Наш двор — надёжное убежище для всех животных, которых многие люди обижают, выбрасывают на улицу, нещадно колотят и морят голодом. Каким-то образом нас находят все собаки и кошки, оставшиеся без крова, но ни разу через наш забор не перелезла в поисках убежища лошадь или свинья, корова, овца или коза. Быть может, в благодарность за дружелюбный приём они бы нам тоже что-нибудь дали — капельку молока, кусок сала, клубок шерсти — или помогли вспахать землю.

Вот появляются три кошки, одна пёстрая, как картина Лукьяна, другая белая, словно гипсовая статуя, третья — серая. Природа одарила каждую по-своему. Одну украшает пятнышко на глазу и пробор, разделяющий лоб на две равные половинки; вторая словно вся заляпана краской, жёлтой и красной; третья, дымчатая в белых чулочках, как только позовёшь: «Кис, кис!» — подходит и грациозно переворачивается на спину. Как-то к нам приплёлся несчастный котёнок, за ним тащилась верёвочка, привязанная к облезлому хвосту. Вскоре котёнок выправился, раздобрел, стал красивый и гладкий.

Мне кажется, о нашем доме прослышали все щенки и котята на свете и между ними ходит молва, что мы тоже обыкновенные щенки и котята, только переодетые. Теперь мы — вся их надежда. За нами по пятам плетутся все бездомные кошки, все беспородные собачки, все зверюшки, заблудившиеся на уличных перекрёстках, смертельно напуганные шумом и грохотом машин и трамваев. Достаточно сказать им одно слово — они тут же пойдут за нами следом.

Тряпкина мы нашли в нашем саду — он лежал обессиленный на клумбе ирисов, весь пятнистый и помятый, как овчинный кожух чабана. Пёс приподнял квадратную лохматую морду. Если собака не похожа на всех остальных собак, значит, она породистая. Этот пёс напомнил мне картинки из английских книг по собаководству и тех роскошных зверюшек, которых в заграничных парках водят на поводке с колечком, надетым на палец. Я видел таких собачек в Париже, на Елисейских Полях.

Пёсик делал усилия подняться и не мог — наверно, его били по спине. Чуть прихрамывая на заднюю лапку, он всё-таки приподнялся, и мы увидели, что он величиной с ягнёнка и похож на клоуна, запутавшегося в необъятных штанах, которые намного шире его самого. Казалось, что это ребёнок напялил на себя старое, лоскутное отцовское тряпьё. Бедняга сразу же отнёсся к нам доверчиво.

— Усыновим его! — предложил кто-то.

— Верно! — единогласно одобрили все.

Ласковые голоса ободрили щенка. Он затрусил перед нами, и мы смогли разглядеть его как следует. Все молчаливо согласились, что он ещё совсем ребёнок. Он напоминал выползшего из норы зверька, который тащит за собой на спине тряпку или свалявшуюся рыбачью сеть. Надо было найти пёсику имя. Назвать его Медвежонком? Нет, это имя слишком унылое и длинное. А может, Обезьянкой? Это уже лучше. Но всё-таки надо бы придумать что-нибудь посмешнее. Мы поглядели на свисающие паклей пёстрые лохматые тряпки и назвали щенка Тряпкиным. Все согласились. Пёсику тоже имя понравилось.

Не прошло и месяца, как вся его одежда обновилась. Часть шубки — белоснежная, без единого пятнышка, часть — бархатно-чёрная. Изменилась и физиономия Тряпкина. От старого всклокоченного кожуха не осталось ни следа, и новая одежда сидит на пёсике как воскресный костюм, сшитый на заказ.

Щенок вообразил себя хозяином двора и за неделю превратился в настоящего деспота, захватившего целиком власть. Наш старый пёс Хоцу пережил на своём веку несколько таких властолюбцев и не раз получал от них взбучку, поэтому он относится к пришельцу недоверчиво. Его одолевают сомнения, и он на всякий случай рычит.

Тряпкин умён, он отлично ко всем приспосабливается и кое-чему научился у нас. Но и мы раскусили его. По нашим наблюдениям, Тряпкин прекрасно усвоил, что означает кудахтанье кур. Каждый раз он выслеживает то место, где бахвалится болтливая курица, извещая всех, что она снесла ещё одно яйцо. Он направляется прямёхонько туда. Выжидает. Осматривается по сторонам, не видит ли его кто. Снова выжидает. Потом осторожно ползком пробирается в кустарник. Тряпкин отлично знает, что яйцо принадлежит не ему, а нам. Но всё-таки он крадёт его и съедает.

А вот вчера ему не повезло. Он ещё не успел проглотить найденное в кустарнике яйцо и нёс его в пасти, чтобы спокойно полакомиться где-нибудь в тени. Тут мы с ним встретились. Я спросил: «Что у тебя во рту?» — и ему некуда было деться. Тряпкин осторожненько положил яйцо на траву. Он знал, что оно может разбиться.