряд ли пришли к вам со своими требованиями. Вы нарушли королевский указ и теперь должны держать ответ перед королом. Вы сами носитель королевской крови и кому как не вам понимать, что стоит за неподчинением.

— О каких доказательствах вы болтаете?

— Вот эта грамота вам знакома?

Граф протянул небольшой свиток.

— Откуда она у вас? — сухим голосом спросил принц.

— Неважно. Один из благоразумных и преданных королю людей изволил оказать нам содействие.

— Хотел бы я знать, кто этот предатель! — прошептал принц.

— Вы готовы отправиться с нами?

— Одна маленькая неточность, граф, этот документ теперь не имеет веса. Он ничего не стоит. Да, я подписал его однажды своим полным титулом и упоминая все свои звания. Но в данную минуту я не являюсь магистром ордена. Магистр переизбран.

— Неудачная отговорка, — съехидничал граф.

— Вас устроит слово двадцати благородных людей, свидетелей этого события?

— Вполне, — процедил Нев-Начимо, — хотя кто знает, что за игры вы тут ведете.

— Тогда, прошу вас в зал.

Нехотя, но, тем не менее, с любопытством, Нев-Начимо и Фантенго последовали за принцем в зал.

— Кэллы, — обратился принц ко всем нам, — прошу вас, назовите имя нового магистра ордена Дикой розы.

Первым на кого он посмотрел, был я.

— Граф Улон к вашим услугам, назначен магистром ордена Дикой розы.

У Нев-Начимо изменилось выраженяие лица: из самоуверенного оно сделалось удивленным и злым.

— Льен, ты уверен? — спросил меня Брисот.

— Да, — твердо сказал я.

— Граф Улон, магистр ордена, я подтверждаю его слова, граф Брисот к вашим услугам, — сказал он и чуть поклонился.

— Граф Улон, магистр ордена Дикой розы, — поддержал нас Караэло, лицо его было обеспокоенным и взволнованным.

— Граф Улон, — потдвердил Рамзон.

— Граф Улон, граф Улон, граф Улон, магистр, — раздавались знакомые голоса моих товарищей.

С огромной досадой поворачивал свою голову Нев-Начимо, пытаясь хоть от одного из нас услышать опровержение.

— Что ж, будь по-вашему, — махнул он рукой. Но в таком случае прошу этого дворянина сложить свое оружие и последовать за нами. А от вас, кэллы, требую дать свое честное слово, что немедленно отправитесь в Мэриэг в сопровождении моих людей, и не будете покидать пределов столицы, дожидаясь решения его величества по этому делу, и будете в любую минуту готовы предстать перед королем.

— А если мы не согласимся? — насмешливо спросил Рамзон.

— В таком случае мы будем вынуждены арестовать всех вас.

— Мы согласны, — объявил принц, — я даю вам слово от имени всех этих дворян.

— Прошу вас последовать за мной, — сказал мне Фантенго.

Я отдал свой меч Брисоту, и пошел за капитаном королевской стражи.

— У вас даже карета для меня готова! — засмеялся я.

— Все шутите, шутник, — зло ухмыльнулся Фантенго, — ну, ну!

Хоть я и смеялся, на душе у меня было совсем невесело, я сам попал в эту мышеловку, и, отбиваясь от дурных предчувствий, я ехал под присмотром и едкими насмешками Бэта Суренци туда, где содержат опасных арестантов. Везли меня в Нори-Хамп.

Дни в застенках тянутся медленно. И не только потому, что там нечего делать, нет подходящей компании, или из-за недостатка удобств. Неопределенность — вот, что подтачивает силы сильнее неволи.

Около саллы я провел в Нори-Хамп, совершенно не ведая, что мне грозит.

За это время я успел перебрать каждое мгновение своей жизни. Но время все тянулось и тянулось. И на шестой или седьмой день моего заключения мной овладел самый настоящий ужас оттого, что меня забыли и навсегда оставят томиться в каменной клетке.

 

Глава 30 Отсыл Брисота и Караэло в Синегорию. Придворная казнь

Свобода пришла неожиданно, когда я уже был готов к самому худшему. Меня выпустили из Нори-Хамп, но я не понимал почему. Просто комендант крепости открыл своим ключом дверь камеры, и охранники вывели меня на улицу. Во дворе никого не было.

— Вы свободны, — едко сказал комендант, — до лучших времен.

Совершенно сбитый с толку, я пошел к воротам, которые на минуту открылись передо мной и тут же захлопнулись.

Возле выхода меня ждали Брисот и Караэло с лошадью для меня. Где-то на горизонте, вместе с серым рассветом забрезжила надежда. Друзья обняли меня, похлопали по спине, и я, сев на лошадь, поехал за ними, прочь от этого места.

— Почему меня выпустили?

— Нам ничего неизвестно, Льен. Но главное, что вы свободны, — сказал Караэло.

— Думаю, что так просто все не закончится, — хмуро заметил Брисот.

— Я — тоже, — сказал я.

— Может, король проявил милость, помня о спасенном вами наследнике? — предположил Караэло.

— Не знаю, Петрий. Король никогда не блистал своим великодушием.

— Куда мы теперь? К принцу?

— Конечно.

Мы подъехали в дому принца и вошли в приемную. Но паж Орантона вышел к нам и заявил, что кэллам Караэло и Брисоту следует немедленно войти в комнату, а кэлл Улон принят не будет.

Ничего не понимая, мы переглянулись. Я почувствовал достаточно сильный укол по своему самолюбию.

— Что за чудеса, — буркнул Брисот. — Ладно, Льен, ступайте к себе домой, а мы выясним, в чем дело и потом появимся у вас.

Друзья мои вошли в комнату, а я повернулся, чтобы уйти, но один человек, вышедший из покоев принца, приковал к себе мое внимание.

Это был Алонтий Влару! Я был потрясен. Что он-то здесь делает? Откуда взялся? Торжествующе посмотрев на меня, он прошел мимо, ни сказав ни слова.

Я поехал к себе домой.

Друзья мои появились не скоро — принц закидал их поручениями. Они пришли ко мне, когда уже стемнело.

— Вам нельзя появляться у принца, Льен, — сказал Караэло, — Орантон дал королю слово, что не имеет ничего общего с орденом Дикой розы. Он отошел в сторону, благодаря вам.

— И если я появлюсь у его высочества, то брошу тень на него, да?

— Именно. Но, ни Брисот, ни я, не одобряем поведение принца. Он поступает малодушно и по-предательски! — горячо заявил Караэло, — я никогда не думал, что он способен на такое.

— Ваши еще годы!

Мы могли бы праздновать мое освобождение, но к вечеру уже было известно, что оба моих друга получили приказ следовать вместе с отрядом коннетабля в Синегорию. Им предстоял захват крепости Борнуэд.

— Как своевременно в Синегории возникают военные конфликты, — усмехнулся Караэло.

— Вы уезжаете этой ночью? Но почему я не еду с вами?

— Ваше освобождение еще не означает помилование, — тревожно сказал Караэло, — будьте осторожны, Льен. Вы теперь под пристальным наблюдением и ваша судьба еще не решена.

Он ошибался — к тому времени как мы попрощались, со мной уже все было ясно…всем, кроме нас троих.

— Льен, мы тут случайно узнали, что купец-оружейник Гаспех был убит недавно у себя в доме.

— А что стало с оружием и доспехами?

— Никто не знает. Все его подвалы ограблены.

— У него остались наследники?

— Теперь его делом занимается старший сын.

Понятно! Утратив оружие со склада в кузнице, мадариане вышли на Гаспеха, и забрали все его запасы.

Мы по-быстрому расстались. И я остался один. В тревожном и мучительном ожидании. Ничто так не изводит человека, как неизвестность.

Я примирился с худшим, по моему мнению, самое большее, что грозило мне — изгнание.

Но не таков был король. Он избрал более изощренный способ для мести. Я провел в неведении три дня! За эти три дня я передумал и перебрал тысячи вариантов.

Я сходил к Кафирии. Меня отказались принять! Если бы это был кто-нибудь другой, я бы отреагировал спокойно.

Но это была герцогиня Джоку. Неужели та женщина, что ненавидела короля, помогала Турмону, тайно шпионила и помогала неберийцам, могла отказаться от дружбы со мной, только потому, что я в опале?

Но выходит, что так.

'Что, я уже попал в разряд отверженных'? — зло думал я.

Был еще один человек, который много знал и он мог мне помочь. Я отправился в Черный Город, к Башне набларийца.

Но на мой стук никто не ответил.

— Кажется, его нет в городе, — крикнул мне один прохожий.

Оставив всякую надежду прояснить и здесь хоть что-то, я столкнулся с Черным бароном на другой улице, пройдя квартал.

Поведение Рантцерга повергло меня в еще большее замешательство — происходило что-то похожее на то, когда у вас из-под ног вышибают дощечки моста — одну за другой.

— Приветствую вас, Рантцерг! — сказал я, — мне сообщили, что вас нет в Черном Городе.

— Да, — сказал он, — это действительно так, — я уезжал по делам.

Взгляд его был холодный и чужой. Он смотрел на меня — графа, благородного человека воина, так, словно я был никто.

Меня это взбесило! Что же, демон тебя разрази, происходит! Но я сдержался.

— Вы не хотите мне что-нибудь рассказать?

— Что вы хотите услышать…. кэлл?

— Обычно вы рассказывали мне о том, что происходит во дворце. Вы много знаете.

— Да, я много знаю и то, что я знаю, боюсь, не очень приятно будет вам услышать от меня.

— Говорите же!

— Вам очень скоро понадобится помощь. Это все, что я знаю. И, в память о ваших добрых услугах для моей семьи, я предложу вам ее. Приходите ко мне, когда задумаетесь о будущем. Я дам вам работу.

— Вы? Мне?!

— А почему — нет? Я могу даже сейчас назвать свое предложение. В скором времени, когда вам будет совсем нечем заняться, вспомните ко мне. У меня есть интересы в Бонтилии. И в Кильдиаде. И в других местах. Помощь ловкого, умного человека будет очень кстати. Я хорошо плачу тем, кто на меня работает.

— Вы предлагаете мне, кэллу, графу, служить у вас шпионом?! Что, мои дела так плохи?! Вам известно об этом?

Кажется, голос у меня задрожал.

— Всем известно, кто хоть немного знает Тамелия. Но вы оказали ему неоценимую услугу — вы дали ему повод избежать бунта. Он должен быть вам благодарным. Увидите, как он вас отблагодарит. Его благодарность не знает границ. Граф Сэвенаро, например, верно и преданно служивший ему, узнает о королевской благодарности, когда исполнит последнюю волю своего господина!

— Рантцерг, вы сошли с ума, — белея от бешенства, сказал я, и, резко повернувшись, пошел прочь.

Можно было многое вытерпеть: малодушие принца, предательство Кафирии, но нестерпимее всего была мысль о том, что Рантцерг, наблариец Рантцерг, обращается ко мне как к сэллу! Он смеет предлагать мне работать на него!

Чтобы там ни было в его прошлом: графство и положение, теперь он все равно навсегда останется Черным бароном! В городе, где проживает шваль и мразь. И он первый указал мне мое новое место!

Я, полный самых дурных предчувствий, вернулся домой, а там меня уже ждал человек из дворца.

Он передал мне конверт, скрепленный печатью королевской канцелярии.

Я вскрыл его и стал читать.

'Граф Улон, Вам надлежит явиться завтра в час Белой лошади в Красный зал Дори-Ден, в полном рыцарском облачении.

Где будет произведена над вами рыцарская казнь.

Ваше отсутствие в силу любых причин будет рассматриваться как неуважение королю и измена. За что последует более суровое наказание'.

Послание это было подобно ведру холодной воды, вылитой на мю голову.

Так вот, о чем знал наблариец! Что означает рыцарская казнь, я знал. Меня лишат титула, дворянского звания, я стану изгоем!

Король жаждал расправы, и ритуальная жертва была выбрана. Король проявил милосердие! Казнь, заключение в крепости — все это скучно! Он выбрал более изощренный способ мести.

Потрясение, вызванное тем, что мне грозит, на какое-то время лишило меня способности здраво рассуждать. Оно меня вообще лишило способности рассуждать. Я впал в свое рода состояние полной прострации, словно она помогала мне отгородиться от моих переживаний.

Я отчетливо помню день, назначенный для 'казни', как мне было приказано явиться и я явился, ловя повсюду насмешливые и презрительные взоры, кое-где мелькали и сочувствующие, но они, словно, холодный ветер скользили по мне, не вызывая в тот момент никаких чувств.

Меня провели в Красный Зал, с одной стороны — заседали король, рыцари и оруженосцы, герольдмейстер, герольды и их помощники, на другой — было приготовлено возвышение. Мне было приказано подняться туда. Я был в полном вооружении.

Когда ноги коснулись этого помоста, чувство отчаянного протеста охватило меня. Несправедливость которая должна была совершиться надо мной возмутила мой подавленный разум.

'Нет! Этого не будет-закричал внутри меня яростный и отчаянный человек. — Что будет в твоей жизни после этой казни, кем станешь ты, дворняниин, воин? Жизнь полная позора по милости людей недостойных судить тебя. Коварство короля, малодушие принца — и я никто?! Нет. Нет. Этого не будет.

Лицо мое побелело и я понял, что именно сейчас предоставляется шанс изменить ход моей судьбы, ход истории. Вот он мой враг, в пределах моей досягаемости. Он, пославший Наденци убить моего отца, он отобравший у меня Лалулию, он…по вине которого погибли Паркара и Влару. Он заплатит за все. Меч еще был при мне. Было время.

Герольдмейстер начал зачитывать высоким и пронзительным голосом прокламацию о лишении меня всех прав, титулов и рыцарского звания.

И этих минут мне хватило на смерть и спасение. Убийство короля привело бы меня только к одному финалу — на плаху. Но я уже был готов к этому исходу. Терять то все равно теперь нечего, потому что я осознал, что жизнь, лишенная чести, не имеет смысла. Но когда созрело это самоубийственное решение, ко мне нежданно пришло спасение. Среди холодных, презрительных лиц появилось нечто знакомое и чудесное. То, чему я поверил.

По белому камню камина пробежал огненный зверь. Саламандра! Она обернулась женщиной и, в упор глядя мне в глаза, прошептала: 'Нет'!

Вдруг я увидел нечто страшное. Король Ларотума мертв. А вот погибаю я. Но не один. А в компании Брисота и Караэло. Герцог Сенбакидо и Родрико тоже мертвы.

— Ты видишь? — шепчет мне саламандра, — так будет. Не тронь короля.

Что за наваждение!

'Уйди, — сказал я ей зло сквозь зубы. — Уйди'.

'Ты должен жить. Должен'!- шептала мне саламандра, и от ее шепота веяло не жаром, а холодом. Мозг мой совсем отуманился. И я потерял ценные секунды, пока оружие находилось еще в моих руках.

Я понял, что не смогу поставить жизнь моих друзей на карту. А я отлично знал, что с ними произойдет, когда я осуществлю свое намерение.

'…в виду недостойного дворянина поведения — неуважении к его величеству, тайных действиях, направленных против законной власти и аморального поведения',- продолжал герольдмейстер. 'Интересно: в чем это выражалось?'- вяло думал я, пока происходило 'представление'.

Он объяснял дело, излагал подробности и называл свидетелей. Ими были маркиз Гиводелло, маркиз Фэту.

Мне запрещено было под страхом смертной казни посещать Мэриэг, наниматься на службу к членам королевской семьи, участвовать в турнирах.

Прозвучала барабанная дробь, и настало молчание: с меня постепенно снимали доспех за доспехом, начиная со шлема, пока совсем не обезоружили. Каждый раз при этом герольды громко объявляли: "лишаем тебя меча, вероломный воин, недостойный его носить!', 'Лишаем тебя шлема, рыцарь, предавший своего господина, недостойный его носить!' и так далее, перечисляя цепь, кольчугу, наколенники. Плащ ордена Дикой розы был жестоко разорван и затоптан свиньей, которую специально запустили в зал. Многие демонстаритвно посмеялись при виде этого зрелища. Разжалование закончилось тем, что щит мой был раздроблен молотом на части.

Валедо Орантон тоже присутствовал на этом собрании. Он хранил ледяное молчание — ему было опасно выступать. По глупости этого человека, я попал в отвратительную ситуацию, взяв его вину на себя, и он это отчетливо понимал.

Быть обязанным кому-то и при этом испытывать к нему добрые чувства — несвойственно человеческой натуре. Более того-благодарность давит изнутри того, кто должен нам быть благодарным. А у Валедо Орантонского, кроме нее, имелось множество причин, чтобы с радостью избавиться от меня.

О, он не был до конца подлым человеком. Я чувствовал, что его грызли угрызения совести. Но у этого человека уже давно имелся рецепт для избавления от них — он глушил их большим количеством вина и многочисленными связями с женщинами.

Выпивка и любовницы отвлекали его от ненужных размышлений.

Чем больше он грешил — тем больше он пил, чем больше он пил-тем больше он грешил. Я был принесен в жертву обстоятельствам с философской миной герцогом Валедо.

Кроме него, было много достойных и важных людей, собравшихся, чтобы наказать мою скромную особу, изгнав навсегда из своего круга, круга благородных людей.

Глядя на этих достойных людей, окруживших короля, я все время подавлял в себе желание выкрикнуть им в лицо вопрос, мучавший меня: почему вы, достойные, участвуете в недостойном вас деле?

Допустим, многие из них были введены в заблуждение, они не знали меня достаточно хорошо, но были и такие, которые знали много обо мне и они не должны были верить так легко в то, в чем меня обвиняли. Но они отводили свои взгляды, когда я пытался смотреть им в лицо. Им было проще признать меня виноватым, чем опровергнуть мнение короля. Конечно, они и не могли это сделать, потому что это был бы открытый бунт, но, ни один не высказался в защиту меня.

Я был уверен, что будь герцог Брэд жив, он не стал бы участвовать в столь откровенном фарсе. Я не мог не прийти на это собрание. Дело в том, что если бы я не явился, то все обернулось бы куда хуже — меня могли обвинить в бунте и заговоре заочно, и все могло закончиться не изгнанием, а плахой. Такие были законы в Ларотум.

Не глядя ни на кого, я покидал важное собрание. Шаги мои отдавлись гулким эхом в моей голове, утратившей способность ясн видеть и остро соображать. Но не я один потерял в этом мире почву под ногами.

На ступеньках крыльца сидела сгорбленная фигурка. Ринна.

'Странно, что она здесь делает'? — равнодушно подумал я, — 'встречается со своим очередным учителем по части власти, лжи и предательства'?

Эта женщина совсем не интересовала меня. И я был слишком поглощен собственным горем, чтобы сразу заметить внезапную перемену происшедшую в ней. Она тихо окликнула меня.

— Что вы хотите? — хмуро спросил я.

— Я вам сочувствую, — тихо сказала она, — они поступили с вами очень подло.

— Оставьте свое сочувствие себе, вы в нем больше меня нуждаетесь.

— Я не обижаюсь, потому что понимаю, что заслужила…презрение.

Еще раз, взглянув на нее уже внимательнее, я увидел все ту же великолепную красавицу, украшение Дори-Ден и любого другого дворца. Все та же улыбка победительницы, чудесные глаза, роскошные волосы. Ее по-прежнему добиваются и любят.

Но что-то изменилось в ней. С недавних пор я очень хорошо начал видеть скрытую сущность человека. Он мог быть успешным, ярким, богатым, но все его внутренне несчастье, что он тайно носил в себе, выходило наружу под моим взглядом. И это никакие бриллианты скрыть не могли.

Ринна получила власть, но потеряла любимого человека. И вглядываясь в ее внутреннюю сущность, я ужаснулся этой выжженной золотоволосой пустыне.

Способность подниматься в небо, ходить по воде, играть со стихией, околдовывать и очаровывать — прибила ее к земле.

Передо мной сидел человек с единственным вопросом в глазах: 'зачем мне все нужно'?

Покоряя все более крутые вершины магии, Ринна стала терять себя. Но самое болезненное, что поняла она: единственным человеком на земле, который нуждался в ней, был граф Олдей, — беззаветно преданный ей, и которого предала она.

И даже если есть магия, способная вызвать к жизни мертвых, никакая магия не дарует их прощение, не изменит предательства.

'Что я наделала'? — вопрос, застывший в безумно-красивых глазах, останется с ней до конца ее дней.

Мне нечем было облегчить ее участь, и я пошел дальше.

Шаги! Сколько их в нашей жизни? Все ли верны? В том ли направлении мы шагаем? Унося ноги из дворца, я думал об этом.

Никогда не поздно спросить себя — по той ли дороге ты идешь? Подумать: может то, что хочешь получить, не стоит цены, которую платишь. Уверен ли ты, что хочешь за это платить? Тебе и в самом деле это надо? Я заплатил за свои ошибки.

И побрел домой, на улицу Стойкости. Точнее не придумаешь! — усмехнулся я. Теперь, как никогда, мне требовалась стойкость, чтобы окончательно не пасть духом. Рядом не было моих товарищей, и как знать, каким бы образом сложилась бы моя судьба, окажись они в ту минуту со мной рядом. Но все вышло так, чтобы я смог остаться один — наедине со своим бесславным поражением.

 

Глава 31 Отъезд. Слежка черного мага Троньена. Передача шкатулки в Ниме банкиру

Я вяло собирал свои вещи, решив с раннего утра покинуть Мэриэг. Ночь моя прошла пусто, без сновидений.

И те же лучи солнца, что встретили меня около года тому назад в этом городе, сопровождали теперь мой отъезд.

Я еще не знал куда поеду.

Покинув город своей мечты, я интуитивно выбрал тот самый путь, по которому прибыл в него. Первое место, куда я направился, была Нима. И пока конь мой неспешно скакал по Белой дороге, обгоняя пеших путников, у меня было время подумать.

Я старался не заглядывать в глубины своей души, и не отдавал себе отчет в том, что причина всех моих неприятностей прячется глубоко внутри меня.

Я испытывал сильное разочарование — мне казалось, что дорога чести, по которой я должен идти, приведет меня к вершинам мира, но все оказалось не так просто.

Первый рыцарь страны повел себя самым бесчестным образом, и это разрушило идеалы, сложившиеся в моей душе. Я привык думать о короле, как о первом среди первых. Но история в Сенбакидо, положившая начало моим сомнениям и то, что случилось в замке Брэда, не могли не привести меня к полному разочарованию в своей искренней вере.

Наблюдения за жизнью двора дали серьезную пищу для моих размышлений.

При многих своих недостатках, ни один из прежних рыцарей, которым я служил, не обладал столь явной распущенностью нравов. Напротив, они скорее служили для меня эталоном мужской доблести и рыцарской чести. Но то, что я увидел в Мэриэге, превзошло самые скромные из моих познаний о низости человеческой натуры.

Хуже всего то, что мне пришлось познать разочарование в людях, к которым я понемногу проникся доверием — а потерять веру в людей — это худшая из зол.

В принципе, я понимал, что прекрасно могу ладить с людьми, управлять ими и направлять их, но мне не хватало отстраненности, которая приходит с годами, и дает возможность не забивать себе голову ненужными чувствами. Я не мог до конца просчитать поступки людей, и это сильно огорчало меня. Люди иногда начинали вести себя совершенно неожиданно, как например, наблариец Рантцерг. Теперь я понял поступки принца Валедо, — на него из-подтишка влиялАлонтий Влару, играя на слабостях Орантона, но я не сумел разглядеть это своевременно!…

Наверное, более всего, на тот момент, я разочаровался в самом себе, а это — последнее дело. Я перестал верить в свою звезду, решил, что удача отвернулась от меня — на самом деле все было проще: мне не хватило опыта в дворцовых интригах, мне просто не хватило изощренности и закалки, я полез в схватку плохо подготовленным. Удача здесь была ни при чем. Удача — это, всего лишь, результат хорошо продуманных комбинаций и вера в себя самого.

Я, время от времени, возвращался мыслями к своим ошибкам и снова, и снова корил себя за них, чувствуя на своем лице краску позора, вспоминая момент, когда меня лишали рыцарского звания.

Теперь мне была уготована участь вэла, простого наемника, которого первым бросают в схватку в самых опасных местах, надо мной будут смеяться, меня будут дразнить, но это ничто, по сравнению с тем чувством стыда и злости за свою ошибку, которое грызло меня изнутри.

Я понимал, что все потихоньку перемелется. Так уж устроен человек: ни одну боль он не может носить в себе вечно — и страсти по Мэриэгу когда-нибудь оставят меня, но одна тайная тоска долго будет преследовать меня: мое увлечение Лалулией Фэту не хотело столь быстро покидать пределы моего разума, вновь и вновь возвращая меня к ее образу.

Когда ты становишься рабом своих чувств — это лишает тебя способности трезво рассуждать. Я твердо решил забыть ее и из романтически настроенного рыцаря превратиться в прожженного циника и бродягу, играющего в кости с судьбой.

Вообще-то, мне было о чем подумать кроме своей несостоявшейся возлюбленной.

Мне надо было искать службу, зарабатывать на кусок хлеба, и чем мне только не придется заниматься, проявляя всю изобретательность ума, на которую я был способен. Но, не взирая на то, что я лишился поместий Улон и Орджанг, я не мог назвать себя бедняком. У меня были кое-какие деньги. Только с ними тоже все не так не просто.

Дело в том, что тот капитал, которым я владел в Сенбакидо, был вложен мной в экспедицию, отправленную за океан, и я не мог прийти к герцогу и сказать: 'Дорогой кэлл Сенбакидо, верните мои деньги'!

Хуже всего, что я теперь вообще не мог с ним разговаривать — я перестал быть ему равным, я подвел его. Ведь графство Улон отошло к королю, также как земли баронета Орджанг.

Я и не помышлял об этом.

Мне ни разу не пришло в голову обратиться к своим друзьям — Брисоту, Караэло, графу Пушолону, герцогине Брэд. Родрико был теперь так далеко от меня, что все равно ничем бы помочь не смог. Брисот и Караэло были отосланы в Синегорию.

И даже если бы эти люди сейчас были здесь рядом, вряд ли бы я обратился к ним за помощью. Хотя сам был уверен, что они с радостью протянут мне руку.

У меня были связи в купеческих кругах. Многие помогли бы мне найти достойный способ существования. Мне помешала… моя гордыня!

Я не мог приползти к ним, стоять смиренный, униженный, побежденный. И предпочел для себя гораздо более простое решение — затеряться для всех, исчезнуть. Проще всего это было сделать на большой дороге, среди разного народа.

И я отправился в путь. Странно, но я начисто забыл о том, что спало меня от плахи в Красном зале в Дори-Ден. Мое видение, моя саламандра были вытеснены теперь из головы заботами о дне насущном.

И вот я в дороге. Словно другой пласт мира открылся моим глазам.

Те, на кого я раньше смотрел сверху вниз, вдруг оказались равными мне, и странно — теперь это не оскорбляло и не тревожило меня. Это были тоже люди. Зачастую очень умные, способные и полные таких человеческих достоинств, которыми не все знатные господа похвастаться могут.

Но, первый, кто встретился мне на дороге моей новой жизни, располагал, увы, другими качествами.

Где-то посередине между Мэриэгом и Нимой я заметил, что на равноудаленном расстоянии от меня следует человек. Вроде не было ничего в этом необычного, но, тем не менее, меня это напрягло.

Мне был знаком этот тип. Один из магов с собрания в Шапэйе. Чего он хочет от меня?

Я остановился в гостинице. Он — тоже. Сидел и обедал за соседним столом, вроде бы ни разу не взглянув в мою сторону. Возникло ясное ощущение, что ему что-то от меня нужно. И пока я мучительно соображал — ответ пришел сам собой.

— Кхм, кхм, — прокашлялся он. — Если вы позволите…

Я пожал плечами.

— Кхм, кхм, у меня к вам деловое предложение.

Я молчал.

— Мое имя Троньен. Хочу предложить вам кое-что, в обмен на некоторые предметы, которыми вы владеете.

— Слушаю.

— Я помогу вам устроиться хорошо. В другой стране, быть может. Но вы отдадите мне то, что есть у вас — браслет, медальон, пояс.

Теперь стало ясно, почему за мной следят. Магические предметы — вот их цель.

— Вы предлагаете мне что-то конкретное?

— Да, с помощью магии, я устрою вашу жизнь.

Я покачал головой.

— Неравноценная сделка. Так и передайте Мироладу Валенсию.

— Глупо, — рассердился маг. — Вам все равно далеко не уйти.

Итак, я стал легкой мишенью. Никто не встанет теперь на защиту моих интересов. А как поступают маги, мне хорошо известно: галлюцинация, сонное зелье, легкое колодовство и все, что есть у меня, уплывет в их руки, не считая моей бренной жизни.

Я задумался. С одной стороны мне очень не хотелось расставаться с магическими предметами. Это единственное, как тогда я считал, что позволит мне держаться на плаву, но с другой — я понял теперь, что они — своеобразный маячок для магов желающих завладеть ими. Миролад Валенсий, — а в том, что он маг, я уже не сомневался, — не забыл тот удар по голове и захочет отомстить и он хочет иметь у себя эти предметы.

Значит, лучшее, что я могу сделать — спрятать их в надежном месте. Но где такое место?

И вот снова видение подсказало мне, как поступить — маленькая саламандра показывала место, подходящее для тайника.

Она сидела на крышке шкатулки и била по ней хвостом.

— Шкатулка не пропускает магию, скрытую в ней. Она сама магия, — шептала саламандра.

— Ну ладно, я опять послушаю тебя, маленькая саламандра.

Уезжая из Мэриэга, я прихватил с собой все. В частности, шкатулку с секретом.

В нее с легкостью могли поместиться все эти предметы — браслет, перстень Синего клена и медальон, а также кольцо герцогини Брэд и золотая цепь с браслетом, выигранные на турнире. Только пояс Велеса и плащ я решил оставить себе. Но таскать с собой шкатулку тоже было неудобно и небезопасно.

Есть люди, которые в своих крепких домах и глубоких подвалах хранят подобные вещи за плату. Банкиры. Мой банкир находится в Ритоле, но ведет дела по всему Ларотуму.

'Надо было подумать об этом еще в Мэриэге',- пробормотал я. Не возвращаться же мне туда. До Дельфиэра было еще далеко. А этот Троньен на хвосте действовал мне на нервы. Я отправил в Мэриэг гонца с запиской, адресованной банкиру.

За хорошее вознаграждение я просил его приехать в Ниму и встретиться со мной.

В ожидании ответа я проводил время в безделье. Троньен не спешил покидать меня. Все вещи были уложены мной в шкатулку.

Он чувствовал себя сбитым с толку, но не отставал.

Я дождался банкира.

Он вошел в гостиницу и заказал себе обед. Мне хотелось побеседовать с ним незаметно. И я договорился со слугой, что он пригласит банкира в комнату, где буду ждать его я.

Так и поступили. Троньен потерял меня из виду, а я встретился с банкиром.

Написав документ и получив от меня инструкции с деньгами, банкир, приняв на хранение шкатулку, остался. А я вышел и стал собираться в дорогу, аккуратно наблюдая за магом. Он собирался последовать за мной. Наверное, он решил, что рано или поздно я потеряю свою бдительность. Мне это было не по душе, и я сделал не очень хорошую вещь. Тихо сказал хозяину, что этот человек разыскивается Ночной стражей за преступления в Мэриэге, и, кажется, хочет ограбить его трактир.

Хозяин трактира в Ниме спокойным характером не отличался — я помнил о том, как он поднял всех на моих знакомцев из Наледина, и теперь он снова устроил бучу.

— Держите его, держите! — кричал он слугам, — это вор и разбойник!

Ошеломленного Троньена прижали к стенке. Началась полная неразбериха и потасовка, во время которой мне удалось скрыться.

К счастью, теперь я мог ехать по любой доргое. И сделав небольшой крюк, я оторвался от Троньена хотя бы на время. В общем, я даже почувствовал некоторое облегчение. Теперь маги не смогут следить за мной. По крайней мере, я тогда так думал.

 

Глава 32 Совет Нажолиса. Кольца Гилики. Письмо Кафирии

Новая встреча вышла удачнее — в следующем трактире, оказавшимся на моем пути, остановился Нажолис. Придворный учитель сразу узнал меня. Отряхиая крошки со совего балахона, он подсел за мой стол, оживленно жестикулируя.

— Как я рад вас видеть, кэлл Улон! — начал он.

Я его остановил.

— Обращайтесь ко мне, сэлл Жарра. Теперь я обычный ларотумец без титулов и званий. Король решил, что они обременяют мою жизнь, и с ними я ищу себе неприятностей.

— Вот как, — засмеялся Нажолис.

Натура его была такова, что он тут же отыскал в моем фиаско положительную сторону.

— Вам грех жаловаться. Благодаря вашему падению, вы обрели уникальную возможность перейти из одного состояния в другое еще при жизни. Большинство людей лишены ее.

— Вряд ли они сожалеют об этом, — усмехнулся я.

— Вы можете увидеть изнанку этого мира, изучить его, так сказать, всесторонне.

И я начал изучать. Самые простые стороны жизни, невидимые прежде мне с высоты моего положения, вдруг открылись. То, на что я раньше даже и не посмотрел бы, стало приковывать мой взгляд.

На постоялом дворе двое калек сотрясали воздух таким заразительным искренним смехом, которого я никогда не слышал в стенах дворца. Я не удержался и спросил их о причине веселья.

Они продолжали смеяться и пальцами показали на голубей, возившихся в луже.

Зрелище показалось мне недостойным смеха, но, присмотревшись, как следует, и я улыбнулся.

Два сизых голубя наскакивали на третьего и выхватывали у него из клюва большой кусок булки. Тот увертывался, сбивал их с лапок, но добычу не отдавал.

Это было потешно, потому что атаки повторялись, а захватчик держался намертво. Голуби выглядели дрессированными.

Я наклонился и заметил на лапе у одного — блестящее колечко. Я бросил по куску хлеба птицам, и они отстали от товарища, который, наконец, проглотил свою булку.

Осторожно взяв его на руки, я разглядывал колечко — где-то я уже видел это кольцо с фергенийской буквой 'Дерево'.

Смутные воспоминания шевельнулись во мне. Я увидел корабль, плывущий по Черному озеру, и девочку, прелестную, как ангел. На трех ее пальцах — кольца с тремя буквами, вместе они образовывали слово 'дом' на фергенийском языке.

И я услышал ее нежный голос: 'Я вам скажу по секрету, что значат эти буквы. Первая означает тайное имя моей матери, вторая — отца, а третья — то, что я когда-нибудь стану королевой'.

Кольца Гилики! Я точно видел у нее кольцо с таким же символом. На эту же букву начиналось слово: 'королева'.

Позже она жаловалась, что их у нее украли, и вот теперь, я вижу одно кольцо на голубиной лапе.

Я аккуратно разжал пластинку колечка, сделанного таким образом, что ободок его в одном месте разъединялся: мать Гилики подумала о том, что со временем пальчики девочки станут толще, и проще будет слегка раздвигать пластинку.

чем перековывать колечко.

— Что ты нашел там, парень?

— Чей это голубь?

— Ну, наш, — глаза одного хитро блеснули.

— Ладно, я знаю, что не ваш, но если вы скажете, откуда здесь взялась эта птица, я вам заплачу.

— Эх ты! А вдруг мы прогадаем?

— Да, ладно вам, я у своей подружки такого же голубя видел, боюсь, что это он у нее упорхнул из клетки.

— Вряд ли, — покачал головой калека, если только твоя подружка не служит горничной у знатной дамы, что проехала здесь недавно в карете с гербами.

— А какой герб? Вы не заметили?

— Красные звезды и ветка ксавьеры на черно-белом поле.

— Герб баронессы Ивонд, — я задумался, неужели голубь вылетел из ее клетки, и кольца Гилики были у нее. Странно…

Если интересующая меня дама ехала по этой дороге, значит, она скоро должна очутиться на постоялом дворе в Олбедаре, это ближайший постоялый двор до поместья барона.

Я успею еще ее догнать. Бросив мелочь калекам, я засунул голубя за пазуху и погнал коня вдогонку за каретой. К счастью, я успел. Баронесса расплачивалсь с трактирщиком и собиралась уходить.

— Кэлла Ивонд, прошу покорно простить меня. Это птица принадлежит вам?

— Да, — растерянно произнесла она, — а где вы нашли ее?

— В Грекосе, на постоялом дворе.

— Вот как! Наверное, клетка случайно открылась, и он упорхнул. Миа, — сказала она сердито горничной, — ты плохо следишь за моими вещами.

— Простие меня, кэлла Ивонд, — пробормотала испуганная девушка.

— А это колечко вам известно?

— Нет, впервые вижу. Откуда оно у вас?

— Оно было на лапке птицы

— Забавно, — благодушно сказала баронесса, — мой маленький сын, наверное, надел на него это кольцо.

— А откуда он взял его?

— Я не знаю. Наверное, няня дала ему поиграть. Она его жутко балует.

— А кто у вашего сына няня?

— Сэлла Желериза, она рекомендована мне самой кэллой Винд, что воспитывает фергенийскую принцессу. Это образцовая няня из дворца, — гордо сказала баронесса.

Так вот значит, кто стащил кольца Гилики — образцовая фергенийская няня.

Странно! Зачем ей делать это? Ее разлучили с принцессой, отстранили от нее, может она забрала кольца себе на память? А потом подарила мальчишке? Вряд ли! Мальчишка мог попросту стащить их у няньки. А вот что с двумя другими кольцами? Было бы неплохо увидеть эту няню. Я все еще по старой привычке думал о вещах, которые теперь меня уже не касались — кто я такой!

Но если бы речь не шла о Гилике, с которой я сам себя связал необъяснимыми узами, то, скорее всего, я бы проехал мимо. Но мне захотелось помочь принцессе в ее горе.

— А вы не будете так добры, кэлла Ивонд, не позволите мне встретиться с этой доброй женщиной.

— Но к чему эти расспросы? — удивилась она, — я не понимаю!

— Она была дружна с моей кормилицей, я бы хотел расспросить о ней.

— Вряд ли, она что-нибудь знает, эта женщина уже долгое время живет в Ларотум.

— Но все же!

— Через день, она вместе с моими детьми поедет по этой же дороге. Если дождетесь, можете поговорить с ней. Вы мне кажетесь человеком приличным.

— Вы позволите мне передать ей кольцо?

— Ну, не знаю…Оно ведь было на птичке.

— Я вручу его cэлле Желеризе. Если оно принадлежит ей, то так будет правильно.

— Хорошо. Пусть будет так.

Миа приняла от меня птицу и заперла ее в клетку. Кэлла Ивонд укатила по своим делам, а я стал дожидаться ее сына с фергенийской няней.

Они приехали к вечеру этого дня. И меня сразу узнали. Я объяснил сэлле Желеризе все, что произошло на постоялом дворе.

Она была очень смущена и взволнована.

— Как это кольцо попало к вам? — спросил я. — Мне известно, что оно принадлежало принцессе.

— Принцесса стала так неосторожна! Видите ли, кэлл Жарра, она однажды обмолвилась, что эти кольца помогут ей получить престол. Стать королевой! Я всегда просила ее не болтать лишнего. Во дворце много ушей, мы были не одни. Я решила предотвратить злые умыслы, а такие были возможны. Уж очень многие не хотят, чтобы несравненная Гилика однажды стала королевой.

Эти же люди позаботились о том, чтобы отстранить меня от принцессы. Я узнала об их планах, и сочла за лучшее обезопасить принцессу. Мне нашли подходящее место, и я рассталась со своей любимицей. До поры до времени, кольца эти будут у меня. Если, конечно, вы не выдадите мою тайну. Я знаю о вашей беде и сожалею. Вы достойный человек и очень добры к Гилике. Она обожает вас.

— Как одно кольцо оказалось на голубе?

— Наверное, малыш случайно нашел колечко в моих вещах.

— Что с двумя другими кольцами?

— Они, слава богам у меня, и это так хорошо, что вы нашли этого дрессированного голубя. Ребенок ужасно переживал из-за его потери. Птица, наверное, упорхнула следом за своей хозяйкой.

— Держите это кольцо, и при случае все-таки передадайте его вместе с другими Гилике, или хотя бы сообщите, что они у вас.

— Обязательно сделаю это, элл Жарра.

Я уже думал, что Мэриэг навсегда отпустил меня, как вдруг на том же постоялом дворе в Олбедаре он догнал меня вместе с почтой.

— Вам письмо, — объявил слуга.

— Мне?

— Да, вам. Я слышал, что вас называли элл Жарра! Это ваше имя, так ведь?

— Да…мое. Ну, давай мне письмо.

Я сразу узнал красивую печать Кафирии с гербом герцогов Джоку: щит, разделенный на две половины, на одной из которых три шпаги, скрещенные меж собой и под ними лебедь на голубом поле, а на второй — черная роза, пропущенная через кольцо на серебряном поле.

Я сначала бросил письмо на стол и с минуту тупо смотрел на него. Интересно, чего хочет от меня наша герцогиня? Я был зол на нее.

Но любопытство все же перевесило злость, и я вскрыл печать.

'Приветствую вас дорогой, Льен. Мое письмо догонит вас в дороге.

Вы так стремительно покинули город, что не успели приучить меня к невосполнимой потере, которая печалит всех нас. Но я действительно виновата перед вами. Когда вы посещали мой дом в надежде пролить ясность на сложившуюся ситуацию, меня буквально связали по рукам и ногам. Король приставил ко мне своего человека, некую фрейлину. Навязав мне ее общество, он позаботился о том, что в доме моем завелась шпионка. И чтобы уберечь себя, я не согласилась принять вас. Я, действительно, виновата перед вами, по причине моего малодушия. Но спешу искупить свою вину. И рассказать вам то, что узнала сама, неожиданным образом.

Истина требует, чтобы я посвятила вас в подробности трагических событий, и указать на того, кто стоял за ними. Вам ведь небезызвестен магистр Френье, не так ли?

Этот человек много раз встречался вам на пути, и вы сами стали догадываться о его влиянии на судьбы ларотумцев. Но именно у него созрела идея, как уничтожить вас. Смерть маркизы Фэту целиком на его совести. Именно он просветил Фэту на ваш счет. И он настоятельно советовал увести ее из города, в надежде, что вы побежите за ней следом. Вы этого не сделали, не знаю, быть может, он переоценил вашу чувства, но в злобе на вас он отравил маркизу на постоялом дворе.

Что касается всех остальных событий, то именно он подстрекал через своих людей короля и ларотумцы проливали кровь в боях друг с другом. Один близкий ему человек, отошел от него после того, что случилось, и он рассказал мне все эти подробности.

Чего ради, я вам пишу об этом? Конечно, вы можете думать теперь, что жизнь окончательно нас с вами развела, но это не так. Огромное уважение и симпатия к вам не дадут мне оставить вашу судьбу без внимания. Ибо то, что сделал король несправедливо. Я хочу вам помочь. Хочу, чтобы вы стали моим другом. Магистр Френье похитил у меня одну сокровенную вещь, реликвию моего рода. Солнечный камень. У вас он похитил любимую женщину. И в этом наши интересы объединены.

Судьбе угодно сделать так, что вы скоро встретитесь с ним. В Дельфиэре, гостинице 'Добрый гость', вы найдете этого интригана и вора. Если вы захотите спросить его о чем-то, то прошу вас, передайте ему от меня, что камень не принесет ему счастья.

Ваша Кафирия'.

Я смотрел в одну точку и думал. Было в этом письме что-то такое…подозрительное. Я уже не верил Кафирии. Но я знал Френье. Он действительно мог действовать так, как описывала она.

 

Глава 33 Встреча с белым магом. Смерть Френье. Камень

Дельфиэр был хорош уже тем, что он был. И в нем имелись три гостиницы. По Серебряной дороге, на которую выехал, я безконечно сновали путники в обе стороны, и содержать постоялый двор было прибыльно.

'Добрый гость' была местом, в котором останавливались люди с достатком. Комнаты, еда и обслуга были выше среднего. Но и плата соответствовала им. Френье еще не приехал.

Я побаловал себя хорошим обедом и, предупредив хозяина, что жажду встречи с магистром Френье и прошу сообщить мне о его прибытии, как только он появится, завалился спать.

В полночь меня разбудил слуга.

— Вы хотели видеть магистра Френье. Он только что прибыл. Я сказал ему о вас. И он просит вас пройти в его комнату.

Я так и поступил.

Магистр Френье, хорошо мне известная личность, сидел вблизи у камина и грел свои ноги.

— Ночи стали холодные, — пробормотал он, даже не оборачиваясь ко мне.

— Вы!

— Да. Я. Что вы хотели от меня, сэлл Жарра?

— Что вы за человек! Как вы можете так вертеть судьбами людей?

Он сухо засмеялся.

— Что вам сделали мои друзья, маркиза?

— Решительно ничего! Решительно! Но кто-то натравил вас на меня. Кто он?

— О чем вы болтаете?

— Я маг и чувствую волны ненависти, исходящие от вас. Вы все еще не научились контролировать свой разум. Да, вы встали у меня на пути. Не скрою, я хотел, чтобы вас спустились с небес на землю. Но я не люблю, когда мне приписывают вещи, которые я не совершал, а особенно мне не нравится, когда с помощью марионетки, вроде вас, человека, который позволяет дергать за ниточки, пытаются убрать меня с дороги. Кто он? Говорите!

— Это я должен сейчас спрашивать вас. За что вы убили маркизу Фэту?

— Нет! Мне решительно это надоело!

Он отпирался! Я потерял себя от дикого гнева. Боль, отчаяние накатили на меня. Все, что накопилось во мне за последние дни, искало выход и вдруг неожиданно вылилось на этого человека. Я захотел его убить. Только захотел.

Но он понял это иначе. Он полез в карман, что-то пытаясь вытащить. Одного момента мне хватило, чтобы почуять опасность.

Я не зря побывал в замке духа. Схватка с боевым магом тоже кое-чему меня научила. Инстинкт и страшная сила, сотрясли мое тело. Френье решил задействовать магию. Огненный шар стал раздуваться перед ним и двигаться в мою сторону.

Секунды мне хватило, чтобы подумать: 'Неплохо бы этот шарик вернуть тебе обратно, мерзавец'!

И он… покатился обратно. Френье пытался его остановить, но сила ненависти, с которой я его двигал, превосходила его. Он разбился о невидимый щит. И Френье долго покачивался, не понимая, что с ним. Потом, вдруг внутри него что-то засветилось и вспыхнуло сотней искр. Фейерверк из живого мага. Это было страшно! Он рассыпался огненными искрами по комнате, и языки пламени заплясали по стенам.

Френье сгорел от собственного волшебства. Из огненного столба что-то вылетело и упало на пол. Я схватил эту вещь. Маленький камень. Я засунул его в карман и выбежал в коридор, громко крича, что один гость уронил свечу на пол. Сбежались люди, началась суматоха, и под шумок, я собрал свои вещи и покинул гостиницу.

Отъехав на небольшое расстояние, я смотрел, как пылает гостиница. И вытащил предмет, доставшийся мне от мага.

Я сразу все понял.

Так вот за чем ты охотилась, премудрая Кафирия. Я сжимал в руке камешек размером с большой орех. Он был какой-то золотистый, словно свет огромного солнца заключался внутри. Его поверхность не была гладко-отполирована и напоминала выпуклые пчелиные соты. И что-то сказочное, нереальное было в нем. Я вспомнил детство и конфеты в золотистой фольге, что мне дарили разные тетушки. Сияние свечи в комнате Астратеры. Солнечные искры, плясавшие на волнах Изумрудного моря и нежный взгляд Лалу. Едва я взял его в ладонь, как сумасшедшая сила вскружила мне голову. Это непередаваемое ощущение счастья било как фонтан жизни. Словно Лалулия была жива. Словно не было в моей жизни ни единого боя. Не было предательства. Спокойствие и власть — вот, что наполняло меня. Я вдруг понял, что с камнем этим могу стать властелином мира. Покорять, царствовать, направлять.

Такой же камень был на острове Кэльд. Это он сводил с ума толпы в храмах. Но тот камень принадлежал другим людям. Миролад Валенсий управлял им. А этот камешек принадлежал магистру Френье, только в отличие от Миролада, он не спешил его открыто продемонстрировать миру.

Он использовал его тихо, из-подтишка, вкладывал в него подлые мысли. Мне этот камень вернул все счастье, которое у меня забрали, которого мне всегда не хватало.

 

Глава 34 Встреча с Дишаром. Барон Товуд. Чары Кафирии

Теперь предстояло подумать. Я не отдам его Кафирии. Ни за что. Еще не вполне понимая, как мне следует поступить, я решил продолжать свой путь, что-то вело меня в сторону Сенбакидо.

Неудивительно! Потому что на этой дороге я встретил человека, вернувшего меня к жизни. Баронет Дишар, мой добрый друг и архивариус возвращался в Мэриэг из небольшого путешествия за древними свитками.

— Очень рад видеть вас, граф Улон, — сказал Дишар.

— Вы издеваетесь, верно? Разве вы не слышали о скверной истории, в которую я попал?

И едва сдерживая горечь, я пересилил себя и рассказал Дишару обо всем, что произошло со мной.

— Так что, как видите, я больше не претендую на гордый титул графа. Обращайтесь теперь ко мне как к обычному сэллу.

Слушая мой рассказ, Дишар менялся в лице, его глаза округлялись от удивления.

— Всегда рад видеть, вас барон Жарра, — важно сказал он.

— Шутите!

— Отнюдь. Я удивлен только почему герольдмейстеры Ларотумского короля, так плохо знают древние уложения о рыцарстве. Вас не могли лишить дворянства в Ларотум, вы — подданный другой страны. Вас мог лишить дворянства только король Гартулы, даже не взирая на то, что это страна находится теперь в подчиненном положении. Только король! Это же нонсенс! Я вне себя!

— Вы уверены в том, что говорите? — спросил я, едва сдерживая волнение.

— Разумеется! Но в нынешнее время все с ног поставили на голову. Вас, в худшем случае, могли изгнать из Ларотумского королевства, отобрать земли в этой стране, и титулы, дарованные поданными Тамелия. Но лишить дворянского звания вас просто невозможно.

— А ведь вы правы, демон меня разрази!

Мало сказать, что эти слова вернули меня к жизни! Они вдохнули в меня все утраченные мной силы, боевой дух!

Мы попрощались с наилучшими пожеланиями друг другу, и я продолжил свой путь.

В дороге мысли мои упорядочились, и я понял, что должен делать. Тамелий лишил меня титулов и земель в своем государстве, но и он и я как-то забыли об одной немаловажной вещи — я был гартулийцем! И в Гартуле получил дворянское звание. Я перестал быть графом Улоном, баронетом Орджангом, но я все еще оставался Льеном Жарой, гартулийским дворянином, и теперь уже, после смерти отца, с титулом барона. Я все еще мог служить, как благородный человек. Я имел право держать в руке меч! Странно, но я так привык к этой стране, что стал ощущать себя ларотумцем больше, чем тем, кем на самом деле был, и забыл очевидное. Но кроме всего, я был однажды признан рыцарем ордена Факела, и в Фергении мои услуги могли пригодиться. Но, помня о том что, там творится, я решил, что мне следует сначала объясниться герцогом Орандром. Уж если он укажет мне на дверь, то тогда я направлюсь на родину или в Фергению. У меня все еще был выбор. Я немного воспянул и ругал себя за то, что позволил чувствам лишить себя здравого смысла и холодного ума.

Следующий город, что встретился мне на пути, был Литоро.

Я очень хотел спать — ночка-то выдалась беспокойная. И я поступил именно таким образом. Отоспавшись, как следует, я спутился в трактир и заказал обед. Едва моя трапеза подошла к концу, как трактирщик сообщил, что меня хочет видеть мой друг, барон Товуд. Он ждет меня в своей комнате и просит подняться к нему. Я велел сказать, что отказываюсь от этой встречи и передать мою благодарность барону на словах. Он через минуту спустился ко мне и стал уговаривать меня лично.

Барон Товуд! Поначалу я продолжал отказываться от встречи с ним. Но он был так добр, так настойчив. И в его словах не было насмешки, не было и ложной жалости. Он общался со мной, как прежде, без тени неискренности и фальши. Почему бы нет?

Я согласился.

Мы поднялись наверх. В комнате барона был сервирован стол, и стояли разные яства. Я решительно не понимал, зачем барон хочет видеть меня. Я — теперь не самое подходящее общество для него. Но он своей непринужденностью рассеял все мои сомнения. И я сел в удобное кресло, на время, забыв про все невзгоды.

Что может быть лучше, чем бокал вина из рук друга?

Я отпил немного, но сразу не проглатывал, а, чуть задержав глоток на языке, ощутил крепкий выдержанный напиток с запахом перца и пряностей, родом из солнечной Анатолии. Потом осушил весь бокал. Приятное тепло побежало по жилам. Все мои горести отступили на миг перед лицом дружбы и под влиянием доброго вина. Некое блаженное состояние отрешенности, в которое я стал погружаться, напоминало счастливый сон. Запах знакомых духов проник в комнату. Темные пряди щекотали мое лицо, а по телу блуждала ласковая рука и осторожно проникала в мой карман.

Последнее, что я увидел, было лицо торжествующей Кафирии.

 

Эпилог

Колири захлопнула книгу.

— Опять продолжение! — с грустной иронией заметила она. — Мессир Жарра, вы неисправимы! Но в этом ваш вечный фокус — держать на интересе, как на приманке.

Бедной королеве даже в голову не могло прийти, что где-то непостижимо далеко есть другая женщина, которая читает ту же историю, с той лишь разницей, что она описана другим человеком, а, следовательно, все события рассказаны с другой точки зрения. Увы, Колири никогда ее не узнает, в отличие от вас дорогой читатель, и, если ваше терпение и интерес пока не иссякли, на что мы искренне надеемся, — переверните еще одну страницу и воспользуйтесь своим правом узнать все подводные камни и течения нашей истории, ибо у каждой истории всегда есть много слоев.

Р.S.

Представляем вашему вниманию выборочную переписку 'несравненной богини Баст с непревзойденным магистром магии и по совместительству наблюдателем галактического конклава, Мараоном-ты'.

1. Из первого письма Мараона к Баст:

'Лучезарная всевластительнейшая Баст, спешу удовлетворить ваше божественное кошачье любопытство. О, прошу, вас, не искать в моих словах намека на известную всем пословицу — вам же хорошо известна моя неприязнь к актам вандализма в отношении правил хорошего тона, и мое восхищение вами столь безмерно, что я не посмел бы даже намекнуть на то, что кошку сгубило.

Итак, посвящаю вас в подробности событий, в которые мне однажды посчастливилось вовлечь вас, несравненная бесподобная подруга души моей и печаль тела моего.

Вас все время занимал вопрос: какова наша с вами роль в событиях Ларотумского королевства. Она неоспорима и она бесценна!'

Расчесывая длинные волосы, скрывающие загорелое тело, Баст сердито мурлыкала. Ее босые ноги в браслетах щекотал ковер.

Что толку, что она бессмертная богиня!

Она нынче на посылках у своего приятеля Мараона, ученейшего мага. Увы, она глупо проигралась ему в карты.

Но что поделать — только Мараону удавалось развлечь ее. Нарушить кошачий покой. Развесилить! Он мог легко вызвать улыбку на ее лице. Умчать в какой-нибудь красивый город. И хотя, она не любительница путешествий, все же, иногда бывает так приятно оказаться за столиком в кафе ночного Парижа, где все оглядываются на ее роскошное тело. В великолепном платье! Мужчины млеют, а она развлекается! Пойти в оперу или на балет. Подняться на самый высокий небоскреб в мире.

Бросив с досадой щетку, Баст резво хлопнулась о ковер и обратилась в роскошную черную кошку.

Она вспрыгнула на софу и уставилась своими загадочными зелеными глазами на огонь — так ей было удобней размышлять. Хотя цвет глаз и окрас кошачьей шкурки она могла легко менять по своему желанию — с утра она была белоснежной красавицей с голубыми глазами, — какие пустяки, — она же богиня! Ей подвластно все!

Баст размышляла о том странном мире, в котором ее попросил побывать Мараон. Ей пришлось некоторое время пожить в чужом дворце и это ей ужасно не понравилось.

Дело в том, что кроме нарушенного течения собственной жизни, она еще пострадала морально — там не понимали, кто она такая и обращались с ней не лучшим образом.

Начнем с того, что дворец был полон собак, даже на гербе этого проклятого Ларотумского короля изображена собака, но самое непростительное это то, что Тамелий ненавидел кошек.

В общем, она была в Дори-Ден на правах сиротки, и все ее существо бунтовало против этого. Но еще хуже была любовь королевы — ее тошнотворное сюсюканье.

Одно утешение — она много важного разузнала для Мараона. Поразвлекалась тем, что все-все рассказала ему про этого мерзкого короля.

Тут она задумалась.

Постойте ка, Мараон — маг, он и так легко читает мысли других, видит все в своих волшебных книгах.

Ах, да, — вспомнила она, — дворец же плотно прикрывали его соперники маги — черные маги — омерзительные личности.

Жрецы, они все экранировали, и Мараон обратился к ней. Сказал, что с ее божественной помощью все будет гораздо проще.

Чего не сделаешь для старого друга? Она бы даже королеву мышей помиловала, попадись та в ее лапы, хотя не одна сотня предыдущих не знала милости!

Ее нежные и яростные воспоминания неожиданно прервались: на роскошную софу, расшитую серебром и ночным туманом грубо плюхнулся, взявшийся из пустоты толстенький конвертик с пошлой печатью в виде губ, собранных для поцелуя.

Выпал лист из сусального золота и засверкали разноцветные буквы, в сопровождении дивной музыки.

— Ах, Мараон, — прошептала кошка и стала зачитывать письмо, начало которого мы привели выше.

Вот, его продолжение.

'Представляю на ваш суд всю историю целиком.

Вам ведь хорошо известны и скудость ума и недостаток воображения представителей двух противоборствующих кланов: черных и белых магов. Мы — серые маги — скромно занимаем место посередине, уравновешиваем колебания весов, которые беспрестанно стремятся раскачать эти группировки.

В вечной погоне за властью эти сумасшедшие едва не довели Аландакию до гибели. Группа черных магов стала протаскивать на планету из других миров технологии несоответствующие ходу исторического развития данного мира.

Это могло привести к непредвиденным последствиям. Кроме того, черные маги стали повсеместно устанавливать на Аландакии

в центрах ее эгрегора — в Ларотум, Фергении и Гартуле целую систему энергетических ловушек. Войны магов стали нарушать паранормальную оболочку планеты.

Но как вы понимаете, за этими войнами стояло нечто большее, чем простое соперничество магов. Семерка наблюдателей, заварила эту кашу.

Мы с вами знаем, что их божественный статус на планете — не более чем запущенная ими же легенда, и не имеет ни малейшего отношения к реальности, но я не стал бы их в этом обвинять. Они, как и все, мы должны были следить за равновесием на вверенной им планете, но они предпочли сами нарушить его. Седьмой бог или, попросту говоря, распознающий в семерке, захотел полностью завладеть планетой, из-за чего получился конфликт с конклавом.

Вам-то хорошо известно распределение ролей в семерке:

Распознающий создает и держит семерку вместе. В его отсутствие часть функций может взять на себя познающий душу, мы иногда упрощенно называем его психологом, который видит скрытые опасности и проблему целиком. Маг создает защиту для всей семерки. Целитель 'лечит' проблемы обозначенные психологом, то есть душу. Воин принимает на себя удар. Он всегда готов пожертвовать собой ради всей группы. Мастер способен создать любую вещь необходимую семерке. Распознающий природу мира отвечает за связи с общественностью или является проводником идей мира.

Распознающий этой семерки погиб, выкинув всю свою энергию в пространство, которая стала щитом планеты — на нее не могли попасть другие наблюдатели, чтобы что-то изменить, но и уйти с нее оставшиеся шесть богов не могли.

Они затаились и стали разрушать академию на Аландакии, причем пятеро не могли покидать бездну-сосредоточие своей энергии, потому что расходовали остальную на переделку эгрегора, поэтому только Лис был посредником между их миром и миром людей.

Боги творили свои дела не только в Ларотум, но и в Кильдиаде и в Римидин и в заокеанских землях. Но про то будет отдельная история.

На Аландакии находилась академия магов, как часть вселенской академии. Данная планета являлась центром, сосредоточием силы, и гибель ее могла нарушить равновесие целой вселенной.

Льен — один из наблюдателей — моя отпочкованная личность — воплотился на этой планете как человек и паранорм.

А я, несчастный, лишил себя высшей силы, чтобы пользоваться обычной магией.

Дело в том, что мы не могли проникнуть на Аландакию с силой и возможностями наблюдателей — нас не пускал щит — поэтому мы пользовались тем, что было возможно.

То, что затеяли боги, влекло за собой нарушение равновесия. Все шло к тому, что власть на планете возьмут черные и тогда наступит истощение внутреннего поля планеты. Ловушки, расставленные черными, пожирающими энергию людей и 'свинства', которые устраивали белые должны были привести к имперским войнам катастрофического масштаба и — эгрегор планеты резко менялся, но его изменение влияло на часть вселенского плана. Эта планета как маленький, но краеугольный камешек в своей галактике. Убери его и — она начнет разрушаться.

Когда-то 'боги' были не против поклонения в храмах Неберы, но люди слишком вплотную подошли к их тайне, стали интересоваться бездной.

Шестерка восстала против культа Неберы, потому что он привлекал ненужное внимание к месту их обитания, источнику силы.

'Боги' специально запустили тему, что бездна страшное место, но наш настырный Льен рискнул и полез туда. Я не стал препятствовать его желанию, а даже немного посодействовал. Надеюсь, что это поможет ему понять когда-нибудь весь замысел целиком.

Я постарался заронить идею в отчаянные головы о том, что в бездне есть драгоценные камни и бесценные сокровища и несколько сумасшедших смельчаков рискнули спуститься туда, поплатившись своими жизнями. Я делал все, чтобы выкурить шестерку из места ее обитания.

Льену вообще нелегко пришлось и еще придется, ведь, в отличие от меня, он ничего не помнит о своем настоящем и не знает, что ему предначертано в будущем.

Он даже не знает, что я спас бедную маркизу Фэту, переместив ее в другое измерение — всему виной мое доброе сердце — не позволил убить красотку, в угоду взбесившейся шестерке.

Между прочим, больше всего 'портит погоду' в ней тот самый пресловутый Дарбо — великий бог Ларотум. Это — источник проблемы, с которым нам придется иметь дело.

Как я уже сообщил, Аландакия — краеугольный камень галактики. Если бы планета была уничтожена, а все шло к ее уничтожению, не вмешайся мы, то целая галактика погибла бы вместе с ней. Цепочка событий привела бы к такому финалу.

Вам ведь известно, что галактический конклав не позволяет уничтожать целые миры.

Итак, для того, чтобы остановить этот процесс, на Аландакию был отправлен некто Льен Жарра, который, как я уже сказал, является моей отпочкованной личностью. В Лунной Горе произошел некий виток времени, и для того, чтобы выжить и победить, личность Льена предстала в трех ипостасях — Молодого Героя, Опытного Бойца, и Мудрого Старца.

Опытный Боец, есть ни кто иной, как тот самый трактирщик, выбравший себе пещеру, где находятся врата — точка перехода в иные измерения. Время от времени он покидает свой пост и посещает по необходимости разные миры, но, в общем, задача у него одна — управлять Вратами. Ибо никому другому это не под силу. Мудрый Старик с огромным комфортом устроился на горе, подальше от людей и свысока поплевывает им на головы — ему вся жизнь как Вечность. Он тоже выполняет функции наблюдателя. По сути, все мы — я, Льен, еще несколько других созданий — отпочковавшиеся части одной личности.

Но вернемся к Молодому Герою.

Этот человек сам не ведает какая роль ему отведена в том мире, а ему следовало бы знать, что он будет собирать целую империю и не оставит магам места, потому что он — паранорм!

Иногда ему помогают — его видения. Саламандра, являвшаяся ему, — часть его кармической памяти, которую он, прежде, чем воплотиться в теле человека, запрограммировал на помощь себе в критических ситуациях.

Что касается интриг в Дори-Ден. Вас все время мучил вопрос: почему король не расправился сразу с Савемом Авангуро.

Это все магия, милочка! В давние времена ларотумскими магами было установлено таинство коронации. Тот, кто венчает короля на царствование, является духовной силой, защитой. Такого человека король убить не мог, потому что в этом случае он мог потерять часть своей силы и власти, а может, и саму жизнь. Неудивительно, что многие из королевского дома стремились стать для монарха такой важной фигурой. Дед Тамелия Олонсе был предусмотрительным человеком. Понимая, что жизнь его внебрачного, но любимого сына будет все время находиться под угрозой, он взял с его брата Кресалфа клятву, что венчать его сыновей на царство будет именно Савем. Кресалф не уберег старшего сына, но смог защитить своего незаконнорожденного брата, которого, кстати, он очень любил, несмотря на большую разницу в возрасте. Авангуро признала даже жена Олонсе, бабка Тамелия. Его считали верным человеком, он провел детские годы рядом с будущим монархом. Но, как видите, все закончилось изгнанием.

Меня грубо прервали, милая Баст. Я непременно напишу продолжение.

Целую кончики ваших лапок'.

2. Из второго письма Мараона к Баст:

'Вас, наверное, интересует то замечательное собрание магов в Шапэйе, на котором присутствовал, ничего не подозревающий Льен, точнее, — ничего не слышащий!

Моя шутка удалась — он не должен был получить тогда чересчур много информации, но кое-что достаточное для своих выводов он понял.

Ваша роль в дворцовых интригах бесценна! Вы очень успешно предотвратили убийство нашего мальчика, когда пересекли ему дорогу в Голубой галерее.

(Мгм! — довольно улыбнулась и промурлыкала Баст, — как же, помню, помню, как разволновал меня разговор Тамелия со своей бешеной супругой и мерзавцем Гиводелло.

Помню его слова: 'Сегодня этого несносного графа Улона заколят в Голубой галерее дворца, и это случится не больше чем через 15 минут — он так глуп, что сам придет к ловушке, нам на руку оказалась его непонятная преданность Гилике'.

Эти слова были возмутительны! Я немедленно бросилась в Голубую галерею. Мой путь преградили мерзкие псы короля. Пришлось добираться окружным путем, а потом караулить красавчика Льена, к которому я прониклась огромной симпатией, сидя на неудобном и узком карнизе. А когда он показался в коридоре, я смело бросилась ему навстречу.

К счастью, он оказался неглупым и немного суеверным юношей — и отлично понял мой знак, свернув в боковую галерею дворца. Вот, какая я молодец!)

Если вас интересуют еще некоторые подробности ларотумской истории, то, памятуя о том, что вы женщина, лучшая из женщин, я, зная о слабости слабого пола к разным сентиментальным и романтическим подробностям, могу поделиться секретом отношений Льена и маркизы Фэту.

Маркиза Фэту была для Льена не только мечтой, иконой, на которую он молился, но и загадкой. Она была желанна ему не только физичеки, но еще будоражила его фантазию, ум, интересовала как личность. Но она не смогла стать доминантой в его жизни, когда пришло время выбирать — он выбрал не ее.

(Как это грустно! — вздохнула Баст, сочувствуя маркизе.)

Но сожалея о красавице, незаслуженно принесенной в жертву галактическому конклаву, я перекинул бедняжку через миры, и старик Фэту носит цветы на пустую могилу. Когда-нибудь наш рыцарь без страха и упрека может получить второй шанс завоевать любовь всей своей жизни.

Далее перехожу к рассказу о выдающейся…по своей бессмысленности — сходке магов. Не было на моем веку еще более бесцельного и пустого обсуждения, где никто не хочет слушать другого. Такое часто бывает в мире людей. Как видите, маги стали мельчать и уподобляться людям. И если бы не присутсвие Льена, то я счел бы для себя время, проведенное там, потерянным, не взирая на то, что к моим услугам целая Вечность.

Первым выступил белый маг Асетий. Он был резким нервным, и голос его почти срывался на крик.

— Скоро от честной магии не останется ничего! Маги торгуют артефактами своих кланов, делают ставки! Ставки! Лезут в чужие сферы!

Слово взял Локман — представитель черного клана.

— А то, что устраивают белые — вообще, непростительно!

Кучка белых стала испускать черные облака пыли в знак протеста. Еще бы! Они ведь только называются белыми, а уж злобы, зависти и прочего дерьмеца, пардон, у них не меньше, чем у черных будет. В этом они всегда успешно соревнуются между собой. Пыли им показалось недостаточно, так, один из них, по прозвищу Асетий, выпустил целую тучу летучих мышей — вампиров и они устроили переполох в зале! Да, белые в своем репертуаре! Делать мелкие подлянки — их конек.

Да, давненько я такого свинства не видывал, прелестная Баст!

— Это недостойно! — визжал Троньен.

— Магистр Мараон, призовите же всех к порядку, вы председательствуете на этом собрании или нет?

Пришлось вмешаться — сделав, для эффекта, красивый жест рукой, я всех успокил. Все стихли, даже белые присмирели, только на лицах их блуждали ехидные улыбки.

— Вы закончили, магистр Локман? — обратился я к выступавшему.

— Нет, еще у меня имеется вопрос, который касается исчезновения маркиза Фендуко, — до меня доходят сведения, что человека этого удерживают белые в некоем измерении. Я требую, чтобы этот человек был выдан нам.

— Ха! Ха! Ха! — загоготал Френье.

А Асетий даже подпрыгнул и захлопал себя по ляжкам.

— Что означает ваш дикий смех? — возмутился Локман.

— Вот вам наглядный пример, как делают свои дела черные! — закричал Френье, — Магистр! Магистр целого клана даже не подозревает о том, что творится у него под носом. Ваши же маги обманывают вас. Гнилое у вас сообщество, магистр Ломакан. Прогнило с головы до хвоста.

— Объяснитесь же! Я требую объясниений!

При этих словах лицо Троньена побледнело. Он понял что попал.

— Ваш маг Троньен поместил идиота Фендуко в иное измерение.

— Что вы несете! Все, что происходит в моем клане, делается по моему приказу.

— Тогда почему же выспрашиваете о местонахождении Фендуко?

Локман понял, что выходит большой конфуз, и попытался выкрутиться:

— Я всего лишь хотел понять, почему вы вмешиваетесь в происходящее? Вы не можете знать, почему наш маг действовал подобным образом.

— Знаем: почему! — закричали белые.

— Так как же посмели вы, — обрушился на них Локман, — вмешаться в наши дела!

Настала очередь Троньена повлиять на ситуацию. Он понял, что его разоблачили и неприятных объяснений с Локманом ему не избежать.

— Да. Я поместил Фендуко туда для безопасности короля, для безопасности нашего клана. Он стал слишком много болтать. Но это все воспитательные меры. Вы влезли в чужие дела и устроили так, что этот несчастный остался там навечно.

— Ну, уж нет! — возмутился Асетий. — Ваш подопечный может выйти оттуда в любую минуту, когда признатся, что он совершил.

— Вы не имеете права! Признав свою вину, он расстанется с жизнью. Общество не простит ему.

— Хуже всего, что ему не простит король, — усмехнулся Френье.

Снова забушевали страсти.

Я снова утихомирил собравшихся.

— Мы выслушали вас. Все так — правила были нарушены, беспредел в среде магов. Но как мы поняли, магистр Локман, в клане черных магов тоже не все достойно. Вам следует навести порядок сначала у себя дома. Ко мне обратился с жалобой магистр Френье. Выслушаем его.

Магистр Френье встал в негодующей позе, слегка наклонившись вперед и с подлинным вдохновением артиста начал весьма красноречиво излагать свою версию событий.

Его речь касалась разных 'инцидентов', поглощающих большие количества энергии.

— Вы нарушаете правила! Потреблять энергию в таких количествах запрещено! Слишком заметно! Вы незаконно завладедели древним артефактом, дающим огромную власть!

Разгорелись жаркие страсти. В буквальном смысле. От разволновавшихся магов сыпались искры и летали молнии.

Председатель, то есть — я - какое-то время терпел это безобразие, но и мое терпение лопнуло. Театральным жестом, ибо все это было похоже на плохой провинциальный театр, я запустил в гущу народа разноцветную молнию и бабахнул громом. Не в моих правилах использовать дешевые эффекты, но… публика не заслуживала ничего стоящего. Мне показалось этого мало: чтобы успокоить собрание, я окатил всех гигантским ливнем. Предусмотрительно накрыв изумрудными зонтиками наших женщин: Вибельду и, как всегда, опаздавшую Хэти.

— Ну, послушайте…Вы что, совсем уже белены объелись! — вскричал Локман. Вы мой парик и парадный костюм до ниточки промочили.

— А вы позаимствуйте у Асетия заклятие пустыней, и у вас сразу высохнет и костюм и парик! — засмеялся Нермин. — У него хорошо получилось засушить плодороднейшие территории…

— Наказывать дерзкие народы — моя прерогатива, — зычным голосом крикнул Асетий.

— Но во всем должно быть рациональное зерно, — возразил Локман. — Действуя подобным образом, вы скоро нас совсем без народов оставите.

Диспут на совете магов о верованиях и дрязгах на Светлых землях продолжался.

— Уж кто-то, кто, а вы должны бы понять всю важность существования и влияния идей о сверхъестественных существах и сверхъестественных явлениях на умы и души людей.

— Мы не хотели первыми развязывать священную войну. Это все занарийские учителя, они стали проповедовать против магов.

— Но вам выгодна эта война, не так ли?

— Зачем вы создали миф о звездных богах?

— Людям нужны боги.

— Я согласен. Но всем этим нужно тонко управлять, а ваша легенда…вышла из-под контроля.

— Неважно, что положено в основу, люди верят в любую глупость, если она красиво рассказана и обещает им загробные блага, которых они лишены в действительности.

Это было одно из тех собраний, про которые сразу понимаешь, что ни о чем на нем не договорятся. Да и, в общем, основная цель моя была достигнута — я показал Льену: кого следует опасаться. Он ведь не подозревал о магии Ломкана и воспринимал его как обычного дворцового интригана. Еще он понял, что эти маги — обыкновенные люди, с большим набором человеческих слабостей и только единицы из них обладают высокой паранормальной силой. В основном, они пользуются древними заклинаниями и артефактами своего клана, да еще, набором магически настроенных вещей. А также направляют природные энергии. То, чем владеют паранормы — им не под силу. Им не дано проникать в умы людей и менять их изнутри. Менять историю.

Я очень надеялся, что на собрание пожалует Кафирия, но она воздержалась. Что касается белых — это вообще, отдельная история. Френье вовсе не самая крупная фигура в своем клане. Он посредник между организацией белых рассеянных по всей Аландакии и ее центром.

Наш Льен даже и не догадывался, что самая коварной фигурой в Мэриэг, как ни странно, была женщина очень близкая ему и вызывающая доверие. Они стали почти друзьями и в этом ее несомненный успех, а его — ошибка. Герцогиня Джоку. Льен только в самом конце истории задумался о ее странном поведении. Когда Льен стал ей не нужен, точнее, когда она решила, что он более ей не опасен, она тут же отодвинула его от себя. Во всем остальном она вела себя по принципу — держи врагов поблизости. Кафирия не просто маг — она маг-паранорм. И принадлежит ордену, созданному белыми по всей Аландакии. Орден Чистого сердца — название говорит само за себя, словно тебе пытаются с самого начала доказать искренность своих побуждений.

Но все далеко не так невинно! Жесточайшая борьба за власть и, в общем, более ничего. У них свои люди во многих странах.

Френье это не самая главная персона в мире белых. Он лишь связующее звено. Кто-то вроде исполнителя, не лишенного, некоторой фантазии. Френье внес свою лепту в водоворот событий, захлестнувший Ларотум — подкинул тему о тайне убийства старшего брата Кробоса — Ильберга, и что этой тайной владеет Никен.

Он сделал это не только для того, чтобы насолить черным — это входило в общий план действий белых магов.

Некие людишки стали доносить Ночной страже о подметных письмах, в которых намекалось на причастность Тамелия к смерти Ильберга.

Это доходит до короля — он начинает нервничать и совершает ошибку. Начинает охоту за призраком — его выводят на Никена, который вообще ничего не знал. Преследует ближайшее окружение Турмона, и это вызывает волнение среди знатных семей. Засылает в Черный и Синий город Ночную стражу, провоцируя население.

Коннетабля не было в самые решающие моменты интриги в Мэриэге. Король его специально выпроваживал в Синегорию. Король сам и мутил там, чтобы была возможность отсылать Турмона. Разумеется, не без помощи магии черных.

В начале истории принц действовал по уму. Он договорился с коннетаблем держать свой пакт о ненападении в тайне, тихо обуздывая своих людей, не давать королю повод думать, что у них мир.

Что касается графа Нев-Начимо и Аров-Мина — они были в родстве. И Льен совершенно не напрасно подозревал графа в скрытых мотивах, которые он прикрыл идеей борьбы за верования.

Эти двое вели происхождение от ветви королевского рода и считали, что у них есть права на реставрацию своей династии. И король, да и все остальные, давно забыли исторические хитросплетения.

Король почему-то необоснованно боялся пустых выкриков Авангуро, хотя тот имел куда меньше прав на престол.

О своих тайных притязаниях они упорно помалкивали и решили действовать хитро — сначала овладеть реальной силой — только так можно рассчитывать на достижение своей цели. Но кэлл Аров-Мин был вовсе не так прост, как кажется на первый взгляд — этот человек вообще имел прямо противоположные цели, никак несвязанные с благополучием своего родственника и с религиозными убеждениями. Аров-Мин играл в Мэриэге примерно такую же роль как Кафирия Джоку.

Он направлял деятельность воинствующего ордена изнутри и хотел лишь одного, чтобы не на миг не прекращалась война между кланами. Когда он посчитал свою миссию выполненной, он устранился. И именно поэтому Льен его не видел на самых важных битвах 'шипов' с мадарианами.

Белые маги уничтожали ученых, тормозя развитие науки, они делали упор на власть магии в данном мире. В отсталом мире именно маги играют главную роль — вызвать дождь, устроить засуху на полях врагов, создать ураган и свести в могилу врага с помощью ворожбы и заклинаний — все это их игрушки.

Основная идея белых, разрушительная и опасная — альтруизм. Они не хотели развития цивилизации и, чтобы отодвинуть его решили дать всем знания о магии. Альтруизм опасен тем, что во имя какй-нибудь 'светлой' бредовой идеи ее проводники готовы на все. Чтобы осчастливить одну часть народов или группу людей, они, не задумываясь, пойдут на то, чтобы истребить другую, которая, по их мнению, не вписывается в ту идею.

Даже чума и холера, падеж скота был устроены ими для того, чтобы люди поняли необходимость в магии как защите своих интересов.

А черные хотели продвигать технологии, чтобы в сочетании с магией сосредоточить власть в руках определенной группы.

Черные маги подтолкнуть Аландакию к изменениям, к которым мир был еще не готов. Они хотели связать технологии с магией, то есть их идея была направлена на власть небольшой кучки тех, кто владеет магией.

Черные хотели дать толчок к развитию за счет магических знаний — торговля заклинаниями, мелкими артефактами, и магическими предметами. Чтобы удержать власть над людьми, черные маги начали делать ставку на магическое оружие. Поскольку у короля был заключен союз именно с черным кланом, тем самым Тамелий восстановил против себя гильдии оружейников.

Фендуко был отправлен в другое измерение черным магом Троньеном, который пытался выдвинуться внутри своего клана, и хотел держать все нити в своих руках, а также держать короля Ларотумского за одно место. В случае чего, Фендуко могли выдернуть как опасного свидетеля. Тамелий сказал магам, чтобы они убили его, так как Фендуко стал зарываться и за свое предательство начал требовать слишком много.

Белые маги, узнав про эти делишки, сделали так, что Фендуко сможет выйти из плена другого измерения, если совершит самопожертвование (то самое чистое письмо — он или его посланцы должны отнести это письмо (два адреса: один — тот, что липа, другой — Атикейро, но в этом случае на письме начнут проявляться буквы и появится рассказ обо всей подоплеке, о подставе, о роли Тамелия и о многом другом, это будет также повод развязать войнушку, как вы уже знаете, белые думали, что хорошая война откинет цивилизацию назад.

К вопросу о змее из таинственного эрц-герцогства. Король рассчитывал, что змея удастся ослабить, если устранить жреца Акабуа. Он не понимал, что змей — разумное существо и способен сам принимать решения и даже выбрать себе нового жреца.

Он действовал частично гипнотически — мощный гипноз и внушение.

Из доброго знакомого сэлл Рантцерг перешел в разряд тех, кто его сильно возненавидел.

Наблариец смертельно обиделся на Льена, потому что он вынашивал мысль — свергнуть короля с престола, и много делал для этого и, если бы король прижал принца, то был бы возможен бунт. И отбив принца, можно было возвести его на престол, разделавшись с Тамелием. Восстание в городе было бы с помощью Рантцерга обеспечено, потому что народ и так находился на грани его. У народа всегда есть повод для недовольства. На этот раз им послужили новые налоги, которые собирали сначала на войну с Анатолией, а войны, то не было и это расценили все как обман, а еще многим причинила страдания борьба со старыми культами, опять же, обиженные купеческие гильдии. И люди больше любили Орантона. Если бы король прижал, как следует принца, к чему неминуемо должны были привести интриги Френье и его сообщников, то планы черного барона и планы белых магов вполне могли осуществиться.

А до Льена дошло, что если бы принц сел на престол, то союза с белыми ему не миновать, и тогда шаткое равновесие будет нарушено.

Алонтий Влару, вернувшись в Мэриэг после всех трагических событий и смерти своего брата, открыл принцу глаза на то, что должно было случиться при благоприятном развитии событий, и указал на того, кто сорвал всю игру, которая могла привести принца на престол. Принц, осознав упущенную возможность, не желая брать в расчет ее сомнитеный исход, смертельно обиделся и не только позволил королю наказать Льена, но даже был отчасти рад этому в глубине души, злясь на свою недальновидность и расценивая поведение Льена, как предательство его интересов.

Льен еще не знал, что магистр Френье — лишь эимиссар ордена, действующего по всему материку и даже в Кильдиаде. Ему еще предстоит столкнуться с его рыцарями в будущем. Орден Чистого сердца возглавлял другой человек. Но Френье представлял клан белых магов на собрании в Шапэйе.

Боевого мага Рета Льен просто выкачал 'под завязку', причем сначала тот попытался завладеть энергией противника первым. У Льена включился механизм защиты, установленный и частично прокачанный в нем в замке духа, им же самим в лице учителя, на тренировке.

Фэлиндж! Особенная, загадочная принцесса-оборотень — Фэлиндж! Презиравшая принца за то, что он подвержен чужому влиянию, за то, что Орантон был попросту — 'тряпка'! А ей хотелось видеть возле себя сильного мужчину. Алонтий Влару окончательно настроил принца против жены. Ведь он служил белым магам, тайно выпестованный матерью, являлся их порождением, а в планы этих людей не входило присутствие возле принца сильного человека, который мог отобрать у них влияние на него в будущем.

Она узнала от предсказательницы, что Льен помешает принцу взойти на трон. И она осознанно, заранее готовила покушение. А еще Льен узнал ее личную тайну! Он стал ей опасен. Но план ее, как нам уже известно, не состоялся.

Рассказывать об интригах и политике можно бесконечно. Я на время закругляюсь. Но непременно напишу продолжение.

Хотя…у меня есть более достойное предложение. Я давно не виделся с вами, несравненная Баст! Как вы смотрите на то, чтобы встретиться в каком-нибудь романтическом месте за чашечкой чего-нибудь крепкого…? Древний Рим для вас подходящее место? Цезари умели отлично развлекаться. Брать от жизни все! А такие изысканные римские прически? И платья в ниспадающих складках?

Дворцы, виллы…сады, оливковые рощи…Мгм…

Будьте в полном благополучии, и пусть плохое настроение минует вашу прекрасную голову.

Ваш преданный почитатель, Мараон-ты'.

3.

Выдержка из протокола заседания галактического конклава:

'…благодаря правильным действиям нашего оперативника Х, уничтожение эгрегора планеты А, а также тотальное уничтожение всех небесных тел, входящих в энергетическую систему данной планеты, приостановлено на десять лет'.