Еще до выхода в свет первого поэтического сборника Тудора Аргези «Нужные слова» (1927) стихи, опубликованные им в журналах, давали читателям все основания считать его крупнейшим румынским поэтом после Михая Эминеску. Последующие книги подтвердили эту оценку, и сегодня огромный талант Аргези признан не только в Румынии, но и во многих других странах. Тудор Аргези, чьи стихи переведены на русский, французский, немецкий, английский, испанский, итальянский, венгерский, чешский, болгарский, сербский, португальский и другие языки, олицетворяет мировую славу румынской литературы, подобно тому как Джеорже Энеску — музыку народа, а Константин Брынкуш — его скульптуру.

Поэты многих стран неоднократно выражали свое восхищение его творчеством. Гватемальского поэта и прозаика Мигеля Анхела Астуриаса захватило в стихах Аргези «очарование великой поэзии». Мария Тереса Леон и Рафаэль Альберти, переводчики румынского поэта на язык Сервантеса, считали Тудора Аргези «крупнейшим из сегодняшних румынских поэтов, а его творчество — одной из вершин мировой литературы». В 1967 году в беседе с французским поэтом и издателем Пьером Сегерсом Альберти выразил мнение, что «Аргези, возможно, самый великий поэт из ныне живущих». Известный итальянский поэт Сальваторе Квазимодо, в переводе которого вышли многие стихи румынского стихотворца, писал: «Тудор Аргези — крупная поэтическая личность, подлинный новатор стиха, великий мастер метафоры». В мае 1965 года Венский университет наградил Аргези премией имени Готфрида фон Гердера.

Творчество Аргези началось в конце прошлого века и охватило более двух третей нашего столетия. Родился писатель 21 мая 1880 года в Бухаресте, где поселился его отец, крестьянин из провинции Олтении. Свои первые стихи, под псевдонимом Ион Тео (сокращение его настоящего имени — Ион Теодореску), он опубликовал в шестнадцатилетнем возрасте в журнале «Лига ортодокса» («Православная лига»). Затем появилось несколько его стихов, но в 1898 году юноша внезапно отошел от литературной жизни.

Новый дебют, если можно так выразиться, состоялся в 1904 году, когда Аргези стал издавать журнал «Линия дряптэ» («Прямая линия»), прекративший, правда, свое существование после четвертого номера. С лета того же года, в течение семи лет, Аргези жил за границей — в Швейцарии и во Франции. По возвращении на родину он развил бурную публицистическую деятельность, сотрудничал во многих органах печати, и в частности в журналах «Факла» («Факел») и «Вьяца сочиалэ» («Социальная жизнь»), издаваемых его другом — писателем и публицистом Н.-Д. Коча.

Впоследствии он сам основывает и издает журналы «Кроника», «Куджетул ромынеск» («Румынская мысль»), «Билете де папагал» («Билетики попугая»), В тысячах статей, опубликованных до освобождения Румынии в 1944 году, Аргези выступает по самым разнообразным вопросам, отважно борясь против произвола и беззакония, чинимых буржуазными властителями страны. Из-за своих статей и язвительных памфлетов, непревзойденных и по сей день в румынской публицистике, Аргези постоянно подвергался мстительным нападкам тех, кого задевало его острое перо. Поэт два раза сидел в тюрьме: первый раз в 1918 году в Вэкэрешть, второй — в 1943 году в лагере Тыргу-Жиу, куда был интернирован после опубликования памфлета «Барон», в котором заклеймил гитлеровского сатрапа в Румынии, находившейся под военно-фашистской диктатурой.

Кроме памфлетов (некоторые из них вышли впоследствии отдельными сборниками: «Билетики попугая» —1946, «Страницы прошлого» — 1955), Аргези пишет и другие сатирические произведения в прозе. В своих книгах: «Черные ворота» (1930), «Деревянные иконы» (1930), «Таблетки из страны Кути» (1933), «Кладбище Благовещения» (1936), а также в романах «Глаза божьей матери» (1934) и «Лина» (1942) — писатель создал яркую сатирическую фреску старой Румынии. Наряду с этим Аргези — автор прекрасных страниц лирической прозы: книг «Что ты, ветер, хочешь от меня?» (1937), «На клочке земли» (1967) и произведений, оставшихся в периодике.

Блестящий прозаик и публицист, Тудор Аргези в первую очередь, конечно, поэт. В своем чрезвычайно разнообразном по тематике поэтическом творчестве он выразил всю гамму человеческих переживаний, благородных чаяний, исканий и тревог, веру в торжество добра.

Два главных чувства пронизывают творчество Аргези: стремление к свету — «потребность добра, красоты и правды», как говорил он, и отвращение к тьме, грязи, ко всему, что уродует жизнь. В поисках ответа на волнующие его вопросы о смысле жизни и смерти, о призвании человека, Аргези создал философскую поэзию, отражающую метания человеческой души, жаждущей познания. «Как следует жить?», «Что такое идеал совершенства?» — эти вопросы постоянно присутствуют в стихах поэта.

Уже ранняя философская поэзия Аргези оригинальна по своему художественному воплощению. Устремленная к познанию мира, она в то же время отнюдь не умозрительна. Поэт всегда презирал схоластику, как, впрочем, и все книжное, построенное на абстрактных выводах, оторванных от действительности. Источником для его «Псалмов» служили переживания человека. В чеканных стихах передает он стремление человека понять сокровенную суть устройства вселенной, цель человеческого существования.

Зачем надумал жизнь в меня вдохнуть, Коль мысленно ты сам земной мой путь Пресек жестоко до его начала? —

вопрошает поэт божество в стихотворении «Молитва».

Ему представлялись бессмысленным и неразрешимо противоречивым слияние воедино вечности и преходящей сути явлений. Поэт хочет понять, почему человек, сотканный из элементов бренных, осужденных на исчезновение, призван создателем к таким нетленным действиям, как познание самого себя и вселенной.

Хоть сердце в теле хилом застучало — Твое изделье мир не увенчало: Слепил ты кое-как, не на века, Из грязи — плоть, а душу — из плевка.

В течение десятилетий его сознание «одинокого псалмопевца» сражалось с тайнами жизни с упорством, напоминающим легендарную борьбу Иакова с ангелом. Подобно библейскому патриарху, хромавшему всю жизнь из-за полученного в схватке увечья, творчество Аргези, рожденное в борьбе против химеры неведомого, испещрено кровоточащими ранами… Его «Псалмы» — это крик человека, стремящегося к познанию сути божества и его взаимоотношений с человеком и вселенной.

Поэт никогда не соглашался с выдуманным церковным богом, намалеванным на иконах, чей лик произвольно создан людьми:

Ведь, и святых творя, ты пользовался глиной. Нет, ты не понят ими в дебрях суеты! Твердят, что видели тебя, что ты Был с посохом, был с бородою длинной…

Лирически отражая поиски другого божества, не того, что наивно представлен в виде старца, восседающего на троне, «Псалмы» восставали против тиранического авторитета церкви на земле. Псалмопевец Аргези, по существу — еретик. Но не будучи, однако, в состоянии отрешиться от божественного начала в объяснении вопросов бытия, поэт продолжает упорные поиски «изначального принципа», поиски бога-творца, которого он представлял себе неким трансцедентным существом, одной из тех неизменных монад, что составляют, по взглядам философов-идеалистов, мироздание, не познаваемое для человеческого разума. Примириться же с непознаваемостью Аргези не мог. Чувство собственного человеческого достоинства породило в поэте смелое устремление открыть опечатанные, замкнутые на тяжелые запоры ворота неведомого. Повторяя бунт Люцифера, иконоборческий демон, живущий в поэте, нацеливает на божество свой лук, намереваясь опустошить небеса:

Я руку на тебя дерзнул поднять. Задумав разорить твою обитель, Чуть было власть твою я не похитил…

Неудача попытки лишь усиливает жажду познания.

Во многих псалмах Аргези обращался к не желающим раскрыться небесам то с просьбами, то с упреками, укоряя творца за то, что тот «предал его забвению», умоляя «подать знак». Поэт сетует на то, что «…с тех пор как Новый создан был завет», бог «не преступал мира слез и бед». Не довольствуясь приблизительным познанием, он ищет ясности и, подобно Фоме Неверному, требует от всевышнего явиться ему, «чтобы, нащупав, завопить: „Он есть!“».

Аргези никогда не примирялся с поражениями в своем единоборстве с богом. Прочный оптимизм каждый раз, после тяжелых переживаний, помогал ему подняться на ноги.

Если «Псалмы» и близкие им по содержанию стихи являются лирическим свидетельством упорных, но безуспешных попыток философского осмысления человеческого бытия, то другие стихотворения первого издания сборника «Нужные слова» («Воскрешение», «Бдение с колоколами», «Осенний ветер», «Благая весть», «Горячка») свидетельствуют об обращении к реальному миру. Об этом говорят и многие прозаические произведения Аргези тех лет, такие, например, как «Крылья».

О великих проблемах бытия, о назначении человека Аргези размышляет (прямо или косвенно) и в сборниках «Вечерние стихи» (1935) и «Хоры» (1939), а также в уже упомянутой книге лирической прозы «Что ты, ветер, хочешь от меня?». Но на сей раз угол зрения поэта и основная тональность его стихов иные, чем в «Нужных словах». В лирике Аргези тридцатых годов преобладает чувство духовного умиротворения. Поэт стремится главным образом указать человечеству достойную цель. Как и ранее, он видит смысл существования человека в созидании и самоусовершенствовании. Но в отличие от «Псалмов», теперь уже речь не идет о поисках совершенства где-то за пределами реального мира. Суть многих лирических стихов тех лет можно свести к следующему: смысл жизни — в ней самой, жизнь сама — величественная цель.

Подчиняясь ее законам, человек, подобно всему сущему, выполняет свою высшую миссию. Мы добиваемся внутреннего совершенства и отдаемся служению человечеству не путем умерщвления плоти, а, наоборот, всей полнотою жизни, ее защитой и умножением.

Сборники «Вечерние стихи» и «Хоры» насыщены простой радостью, искренней взволнованностью и нежностью, любовью к природе, ко всему живому, населяющему сады и поля. Стихи эти раскованы, естественны, изобилуют веселыми красками. Приобщаясь и душе ребенка, лирически воскрешая детство человечества, свежее мировосприятие существа, впервые поднявшегося на ноги и увидевшего землю, подобную раю, поэт рисует как чудо то, что он видит в природе. Он любуется зрелищем тысяч пчел, летающих в саду среди цветов, зданиями, искусно воздвигнутыми этими умелыми труженицами, пчелиным роем, налетевшим на еду «маленькой царевны» — дочери поэта:

Чтоб понравиться, надела Царевна сарафанчик белый; Пыльцой цветочною она Взамен духов опылена, И аромат душистый сена Висит над троном неизменно…

Поэт восхищается, как редкостным событием, появлением в саду стрекозы, которую он воспринимает, словно обитателя другой планеты, и разговаривает со стрекозой, как ребенок, забрасывая ее вопросами.

Свидетельством того, что духовный взгляд поэта обратился к реальной жизни, к людям, является сборник стихов «Цветы плесени» (1931). Он внес в румынскую поэзию не только новую, причудливую форму, но и новое содержание. Что такое «Цветы плесени», к какому поэтическому жанру их можно отнести? Ни к одному. Некоторые стихи этого сборника повествовательны, другие описательны, третьи звучат как воспоминания или интимные признания. Здесь переплетаются до полного слияния лирика и эпос, драма и сатира, взаимно обогащаясь, порождая неповторимый поэтический синтез, не зарегистрированный ни в одном поэтическом кодексе. Вот как переданы автором его мучительные поиски:

Писал я ногтем на пустой стене. Во тьме кромешной, В мертвой тишине Ломала штукатурка ноготь мой, И помощи не ждал я никакой… Когда апостолы Лука и Марк писали, Им бык и лев в работе помогали. С высоких гор спустился вниз орел, В нем Иоанн помощника обрел… ……………………………… Дождь на дворе стучал, И правая рука болела нестерпимо. Неутомимо, Кроша со стен измызганных куски, Я ногтем стал писать другой руки.

После нескольких десятилетий исследования сокровенных тайн языка, испытания силы слова, лепки стиха Аргези стал их полновластным мастером, у него нет ни единого слова, ни одной строки, которая не была бы предельно естественной. Поэт слагает стихи свободно, без видимых усилий, как будто просто разговаривает. Не подчиненные канонам традиционной метрики, его стихи иногда оставляют впечатление нарочитой неумелости, по существу же они являются изысканным плодом поэтического мастерства. Свободный, гибкий стих представляет поэту максимальные возможности для рассказа, прославления, укоров, воспроизведения диалогов, ссылок на факты повседневной действительности, для использования арготизмов и возвышенных метафор в рамках одного и того же произведения. Почерпнув материал на самом дне жизни старой Румынии, автор «Цветов плесени» создал стихи, в которых не оставалось и грана прозы, все преобразовалось в лирическое золото; грязь, вознесенная силой разума и таланта до высот человеческой поэзии, заискрилась, как звезда.

Несмотря на новое содержание и особую художественную структуру, этот сборник органически смыкается с предыдущими и последующими произведениями поэта. В «Цветах плесени» гротеск исключает смех, он вызывает в читателе ужас, как некоторые творения Виктора Гюго и Шарля Бодлера или картины земного ада, запечатленные в гравюрах Франсиско Гойи. Признавая в павших существах ущербное, частичное отражение человечества, поэт раскрывает в страданиях тех, кого общество отвергло, многие из личных переживаний и метаний. Искалеченные, еле бредущие, звеня кандалами, узники в конечном итоге близки авторскому «я». Мысль, заключенная в «Цветах плесени», такова: источники энергии находятся не в высшем свете, а внизу, на дне общества. Из темных, презренных глубин придет возрождение, нравственное и физическое оздоровление, подобно тому как соки, поднимающиеся в колосья пшеницы, рождаются в черных глыбах, вывернутых плугом из подземного мрака. На угнетенных и бесправных зиждется надежда Аргези на обновление и преобразование мира.

Любовь к человеку труда характеризует все творчество поэта, независимо от того, когда оно было создано, — в наши дни или до освобождения Румынии. Писатель всегда восторгался усилиями человека приумножить красоту мира, он прославлял труд, видя в нем средство возвышения мыслящего существа, восхищался пахарем и ремесленником, прогрессом современной техники. В человеке труда поэт видит созидателя, двигающего жизнь вперед. Сборник «Нужные слова» поэт открыл стихотворением «Завещание», в котором благодарит своих предков — крестьян. Им он обязан всем, и их «извечную боль, глухую и горькую», он передает в стихах. Это их деяния обусловили расцвет цивилизации и культуры:

Ведь для того чтоб нам сменить впервые Плуг на перо, усилья вековые Дед-пахарь делал, выходил на вспашку И понукал седых волов упряжку.

Даже язык, на котором мы пишем, — творение народа:

Я, вслушавшись, как гонит дед скотину, Взял нужные слова, чтоб петь их сыну…

Проникшись этой истиной, Аргези сформулировал, в чем состоит долг каждого поэта по отношению к тем, из чьих рядов он вышел. Писатель должен быть созидателем «невиданных ценностей и красот», призванных дать народному языку максимальную яркость, выразить подлинные чувства всех в прошлом угнетенных и обездоленных, возместив им таким образом за вековые унижения. Это требование, стоящее перед всеми поэтами, Аргези выполнил с непревзойденным мастерством. Ни один другой румынский поэт не воспел труд пахаря в стихах, столь эмоциональных.

В то же время Тудор Аргези был певцом народных мятежей и бунтов. Цикл «Летописи», созданный им в страшные годы фашизма, передает плач его родины, гневно и смело клеймит гитлеровских оккупантов и их приспешников. В эти годы у поэта созрело решение создать поэтическую летопись крестьянского восстания 1907 года. Мысль отобразить грозный взрыв крестьянского гнева занимала его и раньше. Тому свидетельство — многие произведения тридцатых годов, в которых мы встречаем ссылки на эти кровавые события. Но свое крупнейшее произведение о крестьянском восстании — сборник «1907 год» Аргези выпустил в 1955 году.

Воскрешая исторические события, создавая образы крестьян, помещиков, политиканов, военных, поэт выносит свой приговор: восстание явилось неизбежным следствием «глухого и горького» страдания народного. Он осуждает дикие по своей жестокости репрессии властей и открывает перспективу будущих исторических преобразований, залог которых — народная революция.

Однажды в полночь к небу взметнется пламя снова, И загремит в усадьбах гром девятьсот седьмого. Обдуманный, жестокий, на прежний не похож, Тот год, быть может, будет последним для вельмож.

Полностью приняв новую Румынию, Тудор Аргези поставил на службу идеалам нашего времени свою гражданскую совесть, свой разум и чувства. Об этом убедительно свидетельствуют произведения, вышедшие в годы строительства социализма. В первую очередь следует отметить обширный лирический цикл, составляющий философскую поэму «Песнь человеку» (1956) — своеобразный гимн духовному раскрепощению человека. Поэма воссоздает основные этапы бурного развития человечества, начиная со становления человека и кончая нашей эпохой, когда он штурмует небеса. В поэме воплотилась мысль о том, что любое, пусть даже самое незначительное, существо, которым все пренебрегают, представляет ценность и значение. Когда читаем «Песнь человеку», перед глазами возникает величественная картина победы, одержанной хрупким смертным над колоссальными силами земли и космоса. Поэма опровергает философию тщеты жизни и беспомощности бренного существа, философию, провозглашающую «cinis et umbra sumus», то есть «мы прах и тлен», противостоя тем самым всем старым космогониям, включая библейскую Книгу Бытия. Представляя себе теперь по-иному, чем раньше, взаимоотношения человека и неопознанного, проверяя свои представления данными науки, Аргези уже не старается распознать в бесконечной смене самых разнообразных форм материи присутствие божества, понимаемого им как недоступный идеал совершенства. Ему очевидно, что возвышение мыслящего существа возможно только после освобождения его от любого рабства — материального и духовного.

«Песнь человеку» — поэма о единоборстве человека с богом и о победе человека. Если бог сотворил все живое, включая человека, покорным незыблемым законам, осужденным вечно им следовать, то как же мог человек, существо беззащитное, вооруженное хуже всех других существ, преодолеть подстерегающие его на каждом шагу стихийные бедствия, как сумел он, такой маленький и беспомощный, утвердить свою власть над землей? Идиллическим библейским картинам, повествующим о том, что бог поселил первых людей в феерических кущах рая, где им ничего не приходилось делать, только срывать с деревьев сладкие плоды, поэт противопоставляет суровую действительность, мучительно трудное отторжение человека от «горячего праха и булыжника», его подъем на более высокую ступень жизни. Рай не был подарен человеку милосердным и ласковым отцом небесным, человек сам его завоевал в тысячелетней кровавой борьбе с тем, «кто сотворил мир». Человек побеждает, потому что он владеет оружием, не предвиденным «создателем»:

Иегова или дьявол, весь мир создавший разом, Не знал, что вдруг возникнет ему враждебный разум.

Человек — свое собственное творение. Подчиняя природу, человек постепенно выковывает в себе свойства, которые тысячелетиями считались атрибутами бога. Освободившись от влияния идеалистических концепций, некогда побуждавших его искать идеал совершенства в потусторонних сферах, Аргези провозгласил идеалом человечества самого человека. Из всех подвигов людей превыше всего он ставил подвиг Прометея, его бунт против бога. В «Песне человеку» бог олицетворяет инерцию законов, еще неизвестных и потому тиранических. Прометеевское отрицание бога звучит в поэме основным условием самоутверждения человека.

Ведь ты прорвался к звездам всему наперерез И там звезду решился похитить у небес. Рука твоя, коснувшись запретного предела, Схватив огонь небесный, мгновенно обгорела. Но сумрак озаряет теперь звезды сверканье: Победою увенчан ты в первом же восстанье.

«Песнь человеку» — это гимн во славу человека. В нем передано радостное ощущение внутренней свободы (обусловленной социальным раскрепощением), чувство раскованности и одновременно сознание своей мощи. Человек, не обманывая себя больше выдумками о сверхъестественных силах, сознавая, что он сам творец, становится подлинным хозяином своей судьбы.

От «Псалмов» до «Песни человеку» Аргези прошел путь от мучительно тщетных исканий до осуществления заветных чаяний. И «Песнь человеку», и «1907 год», и многие стихи из других сборников поэта, вышедших после освобождения страны, — «Пестрые стихи» (1957), «Листья» (1961), «Новые поэмы» (1963), «Размеры» (1964), «Слога» (1965), «Ритмы» (1966), «Ночь» (1967), — прославляют непрерывное движение, неуклонный рост человечества.

Выразитель радости жизни, умноженной разумом, Аргези в своем творчестве отводит значительное место любовной лирике, ибо любовь, по его же словам, «выражает всю полноту жизни». Многие стихи последних сборников воскрешают образ любимой. Воспоминания занимали и в ранних стихах поэта большое место, но никогда эти воспоминания о безвозвратно ушедших временах, вновь ожившие сегодня, не были проникнуты таким грустным очарованием, как в его последних стихах. Нежная дымка обволакивает образы, ушедшие в прошлое. Они туманны, смутны, расплывчаты, душа их чувствует, но ничто не в силах их воссоздать. Образ любимой, постоянно живущий в памяти, — неуловимая «фата моргана», мираж, «убегающий, как по волнам».

Лишенный возможности воскресить реальный облик далекой возлюбленной, поэт очарован волшебством женственности, воспринятой, как у Данте, в плане духовном, идеальном, символическом. Расплывчатая, смутно различимая тень не витает, однако, где-то в небесах. Она растворена в оживших чувствах поэта, познавшего, благодаря ее присутствию, вторую молодость. В других стихах, подпадая под власть сожалений и разочарований, поэт с мучительной тоской воссоздает в своей душе далекое время абсолютной душевной чистоты и невинных радостей. Картина беззаботной, искренней, подлинно райской жизни сливается в сознании поэта с идеалом искусства, берущего свои истоки в ясном, как детство, сердце.

В лирике последних лет большое место занимают также вопросы творчества, поэтическая исповедь.

Воспевая литературный труд, поэт заодно воспевает человека, так как в творчестве преодолеваются и слабости человека, неизбежно связанные с его заземленностью.

Несмотря на необыкновенно широкий диапазон душевных состояний, стихи, вошедшие в последние книги поэта, объединены общим лирическим настроением, единой внутренней тональностью. В них, как и в послевоенной прозе писателя, ощущается непоколебимая вера в раскрепощенную силу человека, в победу человеческих идеалов, живет радость жизни, любовь к людям, к природе.

Подвизаясь в литературе в течение более семидесяти лет, Тудор Аргези и в последние годы не растратил своей энергии. Он продолжал писать вплоть до самой смерти, наступившей 14 июля 1967 года, активно участвуя в то же время в политической и культурной жизни страны. Двадцатилетним юношей он писал:

О, дай мне власть над вечностью-рекой — Я утоплю в ней мир порочный, тусклый, Чтоб добрый, светлый мир другой Потоком хлынул в это русло!

Этой своей задаче — сменить больной мир здоровым и ясным — Аргези остался верен до конца.

ДУМИТРУ МИКУ