С самого утра жители города и близлежащих окрестностей потянулись к подножию Палатинского холма, дабы лицезреть жертвоприношения у пещеры волчицы, вскормившей когда-то Ромула и Рема. А к обеду, как это издревле повелось, по городу рыскали опоясанные козлиными шкурами луперки, стегая каждого встречного и поперечного ремнями из шкур жертвенных животных. Рим заходился в шумном буйстве. Рим праздновал Луперкалии.

Эмоции переполняли и заполненную до краев огромную чашу Колизея. Разогретые вином горожане нетерпеливо ожидали начала действа. Император Диоклетиан подал знак, и тотчас зазвучали фанфары. На мгновение на трибунах воцарилась тишина, и раскатистый голос глашатая объявил:

— Славный Рим! Своей смелостью и отвагой тебя хочет порадовать армянский царь Трдат!

Услышав это имя, Колизей взорвался криками и аплодисментами. Кто в Риме не знал этого чужестранца, снискавшего заслуженную славу на ратном поприще и его ристалищах! Обладая фантастической силой и безумной храбростью, он стал не только героем многих войн, но и олимпиоником, победив на Играх в Олимпии великое множество сильных соперников. В одном из боев по ту сторону Евфрата под ним был ранен конь. Трдат, взяв с собой оружие и седло, бросился в доспехах в реку и переплыл ее, явившись под знамена римлян. А как-то раз, заменив в поединке Диоклетиана, он переоделся императором и поверг наземь свирепого готского царя Рчея!

Услышав свое имя, из императорской ложи вышел богатырского сложения человек и направился к ведущим вниз лестницам. Диоклетиан тем временем подал знак одному из приближенных, и тот, понимающе кивнув, скрылся за ближайшими колоннами.

Оказавшись внизу, Трдат обнажил свой меч и, пройдясь по арене, поприветствовал трибуны. Через некоторое время со скрежетом поднялась одна из боковых решеток арены. Из темноты раздался грозный рык и на арену выбежал огромный лев. Увидев его, Трдат вдруг покраснел и бросил удивленный взгляд вверх, на императора. Тот, словно в неведении, обескураженно развел руками.

Между тем лев остановился, скребя когтями выжженную солнцем землю, огляделся по сторонам — и увидел человека. Их взгляды столкнулись. Первым не выдержал хищник; он отвел глаза и, тряхнув гривой, вновь издал грозный рык. Словно дождавшись этого сигнала, Трдат, перекладывая меч из руки в руку, начал кружить по арене и встал так, чтобы солнце слепило хищнику глаза. Лев как бы нехотя пошел в сторону. Он даже не смотрел на противника, стараясь зайти ему за спину. Но Трдат, искусно маневрируя по арене, настойчиво осуществлял свой план. Так они кружили несколько минут, и трибуны распалялись все больше.

Наконец, лев в два скачка ринулся на человека. Вскинулись огромные лапы — но вместо человеческой плоти страшные когти разорвали лишь воздух. Трибуны взвыли от восторга, когда Трдат увернулся и слегка полоснул льва мечом по ребрам.

Рык разъяренного зверя разнесся над Колизеем, смешиваясь с овациями и свистом. А Трдат, успев отбежать на безопасную дистанцию, вновь занял выгодную позицию, спиной к солнцу. Зверь вознамерился было вновь перехитрить человека. Но тот, маневрируя, как и прежде, вывел льва из терпения. Хищник бросился снова — и снова промахнулся, и на его боку появилась еще одна кровоточащая полоса.

Так повторилось еще несколько раз. Зверь стал заметно сдавать. Полученные раны были хоть и неглубокие, но болезненные. Лев двигался все медленнее, и в прыжке уже не налетал на человека, а останавливался рядом, и уже сам уворачивался от взмахов короткого меча.

Трдат, продолжая раз за разом отражать очередные наскоки зверя, стал перемещаться по арене так, что оказался напротив выхода с арены. И, когда лев увидел свою клетку, он вдруг встал, как на распутье. Будто обдумывая что-то, лев несколько раз перевел взгляд с клетки на человека. И вновь, как и в начале схватки, хищник мотнул гривой, словно отгоняя прочь сомнения, и пошел на Трдата.

Но тот вдруг сам помчался на него, держа перед собою меч. И тут произошло невероятное. Увидев бегущего на него Трдата, лев сначала припал к земле, а затем поджав хвост, как побитая кошка, сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее затрусил к своей клетке. Подбежавшему к ней Трдату осталось лишь защелкнуть за ним щеколду.

Трибуны, тихо ахнув, взорвались неистовыми криками. Римляне не верили своим глазам. Такого Колизей еще не видел. Что до Трдата, то он, отбросив в сторону свой меч и не приветствуя, как того требовали обычаи, ни зрителей и ни императора, ушел с арены через один из боковых выходов Колизея.

В тот же вечер, во время продолжения празднества в императорском дворце, Трдат был приглашен к Диоклетиану. Как всегда в последнее время, тот был невесел. С недавних пор его удручала большая печаль, и лишь немногие были посвящены в тайну, что причиною той печали была, как ни банально, женщина. Но какая! Ослепительной красоты девушка по имени Рипсимия, принадлежащая местной никомедийской общине девственниц, сама того не ведая, очаровала императора. Но, отказав императору, она разбила ему сердце. Спасаясь от августейшей страсти, девушка скрылась за далекими морями. Возможно, именно эта неразделенная любовь спустя много лет заставит Диоклетиана, проделавшего путь из рабов на престол, в расцвете лет отречься от императорской власти и уйти, чтобы выращивать капусту на огородах!

Но это произойдет позже. А сейчас, увидев вошедшего Трдата, император улыбнулся и пошел к нему навстречу.

— Ты обронил свой меч — сказал император, протягивая ему оружие.

— Зато не уронил свою честь, — ответил Трдат. Отклонив протянутый ему клинок, он продолжил: — Я ценю твою заботу обо мне. Ты выпустил на арену старого льва. Мой меч в крови старика. Снова взяв его в руки, я опозорю себя.

— Лев всегда лев, даже если он старый, — назидательно сказал Диоклетиан.

— Нет, Юпитер, тысячу раз нет, — вскричал Трдат, — старый всегда старый, даже если он лев!

— Неплохо, — поднял большой палец император и, отложив в сторону меч, сказал: — Однако перейдем к делам. Ты не раз доказывал Риму свою преданность и любовь. Так было и на Пелопонесской войне, так было и на войнах с готами и персами. Я знаю о твоем горячем желании вернуться на родину. Что ж, твой час пробил. Рим умеет быть благодарным. Мы заключили с персами договор в Насибине. Они отказываются от каких-либо притязаний на Армению и не возражают против твоего воцарения там.

Диоклетиан умолк, следя за выражением лица Трдата. Но тот оставался невозмутим.

— Не скрою, — сказал император, — тебя нам будет не хватать. Но мы понимаем, что твое место среди твоего народа. Храбрость его общеизвестна, впрочем, как и трусость его врагов. Но зачастую армия львов под предводительством лани бывает бита армией ланей, ведомых львом. Вернись и найди себя на родине. Но помни, что барабаны судьбы обтянуты кожей побежденных. Посему иди и побеждай, борись и не сдавайся!

А когда победишь, не забудь: чтобы править спокойно, ты должен окружать себя не копьями, а всеобщей любовью. Это несложно. Людям всегда нужен тот, кто стоит выше них, чтобы любить его и боготворить. Но, добившись этой любви, ее же остерегайся. Не потребляй этого хмельного зелья в чрезмерном количестве, ибо, как говаривал поэт:

От этого зелья есть всего два противоядия. Первое — это ирония. Умей высмеять себя втайне от других, это позволит не отрываться от земли. Второе средство — осмотрительность при выборе приближенных. Власть дарит слишком много преимуществ, поэтому негодяи стремятся присосаться к ней, как клещи.

Пока будешь бороться, твоим союзником будет твоя уверенность в себе. Но знай, как победишь, она же превратится в злейшего врага — в самоуверенность. Остерегайся этого, а посему гони от себя льстецов, зловредных разносчиков этой душевной проказы. Если заболеешь ею, тебе никто не сможет указать на твои ошибки, и это будет началом твоего конца, ибо, ошибаясь, ты будешь ошибаться дважды: во-первых, потому, что будешь ошибаться, а во-вторых, потому, что не будешь знать, что ошибаешься.

Все мы, придя к власти, боимся ее потерять. Некоторым из нас кажется, что угроза таится в ближайшем окружении, и посему они окружают себя слабыми людьми, неспособными отобрать у них власть. Глупцы! Они забывают, что угроза их власти может исходить и извне, а выбрав слабое окружение, они обрекают себя на гибель, ибо им не на кого будет опереться в час испытаний. Посему всегда опирайся лишь только на то, что может сопротивляться.

Придя к власти, ты будешь править людьми, и это нужно будет делать, опираясь на закон. Ты видишь, боги создали нас разными. Одним они дали таланты в искусстве, другим — в науке, третьим — в торговле. Будучи такими разными, люди не могут быть одинаково искусными, умными или богатыми; значит, они не могут быть равными. Ни в чем, кроме закона. А закон — это в первую очередь их согласие ему подчиняться. Будь решителен и настойчив в этом. Хватай смутьянов за яйца. Если их яйца будут у тебя в руках, значит, сердца и умы тоже.

А если вдруг тебе придется выбирать между позором и войной, не раздумывая, выбирай войну, ибо если выберешь позор, то все равно получишь и войну.

Я не могу тебе сказать обо всем, что должен ты знать для того, чтобы править долго. На свое благо, на благо стране и народу. И помни: когда боги будут вести свой последний подсчет, их будут интересовать не столько твои победы иль поражения, сколько то, как ты вел свою игру. То, что мы, правители, делаем, не столь важно, как то, какими нас запомнят. Быть правителем — большая ответственность. Мы должны быть живым воплощением всех достоинств своего народа и ни одного его недостатка. Боюсь, что эта ноша под силу лишь богам. К несчастью, нести ее должен всего лишь человек.

И последнее. Окажи мне милость. Вернувшись домой, найди там христианку Рипсимэ. Отвергнув меня, она бежала в Иерусалим, а оттуда, говорят, подалась в Армению. Позаботься отыскать ее, убей тех, кто с нею, а девицу отправь ко мне!

А теперь ступай с миром. И пусть тебе во всем сопутствует удача!

Трдат выслушал наставление, не шелохнувшись. Когда же Диоклетиан закончил, он отступил с поклоном и воскликнул:

— О мудрый Юпитер, поставленный править всем миром по воле богов! Я никогда не забуду доброту Рима и твою заботу обо мне. Где бы я ни был, я всегда буду с любовью вспоминать и тебя, и славный Рим. Не забуду я и твои наставления по поводу того, как мне властвовать. А что касается девушки, я найду ее для тебя! Я сам приведу ее к тебе, чего бы это ни стоило!

На следующее утро Рим, остывающий после бурной праздничной ночи, разбудили фанфары. Взорам выбежавших на улицу полусонных и наспех одетых горожан предстал, во всем своем великолепии, отряд армянского царя. Впереди всех на вороном жеребце гарцевал сам Трдат. Его доспехи переливались под лучами восходящего солнца, слепя глаза римским матронам, осыпающим его цветами из окон близлежащих домов. У многих из них на глазах были слезы, и они искренне жалели об отъезде из Рима этого завидного жениха, имея на него виды сами или на худой конец в части составления семейного счастья своих незамужних дочерей. С несколько иными чувствами расставались с ним их мужья и любовники, для которых вид Трдата, навсегда покидающего Рим, был подобен бальзаму для вечно саднящей раны. Единственными, кто искренне радовался этому параду, были мальчишки, которые, тут же возглавив колонну, с упоением маршировали, размахивая руками и выпятив хилую грудь колесом.

Вот так, вызывая столь противоречивые чувства у жителей славного Рима, покидал его вместе со своим воинством будущий армянский царь, уходя в неизвестность, на восток, туда, куда его звала память о некогда покинутых родных краях. Опережая Трдата, летела слава о нем. Куда бы он ни заезжал, где бы ни останавливался на ночь иль дневной привал — везде, и в маленьких гарнизонах и в больших городах, его встречали как настоящего героя.

В один из дней этого похода судьба привела его в Кесарию Каппадокийскую. Наскоро поужинав, он заснул как убитый, а наутро, пока отряд готовился к отъезду, пошел прогуляться с приближенными по местному рынку.

Походив вдоль торговых рядов и подивившись обилию диковинных товаров, они собирались вернуться назад, когда услышали позади себя крики и детский плач. Огромный детина, мимо которого они совсем недавно прошли и который пытался продать им свои лепешки, бил какого-то мальчишку. Ребенок, вероятно, пытался утащить одну из лепешек у зазевавшегося продавца, но тот успел схватить его за руку и сейчас чинил над ним короткую расправу.

Трдат, презиравший тех, кто обижает стариков и детей, хотел вмешаться, но его опередил какой-то человек. Схватив торговца за руку, он так загнул ее за спину, что вынудил того скрючиться в три погибели. Воспользовавшись суматохой, малолетний воришка подхватил свой трофей, прошмыгнул меж зевак и был таков. Не успел тот скрыться, как в толчею вклинились городские стражники и, скрутив заступившегося за мальчишку человека, вынудили его отпустить торговца. Получив свободу, тот начал истошно вопить, призывая в свидетели богов, соседей-торговцев и сгрудившихся вокруг зевак, что его разорили и что, мол, мальчик и его обидчик действовали заодно.

Стало очевидно, что теперь уже в помощи нуждался сам недавний заступник. И она пришла к нему в лице Трдата. Подойдя к месту происшествия, он приказал дать торговцу пару монет, не забыв при этом и про стражников. Получив деньги, торговец замолк, а блюстители порядка, растолкав зевак, тут же растворились в толпе.

— Благодарю тебя, добрый человек, — оправляя скрученную стражниками одежду, по-гречески обратился к Трдату мужчина.

— Это армянский царь Трдат, — прошептал ему на ухо один из придворных.

Незнакомец обрадовался и заговорил по-армянски:

— Я как раз искал тебя, государь! Прошел слух, что ты в Кесарии, и я очень хотел тебя видеть.

— И что же тебе нужно? — спросил его Трдат, давая ему знак приблизиться.

— Служить тебе верой и правдой! Мой долг быть подле моего государя, а не здесь, в Каппадокии.

Трдату пришелся по душе и этот человек, и его слова. Смелый, толковый и владеющий языками, он мог быть полезен. Тем паче что Трдат дорожил каждым земляком, встреченным на чужбине.

— Как тебя зовут? — спросил его Трдат.

— Сурен, — ответил тот.

— Коня Сурену! Он поедет с нами, — приказал Трдат.

— С твоего позволения государь, я попрощаюсь с семьей и присоединюсь к вам у городских ворот.

Трдат щелкнул пальцами, и один из приближенных передал Сурену мешочек с монетами.

— Оставь это родне, — потрепав Сурена по плечу, сказал Трдат.

Тот с поклоном принял деньги, вскочил на подведенного к нему коня, поднял того на дыбы и быстро понесся прочь, распугивая зевак и торговок. Трдат улыбнулся и, покачав головой, направился в свой лагерь, дабы самолично проследить за приготовлениями к отъезду…