Савву Николаевича вдруг ни с того ни с сего вызвали в милицию к следователю Тарану. Повесткой, которую Савва Николаевич обнаружил чисто случайно, просматривая газеты. В ней школьным почерком были написаны его фамилия, инициалы, адрес проживания и указано, когда и в какое время он должен явиться в кабинет № 38 к следователю такому-то. Савва Николаевич повертел повестку в руках и хотел было выбросить, мало ли кто и куда его приглашает. Если везде ходить, времени никакого не хватит. Он уже не в том положении, чтобы бегать по непонятным повесткам, тем более причина, по которой его вызывают, не указана. Ошиблись, наверное, адресом. Он еще раз перечитал повестку. Нет, все так — вызывают именно его, Мартынова Савву Николаевича. Стоп, сказал себе Савва Николаевич, что бы это могло значить? Какие такие вопросы могут быть у милиции к нему? Никаких правонарушений он не совершал, ни с кем не подрался, не поссорился, ни в каких аферах не участвовал. Так почему его приглашают? Савва Николаевич взял листок и аккуратно положил его в портмоне. Жене он не стал ничего говорить, у нее своих забот хватает. Работа участковым врачом отнимает все ее свободное время, и если бы не Савва Николаевич, который перестал дежурить по ночам из-за своей болезни, то дом был бы окончательно заброшен.

Последующие дни работа полностью захватила Савву Николаевича, и он попросту забыл о повестке. Телефонный звонок застал его на лекции. Савва Николаевич посмотрел на номер звонившего, соображая, чей это? Незнакомый, может, по срочному делу. Савва Николаевич, извинившись перед аудиторией, включил связь.

— Савва Николаевич, это вы?

— Да, я! С кем имею честь…

— Это следователь Таран Илья Юрьевич. Вы должны были сегодня быть у меня на беседе в 15 часов, но вас нет… Может, вы повестку не получили?

— Ах вот оно что… Извините, но я сейчас на лекции. Давайте перенесем нашу встречу на 17 часов, если не возражаете?

— Хорошо, договорились, я вас жду, — ответил, судя по голосу, энергичный, молодой человек.

— Извините, господа студенты, милиция, так сказать, при исполнении, не мог не ответить…

В пять вечера Савва Николаевич уже был в кабинете следователя. За столом сидел молодой человек в гражданской одежде. Откинувшись на спинку стула, он внимательно разглядывал Савву Николаевича.

— Извините, профессор, что пришлось вас побеспокоить, но, как говорится, служба. Садитесь поближе ко мне, пожалуйста. Нам нужно поговорить.

— Я вас слушаю, в чем, собственно, дело?

— Савва Николаевич, возбуждено уголовное дело по факту взятки на сотрудника вашей кафедры, Синичкина Егора Алексеевича, — важно произнес следователь, наблюдая за реакцией профессора.

Савва Николаевич не ожидал такого поворота событий. Он лишь удивленно приподнял правую бровь, не сказав в ответ ни слова.

«А он тертый калач, — сделал вывод следователь. — Ни один мускул не дрогнул на лице. Да и вообще, впечатление такое, что ему все равно, по барабану, как говорится сейчас. Посмотрим, посмотрим, как он отреагирует, когда узнает об ответственности за подчиненного. Надо будет припугнуть. Хотя стоп! Таких тигров простым набором страшилок не запугаешь».

— Савва Николаевич, вас разве не удивил факт взятки вашим сотрудником и что господин Синичкин привлекается к уголовной ответственности? — как можно более вежливо спросил следователь профессора.

— Почему же, мне жаль, если это так. Егор Алексеевич замечательный преподаватель, очень порядочный человек, — ответил неторопливо Савва Николаевич, решив, что с этим молодым и напористым следователем ухо нужно держать востро. Все они мнят из себя, если не Шерлока Холмса, то по крайней мере следака не ниже, чем герой телесериала про капитана Сергея Глухарева.

— Порядочные люди не берут взяток, — тут же отреагировал следователь.

— Берут, я думаю, многие, иначе бы коррупции в стране не было, — равнодушно возразил Савва Николаевич.

— Вы хотите сказать, что ничего страшного нет, если ваш преподаватель, сотрудник кафедры вымогает взятку, — сделав упор на слово «страшного», как бы с удивлением произнес следователь.

— Я считаю, что платить доценту кафедры хирургии 15 тысяч рублей в месяц — это действительно «страшная» правда нашей сегодняшней жизни. Плохо, очень плохо, когда работник моей кафедры не может на зарплату прокормить семью. Насколько мне известно, у Егора Алексеевича двое детей и жена на инвалидности. Он вынужден подрабатывать дежурантом в клинике по ночам, а днем обучать студентов и еще заниматься научной деятельностью. Кстати, Илья Юрьевич, доцент Синичкин один из лучших хирургов не только в области, к нему ездят на операции из других регионов. Он приносит очень много пользы. Но тарифные ставки таковы, что на талант не рассчитаны…

— Но, мне кажется, профессор, вы все же не должны защищать, а тем более поощрять взяточничество на вашей кафедре, — с едва заметной усмешкой произнес следователь.

— Да ладно вам, Илья Юрьевич, мораль мне читать, что мы должны, а что не должны. Если бы Синичкин по-настоящему брал взятки, давно миллионером бы стал. А вы посмотрите, как он живет: в двушке семья из четырех человек, компьютер и телевизор в комнате да холодильник «Ока» на кухне, вот и вся его обстановка. Его денег едва хватает, чтобы свести концы с концами, и если он взял, как вы считаете, взятку, в чем я сильно сомневаюсь, то от безысходности. Егор Алексеевич в долгах как в шелках, да еще в кредитах, жене нужно покупать дорогостоящие лекарства. А на что?

— Я сейчас расплачусь, профессор, — не то с издевкой, не то с сарказмом ответил следователь. — Так можно оправдать любое воровство. А разве оправдывает воровство наш гуманный российский суд?

— Посмотрите по телевизору, почитайте газеты, какие только дела не заводят на «богатеньких буратино». Все они кончаются «пинком». Не мне вам говорить. Даже дошло до того, что стали за мошенничество в особо крупных размерах давать девять лет условно, — произнеся это, Савва Николаевич сделал паузу, чтобы лучше воспринималось.

Но на следователя сказанное не произвело никакого впечатления. Он как бы отмахнулся от этих слов, как отмахиваются от надоевшей мухи.

— Ну что Вы все заладили условно да условно. Не мы сроки даем, а суд. Мы свое дело сделали, а уж судить не нам… И потом, Савва Николаевич, почему вы так защищаете своего преподавателя? Он преступил закон, пусть отвечает. Или у вас какие-то особые отношения с ним? — перевел разговор следователь.

— На что вы намекаете, молодой человек? — поднял глаза на следователя Савва Николаевич.

— Ни на что, просто интересуюсь.

— Тогда давайте перейдем к делу. Что конкретно от меня вы хотите? — сухо произнес Савва Николаевич.

— Можно и к делу. Я вынужден взять у вас показания как непосредственного руководителя кафедры, на которой работает Синичкин.

— Ну что же, давайте, если это не противоречит закону. Кстати, может мне пригласить адвоката? Надежнее будет, а то вы можете бог весть чего нафантазировать…

— Не вижу пока необходимости. Вы лично, профессор, ни в чем не обвиняетесь и не подозреваетесь. В общем-то, для вас это формальность, не более… Я буду задавать вопросы, а вы отвечать.

Савва Николаевич кивнул.

— Итак, давайте по порядку. Ваша фамилия, имя, отчество, год рождения.

Когда формальная сторона протокола была составлена, следователь начал задавать вопросы касательно его взаимоотношений с Синичкиным. Савва Николаевич отвечал: да, нет, не знаю, не видел… и все в том же духе.

Следователю такая краткость ответов явно не понравилась, и он стал задавать наводящие вопросы. Савва Николаевич, стараясь не раздражать молодого следователя, преисполненного чувством превосходства и власти над сидящим перед ним известным ученым, отвечал по возможности точно, но лаконично.

— Значит, вы считаете, что доцент Синичкин не мог взять взятку, никогда в этом раньше не подозревался и не был замечен?

— Да, именно это я и хочу сказать…

— Ну что ж, тогда прочитайте все, что записано с ваших слов, и распишитесь. На сегодня хватит…

Савва Николаевич облегченно вздохнул:

— Хватит так хватит. Мне, собственно, в любом случае больше нечего добавить.

— Как знать, как знать, профессор. Если что вспомните, позвоните, вот моя визитка. — И следователь протянул кусочек зеленоватого картона со своей фамилией и номером телефона.

Савва Николаевич не стал отказываться, взял визитку, поблагодарил, попрощался и вышел из кабинета.

После плутания по длинным и запутанным коридорам милицейского управления он наконец выбрался на свежий воздух. В полутемном дворике стояли машины сотрудников милиции, рядом примостился его голубоватый «пежо».

Савва Николаевич вдохнул полной грудью свежий, но уже прохладный воздух. Стояла середина октября, необычно холодно, было такое впечатление, что вот-вот выпадет снег. Потом посмотрел на небо и увидел яркую звезду на востоке. «Надо же, не заметил, как и осень наступила. Вчера Покров без снега был, значит, зима холодной будет», — вспомнил он прогноз своей давно умершей бабушки Тани…

«Метеобюро, спутники, целая служба в стране существует, а погоду определить не могут. Скажут по телику — ждем весной наводнение, а оно почему-то приходит осенью. Или вот заявляют: лето будет дождливым и среднегодовая температура ожидается в пределах прошлогодней, а лето оказывается аномально жарким, да еще с пожарами и человеческими жертвами».

«Так и тянет на негатив, — выругал себя Савва Николаевич. — Нет, чтобы любоваться небом, падающими листьями и наслаждаться дыханием осени».

Он вздохнул. Так уж устроен человек, что переживает за все хорошее и плохое… За хорошее — что быстро кончилось, за плохое — что оно плохое и доставляет массу неприятностей.

Теперь случилась неприятность с моим сотрудником, Егором Алексеевичем. Ах, Егорка, Егорка, дурья голова, попался на ерунде, за полторы тысячи рублей сесть в тюрягу. Да что за жизнь такая? Где справедливость? Своровать, прикрываясь сомнительными законами, миллиарды тонн нефти, газа и леса можно, а вот за полторы тысячи деревянных посадят. И еще по телеящику будет доблестная милиция рапортовать об очередном успехе в борьбе с коррупцией. Кто-нибудь когда-нибудь задумается, что подготовить классного врача стоит не один миллион, а может, целый миллиард, а дать ему достойную зарплату — не хватает ума.

Даа… Егор, Егор, чем же мне помочь тебе? С этим вопросом в голове Савва Николаевич поехал к доценту Синичкину домой.

Егора Алексеевича Савва Николаевич застал как раз выходящим из подъезда с мусорным ведром, заполненным до краев.

— Куда, Егор Алексеевич?

— Мусор накопился, хочу отнести в контейнер…

— А я за тобой, хочу поговорить, не возражаешь?

Егор Алексеевич пожал плечами:

— Нет, конечно. А что за срочность, Савва Николаевич?

— Есть причины. Да ты отнеси ведерко, а потом поговорим.

Савва Николаевич дождался, пока Егор отнес ведро до мусорки, а потом, показав на машину, сказал:

— Садись, не на улице же вести серьезный разговор… Ведро брось в багажник, чего его в руках держать. — И он, щелкнув ключом, открыл багажную дверь.

Усевшись в машину, Савва Николаевич неожиданно предложил Егору Алексеевичу:

— А что, Егор, может, в кафешку какую зайдем, посидим за чашкой чая и поговорим?

— Савва Николаевич, я ушел, не предупредив жену, будет волноваться, — нерешительно возразил Егор Алексеевич.

— Вот телефон, позвони. — Савва Николаевич протянул мобильник.

После звонка и утряски с женой причин срочного ухода мужа из дома они посоветовались и решили поехать в ресторан рядом с домом Саввы Николаевича.

— Я там машину поставлю, и свободен, — заводя мотор, пояснил место выбора Савва Николаевич. — Да и ресторан называется необычно по нынешним временам — «Красная территория». Говорят, там хорошая кухня и поют советские песни, — ответил Савва Николаевич, на молчаливый вопрос в глазах Егора Алексеевича.

Через полчаса Савва Николаевич с Егором Алексеевичем оказался в небольшом, но уютном зальчике ресторана. Тихо играла музыка, на стенах висели транспаранты с советской символикой.

— Никогда не думал, что еще раз придется увидеть это. — Егор Алексеевич кивнул на красные флаги с серпом и молотом.

— Отчего же, я, когда в Америке бываю, как только попадаю на Брайтон-Бич, у меня возникает такое впечатление, что это Одесса начала двадцатых годов прошлого века. Нет, Егор, все повторяется, правда, как сказал Маркс: первый раз в виде трагедии, а второй — в виде фарса.

— Савва Николаевич, это не Карл Маркс, а Гегель сказал, — возразил Егор Алексеевич. — Во всяком случае, меня так учили.

— Верно, верно! Но, видишь ли, у Гегеля нигде не нашли этого выражения, а Маркс, тогда еще молодой и амбициозный, захотел придать своим словам больше веса и приписал их Гегелю. Так в жизни бывает. Но не это главное, Егор.

— А что?

— Я был сегодня у следователя. — И Савва Николаевич напряженно стал осматриваться по сторонам, словно что-то хотел увидеть.

— У следователя? — Голос Егора Алексеевича потускнел. — Зачем же?

— Он интересовался тобой.

— Чем же конкретно? — все еще надеясь на какое-то чудо, оттягивал неприятный разговор Егор Алексеевич.

— Девушка, можно вас? — Он позвал официантку.

Та подошла, вежливо поздоровалась:

— Добрый вечер.

— Добрый. Нам водки графинчик.

— В смысле бутылку? — не поняла официантка.

— Нет, не бутылку, а 0,5 литра хорошей водки в хрустальном графине, и чтобы водка была холодной.

Девушка посмотрела на хорошо одетого господина в очках с золотой оправой и дорогими часами на руке.

— Хорошо, хорошо, я постараюсь исполнить ваш заказ.

— Да уж постарайтесь. Ресторан у вас с символическим названием, а интеллигенция семидесятых водку пила в ресторане исключительно из графинов. Понятно?

— Да, конечно. Что будете кушать?

— Из закусок черной икорки.

— Извините, но у нас… — Девушка сделала паузу. — Временно ее нет.

— Ах вот как. Ну тогда рыбную нарезку, бутерброды с красной икрой. Надеюсь, это у вас есть?

— Это есть, — подтвердила официантка, улыбнувшись.

— Ну а в качестве второго хороший кусок мяса с картошкой. Как у вас называется такое блюдо?

— Вам свинину или говядину?

— Егор Алексеевич, ты что больше любишь, говядину или свинину?

Егор сидел оглушенный, не зная, что и ответить.

— Тогда так, два эскалопа, и чтобы картошечка была пожарена на сливочном масле. Егор, пойдет?

Егор Алексеевич кивнул головой.

— Хорошо, вы немножко подождите. Я сейчас сервирую ваш столик и подам заказ на кухню.

— Да-да, у нас есть время. Не спешите, делайте все, как надо. Рассказывай, Егор, что у тебя стряслось? Почему тобой занялась милиция?

Егор Алексеевич ничего не ответил. Он еще раз обвел взглядом стены, увешанные советской символикой, подергивая крыльями носа, явным признаком нервного перенапряжения.

— Ладно, не хочешь говорить, не надо.

Они сидели какое-то время молча, глядя по сторонам.

Принесли закуску и водку в графинчике.

— Ну что ж, давай по рюмочке пропустим, Егор, — предложил Савва Николаевич, разливая водку по рюмкам.

Егор Алексеевич молча опрокинул водку внутрь, поморщился, потом достал кончиком вилки кусочек балыка, положил на черный хлеб, медленно стал жевать, смакуя вкус хорошей рыбы.

— Взял я, взял эти полторы тысячи, Савва Николаевич. Не хотел, а взял! За квартиру третий месяц не плачено. Ты же знаешь, 5–7 тысяч ежемесячно уходит на лекарства. Да ребят в школу нужно было подготовить, купить им все как положено: куртки, костюмы, обувь, книги, тетради… в общем, все что надо. Ну и все мои сбережения за лето тю-тю. А тут приходит девица, я ее плохо и знаю, у меня на занятиях ее не было, и говорит, что декан дал ей справку на пересдачу. Напросилась, чтобы я принял у нее экзамен. Я не придал значения, говорю, ну, если больше некому, то приму, приходите завтра. Она утром прямо у кабинета меня поджидает, рядом с ней какие-то два парня ошиваются. Заходим. Я говорю, берите билет и готовьтесь. А она кладет на стол пакетик из бумаги. Я говорю: а что это? Она мне в ответ: а вы посмотрите. Я разворачиваю, а там три пятисотрублевые купюры. Я говорю: это что такое? А она в ответ: а это взятка, Егор Алексеевич, за экзамен. Поставьте тройку, и деньги ваши. Только я подмахнул зачетку, как вламываются два парня, что были с ней, и мне в лицо корочки тычут — отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Я им говорю: что вы хотите? Они смеются в ответ: «Больше уже ничего. Сейчас составим протокол и все».

— Ну а ты что, Егор? — задал вопрос Савва Николаевич, выпивая свою рюмку.

— А что я, взяли, как говорится, с поличным. Подписал все их бумаги, не читая, так было противно. — Егор Алексеевич налил себе водки и хлопнул вторую рюмку. — Самое противное, Савва Николаевич, что я хотел эти деньги взять. Понимаете, взять. Мне страсть как захотелось их положить себе в карман. Я бы наверняка так и сделал, но эти двое помешали. Савва Николаевич, мне нужны деньги! Любые, хоть пять рублей, хоть пятьдесят. Безденежье замучило, хоть в петлю лезь. Смотрю телик: министры берут, префекты воруют… Крадут миллионы, миллиарды, а я врач, ученый, живу в нищете. Ладно, сам я согласен голодать, на хлеб и воду перейти. Но дети, жена…

Егор Алексеевич налил еще рюмку водки и снова выпил, казалось, не обращая внимания на рядом сидящего собеседника и своего шефа.

Савва Николаевич, не перебивая, слушал исповедь сотрудника кафедры. Он догадывался, что тому живется нелегко, но чтобы так плохо… Хотя разве и так было не заметно: ходит уже сколько лет в одном и том же костюме, одних и тех же рубашках, застиранных и заштопанных заботливыми руками жены. Худой, с выпученными глазами от бесконечных дежурств и ночных операций, но всегда вежливый и тактичный, он, кажется, не давал повода себя жалеть. «Работаем рядом, а друг о друге мало чего знаем», — сделал для себя неутешительный вывод Савва Николаевич.

— Я взяточник, Савва Николаевич, — воскликнул Егор Алексеевич, да так громко, что на него посмотрел рядом сидящий посетитель ресторана.

— Тихо, тихо, Егор! Ты не взяточник, ты… ты… жертва обстоятельств, и ты ни в чем не виноват. Выбрось из головы, что ты взял или украл. Тебе, Егор, должны многие за твои золотые руки и умную голову, вот это правда. Давай так договоримся, не раскисать. Ничего не потеряно. Взятка не доказана. Деньги ты в руки не брал, твоих отпечатков пальцев на купюрах нет… Я правильно говорю? — спросил Савва Николаевич охмелевшего Егора Алексеевича.

— Так! — кивал тот поникшей головой.

— Тебе, Егор, понадобится хороший адвокат. Это моя проблема. Я найду толкового адвоката, и оплата его тебя пусть не волнует, мы на кафедре решим этот вопрос. Тут другое. Тебя начнут прессовать в милиции, и боюсь, ты, Егорушка, не выдержишь, подпишешь бумаги и тогда действительно загремишь года на два-три. У них сейчас ситуация напряженная. Премьер дал задание на посадки за коррупцию. Ты же понимаешь, бизнесмена или чиновника посадить трудно, иногда себе дороже. Ментам это не надо, вот и ищут, кто послабее и не сможет их лягнуть. Так вот и появляются дела о врачах, торгующих органами или неправильно сделавших операцию, да что операцию — укол, или берущих взятки. Известный принцип: чаще всего вор кричит «держи вора», чтобы отвести от себя внимание. Так и с тобой, Егор.

— Что же мне делать, Савва Николаевич?

— Ничего особенного! Во-первых, не раскисать, во-вторых, уехать и сменить место работы, ну а в-третьих, защищать себя всеми способами.

— Как это уехать? А Маша, дети?

— За Машей и детьми мы поможем приглядеть. Да и потом, твои дети уже почти взрослые. Сыну-то сколько лет — десять? Ну вот ты чем в десять лет занимался, Егор?

— Савва Николаевич, время было другое, — ответил Егор Алексеевич.

— Времена всегда одни и те же, по-разному хорошие и по-разному плохие.

— А куда я уеду? У меня нет ни знакомых, ни родственников, разве что к тетке в деревню. И что я там делать буду? — сделав совсем уж наивное лицо, спросил Савву Николаевича Егор Алексеевич.

— Работать, работать будешь, Егор. А поедешь ты не в деревню, а в Питер, в клинику профессора Кочубея Ивана Христофоровича. Я ему позвоню, он меня все звал, но куда мне теперь. А ты молодой, руки у тебя на месте, и сам ты что надо. Так что поедешь, он тебя примет. Зарплата там с выработки. Клиника частная, работы много, но и деньги хорошие будешь получать. Егор, ты подписку о невыезде не давал в милиции? — поинтересовался Савва Николаевич.

— Нет! — ответил Егор.

— Ну вот и отлично. Сейчас допьем, отужинаем, а завтра в Питер поедешь. Адрес никому не оставляй: ни жене, ни знакомым. Звонить, если что, я буду сам, пока идет следствие… Усвоил?

Егор Алексеевич откинулся на спинку стула, все еще не веря в случившееся, и в то, что завтра его жизнь должна круто измениться. Он никак не мог переварить всю полученную информацию, потому что в жизни умел заботиться только о других — о пациентах, жене, детях, и никогда не думал о себе, а тут надо принимать решение о своем будущем.

— Ладно, Егор, не давай сейчас окончательного ответа. Утро вечера мудренее. А сейчас давай поговорим о работе.

Ужин они закончили далеко за полночь. Савва Николаевич, не пивший много спиртного, все же опьянел, но не настолько, чтобы не дойти до дома. Он вызвал такси и отвез сперва охмелевшего напрочь Егора Алексеевича. А затем, вернувшись к своему дому, долго-долго стоял во дворе, запрокинув голову к небу, высматривал знакомые звезды и созвездия: вот Большая Медведица, а вот Полярная звезда… Увлекшись, он и не заметил, как зазвонил мобильник у него в кармане. Знакомый сосед, выгуливающий собачку, обратил на это внимание.

— Савва Николаевич, это у вас мобильник звонит? — вежливо сказал сосед.

— Кажется, у меня… Замечтался, глядя на звезды… Алло! Людмила, ты? Ничего не случилось, просто задержался по делам. Я сейчас уже около дома, стою, смотрю на звезды. Выходи, вместе посмотрим!

— Холодно?

— Да нет, вроде бы ничего. Погода прекрасная… Не придешь? Жаль! Ладно, не ругайся, сейчас иду, готовь чай с жасмином… Пока.

Савва Николаевич вздохнул и, взглянув на небо, пошел к дому, где его ждала жена.

На другой день он подписал заявление доцента Синичкина задним числом и передал в кадры для оформления увольнения по собственному желанию.

Через три дня секретарша доложила:

— Звонок из милиции, будете разговаривать?

— Кто спрашивает?

Секретарша уточнила:

— Следователь Таран.

— Как его?

— Илья Юрьевич…

Савва Николаевич взял трубку:

— Да, слушаю вас, Илья Юрьевич.

— Мне нужно уточнить, где находится сейчас ваш сотрудник Синичкин?

— Доцент Синичкин уволился по собственному желанию несколько дней назад, и где находится, мне неизвестно, — спокойно ответил следователю Савва Николаевич.

— Как уволился? Он же под следствием… Вы не могли его уволить, не уведомив меня… — все больше раздражаясь, произнес в трубку следователь Таран.

— Извините, но в таком тоне я с вами разговаривать не намерен. — И Савва Николаевич хотел было положить трубку телефона, но следователь, видимо, понял, что перегнул палку.

— Извините, профессор. Просто мне не понятно, почему вы его срочно уволили?

— Я его не увольнял, его уволила администрация института, а заявление он подал уже давно, с полмесяца назад. Я уговаривал остаться, но он не захотел… Больше мне ничего не известно о нем. Извините, но мне пора на лекцию. — И Савва Николаевич с удовлетворением отложил телефон, предупредив секретаршу: «Наталья Львовна, вы больше меня с господином Тараном или еще с кем из милиции не соединяйте. Найдите, что сказать. Впредь я буду разговаривать только с начальником. Уточните его фамилию, имя, отчество и телефон на всякий случай. И вот еще, позвоните в юридическую фирму „Защита“, пусть мне позвонит адвокат Надежда Николаевна Коношенкова. Скажите ей, что это моя просьба».

— Хорошо, Савва Николаевич, я все поняла.

— Ну вот и отлично. А теперь я пошел к студентам.

Войдя в аудиторию, Савва Николаевич первым делом сказал:

— Ребята, у меня плохая новость, уволился доцент Синичкин Егор Алексеевич. Теперь его лекции и практические занятия буду проводить я.

Симпатичная студентка из первого ряда взволнованно произнесла:

— Это из-за нее! — И девушка бросила короткий, гневный взгляд на высокую, хорошо и по моде одетую девицу в расстегнутом халате.

Ее ярко накрашенные губы, скривились в ухмылке:

— Беги, догоняй своего Егора Алексеевича.

Лицо симпатичной студентки покрылось яркими пятнами.

— Можно мне выйти? — и, не дожидаясь разрешения профессора, выбежала из аудитории.

— А что, собственно, происходит? — не сразу понял ситуацию Савва Николаевич. — Малахов, объясните мне, — обратился он к старосте цикла, молчаливому и уравновешенному парню.

— Студентка из 13-й группы Малика Радзанова пыталась за взятку сдать экзамен у Егора Алексеевича. Она сама об этом рассказала всем. Мол, доцент Синичкин вымогал деньги. Она же заявила об этом в милицию. Ну а дальше вам, наверное, известно больше, чем нам. Только у нас есть мнение… можно его озвучить сейчас в присутствии всех? — поднял глаза на профессора староста цикла.

— Конечно!

— Мы считаем Егора Алексеевича честным человеком, а Малика оговорила его, вернее, подставила… Она поспорила с одним из новых русских, что запросто любого преподавателя подкупит. Ну, за деньги сдаст экзамен…

— Ты говори, да не заговаривайся… — выскочила вперед студентка Радзанова. — Хватит вешать на меня всех собак. Ни с кем я не спорила… Если я с Кавказа и мусульманка, значит, меня можно обвинять во всем. Не получится, буду жаловаться! — И она выскочила из аудитории.

Все зашумели, как в пчелы в улье.

— Тихо, тихо, — поднял руку Савва Николаевич. — Спасибо, что просветили, по правде сказать, я всех этих подробностей не знал. Я не сомневаюсь в честности и порядочности доцента Синичкина Егора Алексеевича. Это во-первых. А во-вторых, кто затеял это грязное дело, нужно вывести на чистую воду. И сделать это нужно с вашей помощью. А сейчас давайте прекратим дискуссию и перейдем к лекции…

Аудитория, еще немного пошумев, успокоилась. Савва Николаевич, умудренный опытом человек, сам когда-то бывший студент, был благодарен этим мальчишкам и девчонкам за их смелый поступок — они заступились за преподавателя. И слезы невольно навернулись на глаза профессору. Он отвернулся к окну, достал платок, протер лицо и очки, постоял так несколько минут, а потом как ни в чем не бывало сказал:

— Студенты, как солдаты, не должны сдавать свои позиции и своих командиров. Иначе они уже не студенты, а стадо. Извините за вольность. — Он хотел еще что-то добавить, но его слова заглушили аплодисменты.

— Мы с вами, Савва Николаевич…

Через год дело на хирурга Синичкина закрыли из-за недоказанности самого получения взятки. Егор Алексеевич вернулся в свой любимый город на добротной иномарке, одетый в хороший костюм. Он первым делом бегом бросился на свою бывшую работу.

— Савва Николаевич, здравствуйте! — ворвался он в кабинет профессора.

— Ну вот, другое дело! — увидев улыбающегося и счастливого Егора Алексеевича, пробасил Савва Николаевич и крепко обнял его за плечи. — Так держать! Выход всегда напротив!

— Спасибо! Савва Николаевич, всегда буду помнить, я — ваш должник на всю жизнь.

— Нет, ты, Егорушка, мне ничего не должен. Лучше будет, если поможешь другому, когда кто-то будет нуждаться в твоей помощи. А еще благодари своих студентов. Это они вывели на чистую воду пошляков и мерзавцев, торговавших честью и достоинством преподавателей.

— Обязательно поблагодарю, Савва Николаевич. Сегодня уже все разошлись, а завтра с утра у вас же лекция, вот на ней, с вашего разрешения.

— Хорошо, договорились. А не пойти ли нам, Егор Алексеевич, в «Красную территорию».

— Не возражаю, только жену предупрежу и детей.

— Ну конечно, без этого нельзя. Кстати, и я позвоню Людмиле Сергеевне.

— Только, чур, я сегодня плачу.

— Хорошо. — И Савва Николаевич улыбнулся.

И оба, довольные, расстались, назначив встречу на восемь вечера.