ПРОЛОГ. СТРАННИК

Я стоял, опираясь одной рукой о каменную стену ущелья, и смотрел прямо перед собой — в долину. Это была обычная долина; каковые во множестве встречаются на этом участке Андорского хребта: отгороженная со всех сторон высокими горными пиками, только с одним узким проходом во внешний мир. «Скорее всего, здесь живут какие-нибудь разумные существа, но может статься, что она необитаема. Не все ли равно?»

После нескольких месяцев, в течение которых мои глаза не видели ничего, кроме безжизненного камня вокруг да снежно-голубого неба над головой, я был согласен и на разумных существ. Казалось, столько лет плена у горных гномов должны бы приучить меня к осторожности, но какая, к черту, осторожность, когда хочется просто лечь на мягкую землю, вдохнуть запах молодых цветов и на мгновение представить, что ты — дома! Будь что будет. Я поправил лямки дорожного метка и начал спускаться вниз.

Меня заметили сразу, как только я вышел из тени ущелья, и тут же поспешили оповестить кого-то о моем прибытии. Маленькая фигурка проворно метнулась в высокую, по плечи, траву, и только шелест сочных стеблей постепенно затихал вдали. Я устало опустился на землю, лениво пытаясь угадать, кто на сей раз: горгульи, гремлины, измельчавшие горные тролли? В любом случае спешить мне теперь было некуда, и я, развязав мешок, извлек на свет Божий («Да нет, не Божий, а свет Создателя», — машинально поправил я самого себя и иронично усмехнулся: не все ли равно?) остатки припасов. Недожаренный кусок страйца (есть такое насекомое размером с человеческую руку, очень толстое и невероятно проворное для своей комплекции) уже успел испортиться — пришлось отшвырнуть его подальше. А больше ничего у меня не было.

Я лег на спину, заложив руки за голову, и принялся созерцать кучерявые завитки белесых облаков, проплывающие на фоне серого неба. Вечерело, и я с какой-то обреченной бесшабашностью подумал: куда же задевались господа встречающие? Или это был вовсе не дозорный, а так, приблудный лесовичок, заметивший рослого детину бандитской внешности и чухнувший куда подальше от возможных неприятностей? Мысленно я представил себе, как, должно быть, сейчас выгляжу: столько месяцев скитавшийся в горах, постоянно недоедавший и недосыпавший, усталый, как черт, в изорванных лохмотьях черного цвета, с комками спутанных, грязных волос. Н-да, та еще картинка!

Все-таки не лесовичок. Шаги по земле разносятся быстро и надежно, особенно если идет несколько взрослых троллей. Тогда они топают так, что поневоле начинаешь оглядываться в поисках убежища. Я искать убежища не стал — просто приподнялся на локте и всмотрелся в колышущуюся стену травы, которая начиналась в двух шагах от места моей импровизированной стоянки. «Ну надо же! Нет, ожидал увидеть кого угодно: троллей, гномов, даже драконов, но чтобы люди!..»

Я вскочил с земли, и на моем лице, должно быть, отразилась такая бешеная радость, что появившиеся из зарослей вооруженные до зубов молодые мужчины отпрянули, хватаясь за рукояти мечей. Потом заметили, что я безоружен, и немного успокоились. «Ну и слава Богу — пардон, Создателю, — люди все-таки лучше, чем тролли или, скажем, горгульи. Хотя, конечно, и среди людей встречаются такие…»

А потом я присмотрелся к ним повнимательнее и увидел заостренные на концах уши, услышал речь с характерным акцентом и понял, что имею дело отнюдь не с людьми. И впрямь, откуда им здесь взяться? Но поскольку мои новые знакомцы упорно именовали себя не иначе как людьми или долинщиками, я не стал их разубеждать. Мне и так пришлось несладко. Новые знакомцы почему-то вдруг заподозрили меня в страшном грехе — решили, будто я горянин. Сам я понятия не имел, кто такие эти горяне, догадался только, что существа они весьма и весьма скверные. Я себя таковым не считал и попытался доказать сие долинщикам. Они вроде бы поверили; повелели мне взять дорожный мешок и отправляться с ними. Я охотно повиновался, питая меркантильную надежду поужинать у этих гостеприимных существ, а может — чем Создатель не шутит, — и позавтракать.

В общем, мы отправились в дорогу. Я оказался в самом центре отряда, состоявшего из десяти молодых, лет по двадцать — двадцать пять, парней да пожилого высокого громилы с седеющими волосами, громким трубным голосом и дурными манерами. Его угловатое лицо было разукрашено старыми шрамами; внимательные, все время слегка прищуренные глаза следили за окружающим с вошедшей в привычку подозрительностью. Он передвигался стремительно и уверенно, как матерый хищник, отлично знающий свою силу и власть и пользующийся ими, когда это нужно. Именно этот долинщик заподозрил во мне шпиона «коварных горян», и он же постоянно пялился на меня с угрюмым видом в продолжение всего нашего «странствия». Я интуитивно догадывался, что любое мое недостаточно медленное движение будет расценено здоровяком как попытка к бегству, и старался передвигаться так, чтобы не спровоцировать долинщика.

Как только мы вошли в густые заросли травы, я заметил справа от тропки небольшой шалашик, мастерски укрытый от посторонних глаз. Из шалашика выглянул мальчишка лет двенадцати, и я понял, что маленькая фигурка, столь живо отреагировавшая на мое появление в долине, была вовсе не услужливым лесовичком.

Некоторое время наша процессия двигалась по дорожке, рассекавшей травяное море. Стебли, задеваемые легким ветерком, терлись друг о друга и издавали скрипящие звуки, довольно неприятные. Сразу приходили на ум всякие-разные истории про ядовитых змей и прочих опасных созданий, как правило населяющих именно такие заросли. Видимо, недаром мои спутники носили высокие, туго зашнурованные сапоги из плотной кожи. На вопрос, как называются подобные сапоги, один из парней ответил: «Таццы». «Зачем их делают такими высокими?» — вежливо поинтересовался я. Парень посмотрел на меня удивленно: «Натурально, чтобы тэрка не укусила». Я не стал уточнять, как выглядит и чем питается тэрка, тем более что мой весьма образованный собеседник, не унимаясь, продолжал перечислять тех существ, от укуса которых спасают таццы. В общем, когда мы покинули жутковатые заросли с их загадочными обитателями, я вздохнул с облегчением.

Некоторое время мы шли по тропинке, протянувшейся между невысокими холмами, а потом она вывела» нас к небольшой равнине…

Город. Там стоял самый настоящий город, с прочной каменной стеной, с большими двустворчатыми воротами и миниатюрными фигурками стражников рядом, у караулки! Знаю, что это невозможно, но я как будто бы даже почувствовал запах, издаваемый сотнями котелков, сковородок, тарелок, мисок и кувшинов. Только воспоминание об угрюмом долинщике, застывшем за моим левым плечом подобно Смерти (лишь косы не хватало, и потом, Смерть-то как раз за моим плечом упорно не хотела появляться), — только воспоминание о нем не позволило мне сломя голову ринуться к воротам. Тем более что нигде, ни в одной из здешних хибар, ни в одном из здешних дворцов, меня не ждали. В общем, я умерил свой пыл и побрел к воротам, сопровождаемый «почетным конвоем».

Вблизи город оказался не таким уж и огромным. Так, заброшенный стареющий городишко, переживающий не самые лучшие времена, — результат лихорадки странствий, которая охватила в свое время Срединный материк. Предков этих вот существ скучающая Судьба когда-то забросила на север — да так и оставила, потеряв всякий интерес к грошовым игрушкам. Они уже забыли достаточно много, чтобы можно было без труда предугадать их дальнейшую участь. Затеряются среди «первозданной природы», выродятся, вымрут. Лет этак через пятьсот на руинах сегодняшних домов поселятся заблудшие горгульи и примутся плодиться, пугая случайных путников, волей Создателя забредших сюда. Но пока всего этого еще не случилось, и мы медленно, но верно приближались к городку.

Окончательно стемнело. На стенах вспыхнули миниатюрные точки света, а стражники, особенно не суетясь, начали закрывать ворота. Я с надеждой посмотрел на своих спутников, но на тех вид сдвигающихся створок не произвел абсолютно никакого впечатления — долинщики даже не ускорили шаг. Когда же идущие впереди парни свернули на тропинку, уводящую нас прочь от города, я напрягся в ожидании чего угодно.

Однако впереди, чуть в стороне от городской стены, внезапно зажегся маленький огонек. Когда мы приблизились к нему, выяснилось, что это — смуглая упитанная свечка, которая горела в окне небольшого деревянного домика. Сюда, как оказалось, мы и шли. Я посмотрел на небольшую аккуратную избушку — с резным ребром двускатной крыши, простенькими, без витиеватости, ставнями и широкой трехступенчатой лесенкой, которая вела к крыльцу. Домик построили совсем недавно, он еще не успел как следует поизноситься и основательно врасти в землю, что заметно было даже невооруженным глазом. Впрочем, меня больше интересовал не возраст избушки, а то, что ждало внутри.

В сопровождении долинщиков я поднялся по скрипучей лесенке и вошел в дом. Мы оказались в длинном полутемном коридоре, приятно пахнущем свежей древесиной; слева чернели прямоугольники дверей, справа — два распахнутых окна, со свечой на одном из подоконников. Открыта была и одна из дверей — оттуда доносился чей-то голос, размеренно повествовавший, насколько я понял, о возвышенных материях. Вслушаться я не успел: позади чуть слышно закрылась дверь, клацнул, ложась в пазы, металлический засов. «Отлично. Наконец-то все прояснится. Или накормят, или…»

Но долинщики-конвоиры, оказавшись в коридоре, похоже, напрочь обо мне забыли. Они, все как один, устремились к той самой комнате, в которой невидимый рассказчик невидимым же слушателям повествовал о… кстати, о чем?

За моей спиной кашлянули. Седой предводитель разбегавшейся молодежи схватил первого попавшегося за плечо и безо всяких церемоний повелел:

— Накорми гостя.

Парень обиженно взглянул на распахнутую дверь, но возражать громиле не решился:

— Да, конечно.

Он взял с подоконника свечу и повел меня в конец коридора, в небольшую опрятную кухню. Здесь долинщик усадил меня за стол, выдал тарелку супа, хрустящую горбушку хлеба, какой-то салат и сок в глиняной кружке. Я торопливо проглотил все это кулинарное великолепие и спросил у паренька, можно ли мне присоединиться к слушающим. Оказалось, что можно. Ведомый молодым долинщиком, я прошел в Комнату Легенд (так называлось это помещение) и на мгновение остановился на пороге, щурясь от яркого света огня в очаге.

Мебели не было, вся комната (не такая уж большая) оказалась заполнена мальчишками в возрасте от двенадцати до двадцати пяти лет, сидевшими на полу, на матерчатых цветастых ковриках. Тихие, внимательные, ребята напоминали лужайку подсолнечников, где все растения, как одно, повернулись к восходящему светилу. В роли светила выступал седой старец, настолько древний, что я было удивился самому факту его существования. Потом вспомнил: это все-таки не люди, срок жизни которых редко превышает столетие.

Тихонько, чтобы не потревожить ни рассказчика, ни слушателей, я присел у самого порога. Поначалу честно пытался прислушиваться к речам старика, но с каждой минутой делать это становилось все тяжелее, и я сам не заметил, как провалился в темную бездну сна.

Разбудили меня чьи-то голоса, шепчущиеся за дверью. Заинтригованный, я медленно приоткрыл глаза. Было темно, но свет, падавший из щели под дверью, позволил сориентироваться. Я находился в небольшой комнатке — лежал на кровати, заботливо укрытый одеялом. Вероятно, когда я заснул, парни перенесли меня сюда, а сами сейчас стояли за дверью и что-то обсуждали. Спорим, угадаю тему их беседы с первого раза? Я тихонько откинул в сторону шелковистое одеяло и соскользнул на деревянный, чуть теплый пол. Кто-то оказался столь заботлив, что даже разул меня, и теперь я стоял, ощущая загрубевшей кожей ступней своеобразную фактуру недавно выструганных досок.

«Что делать дальше? Прежде всего — удовлетворить свое нездоровое любопытство и послушать (пускай это даже не совсем прилично), о чем говорят мои гостеприимные хозяева». Я подкрался к двери. Оба голоса, звучавшие за ней, были мне знакомы. В одном я без труда признал грубоватый бас здоровяка, возглавлявшего «делегацию встречавших», а другой — тихий, неспешный — несомненно, принадлежал старику рассказчику из Комнаты Легенд.

— …Ты все-таки думаешь, что он не горянин? — с сомнением спросил здоровяк.

— Разумеется, не горянин, — ответил старец, и я живо представил себе, как он раздраженно пожимает плечами. — Пришелец не похож на горянина, даже внешне. Не говоря уже о том, что горянин не ел бы нашей еды и не заснул бы в доме, в котором полным-полно долинщиков. Ты, Панл, с рождением внука совсем потерял голову, — чуть насмешливо подытожил рассказчик, и голос верзилы смущенно пробасил в ответ что-то невразумительное.

— Довольно, — молвил старец. — Ступай-ка домой. Все Герои уже разошлись, а я сам поговорю с незнакомцем, когда тот проснется.

— Но…

— Он ничего мне не сделает, — чуть раздраженно прервал Панла рассказчик. — Ступай.

Панл кашлянул, видимо намереваясь возразить, но потом передумал. Я услышал, как захлопнулась за ним входная дверь и лег в пазы засов. А старец, проводив здоровяка, похоже, вернулся в Комнату Легенд.

Сам я тихонько отошел к кровати и специально поворочался на ней, чтобы услышал рассказчик. Потом поднялся и приблизился к двери. Она оказалась незапертой, так что я без труда выбрался в уже знакомый мне полутемный коридор и направился в сторону Комнаты Легенд. Дверь в нее все еще оставалась открытой, в очаге по-прежнему горел огонь, выбрасывая сноп света в коридор и освещая мне дорогу. У очага, спиной к двери, сидел седой рассказчик. Хотя я нарочно шлепал босыми пятками по полу, старец даже и не подумал обернуться. Он просто указал рукой на расстеленный рядом с собой коврик и вымолвил, не меняя позы:

— Присаживайся, незнакомец.

Я сел, скрестив по-турецки ноги, и наконец смог внимательнее рассмотреть старика. Его вытянутое лицо покрывала сеть глубоких морщин, такая густая, что казалось, это письмена неизвестного народа проступили на коже. На голове ярко блестела лысина, практически безраздельно там воцарившаяся. Длинная — до пояса — борода оказалась седой и не слишком густой. Худые узловатые пальцы старика переплелись с белесыми прядками бороды, взгляд был устремлен на пламя.

— Зачем ты пришел в долину? — спросил рассказчик, так и не обернувшись.

Я пожал плечами, догадываясь, что он все равно заметит любой жест:

— У меня не было определенной причины. Мой путь лежит далеко на восток, и ваша долина просто оказалась на этом пути. Я не собираюсь здесь долго задерживаться. Как только отдохну, пойду дальше.

— Куда? — Старец по-прежнему не отрывал взгляда от огня.

— На восток.

— Куда именно? — настойчиво повторил он. Видимо, не привык задавать один и тот же вопрос дважды.

«В принципе, какая разница?» — подумал я.

— В Сиаут-Фиа.

— Слышал об этих местах, — кивнул старик. — Не слишком подходят для жизни: множество диких тварей, постоянно меняющаяся погода, сильные ветры, дожди, ураганы. Говорят, там даже водятся разумные создания Темного бога.

— Он замолчал, явно ожидая, что я отвечу на это скрытое обвинение (ведь наверняка это было обвинением, чем же еще?).

А я слишком удивился его словам и, не подумав, ляпнул:

— Когда мне довелось оказаться в Сиаут-Фиа в последний раз, ничего такого там не видел. Ни ураганов, ни сильных ветров, ни тем более разумных созданий Темного бога. Скажи, когда и кто наговорил тебе подобной чуши?

— Бродячий гном. Один из тех, что время от времени приходят и уходят своими потайными подземными дорогами. Этот гостил у нас ткарнов пятьдесят назад. — Старик наконец-то посмотрел на меня, долгим и пристальным взглядом, в котором таилось нечто… нечто. А потом снова уставился в пламя: — Да, ткарнов пятьдесят назад. И он сказал, что «подобная чушь» там творится уже примерно полвека. Вряд ли с тех пор в Сиаут-Фиа что-то изменилось к лучшему, не так ли? Только не в наши времена, только не в наши… И вот я задаю себе вопрос: как же получилось, что такой молодой человек столь давно был в Сиаут-Фиа? Как вообще мог быть?

Следовало выиграть время, отвлечь его от опасной темы — и я спросил:

— А что такое ткарн?

Старец легонько усмехнулся, как будто потешаясь над моими нехитрыми уловками:

— Раньше ткарн называли словом «год». Но ты ведь догадываешься об этом, незнакомец. Ты достаточно сообразителен, а то, что так неосторожно признался в своем неестественном долголетии, было лишь результатом твоего искреннего удивления по поводу «последних» известий из Сиаут-Фиа. — Он резко обернулся и посмотрел мне в глаза, вламываясь пронзительным взглядом прямо в душу. Голос старца зазвенел громко и властно: — Так кто же ты, странный оборванец, кто ты, существо, все тело которого украшено столь многочисленными шрамами? Клянусь, что некоторые из них остались от ран, обычно приводящих к смертельному исходу.

Я молчал, ошеломленный такой прозорливостью, не зная, что ответить. Я мог говорить ему все, что угодно, кроме правды, но подозревал: старик мгновенно почувствует ложь. А он между тем продолжал:

— Мне известны лишь две сущности, обладающие подобными качествами. Создатель и Темный бог. Но Создатель далеко. Выходит, ты — Темный бог? Если так, что же — тебе остается только убить меня. Ибо ты причинил достаточно горя и мне, и моему народу; и если не уничтожишь меня, я расскажу, кто ты таков, хэннальцам, и они зашвыряют тебя камнями.

— Вряд ли это было бы разумно — ты ведь сам заметил шрамы от «смертельных» ран. И потом, вдруг я достаточно могуществен, чтобы наложить на вас такое проклятье, которое будет вечно мучить и тебя, и твоих соотечественников? — (Разумеется, мне не под силу сделать что-либо подобное. Но он-то этого не знал.) Старец вздрогнул и поднял на меня пылающий взгляд.

— Так все-таки ты не Темный бог, — заключил он. — Хотя даже не подозреваешь, как близки твои слова к действительности. Но — кто же ты тогда? Неужели… — Старец как сидел, так и бухнулся на колени, покорно склоняя лысую голову. Седая борода опустилась на коврик и свилась в несколько колечек. — Создатель! Ты вернулся!

Мне пришлось встать и, обняв его за хрупкие плечи, заставить вернуться в нормальное положение. Старик дрожал всем телом, — видимо, переволновался. Оно и понятно.

— Нет, старик, — сказал я, когда он немного успокоился и больше не пытался бить поклоны, — нет, я не Создатель этого мира. Я простой человек, только… со странностями. Но поверь, я не причиню вреда ни тебе, ни другим долинщикам и покину вас как можно скорее.

— Хорошо, — кивнул старец, — я верю тебе. И допускаю, что существуют вещи, о которых ты бы предпочел умолчать. Но имя…

— Имя? Имен у меня много, — я усмехнулся, скрывая привычную горечь, — так уж получилось. Впрочем… В детстве меня звали Дреем. Надеюсь, не слишком сложно для произношения?

— Не слишком. А я — Вальрон. — Старик с достоинством поклонился. — Кое-кто добавляет к этому имени слово «мастер», но мне почему-то кажется, что скорей уж я должен буду обращаться к тебе подобным образом.

— Пустое, — Я махнул рукой, мысленно утирая пот со лба и вполне резонно полагая, что еще легко отделался. — Скажи-ка лучше, что ты имел в виду, когда говорил, что я случайно оказался прав, обмолвившись о вашем проклятии?

«Нужно же как-то разобраться с происходящим здесь; и сей вопрос не лучше и не хуже многих других».)

— Что я имел в виду? — переспросил старик. — Да то самое и имел. Над Хэнналом издавна довлеет проклятье, к которому имеет отношение сам Темный бог. Каждый ткарн в город прилетает дракон, чтобы выбрать одного из мужчин для поединка. Если в поединке побеждает дракон (а так чаще всего и случается), он забирает с собой тело убитого. Если же верх одерживает хэнналец, дракон на следующие десять ткарнов оставляет нас в покое.

— Странное проклятье. — Я был искренне удивлен, хотя и не совсем по тем причинам, о которых мог подумать старик. — А вы не пробовали?..

В ответ послышался тихий храп. Пока мы разговаривали, Вальрон все время смотрел на огонь. Я настолько привык к этому, что даже не заметил, как лысая голова старца постепенно склонилась к впалой груди, глаза закрылись

— он заснул. Разумеется, вполне могло статься, что сон этот ненатуральный, что это лишь уловка. Так сказать, во избежание нежелательных вопросов. Но в любом случае мне не оставалось ничего другого, как отступить. Я тихонько поднялся и пошел к выходу. На пороге задержался, оглянулся: Вальрон только сильнее всхрапнул и сонно проворчал какую-то фразу.

«Ладно, пускай спит».

Я вышел в коридор. «Ну, и куда дальше?»

Здесь было темно и прохладно. Я не помнил точно, в какой из комнат проснулся, поэтому пришлось действовать методом проб и ошибок. Почти на ощупь, призывая на помощь забастовавшую память, я медленно шагал по коридору. «Кажется, эта!» Я осторожно потянул за ручку, и дверь с тихим скрипом открылась.

Войдя в комнату, я некоторое время постоял, пытаясь привыкнуть к кромешной тьме, до краев наполнявшей помещение. Потом сделал пару шагов в ту сторону, где должна была (судя по всему) располагаться моя кровать. Направление, похоже, я выбрал неправильное, ибо вместо кровати нашарил руками множество палкоподобных деревянных предметов. «Метлы они тут хранят, что ли? Хотя откуда у метел крестовины. Скорее уж мечи — но кому, скажите на милость, понадобилось делать такое несусветное количество деревянных мечей?» До моей босой ноги кто-то дотронулся, и я отпрыгнул, выхватывая из кучи деревянный клинок. Остальные с ужасающим грохотом попадали на пол. Справа хриплый голосок раздосадованно выругался, а потом добавил, уже спокойнее:

— Опять промахнулся. Все из-за тебя, растяпы. Ты чего по дому шляешься, когда давно уже спать пора? Ну погоди, завтра тебя ГорлоПанл поучит, как в оружейную по ночам шастать да Транду мешать! Ну-ка, посмотрим, кому это не спится…

В комнате внезапно зажегся маленький светящийся шарик. Он взлетел под потолок и озарил оружейную мягким зеленоватым мерцанием, так что я наконец-то смог увидеть комнату, в которой оказался. Это был огромный (для подобного домика) зал, заполненный стойками с различным оружием, по большей части изготовленным из древесины. В дальнем от меня углу, на стойке с копьями, сидело небольшое — ростом с полметра — существо, которое и поносило меня на чем свет стоит. Потом (видимо, утомившись просто ругаться) оно спрыгнуло со стойки и прошлепало ко мне, не прекращая ворчать и возмущенно шевелить здоровенными ушами, похожими на крылья гигантской бабочки. Разумеется, это была горгулья, а вернее — горгуль, еще не старый и довольно неплохо образованный, судя по некоторым его ругательным фразочкам. Когда он присмотрелся ко мне и понял, что я вовсе не один из «этих скверных мальчишек, у которых нет никакого уважения к мудрому Транду», горгуль успокоился. Он задумчиво почесал свое левое ухо, производя при этом невероятный шум, и начал меня заинтересованно разглядывать. Я, разумеется, ответил тем же (в смысле осмотра собеседника, а не почесывания уха).

Горгуль был невысокого роста, весь покрытый коричневой, тщательно ухоженной шерстью, с большой головой, очень широким ртом и огромными глазами. Глаза имели вертикальный зрачок и были окрашены в светло-малиновый цвет. Нос горгуля представлял собой две большие ноздри, вместе образующие этакое сердечко. Рот, полный острых треугольных зубов, мог бы испугать любого, кто не знал, что на самом деле обладатель сих страшных зубов питается исключительно мелкими зверюшками, а вовсе не пьет кровь, как считают многие местные «природоведы». Но, разумеется, гордостью любого горгуля были и остаются уши — большущие остроконечные лоскуты, способные выполнять массу полезных дел. Например, их можно почесать, если озадачен, — чем сейчас и занимался мой новый знакомый.

Лучший способ расположить к себе горгуля — приветствовать его как равного. Я чуть наклонился к обитателю оружейной, протянул руку:

— Добрый вечер. Меня зовут Дрей.

Транд внимательно посмотрел на предложенную ему конечность и подозрительно спросил:

— А ты вообще руки моешь?

Кто-нибудь, не знакомый с обычаями этого удивительного народа, счел бы подобный вопрос личным оскорблением и непременно обиделся. Но я знал, что вести себя таким образом горгуль может только с тем, кого считает «своим».

— Мою, — успокоил я его, — конечно, мою. Но в последнее время вся вода, которую мне приходилось видеть, находилась либо в замерзшем, либо в еще более грязном, чем мои руки, состоянии. Поэтому…

— Пойдем. — Транд ухватил меня за палец и потащил из оружейной в коридор, так что я еле успел отложить свой деревянный меч.

Шарик, все это время терпеливо висевший у потолка, опустился пониже и подлетел к двери. Горгуль вежливо открыл ее и пропустил шарик вперед. В коридоре Транд быстренько осмотрелся и спросил привычно, словно спрашивал меня об этом всю жизнь:

— Мастер спит или притворяется?

— Может, и спит, но я склонен…

— Тогда понятно. — Он увлек меня в сторону кухни. Там горгуль откинул половик, под которым обнаружился большой деревянный люк, и скомандовал: — Открывай, только без лишнего шума.

Я приподнял крышку за металлическое кольцо:

— Ого!

Внизу чернел влажным отверстием самый настоящий колодец. Я удивленно обернулся к горгулю, а тот важно кивнул:

— Набирай воду. Сейчас пойдем на двор, там покупаешься. А то ведь от тебя несет, как от… в общем, неприятно ты пахнешь.

Признаться, я тоже это чувствовал, но настолько привык, что не особо торопился смыть с себя всю грязь, накопившуюся за месяцы скитаний. Со временем восприятие чего угодно, будь то неприятный запах или острая непрекращающаяся боль, способно притупиться или вообще исчезнуть. Кому уж, как не мне, знать!..

— Поторапливайся, — проворчал горгуль.

У стенки колодца, на специальной полочке, стояло привязанное к цепи ведро. Я опустил посудину вниз, зачерпнул, поднял наверх и перелил воду в другое, большее. Так повторилось несколько раз, пока большое ведро не наполнилось до краев. Потом Транд приказал закрыть люк, собственноручно уложил на прежнее место половик и скомандовал:

— Теперь на двор.

Тихонько, чтобы не услышал Вальрон, мы выбрались из домика, спустились по ступенькам и остановились на полоске мягкой шелковистой травы у крыльца. Я поставил ношу на землю и вопросительно взглянул на горгуля.

— Отлично, — заговорщически прошептал Транд. И пояснил: — Мастер не хочет, чтобы кто-то знал про колодец. Тем более если этот кто-то — чужеземец. А теперь помолчи, мне нужно сосредоточиться. — И горгуль, сморщив личико, вперил свой взгляд в ведро с водой.

«Странно, — подумал я, наблюдая за лохматиком, — он вроде бы собирался меня искупать. Во-первых, интересно, как он это сделает — ему и ведро-то поднять будет сложно, не то что на меня его выплеснуть. А во-вторых, ведра, пожалуй, не хватит. На меня сейчас желательно целый колодец выплеснуть, и то неизвестно, поможет ли».

Я сел на траву и решил просто отдохнуть, глядя в ясное небо с полумесяцем луны и щедрой россыпью звезд. Когда некоторые из них вдруг померкли, я сначала не понял, что происходит, а потом, когда догадался, было уже поздно. Горгуль, все это время сосредоточенно медитировавший на ведро, внезапно напрягся всем тельцем и вскинул обе руки вверх, будто поднимая что-то невыносимо тяжелое, — а потом резко опустил их вниз и бросился на крылечко. Я удивленно посмотрел ему вслед, потом, осененный внезапной — но запоздалой — догадкой, взглянул на небо и, как и следовало ожидать, увидел там грозовые тучи. А в следующее мгновение холоднющий ливень обрушился на меня и я заорал, возмущенно и восторженно, понимая, что сухим из этой истории уже не выберусь.

Я сидел на траве, выкрикивая нечто радостное и абсолютно бессмысленное, а Транд стоял на крылечке, замотавшись в свои уши, как в плащ, и довольно хихикал. Над ним весело сиял зеленоватый шарик, чуть покачиваясь вверх-вниз, словно тоже смеялся над забавой своего хозяина. Даже небо пару раз прогремело, будто бог дождя, если он есть где-нибудь в этом мире, величественно хмыкал над нашей нехитрой потехой.

А потом все закончилось и я отправился спать, предоставив горгулю ловить того самого таракана, которого так неосторожно спугнул, и получив приглашение в оружейную на следующий вечер — чтобы поговорить.

Утром меня разбудил уже знакомый бас ГорлоПанла. Честное слово, прозвище, данное ему Трандом, было как нельзя кстати.

— Ну же, внимательнее, внимательнее!.. Как ты держишь меч?! Это же оружие, а не…!

Одним словом, с добрым утром всем, кто спал. Я выбрался из-под одеяла, отыскал-таки свою обувь… и решил, что еще некоторое время смогу походить босиком. «Да, кстати, где тут у них мусорник?»

Оказавшись в коридоре, ярко освещенном лучами рассветного солнца, я подошел к окну, чтобы взглянуть на происходящее снаружи. Рядом с домиком, на плотно утрамбованной площадке, начиналась тренировка. Парни, которые вчера внимательно слушали рассказ Вальрона, сегодня с таким же тщанием выполняли команды громкоголосого долинщика. Рубились на мечах, кололи друг друга копьями и совершали множество других неосмотрительных движений, способных привести к смертельному исходу, если быть не слишком осторожным. И никакого представления о правилах техники безопасности.

За моей спиной раздались шаркающие шаги, и голос Вальрона произнес:

— Прошу прощения за вчерашнюю неучтивость — возраст, знаешь ли. Впрочем, — скрипуче рассмеялся он, — ты-то знаешь.

Я рассеянно кивнул.

— Кстати, — добавил старик, остановившись рядом со мной и задумчиво глядя в окно, — ты ведь, наверное, знаешь и то, что гостю не пристало рассказывать всем и каждому о маленьких секретах хозяев?

— Знаю, — подтвердил я, догадываясь, к чему он клонит.

— Вот и хорошо, — сказал Вальрон. Он удовлетворенно кивнул головой, не отрывая взора от высокой фигуры Панла. — Значит, никто не услышит о том, что скрыто под половиком на нашей кухне.

— А там что-то скрыто?

— Разумеется, нет, — усмехнулся старец. Он постоял еще некоторое время рядом и уже собрался было уходить, когда вдруг, будто вспомнив что-то, спросил: — Ты ведь, наверное, хочешь посмотреть город?

Я кивнул:

— Вообще-то — да. Но, думаю, в такой одежде меня туда не пустят.

— Не беспокойся, я позабочусь об этом, — отмахнулся старик — и вышел во двор, оставив меня наслаждаться зрелищем тренировки в одиночестве.

Парни продолжали осыпать друг друга ударами деревянных мечей и копий. Те, что постарше, работали более слаженно, младшие же часто пропускали атаки напарников, но — удивительное дело! — не позволяли себе даже вскрикнуть от боли. Я перевел взгляд на Панла, внимательно следившего за каждым движением воспитанников, и понял причину такой сдержанности. Здесь тренировались и на совесть, и на страх. И еще неизвестно, что преобладало: желание достичь мастерства или не вызвать гнев наставника.

Вальрон, остановившись на крыльце, повелительным жестом подозвал к себе Панла и что-то проскрипел. Тот согласно кивнул и направился к дому. Скрипнула дверь, застучали по доскам коридора кованые сапоги наставника, и знакомый голос пробасил над моим ухом:

— Доброе утро, гость.

Я вежливо склонил голову:

— И тебе того же.

— Думаю, ты хотел бы посмотреть на Хэннал, — полуутвердительно произнес Панл. — Поэтому, если не возражаешь, после завтрака мой сын зайдет за тобой и проводит в город. — Здоровяк оглядел меня с ног до головы, скептически хмыкнул и продолжал: — Что же касается одежды, то я буду рад подарить тебе новую, — безусловно, не такую шикарную, какой была твоя, но все же способную на некоторое время заменить ее.

Я поблагодарил Панла и решил впредь повнимательнее к нему относиться: последняя фраза насчет одежды слишком уж напоминала скрытую издевку. А с виду-то прост, как неотесанное дубовое бревно!

Условившись, что с сыном Панла мы встречаемся через полчаса, я заглянул на кухню. Здесь никого не оказалось — пришлось готовить завтрак самому. Впрочем, готовка заключалась в разогревании утренней каши. К каше отыскался и хлеб, а фруктовый сок стоял рядом, в глиняном кувшинчике, накрытом сверху дощечкой, чтобы тараканы-самоубийцы не топились. Одним словом, я как следует перекусил и уже собрался было идти искать своего экскурсовода, но тут вспомнил об обещанной мне Панлом одежде и вернулся в комнату. И правда, там на кровати дожидался комплект белья, состоявший из новой полотняной рубашки, широких штанов, пояса, плотного плаща, двух курток — одна потеплее, другая полегче, — ну, и всего остального, что заставило меня почувствовать, что я, как-никак, бежал из плена, преодолел весь Андорский хребет и нахожусь на пути к своему дому, пускай и не совсем настоящему. Кроме одежды, в комнате обнаружились две пары черных высоких таццев и небольшой кинжал в простеньких ножнах. Я с величайшим удовольствием переоделся, обулся, повесил кинжал на пояс и вышел в коридор, готовый хоть целую вечность дожидаться Панлова сына.

«Экскурсовод» уже был здесь. Признаться, я ожидал увидеть парня, похожего на своего родителя, а навстречу мне шагнул обычный молодой человек лет двадцати пяти от роду, с приветливой улыбкой на симпатичном лице. В левой руке сын Панла сжимал большой деревянный меч. «Видимо, только что с тренировки», — догадался я. И впрямь, на дворе никто больше не отдавал команд, да и клацанья копий уже не было слышно. Парень тем временем протянул мне руку:

— Я — Апплт. А ты, наверное, Дрей? Отец велел показать тебе город.

«Вежливый, не то что родитель. Вот они, чудеса наследственности!»

— Меня на самом деле зовут Дрей, и я действительно хотел бы взглянуть на ваш Хэннал, — признался я.

— Тогда подожди немного, я поставлю оружие на место, и пойдем.

Я кивнул ему, еще немного постоял у окна, а потом вышел наружу и уселся на ступеньках крыльца. Какое это удовольствие — сидеть вот так, щурясь от ярких солнечных лучей! Все куда-то пропали: не только парни, закончившие тренировку, но и Панл. Даже Вальрона нигде не было видно. Благодать, одним словом. Ради вот таких мгновений и живешь — если удается забыть обо всем…

Позади скрипнула дверь — вернулся Апплт. И мы отправились в город по уже знакомой мне тропинке. В дороге не разговаривали. Я, если честно, не знал, с чего начать, Апплт же, видимо, решал, как себя со мной вести. Благо домик Вальрона (или Панла, или кому он там принадлежал) стоял рядом с Хэнналом, так что очень скоро мы оказались у городских стен.

Обе створки ворот были широко распахнуты. Стражники, видневшиеся в дверном проеме караулки, удостоили нас лишь скучающими взглядами, продолжая играть то ли в кости, то ли в карты — не разглядеть. Одним словом, мы беспрепятственно прошли внутрь, не заплатив ни монеты налога. Оставалось удивляться, на кой ляд вообще существует караулка (не для удовлетворения же тяги стражников к азартным играм!).

После знакомства вблизи мое первое впечатление о Хэннале лишь подтвердилось: городишко, когда-то давно бывший деревенькой и обратно в нее же постепенно превращающийся. Печальное зрелище. Мы шагали по неширокой мостовой с нависающими над нею верхними этажами зданий. Народу было вокруг — не протолкаться. Ремесленники, торговцы, верткие мальчишки (как правило, не старше двенадцати лет), девицы легкого поведения, стражники в легких кольчужных куртках, с длинными мечами на поясе — все галдят, пинают друг друга, переругиваются, предлагают свой товар, отнекиваются, хлопают дверьми, хохочут, рыдают… При такой скученности просто удивительно, почему они до сих пор не начали строить дома за пределами городских стен. Я спросил об этом своего проводника, и Апплт ответил, что селиться за стенами Хэннала никто не решается, особенно после последних случаев нападений горян. Не говоря уже о драконах. Я покивал с умным видом и решил отложить уточнение этих фактов на вечер. Поговорю с Трандом, может, что-нибудь прояснится.

Еще, присмотревшись, я понял, что Хэннал скорее представляет собой нечто среднее между настоящим городом и деревней: около некоторых жилых домов располагались постройки для скотины, сварливо орали петухи, мычали телята, где-то сыто хрюкала свинья. Я в который раз удивился Создателю, который творил этот мир по одному ему ведомой логике. Природа Ниса напоминает винегрет из различных тварей, обитавших на Земле в палеозойскую эру, но рядом с ними соседствуют земные же животные, которых (разумеется, уже в кайнозое) одомашнил человек. Правда, не все одомашненные виды оказались способны существовать здесь. Так, лошади, которые, как утверждают эльфы, были вначале дарованы миру, не смогли прижиться в Нисе и вскорости вымерли. Обидно, конечно, но что поделаешь. Сам Создатель давно умотал отсюда и, как я сильно подозреваю, отнюдь не собирается возвращаться. Поэтому приходится довольствоваться тем, что есть.

Апплт, пока мы шагали по мостовой, пытался кое-что рассказать мне о городе. В толчее сделать это было нелегко, но парень справился со своей задачей. Во всяком случае, некоторые детали здешнего положения вещей для меня прояснились.

Например, со слов «экскурсовода» я узнал, что раньше на юго-востоке от городка стояла деревушка, но потом большинство жителей переселилось в Хэннал, а меньшинство — в мир иной, ежели таковой тут для усопших имеется. Дело в том, что на юге долины сохранился участок тропического леса (вернее, Леса, как называют его хэннальцы), а на востоке раскинулись заболоченные озера с извечными их поселенцами — комарами, мошками и прочей гнусной летающей мелкотой. Таким образом, жители деревни постоянно находились между этими двумя отнюдь не благоприятными для жизни местами. Потом… Согласно описанию Апплта, больше всего та эпидемия походила на тяжелую форму малярии. В результате сама деревенька пропала, а выжившие поселяне переправились в город — было это, как объяснил мне Апплт, еще до Драконьей Подати.

О многом мой проводник, конечно, умалчивал. Но я и сам догадался, что возникновение деревушки в районе леса и заболоченных озер — результат перенаселенности Хэннала, попытка «разгрузить» городские улицы. Ну, отчасти им это удалось…

Чем дальше от ворот, тем больше все вокруг напоминало настоящий город. Возможно, причина была в том, что мы миновали кварталы, заселенные беженцами из пресловутой деревушки, прошли районы бедноты и оказались наконец в зажиточных центральных секторах. Здесь и люди, встречавшиеся на улицах, были одеты побогаче, и здания выглядели поприличнее, да и запах навоза перестал бить в нос.

Кстати, интересно, что, встречаясь с нами, все, вне зависимости от доходов и положения в обществе, кланялись Апплту уважительно. Сначала я удивился, но потом понял, что дело здесь не в том, кто мой проводник, а в том, кем является его отец. Наставник Панл, похоже, занимал в местной иерархии одну из высших ступенек. С чего бы? Силу, конечно, всегда и везде уважали, но чтоб в таких масштабах…

Меня же встречные награждали внимательными любопытными взглядами, стараясь не пялиться совсем уж откровенно. Им это плохо удавалось — не было должной тренировки. Впрочем, меня не слишком раздражали подобные знаки внимания: до тех пор, пока никто не приставал с расспросами, горожане могли любоваться моей особой сколько угодно. Я же в отместку разглядывал Хэннал, пытаясь отыскать ответы на многочисленные вопросы — те, которые Апплту не задашь. В конце концов я решил, что лучший способ получить информацию — зайти в какой-нибудь магазинчик. На некоторых зданиях покачивались разнообразные вывески: здесь булочная, там — аптека, а во-он в том дальнем домике, на другой стороне улицы, расположена настоящая оружейная мастерская. Туда мы и направились. Но, подойдя поближе, обнаружили на дверях табличку: «Закрыто. Переучет».

— Вот те на, — разочарованно протянул я. — С какой радости в базарный день устраивать переучет?

Апплт смущенно кашлянул:

— Ну… наверное, старый Бро отправился к дочке, на другой конец города. Ничего, придем завтра. — Он что-то скрывал, этот учтивый паренек,

— тут двух мнений быть не могло.

— Ладно, давай-ка заглянем тогда к портному. Или нет — вон лавка с готовой одеждой. Может, найду себе… какую-нибудь подходящую вещицу.

Но в лавке нас встретили совсем не так, как подобало бы. Вместо предупредительного хозяина вышла полная женщина в фартуке уборщицы и грубовато поинтересовалась, «чего нужно господам». Решив не отступаться, я сказал, что хочу посмотреть товар. Меня оглядели с ног до головы, а потом заявили: господину следовало бы знать — сегодняшний день не способствует удачной торговле. Да и одежды моих размеров в лавке нету. Если желаете, можете заглянуть завтра. Всего хорошего.

Я не успел опомниться, как оказался за дверью. Гостеприимность, однако, на уровне! На время примирившись с неудачей, я пошел вслед за Апплтом. Пускай показывает, что дозволено, а на остальное я погляжу в другой раз. Может, Транд сегодня вечером мне объяснит странное поведение местных торговцев.

Погруженный в размышления, я брел за своим проводником и даже не заметил, как оказался на Площади, необычайно широкой и малолюдной. Уже потом я узнал, что это — единственная площадь в Хэннале, а сейчас просто стоял, удивленно глядя на огромные каменные плиты, аккуратно выстроившиеся в несколько рядов, как солдаты на плацу. На каждой плите были выбиты какие-то слова. Я наклонился к ближайшей, чтобы прочесть, — там, на гладкой поверхности серого, с голубоватыми прожилками камня значилось: «Герой Крэнд. Второй ткарн Драконьей Подати». «Минуточку…» Я посмотрел на соседнюю плиту. «Герой Бран. Первый ткарн Драконьей Подати».

— Что это? — спросил у Апплта, хотя уже начал догадываться об ответе.

Долинщик опустил взор и тихо произнес:

— Плиты. Когда очередной Герой гибнет в поединке с драконом, в память о покойном устанавливают такую плиту.

«Н-да, достопримечательности, так их растак». Видно было — Апплт сам не рад, что привел меня сюда. Парень уже мысленно подсчитывал количество допущенных ошибок и оценивал возможную степень наказания. Насколько я понимал, ни Панл, ни Вальрон особым милосердием не отличались.

Переборов себя, Апплт улыбнулся и предложил:

— Может, на первый раз хватит прогулок по городу? Вы, наверное, проголодались. Если не против, пойдем ко мне, жена наверняка будет рада гостю.

Я пожал плечами (не мучить же парня — ему-то прогулок хватит, это точно):

— Пойдем, почему бы нет.

Дом моего спутника стоял не в самом богатом районе городка, но и не в самом бедном — так, нечто среднее. Судя по внешнему виду зданьица, мои опасения были напрасны — Панл, похоже, жил отдельно от сына. И хвала Создателю — обедать в обществе наставника мне хотелось меньше всего.

Апплт трижды постучал дверным молоточком. На стук открыла пожилая служанка, поклонилась хозяину и гостю, спросила, на сколько персон накрывать. Получив ответ, удалилась величественно — местное олицетворение богини домашнего уюта.

Мы вошли в небольшую, со вкусом обставленную гостиную. Впрочем, точнее было бы сказать «бедно, но со вкусом». Все здесь: мебель, ковер на полу, портьеры на окнах — все свидетельствовало о том, что у хозяев с деньгами ситуация непростая: хватает, но только на самое главное. О роскоши не может быть и речи. Это плохо согласовывалось с отношением к Апплту горожан, зато отлично — с натурой его отца. Сын женат, живет самостоятельно. Человек, схожий по характеру с Панлом, вряд ли отпустил бы «любимое» чадо из-под своих крылышек. Значит, был семейный конфликт, который от посторонних скрывают за внешне нормальными отношениями. Вероятнее всего, причиной ссоры стала женитьба парня. Молодые люди, как известно, способны на всякие романтические фортели типа неравных союзов. Если вспомнить о положении наставника в Хэннале, становится понятным: искать для «равного союза» супругу пришлось бы где-то на уровне градоправительской семьи, не ниже. Ну и соответственно…

Потом в гостиную вошла молодая женщина с небольшим свертком на руках — и я понял, почему Апплт предпочел разгневать отца. Неброская красота, идущая изнутри, — вот в двух словах то, о чем можно было бы, наверное, говорить долго. Я даже испытал легкую зависть к парню. Он познакомил нас, а также представил мне маленький сопящий сверток. Жену моего проводника звали Ланой, а спеленутое нечто оказалось их недавно родившимся сыном — Ренкром.

Имя младенца вызвало во мне какие-то смутные ассоциации. Я внимательно вгляделся в лицо мальчика, надеясь найти там… нет, я не знал и сам, что именно.

Внезапно малыш проснулся. Он удивленно распахнул глазенки, увидел меня и зарыдал. Лана смущенно улыбнулась:

— Это у него всегда. Боится незнакомых людей.

Извинившись, она ушла, чтобы уложить ребенка в колыбель и потом присоединиться к нам за столом.

…Так и состоялась моя первая встреча с этим странным существом. Только восемнадцать лет спустя, при совершенно других обстоятельствах слушая рассказ Ренкра о его жизни, я наконец начну догадываться, что эти смутные ассоциации были не чем иным, как предупреждением Судьбы. Подобные предупреждения — редкость, их следует ценить. Но их, как правило, игнорируют. И я — не исключение…

Та самая служанка, что впустила нас в дом, споро накрыла на стол и пригласила «господ» «отобедать». К этому времени Лана как раз уложила младенца — и мы втроем приступили к еде. Блюда оказались приготовлены мастерски, а ребята, после того как немного привыкли к моей персоне, вели себя непринужденно, разговаривали живо и интересно. Мне было приятно находиться в компании этих молодых людей, хотя к удовольствию поневоле примешивалась легкая грусть. Я смотрел на них и думал о том, что вот у меня-то, скорее всего, никогда не будет настоящего домика, никогда не будет сына, который, уже взрослый, закроет мне, умершему, веки. Даже смерти у меня — и той не будет. Одно только вечное странствие, кровь, боль, тоска да абсолютное одиночество…

Когда-то давно на Земле некий мудрец сказал: нельзя назвать человека счастливым, пока тот не прожил последний день своей жизни. Увы, мне предстояло в этом убедиться — так же, как и в том, что сглазить для меня — словно разок чихнуть. Если бы я знал, чем все закончится — пусть даже так и не получил доказательств того, что это действительно зависело от меня, — то никогда бы не вошел в дом Апплта и уж тем более никогда не допустил бы подобных мыслей. Но… вошел, допустил. Видно, так жизнь устроена: смерть всегда является туда, где я был, лишь немного погодя; никогда — вовремя.

…Все разговоры за обедом касались обычных житейских проблем. Ничего «запрещенного» — хотя я до сих пор смутно представлял себе, что именно здесь является «запрещенным» для чужаков. Апплт ловко вел нить беседы и ни разу не позволил ей отклониться в сторону заповедных сфер. В конце концов я перестал играть в разведчика, расслабился и просто получал удовольствие от хорошей компании и вкусного обеда.

Единственной интересной деталью, которую мне удалось выяснить, было то, что мой гостеприимный хозяин служит в городском гарнизоне, одним из младших офицеров. И сегодня у него как раз выходной. Не слишком много информации, да и помочь в понимании здешней ситуации она никак не могла. Так, всего лишь деталь, которую я взял на заметку.

После обеда Апплт поинтересовался моими дальнейшими планами. Я честно сказал, что намерен отправиться в Дом Молодых Героев и как следует выспаться. Мы попрощались с Ланой, парень отвел меня обратно, пожелал приятных сновидений и удалился. А я заперся в «своей» комнате и отправился в черную яму небытия, такую знакомую и такую ненавистную…

Как всегда, проснулся я почти сразу же. То есть в реальном времени наверняка прошел не один час, но по моим личным ощущениям я лег на кровать лишь минуту назад. А в промежутке между этой минутой и пробуждением не существовало абсолютно ничего. Меня редко посещают сновидения (или, по крайней мере, мне редко удается вспомнить о них).

Вечер уже, похоже, давным-давно перешел в ночь, а Молодые Герои — отправились по домам. В Комнате Легенд никого не было, только догорал огонь в очаге да лежали на полу разноцветные коврики. Сверчки наполняли Дом призрачными симфониями. Под их аккомпанемент я отправился в кухню, где немного перекусил; потом поспешил на свидание со своим большеухим приятелем.

Транд уже ждал меня. Когда я вошел, горгуль снова выпустил к потолку светящийся шарик, а сам, свесив коротенькие ножки, сидел на стойке с копьями и аппетитно хрустел чем-то подозрительно напоминавшим беззащитное тельце таракана. Впрочем, я никогда не отличался особой любовью к этим насекомым, в то время как горгуль мне, честно говоря, был симпатичен до безобразия. Поэтому я не стал заострять внимания на гастрономических взглядах своего знакомого. Вежливо поздоровавшись, я поискал взглядом стул, не нашел и устроился прямо на полу.

Горгуль с поразительной скоростью доел таракана (видимо, в глубине души Транд считал, что такой классный парень, как я, просто прикидывается, будто питается этой глупой человеческой пищей, а на самом-то деле выбирается по ночам в старый заброшенный чулан и там охотится на настоящие деликатесы, — например, ловит мокриц). Потом горгуль задумчиво почесал свое левое ухо и предложил хриплым голоском:

— Спрашивай что хочешь.

Я поневоле опешил от такого великодушия и, пока мой собеседник не передумал, выпалил:

— Транд, как получилось, что ты живешь с долинщиками?

Это на самом деле было удивительно. Обычно горгульи тяжело переносят общество других живых существ. Кулинарные пристрастия родичей Транда несколько отличаются от общепринятых, поэтому они (родичи) стараются селиться особняком. И кстати, в таком случае снижается вероятность, что кто-нибудь спугнет подкарауленную вами добычу.

На мой вопрос Транд философически пожал плечами:

— И вправду — как?

Можно было подумать, до сих пор это не приходило ему в голову. Горгуль задумался. Я, немного знакомый с обычаями его народа, терпеливо ждал.

— Как? — повторил Транд и сам же ответил: — Червь его знает. Но почему бы мне и не жить в долине, если здесь всегда хватает тараканов? Они тут жирные, непуганые…

— Насколько мне известно, вы не любите представителей других рас, — заметил я, наблюдая, как он задумчиво наматывает краешек уха на палец.

— Верно, — легко согласился Транд. — Но мой народ считает меня неправильным горгулем. Поэтому я могу позволить себе поступать не так, как поступил бы на моем месте правильный горгуль.

— Но почему они считают тебя неправильным горгулем?

— Почему? — Транд свернул другое ухо в трубочку, а потом стремительно развернул его и тряхнул головой. — Это же просто, — снисходительно сказал он. — Ведь я поступаю не так, как должен поступать правильный горгуль!

— Понятно, — кивнул я и попробовал зайти с другой стороны: — А как давно ты здесь живешь?

— Как давно? — Транд просунул длинный тонкий палец в ушную раковину и начал ковыряться там с видом безалаберного механика, ремонтирующего старый негодный аппарат. — Да сразу, как только пришел, так и стал тут жить.

…А вообще-то горгульи очень милые и общительные существа. Просто они не любят, когда их расспрашивают о личной жизни — да и кто любит? Пришлось признать, что таким образом я ничего не добьюсь, и перейти к вопросам о Хэннале. На них Транд отвечал вразумительнее. Он рассказал мне, как началась вся эта история с Драконьей Податью, а также объяснил, кто такой Панл и почему он учит Молодых Героев искусству убивать. Последняя история показалась мне немного странной.

Победить дракона, мягко говоря, нелегко. Меня вообще удивляло, что кому-то удалось совершить подобное. Но вот же, удалось. И этим «кем-то» оказался Панл. Сорок ткарнов назад он, восемнадцатилетний юнец, был избран драконом для ежегодного поединка. Но дракон почему-то не стал биться с пареньком на Площади, а унес его куда-то в сторону гор. («Куда-то в сторону гор» — да вся долина окружена горами!) Панл, судя по всему, был настолько испуган, что не сопротивлялся. Да и вообще, на Площади ли, в горах ли — возможен был только один исход. Не говоря уже о том, что даже если бы парень победил дракона, вернуться в Хэннал оказалось бы для него задачкой непростой. Хотя вооруженные стычки с горянами к тому времени прекратились, вражда оставалась враждой и при встрече с чужаками Панл наверняка бы погиб.

Одним словом, все уже считали парня покойником. И как же они удивились, когда он, полуголодный, израненный, но живой, явился к городским воротам!

Разумеется, Панла долго и детально расспрашивали. Он отвечал, но как-то невнятно и туманно, объясняя, что плохо помнит случившееся; вместо этого демонстрировал несколько драконьих зубов. Их Герой принес с собой — и они, по сути, были единственным доказательством того, что парень на самом деле убил дракона. Впрочем, более убедительного доказательства, чем сам Панл, живой и невредимый, не было и быть не могло. (Десять лет спустя самые недоверчивые получили еще одно подтверждение правоты парня — в Хэннал вместо прежнего прилетел другой дракон.) А дальше история Панла напоминала конец какой-нибудь волшебной сказки: некоторое время спустя после его возвращения градоправитель предложил ему стать наставником подрастающего поколения. Мол, конечно, на ближайшие десять ткарнов в долине намечается тишь да гладь, но рано или поздно придется ведь и вспомнить о проклятом ритуале. А ты, дружище, как ни крути, единственный, кому удалось справиться с драконом. Так давай, не жмись — делись опытом. (У градоправителя, как сообщил мне, усмехаясь, Транд, в тот год как раз родился сын.) Панл отказаться не мог (воспротивиться воле властей предержащих рискнет только полный идиот). Но, разумеется, учитель из него был тот еще, поэтому вначале наставнику Панлу помогали другие хэннальцы. Многие участвовали в войнах с горянами, у многих были дети. Изначально было решено, что за обучение в Доме Молодых Героев никто денег брать не станет, а выплачивать Панлу причитающееся будут из городской казны. Ввели соответствующий налог, построили, согласно указаниям парня и его старших помощников, домик — и механизм заработал. Разумеется, на первых порах Панл сам в большей степени учился у ветеранов горянских войн. Потом пообтерся, вошел в роль. Которую играет и до сих пор.

Такая вот история получилась у Транда. Горгуль кончил рассказывать и принялся озабоченно почесывать ухо, а я подумал, что, пожалуй, слишком много в рассказе моего мохнатого приятеля странного. Я не сомневался в правдивости Транда — скорее уж Панл что-то скрыл от своих соотечественников. Интересно, что? И почему, кстати, Дом, построенный тридцать пять лет назад, до сих пор выглядит как новый?

Но больше всего меня интересовало даже не это, а другое: кто такой Вальрон и почему он живет в Доме. Вроде бы такому уважаемому старцу, как он, да еще с талантом великолепного рассказчика, не имело смысла зависеть от Панла…

Я размышлял над всеми этими загадками и не торопился задавать следующие вопросы. Пока я молчал, Транд весь извелся. Он долго ерзал, потом соскочил со стояка, задев при этом одно из копий, поправил оружие и принялся ходить по комнате, тихонько потопывая маленькими ножками. В конце концов горгуль подошел ко мне и заглянул в глаза:

— Я чем-то обидел тебя, Странник?

Я вздрогнул:

— Почему ты зовешь меня Странником? Мое имя — Дрей.

Он пожал плечами, свернул левое ухо в трубочку:

— Дреем тебя звали давно. Очень давно и не здесь.

— Разумеется, не здесь, — деланно усмехнулся я. — В Хэннале мне раньше бывать не доводилось.

Горгуль тяжело вздохнул и насупился:

— Ты же понимаешь, что я имею в виду. Не здесь — значит, не здесь. Не в этом мире.

Я привстал, внимательно изучая выражение его светло-малиновых глаз:

— С чего ты взял?

Транд хмыкнул и развернул ухо:

— Я вижу тебя. Вижу твое имя. — И добавил так, словно это все объясняло: — Не забывай, ты же имеешь дело с неправильным горгулем.

Поскольку ответить на подобный аргумент мне было нечем, я просто пробормотал многозначительное «угу» и спросил:

— А почему ты решил, что я обиделся? Это тоже входит в возможности неправильных горгулей?

Он радостно (мол, наконец-то глупый собеседник уразумел) кивнул и сообщил:

— Теперь вижу, что я ошибся. Ты не обиделся. Ты мне не веришь.

Я медленно покачал головой:

— Не тебе. Твоей истории. Понимаешь, в чем разница?

— Ага, — подтвердил Транд. — Не мне. Моей истории. Но кое-что могу тебе объяснить. Ты удивился, почему Дом, построенный так давно, пахнет свежим деревом. Все просто. Это в первый раз его построили давно. А недавно Дом отстраивали заново. Сгорел.

Я открыл рот, собираясь задать еще несколько вопросов, но горгуль вскинул волосатую ладошку:

— Нет, подожди. Времени у нас не так уж много. Давай лучше я сам расскажу тебе, что знаю… и что могу рассказать.

Пришлось слушать. Я старался не перебивать, но одна мысль не давала покоя: «Что он имел в виду, когда говорил про время?»

«Давно не видел снов — а тут вдруг приснился. К чему бы эт…» Из тумана, заполнявшего все вокруг, выплывали лица существ, которых я когда-либо встречал, — выплывали и, проявившись, опускались в тот же туман. Люди (из прошлой, давно позабытой жизни), эльфы, гномы, тролли, кентавры… какие-то бессловесные твари. Многих из них я когда-то убил. Теперь они пришли за отмщением. Это повторялось почти всякий раз, когда мне что-либо снилось. Я почти привык к этому хороводу. Вот только лиц в нем всякий раз становится больше и больше. Карлики, драконы, горгульи… На последнем из ликов — ушастой мордашке Транда — мое внимание привлекли глаза, те самые светло-малиновые глаза. Я вгляделся в них и вдруг увидел там себя. Но там я был другой, не такой, как сейчас. Одетый во все черное, я разговаривал с каким-то молодым человеком. Наша беседа проходила в каменном туннеле с низким сводом. Рядом с нами лежала голова огромной змеи с остроконечными чешуйками, медленно меняющими цвет. Из тела змеи вытекла лужица крови голубого цвета, и мы отошли подальше, чтобы случайно не ступить в нее. Судя по жестам и лицам, наш разговор приобрел явно враждебный характер и грозил закончиться дракой. Странно…

В следующее мгновение (или вечность — время не ощущалось) я оказался в темной сырой камере, подозрительно смахивающей на тюрьму. «Та самая!..» На секунду показалось: мне снится то, что уже было, — но гвозди, огромные гвозди, вбитые в руки и в ноги, безжалостно свидетельствовали: этого еще не было. Я ни на секунду не усомнился, что увиденное является картиной из моего будущего. И кажется, закричал… Крик был подобен выбросу энергии и вышвырнул меня прочь из этой части иллюзий — так кальмара приводит в движение струя воды. Теперь я находился в огромном полутемном зале. Окон здесь было предостаточно, но все — зашторены. Вокруг меня стояли какие-то люди, и, что самое удивительное, я точно знал: они на самом деле — люди.

Из наиболее глубокой тени, как из старого вязкого омута, стала проявляться рослая фигура в плаще с низко надвинутым капюшоном. В правой руке существо сжимало нечто продолговатое, напоминавшее копье — вот только наконечник этого копья оказался удивительным образом похож на… стальную косу. Фигура медленно вышла из тени и другой рукой откинула капюшон. Череп, под ним скрывался человеческий череп! В пустых глазницах горели огоньки разумной мысли, и все мы, стоявшие в этом зале, невольно отшатнулись от существа, имя которого каждый моментально познал — Смерть.

Сообразив наконец, что это мой единственный шанс, я уже прыгнул навстречу Госпоже, когда картина опять переменилась. Теперь вокруг меня был разлит густой туман, в котором барахтались Молодые Герои, а голос Панла провозглашал: «Скорее! Скорее! Скорее же, скорее!»

Потом все стихло, осталось только чувство необъяснимой тревоги, и я погрузился в темную пучину сна без сновидений. Но ненадолго. Беспокойство все нарастало во мне, и в конце концов я проснулся. Поднялся с измятой кровати, поправил одеяла и вышел в коридор.

Серое утро предвещало скорый дождь. В Доме было тихо, даже, по-моему, слишком тихо. Я заглянул в Комнату Легенд, но Вальрона там не было. Коврики для сидения, смятые, лежали в беспорядке, как будто Дом покидали в страшной спешке. Странно. Я вернулся в коридор и еще раз внимательно осмотрел все вокруг. «И точно, торопились. Интересно, куда?»

Из окна было видно, что на крыльце валяются деревянные мечи и копья. Я собрал их, чтобы не намокли, и отнес в оружейную. Честно говоря, явился я сюда не только из добрых намерений, втайне надеясь застать Транда и узнать, что же происходит, но горгуля в оружейной не было. Выходит, придется разбираться самому. Я не сомневался, что происшедшее (или происходящее?) каким-то образом касается и меня. Вот только каким?

Снаружи оказалось прохладно и немного ветрено. Тучи на быстро сереющем небе плавно передвигались, собираясь над Хэнналом. «Будет-таки дождь», — отстранение подумал я и вернулся в Дом за плащом. Потом, уже с плащом, накинутым на плечи, направился к воротам городка. «Может быть, у них сегодня какой-нибудь всенародный праздник? Но если праздник, то почему так тихо?» И верно, рядом со стенами Хэннала не было слышно ни звука из тех, что обычны в любом поселении. Только громко, невероятно дерзко на фоне общей тишины стрекотали кузнечики. Непохоже на праздник. «Ну уж стражники-то, по крайней мере, должны знать…»

В это время я как раз подошел к небольшим, изрядно потрепанным временем створкам ворот и понял, что стражники-то, может, и знают, но для того, чтобы что-нибудь спросить, придется их искать. Караулка пустовала, только задумчиво поскрипывала незапертая дверь да тараканы, завидев меня, шарахнулись прочь от надкусанной кем-то лепешки. Карты («Все-таки они играли в карты») вздрогнули — сквозняк — и слетели под стол.

Я ступил на пустынные улицы городка, и одновременно с этим первые капли дождя упали на мостовую. В районах бедноты всегда полно народу: толпятся, галдят. Да что там — я ведь прекрасно помнил «экскурсию», устроенную мне Апплтом. Но сейчас, кроме меня, на улицах не было ни души. Окна и двери заперты, шторы приспущены. «Видимо, жители не оказались захвачены этим врасплох. Или такое случается не в первый раз». Таццы почти не издавали звуков — так, легкое постукивание, но даже оно в окружающей тишине казалось слишком громким. Я быстро шагал по мостовой, еще толком не представляя себе, куда именно хочу попасть. Все время чудилось, что где-то сзади, за спиной, из проулков, скалясь, выглядывают чьи-то лица и горящие глаза злобно щурятся, глядя мне вслед.

Улица петляла, и за каждым поворотом я подсознательно ожидал увидеть горожан. Поэтому когда наконец увидел, не очень-то и удивился. Они стояли, повернувшись ко мне спинами и завороженно всматриваясь во что-то перед собой. Во что? Я подошел поближе.

Это была Площадь Героев, и там, на Площади, что-то происходило. Я ничего не мог разглядеть: все загораживали рослые фигуры долинщиков. Ближайший из них, схваченный мною за плечо, только недовольным движением стряхнул руку, даже не соизволив обернуться. Ладно.

Я ввинтился в толпу, игнорируя недовольные вскрики, взгляды и прокатившийся по всей Площади шепот. Сначала это скопление пахнувших потом и страхом тел сопротивлялось, но потом неожиданно пропустило меня — и я оказался у самого края пустого пространства. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, в чем дело. Теперь, когда я знал, ответ казался таким простым. Разумеется, настал Срок. И по этой причине на гладких булыжниках мостовой, отполированных до зеркального блеска неумолимым временем, стоял дракон.

Его золотистая чешуя блестела под капельками дождя. Длинные вытянутые челюсти изогнулись в подобии хищной ухмылки, на шее покачивался островерхий роговой воротник лилового цвета. Огромные выпуклые глаза с темно-синими горизонтальными зрачками внимательно изучали противника — молодого долинщика в кольчуге, с массивным шлемом на голове. В правой руке выбранный держал длинный широкий меч, а левую, раненую, прижимал к груди. Сам дракон, конечно же, не носил оружия (если, разумеется, не считать таковым острые когти, каждый размером с кинжал, и сплющенный в вертикальной плоскости хвост).

Долинщик оглянулся по сторонам, умоляющим взглядом обводя толпу, но никто не шелохнулся. Похоже, здесь давно уже привыкли к таким взглядам. Тогда выбранный опустил глаза на раненую руку и вздрогнул, как будто только сейчас окончательно убедился: происходящее — не очередная тренировка. Паренек дико всхлипнул, посмотрел на дракона и успел взмахнуть мечом, заметив правую переднюю лапу противника, которую тот стремительно выбросил вперед.

Дракон тем временем опустил эту конечность и мягким неуловимым движением ударил второй. Кольчуга долинщика на левом боку треснула, хлынула кровь. Паренек неловко пошатнулся, выронил меч и наклонился, чтобы поднять. Сильный удар отшвырнул клинок в сторону, прямо к моим ногам. Следующим движением дракон снес выбранному голову. Кровь, которая забила фонтаном из шеи убитого, тотчас остановилась, стоило твари прошептать какие-то слова. Судя по всему, заклинание.

Но для меня это уже не имело значения. Я знал драконов другими — и на тех, других, никогда бы не посмел поднять оружия. Видимо, что-то сильно переменилось в мире за время моего плена. Впрочем, сейчас я не собирался выяснять, что же именно.

Я медленно наклонился и поднял меч. Рукоять, обмотанная истертой кожей, привычно легла в ладонь, я резким движением стряхнул кровь с клинка и шагнул вперед. Тварь тем временем подхватила тело долинщика и уже укладывала его на шипастую спину. Я шагнул навстречу дракону… и внезапно почувствовал тупой удар в плечо. Потом еще один.

Кинжалы. Они бросали в меня кинжалы!

Я медленно обернулся, чувствуя нарастающую в груди ярость. Ведь то, что я собирался сделать, я хотел сделать для них!

Толпа подалась в мою сторону, как некий одноклеточный организм; многочисленные руки-щупальца подхватили меня и втянули внутрь. Холодящие лезвия ножей вонзались в тело, и я с горьким отчаяньем понял, что проиграл.

Как я устал быть героем, о Боже!

Как я устал обучаться убийству!

Как я устал!.. И никто не поможет — не запретит сердцу яростно биться.

Я не желаю ни славы, ни чести стать навсегда парой строчек на камне.

Я лишь хочу оказаться на месте, чтобы гордиться своими руками, чтобы гордиться трудом своим мирным, чтобы вовек мне не видеть драконов, чтобы, встречаясь с глазами иными, не ожидать боли, смерти и горя, чтобы… Но если, о Боже, но если невыполнимо хотение это, — если нельзя оказаться на месте, если не все доживут до рассвета, — я отдаю тебе жизнь и душу…

Слышишь — о Боже! — тебе отдаю я, чтоб это злое проклятье разрушить.

Молви, когда — тотчас молча уйду я.

Только не думай — нет, я не жалею даже секунды об этом решенье:

так или этак, а кровь заалеет.

Пусть же моя заалеет. Вот шея!

 

1

Ренкр сделал слишком быстрое ответное движение и понял, что опять купился на тот же самый трюк. Тезар мягким поворотом приостановил свой деревянный меч, которым, казалось, собирался мгновение назад ударить по плечу Ренкра — и вместо этого поразил его в бок. Не больно, но очень обидно. Панл, сидевший в тени, на ступеньках крыльца Дома, громогласно хмыкнул и похвалил:

— Молодец, Тезар! А тебе, юноша, не мешало бы научиться извлекать побольше опыта из собственных ошибок, — добавил он, обращаясь к Ренкру.

Тот согласно кивнул, стараясь не отвлекаться от серии молниеносных выпадов партнера. Почти все удалось отбить, и только последний, снова ложный, он пропустил. Почти. Деревянный клинок Тезара уже был в непосредственной близости от Ренкрова плеча, когда тот быстро присел, уходя немного вбок, и сделал колющее движение в сторону партнера.

— Неплохо, — проворчал дед. — Но все-таки ты снова поверил. Для молодого человека восемнадцати ткарнов от роду это удручающий результат. Как я уже говорил, во время поединка нужно смотреть только на противника и его оружие. А ты глазеешь по сторонам, как новорожденный младенец. Поэтому Тезару удается тебя обмануть. Лард! — внезапно закричал он, обращаясь к пареньку в соседней связке. — Ты-то что творишь? Как ты держишь меч?! Это же оружие, а не… О Создатель, смотри! Показываю в последний раз… — С этими словами дед пружинисто поднялся со ступенек, подошел к Ларду и принялся ему что-то втолковывать.

Дверь Дома скрипнула, на крыльцо вышел мастер Вальрон. Он, следуя ежедневному ритуалу, оперся о гладкие, потемневшие от времени перила и начал наблюдать Молодых Героев. В глазах мастера стоял мутноватый туман, длинные седые волосы бороды легонько трепыхались под порывами ветерка. В такие моменты старец напоминал древнюю мудрую ящерицу, выбравшуюся погреться под живительными лучами утреннего солнышка. Казалось, он почти не; дышит, медленно впитывая в себя сверкающую энергию проснувшегося мира.

Меч Тезара все-таки добрался до Ренкра, и тот охнул — больше от неожиданности, чем от силы удара. Панл неодобрительно зыркнул в их сторону и скомандовал:

— На сегодня достаточно. Кажется, если я еще раз увижу, как Ренкр ротозейничает, меня самого хватит удар! И, Лард, когда ты наконец научишься тому, что я тебе объяснял? Нельзя держать меч за самый край рукояти, это не углот, который может тебя укусить. А-ах! — Он раздосадованно махнул рукой: мол, о чем с вами, шалопаями, говорить.

Вальрон, наблюдавший за этой картиной из-под полуприкрытых век, скрипуче рассмеялся:

— Хватит, Панл. С них и впрямь на сегодня достаточно. Пускай отправляются по делам, а вечером я им расскажу легенду. Может, она заставит их относиться к обучению серьезнее.

— Не знаю, — пробурчал наставник. — Мне кажется, что на самом деле они никогда не будут относиться к этому серьезно.

Мастер лениво пожал плечами:

— В чем-то ты прав. Каждый думает, что дракон может выбрать кого угодно — соседа по улице, друга детства, даже собственного брата, — но только не его самого. И в этом кроется главная ошибка. Потому что дракон может выбрать любого. В том числе и любого из вас, мальчики, — сказал он, повернув голову в сторону парней. — Любого.

Вальрон отвернулся, посмотрел на горы, явственно проступавшие на фоне ярко-голубого неба. И произнес, абсолютно неожиданно и на первый взгляд вне всякой связи с предыдущим:

— К вечеру пойдет дождь.

— Думаешь? — спросил Панл, и Ренкру показалось, что дед усмотрел в сказанном мастером некий тайный смысл, понятный только им двоим.

— К вечеру, — подтвердил мастер. — К вечеру или ночью.

Панл отрывисто кивнул, не оглядываясь на парней, поднялся по скрипучим ступенькам крыльца и вошел в Дом.

Кто-то положил руку на плечо Ренкра — тот обернулся.

— Не обиделся? — спросил Тезар. Он убрал руку и закинул деревянный меч на плечо.

Ренкр отмахнулся:

— Ну, это ведь просто тренировка. И мы оба достаточно хорошо знаем характер «наставника».

Тезар весело подмигнул: мол, не расстраивайся.

«К вечеру пойдет дождь, — подумал Ренкр рассеянно. — Дождь».

всплеск памяти

С самого утра накрапывал дождик, а они стояли во дворе, у Дома. Двенадцатиткарные мальчишки, которым вышел срок становиться Героями. Их выстроили в шеренгу, и наставник Панл бродил вдоль нее, хлюпая таццами и что-то рассказывая.

Дед тогда казался Ренкру большим и очень страшным. Впрочем, «страшный» было не совсем подходящее слово. В те ткарны дед скорее представлялся внуку этаким огромным грозным чудовищем, возвышающимся над вами подобно человекообразному дракону и готовым унести вас за малейшую провинность. В Доме имелось для этого достаточно странных мест, и поэтому мальчики, которые попадали сюда, испуганно ловили каждое слово наставника и старались выполнять все как можно более точно.

Ренкр к тому времени успел отвыкнуть от деда. Панл и раньше-то, при жизни отца, не часто к ним заходил. Теперь же, спустя два ткарна после трагического поединка Апплта с драконом, — и подавно. С тех пор матери пришлось продать старый дом и переселиться в другой — «попроще», как она его называла. Здесь дед вообще появился только дважды, каждый раз — в день смерти отца, когда его поминали. Панл всегда, сколько его знал Ренкр, недолюбливал Лану. А к внуку относился… странно. Смотрел долгим взглядом, как будто оценивал.

В общем, стоя под этим мерзким дождиком, слушая, как месят грязь дедовы таццы, мальчик чувствовал себя, мягко говоря, не в своей тарелке. Да и не один Ренкр. А наставник, само собой, никого из ребят не собирался успокаивать.

Ренкр растерянно оглянулся на остальных мальчишек. Один из них, тот, что стоял справа, — худощавый, с длинными рыжими волосами, — спросил у Панла о чем-то. А когда наставник в ответ прогремел нечто не совсем понятное, но, несомненно, ужасное, рыжий готов был разрыдаться. Подбородок худощавого задрожал, он заморгал глазами, сдерживаясь из последних сил.

Пару раз (давно, еще при жизни отца) Ренкр присутствовал на занятиях Юных Героев. Паренек отметил, что нерадивых или «маменькиных сынков» дед не любит. Панл запоминал таких — и неудачники, с которыми это произошло, часто потом жалели о некстати сказанном слове или несдержанном порыве.

Нужно было спасать худощавого — и Ренкр сделал то единственное, что могло предотвратить катастрофу: дождался момента, когда дед повернулся к ним спиной, и показал этой спине язык. Рыжий, который только что собирался расплакаться, прыснул в кулак и постарался сдержать внезапный приступ смеха.

На какой-то неуловимый момент Ренкру показалось, что дед не слышал этого неожиданного и дерзкого звука за своей спиной. Но потом Панл начал оборачиваться, и все надежды рухнули — так нелепый игрушечный домик, построенный из щепок, пуговиц и соломы, распадается от малейшего дуновения ветерка.

…Дед уже почти обернулся, но в этот момент дверь Дома скрипнула, отворилась, и на крыльцо вышел мастер Вальрон.

Уже тогда он был невероятно стар; тогда, как и раньше, как и шесть ткарнов спустя, — как, наверное, и всегда. Ренкр порой пытался представить себе мастера ребенком, обыкновенным мальчишкой, который любил весь день гонять мяч, играть в прятки и догонялочку, который тайком от родителей лакомился медом из заветного горшочка на верхней полочке в буфете… Ренкр пытался вообразить, как выглядел мастер в детстве, — и не мог. Может быть, потому, что мастер никогда не был ребенком? Тогда, шесть ткарнов назад, эта догадка казалась ему волнующей и таинственной. Потом Ренкр поймет, что у каждого бывает детство — поймет, но так и не сможет представить себе, как это выглядело: «мальчик Вальрон».

Мастер вышел на крыльцо и тем самым спас Тезара от запоминания. Панл обернулся на скрип двери — всего на мгновение, но худощавому хватило этого мгновения, чтобы подавить в себе полуистерический смех и замереть с серьезным выражением лица.

— Ты уже достаточно наговорил им, Панл, — обратился мастер к наставнику скрипучим, чуть насмешливым голосом. — Представь им меня.

Панл обернулся к Юным Героям и сказал, с едва заметными нотками недовольства:

— Познакомьтесь, молодые люди. Это — мастер Вальрон. Он будет рассказывать вам разные легенды, чтобы вы лучше поняли, где и зачем живете.

Пока дед говорил, его глаза внимательно всматривались в лицо каждого Героя. Панл искал смеявшегося, но так и не нашел.

— Благодарю, — кивнул ему мастер. — Ты очень точно обозначил то, чем я буду заниматься. Остальное расскажу сам. Пойдемте, детки.

Юные Герои настороженно поднялись по ступенькам и столпились у двери в Дом. Вальрон открыл ее и жестом пригласил ребят войти. Робко, один за другим, они переступали порог и останавливались в длинном коридоре с двумя окнами справа и рядом деревянных дверей слева. Когда последний из Юных Героев оказался под крышей, мастер закрыл дверь изнутри и прошествовал вдоль притихших ребят в Комнату Легенд. По знаку старца мальчики несмело последовали за ним.

Здесь, наперекор гнусной погоде, горели дрова в очаге; в Комнате не было ни единого стула или стола, весь пол устилали небольшие мягкие коврики. На некоторых сидели ребята постарше, которые уже не первый год ходили в Дом. Они обернулись и выжидательно уставились на мастера. Тот привычно, не глядя себе под ноги, приблизился к очагу — там старец сел на один из пустовавших ковриков и, повернувшись к новичкам, повел рукой вокруг себя:

— Устраивайтесь поудобнее. Нам предстоит долгая беседа.

Пришедшие начали рассаживаться. Вальрон терпеливо ожидал, глядя в пламя и поглаживая костлявыми пальцами длинную седую бороду. Когда все уселись, мастер внимательно оглядел Юных Героев и сказал тихим четким голосом, так непохожим на его обычную скрипучую речь:

— То, что я скажу сейчас, прежде всего касается новичков. Остальных же Юных Героев попрошу относиться к новоприбывшим «коллегам» уважительно. Итак, следующие несколько часов я намерен рассказывать вам Легенду (в его устах это прозвучало как Легенда с большой буквы, да, впрочем, так оно и было. Мастер рассказывал именно Легенды), и я понимаю, что сидеть в течение даже одного часа — настоящий подвиг для нормального мальчишки. Но вы ведь Герои, а Героям надлежит совершать подвиги. И если вы думаете, что надо обязательно совершать великие подвиги, то вы правы и ошибаетесь одновременно. Потому что все дело в размерах. Большие Герои обязаны совершать большие подвиги. Юные Герои — подвиги поменьше. Например, посидеть несколько часов спокойно и послушать Легенду. Сегодня, поскольку это ваш первый подвиг, я разрешу вам иногда вставать и разминаться. Может быть, если вы будете вести себя достойно, я позволю вам это и завтра. Но потом поблажки прекратятся. Тот, кто хочет слушать Легенду, — остается. Тот, кто не хочет, — уходит. Настоящую Легенду нельзя прерывать — тогда она теряет себя, теряет вкус, цвет, запах и становится просто забавной историей — а этого допускать нельзя. — Он выдержал паузу, давая ребятам время осознать услышанное. Потом продолжил: — Та, которую я хочу вам рассказать сегодня, — необычнее других. Все знают эту Легенду, но немногие помнят, как все происходило. Впрочем, может, это и к лучшему…

Старик замолчал, глядя сквозь языки пламени, а Герои, затаив дыхание, силились заметить в огне хоть тень движения, хоть отблеск красок того видения, которое представало сейчас пред очами рассказчика. Ренкр же подумал с удивлением (как удивлялся потом еще не раз): неужели старец может помнить то, что случилось около двухсот ткарнов тому назад?

Однажды, пользуясь воцарившейся паузой, он спросит: «Мастер, ты говоришь, что помнишь. Ты что, уже тогда жил на свете?» Старшие ребята угрожающе зашикают, но Вальрон медленно покачает лысой головой и молвит: «Не троньте его». Потом, помолчав, скажет, с интересом изучая лицо молодого долинщика: «Представь себе, ты угадал. А если и нет — не все ли равно? Важно не то, сколько мне ткарнов. Важно то, что я помню».

Но тогда, в первый свой день в Доме, Ренкр не осмелился задавать вопросы, он тихонько сидел и слушал.

— …Тем Сушнем наступило долгожданное затишье, — рассказывал Вальрон, не отрывая взгляда от огня. — Горяне еще зимой оставили попытки прорваться в долину с боями, и мы наконец смогли вздохнуть поспокойнее. Потом, конечно, война возобновилась, но на несколько ближайших ткарнов Хэннал получил передышку.

Тот Сушень выдался особенным: трава в долине не удерживала жизненных соков и ломалась, как добрая солома. Соответственно, ожидали снежной зимы и заранее старались к ней подготовиться. Солдаты, которые состояли в войске, вынужденные сидеть без дела, отправились на подработки. На лесопильне как раз нужны были лишние руки, так что очень многие из гарнизонных взяли отпуск и переселились на время в Лес. В Хэннале остался лишь небольшой отряд — так, на всякий случай. Как я уже говорил, горяне оставили город в покое, о чем неоднократно докладывали и наши дозорные, — так что повода для беспокойства вроде бы не было.

Поэтому-то в первые минуты никто ничего не понял. Просто в небе над долиной появилась малюсенькая темная точка. На нее даже и внимания-то не обратили — решили: наверное, какая-нибудь дикая тварь с восточных болот заплутала. А потом уже было слишком поздно. Мальчишки-дозорные заметили, что точка эта слишком целеустремленно летит к Хэнналу, и помчались предупредить, да не успели. Самый быстроногий старался, как мог, но подбежал к западным воротам лишь в тот самый миг, когда точка (вернее, не точка уже, а огромный дракон) пронеслась над городской стеной и влетела в Хэннал.

Чудовище немного покружило над городом, выбирая место для посадки, и опустилось на Площадь Героев. Впрочем, тогда она еще не называлась Площадью Героев, а была просто Площадью. Как и сейчас, на ней собирались все хэннальцы, когда решались какие-нибудь общие проблемы. Собрались и в тот день. Новость о непрошеном госте мигом облетела город, и каждый спешил увидеть чудо своими глазами. Тем более что само «чудо» повелело: «Всем жителям немедленно явиться на Площадь».

А потом, когда приказ был исполнен и люди заполонили и саму Площадь, и улицы, к ней прилегающие, и даже усеяли деревья и крыши домов, — потом дракон объявил, что отныне на Хэннал налагается дань. Подать. Смертью.

— И что, никто не попытался остановить чудовище — спросил паренек из старшей группы — необычайно высокий даже для рослых долинщиков, с аккуратно расчесанной копной светлых волос.

— Нет, — возразил Вальрон, — почему же — попытался один. Но давайте-ка, ребятки, приберегать вопросы к концу Легенды. Тем более что многие из них исчезнут по мере того, как вы будете слушать дальше. Договорились?

Юные Герои послушно закивали.

— Итак, продолжим. Дракон поведал собравшимся хэннальцам о правилах, согласно которым будет происходить ритуал Подати. Если точнее, ритуальный поединок.

Старец немного помолчал — видимо, о чем-то вспомнил. Дернулась седая борода, пальцы судорожно сжали край коврика. Через пару мгновений мастер совладал с собой и принялся рассказывать Легенду дальше, но Ренкр (да, наверное, не он один) успел тем временем подумать, сколько же таких поединков было проиграно на глазах у Вальрона. Тут поневоле вздрогнешь.

— Правила гласили: раз в ткарн дракон будет прилетать в Хэннал и вызывать на поединок одного из мужчин, не моложе восемнадцати. Если победит человек, чудовище целых десять ткарнов не появится в Хэннале, если одержит верх дракон — он унесет мертвое тело соперника с собой. Кто-то спросил, мол, раз тебя убьют, как же ты сможешь вернуться. На что тварь расхохоталась и заявила: вы что же, думаете, я один такой? Да нас, драконов, целая страна — замена найдется, не беспокойтесь. Вы сначала убейте. А потом выбрал себе поединщика…

Снова пауза, снова туманный взгляд, направленный сквозь время, вспять — туда, где (когда!) все это происходило.

— Мало кто в тот день пришел на Площадь с оружием. Среди таких немногих был и Бран. Ветеран горянских войн, он всегда носил с собой длинный меч, и люди смеялись над Браном за это. Без злобы, просто подшучивали. Дракон выбрал именно Брана. Наверное, хотел сделать вид, что все по-честному. Но те из вас, кто уже видел чудовище, знают: поединок не может быть честным — слишком неравны силы противников. Бран сражался отважно, но погиб. А дракон забрал его тело и улетел — чтобы ровно через ткарн вернуться.

К сожалению, мало кто отнесся к случившемуся так, как следовало бы. Думали… всякое думали. Но в основном решения сводились к одному: «Само пройдет». Некогда, мол, заниматься пустыми угрозами. Ну, погиб Бран, и что с того. Несчастная случайность. А дракон… да не вернется дракон. И в любом случае, у нас еще целый ткарн впереди.

А потом и подавно забыли. Сиюминутное всегда кажется более важным. Хотя на самом деле бывает как раз наоборот. Одним словом, через ткарн дракон прилетел снова и снова выбрал себе поединщика — и снова победил. И опять унес тело убитого в свою проклятую страну.

— И никто ничего не сделал? — спросил тот же самый рослый светловолосый паренек.

— Тогда — ничего, — вымолвил мастер. — Но не на следующий ткарн. Не на следующий…

Взгляд Вальрона надолго задержался на лице вопрошавшего.

— Потому что, — продолжал старец, — угроза повторившаяся вызывает не только больший страх, но и осознание: нужно действовать, а не надеяться на то, что, мол, все само пройдет. И в Хэннале это поняли.

Когда дракон прилетел в третий раз, его уже ждали. Он вызвал на поединок Никкена, но вместе с Никкеном клинки обнажили остальные мужчины города — и атаковали чудовище. В то же время прятавшиеся на крышах домов лучшие лучники города дали залп по крылатой твари, и, хотя чешуйки дракона образуют подобие кольчуги, пробить которую непросто, некоторые стрелы все же поразили чудовище. Раненый дракон яростно заревел, но принять бой не рискнул. Он взмахнул крыльями, поднялся в небо и умчался прочь из города, спасаясь от праведного гнева хэннальцев. А те радовались победе и говорили друг другу, что подлая-тварь никогда уже больше не вернется сюда. К сожалению, они ошибались. Ибо спустя месяц дракон явился — и не один, а с собратьями… — Мастер пригладил седую бороду, вздохнул и продолжал: — Чудовища жестоко отомстили жителям города. Драконы казнили около сотни мужчин, в том числе и Никкена. Совершив сие злодеяние, твари улетели, пригрозив, что всякий, поднявший на дракона оружие не в поединке, будет умерщвлен.

Но хэннальцы… хэннальцы все еще не желали мириться с судьбой. Градоправитель созвал совет из власть имущих и ветеранов горянских войн, и они приняли решение. Открыто воевать с драконами оказалось невозможно — что же, тогда люди уйдут и спрячутся в специальном укрытии. Чудовища прилетят, никого не обнаружат и оставят долину в покое.

У жителей города было достаточно времени, чтобы как следует подготовиться. На юго-востоке, рядом с Лесом, начали рыть землянки. В те дни в Хэннале жило не так много людей, как сейчас, но все равно работать пришлось от рассвета до заката. Каждый должен был сам приготовить для себя и своей семьи укрытие, но при этом ведь не останавливалась и обычная жизнь с обычными проблемами, с необходимостью заработать на хлеб насущный. Впрочем, многие объединялись, да и власти помогали, чем могли. Словом, управились в срок.

Накануне дня Подати жители перебрались в землянки — но не все. Кому-то необходимо было остаться и сообщить людям, когда дракон улетит. Сделать это вызвался паренек — обычный мальчишка, чуть старше тебя. — Мастер указал на светловолосого.

— Один?

— Нет, с двумя приятелями. Втроем им было не так страшно, да и… всякое бывает. В общем, остались. Представьте себе: пустой город, запертые ставни и двери, ни звука (домашних зверей, особенно крупных, вывели в специально вырытые укрытия, а прочих забили, чтобы дракон не увидел и не догадался, что Хэннал покинули не навсегда). Ребята спрятались внутри городской стены и выглядывали в бойницы, ожидая появления чудовища. И чудовище не заставило себя ждать. Точно в срок на небе появилась темная точка, которая направилась к Хэнналу. Один из парней разбудил остальных (дожидаясь, они успели перекусить и даже вздремнуть). И вот ребята наблюдали, как точка, превратившись в дракона, подлетела и стала кружить над стенами, высматривая добычу. Но никого не было. Тогда чудовище развернулось и умчалось прочь. Мальчики выждали немного, а потом отправились к Лесу, чтобы сообщить радостную весть.

— Но ведь дракон не улетел? — предположил кто-то из задних рядов.

— Нет, конечно, — подтвердил старец. — Он же не мог улететь без жертвы. Дракон просто решил перехитрить людей.

От Хэннала к Лесу тогда (да и сейчас) была только одна дорога, которая проходила через рощицу, что рядом с озером, и добегала до опушки, где и терялась. И вот дракон забрался в озеро, спрятался так, что над водой торчали только ноздри да глаза, и принялся ждать. Наверное, он догадался об обмане, а может, просто решил искупаться. Как бы там ни было, ребята, не стерпев, вышли из Хэннала и направились к Лесу. До этого они долго спорили, идти ли к землянкам сейчас или выждать хотя бы сутки. Один говорил: давайте лучше переждем, перестрахуемся, другой (который был главным в троице) настаивал на том, чтобы немедленно идти, мол, все равно дракон улетел и опасность миновала. А третий, посомневавшись, принял сторону второго — и они пошли…

Маленькие слушатели, затаив дыхание, ожидали развязки страшной истории. Они давным-давно забыли о свербящем желании вскочить, выбежать на улицу и затеять какую-нибудь веселую игру. Все они сейчас находились не здесь, в тесной жаркой комнате, на твердом деревянном полу, а за городскими стенами: они брели с мальчиками по дороге через рощицу, мимо озера, и они же вместе с драконом следили за пареньками из воды. А потом крались аж до самого Леса, тихонько, чтобы не спугнуть трех юных хэннальцев.

Позже Ренкр пытался представить себя на месте тех мальчиков: что бы он делал в подобной ситуации? Поспешил бы, как они, в Лес, к сородичам: к отцу, к матери, к деду, — или же терпеливо выждал бы положенный срок и только тогда отправился к землянкам? Сейчас, когда известно, что пряталось под водами озера, легко судить и решать. А каково ему было бы тогда?

Тем временем Вальрон уже добирался до того места в истории, когда разъяренный дракон, обнаружив укрытия, принялся крушить их, убивая хэннальцев. Мастер описывал события без подробностей, скупыми фразами. Вот родители поторопившихся пареньков умирают в когтях чудовища, вот обрушиваются потолки землянок, погребая под собой людей и домашних животных… А чудовище жестоким вихрем отмщения кружит над головами и карает, карает, карает… И некому дать отпор твари, воины не были готовы к такому, да и сейчас им важнее спасти своих родных, вытащить из-под упавших бревен мать, раскопать завал и найти сестру… А дракон все бьет, все никак не уймется…

И молчат Юные Герои, отчаянно сжимая в гневе кулачки…

— С тех пор, — подытожил Вальрон, — хэннальцы сочли, что проще будет повиноваться драконам, чем ежеткарно терять несколько десятков человек. Лучше один, чем многие. Тем более что у избранного есть шанс — слабый, но все-таки шанс — победить.

…Решить-то они решили, но как же тяжело оказалось отцу избранного следующим ткарном парня двадцати весен от роду не встать на его защиту! Родителя ли удержали, он ли сам сдержался — не все ли равно? Главное, что начало было положено. А чтобы как-то утешить рыдающую мать и скрежещущего зубами отца (разумеется, паренек не смог противостоять дракону и погиб), градоправитель вынес решение: отныне каждый погибший ради жизни остальных будет зваться Героем. А Герою — и почести геройские.

Вот так на Площади, переменившей свое название на Площадь Героев, начали устанавливать плиты с выбитыми на них датой гибели и именем погибшего и унесенного за горы. Поначалу Героями звали только умерших, а потом стали величать и живых, ибо каждый живой сегодня — завтра может сложить голову в неравном поединке.

— И что, нет никакого способа избавиться от Подати? — Разумеется, это был светловолосый.

— Как тебя зовут? — резко спросил мастер.

— Роул.

Вальрон некоторое время разглядывал паренька, а потом неожиданно ответил:

— Почему же, Роул, способ есть. Для этого, как сказал нам дракон, необходимо всего ничего, пустячок.

— Что же именно? — жадно спросил мальчик, голодным птенцом потянувшись к старцу.

— Я же говорю, безделица, — повторил Вальрон. — Нужно, чтобы кто-то согласился полететь с драконом добровольно. Если это когда-нибудь произойдет, дракон унесет с собой Героя и никогда больше не возвратится в нашу долину.

Роул хотел было что-то сказать, но старец властным жестом остановил его:

— Не нужно давать обетов, если до конца не понял, чего будет стоить их выполнение. Лучше сделай, если сочтешь себя готовым для этого. А еще лучше

— не делай, если у тебя есть хоть тень сомнения в том, что не будешь потом сожалеть о содеянном всю оставшуюся жизнь.

Эти слова с тех пор запечатлелись в памяти Ренкра навсегда…

Вальрон закончил рассказывать Легенду, и оказалось, что ребята уже два часа как сидят в Комнате, и никто при этом не ерзал, не вздыхал в нетерпении и не просился выйти. Мастер сам отпустил их и предложил побродить по Дому:

— Теперь это и ваш Дом. Походите, посмотрите, попросите ваших старших «коллег» показать, что здесь да как. Только ничего не трогайте и не ломайте. Ну, да вы смышленые дети и не станете попусту злить наставника.

Ребята вышли в коридор. Кто-то сразу же пошел по нему вперед, с интересом и затаенным опасением приоткрывая двери и заглядывая внутрь, кто-то тоскливо жался к окну, мечтая поскорее попасть домой. Некоторые сбились в кучку и, ведомые мальчиком постарше, направились на экскурсию.

Ренкр молча стоял, находясь под впечатлением от услышанного, когда за спиной произнесли:

— Спасибо.

Паренек, которого он спас сегодня утром от запоминания, несмело улыбался и протягивал руку — извечный жест дружбы. Ренкр протянул в ответ свою:

— Меня зовут Ренкр.

Новый знакомый выглядел болезненно, наверное из-за своей необычайной худощавости. Его черные, коротко подстриженные волосы лежали неправильно, будто шерстяная шапка, лихо съехавшая набок. Двигался он несколько неуклюже, как это делают только худые подростки его весен. Паренек пожал руку, и пожатие оказалось на удивление крепким и уверенным.

— А меня — Тезар. Здорово ты… — Худощавый обернулся в сторону Комнаты Легенд.

Дверь туда была приоткрыта, и мастер вполне мог услышать их. Ренкр понимающе кивнул головой:

— Ты только больше так не делай.

— Не буду, — согласился Тезар. — Сам не знаю — почему-то вдруг стало обидно, ну и… — Он весело махнул рукой. — Ладно, ерунда. Пойдем лучше, посмотрим, что здесь есть.

Они отправились в путешествие по коридору, разглядывая все вокруг. Особенно привлекали внимание ребят двери: было интересно, что там, за ними. Сначала мальчики не решались их открывать, а потом Ренкр выбрал одну наугад, схватился за прохладную металлическую ручку и толкнул. Дверь не открылась. Тогда Ренкр напрягся и еще сильнее толкнул непокорную преграду. Безрезультатно. В это время из-за двери послышался хриплый голос, да так неожиданно, что новоиспеченные друзья испуганно отшатнулись.

— На себя!

Они огляделись. Кажется, никто больше не обратил внимания на этот странный…

— Потяни дверь на себя!

Ну вот, снова. Тезар тем временем подошел и сделал, как советовал голос. Разумеется, дверь открылась. Мальчики несмело вошли внутрь, готовые, убежать при первых признаках опасности.

Похоже, они попали в оружейную: у стен располагались многочисленные стойки с деревянными мечами и копьями, а в дальнем углу стояли шкафы с кожаными жилетками, надеваемыми на время тренировок. Но было здесь кое-что еще — нечто, мало уместное в оружейной и совсем необъяснимое. А именно: под самым потолком висел шарик, излучавший мягкое зеленоватое свечение. Как только ребята вошли в комнату, он начал медленно мерцать. «Как будто здоровается», — подумал Ренкр.

— Привет, — произнес все тот же хриплый голос.

Из-за стойки с двуручными деревянными мечами вышел горгуль и направился к гостям.

— Ты кто? — удивленным дуэтом спросили мальчики.

— Я — неправильный горгуль, — ответил горгуль. Он чуть было не наступил на свое левое ухо, но в последний момент успел свернуть его в трубочку, предотвращая катастрофу. — А вы — неправильные мальчики. — Горгуль ткнул в них когтистым пальчиком, покрытым коричневой шерстью.

— Почему? — снова одновременно спросили они.

Тот снисходительно пожал плечами:

— Правильные мальчики умеют здороваться. И потом, они говорят разные слова в разное время.

— Прости, — вырвалось у обоих.

Ребята посмотрели друг на друга, на низенькое существо, задумчиво чешущее свое правое ухо, и расхохотались — втроем.

— Тезар! Ты сегодня дежурный по кухне. Не забыл?

Окрик Панла вырвал Ренкра из омута воспоминаний; он же заставил Тезара, болтавшего о чем-то с неуклюжим Лардом, извиниться и взбежать на крыльцо.

— Уже иду!

— Давай-давай, не зевай!

Панл выглядывал из окна Дома. Ветер растрепал седые волосы наставника, и дед сейчас походил на свирепое чудовище из детских книжек. Младшие, во всяком случае, тотчас вспомнили, что у них полным-полно дел в городе, и разбежались. Тезар по просьбе Ренкра подхватил его меч и вошел в Дом. Сам Ренкр уже хотел было идти обратно в Хэннал, когда мастер Вальрон, стоявший до тех пор в молчании на крыльце и наблюдавший за происходящим из-под полуопущенных век, внезапно проскрипел:

— Погоди-ка, мальчик. Тебе ведь недавно исполнилось восемнадцать ткарнов. Немалый срок, можно сказать, начало взрослой жизни. Я кое-что хочу подарить тебе.

Ренкр немного удивился (день его рождения был месяц назад), но шагнул на крыльцо, навстречу мастеру, который протягивал что-то в сжатом кулаке. Ренкр подставил ладонь — в нее упал маленький тяжелый сверток.

— Благодарю. — Ренкр склонил голову. — Но что это?

— Подарок, — сообщил старик. — Не разворачивай его до завтрашнего утра. Сможешь удержаться?

Ренкр улыбнулся, опуская сверток в карман куртки:

— Попробую. Но почему?..

— Все вопросы — завтра утром, — прервал его Вальрон. — Ступай. Ты, кажется, куда-то спешил.

Ренкр на самом деле торопился, поэтому вежливо попрощался с мастером и пошел домой. Дела…

всплеск памяти

С тех пор как они с матерью потеряли отца и были вынуждены переехать в домик «попроще», забот хватало. Прежде всего пришлось завести скотину и птицу — иначе семья бы просто не выжила. Мальчик с десятиткарного возраста уже помогал матери по хозяйству, кормил животных, выполнял другую посильную работу. А когда подрос, каждый сезон ездил со взрослыми в Лес, на заготовку древесины. Там, кстати, и познакомился со старым Бро.

Бро держал магазинчик оружия, он же изготавливал тренировочные мечи и копья для Дома. И выбирать древесину ездил лично, утверждая: «Хочешь, чтобы что-то было сделано как следует, — сделай это сам». Заявившись в очередной раз к лесорубам, Бро отобрал подходящие брусья, указал на них старшому. Тот поискал взглядом и, увидев Ренкра, велел ему: «Ну-ка, грузи, парень. Отвезешь, куда скажет господин. — И добавил, когда старый оружейник отошел к повозке: — Постарайся выполнить работу на совесть, Бро

— наш постоянный заказчик. К тому же нескуп на премиальные».

Ренкр управился быстро; уложив брусья на запряженную волами четырехколеску, он примостился сверху, низкорослый оружейник, вскочив на сиденьице, хлестнул кнутом, гикнул молодецки — и они тронулись в путь. Пока ехали, парень искоса наблюдал за возницей, разглядывая реденький ворох пепельных волос, свойственные каждому кузнецу непропорционально широкие плечи да добротный кожаный жилет на этих плечах. Бро был не из разговорчивых, он флегматично следил за дорогой и лишь время от времени щелкал кнутом — больше для строгости, нежели из необходимости.

Так и добрались до Хэннала. Прогремели по улочкам, распугивая кур Переселенского, миновали и Ренкров дом, а потом въехали в Центральный и завернули в проулок за магазинчиком Бро. Здесь возница соскочил со скамеечки и неожиданно взялся помогать парню разгружать повозку. Вдвоем они споро перетаскали брусья в мастерскую и присели отдышаться на ступеньках.

День только вступал в свои права (оружейник приехал к лесорубам раненько, едва солнце взошло). Подметал улицу дворник в длинном сером фартуке, где-то в Переселенском сонно взбрехивали псы.

— А ты справный парень, — довольно крякнул Бро. — Умеешь работать, как я погляжу. Чей будешь? Вроде порода чувствуется, кровь, так сказать, — а с другой стороны, по виду ты не из Центрального. Да что там — парни из нашего района в Лес только поохотиться и выбираются, ну, или с барышнями прогуляться.

Ренкр рассказал. Оружейник внимательно выслушал его и вздохнул:

— Да, мало найдется в Хэннале семей, которых Подать не задела. У меня вон сын тоже… камень только и остался, на Площади. Ладно, пойдем-ка, угощу тебя завтраком. Вообще-то стол у меня обычный, без изысков, но сегодня внучка гостит, так что поглядим, чем она станет потчевать.

Ренкр удивился: рано ж, внучка, наверное, спит еще. Оказалось, не спит. Войдя в дом, они прошли на кухню и обнаружили там накрытый стол. Помыли руки здесь же, под умывальником в виде ползущего по стене геккона (дернешь за хвост — польется вода).

— Садись, угощайся, — молвил Бро, опускаясь на видавший виды, плотный, как и сам хозяин, табуретишко.

Некоторое время они ели молча. Ренкр с интересом оглядывался по сторонам — но осторожно, чтобы не обидеть старого оружейника. Везде оружие: на стенах, в углу, на стуле — готовое, рукояти, формы, обрезки кожи, заклепки. И это ведь в кухне! — что же тогда в остальных комнатах? Впрочем, кухней, судя по всему, пользуются не только по назначению: на соседнем столе лежали какие-то чертежи, портняжный нож, линейки.

— Ну да, — неожиданно сообщил Бро, — мастерская-то одна, а работаю не один. Тем паче что готовлю редко, от случая к случаю, а так мне Жывниш из своей харчевни присылает и завтраки, и обеды, и ужины. Очень удобно. Дешевле, да и времени меньше отбирает. А здесь у меня обычно подмастерье работает. Тоже справный парень, прям как ты. Ну, разве что не такой наблюдательный… А вот ты б ко мне в подмастерья пошел, а? Правда, плачу мало, но зато и подучиться кой-чему сможешь. Мне нужен ученик, парень, смекалистый ученик. Ну так как?

Ренкр пожал плечами:

— Я бы с удовольствием, но… Лесорубам платят больше, а для меня с матерью сейчас каждая монета дорога. Спасибо, конечно, за предложение…

— Ладно, — хлопнул ладонью по столу Бро, — понятно. Если передумаешь — заходи.

В это время дверь скрипнула — в кухню вошла высокая девушка с короткими светлыми волосами, завивающимися на концах, с удивительно большими голубыми глазами.

— Что-то не так? — спросила она у оружейника.

— Нет, внученька, нет, — он нежно улыбнулся ей. — Все в порядке. И спасибо за завтрак, было очень вкусно. Вот и гостю понравилось.

Девушка повернулась, посмотрела на Ренкра и чуть склонила голову, здороваясь. Тот в ответ подтвердил, что да, завтрак получился очень вкусный, спасибо. А сам подумал: зря отказался от предложения старого Бро. И ведь на самом деле нельзя согласиться, потому что деньги, которые Ренкр заработает в Лесу, до зарезу нужны семье, да и учиться мастерству оружейника — это не один ткарн уйдет, а… а все-таки зря отказался. Зря.

Домик «попроще» стоял в районе, носившем название Переселенский. Говорили, давным-давно, еще до Подати, его застроили долинщики, которые остались в живых после эпидемии. Раньше они обитали в деревеньке, на юго-востоке, но после (те, кого обошла своим вниманием смерть) перебрались в Хэннал. Примерно в тот же период, кстати, началась реконструкция юродской стены, в результате чего город значительно увеличился в размерах.

Сначала Переселенский на самом деле населяли в основном беженцы, но потом все перемешалось: люди, семьи, судьбы, — и потомки некоторых старожилов вынуждены были сегодня жить здесь, а правнуки иных беженцев считали родным районом Центральный. Ренкр, к сожалению, относился к первым.

Дома здесь сохранили определенное сходство с теми деревенскими избушками, останки которых и по сей день можно найти между Лесом и болотами. Не дом, а скорее ферма: рядом с жилыми помещениями стоят сараи и хлева. Сегодня, кстати, Ренкру предстояло заняться одним именно сараем — крыша прохудилась, а на носу осень, пора дождливая, так что лучше на потом не откладывать. Да и день нынче выдался спокойный, особых хлопот не предвиделось. Всего-то дел, что крышу починить.

Он вошел в дом, позавтракал, переоделся в рабочую одежду и сказал Лане, что пойдет займется наконец сарайчиком. Мать, как всегда, тихим голосом попросила быть поосторожнее — как будто он маленький! Но Ренкр понимал ее, поэтому безоговорочно пообещал, что будет поосторожнее, и отправился за лестницей и инструментами.

Он уже почти справился с работой, когда услышал скрип калитки — кто-то пришел. Ренкр в это время стоял на самой верхней ступеньке лестницы, за домом, и увидеть гостя не мог. А тот уверенно открыл дверь и собрался уже было войти, когда раздался голос Ланы:

— Вы?

Потом заговорил мужской голос, трубный и легко узнаваемый. «Интересно, что дед здесь делает?» Но спускаться, чтобы выяснить это, Ренкр не стал. Вот закончит ремонт — тогда. Никуда Панл не денется.

Тем временем визитер вместе с Ланой вошел в дом. Она провела свекра в кухоньку, где как раз занималась готовкой, и попросила садиться. Ренкру было хорошо слышно каждое их слово, потому что окно кухоньки как раз выходило в ту сторону, где он, стоя на лестнице, заканчивал чинить крышу сарая.

— Слушаю вас, — сказала мать.

Наставник Юных Героев раскатисто кашлянул и грузно заворочался на стуле, устраиваясь поудобнее:

— Вопрос, в общем-то, у меня только один. Он знает?

Помолчав, Лана ответила: «Нет», — и голос ее при этом звучал еще тише, чем обычно. Она вообще в присутствии Панла смущалась, двигалась неловко, говорила скомканно. Только недавно Ренкр понял: потому что боялась свекра, почти до смерти боялась и ненавидела.

Мать как будто хотела еще что-то сказать, но дед уже поднялся со стула и вышел из кухоньки. Через мгновение стукнула входная дверь, скрипнула калитка — Панл ушел. Размышляя об этом странном человеке, Ренкр подумал: «Как все-таки хорошо, что мы от него не зависим — ни материально, ни как-то иначе. Слава Создателю…»

всплеск памяти

Слава Создателю, с тех пор как Ренкр впервые встретился со старым Бро, многое в их с матерью жизни изменилось к лучшему. Конечно, не настолько, чтобы переехать в Центральный, но, по крайней мере, теперь им не приходилось больше думать о том, будет ли сегодня чем позавтракать. Домашняя живность стала постоянным источником доходов, хотя, конечно, требовала огромного количества времени. Ну, и к тому же — подработки в Лесу. Вскоре Лана смогла даже нанимать помощника, так как одна справиться со всем была уже не в состоянии. Постепенно домик «попроще» обретал уют, хотя все равно уют этот оставался уютом относительным. Ибо Переселенский есть Переселенский, до Центрального ему далеко.

Старый Бро регулярно наведывался в Лес за материалами и непременно просил Ренкра, чтобы тот отвез выбранное в мастерскую. Видимо, оружейник все еще не оставил надежды заполучить парня в ученики, пусть даже разговоров на эту тему больше не заводил. Ренкр не понимал, чем он приглянулся коротышке-ворчуну, но никогда не отказывался помочь Бро. У юноши имелись собственные интересы в данном деле. Внучка оружейника.

Виниэль (именно так ее звали) гостила у дедушки довольно часто. Во всяком случае, Ренкру удавалось регулярно с ней видеться. Поначалу отношения между молодыми людьми находились в состоянии «настороженной приглядки», потом постепенно невидимая стена исчезла.

Сперва паренек из Леса привлекал Виниэль скорее как диковинка. Еще бы — она, выросшая в Центральном, привыкшая к людям богатым и образованным, удивлялась Ренкру: вроде бы и простолюдин, но… «порода чувствуется», как справедливо отметил старый Бро.

Заметив, что юноша к ней неравнодушен, Виниэль решила подыграть ему, — разумеется, безо всяких серьезных намерений. Ну о каких серьезных намерениях может идти речь, когда этот Ренкр — бедняк? Смешно даже говорить! А потом… И как же так вышло, как же получилось, что она сама поверила в ту игру, которую затеяла? Ведь не хотела, и думать не думала, а вот однажды, когда вместо Ренкра довезти из Лесу брусья помог деду другой (юноша был занят, не смог подойти вовремя, а Бро спешил), вот тогда-то и поняла: попалась, сама же и попалась… Или — не тогда, а позже, когда он таки заявился после долгого перерыва, и она не желала с ним разговаривать, держалась холодно и надменно, а он растерянно смотрел и что-то спрашивал, и нужно было делать вид, что ей все равно. А ей — проклятый мальчишка! как же он не понимает?! — было не все равно! Еще и с дедом веди себя соответственно, чтобы старик, упаси Создатель, не догадался. Иначе… она старалась не думать, что иначе. Удивлялась сама себе, и радовалась, и мучилась, и жила, словно в бреду.

Все это она потом вышептала ему: что-то в первую их ночь, что-то — в последующие. Старый Бро, кажется, не заметил перемены в отношениях между мальчишкой из Леса и внучкой. А они и старались вовсю, чтобы не заметил, понимая: со временем, когда Ренкр заработает достаточно денег, можно будет поставить родных Виниэли перед фактом и сяк-так уговорить дать согласие на женитьбу. Но не сейчас, сейчас бессмысленно даже пытаться…

Они встречались в разных местах, где удавалось. Иногда — помогали подруги Виниэли, иногда — знакомые Ренкра. Влюбленные старались никого не посвящать в свою тайну, но порой приходилось и открываться. Впрочем, ни один из друзей не выдал их.

Так прошел ткарн, в постоянной скрытности, в постоянной игре на людях. Правда, Лане Ренкр в конце концов вынужден был все рассказать. Та сокрушенно покачала головой («Ох, сыночек, тяжелое это дело, когда брак неравный…») и пообещала помочь («Ну, если вы любите друг друга — тогда… тогда, глядишь, все образуется»). Оказалось, мать потихоньку, с тех пор как дела пошли в гору, откладывала кое-что «на черный день». Теперь этого да еще заработанных Ренкром денег должно было хватить и на свадьбу («Хочу, сынок, чтоб не хуже, чем у других, — один раз ведь такое случается…»), и на первое время совместной жизни. Они договорились с Виниэлью, что сразу же после Срока откроют тайну ее родителям, а там… «Никуда они не денутся», — улыбалась внучка старого Бро. «Она так уверена?» — удивлялась Лана. «Мам! — укоризненно восклицал Ренкр. — Если бы ты знала ее получше. Она… Она — удивительная!» И прав он был тогда, прав — но окончательно смог понять это лишь много ткарнов спустя.

— Чего он хотел?

Мать вздрогнула, и несколько сочных красных клубничин скатилось с тарелки, которую она держала в руке.

— А?

— Дед. Зачем он приходил?

Не оборачиваясь, Лана наклонилась поднять ягоды. Ренкр помог, но, кладя их обратно на тарелку, посмотрел ей в глаза, снова спросил:

— Мам, что ему было нужно?

— Давай вечером поговорим, хорошо?

— Хорошо, — вздохнул парень. — Я закончил с сараем, пойду пройдусь.

Лана сделала движение, как будто хотела его остановить, но сдержалась.

Переодевшись, Ренкр пошел в Центральный. Куда же еще ему идти?! Вот уже целую неделю им с Виниэлью не удавалось увидеться: дела, проклятые дела, от которых только сегодня наконец избавился.

Он думал о предстоящем объяснении с ее родителями и о том, как будет жить с ней, как они купят домик и переедут туда с матерью. Денег хватит, может, даже и на обучение у старого Бро. А потом… Размышляя, Ренкр оказался на рынке, вечно галдящем, пахнущем разными вкусностями, пестром, весело-деловом. Покивал знакомым, но задерживаться не стал — хотелось поскорее увидеть любимую. Поэтому почти сразу же направился к магазинчику-оружейной. В последнее время Виниэль часто наведывалась к деду

— так молодым людям было удобнее встречаться.

Предварительно о сегодняшней встрече они не договаривались, но Ренкр надеялся…

— Привет!

Ренкр обернулся, удивленно поднимая бровь:

— Ты?!

— Я, — подтвердил Тезар.

Он, похоже, немного запыхался — так спешил… куда?

— Сбежал от старика? — предположил Ренкр.

Дежурному по Дому надлежало целые сутки неотлучно находиться на посту, а не разгуливать по Хэнналу. Друг отмахнулся:

— Нет… Слушай, ты… я тебя дома искал, но уже не застал.

— А в чем дело-то?

Разговаривая, ребята приблизились к магазинчику старого Бро; во всяком случае, отсюда уже можно было заметить табличку: «Закрыто. Переучет». Поэтому последняя реплика Ренкра в равной мере относилась и к ней, и к сказанному Тезаром. Но если Тезар промолчал, то сосед оружейника, аптекарь Лышшрин, сидевший у себя на балконе и удовлетворенно поглядывавший на солнце, молчать не стал:

— «В чем дело»?! А в том дело, что надо поуважительнее бы к соседям относиться! И вообще… Где это видано: в такой день свадьбу устраивать. А все зачем? — чтобы денежки не потерять. Мол, раз уж работать сегодня нельзя, так хоть…

— Какую свадьбу? — не понял Ренкр.

— «Какую», «какую»! — проворчал аптекарь. — Ясно какую, внученьки его ненаглядной. Да ты ж ее, парень, знаешь (я вот сижу, смотрю на тебя и думаю, почему лицо такое знакомое — вспомнил, это ты помогал Бро из Леса поленья возить!) — ну, Виниэли свадьба, значит, кого ж еще? И вот ведь какой человек: даже соседей не пригласил. Мол, это мы так, неофициально, а уж после Срока… Знаем мы ихний Срок, знаем мы ихнюю неофициальность! Все знаем!..

— Прости, — сказал за спиной Тезар. — Я, собственно, потому и прибежал.

— А? — не понял Ренкр.

— Ну… Мы у нее спрашивали, как же, мол, так. И… А она сказала, что сама с тобой поговорит.

— То есть?

— Она уже неделю, как… Фу ты, дракон меня унеси! А ты ведь, похоже, и впрямь не знал!

— Чего не знал!!! — заорал Ренкр. — Чего не… — И осекся. — Но с кем?..

— Помнишь Роула? — Тезар тяжело вздохнул. — Ну, подмастерье у Бро, на пару ткарнов нас с тобой старше. Вот с ним и…

— Вот-вот, с подмастерьем, — подтвердил с балкончика Лышшрин. — Выгода, только ради выгоды — брак, так сказать, по расчету.

— Она бы никогда… по расчету… — Ренкр то ли тихо шептал, то ли громко думал.

— Ты только успокойся, ладно? — Тезар приобнял друга за плечо, готовый в любой момент усилить хватку, чтобы парень не натворил бед. — Все образуется.

— Уже. Уже образовалось. — Ренкр хохотнул и удивленно посмотрел на аптекаря: — И давно они к свадьбе готовились?

Тот неодобрительно покачал головой:

— Если бы. Несколько дней назад объявили, как дракон на голову. Торопятся, спешат — куда спешат, куда торопятся? Вот, помню, в наше время…

— Ты главное…

Они говорили что-то — и Тезар, и Лышшрин, но Ренкр уже не слушал.

— Ну, я пойду, старина.

Он снял руку друга с плеча и кое-как улыбнулся, перехватив его озабоченный взгляд:

— Да не бойся ты, не побегу я к ним, не стану вызывать Роула на поединок, скандалить… Что ж я, по-твоему, горянин, что ли? Просто мне нужно побыть одному. Понимаешь?

И ушел, не дожидаясь ответа, обкатывая в сознании одну-единственную, совершенно неуместную сейчас мысль: «Тезар. Почему Тезар не в Доме?»

всплеск памяти

Они — Ренкр и Тезар — стали друзьями с самого первого дня знакомства. Третьим в их компании был Транд. Правда, днем горгуль спал, ребята встречались с ним только вечерами, после Легенды Вальрона, перед тем, как отправиться по домам. (Мастер всегда рассказывал легенды в закатные часы. Исключением был лишь День Юных Героев, когда их ряды пополнялись новичками.) Необычный союз трех, по сути, разных существ оказался неожиданно крепким. Ну, что касается Тезара и Ренкра — тут все понятно. Мальчишечья дружба — она и есть мальчишечья дружба, не признающая компромиссов, полусвященная, лихая. А вот горгуль… Он удивительным образом играл сразу две роли: друга-ровесника и мудрого наставника. Не такого, конечно, наставника, как Панл или Вальрон. Но истории тоже рассказывал. Правда, это были именно истории, а не Легенды мастера. Горгуль излагал их обыденным тоном, словно сообщал о том, что когда-то давно случилось с ним самим. Или о том, о чем он услышал из уст непосредственных участников тех событий. Как правило, места событий и существа, о которых шла речь в рассказах Транда, были незнакомы молодым долинщикам, а горгуль далеко не всегда соглашался объяснить, что он имел в виду, когда говорил про циклопов, Сиаут-Фиа или Бурин. Поэтому многое им приходилось додумывать самим. К Вальрону, а тем более к Панлу обращаться с вопросами они не спешили, догадываясь, что старшие не ответят, а вот ходить в оружейную запретят.

Мальчики росли, взрослели, изменялись. Ренкр встретил Виниэль, Тезар стал все чаще пропадать дома у Индарил, и лишь Транд оставался все таким же — Транд, мастер Вальрон да Панл. Разве только вот у последнего волосы окончательно поседели да характер портился и портился, хотя, казалось бы, куда еще ему, характеру-то, портиться? Дальше некуда. И поэтому странно, очень странно, что Тезар покинул пост дежурного по Дому. Разве только…

Медленно, словно рассекая ногами воду, Ренкр брел по городу — бесцельно, предаваясь воспоминаниям. Они позволяли отвлечься от главного… а стоило ему хоть на секунду вспомнить про Виниэль, и мир снова распадался на тысячи дрянных серых осколков. Изо всех сил Ренкр старался удерживать их вместе — не получалось. То исчезали звуки, то куда-то пропадали люди, и краски становились похожи одна на другую, темнели, обесцвечивались. Покачивались дома, норовили разъехаться в стороны булыжники мостовой, небо то взмывало вверх, то обрушивалось на плечи. Вот снова! Черной тенью пронеслось что-то над головой и помчалось куда-то дальше — куда? И почему вернувшиеся звуки взрываются каплями дождя в пыли? И сосущая пустота-колодец внутри начинает заполняться этими звуками. «Срок настал!. Срок!» Невесть откуда появились люди, все сосредоточенно спешат в одном и том же направлении, за тенью. Напряженные взгляды, излишне резкие движения. Как будто в каждом — тоже пустота. Как будто каждого — тоже… «На Площадь! Все на Площадь! Срок! Настал Срок!» Бегут стражники, заглядывают во все дома, выгоняют оттуда замешкавшихся. Ни один взрослый мужчина не должен сейчас находиться где-либо еще, кроме как на Площади. Все на Площадь. Все… Ренкра тоже подталкивают в спину, люди вокруг стремятся поскорее оказаться в нужном месте. Задевают локтями, кончиками ножен. «На Площадь! Срок! На Площадь!» И он идет со всеми. «Скорее! Скорее! Поторапливайтесь»! Он бежит со всеми. И все равно прибегает почти последним. Становится в задних рядах. Здесь, на Площади, сейчас находятся те хэннальцы, которые могут превратиться в Героев. Рядом — их женщины, дети. Все глядят в центр Площади. Ренкр тоже. Там — сложив за спиной кожистые крылья, стоит дракон.

Ренкр узнал этого дракона, узнал, как узнавал всякий раз, когда тот прилетал в Хэннал. Именно он убил /когтистая лапа — «Ты!"/ /странный стук от катящегося мяча/ /…Папа! Папа!! ПАПА!!!/, именно он убил Апплта тем тихим предосенним вечером.

И /УНЕС/ улетел безнаказанно.

Сегодня тварь снова явилась за жертвой. Дракон обводил толпу пристальным взглядом вышедшего на охоту хищника, последние лучи солнца отражались в изумрудных глазах с темно-синими горизонтальными зрачками, челюсти застыли в зловещей ухмылке.

/— Ты!/ /Мяч. Это просто кто-то уронил мяч, и он катится ко мне. Создатель, это просто мяч!/ Правая передняя лапа с длинным изогнутым когтем поднялась и указала на кого-то в толпе. «Ты!» — разнесся над Площадью гулкий нечеловеческий голос. Толпа раздалась, на месте остался только один воин — избранный драконом для поединка. Он медленно натянул ратные рукавицы и поднял шлем /с двумя перистыми крыльями. Потом он обнял мать, подмигнул Ренкру и вышел в круг/ с острым навершием в виде копья. Он порывисто обнял кого-то в толпе и ступил на булыжник мостовой.

Избранник /отец?/ оглядел всех, кто стоял вокруг него плотным кольцом, и надел шлем.

А мгновением раньше Ренкр увидел лицо воина и узнал его. Это, конечно же, был не Апплт, давно /унесенный/ умерший.

Это был Роул. Жених (или уже муж?!) Виниэли.

Подмастерье старого Бро оказался одним из лучших учеников Панла. Роулу даже удалось достаточно долго продержаться, оставаясь нераненым. Но в какой-то момент дракон легкой тенью скользнул вперед, выбрасывая сразу обе лапы в сторону противника. Тот попытался уклониться — и не успел. Одна лапа скользнула мимо, но вторая достигла цели. Послышался скрежет разрываемых кольчужных звеньев, сдавленный вскрик ужаса — на булыжник брызнула кровь. Роул рухнул на колени, меч упал, а парень все силился зажать руками чудовищную рану.

Тишина, накрывшая мокрой сетью Площадь, неожиданно разорвалась громким рыданием. Ренкр посмотрел туда, откуда доносились дикие звуки нечеловеческой тоски и горя, — посмотрел и увидел высокую девушку с короткими светлыми волосами, завивающимися на концах, с большими светло-синими глазами, в которых блестели слезы. Девушка билась в истерике, стоявшие рядом подруги изо всех сил сдерживали несчастную, а она все рвалась из их рук — на Площадь, к Роулу. К мужу.

Городок, дракон, отвергнутая любовь и умирающий соперник — банально, не правда ли, Ренкр?..

Долинщики недовольно оглядывались, когда мимо них протискивался этот паренек, с шалым взглядом, с мечом в стареньких ножнах, зажатым в руке. Меч сунул Ренкру невесть откуда возникший Панл. При этом дед свирепо блеснул глазами и проворчал:

— Быстрее, молодой человек, а то все твои лучшие побуждения пропадут понапрасну. Поблагодаришь в другой раз.

Ренкр кивнул и продолжал пробираться к центру Площади. «Не делай, если есть хоть тень сомнения в том, что не будешь сожалеть о содеянном всю оставшуюся жизнь. Все верно, мастер, все верно — за исключением одного. Сомнения есть всегда. И нужно с ними бороться — по мере своих скромных сил. Возможно, не произнеси ты этих слов, все было бы совершенно по-другому. И на Площади истекал бы кровью кто-то другой. Или вообще не истекал. Но… Сейчас уже не важно».

Преодолев наконец сопротивление толпы, Ренкр вылетел в круг, только теперь догадавшись: Панл дал ему свой меч! Тот самый дедов меч, которым наставник убил дракона! Легендарный клинок, коснуться которого мечтали многие поколения Юных Героев! Ну что ж…

Ренкр приблизился к дракону и резко выкрикнул:

— Стой! — Он задыхался от собственной дерзости, пожалуй, только рукоять сжимаемого в ладони меча помогала немного сдерживаться.

Толпа словно оцепенела. Те, что раньше с раздражением и недовольством глядели на парня, в какой-то момент словно потеряли всякую способность двигаться. Только истошно рыдала Виниэль да одинокий женский голос охнул в задних рядах: «Сынок!» «Мама!..» Но у Ренкра уже не было времени думать о матери: дракон изогнул шею и внимательно рассматривал его. Молодой долинщик с ужасом встретил взгляд изумрудных глаз твари… и вдруг почувствовал, что не боится, абсолютно. Слова родились словно по наитию, голос звучал уверенно и звонко:

— По закону, вызвавшийся добровольно лететь с тобой снимает проклятье с Хэннала. Я — лечу с тобой.

Дракон снисходительно расхохотался:

— Поздно. Я выбрал себе жертву на эту осень, и поединок уже состоялся. Живи, глупец. — Он отвернулся от Ренкра и шагнул к Роулу, чтобы добить поверженного противника.

И тогда ударом бича над Площадью вскинулось:

— Ахнн-Дер-Хамп!

Толпа вздрогнула, будто выходя из оцепенения.

— Ахнн-Дер-Хамп! — повторил Панл. Дед стоял в первом ряду и сверлил дракона своим знаменитым взглядом «ну, а теперь расскажи мне, как ты собираешься это исправлять». — Остановись, Ахнн-Дер-Хамп. Я убил твоего отца, Эмбр-Гехн-Футра. И это — (жест в сторону Ренкра) — мой внук.

И все. Не произнеся более ни звука, Панл отступил и скрылся среди долинщиков. Так же безмолвно дракон приблизился к Ренкру.

— Твое имя? — Выслушал и опустился на колени: — Садись.

Ренкр начал взбираться на шипастую спину чудовища, придерживая одной рукой меч. Карабкаться было неудобно, Ренкр пару раз соскальзывал и вообще выглядел, наверное, со стороны не геройски.

В это время позади кто-то возмущенным хриплым голоском вопросил:

— А я?

К говорившему обернулись все, даже истекавший кровью Роул пошевелил головой. А Транд уже протиснулся между ногами опешивших долинщиков и подбежал к дракону. Не обращая ни малейшего внимания на чудовище, горгуль задрал ушастую голову к Ренкру и заявил:

— Я хочу с тобой.

Тот покачал головой («Откуда ж ты такой взялся, неправильный ты горгуль?»):

— Нет, Транд. Тебе нельзя. Там, куда мы летим… — Голос его осекся, тем более что Ренкр и на самом деле не знал, куда они полетят. Но в любом случае это была не увеселительная прогулка, так что…

— Минуточку! — возмущенно прорычал дракон. — Ты — жертва, и не тебе здесь распоряжаться. Если горгуль хочет лететь, он полетит! Садись! — скомандовал он Транду.

Тот свирепо посмотрел на чудовище:

— Не кричи! — И начал карабкаться наверх, поддерживаемый Ренкром.

Очутившись на драконьей спине, горгуль уселся рядом с парнем и задумчиво пошевелил ушами.

Убедившись, что пассажиры на месте, Ахнн-Дер-Хамп мощно взмахнул крыльями, отрываясь от земли. Толпа опасливо отхлынула, задирая головы вверх, таращась на невиданное зрелище: глупый мальчишка по собственной воле вызвался лететь с драконом. И таки улетает! Развернувшись в воздухе, чудовище направилось на юго-запад, к ущелью в кольце гор, окружавших долину. Очень скоро даже с дозорных башен, что на городских стенах, дракона не станет видно.

При этой мысли Панл, седой наставник Юных Героев, ухмыльнулся и начал пробираться сквозь толпу, отмахиваясь от наиболее настырных хэннальцев. Те непременно желали знать, какую же именно роль сыграл он в той небольшой пьеске, что пару минут назад закончилась на Площади. Люди не отставали от Панла ни на шаг, позабыв и про истекающего кровью Роула, и про заплаканную девушку с короткими светлыми волосами, завивающимися на концах.

Виниэль же почему-то не спешила к молодому мужу. Ее взгляд был устремлен в небо, туда, где скрылся дракон с необычными седоками. Правда, вскоре она все-таки опомнилась и метнулась к Роулу.

Неудачливого воина смогли подлечить, хотя он и остался до конца своих дней со шрамом на боку; впрочем, велика ли подобная плата за жизнь — шрам на боку?

Разумеется, Панл никому никаких объяснений и отчетов давать не стал. Только потом у них с Ланой состоялся разговор:

— Он жив?

— Да.

— Он вернется?

— Да.

— Я увижу его?

— Нет.

Она умерла через ткарн, от воспаления легких.

Прости меня, о старый мудрый Панл!

Ты нас учил, как убивать драконов, готовил ко всему, вот только стонов, предсмертных стонов не преподавал.

А это оказалось самым главным…

Я ученик, как видно, нерадивый, и на врага смотрел я, как на диво, а чудесам не отрубают главы; по крайней мере, спящим чудесам.

Я это осознал — и чуть не умер.

А в смерти чуда скрыты боль и ужас, как молния — в дождливых небесах…

Но дед, такого я не ожидал!

Ты преподал мне множество законов, учил всему — и только смертных стонов, предсмертных стонов не преподавал…

 

2

Когда дракон взвился в небо, Ренкр покрепче ухватился за остроконечные, чуть загнутые к хвосту шипы на чешуйчатой шкуре чудовища и подумал, что зря позволил Транду полететь с ним. Теперь он был связан присутствием этого поистине неправильного горгуля и не мог исполнить задуманное. Ренкр рассеянно смотрел прямо перед собой, на стремительно приближающееся темное ущелье, и пытался найти выход из ситуации, в которой оказался.

Вечерело, и солнце уже почти опустилось за кромку горизонта. Когда Ахнн-Дер-Хамп подлетел к ущелью, только небольшой краешек светила продолжал отдавать земле лучи, особенно яркие на фоне грозовых туч. Ренкр обернулся, посмотрел на долину, превратившуюся в зеленый пышный ковер, на город — черную выжженную дыру в одном из углов ковра — и сказал себе: «Я не хочу возвращаться туда. Может быть, когда-нибудь потом, но только не сейчас». Впрочем, он прекрасно понимал, что возможности возвратиться у него не будет. Если все получится — нет, он уже не сможет никуда возвратиться. Мертвые не возвращаются. Как правило. Старый Вальрон рассказывал когда-то…

Ренкровы размышления прервал Транд. Горгуль дернул долинщика за рукав и поинтересовался, сверкая в полумраке большими светло-малиновыми глазами:

— Как ты думаешь, долго еще будем лететь?

Парень рассеянно пожал плечами:

— Наверное.

Тогда его нечаянный спутник поднялся, подошел к краю драконова тела и справил малую нужду. Ахнн-Дер-Хамп почувствовал, что пассажиры творят нечто непотребное, повернул голову и возмущенно прогремел:

— Что ты делаешь, маленький паршивый горгуль?! Да ты…

— Обернись и смотри вперед, — невозмутимо велел Транд и прошествовал на свое место рядом с Ренкром.

— Не смей мне приказывать!

— Посмотри вперед!!! — заорал вдруг Ренкр.

Дракон удивленно посмотрел. Ренкр изо всей силы вцепился в шип и меч, моля Создателя, чтобы Транд успел сделать то же самое. Ахнн-Дер-Хамп ухитрился свернуть в самый последний момент. Он заложил такой крутой вираж, что его седоки смогли на мгновение увидеть дно ущелья над своими головами, — потом дракон выровнялся и полетел медленнее. Если бы Ренкр был повнимательнее, то заметил бы, что крылатое создание напугано, очень сильно напугано.

Но парень, как только полет выровнялся, занялся изучением дедова меча. Ренкр никогда не видел этого знаменитого оружия вблизи — наставник никому не позволял прикасаться к своему клинку, хотя порой, по просьбе Вальрона, приносил в Дом, — когда мастер рассказывал Легенду о единственном за всю историю Хэннала победителе драконов. Странно, что Панл вот так просто отдал меч внуку, но в мире много странностей, не так ли? «В конце концов, не исключено, что он мне еще пригодится», — решил молодой долинщик, прилаживая ножны к поясу. Ренкру так и не удалось как следует разглядеть оружие: дракон по-прежнему летел в ущелье, и тень от гор накрывала троицу странных существ гигантским бархатным плащом. Парень мимоходом удивился тому, как чудовище безошибочно отыскивает путь в этой прохладной тьме, — а они уже стремительно вылетели из ущелья и направились на юго-запад, приближаясь к огромному пику. Он, сей величественный каменный конус, стоял особняком от кольца гор, в котором лежала долина. Во мраке наступившей ночи Ренкр едва смог разглядеть перекаты могучей реки, омывавшей подножие великана. Поток проворно нес поблескивавшие звездами воды где-то далеко внизу и безразлично глядел этими самыми звездами на странного крылача с двумя не менее диковинными созданиями на спине. Потоку было все равно, куда и зачем летят припозднившиеся путешественники. Ренкр, к сожалению, не мог разделить безразличия реки. Он повернулся к горгулю и прокричал сквозь яростные порывы черного ветра ночи:

— Как ты думаешь, куда мы летим? И скоро ли он захочет меня съесть?

Транд свернул и развернул ухо веером, после чего глубокомысленно изрек:

— Трудно утверждать наверняка. Думаю, дракон способен более полно ответить на твой вопрос.

Ахнн-Дер-Хамп хохотнул, его мощные бока задрожали от смеха, судорожно выталкивая из гигантских легких порции воздуха. Тем не менее, когда дракон заговорил, то, наученный горьким опытом, уже не стал поворачивать голову назад.

— Съесть? — переспросило чудовище и хмыкнуло, содрогнувшись всем телом от отвращения: — Есть тебя? Да зачем мне это нужно, глупое ты существо, зачем, если в Эхрр-Ноом-Дил-Вубэке полным-полно стад самых разнообразных зверей, мясо которых, кстати сказать, намного вкуснее твоего?

— Для чего же я тебе в таком случае понадобился? — Ренкр не знал, радоваться ему или, наоборот, с ужасом ждать ответа.

Дракон немного помолчал, вздохнул (снова поднялись и опали бока) и произнес тихо, почти шепотом, так что за злобным плачем ветра разобрать слова удавалось с трудом:

— Заклятие. Все дело в заклятии, слишком могущественном, чтобы мы могли его пересилить. Каждый год в Эхрр-Ноом-Дил-Вубэк слетаются драконы страны, слетаются, где бы они до того ни находились, и приносят в Зал Камня разумных существ. Те могут быть живы или мертвы — это не имеет никакого значения, потому что Камню нужна только кровь. Именно ею мы платим за свои жизни. Так уж получилось, так уж… — Он задумался, а потом продолжал: — Конечно, удобнее всего, когда будущая жертва жива, но и с мертвыми мы научились обходиться. Несложное заклинание — и труп словно консервируется. И кровь, соответственно, вместе с ним. Но, конечно, лучше, когда несешь живого. Поэтому постарайся не вынуждать меня… ну, ты понимаешь.

— Понимаю, — кивнул Ренкр. — Это — понимаю. Не понимаю другого: почему, когда кто-либо из долинщиков убивает дракона, на десять ткарнов вы оставляете нас в покое? А теперь — и подавно, навсегда забудете о Хэннале. Почему?

Чудовище содрогнулось:

— Правила. Их нельзя нарушать, иначе Камень жизни жестоко накажет преступившего. Если же Камень будет уничтожен, все мы умрем.

Тело дракона снова пронзила судорога неконтролируемого страха. Ахнн-Дер-Хамп замолчал, не желая больше разговаривать. «Правила? — подумал Ренкр. — Что же, по крайней мере, теперь путь в долину закрыт для драконов навеки. Осталось только освободить Транда да оплатить личные долги».

Над их головами утробно громыхнуло, и дождь, долгожданный дождь, который сегодня утром напророчил мастер Вальрон, упал мокрой сетью, тяжело струясь по летящим в воздухе телам. Ренкр мгновенно вымок, холщовая рубаха и куртка прильнули к телу, отбирая последние крохи тепла. Где-то рядом в темноте недовольно блеснули большие глаза горгуля, а потом погасли, спрятавшись под навесом из ушей.

Тем временем Ахнн-Дер-Хамп приблизился к гигантскому пику, рассекавшему набрякшие свежим дождем тучи, и круто слетел к искореженному боку каменного исполина. Дракон, ведомый своим великолепным ночным зрением и желанием оттянуть неизбежное, нашел то, что искал.

В этом месте склон из пологого на добрые несколько сот метров становился отвесным, и здесь, как иголка, вошедшая в тело, торчал небольшой выступ. Казалось, попасть на площадку иначе как с воздуха невозможно. Соответственно, и покинуть ее тоже. А выше, прямо над выступом, чернело отверстие пещеры. Все это Ренкр увидел, когда дракон уже подлетел вплотную к площадке.

— Слазьте, — пробурчал тот, обращаясь к своим пассажирам. — Да поторапливайтесь, я не собираюсь из-за вас мокнуть.

Парень и горгуль, порядком удивленные, сошли на выступ. Ахнн-Дер-Хамп же взлетел и забрался в пещеру — там он некоторое время возился, устраиваясь поудобнее, после чего забылся неспокойным сном, часто вздрагивая и постанывая. Дракону снились кошмары.

Но Ренкр всего этого не знал. Он некоторое время стоял на краю выступа, приходя в себя от неожиданного поворота судьбы, а потом решил воспользоваться шансом и изучить место, где оказался. Изучить хотя бы для того, чтобы спрятаться от дождя, который, похоже, будет лить еще не один час. Ренкр взглянул на Транда, угрюмо сутулившегося рядом:

— Пошли, дружище. Посмотрим, где мы очутились и нельзя ли отсюда выбраться.

Они побрели, изредка спотыкаясь о камни и обходя валуны покрупнее. Здесь на самом деле нашелся навес, под которым можно было бы укрыться от дождя, — тонкий слой породы, торчавший, подобно самому выступу, из тела горы. По пути к навесу Ренкр усвоил две вещи: во-первых, площадка, на которой они оказались, очень мала (двадцать на десять шагов) и нужно вести себя предельно осторожно, чтобы случайно не свалиться вниз. И во-вторых: покинуть выступ, совершив чудеса скалолазанья, не удастся. Просто потому, что этот участок горы не приспособлен для ползанья по нему. Скорее уж для самоубийства.

Ренкр втиснулся под навес и сел, прислонившись спиной к телу горы и отрешенно глядя перед собой. Горгуль примостился рядом. Транд завернулся в свои огромные уши, прижался к парню и молчал, лишь мелко подрагивая от холода. Выл ветер, и храпел дракон, и дождь все падал и падал, и не было тому конца. Но не ветер (смешно, право слово!) и не дождь (рано или поздно угомонится) заботили сейчас молодого долинщика. Даже не дракон. Транд, вот в чем дело. С Ренкром-то все понятно, а вот что будет дальше с этим ушастым чудиком? О чем думало маленькое мохнатое создание, столь неожиданно и неправильно поступившее пару часов назад? И, о Создатель, зачем горгуль добровольно полетел с обреченным на смерть долинщиком?! Поневоле Ренкр взглянул на Транда — и на мгновение парню показалось, что горгуль из-под нависших ушей пристально за ним наблюдает. Но, разумеется, только показалось — просто задремавший Транд повернулся, и его большие глаза отразили свет луны, на миг вырвавшейся из плена грозовых туч.

А дождь все хлестал по корявому телу площадки, где-то сверху прокашлялся гром, и тельце горгуля испуганно прижалось к теплому боку парня. «Показалось». Ренкр мысленно выругал себя и попытался сосредоточиться на главном: необходимо было придумать что-нибудь, чтобы спасти Транда. Что? Как ни ломал он голову, ничего путного придумать не мог, и это все больше выводило его из себя. В раздражении он ударил кулаком по чуть пологому основанию выступа и мгновением позже напрягся, ожидая холодных брызг из расплескавшейся лужи. Брызг не было. Впрочем, и лужи тоже. И это при том, что дождь, не переставая, все опускался бесконечным леденящим занавесом с небес. «Валун». Парень внимательнее присмотрелся к огромному, достававшему ему до пояса, влажному камню, который был покрыт пушистым слоем зеленовато-синего лишайника. Этот обломок лежал прямо посередине площадки, перед хлипким навесом, где и прятались от непогоды Ренкр с Трандом. Молодой долинщик тихонько поднялся, стараясь не разбудить горгуля, и вышел под дождь. Все верно. Вода, попадавшая на выступ, устремлялась под валун и там исчезала! «Под лежачий камень…» Выходит, не такой уж он и лежачий.

Обхватив валун обеими руками, Ренкр потянул его, заранее приготовившись к тому, что сдвинуть камень с места будет нелегко. Но валун, к его удивлению, покладисто откатился в сторону, открывая черное отверстие колодца. За спиной Ренкра послышалось сладкое покряхтывание и длинный протяжный зевок. Потом хриплый голос хмыкнул и предупредил:

— Только не вздумай туда прыгать. Уши точно просквозит.

Транд не спеша подошел к долинщику, взял в кулачок темно-фиолетовую пуговицу Ренкровой куртки и резко дернул на себя. Пуговица ошеломленно всхлипнула и оторвалась вместе с небольшим клочком ткани.

— Хорошо умеешь пришивать, — буркнул горгуль, наклоняясь над отверстием.

Он швырнул туда свою добычу, затем развернул правое ухо и накрыл им дырку хода. Минуту спустя Ренкр услышал приглушенный стук, донесшийся из прикрытого горгулем колодца.

— Что я говорил! — Транд укоризненно покачал головой, словно Ренкр высказывал какие-либо сомнения. — Уши бы точно просквозило.

— Ты хочешь остаться здесь? — поинтересовался парень. — Отверстие хода небольшое, и по нему вполне можно спуститься, упираясь спиной и коленями в стенки.

«Правда, дальше ход может расширяться, но…»

Ниже ход на самом деле расширялся. Но мгновением раньше Ренкр — хвала Создателю! — нащупал ногой ступени, выбитые в каменной стене. Ошибись он хоть чуть-чуть — и полетел бы вниз, не найдя опоры. К счастью, этого не произошло, и Ренкр, с трудом удерживаясь на влажных скользких выступах (и мысленно «благодаря» за это дождь), продолжал спускаться. Транд, ранее высказывавшийся о подобном способе бегства довольно скептически, сейчас благоразумно молчал, изо всех сил вцепившись в куртку на животе парня. Уши горгуля, свернутые в две коричневые трубочки, были сложены у груди и тихонько дрожали, что ощущалось даже сквозь ткань куртки и рубахи.

Так они ползли довольно долго. Никаких горизонтальных ответвлений по пути не попадалось, никаких площадок или коридоров. В конце концов Ренкр понял, что если в ближайшее же время не отдохнет, то попросту соскользнет со ступенек. А пожертвованная пуговица свидетельствовала, что падение в этом случае будет не слишком быстрым, но достаточно ощутимым. И смертельно опасным.

Вдруг Ренкр замер. Где-то совсем рядом чувствовался легкий сквознячок: судя по всему, очень близко, слева и справа на уровне груди находились тоннели. Транд тоже уловил это перемещение воздуха — он осторожно разжал один кулачок и принялся исследовать стену хода. И на самом деле обнаружил два тоннеля. Горгуль на минутку задумался, потом предложил Ренкру проникнуть в левый. Уверенный, что особых отличий между обоими ходами нету, юноша согласился. Тогда Транд робко отпустил Ренкрову куртку и, в очередной раз наступив на его многострадальный живот, оттолкнулся и впрыгнул в коридор. Ренкр крякнул, совсем не уверенный в необходимости подобного прыжка, после чего подтянулся на руках и буквально вполз в отверстие горизонтального хода. Тяжелый меч наставника качнулся, ударяя ниже пояса и напоминая таким образом о дедовом благословении.

Оказавшись в тоннеле, Ренкр на некоторое время «выпал». Он уже лежал на твердой поверхности, но казалось — сорвался и летит в бездну. И там, внизу, поджидает нечто… нечто…

Ренкр так и не смог понять, сколько времени он провалялся на холодном склизком полу спасительного коридора — секунду или вечность? Озабоченно тряс его за плечо Транд, капала вода, болело тело. В конце концов пришлось все-таки встать и пойти вперед.

Коридор постепенно поднимался по спирали вверх — по крайней мере, именно такое ощущение создавалось при ходьбе. А видеть Ренкр почти ничего не видел, так темно здесь было; пришлось положиться на ночное зрение горгуля. Ведомый Трандом, Ренкр брел невесть куда и зачем, теша себя мыслью, что во всяком случае спасся от дракона. Но после очередного витка в нос ударил густой терпкий запах, заполнявший весь коридор, сверху донизу; и Ренкр мгновенно понял, что это. Это был запах дракона.

Коридор здесь делал один из своих обычных витков — полутемный изгиб влажно сворачивал вправо. Ренкр остановился, прижавшись вспотевшим лбом к стене и безуспешно пытаясь решить, что же делать дальше. Возвращаться назад? Он непроизвольно вздрогнул от одной мысли об этом. Молодой долинщик прекрасно понимал, что ни за что в жизни не сможет заставить себя вновь карабкаться по мокрым дряхлым ступеням с едва ощутимым скосом наружу, из-за которого руки у тебя постепенно начинают соскальзывать. Нет, только не ступени! Но идти навстречу дракону… Разумеется, если бы Ренкр был один, он сделал бы это не задумываясь, но рядом выжидающе поблескивал малиновыми глазами Транд. Ну и?.. Присев на корточки перед неправильным горгулем, Ренкр прошептал:

— Теперь я попрошу тебя об одном одолжении. Транд, дальше я пойду один, а ты должен будешь остаться здесь и подождать меня… немного. До следующего утра, а затем я вернусь и заберу тебя с собой. Если же я вдруг не успею, то тебе придется идти дальше одному — но сделай это не раньше завтрашнего утра! Хорошо?

Горгуль степенно кивнул головой и попросил:

— Только ты там без меня не бросайся сломя голову в разные странные колодцы — уши простудишь.

— Не буду, — пообещал Ренкр, с удивлением замечая, что говорить стало трудно из-за влажного комка, вставшего поперек горла.

«Не хватало только расплакаться, как девчонке…» — Он оборвал эту мысль, пытаясь, стереть неожиданно всплывшую в памяти картину: высокая девушка с короткими светлыми волосами, завивающимися на концах, с большими светло-синими глазами, в которых стоят слезы; девушка на Площади, девушка, которая… Ренкр порывисто встал, поправляя съехавшие за спину ножны, крепко сжал на прощание теплую ладошку Транда и зашагал дальше по коридору. Испуганное эхо шарахнулось во все стороны, истерически ударяясь о каменные стены. Парень решил, что предупреждать о своем приближении он не будет, и замедлил шаг, стараясь шуметь как можно меньше.

Чем дальше он шел, тем ощутимее становился присущий дракону запах: сильный и терпкий — такой доносится из хлева, который нерадивые хозяева не чистили несколько ткарнов подряд. Этот «аромат» просто физически давил на тело; он, казалось, висит в воздухе белесыми прядями древней седой паутины, налипает тягучими волокнами на лицо, руки, волосы, влажными нитями оседает на шее и одежде. Запах мешал сосредоточиться на нужных мыслях, и Ренкр покрепче сжал рукоять меча, надеясь хоть немного отвлечься от окружающего.

А потом он вошел в пещеру — огромную, с высоким потолком, складчатыми стенами и множеством сталактитов у краев, — вошел и мгновенно забыл про все обонятельные проблемы.

В пещере спал дракон. Чудовище занимало ее большую часть, развалившись у входа, подогнув под себя лапы, расслабленно раскинув крылья и положив голову на правое плечо. Рассветное солнце (Создатель, неужели прошла всего одна ночь?) осторожными щупальцами касалось массивных роговых век дракона, которые до сих пор оставались закрытыми. Всю ночь он мучился кошмарами и только к утру забылся спокойным сном. Ахнн-Дер-Хамп громко сопел, так, что перепонка крыла дрожала в такт дыханию, и вздыхал. Видимо, ему снилось что-то хорошее, и дракон, не собирался пробуждаться, напрочь игнорируя солнечные лучи.

Вот она, возможность! Ренкру выпал случай спасти не только жизнь Транда, но и свою, к которой за последнее время он, признаться, несколько изменил отношение. Самым разумным в этой ситуации было бы воспользоваться /беззащитностью Ахнн-Дер-Хампа и убить спящего/ моментом и срубить драконью голову, пока тот не проснулся. Ренкр медленно вытащил из ножен меч наставника и приблизился к чудовищу. Потом занес клинок /и кровь брызнула на парня. Так же она брызгала на булыжник Площади, не раз и не два, а потом дракон…/ /…а потом Ренкр расправлял тонкие кожистые крылья и взвивался в небо, ревя от восторга и падая на поверженного противника…/ и постучал кончиком металлической полоски по морде дракона.

Веки приподнялись. Какое-то мгновение затуманенные сном глаза Ахнн-Дер-Хампа с удивлением и непониманием смотрели на Ренкра, потом во взгляде дракона мелькнула лихорадочная догадка и он отпрянул прочь от долинщика. Голова на длинной шее взвилась под самый потолок пещеры, оглушительный рев спугнул спрятавшихся на день ночных бабочек и крылаток. Чудовище ринулось к выходу, и Ренкр с досадой понял, что не успеет.

В это время позади, в коридоре, по которому он пришел сюда, раздалось торопливое топанье коротких ножек. Транд!

Ренкр размахнулся и изо всех сил ударил мечом по правому крылу дракона, в том месте, где соединялись несколько костей. Сустав переломился, и крыло обвисло, разбрызгивая во все стороны изумрудную кровь. Но Ахнн-Дер-Хамп уже не мог остановить прыжок, он стремился вон из пещеры, и Ренкр в последний момент, за миг до того, как дракон выпал из отверстия наружу, ухватился за шипы на спине чудовища и вскочил на него, чтобы отрубить шею. Оба поняли, что произошло, уже тогда, когда оказались в воздухе.

Где-то сзади послышались странные звуки, но бешеный рев дракона и свист ветра все заглушили. Теперь оставались только небо и земля, попеременно взмывающие и опадающие: небо — земля — небо — земля — небо…

Меч Ренкр отбросил, как только оказался в воздухе, а теперь еще и ножны оторвались и упали вниз — или вверх? Как быть дальше? Вдруг кто-то притронулся к его напряженному локтю, послышался далекий хриплый голос:

— Разожми руки!

Ренкр обернулся. Вцепившись в куртку мохнатыми коричневыми кулачками, Транд кричал, стараясь преодолеть шум яростного ветра:

— Разожми руки!!!

— Транд, не сходи с ума, мы же упадем!

— Мы и так падаем, болван! РАЗОЖМИ!..

— Но…

— РАЗОЖМИ РУКИ!!!

Никто, даже Панл в минуты самого сильного гнева, не кричал на Ренкра таким повелительным и неистовым голосом. Неудивительно, что пальцы сами собой отпустили изогнутые шипы, и Ренкр успел только подумать: «Ну вот, хоть полетаю напоследок».

Они отделились от дракона и, казалось, замерли в воздухе, в то время как Ахнн-Дер-Хамп продолжал булыжником низвергаться вниз — прямо на острые камни текущей под ними горной реки. Наверное, той самой, которую Ренкр видел прошлой ночью… Он обернулся к горгулю, чтобы спросить…

/Создатель, этого не может быть!!!/ /Конечно же, неправильный горгуль. И…/ /УШИ/ Транд висел над ним, крепко удерживая парня за плотную материю куртки. Оба уха были широко раскрыты и напряжены, они медленно, ритмично помахивали в воздухе, как крылья. Несколько мгновений долинщик и горгуль /неправильный горгуль/ висели в ярко-голубом утреннем небе, а потом Транд сложил уши и спикировал вниз. Ренкр чувствовал, как дрожит от чрезмерных усилий маленькое тельце спасителя, и мысленно умолял: «Дотяни. Еще немножко, Транд, еще немножко!»

В метре над землей горгуль не выдержал. Уши обвисли двумя мохнатыми тряпками, и Ренкр с Трандом рухнули в студеные воды реки.

Это произошло так неожиданно, что долинщик судорожно раскрыл рот и едва не захлебнулся. Потом все-таки успел вынырнуть, отфыркиваясь и пытаясь понять, где же Транд. Горгуль тем временем всплыл чуть ниже по течению, выбрался на берег и теперь шел в сторону огромного корявого валуна, лежавшего посередине реки. Ренкр присмотрелся внимательнее и понял, что принял за валун тело дракона. Поднявшись на ноги, он побрел по дну, омываемый достававшей ему до пояса водой.

Ахнн-Дер-Хамп выглядел ужасно. Его ребра и задние лапы оказались перебиты, позвоночник был переломан в тазовой области, а левое крыло бессильно свисало, подмятое под тело. Тем не менее дракон все еще был жив. Краем глаза он заметил Ренкра и повернул голову в его сторону, абсолютно игнорируя Транда. И начал говорить. Было видно, что каждое слово, сказанное им и сопровождаемое вытекающими из уголка пасти сгустками изумрудной крови, отбирало у Ахнн-Дер-Хампа последние крохи жизни. Но дракон все равно говорил.

— Ты таки жив, — прохрипел он, — ты таки жив, а значит, правда, что от судьбы не уйти. И не важно, называть ли ее судьбой, или предназначением, или роком, — все равно не уйти! Что же, так тому и быть. Я не в обиде. Пусть Создатель проявит милосердие и ты не увидишь гибели своего народа, как я не увижу гибели своего. В конце концов, все мы — лишь забавные игрушки в чьих-то руках! И как знать, может, ты еще пожалеешь о том, что выжил сегодня. Как знать… Но это — тоже судьба. Помни, воин, — судьба!..

— Голова дракона рухнула в воды реки.

— Я не забуду, — тихо произнес Ренкр.

Он знал, что Ахнн-Дер-Хамп умер, так что обещание это было обещанием самому себе — ну и что с того? Данное слово остается словом, как ни крути…

Транд, казалось, не слышал и не видел разговора своего долговязого приятеля с драконом. Усевшись на поросшем шелковистой травой берегу реки, горгуль принялся выжимать уши — тоненькие ручейки шумно лились на землю, стекая в стремительный горный поток. Ренкр тем временем выбрался из воды и скинул намокшую, изодранную одежду — не хватает только заболеть! Разложив куртку и штаны рядом, на берегу, он и сам растянулся на траве, порядком утомленный событиями прошедшей ночи. Неподалеку развернул уши, подставляя их лучам, неправильный горгуль. Оба молчали, отдыхали.

Утреннее солнышко вскоре нагрело облюбованный друзьями пятачок земли, а вместе с ним — и их продрогшие тела. Как-то сами собой закрылись глаза, и Ренкр уснул — легко и спокойно, ничего не опасаясь и никого не боясь.

К нему пришли сны. Сначала где-то в дальнем конце коридора, коридора с выгнутыми стенами из светящегося камня, где-то там, на узкой грани видения, возникла тень. Эта тень плыла к Ренкру, приближаясь быстро и неотвратимо, как Судьба, как злой Рок. Чем ближе она подходила, тем отчетливее парень осознавал, что встреча с ней не сулит ему ничего хорошего. Ренкр попытался бежать и с ужасом понял, что не может двинуться с места. Тогда он выхватил меч наставника (совсем не удивляясь тому, что клинок, оброненный при падении, снова с ним) и попытался занять оборонительную стойку, но скрежещущий шепот в его сознании ликующе провозгласил: «Нет! На этом лезвии — кровь драконов, а значит, клинок нечист. И тебе никогда не свершить…»

Внезапно голос оборвался на середине фразы — Ренкр так и не смог понять, о каких свершениях шла речь. Вместо коридора со зловещим силуэтом появилось лицо Транда — такое грустное, что парень искренне испугался за горгуля:

— К чему печалиться, если все закончилось хорошо?

— «Хорошо»? — переспросил Транд, и уши его, еще немного влажноватые, скорбно свернулись в трубочки. — «Закончилось»? — Горгуль отрицательно покачал головой и заглянул Ренкру в самые глаза: — Все только начинается — для тебя, по крайней мере. Но прости, мальчик, я не могу быть рядом с тобой на твоем пути. Моя цель — в другом, и я должен сейчас уйти. Когда ты проснешься, я буду уже далеко. Не пытайся искать меня — все равно не найдешь. Лучше иди по своей дороге и помни: мы еще встретимся. Я знаю это точно, ведь я неправильный горгуль, даже более неправильный, чем ты себе представлял до сих пор. Не отчаивайся. Помни и о том, что, когда падаешь, лучше раскрыть крылья, нежели продолжать цепляться за камень. До встречи. Будь осторожен, не простуди свои уши.

Лицо Транда вдруг исчезло. Ренкр невероятным усилием воли заставил себя осознать, что это не сон, — и проснуться.

Был полдень. Одежда долинщика давным-давно просохла; сам он был заботливо уложен на мягкую подушку из сорванных стеблей травы. Рядом блестела на солнце рукоять меча в ножнах, неизвестно каким образом здесь очутившегося. Туша дракона, нагретая все тем же солнцем, испускала запах, который портил воздух и побуждал немедленно покинуть берег реки. Транда нигде не было видно. Впрочем, ничего другого Ренкр и не ожидал. В первые же минуты после пробуждения он понял: привидевшийся сон — не совсем и сон. Каким-то образом горгуль ухитрился попрощаться с Ренкром, не разбудив его при этом и избавившись таким образом от множества нежелательных вопросов. «И как ему только удалось?» Ответа Ренкр не знал. Единственное, в чем он не сомневался, были необычайные способности неправильного горгуля. Сколько фокусов и приемов в запасе у маленького существа, неприметно жившего в Доме Молодых Героев? Зачем он полетел с Ренкром? Что делал в долине? Куда отправился теперь? И что, о Создатель, знал Транд о дальнейшем пути Ренкра?

Юноша заставил себя оборвать поток нахлынувших вопросов и подумать о более насущном. Что же делать дальше ему, затерянному в самом сердце страны извечных врагов долинщиков? Разумеется, выбираться отсюда. Но куда? Возвращаться обратно Ренкр не хотел, потому что /там, на Площади, все еще рвалась к умирающему Роулу, к своему мужу, девушка с короткими светлыми волосами, завивающимися на концах/ делать ему там было нечего. Тогда что же? Из рассказов Транда он был немного знаком с миром, но не настолько, чтобы решить, куда же отправляться /и зачем/ и как туда дойти.

Размышляя над этой проблемой, Ренкр оделся и осмотрел свой нехитрый скарб: штаны, куртка, таццы да меч в ножнах. А есть-то как хочется! Даже запах разлагающегося мяса не мог заглушить притязаний желудка. Ренкр привесил кое-как ножны к поясу, связав разорванные в полете ремешки, и решил подняться выше по течению, чтобы хотя бы воды попить. Голод это, конечно, не уймет, но…

Когда он уже набрал в горсти прохладной, прозрачной, как весеннее небо, жидкости, спиной, затылком, шеей — всем своим существом — вдруг почувствовал: за ним следят. Ренкр не торопясь выпил воду, после зачерпнул еще одну горсть, выпил и ее, и лишь потом, медленно, не суетясь, обернулся, чтобы посмотреть на тех, кто все это время находился у него за спиной.

Там, пристально глядя на него и держа ладони на рукоятях мечей, стояли горяне.

Их было пятеро — расслабленно-настороженных, уверенных в себе, хищных. Они отлично знали, кто хозяин в этих угрюмых краях, и не ожидали от случайной добычи никакого сопротивления. И Ренкр с горечью в душе вынужден был признать: они абсолютно правы.

Ибо у него, голодного и уставшего, не имелось никаких шансов на победу в схватке с ними. Хватило одного взгляда на холодную вязь кольчуг под плотными куртками, с нашитыми сверху странными чешуйками; на спокойные лица и крепкие тела, чтобы понять это раз и навсегда: ни единого шанса.

Главным у них был, вероятно, тот, что стоял слева, немного — на неуловимое расстояние — ближе к Ренкру, чем остальные. Седой, но не слишком старый, чтобы драться на мечах без устали пару часов подряд; вооруженный обоюдоострой секирой, лежавшей в заплечном футляре, и мечом в ножнах на правом боку? — видимо, левша. Те трое, что стояли в центре, были мужчинами средних лет, хоть и не такими матерыми, как седой, но тоже — сразу видно — бойцами бывалыми, крепкими: таких с первого удара на колени не поставишь и голов с таких запросто не снимешь. У этих — из-за плеч выглядывали самострелы, у пояса — по мечу, а в голенищах высоких кожаных сапог мерцали рукоятями кинжалы. Пятый, тот, что стоял справа, был ткарна на два старше Ренкра, по глазам видно: парень чуть что — зажжется, ровно трава в Сушень. За плечами у молодца — лук да колчан со стрелами, а на поясе — меч в ножнах, но не обычный, а кривой, изогнутый, как новый месяц.

Вожак горян мягко шагнул к Ренкру и вымолвил властным грубым голосом:

— Кто ты таков?

Долинщик посмотрел на остальных — они стояли, не двигаясь с места. Видимо, считали: главарь сам способен разобраться с жалким мальчишкой, волею судеб оказавшимся в их власти. Что же, скоро они смогут убедиться, что старый Панл не зря согнал с Ренкра на тренировках сто потов! Долинщик прищурил глаза, сложил руки на груди и произнес, отчетливо и громко:

— С чего ты взял, что волен мне приказывать?

Вожак усмехнулся — еле заметно, одним уголком напряженно сжатого рта. Его седая борода погасила улыбку и немного встопорщилась, так что горянину пришлось пригладить ее правой рукой.

— Эти земли принадлежат моему народу, — заявил главарь, глядя парню прямо в глаза, — и поэтому я волен узнать, кто ты и с какими целями сюда явился. В противном случае я буду вынужден вышвырнуть тебя за пределы наших владений. Итак, что ты выбираешь?

И он демонстративно сложил мощные жилистые руки на широкой груди, мол, готов ожидать ответа и получу его во что бы то ни стало. Ренкр пожал плечами:

— Кто я и с какими целями попал сюда? Зовут меня Ренкр, а попал я сюда безо всяких целей — просто дракон… — Долинщик запнулся, представив, как будет выглядеть его история в глазах этих суровых и жестоких людей /"Мальчишка, победивший дракона». «Мальчишка, вызвавшийся улететь». «Ложь"/, и замолчал.

Вожак серьезно кивнул и посмотрел куда-то за спину Ренкра.

— И что же дракон? — напомнил он парню. — Впрочем, можешь не рассказывать, если не хочешь. Лучше скажи-ка, что ты намерен делать дальше.

Дальше? Но Ренкр сам не знал, что ему делать дальше и куда идти. Может быть, если бы горяне явились чуть позже, он бы успел принять решение, а так…

— Я собираюсь покинуть вашу страну и уйти за ее пределы как можно скорее.

— Да? — иронически приподнял густую бровь вожак. — Тогда позволю себе поинтересоваться — как, парень, ты намерен это сделать? Дракон-то твой, кажется, уже не способен, унести тебя отсюда.

Ренкр мысленно вздрогнул: «И слава Создателю!»

— Неужели похоже, что я не в состоянии ходить самостоятельно и исключительно летаю на драконах? — язвительно поинтересовался он.

Горянин усмехнулся:

— Нет, конечно нет! Просто покинуть нашу страну (как ты должен был бы знать) можно либо по воздуху, либо по горным перевалам, а глядя на тебя, не скажешь, что ты способен подняться в горы даже на небольшую высоту.

— Это еще почему?

— Посмотри на себя! С такой одеждой ты замерзнешь там в первую же ночь

— если доживешь до ночи.

Остальные горяне серьезно закивали головами, соглашаясь с вожаком. Ренкр спросил растерянно:

— А что же мне делать? — И сам испугался того, как беззащитно прозвучал его голос.

— Делать? — задумчиво переспросил пожилой горянин и снова погладил бороду. — Единственное, что я могу тебе предложить: отправиться с нами в наше селение. Но если ты согласишься на это, то вынужден будешь остаться там навсегда.

— А не дадите ли вы мне одежду и снаряжение, чтобы я мог уйти отсюда по горным перевалам?

Заметив отрицательное покачивание голов, Ренкр поспешно добавил:

— Конечно, я все отработаю и лишь потом уйду.

— Парень, ты еще многого, очень многого не знаешь, а потому просто поверь мне на слово: тебе не удастся сделать это, по разным причинам. Лучше отправляйся-ка в свою долину.

— Нет, — решительно вымолвил Ренкр. — Туда я не вернусь.

Горянин пожал плечами:

— Как знаешь, парень. Ну «что же, удачи тебе, коли так. Надеюсь, ты проживешь достаточно долго и увидишь достаточно много, чтобы понять свою ошибку и успеть вернуться в долину. Мне будет искренне жаль, если ты погибнешь. Думаю, ты голоден, так что мы оставим тебе что-нибудь поесть, но не слишком много, нам еще предстоит долгий путь назад. — Он обернулся к соотечественникам и приказал: — Мнмэрд, принеси мой дорожный мешок.

Самый молодой из горян, юноша с изогнутым мечом на поясе, кивнул и отошел к груде камней, лежавших неподалеку. Остальные тоже направились туда, доставая из-за камней дорожные мешки. «Они сложили их там на случай драки со мной», — подумал Ренкр — и лишь теперь перепугался по-настоящему, до дрожи в коленках.

Тем временем Мнмэрд уже подошел, держа в руке увесистый мешок вожака. Тот кивком поблагодарил юношу и расшнуровал горловину, извлекая на свет несколько полосок вяленого мяса, ломоть подсохшей желтоватой лепешки и флягу, в которой что-то громко бултыхалось. Все это горянин отдал Ренкру, после чего завязал мешок и, уже забрасывая его на плечо, сказал:

— Будь поосторожнее. И не дай тебе Создатель повстречать льдистых змей!

С этими словами седой отправился к остальным мужчинам, и они ушли — маленький сплоченный отрядец, возвращающийся домой, к теплым постелям и любимым людям. Ренкр с тоской посмотрел им вслед, взглянул на подарки, зажатые в руке, и решил, что самое время перекусить…

Когда Ренкр оказался в очередном тупике, солнце уже устало клонилось к могучим плечам гор. Взглянув на небо, надетое на острые макушки торчавших со всех сторон пиков, он понял, что вожак горян таки не лгал. Все тропинки, всякая неприглядная дорога либо начинали карабкаться вверх, либо заканчивались тупиком. Пища, оставленная горянами, давным-давно закончилась, и только фляга, наполненная в горной реке, тяжело оттягивала ремень. Меч с другой стороны немного уравновешивал это, но оружие приходилось постоянно придерживать, чтобы клинок на каждом шаге не бил по ногам. За прошедшее время Ренкр подробно исследовал каменный лабиринт, и теперь уверенно развернулся, направляясь к запримеченной ранее тропке. Если все дороги ведут вверх, то он пойдет вверх.

Юноша взобрался на высокий плоский валун и в последний раз взглянул на горную речку. Туша дракона под напором воды немного съехала вниз по течению. Еще немного — и она окажется в небольшом озере, которое Ренкр обнаружил во время сегодняшних блужданий. Вода низвергалась в это озеро с огромной высоты, оно же, окруженное со всех сторон крутыми откосами, казалось волшебным зеркалом, оброненным здесь когда-то древним магом. Впрочем, сейчас было не время размышлять о красотах местной природы — темнело, и Ренкр хотел как можно выше подняться в горы, опасаясь каких-нибудь хищных тварей. «Или о чем в таком случае говорил седой горянин?»

Юноша спрыгнул с валуна и зашагал по узкой корявой тропинке. Если честно, выбрал он ее отнюдь не случайно. Ренкр обратил внимание, что именно в эту сторону пошли горяне, и надеялся… На что? Молодой долинщик и сам бы не смог ответить на этот вопрос, задай он его себе…

Так он шел некоторое время, думая невеселую думу о будущем: где спать, чем жить. Разом переменилось все вокруг, и не понять теперь, куда дальше, да и надо ли — дальше… А потом Ренкр вдруг услышал, как осыпаются мелкие камешки, почувствовал неуловимо быстрое движение — тень движения — и отпрыгнул в сторону. Рядом свистнуло, и парень даже не заметил, как меч оказался в его правой руке. Кто бы ни нападал, застать Ренкра врасплох ему не удалось, а это значительно снижало преимущество противника.

Тропинка здесь сильно расширялась, один ее край обрывался над глубокой пропастью, а другой вплотную прижимался к шершавому боку горы. После своего прыжка Ренкр оказался у самой пропасти, в то время как противник, плохо различимый в сером вечернем полумраке, находился где-то у груды разновеликих валунов, что валялись у каменной стены. В течение нескольких минут долинщик вообще не мог никого там различить и понял свою ошибку, лишь когда обратил внимание на толстое продолговатое тело, неуловимо менявшееся в цвете. Конечно! — он-то искал взглядом человека, а то, что напало на него, никак нельзя было назвать таковым.

Больше всего это существо напоминало тех углотов, которых Ренкр иногда, будучи мальчишкой, ради забавы ловил в щетинистой траве долины. Но, в отличие от тех небольших и, в сущности, безобидных рептилий, эта змея была метров десять в длину и, похоже, представляла серьезную опасность для его жизни. Ее тело, толщиной со ствол молодого дубка того возраста, когда он уже не гнется под порывами жестоких северных ветров, покрывали мелкие, заостренные на концах чешуйки. Благодаря мини-остриям, змее, видимо, и удавалось удерживаться на обледеневших участках отвесных скал. Ее меняющаяся окраска позволяла подпустить к себе жертву на достаточно близкое расстояние, а быстрые движения не давали приговоренному никаких шансов на спасение. Почти никаких.

Избежать схватки было невозможно. Ренкр встал в третью позицию; тело само вспоминало долгие и тяжелые уроки, преподанные наставником. Впрочем, положа руку на сердце, это вряд ли могло помочь. Дед учил сражаться с людьми и драконами, а льдистая змея не была ни тем ни другим. Так что…

Задумавшись, Ренкр отвлекся и пропустил удар. Змея била хвостом, как плетью, и била сильно, скупым движением, видимо раздраженная странным поведением добычи. Чешуйчатый конец взмыл в воздух и наотмашь хлестнул по парню. А он пропустил удар, не заметил его. Вернее, сознанием не заметил, а руки привычно развернули клинок — лезвие встретило хвост. И напрочь снесло его, еще раз доказывая, что не зря гордился дед своим клинком, ох, не зря.

Впрочем, ликовать было рано. И мнить себя великим победителем змей — тоже. Потому что одновременно с хвостом (ну, может, на пару мгновений позже) голова змеи метнулась к Ренкру, разевая в полете пасть и демонстрируя великолепный набор зубов. Парень даже успел рассмотреть два длинных кинжаловидных и частокол коротких между ними, да по обе стороны каждой челюсти. Поставить защиту он уже не успевал, и оставалось Ренкру только одно. Что он и сделал.

Долинщик упал на тропку. Змея не могла изменить направление движения, и голова твари скользнула над упавшим юношей. А тот покрепче ухватил рукоять меча и ударил острием вверх, прямо в нижнюю челюсть. Клинок рассек жилистую плоть и вошел в тело. В то же мгновение змея, двигаясь по инерции, вырвала меч из рук парня. И тотчас отдернула голову обратно, начала ею трясти, пытаясь выдрать меч из челюсти.

Ренкр медленно поднялся и, глядя на животное, понял, что обречен. Теперь он был безоружен, а змея, хотя ей вроде бы полагалось издохнуть, делать этого не собиралась. Наоборот, она оставила безуспешные попытки избавиться от источника боли и теперь следила за своим обидчиком большими немигающими глазами, изредка высовывая растроенный язык. Ее тело зашевелилось, свиваясь в тугую пружину и кровоточа обрубком хвоста. Ренкр отрешенно подметил, что кровь у змеи светло-голубая.

Тварь попыталась зашипеть, но звук, родившийся в теле, умер во рту — видимо, помешала рана. И тогда раздался свист. Это чья-то стрела рассекла бодрящий сумеречный воздух и впилась в левый глаз змеи. Ренкр полуобернулся и присел, догадываясь, что следующей мишенью станет он сам. Откуда в горах взяться существу, симпатизирующему долинщику? — вот и ожидай худшего.

Но, слава Создателю, опасения не оправдались. С верхнего участка тропы продолжали сыпаться стрелы, но Ренкр уже заприметил неожиданных спасителей

— ими были давешние горяне. Впереди стоял седой вожак, посылая в рептилию стрелу за стрелой. Рядом присели на одно колено остальные чужаки, спасавшие долинщика от верной смерти. Целились они тщательно, тетивы спускали, только чтобы наверняка попасть. И очень скоро змея стала напоминать гигантскую еловую ветку. Тогда Мнмэрд обменялся взглядом с главарем, обнажил меч (горяне перестали стрелять) и в несколько прыжков оказался рядом с рептилией. Увернувшись от вялого броска, юноша одним ударом отрубил ей голову. Тварь судорожно дернулась, отшвыривая своего убийцу назад, к горянам. Те помогли Мнмэрду подняться, и все они молча стояли, ожидая, пока змея издохнет.

Когда тварь перестала биться в конвульсиях, седой главарь облегченно смахнул выступивший на лбу пот и, закинув за плечо лук, стал деловито осматривать тушу. Он перевернул змеиную голову, извлек из нижней челюсти меч и бросил рукоятью вперед Ренкру. Тот подобрал клинок, вытер его о куртку и вложил в ножны, подходя ближе к нечаянным спасителям. Вожак тем временем перестал вертеть тушу и принялся широким охотничьим ножом свежевать рептилию. Ренкр оглядел чужаков и просто сказал:

— Спасибо.

Седой горянин, не оборачиваясь, хмыкнул:

— Пожалуйста. Надеюсь, теперь ты уверился в том, что единственный путь для тебя — это путь домой?

— Нет. — Ренкр отрицательно покачал головой. — Я на самом деле не могу вернуться, так что пойду дальше вверх. Если позволите — то вместе с вами до тех пор, пока наши дороги не разойдутся.

Вожак оторвал взгляд от полуосвежеванной туши:

— Ты что, изгнанник?

Не желая вдаваться в подробности, парень кивнул:

— Да, можно и так сказать.

— Тем хуже. — Горянин пожал плечами. — Коли хочешь — иди с нами, но у первого же Перехода ты останешься один. Если, конечно, не считать льдистых змей. Думаю, ты уже понял, что они — компания неподходящая. — Вожак обернулся к Мнмэрду и скомандовал: — Помоги снять с нее шкуру. Сходи за факелом, посвети. Кажется, несильно подпорчена, из нее все-таки выйдет чеш.

Молодой горянин охотно поспешил вверх по тропе и вскоре прибежал с факелом в руке. Встал рядом с седым, так, чтобы тому было и светло, и удобно.

— А что такое чеш? — поинтересовался Ренкр.

Вожак охотно объяснил, ни на миг не отрываясь от работы:

— Здесь, в горах, жизнь сложнее, чем в долине. И для того, чтобы было удобнее передвигаться по скользким тропам, мы шьем из шкур льдистых змей специальную одежду — чеши. Если ты обратил внимание, все мы одеты в них.

И в самом деле; одежда горян: куртки, штаны, некоторое подобие долинских таццов, — была сшита из кожи змеи, покрытой сверху маленькими острыми чешуйками. Скользить в такой одежде невозможно — чешуйки непременно зацепились бы за лед и затормозили скольжение. Как и на живой змее, чешуйки на чеше меняли свой цвет в зависимости от окружающих оттенков.

— Кстати, — добавил вожак, пряча нож и сворачивая с помощью Мнмэрда кровоточащую и дурно пахнущую шкуру, — меня зовут Одмассэн.

К тому времени три остальных горянина уже ушли куда-то вверх по тропинке, оставив у туши только своего предводителя, Мнмэрда да Ренкра, так что знакомство с другими спасителями откладывалось на потом. Когда все необходимое со шкурой змеи было проделано, Одмассэн поднял вымазанный в вязкой голубоватой жидкости рулон и предложил долинщику:

— Что же, парень, если хочешь, пойдем к нашему костру. — И стал подниматься вслед за ушедшими, абсолютно не интересуясь, пойдет ли Ренкр за ним или же останется у туши. А может, абсолютно уверенный в том, что ему больше некуда деться?..

Впрочем, поскольку это на самом деле было так, долинщик в последний раз взглянул на место сражения и последовал за Одмассэном и Мнмэрдом.

Оказалось, свой лагерь горяне разбили неподалеку. Видимо, именно это и спасло Ренкру жизнь — звуки сражения долетели сюда и привлекли внимание воинов. Весь привал состоял из широкобокой палатки да небольшого костерка, разведенного в глубокой яме естественного происхождения. У огня уже сидели два горянина, насаживавшие на вертел добычу — недавно пойманное аппетитного вида насекомое. Еще один готовил стойки для вертела, устанавливая их у костра. Одмассэн положил добычу рядом с палаткой, но все-таки достаточно далеко, чтобы запах не досаждал людям. Потом он вошел внутрь и вскоре вернулся, направляясь к Ренкру с какой-то фляжкой в руках. На ходу вожак развинтил ее и протянул парню:

— Хлебни-ка этого.

Ренкр автоматически взял в руки массивную, обшитую мягкой шкурой фляжку и сделал глоток. Жидкость оказалась горькой и сладкой одновременно. Она лавиной обрушилась в организм, и Ренкр буквально почувствовал, как напиток странствует по телу. Потом жидкость прибыла в место назначения, желудок содрогнулся от неожиданности и попытался отторгнуть необычный продукт. Поздно. Жидкость уже проникла в организм, и сонливость мягким влажным покрывалом опустилась на долинщика. Он стал медленно оседать прямо на тропу и, чувствуя, как заботливые руки Одмассэна подхватывают его, успел только удивленно подумать: «Неужели отравили?»

Бездна ворвалась в него и воцарилась, хохоча на все голоса.

Нет разницы в том, где живет человек:

в зеленой долине иль в снежных горах.

Он чувствует равно любовь, зло и страх, он слышит подобно дыхание рек.

И он одинаково любит детей и неотличим, когда лечит родных, он равно хохочет от шуток смешных и равно скорбит от обид и потерь.

И помнить, и помнить бы надобно всем, что так же похожа пролитая кровь, не важно — от ревности иль за любовь, того ль, кому — сто, иль того, кому — семь.

И видевший слезы, он вам подтвердит, что нету различий меж ними совсем.

…И так же венчает могилу гранит, и так же труп — труп, и боль — болью звенит везде.

Не забыть бы об этом нам всем!

 

3

Было жарко. Очень жарко. Ренкр даже удивился: с чего бы это мать вдруг стала расходовать дрова? До зимы еще далеко; денег у них, конечно, хватает, но все равно — такая расточительность ничем не оправданна. Потом он решил, что, наверное, заснул в Комнате Легенд, — и испугался. А испугавшись, открыл глаза. Ренкр не был ни дома, ни в Комнате Легенд, хотя, Создатель, лучше бы оказаться там, чем… Чем где? Этого он не знал. Ему вспомнилось все, что произошло с ним, каждая мелочь вплоть до горько-сладкого питья, так неосторожно им попробованного. «Что же было дальше-то?!» А судя по низкому каменному потолку, нависшему над головой, по толстой теплой шкуре, укрывавшей Ренкра с головы до пят, по еще одной шкуре, занавешивавшей вход в пещеру, дальше точно что-то было. В любом случае, лежа в кровати, многого не навыясняешь. Ренкр отвернул край шкуры в сторону и сел на каменном ложе, устланном мягкой (но не слишком) тканью.

Пещера была небольшой: десять на десять шагов. В ней, кроме кровати и, разумеется, самого Ренкра, находился кривоватый треногий табурет, сработанный из гладких деревянных досок. На досках едва прорисовывались какие-то полустершиеся узоры, из чего Ренкр заключил, что табурет — достаточно древнее изделие. Кроме этой, не слишком шикарной мебели да отчаянно чадящего очага, здесь не было ничего, заслуживающего внимания. Правда, на табурете… Долинщик присмотрелся и ахнул. Там лежали ножны, его ножны, а из них бодро выглядывала рукоять меча. Хорошенькое «ничего, заслуживающего внимания»! Он одним движением оказался около древнего табурета и до боли, до побелевших костяшек сжал обтянутую кожей рукоять. Создатель, как же это приятно: почувствовать в ладони уверенную тяжесть клинка! Ренкр внимательно осмотрел находку. Меч находился в отличном состоянии, насколько это было возможно для старого, побывавшего в переделках оружия. Но в любом случае о нем позаботились — хвала Творцу. Парень стал вешать ножны на пояс, мельком отметив, что одежда на нем выглядит уж очень изношенной. Сколько же времени прошло после дегустации того проклятого напитка?!

Снаружи послышался звук шагов. Создавалось впечатление, что там — коридор или уж, по крайней мере, большая полая пещера. Поскольку шаги приближались, Ренкр отошел к кровати и положил руку на меч, ожидая чего и кого угодно. Шкуры взвились, отстраненные хозяйской рукой, и в пещеру вошел Одмассэн. Могло показаться, что он очень болен: лицо осунулось, глубокие морщины врезались в кожу, глаза смотрели устало и горестно. Горянин скользнул взглядом по Ренкру и некоторое время, казалось, даже не понимал, что видит, думал — он один в пещере. Потом взор Одмассэна обрел осмысленность; седой вожак остановился и посмотрел на долинщика. Тот продолжал стоять у кровати в напряженной позе, ожидая подвоха. Одмассэн тяжело вздохнул, подошел к юноше и сел рядом на кровать. Глядя прямо перед собой, горянин заговорил, и по мере того, как продолжалась эта речь, Ренкр все яснее понимал, что слышит свой собственный приговор.

— Ты небось думаешь сейчас о нас всякие гадости. И это, парень, правильно. — Одмассэн зло дернул себя за седеющую бороду и продолжал: — Но пойми и меня, на самом деле это было единственным выходом из ситуации. Ты бы не выжил в горах и дня, а согласиться, чтобы ты шел с нами… Дело даже не в запретах Совета, хотя, конечно, он возбраняет подобное. Вся беда в том, что запасов пищи едва хватило бы и нам пятерым, чтобы добраться до селения. Так что мне пришлось дать тебе выпить чекра. Он действует моментально: полностью отключает все сознательные центры управления человеческим организмом. В общем, выпив чекра, ты впал в бессознательное состояние, но, благодаря этому, перестал испытывать потребность в пище. А потом мы просто взяли да отнесли тебя в селение. Несколько ближайших дней ты будешь испытывать неестественный голод, но скоро он пройдет. — Одмассэн смущенно кашлянул и продолжал: — Но тебе кое о чем следует знать, прежде чем выйдешь из этой пещеры. Во-первых, отныне ты не сможешь покинуть селение. Спросишь меня: «Почему?» Все очень просто. Совет запрещает это делать попадающим к нам чужакам, чтобы те не сообщили о тайнах селения долинщикам. Ну и… сам понимаешь. И потом, в ближайшие несколько дней ты не сможешь уйти от нас и по более обыденным причинам — неуемный голод и абсолютное незнание законов горной жизни расправятся с тобой быстрее и безжалостнее любой льдистой змеи. Второе, о чем тебе следует помнить, — осторожность. В селении достаточно заброшенных коридоров, опасных колодцев и прочих мест, которых тебе надлежит избегать. Старайся не удаляться от этой пещеры, хотя бы на первых порах. Заблудишься — не паникуй, зови на помощь, а сам с места не двигайся. Но лучше — не суйся, куда не знаешь. Не для того мы… — Одмассэн осекся. Вздохнул, подергал бороду, подытожил: — Пока что — все. Чуть позже к тебе зайдет Мнмэрд и поможет разобраться в остальном, а потом обязательно загляни ко мне — я узнаю и расскажу, где будешь работать. В общем, осваивайся потихоньку.

С этими словами Одмассэн поднялся с кровати и вышел вон. Ренкр стоял, молча глядя ему вслед и думая о том, что, возможно, идея вернуться в Хэннал была не такой уж и плохой. Но теперь уже слишком поздно. Вернее, так утверждает горянин, что, возможно, совсем не одно и то же. По крайней мере насчет голода Одмассэн не соврал. Желудок Ренкра, казалось, извивался да приплясывал от неконтролируемого желания что-нибудь переварить. Поскольку в пещере ничего съедобного не было, парень решил выйти наружу и попытать счастья там. Правда, как только он приблизился к шкурам, те снова приподнялись — явился Мнмэрд. Хотя визитер и казался ткарна на два старше долинщика, по росту он значительно уступал долговязому гостю (или пленнику?) горян. Желтые волосы Мнмэрда были коротко острижены, одежда молодого воина выглядела ухоженной, но не слишком аккуратной. Он пришел без оружия, если не считать таковым широкий охотничий нож на поясе. Увидев Ренкра, Мнмэрд улыбнулся и заговорил быстро, с неотчетливым акцентом:

— Привет. А я как раз иду, а навстречу Одмассэн — ну, он мне и говорит, мол, ты уже проснулся, так что давай, говорит, ступай к нему, расскажи, как тут у нас да что, своди накорми, познакомь с обстановкой. Ну как, есть хочется? Пойдем, покажу нашу трапезную. Заодно выясним, насколько ты голоден.

Аж пританцовывая от нетерпения и вместе с тем не желая выказывать этого, Ренкр последовал за молодым горянином. Покинув пещеру, парни на самом деле оказались в широком каменном коридоре с низким потолком и чадящими факелами на стенах. Впрочем, факелы висели не везде, а лишь у некоторых входов в пещеры, закрытых шкурами разных зверей. Рядом со шкурами виднелись подцепленные на сухожилиях каких-то животных небольшие камешки или косточки, с помощью которых, видимо, гости сообщали о своем желании посетить обитателей той или иной пещеры. Также на всем видимом протяжении в стенах коридора чернели прямоугольными проходами какие-то ответвления: одни — такой же высоты, как основной, другие — еле достигавшие человеку до пояса.

— Это — Центральный коридор, — туманно объяснил Мнмэрд и указал направление: — Нам туда.

«Ага, — подумал Ренкр. — Хорошо. Центральный так Центральный. Обязательно пройдусь на досуге, наслажусь пейзажиком. А сейчас бы — в трапезную. Осмотр местных достопримечательностей отложим на потом, дружище. Давай, веди».

Разумеется, вслух он ничего не сказал, только вежливо кивнул Мнмэрду и пошел за ним дальше. Впрочем, даже разбушевавшийся аппетит не смог помешать Ренкру обратить внимание на одну очень странную деталь. За все то время, пока они с Мнмэрд ом шли по коридору, им лишь пару раз встретились обитатели селения. Да и выглядел сам коридор так, словно его давно как следует не убирали — только приглядывали, чтобы запустение не воцарилось окончательно, но не более того. Создавалось впечатление, что поселок горян находится в той печальной стадии, после которой неизбежно наступает полное вымирание всех жителей. Что-то — то ли болезнь, то ли другая напасть — губило людей, и Ренкр с содроганием подумал о том, что же это такое может быть.

«И ты, дружище, среди них, не забывай».

Да уж, тут забудешь!

Все произошло неожиданно. Откуда-то из бокового прохода, освещенного факелами значительно тусклее, чем Центральный коридор, внезапно появилась стройная темноглазая девушка с прекрасной фигурой, длинными светлыми волосами, свободно струившимися по плечам, и невероятно красивыми руками. Она была одета довольно непритязательно, но из своего малого опыта общения с горянами Ренкр уже успел понять: их одежда именно такова, без вычурности, — разве только чеши чудноваты, да и те изготавливаются для удобства и защиты. В следующее же мгновение долинщик пожалел о том, что у него нет такого чеша. Потому что прекрасная незнакомка, заметив Ренкра, посмотрела сквозь него, будто его и не было вовсе, и зло прошипела, обращаясь к Мнмэрду:

— Это тот?

Молодой горянин рассеянно кивнул и лишь секундой позже сообразил, что натворил. Он всем корпусом развернулся и стал между девушкой и Ренкром.

— Прекрати! — скомандовал ей Мнмэрд. — Горе лишило тебя последних крох разума. Неужели ты никак не можешь понять, что он ни в чем не виноват?! Создатель, Гэккен, ты все время ищешь виновного в смерти Бефельда, а виновных-то нет. Или, если тебе угодно, виновны все, включая тебя, поскольку ты не остановила его.

Девушка яростно блеснула глазами и жестом прервала Мнмэрда:

— Довольно! Я сама способна решить, насколько виновен он и насколько — я. Он-то сам хоть знает, что произошло?

Ренкр вопросительно посмотрел на своего спутника, и Гэккен торжествующе провозгласила:

— Я так и знала! Конечно, вы же добренькие, вы ж даже не решаетесь рассказать ему об этом. Одинокий предпочитает скорбеть в уединении и строить из себя страдающего отца, но при этом и пальцем не шевельнет, чтобы вышвырнуть чужака вон. А ты, ты-то, «друг» Бефельда! Водишь долинщика по Центральному и рассказываешь о нас. Потом, наверное, вы собираетесь отпустить этого убийцу на все четыре стороны, а спустя несколько месяцев будете удивляться вместе с остальными: почему долинщики ни с того ни с сего вдруг напали на селение и откуда они узнали про наши Переходы?! Довольно, я сейчас же иду к Монну.

Молодой горянин пожал плечами и насмешливо произнес:

— Иди, Гэккен. Хоть к Монну, хоть к троллю, хоть к самому Темному богу. Только оставь нас в покое — и отправляйся куда пожелаешь. Надеюсь, Монн напомнит тебе о хороших манерах и выставит за дверь. Надеюсь, ты все-таки воспримешь его советы всерьез — в противном случае рискуешь навсегда остаться старой девой. Никто не захочет брать в жены такую сварливую, несдержанную девчонку.

Девушка сузила глаза и окинула Мнмэрда жгучим пренебрежительным взглядом:

— «Девчонку»! Смотри, какой старик выискался! Можно подумать, кому-нибудь в этом селении нужен болтливый охотник, который целыми днями пропадает неизвестно где! Ха!

— Бефельд тоже был охотником, пропадавшим «неизвестно где», и ты…

Внезапно Гэккен развернулась и убежала в коридор, из которого вышла. Вроде бы Ренкр услышал глухие рыдания, хотя, наверное, показалось. Но не это волновало сейчас его больше всего. О чем, интересно, говорила Гэккен с Мнмэрдом? «Убийца»? Что она имела в виду? Мнмэрд, похоже, не горел желанием обсуждать этот вопрос. Но, наткнувшись на решительный взгляд Ренкра, произнес со вздохом:

— Прости. Разумеется, я должен был рассказать тебе раньше, но… В общем, у Одинокого погиб сын, и произошло это в тот самый момент, когда мы уже подошли к селению. Кое-кто волен считать, что, если бы не твое бездвижное тело, Бефельд остался бы жив.

— Минуточку, — остановил его долинщик. — Прости, что перебиваю, но кто такой Одинокий?

— Одинокий? — удивленно переспросил Мнмэрд. — Это ж второе имя Одмассэна.

— Понятно, — кашлянул Ренкр.

На самом деле ему было мало что понятно. Конечно, теперь ясно, почему седой горянин выглядел так… нехорошо и вел себя странно… Но, Создатель, что же произошло, когда они подошли к селению?!

Мнмэрд предложил отправиться-таки в трапезную, а по дороге он расскажет всю историю.

всплеск памяти

Нести долинщика оказалось нелегко — пришлось соорудить носилки; благо хоть вещей у чужака, кроме меча, не было. И все равно продвижение охотничьего отряда сильно замедлилось. До Перехода добрались только к утру следующего дня, а потом, когда оказались поблизости от селения, и вовсе ползли сонными улитками. А ведь каждая лишняя минута, проведенная в горах, увеличивала вероятность того, что наткнутся-таки на льдистых змей. И наткнулись. Самое обидное: ведь были рядом с входами, совсем чуть-чуть оставалось пройти, Мнмэрд даже запахи готовки различал, — а тут повыползали, клятые! Само собой, отряд Одинокого к подобным встречам привык, все пятеро — охотники бывалые (ну, Мнмэрд, может, чуть менее, чем остальные, но все равно); долинщика усыпленного в центр положили, сами — кругом стали. Залп из арбалетов, а потом — клинки наголо и «кто не спрятался, я не виноват». И чего, по сути, переживать: змеи табунами не ползают, а двух-трех уж так-сяк забить удастся…

Оказалось, ползают. Табунами — не табунами, а штук семь их там было. А семь змей против пяти горян — расклад неприятный, смертельно неприятный. Могли бы уйти — попытались бы, но в центре круга лежал усыпленный паренек, и, значит, нужно было драться. Вот и дрались, там площадочка как раз удобная попалась, а все равно, что с площадочкой, что без — шансов выжить почти не было.

Повезло, просто повезло. У входов услышали шум сражения, часть стражников побежала за подмогой, а часть — проверить, что ж происходит. И с теми, кто проверять пошел, был Бефельд, сын Одмассэна. Кто виноват, что парню не подфартило? Ранила его змея, да так, что и лекарь не помог бы. Вот такие пироги: ходил охотничий отряд за дичью, а вернулся и без дичи (никого не нашли, а припасы уже заканчивались), и с потерями. Что без дичи

— полбеды, с кем не случается? Другое дело — смерть Бефельда, воина, хоть и молодого, но сильного, для селения важного. В Совете, конечно, отнеслись по-разному, но, опять-таки, особо распекать не стали. А вот простым людям позлословить не запретишь: как, мол, так, ради чужака своим пожертвовали, ради долинщика горянин умер! Неправильно это, не должно такого быть! Плохо, одним словом, дело оборачивается. Про Ренкра Совет еще ничего не решил, так что могут… по-разному может сложиться. Или примут, или изгонят. А если изгонят — считай, убьют. Потому что изгнанному дают только личные вещи да оружие с недельным запасом еды и питья. Дольше в горах все равно не продержаться, льдистые змеи непременно найдут…

— Не понимаю, — сказал Ренкр. — Чего ж вы их до сих пор не перебили? Если зверь опасный, то и цацкаться с ним не нужно: уничтожить — и дело с концом.

Мнмэрд саркастически хмыкнул в ответ:

— «Уничтожить»? Ты ведь даже не представляешь, о чем говоришь. Впрочем, и не мудрено. У вас в долине, наверное, нету таких тварей.

— Нету, — подтвердил юноша. — Таких нету, зато есть драконы. Вернее, были, — поправил он себя.

— Почему «были»? — поинтересовался молодой горянин.

Его собеседник неопределенно пожал плечами, не желая вдаваться в объяснения:

— Это уже не важно. Лучше ответь на мой вопрос о льдистых змеях. Долина-то далеко, в то время как змеи — рядом.

— Здесь ты прав, — вздохнул Мнмэрд. — Они на самом деле рядом — стоит только выйти наружу. Я обязательно расскажу тебе о змеях, но немного позже. Мы уже пришли.

Они оказались у входа в большую пещеру, уставленную длинными деревянными столами и скамьями. Здесь не было ни души, только где-то в противоположном конце, за аркой, скрытой клубами аппетитно пахнущего дыма, слышались чьи-то голоса. Мнмэрд уверенно вошел в трапезную и направился в сторону голосов, подав знак Ренкру следовать за ним. Когда они уже приблизились к арке, из дыма вынырнул худощавый парень с копной светлых волос, стянутых сзади кожаным ремешком. Его прыщавое лицо при виде Ренкра удивленно вытянулось, он застыл на мгновение, вытирая руки о край грязного фартука с полуоторванным карманом, а потом резко развернулся к Мнмэрду и возмущенно воскликнул:

— И ты привел его сюда для того, чтобы дать ему пищу?! Никто не станет кормить убийцу Бефельда, пока память о…

Ренкр шагнул вперед и ткнул указательным пальцем в костлявую грудь паренька:

— Ты можешь самолично давиться своей стряпней. но при этом тебе следует научиться думать, что и кому говоришь. Никто не смеет называть меня убийцей без серьезных на то причин и неопровержимых доказательств. Всякому, кто пожелает сказать такое, всерьез следует задуматься, хорошо ли он владеет мечом. Потому что я не намерен прощать подобные обвинения.

Паренек отшатнулся, в его глазах тяжело колыхался страх вперемешку с плохо скрываемой злобой.

— Поединок? — прошипел прыщавый, удивленно уставившись на Ренкра и Мнмэрда. — Я не ослышался, ты хочешь вызвать меня на поединок?

— Нет! — резко возразил Мнмэрд, мягко отстраняя долинщика в сторону. — Ты ослышался, Карган. А теперь наконец дай нам поесть и оставь свое мнение при себе — оно нас не интересует. Что же касается права решать: кормить или не кормить кого-либо, — насколько я знаю, такого права никто тебе не давал. Поторопись, мы ждем. — И Мнмэрд скрестил руки на груди, давая понять, что разговор окончен.

Карган ядовито посмотрел на обоих парней, что-то прогундосил себе под нос, осмотрительно позаботившись, чтобы не быть услышанным, и исчез в клубах дыма. Мнмэрд проводил его презрительным взглядом и пожал плечами:

— Трус. Надеюсь, скоро ты поймешь, что таких в селении — меньшинство.

— Я тоже на это надеюсь, — кивнул Ренкр. — Но почему ты не дал состояться поединку? Сомневаешься в моих способностях?

Молодой горянин хмыкнул:

— Это после дракона-то? Все намного проще: поединки запрещены.

— Почему?

— Это косвенно связано с льдистыми змеями. Нас слишком мало, чтобы позволять калечить друг друга из-за «каких-то там амбиций». Разумеется, иногда поединок необходим, но в таком случае следует подать прошение в Совет. Если Совет сочтет причину достаточно серьезной, разрешит. Нет — проблема должна сниматься другим путем.

— Каким именно?

— Это уже трудности повздоривших сторон. Как правило…

В это время из клубов дыма снова явилась человеческая фигура. Правда, она ничем не была похожа на щуплый силуэт Каргана — скорее, на нескольких Карганов, вместе взятых. Эта немолодая, пышущая здоровьем» и бодростью кухарка с улыбкой вручила Мнмэрду поднос с блюдами, пожелала приятного аппетита и снова растворилась в дымных парах.

— Кто это, почему она ничего не сказала обо мне? — поинтересовался Ренкр.

— Я же говорил, не все здесь разделяют мнение Гэккен. А Минвилла — и подавно! Она вообще наидобрейшее существо если и не во всем Ивле, то уж в нашем селении — точно. Минвилла никого никогда ни в чем не обвиняет, ко всем относится одинаково, как мать к детям. Она вообще считает, что все происходящее обусловлено исключительно волей Создателя.

Последнюю фразу горянин пробормотал неразборчиво — приятели уселись за стол, и рот Мнмэрда оказался занят. Ренкр молча кивнул, не в состоянии поддерживать беседу по той же причине. На некоторое время воцарилось молчание, сопровождаемое шумами жевательно-глотательного характера да голосами из кухни.

Блюда горянской кухни оказались на редкость вкусными, хотя и непривычными для долинщика. Он мимоходом удивился, откуда же его хозяева берут столько разных продуктов при своей нелегкой и опасной жизни. Только позже Ренкр узнал, что это мастерство Минвиллы и других поваров позволяло придавать одному и тому же продукту всевозможные вкусовые качества.

Через некоторое время аппетит Ренкра несколько поутих и парень смог заняться расспросами. Мнмэрд давным-давно покончил со своей порцией и теперь медленными глотками пил какой-то желтоватый сок. Ренкр тоже пригубил кисло-сладкой жидкости, издававшей удивительно приятный запах. Затем отставил в сторону кружку и спросил:

— Так что же все-таки насчет льдистых змей?

Мнмэрд начал рассказывать.

всплеск памяти

Давно это началось, ткарнов четыреста назад, а может, и раньше. Предки нынешних горян жили в селении не то чтобы совсем безбедно, но достаточно хорошо, не сравнить с теперешним состоянием дел. Охотились, разводили в специальных пещерах разные растения, рыбу ловили в горных ручьях да в реке. Конечно, и тогда происходили несчастные случаи: бывало, что и рыбак, оскользнувшись на камнях, голову разобьет, приключалось, охотник уйдет на промысел и не воротится. Но никогда не пропадали добытчики в таком количестве, как в те времена, четыреста ткарнов назад… Кто первый обратил внимание? первый забил тревогу? — сейчас уже не вспомнить. Как не вспомнить и человека, первым нашедшего странные чешуйки, заостренные на конце, — чешуйки лежали на том месте, где в последний раз видели очередного пропавшего охотника. Затерялся во времени и тот, кто первый увидел льдистую змею — и остался при этом жив. Неизвестно и имя человека, ведающего, откуда взялись льдистые змеи и где были до того, как появились в окрестностях селения; впрочем, имя этого человека неизвестно по другой причине — человека такого, скорее всего, просто не существует. По крайней мере, никто из горян отыскать ответ на сей вопрос так и не смог. Некоторые утверждают, что раньше льдистые змеи тоже жили на Горе, но выше, а потом что-то выгнало их оттуда вниз, к селению. Впрочем, причина сейчас интересует мало кого, больше — результаты случившегося. А результатов, видит Создатель, накопилось предостаточно.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь о результатах?

— Что я имею в виду? — переспросил Мнмэрд. — Да многое. Возьмем, к примеру, те же входы в селение. Раньше, до прихода змей, они закрывались на ночь обыкновенными металлическими решетками, чтобы какие-нибудь мелкие хищники не проникли внутрь и не напугали маленьких детей. Теперь же и решетки у нас покруче, и круглосуточное дежурство возле них приходится нести. Представь, оказалось, эти твари способны протаранивать решетку башкой! Однажды такое случилось, и до сих пор люди не могут забыть те ужасы, которые происходили, когда твари вползали в наши пещеры, убивали детей и женщин. Некоторые змеи затаились в дальних коридорах, и их очень долго не удавалось оттуда выкурить. Многие горяне в те дни погибли, и еще больше их было покалечено, страшно покалечено…

— Но все-таки, почему вы не можете уничтожить змей? — повторил свой давешний вопрос Ренкр. — Неужели они настолько неуязвимы?

Молодой горянин опустил глаза и некоторое время так и сидел: взгляд тяжело уперся в тусклую столешницу, кулаки крепко сжаты, на скулах играют желваки. Потом он посмотрел на Ренкра, и тот поневоле пожелал, чтобы вопрос никогда не слетал с его уст.

— Не знаю, — ответил Мнмэрд, и по его покрасневшему лицу было видно, что парню невыносимо стыдно. — Не знаю, но надеюсь когда-нибудь узнать. — Он вскинул голову и вызывающе посмотрел на Ренкра: — И никто не знает. Почти никто, — добавил он еле слышно.

Они сидели в гнетущей тишине, каждый думал о своем. Потом Мнмэрд вздохнул и поднялся из-за стола:

— Пора. Тебя ведь ждет Одмассэн.

Парни занесли посуду обратно на кухню и отправились к пещере Одинокого.

— Кстати, — заметил Мнмэрд, — если тебе вдруг захочется поесть (думаю, в ближайшую неделю это будет одним из твоих главных и частых желаний), запросто можешь приходить в трапезную и в неурочное время. Минвилла знает о твоей проблеме и будет давать еду, не жалуясь на частые посещения. По правде говоря, ей жутко нравится кормить людей.

Ренкр улыбнулся:

— Хорошо. Надеюсь, не обижаешься на тот мой вопрос? Я не хотел задеть тебя.

— Ничего страшного, — отмахнулся молодой горянин. — Иногда очень полезно, чтобы тебе напоминали: ты делаешь не все для своей родины.

— Понимаешь, — продолжал он после минутной паузы, — все дело в Монне.

— Том самом, о котором упоминала Гэккен?

— Верно. Монн — наш вэйлорн, поэтому…

— Вэйлорн?

— Да, нечто вроде военачальника, но только с большими полномочиями. Учти, мы ж практически на осадном положении находимся: за пределы селения меньше чем впятером не выйдешь, да и то… А все подобные законы исходят от Монна — сколько, чего, куда. Он и насчет змей указ сотворил, простой такой указ: «Держаться от них подальше и не лезть в драки, которых можно избежать». Много ли повоюешь с подобными декретами? То-то и оно.

— А изменить что-нибудь можно? Например, переубедить вашего Монна?

Мнмэрд горько рассмеялся:

— Переубедишь, как же! Существует, по сути, всего два выхода: разобраться со змеями, «не вступая в битвы, которых можно избежать», или… — молодой горянин вздохнул, — или избрать нового вэйлорна. Теперь понимаешь?

— Понимаю. — Ренкр задумался. — Знаешь, может, у меня возникнут какие-нибудь интересные мысли по этому поводу. Где мне в таком случае тебя искать?

— Три раза в день — в трапезной, если не буду на охоте. Или спросишь у Одинокого. И потом, мы же все-таки будем видеться. Или ты собираешься вести жизнь нелюдимого отшельника? В селении это не удастся.

«Да уж, — подумал Ренкр, — не удастся. Если дела обстоят так, как ты говоришь, здесь у вас скоро вообще людей не останется».

— Ну вот и пещера Одинокого. — Мнмэрд обменялся с долинщиком прощальным рукопожатием и добавил: — Кстати, если вдруг кто-нибудь станет вести себя, как Карган или Гэккен, не обращай внимания. Ты виноват в происшедшем не более, чем кто-либо другой. Просто обстоятельства так сложились.

Ренкр кивнул: «Разумеется, просто обстоятельства. Правда, не будь змей, ничего подобного не произошло бы…» Змеи, змеи, будь им пусто, все дело в змеях! Иначе он нашел бы способ удрать из селения. Его совсем не прельщала перспектива провести здесь остаток своих дней. Конечно, когда Ренкр улетал с драконом, он собирался умереть, но теперь-то все изменилось. Он хочет странствовать, видеть новые места, посетить те города, о которых так часто рассказывал Транд, он хочет жить, а не тихонько тлеть в этом проклятом Создателем селении. Для этого нужно приложить определенные усилия? Хорошо, Ренкр приложит, ему не впервой. В конце концов, за все нужно платить.

С этими мыслями долинщик и вошел в пещеру Одинокого.

Одмассэн сидел на чуть покосившемся стуле, зачищая и без того сверкающее лезвие секиры. При звуках, свидетельствующих о появлении в пещере Ренкра, он обернулся и кивком пригласил парня сесть на второй стул. Некоторое время горянин молча продолжал править лезвие, поэтому внезапный вопрос застал Ренкра врасплох:

— Что полезного ты умеешь делать?

— В каком смысле? — уточнил долинщик.

— Ты же не думаешь всерьез, что будешь жить у нас задарма. Необходимо делать что-то, нужное всем. Вот я и спрашиваю, что ты умеешь?

Несколько следующих минут он слушал длинный перечень возможностей долинщика. Когда Ренкр закончил, Одмассэн только безразлично пожал плечами:

— Половину из того, что ты назвал, я и знать не знаю: у нас не чинят крыши домов и не рубят лес. Коровы были, но когда-то давно, еще при переселении, а потом поиздохли, так что это тоже отпадает. Ты умеешь воевать? Отлично. Но сейчас никто не возьмет тебя в охрану — ты новичок. Посему… пойдешь убирать коридоры, с этого начинают все новички.

Сперва Ренкр хотел возразить — уж он-то, прошедший Дом Юных Героев, убивший дракона, имеет право на большее, чем следить за чистотой горянских коридоров, — но потом передумал. Все-таки Одинокий был прав, когда говорил, что в охрану Ренкру не попасть. И потом, многие, наверное, считают его всего лишь враждебным долинщиком, шпионом, чужаком, а стремясь оказаться в числе охранников входа в селение, он лишь подтвердит эти подозрения.

Снаружи постучали.

— Войдите, — устало молвил Одмассэн, откладывая в сторону секиру.

На пороге возник пожилой горянин среднего роста, с седыми волосами и обильной сетью морщин на лице. Внезапно, сам не зная почему, Ренкр проникся симпатией к вошедшему. И не то чтобы тот обладал особо располагающей внешностью, вовсе нет. Длинный шрам, проходивший через все лицо от правого уха до левой скулы и вниз, к горлу, не делал гостя привлекательным, но…

— Это ты… — хмыкнул Одинокий. — Присаживайся, Ренкру все равно пора возвращаться к себе. Ступай, — обратился он к парню, — утром я отведу тебя на место работы.

Ренкр поднялся, на мгновение встретился взглядом с вошедшим (тот долго и пристально рассматривал парня, потом отвернулся) и уже у выхода поразился, услышав следующие слова Одмассэна:

— Садись, Монн, садись и рассказывай, зачем явился.

Парень покинул пещеру и остановился неподалеку от входа, делая вид, что поправляет завязки на таццах, изрядно потрепанных в результате событий последних дней.

— …даже не спрашиваю, зачем ты сделал это и думал ли о последствиях,

— говорил тем временем Монн намеренно сухим и отстраненным голосом. И еще: усталым и обреченным. Впрочем, наверное, Ренкру просто показалось. — …явился я за тем, чтобы сообщить: люди возмущены твоим поступком. Более чем возмущены. Отец пожертвовал собственным сыном ради чужака. Сам понимаешь, терпеть подобное… дело даже не в терпении!

— Давай-ка уточним, — вмешался Одмассэн. — Дело на самом деле, уж прости за словопляску, в другом. В Совете. Очередной раз попраны основы основ — законы, Советом принятые и одобренные. Вот что вас не устраивает. А люди… люди, как мне кажется, понимают: никто никем не жертвовал. Просто так уж получилось. От предназначения не уйдешь.

— Как хочешь, так и понимай. — В этот момент вэйлорн, наверное, пожал плечами. — Только учти, еще одно нарушение законов станет для тебя последним.

— Это официальное сообщение, которое ты делаешь как представитель Совета?

— Нет, я пришел к тебе… на правах старого друга. Ты отлично знаешь, что Совет не делает предупреждений многократно. На сей раз они согласились проигнорировать твой поступок, но, упаси Создатель, если этот Ренкр натворит что-нибудь. Думаю, тогда речь пойдет об изгнании. Двойном.

— Кто будет вторым, я догадываюсь, можешь не говорить. Спасибо, что зашел, старина, но, боюсь, обещать ничего не могу.

— Не обещай. Просто помни о том, что Рианна… — голос Монна вдруг сорвался, и Ренкр сердцем почувствовал: эта самая Рианна была небезразлична и Монну, и Одмассэну, — Рианна бы опечалилась, если б ты оказался изгнан.

Одмассэн вздохнул.

— Хорошо, я буду помнить об этом, — медленно произнес он.

— В таком случае мне лишь остается попрощаться с тобой, — заявил вэйлорн, и было слышно, как он встал со стула.

Долинщик поспешил вернуться в свою пещеру — та располагалась рядом с пещерой Одинокого. Звуки из коридора сообщали: Монн покинул Одмассэна и направляется сюда, к Ренкру. У входа вэйлорн остановился и постучал. Опешивший парень собрался было проговорить: «Войдите», — но Монн опередил его и сделал это без приглашения.

— Хорошо, что ты подслушивал, — заявил горянин, не тратя времени на вступления, — теперь мне не нужно пересказывать, что произойдет с тобой и с ним, если будешь вести себя неподобающим образом. Ах да, ты же не знаешь, что такое «изгнание»!..

— Догадываюсь, — проронил Ренкр.

Монн удивленно вскинул брови:

— Что ж, тем лучше. Надеюсь, ты окажешься достаточно благоразумен, юноша. Мне будет жаль, если тебя изгонят. — С этими словами вэйлорн развернулся и ушел — только качнулись шкуры на входе.

«Ну и дела! — подумал Ренкр. — Ну и дела…»

Ближе к вечеру в пещеру долинщика — мысленно он называл ее уже не иначе, как своей, — кто-то постучал. К тому времени Ренкр успел обследовать окрестности, отыскать отхожее место, выяснить, что несколько пещер по соседству пустует (вход в них не был завешан шкурами) и что Центральный тянется в обе стороны довольно далеко (настолько юноша не решился отдаляться, опасаясь враждебно настроенных к нему горян). Во время своих мини-путешествий он не встретил ни одной живой души, за исключением двух-трехткарнового малыша, при виде чужака испуганно шмыгнувшего обратно за шкуры.

Теперь вот кто-то стучался.

— Войдите, — пригласил удивленный парень.

Оказалось, это Одмассэн. В левой руке седой горянин держал стопку аккуратно сложенной одежды.

— Возьми-ка да переоденься, — скомандовал он.

Не дожидаясь, пока Ренкр примерит обнову, Одинокий сунул ему подарок в руки и, сообщив, что один комплект предназначен для работы, а другой — на остальное время, ушел.

Еще днем долинщик обратил внимание, что его нынешняя одежда находится в плачевном состоянии: спереди куртка выпачкалась, когда он спускался с уступа на скале в проход; одна пуговица оторвана Трандом, еще две — во время падения, штаны порваны то ли в пяти, то ли в шести местах. Остальные части одеяния сохранились не намного лучше после всех головокружительных происшествий. Наверное, пробудь Ренкр в бессознательном состоянии подольше, с него сняли бы одежду и привели в приличный вид, а так… В общем, подарок Одмассэна пришелся как нельзя кстати.

Ренкр переоделся. Он немного опасался, что сшитая низкорослыми горянами одежка будет ему катастрофически мала. Однако, к удивлению долинщика, оба комплекта пришлись впору. Ренкр обратил внимание на то, что кто-то до него носил эти вещи. Кто же? Внезапно парня осенило: разумеется, погибший Бефельд! Поэтому-то горянин и вышел с такой поспешностью. Он боялся увидеть в Ренкре сходство с сыном, убитым льдистыми змеями. С сыном, которого он, как считают многие, подставил под удар ради чужака долинщика.

Ренкр мысленно выругался. Ну отчего нигде нельзя жить спокойно?! В Хэннале — драконы, здесь — льдистые змеи… В это мгновение в голове у парня возник один интересный вопрос. Судя по всему, селение горян драконы не посещают. Почему? Это показалось Ренкру настолько важным, что он, прямо как был, в обновке, пошел к Одмассэну. Согласно приличиям, постучал камешком о стену у входа и, получив разрешение, вошел внутрь. При виде Ренкра Одинокий вздрогнул, качнул головой, словно отгоняя наваждение, и вымученно усмехнулся:

— Обнова тебе к лицу.

— Да, спасибо, — кивнул парень. — Я вот тут к тебе с вопросом пришел.

— Ну спрашивай, коли пришел. — Одмассэн жестом пригласил Ренкра сесть и сел сам, рассеянно пощипывая правой рукой бороду.

— Насколько мне известно, драконы (ты ведь слышал про драконов?) собирают дань людьми или другими разумными существами с каждого селения. Но, как я понял, сюда они не прилетают. Почему?

Одмассэн горько усмехнулся:

— У всякой беды есть свои привлекательные стороны. Змеи загнали нас в глубь гор, и нам поневоле пришлось обезопаситься от возможного вторжения этих гадов. Среди прочего, мы укрепили все внешние входы в селение. Драконы прилетали сюда, но в первый же раз потерпели неудачу — они просто не смогли проникнуть внутрь. Правда, чудовища не оставили на это надежду, но однажды льдистые змеи заметили наших непрошеных гостей и атаковали их, собираясь, судя по всему, как следует подзакусить. С тех пор драконы оставили селение в покое — и слава Создателю. У нас и без драконов хлопот хватает.

— А… — Ренкр уже собирался задать еще один вопрос, но Одмассэн взмахом руки прервал его:

— Погоди. Не знаю, как ты, а я не намерен пропускать вечернюю трапезу. Пойдем-ка поедим вначале, а потом уже станешь донимать меня расспросами.

Впрочем, стоило седому горянину и юному долинщику направиться в сторону трапезной, как Одинокий заявил: чего, мол, зря время терять, и начал рассказ.

всплеск памяти

Самое интересное в истории горян то, что они являлись, по сути, потомками древних долинщиков. А началось все с путешествия некоего Мэрофа. Мэроф этот давно, ткарнов пятьсот тому назад, отправился в горы по единственному ущелью, которое открывало, как считалось тогда, выход из долины в Большой мир. Выхода он не нашел, зато обнаружил необитаемые пещеры, вполне пригодные для жилья. Собственно, в них, как выяснилось со временем, и жили раньше — горные гномы, — но потом по каким-то своим причинам они оставили селение и перебрались в нижние ярусы. Долина как раз в те ткарны была очень густо заселена, поэтому многие люди возжелали перебраться в новое селение. Переезжали долго, часто кто-то не выдерживал, возвращался назад, кто-то — наоборот. У большинства имелись родственные связи с оставшимися в Хэннале, которые смогли пересилить лишь время да льдистые змеи.

Когда выяснилось, что уничтожить змей не получится, решили было вернуться обратно в долину. Но там по-прежнему едва хватало места для своих, да и горян уже воспринимали скорее как чужаков, нежели как родственников — многое забылось, а кое-что попросту было удобнее не вспоминать. Связь между городом и селением уже полвека как не поддерживалась, вместо взаимопонимания началась вражда, которая вылилась в несколько войн, кровопролитных и жестоких, как всякие войны. Кое-кто предпринял было попытку возродить идеи Мэрофа и поискать выход в Большой мир, но те же причины, что помешали основателю селения, — тяжелые погодные условия, непроходимые участки Горы, да еще и льдистые змеи — не дали возможности осуществить план. Горяне оказались в западне. Им поневоле пришлось ужесточить правила, по которым жили, перестроить экономику и пересмотреть законы, на которых базировались социальные взаимоотношения. Ну и конечно же, насколько это было возможно, обезопасить себя от врагов. На наружные врата установили более мощные решетки, организовали круглосуточное дежурство. Но наружными вратами пределы селения не ограничивались; оно занимало лишь треть одного из ярусов Горы, так что существовали и внутренние входы-выходы. И тут пришлось наладить защиту совершенно иной природы. Проходы в Нижние пещеры (так называли область, что лежала за пределами селения) благодаря наложенным на них чарам имели односторонний характер, то есть через врата для выхода нельзя было войти, и наоборот. Первые не стерегли, ибо никто по собственной воле не рискнул бы туда сунуться; вторые же как раз строго охранялись, дабы никакая тварь из Нижних пещер не пробралась в селение. Структура самого селения была проста: уже известный Ренкру Центральный коридор проходил через весь комплекс жилых пещер и хозяйственных помещений, соединяя Центральный вход с Дальним коридором. Дальний тянулся по всему периметру границы селения с Нижними пещерами. Некоторые его участки оставались заброшенными, на других же, у входов в селение, постоянно дежурили воины. Впрочем, с каждым ткарном еще один-два таких входа горяне вынуждены были оставлять без присмотра — людей становилось все меньше и воинов приходилось отправлять для решения других, более важных задач, чем охрана запыленных врат.

— …Кроме Центрального и Дальнего, — рассказывал Одмассэн, — есть еще огромное количество мелких проходов между жилыми пещерами, мастерскими и так далее. Короче говоря, пока не освоишься, лучше ходи только по главным коридорам, все равно необходимые тебе места расположены вдоль них. А начнешь работать — быстро привыкнешь к мелким коридорчикам и будешь ориентироваться там лучше некоторых местных старожилов. Гляди-ка, а мы ведь уже пришли! Занимай места, а я пойду за порциями.

Ренкр удивленно оглядел трапезную. Сегодня днем (Создатель, неужели сегодня?) здесь было пусто и только гулкое эхо бродило по огромному залу, сейчас же почти все скамьи оказались плотно забиты горянами, которые с аппетитом поглощали пищу и перебрасывались между собой обрывками фраз. Ренкру казалось, что сейчас все обратят на него, новенького, внимание, оторвутся от еды и станут разглядывать, как какое-нибудь диковинное существо. На самом же деле только Мнмэрд заприметил долинщика и приветственно помахал рукой:

— Присаживайся!

Ренкр при виде молодого горянина облегченно вздохнул и поспешил к нему: все-таки один из немногих знакомых в этом чужом месте, к тому же дружелюбно настроенный. Они поздоровались; явился Одмассэн с подносом, на котором вкусно дымились миски с едой, и все трое принялись за ужин.

После трапезы горяне и долинщик вместе отправились к своим пещерам, и Одмассэн по просьбе Ренкра продолжил рассказ:

— Как я уже говорил, наши предки обнаружили все эти пещеры в таком же состоянии, в каком они находятся сейчас (разве только более запущенными, ведь к тому времени тут давно уже никто не жил). Гномы, прежние хозяева селения, некоторое время обитали неподалеку, но никогда не отвечали на наши вопросы насчет того, почему они оставили селение; а потом и вовсе ушли в нижние ярусы, общение с ними прервалось. Как бы там ни было, они оставили нам хорошо оборудованные для жизни пещеры: каждый камин снабжен дымовыводящей шахтой, есть родники с чистой водой — в общем, все в полном порядке, — но они тем не менее покинули селение. Впрочем, это лишь одна из загадок, с которыми мы здесь постоянно сталкиваемся.

— Я тоже, честно говоря, озадачен, — признался Ренкр. — Откуда вы берете дрова, одежды, утварь — Создатель! — все?! Вряд ли только за счет охоты и выращивания в пещерах растений.

Одмассэн усмехнулся:

— А ты наблюдателен и смекалист. Не знаю, поверишь или нет, но большую часть всего этого мы обнаружили на складах. Их несколько, и они огромны. Представь, один доверху набит сухой древесиной, другой — отрезами материи и так далее. Склады мы обнаружили уже после того, как прервали отношения с долиной, а поначалу их просто не искали — в этом не было необходимости. Потом же кто-то умный сообразил, что гномы не могли все запасы утащить с собой, — на поверку так оно и оказалось. И — самое главное — законные хозяева никогда не требовали вернуть их добро.

— А это все, случайно, не портится со временем? — предположил долинщик.

— В том-то и дело! — воодушевленно воскликнул Мнмэрд, внимательно следивший за ходом разговора. — Видно, на склады наложены специальные заклятья.

Одинокий согласно кивнул:

— Судя по всему, так оно и есть. Но оставим разговоры о чудесах, у тебя, Ренкр, еще будет предостаточно времени разобраться, что здесь и как. Поговорим лучше о работе. У каждого здесь имеются определенные обязанности, и никто без серьезной причины не может сидеть без дела — это непозволительная роскошь в наших условиях. В зависимости от того, чем занимается тот или иной человек, ему выделяют пещеру в определенном районе селения. Каждый работающий, будь то чистильщик отхожих мест или лекарь, имеет право питаться, пользоваться дровами. сдавать в стирку одежду — в общем, право иметь все необходимое для жизни.

— А деньги? — спросил Ренкр.

— А денег у нас не существует — они ни к чему. Такая уж у нас жизнь, парень, — невесело улыбнулся седой горянин. — Конечно, это далеко не все, что тебе следует знать о нас, но пока хватит и этого, — подытожил Одинокий.

Уже у пещер, когда остановились, чтобы попрощаться, Ренкр поинтересовался:

— Не боитесь, что я попытаюсь бежать? Например, теми же Переходами?

Одмассэн покачал головой:

— Сбежать отсюда нельзя, а иначе бы мы сами сделали это — всем селением. Поверь, жизнь тут не мед, и только невозможность покинуть Гору вынуждает нас оставаться в этой проклятой ловушке. Невозможность да еще то, что все-таки какая-никакая, а жизнь лучше смерти в пасти льдистой змеи…

Наутро Ренкр в сопровождении Одмассэна отправился на работу. Пройдя по Центральному коридору в глубь Горы, они свернули направо и вошли в пещеру, размерами ненамного превосходившую жилую. Здесь за миниатюрным столиком сидел низенький пожилой горянин, что-то писавший на листе бумаги, лежавшем перед ним. На стук камешком о стенку у входа горянин не обратил ни малейшего внимания и, лишь когда Одмассэн и Ренкр вторглись в его конторку, поднял на визитеров рассеянный взгляд.

— Новенький, — равнодушно констатировал писавший. — Это хорошо, а то в правом крыле людей не хватает. — Человечек почесал правой рукой щетинистую щеку и неожиданно проорал: — Вэрд!

Одна из шкур, которыми были завешаны все стены конторки, сдвинулась, открывая вход в другую пещеру. Оттуда появился мужчина примерно сорока ткарнов от роду, с новеньким незажженным факелом в руке.

— Звали, мастер? — живо откликнулся новоприбывший, с любопытством посмотрев на Ренкра и приветственно кивнув Одмассэну.

— Звал, — ворчливо подтвердил человечек. — Забери новенького, проинструктируй и отправляй в правое крыло, а я покамест побеседую с Одмассэном. Надеюсь, ты не слишком торопишься, Одинокий?

Одмассэн отрицательно покачал головой:

— Не очень. Но через час мы уходим за дичью.

— Хорошо, я задержу тебя ненадолго, — удовлетворенно кивнул человечек.

Тем временем Вэрд увел Ренкра в соседнюю пещеру и усадил на пустовавший там стул:

— Как тебя зовут? Ренкр? Хорошо. — Он уложил факел, который держал в руке, на другие такие же и стал связывать длинной веревкой, продолжая одновременно говорить с парнем: — А я — Вэрд. Тот человек, что сидит за столом, — мастер Очес. Вот тебе вязанка новых факелов, вот корзина для обгоревших старых, пойдем со мной, покажу, где ты будешь работать.

Они вышли из пещеры в коридор и стали петлять в лабиринте узких полутемных тоннелей. Наконец оказались в нужном месте. Вэрд кивнул на горящий факел, вставленный в гнездо на стене:

— Гляди, все это вместе мы зовем светильником. Твоей задачей будет менять сгоревшие факелы и зажигать новые. Так, теперь пошли обойдем весь твой участок. — Вэрд показал Ренкру отходящие под его опеку коридоры и прищелкнул пальцами: — Чуть было не запамятовал! Во-первых, на, держи — это огниво, зажигать новые факелы. Во-вторых, не забудь в полдень сходить в трапезную; время ты еще чувствуешь плохо, так что я пошлю кого-нибудь, чтобы тебе напомнили. В-третьих, сгоревшие факелы сложишь в корзину и отнесешь вместе с веревкой от вязанки ко мне в пещеру — я там буду до вечерней трапезы. Вроде бы все. Ну, счастливо оставаться. — Он взмахнул на прощание рукой и исчез.

Ренкр посмотрел Вэрду вслед, пожал плечами и вытащил из гнезда первый прогоревший факел…

Однообразный физический труд освобождает разум и позволяет ему действовать более свободно — это Ренкр понял очень скоро. Работа молодого долинщика сводилась к комплексу одинаковых, довольно-таки несложных действий, и вскоре он выполнял ее так же неосознанно, как ел или одевался. И в это время думал, думал, думал так ожесточенно, что, приходя домой (так с некоторых пор Ренкр стал называть свою пещеру), засыпал от переутомления не физического, но умственного. Погруженный в проблему льдистых змей и собственной несвободы, долинщик почти забыл о Хэннале, и лишь образ Виниэли всплывал перед глазами всякий раз, когда Ренкр встречался с местными девушками. Впрочем, дальше разговоров дело не заходило: во-первых, парень никак не мог забыть внучки старого Бро, пусть она даже… Ладно, было ведь и во-вторых: Мнмэрд еще в один из первых дней пребывания Ренкра у горян предупредил: «Ты поосторожнее с барышнями. Тут у нас порядки строгие». Потом долинщику удалось узнать, что имел в виду приятель. Оказалось, касательно половой жизни у горян имеется суровый свод законов, строгость которого в первую очередь была вызвана условиями существования. В частности, непостоянные связи крайне порицались и жестоко наказывались, поскольку считалось, что ребенок (противозачаточные средства были малоэффективны) должен воспитываться полноценно, отцом и матерью. Законом практически признавалась лишь семейная половая жизнь. А Ренкр жениться в ближайшее время не собирался.

…Поначалу он ожидал, что если не все, то многие будут обвинять его в смерти Бефельда, но потом выяснилось, что враждебно к Ренкру относится лишь незначительное меньшинство, а остальные — обычно, как к любому своему соотечественнику. Находясь среди горян, он с жадностью впитывал любые сведения обо всем окружающем, особенно же — о льдистых змеях. В этом Ренкру здорово помогали проводившиеся раз в пять дней вечерние Повествования. Все, кто хотел послушать старые легенды, приходили в специальную пещеру, именовавшуюся Залом Сказаний. Там, рассевшись кто на пол, кто на прихваченную с собой подстилку, люди решали, кому сегодня выпадет жребий рассказывать легенду и какую именно. Избранный большинством присутствующих сказитель садился на единственный в пещере стул и начинал вещать. Именно таким образом Ренкр узнал много любопытного. Среди прочих особенно заинтересовала его легенда о Создателе. Ее рассказал невысокий сухонький старичок; он долго взбирался на стул и некоторое время ерзал, устраиваясь поудобнее. Потом сложил на плоском животе сморщенные, взбухшие сетью голубоватых вен руки и начал повествование:

— Вокруг нас существует огромное количество разнообразнейших миров. Откуда они берутся, как возникают? Не многим ведомо это. — Старичок повертелся, меняя положение высохшего тельца, и продолжал: — Создатель поведал нам о том, как сотворил Нис. Вот эта история, такая, какой прозвучала когда-то из божественных уст. Наш Создатель родился в мире, совершенно не похожем на наш. Там Он решил написать магическую Книгу, в которой разместил всю правду о рождении нашего мира — Ниса — и многое о том, что произошло после. Вначале было Слово. Ибо пока не появилась Книга, не было и Ниса. А потом мир стал существовать, и с ним — первые из нас. Им Создатель даровал великое право: продолжать жизнь, творя себе подобных. Кроме существ разумных, как, например, эльфы, гномы, тролли или мы, Он создал множество разнообразных животных и растений. Как ведомо, миры преображаются, меняются лики материков, исчезают одни твари, а на смену им приходят другие. Это — закон для всех миров, и в мире Создателя такое тоже происходило. Заселяя Нис животными, Он выбрал множество существ, которые когда-то давно обитали в Его собственном мире, но потом исчезли. — Старичок потер переломанную переносицу: — Как же звали то время в Его мире?.. Ну вот, кажется, опять запамятовал. — Он досадливо поморщился, потом звонко шлепнул себя по лбу ладонью: — Конечно! Как же я мог забыть! Палеосой. Да, именно Палеосой. Так вот, — продолжал старичок, — Создатель заселил наш мир самыми разнообразными существами. Все они любимы Им, но особенно — эльфы. У этого народа Создатель гостил дольше всего. Их Он научил многим премудростям, различным искусствам, что другим расам Ниса недоступны. Те времена, когда Он находился в нашем мире, называются Временами После Рождения Мира, или Зарей Мира. Все, что происходило тогда, занесено в Книгу. Но потом Создатель вынужден был покинуть Нис. С тех пор многое изменилось — и не в лучшую сторону. В мир попытался прорваться Темный бог, чтобы воцариться здесь. Это не удалось ему, но Темный бог не думает сдаваться. Он плодит множество чудовищных тварей, чтобы с их помощью завоевать Нис. Вы скажете, что это плохо, что нам необходимо что-то предпринять, что нужно бороться с ним, а я отвечу — не бойтесь. Ибо перед своим уходом Создатель пообещал, что вернется. Он никогда не оставит нас в беде, так что нет никаких причин для беспокойства. Абсолютно.

Старичок говорил что-то еще, но Ренкр уже не слушал. Его озадачило одно: почему сказитель так уверен, что Создатель вернется вовремя, что Он успеет возвратиться и спасти мир? Не долго думая, Ренкр задал этот вопрос сказителю. Тот глубокомысленно пожевал узкими сморщенными губами и ответил, метнув злобный взгляд в парня:

— Я уверен в этом, потому что Создатель велик и прозорлив. И Он никогда не ошибается.

У Ренкра имелось другое мнение, но он промолчал, понимая, что и так уже нажил себе лишнего врага. Все равно старичок не объяснил бы, почему, если Создатель столь «велик» и «прозорлив», Темному богу удалось прорваться в Нис. Но если этот вопрос так и остался без ответа, то о льдистых змеях Ренкру удалось разузнать довольно много. В этом, как ни странно, ему помог мастер Очес. Однажды начальник услышал, как паренек расспрашивает Вэрда, и заметил, мол, вместо того, чтобы отвлекать человека от работы, пошел бы и почитал Летописи (если, конечно, интересно). «А что за Летописи такие?» — поинтересовался долинщик. «Обыкновенные, которые велись еще Мэрофом. Там, конечно, полно всякой чуши, но про змей, думаю, много чего любопытного отыщешь». «А где их можно взять?» — «Взять нельзя, отведу тебя в пещерку, усажу — почитаешь, выйдешь». Выяснилось, что мастер Очес по совместительству является нынешним хранителем Летописей и даже ведет текущую, куда тщательно записывает всякое сколько-нибудь значительное событие в селении. Даже о Ренкре упомянул: «Такого-то числа такого-то месяца к нам попал долинщик, молодой — весен восемнадцати от роду. Душевная простота, некоторая наивность сочетаются в нем с недюжинной силой и острым умом…» Ну да ладно, Ренкра это вовсе не интересовало! Его интересовали льдистые змеи.

Перечитав Летописи нескольких последних ткарнов, он нашел много интересного. Оказалось, погода в горах, как и в долине, циклически меняется. Большую часть ткарна она остается холодной, намного холоднее, чем в долине, но есть сорок восемь дней, когда и сюда добираются жаркие солнечные лучи. Тогда здесь становится даже теплее, чем в долине. И в эти сорок восемь дней никто никогда не видел льдистых змей. Правда, никому не было известно, куда и почему они исчезают, но это-то при желании можно разузнать…

— Послушай, — спросил как-то Ренкр у Мнмэрда, когда они сидели в трапезной и ужинали, — а когда наступит Теплынь?

— Теплынь? — повторил молодой горянин.

— Ну, самый жаркий месяц тут, у вас.

— Да знаю. Просто… Слушай, зачем тебе это?

— Интересно.

— Тэк-с, сейчас прикинем. — Мнмэрд прищурился, мысленно занимаясь какими-то вычислениями. — Выходит, дней через шестьдесят.

«Итак, — подумал Ренкр, — у меня еще есть время. Для чего?»

На этот вопрос он не смог бы ответить и сам.

Ответ пришел неожиданно. Ренкр менял светильники в северо-восточном секторе и, как обычно, размышлял. На этот раз он вспоминал Хэннал, хотя не делал этого уже давно. Ему было бы трудно восстановить ту цепь мыслей, что привела к этой теме, однако же сейчас он плыл по реке прошлого, неспешно оглядываясь вокруг. Ему вспомнился климат в долине — там большую часть ткарна было жарко и лишь примерно на три десятка дней температура падала. Потом подумалось о доме и своей работе там. Ренкр вспомнил домашнюю животину: кур, гусей, корову. Прохладный хлев, в котором сладко пахло коровьим навозом. Как-то раз там произошел забавный случай. Мать зашла зачем-то в хлев и тут же выбежала с визгом. Либкар (невысокий долинщик средних лет, иногда — в последнее время все чаще — заходивший к ним, чтобы справиться, как идут дела, и помочь чем возможно) выглянул из дома узнать, что случилось, но мать только испуганно визжала. Тогда Либкар вошел в хлев, прихватив стоявшую у дверного косяка лопату. Маленький Ренкр, съедаемый заживо мальчишечьим любопытством, пошел за ним. Сперва он ничего не увидел, но потом заметил на сене, у ног коровы, серую шевелящуюся ленточку. Это был углот — безобидная змея. Мальчишки таскали их с собой и играли ими в свои безжалостные ребяческие игры, отлично зная: худшее, что могут сделать их пленники, — это испражниться прямо на одежду зловонной белесой жидкостью. Хотя женщины в городке в один голос утверждали, что углоты крадут молоко у коров, они ошибались. В хлеву было полным-полно насекомых и лягушек — настоящей добычи для змеек. Вот и сейчас углот пошевелился и в его пасти с последним «бжжж» дернулась жирная муха. Либкар улыбнулся, глядя на источник материнского испуга. Затем поднял лопату и с силой воткнул ее лезвие в землю рядом с углотом. После этого, заговорщически подмигнув мальчику, он подхватил змейку и спрятал за пазуху, намереваясь выпустить в кусты, как только Лана успокоится.

— Им и так скоро уходить под землю, не сегодня-завтра холодать начнет,

— сказал он тогда Ренкру. — Все уйдут, им холод — наипервейший враг. Конечно, когда земля отогреется, они вернутся, но не все. Из оцепенения выйдут немногие. И тогда…

…Факел обжег пальцы, и парень уронил его на каменный пол коридора. С раздосадованным шипением, выпустив клубы едкого дыма, факел потух. Но это было уже не важно. Ренкр… Ренкр наконец знал ответ.

Сначала долинщик хотел бросить все и немедленно бежать искать Мнмэрда. Потом одернул себя. Следовало еще раз тщательно продумать детали. И кроме того, оставалось обойти всего-навсего двадцать светильников. Завершив работу, он наконец отправился искать друга, но тот ушел с группой за дичью. Не оставалось ничего другого, как дожидаться вечерней трапезы — тут уж Ренкр «выловит» молодого горянина. Он не обманулся в своих ожиданиях. После ужина долинщик отозвал Мнмэрда в сторону и прошептал:

— Я, кажется, знаю, как победить льдистых змей!

Ни слова не говоря, молодой горянин потащил его к себе в пещеру и, усадив на стул, кивнул:

— Рассказывай.

И Ренкр рассказал. Он поведал о том эпизоде из детства, потом напомнил о сорока восьми днях и странном исчезновении льдистых змей, после чего перешел к главному:

— Если змеи уползают повыше на Гору, забираются там глубоко под землю… ну, не под землю, вглубь, короче, заползают — и пережидают тепло так же, как углоты пережидают холода… Словом, если все это так и есть, то убить их в такой момент будет проще простого.

— Погоди, — охладил его пыл Мнмэрд. — А что, если змеи поднимаются туда, где холодно, и остаются там бодрствовать? Что тогда? И кто скажет, где именно они пережидают Теплынь?

— Я отвечу тебе, Мнмэрд! Ты говоришь, поднимаются выше, туда, где холодно. Но чем они там питаются?

— Хорошо, хорошо, может быть, ты прав. Горные диадекты и другие крупные звери выше не водятся. Но скажи, кто сможет ответить на мой второй вопрос?

— Я. Я сам пойду наверх, когда начнется Теплынь, и проверю, прав ли. И если ты хочешь спасти свой народ, ты пойдешь со мной.

— Идти вдвоем?! — возмутился молодой горянин. — Бред! Более идиотского предложения, уж извини, в жизни не слыхал!

— Ты можешь предложить нечто более разумное?

— Да. Завтра я поговорю с Одмассэном. А ты пока молчи о том, что мне рассказал. И учти — если твои идеи достигнут ушей Монна, нам всем грозит изгнание.

— Почему?

— Потому что сама мысль о борьбе с льдистыми змеями для него абсолютно неприемлема.

— Но почему?!

— Потому что, возможно, он лучше и больше всех нас знает о льдистых змеях.

На этом разговор у них с Мнмэрдом окончился, а позже Ренкр пошел к мастеру Очесу и снова взялся за изучение Летописей. Теперь долинщик искал в них сведения о нынешнем вэйлорне.

всплеск памяти

Монн стал вэйлорном относительно недавно, тридцать ткарнов назад. И тотчас же начал готовиться к войне со змеями. Конечно, он не был первым, кто решил раз и навсегда покончить со смертоносными рептилиями, но это не помешало Монну собрать довольно большую армию и начать кампанию по уничтожению тварей. Хорошо снаряженное, воодушевленное несколькими победами войско, ведомое вэйлорном, отправилось вверх по Горе. Монн поклялся, что не остановится до тех пор, пока не уничтожит последнюю льдистую змею. Долгое время от армии не было никаких вестей, а потом… потом в селение вернулся единственный выживший — сам вэйлорн. Он чудовищно состарился, лицо пересекал ужасный шрам. Монн заявил, что змеи неистребимы. И потребовал принятия в Совете многочисленных нынешних законов, ограничивающих горян, когда дело касается сражений с льдистыми тварями. Законы были приняты, так как все видели результаты похода. Но почему вэйлорн был так уверен в неистребимости змей, не знал никто. Некоторые пытались обвинить Монна в предательстве, но безуспешно — его поддерживал Совет. В том числе и Одмассэн Одинокий, тогда в Совете состоявший, а позже по собственной воле вышедший из его состава.

Одмассэн согласился. Кроме того, он уговорил еще троих — Бэрка, Азла и Свэда — идти с ними. Эти трое вместе с Одиноким и Мнмэрдом несколько месяцев назад принесли Ренкра в селение. Еще Одмассэн переговорил в мастером Очесом, и тот согласился отпустить Ренкра примерно дней на двадцать, в обход законов и правил. И еще Одинокий очень просил всех участников будущей экспедиции никому о ней не говорить. Особенно — людям, связанным с Советом.

По этой морщинистой старой Горе ползли мы, шестерка ничтожнейших тварей, и грохот обвалов с журчанием рек нам снился. И в снах мы от страха кричали.

А утром и вечером, как мотыльки, слетались к костру все сомнения наши, и мы их кормили прогорклою кашей, здоровались, но не давали руки.

А позже, когда мы взобрались туда, куда и сомненья взлететь не сумели, где нету воды, только лед — не вода, и ветры, завидев людей, свирепели — там Тайна ждала нас и темный свой плащ приветливо нам подавала: «Примерьте».

Примерили мы. Кое-кто — вплоть до смерти.

Вот так, старина, — и хоть смейся, хоть плачь.

Но плащ мы сорвали: пусть не до конца, а все-таки сделали то, что хотели!

…И шли мы обратно, и души черствели, и сзади кровавились наши сердца…

 

4

Этим утром Ренкр проснулся раньше обычного. Мысль о том, что сегодня они отправляются в поход, заставила его энергично вскочить с постели и поспешить в трапезную. Он шел уже знакомым путем по каменному коридору, автоматически сворачивая в нужных местах и кивком головы приветствуя знакомых. Несколько раз Ренкр отметил, что светильники кто-то вчера менял халтурно, вон, висят криво, чадят невыносимо. Как мастер Очес таких умельцев в три шеи не гонит?

В трапезном зале оказалось светло и людно — те, кому было необходимо рано явиться на работу, торопились получить свой завтрак. Ренкр подошел к Минвилле — дородной кухарке с пышными белыми кудрями до плеч и пухлыми, как ее неподражаемые булочки, руками. Она сегодня накладывала и разливала утренние блюда. Долинщик получил причитающуюся ему порцию и пошел к столам

— уничтожать ее.

Когда юноша уже съел все, что взял, и запивал еду соком из хурры — гриба, культивируемого в селении в специальных пещерах, явился Мнмэрд. Он приветствовал друга и заговорщически спросил:

— Переживаешь?

Ренкр кивнул, приканчивая сок.

— И правильно, — легко согласился Мнмэрд, присаживаясь рядом на скамью.

— Но я, в общем-то, не за этим. Одмассэн еще вчера просил, чтобы я тебе передал, но я был занят… Короче, зайди к нему, он, наверное, тоже уже проснулся — старик хотел, чтобы ты примерил свой чеш. И… — Мнмэрд замялся.

— Да не выдам я тебя, не выдам, — улыбнулся Ренкр. — Ну что, пойду отнесу посуду и — к Одинокому. Ты-то завтракать собираешься или нервишки шалят?

Мнмэрд закашлялся от такой кощунственной мысли:

— У кого шалят, у меня?! А ну пошли!

Пока долинщик относил посуду, молодой горянин уже успел набрать полный поднос разной снеди, так что, когда Ренкр уходил, Мнмэрд лишь помахал приятелю, мол, все в порядке, не забудь только про Одинокого.

Юноша и не собирался забывать. Прямо из трапезной он отправился к Одмассэну. В отличие от светлого зала, который Ренкр только что покинул, в пещере седого горянина царил полумрак. Единственная зажженная свеча порождала больше теней, чем света, и вызывала красивое мерцание небольших вкраплений камешков в стенах пещеры. Очаг потух, но старый горянин и не собирался его разжигать. Он сидел на своем любимом стуле и вертел в руках куртку чеша, внимательно осматривая. ее со всех сторон. Успокоенный результатами осмотра, Одмассэн отложил куртку и взглянул на Ренкра:

— Доброе утро. Как настроение?

— Мнмэрд решил, что я нервничаю, — пожал плечами Ренкр. — И в доказательство напомнил, что еще вчера передавал мне твою просьбу зайти, а я напрочь забыл об этом.

— Хорош ты врать, — усмехнулся Одмассэн. — Я-то знаю Мнмэрда подольше и догадываюсь, кто из вас на самом деле «перенервничал». Ладно, бери-ка свой чеш и примеряй.

Оказалось, что куртка, которую минуту назад придирчиво осматривал горянин, предназначалась Ренкру. Как и весь остальной костюм, лежавший на кровати Одмассэна.

— Ну как, — спросил горянин, когда примерка состоялась, — обнова впору?

— Вообще-то, — смущенно признался Ренкр, — немного великовато.

Одмассэн хмыкнул:

— Еще бы! Тебе же нужно под него теплые вещи. надеть, мыслитель ты наш! Марш к себе и напихай под чеш все, что только сможешь. А я, — добавил он вставая, — пойду в трапезную. Сбор у Центрального входа через час. Смотри, меч не забудь! — крикнул горянин уже вдогонку парню.

Ренкр вошел в свою пещеру и опустился на кровать. Он уже прижился здесь, в этом странном селении, и вот — нужно снова менять привычный распорядок вещей и идти куда-то, чтобы… «Зачем я все это делаю? — отрешенно подумал юноша, глядя в затухающее пламя очага. — Неужели просто затем, чтобы доказать, что я умнее и сообразительнее других? Или это попытка уверить самого себя, что я что-то значу в этом мире?»

Он не знал. И не собирался долго раздумывать над этим. Его развившийся дар — чувствовать ход времени — подсказал ему, что пора идти. Ренкр затушил огонь в очаге, надел как можно больше теплых вещей, сверху — чеш, привесил к поясу меч и выбежал в коридор. Уже снаружи вспомнил о последнем

— когда горянин уходит надолго, он снимает камешек для стука, чтобы другие зря не искали этого человека. Ренкр снял камешек, вернулся в пещеру и положил его на кровать. «Вернусь — повешу обратно», — подумал долинщик и вышел прочь. Следовало поторопиться, потому что отпущенный ему час был на исходе.

Ренкр быстро шагал по коридору, подсознательно ожидая, что все станут пялиться на него: «Глядите, вот идет герой!» Хотя, конечно, никто даже и не подозревал, куда отправляется их маленький отряд.

Центральный вход представлял собой две створки мощных металлических ворот с низенькой калиточкой в правой половине и караульным помещением справа же. Здесь уже ожидали Азл, Оэд, Бэрк и Одмассэн. Мнмэрд пока не явился, и Одинокий воспользовался задержкой, чтобы представить Ренкра его новым (а вернее, старым) знакомым.

— Вот, друзья, — сказал горянам Одмассэн, указывая на парня, — наш идейный руководитель. Напомню, что зовут его Ренкр.

— А второе имя? — спросил Азл, низенький крепкий мужчина с широко расставленными раскосыми глазами, скуластым лицом и уже начавшими седеть черными короткими волосами.

— Я называю его Вопрошающий, — улыбнулся Одмассэн.

— Почему? — немного обиженно спросил Ренкр.

Потом все понял и рассмеялся. Четверо горян присоединились к нему.

— Так всегда! — возмутился подошедший Мнмэрд. — Стоит мне немного задержаться — и я пропускаю все шутки. Протестую!

— Протестуй сколько угодно, — махнул рукой Свэд.

У него каштановые волосы сзади были заплетены в толстую косу до плеч, длинные усы тоже свивались на концах в две косички. Охотник почесал шрам на левой щеке и заметил:

— Ты всегда опаздываешь. И всегда протестуешь. Пора бы остепениться.

— А ты всегда поучаешь, — парировал Мнмэрд. — Вот и шел бы в наставники, а не в добытчики.

— И оставить тебя таким беспробудным невежей и долинщиком?.. — Свэд запнулся: — Прости, Ренкр, я слишком много болтаю.

Тот пожал плечами:

— А чего еще можно ожидать от такого грубияна и горянина? — страдальческим тоном вопросил он. — Но я не обижаюсь. А ты?

Свэд расхохотался:

— И я! Ты мне нравишься. Вопрошающий.

— Ну что ж, коли все мы столь нравимся друг другу, что только что не лезем целоваться, может, все-таки отправимся в путь? — спросил Бэрк, высокий мужчина с седой пышной бородой и густой копной коричневых волос. — А то еще появятся ненужные господа с ненужными вопросами. Ну так как, возражения есть?

Возражений не было. Одмассэн вручил Ренкру его часть общего груза, и отряд, беспрепятственно пропущенный стражниками, вышел наружу. И отправился по дороге, поднимаясь все выше и выше в гору.

Был первый день Теплыня, и все вокруг переменилось, предвкушая непродолжительный, но долгожданный отдых от холодов. Ренкр энергично шагал, раздумывая о том, что Одмассэн совершенно зря пожалел его и положил так мало ноши в его заплечный мешок. Парень легко и пружинисто шагал по тропе, успевая смотреть по сторонам и наслаждаться открывающимся взору пейзажем.

Слева край дороги обрывался в пропасть, и оттуда на путников наползал ленивый туман. Его белесую мглу во многих местах пронзали острые иглы солнечных лучей, и от этого туман приобрел дивный праздничный вид. Над Горой светло-голубой скатертью туго натянулось небо с ползущими по нему кудряшками седых облаков. Хотя сегодня был всего первый день Теплыня, природа уже почувствовала властное прикосновение солнца и спешила отозваться на него. Из щелей, отверстий, из-под навесов выглядывали низкие желто-коричневые тела дикой хурры — питательного гриба, того самого, который культивировали горяне. В их пещерах хурра приобретала потрясающие вкусовые качества, но утрачивала свою естественную окраску и бледнела, будто тосковала по вольному ветру и чистому небу. А здесь, как мог теперь убедиться Ренкр, эти шаровидные грибы размером с голову взрослого человека раскрашивались в яркие желтые полосы, разделенные тонкими черточками коричневого цвета. Того же самого коричневого цвета были и пятна неправильной формы, темневшие по всему телу хурры. Красота грибов зачаровывала, и долинщик даже пожалел, что они утрачивают свою окраску в полутемных пещерах.

Дорога тем временем поднималась все выше и выше, и Ренкр поневоле напрягся, внимательно осматриваясь. Одмассэн заметил это:

— Расслабься, Вопрошающий. Не забывай, сейчас все-таки Теплынь! Змеи давно убрались отсюда.

Ренкр кивнул и снял ладонь с рукояти меча (и когда только успел ее сжать!). Но напряжение прошло лишь после того, как за следующим поворотом они увидели оскалившийся на солнце белесый череп. Там, где должны были находиться два огромных кинжаловидных зуба, зияли дыры. Позвонки скелета валялись, разбросанные по всему участку дороги. Видимо, падальщики на славу потрудились над тушей твари.

Ренкр не удержался и пнул сапогом чеша жуткий череп. Тот легко взлетел в воздух и упал в пропасть. Юноша подошел к краю обрыва и посмотрел вниз: белая точка быстро уменьшалась в размерах и скоро исчезла в клубах тумана.

— Ну что, отвел душу? — Бэрк беззлобно усмехнулся. — Пошли дальше.

И они пошли дальше.

— Слушай, — догнал Ренкра Мнмэрд, — ты мне расскажешь когда-нибудь, как это ты дракона?.. А?

— Когда-нибудь расскажу, — буркнул долинщик.

Он не хотел возвращаться к этому событию — воспоминание было не из приятных. В селении как-то тему дракона не затрагивали, а здесь, гляди ж ты, вспомнилось.

— Да что ты, в самом деле, прицепился к человеку! — приструнил молодого горянина Свэд. Он дернул себя за правый ус и хмыкнул: — Нашел о чем спрашивать! Лучше б поинтересовался, как им в долине живется.

— И в самом деле, — подхватил молчавший до сих пор Азл. — Как?

— Отставить болтовню! — обернувшись, рявкнул на них Одинокий. — Берегите дыхание, молодцы! Нам еще топать и топать. Вот когда вечером сделаем привал, тогда и станете спрашивать Ренкра обо всем, что пожелаете. А пока — вперед!

— Эй, эй! — воскликнул ему вдогонку Мнмэрд. — Как это так — «привал вечером»?! А днем? Ты что-то перепутал.

— Ничего я не перепутал, — отрезал Одмассэн. — Мы, между прочим, не на прогулку вышли, Жизнерадостный. У нас время строго ограничено — нам нужно за Теплынь вверх подняться, змей найти и еще обратно вернуться. Живыми, а никак не в желудках льдистых тварей! Так что готовься — впереди тебя ожидает несколько интересных деньков. И весьма насыщенных.

— А?.. — начал было Мнмэрд, но Свэд положил ему руку на плечо и довольно заявил:

— Ну теперь-то ты, шалопай, возьмешься за ум.

— Насчет ума не знаю, но за голову я уже хватаюсь. Это ж надо — привал вечером! — пожаловался несчастный.

Одмассэн многозначительно откашлялся, и они замолчали.

Когда небо стало понемногу сереть, а туман из праздничного принял угрюмое и таинственное обличье, Ренкр в который уже раз за сегодняшний день подумал, мрачно глядя себе под ноги: «Да уж, пожалел, как же! Он что, камней мне в мешок напихал?» Одмассэн словно услышал его слова и решил опровергнуть это подозрение. Он объявил привал и приказал распаковывать мешки и ставить палатку. А сам отозвал Бэрка и ушел с ним за дичью.

— Они что, каменные? — простонал в пространство Ренкр, подразумевая двух охотников.

— Может статься, ты прав, — пожал плечами Мнмэрд, извлекая из чехла маленький топорик для рубки дров. — Пошли, Вопрошающий, или ты не хочешь этой ночью греться у костра?

Ренкр хотел. Правда, он сильно сомневался, что тем жалким кустарником, который им встретился на всем сегодняшнем пути, можно поддерживать огонь хотя бы в течение часа, не говоря уже о том, что, как ему казалось, он и просто стоять на ногах — и то не сможет. Однако встал. И пошел за молодым горянином. Они, как и Одмассэн с Бэр ком, стали подниматься вверх. Скоро Мнмэрд остановился и принялся отчаянно колошматить топориком по каменной стене, возвышавшейся справа от дороги. «Ну вот, один уже свихнулся», — с некоторым злорадством подумал Ренкр. Оказалось, все не так просто. Мнмэрд уже отколол от скалы хороший кусок серого с золотистыми вкраплениями камня и отложил в сторону. Такую породу долинщик часто видел во время сегодняшнего восхождения, и, хотя она сначала заинтересовала его своим необычным видом, потом Ренкр привык к ней, как привыкают ко всему, что встречается слишком часто, и не обращал на нее внимания. Мнмэрд отколол топориком еще один «скромный кусочек» размером с добрый стулище и обернулся:

— Ты чего? А! — До молодого горянина дошло, что Ренкр не знает, в чем дело. — Это горюн-камень, — объяснил Мнмэрд. — Он хорошо горит, даже лучше, чем дерево, но только жутко смердит. Впрочем, в горах, когда под рукой нет ничего другого, это отличное сырье для костра. Так что бери и тащи в лагерь.

Ренкр уже устал удивляться — взял да потащил. И пока тащил, по достоинству оценил точность Мнмэрдовых слов — камень был тяжелым, его на самом деле приходилось чуть ли не волочить по земле. В лагере уже поставили палатку (для этого Азлу пришлось вбивать в щели меж камней металлические крюки) и набрали хурры. Бэрк резал грибы на мелкие кусочки и раскладывал порциями. Появление Ренкра было встречено довольным ворчанием Свэда:

— Ну-ка, ну-ка, тащи его сюда, паренек. Та-ак, а теперь клади на это место. Отлично! Бэрк, выдай Вопрошающему кусочек хурры в виде поощрения, и пускай отправляется дальше.

Бородатый горянин протянул Ренкру увесистый и не слишком аппетитный на вид шмат желто-коричневого гриба. Честно говоря, живой и целой хурра была более привлекательной, чем сейчас. Но не отказываться же! Ренкр отряхнул ладони, испачканные в крохком горюн-камне, и двумя пальцами принял угощение. В отличие от своего внешнего вида, гриб не утратил вкуса из-за того, что побывал под ножом Бэрка. Сладковатый кусок будто по волшебству исчез во рту, и Ренкру только оставалось сожалеть, что «поощрение» оказалось таким маленьким. Он взял кусочек для Мнмэрда и пошел к горянину. Возле того уже лежала груда нарубленных обломков, а сам Мнмэрд восседал на огромном камне и зачехлял топорик.

— На вот, угощайся. — Ренкр протянул ему хурру.

Мнмэрд благодарственно кивнул, угостился и ухватился за обломок горюн-камня:

— Давай-ка перетащим все это в лагерь, да поскорее, а то уже темнеет.

Они управились вовремя. Груду «топлива» сложили в специально отведенном месте, охотники вернулись с тушей горного диадекта, и Азл принялся готовить мясо. Бэрк тем временем управился с хуррой и пошел искать воду, прихватив с собой Мнмэрда, а Одмассэн, Свэд и Ренкр сели у костра и тихо переговаривались. Вернее, переговаривались Свэд и Одмассэн, а Ренкр просто сидел, устало глядя в витое пламя костра и вдыхая его неприятный запах. Единственное, чего сейчас юноше действительно хотелось, — закрыть, нет — уронить веки, отгораживаясь от окружающего, и заснуть. Желательно ткарнов на десять. Но судьба в лице Азла не позволила этому произойти. Горянин заскучал, поджаривая над огнем кусочки диадектового мяса, насаженные на вертел, и решил пообщаться с молодым долинщиком.

— Послушай, Вопрошающий, — обратился к нему Азл, — расскажи, как вам живется в долине. А то ведь у нас слухи ходят разные, но, глядя на тебя, я что-то начинаю в них сомневаться.

Ренкр поднял голову и посмотрел в раскосые глаза седеющего горянина. «Рассказать ему, что ли?» И спросил:

— Что же ты хочешь от меня услышать?

Азл неопределенно помахал в воздухе левой рукой, правой медленно вращая вертел с насаженными кусками диадекта:

— А правда, что у вас нет льдистых змей?

Так ребенок спрашивает о том, что на самом деле считает сказкой, но во что очень хочет верить.

— Правда, — ответил Ренкр. — Змей у нас нету. У нас есть драконы.

И его словно прорвало. Ренкр начал рассказывать, и постепенно, пока он говорил, куда-то исчезли усталость и сонливость. Упершись тяжелым взглядом в огонь, как опираются спиной о стену, он рассказывал, рассказывал, рассказывал… Он и не заметил, как подсели к ним с Азлом Свэд и Одмассэн, как откуда-то из темноты вышли Бэрк и Мнмэрд и тоже присоединились к слушающим. Он говорил долго, очень долго, выплескивая свою горечь, боль, обиду и отчаяние. Казалось, это могло продолжаться вечно, но к неприятному запаху костра внезапно примешался еще один, не менее противный, и Одмассэн вдруг заорал:

— Мясо! Мясо ж подгорает!

Чары повествования развеялись, все дружно посмотрели на Азла и сгорающие куски диадекта. Заслушавшись, Азл забыл, что вертел необходимо вращать, и мясо чуть было не оказалось бесповоротно испорченным. Наконец ошибку устранили, и кто-то, кажется Свэд, протянул задумчиво:

— Н-да-а, дела…

И путешественники сели ужинать. Уже не было пяти горян и одного долинщика, было только шесть человек, идущих навстречу Неизвестности, чтобы сразиться с нею — и победить… Костер плевался во тьму огненной слюной, шипел, вонял, а к утру и вовсе потух, обиженный тем, что на него не обращают внимания. Никто не стал заботиться о поддержании огня — здесь еще было достаточно тепло и безопасно, и устраивать ночных дежурств тоже не стали. Утром, отдохнувшие и позавтракавшие, люди отправились дальше.

Несколько следующих дней остались в памяти Ренкра туманной серо-черной полосой. Одмассэн не сбавлял взятого в начале пути ускоренного темпа передвижения, и к вечеру парни просто валились с ног, да и их старшие спутники выглядели не слишком бодро. Дорога все карабкалась вверх, отчаянно цепляясь за шершавый величественный бок каменного великана. Если раньше она была и широкой, и более или менее ровной, то теперь ее тело стало похоже на узкую искореженную полоску, кое-как прилепленную к Горе и грозящую вот-вот рухнуть вниз. Тот край тропки, который обрывался в туманную бездну, стал все больше склоняться в сторону пропасти, и тут уже приходилось уповать на крепость чешуек на костюмах из шкур льдистых змей да передвигаться с особой осторожностью. Все реже и реже появлялись какие-либо съедобные растения; иногда путники оставались на ночь без костра из-за того, что поблизости не оказывалось горюн-камня; все чаще приходилось ложиться спать полуголодными, — но никто не жаловался. Горяне изначально знали, на что шли, а Ренкр, хотя и не подозревал, что все будет настолько плохо, и думать не думал о том, чтобы повернуть назад. Это был его шанс, его идея, — и он не собирался от них отказываться. В те дни люди перестали быть просто спутниками, а превратились в членов некоего братства, спаянных общей целью, общими переживаниями и лишениями. Они делились одним куском подмерзшей хурры, сообща пытались отыскать жилку горюн-камня, поддерживали падающего товарища — и стремились все выше и выше, туда, куда уползли льдистые змеи.

…Утро, день, вечер, ночь, утро, день, вечер, ночь, утро…

…А потом они вошли в полосу снегов…

С вечера все было как обычно: сообща вбили крючья для палатки в промерзшую и покрывшуюся тонким коварным ледком скалу, развели небольшой костерок, поджарили пойманного страйца — маленькое, размером с руку, толстое насекомое, — вскипятили остатки воды и растопили вырубленные пласты грязного льда. Улеглись спать. А поутру, разбуженные громким «Подъем!» Одмассэна, выбрались из палатки и увидели, что все вокруг покрыто тонкой тканью свежевыпавшего снежка. Гора выглядела так празднично, что у Ренкра невольно поднялось настроение, но вот остальные путники сильно помрачнели. Вначале он удивился: с чего бы это? Но потом, когда, поскользнувшись, чуть было не свалился в пропасть, казавшуюся бездонной из-за постоянно висевшей над нею плотной дымки тумана, юноша понял, что снег не только придал праздничный вид окружающему, но и скрыл под собою обледеневшие участки тропинки. Ну что же, они стали вести себя еще осторожнее и даже обвязались канатом. Это не спасало от неприятностей — пару раз, не удержавшись, чуть было не упал в пропасть Ренкр, однажды еле-еле успели вытащить Мнмэрда, — но, по крайней мере, избавляло от смертельных ошибок. Теперь, связанные воедино, они все внимательнее смотрели по сторонам в надежде, что цель их путешествия близка.

На двадцать шестой день восхождения Мнмэрд вдруг коротко охнул, и его левая нога с хрустом провалилась в снег. Здесь он уже лежал плотным и толстым слоем, ослепительно белый и необычайно коварный, скрывавший под собою… что на сей раз? Одмассэн и Бэрк мгновенно подхватили Мнмэрда под руки и выдернули из ямы. К счастью, их опасения, что нога парня сломана, не подтвердились. Хрустела вовсе не кость, а смерзшаяся корка снега. А под ней, под коркой, чернела шахта отвесно спускавшегося вниз колодца. Ренкр при виде этого отверстия вспомнил другое, на безымянной площадке, словно острая игла торчащей где-то в боку Горы. Вспомнил и содрогнулся. Одмассэн тем временем рукоятью секиры уже расширял отверстие хода, сбивая основательно намерзший снег. Снизу на них пахнуло влажной застоявшейся вонью, и путники, склонившиеся над колодцем, отпрянули.

— Н-да, — подытожил увиденное Свэд, резко дергая свой правый ус, — если на что-нибудь эта дыра и похожа, то как раз на вход в место спячки льдистых змей. Предлагаю поставить палатку и устроить небольшой привал с совещанием.

Так они и сделали. Примерно через полчаса, справившись со шкурами, рвущимися в разные стороны под порывами разбуянившегося ветра, все устроились на мягких подстилках и развели снаружи небольшой костер. Он хоть немного, но все же согревал озябшие тела.

— Ну что, — прервал затянувшееся молчание Одмассэн, — думаю, всем понятно, что нужно спускаться в колодец.

И правда, идти дальше по становящейся все более опасной тропке, не проверив этого отверстия, было бы глупо, особенно если учесть, что скоро Теплынь должен закончиться, а они и так задержались дольше, чем планировали. Одмассэн выдрал из своей бороды шесть волосинок, три из них укоротил, потом сунул и короткие, и длинные в кулак и предложил тянуть жребий. Троим предстояло спуститься вниз, а троим — остаться наверху.

Первым тянул Мнмэрд. Он скривился, когда получил длинную волосинку, приговаривавшую его сидеть на месте. Бэрк довольно продемонстрировал всем короткую. Свэд вытянул такую же, радостно дернул себя за ус и молодецки хлопнул Бэрка по плечу:

— Идем вместе!

Азл вздохнул и отбросил в снег длинный седой волос Одмассэна. Тот протянул сжатый кулак Ренкру. Оба волоска торчали на одном уровне, ничем не отличаясь один от другого. Парень потянул правый — и тот оказался коротким. Одмассэн раздосадованно скривился и пожал плечами:

— Видать, не судьба. Старшим у вас будет Бэрк. Собирайтесь. Одного не могу понять, — продолжал он, обращаясь к Ренкру. — Ведь если льдистые змеи и должны спать, то там, внизу, рядом с селением, а не здесь, в холоде. Тогда бы их разбудили первые заморозки, как твоих углотов. А так — ерунда какая-то получается.

Ренкр пожал плечами:

— Не знаю. Но вполне может статься, что они неспособны там жить в Теплынь вообще, даже впадая в спячку. Вот и уходят сюда. А не бодрствуют на такой высоте только потому, что здесь им нечем кормиться.

— Но как же тогда они узнают, что пора возвращаться? — вмешался Азл.

— А как ты узнаешь утром, что пора просыпаться? — парировал Ренкр.

Азл хохотнул:

— Ну, меня-то жена будит…

Идею Ренкра они тем не менее одобрили. Вот только…

— А раньше, до того, как змеи впервые спустились с гор, чем они питались? — спросил Мнмэрд.

На это Ренкр промолчал, а вот Одмассэн сурово взглянул на Мнмэрда и угрюмо проговорил:

— А может, раньше их и вовсе не было?

И пока молодой горянин приходил в себя от столь неожиданного предположения, Одинокий вытолкал всех из палатки и увлек за собой к колодцу.

Первым спустили Бэрка. Его обвязали крепким канатом из шкур редкого теперь горного хавра (точно таким же они обвязывались на последнем отрезке пути) и медленно опускали. Бэрк крепко держал в руках зажженный факел и меч, ожидая чего угодно. Но внизу оказался лишь коридор, уходивший невесть куда. За Бэрком последовал Ренкр, потом — Свэд. Затем вниз спустили их вещи и поперек колодца укрепили толстый и мощный держак из продолговатого каменного обломка, к которому привязали канат — в случае, если кто-то или что-то вынудит их отступать из коридора на поверхность, разведчикам не придется дожидаться, пока им сверху сбросят веревку.

Отсалютовав на прощание остающимся, троица направилась вглубь по коридору, а Мнмэрд, Азл и Одмассэн вернулись в палатку. Мнмэрд хотел было спросить, что имел в виду Одинокий, высказывая свое странное предположение, но взглянул на седовласого горянина и — смолчал.

Внутри оказалось не так уж и страшно. Гладкостенный невысокий коридор уходил куда-то вдаль, пол был покрыт мелкими царапинами. Как будто кто-то, одевшись в чеш, ползал здесь — и делал это в течение нескольких сотен ткарнов. Бэрк молча указал своим спутникам на царапины, переложил факел в левую руку и пошел вперед — во тьму, нехотя расступавшуюся перед дрожащим пламенем. Свэд с Ренкром переглянулись и последовали за мрачноватым горянином.

До вечера они прошли довольно много. Юноша только теперь понял, как ошибался, когда решил, что в подземелье не так уж и страшно. Коридоры, раздваиваясь, опускались ниже и ниже, а потом снова сливались в один, большой, и все то время, пока путники шли, их сопровождал далекий неисчезающий звук. Он был похож на чье-то мерное дыхание, точнее, дыхание огромного количества спящих существ. Ренкр старался не задумываться, что произойдет, если неизвестные создания проснутся раньше, чем он и его спутники успеют выбраться отсюда.

Долго решали, стоит ли укладываться спать или же лучше продолжать идти вперед. Свэд настаивал на последнем, утверждая, что лучше оставаться начеку. Бэрк возражал: неизвестно, как долго придется бродить по этим лабиринтам, а делать сие невыспавшимися и усталыми намного опаснее, нежели поспать поочередно. Ренкр согласился с Бэрком, так что низенький горянин, оставшись в меньшинстве, недовольно проворчал и решил стоять на страже в первую смену, мол, все равно не уснет. Впрочем, когда Свэд разбудил парня, чья очередь сторожить была следующей, горянин забрался в спальный мешок и очень даже быстро и сладко заснул. Ренкр же поставил в специальный держак факел, сел рядом, уложил на колени обнаженный клинок и стал всматриваться во тьму. В дышащую тьму… Он пропустил то время, когда следовало разбудить Бэрка, и мрачный горянин строго отчитал парня, после чего отправил его ловить последние предрассветные часы сна…

Проснувшись, они позавтракали и двинулись дальше. Потолок в коридорах постепенно начал повышаться, и Ренкр с удовольствием отметил эту приятную деталь. Правда, воздух стал более плотным, пронизанный тяжелым змеиным запахом; с каждым шагом запах усиливался, хотя, казалось, куда ж еще-то! Теперь исследователи двигались значительно медленнее, тщательно помечая каждую развилку и внимательно осматриваясь при очередном повороте, — поэтому пещера не стала для них неожиданностью, насколько она вообще могла не быть неожиданностью.

Сначала Ренкр ничего не понял. Была его очередь — он выглянул за угол, чтобы проверить, нет ли опасности, и взгляд его уперся в туманную пустоту. Коридор здесь заканчивался, дальше была пещера, настолько огромная, что дальний ее край терялся в дымке. Тоннель выходил не к полу этой огромной пустоты, а зиял рваной дырой в одном из ее боков, так что долинщик, дав знак товарищам следовать за собой, подошел к самому обрыву и остановился, глядя вниз, в удивительное разноцветное месиво, устилавшее дно пещеры. Оно, казалось, состояло из невообразимого количества длинных канатоподобных тел, сплетенных в диком необузданном порыве; и каждое из этих тел меняло свой цвет — независимо от других и в то же время подчиняясь некой высшей гармонии, понятному только ей ритму.

Змеи. Льдистые змеи.

Но самым удивительным было не то, в каком количестве они лежали здесь, безвольные и беспомощные, и не то, что в стенах котлована везде, где только было видно, зияли отверстия (к скольким еще селениям ведущие?), а то, что сверху, с низкого куполообразного потолка пещеры на змей лился черный поток света, искрившийся изнутри всеми оттенками тьмы. Это был темный свет, и Ренкр подумал, что как раз он-то и является самым страшным из всего увиденного — свет тьмы, возможность невозможного. Он дарил змеям энергию, мощными жгутами пульсировавшую между потолком и дном пещеры, и эта энергия заставляла их сейчас проснуться.

И перед тем, как последующие события захлестнули его в своем безумном водовороте, Ренкр почувствовал кое-что еще: чужое недовольство, изумление и неуемную злобу. Они промелькнули грязными тенями на краю его сознания, — а потом началось.

Ближайшая к ним змея медленно приподняла голову, посмотрела вверх, на дерзких, посмевших явиться в святая святых, и прыгнула. Еще не вышедшее из оцепенения пресмыкающееся не долетело до отверстия, у края которого стояли путники, и тяжело шлепнулось вниз, но уже другие змеи поднимали головы, и Бэрк скомандовал:

— Уходим!

Они так и сделали. Сначала быстро шагали, внимательно прислушиваясь к звукам за спиной, потом Свэд предложил перейти на размеренный бег и никто не стал протестовать. Каждому хотелось убраться отсюда подальше и поскорее.

Ближе к вечеру Ренкру показалось, что сзади, со стороны котлована, слышатся странные скребущие звуки, будто бы кто-то проводит заостренными иголками по камню. Он не стал рассказывать об этом наблюдении, но настаивал на том, чтобы не устраивать ночлег, а продолжать идти дальше. На сей раз Бэрк остался в меньшинстве, и они продолжили путь, чередуя быстрый шаг с бегом. Вот только звуки приближались несоизмеримо быстрее.

Когда до спасительного колодца оставалось совсем немного, шорох змеиных чешуек и вкрадчивое шипение повисли в воздухе давящей пеленой, отбирая последние силы, давя на мозг: «Все кончено, остановитесь, примите смерть и отдых, вам некуда больше спешить». Пот заливал глаза, взмокшая одежда противно липла к телу, но трое разведчиков бежали дальше и дальше. Свэд первым заприметил свисающую веревку, вскрикнул из последних сил… и указал на нее Ренкру:

— Скорее!

Тот обессиленно покачал головой:

— Не могу!

Казалось, что ему даже на ногах не устоять, какое уж тут верхолазанье!

— Ползи! — прогремел Бэрк, а Свэд закричал в отверстие:

— Помогайте, скорее!

Там раздались тяжелые шаги, четкий уверенный голос Одмассэна отдавал какие-то приказания, а Ренкр, не обращая внимания на происходящее, смотрел на заплаканное лицо стройной девушки со светлыми волосами. Он прощался с ней.

— Какого тролля, Ренкр! — проревел сверху Одинокий. — Поднимайся, ты же погубишь остальных!

Он оторвался от ее взгляда, рассеянно посмотрел вокруг, а чьи-то сильные руки подбросили парня вверх, заставляя инстинктивно ухватиться за шершавую, обжигающую руки веревку, вынуждая подтягиваться к свету; а веревку уже тянули, и он стал отчаянно, из последних сил, помогать им, понимая, что… Да ничего Ренкр не понимал! Просто сила, внезапно проснувшаяся в нем, желала, чтобы долинщик спасся, и противостоять этой силе было невозможно. Он упал в холодный серый снег, истоптанный чьими-то грязными таццами, кто-то отшвырнул его безвольное тело в сторону, веревка снова полетела в мертвяное отверстие колодца, а в ушах все билось, усиливаясь, яростное шипение. Потом Свэд, которого выдернули наверх, грузно плюхнулся рядом с парнем, а над ледяной равниной взлетел хриплый приглушенный крик.

— Бэрк! — Ренкр вскочил, ошалело глядя на то, как Одмассэн сталкивает в отверстие колодца массивный держак со спасительной веревкой, а Мнмэрд с Азлом швыряют туда же какие-то камни. — Там же Бэрк!

Тяжелая рука легла на плечо, развернула.

— Он мертв, парень, — тихо произнес Свэд. — Не паникуй и помоги нам завалить отверстие камнями, пока твари не выбрались наружу.

Ренкр молча кивнул и пошел за усатым горянином, чувствуя, как маленькая льдистая точка впилась в сердце и сосет оттуда тепло, разрастаясь, ширясь. «Это я виноват!»

Эта мысль была последней.

Случившееся после он так и не смог вспомнить. Казалось, после гибели Бэрка Ренкр впал в беспамятство, из которого вынырнул только сейчас — сидя в палатке, разрываемой ветрами в клочья. Снаружи было темно и холодно, все так же лежал снег, привычно горел костер. Вокруг сидели друзья.

— Где мы? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Слава Создателю! — облегченно вздохнул Одмассэн. — Я уж было думал, ты совсем помешался от того, что видел там, внизу!

— Сейчас вечер, — объяснил Азл. — Сегодня днем ты помог нам завалить валунами отверстие и шел все это время молча, не отвечая на вопросы и ни на что не жалуясь.

— Ну и жуть! — хмыкнул Мнмэрд. — Можно было подумать, что ты свихнулся!

— Подождите, — запротестовал долинщик. — Какие валуны? Откуда они там вообще взялись?

— Да это вон парни понатаскали от безделья, — улыбнулся Одмассэн. (Потом Мнмэрд признался, что Одинокий все то время, пока Ренкр и горяне странствовали по лабиринтам, заставлял их собирать камни, не давая никакой поблажки.) — Как оказалось, правильно сделали, потому что мы очень даже удачно успели пресечь попытку змей выползти наружу.

— Там было много выходов, — устало сказал Ренкр.

— Знаем, — кивнул Одмассэн. — Но этот ближе всех к селению. Наверное. В общем, сейчас у нас одна задача — добраться до людей и рассказать, что к чему.

— Да что к чему? Знаем ли мы сами? — вздохнул долинщик.

— Можем догадываться, — успокоил его Свэд. — Например, очень похоже, что змеи — творения Темного бога. Этот свет — он ведь питает их. Согласен?

Ренкр кивнул.

— А кроме прочего, ты ведь оказался прав, — продолжал Одмассэн. — Они на самом деле впадают в спячку, так что у нас есть шанс. Ты молодец! — Он грубовато обнял парня за плечи.

— Спасибо, — мрачно сказал Ренкр. — А как же Бэрк?

Свэд вздохнул:

— Дай, Создатель, чтобы мы сами выбрались отсюда живыми.

— Не казнись, — добавил Азл. — Ты не виноват.

— А кто? — с горечью спросил парень.

— Тот, кто создал змей. — Посерьезневший голос Одмассэна заставил всех обернуться к говорящему. — Темный бог. И клянусь, я сделаю все, чтобы добраться до него и отомстить за слезы тех, кому он принес боль и страданье!

— Клянусь!

— Клянусь!

— Клянусь!

— Клянусь!

Ветер швырял в палатку полные горсти снега, но людям было все равно. Каждый думал о том, что с сегодняшнего дня его жизнь изменится. К лучшему? Вряд ли.

Они почти успели. До селения оставался один день пути, и, проснувшись этим утром, Ренкр с надеждой подумал, что уж сегодня-то он заснет не на промерзшей земле, а в родной пещере! Путники в спешке собирали вещи, затягивали горловины изрядно похудевших мешков, кто-то тушил костер. Долинщик помог сложить палатку и хотел было пойти со Свэдом — тот решил подняться чуть выше, чтобы набрать в запримеченном накануне роднике воды, но задержался.

Создатель! Какой знакомый шорох, откуда бы? А свист лезвия, рассекающего промозглый утренний воздух с последними остатками тумана? А крик, почему снова крик? Мы же уже почти дома!

Одмассэн, оказавшийся ближе других, отшвырнул в сторону свой мешок и, на ходу расчехляя секиру, помчался дикими прыжками вверх. Ренкр выхватил меч и поспешил за Одиноким, краем глаза отметив, что Мнмэрд и Азл не отстают. Седой горянин, уже заприметивший змею, прыгнул к ней, секира свистнула в воздухе, очерчивая сверкающий смертоносный полукруг, и тварь, попавшая за эту черту, взорвалась голубым фонтанирующим обрубком. Вот только… Свэд лежал чуть сбоку, ноги выгнулись дико, как у сломанной жестокими мальчишками куклы. Азл бросился к нему, упал на колени:

— Ты жив?

— Да, вроде бы, — прошептал тот.

— А идти?..

Свэд грустно улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— Мнмэрд, Ренкр, идите-ка за мной — будем делать носилки! — скомандовал Одмассэн. — Скорее, скорее!

Те повиновались, а Азл остался стоять на коленях рядом с усатым горянином, сжимая его побелевшую ладонь в своих руках. Деревья, хоть сколько-нибудь пригодные для несущих палок, отыскались нескоро, а затем еще нужно было укрепить между ними полотно палатки. Когда они вернулись к Свэду с Азлом, последний взглядом указал Одинокому вверх по склону, где, пока еще далеко, переливались разными цветами живые полоски. Змеи. Одмассэн утвердительно кивнул: понятно, но что же тут поделаешь. Не бросать же человека.

Свэда, потерявшего сознание, уложили на носилки, стараясь не потревожить переломанные ноги, и Мнмэрл с Ренкром понесли больного; Азл бежал впереди, а Одинокий прикрывал отступление. Хотя больше всего это походило на поспешное, лихорадочное бегство — они оставили почти все вещи, кроме оружия да слишком драгоценных дорожных инструментов, поместившихся в один мешок, который сейчас лихорадочно бил в спину Ренкра.

Внезапно Свэд пришел в себя, привстал в носилках, посмотрел назад. Потом некоторое время лежал, молча глядя в небо, судорожно вздрагивающее над головой, наконец достал из-за голенища кинжал и произнес спокойным голосом:

— Оставьте меня или я сам себя убью!

Парни растерянно остановились, а Одмассэн уже подбежал к ним:

— В чем дело?

Выслушал Свэда. Помолчал. Тихо произнес:

— Опустите носилки. И оставьте ему оружие, как просит.

Они растерянно посмотрели на Одинокого, но тот лишь рявкнул:

— Скорее! Вы-то хоть можете поторопиться, так-растак!

Потом наклонился к нелепо застывшему посреди тропы Свэду:

— Я пришлю сюда людей. Как только вернемся.

Тот криво усмехнулся, поудобнее перехватил самострел:

— Стоит ли? Все-таки жена не обрадуется, когда увидит, что от меня останется. Если останется. В общем, не нужно, лучше скажи, что, мол, погиб в бою и все такое. Сам знаешь. А вообще, ребятки, я не жалею, что выбрался с вами на эту прогулку — очень познавательно, знаете ли, да и в любом случае полезно. Легче умирать, когда знаешь, что сделал что-то для других. Идите. Время поджимает. Рад был познакомиться с тобой, Вопрошающий.

Они попрощались со Свэдом и побежали дальше. Все дальше и дальше — к людям, ради которых двое из них уже заплатили жизнью. Кто еще не доживет до заката?..

«А мы ведь не успеваем», — отстраненно подумал Ренкр. Серое небо уже нависло над ними, парень узнавал знакомые места, но змеи шелестели позади,

— проклятье! — и от них не было спасения.

Твари настигли бегущих почти у самого входа в селение, до него оставалось всего-то два поворота, но — дальше, чем до Создателя. Одмассэн развернулся, понимая, что больше бежать невозможно, иначе рептилии просто ударят им в спины. Мнмэрд выхватил оба кривых клинка, подбежал к седому вожаку, но тот сурово указал вниз, на дорогу к селению:

— Зови на помощь! Мы продержимся!

«По крайней мере, попытаемся», — угрюмо подумал Ренкр, обнажая тусклую сталь дедова клинка. Азл отстранил его прочь и встал рядом с Одиноким — на тропе хватало места только для двоих:

— Ступай в селение!

— Нет! Я — с вами. Это была моя идея и моя вина, так что…

Азл свирепо зарычал, но Одмассэн остановил его:

— Пускай. Не до пререканий.

И вправду, было не до пререканий. Две змеи взлетели в смертоносном броске, и Одмассэн, завертев секиру, отбросил их назад, разрубая на кровоточащие куски, которые все еще пытались двигаться. Ренкр вложил меч в ножны и схватился за самострел, понимая, что от дедова клинка сейчас будет не много пользы. И стрелял, пока горяне пытались сдерживать бешеный напор чудовищных тварей.

Все шло хорошо, но так не могло продолжаться бесконечно долго. Сначала Азл пошатнулся, сбитый с ног мощным ударом чешуйчатого хвоста, а потом и Одмассэн охнул, припадая на раненую ногу, за которую цапнула змея. Ренкр отшвырнул в сторону бесполезный самострел и, выругавшись, бросился на помощь друзьям.

И когда уже подбежал, увидел, как, задетый бившейся в предсмертной агонии рептилией, Азл начал медленно, словно в очень дурном сне, валиться вниз — в пропасть.

НЕТ!!!

— Держитесь, парни! — И исчез, только вздыбился тягучий туман над обрывом.

— Ренкр, назад! — Это Одмассэн пытался отогнать юношу прочь, но тщетно.

«Только не старый горянин, только не он. Я должен ему помочь! Во что бы то ни стало!» Ренкр взмахнул клинком, предупреждая удар змеи, направленный в незащищенный бок Одинокого, а потом взмахивал еще много, очень много раз, заботясь только об одном — чтобы ни одно движение не пропало даром. И все равно змей было больше. Они катились, неумолимые, как лавина, и, сколько бы ты ни рубил лавину мечом или секирой, она все равно пройдет по тебе, над тобой, через тебя. Дай, Создатель, чтобы мимо тебя, но такого-то как раз почти не бывает.

В конце концов Ренкр поскользнулся на выпачканных в змеиной крови камнях и упал, понимая, что теперь все потеряно. Абсолютно все. Все.

Змея, нависшая над ним, внезапно ощетинилась сотней удлинившихся чешуек, и Ренкр успел удивиться: «Этого не может быть!» Но это было — Мнмэрд успел, а то, что парень принял за удлинившиеся чешуйки, оказалось стрелами.

Снизу по тропе бежали горяне, их было много; они накатились на змей приливной волной, и, пока большинство сдерживало натиск разъяренных рептилий, несколько человек вытащили израненных путников из горнила сражения.

Их отвели в селение: Одмассэна, хромающего, с разодранной щекой, заплывшим глазом и безвольно обвисшей левой рукой, и Ренкра, у которого вся спина и правый бок горели яростным огнем.

В Центральном коридоре было непривычно людно. Долинщик сразу заприметил Мнмэрда — притихший, тот стоял рядом с вэйлорном и десятком воинов, которые сурово глядели на Одмассэна и Ренкра. Еще ничего не понимая, тот обернулся к Одинокому, потом перевел взгляд на Монна. При виде их ранений глаза вэйлорна на миг закрылись, будто ему стало невыносимо больно, — но Монн все-таки сохранил бесстрастное выражение лица.

— Мнмэрд Жизнерадостный, Одмассэн Одинокий и Ренкр Долинщик, вы арестованы именем Совета за нарушение Правил, — отчеканил он холодно, ни на кого конкретно не глядя.

Одмассэн повернул к нему свое окровавленное лицо и долго всматривался вэйлорну в глаза. Тот отвел взгляд, по-прежнему бесстрастный… хотя нет, в этом взгляде была горечь, такая горечь, что у Ренкра вдруг подкатил к горлу невесть откуда взявшийся комок. Одинокий устало улыбнулся и покачал головой.

— Нет, пока еще нет, — насмешливо сказал он. — Мы, все трое, уходим в паломничество к Ворнхольду. Прямо сейчас. А вот когда вернемся — что же, тогда арестуй нас!

Вэйлорн пожал плечами:

— Ты всегда был трусом, Одмассэн. Ведь тебе хорошо известно, что я арестую вас, если вы вернетесь.

— Верно, Монн, — прохрипел горянин, — но ты же вернулся. На сей раз, не беспокойся, мы тоже возвратимся.

— Хорошо. — Военачальник снова пожал плечами. — У вас есть час на сборы; по истечении этого срока вам надлежит отправиться в Нижние пещеры. Проводить вас придет отряд моих воинов. Руны Ворнхольда на мече одного из вас будут свидетельствовать, что вы не просто скрывались в пещерах и пережидали там время. В противном случае по возвращении вас немедленно казнят. — И добавил с нажимом: — Если вы вернетесь.

Никуда не сбежать от Судьбы.

Мы — лишь хрупкий рисунок на льду.

Может статься, снега упадут хладной тканью на наши гробы.

Может статься, травой зарастет та земля, что над нами лежит.

Мы рассеемся, как миражи, что видны сквозь туманы болот.

Кто-то суетно спорит с Судьбой:

«Не хочу, не хочу, не хочу!»

Ну а мы… мы-то знаем с тобой все о гамме из мыслей и чувств.

Мы-то видели, и не раз, как скрывающийся от Судьбы вновь проигрывал. Был? Не был?

Те вопросы уже не для нас.

И сомненья уже не для нас:

«Быть нам или опять — не быть».

Мы с тобою узнали сейчас:

никуда не сбежать от Судьбы.

 

5

За час, отведенный им на сборы, Одмассэн и Ренкр успели побывать у лекаря (вернее, он сам пришел к ним в пещеры, цокая языком, осмотрел раны, смазал какой-то мазью и, пожелав удачи, ушел) да собрать вещи. Они почти не разговаривали, подавленные таким неожиданным приемом. В конце концов, ведь ради горян они рисковали своей жизнью, а кое-кто даже заплатил оной. Приходила жена Азла — Одмассэн увел ее куда-то в угол пещеры и что-то говорил, но было и так ясно: нечего и надеяться ее утешить. Ренкр порывался спросить у Мнмэрда, кто такой этот самый Ворнхольд, но горянин отмахнулся, мол, на разговоры у нас времени еще будет предостаточно. И принялся править лезвие меча.

Ренкр вертел в руках камешек на сухожилии, на котором тот висел когда-то у входа в его пещеру, — вертел и думал, что сдаваться сейчас никак нельзя. Никак нельзя складывать оружие, нужно продолжать бороться, нужно… Потом ударил кулаком по кровати: «Разумеется, бороться! Куда ты еще можешь деться сейчас, после всего — у тебя же просто нет другого выбора. Ты должен спуститься в эти проклятые Нижние пещеры, идти к этому Ворнхольду, должен, потому что иной путь приведет тебя к тюрьме — и изгнанию. Ты хочешь оказаться в изгнании, Ренкр? Смерть будет быстрой, хотя безболезненной — вряд ли. Впрочем, неизвестно, изменится ли что-нибудь после паломничества. Вполне может оказаться, что Одмассэн все сымпровизировал только для того, чтобы оттянуть неизбежное.

А в общем-то, я оптимист, просто никто этого не замечает».

В пещеру заглянул Мнмэрд, чтобы сообщить: время настало. Пора было отправляться в путь.

На сей раз Ренкр ничего себе не обещал. Просто отложил камешек в сторону, забросил на спину мешок, вложил в ножны меч и вышел в Центральный. Горяне постепенно разошлись, занятые повседневными делами, так что сейчас здесь находились только три паломника да десяток стражей — тех самых, которые должны были проводить их ко входу в Пещеры. Они и проводили.

Эта часть коридора выглядела заброшенной: с потолка свисали клочья паутины, дорога местами была завалена обрушившимися обломками стены. О светильниках не стоило и мечтать, пришлось запастись факелами, и теперь их несли в руках: чадящие, тяжеленные, к тому же почти не освещавшие окружающего пространства.

Наконец они оказались у ржавой решетки, перегораживавшей проход. Один из воинов подошел к массивному орнаменту металлических полос и прутьев, извлек из кармана своей куртки ключ и отпер замок. Затем сильным рывком дернул решетку вправо — она чуть сдвинулась, сварливо скрипнув. Тогда на помощь стражу поспешили еще два воина, и старая решетка нехотя повиновалась. Ее отодвинули вбок больше чем наполовину, чтобы в открывшийся проход смогли свободно пройти паломники — что те и сделали.

Обернувшись, Ренкр, Одмассэн и Мнмэрд наблюдали, как воины двигают решетку на место, запирают замок и уходят. Когда отблеск их факелов угас в темноте, Одинокий повернулся и захромал в противоположную сторону. Парни последовали за ним. У каждого из них было с собой по нескольку факелов, дорожные мешки за плечами и оружие. А у Одмассэна, кроме всего прочего, — посох.

Теперь, когда паломники остались одни, да еще и по ту сторону, окружающие звуки внезапно приобрели значимость. Любой мог означать приближение опасности, и Ренкр почти инстинктивно отмечал каждый, пытаясь определить причину. Правую ладонь юноша положил на рукоять меча — да так и не снимал, находясь в постоянном напряжении.

Впрочем, коридор по эту сторону решетки ничем особенным не отличался. Те же космы паутины, те же грязные стены, тот же чуть затхлый воздух. Та же тьма.

Наконец Одмассэн предложил устроить привал и обсудить положение, в котором они оказались. Сейчас наверху была полночь, а поскольку с самого утра путники практически не отдыхали, более того, находились в постоянном напряжении, то эту идею приняли с удовольствием. У Одинокого в мешке обнаружился держак для факела, и, установив его, они достали свои дорожные запасы и принялись за ужин. Молча поужинали, спрятали оставшееся, и Одмассэн, прокашлявшись, начал:

— Итак, мы — паломники к Ворнхольду. Ты-то, Мнмэрд, знаешь, что сие означает, но вот Ренкр, скорее всего, — нет. Что же, времени у нас много. Слушайте.

всплеск памяти

Все, как водится, началось неожиданно и непредсказуемо привычно. Некий горянин, по имени Ксанр, пропал. И когда уже остальные о нем и думать забыли, неожиданно нашелся в Дальнем коридоре — в рваной грязной одежде, худой, без сознания; он лежал на полу и изрядно напугал возвращавшегося с дежурства стражника. Тому со страха подумалось, уж не началась ли война с обитателями Нижних пещер (о которых и знали-то всего ничего), но Ксанр, как только пришел в себя, поспешил его успокоить: никакой войны не предвидится. Впрочем, «пришел в себя» — не совсем верные слова. После возвращения Ксанр стал часто заговариваться, иногда нес откровенную чушь и вообще больше походил на сумасшедшего, нежели на нормального человека. Поэтому прислушивались к его рассказам с осторожностью, верить не торопились, а проверять — тем паче.

Так и не удалось выяснить, почему Ксанр пошел в Нижние пещеры. Никаких особенных причин у него вроде бы не было, ни с кем он не ссорился, ни с кем не спорил на «слабо». Но вот же — взял да и отправился. А Гора — место, где обитают не одни люди и гномы, живность всякая-разная заполняет здесь каждую полость, каждую щель. Есть мелкие, и не разглядишь, тварюшки светящиеся, а есть и (если, конечно, легенды не врут) каменные черви, способные человека заглотнуть в один присест. Кому именно Ксанр приглянулся, узнать так и не удалось — он уточнять не хотел. Да и не важно это. А важно другое: кто-то отогнал тамошних гурманов от горянина и таким образом спас ему жизнь. При этом загадочный спаситель ни разу не показался Ксанру на глаза, он слышал только голос благодетеля. Голос заявил, что не желает горянам зла (кое-кто склонен считать, что и добра невидимый чародей горянам не желает — они ему вообще безразличны). А сделавши свое заявление, спаситель отпустил Ксанра на все четыре стороны и даже (как утверждал сам спасшийся) помог отыскать дорогу наверх в селение. Но возвращение не принесло горянину радости. Никто не верил его рассказам о Нижних пещерах, многие открыто смеялись над чудаком. И тогда он снова исчез. Как позже выяснилось, Ксанр отправился к Ворнхольду Всезнающему (так велел называть себя голос невидимого благодетеля) за советом. Ушел… а вернулось только тело.

Исчезновение и вторичное появление местного дурачка вызвало переполох в селении. Тем более что выглядел Ксанр необычно: передвигался рывками, глядел прямо перед собой, на вопросы не отвечал. Молча прошаркал в Пещеру Совета, остановился в центре, подождал, пока соберется побольше народу, и только потом заговорил. И голос Ксанра звучал мертво и неузнаваемо. Он (Ксанр? голос?) заявил, что передает послание Ворнхольда Всезнающего. Тот требует, чтобы на все входы-выходы в Нижние пещеры поставили крепкие решетки и надежные замки, не позволяющие никому сверху просто так проникнуть на другие уровни и наоборот. (Для выполнения этой задачи пришлось нанимать гномов, сведущих в подобной магии; тогда еще подземные обитатели не переселились глубже.) Но самое главное — Ворнхольд предупреждал: тот, кто придет к нему за советом, должен идти с серьезной просьбой. В противном случае чародей грозил страшной карой дерзкому и приводил в пример Ксанра. Не многие из присутствовавших догадались, что имеет в виду Ворнхольд: при чем здесь местный полудурок, какая такая кара. А Ксанр неожиданно вспыхнул (сначала глаза будто запылали изнутри, потом — все тело); миг — и лишь кучка пепла осталась на камнях от некогда живого человека.

Поначалу заявление Ворнхольда мало кого взволновало. Сходить за советом к мудрецу — это, конечно, выход из многих тяжелых ситуаций, но вот насчет серьезности… Как здесь рассудишь, а вдруг у чародея совсем другие критерии оценки? Поэтому паломников к Всезнающему за всю историю селения было не так уж и много. И кстати, некоторые из них на самом деле не вернулись обратно. Не исключено, что попросту переоценили важность собственных вопросов.

Со временем о Ворнхольде понемногу забывали. Последним паломником оказался нынешний вэйлорн — сразу по возвращении из злополучного похода на льдистых змей Монн отправился в Нижние пещеры. Неведомо, что спрашивал вэйлорн и какие ответы получил, но все нововведения, все законы, связанные со змеями, появились после Моннова паломничества к Всезнающему.

— Что же ты собираешься сказать Ворнхольду? — спросил Ренкр.

Слова о значимости миссии тех, кто идет к мудрецу, не добавили долинщику уверенности, скорее наоборот.

— Услышишь, — уклонился от прямого ответа Одмассэн. — Нас, между прочим, спасло то, что Всезнающий тогда в своем послании упомянул еще об одной детали. Он сообщил, что паломника ни в коем случае нельзя задерживать и останавливать на пути в Нижние пещеры, ибо дело его к Ворнхольду может оказаться безотлагательным. Так что, считайте, нас спас Всезнающий.

— Н-да уж, — угрюмо протянул Мнмэрд, — надеюсь, он не прихлопнет нас как мух, когда услышит твой вопрос.

— Вопросы, — уточнил Одинокий, воздевая указательный палец к потолку коридора.

— Вопросы, — согласился молодой долинщик. — Кстати, у меня к тебе тоже есть пара вопросиков. О каких это рунах на мече идет речь? Уж не знаешь ли ты, что имел в виду Монн? И кстати, зачем все-таки Всезнающему принимать паломников?

— Ну, что касается последнего вопроса, то Ворнхольд в своем послании сам ответил на него. Некая «высшая сила» повелела ему быть здесь и принимать паломников, ибо будет когда-нибудь задан один-единственный вопрос, ради которого Всезнающий здесь и находится. А насчет рун я разочарую тебя — мне неизвестно, чего хочет Монн. Видимо, мы не знаем об этом потому, что никогда раньше (на моей памяти, по крайней мере) паломничество не было увиливанием от ареста. Но, надеюсь, мы разберемся во всем, когда повстречаемся с Ворнхольд ом.

— А как идти к нему? — спросил Ренкр.

Его вовсе не воодушевляла возможность заблудиться в Нижних пещерах.

— Не знаю, — ответил Одмассэн. — Видишь ли, каждый паломник проходит свой путь к Всезнающему. Но когда пилигрим возвращается и рассказывает о пути, время, за которое он добрался до мудреца, всегда оказывается одинаковым: четыре дня. Впрочем, — добавил горянин, наблюдая за едва сдерживаемыми зевками своих молодых спутников, — похоже, мы немного подустали. Не отложить ли остальные разговоры до завтрашнего утра?

— Было бы недурственно, — мечтательно произнес Мнмэрд, — вот только как насчет местных чудовищ?

Одинокий пожал плечами:

— Я слышал, они не трогают паломников к Ворнхольду. И потом, разве кто-то из вас способен сейчас бодрствовать?

Ренкр вспомнил, как этим утром собирал вещи у свернутой палатки и мечтал об ужине в поселке. Вспомнил Свэда и Азла. Кровь льдистых змей, залившую его с головы до ног и никак не желавшую отмываться за тот час, который им дал на сборы Монн. Вспомнил воинов, закрывших за ними решетку, и ужин здесь, в грязном коридоре, проведенный в дружном молчании. Вспомнил и отрицательно покачал головой.

Они улеглись вокруг держака с факелом и заснули.

Им снились сны.

Пещера выглядела так, будто в ней жили уже очень долгое время, а вот убирали — изредка. Этакий творческий беспорядок: широкий стол у стены, заваленный бумагами, рядом — низенький стул с высокой спинкой (тоже занятый фолиантами). Смежная стена испещрена нишами разных размеров, в них

— многочисленные пузырьки, бутылочки, свертки, выставленные в определенном порядке, снабженные этикетками. Какая-то флейта, здоровенная крабья клешня размером с руку взрослого человека, обломок сталактита (или сталагмита?). Напротив ниш пылает в очаге огонь. Человек глядит на пламя, лица его не видно, но седые пряди волос и взбухшие вены на морщинистых руках свидетельствуют о преклонных ткарнах. Он шепчет тихо, едва слышно, хотя в пещере больше никого нет:

— О Создатель Ниса, если ты слышишь меня — внемли! То, что мне предстоит исполнить… Боже, это чудовищно! Почему я избран тобою для выполнения этой миссии?! Почему вообще кто-то должен делать подобное?! Или, может, это ты, Темный бог? Может быть, это ты мутишь замыслы Творца? Если так — лучше покинь Нис. Отправляйся туда, откуда прибыл, и забудь о нас, ибо — я чувствую сие — твой последний час близится! Скоро Создатель вернется в мир и изгонит тебя отсюда.

…Пока же я повинуюсь своему предназначению, кто бы мне его ни уготовил. Я послужу чужому замыслу и сделаю так, чтобы народ, неугодный тебе, был навсегда уничтожен. Вот только… кому «тебе»?

И, о Боже, за что уничтожителю такие муки?! Он не заслужил их, что бы он ни совершил потом, пусть даже то, о чем я не могу ведать. Позволь ему хотя бы на склоне лет увидеть свой замысел завершенным. Дай знак, что ты поступишь так! Ты молчишь… В таком случае я проклинаю тебя!

…И повинуюсь.

Ренкр проснулся рывком. Вот только что спал, а теперь привстал, растерянно и испуганно глядя на пляшущие тени от факела. То, что приснилось, заставило душу рыдать и дрожать, и он сидел, постепенно приходя в себя. Обычно сны забывались, но этот сон Ренкр помнил сейчас отчетливо. И почему-то был уверен, что не забудет его еще очень долго.

Мнмэрд, лежавший рядом, тоже проснулся, сонно огляделся и сел потягиваясь. Одмассэн все еще спал. Парни отошли чуть дальше по коридору, размялись, и Ренкр показал Мнмэрду несколько панловских приемов боя на мечах.

Под звуки сталкивающихся клинков проснулся Одмассэн. Он уважительно вздернул брови, отмечая мастерство обоих противников. Тем не менее они пришли сюда не за тем, чтобы обменяться уроками мечного боя. Об этом Одмассэн и напомнил им со свойственной ему прямотой.

Позавтракав, паломники отправились в путь.

Потолок в коридоре, по которому они шли, постепенно становился все ниже и ниже. На стенах начали появляться во все больших количествах членистоногие и слизистые создания самых различных форм. Их тела светились, и большие скопления этих животных освещали коридор настолько хорошо, что вскоре паломники затушили факелы и дальше шли, руководствуясь лишь светом, излучаемым настенными существами. Через некоторое время коридор перешел в другой, влившись в него под прямым углом. Новый тоннель был в сечении почти идеально круглым, в высоту чуть больше роста среднего долинщика, без всяких следов паутины и запустения. Идти по нему, как оказалось, было очень неудобно, но все попадавшиеся по дороге ответвления были такого же типа. Ренкру почему-то вспомнились земляные черви, в больших количествах водившиеся в долине. Они, будучи длиной и толщиной со средний палец, тоже оставляли ходы такой формы и соответствующих размеров. Ренкр рассказал об этом своим спутникам. Одинокий кивнул:

— А ты наблюдательный. Представь себе, эти коридоры — тоже ходы червей. Только каменных.

Ренкр кисло улыбнулся:

— Хорошая шутка.

Горяне дружно покачали головами:

— Это не шутка.

— Ксанр, вернувшись отсюда в первый раз, говорил об этих тварях, — сказал Одмассэн. — Они перерабатывают горную породу, как их земляные собратья — землю, питаясь частью ее компонентов. Но тем не менее каменные черви не прочь полакомиться человечиной.

— А какие еще твари здесь водятся?

Седой горянин пожал плечами:

— Разные. Мы всех не знаем. Ниже и севернее живут гномы, на этом уровне

— тролли и карлики. Это — те, кто умеет говорить и думать. А есть еще гигантские многоножки, скорпионы, клещи, пауки, две или три разновидности медведок. Демоны, бабочки-вампиры (их хоботки предназначены для того, чтобы сосать кровь, а не нектар), крабы-палачи…

— Знаешь, пожалуй, не стоит продолжать, — прервал его Ренкр. — Я понял в общих чертах, и этого пока достаточно.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

— Если вдруг передумаешь…

— Обязательно сообщу тебе.

— Вот и хорошо, — усмехнулся Одмассэн. — А теперь признавайся наконец, что тебя мучает.

— То есть?

— Тебя неотступно преследует какая-то мысль. Ты не можешь избавиться от нее, хотя очень этого хочешь. Расскажи о том, что тебя тревожит.

— Сегодня ночью мне приснился странный сон.

При этих словах Мнмэрд внезапно вздрогнул и побледнел. Одмассэн же выглядел так, будто ожидал чего-то подобного.

— Что это был за сон? — спросил он.

— Мне приснился старец.

— Горянин или долинщик?

— Мне кажется… он не был ни тем ни другим.

— Кем же он был?

— Не знаю.

— Он молился? — внезапно спросил Мнмэрд.

Ренкр кивнул:

— Он молился. Проклинал Создателя и Темного бога. Говорил о своем предназначении, а еще об уничтожении целого народа, неугодного Создателю. И о том, кто должен выполнить миссию истребления. Со слов этого человека я понял, что участь истребителя обреченного народа не менее ужасна.

Одинокий кивнул:

— Этот же сон приснился и мне.

— И мне, — тихо произнес молодой горянин. — Но что сие означает?

Ренкр пожал плечами. Одмассэн горько усмехнулся:

— Вот еще один вопрос к Ворнхольду. Сдается мне, когда доберемся до чародея, вопросы прямо-таки посыплются из нас.

«Похоже на то, — подумал Ренкр. — Интересно только, ответит ли на них Ворнхольд? И дадут ли нам дойти до него?»

К вечеру их обнаружили тролли.

Все было слишком уж спокойно, чтобы казаться естественным (выползшая прямо из пола каменная медведка, разрубленная на куски горянскими мечами, не в счет — такого добра здесь хватает). А так — слишком уж спокойно. Поэтому, когда из-за очередного поворота послышалось тяжелое дыхание, а потом перед паломниками предстали темные фигуры, Ренкр почувствовал даже некое облегчение. Все-таки опасность лучше ожидания таковой, потому что с опасностью можно бороться. Иногда даже успешно — по крайней мере, об этом упорно твердят древние легенды.

Троллей было семеро, каждый носил свободную холщовую рубаху, некрашеные штаны и грубые башмаки на толстой подошве. Тела подгорных жителей покрывала густая коричневая шерсть, ушные раковины заострялись кверху, и там тоже росла шерсть, собранная в миниатюрные кисточки. Короткие тролличьи носы с широкими ноздрями оказались на редкость подвижными, они будто жили своей собственной жизнью, тихонько подрагивая. Посаженные далеко друг от друга серые глаза блестели в свете, излучаемом настенными насекомыми. Ногти на руках были небольшие, но острые; запястья обхватывали изящные браслеты с вязью вычеканенных букв. Хотя тролли немного превосходили людей своим ростом, пропорциями тела от них почти не отличались. Вооружение этой семерки составляли дубинки да палицы; кроме того, у каждого было как минимум по три кинжала, висевших на широких поясах с яркими большими пряжками гномьей работы. Но времени разглядывать троллей у горян не оставалось. Ближайший из подгорных обитателей сделал шаг вперед, держа палицу наперевес, и прогремел хриплым, полурычащим голосом:

— Вы арестованы! Сдайте оружие и следуйте за нами.

Одмассэн сделал неуловимый знак Мнмэрду, и тот чуть подался вперед и вправо, предоставляя седому горянину свободное пространство для маневра. Ренкр положил руку на меч, мысленно воздев очи к потолку: проклятье, что теперь-то?! Мнмэрд как можно наглее ухмыльнулся троллям:

— Спасибо, но сегодня мы не можем зайти к вам в гости. У нас срочное дело, так что, наверное, заглянем на обратном пути.

— Сдайте оружие, — упрямо повторил тролль.

Было видно, что слова молодого горянина задели его, но предводитель кистеухих старался не показывать этого. Его воины тоже вели себя сдержанно, но и им Мнмэрдовы шуточки не пришлись по вкусу.

— Извольте объяснить, в чем дело, — вмешался Одинокий.

Предводитель покачал головой:

— Я не уполномочен. Вам все растолкуют там, куда мы вас отведем.

— Мы никуда не пойдем, пока не услышим внятных аргументов в пользу…

— Аргументы! — возмущенно заревел один из троллей. — Они еще говорят об аргументах! А как насчет аргумента силы? — и угрожающе двинулся в сторону горян, помахивая палицей.

Остальные воины, нерешительно переглянувшись, тоже зашевелились. Их предводитель что-то обдумывал, теряя драгоценные секунды.

— У нас тоже найдутся доводы подобного характера, — проворчал Одмассэн.

— Что ж, если хотите…

Он вскинул изготовленный за время переговоров лук и послал стрелу, целясь в предводителя. Тот молниеносно среагировал, закрывшись дубинкой — стрела задрожала меж коротких хищных шипов. Зато следующие выстрелы седого горянина оказались более удачными: кричавший об аргументах тролль охнул и осел на пол, зажимая рукой рану в районе солнечного сплетения, еще двое удивленно воззрились на стрелы, выросшие у них в плечах. Мнмэрд тоже успел вытащить лук и присоединился к своему сородичу.

— Подождите!

На мгновение все замерли и удивленно уставились на Ренкра.

— Подождите! — повторил тот. — Мы ведь паломники к Ворнхольду Всезнающему, нас нельзя…

Конец фразы потонул в хриплом гоготании троллей:

— Еще бы! Знаем, знаем! Само собой!

И кистеухие продолжили медленное наступление, уворачиваясь, насколько удавалось, от горянских стрел.

— Послушай, ты же говорил, что паломников здесь не трогают! — отчаянно зашептал долинщик, обращаясь к ни на миг не прекращавшему стрелять Одмассэну.

Тот коротко бросил: «Значит, ошибался», — и продолжал посылать стрелы во врагов. Предводитель уже грузно съехал на каменный пол — в лужу собственной крови. Несколько других троллей пытались вырвать из тела острые наконечники, имевшие нехорошее свойство ломаться при попадании в цель. Кто-то из нападавших метнул нож, целясь в Одмассэна, но Ренкр успел отбить смертоносное лезвие.

Тем временем из-за поворота выбежал высокий (даже для своих соотечественников) тролль в длинном алом плаще. Новоприбывший быстро оглядел место сражения (вернее, расстрела, потому что его сотоварищи так и не успели атаковать людей) и поднял правую руку, призывая остановиться. В ладони тролль держал белый платок — извечный и универсальный знак перемирия.

— Прекратите! Немедленно! — хрипло приказал новоприбывший, вперив пронзительный взгляд в Одмассэна.

Тот с явным нежеланием опустил лук, ни на минуту не теряя бдительности.

— Ну, — Одинокий выразительно посмотрел на высокого тролля, — прекратил. И что дальше? Никуда мы с вами не пойдем, на «аргументы» ваши у нас найдутся не менее убедительные, так что…

С пола что-то прохрипел раненый предводитель.

— Идиот! — прошипел на него Алый плащ. — Проклятый идиот!

Горяне и Ренкр терпеливо ожидали продолжения.

— Простите, господа, — обратился к ним новоприбывший. — Мои воины допустили ошибку, за что и поплатились.

— Предположим, — недоверчиво произнес Одмассэн. — И что дальше?

— Все вы не нужны мне. Меня интересует лишь один из вас — тот, который пришел из долины.

— Зачем? — Это уже спросил Мнмэрд.

— Мы не причиним ему вреда, — заверил тролль. — Но, увы, не можем открыть, почему он нам нужен.

— В таком случае… — задумчиво хмыкнул Одмассэн.

На какую-то долю секунды Ренкр испугался: а вдруг горяне решат отдать его троллям, ведь, в конце концов, какой им резон враждовать со своими соседями?

— …нет! — Одмассэн резко вскинул лук и пустил стрелу в парламентера.

Она тупо ткнулась в тролличью шею, и, хотя рана не была смертельной — спасла все та же густая шерсть, — кровь хлынула ручьем. Одновременно с этим по всему коридору разошлась малоощутимая вибрация. Ее почувствовал не только Ренкр — тролли неожиданно заволновались, стали оглядываться, а их короткие носы просто-таки извивались в попытке что-то учуять. Что? Уж они-то — подгорные жители — должны были знать о сути происходящего. Кистеухие явно собрались бежать: они мялись, переглядывались, и их смущало только присутствие парламентера в алом плаще, который отрицательно покачал головой, пресекая всякие попытки к бегству, и указал правой рукой на людей. Белым лоскутом — знаком перемирия — он зажимал рану, из которой хлестала кровь. Его воины продолжали медленно наступать, отбивая либо уворачиваясь от стрел Одинокого и Мнмэрда.

Ренкр, у которого не было ни лука, ни самострела, обнажил клинок, понимая, что дело идет к рукопашной. Между ними и троллями еще оставалось расстояние, но оно стремительно уменьшалось, и, что будет дальше, ведал один лишь Создатель. В это время долинщик обратил внимание на то, что растревожившая кистеухих вибрация исходит от участка стены, расположенного как раз между людьми и троллями, справа от людей… Потом началось.

Сначала светящиеся создания, густо облепившие стены коридора, стали проявлять явные признаки беспокойства, расползаясь во все стороны. Образовался голый участок стены, на котором остались только самые медлительные студнеподобные животные, да и те торопились покинуть его. Затем стена треснула, внезапно ввалилась внутрь, и лишь несколько небольших обломков со стуком упали в коридор. Отверстие, которое возникло в результате этих явлений, было таким же, как и сам тоннель в сечении: почти идеально круглым и одинаковых размеров. Оттуда появился кусок плоти белесого цвета с огромным круглым «ртом» на конце; «рот» методично сжимался и разжимался. Тело каменного червя (а это был именно он) во множестве усеивали небольшие, тонкие, но очень жесткие щетинки. Явившийся кусок животного подергался в воздухе и развернулся в сторону троллей. Затем обозримая часть червя взбухла, немного выползла в коридор, снова взбухла — снова выползла — и так до тех пор, пока все создание не оказалось в тоннеле. Тело червя закупорило часть коридора, ведущего в сторону троллей, через некоторое время оттуда послышались отчаянные крики, хруст костей и неторопливое чавканье.

Одмассэн ослабил лук, возвращая стрелу в колчан:

— Премило с его стороны. Но мне почему-то кажется, что тварь, покончив с троллями, примется за нас. Возвращаться не имеет смысла, так что пойдем-ка в новосозданный коридор.

Паломники проникли в темный отрезок тоннеля, постепенно заполнявшийся светящимися созданиями. Сначала друзья просто шли по нему, но, когда за спиной послышались далекие шлепающие звуки, которые постепенно приближались, перешли на бег.

Ход плавно заворачивал вправо, а потом внезапно оборвался. Одмассэн буквально почувствовал это и в последний момент успел остановить парней, рисковавших свалиться в… Куда? Мнмэрд спешно зажег факел и ткнул им в чернеющую бездну. Пламя высветило темные воды узкой подземной реки, текущей вправо и вниз. На ее противоположном берегу вверх, к затянутому рваным туманом куполу пустоты, уходила отвесная стена с точно таким же отверстием, как и то, у которого сейчас стояли паломники. Червь преодолел реку, проползши над ней, но последовать его примеру они были не в состоянии, а прыгать с высоты в пять горянских ростов в воды, населенные неизвестно кем…

— И что же дальше? — риторически вопросил у пространства Мнмэрд, медленно помахивая в воздухе факелом.

Внезапно Одинокий цепко ухватил юношу за руку, направляя свет вверх по течению. Там плыла пустая лодка!

— Вот что, парни, — Одмассэн попытался унять легкую дрожь, проскальзывающую в голосе, — это — наш единственный шанс. Прыгаем и плывем к ней.

— А может… — начал было Мнмэрд.

— Что «может»?! — взорвался седой горянин. — Ты хочешь драться с каменным червем, который запросто сожрал семерых троллей? Прыгай!

Они прыгнули. Течение мгновенно подхватило людей и увлекло их за собой. Приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы немного задержаться и дождаться лодки. Она уже приблизилась, и Мнмэрду со второй попытки удалось ухватиться за ее левый борт. Он подтянулся повыше, перебросил ногу — и очутился в лодке. Там парень повалился без сил: тело, побывавшее в холодной воде, свело легкой судорогой. Ренкр, не позволяя своему воображению слишком разыгрываться в придумывании возможных обитателей темных вод, подплыл к правому борту и попытался уцепиться за него обеими руками. Доски были мокрые и скользкие, поэтому пальцы правой руки не удержались и соскользнули, но левой ему все-таки удалось схватиться за борт. Лямки дорожного мешка, массивной глыбой висевшего за спиной, сползли к локтям и мешали двигаться. Лодку качнуло — это Одмассэн с другой стороны забрался в нее, но тоже упал, не в силах пошевелиться: дала о себе знать недавняя рана. Рывок, сопровождавший появление Одинокого, позволил Ренкру краешком глаза увидеть позади над рекой темное отверстие, из которого они прыгали. Оттуда высунулся передний (а может — задний) конец каменного червя и судорожно вращался в воздухе над быстрым течением.

Это зрелище подхлестнуло Ренкра к активным действиям. Он подтянул левую руку и взмахнул правой, намереваясь ухватиться ею за борт. Но в воздухе, уже над досками борта, его кисть встретила другая рука. Рука дернула Ренкра, подтащив к лодке, и втянула в нее. Свалившись на спину, он увидел над собой лицо спасителя. Лицо тролля.

Это был тот самый тролль, который руководил остальными. Его алый плащ, вымокший и изорванный, висел грязной тряпкой, рана на горле продолжала кровоточить, а левая рука, похоже, была сломана как минимум в двух местах. Тем не менее меч и кинжал остались при нем, и теперь этот самый меч был приставлен к горлу Ренкра. Тролль сидел, прислонившись спиной к борту лодки, чтобы контролировать действия более или менее пришедших в себя горян.

Те приподнялись, оценивая сложившуюся обстановку, Ренкр же позволил себе только кашлянуть. Он по-прежнему лежал на холодных мокрых досках дна, и дорожный мешок за спиной давил в нее чем-то острым.

Одинокий медленно повернулся к троллю и осторожно кивнул в сторону долинщика:

— Нас трое, а ты один. Отпусти его, и, даю слово, мы не тронем тебя.

— Если я убью его, то вас будет двое, — уточнил тролль. Говорил он с каким-то надрывом, видимо, давала о себе знать рана в горле. Острое лезвие меча прикоснулось к шее Ренкра, и тот вздрогнул. — Ну, и потом, думаю, еще с одним я справлюсь. Правда, — добавил тролль, — я не хочу этого. Мне, в сущности, нужен лишь один из вас, тот, кто пришел из долины. Я уведу его с собой и оставлю вас в покое.

— А ты упрямый парень, — покачал головой Одмассэн.

Он сел, устраивая поудобнее больную ногу, прищурился, видимо что-то обдумывая, и сказал:

— Поскольку требуешь ты от нас немалого, думаю, будет справедливо, если сначала ты кое-что нам расскажешь. Во-первых, как тебе удалось спастись и где, — он огляделся, — дракон тебя съешь, весла?! Во-вторых, кто ты такой и зачем тебе долинщик? И в-третьих, как нам добраться к Ворнхольду?..

— В таком случае вам…

— Если ты не ответишь на мои вопросы, сделка не состоится, — холодно заявил Одмассэн, удобнее берясь за свой меч (в паломничество он отправился без любимой секиры, поскольку счел ее слишком тяжелой после ранения).

— Хорошо, горянин, — согласился тролль, — я расскажу. В эту лодку я попал случайно. Когда появился червь, мы попытались спастись, но мои воины замешкались — помочь им было уже невозможно. Я же побежал к лодкам, на которых мы приплыли, отвязал одну из них и в последний момент, когда червь уже почти добрался до причала, перерубил канат и оттолкнулся от берега. То, что какой-то идиот оставил весла на причале, я заметил слишком поздно и, в сущности, оказался предоставлен воле течения. Сильный толчок швырнул меня на дно лодки, а раны не позволили встать сразу. Так что я некоторое время лежал, приходя в себя, и, накрытого плащом, вы меня не заметили. Теперь о Ворнхольде. Мы мало общаемся с ним, но, насколько мне известно, он время от времени меняет свое местопребывание, так что указать вам конкретные ориентиры я, в сущности, не могу. Как говорится, идите и придете. Ну что, я ответил на твои вопросы?

— Не совсем, приятель, — покачал головой Одмассэн. — Ты не представился и не сказал, зачем тебе нужен один из нас.

— Ну что ж, если ты настаиваешь… В конце концов, это не навредит мне. Я — Нохр, и нахожусь здесь не случайно. — («Еще бы!» — хмыкнул Мнмэрд, но перехватил гневный взгляд Одмассэна и заткнулся.) — Я был послан сюда с тем, чтобы встретить вас. Недавно с нижних ярусов к нам поднялась тварь, похожая на дракона. Она не дает нам покоя, и многие пытались победить чудовище, но все попытки кончались неудачей. А потом кто-то вспомнил об обнаруженном несколько месяцев назад убитом драконе. Нам удалось выяснить, что победивший его долинщик находится в вашем селении. А теперь — он пришел сюда, и нам нужна его помощь, чтобы убить тварь с нижних ярусов. Итак…

— Хорошо, — согласился Одмассэн. — Мнмэрд, прости, но я вынужден отдать тебя Нохру. — Он глазами указал в сторону тролля.

— А теперь, Нохр, освободи Ренкра.

Тролль медленно кивнул:

— Конечно. Но я хочу убедиться в том, что ты не обманываешь меня.

Одмассэн развел руками:

— Проверяй.

— Как звали убитого тобой дракона? — Нохр полуобернулся к Мнмэрду, не обделяя при этом вниманием и остальных паломников.

Долинщик понял, что сейчас умрет. Мнмэрд скорчил такую гримасу, будто силился что-то вспомнить, и вдруг неожиданно выдал:

— Ахнн-Дер-Хамп, кажется…

Тролль удовлетворенно кивнул.

— А теперь, — скомандовал он Одмассэну, — найди запасную бухту каната, она где-то за вашими спинами. Попытайтесь вдвоем с ним, — кивок в сторону Мнмэрда, — закинуть петлю на берег, закрепить ее там и подтянуть туда лодку. Там мы с долинщиком сойдем.

Одинокий, сцепив зубы и стараясь не обращать внимания на боль в ноге, поднялся и стал делать все, что велел Нохр. В лодке на самом деле обнаружилась аккуратно свернутая бухта каната. Одмассэн связал на одном его конце скользящую петлю, другой же привязал к кольцу на носу лодки. Река здесь текла медленнее, и поэтому с четвертой попытки им удалось зацепиться петлей за мощный каменный клык, словно специально торчавший из береговой стены. Здесь как раз имелась узкая каменная дорожка, протянувшаяся почти на уровне течения; стену же в этом месте испещряли темные дыры коридоров, видимо уводивших куда-то в глубь Нижних пещер. Не слишком привлекательно, но выбора у паломников не было.

В конце концов Одмассэну с Мнмэрдом удалось подтащить лодку к дорожке и прочно привязать ее, хотя далось сие с большим трудом. Нохр кивнул, удовлетворенный проделанной работой. Он приказал Мнмэрду выйти на дорожку, а Одмассэну отойти на другой край лодки, сложив все оружие в центре на ее дне. Затем тролль поднялся, убрал клинок от вспотевшей Ренкровой шеи и направился к борту, чтобы сойти на берег.

Всего на мгновение Нохр повернулся спиной к долинщику, но этого оказалось достаточно. Ренкр не колебался ни секунды — потом он смущенно утверждал, что на это просто не было времени, — он выгнулся дугой, сильным рывком ударив обеими ногами в спину Нохра. Тот начал медленно, очень медленно заваливаться, и Одинокий, оказавшийся на его пути, подхватил выставленную вперед тролличью руку с зажатым в ладони клинком, пропуская падающего мимо себя и вращая вокруг оси, которой и стала рука.

Нохр коротко вскрикнул — и рухнул в воду. Одмассэну потребовался всего один вздох, чтобы оказаться в центре лодки, подхватить меч и вернуться к левому борту. Мнмэрд и Ренкр уже стояли рядом.

Темная поверхность реки насмешливо отражала тусклый свет от настенных насекомых — и ничего более того. Спустя несколько секунд из глубин весело всплыла, лопаясь, стайка пузырьков, и снова все успокоилось.

— Он утонул? — недоверчиво спросил Мнмэрд.

— Я бы на это не слишком надеялся. — Одинокий досадливо покачал головой, затем внезапно скривился: видимо, потревожил раненую ногу. — Не надеялся бы хотя бы потому, что, если он таки выжил, появление нашего кистеухого знакомца не станет для нас неожиданностью. А если он выжил, мы его еще повстречаем, уж поверьте! Впрочем, — добавил Одмассэн, — сейчас нам его в любом случае не достать. Посему давайте-ка лучше займемся делами насущными. — Он сел, привалился к борту лодки, не выпуская из рук меча: — Значит, так. Сперва разберемся, чем мы располагаем. Как там у нас с припасами?

Выяснилось, что все вещи, а не только припасы, попали-таки в лодку — ни один из пилигримов, когда прыгали и плыли, дорожного мешка не потерял. Правда, факелы безнадежно отсырели, но светящихся насекомых на стенах хватало в достатке, так что по поводу испорченных факелов никто особенно не переживал. Другое дело — происшедшее с самими пилигримами. Непонятно, почему тролли так заинтересованы в том, чтобы заполучить долинщика. Конечно, скорее всего, Нохр солгал насчет подземного чудовища… вот только что кроется за подобной ложью? И откуда тролль был знаком с Ахнн-Дер-Хампом? Может быть, это месть за убийство дракона?

— Чушь! — решительно заявил Одмассэн. — И вообще, ваши домыслы, ребятки, так и останутся домыслами. Либо мы абсолютно точно выясним причину такой заинтересованности, либо — до конца жизни будем мучаться сомнениями. И я, честно говоря, предпочел бы второе. А теперь — не позаботиться ли нам о собственной безопасности? Давайте, вытравите веревку, отгоните лодку на середину течения и бросьте якорь. А петлю сейчас перевяжем, чтобы, когда заякоримся, сдернуть. Нам ночью лишние гости не нужны, правильно? Да, кстати. Мнмэрд, сегодня твоя память спасла нам жизнь. Спасибо.

Ренкр присоединился к благодарностям седого горянина:

— Ты держался молодцом, честно.

Мнмэрд от таких похвал зарделся, ровно десятиткарный мальчишка, пробормотал что-то неразборчивое и отправился на карниз, чтобы перевязать петлю. Затем они позволили течению снести лодку чуть дальше, сбросили якорь — тяжеленный булыжник на массивной цепи — и, завернувшись во влажные одеяла, уснули.

В детстве Нохр очень любил играть в прятки. Когда ребятишки шумной гурьбой разбегались во все стороны, чтобы найти надежное укрытие, он частенько использовал один трюк, неизменно приносивший ему победу. Маленький тролль забирался под воду и сидел там, задержав дыхание, когда над головой пробегали ищущие его приятели, а потом выбирался — обязательно так, чтобы они не видели, где он прятался, — с удовольствием отмечая растерянность на лицах товарищей по игре. Было очень славно.

Сегодня любовь к пряткам спасла ему жизнь. Когда подлый удар в спину сбросил Нохра в воду, тролль успел заглотнуть достаточно воздуха, чтобы потом выпустить небольшую его порцию наверх. Может быть, паломники поверят, что он мертв.

Нохр нырнул поглубже и поплыл вниз по течению, пока не решил, что расстояние достаточное и его не заметят. По правде сказать, больше всего его тревожила переломанная рука: тролль боялся, что спустя еще немного времени просто не сможет выбраться из воды. Кое-как он все же вскарабкался на берег и с трудом отполз в тень ближайшего коридора — так раненое животное из последних сил стремится спрятаться в кустах, забиться в чащу, даже зная, что все равно издохнет.

Впрочем, умирать Нохр не собирался. Он полежал немного, восстанавливая силы, затем разорвал остатки плаща и перевязал наиболее опасные раны. Потом, обессиленный, снова упал на пол, проклиная все на свете, мучаясь невозможностью действовать в то время, когда действовать необходимо.

Спустя некоторое время он заметил лодку с паломниками, медленно двигавшуюся вниз по течению. Почти напротив коридора, в котором лежал Нохр, лодка остановилась — они бросили якорь и, видимо, собирались заночевать.

Превозмогая боль, тролль поднялся и, опираясь о стену, медленно пошел прочь от реки. В своем теперешнем состоянии он не собирался лезть на рожон

— это все равно ничего бы не дало. Но ведь можно вернуться сюда с новым отрядом.

Оставалось только надеяться на то, что каменный червь, вмешавшийся в его планы, был случайностью. Если же нет и Ворнхольд был прав, то…

Та же пещера. Широкий стол, низенький стул с высокой спинкой, ниши в стене. Старик печально глядит в камин и тихо говорит, по всей видимости снова обращаясь к Богу. К какому?

— Вижу, что времени не хватает. Что ж, я решился. Будущего не изменить, и я выхожу ему навстречу, им навстречу, чтобы замысел свершился. Да будет так.

Две тени в узком коридоре.

— Здравствуй, Ворнхольд Всезнающий.

— Здравствуй, Нохр Отважный.

— Что привело тебя сюда?

— То же, что гонит тебя отсюда. Паломники.

— Он ускользнул… Вначале был червь, убивший всех моих воинов. Потом он оказался у меня в руках, но я снова потерпел неудачу.

— Я же сказал тебе, что это не в твоих силах, Нохр.

— Да, сказал. Но я продолжу.

— Знаю, Отважный. Ибо остановиться тоже не в твоих силах.

— Может быть, мудрец, может быть… Но куда идешь ты?

— К нему.

— Прости мою дерзость, но я надеюсь, что тебе не удастся спасти их.

— Прости мне мое знание. Удастся.

— Пусть так. Но я не отступлюсь.

— Да, ты не отступишься. Прощай.

— До свидания.

— Нет. Прощай.

— Прощай…

Нохр добрался до города лишь к рассвету. Разумеется, никакого рассвета здесь, в Нижних пещерах, быть не могло, но фосфоресцирующие насекомые, руководствуясь каким-то, понятным лишь им одним ритмом, светились в течение суток то ярче, то бледнее, и этим пользовались все подземные обитатели.

Город звался Ролн, что на языке троллей означало Великий. В этой горной системе он был самым большим тролличьим поселением (хотя ходили слухи, что на юге, за морем, есть город побольше — Эндроуд; но слухи те не имели подтверждений). Если города альвов, эльфов и гномов возводились, как правило, на открытых пространствах и состояли из рукотворных домов, то Ролн представлял собой в основном скопление пещер, обустроенных для жизни или хозяйственных нужд. В некоторых особо больших пустотах ставили и дома, но таковых было мало.

Сами тролли, вопреки рассказам, царившим Наверху, вовсе не были неопрятными, отвратительными и тупоумными созданиями. Конечно, в чем-то они уступали представителям других видов разумных существ, но в чем-то и превосходили их. Например, гномы-соседи не так хорошо ориентировались в подгорных пространствах, а карлики никогда не имели такого количества талантливых скульпторов. Что же касается воинских умений, то тролли были непревзойденными мастерами боя на палицах, хотя искусство стрельбы из лука или арбалета для многих из них оставалось непостижимой мудростью. Зато письменностью, началами натурального счета и общим представлением об истории Ниса владело преобладающее большинство жителей Ролна, чем очень гордился градоправитель. Но, разумеется, он заботился не только об образовании ролнцев. Жизнь в подгорных пределах полна опасностей, и посему охрана границ — одна из непременных забот каждого крупного (да и мелкого) города, возведенного там. Разумеется, ни о какой крепостной стене в подобном случае не может быть и речи; охрана Ролна осуществлялась совсем иначе. Сюда можно было попасть несколькими способами: через различные тоннели (некоторые довольно большие, игравшие роль постоянно действующих дорог), по сквозным отверстиям, связывавшим верхние и нижние ярусы Горы, или же пользуясь магическими переходами. Все доступные пути охранялись. Благодаря особенностям подгорной жизни подчас хватало двух-трех стражников да караулки для них; в удачно подобранном месте несколько воинов вполне могли сдерживать напор большого отряда атакующих. Ну и, разумеется, не обходились без решеток и мощных замков. Единственная же по-настоящему серьезная напасть — каменные черви — нейтрализовывалась мощным магическим заслоном, не позволявшим гигантам проползать на территорию Ролна. Подобная система охраны границ была весьма эффективной, хотя создавала определенные неудобства, когда кому-нибудь требовалось срочно покинуть город или же, наоборот, оказаться в нем. Стражники непременно настаивали на предъявлении удостоверения личности проходящего. Как правило, для этой цели каждый совершеннолетний горожанин получал специальную грамоту и браслет. И если грамоту предъявляли в особо важных случаях, то с браслетами тролли почти никогда не расставались.

Впрочем, что до Нохра, то даже в браслете не было необходимости. Стражники хорошо знали этого тролля, занимавшего в армии чин высшего офицера. Торопливо спрятав стаканчик с костями и ссыпав ставки в ящик стола, они оправили на себе форму и почтительно приветствовали «многоуважаемого господина Нохра». Тот отмахнулся, мол, сейчас не до церемоний, и потребовал немедленно набор письменных принадлежностей. В результате один из стражников отправился с посланием к капитану элитного отряда арбалетчиков Хлэмму, а второй помог Нохру перевязать особо серьезные раны; после чего «многоуважаемый господин» отправился к лекарю.

У внешнего периметра пещер Ролна была сосредоточена большая часть гарнизонных войск, что, в общем-то, неудивительно. В том числе и врачеватели. К одному из них на правах высшего офицера и отправился Нохр. Лекарь долго цокал языком, что-то ворчал и гундосил, впечатлившись ранами нежданного пациента. Он смазал горло Нохра какой-то прохладной вонючей мазью, наложил на руку шины и перевязал ее, помассировал живот и спину. После чего намеревался было поместить пациента в госпиталь, однако Нохр категорически воспротивился. В это время как раз явился Хлэмм (в письме, кроме прочего, приятель указал адрес лекаря, к которому намеревался отправиться). Врачеватель понял, что с двумя ему не справиться, и отпустил, обязав раненого явиться завтра на перевязку.

Как уже говорилось, тролли не отличались особой сноровкой при обращении с луком и арбалетом, но и среди ролнцев попадались отличные стрелки. Таковых очень ценили и по выявлении таланта тотчас определяли в специальные элитные отряды, одним из которых и руководил капитан Хлэмм — кряжистый флегматичный тролль, пускавшийся в авантюры лишь в самом крайнем случае. Судя по записке, которую принес запыхавшийся стражник, сейчас как раз и был такой случай: старинный друг, не раз выручавший капитана в трудную минуту, просил о помощи. Впрочем, даже теперь капитан намеревался прежде всего разобраться, что к чему. Ему очень не понравился внешний вид приятеля и огонек сумасшедшинки в глазах.

Когда они отошли подальше от лазарета, Нохр прежде всего спросил:

— Что с отрядом? Ты их собрал?

Об этом он просил в записке, так как, лишившись всех своих воинов, намеревался воспользоваться арбалетчиками Хлэмма. Ему во что бы то ни стало было необходимо остановить долинщика.

— Да, — пробасил Хлэмм. — А в чем дело-то, дружище? Что ты затеваешь? И где твои воины?

Нохр опустил голову:

— Их больше нет, — и добавил: — Пошли, по дороге расскажу все, что ты желаешь знать.

Они свернули в коридор, ведущий к казармам, в которых размещались арбалетчики Хлэмма.

всплеск памяти

Вообще-то тролли стараются пореже выходить Наверх. Это связано с одной старой-престарой легендой, которую до сих пор, кажется, никто так и не проверил. Согласно легенде, тролль, на которого попали солнечные лучи, тотчас умирает. Существуют различные версии того, как именно это происходит, например, ролнцы свято верят, что путем окаменевания, а на Срединном материке обыватели больше склоняются к варианту самовоспламенения. Впрочем, детали интересны ученым-этнографам, а жителей Ролна, равно как и других тролличьих поселений, волнует сам результат. И повторимся, они стараются по мере возможности Наверху не появляться. Только острая необходимость способна заставить тролля рискнуть собственной жизнью.

Увы, у Нохра несколько лет назад появилась такая необходимость. Два преступника как-то забрались в пещеру невесты Нохра, Кропплэн, намереваясь обокрасть оную, но были обнаружены и с перепугу убили хозяев. К сожалению, убийцам удалось сбежать от правосудия — они попросту покинули Ролн раньше, чем стражники взяли их след. Когда Нохр узнал, что преступники удрали, он решил самолично покарать их, взял отпуск и с двумя братьями покойной (жившими отдельно со своими семьями и потому в той ночной резне не пострадавшими) отправился по следу убийц. В конце концов они нагнали злыдней, случилась стычка, в результате которой остались в живых лишь Нохр да один из преступников. Отчаявшийся убийца потерял остатки здравого смысла и вместо того, чтобы попытаться скрыться в Горе, покинул ее пределы и выбежал Наверх. Нохр не отставал. Им повезло: была лунная ночь и честь подтвердить или опровергнуть древние легенды досталась кому-то другому.

Беглец так торопился, что не заметил, как оказался в тупике. Свою ошибку он понял слишком поздно — оставалось лишь повернуться лицом к преследователю и принять бой.

Нохр убил преступника, хотя и не сразу. Когда мертвец рухнул на камни, выпачканные в тролличьей крови (обоих поединщиков), победитель неожиданно почувствовал внутри себя ужасающую пустоту. Бесцельность, вот что это было: Нохр лишился Кропплэн, которую искренне любил, а теперь — еще и заклятого врага. Что же осталось в жизни у молодого, подающего надежды офицера? Карьера? Но Нохр никогда не отличался стремлением к получению чинов и регалий, с ними связанных.

Повинуясь внутреннему порыву, тролль воздел к ночным небесам окровавленный клинок и поклялся себе, что никогда больше не убьет из чувства мести. Он так и не успел опустить клинок — позади раздалось громкое отчетливое жужжание, и Нохр, обернувшись, увидел палеодиктиоптера. То есть Нохр, конечно, не знал, что это именно палеодиктиоптер, просто перед ним висело в воздухе насекомое длиной с руку да и толщиной примерно с нее же. Окраска твари постоянно менялась, уподобляясь окружающим расцветкам, только длинный острый хоботок оставался рыжим от высохшей крови прошлых жертв да крылья сливались в полете в серебристый купол. Вот он-то, этот купол, привлекал внимание будущей добычи палеодиктиоптера и завораживал ее, а насекомое тем временем наносило стремительный удар хоботком в шею жертвы. Подсознательно Нохр ощущал опасность, исходившую от твари, но серебристый купол стрекочущих крыльев зачаровал его.

И в это время над палеодиктиоптером завис дракон. Миг — и тот спланировал на насекомое, схватил тварь в пасть и схрумкал, ровно лакомый сухарик.

Нохр отступил на шаг и подумал, что в роли следующего сухарика может оказаться он сам. Он прижался к стене ущелья, чувствуя спиной острые грани камней. Тролль отлично понимал, что у него нет ни единого шанса одолеть дракона, но все же приготовился защищаться. А тот, разобравшись с насекомым, облизнулся узким алым языком и молвил:

— Меня зовут Эмбр-Гехн-Футр. А каково твое имя?

— У него ты не спросил имени, — Нохр с вызовом указал на обломок прозрачного палеодиктиоптерьего крыла, — зачем же тебе мое?

— Его я съел, — заявил дракон. — А тебя, между прочим, спас. Я думал, что тролли — существа более благодарные.

В его словах Нохр почувствовал упрек и обиду, и ему стало стыдно.

— Прости, — сказал он дракону, — но моя неучтивость вызвана страхом.

Конечно, звучало это немного выспренне, и Эмбр-Гехн-Футр насмешливо фыркнул:

— Да неужели ты и вправду решил, что я стану есть тебя?! В тебе же шерсти больше, чем мяса, которое, между прочим, по вкусу не такой уж и деликатес.

Это был сомнительный комплимент, но тролль только расхохотался в ответ.

— Да, ты прав, — согласился он, — тролли и впрямь шерстисты. И слава Создателю. Но ты хотел узнать мое имя. Вот оно — Нохр.

Хлэмм слушал друга, не прерывая его. Слишком уж необычный был рассказ, капитан арбалетчиков никогда не слышал ничего подобного. Впрочем, он верил тому, о чем рассказывал приятель.

— Вот так мы с ним познакомились, — говорил тем временем Нохр. — Он никуда не торопился, а летать ночами не любил. Зато очень любил поговорить и стал рассказывать: вначале про то, что за тварь такая этот палеодиктиоптер, потом — и о многом другом. Ко всему прочему Эмбр-Гехн-Футр оказался внимательным слушателем, а это редкое по нынешним временам качество. Тем более что в ту ночь мне просто необходимо было выговориться… Ну, да это не важно: Важно другое: он подтвердил наши давние подозрения. Драконы на самом деле оказались во власти мощных чар и теперь вынуждены добывать для некоего Камня жизнь и кровь разумных существ, в противном случае тот уничтожит всех драконов. Эмбр-Гехн-Футр ежегодно летал в долину, что северо-восточнее Горы, бился там с избранным долинщиком, как велят Правила, и улетал с поверженным в Эхрр-Ноом-Дил-Вубэк. Он томился необходимостью совершать подобные рейды, хотя открыто и не признавался в этом.

— Почему же тогда они не попытаются… — Хлэмм запнулся, — покончить с таким положением. Есть разные способы…

Нохр пожал плечами:

— Ну, не знаю. Легко говорить, пока ты не на их месте… Ладно, я хотел рассказать о другом. Мы стали друзьями и условились встречаться каждой осенью на том же месте, ночью, накануне его визита в долину. Но однажды я опоздал…

всплеск памяти

Дела задержали Нохра, и дракон уже, судя по всему, должен был бы возвратиться из долины, но тролль все равно отправился Наверх, ведомый неясным предчувствием… чего-то. Он сам не знал, на что надеялся, ведь Эмбр-Гехн-Футр никогда не задерживался с трофеем — стеснялся и торопился поскорее перенести мертвое тело долинщика в стольный град Эндоллон-Дотт-Вэндр.

…Дракон стоял там, на их условленном месте, сложив крылья за спиной, а рядом — дрожал всем телом худощавый, измазанный в грязи и крови паренек. Эмбр-Гехн-Футр что-то говорил долинщику, и Нохр, руководствуясь тем же неясным предчувствием, которое и привело его сюда, подкрался поближе, чтобы послушать, о чем идет речь. Эмбр-Гехн-Футр рассказывал пареньку, что дни обитателей Эхрр-Ноом-Дил-Вубэка сочтены, ибо его, паренька, внук явится туда и уничтожит драконов. Затем приятель Нохра склонил свою огромную, с лиловым роговым воротником, голову к земле и приказал долинщику рубить. И паренек испуганно повиновался. Тролль не успел вмешаться. Когда Нохр, крича что-то невразумительное, побежал в их сторону, долинщик уже опустил меч — и голова Эмбр-Гехн-Футра покатилась к ногам тролля. Ослепленный яростью от беспомощности что-либо изменить, Нохр выхватил клинок и занес его, намереваясь прикончить убийцу своего странного друга. Троллю было безразлично, что Эмбр-Гехн-Футр сам пожелал смерти. Но в этот момент Нохр вспомнил ту ночь, когда они с драконом впервые встретились здесь, и ту клятву, которую он дал тогда самому себе. Молча Нохр вложил меч в ножны и ушел, оставив паренька в растерянности и недоумении. Но вместе с тем тролль поклялся тогда спасти драконов от их ужасной участи.

— Я решил во что бы то ни стало помешать внуку того паренька убить драконов. И я, видит Создатель, долго ждал. Нынче же время пришло и предсказание Эмбр-Гехн-Футра сбывается. Внук долинщика здесь. Как и говорил тогда, перед смертью, мой друг, его сына по имени Ахнн-Дер-Хамп долинщик уже убил (тело, если ты помнишь, несколько месяцев назад нашли мои тролли). Эмбр-Гехн-Футр предсказывал и то, что долинщик отправится в паломничество к Ворнхольду Всезнающему. Встреча с ним подтолкнет будущего убийцу к действиям, которые приведут к гибели драконов. — Нохр замолчал, а потом решительно продолжал: — Ты должен знать еще кое-что. Я сам был у Ворнхольда, и тот предрек мне неудачу в попытке помешать предначертанному. Да, мои воины погибли (не знаю, правда, по случайному ли стечению обстоятельств или же в силу предопределенности), но я не отступлюсь… Если мы поторопимся и перехватим долинщика до встречи с Ворнхольдом, то парня даже не придется убивать. Я рассказал все. Ты сделаешь то, что я прошу?

Хлэмм задумался. Кое-что в этом рассказе его смущало, но…

— Да, — ответил он наконец, и Нохр поклонился ему:

— Благодарю!

— Но давай оговорим некоторые детали, — продолжал капитан арбалетчиков.

— Во-первых, мы будем использовать воинов в целях, мягко говоря, частных. Поэтому должны, насколько возможно, уменьшить фактор риска. Ну и, естественно, я не допущу убийств. Только в самом крайнем случае. И я пойду с вами.

Нохр пожал плечами:

— Ты — капитан отряда. Как скажешь.

Они уже стояли у казарм, так что вскорости Нохр возглавлял отряд из двадцати одного тролля, включая и Хлэмма. Объяснив вкратце, без деталей, что к чему, многое переиначив, чтобы не задавали лишних вопросов, Нохр повел их к тому месту, где оставил спящих в лодке паломников. При этом тролль прекрасно понимал, что солгал своему товарищу. Ибо было позднее утро, и он ни минуты не сомневался: долинщика придется убить. Потому что тот уже наверняка встретился с Ворнхольдом Всезнающим.

Ренкр проснулся оттого, что лодку качнуло и он ударился головой о борт. Не лучший способ пробуждаться, и уж тем более не повышает вашего настроения.

Парень приподнялся и сел, одеяло, которым он укрывался, сползло к ногам, и прохладный, чуть затхлый воздух дружески обнял Ренкра за плечи. Поистине, утро начинается так знакомо! И так паршиво!

Юноша потянулся за одеждой. Вчера паломники разложили ее сушиться, но во влажном воздухе добиться этого оказалось сложновато, так что рубаха, которую Ренкр натягивал, липла к телу и излучала такой же убийственный холод, как и сам воздух.

Долинщик оделся и взглянул на своих спутников. Одмассэн лежал на спине, с открытыми глазами и плотно сжатыми кулаками. Судя по всему, вчерашние приключения здорово разбередили рану на ноге и она давала о себе знать. Мнмэрд заворочался во сне, смачно чмокнул губами, дернулся, ударился локтем о борт лодки — и тоже проснулся.

Пожелав товарищам доброго утра, Ренкр сел зашнуровать таццы (тоже влажноватые, хоть и посуше, чем вчера). Мысленно он благодарил того, кто оставил в лодке несколько сухих одеял, словно по заказу. Хотя благодетелем вполне мог оказаться Нохр.

«Да, ну и в историю же мы влипли», — тоскливо подумал Ренкр. Юноша сомневался, что им удастся добраться до Ворнхольда и уж совсем не хотел вспоминать, что потом придется возвращаться назад, к Монну.

Ренкр встал во весь рост, чтобы осмотреться. Картинка интересная: темная река, светящиеся стены, карниз берега и сидящий на берегу старец, который уже дважды (если считать сегодняшнюю ночь) снился парню. Старец был облачен в серый плащ и серые полотняные шаровары, перетянутые поясом на талии и ремешками на щиколотках. На ногах он носил кожаные светло-коричневые таццы, а под плащом — белую рубаху. Старец сидел у самой воды, скрестив ноги и положив слева от себя длинный, причудливо изогнутый посох, заостренный сверху. Ренкр подумал, что этот посох вполне можно использовать и как копье. Рядом с посохом лежала небольшая дорожная сумка выцветшего зеленого цвета. Ее длинная ручка, которая, судя по всему, перебрасывалась через плечо, была аккуратно свернута кольцом.

Ренкр снова скользнул взглядом по реке, и все у него внутри обмерло. Прямо под берегом, высунув из воды черную цельнопанцирную голову, плескалась огромная рыбина. Хотя ее тела не было видно, судя по размерам головы можно было предположить, что существо раза в полтора длиннее лодки. Рыба явно не принадлежала к заядлым вегетарианцам, о чем свидетельствовали длинные заостренные зубы и криво изогнутый спинной плавник, который, вероятно, играл роль отличного стабилизатора при плавании. Самым же удивительным было то, что старец, наклонясь едва ли не к самой поверхности воды, что-то говорил рыбине, а та отнюдь не спешила его скушать. Напротив, Ренкр готов был поклясться, что этот обитатель подземных вод внимательно слушает рассказчика. Ну, знаете ли!..

Сначала Мнмэрд, потом Одмассэн обратили внимание на необычное выражение лица долинщика и заинтересовались: чем это он так увлечен? Кряхтя, Одинокий поднялся и застыл от изумления; позади ахнул обалдевший Мнмэрд. Так они и стояли, все втроем, безмолвно наблюдая за удивительной сценой.

Потом рыба погрузилась в темные воды реки, а Одмассэн кашлянул в кулак, привлекая к себе внимание старца. Тот вскинул голову, нашел взглядом лодку и встал, опираясь на посох.

— Доброго утра и удачи во всех начинаниях… — Одинокий запнулся. Это был только третий день их пути, и он представлял себе все по-другому, но — проклятье! — кто еще, посудите сами, способен запросто разговаривать с панцирноголовыми рыбами, кроме… — …Ворнхольд Всезнающий.

Старец чинно кивнул в знак благодарности и проговорил мягким уверенным голосом:

— И тебе всего того же, Одмассэн Одинокий.

Хотя стоял он далеко от лодки, а говорил негромко, слова были слышны отчетливо. Впрочем, Ренкр и не думал удивляться по этому поводу. Седой горянин смущенно кашлянул:

— Откуда тебе известно, кто я?

Всезнающий усмехнулся:

— А откуда тебе известно мое имя? И почему ты считаешь, что я — Ворнхольд?

— Но в этом месте и в это время никто другой просто не может оказаться,

— развел руками Одинокий.

— То же самое я говорю тебе. Только ты да еще два этих молодых… гм… человека могли оказаться здесь и сейчас.

— Если тебе известно это, то ты знаешь и зачем мы пришли, — осторожно предположил Одмассэн.

— Верно, — согласился Ворнхольд. — Вы пришли задавать вопросы. Но с этим придется обождать. Сначала я задам вам вопрос. Цените ли вы свою жизнь?

Одмассэн непонимающе пожал плечами:

— Да…

— Тогда соизвольте одеться и подплывайте на лодке сюда — я все объясню. Но поторопитесь.

Старец снова сел и, пристроив посох на коленях, застыл в ожидании.

Одмассэн и Мнмэрд только сейчас вспомнили, что стоят во весь рост, облаченные исключительно в исподнее. Дрожа от царящего здесь холода, они поспешили одеться. Затем Одинокий пошел проверить исправность рулевого механизма, а парни попытались отыскать хоть какое-нибудь подобие весел. Не обнаружив ничего подходящего, они сообщили об этом Ворнхольду. Тот лишь пожал плечами:

— Тогда готовьте веревки. Надеюсь, кто-нибудь из вас умеет плавать?

Ренкр вздрогнул при одной только мысли, что опять придется лезть в холодные воды реки. Здесь течение было поспокойнее, чем там, где они прыгали вчера, но все же перспектива снова пытаться просушить одежду (и себя) в этом влажном воздухе совсем не привлекала. Горяне же, как оказалось, плавали крайне плохо; вчерашнее им удалось совершить лишь потому, что ситуация сложилась критическая, сегодня же у Одмассэна открылась недавняя рана на ноге, а Мнмэрд, краснея, лишь беспомощно разводил руками…

Они отыскали канат и стали обвязывать им раздевшегося Ренкра вокруг пояса. Парень предполагал, что ему нужно будет доплыть до берега и привязать там конец каната, а горяне попросту подтянут туда лодку. Но Ворнхольд, дождавшись, пока Ренкра обвяжут, заявил, что юноше незачем плыть к берегу. Долинщик, все еще помнивший о необычайном собеседнике Всезнающего, вздохнул с облегчением. Но следующие слова старца заставили глаза Ренкра непроизвольно расшириться до невероятных размеров, и дышать ему вдруг стало намного тяжелее.

— Ты видел динихтиса, с которым я недавно беседовал? — спросил у парня Всезнающий.

Долинщик утвердительно кивнул, отмечая про себя, что ту «рыбку» зовут динихтис.

— Сейчас я позову его и дам соответствующие указания. Ты же подплывешь к нему и обвяжешь канатом так, чтобы он мог тащить лодку против течения. Ты понял?

Не находя слов для переполнивших его в одночасье не совсем хороших чувств, Ренкр просто кивнул, судорожно проталкивая в легкие обжигающе холодный сгусток воздуха.

— Не беспокойся, он не тронет тебя, — успокоил парня Ворнхольд.

Затем нагнулся к воде и произнес нечто непонятное ни долинщику, ни горянам. Из воды мгновенно вынырнула громадная голова. Ренкру почему-то показалось, что виденная им в первый раз рыба была значительно меньше. Тем временем старец что-то сказал динихтису, и тот отплыл от берега, направляясь к лодке. У ее носа рыба замерла, работая плавниками и выжидающе глядя левым глазом на Ренкра. Тот почесал в затылке, вздохнул и, в душе не надеясь больше увидеть друзей, прыгнул в темную воду.

Его вытащили за канат, обвязанный вокруг пояса. Ренкр не мог пошевелиться — тело промерзло и уже не подчинялось ему. Задачу свою он тем не менее выполнил, и теперь динихтис был оплетен канатом. Упряжь не стесняла движений рыбы, но позволяла тащить за собой лодку.

Как только Ренкр, судорожно глотая воздух, перевалился через борт, его укутали в одеяло и стали растирать. Тем временем динихтис отбуксировал лодку к берегу, где Ворнхольд уже развел небольшой костерок, непонятно откуда раздобывши для этого хворост. Долинщика поднесли поближе к пламени, а Всезнающий извлек из своей сумки обычную металлическую кружку. Он зачерпнул в нее воды прямо из реки, капнул в кружку три-четыре капельки из добытого все из той же сумки пузырька, после чего передал смесь Одинокому. Седой горянин напоил бездвижного Ренкра; тот послушно выпил, стараясь не думать о том, какая гадость обычно попадает в воды подземной реки.

Через несколько минут он почувствовал себя значительно лучше и даже смог пошевелиться. Заметив это, Ворнхольд приказал отнести Ренкра обратно в лодку и стал тушить костер.

— Объясни, зачем такая спешка? — обратился к мудрецу Одмассэн.

— Тролль Нохр собрал сейчас новый отряд из своих соотечественников и спешит сюда, за вами, поэтому нужно как можно быстрее покинуть Нижние пещеры. Динихтис поднимет лодку вверх по течению.

— Но нам необходимо побеседовать с тобой! — возразил Одинокий.

— Так в чем же дело? Я отправляюсь с вами. — С этими словами Ворнхольд встал, подобрав сумку с посохом, и перешел в лодку, где уже лежал немного отогревшийся, но все еще бездвижный Ренкр.

Горяне сбросили остатки костерка в воду и последовали за старцем.

По команде Всезнающего динихтис развернул лодку и поплыл против течения, мощными движениями увлекая за собой необычный груз. Ворнхольд же уселся на дно лодки рядом с Ренкром и знаком пригласил горян последовать его примеру.

— Итак, настало время, — молвил старец.

— Вопросов? — уточнил Мнмэрд.

Всезнающий улыбнулся:

— Завтрака. Но после трапезы я обещаю удовлетворить ваше любопытство.

Мнмэрд занялся припасами, а старец тем временем осмотрел рану на ноге Одмассэна и растер мазью, которую достал опять-таки из своей сумки. Когда мудрец прятал бутылочку на место, его чуткое ухо уловило слова проклятия, раздавшиеся там, откуда несколько минут назад отчалила лодка. Ворнхольд узнал голос Нохра и вздрогнул. Охота началась.

— Они встретились со Всезнающим! — в отчаянии воскликнул Нохр, пнув ногой закатившийся к стене уступа обугленный сучок от костра.

— Но куда же они подевались? Ведь ты сказал, что весел в лодке нет, — недоумевал Хлэмм.

— Вот именно. Весел нет, но отправиться вниз по течению они не могли. Ворнхольду хорошо известно, что недалеко отсюда — водопад Каменных Ножей.

Нохр оглянулся на сопровождавших его троллей. Их было тринадцать, потому что четверых он отправил вниз по течению, а четверых — вверх, хотя и надеялся, что паломники не успеют отсюда уйти. Теперь же он мог только ждать вестей от своих дозорных. Может быть, им повезет больше, чем ему.

На карнизе, где должны были сидеть в засаде Нунд и три его подопечных тролля, было склизко, холодно и ветрено. В общем, препротивно.

«Только зря потратим время, — мрачно подумал Нунд, обозревая реку, что текла под ними далеко внизу. — Против течения они не поплывут, без весел-то! Не руками же станут грести. А мы — торчи тут червь ведает сколько времени!»

Но больше всего Нунду не нравилось то, что им приказали сделать Хлэмм и Нохр. Разместиться на карнизе вчетвером они не могли и поэтому решили караулить по очереди. На случай, если паломники все же каким-то чудом проплывут мимо, дежурившим необходимо было лежать животами вниз на скользких камнях карниза, да еще и быть готовыми выстрелить из арбалетов в светловолосого низкорослого парня. Кроме него, в лодке будет находиться старец. Это — сам Ворнхольд Всезнающий, и если кто-то по ошибке даже просто заденет его стрелой, то тогда виновный будет жесточайше наказан лично Хлэммом. С Ворнхольдом и человеком из долины будут два горянина. Один — пожилой, невысокий, хромой на левую ногу, левша; второй — темноволосый высокий парень. Их убивать не нужно, но, если случайно зацепят, большого вреда не будет. Главное — убить долинщика. Таков был приказ Нохра Отважного, и, хотя троллям он не нравился, они намеревались при необходимости его исполнить.

Волны, рассекаемые хищным спинным плавником динихтиса, истекали кровью-пеной. Фосфоресцирующие насекомыши удивленно шевелили усиками и провожали взглядами невиданное зрелище: лодку с четырьмя темными силуэтами в ней.

— Ну, приступим к вопросам? — Ворнхольд посмотрел на Одмассэна, видимо ожидая, что тот начнет спрашивать первым.

— Пусть говорит Ренкр, о Всезнающий, — попросил горянин.

Ворнхольд кивнул в знак согласия, и парень начал свой рассказ о льдистых змеях.

— Итак, тебя интересует, как избавиться от змей? — уточнил старец.

— Да. Но так, чтобы насовсем.

— Понятно. — Глаза Ворнхольда расширились и сузились, будто ему в голову пришла потрясающая идея.

«Итак, Создатель, я знаю, что должен сказать. Но молю, будь милосерден!»

— Есть два способа. Вот первый из них. В месяц Теплынь соберите войско и поднимитесь вверх, а потом по ходам змей спуститесь в котлован. Станьте у всех выходов и подожгите змей.

— А если они не горят? — вмешался Мнмэрд.

— Это не важно, — ответил Ворнхольд. — Рептилии умрут от слишком высокой для них температуры.

— И больше змеи никогда не появятся? — спросил Одмассэн, задумчиво пощипывая бороду.

— Появятся, но лет этак через двадцать. Помнишь, Ренкр, ты говорил о темном свете? Этот темный свет создаст их заново, как уже создал однажды.

— Но что же делать? — с отчаяньем в голосе спросил юноша.

— Можно постоянно уничтожать змей, лишь только они появятся. Но никто не может с уверенностью сказать, не будут ли новые твари более устойчивы к огню. Можно же сделать иначе. Уничтожив змей, отправьтесь в Эхрр-Ноом-Дил-Вубэк и раздобудьте осколок Камня жизни. Осколок вставьте в отверстие, сквозь которое свет тьмы льется в котлован, — и тогда змеи больше не появятся. Это все, что я могу посоветовать. Теперь, Мнмэрд, я жду твоего вопроса.

— Кто создал змей и темный свет? — спросил молодой горянин, внимательно глядя на старца.

Ему показалось, что во взгляде того мелькнули усталость и горечь, но голос Всезнающего оставался таким же спокойным, как раньше:

— Видишь ли, для этого я должен обратиться к истории Ниса. Наш мир был сотворен относительно недавно. Создатель долгое время руководил событиями в Нисе, но что-то заставило его удалиться в свой мир, хотя он и обещал скоро вернуться сюда. Прошло уже семьсот двадцать три года, а его все нет, и остается лишь надеяться, что он скоро появится.

— А кому он обещал вернуться? — спросил Ренкр, вспоминая свои давние сомнения. — И что такое «год»?

— Видишь ли, Создатель жил на Срединном континенте. Он общался со многими расами, но с эльфами — больше других. Один из эльфийских правителей — Бурин-Дор — был его близким другом. Ему Создатель и обещал вернуться. Касательно же того, что такое год… — Старец горько усмехнулся. — Слово «ткарен» переводилось с древнеэльфийского как «рубеж». Возможно, имелся в виду рубеж года. Как бы то ни было, именно «ткарен», ставший чуть позже «ткарном», заменил здесь слово «год», хотя во многих местах оба эти названия используются параллельно, а в некоторых, наоборот, слыхом не слыхивали о том, что такое ткарн. …Так вот, о льдистых змеях и темном свете. Спустя определенный отрезок времени после ухода Создателя на севере Ивла стали появляться твари, в основном животноподобные (хотя ходят слухи и о разумных), которых Творец не создавал. Утверждают, что их сотворил Темный бог, прознавший о том, что Нис покинут Создателем, и захотевший переделать его на свой лад и населить своими существами. Однако же, во многих местах его создания потерпели поражение в битвах с исконными жителями, ибо последние лучше приспособлены к жизни здесь. Но Темный бог делает успехи. Льдистые змеи — одна из его удач. Свет же, питающий их, тоже дело его рук.

— И ты веришь, что мы справимся с Богом? — удивился Одмассэн.

— Лишь с его созданиями, — отрезал старец. — С Богом сразится Создатель, когда вернется.

— А когда он вернется? — затаив дыхание, спросил Мнмэрд.

Ворнхольд опустил взгляд:

— Это никому не ведомо… Теперь твоя очередь, Одмассэн. Спрашивай.

— У меня несколько вопросов, — предупредил тот.

— Задавай их. Но помни, что я отвечу лишь на те, на которые сочту нужным отвечать.

— Что же, твое право. Мой первый вопрос таков: зачем Нохру нужен Ренкр?

— Если скажу, что не знаю, ты не поверишь. А говорить правду я не стану, — ответил Всезнающий. — Продолжай.

— Ты снился нам дважды. Почему?

— Я вам снился?!

— Да. И сдается мне, ты сам догадываешься об этом.

— Нет… Я не знал… И что я делал в ваших снах?

— Молился. Говорил что-то о своей миссии, об истребителе народа неугодных Создателю существ…

— Понял, — прервал его старец. — Я не знаю, почему вам снился.

— А о чем шла речь? Кого и что ты имел в виду?

— Я не отвечу тебе. Это все?

— Еще одно. Монн сказал, чтобы мы вернулись с твоими рунами на клинке одного из нас…

— Сделаю. Чуть позже. Что-то еще?

— Да. — Одинокий замялся, не решаясь. Потом все же вымолвил: — Кто ты?

— Я — человек.

— Этого мало.

— Хорошо, — тяжело вздохнув, сказал Ворнхольд. — Я расскажу вам. Но ответь, Одмассэн, сколько времени живет каждый из вас, горян?

— Что? — удивился Одинокий. — Сколько живет? Не знаю… Пока не убьют.

— А старики умирают?

— От несчастных случаев или от болезней.

— А если нет?

Горянин покачал головой:

— Такого не бывает.

— А если бы было?

Одмассэн пожал плечами:

— Не знаю. Чего ты хочешь?

— Объяснить, что вы бессмертны. Ты — альв, и твои спутники — тоже. Пока вас не убьют в сражении или магическим действием, или вы не погибнете при несчастном случае, или вас не одолеет очень тяжкая хворь, вы будете жить, и, если ничто из вышеперечисленного не коснется вас, — жить вечно. Да, вы зовете себя людьми, но вы — бессмертные люди, то есть вообще не люди в исконном смысле этого слова, ведь люди — это смертные. Правда, вы и не эльфы, хотя и произошли от них. Не удивляйтесь. Все дело в том, что после ухода Создателя и прихода в Нис Темного бога некоторые эльфы утеряли знания, полученные от Творца. В частности, они забыли, как врачевать многие болезни, поэтому альвы и умирают от них. Дошло до того, что некоторые даже позабыли о своей сущности, особенно здесь, в Ивле, где из-за влияния Темного бога многие селения оказались отрезанными от внешнего мира, — (Ренкр вздрогнул.) — И таким образом эльфы стали жить совсем по-другому, стали другими, альвами.

— И что же было потом? — зачарованно спросил Мнмэрд.

— Потом? — переспросил Ворнхольд. — Потом началось дробление. На горян, долинщиков, степняков… Распри, войны, междоусобицы. Забыв, кто они и откуда, альвы бились и бьются друг с другом из-за мелочей, и некому их остановить. Как вы думаете, откуда взялись горяне и долинщики?

— Кое-что мы знаем, — угрюмо произнес Одмассэн, — но, если хочешь, поведай нам то, что известно тебе.

— Поведаю, — кивнул старец. — Ивл, наш континент, с самого начала эльфами был почти не заселен. Им вполне хватает Срединного, хотя несколько экспедиций все же завезли сюда предков тех, кто сейчас обитает в Валлего, Адааль-Лане и других городах, коих немного. В основном это порты, уцелевшие во время Великой Тоски (в период, когда многие отчаялись ждать возвращения Создателя; примерно тогда же замечены первые проявления в Нисе Темного бога). Но, кроме портовых городов, существовали и другие поселения, которые в Великую Тоску оказались либо заброшены, либо изолированы от внешнего мира. Постепенно прерывались всякие контакты с югом, а потом — и друг с другом, так что очень скоро небольшие селения стали, что называется, вариться в собственном соку. Именно это и произошло в долине; но если, скажем, степной поселок имеет возможность, расти, то ваш, отсеченный горами, оставался ограниченным в размерах, в то время как количество жителей неустанно увеличивалось. Потом, когда население достигло критической численности, произошел раскол и часть жителей Хэннала ушла искать для себя новое место. Пройдя седловиной между южным и западным пиками, переселенцы вышли к Горе. — Всезнающий тихо засмеялся: — «Гора»! Как интересно, каждый народ звал ее одинаково и в то же время — по-разному! Знаете ли вы, что ваша Гора — один из наиболее крупных и заселенных пиков Андорских гор? На севере, за Эндоллон-Дотт-Вэндром находится второй, но там обитают только драконы, здесь же живет множество самых различных существ, как разумных, так и абсолютно примитивных. И каждый называет Гору горой, вот только, скажем, по-гномьи это звучит как «Санбалур», а по-драконьи — «Эллин-Олл-Охр». Но вернемся к нашей истории. …Тогда льдистых змей еще не существовало, и нижние части Горы казались вполне пригодны для жилья. Ко всему прочему, отсюда было недалеко до долины, а ведь у многих переселенцев там имелись родные и знакомые. Поэтому здесь и устроили небольшое селение, в то время как возжелавшие отправиться дальше пошли на поиски другого места для жизни. Новости, принесенные ими, не утешали: с юга горы окружала область болот, а с севера были все те же горы, с запада — тоже горы, а за ними — опять болота. Пожав плечами, переселенцы решили остаться в Горе. Эллин-Олл-Охр оказался гостеприимным местом, и все было отлично до тех пор, пока не появились льдистые змеи. Поселенцы уже утратили всякую связь с долиной, но помнили о ней и попытались вернуться. Разумеется, принять их обратно никто не захотел, да и не мог, так что горяне вернулись ни с чем, если не считать стойкой ненависти к долинщикам. Они напрочь забыли, что когда-то были родственниками, и теперь между ними пролегла кровожадным бесноватым зверем вражда.

Но рассказывать о войнах между жителями селения и хэннальцами я не буду. Главное, что этот раскол стал еще одним штрихом к расхождению между ними. Были и другие. Способ жизни во многом определяет то, как выглядит и мыслит существо (если оно, конечно, разумное). Суровая и полная опасностей жизнь в соседстве с льдистыми змеями стала причиной возникновения у горян очень строгого свода законов, связанных с их половой жизнью. В результате многие нынешние горяне имеют в себе часть гномьей крови.

— Что?! — взревел Одмассэн.

— Не удивляйся, — вскинул руку старец. — Сейчас, после того как гномы ушли на нижние уровни, вы с ними практически не поддерживаете связей, но прежде твои предки частенько общались с гномами. Ну и…

— А почему они ушли? — вмешался Ренкр, чтобы хоть как-то разрядить обстановку и перевести разговор в другое русло. — Ведь селение, которое они покинули, было вполне пригодно для жизни.

Ворнхольд пожал плечами:

— Кто знает? Гномы всегда отличались скрытностью, они и язык-то свой придумали, чтобы другие народы не имели представления об их делах. Впрочем, мы отклонились от стержня моего повествования. Говоря о примеси в горянах гномьей крови, я лишь хотел еще раз подчеркнуть, что альвы уже перестали быть эльфами.

— Но кто же ты? — раздраженно спросил Одмассэн, уязвленный рассказом о связях его предков с гномами.

— Я-то как раз человек, единственный на весь Нис, насколько мне известно. Видишь ли, я из другого времени. Сейчас мы живем в Первую Эпоху, во времена после Ухода. В конце Второй Эпохи в мире появится группа существ, внешне похожих на эльфов и альвов, но по сущности — иных. Я — такое существо, смертный, и я из будущего Ниса.

— Но как ты попал сюда?

— Это долгая история, и я… Что с тобой, Мнмэрд?!

Молодой горянин внезапно покачнулся и упал лицом вниз. Из его плеча торчала стрела.

— О Нохр Отважный, мы выполнили приказ. Молодой светловолосый и низкорослый убит. Остальные живы. — Нунд содрогнулся. — Все, кто был со мной, мертвы.

— Почему?!

— Когда Ворнхольд увидел, как умирает долинщик, он встал в лодке во весь рост и сказал что-то, указав правой рукой в сторону карниза, на котором находились Харр и Скольд. Это была очень сильная волшба. Карниз разлетелся на мелкие кусочки. Мы с Носсом были в тоннеле, но он — ближе к карнизу, и его привалило камнями. Харр и Скольд упали в воду, и их сожрал динихтис.

Нетерпеливый взмах рукой.

— Ты уверен, что долинщик мертв?

— Скольд выстрелил, и парень упал лицом вниз. Стрела вошла в левое плечо. Всезнающий наклонился к нему, а потом вскинул руку — и все. Когда я добрался через завал к месту, откуда было видно реку, они уже уплыли.

— Хлэмм, поднимай троллей, мы идем вверх по течению!

— Нохр, Нунд же сказал, что…

— Я должен удостовериться, — а мысленно добавил: «Я слишком поверил словам Всезнающего».

— Он будет жить? — спросил Ренкр у старца, озабоченно склонившегося над телом Мнмэрда.

Одинокий нетерпеливо топтался поодаль и оглядывал берега, сжимая в руках изготовленный лук.

— Думаю, да, — кивнул мудрец, — но придется снова применить магию. Отойдите-ка и не мешайте мне.

Когда Всезнающий закончил накладывать чары, он отправился на нос лодки и тяжело опустился на дно, прислонившись к борту спиной. Одинокий на время отложил лук и стрелы и дал старцу напиться.

Ренкр тем временем осторожно приблизился к раненому другу, чтобы посмотреть, как тот себя чувствует. Сердце Мнмэрда билось ровно, на щеках появился румянец, а кровь на ране уже подсохла и образовала плотную корочку. Динихтис приноровился тащить лодку медленно и плавно, так что мерное покачивание вкупе с чародейством Ворнхольда усыпили молодого горянина. «Тем лучше, — подумал Ренкр, — во сне человек выздоравливает. — Потом он поправился: — Не человек, а альв», — и решил, что теперь очень многое в его жизни должно кардинальным образом перемениться. С этими мыслями Ренкр вернулся к старцу и седому горянину.

— Ну что же, — молвил Ворнхольд, тяжело вздыхая. — Нас, кажется, прервали на том, как я попал сюда. Так вот, слушайте.

всплеск памяти

Его выбросило в прошлое в результате магического действия, о котором Ворнхольд предпочитал не вспоминать. Вернуться он не мог, оставалось только одно: приспособиться к жизни здесь и сейчас. На ум ему пришли легенды о Ворнхольде Всезнающем, некоем мудреце, обитавшем как раз примерно в эти годы и в этом регионе. Невольный путешественник во времени решил, что только легендарный чародей сможет вернуть его обратно, и отправился на поиски кудесника — прямиком в Нижние пещеры. Впрочем, он не рисковал ничем. Маг, причем не из последних, Ворнхольд (тогда еще не Всезнающий) легко расправился со всеми тварями, которые рискнули на него напасть по дороге. Чародея он, правда, не нашел, зато обнаружил пещеру, где и стал жить, общаясь с гномами да троллями. Иногда оказывал мелкие услуги, кого-то лечил, кому-то помогал чарами — и так зарабатывал на жизнь да на разные свитки и книги, содержание которых могло его заинтересовать.

Потом явился Ксанр. Так случилось, что Ворнхольд спас его, так и не показавшись ему на глаза. А потом — как киркой по голове шарахнули — мигом прозрел и понял: он-то, Ворнхольд, и есть тот самый всезнающий мудрец, о котором потом, много сотен лет спустя, он прочитает маленьким мальчиком. Вот такие выверты предопределения…

Он знал, что делать дальше, из тех же легенд. Конечно, возникали некоторые трудности, например, необходимо было никогда не попадаться на глаза паломникам; или, скажем, тот четырехдневный путь — знай следи, чтобы все вовремя получилось. Одним словом, забот хватало.

И все же за всем уследить не удавалось. Тот же Ксанр — во второй раз он не добрался до Всезнающего, его убили медведки. Мудрец узнал об этом совершенно случайно, гномы сообщили. Пришлось искать тело, восстанавливать (благо, подгорные жители отбили у медведок труп и даже собирались уже хоронить, но потом кто-то решил рассказать Ворнхольду), пришлось накладывать специальные чары, чтобы тот вернулся в селение и сделал все, как в легендах сказано. Ибо более всего Ворнхольд боялся менять что-либо из того, о чем в свое время узнал из преданий — опасался тем самым переиначить будущее… Так и жил, старясь и ожидая завершения собственной легенды.

— Но почему ты рассказал нам об этом? Ты ведь раскрыл все свои секреты,

— удивился Ренкр.

— Они мне больше ни к чему. Как раз самое время их раскрыть.

— Постой, неужели ты больше не будешь жить в Нижних пещерах?

— Верно, не буду.

— Тогда где же?

— Посмотрим, — сказал Ворнхольд отворачиваясь. — Поглядим.

«Нигде, мальчик, нигде. Все дело в том, что я вообще не буду жить. Видишь ли, у стариков дырявая память, но моя, видать, решила зло подшутить надо мной. О, как я хотел бы забыть конец одной из легенд своего времени! Легенду о Ворнхольде Всезнающем и Нохре Отважном…»

Привал устроили только к вечеру. Тролли устало утирали пот, мрачно зыркали на Нохра («Все равно ведь не догнать беглецов, так зачем такая спешка?..»), но перечить не решались.

Нохр хмуро жевал свой ужин и думал о том же. Они не успевают. Проклятье! Подошел Хлэмм, сел рядом и некоторое время молчал, глядя на светящихся насекомых, что суетливо копошились на стене и полу, подбирая упавшие крошки. Потом обернулся к Нохру:

— К чему все это? Ты ведь сам знаешь, что мы не догоним их. Проклятье! Признайся же в этом самому себе!

Нохр поднял на капитана усталые глаза:

— Я знаю, Хлэмм. Я знаю. Но я на самом деле не могу остановиться. Просто не могу. Если хочешь, забирай троллей и уходите в Ролн.

— А ты? Отправишься дальше один? Чушь! — Хлэмм помотал головой. — Мы пойдем вместе, но я хочу точно знать: когда ты бросишь эту затею? То есть когда ты признаешь свое поражение?

— Когда буду уверен, что паломники возвратились в селение.

— Даже если с ними будет долинщик?

Нохр прищурил глаза:

— А ты ведь тоже не веришь, что его убили.

Хлэмм пожал плечами:

— Ты же сам говорил, что Ворнхольд пророчил этому альву иное.

— Я отступлюсь, если долинщик окажется в селении, — пообещал Нохр. — Только мне кажется, все решится раньше.

— Увидим, — пожал плечами Хлэмм.

— Капитан! — Это кричал кто-то из воинов.

Хлэмм поднял голову, посмотрел в ту сторону. Тролль шел к нему, рядом семенил низенький безволосый карлик с длинным носом, маленькими глазками и миниатюрными ушами.

— В чем дело, Хэрд?

— Этот карлик хочет с вами поговорить.

Карлик важно кивнул.

— Ну и?.. — неприветливо протянул Хлэмм.

Тролли никогда не поддерживали хороших отношений с этими маленькими и очень злобными обитателями Горы.

Карлик осклабился:

— Я случайно узнал, что ты, капитан, гонишься за некой лодкой. Я могу помочь тебе.

— И откуда же это ты так много знаешь? — нахмурился Хлэмм.

Ему очень не нравился пришелец, но…

— Тебе нужна помощь или нет? — нагло спросил карлик. — Если да, то выслушай мои условия, а если нет — всего хорошего, капитан.

— Что за помощь?

— Я могу провести вас Путями. Тогда вы успеете догнать паломников. Но,

— карлик поднял вверх крючковатый палец, — за это придется заплатить.

— А где гарантия того, что ты нас не обманешь? — Хлэмм уже понимал, что придется соглашаться. Поступить иначе он просто не мог.

— Ты заплатишь мне тогда, когда все уже будет закончено.

— Если все будет закончено, — уточнил капитан.

Карлик усмехнулся:

— Как тебе будет угодно.

— Так чего же ты хочешь?

— Ты поклянешься, что исполнишь мою просьбу. Тогда, когда мне это будет нужно.

— Я должен подумать, — покачал головой Хлэмм.

— Думай, — ответил карлик, — это твое время.

Лодка, привязанная к динихтису, стремительно плыла по реке. Панцирноголовый мастерски справлялся с ролью тягловой рыбы, похоже, это ему даже нравилось.

После ужина Ворнхольд еще раз осмотрел Мнмэрда и сказал, что к утру парень уже будет чувствовать себя если и не хорошо, то, по крайней мере, терпимо. Завтра же старец пообещал заняться и рунами, которые Монн потребует предъявить по возвращении.

Лежа на подрагивающем днище лодки, Ренкр подумал: «Скоро мы окажемся в селении. Что-то будет дальше?»

Где-то рядом ворочался Ворнхольд, все никак не мог заснуть.

«Наверное, переживает. Завтра наш последний день в Нижних пещерах. Последний…»

Для нанесения рун Всезнающему понадобился час. Он долго примерялся, что-то рисовал на металле, потом произносил длинные непонятные фразы, снова рисовал, поливал меч голубоватой жидкостью из малюсенького пузырька. Затем вернул оружие Ренкру и сказал, что все готово. Вот только пускай парень не обнажает клинка до тех пор, пока не появится необходимость показать руны. Долинщик согласно кивнул, но почувствовал легкое беспокойство. А вдруг ситуация будет такой, что…

— Не будет, — успокоил его Ворнхольд.

Ну не спорить же с мудрецом!

Мнмэрду на самом деле стало немного легче, он смог пройтись по лодке и немного поел. Пока Ворнхольд занимался клинком, паломники собрались на другом краю лодки, чтобы обсудить то, о чем они узнали.

— Ну, и что будем делать? — спросил Одмассэн, вглядываясь в лица своих спутников.

Мнмэрд пожал плечами, скривился от боли:

— Все просто. Еще раз поднимемся и поджарим этих тварей.

— Эк у тебя все быстро да легко! — хмыкнул Одинокий.

— Прости, но выбора нам не дано.

— Хорошо, а что же дальше?

— А дальше еще быстрее и проще, — вмешался Ренкр. — Пойдем за обломком Камня жизни.

— Да мы ведь даже не знаем, куда идти! — удивленно воскликнул молодой горянин.

— Как хотите. — На сей раз пришел черед Ренкра пожимать плечами. — Я, по крайней мере, собираюсь попробовать это сделать. Мне надоела рутинная жизнь в селении, равно как она надоела мне в Хэннале. Я не затем ушел оттуда, чтобы… — осекся («Лгу ведь, а впрочем, только наполовину… наполовину…»), продолжил: — В общем, я пойду, если выпадет такая возможность, а составите ли вы мне компанию — ваше дело.

— Да о чем мы вообще спорим! — махнул рукой Мнмэрд. — Давайте сначала выберемся из Нижних пещер и уладим проблему с Монном.

Одмассэн согласно кивнул, но Ренкру показалось, что в уголках глаз старого горянина промелькнула удовлетворенность — словно бы он услышал именно то, что и хотел услышать.

К полудню динихтис подплыл к левому берегу реки и остановился, плавно помахивая огромными плавниками.

— Что такое? — спросил долинщик.

— Мы подходим к тому месту, где река вытекает из недр Горы. Проплыть не сможем. Так что придется отпустить рыбу и дальше добираться пешком. Тут недалеко. — И Ворнхольд подал пример, перепрыгнув на каменный пол коридора.

Коридор уходил параллельно реке, а потом сворачивал направо. Паломники последовали за старцем. Отвязывать динихтиса не пришлось: несколько мощных телодвижений — и он избавился от лодки, разнеся ее в щепки. Ворнхольд что-то сказал напоследок этой удивительной рыбе, и панцирноголовый уплыл.

Путники отправились дальше.

Вскоре перед ними открылся прямой и ровный тоннель, освещенный значительно лучше других. Он был довольно длинный, но без ответвлений, в конце же виднелась огромная каменная дверь с небольшим окошечком на уровне глаз, которое в данный момент было закрыто с другой стороны миниатюрной дверцей. «Ворота для выхода из Пещер, — понял Ренкр. — За ними должна находиться дежурная смена, хоть Одмассэн, кажется, говорил, что многие из таких ворот сейчас не охраняются — людей, то бишь альвов, не хватает».

Паломники и Ворнхольд уже были почти у врат, когда раздался скрежет металла по камню. В потолке, между ними и выходом из Нижних пещер, открылся люк, и вниз стали прыгать тролли — десять отлично вооруженных воинов Хлэмма. А сзади выход спешно перекрывал Нохр с оставшейся частью отряда.

Ренкр, Мнмэрд и Одмассэн растерянно оглядывались. Ворнхольд же, в отличие от них, знал, что делать. Он посмотрел на тех, кто встал между паломниками и выходом из Пещер, и тролли внезапно начали валиться на пол, зевая так, будто не спали ткарнов сто.

Одмассэн дернулся было к Всезнающему, но тот повелительным жестом остановил горянина:

— Здесь наши пути расходятся. Я не собираюсь подниматься вместе с вами. Я остаюсь здесь. Не беспокойтесь, они не тронут Ворнхольда. Торопитесь же, я задержу их.

Трое паломников неуверенно развернулись и побежали, оглядываясь на высокую фигуру старца с остроконечным посохом и дорожной сумкой через плечо. Он стоял, выпрямившись и глядя им вслед. И снова в глазах мудреца была боль, как и в те ночи, когда он им снился. Боль от знания того, что должно произойти.

Нохр мгновенно среагировал, увидев, что среди паломников был светловолосый юноша. Он схватил арбалет, когда альвы побежали к двери, оставляя Ворнхольда. С криком: «Стрелять только в долинщика!» — Нохр прицелился.

И выстрелил.

Перед бегущими лежали тела усыпленных троллей. Ренкр и Одмассэн перепрыгнули через них, Мнмэрд же споткнулся и упал в тот миг, когда стрела Нохра вырвалась из арбалетного ложа. Одновременно с этим Хлэмм тоже выстрелил, целясь уже в упавшего «долинщика». Его стрела не должна была пролететь мимо.

Ворнхольд увидел, что помешать волшебством не успеет. И тогда старец шагнул, просто шагнул вперед. Стрела пробила ему правое плечо, раздробив ключицу и пройдя насквозь.

Но силы еще оставались. Не оглядываясь, Ворнхольд махнул левой рукой назад, обрушивая потолок коридора и преграждая паломникам путь к себе. Затем он взмахнул ею же в сторону троллей, стоявших перед ним, и те упали, засыпая.

Однако сил было мало, и один, самый отчаянный, так и не уснул. Он подошел к оседающему на пол старцу и подхватил его, чувствуя, как кровь Ворнхольда заливает ему руки; вздрогнул, случайно задев недавние переломы, но не уронил мудреца.

— Я же говорил тебе, Нохр, — молвил тот, — ты не догонишь его. Я же говорил, что он исполнит предначертанное.

— Прости, Всезнающий, но я еще жив, и у меня есть еще шанс.

— Прости, Нохр, уже нет. — Ворнхольд перехватил свой посох, как копье, и с невероятной, неожиданной силой вогнал его острый конец в сердце тролля.

Тот упал, улыбнувшись:

— Мне следовало помнить, что ты — Всезнающий. Это ты прости меня. — И умер.

Ворнхольд вздохнул, чувствуя, как ежесекундно ослабевает, выходит из повиновения тело. Ноги подкашивались, но падать на колени он не собирался. Только не на колени!

Старец увидел, как Хлэмм, на которого тоже не хватило магических сил, уже привстал, ошарашенно глядя на окружавший его хаос. Нужно было торопиться.

Наконец Ворнхольд вспомнил то, что хотел. Он напрягся, и капитан арбалетчиков увидел, как глаза старца запылали изнутри огнем; стало невыносимо жарко, а потом тело мудреца вспыхнуло — миг, и лишь кучка пепла на камнях осталась от того, кого звали некогда Ворнхольдом Всезнающим. Он так и не стал на колени…

Паломники домчались до двери и отчаянно заколотили в нее кулаками. Несколько долгих мгновений казалось, что по ту сторону никого нет, потом створки распахнулись и стражники пропустили пилигримов внутрь. Выслушав рассказ Одмассэна, начальник караула кивнул одному из подчиненных:

— Отправляйся к Монну и скажи, что они возвратились. — Затем он повернулся к паломникам и повелительно протянул руку: — Сдайте оружие и следуйте за мной. Вы арестованы.

Я в этой жизни понял лишь одно:

я в этой жизни ничего не понял.

И, смежив веки, с болью в сердце вспомню:

сей человек был презираем мной.

Прости меня, коль сможешь, храбрый воин, за мой горячий благородный пыл.

В борьбе со злом я, кажется, забыл, что легче биться с ним, нежель с самим собою.

И легче мнить себя единственным, великим, вершителем судеб, спасителем людей, чем знать, что ты — никто и более нигде не станут сохранять потомкам твои лики.

Что ты — посредственность, посредник, лишь замена, а тот, другой, в любой явившись миг, тебя попросит прочь. И бой с собой самим труднее всех боев и битв всех знаменней.

И, преклонив колени пред тобой, тебя я славлю, воин, выигравший сей бой!

 

6

Их разоружили, оставив только личные вещи; правда, начальник стражников пообещал, что оружие пребудет в целости и сохранности до освобождения хозяев. Но паломникам было не до того. Тролль, назвавшийся Хлэммом, перебравшись через завал, сообщил, что Ворнхольд Всезнающий погиб. Еще тролль очень просил начальника стражи о приватной беседе, так что тот повелел отвести пленников в тюремные камеры, а сам пообещал подойти позже. Пилигримы были настолько ошеломлены известием о гибели Ворнхольда, что даже не думали сопротивляться.

Впрочем, сопротивление не имело смысла. Бежать? Но куда? Прочь из селения, к льдистым змеям, или, может быть, в Нижние пещеры? Долго ли они продержатся там без защиты Всезнающего?..

Их даже не стали связывать, просто повелели взять свои вещи и следовать за стражниками к месту заключения.

Тюремный сектор располагался у внешней границы селения, и идти туда пришлось по Центральному коридору, под любопытными взглядами горян. Впрочем, «любопытными» не значило «враждебными». Наоборот, многие смотрели на вернувшихся паломников с искренним сочувствием, а некоторые даже ободряюще улыбались им. Но еще больше горян, необходимо признать, вообще никак не реагировали на проходивших, безразлично пожимая плечами и продолжая заниматься своими делами.

Не обошлось и без инцидентов. Когда процессия проходила мимо трапезной, оттуда, как на беду, вышел Карган, все в том же грязном фартуке с полуоторванным карманом. Он злорадно скривился и громко произнес:

— Наконец-то убийца Бефельда получит по заслугам. Чужакам не место в нашем селении.

Одмассэн резко повернулся и оглядел его с головы до ног:

— Кто ты такой, чтобы говорить эти слова? Ты друг Бефельда? Нет. В таком случае пойди и займись тем, чем положено.

Ренкр угрюмо посмотрел на Каргана:

— Я уже говорил тебе, что следует почаще следить за тем, что вылетает из твоего рта. — Долинщик был не на шутку раздосадован всем происшедшим, и появление прыщавого поваренка оказалось последней каплей в чаше гнева. — Мнмэрд, что ты там говорил о поединках?

— Утихомирьтесь! — прогремел один из стражников. — У вас и без того достаточно забот. А ты, Карган, прикуси свой паршивый язык, иначе мне придется отвести тебя туда же, куда и их, и посадить в одну камеру с этими пленными.

Юнец что-то злобно прошипел и исчез за дверьми трапезной.

— Вот так намного лучше, — хмыкнул стражник.

Мнмэрд повернулся к Ренкру:

— Ну вот. Для полного счастья не хватает только Гэккен.

Ренкр рассеянно кивнул, погруженный в свои мысли. Но ожидания Мнмэрда не оправдались, девушка так и не появилась.

Процессия вошла в тюремный сектор. Пещеры, в которых содержались заключенные, обычно пустовали — за неимением преступников. Стражники отперли порядком заржавевший замок в ближайшей из дверей и впустили паломников внутрь.

При появлении горян из центра пещеры во все стороны брызнули юркие черные тени.

— Интересно, что они здесь жрут? — грубовато проворчал Мнмэрд, опасливо ступая внутрь и разглядывая имевшиеся к их услугам удобства.

В полумраке камеры можно было различить две грязные подстилки из рваного полотна и гнилой соломы, торчащей во все стороны. Никаких других предметов меблировки не наблюдалось.

— Нда… Нет, вы только посмотрите, до чего они довели бедных животных!

— наигранно воскликнул молодой горянин, указывая на подстилки. — Заставлять зверюшек кушать эту вот солому! Бессердечные все-таки у нас…

— Хватит, — оборвал его Одинокий. — Не стоит вымещать на других свое раздражение.

В это время явился начальник стражников — высокий седовласый мужчина с небольшими щетинистыми усами над верхней губой. Он немного хромал, на левой руке не хватало двух пальцев, а лоб пересекал старый шрам.

— Мне очень жаль, — сообщил он, лязгнув мечом на перевязи, — но это самое лучшее место, куда мы можем вас сейчас поместить. Надеюсь, вэйлорн в ближайшее же время займется вами, а нет — я устрою вас получше.

С громким сварливым скрежетом дверь камеры захлопнулась, в скважине с трудом повернулся ключ, и стражники ушли прочь. Одмассэн молча развязал свой заплечный мешок и, расстелив дорожную скатерку, начал выкладывать оставшиеся припасы.

— Давайте-ка перекусим, — глянул он на парней из-под густых бровей. — Мнмэрд, на-ка факельный держак, у нас еще остались факелы — зажги один. Пристраивайтесь, у нас впереди долгий разговор с Монном и, надеюсь, выступление в Пещере Совета. Ренкр, ты на самом деле всерьез решил, что хочешь отправиться в Эхрр-Ноом-Дил-Вубэк за осколком Камня жизни?

Тот рассеянно кивнул.

— Тогда тебе руководить войском, — категоричным тоном заявил Одмассэн.

— А как же Монн? — язвительно поинтересовался Мнмэрд.

— Оставьте это мне, — отмахнулся Одинокий.

Утомленный загадками и тайнами, обрушившимися на него за последнее время, Ренкр даже не стал удивляться такому не в меру самоуверенному заявлению Одмассэна. Он только отстраненно хмыкнул, отодвинулся в угол камеры и словно провалился в темный колодец, очень похожий на тот, где их с Трандом оставил дракон, — колодец, который, похоже, даже не знал, что существует такое слово, как «дно».

Ренкр падал и падал, мимо него с бешеной скоростью проносились выгнутые замшелые стены, он изредка протягивал руку и касался влажных прядей мха, и они как будто ласкали ладонь. Затхлый воздух несся навстречу Ренкру, вбиваясь в ноздри, застревая в волосах, раздувая рукава легкой полотняной рубахи. Где-то внизу вдруг возникло алое свечение, которое начало пульсировать в такт биению его сердца. Потом свет выплеснулся на него, обжигая глаза, окутывая парня своим холодноватым туманом, надрываясь на все голоса:

— Остановись!

Он возразил:

— Но я не могу. Я же падаю.

— Остановись! — предостерегал туман. — Остановись, пока еще не совсем поздно! Остановись!!!

Ренкр попытался ухватиться за кустики мха, зацепиться за них, чтобы прекратить это нелепое падение, но мох с чавкающим звуком обрывался, клочья прилипали к пальцам, и юноша стал трясти руку, чтобы сбросить их. Потом посмотрел на ладонь — вместо мха к ней прилипли волосы, измазанные в липкой красной жидкости. С ужасом он понял, что эта жидкость — кровь.

— Остановись!

— Я хочу это сделать, слышите, хочу, но не могу!

Ренкр еще раз попытался ухватиться за мох /или что это там такое?!/, но все повторилось с тем же результатом.

— Остановись!

— Я…

— Оставьте его, — прозвучал еще один голос, твердый и властный. Другие замолчали, а этот продолжал говорить: — Неужели вы не видите: он не в силах остановиться. Он уже низвергся и падает; и никто, ничто не способно прервать это падение. Никто и ничто. Предначертанное должно свершиться, и оно свершится. Довольно слов.

И алый свет потух, осталась только тьма, и тьма злобно свистела в ушах Ренкра, а он все падал, падал, падал… А в голове эхом звучали слова: «Он уже низвергся и падает; и никто, ничто не способно прервать это падение. Он падает, падает, падает…»

Ренкр выставил перед собой руки, всей душой желая оттолкнуть то, к чему так стремительно приближался, то, что ожидало его на самом дне, где бы это дно ни находилось. Но — не было сил, не было удачи, не было надежды — ничего не было. Только тоска, глубокая непреодолимая тоска, от которой хотелось завыть и начать рвать в клочья грудь, чтобы выдрать горящее сердце и отбросить прочь, как можно дальше от себя. Но даже этого было невозможно сделать, оставалось только лететь навстречу неведомому, но нежеланному будущему.

— Нет!!!

— Спокойней, парень, спокойней, это был всего лишь дурной сон. — Одмассэн похлопал долинщика по спине, подал чашку с холодной водой, и Ренкр одним глотком опрокинул ее в пересохшее горло. — Не принимай так близко к сердцу. — Одинокий тяжело вздохнул, поднялся на ноги и прошаркал в другую часть камеры, к двери, в которую принялся стучать — размеренно и неторопливо. Было видно: он делает это уже не в первый раз и совершенно не надеется, что его услышат.

К удивлению узников, на стук неожиданно быстро отреагировали: дверь распахнулась и внутрь вошел Монн в сопровождении вчерашних стражников.

Вэйлорн попросил воинов подождать его за дверью, и те повиновались, но, уходя, начальник стражников из-за спины военачальника подмигнул заключенным. Монн застыл у двери, внимательно всматриваясь в лица паломников. Он сильно постарел и осунулся, лицо, казалось, немного перекосилось, и уродливый шрам был теперь еще более заметен.

— Ты уж садись, чувствуй себя как дома, — криво усмехнулся Одмассэн.

Вэйлорн проигнорировал усмешку.

— Я предупреждал вас, — холодно обронил он. — На вашем оружии нет рун, и если вы можете доказать иным способом, что были в Нижних пещерах, то сделайте это как можно скорее, в противном же случае вас казнят. Вернее, — поправил он себя, — вас изгонят, что в принципе равнозначно смерти, так как вас изгонят поодиночке.

Одинокий сплюнул на и без того не отличавшийся чистотой пол камеры, скривился:

— Нечестно играешь, Монн, нечестно. Руны нанесены на клинок Ренкра. И ты об этом знаешь.

Вэйлорн дернулся, как от удара, — словно его уличили в чем-то зазорном. Он резко обернулся, позвал стражников и потребовал, чтобы те принесли меч долинщика.

Через несколько долгих минут клинок оказался в камере, и Монн обнажил меч, демонстрируя его паломникам. К их ужасу, на оружии на самом деле не было рун!

Как будто по наитию Ренкр протянул руку к мечу:

— Позволь.

Монн медленно протянул клинок рукоятью от себя, и парень принял оружие. В это время факел, зажженный Мнмэрдом сегодня утром, зашипел и потух.

Сначала ничего не происходило, но потом сам воздух в камере словно бы сгустился, наполнился чем-то невидимым, но от этого не менее других предметов присутствующим в пещере. В полутьме камеры на клинке стали медленно проступать голубоватым пульсирующим свечением руны Ворнхольда. Они казались неуловимо знакомыми и в то же время абсолютно непонятными. Руны выглядели так, будто в клинке Ренкра был сокрыт сгусток света, а на поверхности металла прорезаны щели, через которые этот свет и пробивался наружу.

Вэйлорн кивнул, признавая существование рун, и Ренкр вернул ему меч, а тот отдал оружие стражникам. Тем временем Мнмэрд успел зажечь новый факел, и, как только дверь камеры захлопнулась, оставляя их вчетвером, Монн спросил:

— Итак, что же вам сказал Ворнхольд?

Ренкр удивился неожиданной перемене, проявившейся в вэйлорне: тот внезапно ссутулился, его лицо посерело, глаза смотрели устало и обреченно.

— Ворнхольд многое говорил нам, — отрезал Одмассэн, — и сказанное им очень важно для всех горян. Поэтому мы станем говорить только в Пещере Совета, на общем собрании.

Монн медленно кивнул:

— Я сообщу о вашем желании Совету. Они решат, как быть, а пока вас переведут в камеру с условиями более… человеческими.

Он позвал стражников и отдал соответствующие распоряжения, после чего кивнул заключенным на прощание и удалился. Начальник стражников подошел к друзьям, приветливо улыбаясь:

— Я же обещал. Меня зовут Андрхолн, если возникнут какие-нибудь проблемы, покличьте меня. Сейчас собирайтесь, вас переведут в другую пещеру.

Он намеревался было уйти, но Одмассэн придержал его за трехпалую руку и спросил:

— Почему ты помогаешь нам?

Андрхолн недоуменно посмотрел на Одинокого и пожал плечами:

— Потому что я не согласен с действиями Монна и считаю, что он был несправедлив по отношению к вам. Правда, Монн — вэйлорн, и я не имею права оспаривать его приказы или не подчиняться им. Но при желании ведь всегда можно найти выход… — Он хитро подмигнул.

Одмассэн кивнул:

— Спасибо. Я этого не забуду.

Андрхолн улыбнулся:

— Оставь. Не обижайся, но забавно слышать такие слова от пленника. Да и делаю я все это не из корыстливых побуждений, так что… — Он пожал плечами.

Глядя вслед уходящему начальнику стражи, Одмассэн негромко проронил:

— Недолго нам осталось быть пленниками.

Но эти слова расслышал только стоявший рядом Ренкр.

Их перевели в другую камеру, где лежали новенькие подстилки, горели вставленные в кольца на стенах факелы и возвышался небольшой столик с тремя стульями. На столе находился их завтрак, не слишком обильный и богатый, но достаточно питательный.

После трапезы Ренкр наконец смог спросить у Одмассэна, на что тот надеется. Горянин пожал плечами:

— На то, что члены Совета еще не совсем отупели за последние ткарны. Понимаешь, Совет состоит из наиболее значимых альвов селения, но они были выбраны давно и не переизбирались в течение очень длительного срока. А времена-то меняются. Они же по-старому продолжают решать все вопросы, которые их просят или — чаще — понуждают решить. Общее собрание обязывает Совет обсудить и разрешить поставленную перед ними проблему прилюдно — приальвно, что дает нам определенную поддержку. Конечно, то, что мы сообщим всем, кто будет на собрании, повергнет их в смятение, но это-то нам как раз и нужно. Поверьте, ребята, я заставлю их сменить Монна Ренкром.

— Что?! — удивился тот. — Я — долинщик, кто же мне доверит…

— Ты — альв, — отрезал Одмассэн. — И войско на змей вести тебе. Я уже навоевался всласть — так что скоро стошнит, а у Мнмэрда, я знаю, сердце не лежит командовать да руководить.

— Это верно, — подтвердил молодой горянин, — я люблю быть сам по себе, когда я ни от кого не завишу и от меня тоже никто не зависит. Командовать войском — это ж громадная ответственность! Такое не для меня.

— И не для меня, — вмешался Ренкр. — Меня еще дома напичкали «геройскими» настроениями. Хватит. Да, я хочу уничтожить драконов, чтобы никто больше не страдал от их кровавых податей, и мне не по нутру льдистые змеи, но руководить войском…

— …придется, — категорически рубанул ладонью воздух Одмассэн. — И не спорь со мной.

— А-ах, — досадливо махнул рукой долинщик, — это же смешно. Мы, сидя в тюрьме, обсуждаем, кому из нас быть новым вэйлорном. Идиотизм какой-то!

— Вот и решили, — невозмутимо подытожил Одинокий. — Быть Ренкру вместо Монна.

Парень скептически хмыкнул, но спорить не стал, так как считал, что спорить не о чем. Неизвестно еще, захочет ли Совет вообще выслушать их…

Совет захотел.

Для оповещения жителей об общем собрании Совету потребовались сутки. Утром следующего дня принесший завтрак стражник передал заключенным, что к вечеру назначен сбор всех горян в Пещере. Туда и отведут пленных, так что пускай готовятся.

Чуть позже зашел Андрхолн. Он рассказал, что все селение кипит, как развороченное осиное гнездо: многие видели, как друзей, с боями пробившихся к селению, Монн пытался арестовать; ходили слухи и о многом другом.

— А как ведут себя змеи? — внезапно спросил у начальника стражи Одмассэн.

— Змеи? — переспросил тот. — Как обычно, разве что чуть больше ярятся, но на это мало кто сейчас обращает внимание. Все интересуются вашей судьбой, и, как я уже говорил, многие вам симпатизируют.

Когда Андрхолн ушел, Одмассэн озабоченно дернул себя за бороду и сверкнул глазами в сторону парней:

— Запасайтесь красноречием, оно нам сегодня пригодится.

После обеда за ними пожаловали. Десять воинов вежливо предложили заключенным оставить свои вещи и следовать за ними. Процессия вышла из тюремного сектора и направилась к Центральному коридору, но оттуда свернула в глубь Горы, удаляясь от внешней области, где содержались заключенные.

Селение горян занимало примерно треть одного из нижних ярусов Горы. Пещера Совета располагалась приблизительно в центре селения, к ней вело сразу несколько довольно широких коридоров. Этот скорее даже зал, чем пещера, был оставлен еще гномами в том виде, в котором находился сейчас. Изнутри помещение освещали не факелы, а прорубленные в толще камня специальные световые шахты, оснащенные хитроумной системой отражательных механизмов. На стенах размещались высеченные в камне скамьи, в центре же, на арене, пол немного повышался, и там стоял массивный стол и несколько стульев с высокими спинками. За столом и размещались члены Совета, а на скамьях — горяне, если заседание не было закрытым.

Сейчас в Пещеру стекались альвы; после рабочего дня, усталые, полусонные, они все же шли, чтобы послушать трех паломников. Горяне негромко переговаривались, обсуждая будущую судьбу пленников, нервно смеялись над шутками соседей, вытягивали шеи, силясь разглядеть, что же творится в центре Пещеры. У входов стояли воины, сдерживавшие, натиск толпы, не на шутку взволнованной предстоящим. Когда привели под конвоем заключенных, воины освободили им дорогу, расталкивая замешкавшихся горян; бывших пилигримов ввели в Пещеру.

Пленников препроводили к столу и поставили справа и чуть впереди от него: так, чтобы их видели все члены Совета, а они — только зал. Постепенно Пещера заполнилась альвами; места, разумеется, всем не хватило, и воинам, специально для этого вызванным, пришлось наводить порядок. Входы перекрыли, центр Пещеры окружили стражи — и общее собрание началось.

Поднялся Дэрк, глава Совета, седой и дряхлый старец, подслеповато щурившийся на окружающих. Он сообщил собравшимся, что слушается дело Одмассэна, Мнмэрда и Ренкра, находящихся в данный момент… Говорил он долго и вычурно, так что долинщик с трудом улавливал смысл сказанного. Зато самого докладчика узнал — это был тот самый старичок, что когда-то давно поведал легенду о Создателе, тот самый, с кем в свое время Ренкр так неосмотрительно поспорил. «Н-да, так что там Одинокий говорил о смещении вэйлорна?..»

Как раз в это время Дэрк сел и настала очередь Монна. Тот рассказал нормальным, удобоваримым языком историю появления в селении долинщика, упомянув отдельно о нарушениях закона как самим Ренкром, так и его спутниками.

Теперь пришел черед заключенных попытаться объясниться и опровергнуть обвинения, выдвинутые против них.

Вот только Одмассэн не стал оправдываться. Оглядев Совет и горян, разместившихся в Пещере, он прокашлялся и громогласно предупредил:

— Прошу всех быть особо внимательными!

Зал затих, поубавилось шуму даже в коридорах, ведущих к Пещере и заполненных любопытными.

— Как вам известно, — начал Одинокий, — Монн в свое время заявил, что льдистые змеи непобедимы. Ренкр усомнился в этом. На свой страх и риск мы поднялись по склону Горы и кое-что выяснили, в частности, мы теперь знаем, куда исчезают змеи в Теплынь. Потом же, отправившись к Ворнхольду, мы проведали, как можно истребить тварей!

Зал ахнул, словно одно большое существо. С верхних рядов доносились крики:

— Говори же! Говори скорее!

Одмассэн угрюмо усмехнулся и медленно покачал головой:

— Сначала давайте решим вопрос, стоит ли нас казнить.

Золг, один из членов Совета, нервно вскочил:

— А где доказательства, что все сказанное вами — правда, а не попытка уклониться от ответственности за содеянное?!

— «Ответственность»? — переспросил Одмассэн, и его тихий угрожающий тон заставил долинщика содрогнуться. — «Правда»? Что же, подтверждением правдивости моих слов будут руны Ворнхольда Всезнающего на мече Ренкра.

Монн сделал знак кому-то за спинами заключенных, и стражник подал долинщику его меч в стареньких ножнах. Ренкр извлек лезвие, и руны вновь проступили на клинке голубоватым пульсирующим сиянием.

— Это что касается правды, — заметил Одинокий все тем же мрачным тоном, когда в зале утихла очередная волна шума. — А теперь об ответственности. Мы не просто укажем вам путь к избавлению от льдистых змей — мы поведем вас к победе. Пускай Ренкр заменит Монна, и тогда мы уничтожим тварей Тьмы!

Совет зашумел, и Дэрк уже собирался возразить дерзким зарвавшимся подсудимым, что, мол, если ответ нашли единожды, то его смогут отыскать и во второй раз, — когда вэйлорн неожиданно для всех встал и вскинул правую руку, призывая к вниманию и тишине:

— Я согласен.

Дернулся Одмассэн, растерянно глядя на старого друга /врага?/ /соперника?/, вскинули головы обалдевшие члены Совета, ахнул Мнмэрд, и вздрогнул зал,

— а Монн продолжал говорить, глядя в пустоту справа от Одинокого — будто там кто-то стоял, невидимый для всех, но только не для седого военачальника.

— Вы хорошо помните мой единственный бой со змеями и мое поражение. Многие знают, что после него я ушел в паломничество к Ворнхольду Всезнающему, но никому не ведомо, о чем я его вопрошал. А я вопрошал о том, как победить змей. Мудрый ответил мне, что сделать это я никогда не смогу. «Но, — молвил он, — настанет день, и придет юноша, способный освободить Гору от змей». Я спросил тогда, как же я смогу узнать, что это

— он, и Ворнхольд пообещал, что подаст мне знак — меч судьбоносца будет украшен рунами Всезнающего! Вы видели руны, и я глаголю пред всеми вами, что отныне снимаю с себя всякие полномочия и передаю их Ренкру, обещая со своей стороны любую помощь ему, поддержку и научение. Я сказал.

Зал загомонил, и уже ни Дэрк, ни кто иной не мог сдержать наплыва эмоций, овладевших горянами. Пленникам вернули оружие, воины оставили их и смешались со стражниками, которые пытались сдержать все возраставший напор толпы, — заключенные перестали быть таковыми, и надобность в охране отпала.

всплеск памяти

Когда собрание расходилось, людская круговерть разделила бывших паломников, но Ренкр случайно оказался около Одмассэна и Монна, тихо переговаривавшихся между собой.

— Спасибо тебе, — сказал Одинокий и обнял друга за плечи. — Ты сотворил великое. Трудно бороться самому, но еще труднее уступить право борьбы другому. Рианна была бы горда тобой.

— Ты думаешь? — тихо спросил Монн. — Ты на самом деле так думаешь?

— Да, я так думаю. Она бы гордилась твоим поступком.

Ренкру показалось, что на глазах старого вэйлорна выступили слезы, но толпа уже разъединила его и этих двоих, так что он так и не смог убедиться в своих догадках. Не был он уверен и в своих подозрениях, однако же Ренкру мнилось, что Монн не все рассказал в Пещере.

Ренкр кое-как выбрался из толпы, отчаянно рвавшейся поближе к нему, дабы услышать что-нибудь интересное. Благо рядом оказались стражники, которых удалось подозвать, и те быстро успокоили любопытных.

В это время, расталкивая горян, к Ренкру пробился Монн. Старый вэйлорн выглядел усталым, но успокоенным, умиротворенным.

— Вот что, — молвил он. — Пойдем сейчас ко мне, Одмассэн и Мнмэрд уже там.

Сопровождаемые стражниками, они вышли из Пещеры. Монн жил недалеко, и вскоре за военачальником и Ренкром закрылась небольшая каменная дверь — в отличие от простых охотников или уборщиков, член Совета отгораживался от односелян более основательно. Разумеется, пещера вэйлорна была и размерами побольше, и обстановкой покраше, чем Ренкрово или, скажем, Одмассэново жилище. В удобных, обшитых шкурами креслах сидели Мнмэрд и Одинокий, тихо переговариваясь между собой.

Ренкр и Монн заняли еще два таких же кресла, и последний обратился к своим гостям с маленькой речью:

— Вот что. После сегодняшних событий вы, конечно, можете вернуться в свои пещеры, но, боюсь, любопытные вас очень скоро «достанут». В общей суматохе все забыли о льдистых змеях, вы же так и не рассказали, как собираетесь с ними бороться, и, думается мне, народ это уже смекнул. Я, правда, тоже, и на завтра назначено еще одно общее собрание, до тех же пор приглашаю вас погостить у меня. Если вы не против, я достану шкуры, постелим их на полу и так решим эту проблему.

Гости выразили согласие, и Монн продолжил:

— Ренкру же, по моему разумению, лучше вообще перебраться жить если и не ко мне, то хотя бы рядом со мной, иначе как я его смогу учить чему-либо? Кстати, вам тоже не помешало бы бывать на наших с ним занятиях, ведь все равно ваша охотничья группа со смертью Азла, Свэда и Бэрка распалась, помощники же Ренкру понадобятся. А Одмассэн все-таки в войске служил и неплохо разбирается в ратных делах. Но это так, к слову, сейчас же меня интересует следующее: как же вы собираетесь уничтожить льдистых змей?

Что-то насторожило Ренкра в этом вопросе, что-то было не так, но он не смог уловить, что именно…

Они рассказывали долго, обстоятельно, и только к вечеру завершили повествование. Потом Монн сходил в трапезную и с помощью Мнмэрда принес их порции в пещеру. Поужинав, они расстелили шкуры и заснули.

В последнее мгновение, балансируя на грани между сном и явью, Ренкр понял, что удивило его в вопросе старого военачальника: тот не поинтересовался у них, что же они видели в котловане.

Мне кажется, пришла пора прощаться — я слишком задержался на земле.

И хоть не видывал ни леса, ни морей, мне кажется, пришла пора прощаться.

Возможно, кто-то скажет: «Он сгорел.

Он был так юн и так трагично помер».

Не нужно слов. Прошу вас только помнить:

я был когда-то с вами на земле.

За малый жизни срок я много понял и слишком много видел крови и смертей.

Но все они кругами по воде всплеснули и исчезли.

И не вспомнить. Так и со мной.

Ведь я не отступлю, останусь до последнего мгновенья с мечом в руках, себе не вскрою вены, а страх в самом себе доистреблю.

Ну вот и все, пришла пора прощаться…

 

7

Когда страсти улеглись и немножко поутих восторг от появившейся надежды на избавление, бывшие паломники снова смогли появляться в селении, не опасаясь «увязнуть» в толпе взволнованных горян. Жизнь потихоньку возвращалась в привычное русло, напоминая о том, что избавление избавлением, но есть и повседневные хлопоты, заботы, о которых следует помнить.

Охотничьи группы формировались путем тщательного подбора каждого добытчика, и теперь Одмассэн с Мнмэрдом рисковали надолго остаться не у дел. Недовольно поворчав, Одинокий заявил, что, пожалуй, переселится вместе с Ренкром поближе к Монну: где, мол, советом помогу, а где и сам подучусь. Мнмэрд почесал в затылке да и присоединился к ним, подчеркнув, что уж он-то, конечно, никогда не возьмется руководить войском, но и ему знания не помешают. Неподалеку от Монновой пещеры отыскались три пустующие, туда перенесли нехитрый скарб «учеников», и друзья принялись обживать новое место.

Новые пещеры оказались несколько обустроенное, чем прежние, но, как выяснилось через несколько дней, это ничего не меняло. В том смысле, что бывать в них Ренкру удавалось очень и очень редко — с утра и до позднего вечера он находился рядом с Монном, который всерьез принялся за обучение всей троицы, а особенно, разумеется, Ренкра — своего будущего преемника.

Все началось как-то обыденно, без долгих вступлений и впечатляющих речей. Просто военачальник собрал у себя всех трех учеников и повел их проверять посты — а заодно и познакомиться с расположением оных.

А потом было еще много всего: за эти долгие месяцы им приходилось упражняться в воинском мастерстве, изучать теорию руководства войском на переходе, процесс изготовления мечей и самострелов, запоминать, как зовут всех воинов… Монн, насколько мог, старался ускорить процесс обучения, так как было решено, что уже к следующему Теплыню горяне выступят против змей. Разумеется, ничто не мешало отсрочить поход еще на ткарн или два, но змеи и впрямь, как говорил Андрхолн, стали злобствовать пуще прежнего, так что откладывать кампанию никто не хотел. Вот и старались как проклятые, где уж тут думать об отдыхе, когда каждый день на счету. Вобрать в себя то, чему вэйлорн учился ткарнами, — задачка не из простых! Поневоле задумаешься: справлюсь ли?

Не один Ренкр сомневался в том, удастся ли ему роль нового вэйлорна. Многие горяне с недоверием косились на молодого альва, что теперь все чаще и чаще попадался им на глаза: вот он встречает у внешних врат вернувшихся с рейда добытчиков, расспрашивает о чем-то; вот — идет в компании Мнмэрда и Одмассэна и весело смеется, недоверчиво качая головой, а иногда, говорили, преемник Монна даже заявлялся в трапезную и — дело небывалое! — ел со всеми… Поселяне реагировали на подобные слухи по-разному, но самым удивительным было отношение к Ренкру воинов. В него верили и серьезно относились к нему ветераны — умудренные бойцы в шрамах и рубцах, бившиеся и с долиной, и со змеями. То, что они, былые (да и нынешние) противники хэннальцев, не были враждебны к Ренкру, приятно удивляло его. Куда хуже относились к новоиспеченному вэйлорну его сверстники-воины и мужчины средних лет, то ли из гордости, то ли еще по каким-то причинам не признававшие его за такового. «Ничего, — успокаивал Ренкра Монн, — будет первый бой, и, если ты поведешь себя как подобает, отношение к тебе постепенно изменится. Дай им пообвыкнуться с мыслью, что отныне командир моложе их самих».

Старый вэйлорн пока вел большую часть дел, постепенно, но неотвратимо втягивая Ренкра в руководство войском. «Привыкай, — говорил он, — привыкай. Теперь тебе предстоит заниматься этим всю оставшуюся жизнь».

Парня удивляло собственное отношение к происходящему. Казалось, это не он из полупленника стал военачальником горянского войска, он даже никогда не думал всерьез, что «будет заниматься этим всю оставшуюся жизнь». Нет, Ренкр оставался лишь наблюдателем, холодным и бесстрастным. У него имелась цель: избавиться от льдистых змей, — и нужно только двигаться к этой цели.

Он почти не вспоминал о долине. Однажды Монн заметил, что не исключена возможность войны с хэннальцами. Ренкр пожал плечами: «Уничтожим змей, и воевать будет незачем». Сам он после этого случая долго думал: «Зачем? Зачем я все это делаю?» И внезапно, как откровение, — понял, что он просто не смог бы жить дальше, и причина даже не в желании странствовать, хотя и это — тоже. А дело все в том, что нельзя оставаться безразличным к тому, что он увидел и услышал за последний ткарн, нельзя просто уйти, отвернуться, нельзя, потому что это уже поселилось в его душе, оно рвет ее на клочки, и единственный шанс на избавление — убить, искоренить это в окружающей жизни. Потому что неправильно то, что альвы враждуют друг с другом, неправильно, что драконы взимают с них ежеткарные жертвы, и неправильно, что на земле вообще существуют льдистые змеи, — неправильно! И уж тем более неправильно знать обо всем этом и ничего не делать. Ренкр же находился и вовсе в уникальной ситуации, потому что у него была реальная возможность исправить если и не все, то по крайней мере — часть этой неправильности. Он сделает это — и довольно слов!

А долина тут ни при чем, нет. Ренкр и вспоминал-то о ней последний раз… Ого-го когда!..

всплеск памяти

Собирая вещи для того, чтобы переселиться в новую пещеру, Ренкр вдруг наткнулся на старую куртку, ту самую, в которой он полткарна назад попал сюда. Долинщик уже намеревался было ее выбросить, но нащупал ладонью что-то твердое в кармане и, заинтригованный, решил посмотреть, что же это такое.

Сначала он только недоуменно смотрел на маленький тяжелый сверток, лежавший на ладони, но потом вспомнил.

Вальрон на крыльце Дома Юных Героев, запоздалый подарок к уже прошедшему дню рождения, а потом — дракон, полет, горяне…

Сухая шуршащая бумага буквально распадалась под пальцами, клочки, кружась, опускались на каменный пол… Сквозь бумажное крошево проступало лицо. Чье?

Ренкр не знал, ясно было только одно: этот человек (то есть, конечно, альв) никогда ему не встречался. На лице чело… альва читалось скрытое напряжение, легкая досада на какие-то мелкие препятствия, которые мешают ему, и еще — решимость закончить начатое. Чудное сочетание. Впрочем, что бы ни хотел сказать этим Вальрон, теперь узнать об этом представлялось весьма затруднительным.

Ренкр уже хотел было положить деревянную голову в карман чеша — и снова забыть о ней Создатель ведает на сколько времени, но в это мгновение заметил небольшую дырочку в волосах безделицы. Повинуясь мгновенному порыву, долинщик подхватил обрывок бечевки, лежавший в том же кармане, продел в отверстие, завязал взлохмаченные концы и повесил подарок Вальрона на шею. Пускай висит, все же память о Хэннале.

Нахлынула волна легкой ностальгии — по дому, по матери, по Тезару, по /высокой девушке с короткими светлыми волосами, завивающимися на концах, с большими светло-синими глазами, в которых когда-то блестели слезы. Слезы по другому/ мастеру и деду.

Потом к Ренкру заглянул Одмассэн:

— Ты идешь?

И он, стряхнув мимолетное чувство, кивнул, подхватил вещи и пошел «переезжать».

Когда были вычислены сроки выступления армии. количество воинов, припасов и оружия, когда было приготовлено и перепроверено снаряжение, изготовлены факелы и свистки, когда прошли обучение бойцы, а излюбленной детской игрой стал «поход на льдистых змей» — неожиданно быстро и ярко наступил, ворвался, зажурчал тающими снегами Теплынь и пришла пора выступать.

Изменения в составе командования произошли в последний момент: вместо Монна по непонятным причинам в поход отправился Одмассэн, а старый вэйлорн и Мнмэрд остались в селении. Кое-кто удивлялся подобным перестановкам, но большинству было не до размышлений: мужчины собирались и прощались с женщинами и детьми, жены и матери, сдерживая слезы, наказывали им непременно вернуться, сыновья и дочери просили папку принести камешек из пресловутого котлована льдистых змей.

Выступили на рассвете и скрылись в утреннем тумане. Тихо, бесшумно, будто и не было их вовсе. Туман вскоре сошел, но воины были уже далеко от селения, поднимаясь все выше и выше по пока еще пологому склону Горы. Каждый был одет в чеш, для чего охотникам пришлось очень постараться за прошедший ткарн. Несли с собой заготовленные факелы, несли кремни, оружие, пищу, палатки и посуду. Каждый был нагружен до предела, но никто не думал воспротивиться, даже сказать недоброе слово — все знали, что, если удача не отвернется от них, со змеями будет покончено. И это заставляло, забывая распри, дружно идти вперед и вверх.

Змеи уже покинули склоны Горы и на пути воинов не попадались, что хоть немного, да облегчало тягостный путь к котловану.

На третий день под сильным напором ветра один из воинов, примерно двадцати весен от роду, не удержался и сорвался вниз. Всю ночь Ренкр не мог заснуть, ворочаясь в палатке от громкого предсмертного крика неудачника, по-прежнему звучавшего в его ушах.

Через четырнадцать дней (пятый, сорвался пятый…) он привык.

На тридцатый они достигли первого колодца. По составленному еще в селении плану, не спеша и по очереди, воины спустились в ход, оставив наверху лишь треть своих соратников. Оставшимся предстояло разделиться: немногие должны были сторожить выходы из этого колодца, остальные — идти искать другие входы. Ренкр вместе с воинами шел выше, Одмассэн же спустился в колодец и повел часть войска к котловану.

Когда обнаружили второй колодец, все произошло таким же образом, только теперь уже никто не пошел выше, лишь малая часть горян осталась у входа.

Ночью они устроили привал, но жечь костры не решились, опасаясь, что дым вспугнет змей или разбудит их раньше срока. Ренкр лежал в темноте, закутавшись в плащ, и все никак не мог заснуть. Только наутро понял: подсознательно ожидал гостя, но гость не явился.

«Ничего, может, еще явится. К Монну, по крайней мере, он пришел уже в котловане…»

всплеск памяти

Старый вэйлорн пожаловал в пещеру Ренкра за день до отправления, предварительно постучавшись и дождавшись приглашения войти.

— Мальчик, — начал он без обиняков, — я не могу идти с тобой к котловану.

— Но почему? Тревожат призраки былого? — Ренкр был сегодня изрядно раздражен тем, что, как оказалось, некоторые из заготовленных факелов слишком коротки, и теперь не сдержался.

— Нет, — медленно покачал головой Монн. — Если что-то и тревожит меня, то это не призрак.

— Прости, сорвался. Но что же в таком случае?

— Это… — Седой горянин закашлялся, и Ренкр подал ему кувшин с водой.

Монн благодарно кивнул и судорожными глотками стал пить. Несколько капель прохладной жидкости пролилось на его рукав, и он стряхнул их резким движением.

Наконец вернул кувшин и продолжил:

— Это — Темный бог.

На несколько секунд в пещере повисла мрачная тишина.

— Но почему именно он?

— Потому что я видел его лик и слышал его голос. И на мне — его метка.

— Монн ткнул пальцем в свой шрам, что тянулся извилистым рубцом от правого уха к левой скуле и вниз, к горлу. — И я боюсь, что он учует меня, — завершил старый вэйлорн, обессиленно опустив руки. — Я не могу идти с вами.

— Расскажи мне эту историю, — тихо попросил Ренкр.

— Ну что же, слушай… Тогда мы погнали змей вверх, безжалостно истребляя их. Я собрал огромное войско, наше нынешнее — малая часть того, прежнего. Наверху змеи стали исчезать в колодцах и уползать к котловану. Мы последовали за ними. Но когда войско достигло котлована, там, посреди змей, возвышался гигантский темный силуэт человека. Этот человек произнес слова, в которых я почувствовал великую мощь, способную разрушать и созидать континенты… — Монн замолчал, уставившись в пол у себя перед ногами. Затем поднял голову и заговорил снова: — В следующее мгновение все мое войско исчезло. Я стоял один, а вокруг извивались и шипели змеи. Темный силуэт уменьшился до нормальных размеров и приблизился ко мне.

«Ты отважен, полководец, — молвил он, — но я — Бог, а ты — ничто. Я дарую тебе жизнь, ибо кто-то же должен объяснить твоему народу, что бороться с моими созданиями бесполезно. Иди и скажи им об этом».

Человек уже собрался было удалиться, но тут какая-то мысль пришла ему в голову, и он резко обернулся: «Чуть было не забыл. Ты ведь можешь подумать, что я тебе привиделся. Так вот тебе знак, что я — не видение».

Из своих темных одежд он извлек кинжал и быстро полоснул им меня по лицу. А потом исчез.

Я вышел наверх и стал спускаться к селению, и змеи не тронули меня. Но, пожалуй, я не был этому особенно рад. Вернувшись, я отправился в паломничество к Ворнхольду — в этом я видел единственную возможность решить, как же мне жить дальше. Прежде всего я спросил его, откуда взялись льдистые змеи. Ведь я сам был в горах и не видел там дичи для них, хотя некоторые утверждают, что до поры эти твари жили там. Ворнхольд объяснил, что змей создал Темный бог, но даже Всезнающий не ведал — с какой целью. Еще он сказал тогда, что мне не стоит продолжать борьбу, надо лишь ввести некоторые законы, дабы уберечь горян от змей. Он предсказал твое появление, и я покорился судьбе.

Так, по крайней мере, я думал тогда. Но сладость и привлекательность власти завладели мной, и, когда ты пришел, я не торопился уступать тебе свое место, все надеясь, что ты — не тот, о ком говорил Ворнхольд. Твое счастье, что в последнее мгновение я вспомнил одну мою ныне уже неживую знакомую, и мысль о том, как Рианна отнеслась бы к подобному поступку, отрезвила меня… Рианна… — Монн задумчиво посмотрел в огонь. Казалось, он запамятовал о существовании Ренкра, о том, где он и кто он. Как будто вэйлорн вдруг увидел в огне чье-то лицо и для него не осталось ничего — ничего, кроме этого лица. Монн рассказывал о своей возлюбленной, забыв обо всем и не замечая двух капелек влаги, появившихся в морщинистых уголках его глаз: — С ней всегда было легко и хорошо. Мы с Одмассэном влюбились в нее одновременно, как только увидели, в тот самый день, когда семья Рианны переехала в нашу часть селения. У нее был талант при первой же встрече располагать к себе каждого. После знакомства мы часто виделись с ней. Одмассэн и я, мы старались ходить к ней поодиночке, особенно Одмассэн — он тогда был жутко ревнив, и ему казалось, что Рианна отдает мне предпочтение: разговаривая, чаще обращается ко мне, его же напрочь игнорирует. Мы часто гуляли с ней вдвоем, когда выпадал свободный часок, болтали о каких-то пустяках, смеялись… Впрочем, наши проклятые законы… Я ведь все равно знал, что ей хорошо со мной, видел, как она искренне радовалась моему приходу! Увы, она выбрала Одмассэна. Они поженились, я же, как водится, пожелал им счастья и отошел в сторону. Она родила ему Бефельда, сама же вскоре погибла — тогда, когда змеи прорвались в селение. Я жалею только об одном — что так и не сказал ей «люблю»…

Очень долго они сидели в тишине: Монн — глядя на извивы огня, Ренкр — на каменную стену пещеры. Каждый думал о своем.

Первым прервал молчание седой военачальник.

— В общем, я не могу идти, — тихо сказал он, не отрывая взгляда от огня.

Ренкр согласно кивнул:

— Я подыщу замену.

На следующее утро Ренкр вывел воинов к котловану.

Все было как в прошлый раз: свет из серо-коричневого купола, клубок меняющих цвет недвижных змей, отверстия по периметру котлована: одни — выше, другие — ниже, третьи — наравне с тем, откуда удивленно смотрели на пещеру воины Ренкра. Он внимательно оглядел эти отверстия и справа, в одном из ближайших, расположенном выше их коридора, разглядел Одмассэна с его отрядом. Тот помахал руками над головой, давая знать, что заметил его.

Теперь предстояло совершить самое опасное: следовало перекрыть все выходы из котлована. Для этого теоретически существовало два пути. Один — отыскать входы в коридоры изнутри Горы, второй — спуститься в котлован и потом подняться в отверстия выходов. Было совершенно ясно, что на осуществление первого варианта просто не хватит времени. Посему выбрали второй, более рискованный.

По распорядку, выработанному полткарна назад, первые воины уже прилаживали канаты и, забросив на плечи дорожные мешки, скользили вниз. Каждый из ушедших нес с собой свисток. В назначенный час все, кто добрался до отверстий-дыр, должны были поочередно дать об этом знать специальным сигналом, а Ренкр с Одмассэном подсчитают количество свистевших и, если, не приведи Создатель, с кем-то случится беда, пошлют замену.

Они сосчитали свистки, и вышло так, что одного недоставало.

Повторная проверка дала тот же результат.

Одмассэн с удивлением узнал в скользнувшем вниз воине Ренкра. Всего мгновение назад тот переговаривался о чем-то с горянами, отчаянно и горячо, — и вот уже стоит на дне котлована, придерживая левой рукой канат, а правой — ремень заплечного мешка.

— Какого тролля!.. — выругался Одмассэн. — Он что, спятил, что ли?! Так, Сноромл — за старшего, я скоро вернусь.

Он подхватил канат и прямо-таки слетел на дно котлована. Быстрым шагом подойдя к Ренкру, он тихо, чтобы ненароком не потревожить змей, лежавших у их ног, процедил сквозь зубы:

— Ты что это вытворяешь, парень?

Ренкр объяснил. Оказалось, некоторые из воинов все еще смотрели на него с недоверием, и поэтому, когда он отбирал сменщика пропавшему, кто-то бросил ему в спину: «Конечно, сам не пойдет!» Он ответил что-то досадливое и злое, собрал необходимое и спустился в котлован. Вот и весь сказ.

— О Создатель, ну и что теперь?! Тебе ж тысячу раз объясняли: вэйлорн не лезет в драку, вэйлорн руководит войском, чтобы как можно больше альвов остались в живых… а-а, да что с тобой говорить! Обратно ты, сам понимаю, не вернешься. Ну, иди, герой! Давай, давай, собственный гонор потешить — самое время! Иди! Иди, парень, — добавил он, помолчав, — иди и обязательно вернись.

И Одинокий, ловко лавируя между змеиными телами, подошел к канату и стал взбираться наверх.

Ренкр поправил завязки мешка и отправился дальше. Его путь пролегал у стены котлована, и, хотя змей здесь было меньше, чем в центре, долинщику то и дело приходилось перепрыгивать через змеиный хвост или кольцо. Он шел среди постоянно меняющих цвет чешуйчатых тел, стараясь не обращать внимания на терпкий чужеродный запах, смешавшийся с воздухом настолько, что, казалось, все легкие уже пропитались этой вонью. Поднимая голову, парень видел над собой отверстия и машущих оттуда благополучно добравшихся воинов.

Вскоре обнаружил и недошедшего. Видимо, одна из змей случайно дернулась и придавила неудачника своим телом. При этом позвоночник воина оказался перебит чуть выше пояса, и он лежал, еще живой, но абсолютно беспомощный. Свисток калеки, когда-то висевший у него на шее, отлетел далеко в сторону.

Ренкр присел на корточки, заглядывая умирающему в глаза. Тот обратил на него затуманенный взор и удивленно поднял бровь:

— Ты?

Ренкр молча кивнул.

— Меня зовут Хилгод, запомни это имя, — прошептал воин. — Там, в селении, у меня остались жена, дочь и сын. Скажи им, что я погиб в честном бою, скажи что угодно, только не говори, что смерть оказалась такой нелепой! Обещаешь?

— Но ты ведь еще не умер…

— Ты обещаешь?! — почти выкрикнул Хилгод.

— Да, — тихо ответил долинщик.

— Скажу тебе правду: я никогда не думал, что ты сам спустишься сюда. Многие не могли помыслить о тебе такое. Однако ты здесь. Тогда сделай то, что каждый горянин делает по просьбе другого в такой ситуации, как моя… Сделай это быстро. Впрочем, если не получится быстро, сделай это так, как сможешь. Но — сделай это!

Ренкр кивнул и потянулся за мечом…

— Он добрался, — с облегчением выдохнул Одмассэн, когда перекличка завершилась. — Командуй подготовку, потом проверь готовность — и начнем.

И они начали. Горящие факелы летели вниз, роняя искристые крошки во все стороны. Вначале змеи никак не отреагировали, но потом зашевелились, окрашиваясь в коричнево-черные разводы. Стало ясно, что огонь не жжет их. Но все же он причинял им беспокойство.

Впрочем, беспокойство он причинял и горянам. Стало жарко и смрадно, теплые одежды повисли тяжелым и бесполезным грузом, стесняя движения. Но сбрасывать их никто не стал, да, впрочем, на это и времени уже не оставалось. Змеи, казалось, пришли в себя и осознали, что происходящее угрожает их существованию. Движения рептилий стали более целенаправленными, твари ринулись к отверстиям выходов, и здесь-то их и встретили воины. Пока хватало, они швыряли в змей факелами, метя в раскрытые пасти или глаза.

К Ренкру рванулось сразу три змеи, но отверстие могло впустить лишь одну. Ее, пытающуюся вползти, он огрел по носу пылающим факелом, а затем, как только она зашипела, сунул горящее дерево ей в пасть. Тварь застыла, глаза ее как-то странно потускнели, потом вспыхнули изнутри изумрудным огнем, и она медленно сползла в котлован.

Тотчас к отверстию рванулась следующая. Третья цапнула ее сзади, деликатно предлагая пропустить себя вперед. Ренкр тем временем повторил свой маневр, но, хотя факел и попал змее в рот, та мотнула головой, и он, шипя и рассыпая светящиеся куски, вылетел и упал в коридор. Сама змея вновь рванулась было в сторону долинщика, но, видимо, сзади ее сильно достала товарка, и поэтому тварь выползла и огрызнулась на подругу.

Пока змеи сражались, парень проверил, сколько еще осталось факелов, — и выругался. Их больше не было. Он оглядел свое снаряжение: меч да два кинжала. Не густо.

Подумал: «А ведь, пожалуй, придется умереть».

Ренкр не чувствовал страха, только разочарование и обиду, что задуманное так и не удалось осуществить. Но, если честно, то так умирают все — что-то не доделав, чего-то не успев.

Ренкр мысленно пожал плечами. Отступать ведь все равно нельзя, иначе все, что они проделали, окажется напрасным, змеи прорвутся и уйдут. Итак…

Пока две рептилии выясняли отношения, третья обползла их справа и втиснулась в отверстие. Она была настолько огромной, что почти полностью закупорила ход.

Ренкр ухватил рукоять меча обеими руками и приготовился к смерти.

 

ЭПИЛОГ. ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Одинокий рубился, как и все, потому что запасы факелов у горян уже давно закончились. Но он был более опытен, и поэтому ему удалось, отбив очередную атаку, добиться передышки и оглядеться.

Он увидел, что в котловане оставалось еще много змей, не успевших добраться до отверстий и умереть от рук воинов. И все они не шевелились. Твари, которых он видел, валялись дохлые, лишь одна, на дальнем краю котлована, все еще была жива. Она как раз вползала в отверстие, и Одмассэн обмер, сообразив, что это отверстие очень может быть тем самым, где стоит Ренкр.

Тем временем тела змей, валявшиеся в беспорядке на дне котлована, стали смердеть так, что казалось, вознамерились хоть напоследок отомстить обидчикам. Туши текли, чешуя, слипаясь, отваливалась целыми кусками и смешивалась в разнородную омерзительную массу. Эта самая масса начала пузыриться, в ней возникли водовороты, а на поверхности, все убыстряя движение, плавали обгоревшие куски факелов. Пузыри все увеличивались — и взрывались, разлетаясь клочьями к стенам пещеры.

Раздались крики боли — это ошметки пузырей зацепили некоторых воинов, и те кричали, обожженные и напуганные происходящим.

— Уходим, — скомандовал Одмассэн.

Мгновенно приказ был передан. В ответ послышались свистки, подтверждавшие, что команда услышана. Теперь каждый выходил своим путем, чаще всего незнакомым.

Одинокий и несколько его воинов, оказавшиеся с ним в одном коридоре, так как замены не потребовалось, поднялись тем же колодцем, которым спускались сюда.

Ситуация, когда каждый мог оказаться отдельно от других, была заранее предусмотрена. В этом случае следовало отправляться обратно в селение поодиночке или группами, не дожидаясь остальных. Так Одмассэн и поступил.

Они, Одинокий и его отряд, вернулись в селение первыми. Потом, в течение еще двух месяцев, возвращались остальные. Они рассказывали странные и удивительные вещи о том, что им довелось пережить, они редко улыбались с тех пор, но они все-таки возвратились, а змеи больше не появлялись.

Одмассэн ждал еще два месяца после того, как вернулся последний из воинов, но потом, сжав кулаки, признался как-то Монну, что уже не верит в то, что Ренкр остался жив. В Пещере Совета Одинокого попросили стать вэйлорном, и он молча кивнул, стиснув зубы. «В память о мальчике».

Больше он никогда не говорил о Ренкре, лишь раз мельком заметил Монну, что самое страшное в жизни — потерять двух взрослых сыновей и при этом знать, что мог их спасти, обоих. Одмассэн сильно корил себя за то, что не остановил Ренкра тогда в котловане, хотя и понимал, что никогда не сделал бы этого.

Однако же… Однако же жизнь продолжалась.

 

ПРОЛОГ. СТРАННИК

В общем, чего-то подобного, наверное, стоило ожидать. Нельзя все время прятаться от своего прошлого, даже на другом конце материка.

Я хотел было убедить себя в том, что это не более чем мои беспочвенные опасения, хотя прекрасно знал: демоны не лгут. По крайней мере, до тех пор, пока вы не даете им такой возможности. В моем же случае Хризаург просто не мог говорить неправду — по известной нам обоим причине.

Чешуйчатое тело демона склонилось в низком, до самой земли, поклоне, острые кончики рогов нацелились в мою сторону, но я только усмехнулся. Хризаургу уже предоставлялось множество возможностей напасть на меня, и он так ни одной и не воспользовался. Следовательно, знает. И знает, что я знаю, поэтому в самой глубине зрачков тщательно пытается скрыть ненависть,

— правда, удается ему сие с превеликим трудом.

Демон распрямился — теперь он возвышался надо мной на несколько метров, то еще зрелище! — и спросил грудным рычащим голосом:

— Что-нибудь еще, повелитель?

Я задумался. Вызывать демонов слишком тяжело и накладно, так что следовало мобилизовать свою фантазию и попытаться вспомнить, что же я еще хочу или захочу в ближайшее время узнать.

— Да нет, пожалуй, Хризаург, это все, о чем я желал…

Он ухмыльнулся, очень осторожно, краешком ороговевших губ. Наверное, мог бы сдержаться — да вот не захотел, и теперь я знал, что главного вопроса, того, которого он ждал — и боялся, — я до сих пор не задал. Ну так не беда, задам.

Хризаург догадался, что сам себя перехитрил, но проявлять недовольство не рискнул. Все еще надеялся.

— Впрочем, мил демон, погоди, — я задумчиво потер подбородок («Что же он такого мог скрыть?»), — сдается мне, ты не все рассказал.

Хризаург развел руками — мощными коричневыми конечностями о трех пальцах на каждой:

— Спрашивай.

Легко сказать «спрашивай». Знать бы о чем.

Я поднялся с плетеного кресла, подошел к краю балкончика и поневоле залюбовался картиной, что открывалась внизу. Там плескалось море, сине-зеленые волны обрушивались на влажноватый песок, погружались в него и отступали прочь. И никаких жестяных банок, осколков стекла, бумажных фантиков от липких конфет и прочей атрибутики пляжа земного. Благодать. Правда, если забыть о ждущем позади Хризаурге и о том, что он уже успел мне рассказать (вернее, о том, что я смог у него выспросить — сам бы демон ничего мне говорить не стал, только фыркнул бы, метнул молнию и смотался от греха подальше). А забывать обо всем этом мне сейчас было не с руки, хотя и очень хотелось.

Обернувшись и облокотившись на каменное ограждение, я пристально посмотрел на вопрошаемого:

— Скажи, о чем ты подумал, когда усмехнулся краем губ — когда я тебе сказал, что больше ничего не желаю услышать?

Задавать вопрос следовало как можно точнее, иначе Хризаург вполне мог начать пороть всякую чушь, ложью не являющуюся, но и к делу не относящуюся.

Демон тяжело вздохнул:

— Может быть, ты предпочтешь не задавать этого вопроса?

— С какой это стати? — Я подался всем телом вперед, удивленный последними словами своего собеседника.

Да, демоны пытались увиливать от ответов, но вот так запросто предложить мне отказаться от него — нет, что-то все-таки творилось в этом проклятом мире!

— Когда ты придешь туда, тебе самому все станет ясно, а мне этот ответ может стоить слишком многого. Даже жизни. — По его мощному телу пробежала легкая дрожь, и я понял, что Хризаург боится.

Он, наверное, думал, что я заставлю его говорить. А может быть, этот чертов хитрец знал меня слишком хорошо. В общем, я отпустил вопрошаемого, стараясь заглушить в душе тоненький голосок беспокойства: «Деталь, ты упустил о-очень важную деталь».

Отпустил и пошел собираться в путь.

Записка лежала на столе, прижатая сверху гладким камешком с морского берега. Сначала я не заметил ее, погруженный в свои мысли, и мог вообще уйти, так и не обратив на нее внимание, но внезапно окно рядом со столом тонко дзенькнуло, просыпая прямо в комнату разноцветную стеклянную крошку, — я обернулся.

Столовая комната, в которой все это происходило, была моей любимой — отчасти потому, что в окнах здесь сверкали сочными, солнечными красками витражи, отчасти же благодаря небольшому балкончику, позволявшему лицезреть море. Именно на балкончике я предпочитал вызывать демонов, подтверждением чему и была сегодняшняя беседа с Хризаургом. Когда же в вашей любимой комнате рассыпается в крошево лучший витраж, сколь сильно бы вы ни были погружены в тяжкие мысли о судьбах мира, обернуться придется.

Я обернулся.

Ровный листок, чуть загнутые края, плотная ворсистая бумага и ряд косых букв. Ах да, еще небольшой окатыш, придерживающий послание.

Под окатышем обнаружилось влажное пятно, расползшееся по краю листа, — видимо, камень подобрали на берегу совсем недавно. Может, именно это и вызвало улыбку у Хризаурга? Пока я беседовал с ним, кто-то сумел прокрасться в башню, оставить послание и исчезнуть.

Неизвестно почему, но я знал: искать гонца не стоит. Просто не имеет смысла, потому что всякие поиски окажутся безрезультатными.

Ладно. Так что же нам пишут?

А писали следующее: «Твое поведение начинает меня раздражать. Сиди и не рыпайся, а то ведь всякое может случиться. Горные цветки имеют обыкновение вянуть». И подпись — «Недоброжелатель».

Нет, то, что он хам, я понял еще по разбитому витражу. Вот то, что он дурак, — это было приятным открытием. Хотя… Кто знает, возможно, именно такой реакции мой «недоброжелатель» и добивается?..

Все равно. Решение принято, и записка, по сути, ничего не меняет.

Почти ничего. Потому что с этого момента я пообещал себе быть более осторожным.

Это только в глупых сказках герой, услыхав о необходимости отправляться в дорогу, кричит: «Коня!» — и прыгает в седло, позабыв даже запереть за собою дверь. Мне же, во-первых, некому было кричать что-либо подобное; во-вторых, кони в Нисе не водятся. И наконец, в-третьих, в отличие от сказочного героя, которого в конце пути ждала должность придворного принца и соответствующие апартаменты, мне хотелось вернуться обратно в башню и найти ее целой и невредимой. В общем, собирался я долго.

Мое пристанище находилось на южной оконечности горной цепи Сиаут-Фиа, нависая прямо над морем, что разделяет Ивл и Срединный материк. Когда-то давно приплывшие сюда эльфы-первооткрыватели долго присматривались, где же лучше устроить свой форпост, да и выбрали эту скалу, превратив ее с помощью гномов в высеченную из камня башню. Потом настали смутные времена Великой Тоски, поселенцы немного поспорили, да и подались — кто обратно на Срединный, а кто и на запад Ивла, к Валлего — одному из двух крупнейших южных портов Ивла. А потом пришел я и решил, что лучшего места для дома мне не найти.

Привести башню в порядок оказалось непросто, но в конце концов я с этим справился. Потом еще некоторое время ушло на то, чтобы обзавестись необходимой мебелью, посудой и всем прочим. Вечный Странник обретал дом. Правда, прожил я здесь недолго. Дела, как всегда, подхватили меня за шкирку, выволокли из угла, в котором я чувствовал себя полностью отгородившимся от всех забот, и швырнули в самый центр водоворота по имени Жизнь. Хочешь не хочешь, а поплывешь… И вот теперь снова приходилось все бросать и возвращаться.

В конце концов я убедился, что в мое отсутствие проникнуть в башню постороннему будет несколько проблематично, еще раз пересмотрел дорожный мешок, проверяя, все ли необходимое взял, — и вышел на старую узкую тропку, ведущую вниз, к берегу моря. Путь предстоял долгий, и проделать его иначе как пешком не представлялось возможным. Уже стоя внизу и глядя на закрывавшую полгоризонта башню, я — в который раз — подумал о том, что демоны почти никогда и никого не боялись.

Оборвал мысль и пошел вниз, задумчиво глядя на плещущиеся у ног волны прибоя.

Мы рано или поздно все умрем.

И в землю ляжем или пеплом по ветру развеемся. Но, друг, пока живем, мы пьем до дна всех бедствий чашу полную.

Хоть лжет мудрец, и выбор есть всегда:

коль хочешь — то сгоришь, а хочешь — будешь вечно тлеть.

И если в жилах кровь, а не вода, умей, раскрывши дверь, достойно встретить смерть!

 

8

Ренкр сжимал рукоять меча обеими руками, внутренне приготовившись к смерти. Поэтому, когда его резко толкнули в спину, отшвырнув в сторону, долинщик просто-таки опешил от подобного обращения. Тем более что сзади никого не должно было быть.

Он облегченно вздохнул, когда понял, что при падении не изрезал себя на кусочки своим же клинком, — поднялся и, развернувшись, посмотрел вокруг.

В мрачном полутемном коридоре, который освещали несколько крупных фосфоресцирующих пауков размером с кулачок младенца, стоял альв, одетый во все черное. Подобный наряд делал пришельца почти незаметным в нагромождении ломаных теней тоннеля. Шагах в трех-четырех перед незнакомцем яростно шипела льдистая змея, та самая, которой удалось протиснуться в коридор. Обнажив меч, обладатель черных одежд шагнул навстречу рептилии; змея сделала выпад, пришелец уклонился и, в свою очередь, рубанул тварь мечом. Затем — повторил то же еще раз. Змея отчаянно зашипела, отпрянула, разбрызгивая по стенам голубую кровь, после чего рухнула на пол и замерла.

Ренкр решил, что его собственная смерть откладывается. Потом внимательнее присмотрелся к незнакомцу… Да, все одно к одному.

Пришелец /Темный бог/ вытер черный клинок замшевой тряпицей, извлеченной из мешочка на поясе, вложил меч в ножны и повернулся к Ренкру. Внимательно осмотрел парня с головы до ног, улыбнулся — не то чтобы очень уж приветливо, но по крайней мере и не особенно угрожающе — и заметил:

— Симпатичная тварь. Здесь поблизости должен быть целый котлован, битком набитый такими. Случайно не знаешь, где он?

Ренкр покосился на дохлую змею и вдруг увидел, что тело ее начало изменяться. Потемневшие чешуи кусками отваливались от туловища и плыли в тягучей вязкой жидкости, в которую превратилась туша. Эта жидкость начала пузыриться и медленно наплывать на альва в черном.

В общем, ответить на вопрос парень так и не смог. Его собеседник догадался, что у него за спиной творится что-то неладное, обернулся, молниеносно выхватывая меч, чтобы посмотреть на это неладное, а потом громко и непонятно выругался. И отошел подальше, так и не вкладывая клинка в ножны, хотя было непонятно, чем тот сможет помочь в случае проявления агрессии со стороны… лужи.

— Слушай-ка, дружище, — сказал незнакомец, — не знаю, как ты, а я, пожалуй, пойду отсюда — и как можно дальше. Боюсь, в котлован сегодня мне уже не попасть.

С этими словами он зашагал по коридору прочь.

Ренкр спрятал меч, еще раз опасливо взглянул на лужу (та не подавала признаков жизни, только тихонько булькала и пускала пузыри), мысленно соглашаясь с тем, что идея убраться отсюда подальше достаточно разумна. Кроме того, долинщика страшно заинтриговал незнакомец. Теперь он не казался парню Темным богом, по крайней мере, мощи, о которой упоминал Монн, в пришельце не чувствовалось. Да и речь незнакомца мало соответствовала Ренкровым представлениям о богах. Предмет его нынешних размышлений, как оказалось, ушел недалеко. Он стоял, прислонившись к покрытой капельками влаги стене коридора, и ожидал Ренкра.

Дождавшись, незнакомец повернул к нему свое загорелое лицо:

— А теперь рассказывай, кто ты такой?

Это прозвучало как приказ, вернее, это и был приказ. А за последнее время Ренкр слишком устал от приказов, в особенности от собственных, — от чужих же он просто отвык. И привыкать не собирался.

Парень стоял перед пришельцем и нахально, в упор рассматривал его.

Он был загорелым и широкоплечим, этот дерзкий незнакомец. Его черные волнистые волосы опускались на плечи, а густые брови почти срослись над острым, с горбинкой, носом. Тонкогубый рот сжимался в усталой снисходительной улыбке, а глаза… Они оказались самыми странными в незнакомце. Глаза были темно-карие, глубокие, их взгляд оставался цепким, скучающим и усталым одновременно. Все остальное: черные невысокие сапоги, черные штаны и куртка, черный плащ и черный пояс с черными ножнами, — все казалось малозначительным по сравнению с этими глазами. Словно в них застыла сама вечность.

Незнакомец пошевелился, рукав куртки чуть съехал, и Ренкр увидел, что вся кожа альва на запястье и ладони покрыта шрамами. Это жуткое зрелище отвлекло парня от мягкой туманной мысли: «Где-то я его уже видел».

— Ты неблагодарен и невежлив, — заметил незнакомец.

— Я не просил помогать мне, — отрезал Ренкр.

— Не просил, — согласился пришелец. — Но помощи моей был рад, тем более что пришлась она как нельзя кстати.

— С чего ты взял? — огрызнулся парень, понемногу выходя из себя от слишком самоуверенного тона собеседника.

— Облегчение. Облегчение в твоих глазах, когда ты понял, что со змеей покончено. А теперь расскажи мне, кто ты такой и что ты здесь делаешь.

— С какой стати я должен тебе что-либо рассказывать? И зачем тебе это нужно?

— Мне скучно, а это, возможно, поможет мне развеять скуку.

— Но кто ты такой? Сперва расскажи о себе.

Незнакомец медленно, словно забавляясь, покачал головой.

— Только после тебя. Может быть, расскажу.

— Я не стану выполнять чьих-либо приказов. Я ухожу. — Ренкр шагнул вперед, но черный альв легко и быстро пошевелился, загораживая собой коридор и все так же невозмутимо рассматривая своего собеседника.

— Ты не уйдешь, — спокойно сказал пришелец.

— Уйду. Если понадобится, я убью тебя, но уйду своей дорогой.

— Нет.

В Ренкре тугой пружиной развернулось упрямство. Он сжал губы.

— Ну что же… — Долинщик обнажил клинок и сделал шаг вперед. — Защищайся.

Незнакомец покачал головой и не двинулся с места.

— Змея тебя съешь! — взорвался Ренкр. — Ты что, оглох?

Ответа не последовало. Взбешенный, парень поднял клинок, намереваясь приставить его к горлу незнакомца, но тот неожиданно пошатнулся и нарочно (нарочно?!) рухнул на меч. Лезвие легко вошло в горло пришельца, и оттуда сумасшедшим фонтаном брызнула кровь.

Ренкр выругался и потянул оружие на себя. Меч выскользнул из мертвого тела, и оно рухнуло на парня, потом содрогнулось — и свалилось на пол. Долинщик растерянно посмотрел на свою нечаянную жертву и увидел, как она внезапно окуталась расплывчатым колебанием воздуха, похожим на то, которое возникает вблизи от костра. И там, за этой зыбкой пеленой, что-то шевелилось.

СТРАННИК

Совершенно случайно в голове всплыла фраза, звучавшая в каком-то сказочном фильме на Земле: «Бессмертный я, бессмертный. Только кафтан порвал!..» Впрочем, паренек скорее уж не порвал, а беспощадно выпачкал свою — да и мою — одежду в крови.

Разумеется, процесс регенерации проходит болезненно, и, в общем-то, никаких особых причин лишний раз бросаться грудью на клинок у меня не было. Просто этот вариант казался самым эффективным, чтобы убедить парня. А мне требовалось с ним поговорить, — похоже, он что-то знал о котловане.

Когда все закончилось, я привстал, с сожалением глядя на испорченную куртку и с интересом — на своего «убийцу». «Убийца» держался неплохо: он немного отошел от меня и выставил перед собой клинок — грамотно выставил, из этой позиции меня при определенном умении можно было бы раскрошить на мелкие кусочки. Ну, не меня, так кого-нибудь другого…

Я потер свежий шрам и огромный синячище под глазом — это же надо было так неудачно упасть! — и развел руками:

— Говорил же, что ты меня не убьешь.

Он непонимающе, но настороженно ожидал продолжения. Я не собирался «заводить» парня еще больше, отлично зная этот тип молодых людей (то есть альвов). Для того чтобы показать, что он независим в своих действиях и решениях, такой парень способен сигануть с обрыва — лишь бы вы его от этого обрыва оттаскивали, да желательно поактивнее. Второй закон Ньютона: сила равна противосиле. Знаю, сам был таким же «самостоятельным».

Так что я просто уселся на холодный каменный пол коридора и стал объяснять, что «бессмертный я, бессмертный», и все в таком же духе. Вьюноша вроде поверил и даже согласился рассказать мне свою историю, хотя я и ожидал какого-нибудь подвоха с его стороны. Такие легко не сдаются — достаточно было вспомнить, как он стоял тогда в коридоре, ожидая смертельного для себя броска змеи.

В общем, так оно и вышло. Когда парень (которого, как выяснилось, звали Ренкром) начал мне рассказывать свою историю, в его глазах зажглись огоньки, и огоньки эти ясно давали понять: хитрость уже придумана. Но потом я внимательно вслушался в то, что он рассказывал, и ахнул. Потому как девятнадцать с половиной лет, то бишь ткарнов, назад я уже видел его — правда, тогда молодой альв был немного поменьше размерами, нравом же гордым отличался уже в том возрасте и разорался примерно-показательно, когда его мне представляли. Младенцем.

Я решил пока не посвящать парня в эти подробности, предпочитая дослушать его рассказ до конца. Ренкр же имел другое мнение по данному поводу; на самом интересном месте он прервался и сообщил, что окончание истории я услышу только после того, как поделюсь своей.

…Нет, а что мне еще оставалось делать?

Когда Ренкр добрался до того места в своем повествовании, где Ахнн-Дер-Хамп ссадил его на уступ Горы (история с Трандом была полностью опущена парнем по непонятным ему самому причинам), он сделал паузу и улыбнулся. Потом снял заплечный мешок и начал его развязывать.

— Итак… — поторопил он незнакомца. — Теперь твоя очередь.

Тот искренне расхохотался, признавая свое поражение:

— Хорошо, парень, сдаюсь и приступаю к рассказу. Но не забудь, что за тобой — вторая часть истории.

— Договорились, — довольно кивнул Ренкр.

Он достал несколько полосок вяленого мяса и протянул их собеседнику:

— Есть не хочешь, бессмертный?

— Спасибо, пока не хочу. Итак, начинаю.

СТРАННИК

Бессмертным я, само собой, был не всегда. Родился я в другом мире, мире смертных, или людей, жил там, и нельзя сказать, чтобы очень уж бедствовал. Так, понемногу беды, понемногу радости. А потом поцапался с одним колдуном, крепко поцапался, да при этом еще и не догадывался, что мой противник обладает магическими знаниями. У нас вообще мало кто верит в колдовство, многие считают, что оно невозможно. Я тоже считал…

В общем, он оказался достаточно умен, чтобы разглядеть во мне угрозу своему безбедному существованию, и достаточно могуществен, чтобы от меня избавиться. Но, опять же, человек он был необычный, этот мой противник, потому и действовал… соответственно. Там, где заурядный сильный мира сего (вернее, того) просто убил бы, колдун, само собой, зачаровал. Короче, он сделал меня бессмертным и вышвырнул в этот мир. Правда, предварительно не отказал себе в удовольствии поиздеваться надо мной и рассказал, что именно сотворил. (Всей пользы-то: колдун признался, что существует один-единственный способ, благодаря которому я смогу обрести смерть, но, разумеется, раскрывать его мне не стал; так что пока живу — надеюсь.) В Нисе я уже торчу черт знает сколько лет. Сначала было интересно и я много странствовал. Облазил весь Срединный, навестил Аврию, но там не понравилось, перебрался в Ивл. Вот, последнее время (весьма продолжительное) живу здесь. А бессмертие… Когда меня впервые убили — и я ожил, — мне стало страшно. Спустя некоторое время я понял, что не старею. Внешне остаюсь таким же, каким был в тот момент, когда колдун зачаровал меня. Только, пожалуй, количество шрамов увеличивается — прямо коллекция, ни у кого такой нет.

Это — плюс. Что же касается минусов… Я жил не изменяясь, в то время как существа, к которым я успевал привязаться, старели и умирали. Я… разгневался. Я искал смерти, изобретая различные способы самоубийства, но все было бессмысленно. Теперь я давно уже отказался от этого. Все, чего хочу: вернуться в свой мир и отыскать того колдуна. Говорят, когда наложивший чары гибнет, то и само заклятие теряет силу. Именно поэтому я оказался здесь. Мне стало известно, что в здешних краях появились твари, которых в Нисе раньше не было. Может статься, мне удастся уйти из мира тем же путем, которым они попали сюда. Ты ничего об этом не знаешь?

— Кое-что знаю, — ответил Ренкр, помолчав.

В нем шла борьба двух мнений: стоит ли этому, по сути, абсолютно незнакомому человеку (именно человеку, как ни удивительно!) рассказывать то, о чем поведал Ворнхольд. Вряд ли, ведь он может оказаться кем угодно, сей бессмертный незнакомец: скажем, если не Темным богом, то его слугой, посланцем, задание которого есть проверка, как много знают о происках его хозяина в Нисе. С другой стороны… А с другой стороны, не было ничего, кроме необъяснимого, все крепнущего чувства доверия, которое Ренкр начал испытывать к своему собеседнику. Помнится, точно так же было с Монном и в тот раз интуиция не подвела.

В принципе, это воспоминание и завершило борьбу: парень решил, что незнакомцу можно довериться. А мелочи, вроде имен и названий, он ненавязчиво опустит — знать их собеседнику совсем ни к чему.

— Кое-что знаю, — повторил он. И стал рассказывать.

Когда долинщик закончил, бессмертный хмыкнул, покачал головой — а потом резко вскочил, всматриваясь в коридор за спиной Ренкра. Тот оглянулся и увидел, что полужидкая масса, в которую превратилось тело убитой льдистой змеи, пузырясь, течет к ним. И течет слишком быстро, чтобы можно было медлить и раздумывать над тем, почему все это происходит.

Ренкру пришлось срочно прервать свою трапезу, сложить и завязать мешок, после чего он вскочил и поспешил вслед за бессмертным подальше от странной лужи. В отличие от уже знакомых ему ходов к котловану, этот был на удивление ровным, почти без поворотов, но в данном случае сие только помогало жидкости быстрее течь. Она, пузырясь, накатывалась сзади подобно неотвратимой тугой волне, готовой захлестнуть и уничтожить все, что попадется у нее на пути. И это были не досужие фантазии, Ренкр сам видел, как случайно упавшие в лужу светящиеся пауки начинали судорожно дрыгать лапами, а потом попросту растворялись в странной жидкости. Не было никаких оснований думать, что с альвом лужа поступит по-другому.

В конце концов они перешли на бег. Мешок больно ударял в спину, в нем громыхало и звенело, на висках выступил пот, дыхание стало прерывистым… Черный несколько раз оборачивался, взглядом подбодряя парня бежать дальше. Впрочем, для увеличения энтузиазма долинщику хватало собственных взглядов, бросаемых назад. Жидкость не отставала, даже начало казаться, что она приближается. Ренкр выжимал из себя все, что мог, он бежал, как не бегал еще никогда, даже в тот раз, спасаясь от льдистых змей. Но все равно проклятая субстанция была быстрее, и, если б не отверстие выхода, так вовремя появившееся над их головами… кто знает, что могло бы случиться.

— Взбирайся мне на плечи, — выдохнул иномирянин, приваливаясь к стене.

— А ты?

— Я же бессмертный! Быстрее!

Ренкр вскарабкался наверх. Затем он лег животом в холодящий облачно-белый снег и протянул руку бессмертному, помогая тому выбраться из колодца. Успел вовремя, только каблук правого сапога иномирянина задымился, прикоснувшись к тому, что когда-то было льдистой змеей.

Они повалились в снег и лежали навзничь, глядя в прозрачное небо. Отдышавшись, Ренкр заглянул в колодец и заметил, что уровень пузырящегося неизвестно чего заметно снизился. Бессмертный тоже поднялся, отряхивая снег.

— Ну и куда ты теперь? — спросил он.

Ренкр, не оглядываясь, пожал плечами:

— Попробую вернуться в селение.

— А потом?

— Буду готовиться к походу в Эхрр-Ноом-Дил-Вубэк.

— Всем воинством? — удивился иномирянин. — Только альвов загубишь, вас ведь заметят задолго до того, как до границ страны доберетесь.

— Ну и что же, по-твоему, я должен делать? — раздраженно поинтересовался Ренкр.

Все то, о чем сейчас говорил бессмертный, уже ему самому приходило в голову, но другого выхода он не видел.

Новый знакомый пожал плечами:

— Взять меня с собой. И отправляться в путь прямо сейчас. Отсюда значительно ближе, да и возвращаться тебе, по сути, незачем.

Ренкр задумался. Разумеется, все это звучало заманчиво, но…

— Но что тебе нужно в Эхрр-Ноом-Дил-Вубэке?

— Приключения, — кратко ответил тот.

Разумеется, Ренкр не поверил этому объяснению. И разумеется, он попросил времени, чтобы подумать.

СТРАННИК

Снова дыхание судьбы коснулось меня. На сей раз, кажется, основательнее, чем когда-либо прежде. Но не мог я поступить иначе, просто не мог, так что оставалось только задавить в корне все предчувствия и воспоминания, задавить, уничтожить и идти туда, куда собрался. Потому что, когда Ренкр дорассказал мне свою историю, я понял, что другого пути у меня на ближайшее время не предвидится. Все шло к этому — тот сон в далеком Хэннале, маленький уютный домик Апплта и орущий благим матом сверток в руках его жены, рассказ Хризаурга и… да, и та записка, придавленная влажным окатышем. Все это складывалось в одну сумасшедшую стрелку гигантского компаса судьбы, и она, стрелка, совершенно однозначно указывала на северо-запад. Кроме того, у меня возникло желание разузнать, что же на самом деле происходит в этом странном месте, называемом Эхрр-Ноом-Дил-Вубэк. И еще…

В общем, мы спустились вниз, к моей палатке, разожгли костер и приготовили еду. Перекусили, устроились у костра, молчали. …Я ждал этого вопроса, и в конце концов Ренкр задал его:

— Почему ты носишь все черное?

— Да так… Это долгая и тяжелая история. Может статься, когда-нибудь расскажу, но не сейчас.

Он рассеянно кивнул:

— Кстати, ты ведь так до сих пор и не представился.

— Меня зовут по-разному. В этих местах я наиболее известен как Черный Искатель Смерти. Если хочешь, зови меня просто Черным.

Почему я не назвался Дреем? Наверное, на то имелись какие-то причины, но тогда я мог лишь догадываться об их существовании. Ренкр вышел из палатки наружу, чтобы подумать, а я остался внутри с той же самой целью. Видит Создатель, мне было о чем поразмыслить.

Темнело. В горах всегда очень красивый закат, особенно если у тебя есть время обращать внимание на подобные мелочи. Сегодня, похоже, у Ренкра оно появилось. Долинщик сидел, повернувшись спиной к костру и палатке, глядя на заснеженные вершины соседних пиков и наблюдая, как алое око солнца медленно опускается за горизонт.

Ренкр думал о том, что ему делать дальше, и чем больше думал, тем меньше ему хотелось принимать какое бы то ни было решение. С одной стороны

— селение с его проблемами, часть из которых с некоторых пор он взял на себя. Конечно, отправившись в путешествие в страну драконов, он тоже попытается помочь горянам, но… Одмассэн будет волноваться, да и Монн с Мнмэрдом — в общем, там найдется, кому распереживаться. И ведь не пошлешь весточку — вот что больше всего тяготит! Они там Создатель знает что подумают о нем, и, пока не вернешься, этого никак не исправить.

Но идти нужно. Здесь у него не было ни малейшего сомнения. Тысячу раз прав бессмертный, когда говорит, что направиться со всем войском в Эндоллон-Дотт-Вэндр равнозначно массовому убийству, и Ренкр это очень хорошо понимал. Слишком хорошо понимал, чтобы у него оставалось хоть какое-нибудь право на выбор или сомнения. Чуть позже он пойдет к Черному, чтобы согласиться на этот поход, который принесет… Что принесет? Новые смерти, новые страдания, новые испытания? Избавление горян от льдистых змей? Погибель драконов?

Все зависит сейчас от него, Ренкра, от его слов, но он-то знает, что на самом деле все давным-давно предрешено обстоятельствами, он знает, и все равно — это будет зависеть только от его слов.

Но все разговоры, все свершения — позже. Сейчас он смотрел на то, как заходит солнце.

На спуск с Горы ушло несколько недель, заполненных непрестанным движением вниз по наклонной. Благо в этих краях оказалось достаточно тепло для того, чтобы путники могли снять часть одежды и двигаться налегке. Поскольку Ренкр не умел охотиться в горах, Черному пришлось взять на себя заботу о дичи, парень же рубил горюн-камень да изредка — чахлые деревца, уже начинавшие попадаться на пути. Постоянно встречалось на удивление много зверей, разных, крупных и мелких, — большинство долинщик видел впервые. Позже бессмертный объяснил: сейчас Теплынь, и поэтому животные, уверенные в своей безопасности, стремятся к продолжению рода, пока змеи снова не вернулись.

— Откуда ты так много знаешь о змеях? — спросил Ренкр.

— Перед тем как подняться к котловану, я некоторое время жил на южном склоне Горы, пытаясь разузнать об этих тварях как можно больше.

— Там что, живут альвы?

— Нет, разумных существ там нет, — покачал головой Черный. — Так что я просто поселился в тех местах и наблюдал за происходящим вокруг. Знаешь, иногда очень полезно замереть и осмотреться. Я, конечно, бессмертный, но боль чувствую так же, как и раньше, потому лезть на рожон лишний раз не люблю.

Вообще, за время этого перехода через горы Ренкр узнал много интересного от своего спутника. Вечерами, когда темнело и костер, разбрасывая во все стороны падучие звездочки-угольки, высвечивал только непостоянный купол света, путники садились на шерстяные одеяла, и бессмертный рассказывал парню про свои странствия по Нису. Эти рассказы были в чем-то схожи с историями Транда, но бессмертный, в отличие от неправильного горгуля, никогда не отказывался разъяснить, что значит то или иное название, как выглядят циклопы и грифоны, где находится Аврия. Из рассказов Черного следовало, что родная долина Ренкра — малая часть огромного полуострова, уходящего на северо-запад от материка, что зовется Ивлом, или Северным. А сам полуостров — малая часть этого материка. Многое было в этих рассказах, но главное, что понял Ренкр: неладное и чуждое творится не только с Хэнналом и Горой, это — по всему миру. Вернее, не совсем еще по всему, но в большей его части…

Конечно, проживший множество ткарнов (или лет, как по-старому любил выражаться Черный), бессмертный не мог стать равным другом Ренкру, но дух товарищества возник между ними и за время похода лишь укрепился. Их цели были разными; по сути, Ренкр так и не узнал, почему Черный отправился с ним в это путешествие, но озабоченность бессмертного тем, что происходит с Нисом, была очевидной. А именно это сейчас серьезно начинало волновать его самого. Где-то на самом краю сознания возникали какие-то смутные догадки — еще неоформившиеся, только тени догадок, — и оставалось лишь надеяться, что тени эти обретут плоть раньше, чем… Чем что? Ренкр не знал.

Шли дни, складывались в недели и месяцы… Где-то это уже было. Где-то уже был этот нескончаемый, длиной в полжизни переход через горы, когда за каждым преодоленным горным пиком оказывался новый — и все повторялось сначала. Где-то уже было широко распахнутое небо, белые рваные куски облаков, снег и зеленая трава, ледяной ручей и упавший с обрыва диадект, которого так долго выслеживали, мозоли на руках и загрубевшие ступни, скрутившийся в тугую пружину боли пустой желудок и намерзший на усах иней, освещающий пустоту ночи костер и густой вязкий сон, в котором падаешь, падаешь, падаешь, а дна все нет, и только мох на стенах колодца, мох, к которому боишься прикоснуться, потому что этот мох может оказаться вдруг чем-нибудь другим. Например, окровавленным скальпом…

— Ну что же, примерно треть пути уже позади, — криво усмехнулся Черный однажды утром, сидя у палатки и помешивая в котелке ложкой заманчиво пахнущее варево.

Ренкр кивнул, не в силах даже испытывать какие-то чувства по этому поводу. Еще одна гора — и он, кажется, просто сойдет с ума. Именно это он и сообщил своему спутнику. Тот довольно покачал головой, встал, отряхивая с колен какой-то желтоватый порошок, принесенный сильным порывом ветра.

— Больше никаких гор. Это была последняя, сегодня мы спускаемся в леса.

Ренкр снова кивнул, хотя по достоинству оценил эту новость только через полтора часа, когда его взгляд заблудился в высоких мощных стволах. Они плавно покачивались под порывами сильного ветра, взбивающего перистолистые верхушки древовидных папоротников и развевающего во все стороны желтоватые облачка спор. Эта величественная картина зачаровала путников, и Ренкр почувствовал, как буквально оживает при одной мысли, что с горами покончено. Да здравствует лес!

Лес здравствовал, правда, земля между деревьями оказалась завалена обломками стволов; некоторые были повержены сильными ветрами, а некоторые сгнили и рухнули сами.

— Считаешь, мы сможем здесь пройти? — спросил Ренкр у Черного. — Все ж ноги себе переломаем.

— Не переломаем. Пойдем. — И иномирянин начал спускаться вниз.

Еще на подступах к лесу их обволок кокон теплого влажного воздуха, окутавший деревья со всех сторон — так заботливый внук кутает в плед немощного деда, чтобы тому не просквозило его старческие ноги. Влага оседала на одежде, лицах и руках, стекала за шиворот и капала с обвисших усов, подтверждая еще раз расхожую истину, что в мире нет ничего идеального. Когда они добрались наконец до первых деревьев, Ренкр уже готов был сбросить с себя большую часть одежды, чтобы хоть немного избавиться от этой духоты, но Черный остановил его:

— В здешних краях слишком много ядовитых созданий, один укус которых может означать для тебя смерть. И не только укус — некоторые растения ни в чем не уступают своим животным собратьям. Так что лучше потерпи.

Ренкр в очередной раз проклял судьбу и последовал совету иномирянина. Тот, между прочим, тоже не раздевался: мол, он-то, бессмертный, конечно, не умрет, но на несколько часов может оказаться выведенным из строя, да и ощущения при этом получит не совсем приятные. Так и шли, методически продираясь сквозь листья, ветки, корни, стебли, прорубая путь через сплетение колючих цепких лиан, проваливаясь по щиколотку в слой сгнивших листьев, кишащий Создатель знает какими тварями. Ренкра спасали таццы, с честью выдержавшие весь долгий путь от котлована до этого странного влажного леса, а Черного… а Черного спасать не надо было. Он сам кого хочешь спасет. Несколько раз сквозь мощный заслон из кричащих, пищащих, стрекочущих, жужжащих и еще дракон ведает каких звуков прорывалось громкое хищное урчание, а однажды — тонкий отчаянный вопль узревшего свою смерть существа. Ренкр вздрагивал и косился на иномирянина. Тот как ни в чем не бывало шагал впереди, прокладывая путь. Наверное, не раз бывал здесь и привык к подобным звукам.

Внезапно весь этот акустический букет рассыпался, распался, осталась только настороженная тишина, и в этой тишине прозвучал хохот — злобный, торжествующий, предвкушающий. Черный, ничего не говоря, немного изменил направление — так, чтобы место, откуда раздался хохот, оказалось за их спинами. Ренкр воздержался от расспросов, хотя слова от нетерпения аж пританцовывали на языке.

Так они шли до тех пор, пока небо, едва видневшееся в просветах между листьями и ветвями, не начало постепенно тускнеть. Черный придержал Ренкра за руку и показал куда-то в сплетение стволов, лиан и листьев. Там, подобно гигантской черной змее, вился широкий ровный тракт.

СТРАННИК

— Вот это да! — ахнул Ренкр.

Тракт на самом деле смотрелся отлично, особенно издали. Вблизи же глаз помимо воли начинал замечать просевшие участки, грязь, рухнувшие стволы, термитник, выросший прямо посреди дороги, траву, то там, то тут выглядывавшую на когда-то людном (ну, разумеется, не совсем людном, вернее даже — совсем не людном, но не «гномном» же!) тракте. Здесь можно было снять превратившуюся в мокрые тряпки одежду, не опасаясь, что какой-нибудь лист, к которому ты притронулся, окажется смертельно ядовит. Правда, меня сильно смущал тот хохот, который мы слышали, продираясь через лес, но в данном случае одежда не имела никакого значения. Словно откликаясь на мои мысли, хохот повторился. Кажется, чуть ближе, но будем надеяться, что это только кажется. Ренкр наконец спросил:

— Что это было?

Я отмахнулся:

— Подожди. Я слишком суеверен, так что спросишь, когда дойдем до Брарт-О-Дейна… Что такое Брарт-О-Дейн, я расскажу — но чуть позже. Нам сегодня нужно еще хоть немного пройти до того, как стемнеет.

Помнится, где-то здесь должна быть хижина — старая, заброшенная хижина, о которой знает не так-то много народу. Если все выйдет, как я планирую, мы успеем до нее добраться. После всех этих хохотков из леса предпочитаю ночевать в доме, даже если этот дом не посещали последние… сколько лет? Впрочем, для математики сейчас тоже не время. Вот дойдем — тогда будет и математика, и воспоминания, а сейчас нужно торопиться. Очень торопиться. Да-а, давненько я не хаживал вместе со смертными, совсем разучился заботиться о ком-то еще.

Хижина на самом деле была неподалеку. Об этом свидетельствовал дымок, меланхолично поднимавшийся к небесам. Впору было удивиться: кто же это не боится странствовать, идет по тракту, да еще и ночует в заброшенном домике? Вид у него был тот еще: прохудившаяся крыша с перекошенными бревнами едва не падает на землю, последние колья от забора валяются почти на противоположной стороне тракта, а дверь исцарапана чьими-то когтями. Пока мы приблизились, уже совсем стемнело. Сквозь неплотно прикрытые ставни наружу падала полоска света.

— Здесь кто-то живет, — констатировал Ренкр. — Интересно, кто?

— Сейчас выясним, — молодецки крякнул я и постучался в дверь, тотчас занозив палец.

Было слышно, как в хижине резко встали, отодвигая то ли стул, то ли табурет, и подошли к двери. Оная широко распахнулась, и к моему горлу нежно прижался длинный узкий клинок, ярко блестевший в свете от очага.

Всегда ценил гостеприимство.

Когда меч, выскользнув из-за двери, замер у горла иномирянина, Черный только криво ухмыльнулся и сделал рукой незаметный знак Ренкру оставаться на месте и ничего не предпринимать. Тот повиновался, тем более что не был уверен, сможет ли что-нибудь сделать в этой ситуации. В конце концов, неизвестно — может, хозяин домика (вернее, тот, кто решил переночевать в нем) поступил так из простого опасения перед незнакомцами.

Тем временем из-за двери чей-то голос хрипло произнес: «Входи, гость»,

— делая ироническое ударение на последнем слове.

— Всегда ценил гостеприимство, — медленно проговорил Черный. — Ну, да я войду, не гордый. — И он шагнул в дверной проем.

Ренкр, поколебавшись, последовал за бессмертным.

Изнутри хижина имела такой же печальный вид заброшенного дома, как и снаружи. Лишь горел очаг, около которого валялись неаккуратной горкой нарубленные поленья да стоял рядом грубо сколоченный стол с треногим табуретом. На столе лежали полураскрытый дорожный мешок и секира в чехле. Оказалось, «хозяином» был гном — широкоплечий, коренастый, ростом Ренкру по плечо; он был в кольчуге из неизвестного долинщику темного металла, под нею виднелась полотняная рубаха с искусно вышитым узором. Широкие штаны были подвязаны крепким кожаным поясом с причудливой золотистой бляхой, сапоги — заляпаны свежей дорожной грязью с налипшими поверх листьями и щепками. С круглого гномьего лица на вошедших настороженно смотрели широко расставленные голубые глаза. Вьющиеся, изрядно тронутые сединой волосы были коротко острижены. Сейчас они выглядели растрепанными и неухоженными.

— Ну что же, здравствуй, Свиллин, — молвил Черный, отстраняя лезвие меча от своей шеи. — Или ты до сих пор меня не узнал?

Гном внимательно всмотрелся в лицо бессмертного и кивнул, откладывая меч на столешницу дряхлого, подгнившего стола:

— Прости, Ищущий, таки не признал поначалу. А кто это с тобой?

Иномирянин познакомил гнома с Ренкром, после чего удивленно спросил:

— А что же ты делаешь в здешних краях, Доблестный?

Гном замялся.

— Позже расскажу, — пробурчал он. — Не знаю, как вы, а я жрать хочу до смерти. За целый день во рту крошки не держал.

— Что ж так? Нечего?

— Некогда, — отрывисто бросил Свиллин, распаковывая свой мешок. — Хватит болтать, давайте-ка к столу.

Ренкр и Черный присоединились к гному, доставая собственные припасы.

Ел гном торопливо. Не жадно, а именно торопливо, будто боялся куда-то опоздать. И Ренкр и Черный заметили это, но промолчали — только переглянулись между собой.

Свиллин доел, встал из-за стола и поспешил к двери. Распахнул ее, долго всматривался и вслушивался в ночь, потом захлопнул и запер на прочный с виду засов.

— Что стряслось? — поинтересовался бессмертный.

Гном обернулся и нахмурился:

— Подожди.

Он вернулся к столу, убрал с него все, что там лежало, сваливая оружие и вещи прямо на пол, затем кивнул «гостям», чтобы помогли. Втроем они придвинули стол к двери, и только после этого Свиллин, казалось, немного успокоился. Он опустился на табурет, расчехлил секиру и стал править лезвие, в этот момент очень напоминая Ренкру Одмассэна.

Бросив косой взгляд на парня и его спутника, Свиллин заметил:

— Вы бы тоже лишний раз проверили свое оружие. Не помешает.

Черный весь подобрался, как это бывало с ним перед боем, подошел вплотную к гному и спросил:

— В чем дело, Свиллин?

— Во мне дело, — угрюмо ответил гном. — Погоня за мной, дней десять по пятам шли, в затылок дышали, а сегодня, видать, достанут.

— Кто такие? Сколько? И с какой стати ты им понадобился?

Гном ответил. В кратком его ответе, исключавшем многочисленные междометия, местоимения и анатомические подробности, содержалось следующее: Свиллин и сам толком не знает, сколько врагов, зато уж кто они такие и зачем он им нужен — здесь сомнений нет.

— Поподробнее, — потребовал иномирянин. — Очень мне это, прости, любопытно.

Гном хмыкнул:

— Слушай, ваше любопытство. Было у меня на востоке одно «дельце», я как раз возвращаюсь. Ну, и по дороге наткнулся на мантикорку одну. Тварь засела под одной деревушкой, в лесу, и всякого, кто рисковал нос за ворота высунуть, норовила схарчить. Я, ты знаешь, себя никогда героем не считал, просто так уж вышло: и селяне просили, и дорога моя через тот лес пролегала — совпало, одним словом. Ну и я ее зарубил к… Н-да, зарубил, стал быть. Ну а зарубимши, дальше отправился.

— Награду хоть взял или за так старался? — подначил Черный.

— Да ну тебя в пень! Взял бы, так деревня бедная была, что мне, деньги на себе переть прикажешь? А самоцветов или других камушков у них не нашлось. Понял? И вообще, что за манера дур-рацкая, перебивать гнома! Дело не в награде, дело в выродках мантикорочьих. Иду, значит, себе по лесу, никого не трогаю… не лыбься ты, Ищущий, не лыбься, Создателем заклинаю!

— иду, а тут грифон какой-то шалый подлетает. Так, мол, и так, говорит, ты б поспешал, Доблестный. Я: с какой стати? Он: дык погоня за тобой, дружище. Оказалось, мантикора попусту время не теряла, успела детишек нарожать, и те детишки меня по всему лесу ищут. Само собой, не спасибо сказать за смерть мамашкину. Ну, грифон мне подсобил, до гор подвез (нам как раз по пути было), а потом уж я своим ходом. Только выродки мантикорочьи не отстают, я знаю. Думаю, этой ночью до нас доберутся.

— Доберутся, — подтвердил Черный. — Мы сегодня их хохот слышали. Веселые они у тебя.

Гном сплюнул:

— Скажешь тоже — «у меня»!

— Ладно, не обижайся, — махнул рукой бессмертный. — Лучше вот что объясни: какого черта ты мне у двери клинок к горлу приставлял?

— Ты это брось — по-иномирянски ругаться, — ответил гном. — А касательно…

В дверь постучали.

Свиллин вздрогнул.

— А вот, похоже, тот, с кем ты меня перепутал, пожаловал, — заметил бессмертный, доставая из ножен свой черный клинок.

Стук повторился. Вместе с ним раздался уже знакомый хохот. Одновременно в то окно, у которого раньше стоял стол, ударилось что-то массивное, ударилось так, что даже вздрогнули бревенчатые стены хижины. Еще удар — и ставни исчезли. Громадная коричневая клешня, сорвавшая их с петель, принадлежала гигантскому скорпиону с лицом, удивительным образом напоминавшим одновременно альвское и тролличье.

СТРАННИК

Вообще-то меньше всего мантикоры имеют отношение к скорпионам. Ну, телом похожи, так ведь голова у них альвская — что теперь, будем родословную от альвов выводить? Тварь эта, как правило, имеет еще и крылья, как у стрекозы, но детишки убитой Свиллином матери-героини их еще не отрастили. И ума, похоже, не нажили… Нет, я лично ничего против мантикор не имею. Жизнь — борьба, и так уж получилось, что твари сии питаются разумными двуногими существами. Сами разумные двуногие их постепенно и выбьют, я же в Гераклы никогда не записывался. Но в данный момент детеныши угрожали жизни моих друзей, так что пришлось вмешаться.

Свиллин с Ренкром уже готовились геройски пасть в бою, но, по правде говоря, в мои планы это не входило. Поэтому я попросил их остаться в домике, а сам вышел к гостям — через развороченное тварями окно.

Мантикор было пять штук, и все норовили ударить меня хвостами со скорпионьими жалами на конце. Один я успел отсечь, потом все-таки пришлось заняться регенерацией (вернее, это регенерация мной занялась, поскольку штуку сию я контролировать неспособен — а жаль). Разумеется, после того, как я восстановился, мантикоры немного обалдели от подобной живучести и замешкались, чем я и воспользовался (подло)… И все-таки еще дважды приходилось выбывать из боя, пусть и ненадолго. Словом, было в меру весело. Вернулся я так же — через окно, весь измазанный зеленовато-бурой кровью мантикор, в изорванной одежде и с несколькими новыми шрамами. В общих чертах ознакомил ребят с происшедшим и предложил:

— Ну что, вернем стол на место?

Свиллин отрицательно покачал головой. Примерно такой реакции я и ожидал. В противном случае все было бы слишком просто. Я медленно присел на табурет рядом с ним:

— Так кого же ты ждешь в гости, гном?

Переход был мучительный. Как и всегда. Но он был вызван необходимостью. Как всегда.

Человек с бледным узким лицом, больше напоминающим посмертную гипсовую маску, осмотрелся и пошел по тракту, морщась при виде царившего вокруг запустения. Скоро впереди показалась хижина с выдернутыми ставнями и дымком над крышей. В хижине горел огонь, бросая пляшущие отблески на туши мантикор, живописно разбросанные снаружи.

Человек мысленно поаплодировал победителю и направился к зарослям напротив выбитого окна, прилаживая арбалетный болт в ровный паз оружия.

После вопроса Черного Свиллин долго молчал, потом поднялся и извлек из дорожного мешка карту. Гном расстелил ее на полу, придавив края поленьями, извлеченными из общей кучи. Потом подозвал к себе Ренкра и Черного:

— Смотрите.

Карта отображала крайний запад Ивла, в том числе и район, где они сейчас находились. Дальше, на северо-западе от хижины, была обозначена огромная территория, именуемая Брарт-О-Дейном, страной гномов. А еще дальше лежал Эхрр-Ноом-Дил-Вубэк.

— В Свакр-Рогге, столице моей родины, — заговорил Свиллин спокойным, ровным голосом, — находится предмет, который я создал. Вернее, подделка, подобие того, что я создал на самом деле. Истинное творение со мной, и за ним сейчас охотятся. Это — то, что позволяет гномам не давать живой подати драконам, то, что может расколоть Камень их жизни, тем самым разрушив чары Темного бога. Я знаю сие, потому что три ткарна назад тайком пробрался в Эндоллон-Дотт-Вэндр и отколол кусочек Камня. Тем самым я посягнул на чары Темного бога, создал угрозу его власти — и теперь он ищет меня.

Ренкр удивленно наблюдал за переменой в речи Доблестного. Черный же только усмехнулся и деловито спросил:

— Означает ли существование предмета, о котором ты говоришь, то, что драконы могут больше не пить крови; что они освобождены от чар Темного бога?

— Нет, увы, нет. Это значит, что Камень можно уничтожить, освободив их от жизни — но и от ежеткарных мучений. К сожалению, я не успел это свершить. Меня заметили, и я едва спасся. Драконы знали о силе моего творения и перестали брать с нас подати-жертвы. Но о предмете узнал и Темный бог. Когда он начал за мной охотиться с тем, чтобы отобрать предмет, я бежал на восток, подменив свое изделие безобидной копией; но и на востоке не смог прятаться — Темный бог нашел меня. Я попытался пробраться тайком обратно, но и на этот раз случай с мантикорой, боюсь, раскрыл мое местоположение. Возможно, скоро я умру. На всякий случай я хочу сказать тебе, Ищущий, что это за предмет, чтобы ты мог завершить начатое мной. Слушай же.

Человек с лицом, похожим на гипсовую маску, скривился. Жертва все не подходила к окну, и он не мог прицелиться как следует. Переход черпал из организма силы, время играло против него. Это было даже тяжелее, чем тогда, в котловане, когда пришлось усмирять самонадеянного альва-горянина. Нужно было что-то делать, и человек сотворил простенькое заклятьице.

В дверь постучали.

Свиллин оборвал рассказ и обернулся в поисках своей секиры. Она лежала там, где он ее оставил, — под окном, рядом с другими вещами. Пока гном шел к ней, Черный вскочил и мягким пружинистым шагом направился к двери. Ренкр обнажил меч и стоял, ожидая дальнейшего развития событий. Именно он первый понял, что произошло. Доблестный, подошедший к окну, внезапно охнул и начал медленно опускаться на пол, схватившись за шею. Черный резко обернулся, ожидая увидеть все, что угодно /ТОЛЬКО НЕ ЭТО!/, но даже он не думал о таком.

Бессмертный прыгнул к окну и тут же отлетел к стене. В его груди тяжело покачивался арбалетный болт.

СТРАННИК

Когда я пришел в себя после регенерации, было уже слишком поздно. Я вытащил из тела болт, выскочил через окно в густую вязкую ночь и бросился на поиски убийцы, почти наверняка зная, что они окажутся безрезультатными. Но я не мог оставаться в этом домике, насквозь пропитавшемся страхом и смертью, рядом с погибшим отчасти по моей вине другом, — просто не мог; и поэтому брел по лесу, продираясь сквозь густые заросли, не чувствуя, как в тело впиваются сотни колючек и тысячи сучков рассыпаются под ногами. Я просто шел. В конце концов я обнаружил место, откуда убийца стрелял по Свиллину: прямо напротив окна — кусты там были изломаны, трава помята, на мягкой земле неподалеку отчетливо проступал след от подошвы. Странный, замечу, след, никто здесь таких подошв вроде не делает. Но интереснее всего то, что он никуда не вел — просто внезапно обрывался, будто стрелок вдруг взял да исчез, просто перестал существовать для всего мира. Этого мира.

Делать здесь больше было нечего, и я вернулся в хижину. Честно говоря, мне стало стыдно перед Ренкром: оставил его одного, с умирающим гномом вместо того, чтобы помочь. Он, правда, держался молодцом: уложил Свиллина на стол, вытащил из шеи гнома арбалетный болт и сидел у очага, время от времени подбрасывая в огонь дрова. В ответ на его вопросительный взгляд я только развел руками: «Не нашел», — и спросил, как тут, ничего не случилось, пока меня не было?

— Ничего. Вот только…

— Что?

— Когда Доблестный умирал, он из последних сил вытянул руку в сторону окна, вон туда. Как будто на что-то намекал.

Я посмотрел, куда показывал парень. Это было прямехонько под окном. «Дорожный мешок Доблестного, его меч и секира. Странно, что гном хотел этим сказать?»

Покойный лежал на столе, глядя широко раскрытыми глазами в потолок. В последнем взгляде Свиллина читалось отчаяние, но не от сознания собственной гибели, нет — здесь было что-то другое.

Я закрыл ему глаза. «Ты, как всегда, поторопился, гном. Ты же забыл мне сказать, что ты нес с собой! Ты же забыл…»

Я повернулся и пристально посмотрел туда, куда указывал перед смертью Доблестный.

Вернувшись, человек с лицом гипсовой маски вздохнул с облегчением и сел в свое любимое кресло. Идти в хижину и забирать предмет было совсем необязательно. Его просто не найдут. Вернее, найти-то как раз найдут, но кто же решит, что это и есть предмет, способный разрушить Камень жизни?

Человек улыбнулся своим мыслям, вытягивая ноги и поудобнее усаживаясь в кресле.

В этом мире давно затерялись пути, где дорога пряма и приветлива, где ты можешь по ней без опаски пройти и секиру свою не расчехливать.

Раньше домик любой вас встречал как друзей, раньше стрелы на зверя готовили, а теперь… Где тот домик? У тракта — репей, а мечи на друзей друзья подняли.

Из-за ветки любой в вас помчится стрела, заждалась уж засада в урочище — и не всякий вернется домой. Да, дела!..

Все мрачней и мрачнее пророчества.

И как хочется мне разорвать этот круг, проложить через лес тракт ровнее, но…

Но как сделаешь все, когда предал твой друг, оступился, пусть не преднамеренно?

 

9

Они так и не стали отодвигать стол на место, хотя и было понятно, что больше их никто не потревожит. Черный закрыл гному глаза, постоял некоторое время, глядя на развороченное окно, потом подошел к нему, присел и начал внимательно просматривать вещи Свиллина, методично выкладывая их из мешка. Иномирянин, несомненно, что-то искал, но что? Ренкр не был уверен, хочет ли он это узнать. Сегодняшняя ночь принесла и так слишком много неприятных открытий и потрясений. Видит Создатель, с него предостаточно! Глаза слипались; юноша прилег поудобнее у очага и прислонился спиной к шершавым занозистым доскам, на одну-единственную минутку смыкая веки.

Все было так же, как тогда, впервые: мчащийся на него с бешеной «скоростью колодец, мох, свисающий с каменных стен, отчаянное желание прекратить падение — во что бы то ни стало. Впрочем, нет, не во что бы то ни стало, иначе бы Ренкр снова попытался ухватиться за эти зеленые (или только во тьме кажется, что зеленые, а на самом деле — кроваво-красные?) пучки. Он падал. И — удивительно — голоса снова зазвучали, хотя уже долгое время, с того самого первого раза, не появлялись:

— Остановись!..

— Остановись!..

— Остановись!..

Он не стал отвечать — что толку? Он падал. Просто падал.

В конце концов голоса исчезли, зато впереди, внизу, что-то появилось. Одна только мысль об этом бросила парня в холодный пот, и он снова попытался ухватиться за мох. С тем же результатом, как и обычно.

Оно приближалось. Ренкр закрыл глаза, чтобы не видеть наплывающего кошмара, закрыл и…

…проснулся оттого, что Черный сильно тряс его за плечо. Когда долинщик немного пришел в себя, иномирянин с довольной улыбкой раскрыл ладонь левой руки и гордо произнес:

— Гляди!

Там, завернутый в тряпицу, лежал гномий резец по камню. По Камню.

Ренкра бросило в дрожь, хотя он и лежал рядом с очагом. Нечто подобное он себе и представлял. Да, именно так и должна выглядеть созданная Свиллином вещь. Значит…

Мысли разбегались сумасшедшими тараканами. С помощью Черного Ренкр перебрался на расстеленное одеяло, сонно поблагодарил за то, что разбудил, и снова уснул — на сей раз без кошмаров.

СТРАННИК

Вся эта история принимала угрожающе слаженный, какой-то уж чересчур подогнанный характер, словно нечто упорно и терпеливо вело нас к одному Создателю известному финалу. Я спрятал резец в карман и присел у огня, понимая, что сегодня уже не усну. Впрочем, сонливости как и не бывало, зато мрачных мыслей — хоть отбавляй. Уж во всяком случае — больше, чем хотелось бы.

Итак, что мы имеем. Имеем мы удивительную, но, несомненно, правдивую историю Свиллина. Еще — не менее правдивую и удивительную историю Ренкра. И кстати, как насчет моей-то? Вот и выходит, что в этой хижине встретились три… скажем так, уникальных существа, встретились, и одно из этих существ погибло при весьма странных обстоятельствах, в то время как два других получили как раз то, чего им больше всего не хватало для достижения конечной цели их странствия. Ну и что? Да ничего! Хотя что-то точно должно за этим быть. В этом-то все дело: я нутром чувствую, что все происходящее

— не простая цепь случайных совпадений, чувствую, но ни черта не могу с этим поделать. Забавно, не правда ли?

Я еще раз достал резец, развернул тряпицу и повнимательнее изучил небольшой, примерно с ладонь, инструмент, его рукоять, украшенную маленькими перистыми листочками и тонкими побегами; скошенную рабочую часть, черную, гладкую, без единой царапины, словно только вчера изготовленную умелыми руками Свиллина. Интересная вещица. Если она на самом деле способна сотворить чудо и разбить Камень жизни, это будет весьма и весьма кстати. Впрочем, как знать, что именно будет кстати к тому времени, когда мы доберемся до Эндоллон-Дотт-Вэндра?.. Если доберемся.

Где-то у самых стен хижины раздался короткий угрожающий рык, но я его проигнорировал, уверенный в том, что нынче падальщикам хватит работы и они не сунутся к нам. А если даже и сунутся…

Когда уже почти рассвело, я повнимательнее обследовал хижину и обнаружил в углу старую проржавевшую лопату с короткой ручкой. Пригодится.

Снаружи было свежо, дул легкий ветерок, несущий слабую (пока) примесь вони от мертвых мантикорочьих туш. Их уже успели попользовать: огромные куски исчезли, и только широкие полосы в земле свидетельствовали о том, что оные части туш падальщики уволокли в чащу. Но несколько животных — длинные четвероногие твари с огромными клыками, торчавшими из верхней челюсти двумя угрожающими саблями (кажется, на Земле этих тварей называли зверозубыми), — решили, что носиться с мясом уж очень утомительно. Они попросту остались здесь, у туш; и мне следовало отогнать зверей прочь. Я потянулся за клинком… Не знаю, каким образом, но твари учуяли, что я не совсем обычный двуногий, — ушли почти сразу, не сопротивляясь. Догадливые, черти!

Как бы то ни было, теперь я мог заняться тем, ради чего, собственно, пришел сюда. Закатал рукава и воткнул лопату в мягкую влажноватую землю…

К тому времени, когда Ренкр проснулся, могила была готова. Он жутко обиделся на меня за то, что я выполнил работу один. Пришлось соврать, что почти все сделали падальщики, намеревавшиеся закопать мясо впрок, а я только прогнал их прочь и, завладев вырытой ямой, расширил ее до необходимых размеров. Он, разумеется, ни на грош не поверил моим словам и все утро ходил с угрюмым видом обделенного жизнью. Чудак.

Мы опустили тело Свиллина в могилу, туда же я отправил его мешок, потом некоторое время смотрел на меч и секиру, отложил секиру в сторону, а меч воткнул в землю рядом с телом. Так полагалось по гномьему обычаю: когда хоронишь друга, обязательно что-то из его оружия кладешь в могилу, а что-то, хоть кинжал, хоть просто добрый охотничий нож, обязательно оставляешь себе, а еще лучше — отдаешь своему товарищу. Считается, что таким образом гном не уходит насовсем, а как бы остается жить в том оружии, которое переходит в твои руки или руки твоего знакомого. В общем, я объяснил Ренкру, в чем дело, и передал секиру в его пользование.

Я уже собирался закапывать могилу, но парень внезапно спрыгнул туда и сложил руки Свиллина у него на груди. На мой вопросительный взгляд Ренкр смущенно ответил:

— Так принято у нас, в долине. В Хэннале боятся, что похороненный не по правилам может вернуться, чтобы забрать с собой обидчиков. Глупо, конечно, но мастер Вальрон рассказывал, что однажды такое произошло на самом деле. А впрочем, чепуха…

Он отобрал у меня лопату и принялся работать, а я, ошарашенный, отошел в сторону и присел на землю, не зная, что и думать. Интересно, зачем старику понадобилось выдумывать такие нелепые подробности? Но, как бы там ни было, я решил рассказать сегодня Ренкру о том, что на самом деле произошло в Хэннале тогда, около двадцати ткарнов назад.

Рассказывать пришлось долго, парень очень часто останавливал меня, просил поподробнее повторить все еще раз, и в какой-то момент я догадался, что он просто сильно скучает по своей родине, хотя и старается разубедить в этом самого себя. Я не знал, почему он решил улететь с драконом, вообще многое в той истории казалось недоговоренным, некоторые части не стыковались, но, признаться, я и сам не был откровенен до конца. Да и теперь я, наверное, какие-то детали опустил, может, даже и неосознанно.

Конечно, все было не так страшно, как об этом впоследствии рассказывал Вальрон. Меня, убитого, оставили на Площади, я полежал некоторое время, а когда окончательно стемнело и выяснилось, что до утра никто не собирается заниматься моим телом, встал и ушел. Мне следовало где-нибудь спрятаться, а идти, кроме как в Дом, мне было некуда. Мастер встретил меня у порога, провел в Комнату Легенд и усадил там на цветастый коврик. Предстоял долгий разговор и кое-какие объяснения. Причем не только с моей стороны. Старик поведал мне (не знаю почему, но при воспоминании об этом сухощавом яшероподобном создании у меня по большей части начинают прорываться тяжелые торжественные словеса — видимо, сама его личность требует такого обращения), так вот, он поведал, что убили меня вовсе не из кровожадности, а только потому, что сделать я ничего бы не смог (я скептически хмыкнул), а драконы обязательно отомстили бы всему Хэнналу за этот поступок. «Как же мне быть теперь?» — поинтересовался я. «Все зависит от того, хочешь ли ты скрывать свой дар», — молвил Вальрон. «Дар? — Я горько засмеялся. — Дар?! Скорее уж проклятье!» «В данном случае это не имеет значения». «Да, — ответил я ему. — Хочу». «Тогда лучше всего тебе будет уйти — и как можно скорее. Желательно до рассвета. Я дам тебе самое необходимое, собирайся». Я собрался и ушел. Вот, собственно, и весь сказ.

Ренкр кивнул, полез за пазуху и достал за веревочку какой-то медальон, висевший у него на груди. Я уже давно обратил внимание на эту вещицу, но парень никогда не показывал ее мне, а я не торопился с расспросами. Оказалось, что медальоном было вырезанное из дерева изображение моей собственной головы! Да, силен старик, силен, ничего не скажешь. Хотелось бы знать, для чего он ее сделал, ну да ладно, не возвращаться же назад, чтобы спросить.

В конце концов мы вроде бы уладили все туманные вопросы нашего прошлого и я отправился на поиски камня, который можно было бы установить на могиле. Помнится, вчера, когда я бродил по этим зарослям в поисках убийцы, где-то здесь видел подходящий. Через некоторое время я обнаружил его, с помощью Ренкра притащил к могиле и начал вырезать на ровной стороне памятную надпись. Инструмент работал на удивление легко и ровно, было одно удовольствие пользоваться им. и я подумал, что все-таки мой выбор оказался верным.

Наконец мы закончили все дела, позавтракали, собрали вещи и продолжили свой путь по тракту в сторону Брарт-О-Дейна, родины покойного Свиллина.

Путешествие по лесу требовало от путников совершенно другой манеры поведения. Но если Ренкр вначале надеялся, что здесь окажется легче, чем в горах, следующее же утро напрочь развеяло все сомнения. Тракт был старый и заброшенный, по нему давно уже никто не ходил, так что постоянно приходилось продираться сквозь подлесок, задиристо топорщивший ветки и не желавший пропускать странников. А ночевки? Оказалось, для того, чтобы чувствовать себя хотя бы в частичной безопасности, следовало уже к вечеру высматривать дерево попрочнее и поудобнее, чтобы с приближением сумерек взобраться на него, стесать все лишние ветви и устроить импровизированный настил. Потом путешественники привязывали себя прочными веревками к ветвям потолще — и так пытались заснуть. Знатная получалась головоломка (а также руко-, ного— и спиноломка, потому что такой сон никак нельзя было назвать ни крепким, ни здоровым). Зато уж проблем с пропитанием не возникало. Конечно, Ренкр не мог сравниться с Черным в знании животных и плодов, но и он постепенно учился… среди прочего, и на собственных ошибках. Иномирянин старался не слишком ворчать, когда пару раз они вынуждены были днями оставаться на месте: отравившись очередными «съедобными» ягодами, юноша устраивался под кустами и проводил там долгие и скорбные часы… Охотиться в этих краях было просто, непуганая дичь прямо кишела вокруг, и смущало только то, что среди этой непуганой дичи встречалось слишком много хищников. Ну и, конечно, насекомые, а точнее — мелкие насекомые. Их здесь водилось превеликое множество, и все, видимо, просто считали своим долгом время от времени наносить путникам визиты вежливости. В такие моменты хотелось спрятаться под землю, только бы не слышать громкого монотонного гудения со всех сторон. Увы, избавиться от непрошеных гостей не удавалось.

СТРАННИК

До Брарт-О-Дейна было идти и идти, но, слава Создателю, до самой границы с нами больше ничего выдающегося не произошло. То есть ни представители диких племен не нападали, ни принцессы с криком «Помогите!» не выбегали из чащи — будни, одним словом. Дикие звери, те — да, попадались, но не слишком часто, и, как правило, расходились мы без кровопролития.

Более интересным событием (по сути, единственным) оказалось открытие, сделанное мной совершенно случайно. Во время одного из привалов, когда мы сидели и ужинали перед тем, как забраться на настил в ветвях, речь зашла о поэзии. Я что-то продекламировал наизусть (я вообще невероятно развил свою память в Нисе — одиночество, включая культурное, этому способствует), прочел, кажется, что-то из Высоцкого. У нас давно вошли в традицию подобные «чтения при костре», во мне куча всяких строк накопилась. За долгие годы вспомнилось почти все, что я когда-то читал. Вот и делился понемногу, парню было интересно, он вообще оказался на редкость любознательным. Прямо идиллия получалась: мне требовался слушатель, ему — рассказчик.

И вот, когда я продекламировал одно из стихотворений, что-то о горах, Ренкр в ответ неожиданно прочел другое. Я никогда его не слышал, я вообще ни разу не слышал от парня и двух рифмованных строчек, за исключением тех, которые я сам ему пересказывал. «Откуда?» — спрашиваю. «Сам придумал». И невероятно смущается от этого признания. Ну, стихотворение он «выдал» приличное, так что я, само собой, спросил, не записывает ли он свои вещи. Ренкр покачал головой: «Нет. Во-первых, не на чем; во-вторых, ни к чему. Да они и приходят неожиданно. Ты рассказывал, что поэты часами сидят над той или иной строчкой. У меня по-другому. В любой, совершенно неподходящий, момент в голове может „щелкнуть“ и „засветиться“ стихотворение — готовое, от начала до конца. Например, одно из них я… даже не знаю, ну не придумал же — высветил, что ли? — в тот момент, когда ты появился в котловане, буквально за пару секунд до этого. „Мне кажется, пришла пора прощаться…“ — И он прочел стихотворение.

— И ты все их помнишь?

— До единого. Иногда пере… передумываю, когда особенно тяжело.

— Кому-нибудь читал?

— Нет, зачем? Вряд ли это будет иметь значение для кого-то еще. В нашем мире поэзия никому не нужна.

Я мог бы переубедить его, рассказать про эльфийские города, где хороший сочинитель стихов владеет умами всех более или менее образованных горожан, про тяжеловесные гномьи казды, про кентавров с их легкими, ритмичными походными гимнами… мог бы, но промолчал. Зачем расстраивать парня, вряд ли ему удастся попасть в Бурин или какое-нибудь другое подобное место. Он ведь, по сути, справедливо рассудил: в такие времена больше ценится острый меч, а не точное слово.

Нет, что-то было в этом торжественное, правильное: сочинять стихотворения, но не записывать их на бумагу! Я поразился тогда, и долго потом удивлялся, и не могу успокоиться по сей день… Какова должна быть сила воли, чтобы хранить в себе подобный заряд эмоций, мыслей, ощущений и не убивать его, воплощая в материальное!..

Прошло несколько месяцев бесконечного, казалось, странствия по лесу, но в конце концов и этот этап путешествия подошел к концу. Случилось сие не в один день. Постепенно заброшенный тракт начал приобретать ухоженный вид, все чаще попадались следы разумных существ: то в очередной избушке, что с большими промежутками стояли вдоль дороги, оказывался запас недавно нарубленных дров, то виднелись следы от топора на деревьях… Но все равно появление гномов стало для путешественников неожиданностью.

Граничники вышли из-за деревьев неслышно, и сразу же странники оказались окружены; хотя никто, следует признать, оружия не обнажил. Гномы

— коренастые, низкорослые, с густыми бородами, в легких кольчугах и неизменных узорчатых рубахах — просто стояли и смотрели, говорил же их предводитель. Хотя позже Черный рассказал, что это — самый отдаленный и глухоманный граничный пост Брарт-О-Дейна и что здесь почти не бывает нежданных визитеров, вышедшие навстречу путникам воины выглядели сурово и настороженно. Вероятно, именно заброшенность их рубежного участка заставила гномов особо дотошно отнестись к «гостям страны». Старшой граничников внимательно осмотрел Ренкра и Черного, решил, что именно бессмертный здесь главный и обратился к нему, сурово сдвигая брови:

— Кто вы такие? И куда направляетесь?

Иномирянин улыбнулся — тихо так улыбнулся, всего лишь краем напряженных губ, но Ренкру стало ясно: тот нервничает и за это злится на себя. Стало быть, жди трудного разговора.

— В ваших краях я известен как Вечный Искатель Смерти. Некоторые также называют меня Бессмертным эльфом в черных одеждах», Черным Странником… Впрочем, имен у меня много, даже, пожалуй, слишком много. Спутника же моего зовут Ренкр. Мы направляемся на северо-запад, в области, лежащие за Эхрр-Ноом-Дил-Вубэком.

— Зачем? — У старшого не дрогнул ни один мускул на круглом, покрытом шрамами лице, хотя было понятно: о Черном он наслышан.

— Цель нашего путешествия останется в тайне. Увы, мы не должны ее никому раскрывать.

Похоже, бессмертный был порядком рассержен. С чего бы это? Предводитель граничников еще раз пристально оглядел «гостей». Его взгляд задержался на секире Свиллина, которая, зачехленная, висела за плечами Ренкра.

— Откуда у тебя эта секира? — небрежно поинтересовался он у долинщика.

Ренкр не успел ничего сказать, а Черный уже отвечал:

— Нам довелось биться плечом к плечу со Свиллином Доблестным. Он, к сожалению, погиб в бою от тяжелых ран, а мы, по обычаю, оставили эту секиру как память о нем.

— А что, твой спутник не в силах ответить на мой вопрос? — угрюмо поинтересовался старшой. — Поведайте мне, как и где почил Свиллин.

Черный рассказал почти все, утаив лишь, что Доблестный сообщил им о своем творении. Ренкр надеялся, что граничники не станут их обыскивать, ведь тогда пришлось бы объяснять, как гномий резец оказался у Бессмертного. Предводитель граничников внимательно выслушал рассказ, а потом прищурил глаза:

— Скажи, Искатель, ваш путь, часом, не пролегает через Свакр-Рогг?

— Нет, — не задумываясь, ответил бессмертный, но Ренкр заметил, как тот напрягся.

— Жаль, но мне придется просить вас пересмотреть свой маршрут и посетить столицу. Правитель Дэррин, я уверен, захочет послушать рассказ о гибели Свиллина Доблестного, так сказать, из первых уст. Для того чтобы по пути к Свакр-Роггу у вас не возникло неприятностей или недоразумений, я отправлю с вами группу сопровождающих.

— Стоит ли так беспокоиться о нашем благополучии? — В голосе иномирянина звучала плохо скрытая угроза, но старшой ее не слышал (или не хотел слышать?).

— О, что ты! Вы гости, и наш святой долг — помочь вам чем только возможно. И не стоит благодарности.

Черный некоторое время стоял, задумчиво сдвинув брови и плотно сжав губы, и Ренкр подумал, что битвы не миновать. Потом бессмертный качнул головой, словно бы споря с самим собой, и поднял взгляд на старшого:

— Хорошо. В таком случае пускай твои гномы поторопятся. Мы отправляемся немедленно.

Предводитель граничников согласно кивнул и удалился, оставив «гостей» на попечение четырех своих подчиненных не менее сурового вида, нежели он сам. Ренкр вопросительно посмотрел на Черного, но тот нервно дернул плечом, мол, там со всем разберемся. «Хотелось бы знать, где там», — мрачно подумал парень. Потом улыбнулся, отметив, что плохое настроение бессмертного передалось и ему, и решил осмотреться, потому что за разговорами так до сих пор и не увидел, как же выглядит гномий рубежный пункт. К своему удивлению, долинщик не обнаружил никакого поселка, лишь несколько платформ на деревьях да пару-тройку тропок, что уходили в заросли. Больше ничего он разглядеть не успел: по одной из стежек притопал предводитель граничников в сопровождении будущих «проводников», и бессмертный заявил, что пора идти дальше.

Когда Ренкр, Черный и пятеро гномов удалились от рубежного поста на довольно-таки приличное расстояние, сверху на них и на тракт упала огромная разлапистая тень. Миг — и она пронеслась дальше, в том же направлении, куда шли путешественники.

— Итак, — криво усмехнулся иномирянин, — старшой послал весточку в Свакр-Рогг. Надеюсь, нас встретят как подобает.

С этими словами он пошел дальше по тракту, оставив за спиной смущенных граничников и удивленного Ренкра. Поборов минутное замешательство, они последовали за бессмертным.

Свакр-Рогг находился недалеко от восточной границы Брарт-О-Дейна, которую и пересекли Ренкр с Черным. Столица была выстроена давно, хотя, конечно, не могла тягаться возрастом с Эндоллон-Дотт-Вэндром.

Правитель Дэррин, толстый, с неопрятной бородой и маленькими, широко расставленными глазками, правил здесь лишь с недавних пор, после того, как его старший брат, Свакррин, погиб в битве с драконами. Позже Свиллину Доблестному удалось сотворить вещь, способную расколоть Камень жизни, и во всем, что касалось драконов, Дэррин чувствовал себя в полной безопасности. Естественно, на благо Брарт-О-Дейна предмет у Свиллина изъяли, но, как выяснилось позже, тот все-таки объегорил Правителя. Вместо настоящей вещи всучил подделку, да так ловко, что никто ничего не заподозрил. К счастью, драконы этого пока тоже не знали. Недавно же старшой восточных граничников прислал весть о том, что Свиллин мертв, а предмет, похоже, находится у Вечного Искателя Смерти и некоего альва по имени Ренкр, его сопровождающего. И если Доблестный им все рассказал…

Дэррин в отчаянье стукнул кулаком по столу, в который уже раз приказывая себе успокоиться и серьезно поразмыслить над возникшей проблемой. Отбирать силой предмет (в случае, если тот вообще у них есть) смертельно опасно и безнадежно: «Вечный Искатель Смерти» — вы только вслушайтесь в это имя!.. Впрочем, больше всего волновало Дэррина не то, как отобрать предмет. Судя по донесению предводителя граничников (и заявлению самих «гостей»), они направляются в сторону Эхрр-Ноом-Дил-Вубэка. А Правитель очень хорошо помнил, что Свиллин собирался уничтожить Камень (благо тогда удалось ему помешать, теперь же Доблестный мертв!). Драконы под угрозой смерти являлись великолепно управляемым оружием, и Дэррин не собирался его лишаться. Теперь же вновь возникала угроза, что Камень будет разрушен, со всеми вытекающими отсюда последствиями. И Правитель не намерен сложа руки ожидать этого.

Прерывая его размышления, в комнату вошел Биммин, Первый советник Правителя, и доложил, что гости ждут аудиенции в Зале для особо важных персон. Дэррин рассеянно кивнул и пошел туда, прикидывая в уме, как же ему выманить предмет у этих проходимцев.

Стоя в аудиенц-зале, Ренкр с любопытством разглядывал висевшие на стенах гобелены. Причудливые узоры сливались в живописные картины из долгой истории гномьей страны. Практически, внимательно изучив эти картины, можно было составить довольно полное представление о хозяевах Брарт-О-Дейна. Впрочем, за время путешествия к Свакр-Роггу долинщик имел возможность узнать о них множество различных вещей.

всплеск памяти

То, с чем они столкнулись прежде всего, когда первый день их пребывания в Брарт-О-Дейне плавно перелился в вечер, — это гномьи строения. После пересечения границы на тракте ничего не изменилось — он по-прежнему оставался пустынным и неухоженным. Но постепенно по обе его стороны деревья начали выстраиваться все более и более ровными рядами, а под конец дня меж их стволами, прямо от земли, уже появлялись струйки дыма. Сперва Ренкр решил, что лес горит, но бессмертный рассеянно успокоил юношу: «Да нет, это совсем другое».

Поскольку иномирянин в течение всего пути оставался не в духе, долинщик не стал приставать к нему с расспросами. «В конце концов, — подумал Ренкр,

— все и так разрешится». На самом деле, когда начало смеркаться, гномы-провожатые предложили свернуть и устроиться на ночлег. Ренкр с тоской подумал об очередном сне у костра — он-то надеялся, что хоть в Брарт-О-Дейне отдохнет по-альвски! Оказалось, не зря надеялся. Свернув в густые заросли травы, проводники остановились у небольшой двери, скорее не двери даже, а деревянного люка, что лежал просто на земле. Один ухватился за ручку на нем, откинул, и остальные по ступенькам спустились вниз — в просторный зал с низким потолком, уставленный прочными деревянными столами и скамьями. Слева от входа, освещенная ярче, чем остальное пространство, располагалась стойка, в дальнем углу которой маячил гном в белом фартуке. За спиной у него виднелась открытая дверь (уже нормальная, вертикальная), из-за которой доносились весьма аппетитные запахи. Даже бессмертный, втянув ноздрями воздух, одобрительно кивнул головой, а уж Ренкр-то, порядком уставший от походной еды, прямо-таки не отводил взгляда от заветной двери.

Тем временем граничники, сопровождавшие путников, подошли к гному в фартуке, который уже вознамерился было исчезнуть за кухонной дверью. Завидев новых посетителей, он остолбенел, представляя собой живую статую «Ошарашенный гном». Потом к нему вернулась способность двигаться, и, хотя удивление в уголках глаз никуда не исчезло, фартуконосец тем не менее принял вид, приличествующий хозяину состоятельной гостиницы, и произнес какую-то приветственную фразу. Ничуть не щадя его нервов, граничники показали гному письмо. Судя по виду письма (а также вернувшемуся на лицо хозяина удивлению), оно таило в себе некую необычную информацию. Черный иронически хмыкнул, вообразив, что именно написал старшой граничников, в спешке отряжая своих подчиненных с неожиданными гостями.

Наконец хозяин окончательно пришел в себя, еще раз утвердительно кивнул и исчез за кухонной дверью. Сопровождавшие друзей гномы вернулись к ним и пригласили за дальний столик, расположенный в уютном полумраке и почти незаметный от входа. Рассевшись, путники обнаружили около себя одновременно трех разносчиков, за спинами которых суетился и сам хозяин, отдавая соответствующие распоряжения и непрестанно бросая любопытные взгляды на Ренкра и Черного. Стол моментально накрыли, да так, что у долинщика захватило дух и он окончательно уверился, что ему сегодня угрожает смерть от обжорства. Почтительно поклонившись, разносчики удалились, конвоируемые сзади хозяином.

— Угощайтесь, — попросил «гостей» главный из пяти провожатых, тонкий в кости, что было необычно для гнома, черноволосый Хоггин.

Иномирянин рассеянно кивнул:

— Да и вы, господа, не стесняйтесь.

Сам он тем временем внимательно оглядел всех сидящих в зале — а было их там довольно много — и лишь после этого принялся за еду. Но и потом, стоило только кому-нибудь войти, бессмертный отрывался от трапезы и окидывал вошедшего пристальным взглядом. Ренкр, заинтригованный таким поведением своего спутника, сам поневоле начал приглядываться к посетителям гостиницы, но, кроме того, что все они были гномами, ничего особенного не заметил. Удивительно, но граничники тоже держались настороженно, хотя, казалось, им-то как раз волноваться было не из-за чего.

Наконец семеро путников расправились с десертом (долинщик чувствовал, что утратил всякую способность двигаться, всерьез размышляя над этой актуальной проблемой), и бессмертный спросил:

— Мы ночуем здесь?

Хоггин пожал плечами:

— Вообще-то мы обязаны сопровождать вас до столицы, а решения подобного рода остаются за вами. Впрочем, я бы посоветовал на ночь остаться в этой гостинице — она ничуть не хуже других.

Черный хитро прищурился:

— Но, хотя решать нам, вы привели нас сюда.

Хоггин склонил голову:

— Больше такого не повторится.

— Энет, — покачал головой бессмертный, — наоборот, ведите нас по стране так, как сочтете нужным. И помните, у меня за мою… хм… долгую жизнь скопилось достаточно знакомых: и друзей, и врагов. Есть они и в Брарт-О-Дейне, а мне бы не хотелось инцидентов. Вопросы?

— Нету. — В голосе Хоггина явственно прозвучало облегчение. — Предлагаю остаться здесь, а рано утром вновь отправиться в путь.

— Идет, — согласился иномирянин, — пойдем-ка в комнаты, время уже позднее, а нам завтра рано вставать. На удивленный Ренкров взгляд бессмертный хмыкнул: — Разумеется, вопрос с комнатами уже улажен нашими провожатыми.

Хоггин смущенно развел руками:

— Я подумал…

— И совершенно правильно, — кивнул Черный. — Идем.

Все семеро поднялись и направились к лестнице, ведущей на второй этаж, где располагались комнаты для клиентов. Как оказалось, этот второй этаж находился внизу, под землей. Хозяин самолично указал гостям на их апартаменты и, раскланявшись, удалился. Им отвели две двухместные и одну трехместную комнаты, и, разумеется, Ренкр оказался вместе с Черным. Долинщик устало рухнул на ближайшую кровать, бессмертный же, прежде чем улечься в свою, некоторое время постоял у двери, вслушиваясь в звуки, доносившиеся из коридора. Наконец он расслабленно опустился на хлипкий матрасик, оставив тем не менее меч рядом.

— Чего ты опасаешься?

Иномирянин усмехнулся:

— Того, о чем и говорил, — старых врагов. Они не имеют никакого отношения к цели нашего путешествия и поэтому могут помешать нам в ее достижении даже больше, чем если бы имели о ней какое-либо представление.

— Думаешь, они рискнут и попытаются убить тебя?

— Зачем? — удивился Черный. — Меня убить не убьют, но, во-первых, есть еще ты, а во-вторых, напакостить можно самыми различными способами.

— Например? — уточнил Ренкр.

— Не стоит сейчас об этом. Как я уже говорил, мне свойственны определенные предрассудки.

Парень кивнул:

— Слушай, а почему они так странно прячут свои дома?

Бессмертный пожал плечами:

— Все очень просто. Будешь смеяться, но — традиции и нравы. Гномы-то изначально народ подгорный, но некоторые со временем выяснили, что и на открытых пространствах жить неплохо, имеются определенные преимущества. Вот и живут… а все равно норовят под землю залезть, хотя, конечно, получается не всегда, фермы или там дворцы «наверху» строят. А так — закапываются. — Он хмыкнул: — Менталитет, елки-палки.

За время странствия Ренкр уже привык к подобным словечкам иномирянина и не обращал на них внимания.

— А… Слушай, ты, наверное, спать хочешь, а я тебя все вопросами мучаю.

Черный хмыкнул:

— Ну, полагаю, еще два я выдержу, а потом и вправду отправлюсь на боковую.

— Тогда скажи, зачем у гномов на рукавах вышиты узоры. Непохоже, чтобы это делалось только ради красоты.

— Э-эх, без лекции, похоже, здесь не обойтись.

— Кого?

— Не «кого», а «чего»! Без объяснений. Понимаешь, общество гномов состоит из кланов, или дэногов. Раньше клан образовывали родственные семьи, но со временем все это перепуталось, и теперь в одном и том же дэноге часто встречаются и близкие родственники, и абсолютно чужие друг другу гномы. Несмотря ни на что, каждый член клана — уважаемая остальными личность, и, если его кто-то убивает, убийце мстит весь дэног. В случае, если гном совершил преступление, его изгоняют из клана; он становится отщепенцем, и каждый волен убить его — это предотвращает вечную кровавую войну, которая могла бы возникнуть в противном случае.

— Получается, Свиллина тоже изгнали?

— Нет, Свиллин не был отверженным. Ты спрашивал меня об узорах, так вот

— узоры и есть тот знак, по которому можно определить, к какому из дэногов принадлежит гном. Изгои лишаются права на узор, а у Доблестного узор был, помнишь?

— Помню, — кивнул Ренкр. — Между прочим, ты обещал ответить на два вопроса. Расскажи мне наконец о драко…

— Молчи! — прошипел иномирянин. — До тех пор, пока не покинем Брарт-О-Дейн, молчи об этом! Иначе мы можем вообще не покинуть его, — немного успокоившись, добавил он. — Спи. Завтра рано вставать. — Черный отвернулся к стенке и вскоре захрапел…

Остальной путь к Свакр-Роггу не ознаменовался сколько-нибудь интересными событиями, зато сама столица произвела на Ренкра сильное впечатление. Разумеется, бессмертный рассказывал ему о больших городах, но долинщик, ни разу не видевший их воочию, не мог и представить себе ТАКОЕ.

Поначалу фермы, тулившиеся поближе к тракту, перестали скрываться в зарослях и начали попадаться на глаза все в больших и больших количествах. Вскоре они окончательно оттеснили лес от дороги, безраздельно владычествуя по обе ее стороны.

Правда, холмистая местность, по которой теперь продвигались путники, не позволяла хорошо просматривать окружающее пространство. Поэтому Ренкр увидел Свакр-Рогг, уже оказавшись сравнительно недалеко от его мощных каменных стен. (Черный по этому поводу усмехнулся и сообщил, что, хотя любой путник замечает столицу, лишь оказавшись поблизости от нее, стражи города видят далеко вокруг благодаря особой архитектуре дозорных башен, секрет коих хранится гномами в тайне.) Долинщику Свакр-Рогг показался величайшим чудом света. Город был огромный, громадный, нет — просто гигантский! По крайней мере, для него, выросшего в малюсеньком, как оказалось теперь, Хэннале. Столица имела два круга стен: внешний и внутренний, а между ними располагался обширный район, в котором жили небогатые гномы и гномы-воины. Внутренняя часть принадлежала зажиточным купцам, вельможам и другим «сливкам общества». В центре города стоял дворец-крепость Правителя.

Путники в сопровождении Хоггина и его гномов направились по тракту к юго-восточным воротам внешнего круга. Рядом с ними монотонно скрипели колесами телеги окрестных фермеров, что везли на столичный рынок свои товары. Здесь не было представителей других рас Ниса, кроме самих гномов, поэтому на альва и Черного частенько подозрительно косились, удивленно перешептываясь вполголоса. Бессмертный объяснил, что, хотя в Брарт-О-Дейн вход свободен — нужно только заплатить пошлину стражникам, — немногие посещают эту страну, что, впрочем, и неудивительно. Гномы относятся с угрюмым опасением ко всякому чужаку, в последнее же время на дорогах стало так опасно, что вообще мало кто решается сняться с насиженного места и отправиться странствовать.

Ренкр, обычно жадно ловивший каждое слово таких рассказов, сегодня слушал иномирянина невнимательно, увлекшись разглядыванием высоких остроконечных шпилей, во множестве выглядывавших из-за стен столицы. На некоторых весело плясали, повинуясь хаотическим порывам ветра, яркие флажки. Узоры на них, судя по всему, свидетельствовали о клановой принадлежности хозяев того или иного дома. Черный тоже замолчал, погрузившись в какие-то свои думы… Пожалуй, лишь Хоггин да его гномы бодро и целеустремленно шагали вперед, видимо надеясь скоро избавиться от «гостей», сдавши их на руки Правителю…

У ворот — довольно широких, но недостаточно, чтобы мгновенно принять в себя весь полноводный поток фермерских телег, — путников остановили стражники. Они взимали с проходящих пошлину и обязательно спрашивали о целях посещения таковыми столицы. Хоггин в очередной раз извлек на свет письмо — и они прошли, не уплатив денег.

Оказавшись в наружном районе Свакр-Рогга, Ренкр остановился, пораженный размахом того, что окружало его. Казалось, юноша уже оценил величие столицы, пока шел к ней, но то была оценка беглая, и теперь он стоял, зачарованный сиянием тысячи красок, сотнями разнообразнейших лиц и голосов, запахами, диковинными и неведомыми ему. Черный, догадываясь, что сейчас переживает долинщик, не стал ему мешать. Иномирянин отвел в сторонку Хоггина — «на пару слов». Тот кивал, слушая бессмертного, потом что-то сказал. Бессмертный удовлетворенно хмыкнул и направился к Ренкру, который до сих пор не пришел в себя от новых впечатлений. Мягко положив руку на плечо долинщика, иномирянин предложил:

— Пойдем. Я понимаю, что ты ощущаешь, но нам пора во дворец-крепость, к Правителю. Ты еще успеешь насмотреться на все это.

Ренкр отрывисто кивнул, чувствуя неловкость из-за того, что его уговаривают, ровно малое дитя. Путники отправились дальше, хотя медленнее

— долинщик все-таки не мог полностью перебороть себя и идти, не оглядываясь по сторонам с удивленным и восхищенным видом. К тому времени, когда они миновали внутренний круг стен, Ренкр уже немного попривык к окружающему, но богатство и роскошь местной архитектуры вновь ввергли его в прежнее состояние…

«Долгожданных гостей» очень быстро пропустили во дворец-крепость — громоздкий, словно наспех составленный из камней, он производил угнетающее впечатление как снаружи, так и изнутри. Их провели в аудиенц-зал и оставили там дожидаться появления Правителя. Чтобы занять себя чем-нибудь, Ренкр начал осматривать помещение, в котором оказался вместе со своими спутниками.

По обе стороны двустворчатых, высотой чуть ли не до потолка, дверей стояло по гному-стражнику, а в другом конце зала, размером не много уступавшего среднестатистическому полю долинщика, у почти аналогичных дверей находились два других стражника, похожих друг на друга, как… четыре капли воды.

Дверь на противоположном конце зала начала открываться. Сей процесс ознаменовался зловещим скрежетом — так, по представлениям Ренкра, должна была скрипеть дверь какого-нибудь древнего заброшенного подземелья. Судя по всему, аудиенц-залом для особо важных персон не пользовались уже давно

— за неимением таковых. Через щель в дверях тем временем протиснулся Биммин, чрезвычайно низкорослый гном с пышными рыжими усами, которые он разгладил уверенной рукой, и провозгласил: «Дэррин, Правитель Брарт-О-Дейна», — и далее список всяческих званий. А следом за списком явился и сам Дэррин. Правитель оглядел присутствующих маленькими глазками, тряхнул бородой, просыпав на пол несколько увесистых крошек, и удивленно воззрился на огромное массивное кресло, стоявшее справа от него. Кресло прижималось спинкой к черной, немного выцветшей, а немного — поеденной молью портьере. Долинщик отлично понимал причину замешательства гнома: во-первых, может, кресло и было троном, но если и так — то очень давно и успело утратить все величие, предписываемое ему положением; во-вторых же, на кресле валялись беспорядочной грудой разнообразнейшие предметы, покрытые сверху мощным слоем пыли. Что уж там Правитель — сам Ренкр стоял с полуотвисшей челюстью, созерцая эту неудавшуюся пародию на трон. Неудивительно, что, рассматривая в ожидании Дэррина гобелены, ни один из гостей не обратил внимания на сие чудо мебельного мастерства.

После краткого замешательства Дэррин недовольно зыркнул на Первого советника, сделал небольшой шажок навстречу «особо важным персонам» и сообщил, что рад их приветствовать и все такое прочее… Ренкр, увы, кощунственно прослушал «прочее», пытаясь сообразить, что же именно лежит на бывшем троне Правителя. К сожалению, в конце концов ему все-таки пришлось отвлечься, потому что следовало представиться и поддерживать беседу. Черный изменился прямо на глазах — из мрачного, задумчивого он мгновенно стал жизнерадостным и светским дядькой. Иномирянин вежливо разговаривал с Правителем о том о сем, не забывая изредка щедрой ложкой добавлять к своим словам лести. Ренкру оставалось только время от времени поддакивать и угукать, кивая головой в нужных местах. Наконец разговор зашел о гибели Свиллина. Бессмертный пересказал Дэррину несколько видоизмененный вариант истории о смерти Доблестного. Правитель дотошно выспрашивал, где же именно похоронен герой, и Ренкр искренне пожалел тех его подданных, кому придется проделать весь их с Черным путь, чтобы раскопать одинокую могилу и убедиться: искомого в ней нет.

Тем временем Дэррин решил, что знает достаточно, и обратился к «особо важным персонам»:

— Вы — гости нашей страны, и мы сделаем все возможное, чтобы вы чувствовали себя здесь удобно.

— Благодарю, Правитель, — отозвался Черный. — Единственное, к чему мы стремимся: пройти по Брарт-О-Дейну и отправиться дальше, к нашей цели.

— Хотелось бы подробнее узнать о ней. Тогда, разумеется, я смогу лучше помочь вам. — По тону Дэррина можно было догадаться, что за прозрачной формой просьбы скрывается приказ.

Иномирянин только усмехнулся и развел руками:

— Увы, это тайна. Мы дали священный обет и не имеем права раскрывать нашу цель — в противном случае произойдут ужасные вещи. Скажу лишь, что для достижения оной мы должны идти дальше на северо-запад, мимо Эхрр-Ноом-Дил-Вубэка, в края дикие, малоизученные.

— Но, надеюсь, вы не откажете мне и останетесь на ночь во дворце-крепости! Примете ванну, отдохнете. — Дэррин взмахнул рукой, пресекая попытку бессмертного что-либо сказать: — Вы обидите меня своим отказом.

Черный покачал головой:

— Как можно! Разумеется, мы останемся. Касательно же просьб, Правитель. Если сие допустимо, хотелось бы, чтобы пятеро наших проводников сопровождали нас до северной границы твоей державы.

Дэррин согласно кивнул:

— Более того, к ним я добавлю еще троих.

Правитель наклонил голову, давая понять, что аудиенция закончена, и исчез за дверьми, сопровождаемый Биммином и все тем же зловещим скрипом несмазанных петель. Ренкр вспомнил недовольную физиономию, с которой ушел Дэррин, и решил, что следует быть настороже. Как оказалось, Черный был точно такого же мнения.

Спустя несколько минут Биммин вернулся за ними, чтобы отвести в гостевые комнаты. Друзья покинули аудиенц-зал, подобрали в прихожей свои запыленные вещи и отправились вслед за низеньким гномом, кощунственно топча цветастые ковры грязными таццами. Изнутри дворец-крепость выглядел роскошно, но во всей роскоши виделась печать запустения, словно здесь давным-давно никто не проводил уборки, разве что иногда пробегающая мимо служанка двумя-тремя движениями сметала пыль в кучку и прятала ее за краешек портьеры или под уголок ковра. Впрочем, через некоторое время они вышли из крыла для официальных приемов, оказавшись в жилом секторе, где Биммин и отыскал две свободные комнаты, не слишком роскошные, но, на взгляд Ренкра, достаточно удобные. После обязательных фраз Первый советник Правителя удалился, и друзья смогли вздохнуть свободнее.

— Ну, — спросил Черный, небрежно вешая свой мешок на причудливый позолоченный цветок, висящий у двери, — каково впечатление?

Долинщик пожал плечами. Он с удовольствием снял куртку и поскребывал бороду, размышляя, как же хорошо будет искупнуться, да побыстрее. Рек и озер на их пути попадалось не так уж много, чтобы порядочный альв чувствовал себя комфортно после нескольких месяцев подобного странствия.

— Впечатление таково, что Правитель вел себя намеренно нелепо. Играл с нами.

Иномирянин воздел вверх палец:

— Верное замечание. Видит Бог, верное.

Ренкр вздрогнул, и только позже понял, что бессмертный имел в виду Создателя, а не Темного бога. В последнее время Черный вроде бы привык к обычаям Ниса и не часто использовал выражения из своего прежнего мира, а теперь, кажется, снова перешел на них. С чего бы?

Долинщик присмотрелся к своему спутнику и заметил, что тот взвинчен до предела. Пальцы Черного немного подрагивали, он несколько раз пытался снять с цветка свой мешок, чтобы переложить резец Свиллина в карман рубахи, и все никак не мог этого сделать — ремни соскальзывали, и парню пришлось помочь иномирянину. Он не стал ни о чем расспрашивать спутника. Мало ли от чего может волноваться существо почти вечное, бывавшее здесь Создатель ведает сколько ткарнов назад и теперь опять вернувшееся.

В конце концов они, хамски предположив, что Дэррин способен опуститься до кражи у собственных гостей, забрали все вещи с собой и пошли к дворцовому цирюльнику. Сей высокий, плотно сбитый гном встретил их с невероятным достоинством, всем своим видом давая понять, что они — особо важные персоны, но он-то — мастер, и это ставит их в равное положение. Усадив клиентов в мягкие кресла, он оставил их на время одних, неспешно отправившись за необходимыми принадлежностями и помощником.

Напротив кресел висело огромное, в два гномьих роста, зеркало, и юноша зачарованно уставился в него. В Хэннале зеркала считались редкостью, но все же изредка попадались, в горах же их не было вовсе, и в последний раз Ренкр толком смог рассмотреть себя только в долинском городке. Разумеется, потом он видел свои отражения в лужах, но не особенно обращал на них внимание, теперь же… В зеркале рядом с бессмертным сидел взрослый молодой альв, заросший курчавой бородой, с длиннющими, до плеч, черными волосами и цепким взглядом. «Кто это? Неужели я? Неужели это мой взгляд напоминает взгляд молодого хищника, попавшего в окружение охотников и готового драться до последнего вздоха? Неужели это я иду через весь полуостров только для того, чтобы навсегда уничтожить целый народ — и тем самым, может быть, спасти несколько других от постепенного истребления? А рядом со мной какое-то незнакомое существо, так похожее на альва и в то же время более чуждое мне, чем тролль или горгуль. Я не знаю, чего он хочет и почему идет со мной, мне никогда не понять его до конца, но тем не менее я доверил ему свою жизнь, хотя прекрасно знаю: для бессмертного я — лишь один из долгой, бесконечной череды временных попутчиков… Неужели все это

— дракон, льдистые змеи, горяне, тролли, Ворнхольд, Темный бог, мантикоры, лес — все это произошло со мной? Создатель, как же хочется, чтобы можно было начать жизнь сначала! А впрочем… Впрочем, что толку — что толку бестревожно существовать, ожидая своей кончины, когда где-то страдают альвы, что толку покорно ожидать выбора дракона, когда можно выйти и навсегда остановить кровавый обычай? Но, Создатель, стоило ли творить такой мир, в котором почти нету счастья? Или это просто я плохо его искал? Тогда где же оно, счастье, в каких зачарованных краях, у какого злодея в сундуке, спрятанное, скованное, валяется и ожидает вызволителя? Сколько еще жизней нужно возложить на кровавый алтарь Камня жизни, чтобы все это закончилось — навсегда? И во сколько жизней ты оценишь мою, добровольно отданную? Ведь все это так… неправильно! Так подло, так низко и кощунственно, сделать мир, в котором все обречены страдать! Такого не должно быть… Но это так…»

Его размышления прервал цирюльник, с горделивым видом явившийся по их бороды…

Не прошло и двух часов, как оба путешественника, побритые, причесанные, подстриженные, искупавшиеся и пообедавшие, покинули дворец, чтобы пройтись по городу. Предложил прогуляться Черный, а Ренкр не особо противился, тем более что его до сих пор неотступно манили величие и пестрота Свакр-Рогга. Свои вещи они так и не решились оставить в комнатах, и парню с явным неудовольствием пришлось тащить на себе массивную секиру вместе с полупустым мешком. Их без лишних расспросов выпустили из дворца-крепости, и путники отправились вниз, к наружному кругу стен. Черный некоторое время шел удивительно медленно, изредка останавливаясь и посматривая по сторонам. Ренкр ни в чем не отставал, откровенно глазея на причудливые дома богатых и покосившиеся хижины гномов победнее. В конце концов, как оказалось, в них было не так уж много необычного или отличного от альвских

— разве только маленькие окна и нередко встречавшиеся каменные стены, в то время как долинские дома чаще строились из древесины. Ах да, еще крыши, они были двускатные, но очень пологие и нависали над окнами, так что создавалось впечатление, будто дома вросли в землю. «Менталитет», — вспомнил парень непонятное словечко.

Внезапно бессмертный тихо проговорил:

— Я их засек!

В это время он шел, намеренно глядя вперед и глазами давая Ренкру понять, чтобы тот следовал его примеру.

— Кого? — удивился юноша.

— Неужели ты думал, что Дэррин отпустил нас без провожатых? — Иномирянин довольно улыбнулся. — За нами следуют три соглядатая. И в самое ближайшее время я намерен от них… гм… избавиться.

— Как избавиться? — вздрогнул долинщик. — Убить?

Бессмертный покачал головой, потом вдруг схватил парня за руку и увлек за собой в темный переулок. Здесь они свернули несколько раз, кружа, петляя по кривеньким улочкам наружного круга Свакр-Рогга до тех пор, пока Черный не остановился, удовлетворенно переводя дух.

— Думаю, эти молодцы заблудились, — хмыкнул он.

— А мы? — поинтересовался Ренкр.

Мысленно же подумал: «Я-то уж точно заблудился».

— Мы оказались как раз там, где мне было необходимо, — неуверенно проговорил иномирянин.

К этому времени уже стемнело, на улицах зажигали факелы, и он огляделся, пытаясь сориентироваться.

— Слушай, а куда мы идем? — спросил долинщик у Черного.

— Я здесь бывал когда-то. Вот, хочу знакомых навестить, — рассеянно ответил тот.

Иномирянин кивнул, будто пытаясь в чем-то самого себя убедить, затем пересек улочку и, постучавшись, вошел в какую-то лавчонку. Похоже, здесь торговал кузнец, о чем свидетельствовала вывеска — фанерные молот и наковальня, — висевшая над входом. За ним последовал и Ренкр, не на шутку встревоженный поведением своего спутника.

Внутри было сумрачно, отсветы факелов с улицы и свет, выплеснувшийся из-за двери за прилавком, не давали возможности полностью разглядеть помещение. На полках за прилавком Ренкр увидел некоторые изделия кузнеца — отличавшиеся неброской красотой и изяществом украшения для ворот и ограды. В воздухе стоял тяжелый характерный дух металла, из-за двери раздавался грохот — там, судя по всему, кто-то мерно ударял молотом по наковальне. Впрочем, стук тут же прекратился, стоило только Черному громко прокашляться. К посетителям вышел кряжистый пожилой гном в фартуке и широких рукавицах, которые он на ходу снимал.

— Лавка закрыта, господа. Неужто не видите, что свет не горит? — раздраженно проворчал кузнец, недовольным взглядом окидывая визитеров.

— Скажи, почтенный, — обратился к нему Черный, — здесь ли живет госпожа Стилла?

— Кто ты, чужак? — подозрительно спросил гном.

— Мы были знакомы с ней. Давно. — Голос бессмертного звучал непривычно растерянно и смущенно.

— Судя по тебе, не могу сказать, чтобы ты вообще мог ее видеть, — отрезал кузнец. — Когда она умерла, ты еще был неразумным младенцем.

Черный поперхнулся и прохрипел:

— Что?! Ты, наверное, перепутал. Я говорю о Стилле, Цветке Гор.

— Это имя моей матери, и тебе лучше… — Гном внезапно замолчал и медленно, растягивая слова, произнес: — Как тебя зовут?

— Сейчас — Черным, — ответил иномирянин, кутаясь в плащ, хотя в лавке было отнюдь не холодно. — Тогда меня звали Ищущий Смерть.

— Странник, Ищущий Смерть, — уточнил кузнец. — Бессмертный, ты забыл, что гномы не живут так долго, как эльфы, гномы могут умереть от старости. Она вспоминала о тебе, даже умирая и будучи женой моего отца. А он всегда мучился тобой, но слишком любил мать и надеялся, что ты не придешь и не отнимешь ее у него. Но ты отнял ее и так, не приходя. Мать знала, что ты вернешься. Она была права… Ступай прочь, Странник, и забери с собой своего спутника. Мне жаль тебя, я скорблю о твоей участи, но мне еще более жаль тех эльфиек, альвиек и гноминь, которые ждали, ждут и будут ждать тебя и к которым ты так и не придешь, пусть и не по своей вине. Возможно, было бы лучше для всех, если бы ты и Смерть наконец встретились.

— Возможно, — покорно кивнул Черный. — Прости, кузнец, не в добрый час я вспомнил об этом доме. Прощай.

— Прощай, Ищущий. Надеюсь, когда-нибудь тебя назовут Нашедший.

— Надеюсь, — прошептал иномирянин и вышел из лавки.

Ренкр собрался было пойти вслед за ним, но кузнец остановил его:

— Скажи, альв, откуда у тебя эта секира?

Долинщик поспешно объяснил и, извинившись, выскочил вслед за Черным. Тот был очень расстроен и мог уйти куда-нибудь, Ренкр уже совсем не улыбалось одному искать ночью путь ко дворцу-крепости.

Черный стоял у двери, дожидаясь его. Он вымученно хмыкнул:

— Пойдем-ка во дворец, завтра отправляемся в путь.

…Позже, глубокой ночью, когда из высокого стрельчатого окна можно было видеть только редкие огни, горевшие в нескольких домах, Ренкр слышал, как в соседней комнате стонал во сне, ворочался и что-то шептал, кажется какие-то имена, его бессмертный спутник. Но парень старался не вслушиваться.

Наутро Ренкра разбудил какой-то незнакомый гном. Гном очень нервничал, несколько раз извинился за то, что доставляет неудобства, но дело в том, что сам Ищущий попросил его разбудить своего друга и препроводить в парк Правителя — после того, как означенный выше друг, то есть, конечно, вы, господин, изволите откушать.

Откушать Ренкр на самом деле изволил — и даже с видимым удовольствием, которое очень утешило гнома. Все блюда были принесены прямо в комнату, где альв и налег на них, с сильным неудовольствием думая о предстоящем пути. Там небось таких роскошных яств не будет. Лучшее, на что можно рассчитывать, — глоток родниковой воды да кусок провяленного мяса. Закончив трапезу, Ренкр попробовал подняться, но это получилось у него не сразу. Совладав с непослушным телом, парень взял в одну руку дорожный мешок, в другую — секиру и последовал за провожатым.

Они некоторое время брели по увешанным пыльными гобеленами коридорам дворца-крепости, затем спустились по широкой лестнице, застеленной дырявым ковром, на первый этаж и здесь, через резную дверцу, проникли в парк Правителя. Ренкру он показался удивительно уродливым: неестественно, рядами, высаженные деревья перемежались покрытыми мелким рыжим камешком дорожками. Изредка то здесь, то там виднелся изогнутый ряд подстриженных кустов. Каждая торчавшая не так веточка, каждый листочек обрезались бдительными садовниками. Это было особенно удивительно, если учесть общее запустение, царившее во дворце-крепости. Ренкр поинтересовался, в чем же дело. Гном смущенно объяснил, что казна страны не в таком уж плачевном состоянии, как это может показаться на первый взгляд. Просто Правитель очень не любит тратить деньги зря, а поскольку Брарт-О-Дейн почти не поддерживает связей со своими соседями, то Дэррин считает реставрацию дворца-крепости бессмысленной.

— А как же парк? — удивился Ренкр.

— Парк — гордость Правителя и его единственная отрада, — заявил гном. — Дэррин часто отдыхает здесь.

— Но почему же тогда парк сделан так уродливо и безвкусно?

Провожатый всплеснул руками и оглянулся по сторонам:

— Как можно! Правитель считает его лучшим парком во всем Нисе.

— Дэррин много странствовал? — уточнил парень.

Его всегда привлекали рассказы о путешествиях, хотя, признаться, за последнее время альв немного разочаровался в них, считая, что многое перевирается, а многое — замалчивается; в противном случае большая часть таких рассказов состояла бы из описания длительных однообразных переходов.

Гном выглядел совсем расстроенным:

— Прошу вас, не стоит так громко… Все-таки… — У него не было слов, чтобы передать свой ужас от того, что было сказано Ренкром.

Тот удивленно посмотрел на своего провожатого и дернул плечом:

— Да что с тобой?

— Ничего-ничего. — Тот замотал головой так, что, казалось, она сейчас оторвется и улетит куда-нибудь в кусты.

«Не беда, — решил долинщик. — Найти ее здесь будет нетрудно, что же до обладателя, то, сдается мне, он не особо изменится. Что с головой, что без нее — одинаково глуп и унижен». В несколько следующих мгновений ему пришлось пересмотреть свое мнение. Наверное, дикое мотание головой из стороны в сторону было знаком. Но кто б мог подумать!.. Легкое головокружение, которое Ренкр чувствовал в течение всего пути, стало его донимать особенно сильно, и юноша опустился на усыпанную рыжими камешками дорожку, чтобы перевести дух. Откуда-то из глубины парка к нему медленно, как сквозь воду, приближались гномы. Много гномов. «Какого тролля они здесь делают? — отстранение удивился долинщик. — Разве что это — местные садовники. Но почему так много?» Странно, садовники держали в руках веревки и мешки. Добравшись наконец до Ренкра, они стали набрасывать на него оные веревки, собираясь его связать. «Обидно, — подумал он, — ведь я же им ничего плохого не сделал». Но стоит ли разговаривать с этими наглецами? Пожалуй, что нет. Лучше секирой их всех, секирой! А что? — сами первые начали! Поднять оружие оказалось трудновато, но в конце концов он сделал это, расшвыривая в стороны нападавших. Кажется, гномы что-то кричали. Кажется, что-то о милосердии. И еще — о том, что он должен был спать. Наверное, должен был. Но не сейчас же! И потом, спать связанным, да еще в мешке — очень, знаете ли, сложно. То ли дело на мягкой дорожке. Вот только камешки режут кожу щеки, а так — ничего. Да еще откуда-то взялся Черный, бегает, кричит, садовников роняет наземь — спать мешает. А-ах!.. И Ренкр заснул, прислонившись щекой к камешкам, таким неожиданно мягким и нежным.

Проснулся он уже в своей комнате. Голова болела чудовищно, и шум, производимый Черным (тот ходил из угла в угол, ровно пятки чесались), только увеличивал эту боль. Ренкр приподнялся на локте, удивленно уставился на выпачканную в рыжей пыли куртку. Вспомнил: камешки, на которые падал в парке. И все остальное — тоже вспомнил.

— Наконец-то! — сварливо проскрипел над ухом иномирянин. — Наконец-то проснулся. Черт, ты ведь даже не представляешь, что произошло!

— Не… представляю. — Язык еще слушался плохо, да и все тело ощущалось как чужое. Ренкр покачал головой: — Ну и что же…

Объяснения он получил только вместе с обедом. Все принесенные блюда бессмертный заставил попробовать гномов-поваров, после чего, недостаточно удовлетворенный этим, сам откушал из каждой тарелки. Прошел час, прежде чем Ренкру было дозволено приступить к трапезе. За это время бессмертный успел ему рассказать о том, что же случилось на самом деле в парке Правителя.

СТРАННИК

Самое интересное, что я и вправду был в парке и ожидал там Ренкра. С утра у меня произошла беседа с Правителем; я настаивал на том, что нам необходимо сегодня же отправляться в дорогу, он всячески уговаривал «погостить еще чуть-чуть». Разговор протекал в высокой деревянной беседке, окрашенной в небесно-голубой цвет, с резными перилами, широкими низенькими ступеньками и небольшими скамейками, расставленными по периметру. В конце концов я сумел настоять на своем, и Дэррин отправился во дворец-крепость, чтобы отдать соответствующие распоряжения. Я же подозвал проходившего мимо гнома и попросил, чтобы тот сходил к Ренкру, накормил его и привел сюда — нам необходимо было переговорить прежде, чем окажемся на прощальном приеме у Правителя, стенам же гостевых комнат я не особенно доверял.

Потом началась какая-то дребедень. Бегущие куда-то мимо меня гномы, в руках которых болтались веревки и мешки. Я остался незамеченным, так как беседка стояла в тени, — и очень хорошо. В противном случае, думаю, мне больше никогда не удалось бы увидеть альва. Заинтригованный необычным поведением гномов, я пошел за ними, а когда услышал вскрики — побежал. Эти лжесадовники пытались связать Ренкра, опоенного каким-то снотворным зельем. Ха-ха. Даже в таком состоянии парень отвесил им несколько неплохих ударов, а потом подоспел я — и все они чрезвычайно быстро переменили свое отношение к собственной жизни.

Видит Создатель, я убил только одного, случайно попавшего под удар, остальные же предпочли броситься грудью на мечи или перерезать себе горло своим же кинжалом. Странно, почему они так боялись оказаться в плену, ну, да над этим еще будет время поразмыслить.

Естественно, ни у одного не было на рубахе узоров. Наемные убийцы (или похитители), до смерти боящиеся своего работодателя. До смерти. Есть над чем задуматься.

Поэтому я не стал медлить с уходом, и в тот же день, как только Ренкр отобедал, мы собрали вещи и проводников, весьма холодно попрощались с Дэррином и отправились прочь из города. Подальше от Правителя. Конечно, можно утверждать, что я был не прав, подозревая Дэррина, но рисковать не собирался. К черту деликатность!

СТРАННИК

Здесь, как и на Земле, существует поговорка: затишье перед бурей. Именно о ней я вспоминал все то время, пока мы пересекали Брарт-О-Дейн. Слишком уж все было тихо и спокойно. Кто-то намеревался усыпить нашу бдительность, но оставалось надеяться, что этого до сих пор не произошло. Тем более что мы приближались…

О нашем пути от Свакр-Рогга до Котор-Молла можно было бы рассказать много — или не рассказывать вообще ничего. Разумеется, когда странствуешь по чужой стране, с тобой поневоле случается множество происшествий — больших и маленьких, — но, признаться, ни одно из них не касалось цели нашего похода. Пока мы не достигли Котор-Молла, все было в порядке.

Котор-Молл — это самый северный город страны. Граница находилась от него на довольно приличном расстоянии, но это объяснялось прежде всего тем, что соседствовала сия граница с Эхрр-Ноом-Дил-Вубэком. Хотя драконы и не нападали на жителей Брарт-О-Дейна, те предпочитали не приближаться к владениям «страшных чудовищ». Одним словом, мы уже почти покинули страну гномов. Тракт вливался в Котор-Молл через южные ворота, а из северных так и не появлялся, растворившись в причудливом узоре улочек этого маленького городка.

От северных ворот до границы было еще два дня пути, но, покинув «последний форпост цивилизации», мы вынуждены были расположиться на ночевку не в придорожном трактире или стоящей на отшибе деревеньке, а прямо в лесу, чего не делали уже давно. Лес был не то чтобы уж совсем дремучий и непроходимый, однако же без явных признаков жилья поблизости. Гномы собрали веток для костра, мы с Ренкром разбили палатку и помогли своим проводникам соорудить шалаш. Хотя местность была вроде бы спокойная, два гнома встали на дежурство, нас же в расписание не включили — оставалось только раздосадованно вздохнуть (для виду) и отправиться спать, что мы и сделали.

Разбудили меня чьи-то голоса.

Кто-то зажал ему рот ладонью, и Ренкр проснулся. Парень закашлялся, но

— для отвода глаз, рука же уже шарила в поисках меча или секиры.

— Прекрати! — возмущенно прошептал Черный. — Я тебя не для того будил, чтобы ты меня убивал. И веди себя тихо. Кажется, у нас незваные гости.

Ренкр кивнул, подхватил секиру и выглянул наружу, в щель, не откидывая входных шкур. До рассвета оставалось несколько часов. На поляне у потухающего костра лежали оба дозорных. Лежали тихо, мирно, как будто заснули в этот туманный предрассветный час. Вот только горло им кто-то перерезал. А больше на поляне никого не было.

Внезапно из шалаша донесся хриплый крик, стук — и на поляну вылетели взъерошенные гномы-проводники. В руке у одного, кажется Хоггина, тускло блестело окровавленное лезвие кривого меча. Тотчас из пышных колючих кустов, что росли у края поляны между палаткой и шалашом, выстрелили. Стрела ткнулась в левую руку гнома с мечом. Все провожатые моментально шмыгнули обратно в шалаш.

— Молодцы, — одобрительно прошептал Черный. — За кольчугами и оружием.

Но неведомые гости и не думали оставлять их в покое. К шалашу полетели стрелы, несущие на клювах пучки пламени. Многие воткнулись в сооруженную из сухих веток крышу — та загорелась. В то же время из зарослей к палатке направились какие-то незнакомые гномы, настроенные явно враждебно.

— Стой у входа, сторожи вещи, — отрывисто бросил иномирянин, приподнимая справа край палатки (пришлось обрезать веревку, привязанную к колышку) и выскальзывая наружу.

Раздались чьи-то вопли, удары тел о землю, свист оружия. Тем временем проводников выкурили-таки из шалаша. Они так и не успели надеть кольчуги, только вооружились, но против нападавших, превосходивших их численностью, поделать ничего не могли. Всех проводников без особой изобретательности прирезали, ровно быков на бойне, а трупы тут же спихнули в огонь.

Ренкр до боли стиснул зубы: после всех рассказов Черного о кланах и прочем он считал, что гномы ладят между собой, а уж если сражаются, то непременно честно и благородно. А это было убийство, обычное, грубое, отвратительное. Ренкр закашлялся — от дыма.

К палатке уже спешили три гнома, и он вышел наружу, прислонившись спиной к мехам, закрывавшим вход. Черный был где-то справа и сзади, за палаткой, но Ренкр считал, что сумеет справиться в одиночку. По крайней мере пока. Он знал — видел, когда у одного из нападавших распахнулась куртка, — что все они были в кольчугах. Ничего. Секира небось тоже гномьей работы, так что еще не ясно, кто кого.

Первый гном держал в руках меч, он подбежал чуть раньше остальных и замахнулся сплеча, намереваясь снести Ренкру голову. Но замах оказался слишком велик, гном открылся, и парень просто ткнул его острым блестящим навершием секиры, торчавшим над двумя полумесяцами лезвий, в живот. А когда тот согнулся от боли и выронил меч — развернул лезвие и взметнул что было силы вверх, рассекая гному лоб и отбрасывая тело на подбежавших сородичей. Падая, поверженный сбил с ног того, что был слева от Ренкра, другой же тем временем взмахнул небольшим топориком для броска, метя в него. Альв в самый последний момент увернулся, и топорик, распоров меха, дзенькнул обо что-то в палатке. Тогда гном выхватил миниатюрный самострел, уже заряженный смертоносным болтом, и выстрелил в упор. Уклониться Ренкр не успевал, а кольчуги на нем не было — да, впрочем, она сейчас бы и не спасла. Он взмахнул было секирой, но откуда-то справа неожиданно вылетел топорик, подобный тому, который метнул гном, — вылетел и сбил на лету болт. Ренкр, не мешкая, поразил стрелявшего, а Черный (разумеется, именно он швырнул топорик) только усмехнулся и оглядел поляну. Иномирянин «разобрался» со всеми, кто был поблизости, причем большинство поверженных уже успели прийти в себя и сейчас испуганно уползали в кусты. Бессмертный им не препятствовал. Он только повернулся в сторону леса и закричал, хрипло так закричал, с надрывом:

— Вернетесь — всех прибью. — И тихо, непонятно добавил: — Киллеры, елки-палки! — Затем Черный наклонился и оторвал у ближайшего мертвеца вышитый узором рукав рубахи. — Я ткну это в нос Дэррину, когда вернусь! С его подачи погибли эти гномы, с его подачи и ради его личных амбиций.

— С чего ты взял, что он причастен к случившемуся?

— У одного из подосланных убийц отыскалась карта. Ее рисовал картограф Правителя, там и клеймо стоит.

— Ну и что?!

— А то! — Бессмертный вдруг сорвался на крик, и смотреть на него сейчас было страшно. — То!!! То, что я убивал этих гномов, мне пришлось, я не мог просто всех уложить на землю, не пролив крови, я вам не Румата Эсторский, мать вашу! А этот жирный сукин сын во дворце-крепости хочет одного — власти! Убивать же послал их — и заставил меня! Вот «что»! — Он яростно сверкал глазами, размахивая перед носом у обалдевшего Ренкра заляпанным кровью обрывком рукава. Потом вдруг осекся, встретив изумленный взгляд парня, зло отшвырнул рукав в кусты и тихо сказал: — А в общем, может, ты и прав и этот толстозадый ублюдок здесь ни при чем.

Черный замолчал, тяжело закрыл глаза, и Ренкр понял — осознал, что его спутник стар, очень стар, и что в течение всей своей жизни он слишком часто вот так вот вставал перед друзьями, прикрывая их собственным бессмертием, убивая противников и тем самым возлагая на себя груз многочисленных смертей. Убитые иномирянином в сражениях и поединках создания продолжали существовать в его горячечных снах; перед каждой битвой он боролся с самим собой и заставлял себя идти вперед и снова убивать, чтобы не убили друга. И это было чудовищным мучением для бессмертного.

— Когда встретишь своего колдуна, прежде позови меня, я тоже не прочь перекинуться с ним парой словечек, — тихо произнес Ренкр и отправил Черного в палатку складывать вещи, а сам пошел отдать последний долг мертвым.

Даже после того, как бессмертный объяснил, что было причиной тех предрассудков Хэннала, искоренить их в собственном сознании оказалось не так-то просто.

Укладывая трупы на пепелище сгоревшего шалаша и намереваясь поджечь их там, он вдруг заметил что-то знакомое в лице и фигуре одного из них. Присмотрелся и ахнул. Это был тот самый кузнец, что приходился сыном Стилле, покойной знакомой Черного. Узор на его рукаве был тот же, что и у остальных нападавших. Где-то еще парень видел такой узор… Создатель, да Ренкр смотрит на него чуть ли не каждый день! Он достал кинжал и срезал рукав кузнецовой рубахи. При этом долинщик прикоснулся к груди гнома и почувствовал что-то выпуклое. На шее виднелась золотая цепочка, Ренкр потянул за нее и вытащил талисман. Цепочка оказалась перебитой, поэтому он смог взять вещицу в руки, чтобы получше рассмотреть в предрассветных сумерках. К цепочке крепился обычный кусок камня. Впрочем, так казалось только на первый взгляд. Камень был странного цвета, цвета живой крови, и переливался всеми ее возможными оттенками. Будто то, что держал в руке Ренкр, было лишь оболочкой, а под ней — и вправду кровь.

— Эй, старина, я уже сложился, — наигранно-бодро крикнул Черный. — Правда, палатку нашу попортили — придется бросить.

— Иду, — в тон ему ответил Ренкр и второпях сунул талисман в левый нагрудный карман куртки. Потом взял рукав с узором и подошел к бессмертному. — Дай-ка чехол моей секиры, — попросил парень. — Смотри, Черный, узоры-то похожи.

И впрямь, на чехле Свиллиновой секиры и рукавах нападавших были одинаковые узоры.

— Вот так-так, — протянул иномирянин. — В таком случае, братец, нам с тобой следует отсюда уйти — и как можно скорее. — Он задумался и добавил с большим нежеланием: — И не через кордон Брарт-О-Дейна, а прямиком через горы.

— Объясни, — потребовал Ренкр.

— Нет времени, — отмахнулся бессмертный, — Никаких погребальных костров, траурных маршей и надгробных речей — быстренько взяли вещички и смылись.

Так они и сделали.

СТРАННИК

К полудню мы добрались до подножия гор и устроили небольшой привал. Последний раз мы ели вчера вечером, так что теперь оба энергично уничтожали тонкие полоски вяленого мяса и хрустели свежими плодами, сорванными по дороге. Когда насытились, Ренкр спросил-таки, что же заставило меня так торопливо уйти из лагеря. И что я должен был отвечать? Правду?..

— Помнишь, я говорил тебе, что за убитого гнома мстит весь клан? Тогда я забыл упомянуть, что дэног никогда не отказывается от мести, ибо подобное отмщение считается священным.

— Но мы же не убивали Свиллина.

Это было сказано спокойно. Достаточно спокойно, чтобы мне стоило пересмотреть некоторые свои мысли и мнения насчет парня. Я пожал плечами:

— Видимо, кто-то смог убедить гномов в обратном. В любом случае, они действуют по собственной инициативе (иначе бы на рубахах не было узоров), хотя, конечно, не исключено, что кто-то подтолкнул их к этому. Как бы то ни было, гномы постараются достать нас — так или иначе. Поэтому я и предпочел уйти в горы.

— Но почему именно в горы? — Он спросил это так, словно речь шла о дурной погоде, а не касалась его жизни. — Насколько мне известно, здесь тоже живут гномы.

— Живут. — Я выдавил из себя усмешку и уверен, смотрелась она до крайности жалко. — Но горные гномы и гномы долины презирают друг друга, как… хм… горяне и долинщики.

Ренкр хмыкнул.

— И они не пустят в горы наших преследователей, — добавил я.

— А нас?

— Мы постараемся не спрашивать у них разрешения. Потому что в противном случае /все повторится/ нам придется очень плохо. У гномов долины есть, как считают драконы, резец по Камню жизни, но у горных-то гномов ничего подобного нет, так что им поневоле приходится платить дань. Как ты думаешь, кого они предпочтут отдать драконам — нас или своих собратьев?

Ренкр снова хмыкнул. Это начинало действовать на нервы.

— Ладно, — проворчал я, сворачивая подстилку, на которой мы раскладывали еду, и поневоле отворачиваясь, — пора в путь. Вставай.

Он ничего не сказал, только кивнул и глянул на меня — не так, чтобы подозрительно, но все же… Его глаза говорили: «С тобой что-то не так, и мы знаем об этом — оба. Так стоит ли молчать дальше, или, может, лучше признаться, в чем дело? Впрочем, решать тебе».

И здесь он был полностью прав, вот только… Вот только, видит Создатель, я бы предпочел, чтобы такие решения принимал за меня кто-то другой.

К вечеру мы успели подняться в горы достаточно высоко. Здесь еще было не слишком холодно, склоны оставались пологими, но все удовольствие портил постоянный сильный ветер, гудевший над головами, рвавший со спин дорожные мешки и, в общем, пакостивший чем только удавалось. Правда, когда небо начало потихоньку обретать серый оттенок, он немного успокоился, так что мы смогли вздохнуть спокойнее. В конце концов наступило время разбивать лагерь.

Весь склон здесь порос изумрудными мхами и травами. Старые, искореженные веками валуны торчали там и сям, дополняя местный пейзаж. Признаться, выглядело все это чертовски привлекательно, но времени на созерцание красот природы не было. Темнело; следовало позаботиться о ночлеге. В скале справа я заприметил небольшую пещерку, очень даже неплохо расположенную. Ее вход снаружи заслонял огромный замшелый валун коричнево-зеленого цвета — оставалась только высокая узкая щель, через которую мы и проникли внутрь.

— Конечно, сюда набилось премного мусора, — Ренкр размышлял вслух, — но здесь все-таки будет лучше, чем на продуваемом ветрами открытом пространстве. Тем более что палатку пришлось оставить.

На том и сошлись. Прихватив секиру Свиллина, я отправился за дровами. Свой топорик, предназначенный специально для этой цели, я /в панике/ по глупости забыл там же, в спешке, в сожженном лагере. Приостановившись у входа, я осмотрелся, чтобы запомнить дорогу, и пустился на поиски сухого деревца, желательно — побольше да помертвее. «Помертвее»

— слово неожиданно прошелестело в памяти последним опавшим листком. По спине побежали мурашки.

Места вокруг были не то чтобы очень уж знакомые, но таилось в них что-то такое /что заставляло постоянно оглядываться, хотя склизкий комочек ужаса от этого и не думал пропадать/, от чего хотелось бы избавиться. Какая-то неопределенность, затаенность. Скрытая опаска.

Деревце вскоре отыскалось. Рубить секирой оказалось не в пример легче, чем топориком, так что управился я быстро. Сложил все это безобразие в одну большую кучу и присел на соседний валун — он давно мне приглянулся, круглый такой, удобный, на таких очень хорошо сидеть в закатный час и наблюдать, как отгоревшее солнце падает на черные ножи горных пиков. Вот и сел я, положил на колени секиру и решил немного передохнуть, прежде чем волочить всю эту кипу хворосту к пещере.

Здесь-то на меня и свалились.

Оставшись один, Ренкр обследовал окрестности и обнаружил в достатке съедобные растения. Вместе с небольшим количеством сухого хвороста он принес их в пещеру и, разведя маленький костерок, принялся готовить ужин. В пещере, как оказалось, была небольшая вытяжная шахта, образовавшаяся в результате каких-то горных процессов. Густой дым поднимался по ней и уходил в серые небеса.

«И что это с ним происходит? — размышлял Ренкр о Черном, помешивая в котелке. — Едва лишь мы добрались до границы Брарт-О-Дейна, еще той, восточной, он словно бы переменился. Дерганый стал, нервный. Все твердил о каких-то старых врагах, оглядывался на каждом шагу, а теперь и вовсе изнервничался. Не понять мне его, не понять, но не это самое страшное. В конце концов, сложновато постичь сущность бессмертного создания. Плохо то, что я связан с ним, мне без него никак не добраться туда, а уж тем более не вернуться обратно. И резец — у него, так что, как ни крути, он мне нужен. И если Черный сойдет с ума здесь, в этой враждебной стране, когда на пятки наседают брарт-о-дейнцы, а впереди можно в любой момент нарваться на горных гномов, — если это произойдет — все пропало. Будь что будет, сегодня же поговорю с ним, как можно миролюбивее и спокойнее. Глядишь, что-то да решится».

Ароматный запах уже вовсю дразнил разыгравшийся аппетит альва, когда у пещеры послышались шаги.

— Ну наконец-то! — воскликнул парень. — Еще немного — и ты рисковал остаться без ужина.

— Ошибаешься, — насмешливо ответил ему чей-то чужой голос. — Не остался бы.

В пещеру вошел гном. С первого взгляда становилось понятно, что он отличается от обитателей Брарт-О-Дейна. У «гостя» была более светлая кожа, рукава рубахи не имели традиционных нашивок (или, по крайней мере, Ренкр их не заметил), а сам гном был чуть мельче, чем его сородичи из долины. Разглядеть лицо вошедшего юноша так и не смог — тот все время оставался в тени.

— Что ты здесь делаешь? — повелительно спросил гном.

Ренкр пожал плечами:

— Ужин.

«Меч не так уж далеко. Прыгнуть — и он в руках. А дальше — как будет угодно Создателю».

— Зачем ты явился в горы? — В голосе гнома звенело раздражение. — Затем, чтобы соревноваться со мной в остроумии?

Долинщик покачал головой:

— За мной гнались гномы Брарт-О-Дейна, и я убежал сюда.

Пришелец скупо кивнул:

— Если так, пойдем-ка со мной. Я приглашаю тебя в гости в Гритон-Сдраул

— настоящий город гномов, а не этот позор нашей расы — Котор-Молл.

— Прости, но я не один, со мною друг, и я хочу его дождаться.

Гном успокаивающе взмахнул рукой:

— Мы встретили его по дороге, и мои друзья вызвались провести его в город.

Ренкр покачал головой:

— И все-таки я останусь здесь.

— Ты пойдешь со мной, — угрожающе произнес пришелец, выхватывая из ножен кривой меч.

Юноша уже подхватил свой клинок и застыл, ожидая дальнейших действий от опасного визитера. Стоило тому отойти чуть в сторону, открывая выход из пещеры, как Ренкр прыгнул вперед и, отбив выпад противника, оказался снаружи.

Здесь его дожидалось еще семь гномов. Пятеро из них обнажили клинки, а двое целились в долинщика из арбалетов. Ренкр медленно опустил меч на землю и развел руками:

— Ладно, ребята, я просто беспокоился, не буду ли для вас слишком большой обузой в качестве гостя. Но вижу, что настроены вы решительно, так почему бы мне и не посетить ваш город?

Сзади в спину ему уткнулся холодящий кончик лезвия, и Ренкр — по наитию свыше — поднял руки. У него отобрали кинжал и связали так, чтобы пленник мог идти, но не более того.

— А кстати, — спросил он, — вы все-таки встречались с моим товарищем?

— Встретимся, — пробурчал где-то за спиной первый гном.

— На случай, если встретитесь, я вам посоветую определенный способ общения с ним. — Ренкр хохотнул. — Бегите.

— Ты, я погляжу, не в меру весел, — ответил ему первый гном, видимо главарь банды. — Кто ж твой дружок, а?

— Здесь он был известен под именем Странника, Ищущего Смерть.

— Соберите все вещички этого остряка, — отрывисто скомандовал главарь,

— да так, чтобы и следа не осталось, что в пещеру кто-то заходил. А мы покамест поторопимся в город. Я знаю, о ком идет речь. Думаю, с нас хватит и этого острослова. Пока хватит. — Потом он ткнул альва в спину и прорычал: — Пошевеливайся, ты!

Они стали подниматься в горы, но вшестером — два гнома остались в пещере уничтожать следы.

В наступивших сумерках идти по дороге, в изобилии усеянной обломками горной породы, было сложновато. Ренкр постоянно спотыкался, и каждый раз шедший позади главарь кричал на него, а изредка — ударял в спину. К счастью, скоро перед ними распахнуло свою черную пасть ущелье, со временем превратившееся в узкий тоннель с высокими стенами и ровным полом, изгибающийся одуревшей льдистой змеей. Здесь было совсем уж темно, и гномам пришлось зажечь факелы. В тоннеле процессия двигалась значительно медленнее, потому что главарь шел впереди всех, внимательно глядя себе под ноги. Через некоторое время он резко остановился и предостерегающе вскинул руку. Затем приблизил факел к чему-то перед собой, и Ренкр увидел полупрозрачную нить, тянувшуюся поперек прохода на уровне груди. Присев, гном миновал ее и знаком приказал остальным следовать за собой. Когда настал черед альва, ему развязали руки, но находившиеся по обе стороны нити провожатые достали и нацелили арбалеты, чтобы при малейшем признаке непокорности разрядить их в пленника. Он, правда, и не собирался ничего предпринимать. «Пока» — как любит говорить их главарь. Переползая, Ренкр посмотрел вверх. Еле-еле поблескивая в пляшущем свете факелов, там, необычайно высоко, висела решетка, нижний конец которой был заострен, словно лезвие гигантского кинжала. Когда ему снова вязали руки, Ренкр оглядел сопровождающих и иронично покачал головой:

— Ай-ай-ай, ребятки, играете-то в жестокие игры. Вы не думали, что будет, если…

Его грубо толкнули в спину (в который уже раз за сегодняшний вечер-ночь?), и кто-то прорычал:

— Заткнись и шевели лапами!

Через некоторое время они снова оказались под открытым — широко распахнутым, влажно поблескивавшим звездами — небом, а ущелье продолжало все так же целеустремленно уползать вдаль.

— Ребята, вы вспоминайте, вдруг где-нибудь еще ниточки натянуты, — сказал им Ренкр.

Главарь, шедший впереди медленным шагом настороженного зверя, развернулся и кивнул двум гномам, что ступали рядом с пленником, по обе стороны. Гномы мигом подхватили альва под связанные руки. Главарь медленно приблизился к нему и достал из-за пояса широкий длиннолезвийный нож. Перехватив нож за чехол, он с коротким замахом ткнул рукоятью в губы Ренкру. Так же молча вернул оружие на место и, развернувшись, пошел дальше.

Сплюнув выбитые зубы, юноша брел, размышляя, что же здесь не так. Он нарочно пытался задержать гномов, чтобы бессмертный успел их догнать. Черный давным-давно должен бы уже появиться, но его все не было. «Полно, да будет ли? — сказал самому себе Ренкр. — Признаться, я был для него скорее обузой, чем помощником. Наверное, он только вздохнул поспокойнее и жалеет лишь, что пропали все вещи. Придется выкручиваться самому — как уж получится. Дальше надеяться на бессмертного не стоит». Он поднял голову и обнаружил, что впереди ущелье заканчивается тупиком. Там топорщилась острыми вертикальными выростами каменная стена. Два самых больших поднимались выше прочих, и на их кончиках горели алые огоньки, будто это были стебельковые глаза какого-то гигантского членистоногого. А внизу, под «стебельками», мерцали оббитые металлическими полосами деревянные двустворчатые ворота. Узкое ущелье здесь подступало к ним вплотную — и заканчивалось. Присмотревшись, Ренкр заметил в правой створке небольшую дверцу высотой в гномий рост. Главарь банды подошел к ней и постучался, в то время как остальные дожидались поодаль. Вначале не было никаких результатов. Потом, после повторного стука, по ту сторону ворот сонно выругались; затопали по камню подкованные сапоги. Наконец дверца распахнулась.

— Это ты, Торн? Опять опаздываешь! — проворчал открывший ее стражник-гном. — Хоть бы говорил чего, тут же темно, не видно, кто стучит. Ну…

— Остынь, Хирн, я привел пленника, — хлопнул его по плечу Торн. — Входите, ребята.

Ренкра протолкнули в дверцу, и он очутился на небольшой площадке, обрамленной с трех сторон отвесными скалами. От площадки дорога уходила, круто заворачивая направо, и скрывалась за поворотом. Сзади закрыли дверцу, наложили засовы, и стражники отправились в караулку — досматривать свои сны, а гномы пошли дальше. Альв, следуя дороге, повернул — и замер. Она спускалась вниз, в чашеподобную маленькую долину, посреди которой, величественно вознеся к небесам высокие башни и лениво мерцая ночными огоньками, лежал город горных гномов. Большей частью он был высечен в скалах (скорее всего, он изначально и был одной огромной скалой).

— Ну как, парень, тебе нравится Гритон-Сдраул? — хмыкнул Торн. — Молчишь. Правильно делаешь. Ладно, давайте-ка, ребята, поспешим, мы должны успеть до рассвета, пока Властелин подземелий не отправился спать.

Они стали спускаться к городу по этой дороге — гладкой, извивающейся дороге, мощенной крупным серым булыжником. Щели между камнями казались неестественно темными в оранжевом свете факелов, словно булыжники висели в черной пустоте. Ренкр передернул плечами и продолжал спускаться, придерживаемый под локти своими конвоирами в особо крутых местах. Когда подошли поближе, выяснилось, что Гритон-Сдраул окружен широким рвом, наполненным водой. Долинщик предположил, что его поведут к подъемному мосту, мерцавшему огнями чуть левее от дороги, — но он ошибался. Скоро процессия свернула с тропы и подступила к воде. Из зарослей на этом берегу рва гномы выволокли небольшую лодку, в которую и приказали влезть Ренкру. Затем погрузились сами, разобрали весла и поплыли к нависавшей над головами городской стене. Похоже, их интересовал вполне конкретный участок. Здесь, выхваченный из тьмы пламенем факела, обнаружился небольшой прямоугольный люк. Торну пришлось дважды постучать в него, прежде чем тот соизволил открыться, — и наружу выглянул сгорбленный старый гном, который сжимал в руке фонарь на длинной палке.

— Чего тебе, Торн? — Гном из люка скривился и ткнул фонарем в сторону лодки, силясь разглядеть визитеров поподробнее. — Привез?

— Привез, Властелин подземелий, — ответил тот насмешливо, подталкивая Ренкра клюку в стене. — Получи, Варн.

Горбун с неимоверной силой подхватил пленника и втянул его внутрь:

— Ладно. Это зачтется тебе, Торн.

Они хлопнули друг друга по рукам, и Властелин закрыл люк.

Ренкр лежал лицом вниз на холодном влажном каменном полу. Здесь было полутемно, свет гномьего фонаря казался слишком слабым. Варн поднял и поставил юношу на ноги, в довершение пнув его коленом пониже спины:

— Ступай вперед — да не шибко торопись.

Альв пошел по спускавшемуся все ниже и ниже коридору с давящим потолком и широкими стенами. С потолка свисали клочья паутины, облепленные какой-то черной дрянью. Справа и слева виднелись небольшие дверцы.

— Стой.

Гном извлек из своих одежд связку бряцающих ключей и отпер дверь справа от Ренкра. Затем втолкнул туда пленника, провернул в замке массивный ключ и утопал дальше по коридору. Вскоре шаги Властелина затихли в невообразимой дали его владений. До этого момента где-то в глубине души Ренкр еще продолжал надеяться, что вот сейчас, вот в самую последнюю минуту появится Черный и вызволит его. Полно, теперь он наверняка знал — бессмертный не придет.

Парень обследовал свою камеру. Как оказалось, он находился даже не в пещере, а просто в нише, размерами лишь немного превышавшей гроб, если его поставить вертикально. Благо здесь можно было, хоть и с большим неудобством, сесть — что альв тут же и сделал. Руки за спиной затекли и монотонно ныли, рот кровоточил, а сам он жутко замерз и проголодался. Ренкр не мог развязать или перетереть веревки, не мог сбежать, не мог поесть. Он сел и заснул.

СТРАННИК

Вообще-то рухнули не совсем на меня. Рухнули на ту самую груду рубленых веток, которую я навалил прежде, чем сесть на валун и отдохнуть. И слава Создателю, что на ветки — иначе грифончик переломал бы себе все кости (а у грифонов они хрупки, зверь-то летающий, так что трубка кости, как правило, полая). Опять-таки, упади он на меня, кто знает, я бы с перепугу мог и секирой навернуть — а потом бы раскаивался. И так уже слишком многим в этой затянувшейся жизни «навернул». Словом, упало это маленькое чудовище на мой тяжким трудом собранный хворост, полежало немного, приходя в себя, и встало на все четыре лапы, обалдевшими глазами оглядываясь. У него было тело львенка, еще покрытое темными размазанными пятнышками, которые с возрастом неизбежно исчезают; хвост, крылья и голова — орла. Стоя на четырех лапах, он доставал мне до пояса. Впрочем, меня грифончик и не заметил; он выбрался из развороченной груды дров и жалобно пискнул, глядя наверх.

— Дружище, у тебя все в порядке?

При звуках чужого голоса звереныш испуганно подпрыгнул и зашипел, топорща одновременно шерсть и перья. Стараясь максимально сохранять строгость и не расхохотаться, я велел:

— Ты это брось! — и принялся собирать раскиданный хворост.

Грифончик смущенно сложил крылья и начал помогать мне, бережно перенося ветви в клюве и складывая их в общую кучу. Когда беспорядок был устранен, я уселся на тот же самый валун и скомандовал:

— А теперь рассказывай.

Грифончик растерянно поморгал, опустился на задние лапы и жалобно признался:

— Заблудился я.

А потом он шмыгнул носом. Ну вот. Я понадеялся, что Ренкр не станет слишком нервничать, да, впрочем, тут уж я не мог ничего поделать. Альв за последнее время значительно повзрослел, так что можно было за него не волноваться. Почти не волноваться. Наказав грифончику стеречь охапку хвороста, я стоически пожал плечами и полез наверх, туда, откуда свалилось на мою голову это несчастье. Где-то же они должны быть, его родители-растеряхи. Немного поднявшись, я обернулся и увидел, как Грифончик устроился поудобнее прямо на груде нарубленных ветвей, сунул голову под крыло и заснул.

СТРАННИК

Когда восторги и благодарности закончились, когда малыш наконец улетел на спине своего растроганного родителя, я вздохнул посвободнее, подхватил секиру, охапку ветвей и поволок все это к пещере. Уже рядом с ней до моего слуха донеслись чьи-то голоса. Пришлось отложить в сторону хворост и перебраться поближе к пещере, чтобы самым неприличным образом подслушать, о чем же идет речь. Сделал я это очень вовремя. Оттуда как раз вышли два гнома, изволившие волочить в наших дорожных мешках наспех напиханные вещи.

— Поторопимся, — предложил один из них другому. — Торн с пленником небось уже в городе.

Меня словно обдало мощной дурно пахнущей волной, от которой разум тает, как воск свечи, и оплавляется, застывая причудливыми, пугающими и уродливыми изгибами.

— Проклятье, — сплюнул другой гном. — Завтра снова будут дракона вызывать. Придется сидеть в городе, дожидаться, пока прилетит. Нынче мой черед жертву отводить.

— Не повезло, — хмыкнул его собеседник. — Ну ладно, пошли. — И они направились вверх по тропе.

Преодолевая внутреннее сопротивление, я проскользнул /в ловушку/ в пещеру. Словно и не было в ней никого. Даже выметенный мусор занесли и разбросали снова, правда не так уж и достоверно, но все-таки мастерски. Я спрятал здесь секиру Ренкра, выхватил меч и припустил вдогонку за гномами. После небольшой ожесточенной схватки я позволил им себя разоружить и связать. Все мое естество протестовало против этого /сумасшествия!!!/ поступка, но на сей раз мне удалось его перебороть. Я знал, что путь к Гритон-Сдраулу не так просто пройти, поэтому предпочитал не рисковать — и рискнуть, сколь бы парадоксально это ни звучало.

Как только мы миновали ворота (небо уже серело в предчувствии скорого утра, стражники в эти часы были особенно мрачны и недовольны собой вкупе со всеми окружающими, дико ругались и вяло двигались), я разорвал веревки, прорегенерировал израненные руки и обезоружил своих любезных проводников. Потом связал их, снабдил каждого персональным кляпом и уложил в кустиках, но так, чтобы не могли развязать друг друга. Для подобного случая как раз сгодились заросли дыродела. В общем, гномы остались сторожить наши с Ренкром вещи, а я отправился спасать паренька.

У каждого города, кроме главных ворот и великого множества потайных дверец в стенах, есть еще как минимум два хода: трубы для слива отбросов и забора воды. Гритон-Сдраул стоял, окруженный рекой, которую смирили местные хитроумные инженеры. Разумеется, водозабор должен был находиться выше по течению, и я отправился туда, надеясь, что мне повезет. Не хотелось бы влезать в трубу для слива отбросов, но если ничего другого не найду — придется. Слава Создателю, нашелся водозабор. После долгого /как и в тот раз. Ты помнишь, как это было в прошлый раз?!/ путешествия по трубам я наконец всплыл в городском колодце.

Рассвело. Я выглянул наружу, узнавая внутренний двор казарм, расположенных около крепостных стен. Только было собрался выбраться и идти на поиски парня, как раздались шаги и тихий разговор — меняли ночную стражу, и ночные дежурные возвращались к себе в постели. Мне же не оставалось ничего другого, как вернуться в колодец.

Я погрузился в холодную воду, оставив на поверхности только голову. Воины подошли, и один произнес:

— Подожди-ка, напьюсь воды.

Нырнув как можно глубже, я почувствовал волну, рожденную упавшим в воду деревянным ведром. Цепь, державшая его, натянулась, и наполненное ведро рванулось вверх. Я — следом за ним, чтобы вдохнуть в легкие очередную порцию воздуха. Наверху жадно пили воду. Потом на меня выплеснули остатки.

— Идешь завтра в город? — спросил второй стражник.

Первый крякнул, отирая рукавом рот:

— Куда уж! Тролля лысого!

Немного успокоившись, объяснил:

— Идти-то я иду, но на дежурство. Завтра прилетает дракон, чтобы забрать пленника, которого сегодня вечером поймал Падальщик. И вот тебе — ни с того ни с сего приказано окружить всю площадь тройным кольцом охраны. Вечно он наловит таких, что потом…

Второй оборвал говорившего:

— Осторожнее. Торн имеет множество ушей, и не все расположены у него на голове.

— Верно, — кивнул стражник. — Пойдем-ка отсыпаться, нечего здесь торчать.

Они ушли. Вокруг меня плескалась холодная вода, над головой просыпался Гритон-Сдраул, а я… А что я?! Что я?! Однажды уже мне…

Нет, не о том. Ведь все равно мне не удастся вытащить его оттуда. Тройное кольцо охраны. Куда уж мне, муха не пролетит. Довольно! — прочь отсюда, прочь, потому что сейчас все проснутся, кто-то обязательно заглянет в колодец, и тогда позовут Падальщика, и он… и я… а-а-а…

Что-то больно ударило по голове, и Ренкр проснулся. Оказалось, дверь его камеры открыли, и он попросту выпал оттуда, рухнул на каменный пол коридора — потому что спал, прислонившись к этой самой двери. Грубым рывком ему помогли подняться на ноги. Оказалось, вчерашний горбун. Как бишь его? Ах да, Вари.

— Пошли, красавчик, — хмыкнул гном, — тебя ждут.

Горбун долго вел пленника полутемными коридорами с дверьми в стенах. Из-за некоторых доносились дикие вопли, когда Ренкр и Властитель проходили мимо; кое-где слышались проклятия, стоны, хохот. С ужасом альв подумал о том, какие звуки издавал бы он сам, просиди некоторое время в этих каменных гробах. Наконец они вышли на свет. Узкая площадка перед грязными воротами была заполнена стражниками. «Сразу шестеро — это за что ж такая честь?» Тюремщику отдали причитавшиеся ему деньги, после чего повели пленника по улочкам Гритон-Сдраула. Повели быстро, но организованно, и вот

— оказались на огромной площади. Она была оцеплена четверным (в последнюю минуту Торн смог на этом настоять, хотя спорить и убеждать пришлось долго) кольцом воинов, теснивших горожан к стенам домов. На самой площади стоял небольшой, наскоро изготовленный помост, куда поднялся Ренкр в сопровождении конвоя. Все остальное пространство оставалось свободным, и парень уже начал догадываться зачем. Все это напоминало ему Хэннал. Не хватало только главного актера, и тот уже приближался, роняя тяжелую тень на крыши домов и на тех гномов, которые не побоялись выйти на улицы.

«Что тянет нас всех приобщиться к тайне смерти, увидеть, как улетает, чтобы погибнуть где-то вдали от родных, живое разумное существо? В детстве мы отчаянно рубим высокий бурьян и, глядя, как он падает, взмахивая на прощание мягкими зелеными листами, представляем, что это вовсе не бурьян, что это — альв, гном, тролль, дракон — кто угодно, но обязательно чтобы живой. Потом мы начинаем давить муравьев, мучать стрекозят, до смерти загонять испуганных цыплят — и при этом хохочем, весело размахиваем руками, зовем друзей, чтобы похвастаться своими подвигами. Какими-то ущербными ты сделал нас, Создатель, какими-то неправильными. Вот и сейчас собрались здесь, как на представление, словно детишки, чтобы послушать страшную, но от этого только более притягательную сказку. А потом, когда все закончится, разойдутся по домам, будут цокать языками, качать головами и додумывать, что же со мной произошло потом. Дети. Большие жестокие дети, играющие во взрослых, разумных, мудрых. Но за игрой — все те же растерянные лица. И поэтому бьют: в детстве — бурьян, в юношестве — одногодка-соперника, сейчас — чужеземца. Бьют, потому что можно ударить безнаказанно, можно ударить, а потом попытаться убедить себя, что ты — самый сильный, самый взрослый, самый правильный. И ведь знают, что не убедить, догадываются, что где-то есть другой путь, на самом деле верный путь, чувствуют, что творят зло, — и все-таки творят. Потому что так спокойнее. И потом — так же все поступают. Дети». Ренкр поднял голову, чтобы посмотреть на дракона, и внезапно понял, что существо, летящее к нему, необычайно красиво. Золотистая с различными оттенками чешуя играла бликами в лучах солнца. Вытянутые челюсти были крепко сжаты, большие бугры глаз сзади прикрывались ажурными треугольными щитками. В месте соединения черепа с шеей покачивался островерхий воротник лилового цвета. Огромные лапы были поджаты, а крылья пребывали в недвижности, пока дракон планировал к площади. Хвост на конце, сплющенный в вертикальной плоскости, видимо, помогал рулить при полете.

Дракон сел на булыжник, устилавший площадь, и внимательно посмотрел на эшафот. Сопровождаемый конвоем, Ренкр подошел к левому боку существа и взобрался на его шипастую спину. Не нарушая молчания, дракон взлетел и направился на северо-запад, набирая высоту. Толпа вдали ахнула.

Дальше, дальше, выше… Внизу мелькнул и исчез город горных гномов с окружавшими его со всех сторон скалами. Было очень трудно удерживаться на спине дракона со связанными руками, и Ренкр сообщил ему об этом. Тот поднял правую переднюю лапу, осторожно просунул коготь за спину парня и перерезал веревку. От сильного рывка Ренкра бросило назад, и он заскользил вниз, но дракон поддержал его левой передней лапой и водворил на место. Вновь очутившись на спине чудовища, долинщик прежде всего исследовал разбитый рот. Кровь уже спеклась, и раны покрылись корочкой, а вот слева коренные зубы были выбиты почти все. И то и другое не смертельно: раны заживут, так что вскоре он сможет благополучно о них забыть. Ренкр мысленно выругал себя. Конечно, оптимизм — это великолепно, но у него было маловато шансов на то, что появится время лечить раны. Юноша подумал о дожде. В прошлый раз именно благодаря непогоде ему удалось спастись… Но небо оставалось безоблачным и не подавало никаких надежд.

Долинщик решил заговорить с драконом.

— Скажи, — произнес он, ощущая во рту боль от рвущихся корочек спекшейся крови, — почему ты все время молчишь?

— Мне не о чем говорить с жертвой, — угрюмо ответил крылач — и далее безмолвствовал в течение всего полета.

Ренкр подумал, что, раз дракону так хочется, пускай себе молчит на здоровье. У альва имелись заботы поважнее — ему предстояло сбежать из Эхрр-Ноом-Дил-Вубэка, хотя бы потому, что он в ближайшее время умирать не собирался. Внизу один за одним проносились горные кряжи, но Ренкр не обращал на них внимания — он пытался найти выход, хоть какой-нибудь… А был ли он, этот выход? Где-то внизу прохохотала одинокая мантикора, прохохотала и замолкла, убоявшись тяжелой драконьей тени. Зря. Сегодня дракон летит с добычей.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Города драконов сильно отличались от того, что принято звать городом у эльфов или гномов. Драконы не строили домов, ибо дома таких размеров было бы слишком сложно возвести. Драконы отдавали предпочтение полостям в горах. Разумеется, количество подходящих пустот в каждой горе бывает различным. Большие скопления полостей и назывались драконьим городом, а горный массив, заселенный драконами, носил имя страны — Эхрр-Ноом-Дил-Вубэк. Границы страны не были четко очерчены и никогда не охранялись — это было просто ни к чему. Драконы, существа по своей природе плотоядные, держали на луговинах, прилегающих к горам, огромные стада животных, которые опять-таки не охранялись. Легенды играли роль и оград, и стражников. Вопреки царившим среди горян и долинщиков преданиям, по ночам драконы спали, а днем занимались своими драконьими делами. Три горных пика, стоящие друг подле друга, были наиболее плотно заселены драконами, и поэтому звались стольным городом, Эндоллон-Дотт-Вэндром. Правил столицей, а также и всей страной, дракон Король. Когда Первая Драконица в Начале Времен облетала мир, откладывая яйца, она оставила кладку и в этих горах. Король вылупился раньше своих сородичей. Испокон времен он правил драконами, и постепенно его настоящее имя забылось. С тех пор его так и звали — Король. Он был очень стар и очень мудр, но не нажил наследника и всегда оставался одиноким.

Создатель задумал драконов хранителями мудрости, а также некоторых великих предметов, назначение которых иногда было сокрыто даже от них самих (некоторые же утверждают, что даже и от Создателя). И уж никогда в замысел его не входило, что драконы станут добывать кровь разумных существ, дабы омыть ею Камень жизни. Но Создатель покинул Нис. Пришедший в мир Темный бог не пожелал принять Нис таким, каким тот был, и стал изменять согласно своим вкусам. Особенно же ему досаждали драконы с их глубокой древней мудростью, благодаря которой Нис следовал замыслам Творца. Темный бог не мог повлиять сразу на всех драконов мира — он был еще слаб и только копил мощь. Но справиться с Эхрр-Ноом-Дил-Вубэком оказалось ему по силам — и на местных драконов пало кровавое заклятье. Отныне для того, чтобы продолжать жить, драконы вынуждены были ежеткарно добывать кровь разумных существ и омывать ею Камень их жизни. Когда Темный бог творил это заклятье, он знал, что Создатель вложил в драконов слишком большую тягу к жизни, чтобы они могли от нее отказаться. Вот так все и произошло. Одним хмурым утром — собирался дождь, тяжелые усталые тучи бесцельно тыкались друг в друга влажными носами, но никак не могли разродиться — в Зале Короля вдруг неизвестно откуда взялся, будто вырос, большой многогранный кристалл. Камень был установлен в огромном чашеподобном углублении, а по внешнему кругу этого углубления выжглись — черные на сером — страшные слова. «Отныне ежегодно чаша сия будет наполняться кровью существ разумных, в противном же случае все вы умрете». И больше ничего.

«Вы умрете»… Это было самое страшное, это было невозможное, неслыханное, это… было. Король не стал никому показывать ни кристалл, ни надпись. В Зале жил он, он один, и поэтому старому дракону удалось сохранить все в тайне. Он ждал, понимая, что это только начало. Слишком туманной была надпись, слишком расплывчатыми угрозы — и вместе с тем слишком страшными, чтобы их просто игнорировать. Разумеется, он дождался. В Зал начали слетаться драконы. Всем им приснился один и тот же сон — сон о рождении Камня — и сон о рождении проклятья. Его народ обладал способностью ощущать такие вещи — к своей беде. Что можно было объяснить, зная даже меньше, чем они? Выяснилось, Король оказался единственным из драконов, кто не видел этого сна. Зато сейчас он слишком отчетливо видел другое — его народ за одну ночь преобразился, стал нервным, издерганным, испуганным, жалким. Только несколько драконов восприняли известие спокойно и взвешенно, их Король попросил задержаться, всем же остальным предложил уйти, чтобы он мог подумать. «Над чем, старик, над чем подумать, когда тебе ничего еще не известно?..»

Так они и порешили — дожидаться, пока ситуация прояснится. И ситуация не замедлила проясниться, да так, что душа Короля заныла в предчувствии грядущего бесславия, от которого не сбежать, не спрятаться, с которым нельзя сразиться, которое предрешено, как твое рождение. Вот только в предрешении рождения принимал участие Создатель, а здесь — какой-то самозваный Темный бог… да полно, был бы он самозваным, драконы б нашли, как проучить дерзкого. Так ведь нет, за ним (или уже за Ним?!.) чувствовалась реальная, вполне ощутимая сила, которая всех их могла просто-напросто смести, как легкий ленивый ветерок Теплыня сметает соринки с уступа — играючи, так, между прочим, не прикладывая для этого никаких усилий, походя.

Темный бог явился под вечер (дождило вот уже второй день подряд), вошел в Зал, взглядом отыскал Короля. «Ничего-ничего, можешь оставаться там, где сидишь. Слушай-ка вот, что я тебе скажу. Внимательно слушай». Старый дракон внимательно выслушал гостя и дал согласие на все, дал прежде всего потому, что от этого уже ничего не зависело. Выхода не было… Так думали почти все, в том числе и Темный бог, но старый дракон догадывался, что тот ошибается. «Должен где-то существовать выход, должен, не может такого быть, чтобы вот так просто он мог нас всех заколдовать. Должен…» Но, похоже, его таки не существовало. Уж сколько пробовали снять заклятье, сколько творили волшбу, да такую сильную, прибегать к которой раньше просто опасались, — а все без толку. И — куда деваться — пришлось летать, пришлось лишать кого-то свободы, чтобы сохранить собственную жизнь. Право слово, слишком высокая, до жестокого неприемлемая цена! Большинство драконов мучилось этой необходимостью, но приняло ее как данность и подчинилось повороту судьбы, не пытаясь что-либо изменить. Не так — сначала пытались все, но со временем… — нет, не привыкли, но смирились. Только старый Король с упорством обреченного все искал несуществующий выход.

Когда же он окончательно понял, что уже не спастись, стало как-то поспокойнее. Теперь можно было не суетиться, а всерьез задуматься над тем, что же происходит. «Уж если этот Темный бог так ненавидит драконов, почему же он не уничтожил нас? Значит, для чего-то мы ему нужны, этому самозваному божеству, для чего-то нужно ему все то, что мы сейчас творим. И заставил он нас это делать не из безумной тяги причинять другим мучения, нет в нем той черты, по которой безошибочно угадывается сумасшествие, а следовательно, этот Темный бог извлекает какую-то пользу из наших (и не только, и не столько, из наших) страданий. Ну что же, если нельзя избавиться от проклятия, можно избавиться от этой жизни». Разумеется, он понимал, что не все так просто. Кое-кто из народа уже пытался покончить с собой, но у них ничего не получилось. Заложенная Создателем неистребимая тяга к жизни была изначально задумана для того, чтобы та мудрость, хранителями (и носителями) которой являлись представители народа, не смогла уйти из мира. А ведь это произойдет, стоит умереть дракону. Теперь сия тяга обратилась против них самих, но Король, только в последние печальные годы осознавший все возможности своей волшбы, знал, что здесь он еще может побороться.

Смешно — побороться за смерть. Он призвал к себе всех тех, в ком еще видел драконов прошлых лет, существ мудрых и бесстрашных, смелых, отважных, благородных… да полно, те времена давно прошли, а взамен наступили новые, страшные, неправильные. Порванные.

Король поведал собравшимся о своем плане, и они после непродолжительного молчания /ты ведь и так знаешь, что другого выхода… не найти. Тогда стоит ли молчать, коль все уже известно наперед? Стоит. Так… спокойнее/ согласились. Снять заклятье было не в их силах, равно как и убить себя, но вот вложить эту миссию в руки других они могли. И смогли.

Втайне от других Избранными была создана предопределенность, в результате которой драконы освободились бы от заклятья. Разумеется, их волшба была слабее магии Создателя или же Темного бога, а посему драконы сами не ведали всех деталей созданной ими предопределенности. Им оставалось лишь ждать, влача тем временем позорное существование. Они ждали.

В Зале Короля мягко плескалась тьма. Стояла бархатная летняя ночь, одна из тех ночей, когда все в мире замирает от блаженного осознания собственного бытия; нежный ветерок пробегает по ущельям и уступам, поглаживая вихры одиноких пучков горной травы, а звезды сияют так ярко и чисто, что в душе начинает рождаться нечто и вовсе уж невозможное, прекрасное, волшебное. Выбравшись из норок и щелей, очистив усики, лапки и крылья, начинают петь сверчки, пронзая свежий воздух тонкими невидимыми нитями мелодий, натягивая эти нити, образуя чудесный ковер, — и, когда вы задеваете незримую ткань, она трепещет от прикосновения и дарит вам покой и мир. Тогда вы вдыхаете живительный ветерок, расправляете кожистые крылья и ступаете с утеса прямо в небо, подхватывая потоки воздуха, опираясь на них, уже одним своим существованием вплетаясь в общую мелодию окружающего вас великолепия. Вы летите. Этот момент всегда самый волшебный, самый запоминающийся, и, сколько бы вы ни летали днем, вам не понять того ощущения распахнутости и свободы, которое наполняет вас в ночном небе. Каждая частица вашего тела чиста и невесома, она светится, даря окружающему свою радость и свой полет. Вы…

«Я иду».

Король вздрогнул и проснулся. В Зале было темно (ночь, как-никак), и в этой тьме эхом дрожали слова. «Я иду».

Значит, Срок настал. Все-таки удалось.

Он тяжело вздохнул, помотал головой, жалея, что это случилось именно сегодня. Такого сна старик не видел уже несколько сотен лет подряд, и была какая-то обидная несправедливость в том, что как раз этой ночью пришло подтверждение. «Идет. Интересно, сколько времени у нас осталось. Хотя — времени для чего? Лишь бы он успел до Срока. Не хочется осквернять себя еще раз». Потом хрипло рассмеялся, глядя на ненавистный Камень. «Каков я стал! Себялюбец. Оскверняться ему не хочется! А то, что снова погибнут живые и разумные существа, — это мелочи. Плох ты стал, старик, совсем плох. Самое время уйти. Поторопись, мальчик. Мы ждем».

Он так и не уснул до утра. Прощался с жизнью, вспоминая все то, что видел, слышал, чувствовал. Остальное — необходимое — уже было сделано, свитки ждали хозяина. И еще следовало помнить о детях, нерожденных детях, но здесь он не мог ничего поделать. Народ пока не знал. Король не решился раскрыть им тайну, потому что многие могли не выдержать ожидания и сорваться. «Многие»! — да он сам еле сдерживался, а иногда — о Создатель!

— иногда так хотелось отыскать убийцу и вырвать у него сердце, принести и швырнуть в чашу бездыханное, полное живительной крови тело, чтобы… Вот-вот. Именно об этом и речь. Поэтому с детьми придется решать потом. Сейчас у него была ночь, — может быть, последняя ночь, — и нужно провести ее так, чтобы потом не хотелось все переиграть по-другому.

Старик отдался воспоминаниям, не замечая, как большие, сверкающие в звездном свете капли родились у уголков его глаз и помчались к краю лица, а потом — сначала одна, затем с мгновенным запозданием — другая — сорвались вниз и шлепнулись на каменный пол Зала.

Стоит ли обращать на них внимание? К утру высохнут.

Ни Король, ни кто-либо другой во всем Нисе не знал, что чары Темного бога ослабли. И предопределенность, созданная драконами, была уже ни к чему…

Гулкие пещеры мертвым эхом отзовутся грустно.

…пусто.

Здесь когда-то кто-то жил.

…не тужил.

Но давно никого уж нет здесь.

…есть!

Только память по залам шуршит платьем из высохших выпавших листьев:

«Я помню, я помню, и здесь была жизнь.

Я помню, я верю», — и молится истово.

Только она — все другие забыли, жили ли здесь иль от века не жили.

…были…

Путник заблудший, возможно, когда-то здесь заночует, заснет неспокойно, словно почувствует: даты и даты мерно считает город-покойник.

Только считает… А что остается, если над ним даже время смеется?!

…бьется.

Со временем бьется уныло, устало, много веков, уж не веря в победу, умерший город… Снегов его талых не пробивают растений побеги.

А солнце лучами бьет непрестанно, жалит и жжет — и никак не устанет.

…странно.

Как страшно, как дико, что все позабыли о том, что здесь было, о тех, что здесь жили.

Как больно, как жалко и как же обидно:

надежда пропала, надежды не видно.

Но, может быть, кто-нибудь все же зайдет, и город найдет, и вспомнит, и вспомнит, и вспомнит, и вспомнит…

…"помню»…

 

10

К тому времени, когда они оказались на месте, Ренкр уже почти ничего не ощущал — ничего, кроме неотступного мучительного чувства голода. Он даже не пытался подсчитать, сколько времени уже не брал и крошки в рот. Дракон, правда, позволил долинщику напиться, когда они пролетали над какой-то горной речушкой, — парень не стерпел и попросил, чтобы тот спустился. Крылач на удивление спокойно отреагировал и, ни слова не говоря, приземлился на поросший сочной зеленой травой берег. Альв спрыгнул с его спины и, подбежав к воде, упал лицом в голубоватую жидкость, жадно глотая ее, впитывая каждой частичкой кожи, неспособный, казалось, насытиться до предела. Его пленитель терпеливо дожидался поодаль, не подгоняя, но и не спуская с парня внимательных глаз. А тот, между прочим, сейчас и не думал сбегать. Много ли набегаешь с пустым желудком? То-то!

Потом, когда вода наполнила его, словно пустой высохший бурдюк, Ренкр отполз от реки, скользя по грязи влажными руками, и рухнул в траву, не обращая ни малейшего внимания на происходящее. Заснул.

К удивлению альва, дракон не стал его будить. Он терпеливо дождался, пока пленник проснется, позволил ему еще раз напиться и вымыть измазанное кровью и грязью лицо, только после этого подхватил за воротник истрепанной куртки и усадил на спину. Взлетели. Была ночь, но сложно понять — то ли она началась, то ли заканчивается. Не важно. Парень обхватил руками шип и опять уснул.

Проснулся он уже днем. Все так же проносились внизу отмеченные драконьей тенью леса и горы — все больше горы, и Ренкр понял, что уже скоро… При этом он даже не до конца понимал, что «скоро». Просто «скоро», и все. Там разберемся. Или за нас разберутся, главное — что-то обязательно решится, завершится и уже не будет давить на плечи непрестанным, неизбывным грузом. Может быть, даже удастся выспаться и наесться, хотя, конечно, это вряд ли. Он потер ладонью лицо, разгоняя застоявшуюся кровь, одновременно срывая засохшую корку с тысячи мелких ранок, но все это были мелочи, на которые сейчас не стоило обращать внимания. Уже скоро. Ренкр встряхнул головой, отгоняя навязчивую мысль, но она не отгонялась. Будто сладкая тянучка, прилипла к тебе, дразня, раздражая ноздри приторным запахом. Тьфу, гадость!

Ничего не хотелось. Абсолютно ничего, даже думать о спасении. Потому что сейчас ощущение того, что все давным-давно решено, улажено и продумано, стало особенно отчетливым, и не слушаться его было невозможно. Если Ренкру суждено спастись, он спасется, если нет — не стоит даже и пытаться. «А если как раз это никого не волнует?» — мелькнула склизкая мыслишка. Юноша задушил ее, хотя… Глупости. Единственное, чем сейчас имело смысл заняться, — спать. Спать. Уснуть и видеть сны, как говорил один его давний знакомый. Нет, что вы, никак не друг. Друзей… В этом мире было что угодно, только не друзья. Друзья остались где-то там, в далекой жизни, в горах и в долине, а здесь только спутники и враги. И тех и других вдосталь, а которые лучше?.. Даже неизвестно.

В результате он все-таки снова уснул. И видел сны.

Солнышко уже садилось. Его оранжевые волны ложились на лицо теплыми ладонями матери, и казалось, это она целует его в лоб, гладит по щеке и шепчет: «Сыночек, мой сыночек. Вернулся». И не было сил признаться, что все — только сон, не хотелось расстраивать мать, она и так уже исстрадалась, одна, в этом маленьком старом городишке, где каждый камень напоминал о нем и об отце. В особенности же те два камня, что лежали на Площади.

Он с опаской открыл глаза. Не было матери, не было ее ладоней, не было ее голоса. Было только заходящее солнце, выкошенное поле, холмики стогов и Дом, стоявший в тени городских стен. На крыльце старой усталой ящерицей дожидался мастер Вальрон. Ренкр подошел к учителю, затаив дыхание, боясь, что тот сейчас начнет отчитывать его, хотя, казалось бы, он ничего такого не сделал, за что можно было бы отчитывать. Мастер безмерно постарел, маленькие черные глаза спрятались в глазницах обтянутого мягкой, собранной в складки, шелушащейся кожей черепа; бороды и вовсе не было, только седые брови оставались по-прежнему густыми. Он опирался на короткую, неестественно ровную палку, которой раньше тоже не было, и пристально глядел запавшими глазами на приближающегося Ренкра.

— Ну здравствуй, мальчик, — проскрипел учитель своим «обычным» голосом.

— Ты, я вижу, держишься молодцом. Правильно. Это очень правильно. Видит Создатель, если б мог, я бы рассказал о тебе такую Легенду, которая затмила бы все иные.

— Нет, — покачал головой Ренкр. — Не нужно Легенд. Их уже и так предостаточно. Лучше правду, мастер, лучше правду, а еще лучше — вообще ничего. Потому что рассказывают для того, чтобы не забывали, а о таком лучше всего забыть.

— Ты никогда не хотел быть Героем, — сокрушенно покачал головой Вальрон.

— Верно, — согласился с ним молодой альв. — Никогда не хотел и искренне сожалею о тех, кто мечтает стать таким, как я. Потому что в конечном счете все сводится к мозолям в душе, крови на руках и ожогам на сердце. Не слишком привлекательная участь.

— Но иногда нужен кто-то, чтобы спасти этот несовершенный мир, — заметил мастер.

— Да, — согласился он, — иногда нужен. Но только не стоит величать его Героем — он сие делает не ради славы, никогда ради славы, а только во имя своей собственной совести, которой иногда так трудно пожертвовать, поступиться! Учитывая это, слово «Герой» — жестокая насмешка, и не более того. Уж поверь мне.

— Верю, — кивнул Вальрон. — Охотно верю. Потому что я сам… — Голос старика сорвался. — Помнишь мою Легенду о трех ребятах, которые хотели стать Героями, а стали предателями только лишь потому, что поторопились? Одним из них был я. Смешно, не правда ли? — я, неудачник, учил так много ткарнов тех, кто оказывался лучше меня: смелее, терпеливее, благороднее. И вот — выучил даже одного Героя. Настоящего Героя. Понимаешь, мальчик, людям нужен Герой, нужен, потому что иначе им будет некому подражать, не к чему стремиться, не о чем мечтать. Да, для него это — насмешка, но вынести и принять насмешку — это ли не подвиг, достойный настоящего Героя?

— Все возвращается к тому же, с чего начиналось, — сказал Ренкр.

— Да, — ответил мастер. — Именно так. И все подвиги, которые вы совершаете, вы совершаете для своей необычайной, чрезмерно чувствительной совести, и лишь только принятие почестей и имени Героя — для людей. Во имя людей.

— Чтобы кто-то другой пошел по нашему гибельному следу?

— Он бы и так пошел по нему, это в его природе. Вы только помогаете увидеть путь сразу, не блуждать в темноте, натыкаясь на стены и сбивая нежные фарфоровые вазы.

Ренкр кивнул:

— Касательно ваз я тебя понимаю. Может быть, даже слишком хорошо.

Старый мастер вздохнул, глядя на заходящее солнце:

— В конце концов, мальчик, нельзя все списывать только на совесть. Но об этом ты узнаешь, когда вернешься, а пока — иди туда, куда собрался. Ты давненько там не был.

И Ренкр пошел.

— Здравствуй, моя хорошая, здравствуй. Как глупо все получилось, как неестественно и неправильно! Вот ведь, я снова все забуду, как только проснусь, и это так обидно, но тут уж ничего не поделаешь: я просто не могу позволить себе думать о тебе еще и там, наяву. Это может помешать мне в тот единственный момент, ради которого все происходит со мной. Я даже сам не знаю, что — «все» и когда настанет «момент», ничего не знаю, и это вдвойне обидно и неправильно. Я все-таки опять к тебе вернусь. Ты скажешь: «Это глупо и нелепо. Ты лжешь себе». Я правды не боюсь! Пускай молчат, пускай не верят где-то — я все-таки опять к тебе вернусь!.. Ты только дождись. Роул? Пускай будет Роул. Пускай будет кто угодно, но ты дождись — и я вернусь, вернусь в своем бессилии, прорвусь сквозь этот черный лед тоски! …Все не то, опять не то, и все слова — не те, чужие слова и чужие мысли, остается только взгляд, и, Создатель, его вполне достаточно! Обещаю, я вернусь.

Проснувшись, он смог вспомнить только сон с Вальроном, хотя почему-то знал, что это не все, и это — не главное. Да, впрочем, на самом деле сейчас не было ничего главного, ничего, кроме трех седоглавых гор на горизонте. И эти горы приближались.

Эндоллон-Дотт-Вэндр. Нечто древнее, мощное, безразличное. Хотя чувствовалось каким-то седьмым-восьмым чувством, что безразличие это — не больше чем маска. А что за маской? Тоска? Или злобный оскал чудовищ? Если ему и суждено это узнать, то очень и очень скоро.

Дракон начал снижаться. Вблизи все оказалось не таким уж зловещим, как это представлялось дома (то есть в поселке горян), когда лежишь под остывающим одеялом и пытаешься почувствовать, как должен выглядеть город драконов. На ум обязательно приходят глубокие пропасти, на дне которых виднеются камни с засохшей на острых гранях кровью жертв. Или, например, большущие клетки с альвами, троллями, эльфами, где они в ужасе дожидаются своей очереди, чтобы взойти на алтарь Камня жизни. На самом деле горы как горы. Может, только отверстий в их телах чуть больше, чем в обычных, и в этих отверстиях видны большие внутренние полости, а там — драконы. Во-он два полетели куда-то, придерживая третьего, судя по внешнему виду то ли старика, то ли подраненного — издали и не разглядеть. Ага, все-таки молодой, видимо, неудачно взлетел или попал в самое сердце бури; правое крыло свисает жалко и беспомощно. Выходит, не такие уж страшные, не такие уж неуязвимые, как об этом принято думать.

Его дракон спланировал прямо ко входу в огромную, невообразимо огромную полость, и Ренкр внутренне сжался, ожидая чего-то неприятного. Они пролетели сквозь этот зал (скорее даже Зал) и очутились в темной пещере с низким потолком и отверстиями в полу. Дракон подхватил своего седока за шиворот куртки и опустил в ближайшее из отверстий.

Парень оказался в яме, напоминавшей изнутри кувшин: широкие бока да узкое горлышко. Не выбраться.

Дракон взмахнул крыльями и улетел наружу.

«Значит, одно из двух — либо от голодной смерти умру, либо меня очень скоро убьют. Предположим, сегодня».

Он сел на холодный каменный пол, прислонился спиной к вогнутой стене и обхватил плечи руками, надеясь, что так хоть чуть-чуть согреется. Ждать пришлось еще сутки, а потом за ним пришли.

Человек с бледным узким лицом, больше напоминающим посмертную гипсовую маску, внезапно вскочил со своего любимого кресла и начал измерять комнату шагами. К окну, к книжным полкам, к двери, к дивану, к окну… Потом облегченно вздохнул, довольно прищелкнул пальцами и, успокоенный, вернулся в кресло. Да, он дважды, нет, трижды, допустил ошибки, но, черт возьми, святая правда в том, что несколько минусов в сумме дают плюс. Огромный жирный плюс.

Он проглядел, что драконы сумели создать предопределенность, проглядел то, что его чары, увы, здесь ослабели и Камень жизни уже не столь значим; и наконец он таки допустил, чтобы Ищущий завладел творением Свиллина. Но все это в итоге приводило к наилучшему из возможных результатов.

Человек с лицом гипсовой маски откинулся в кресле и улыбнулся своим мыслям.

Последние сутки прошли в смутном полубреду. Скоро после заточения ему швырнули в яму кусок сырого мяса, и Ренкр съел его, съел, жадно разрывая на части, чавкая, истекая слюной, кажется, даже рыча. Потом было невыносимо стыдно — и в то же время очень хотелось еще. Выпачканные в крови пальцы он тщательно облизал.

Заснуть никак не удавалось. Наверное, от холода, хотя вряд ли. Скорее уж от навязчивого чувства, что что-то должно случиться, вот-вот, — и пропустить это «что-то» никак нельзя, пусть и очень хочется. Над головой шелестели крылья, цокали когти, переговаривались о чем-то громоподобные голоса, но все происходило слишком далеко, как будто в другом мире, по ту сторону прозрачной непреодолимой стены. «Скорей бы уже, — тоскливо тикало в голове. — Сколько же можно заставлять ожидать!»

Наконец за ним пришли. Сначала он ничего не понял. Просто вдруг оказалось, что кто-то смог проникнуть сквозь эту прозрачную стену, и не просто проникнуть, а и принести с собой звуки и ощущения, все то, чего здесь не было. В яму медленно, крадучись, опустился конец веревки. Сама она находилась где-то над головой. Ренкр посмотрел туда и увидел белое размытое пятно, которое облегченно произнесло:

— Уфф! Ну, слава Создателю!

Альв открыл было рот, чтобы что-то сказать — что-то ведь полагается говорить в подобных случаях, — но размытое пятно отчаянно замахало руками, давая понять, что все разговоры нужно отложить на потом. Сейчас — спасаться. Бессмертный был прав. Спасаться — прежде всего. Но вот только вряд ли Ренкр сможет вскарабкаться по этой веревке, он слишком слаб даже после того куска мяса.

— Обвяжись ею вокруг пояса, и я вытащу тебя, — объяснил Черный.

Ренкр обвязался, да так, что аж перехватило дыхание. Он боялся, что узлы окажутся непрочными и он упадет в самый ответственный момент. Учитывая то, как иномирянин боится лишних звуков… Тот вытащил долинщика, вытащил и тут же отполз в сторону, тяжело дыша.

Ренкр огляделся. Рядом лежали мешок бессмертного, его собственный мешок и его же меч с секирой. Вот это да! Правда, неизвестно, сможет ли он пользоваться оружием, но хотя бы на один замах сил должно хватить. Черный уже немного отдышался, встал и показал Ренкру сверток, извлеченный из кармана. Резец Свиллина. «Да, — подумал тот. — Все ведь, в общем, к этому и шло. Так стоит ли откладывать? Пожалуй, что нет». Он подхватил свои вещи и пошел вслед за иномирянином в Зал.

Здесь было светло — прорубленные в далеком потолке шахты пропускали звездный свет, и он падал прямыми лучами — колоннами, создавая неповторимо чарующую картину. Она была бы незабываемой, если б только не Камень.

Камень находился в центре, в чашеобразном углублении, на стенках которого запеклась ржавчиной кровь многочисленных жертв. По периметру проступала надпись, но Ренкр не стал читать. Он смотрел вверх, туда, где, улегшись на уступе под самым куполом, спал старый-престарый дракон. Его кожистые веки вздрагивали, будто крылач видел какой-то приятный сон. «Неплохо — умереть во сне. И знать, что этим обрываешь цепь сердечных мук и тысячи лишений, присущих телу… Что-то в последнее время особенно часто стал вспоминаться этот герой рассказов Черного. Еще один герой, который…» Додумать не удалось. Бессмертный уже сбросил мешок у края чаши, присел на ее край и заскользил вниз, оставляя в рыжем покрытии неширокий рваный след. Спустившись, Черный подошел к Камню, знаками призывая альва спускаться. Ренкр спустился, но не из сильного стремления — просто знал, что этого не избежать. К этому-то все и шло.

Камень был странного цвета, цвета живой крови, и переливался всеми ее возможными оттенками. Будто то, что находилось перед Ренкром, было лишь оболочкой, а под ней — и вправду кровь. Где-то он уже видел такой…

Альв поискал и вытащил из кармана талисман мертвого гномьего кузнеца. Не оставалось сомнений — это тот самый осколок Камня жизни, о котором рассказывал Свиллин. Он даже по форме подходит во-он к тому сколу. Значит…

Не сейчас. Потом, все потом.

Бессмертный развернул тряпицу, взвесил на руке небольшой, примерно с ладонь, резец с черной рабочей частью и украшенной орнаментом из перистых листочков рукоятью. Потом встал на одно колено, примерился и ударил резцом по Камню.

Осечка. Видимо, Черный так сильно волновался, что некрепко ударил, и резец соскользнул, не оставив на поверхности даже царапины. Еще раз, нужно попробовать еще раз.

Иномирянин попробовал. Он налег на резец всем телом, и тот неожиданно сломался, со звонким «бамц» распадаясь на две изуродованные половинки. Бессмертный оглянулся, в его глазах застыли растерянность и удивление: да как же так?! Да не может такого быть! Но это было — рукоять в побелевшей ладони и рабочая часть, упавшая на рыжее покрытие гигантском чаши.

Все — зря.

Этой ночью всем драконам Эхрр-Ноом-Дил-Вубэка приснился один и тот же сон. Никто из них не смог бы вспомнить, что было в нем, в этом странном, необычном сновидении, но все знали одно: им нужно торопиться в Зал Короля. Там происходит нечто важное, жизненно важное, и без них там — никак. Объятые общим стремлением, драконы вылетали из своих пустот и мчались к Залу.

Первые из них появились в нем через несколько минут. Другие так и умерли — в полете.

Шелест. Откуда доносится этот знакомый шелест? Ведь сейчас ночь. Ренкр оглянулся на отверстие выхода, где проступало невыразимой овальной картиной звездное небо. Иногда мелкие желтые точки пропадали, закрываемые чьими-то силуэтами.

Все понятно. Долинщик не спеша снял с плеча секиру и расчехлил ее. Говорят, последние мгновения жизни становятся отчетливыми и медленными, как движение в стоячей воде. Один раз он уже заглядывал в лицо смерти и, признаться, не ощутил ничего подобного. Может, оттого, что в тот раз смерти суждено было уйти с пустыми руками. Да, наверное, так оно и есть. Что же, на сей раз спасти Ренкра может только чудо, а откуда ему взяться, чуду, в этом мире? Достаточно того, что здесь появился Черный, — ну не удачная ли случайность?

Сам иномирянин догадался о том, что происходит, только тогда, когда в Зал примчались первые из народа. Они складывали за спиной крылья и садились на пол, устремляя на пару дерзких двуногих пристальные жгучие взгляды. За какое-то мгновение Зал наполнился шевелением крыльев, оглушительными возмущенными голосами, угрожающим поскрипыванием когтей. Черный отбросил в сторону бесполезную рукоять и выхватил свой клинок, понимая, что даже он, бессмертный, в этом бою победит очень и очень нескоро. Если вообще победит — драконы недаром славились своей мудростью, глядишь, и не всю растеряли за несколько последних десятков лет.

Прилетающие, разумеется, знали, что происходит. Напуганные одной даже возможностью того, что могло произойти, драконы угрожающе надвигались на спутников.

— Вот так вот, дружище, — горько усмехнулся иномирянин. — Пожалуй, не стоило мне впутывать тебя в эту историю.

Ренкр удивленно посмотрел на него:

— Ты о чем? Это ты впутал меня в эту историю? По-моему, наоборот. И вообще, не время сейчас для таких разговоров. Сейчас время совсем для другого.

«Для чего же?» — хотел спросить Черный, но передумал. Драконы приближались, и…

Но до схватки дело так и не дошло. Откуда-то сверху, из-под купола Зала, до всех присутствующих донеслось: «Остановитесь!» — и драконы мгновенно замерли. А уж Ренкр с бессмертным и подавно не торопились нападать первыми.

Король слетел вниз. Тяжело взмахивая крыльями, глядя прямо перед собой, он опустился в самом центре Зала и только потом обвел всех внимательным взглядом. Обернулся к Черному и Ренкру, властно бросил: «Ждите», и обратился к драконам:

— Братья, я прошу вас, остановитесь. Выслушайте меня, а уж потом решайте, что нам делать со всем этим. — Старик кивнул на Камень.

Они выслушали. Так или иначе, каждый уже понимал, что происходит нечто необычное. Судьбоносное. И когда все стало на свои места, когда они поняли, что это — единственный шанс вырваться из проклятого круга, ни один не отказался. Старик знал, что так будет. Потом, возможно, появятся сомнения, но тогда будет уже слишком поздно — и слава Создателю! Все было решено. Предрешено. Поэтому оставалось только заставить Убийцу сделать это.

Тот стоял в растерянности, словно бы так ничего и не понял, хотя конечно же понял, давным-давно понял — просто боялся впустить в себя это знание. Не важно. Главное, чтобы он исполнил предначертанное им, Королем, и еще несколькими наиболее стойкими. Давай же, мальчик.

Ренкр непонимающе слушал: «Что он такое говорит? Убийца? Кто Убийца?»

Альв указал на обломки:

— Резец же ело…

— Секира, парень, — устало произнес Черный, вкладывая свой меч в ножны.

— Секира…

Тогда Ренкр понял. И, размахнувшись, ударил по Камню секирой Свиллина Доблестного, ударил, вкладывая в этот удар всю жалость, все милосердие, какие только нашлись в его душе.

Зал за спиной простонал, дрожа от боли. От места удара по всей поверхности Камня мгновенно побежала паутинка трещин, а потом он начал медленно разваливаться на куски. Из трещин внезапно брызнула во все стороны красная жидкость, и Ренкр, вопреки всякому здравому смыслу, с ужасом понял, что это — кровь. Он прикрыл левой рукой лицо, но было поздно, и теперь по телу тягуче стекали струйки страшной жидкости. Бессмертный грубо выругался. Его тоже задело этой дикой волной.

Воцарилась такая вяжущая плотная тишина, что, казалось, можно опереться на нее усталой спиной, опереться и отдохнуть. Драконы молчали, с облегчением глядя на обломки ненавистного Камня их жизни: «Все кончено. Эту битву мы выиграли». Но ничего еще не было кончено.

В этот миг, разрывая густую тишину, в Зал влетел еще один дракон. Вообще-то они прилетали постоянно, но вели себя смирно, понимая, что; происходит нечто значительное, этот же, опустившись на каменный пол, торжествующе воскликнул:

— Мы свободны, братья! Я наконец распутал паутину чародейства Темного бога. Когда гном отсек своей секирой кусочек Камня, он убил его силу. Мы можем больше не творить этого проклятого ритуала, мы… — дракон оцепенело уставился на Ренкра и Черного, облитых кровью Камня, — свободны…

— Зачем? — прошептал крылач. — Зачем вы… Вы же убили нас, когда было уже не нужно!

— Прости, брат, — тихо произнес Король. — Это я вас убил. Это моя предопределенность, моя, потому что остальные, те, кто создавал ее вместе со мной, уже мертвы. Все мертвы. Теперь мой черед.

— Нет, брат, — возразил кто-то из драконов. — Мы сами убили себя много лет назад. Ты же — возродил нас. Спасибо.

И все драконы, как один, склонили головы с лиловыми воротниками к полу, кланяясь старику. Тот ответил им тем же, потом вдруг повернулся к Ренкру и Черному, словно бы только сейчас вспомнил о них.

— Вот так вот, — молвил Король, тяжело вздохнув. — И все-таки мы проиграли в этом сражении. Как смешно: так долго готовиться умереть и умирать теперь, зная, что все — зря! Впрочем, вы сделали, что должно. Благодарю. Сегодня ночью мы умрем, и мудрость наша уйдет с нами в небытие. Пусть. Еще не все потеряно, слышите, не все! Темный бог покамест слишком слаб, чтобы уничтожить всех драконов Ниса. Прошу вас, отправляйтесь на Срединный материк, отыщите там Повелителя драконов Дирл-Олл-Арка и сообщите ему о том, что происходит. Лишь драконы смогут противостоять Темному богу, да и то если поторопятся, ибо скоро станет слишком поздно что-либо предпринимать. — Он замолчал. Печальные глаза смотрели на Ренкра и Черного одновременно с выражением отчаянья и надежды. Только в эту минуту альв понял, насколько значительно все, происходящее здесь. — И еще. Перед своей гибелью я запечатаю этот Зал таким заклинанием, снять которое будет под силу лишь Повелителю. Оно не позволит проникнуть сюда постороннему, даже Темному богу. Под защитой заклинания в Зале будут храниться свитки с заключенной в них частицей мудрости, той частицей, которую возможно спасти. Здесь же останутся наши нерожденные дети, те, которых мы успеем сюда перенести. Пускай Дирл-Олл-Арк придет и раскроет Зал тогда, когда сочтет это необходимым. Запомните. А теперь — ступайте с миром.

И они направились к выходу. Драконы расступались, провожая их взглядами, и невозможно было понять, что в них, в этих взглядах, такого, что заставляет опустить голову и идти почти на ощупь, надеясь, что выход где-нибудь здесь, поблизости. Уже у отверстия их догнал голос Короля:

— И… спасибо вам за свершенное.

Они не стали оборачиваться. Они уходили прочь из мертвой столицы умирающей страны. Сутки — и Эхрр-Ноом-Дил-Вубэк станет лишь легендой.

Ренкр готов был отдать полжизни, лишь бы не слышать таких легенд. И почему-то ему казалось, что мастер Вальрон на сей раз не осудил бы его.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Когда наконец было сделано все, что возможно, когда продолговатые яйца, в которых еще теплилась жизнь, были уложены рядом со свитками, оставшиеся собрались на Карнизе. Это была огромная каменная площадка, способная вместить почти всех драконов города. Ни один из народа не хотел дожидаться своей смерти, и поэтому кто-то из них придумал это. Сперва считали, что ничего не получится, все-таки тяга к жизни оставалась сильной. А потом оказалось, что все изменилось для них в этот тягостный миг. И слава Создателю.

Его народ все прыгал, прыгал, прыгал, а старик терпеливо ожидал, пока последний из драконов, прилетевших сюда, соскользнет с Карниза, полетит навстречу своей смерти. И прыгали, прыгали, прыгали. Прыгали всю ночь, и с каждым прыжком сердце старого Короля ударялось в грудь, крича, рыдая, умоляя: «Выпусти меня отсюда. Я не могу этого видеть». «Смотри, — говорил он себе. — Смотри. На то ты и Король. Им нужен кто-то, кто будет видеть все это, и ты подходишь на подобную роль больше чем кто-либо другой. Смотри». Он смотрел.

Последний из них ушел уже глубокой ночью. Остался он, он один, и старик понял, что сейчас настал его миг. Он запечатал Зал (запечатал так, что мир на мгновение вздрогнул, ощутив всплеск силы), а потом закрыл глаза, прислушиваясь. Пели сверчки, натягивая свой чудесный звуковой ковер, где-то бродил печальный ветерок. Тогда он вдохнул в ноздри живительную прохладу ночи, расправил кожистые крылья и ступил с утеса прямо в небо, подхватывая потоки воздуха, опираясь на них, одним своим существованием вплетаясь в общую мелодию окружающего великолепия. Он… Он летел. В Вечность.

По всему южному побережью Ивла прошла сильнейшая череда штормов, буквально сметавшая все, что вставало на ее пути. Порт Валлего был разрушен более чем на половину. В горах Андорского хребта участились случаи вулканической активности, которая, как считалось, полностью прекращена в этих местах. Несколько существ, которые считались величайшими мудрецами своего народа, умерли в одну и ту же ночь, в одночасье. За эту же ночь эльф Мэрком Буринский, первый советник короля Бурин-Дора, состарился на несколько сотен лет — по крайней мере, именно так он выглядел, когда явился ко двору. На вопрос, что же произошло, ученый туманно ответил: «Неужели вы не почувствовали? Мудрость… Из мира ушла его мудрость, не вся, но даже этой частицы нам теперь будет очень недоставать. Что-то происходит, что-то…» Но кто знает, что таилось за словами Мэркома? Только Создатель.

Что же было причиной описанных выше событий? Ведь — помните? — все во Вселенной взаимосвязанно. Может быть, происшедшее было вызвано гибелью драконов Эхрр-Ноом-Дил-Вубэка? Может быть. А может быть, где-то взмахнул крылом комар…

Опять уходить в неизвестность. И снова не знать, чем закончится завтрашний день.

И слабо бороться с надеждою новой на то, что вернусь и увижу друзей.

Дорога под ноги устало ложится, а небо мигает осколками звезд.

И кажется — самое время стремиться к ответу на страшный и дикий вопрос.

Но утро наступит — и страхи отступят, и солнце осушит дорожки от слез.

А я — молодой неумелый отступник — никак не забуду тот страшный вопрос.

И, может быть, где-то, когда-то и с кем-то я вспомню, однажды встречая рассвет, как был мне дарован в то странное лето диковинный и необычный ответ…

 

11

Бывают в жизни такие моменты, когда всего тебя наполняет пустое безразличие: к окружающему, к друзьям, к самому себе. Ты не хочешь этим никого обижать, не хочешь никому делать больно — ты вообще ничего не хочешь. Только бы избавиться от той ноши, что жжет грудь изнутри! Самым смелым это удается. «Когда бы неизвестность после смерти…» Нет, здесь было кое-что другое. Да, он, Ренкр, стал причиной гибели драконов Эхрр-Ноом-Дил-Вубэка, и, если бы не было у него других обязанностей, он бы с радостью — «в страну, откуда ни один не возвращался». Но были горяне, которым нужна его помощь, в Хэннале дожидалась его мать (тогда он еще не знал, что мать… что матери давно уже нет). В общем, нужно было как-то жить. Как? Он не представлял себе этого и поэтому покорно брел за бессмертным по узкой тропке, спускаясь с горного пика — одного из трех, образующих — образовывавших — столицу драконьей державы. До сих пор Ренкр не мог понять, каким образом Черный так быстро добрался до Эндоллон-Дотт-Вэндра, но явно не по земле — слишком уж неуверенны были его шаги, слишком часто он осматривался, отыскивая путь. Да и припасы…

Здесь размышления долинщика были прерваны возмущенным урчанием желудка: организм требовал свое и не желал принимать ко вниманию душевные переживания хозяина. Пришлось остановиться и поесть. Бессмертный пошел на это с неохотой — близость драконьего города делала его нервным, хотя, как отметил Ренкр, прежние настороженность и необъяснимость поступков, кажется, исчезли. Дай Создатель, чтобы навсегда. Это особенно кстати сейчас, когда юноша понятия не имеет, каким путем ему возвращаться назад. Кроме того, он не знал, пойдет ли иномирянин с ним или же завтра, упаковав вещи, распрощается и направится совсем в другую сторону. Разумеется, последняя просьба умирающего — закон, но мало ли… Сам Ренкр не собирался на Срединный континент. Пока не собирался. Вначале — селение и обломок Камня.

Вот он, лежит в кармане, эта злобная насмешка судьбы. Ведь можно же было никуда не идти, можно было уже тогда, после сражения, догадаться, что к чему, и повернуть домой. И остались бы живы драконы, и…

Да что там! Он ведь знал, что не повернул бы, не убедившись до конца, что это обломок именно Камня жизни, а не, положим, какого-нибудь другого камня. И не стоит забывать о предназначении, созданном драконами. Конечно, оно было слабее, чем предназначения Создателя, на которых держится (или уже только держался?!) мир, но действует так же безотказно. И сам Ренкр — наглядный тому пример.

Бессмертный торопился, и поэтому парень не стал долго засиживаться, мудрствуя. Этим можно заниматься и по дороге.

Когда они вышли из Зала, было раннее утро. К полудню путники оказались на перевале. Обессиленный событиями последней недели, Ренкр физически не мог двигаться дальше, и, сколь бы ни был недоволен Черный, пришлось остановиться здесь на ночь. Неподалеку отыскалась маленькая, но уютная пещерка, рядом виднелась серая, с золотистыми вкраплениями, жила горюн-камня. Долинщик постелил у входа одеяло и расслабленно откинулся на спину, чувствуя, как постепенно уходят из мышц боль и усталость. Прямо над ним распахнуло объятия голубое, без единого облачка, небо; по травинке рядом с лицом полз муравей — маленький такой черный муравей, деловито перебирающий всеми шестью ножками и размахивающий перед собой усиками.

Ренкр даже не заметил, как заснул.

Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо. Ну разумеется, бессмертный, кому ж еще здесь оказаться.

— В чем дело? — спросил Ренкр полусонно, еще не понимая точно, что происходит, но уже отмечая какое-то изменение в окружающем.

— Вставай, замерзнешь ведь. — Иномирянин подал руку и помог подняться. Показал на небо: — Думается мне, скоро погодка окончательно испортится.

Ренкр проследил за его рукой: небосвод заполонили темные тучи и отовсюду наползали новые — мрачные, недовольные, раздосадованные. Усилился ветер.

Ренкр свернул одеяло, отмечая, что муравей, так усердно карабкавшийся по травинке, куда-то исчез. «И никто ведь о нем не вспомнит. Потому, что и не знал-то никто», — пришла ниоткуда в голову дурацкая мысль.

Альв отнес одеяло в пещеру, хотел было помочь Черному нарубить горюн-камня, но внезапно понял, что не может даже взять в руки секиру. Не потому что… а просто тяжело. Бессмертный коротко кивнул и продолжал работать — до грозы следовало вырубить побольше камня: кто знает, что еще за гроза такая, в это время ткарна ей здесь просто не полагается быть. Ренкр внимательно выслушал опасения иномирянина, задумчиво взглянул на небо и присел у края тропы, опустив ноги в сухую бездну, заканчивавшуюся острыми и не очень камнями далеко внизу. Воздух наполнился ожиданием грядущего «чего-то» и буквально вибрировал от этого. Стало свежо… и немного страшно. И… так страшно Ренкру еще никогда не было. Чувствовалась вся масштабность, величественность и глубина того, что наступает. «Мы живем во время перемен, и только потом, спустя много ткарнов, оглянувшись, сможем решить, были ли эти перемены к лучшему или нет. А скорее всего, мы-то как раз и не сможем оглянуться и решить, потому что перемены эти поглотят нас, как река — упавшие капельки дождя, незаметно для себя и для других».

Дождь пришел вместе с темнотой. Он ударил молниеносно, пробушевал что-то около получаса и утих. Они разожгли костерок у самого входа в пещеру, чтобы дым выходил наружу, а не скапливался под потолком. Пламя отсветами ложилось на лица и стены, где-то высоко в ночном небе зажглись звезды, и стали видны горы Эндоллон-Дотт-Вэндра. Туда большими усталыми тенями слетались драконы. Потом они прыгали, и Ренкр смотрел на это, потому что не смотреть было невозможно. Последним ушел Король. Отсюда точно не разобрать, но альв знал: Король. По-другому просто не могло быть.

Потом снова начался дождь, но на сей раз уже не получасовой, а затяжной, с ветром, молниями, громом и прочими атрибутами. Дождь смывал безразличие, словно вливал в душу и тело какие-то мысли и желания. Было прохладно, но в общем довольно приятно. Шальные капли залетали в пещеру, ударяясь о ее каменный пол, стекая в небольшое углубление и образуя миниатюрную лужицу. На ее поверхности плясал свой собственный маленький костер, отражались долинщик и бессмертный.

— Так как же тебе все-таки удалось добраться сюда?

Иномирянин пожал плечами и начал рассказывать, глядя в ночной шелест дождя снаружи.

СТРАННИК

К оставленной пещере я вернулся нескоро. Во-первых, мне пришлось нести на себе вещи — и свои, и Ренкровы, а во-вторых, выйти через ворота наружу оказалось не так-то просто… В общем, добрался я таки до пещеры и уже на подходах почувствовал, что там кто-то есть. «Н-да, это место явно пользуется удивительной популярностью. С чего бы?»

Впрочем, кто б там ни был, своего присутствия он не скрывал: клекотал, возился, словно… А интересная мысль.

Я не стал дожидаться, пока очередной посетитель изволит выйти, и проник внутрь. Это был грифон, тот самый грифон, сын которого недавно изволил рухнуть в нарубленные мной дрова. Интересно, что на сей раз. Нечаянный гость — огромное существо с телом льва, хвостом, крыльями и головой орла — смущенно щелкнул клювом:

— Вот, думал, может, помощь какая-нибудь понадобится. Ведь ты так быстро ушел, а…

Помощь? Помощь на самом деле понадобится, вот только не мне. Боже, какой-то грифон… в то время как я побоялся вызволить человека… ну, альва, какая разница! — альва, с которым мы прошли столько дорог, испытали столько лишений, делились последним куском!.. Ведь даже мысли об этом какие-то неестественные, словно все — из умной книжонки.

Чушь! Разборки со своей совестью — попозже. На это у тебя впереди целая вечность. Нужно спасать альва. Наверное, как раз сейчас дракон уносит его из Гритон-Сдраула. Ладно, посмотрим, что у нас получится…

Грифон согласился почти сразу. Не мешкая, я подхватил вещи и взобрался на его широкую спину. И мы отправились в Эндоллон-Дотт-Вэндр. Вот и все. Так просто, что остается только рассмеяться, но почему-то как раз рассмеяться не получается. Наверное, от осознания собственной трусости, никчемности. Ведь даже попал я в страну драконов исключительно благодаря внешним обстоятельствам: не прилети грифон — кто знает, что бы я тогда делал?.. А мог, мог попытаться вызвать Хризаурга, уж он бы отнес меня куда угодно и в такие сроки — куда уж грифону.

Впрочем, все эти самокопания остались при мне. Ренкру я пересказал свою историю в более терпимом варианте и, разумеется, в более коротком. Никогда не любил виниться перед другими — слишком простой и жалкий выход. Намного труднее выдержать суд самого себя, уж поверьте. А еще сложнее — искупить вину в собственных глазах. В конце концов, таковое искупление все равно происходит только перед лицом своей совести.

Но сейчас меня беспокоило не это. Нужно было решить, что же делать дальше. Поход на северо-запад закончился, и результаты оказались слишком неутешительными, чтобы следовать дальнейшим планам. Правда, я окончательно убедился в своих подозрениях, теперь многое становилось понятным, но еще большее требовало объяснений. Например, теперь я знал, что в столицу драконов меня вела созданная ими предопределенность — просто задело ее краем еще тогда, в Хэннале, и с тех пор не отпускало — вот до сегодняшнего дня. Или?.. Или еще не отпустило? Кто знает, может быть, Король успел создать новую, для того, чтобы я таки добрался до Повелителя драконов. Ну, здесь ему придется туго — на Срединный я, конечно, отправлюсь, но только после того, как помогу Ренкру попасть в селение и установить обломок Камня в отверстие над котлованом. Тем более что куда-куда, а на Срединный меня никак не тянет. Нечего мне там делать, слишком много воспоминаний, слишком мало друзей… живых друзей, наверное, еще меньше. Даже в Аврию я бы отправился намного охотнее, чем на Срединный. Но больше всего не давало мне покоя то письмо, придавленное окатышем, лежавшее на столе в башне. А ведь еще оставался неизвестный, убивший Свиллина, был еще Дэррин, к которому я очень хотел наведаться и пообщаться на разные интересные темы. Наконец, был Темный бог, единица неизвестная, но весьма значительная, судя по последним событиям.

И вот пока я все это обдумывал, какая-то маленькая моя частица, которую принято называть чувством самосохранения, вопила: «Бежать! Надо немедленно бежать — вообще из этого мира. Слишком уж серьезная каша здесь заваривается — не на твой бессмертный желудок. Бежать!»

Стоило больших усилий ее заглушить. А стоило ли?..

— Так что же дальше? — спросил Ренкр.

Он подсознательно боялся этого вопроса — боялся, потому что в ответ, скорее всего, услышит, что дальше их с Черным пути расходятся. И вот потом-то перед ним на самом деле встанет вопрос: а что же дальше? И главное — как? Бессмертный помолчал, глядя на мокрую сеть дождя, все падающую, падающую, падающую — как те драконы на далеком Карнизе. Прошло немного времени, но альв уже успел приготовиться к самому худшему.

— Дальше пойдем на восток, — решительно ответил Черный. — Перейдем горы и отправимся по восточным равнинам в Котор-Молл. На запад все равно соваться не стоит — слишком уж густы и малонаселены тамошние леса.

— А дальше? — упрямо повторил долинщик. — Я ведь имею в виду, что мы будем делать дальше вообще.

Иномирянин пожал плечами:

— Помогу тебе добраться до Санбалура, потом отправлюсь в свою башню, а уже оттуда — на Срединный. Вот и все.

— Как же мы минуем Брарт-О-Дейн? Ты же сам говорил, что гномы не отказываются от мести — никогда.

— А по воде и минуем. Ближайший к нам гномий порт, расположенный на северо-восточном побережье, — Рангхорн. Там сядем на любое судно, идущее на восток. Это будет значительно быстрее — если повезет с погодой.

— А если не повезет?

— Так ведь другого выхода у нас просто нет, — пожал плечами Черный. — Дай Создатель, чтобы все обошлось на корабле. А ведь будет еще путь к Рангхорну — и путь неблизкий. Так что не бери дурного в голову. Когда доберемся до Брарт-О-Дейна, тогда и разберемся. Не исключено, что столь небезразличная к нам судьба выкинет очередной фортель, в результате которого все наши планы так и останутся всего лишь планами — и не более.

Ренкр кивнул. Дождь вроде немного утих. Иномирянин отодвинул одеяло подальше от огня, пожелал спокойной ночи и, отвернувшись, заснул. Ренкр же подошел к выходу из пещеры, вдыхая полной грудью изменившийся, словно бы пронизанный живительной энергией воздух. Спать не хотелось совсем, зато давила неосознанная необходимость еще раз попробовать разложить происходящее по полочкам. Слишком уж много полочек оставалось свободными…

По крайней мере, теперь становилось понятным поведение Ахнн-Дер-Хампа: с одной стороны — покорность требованиям Панла, чтобы дракон увез его внука, с другой — слова этого странного создания /от судьбы не уйти. И не важно, называть ли ее судьбой, или предназначением, или роком, — все равно не уйти!/.

Выходит, он знал, он был одним из посвященных в тайну Короля. Просто в последний миг испугался смерти, настолько испугался, что забыл обо всем — и вспомнил только тогда, в реке. Когда, в общем-то, можно было уже и не вспоминать: слишком поздно. А что же Ворнхольд? Неужели его действия тоже оказались предопределены драконами? Все-таки он был мудрецом. Может, все обстоит чуть иначе? Что, если предопределение, созданное в агонизирующей попытке драконов спасти если не жизнь, то хотя бы честь, было тоже предопределено… Создателем?..

Ладно, все это материи высокие и очень далекие от действительности. Действительность — вот она: выбитые зубы, раны по всему телу, снова накатившая усталость, сиротливая пещерка на перевале и в ней — два одиноких двуногих существа, у которых впереди еще много недель пути. И нужно ложиться спать, потому что завтра — в дорогу.

Так он и сделал. Снаружи лениво капал дождь, и где-то пел одинокий сверчок. Догорал костер.

На сей раз Вальрон вышел ему навстречу. Что-то не то было в поспешных движениях старика, в его прищуренных глазах, в сильнее обычного дрожавших руках. Ренкр поздоровался с учителем, и тот ответил как-то неуверенно, испуганно. Потом положил узкую сухую ладонь на плечо парня:

— Ну вот все и началось для тебя, мальчик.

Ренкр, улыбнувшись, покачал головой:

— Все наконец-то закончилось.

Мастер посмотрел на него со странным выражением:

— Все только начинается, мальчик. Просто ты этого пока не понимаешь. Ты думал, что драконы и Камень — главное. Прости; но это далеко не так. Настоящий Герой никогда не остается невостребованным, потому что появляется он тогда, когда само время нуждается в нем. Поэтому у Героя может быть все, что угодно, кроме одного — кроме покоя.

— Даже в снах?

— Тем более… Но у меня малый срок, поэтому внимательно выслушай то, что я тебе скажу. Возвращайся. Не сворачивай с пути, возвращайся как можно скорее, потому что теперь ты нужен там, откуда ушел. Поторопись. И не забудь.

— О чем?

— О себе. Там поймешь… надеюсь. Все. Иди.

Утро своими лучами взрезало веки, пробуждая.

Чуть позже, обнаружив небольшое горное озерцо, путники решили искупаться, чтобы смыть с себя кровь Камня. Это получилось с превеликим трудом, а на теле, особенно на ладонях, рыжие пятна так и остались. Навсегда? «В конечном счете, все сводится к мозолям в душе, крови на руках и ожогам на сердце…»

Через пару дней путники перевалили через хребет массива Андорских гор и спустились в восточные равнины. Эта их часть принадлежала области, куда разумные существа заходить боялись (и будут бояться еще очень долго), потому что сюда частенько наведывались драконы Эхрр-Ноом-Дил-Вубэка. Перед путешественниками расстилалась желто-зелено-коричневая равнина, еще не знавшая беспощадной потребительской руки обладателя разума. До тех пределов, куда только могли достичь взоры, она слаженно колыхалась высокими степными травами — словно дышал единый гигантский организм. В первый момент у Ренкра перехватило дух от такой величественной картины, но Черный тут же вернул его к суровой реальности, заявив, что отныне они будут передвигаться по ночам. Почему? Да потому, что дневные хищники опаснее ночных. Благо и тех и других здесь меньше, чем по ту сторону гор, в непролазных тропических лесах. Ренкр философски пожал плечами, мол, что ж поделаешь, будем дожидаться ночи. Забравшись на более или менее неприступный скальный выступ, к которому вплотную подступало травянистое море, они уснули.

Когда первые тени поползли от выступа к степи, бессмертный проснулся сам и растолкал Ренкра. Перекусив, путники отправились вслед за тенями. Стараясь не издавать лишнего шума, они углубились в траву, достававшую им до пояса. Постепенно стебли становились все выше и выше, и незаметно иномирянин и долинщик оказались окруженными со всех сторон травой, чьи верхушки покачивались уже где-то вверху. Это немного пугало, скорее всего тем, что видимость вокруг ограничивалась расстоянием вытянутой руки, а сведенные над головами стебли шелестели своей непонятной речью, вещуя беду. Благо не было нужды прорубать себе путь в этих гигантских зарослях травы: путешественники просто раздвигали стебли руками. Той ночью им не встретилось никого опаснее пиявки величиной с руку ребенка, которая попыталась впиться в Ренкра, но была разрублена на несколько частей, тут же уползших в заросли. Пару раз на путников нападали какие-то многоногие плоские твари, похожие на сколопендр, только сколопендр, вымахавших до неимоверных размеров. Отбиться от них было непросто, но после второго раза эти существа почему-то перестали нападать. Так продолжалось несколько дней. За это время долинщик восстановил утраченные силы и вернул себе форму, необходимую для долгих странствий.

Примерно через неделю, к концу очередной ночи (уже ближе к рассвету), за их спинами раздался сухой и громкий треск, на который бессмертный среагировал неожиданно и молниеносно. Он резко толкнул долинщика, да так, что тот повалился ничком прямо на землю, а сам выхватил арбалет и обернулся назад. Парень услышал звук выстрела, чмокнувший в вышине, и стук чего-то, тяжело упавшего невдалеке. Судя по всему, таинственный летун был сбит.

Ренкр встал и последовал за бессмертным к кривой вмятине в ковре травы. Там, сломав сочные стебли и перепачкавшись в их вязком соке, лежала тварь, похожая на мелких стрекоз — излюбленных героев игр юных хэннальцев. Как и в случае с льдистой змеей и углотом, прежде всего поражала разница в размерах. Насекомое, лежавшее перед ними, взлетев, могло бы понести на своей спине одного, а то и двух альвов. Сейчас же его прозрачные крылья помялись и вымазались в соке растений, а из раны на голове капала белесая жидкость. Тварь, однако, еще могла шевелить огромными темными зубцами, находящимися около ротового отверстия, а ее лапы бессильно дергались, вырывая и расшвыривая во все стороны комья земли.

— Что это? — потрясенно спросил Ренкр.

— Помнишь, когда мы миновали южную границу Брарт-О-Дейна, над нашими головами промелькнула такая разлапистая тень и я еще сказал, что это полетел посланник к Дэррину? То была такая вот стрекоза. Их зовут меганеврами. Прирученные, они способны переносить своих хозяев на значительные расстояния в очень короткие сроки. Гномы плохо умеют работать с ними, так что меганевр в Брарт-О-Дейне мало, зато на Срединном континенте их значительно больше. Дикие же формы этих стрекоз очень опасны. Тебе ведь известно, что они хищники?

Ренкр кивнул, завороженно глядя на бьющуюся в агонии стрекозу. Вот она снова дернулась и наконец застыла — уже навсегда.

— Ладно, — произнес Черный, оглядев небо над их головами. — Пошли-ка отсюда. Скоро появятся трупоеды, да и вообще — светает. Пора укладываться на покой.

Путники оставили меганевру позади и пошли к горам в поисках дневного убежища. С самого начала их странствия по травяному морю было решено, что они станут двигаться в виду гор, чтобы не потерять хотя бы этот ненадежный ориентир. Признаться, придерживаться его было нелегко, учитывая их до крайности ограниченный обзор, но в противном случае не существовало никакой гарантии, что путники не заблудятся и не станут кружить на одном и том же месте или же, к примеру, не пойдут в прямо противоположном направлении.

Они отыскали лысый холм, поднявшись на который смогли окинуть глазом окружающее пространство. Справа тянулась цепь гор, вокруг все так же шелестела трава. Перед тем как лечь спать, Ренкр взглянул на небо. Из-за горизонта выползали темные тучи, явно дожденосные. «Может, нас не зацепит», — с надеждой подумал долинщик.

Примерно в полдень начался ливень. Они проснулись и решили отправляться в путь. Пока лил дождь, хищники не могли им угрожать; во всяком случае, летающие. Единственной неприятной деталью было то, что теперь, впервые за очень долгое время, у них не осталось ничего, что могло бы защитить их от дождя. Но иномирянин сказал, что по этому поводу у него есть идея. Путники вернулись туда, где оставили издохшую стрекозу, и Черный отрезал от твари два крыла, соорудив из них некое подобие плащей. Благо падальщики, которые уже успели здесь побывать и оставили на теле стрекозы свои метки, убрались, потревоженные дождем. Ренкр и бессмертный последовали их примеру.

Ливень набирал силу. Косые его лучи падали со все нарастающей силой, стекая по измятому хитину самодельных плащей. Небо потемнело, словно уже наступила ночь. Нужно было искать укрытие, потому что идти дальше становилось невозможно — земля размокла и налипала на таццы, втягивая их в свое влажное черное чрево. Они взобрались еще на один холм — скорее даже это была груда большущих мшистых валунов, неизвестно откуда взявшихся в степи. Ренкр начал вглядываться в темнеющие неподалеку горные кручи, силясь угадать, куда стоит идти в поисках убежища. Вдруг в одной из расщелин мелькнул огонек. Парень показал на него Черному, и тот предложил сходить и посмотреть, что там такое.

Когда они приблизились к скалам, оказалось, что к огоньку ведет довольно приличная на вид ухоженная каменистая тропка. Сам же огонек вскоре оказался небольшим домиком, в окошке которого и горел свет. Домик создавал самое выгодное впечатление: казалось, за его стенами царят мир, покой и уют, хозяева в жизни не слыхивали о драконах, Темном боге и льдистых змеях, а самая большая проблема, могущая у них возникнуть, — нехватка дров вот в такую слякотную погоду, когда идти за новыми очень не хочется.

Поправив пояс с ножнами, Черный постучался в дверь прикрепленным к ней деревянным молоточком. Из дома тотчас ответили:

— Минуточку, сейчас открою!

Раздались уверенные шаги, и дверь отворилась. На пороге стоял эльф — это Ренкр понял с первого взгляда. Хозяин домика был стар, его седые волосы стягивала в небольшой пучок расшитая ленточка. Лицо, обильно покрытое глубокими морщинами, излучало радость и спокойствие. Небогатая, но красивая одежда сидела на нем естественно и удобно. В левой руке эльф держал узловатый посох, а правая придерживала дверь; на среднем пальце смутно мерцало лишенное всякой вычурности кольцо. Хозяин улыбнулся и отошел в сторону, пропуская гостей в дом:

— Входите.

Черный, а за ним и Ренкр вошли в сени, а оттуда — в небольшую комнатку, служившую эльфу, судя по ее виду, и гостиной и трапезной. Справа блестели мокрыми стеклами окна с резными деревянными рамами, слева — виднелась приоткрытая дверь, видимо в кабинет и спальню хозяина. В дальнем конце комнаты имелась еще одна дверь, ведущая на кухню. У правой стены стоял массивный стол и три стула возле него. Здесь же было кресло-качалка, небольшой шкаф с нехитрой посудой и зажженный камин.

Сзади скрипнула дверь — ее прикрыл за собой вошедший эльф. Иномирянин обернулся к нему и приветственно поклонился, как равный равному:

— Благодарим тебя, добрый хозяин, что впустил в непогоду и не убоялся незнакомцев.

Правая бровь эльфа удивленно-насмешливо взметнулась вверх.

— А чего мне вас бояться?

— Верно говоришь, — согласился бессмертный. — Нас бояться нечего, но ведь всякие путники бывают.

— Да не всяким двери открывают, — улыбнулся хозяин.

— Меня зовут Ренкр…

— А меня — Ищущий.

— Мое имя — Эльтдон, — наклонил голову эльф. — Сбрасывайте свои плащи в сенях. Там же можете преспокойно оставить дорожные мешки — думаю, у меня найдется, чем угостить таких гостей, так что они вам не понадобятся.

— Это что же в нас такого особенного? — заинтересованно спросил Черный.

В его глазах проскочили еле заметные искорки настороженности.

— Ну как же, — ответил Эльтдон, — Ищущий Смерть — личность многославная, да и обладатель секиры Свиллина — тоже не последний альв. В общем, вы складывайте вещи в сенях и располагайтесь здесь, а я тем временем схожу похлопочу на кухне. — И он кивнул на соответствующую дверь.

Вконец растревоженные, путники вернулись в сени, где повесили на гвозди, вбитые в плотные бревна, свои плащи из крыльев меганевры. Там же оставили мешки, но оружие решили взять с собой, особенно Ренкр, встревоженный упоминаниями о секире. Признаться, он так и не пользовался ею после Эндоллон-Дотт-Вэндра, но — не выбрасывать же творение Свиллина!

В сенях они задержались ненадолго, но Эльтдон уже успел поставить на стол множество продуктов. Разумеется, они не отличались особой изысканностью, но все-таки что-то было во всех этих блюдах, что-то такое, от чего в желудках начинало предвкушающе бурчать. Может, дело в том, что и Ренкр и бессмертный уже давно не ели домашней готовки? Пока кушали, долинщик подумал, что эльф специально ожидал их. Или же к нему каждый вечер заходят разные путники, хотя это-то как раз мало вероятно. Домик выглядел так, словно здесь давно уже никто, кроме хозяина, не бывал.

После трапезы Эльтдон спросил у гостей, устали ли они и желают ли отдохнуть после трудного пути или же могут уделить хозяину немного внимания и побеседовать. Признаться, путников немного разморило, но они охотно согласились поговорить с эльфом. Эльтдон согласно кивнул:

— Благодарю. Я понимаю, что невежливо расспрашивать гостей, не рассказав им ничего о себе, но прошу, простите меня и ответьте на один вопрос: вы уже совершили то, ради чего ходили в Эхрр-Ноом-Дил-Вубэк? Камень расколот?

Черный хотел было что-то спросить, но Ренкр посмотрел в глаза Эльтдону и, жестом остановив бессмертного, просто сказал:

— Да.

Потом он, наверное, так и не сможет объяснить даже самому себе, что уверило его в чистоте помыслов их странного хозяина. Не было никаких особых причин доверять эльфу, но Ренкр знал, что доверять ему можно, и поэтому не стал уточнять, почему Эльтдон задал подобный вопрос. Просто ответил, подозревая, что тот уже давным-давно знает все сам и только хочет /да нет же, как раз не хочет!/ услышать это из уст своих гостей.

Хозяин скорбно опустил седую голову и сжал ладони в кулаки:

— Проклятье!

Черный подозрительно посмотрел на него:

— Послушай, откуда ты…

— Я — астролог, — ответил Эльтдон, рассеянно вращая в руках свою пустую кружку, — и многое узнаю по расположению небесных тел. Понимаете, астрология — это такая наука, которая, если вкратце и очень примитивно, изучает зависимость событий в мире от небесных тел. — Он вздохнул. — Видите ли, когда Создатель сотворил Нис и окружающую его реальность, он сделал так, чтобы многие, а точнее — все события в мире подчинялись небесным телам. Это как кукла-марионетка со сложным механизмом — когда нажимаешь на рычажок, она кланяется, когда дергаешь за ниточку — машет рукой. Но есть и обратная зависимость… впрочем, это сейчас не важно. Одним словом, изучая небесные тела, можно проследить закономерную взаимосвязь между ними и событиями в мире и даже предсказывать будущее — ведь движение небесных тел подчиняется своим законам. В общем, я знал, что это должно произойти. Признаться, я даже знал, что это произошло…

— Подожди-ка, — взволнованно произнес Ренкр. — Ты хочешь сказать, что все было предопределено Создателем?

Эльтдон тяжело покачал головой:

— Нет, этого я не хочу сказать. Дело в другом. Создатель живет в ином мире и постоянно находиться в Нисе не в состоянии. Когда он покинул нас в последний раз, сюда проник другой Бог, которого именуют Темным. Этот Бог начал изменять Нис в соответствии со своими желаниями, в частности он видоизменил местоположения небесных тел. Теперь понимаешь?

— Не очень, — признался Ренкр.

На самом-то деле он, конечно, догадался, что к чему, но это предположение было настолько страшным, что он предпочитал услышать подтверждение из уст самого астролога.

— Раньше, — продолжал объяснять Эльтдон, — расположение небесных тел создавало некоторую предопределенность, теперь же она нарушена, но создана другая, идущая вразрез со всем сущим в мире и понемногу ломающая его. Мир распадается, он серьезно болен. Герои творят ужасные подвиги, эльфы забывают, кто они такие, и становятся альвами, которые враждуют между собой, а драконы из хранителей мудрости превращаются в символ смерти… И все это предопределено — вот в чем беда. Драконы пытались уйти от проклятия, но все обернулось еще худшей бедой, потому что теперь из Ниса ушла часть мудрости. В этом разваливающемся мире, когда нарушена необоримая правильность предначертанного, остается руководствоваться только своим сердцем. Лишь оно подскажет верный путь в хаосе нынешних времен, ведь наши души неподвластны Темному богу, ибо — не созданы им.

— Да, — медленно и задумчиво проговорил Черный, — в моем мире есть народ, а у него — древнее проклятье, — он посмотрел на собеседников, — «чтобы ты жил в интересные времена». По-моему, нас всех прокляли подобным образом.

— Но все-таки, — не успокаивался Ренкр, — есть ли подтверждения тому, что от нынешней предопределенности можно избавиться?

Эльтдон очень долго рассматривал свою кружку, и парню уже начало казаться, что он не услышит ответа на заданный вопрос, когда эльф неожиданно и тихо сказал:

— Есть. — И снова погрузился в молчание.

— Хозяин, — обратился к нему Черный, — если твоя повесть огорчает тебя, лучше не рассказывай ее.

Эльтдон встрепенулся:

— Нет, я расскажу. В конце концов, ведь кому-нибудь я должен ее рассказать, так почему бы и не вам? Заодно поймете, как я оказался в здешних краях, да еще и в одиночестве. Все началось с того, что однажды мне предсказали следующее: я свергну нынешнего правителя Бурина и займу его трон. Признаться, все к этому и шло. Не углубляясь в подробности, скажу, что однажды ночью я поймал себя на мысли о покушении на правителя, которую я всерьез обдумывал. К утру я собрал свои вещи и ушел из города, не сказав никому ни слова. Признаться, я и сам не знал, куда направляюсь и что стану делать, — просто вышел из Бурина через северные ворота и пошел прочь. Благо я никогда не отличался тягой к оседлой жизни, скорее наоборот. Так и жил, в пути, в движении. Разумеется, потом я встречался с некоторыми из своих знакомых, и именно это в конце концов вынудило меня покинуть Срединный материк, чтобы перебраться сюда. Потом поселился в этом домике вместе с женой-альвийкой. Мы встретились с нею в Ивле, и именно тогда я решил оставить жизнь странника и обзавестись собственным жильем. Но Винласса погибла под обвалом, и уже больше года я один. Здесь редко встречаются разумные существа, ведь это практически территория драконов…

— А как же ты от них скрывался? — спросил Черный.

— Вообще-то никак. Это на юге считают, что драконы часто посещают равнины, на самом же деле я видел здесь этих созданий лишь несколько раз, да и то они залетали сюда случайно… Но главное: я скрылся от предопределенности — и смог ее избежать.

— Ты уверен? — осторожно спросил Ренкр. — Ведь твоя жизнь еще не окончилась, и ты можешь снова оказаться в Бурине.

— Думаю, это ничего не изменит, — спокойно ответил хозяин. — Я не хочу убивать — и, значит, не стану этого делать. И потом, в отличие от драконов, я не наделен такой сильной тягой к жизни, особенно когда она превращается в существование…

— Послушай, но ведь вполне возможно, что, не став королем, ты обрек эльфов на худшую участь, чем если бы стал им, — заметил Черный.

Эльтдон уверенно покачал головой:

— Нет. Нынешний король избран эльфами и Создателем, и он властвует по праву и по правде. Им бы не стало лучше, если б ими правил корыстолюбивый убийца.

Они еще немного поговорили, и Ренкр вдруг обнаружил, что его неудержимо тянет зевнуть. Дальнейший разговор отложили до утра.

После завтрака гости и хозяин расположились на небольшой веранде, откуда открывался великолепный вид на травяное море. Слева и справа темнели в рассветном тумане горы. Хозяин устроился в кресле-качалке, Ренкр и Черный сели в кресла, которые вынесли из кабинета эльфа. Гости рассказали свои истории, и Эльтдон внимательно выслушал их, попутно уточняя некоторые неясные детали. Пообедав, к вечеру странники наконец завершили свое повествование.

— И что же вы теперь намерены делать, друзья мои? — спросил их Эльтдон, когда они закончили рассказывать.

Это обращение не удивило путников. Еще вчера, лежа на постеленных в гостиной одеялах, они тихонько поговорили и решили, что каждый из них испытывает доверие к эльфу. Ренкр и раньше привык руководствоваться своим первым впечатлением о собеседнике, иномирянин же не счел нужным вступать с ним в спор — потому что сам ощущал нечто подобное. Поэтому сейчас он со спокойной душой рассказал Эльтдону об их планах, абсолютно ничего не скрывая. В астрологе угадывалось отсутствие любых корыстных намерений, он хотел помочь путникам потому, что это было в его природе — и не более того. Сейчас эльф заметил им, что, конечно, отнести Камень к котловану льдистых змей нужно как можно быстрее, но не следует забывать и о Повелителе драконов. Король дал ясно понять, что промедление смерти подобно, поэтому… Эльф задумался. Потом кивнул, словно соглашаясь с самим собой:

— Поэтому я предлагаю вам свою помощь. К примеру, я могу провести Ренкра через Брарт-О-Дейн, а ты, Ищущий, отправишься на Срединный.

Черный задумался:

— Позволь, но как же твой дом? И потом, если честно, то в данной ситуации я бы предпочел, чтобы на Срединный отправился ты — это и безопаснее, и для тебя более привычно, чем для меня. Ведь я там бывал очень давно, настолько давно, что, наверное, сориентироваться в тамошних условиях для меня будет трудновато. Прости, конечно, что диктую тебе, как поступать, но…

— Да нет, что ты, — прервал его Эльтдон. — Ты все очень правильно придумал. Если так хочешь, я отправлюсь на Срединный. Правда, пока я доберусь до Валлего…

— Тебе не нужно будет добираться до Валлего. Я раздобуду меганевру.

Эльф удивленно поднял брови:

— Где, скажи на милость? В Ивле они и так наперечет.

— Ничего, — отмахнулся бессмертный. — Возьму напрокат у Дэррина. Он мне и так много всего задолжал.

Ренкр вздрогнул. Выходит-таки без встречи с гномьим Правителем никак не обойтись. А он-то надеялся, что все пройдет мирно и бескровно. Ладно, там поглядим, может, так оно и будет. В конце концов, Черный ведь тоже не какой-нибудь головорез с большой дороги.

Но в это самое время парню пришла в голову какая-то туманная мысль, которая начала ворочаться, не давая ему покоя. Когда он понял, о чем идет речь, то даже смутился, но молчать был не вправе.

— Прости, Эльтдон, но если /ты умрешь раньше, чем найдешь Повелителя драконов?/ тебе все-таки не удастся найти Дирл-Олл-Арка? Что тогда?

Иномирянин пожал плечами:

— На этот случай я, проводив тебя до котлована и убедившись, что с осколком Камня все в порядке, отправлюсь вслед за Эльтдоном на Срединный. А местом встречи назначим Лайнедайнол — есть такой порт на северо-востоке. Знаешь?

— Как не знать, — печально улыбнулся эльф, но объяснять ничего не стал. Просто встал со своего кресла-качалки и отправился в дом — собирать вещи.

Ренкр и Черный еще сидели некоторое время, глядя на заходящее солнце. Потом альв задал вопрос, давно уже его волнующий:

— Слушай, а почему ты до сих пор остаешься со мной? То, ради чего ты шел в это путешествие, давно тобой сделано, так стоит ли и дальше…

Бессмертный остановил долинщика движением руки и возмущенно повернулся к нему:

— О чем ты? Чем, по-твоему, мне еще заниматься, как не спасением этого проклятого мира?! Все-таки, старина, мне в нем жить дольше вас всех, так не стоит ли позаботиться о его сохранности?

— Но ты ведь искал смерти. Так вот она, стоит только позволить Темному богу…

— Ты начинаешь разочаровывать меня, дружище! Или ты всерьез считаешь, что ради своей смерти я пожертвую еще Создатель ведает сколькими жизнями?! Ну ты даешь! — Бессмертный рывком поднялся из кресла и вернулся в дом, оставив Ренкра на веранде одного.

Альв, конечно, верил в искренность своего спутника, но… Почему-то ему казалось, что Черный о чем-то недоговаривает.

СТРАННИК

Наверное, когда очень долго общаешься с одним и тем же человеком (то есть альвом), он начинает угадывать ваши мысли. Чем еще объяснить вопросы Ренкра? И как мне следовало мотивировать свои поступки? Ведь все равно… В общем, следующим вечером мы, уже втроем, выступили в путь. Эльтдон, как выяснилось, кроме прочего, обладал еще тонким чувством юмора и знал множество всевозможных историй, так что скучать в дороге не приходилось.

Передвигались мы, как и прежде, ночами, а днем отсыпались. Все как обычно. Степь тянулась за горизонт, величественная и опасная, как и весь этот мир. Несколько раз нам попадались меганевры, но, слава Создателю, не слишком часто. Когда они дикие, эти твари способны доставить вам массу неприятностей.

Спустя некоторое время степь начала редеть, трава становилась заметно ниже. Потом травяное море постепенно перешло в леса, протянувшиеся широкой полосой по всей северной части полуострова вплоть до района Ренкровой долины и даже немного дальше. В Брарт-О-Дейне кое-где леса оттеснялись городами и селениями, а так деревья царили здесь почти безраздельно.

Еще через неделю странствия по лесу (здесь пришлось изменить режим и спать уже по ночам) мы вышли к северной границе Брарт-О-Дейна. Граничные заставы располагались на всем протяжении от побережья до подножия Андорских гор, разделенные приблизительно равными участками леса. Примерно такая же система была на юге. Вообще-то я не думал, что здесь у нас возникнут особые сложности, но, как ни удивительно, они все-таки возникли. Да еще и какие! Учили ж меня в юности — не следует недооценивать противника, — учили, да, видно, плохо. Вот и пожалуйста.

Граничники появились на тропе спустя примерно пару минут после того, как Черный предупредил своих спутников об их приближении. Вид у гномов был откровенно воинственный, но вели они себя пристойно. Их старшой напряженно шагнул вперед и попросил странников представиться. Когда он услышал имя Ренкра, гном с досадой сплюнул на пыльную дорогу и грязно выругался. Потом он совершенно открыто сообщил, что Правитель Дэррин приказал арестовать альва, если тот, паче чаяния, явится в пределы страны. Было видно, что рубежник не в восторге от такого поручения, но отступать не собирается. Черный вздохнул, взял старшого за отворот кольчуги и оттащил в сторону. Граничники похватались за оружие, но бессмертный, похоже, не собирался убивать их командира, а только что-то зло шептал ему на ухо. Тем не менее на Ренкра и Эльтдона уставились клювы арбалетных болтов, так что обоим оставалось только молиться Создателю, чтобы бессмертный не сделал чего-нибудь опрометчивого.

Наконец иномирянин вволю насекретничался с гномом, и тот, с несколько помятым видом, быстро и грозно отозвал двух подчиненных в сторону, а на остальных не менее грозно взглянул, и те поспешили отвести арбалеты от эльфа и альва. Старшой что-то строго-настрого наказал двоим отозванным, и те согласно и испуганно закивали. Тогда он подошел к спутникам и угрюмо сказал:

— Можете идти, они проводят вас до Рангхорна.

Черный рассеянно кивнул и спросил:

— А где ваши меганевры?

— Что? — удивленно переспросил старшой.

Глаза бессмертного недобро блеснули и сощурились. Гном отступил на шаг, а потом медленно покачал головой:

— Ну уж нет. Лучше сразиться с вами, чем отдать меганевр. Между прочим…

Иномирянин резко вскинул в воздух правую руку, и гном замолчал.

— Я не говорил, что нам нужны меганевры, — устало произнес Черный. — У Эльтдона срочное и чрезвычайно важное для судьбы всего мира дело на Срединном. Ты понял? Для всего мира!

— Тебя послушать, — отчаянно сказал гном, шагнув вперед, — так вы все только тем и занимаетесь, что вершите судьбы мира. Не дам меганевр!

— О Господи! — взорвался Черный. — Одну меганевру! Одну! Ты слышишь?

В это время над лесом мелькнула тень, и гигантская полосатая стрекоза приземлилась рядом с заставой. С ее спины спрыгнул гном и подбежал к старшому:

— Шоллин! Шоллин! Важное сообщение от Правителя!

— Что? — раздраженно посмотрел на несвоевременно явившегося гонца старшой.

— Срочное… — задыхался тот.

В руках гном держал свиток, только что выдернутый из-за пазухи. Шоллин взял его и начал читать. Прочтя, поднял на Черного потяжелевший взгляд, снова сплюнул в пыль и вполголоса выругался.

— Читай. — Он протянул сверток бессмертному, прошептал горько: — Взялся же ты на мою голову!

— Что там? — спросил у иномирянина Ренкр.

Тот посмотрел на своих спутников и медленно проговорил:

— Дэррин устроил на нас охоту. К этому кордону направлены войска, по всей стране нас ищут, так что… — Черный тяжело вздохнул и задумался. — Значит, так, — подытожил он. — Прежде всего ты, Эльтдон. Бери меганевру и лети на Срединный, здесь тебе делать нечего — становится слишком опасно. Ты, Шоллин, пристрой куда-нибудь этого гонца, — Черный кивнул на гнома, прилетевшего на гигантской стрекозе, — а сам скажи в случае чего, что так, мол, и так, не было никакого сообщения для тебя, и гонца тоже не было.

— Эй! Эй! Погодите! А может, — встрял гонец, — может… я полечу с эльфом? Меганевра двоих выдержит, а я и управлять ею помогу и заодно исчезну отсюда. А то ведь, если меня сыщут… — И он раздосадованно махнул рукой.

Эльтдон согласно кивнул:

— Не откажусь.

— Тогда, — скомандовал Черный, — быстро с вещами к насекомому, и чтоб духу вашего здесь не было.

— Да что происходит, почему такая спешка? — спросил Ренкр.

— Спешка, — обернулся к нему бессмертный, — потому, что, как мне думается, Дэррин начал на нас охоту с чьей-то подачи. Как думаешь, с чьей?

— Не дожидаясь ответа, бессмертный вслед за Эльтдоном и гонцом пошел к меганевре.

Поднялся сильный ветер, и крылья стрекозы дергались под его порывом то вверх, то вниз. Древовидные папоротники, стоявшие по краям дороги, стали раскачиваться, грозя вот-вот обрушиться. На верхушке одного из них Ренкр заметил сторожевое гнездо, из которого выглядывал растерянный гном. Два других торопливо спускались по веревочной лестнице вниз, опасаясь, как бы дерево не упало, погребая их под собой.

— Торопитесь! — кричал Эльтдону сквозь порывы ветра иномирянин. — Торопитесь, потому что началась опасная охота. Я постараюсь поменяться с ним местами, но пока что все мы — дичь. Он все-таки решился вмешаться, и, значит, либо твоя миссия, либо цель Ренкра очень опасна для него. Надеюсь, он еще не слишком силен, а даже если и так, мы все равно поборемся. Удачи тебе!

Меганевра поднялась вертикально вверх, а потом медленно полетела в сторону гор, с трудом преодолевая сопротивление ветра. Они проводили ее взглядом, а потом Черный обернулся к Шоллину и Ренкру. Ударили первые капли дождя. Здесь, в полосе лесов, дожди приходили внезапно, лили долго и обильно, так что угодивший под них вымокал до нитки. Но никто сейчас не торопился укрыться в неприметных шалашиках, стоявших у самой чащи. Чуть дальше, как показалось альву, он заметил и избушки, из труб которых медленно тянулся к небу густоватый серый дым.

— Вот что, Шоллин, — сказал бессмертный старшому граничников, вытирая со лба дождинки, — проводники не понадобятся, мы пойдем в одиночку — так проще и безопаснее. Прости за неудобства, которые мы тебе доставили, и за бардак, который устроили, но поверь, то, что происходит, касается и тебя.

— Слушай, Ищущий, может, дать тебе меганевр? — предложил ему Шоллин.

— Не нужно, — ответил Черный. — Дождь — они же не полетят. Молюсь, чтобы хоть Эльтдон успел улететь из зоны ливня. Мы — пешком.

— Хотя б дождь переждали.

— Нет у нас времени, так что всего тебе, не поминай лихом! — Иномирянин кивнул, и они вместе с Ренкром пошли по дороге, ведущей в Брарт-О-Дейн.

Она выглядела почти заброшенной, эта узкая, поросшая по краям колючим кустарником дорога с превратившейся во влажную грязь пылью. Сверху продолжал падать дождь, и очень скоро вся одежда вымокла и обвисла, прильнув к остывающему телу. Долго продолжаться это не могло; через некоторое время Черный заприметил подходящее дерево: оно накренилось, и корни образовали огромную пещеру, дно которой поросло зеленым мхом. Забравшись сюда, путники устроили привал. Перекусили и даже развели миниатюрный костерок, правда с большими мучениями, да и тот почти не грел, больше дымил.

После трапезы Черный извлек небольшую карту и развернул ее у себя на коленях:

— Смотри. Мы сейчас здесь, между границей и Котор-Моллом, чуть восточное последнего. Южнее Брарт-О-Дейн пересекает река Гхор. Мы через нее переправлялись, помнишь?

— Я помню, что рек на нашем пути было штук пять, и на всех — очень ненадежные мосты, — ответил Ренкр.

— Четыре, — поправил его Черный. — Гхор, Нирр, Хэммон-Руд и Ришшин. Так вот, в устье Гхора и расположен Рангхорн — тот самый портовый город, где я планировал сесть на корабль. Оттуда мы бы добрались до Воссона, что на Ришшине, а от него до Свакр-Рогга — два дня пути. Теперь я боюсь, что на море нас будет слишком легко уничтожить. Опять-таки добираться до Рангхорна тоже не день и не два, нас успеют обнаружить. Можно, правда, попытаться пройти весь Брарт-О-Дейн по суше, прячась от всех, но это малореально. Остаются еще горы или же все-таки морской вариант. Что скажешь?

Ренкр задумался. Что-то подсказывало ему: какой бы вариант сейчас они ни выбрали, это не будет иметь значения самое позднее через двое суток. Вообще, все происшедшее у заставы казалось каким-то скомканным, слишком быстрым, непонятным и — непонятым. Почему, например, Черный решил, что за Дэррином стоит Темный бог?

— Все очень просто, — ответил бессмертный, поворачиваясь так, чтобы тоненькая струйка пламени обсушила его спину. — Кто еще может быть заинтересован в нашей смерти? Нет, я, конечно, способен назвать добрую сотню моих личных недоброжелателей, но к тебе они не имеют никакого отношения. В послании же ясно сказано: бессмертный и альв. И потом, никто, кроме Темного бога, не может заставить Дэррина отдать такой приказ — ведь Повелителю прекрасно известно, против кого он решился выступить. Но почему все это затеяно? Ведь тогда, провожая Эльтдона, я погорячился, но теперь понимаю — об эльфе он не знает. Следовательно, именно твоя миссия взволновала этого доморощенного демиурга. Может статься, льдистые змеи играют для него большую роль, чем мы предположили вначале. Ну-ка, расскажи мне еще раз о котловане.

Ренкр рассказал, и Черный чуть не подпрыгнул:

— А ты уверен, что тот темный свет лился сверху вниз, а не наоборот?!

Парень неуверенно пожал плечами:

— Да там было не понять. Может, он на самом деле поднимался вверх…

Бессмертный прищелкнул пальцами, и тотчас с обмазанных землей корней на них обрушился водопад холодных капелек.

— Отлично, — воскликнул Черный, — кажется, я начинаю понимать. Видимо, льдистые змеи являются накопителями и передатчиками энергии (правда, не знаю точно какой). В Теплынь они уходят в котлован и отдают накопленную энергию Темному богу. Если ты закроешь осколком Камня отверстие, произойдет что-то необычное, что перекроет доступ Бога к энергии. Поэтому он стремится уничтожить тебя и, как это ни странно звучит, меня.

— Но почему он просто не пришел и не убил нас сам?

— Наверное, он не может долго находиться в этом мире, на такой переход уходит слишком много сил, иначе бы каждый шастал по мирам, как и когда ему вздумается.

— А как же он вообще связан с Нисом? Он же знал о местонахождении Свиллина, а где сейчас мы — точно не знает.

— О черт! — Иномирянин вскочил, стукнувшись головой о нависающие сверху корни. — Все, беседы закончили, уходим в… — задумался, — в горы.

— В чем дело? — удивленно спросил Ренкр, наблюдая, как его спутник спешно собирает вещи.

— В чем дело? — переспросил Черный. — Он скорее всего следит за миром через то, что создано его волей. Камешек-то у тебя. Выбросить мы его не можем — остается уйти в горы, там гномы Дэррина бессильны.

— Но там есть другие гномы…

— С ними и разговор у нас будет другой, — жестко отрезал бессмертный.

Они быстро собрали вещи и пошли на запад, оставляя за спиной гномью заставу и дерево, приютившее их.

Дождь кончился.

Где-то в сокрытой Книге Судеб вписаны наши с тобой имена.

Кто же ответит точно — где?

Нам не дано этого знать.

Где-то на прочных Ее листах рядом со мною стоит Число.

Или строка та еще пуста?

Если так, что же — мне повезло.

Только опять задрожал вещун, глядя устало в мою ладонь.

«Правду, мудрец! Я лжи не прощу!»

Но он молчит, усмиряя стон.

 

12

Улицы Свакр-Рогга кипели, как котелок, забытый над очагом неряшливой хозяйкой. Дэррин скривился, глядя на город из окна своей башни. Прошло уже достаточно времени, чтобы уцелевшие после того, что произошло с Воссоном, успели добраться до столицы и швырнуть в огонь смуты свою щепоть благовоний. Он еще тогда, завидев отсвет и шум взрыва, понял, что не поможет ни стража, ни указы — спасшиеся беженцы найдут способ пробраться в Свакр-Рогг, минуя все заслоны. Они и нашли. А теперь… Теперь — Создатель ведает что. Или — Темный бог?

Толстый гном с неопрятной бородой, которую он ненавидел, но носил, потому что так было принято, отошел от высокого стрельчатого окна и взял в руку тонкий, изящный бокал. Отхлебнул, поставил на место и снова направился к окну. Сегодня, похоже, Правитель еще долго не сможет от него оторваться — слишком уж угрожающе волнуется народ на улочках, слишком много собралось горожан у стен дворца-крепости, чтобы Дэррин мог позволить себе заниматься другими делами. Он желал видеть.

Сообщения о положении в городе, приносимые каждый час осведомителями, были неутешительны. Чего, впрочем, и следовало ожидать. Гномы требовали разъяснений. Ха! Да если они услышат правду, они ж все взбесятся! Притом что это уже ничего не изменит: они и так вот-вот взбесятся, а советники не могут придумать ни одного мало-мальски приемлемого объяснения катастрофы, произошедшей с Воссоном. В такой ситуации отсылать из города практически все войска — сумасшествие, но именно этим сейчас занимался Биммин.

Повелитель смотрел наружу, облокотившись о широкий мраморный подоконник, опершись правым плечом о выступ стенки. Все катилось в какую-то пропасть, быстрее и быстрее, а ведь началось с такого, казалось, неприметного события. Появление бессмертного с секирой Свиллина. Двойное поражение при попытке отобрать эту самую секиру. А теперь вот — появление Темного бога. Дэррин вздрогнул.

Он и Создателя-то никогда особо не почитал, что уж говорить о том существе, чья известность держалась только благодаря слухам. Правда, слухам достаточно страшным, но все же… Одно дело — сплетни и перешептывания, другое — уничтоженный город. И это уже результат, от которого никуда не деться. Так же как никуда не деться от взволнованных, испуганных толп в городе. Правитель посмотрел на сухие листья под окном: «Гляди-ка, ткарн уже заканчивается…»

всплеск памяти

Ткарн потихоньку заканчивался, лето отгорело, уступая место рыжей осени. Дурное это было лето, нехорошее. А завершилось оно и вовсе отвратительно.

В первый день Желтеня Дэррин сидел в своей любимой беседке, глядя, как листья на кустах постепенно изменяют свой цвет, словно их корни тянут из земли не воду, а… кровь. Зеленая листва краснела, медленно, незаметно, но краснела. Шла осень.

На посыпанной рыжими камешками дорожке зашуршали чьи-то шаги. Дэррин недовольно обернулся, чтобы посмотреть, кто и с какой стати осмелился нарушить его уединение. Признаться, он ожидал увидеть Биммина — Первый советник частенько позволял себе появляться без предупреждения, когда дела требовали безотлагательного вмешательства со стороны Правителя. Но на дорожке стоял не рыжий гном, а высокий бледный альв. «Откуда он здесь взялся?» — удивился Дэррин. Представителей иных рас не слишком жаловали в Брарт-О-Дейне, и о появлении каждого тут же становилось известно Правителю. А он что-то не слышал, чтобы в пределах страны находился какой-то альв. Не говоря уже о том, что проникнуть в парк постороннему было не так уж и просто. Даже совсем наоборот. Но Дэррин не собирался устраивать по этому поводу истерик. Просто излишне спокойно поинтересовался:

— Кто ты такой?

Альв с узким бледным лицом /словно гипсовая маска, снятая с умершего/ так же спокойно ответил:

— Я — Темный бог.

Правитель Брарт-О-Дейна скептически хмыкнул:

— Ну да, и чего же ты хочешь?

Он, разумеется, не раз встречался с сумасшедшими, но только чаще с сумасшедшими гномами — такая уж, знаете ли, специфика работы. Вот с сумасшедшими альвами — это что-то новенькое. Пришлось нажать на потайной рычажок, встроенный в поручень беседки специально на подобный непредвиденный случай. Бывало, что в парк все-таки проникали настырные посетители… правда, ненадолго. Следующим местом их пребывания становилась маленькая каменная комнатка с минимумом удобств. Зато для каждого — отдельная. Сумасшедших Дэррин не любил.

— Прежде всего я хочу, чтобы ты поверил в это, — холодно сказал альв. — Потом перейдем к дальнейшему.

Дэррин развел руками:

— Прости, дружище, не могу. Видишь ли, искусство проникать в мой парк — не самое, конечно, последнее, но нет в нем чего-то такого, божественного. Уж извини, если обидел.

— Глупец, — дернул плечом альв, — Бог не может обижаться на такого, как ты. Это же смешно.

— Ага, — подтвердил Дэррин. — Ну, предположим, что я поверил в то, что ты Темный бог. И что же дальше?

— А дальше начнется самое интересное, — вымолвил альв. — Ты прикажешь своим охранникам убраться, как только они примчатся сюда. Затем я отдам распоряжения, а ты займешься их выполнением. И не тянись за кинжалом — сегодня ты забыл его взять с собой.

Гном усмехнулся. Он никогда не забывал брать с собой кинжал. Иногда от этого могла зависеть его жизнь. Вот как сейчас, например.

Рука нащупала пустые ножны. Бред! Такого просто не могло произойти, ведь он точно помнит, как опускал в них кинжал.

Но поздно сожалеть по этому поводу, нужно что-нибудь придумать. Стражники появятся с минуты на минуту.

— Когда ты в последний раз пользовался рычагом? — поинтересовался альв так, словно речь шла о погоде на завтра.

Дэррин пожал плечами: какой смысл отрицать очевидное:

— Давно.

— Тогда неудивительно, что твои гномы запаздывают. Рычаг ведь мог и сломаться.

«Он слишком много знает, даже для сумасшедшего. Придется устроить проверку среди стражников. И все-таки, кто же он такой?»

Альв с лицом гипсовой маски снисходительно улыбнулся:

— Не стоит так волноваться по поводу моей осведомленности. Я же Бог. Но

— оставим эти неаргументированные утверждения. Хочешь, докажу тебе, что я тот, за кого себя выдаю?

Дэррин лихорадочно пытался понять, каким же образом этот сумасшедший будет доказывать. Потом кивнул. «Да что он, в сущности, может?..»

Альв усмехнулся, и если бы Правитель меньше растерялся от происходящего, он бы обратил внимание на эту улыбку и, несомненно, задумался о своем решении. Очень уж нехорошей была усмешка, крайне нехорошей.

— Договорились, — сказал сумасшедший. — Ты сам выбрал.

Потом он напрягся, даже немного пошевелил руками, отчего Дэррину сразу стало не по себе — а вдруг в рукавах этой рубахи у альва ножи? Затем в парке внезапно похолодало, так что гном даже вздрогнул и поплотнее запахнул куртку. Листья, лежащие на дорожке и газонах, внезапно зашевелились, потом взметнулись в небо и стали медленно опадать обратно.

— Взгляни, — сказал альв и указал куда-то в сторону.

Беседка была построена на холме, и отсюда можно было видеть кварталы города и часть полей, располагавшихся за городскими стенами. Поля простирались до самого горизонта. Именно оттуда, на стыке земли и неба, внезапно появился и начал расти гигантский огненный язык, протянувшийся к потемневшим облакам. Вздрогнула земля, и Дэррин услышал глухой протяжный стон, перешедший в настоящий крик.

— Что это? — пораженно прошептал он.

— Только что Воссон исчез. На его месте образовался глубокий котлован; почти все жители города погибли. Спаслись немногие, и скоро они появятся в Свакр-Рогге, так что ты сможешь убедиться в правоте моих слов. — Казалось, в голосе альва не было ничего, кроме холодного удовольствия.

Правитель испуганно посмотрел в лицо сумасшедшего /да нет, не сумасшедшего, присмотрись внимательнее. Не сумасшедшего, а Бога. Темного бога/ и понял, что все сказанное им — правда. До последнего слова. Он перевел взгляд на стражников, которые минуту назад еще бежали к беседке, а теперь стояли, испуганно глядя туда, где опадал зонтик пламени. Альв /Темный бог/ с интересом посмотрел на Дэррина, ожидая, что же тот теперь сделает. Повелитель… приказал гномам убираться прочь. Потом встретился глазами с Темным богом и потупился.

— Веришь? — В словах его собеседника не было и тени насмешки.

— Верю. — Голос почему-то вдруг стал необъяснимо хриплым, а в горле пересохло. — Но зачем…

— Именно для того, чтобы поверил. А теперь слушай и запоминай.

Дэррин слушал и запоминал, мысленно обещая себе, что когда-нибудь он отомстит за Воссон. Отомстит Богу? Да, отомстит Богу! А пока придется разослать на северный кордон гонцов с грамотой, в которой будут упоминаться имена Ищущего и альва по имени Ренкр. А пока Биммин займется тем, что войска, расквартированные в столице, покинут Свакр-Рогг и направятся туда же, вслед за гонцами, чтобы изловить означенных выше и привести в город, уже в кандалах. А пока… Дэррин поразмыслит над тем, что делать дальше.

Когда Темный бог встал со скамейки и ушел прочь, скрывшись среди ровных рядов деревьев, Правитель Брарт-О-Дейна подумал, что грядущая осень, пожалуй, будет еще хуже, чем прошедшее лето. И отправился во дворец-крепость, расшвыривая кровавые листья носками сапог.

Теперь, стоя у высокого окна башни и глядя на улицы Свакр-Рогга, Дэррин понимал, что долго ему так не продержаться. Нужно что-то предпринять, что-то, что избавило бы его от власти Темного бога. Увы, на сей раз рядом не было Свиллина, который мог бы предложить очередную секиру. А что оставалось? Подчиняться и ждать. Вот только ожидание (и промедление) было смерти подобно. Еще чуть-чуть, и взбудораженные гномы от испуга и непонимания «встанут на дыбы», а без войска… «Зацикливаюсь. Нужно думать о чем-нибудь другом. Проклятье, ну где же там Биммин, что ж он так долго?!»

В дверь постучали.

— Входи! — Дэррин развернулся спиной к окну, в нетерпении сложил на груди руки.

Биммин, придерживая одной рукой рукоять меча, кивнул Правителю и поправил длинные рыжие усы. При своем маленьком росте он ухитрялся выглядеть степенно и уверенно, с достоинством удерживая на плечах груз должности Первого советника. Правда, когда они с Дэррином не были в окружении придворных, всякая официальность исчезала — оба гнома были давними друзьями.

— Ну что? — спросил Правитель.

— Все готово. Войска покинут Свакр-Рогг в течение суток. — Рыжеволосый советник пересек комнату и сел в кресло, закидывая ногу за ногу: — А что ты намереваешься делать дальше?

— В каком смысле? — осторожно поинтересовался Дэррин.

— В том смысле, что твой Темный бог в следующий раз может потребовать чего-нибудь еще более сумасбродного. И что тогда?

— Еще более сумасбродного! — иронически хмыкнул Правитель. — Куда уж более… — Потом внезапно оттолкнулся от подоконника, подошел к Биммину и уселся на краешек стола: — У тебя есть идеи?

Советник медленно покачал головой:

— Прости. Ни одной стоящей.

— То-то и оно. Иначе бы…

Дверь распахнулась, словно от сквозняка, но только это был не сквозняк. Это был Темный бог.

— Все отменяется, — произнес он, стоя в дверном проеме и даже не потрудившись войти. — Возвращайте войска в столицу — наша дичь сама явится сюда. Пока — все. — Дверь захлопнулась.

— Создается впечатление, что он просто-таки ночует здесь, — заметил Биммин. — Ну, — советник поднялся из кресла, — пойду. Признаться, все эти перемещения войска… Ладно, ты ведь сам все знаешь. Ничего, что-нибудь придумается. Сходи в библиотеку, что ли. Может, там найдешь что-то интересненькое. Так сказать, отвечающее теме.

Дэррин кивнул:

— Хорошая мысль. Да только там вряд ли есть труды об уничтожении богов.

Биммин развел руками и удалился. Правитель подошел к окну, выглянул наружу, измеряя расстояние от своей комнаты до рыжей дорожки внизу.

Почему-то вспомнились драконы. «Интересно, а как это — летать?..»

Осень молчала, только легонько ворошила листья под окном. Кровавые листья.

Человек вышел из вагона метро и стал подниматься на поверхность по широкой грязной лестнице с несколькими площадками-пролетами. Миновав турникеты и прозрачные вращающиеся двери, он очутился в прокуренном подземном переходе. У стен выстроились лоточники, предлагавшие все, что угодно, но человек прошел мимо и уже собирался идти наверх, когда его внимание привлекла книжная раскладка: на деревянном столике, прижатые протянутой леской, лежали книги в цветастых твердых обложках. Фантастика, почти только одна фантастика. Он заинтересованно подошел, еще не собираясь ничего покупать, просто привлекла одна книжонка — то ли своим названием («Собственные миры»), то ли рисунком (высокая фигура силуэтом, в руках которой два мира: один в виде стандартного шарика голубого цвета, другой — черепаха с тремя китами на панцире, а уже на китах — выпуклая толстая пластина с миниатюрными деревьями, животными и людьми). В принципе, и название и иллюстрация были банальны. Но зато очень актуальны.

Продавец, худощавый паренек в тонкостеклянных очках, с надеждой посмотрел на подошедшего:

— Хорошая книга. Хит сезона.

— Читал? — спросил человек.

Паренек кивнул:

— Затягивает. И вообще, — он взмахнул в воздухе кистью руки, — такого еще не было. Просто отпад.

— А ты сам веришь в то, о чем там написано? — Человек рассеянно вертел в руке толстый том, словно не решался — покупать или не стоит.

Продавец опешил:

— Ну-у… Конечно, иногда затягивает, я же говорю, но… Я ж не ребенок, чтобы верить в Кинг-Конга или там в Дракулу. — Он растерянно пожал плечами, чувствуя, что что-то не так.

Покупателя, по крайней мере, он точно потерял, но лгать не имело смысла. Этот сразу распознал бы ложь /и наказал/ и ушел. А так… Кто его знает, нынче люди разные попадаются, глядишь, и купит.

— В том-то все и дело, — с полуулыбкой сказал человек. — Никто, иногда даже сам Создатель, не верит в то, что творит. И поэтому из мира уходят краски, а из Реальности — миры. Может, потому у братишки все и получилось, что он не отдал книгу в издательство. Он-то сам верил, а прочти рукопись другие — и их неверие пересилило бы его веру. А так… — И он рассмеялся, как будто произнес удачную шутку.

«Опять помешанный, — с тоской подумал паренек. — И ведь книгу не отдаст. Вот черт!»

— Так вы покупаете?

— Нет, не покупаю. Понимаешь, мне она ни к чему — миры, в которые не верят, долго не существуют. Держи. — Он, к удивлению продавца, вернул книгу и пошел дальше.

«Тихий помешанный, — подумал паренек. — И слава Богу, а то ведь… Ну и денек!»

Так хорошо было — сидеть в кресле, глядеть на проезжающие за окном машины и понимать, что ты чего-то достиг в этой жизни. Впрочем, «чего-то достиг» — не совсем подходящее выражение для того, кто стал Темным богом.

Человек с бледным узким лицом улыбнулся краешком рта, вспоминая продавца в переходе. Паренек, наверное, принял его за сумасшедшего. Все просто — даже тот, кто читает исключительно фантастику, не способен представить себе, что такое может произойти в реальной жизни. Да ладно, мог ли он сам вообразить, что после стольких лет бездарной, неудавшейся жизни Судьба повернется к нему лицом? Нет, не мог. Потому что с самого детства казалось, что единственный человек, который интересует Фортуну, — это брат, проклятый братец с его всепризнанной гениальностью. И на таком ярком фоне /бездарный/ неудачливый младший брат оставался не более чем серой расплывчатой кляксой, лишенной всякой устойчивой формы и сколько-нибудь стоящего содержимого. Да, родители делали вид, что любят обоих одинаково, но скажите, разве можно в это поверить? Вот он и не верил. Его не любили, его жалели, а это совсем разные вещи.

Так и шли по жизни: братец ровным уверенным шагом признанного гения, он

— заплетающейся бесцельной походкой неудачника. С детства он понял, что единственное, привлекающее его в этом мире, — Власть во всех ее проявлениях. Он желал Власти, как хотят недоступную, но оттого еще более привлекательную женщину. Он искал Власть во всем, даже пытался заниматься тем, что нынче называлось эзотерикой, но и там /не смог добиться каких-либо успехов из-за своей бездарности, лености/ оказался неудачлив.

Когда умерли родители, в его душе не нашлось ни капли скорби. Теперь, по крайней мере, старый дом в деревне можно будет продать и купить в городе квартиру получше. И он, и — тем более — братец уже давно не жили с родителями, но на похороны приехали: братец — потому что так требовали правила приличия того общества, в котором тот вращался; он — чтобы теперь пожалеть родителей. Когда все было окончено, братец предложил ему оставить дом себе, забрал кое-какие вещи — «это дорого мне как память» — и уехал. Он же немного побродил по пустому дому и поднялся на чердак: что-то (Судьба?) вело его вверх. Здесь теперь стало темно и сыро, дожди смогли-таки просочиться сквозь старую кровлю, хотя это было еще не слишком заметно. Прикрывая одной ладонью дрожащий огонек свечи, он в очередной раз удивился своим мертвым родителям: как можно не держать в доме даже карманного фонарика? Но не это занимало сейчас его внимание — какое-то неудержимое стремление притягивало его к отсыревшему картонному ящику. Открыть прохладные, разваливающиеся от прикосновения пальцев половинки крышки оказалось делом минуты, а потом ладони наткнулись на целлофановый пакет. Он рывком разорвал связанные узлом кончики пакета — слишком сильным было нетерпение, чересчур зудящим ощущение близости частицы Власти.

Стопка толстых тетрадей, исписанных ненавистным почерком братца, и свернутый в рулон лист ватмана. И это все?! В первый миг его охватила такая ярость, что он чуть было не разорвал всю эту макулатуру на клочки, но потом… Потом ярость прошла, а ощущение того, что частица Власти — здесь, осталось. Что-то не так было с этими чуть распухшими от влаги тетрадями, с этим рулоном ватмана, и он подхватил тяжелый разваливающийся пакет и понес его вниз, чтобы разобраться поподробнее.

Разбираться пришлось долго. Многолетняя антипатия к братцу отразилась на всем, даже на образе мыслей, поэтому то, что было написано этим ненавистным почерком, читать оказалось тоже не слишком просто. Но он прочел. Нет, это не было вариантом «Некрономикона», это была обыкновенная книга про выдуманный мир со сказочными жителями, то, что здесь давно уже известно как фэнтези, впрочем… Книга была не такой уж обыкновенной. Ему всегда казалось, что вера делает великие вещи — не та вера, о которой твердят иностранные проповедники с жутким акцентом, а, скорее, вера детей в существование чудес. Разумеется, всякой силе найдется противосила, и поэтому Дед Мороз так навсегда и останется выдумкой, слишком уж много взрослых, которые не верят в него. Совсем другое дело, когда речь идет о детских кошмарах. Спросите у пятилетнего ребенка, кто скрипит половицами в соседней комнате, и рассказ, услышанный вами… А-а, да что там! — об этом достаточно написано повзрослевшим, но не утратившим память мальчиком по имени Стивен Кинг.

Здесь же дело обстояло несколько иначе. Братец тоже верил в свой мир, верил, когда писал книгу, а происходило это давно. Теперь же он попросту забыл о стопке старых тетрадей. И именно подобный случай спас мир от участи его миллионов собратьев, сотворенных, но убитых неверием читателей, редакторов издательств и — самих писателей. Потому что братец только забыл, а не перестал верить, вера жила в его душе, слабая, но достаточная, чтобы дать миру время обрести плоть и собственную жизнь. И теперь ему не нужна была вера Создателя, он мог существовать сам по себе, стал достаточно самостоятельным, чтобы питаться только верой своих обитателей. Но главное — рулон ватмана. Он оказался картой мира и — ключом к этому миру.

Вот так неудачник превратился в Бога, пусть даже Темного бога. Власть признала его своим и отдалась ему. Миг ликования был коротким, за ним пришло понимание: их с братцем натуры слишком противоположны, и поэтому мир действует на нового властелина не лучшим образом. Он не мог долго находиться в Нисе, доходило до потери сознания, а это уже становилось опасным. Тогда он решил изменить мир так, чтобы тот соответствовал его характеру, чтобы можно было все чаще и чаще бывать там и властвовать.

И он принялся за дело. Это должно было занять не один год, даже если учесть, что время там и здесь текло по-разному, то ускоряясь, то замедляясь. Результаты изменения уже были достаточно внушительными, когда… Когда все это стало разваливаться всего лишь из-за нескольких обитателей Ниса. Этот мир оказался более устойчив к внешнему воздействию, но Темный бог не собирался сдаваться. Самое сложное уже сделано — изменились предопределенности. Осталось не так много. Скоро, очень скоро…

Человек с бледным узким лицом устало потер виски, встал с кресла и направился к столу, на котором был закреплен большой старый лист ватмана.

Для того чтобы попасть в библиотеку, Дэррину пришлось спуститься по узкой серокаменной лестнице под землю — архивы, в которых хранились книги, размещались чуть ли не в подземельях, рядом с многославными темницами дворца-крепости. Вообще-то Правитель даже сомневался, застанет ли он кого-нибудь в этом хранилище пыли и испачканных чьей-то рукой бумаг, скорее уж придется безрезультатно стучаться в запертую на замок мощную каменную дверь. Единственный гном, который по-настоящему серьезно разбирался в древних книгах, — старый-престарый Хоффин — неделю назад занемог, да так, кажется, до сих пор и не поправился. Куда уж старику дышать влажным и одновременно пыльным — Создатель, ну и сочетаньице! — воздухом архивов. Дэррин с трудом понимал подобных гномов, одобрять же такое приходилось: все-таки иногда знания Хоффина оказывались очень кстати, вернее, конечно, не самого Хоффина, а его любимых желтоватых свертков, толстых кожаных томов и многочисленных карт.

Дверь, вопреки ожиданиям, была не заперта, сквозь тонкую щель на лестницу падал тонкий меч света, и слышались чьи-то голоса: «Неужели старик таки выбрался в архивы? Поистине сумасбродная натура!» Правитель вошел в большое помещение с высоким потолком и многочисленными полками у стен. То там, то здесь горели свечи, расположенные так, чтобы случайная искра не попала на древние, но от того не менее других воспламеняющиеся бумаги. За низким деревянным столом сидели сам Хоффин и его ученик, полный юноша, имени которого Дэррин так и не смог вспомнить. Оба книжника склонились над каким-то свертком и внимательно изучали его содержание, изредка обмениваясь короткими непонятными фразами. Дэррину пришлось кашлянуть, чтобы обратить на себя внимание. Гномы подняли головы, ученик виновато поклонился, а Хоффин кивнул Правителю, как равному, и пригласил садиться.

— Как твое здоровье? — спросил тот, располагаясь на не слишком удобном стуле с высокой спинкой.

— Благодарю, — ответил Хоффин. — Ломмэн вот помог мне добраться до бумаг, и теперь, признаться, я чувствую себя значительно лучше. Правда, то, что с некоторых пор стало волновать почти всех жителей Свакр-Рогга, до сих пор остается для меня загадкой. И бумаги молчат, что очень меня удивляет. Наверное, ты пришел за тем же, но, увы, у меня нет ни одной утешительной новости или даже интересной мысли по этому поводу.

Дэррин покачал головой:

— Я пришел не за этим. Меня интересует все, что известно тебе и твоим бумагам о богах.

Хоффин удивленно приподнял бровь, даже накрыл своей рельефной ладонью сверток, чтобы узор букв не отвлекал его от беседы:

— О каких богах ты говоришь? Мне известен лишь Создатель…

Ломмэн как-то странно посмотрел на учителя, несмело коснулся его локтя, одновременно желая и не желая говорить.

— В чем дело, мальчик? — удивился Хоффин.

— Вы забыли о Темном боге.

Паренек, кажется, все-таки пожалел, что вмешался в этот разговор. Видимо, он подумал, что свою сообразительность можно было бы проявить и позже, после ухода Правителя, — так оказалось бы значительно безопаснее.

И совершенно зря подумал, Дэррин вовсе не собирался угрожать.

— Так ты пришел за этим? — Хоффин внимательно посмотрел на Правителя.

Губы старика сжались с одну плотную линию, глаза сверкали настороженно и отстраненно.

— Да, — сказал Дэррин, не отводя взгляда. — Я пришел за этим.

/И я получу это, так или иначе. Потому что отныне у меня нет выбора./ Поможешь?

Старый гном задумчиво прищурился:

— Ты ведь не расскажешь мне, зачем тебе это понадобилось.

Это было утверждением, но Дэррин все-таки кивнул, соглашаясь с Хоффином:

— Так поможешь?

Ломмэн напряженно застыл, готовый, если потребуется, ценой собственной жизни спасти учителя от гнева Дэррина. Не потребовалось. Хоффин повернулся к парню:

— Ну-ка, мальчик, посмотрим, что мы можем сделать.

Оказалось, не так уж и много. Вернее, совсем ничего, что могло бы на самом деле помочь Дэррину, — все больше находились какие-то легенды да истории, причем и те и другие весьма сомнительного происхождения. В конце концов Правитель был вынужден развести руками и отказаться от надежды получить в архивах ответы на свои вопросы. Напоследок Хоффин отвел Дэррина в сторонку и проговорил, глядя куда-то вбок:

— Кажется, я начинаю догадываться о некоторых вещах. Например, о том, по чьей вине с Воссоном произошло то, что произошло. Но я, пожалуй, буду молчать. Просто потому, что мне это свойственно. И кажется, я должен пожелать тебе удачи, хотя бы потому, что больше некому это сделать.

Дэррин растерянно кивнул:

— Ты бы отправлялся домой, все-таки свое здоровье иногда стоит поберечь.

— Отправлюсь, обязательно отправлюсь. Вот только покопаюсь еще немного в бумагах. Глядишь, и найду что-нибудь интересненькое.

— Буду на это надеяться.

Старик строго покачал головой:

— А вот на это как раз надеяться не стоит. Глупо и бессмысленно надеяться на такие вещи. И пожалуй, слишком опасно.

Правитель попрощался с книжниками и стал подниматься наверх из этого царства бумаг. С каждой пройденной ступенью он чувствовал, как в него проникает отчаяние, вползает в душу маленькой, но смертельно ядовитой змеей. И ступеней впереди было невыносимо много.

А на самом верху, в большом и пустом коридоре, стены которого были закрыты ветхими гобеленами, ждал Темный бог. Он стоял, сложив на груди руки, и ждал, пока Дэррин приблизится.

Правитель приблизился.

— Войско вернулось?

Дэррин объяснил, что именно этим всю вторую половину дня занимался Биммин. Бог кивнул.

— Собери сегодня же лучших меганевреров. Как только это будет сделано, отряд на стрекозах должен отправиться к участку гор между Котор-Моллом и границей. Как быстро они смогут там оказаться?

— Послезавтра.

Бог покачал головой:

— Завтра к вечеру. Там они должны найти бессмертного и альва. Альва убить и отобрать у него кровавый камень на цепочке. Через пять дней я приду за камнем. Да, пусть летуны возьмут с собой карты Ниса.

Бог опустил руки и пошел вниз по лестнице, туда, откуда только что вернулся Дэррин.

Тот устало посмотрел ему вслед и отправился в свой кабинет, чтобы вызвать Биммина. В груди не было ничего, кроме безразличной пустоты. «Если и Хоффин… Создатель, что тогда?!» Но за старого гнома Дэррин волновался зря.

Все в этом мире объясняется достаточно просто. Как, впрочем, и во всех других мирах.

Человек с бледным узким лицом гипсовой маски постоял на каменной лестнице, по которой недавно поднимался гном. «Интересно, что он делал внизу? Посещал фамильное привидение и советовался с ним, как быть дальше? Бессмысленно, все равно ведь не поможет».

Человек достал маленький плотный лист, всмотрелся в него и исчез.

Биммин выглядел мрачно, как и угрюмые тучи, собравшиеся над городом. Скорое приближение дождя немного поубавило энергии у толпы, народ постепенно вспоминал о делах и расходился по домам. Известие о возвращении войска сыграло-таки свою роль.

Первый советник потер подбородок и недовольно поморщился.

— Да он, я погляжу, великий затейник, твой Темный бог, — холодно произнес Биммин, глядя на стоявшего у окна Дэррина.

Тот дернулся, словно от пощечины:

— Какой он, к драконам, мой?! Проклятье, ты бы хоть иногда следил за тем, что говоришь.

— Прости. — Советник потер виски и отхлебнул из пузатой кружки. Бокалов он не переносил. — Заговариваюсь, дружище, заговариваюсь. Но, право слово, где ж я тебе сейчас наковыряю хоть и сотню меганевреров? У нас всего стрекоз штук семьдесят, даже если на каждую посадить двоих… Нет, это просто невозможно.

— До недавнего времени я совершенно искренне полагал, что происшедшее с Воссоном тоже невозможно, — угрюмо молвил Дэррин. — Однако гляди ж ты!..

— Ладно, понял. — Биммин тяжело поднялся из кресла, еще раз потер подбородок. Кажется, это стало входить у него в привычку. — Сделаю, что будет в моих силах. — Советник недоверчиво покачал головой и пробормотал:

— Это же надо: «завтра к вечеру у Котор-Молла»! Бред!

Дэррин хотел было что-то сказать, но потом подумал, что говорить, в сущности, нечего. Биммин все прекрасно понимал, просто… Да какое, к драконам, «просто»?! Если б можно было хотя бы что-нибудь понять в этих сумасшедших приказах проклятого Бога! А тут еще взвинченная до предела толпа под стенами. Благо ничего пока не натворили, даже не высылали парламентеров, просто чего-то ждут. Глядишь, с дождем и разойдутся по домам.

Конечно, Дэррин знал, что на этом все не закончится. Дожди, какими бы затяжными они ни были, имеют свойство прекращаться. Народные волнения такого масштаба — нет.

Правитель в отчаянии замахнулся и швырнул бокал вниз, прямо в груду алых шелестящих листьев. Хрусталь с тихим звоном, смягченным лиственной подушкой, распался на множество мельчайших осколков.

Когда первые капли дождя упали на широкий подоконник, Дэррин все еще смотрел на то, что осталось от бокала.

Пробираться по лесам было не впервой. В конце концов, именно этим они занимались весной нынешнего сумасшедшего ткарна. Ренкр привычно вытер вспотевший лоб и откинул назад прядь волос. До гор оставалось не так уж много. По словам Черного, еще день, и они окажутся вне пределов досягаемости брарт-о-дейнских гномов. Путь преградила река, да нет, скорее уж ручеек, текущий мимо густо поросших камышом берегов.

— Ну, наконец-то! — довольно выдохнул иномирянин. — В кои-то веки вымоемся как следует.

Альв кивнул и полез за флягой:

— Только сначала наберем воды.

Набрали и даже уже разделись, когда со стороны леса кто-то скрипящим, но властным голосом произнес:

— Нет!

Развернувшись к зарослям, из которых донесся голос, Ренкр попытался что-нибудь разглядеть в них — тщетно. Бессмертный настороженно проворчал:

— Что значит «нет»?

— Не смейте здесь купаться. Одевайтесь, господа, и спрячьте свое оружие. Тогда мы с вами побеседуем. — И говоривший вышел на небольшую полянку, где, собственно, и стояли опешившие путники.

Вообще-то Ренкр не особенно удивился, когда увидел именно гнома — все-таки они находились на гномьей земле. Но вот тот, что стоял сейчас перед ними, не был похож ни на горных, ни на долинных гномов. Его рост скорее приличествовал карлику, чем гному, кожа была почти темной, руки — маленькие, но мощные, волосы походили на кочку, поросшую кучерявой травой зеленого цвета. Был незнакомец невероятно стар.

В расцветке его одежды преобладали темно-зеленые и темно-коричневые тона, и выглядела она изрядно поношенной. На широком поясе висели многочисленные мешочки, чехольчики, футляры и несколько небольших ножиков.

Друзья уже пришли в себя от появления этого неожиданного гостя, и Черный спросил:

— Так все-таки, милейший, почему же нам нельзя купаться в этом ручье?

Гном молча подошел к берегу, поднял небольшой камень и бросил его на дно, великолепно просматривающееся в прозрачной воде потока. Внезапно огромная узловатая коряга, которая лежала, зарывшись в ил, зашевелилась, превращаясь в громадного хищника с длинными зубастыми челюстями. Челюсти энергично щелкнули, хватая брошенный гномом камень, и тут же мощным скупым рывком отшвырнули прочь, убедившись в несъедобности добычи. Ренкр на мгновение представил себе, что было бы, если б они, набирая во фляги воды, наклонились чуть ниже. В груди неприятно заныло.

Гном тем временем повернулся к путникам и принялся внимательно разглядывать их. Наконец кивнул, видимо приняв какое-то решение, и предложил:

— Господа, если вы не очень торопитесь, я приглашаю вас к себе. Думаю, нам найдется о чем поговорить.

Странники переглянулись.

— Вообще-то мы торопимся, — сказал бессмертный, — но не настолько, чтобы пренебречь гостеприимством.

— Хорошо. Тогда собирайте вещи и ступайте за мной.

СТРАННИК

Мы не заставили себя упрашивать. Идти пришлось недолго. Малость побродили в зарослях, причем создавалось впечатление, что гном специально подбирал те, что погуще да поколючее, а потом этот местный Сусанин вывел-таки нас… к колоссальному замшелому пню. Ну и?.. Куда дальше прикажете?

Дальше гном нажал на какой-то неприметный сучок в боку этого чудовища-пня, и круглый верх деревяшки откинулся. Ага, значит, придется под землю спускаться. Недурственно, господин Кулибин… или как вас там? Наш проводник ловко спрыгнул вниз и уже оттуда сообщил:

— Спускайтесь, здесь неглубоко.

Мы последовали его совету и оказались в невысоком сухом тоннеле, рядом с гномом, у которого в руках горела невесть откуда взявшаяся свечка. Он передал ее мне, взобрался по лестнице, вырезанной во внутренней стороне полого пня, и закрыл крышку, зафиксировав ее изнутри двумя запорами. После этого отобрал у меня свечку и повел нас по коридору, освещая путь.

Через несколько шагов коридор закончился деревянной дверцей, за которой обнаружилась небольшая удобная комнатка. Гном зажег в ней свечи, усадил нас в кресла, а сам забрался в огромное массивное кресло-качалку, украшенное затейливыми орнаментами. При этом он сложил руки на груди, и Ренкр аж вздрогнул, когда заметил, что рубаха гнома не отмечена каким-либо узором. Я покамест помалкивал, дожидаясь развязки этой истории. Слухи, конечно, слухами, а мы подождем да посмотрим, как оно на деле обернется.

Гном перехватил взгляд парня и скептически хмыкнул:

— Да, господа, я не принадлежу ни к одному из дэногов. Я — изгой. Но об этом — попозже. Сейчас я хотел бы услышать ваши истории, и поверьте, это не простое любопытство отшельника, давно не встречавшего разумных существ. Приступайте. — Он неопределенно взмахнул рукой.

Вконец растревоженный Ренкр хотел было наброситься на гнома с расспросами, но я его остановил. И не придумал фразы глупее, чем:

— Подожди, у него же зеленые волосы.

— Ну и что? — пожал плечами парень. — Ты особенно доверяешь зеленоволосым?

— Ренкр, я доверяю зеленоволосым гномам. Кажется, все-таки придется мне все объяснять.

Наш загадочный хозяин довольно кивнул головой:

— Он прав, альв, он прав. Имей терпение. Всему свое время. — И весельчак хмыкнул, потешаясь над какой-то понятной лишь ему шуткой, скрытой в последней фразе.

Это меня немного насторожило — не хватало нам только еще сумасшедшего зеленоволосого гнома.

…Когда мы закончили наш рассказ, лицо нашего необычного слушателя украсила довольная улыбка. Он удовлетворенно покачал головой и многозначительно произнес:

— Да, господа, все-таки зеленоволосый гном умеет пользоваться своим даром.

Можно подумать, кто-нибудь в этом сомневался!

Потом он замолчал, погрузившись в какие-то свои раздумья. Ох, не нравилось мне все это, и чем дальше, тем больше. Пришлось напоминать ему об очевидном:

— Ты, кажется, собирался нам рассказать свою историю.

Гном рассеянно посмотрел на меня:

— А? Ах да, конечно! История. Ну что же, господа, слушайте. — И он снова хмыкнул: — История.

Я уже чувствовал, как осуждающе и одновременно вопросительно смотрит на меня Ренкр. Ладно, сейчас все поймет.

— Моя история, — начал гном, покачиваясь в кресле, — не столь интересна, как ваши, и, разумеется, менее поучительна во всех отношениях. Но все же она достойна определенного внимания. Прежде всего я хотел бы сообщить вам об одном маленьком законе, существующем в гномьих государствах, в каких бы частях Ниса эти государства ни находились. Иногда, не чаще одного раза в полсотни ткарнов, у гномов рождается младенец с зелеными волосами. Подобные дети обладают уникальными способностями — они могут предсказывать будущее. — Молчание и поскрипывание кресла-качалки. Это чтобы мы наконец сообразили, кто он такой, если, паче чаяния, еще не догадались. — Когда я вырос, начал заниматься предсказаниями, и благодаря тому, что они никогда не бывали ошибочными, моя популярность неимоверно возросла. Бывший Правитель Брарт-О-Дейна, Свакррин, пригласил меня во дворец-крепость и определил на службу. После его смерти Дэррин пожелал узнать, сколь счастливым будет его правление, а я, увы, не могу лгать, предсказывая. То, что я напророчил, Дэррину сильно не понравилось, и он, разгневавшись, изгнал меня, объявив лжецом и отступником. Меня лишили принадлежности к дэногу и выгнали прочь из населенных районов страны. Тогда я ушел в леса, долго скитался, пока наконец не решил поселиться здесь. С тех пор я уже много ткарнов живу в этом лесу, иногда принимая редких гостей — просителей, которые, подобно вам, приходят ко мне сами, даже не подозревая, что нуждаются в моей помощи.

— Так мы, по-твоему, нуждаемся в помощи? — Я невольно скептически поднял бровь.

Интересно, как он на это отреагирует?

— Если вы уверены, что нет — ступайте! — Гном указал рукой на дверь.

— Мы останемся, — вмешался Ренкр. — Говори, зеленоволосый.

— Фраррин, — сварливо проскрипел тот. — Меня зовут Фраррин Зеленоволосый. — Гном помолчал, собираясь с мыслями. — Вам, наверное, интересно, — произнес он, вновь складывая руки на груди, — как я могу предсказывать, когда предопределенности в мире изменились? Очень просто. Гномьи предсказатели рождаются способными воспринимать предопределенности, существующие в мире, вне зависимости от того, кто их создал. Поэтому то, что я говорю, будет сбываться до тех пор, пока нынешние предопределенности снова не сменятся какими-либо другими.

— Ты, кажется, что-то говорил о помощи?

— Говорил, — кивнул гном. — Но за все нужно платить.

— Чего же ты хочешь? — спросил у него Ренкр.

— У вас есть карта Ниса. Отдайте ее мне.

Я пожал плечами:

— Бери, если хочешь.

Все равно я помнил ее наизусть, так что невелика потеря.

Гном принял карту и улыбнулся (признаться, это начинало действовать на нервы):

— Да будет вам известно, что из Свакр-Рогга вылетел ловчий отряд в количестве полусотни меганевр и сотни лучших летунов. Они охотятся за вами. Чтобы меганевреры вас не заметили, отныне передвигайтесь только по ночам. Но это еще не все. — Фраррин выдержал театральную паузу, а потом продолжал: — Гномы Гритон-Сдраула тоже охотятся за вами.

— Черт! — вырвалось у меня. — И что же будет дальше?

Фраррин усмехнулся:

— Существуют вещи, которые я не волен вам раскрывать.

— Но скажи хотя бы, когда мы умрем? — Меня и вправду волновал этот вопрос.

Глаза Зеленоволосого прищурились:

— Ты действительно хочешь знать это? А ты, альв?

Кажется, мы кивнули почти одновременно, и Фраррин хохотнул:

— Ну тогда слушайте. Начнем с тебя, альв. Ты умрешь нескоро, когда один народ пойдет войной на другой, чтобы вместо двух остался один; когда ты встретишься с собой! Доволен?

— Да, — ответил Ренкр хрипло. — Не слишком конкретно и в то же время достаточно утешающе.

Фраррин саркастически ухмыльнулся:

— Отлично. Теперь твоя очередь, Ищущий Смерть. Ты умрешь после того, как Создатель вернется в Нис, когда материки изменят свои очертания, когда зверозубый станет править восточным континентом, когда Смерть придет, чтобы забрать Создателя, — тогда умрешь ты!

Я вздохнул и поднялся с кресла, раскланиваясь с Зеленоволосым:

— Благодарю, гном. Либо ты сказал меньше, чем ничего, либо — больше, в любом случае я не понял тебя, но — благодарю. А теперь прости, у нас нет времени. Мы должны спешить дальше.

Фраррин кивнул:

— Спешите, господа. И помните, что каждый из вас спешит к собственной смерти!..

Все-таки последнее слово осталось за этим сумасшедшим весельчаком.

Когда дверь за ними закрылась, гном откинулся в кресле-качалке и устало опустил веки. Он ждал еще одного гостя, но этого он не стал встречать, зная, что тот и сам найдет сюда дорогу. А не найдет, так Фраррин не обидится.

А вообще-то рано или поздно все равно приходится умирать, Зеленоволосый же слишком устал от этой неправильной жизни. Он сделал, что должно, и теперь осталось только дождаться.

Он дождался, и, когда Темный бог появился в комнатке, гном лишь саркастически хмыкнул и помахал в воздухе картой, отобранной у бессмертного. Темный бог презрительно скривил губы и вытащил из ножен длинный тонкий клинок. Фраррин внезапно понял — это был необычный меч. Он в отчаянье вскинул руки и закричал, но — слишком поздно. Меч вошел в него, вбирая в себя жизненные силы гнома и передавая их Богу. Тело Зеленоволосого внезапно рухнуло в кресло-качалку, словно тряпичная кукла, из которой вынули почти все содержимое.

Листок, оброненный рукой гнома, закружился в воздухе и тихо опустился на пол. Бог поднял его, скомкал в кулаке и отшвырнул в угол. Из-за этого сумасшедшего гнома он потерял возможность следить за двумя самыми опасными существами в Нисе! Ведь именно с помощью карты он мог проникать в мир — стоило только сосредоточиться на нужном фрагменте, и он оказывался на месте. Обратно он возвращался так же, для этого до Перехода в карман всегда клал карту своего родного города. А для слежки за кем-либо достаточно было сосредоточиться на каком-то существе или месте, где это существо находилось. Но при этом было непременное условие: чтобы у нужного существа имелась своя карта Ниса. Теперь же он лишился этой возможности, и кто знает, может, противникам даже удастся уйти от него.

Выругавшись, Темный бог стал готовиться к Переходу. Он еще не знал, что, возвратившись к себе в комнату и проверив, как обстоят дела у гномьих поимщиков, выяснит, что отряд горных гномов под предводительством Торна напал на след бессмертного и альва.

Мы все бежим куда-то в этой жизни, мы все спешим, не ведая усталости.

И забываем о долгах оставленных, сжигаемые новою решимостью бежать вперед.

А то, что позади — пусть подождет, вернемся и доделаем.

…А снег накроет землю тканью белою, и путь назад вовеки не найти.

Затормозишь на скользком вираже, оглянешься, а там — туманы мглистые.

И прожитое высохшими листьями осыпалось к ногам — путь не найти уже.

Назад бежать не стоит, лишь заблудишься.

Но выход есть один — прыжок над пропастью.

Чтобы друзья потом тебя не прокляли, ты прыгнешь… и в густой туман опустишься…

 

13

С бессмертным что-то было не так. Кажется, начиналась та же самая история, что и при их первом появлении в Брарт-О-Дейне. Черный нервничал, часто отвечал невпопад и, когда была его очередь дежурить на дневном привале, старался делать это как можно дольше. Ренкр пытался напомнить ему, что всякое живое существо должно спать, но тот только рассеянно кивал, а потом все повторялось заново. И еще — в глазах иномирянина, кажется, начал просыпаться невесть откуда взявшийся страх, дикий ужас загнанного животного.

Очередная перемена в их жизни, заключавшаяся в коротком дневном сне и длительных ночных переходах, снова доказала, что привыкнуть к странствиям невозможно. Такой режим повлиял на Ренкра не лучшим образом, он опять почувствовал неестественную, колоссальную усталость и апатию. Ел без аппетита, шел без каких-либо мыслей, просто внимательно глядя себе под ноги, чтобы не споткнуться о незаметный корень и не грохнуться на землю. А еще приходилось следить (да нет, скорее не следить — присматривать) за Черным, словно он неожиданно превратился в неразумного ребенка. Не радовало даже то, что они шли домой, в селение. Иногда перед сном Ренкр пытался вспоминать, но после того, как перед глазами вновь появилось до боли знакомое лицо, обрамленное короткими светлыми волосами, завивающимися на концах, альв решил, что как раз без воспоминаний он уж как-нибудь проживет. Он все чаще задумывался над предсказанием Фраррина Зеленоволосого, стараясь понять, что же тот имел в виду? Понять все равно не удавалось, но, по крайней мере, время потихоньку проходило: от привала к привалу.

После визита к странному гному-отшельнику они решили не уходить в горы, а идти вдоль горной цепи, как бы в пограничных районах Брарт-О-Дейна. Вернее, решил Черный, Ренкр же не стал возражать, уже тогда отметив появление тонкой пленки ужаса на самом дне зрачков бессмертного. Конечно, он и представить себе не мог, что служило причиной ее возникновения. А мог бы — бросил бы все и стал пробираться дальше один. А может быть, и вовсе не начинал бы своего путешествия с Искателем Смерти.

К Правительнице горных гномов, Прэггэ Мстительной, приходил Темный бог. Он не стал демонстрировать ей свою силу, как в случае с Дэррином, — в этом не было необходимости. И потом, второй раз совершить такое ему попросту бы не удалось, он и так теперь чувствовал себя очень плохо. Но принять меры следовало, и — поскорее.

Дело в том, что, как известно, одна голова хорошо, а две — надежнее. А у Мстительной как раз имелся специальный отряд (вернее, банда), предназначенный для подобных целей. Гномы считали великим грехом охотиться за другими разумными существами, если причиной охоты было что-нибудь, кроме мести. Но когда драконы стали требовать дань, Прэггэ решила, что, как ни посмотри, жертвовать своими подданными слишком расточительно. Поэтому и позволила, разумеется неофициально, создать подобный отряд. Он состоял из гномов без узоров на рукавах. Вместо оных узоров на рубахах этих необычных поимщиков красовались вышитые меч и веревка — своеобразный знак их жуткого клана. Возглавлял эту банду гном по имени Торн — личность весьма и весьма любопытная. Например, тем, что однажды ему удалось взять в плен Черного Искателя Смерти. Если бы не случай, бессмертный и по сей день пребывал бы во власти Варна, Властелина подземелий Гритон-Сдраула. Темный бог был уверен, что главарь отряда попытается снова поймать Черного. Может статься — небезрезультатно.

«Это судьба, — подумал Торн, глядя сверху вниз на фекалии суточной давности. — Это судьба». Здешние края были слишком безгномными, чтобы думать о совпадении. Главарь хищно прищурился и позвал своих следопытов. Спустя десять минут они отыскали отлично замаскированное место стоянки. Если б не знали, что оно где-то рядом, — ни за что бы не нашли. «Вот так-то, Ищущий, — мрачно подумал Торн, рассматривая небольшую, хорошо скрытую полянку, — тебе припекло сбегать в кусты, тебе или твоему альву — и вот результат. В конечном счете, так все и попадаются: когда забывают зарыть поглубже то, что имеет обыкновение смердеть. Теперь ты мой. Раньше или позже, но это уже не имеет значения».

Главарь отдал команды, и гномы отправились в путь, подобно акулам, учуявшим кровь и спешащим к раненому существу, чтобы пожрать его. Два мага начали спешно готовить все необходимое, чтобы обуздать бессмертного. Глядя на их спокойные, выверенные движения, Торн пожалел, что тогда, у пещеры, их не было с ним. Чего проще — устроить засаду и поймать Черного в ловушку, но в тот раз гному пришлось ограничиться только альвом. Он надеялся, что бессмертный придет на помощь своему спутнику, и ждал его, но тот так и не решился.

К вечеру перед гномом встал вопрос: идти дальше или же делать привал? Зудящее желание поскорее увидеть своего недруга беспомощным требовало, чтобы Торн продолжал преследование, и именно поэтому он решил устроить привал. Не хватало еще из-за собственной спешки сорвать охоту. Положим, если он в очередной раз упустит бессмертного, это будет очень огорчительно, но и только. Но есть еще альв, и камешек альвский очень нужен Прэггэ. Уж неизвестно, каким таким образом этот альв сумел сбежать от драконов и зачем Мстительной понадобился тот камень-талисман, но он ей таки понадобился — и, значит, Торн его добудет. Главарь не боялся Правительницы и не испытывал к лей какого-либо чувства, хоть немного похожего на симпатию; просто гном отлично знал, что его дальнейшая карьера, вернись он без альвова талисмана, будет короткой и в высшей степени поучительной для тех, кто сменит Торна на посту главаря банды. И потом, престиж есть престиж, его не стоит ронять.

Все уже уснули, и только Торн сидел у догорающего костра да где-то в зарослях переговаривались двое часовых. Главарь расслабленно уставился на пламя, предвкушая завтрашнюю встречу с бессмертным.

По ту сторону костра из кустов вышел человек и спокойным, размеренным шагом направился к Торну. Сквозь туманную колеблющуюся дымку, созданную пляской пламени, главарь увидел черные волнистые волосы, густые брови над тонким, с горбинкой, носом, черные одежды и… глаза. Те самые глаза.

Торн вскочил, опрокидывая в костер пустой котелок, глухо звякнувший о камни. Черный медленно поднял руку:

— Успокойся. Слишком живо реагируешь на появление давних приятелей. Стареешь, Торн.

— Ты пришел, — процедил главарь, прищурив блеснувшие во тьме глаза. — Зачем? Может, испугался?

— По-моему, испугался-то как раз ты, — улыбнулся бессмертный. — А я пришел поговорить. — Он жестом указал на расстеленный в траве плащ Торна.

— Присаживайся. Поговорим.

Гном криво усмехнулся:

— И ты присаживайся, в ногах правды нет.

— И я, — кивнул Черный. И сел.

— Ты видел стрекоз? — спросил он у Торна.

— Видел, — скупо кивнул тот. — Но мне сейчас до них дела нет. Пускай порхают. Пока.

— Теперь есть, — оборвал его бессмертный. — Так уж получилось, что мне известна цель твоей экспедиции. Так вот, Ренкр у летунов. Они захватили альва в плен.

— А ты где был? — процедил Торн.

— Мед пил, — отрезал Черный. — Это сейчас не важно.

— А что важно? — хищно сощурился главарь.

— Важно другое, — как ни в чем не бывало продолжал бессмертный. — Тебе нужен талисман.

— И ты, — добавил Торн.

— И я, — согласился Черный. — А мне нужно, чтобы Ренкр беспрепятственно добрался до своих гор. Смекаешь?

— Ну-ка, ну-ка, растолкуй неумелому, — подался всем телом вперед главарь.

— Растолкую, — кивнул бессмертный. — Ты зовешь своих колдунов, и они занимаются мной, но не так, как в прошлый раз, а по-другому — так, чтобы я мог двигаться, а у тебя была гарантия, что я не сбегу. Потом мы, твой отряд и я, идем и ищем летунов. Гномов — в расход, стрекоз — тебе, талисман — тоже, а Ренкра ты отпускаешь. И даешь ему одну меганевру. Ну, как мой план?

— Все хорошо, но есть одна неувязочка, — прицокнул языком Торн. — Зачем ты мне нужен? Я и сам отыщу летунов, без твоей помощи.

— Отыщешь — ищи, — пожал плечами Черный.

— А чем ты можешь мне помочь?

— У меня есть возможность знать, где альв.

— Как?

— Так я тебе и сказал, — хохотнул бессмертный. — Не важно как, главное

— есть. Ну, по рукам?

— А где гарантия, что я тебя не обману? И вообще, зачем тебе моя помощь, если ты знаешь, где он?

— С летунами мне одному не справиться, — признался бессмертный. — А что касается гарантий… Надеюсь на твое слово.

Торн кивнул:

— Надейся.

— Так по рукам?

— По рукам. — И гном пошел будить колдунов.

«Ренкр, когда ты проснешься, я буду уже далеко. Прошу, прочти письмо до конца и не бросайся следом за мной. Это важно. Я виноват перед тобой и сейчас попытаюсь объяснить почему. Когда тебя схватили горные гномы, я стал преследовать их, сумел пробраться в Гритон-Сдраул, но потом испугался и отступил. Дело в том, что однажды я попал в плен к Торну и смог сбежать оттуда лишь благодаря счастливой случайности. Я побоялся, что все повторится, и убедил себя, что тебя уже невозможно спасти. И не спас бы, если бы не тот грифон.

Вчера ночью я заметил далекий огонек от костра. Я уверен, что это Тори. Они, без сомнения, взяли наш след. В свое дневное дежурство я оставлю лагерь и уйду к гномам, чтобы сдаться. Попытаюсь обмануть Торна и подбросить ему одну басню, которую, уверен, он заглотнет. А потом уведу их подальше от тебя. Не пытайся меня спасти — если это будет возможно, справлюсь сам. Просто отбери самое необходимое из вещей и отправляйся дальше. Постарайся раздобыть меганевру, в этом случае ты попадешь в селение намного быстрее. Повторяю, другого выхода у нас просто нет, так что не смей мучиться какими-либо сомнениями или там угрызениями совести. Дружище, вспомни, о чем говорил Король, и отправляйся в путь. Черный.

P.S. Не переживай, я, как-никак, бессмертный. И помни, что Камень нужно поместить в отверстие как можно скорее. Поторопись и не раскисай. Еще свидимся!»

«Вот проклятье, уже ночь, а этот сумасшедший меня так и не разбудил! — раздосадованно подумал Ренкр, привставая на локте и оглядываясь. — Ну и куда же он изволил подеваться?» Потом хлопнул себя по плечу, сбивая особо настырного комара, и замер, увидев прямо перед собой белый прямоугольный листок. Пока читал, в груди начало просыпаться холодное испуганное отчаяние: да как же я один выберусь из этой чужой земли, расположенной на другом краю света?!

Ренкр поднялся, растерянно оглядываясь. И правда, где-то вдали, сквозь переплетение ветвей и листвы была заметна небольшая светящаяся точка. Она бы и вовсе осталась невидимой, если б местность здесь не поднималась, так что Ренкр находился как бы на высоком гребне, а то место, где сейчас жгли костер, — в низине.

Так, ну и что дальше? Он размышлял, а руки привычно держали кусок вяленого мяса и какой-то плод, челюсти жевали.

В общем-то, Черный не оставил ему другого выбора, не идти же и вправду выручать бессмертного. Смех. Но смеяться почему-то не хотелось. Наверное, потому, что все время вспоминался страх в зрачках Черного — если он так боялся гномьего плена, то уж вовсе не из-за своей суеверности.

Ладно, хватит. Пора собирать вещи и уходить как можно дальше от этого костерка.

Всю ночь Ренкр шел, ориентируясь по звездам и пытаясь сообразить, каким же образом ему раздобыть меганевру. Потом плюнул, решив, что все равно окончательно это выяснится в самый последний момент. Нужно искать летунов, а там уж разберемся. Ближе к рассвету он устроил привал и даже попытался заснуть, понимая, что теперь придется переходить на дневную активность, а иначе меганевреров не выследить.

Поздним утром Ренкр проснулся, позавтракал и отправился в путь. Сейчас он шел по местности, напоминавшей больше степь, чем те тропические леса, к которым он уже успел привыкнуть. Высокая, до пояса, трава и множество кустарниковых деревьев, и все это на складчатой морщинистой поверхности, состоящей из чередующихся низин и гребней. Очень удобно играть в прятки, но почти невозможно нормально передвигаться: на гребне могли заметить тебя, в низине попробуй продерись сквозь гибкие колючие ветки кустарника. Ренкр все-таки рискнул и предпочел гребни — оттуда было неплохо видно окружающее пространство, и он надеялся, что заметит летунов первый.

Ближе к полудню надежда оправдалась. Где-то вдали, почти у самого горизонта, мелькнули две продолговатые тени. «Кажется, приближаются», — подумал альв и сошел с гребня вбок, передвигаясь по склону. В случае опасности отсюда можно было легко скатиться в заросли и замереть, надеясь, что не заметят. Тени на самом деле приближались, но достаточно медленно, чтобы он успел остановиться и не тратить сил понапрасну. Даже наоборот, пошел в ту же сторону, куда летели стрекозы. Ведь все равно через некоторое время они успеют его догнать и обогнать, еще дай Создатель, чтобы потом он смог их найти.

Меганевры приближались. В результате Ренкр все-таки спустился в заросли низины и замер там, забравшись как можно дальше в колючее сплетение ветвей. С тяжелым гудением стрекозы пронеслись над его головой и полетели дальше на восток. Парень выбрался из цепких объятий кустарника и пошел вслед за насекомыми. Признаться, надежды на то, что он сможет найти их стоянку хотя бы к полуночи, почти не было. С такой скоростью летуны окажутся слишком далеко, и потом, они могут свернуть когда угодно, а он так об этом и не узнает.

Когда пошел дождь, вначале альв даже не поверил. Слишком уж удачно все складывалось. Он ускорил шаг, даже перешел на бег, но потом одернул себя: силы еще понадобятся. В конце концов Ренкр добрался до холма, макушка которого солидно возвышалась над окружающим, давая возможность прекрасного обзора. Уже темнело, и парень без труда разглядел маленькую светящуюся точку чуть правее, чем он предполагал. Здесь, на холме, Ренкр присел и решил перекусить перед грядущей бессонной ночью. Если все получится…

Альв оборвал свои мысли и засунул их в самый дальний закуток сознания. Праздник и цветы потом, сначала — дело.

Ренкр собрался и пошел в сторону светящегося огонька.

Последние несколько метров он прополз на животе, стараясь издавать как можно меньше шума. Летуны устроили свой лагерь на небольшой полянке, в низине. Вокруг лагеря росло такое множество кустов, что Ренкр даже обрадовался — удастся незаметно подобраться, а уж там… Он снял и оставил здесь свой мешок, прихватив все, что могло понадобиться. Выглянул. На небольшом пятачке свободной от кустов земли топтались две гигантских стрекозы и сидели у костра четверо гномов.

Дождь прошел, но влажная трава уже успела намочить всю Ренкрову одежду, так что, притаившись у самого края полянки, он не ощущал особого комфорта. А ведь лежать ему здесь еще Создатель ведает сколько. Тем временем гномы уже достали из вьючных сумок спальные мешки и улеглись у костра, даже не позаботившись выставить охрану. Наступил тот момент, которого Ренкр дожидался, в глубине души надеясь, что он никогда не наступит. Потому что убивать спящих…

/все равно придется! И не строй из себя невесть что!/ Он и не строил. Подождал еще с полчаса, потом выбрался из своего укрытия и тихо-мирно перерезал троим гномам горло. Третий, правда, проснулся за мгновение до смерти, посмотрел на альва испуганными непонимающими глазами, но тот ударил лезвием по шее, и глаза эти сразу же стали равнодушно-стеклянными, как у тряпичной куклы. Четвертого Ренкр оглушил и связал — сам он понятия не имел, как обращаться с треклятой стрекозой, но отступать не собирался. Пока связанный приходил в себя, парень сходил за своим мешком и проверил вещи гномов. Правда, взял он только припасы летунов и карту — Черный, конечно, помнил ее наизусть, но Ренкр мог восстановить лишь отдельные фрагменты, а вот только заблудиться ему сейчас как раз и не хватает для полного счастья.

Тем временем связанный гном уже пришел в себя, но кричать и звать на помощь не стал — и так понимал, что звать, в общем-то, некого. Он только злобно посмотрел на парня и прошипел:

— А где ж твой напарник?

Ренкр пожал плечами:

— Тебя это не касается. Лучше попробуй уснуть, до утра еще много времени.

— А утром?

— А утром мы будем летать, — коротко ответил альв.

Потом встал и принялся оттаскивать трупы в кусты. Тела были какие-то мягкие — и одновременно неестественно твердые, как мешки, в которые набросали камней, а затем переложили эти камни тряпками. Крови, запачкавшей руки и куртку, Ренкр не замечал. Закончив, альв вернулся к костру и прилег, понимая, что заснуть не удастся, но нужно было хотя бы попробовать. Завтра предстоял тяжелый день.

Попытка удалась, и он даже успел слегка удивиться, проваливаясь в колодец сна. В тот самый колодец, который, казалось, уже перестал его преследовать. После Эндоллон-Дотт-Вэндра он не появлялся ни разу, а вот гляди ж, никуда не исчез. Просто дал передышку.

Ренкр падал. Но теперь его почему-то не пугали клочья /кровавых волос/ мха, торчащие из щелей между камнями, не пугало алое свечение внизу (или впереди?)… Он просто падал, потому что это «ему свойственно». И замолчали голоса, потому что им было нечего сказать. «Остановись?» Так ведь нельзя останавливаться на полпути. Даже если это — полпути к смерти, к чужим искореженным судьбам? Да, даже в этом случае. Потому что по-другому не получается. Но поверьте, это не означает, что от падения в этот проклятый колодец Ренкр получает удовольствие, совсем даже наоборот.

Долинщик вынырнул на поверхность действительности, глотая ртом колючий холодный воздух раннего утра, пытаясь разобраться, где он и что с ним. Прийти в себя помогло зрелище двух огромных стрекоз, стоявших неподалеку. Они шевелили большими черными зубцами, расположенными у ротовых отверстий, и подергивали подсохшими за ночь белесыми крыльями. Гном, кажется, все-таки сумел заснуть. «Счастливчик», — мрачно подумал Ренкр.

Костер успел потухнуть, так что не на чем было даже подогреть воды. А кажется, он таки простудился. Впрочем, чепуха, потом разберемся, если найдется время. Сейчас самое главное — улететь отсюда как можно дальше.

Ренкр разбудил гнома и объяснил, что от него требуется. Тот не стал сопротивляться. По глазам пленника Ренкр понял: он собирается сбежать при первой же возможности. Пускай сбегает, главное — чтобы эта возможность подвернулась ему как можно позже. На спине стрекозы были прикреплены два жестких сиденья с низенькими спинками. Ренкр усадил гнома на переднее, сам устроился позади, привьючил к специальным выступам на сиденьях дорожные мешки. Потом привязал себя и пленника крепчайшими веревками. Гном помогал советами, и поэтому парень понял, что предстоит серьезное испытание. Полет на стрекозе обещал быть непростым.

Он и был непростым. Земля внезапно упала куда-то далеко вниз и понеслась прочь с ужасающей скоростью. Меганевра оглушительно трещала крыльями, и Ренкр опасливо посмотрел на взлетающие с обеих сторон прозрачные хитиновые лопасти — не заденут ли? Гном орудовал какой-то длинной тонкой палкой, задавая нужное направление. Кажется, он вполне смирился со своей участью. Погони не было. Вернее, погоня-то наверняка была, но в пределах видимости она так и не появилась.

 

ЭПИЛОГ. ГЕРОЙ ПОРВАННЫХ ВРЕМЕН

Стрекоза летела на юго-восток. Внизу стремительно проносились горные хребты, ущелья и обрывы, водопады с туманами студеных брызг и горные луга, а меганевра все неслась, послушная гномьей воле. Тот даже не пытался обмануть Ренкра — альв, вооружившись картой, тщательно сверял то, что мелькало внизу. Карта летунов оказалась неимоверно подробной, но изображала только область Брарт-О-Дейна и прилегающие районы. Пока они летели над гномьей страной, все было в порядке, а что дальше?.. В конце концов Ренкр спрятал карту в карман и начал внимательно следить за движениями пленника, запоминая, что он делает в том или ином случае. Здесь, на этой дикой, непостижимой высоте было ужасно холодно, и Ренкр надеялся, что хоть таким образом сможет отвлечься. Все напрасно. Холод, хохоча, пальцами карманника проникал к окоченевшему телу, а веревка втиралась в кожу, будто намеревалась врасти в нее насовсем. Пустое. Слишком не важно все это по сравнению с тем, что предстоит.

Дни мчались за днями, быстрые, как полет стрекозы. Внизу мелькала гномья страна, вернее, ее окраины. Пленник так устал от этого непрерывного отчаянного полета, что спал прямо на ходу, оставляя управление меганеврой на Ренкра, делавшего в этом определенные успехи. Его простуда прошла, вместо нее появилась усталость, огромная давящая усталость, которую нельзя было победить. С ней можно было только смириться. Он смирился. И летел дальше, считая дни и думая о том, что же стало с Черным.

Приземляться все равно приходилось, и в конце концов гном сбежал. Ренкр не слишком расстроился — они были уже почти за пределами Брарт-О-Дейна. Правда, беглец унес с собой секиру Свиллина, но Ренкр не слишком жалел об этом. Свою роль она уже сыграла, а он бы все равно не стал ею пользоваться. Парень уже умел управлять стрекозой, так что в дальнейший путь он отправился безо всяких сомнений. Гном был лишним грузом, и теперь, избавившись от этого груза, они летели значительно быстрее, спускаясь только для того, чтобы пополнить запасы съестного. Стрекоза охотилась прямо в воздухе, на любую достойную ее внимания дичь.

Серая полоса дней уходила в бесконечность. Ренкр не смог бы сказать, сколько времени прошло после его расставания с иномирянином, когда на горизонте мрачным пальцем, уткнувшимся в свинцовый небосвод, возникла Гора. Санбалур. Эллин-Олл-Охр. Когда они подлетели поближе, стало видно, что с юга пик окружают полукольцом влажные грозные болота. Стрекоза начала вести себя значительно агрессивнее, и однажды утром, когда альв решил заночевать на земле, он не обнаружил ее — насекомое сбежало. Осталась только сумка с едой да запасной одеждой. Все остальное — посуда, спальный мешок, карта, оружие — все пропало вместе с меганеврой. Совершать восхождение с тем, что у него осталось, казалось безумием, но… а что еще делать?! В этих необитаемых местах неоткуда было ждать помощи и негде восполнить неожиданную утрату.

Он позавтракал, сложил свои небогатые запасы в суму и пошел к Горе.

Он почти дошел. Он ел все, что попадалось под руку, он сшил себе одежду из шкур убитых им зверей, он пил оттаявший в ладонях снег и ночевал в сугробах. Когда одним утром, которое он не стал бы называть прекрасным, его ноги отказались слушаться, он пополз, цепляясь руками за камни, обдирая утративший чувствительность живот об их острые края. Кажется, по его щекам текли слезы, но как знать, может быть, это просто снежинки падали с бездонного и безразличного голубого неба…

Когда холод сковал ему руки, Ренкр упал лицом в белый сугроб и успел ухватить за краешек платья обрывок последней мысли: «Все-таки я умру рядом с домом». Прикосновение этой мысли было горячим и вызвало в мозгу невероятную ослепительную вспышку, за которой ничего уже не последовало.