13 августа. Суббота.

Новости дня:

— Распоряжением Совета министров СССР, в Эфиопию направлены советские военные советники.

— Марш членов Национального фронта в Льюисеме, юг Лондона, сопровождается сценами насилия.

На утренней пробежке, меня окликнули:

— Эй парень!.. Саша!.. Мальчик, стой!.. Погоди!..

Я оглянулся. За мной бежал усач из Спартака, ДЮСШ номер, какой-то там — не помню… и с ним молодой парень. Форма была традиционно одинаковая — белые футболки, синие тренировочные, бело-синие кеды.

Я остановился. Бело-синие «не динамовцы» подбежали, поздоровались и началось…

«Нельзя закапывать талант в землю…» «Только у них, в школе готовят настоящих атлетов». «Только они, могут мне помочь раскрыть мой потенциал…» и т. д. и т. п. — в общем, всё сводилось к одному вопросу: «Когда я приду в зал?».

— Наверное в октябре, — сказал я, охреневшему от такой «правды», тренеру и пояснил: — Дело в том, что сейчас я занят. В сентябре начнётся учёба. Пока то, да сё… Так, что ждите меня где-то в конце сентября, начале октября…

— Ну, ты можешь заехать хоть на час? — настаивал тренер имя, которого я не помнил.

«Может действительно заехать? Только вот, нужно ли мне это сейчас, да и нужна ли мне такая известность вообще?.. Пока не ясно, но совершенно понятно, соревнованиями и всякими сборами — зае***. Нет. Пока некогда. Сейчас, цель другая…»

— Я помню, когда у вас тренировки. Будет время, заеду, — проговорил я, быстро попрощался и не дав втянуть себя в дискуссию, убежал…

* * *

Мама пришла после дежурства и готовила завтрак.

— Ну, дай хоть на тебя посмотреть, полуночник. Всю неделю на своих репетициях проводишь. Эх ты, гулёна, — сказала она и прижала меня к себе, гладя мои волосы.

Мы стоим, обнявшись несколько минут, а она меня гладит по голове.

— Чем планируешь сегодня заниматься? Может к бабушке съездишь? Каникулы скоро закончатся, а ты так толком и не отдохнёшь, — сказала мама, отстранив меня для того, что бы перевернуть, жарившиеся на сковородке, сосиски с луком.

— Нет, мам. Дела. На следующие выходные махну. Сегодня, собираюсь поехать, поискать пишущую машинку, может удастся купить. А потом, потом не знаю… может в музей схожу, — сказал прилежный сынуля, помогая маме расставлять посуду на стол.

— Да?.. — удивилась она, — Что за музей?

— Государственный дарвинистский музей.

— А такой разве есть? Никогда не слышала о таком музее.

— Э-э-э, — только и сказал я. И ведь действительно, может такого ещё нет. Нужно будет в планшете глянуть.

* * *

После завтрака, так как мама была с ночного дежурства, то пошла спать. Я же, после того как помыл посуду, потихоньку достал с балкона соседей планшет. Интернет работал, и я посмотрел информацию о музее.

Инициатором создания музея был биолог Александр Котс, который к сожалению, в 1964 году умер. В 1907 году биолог перенёс коллекцию чучел редких животных в здание Московских женских курсов в Мерзляковском переулке. В 1926 году вышло постановление Совнаркома РСФСР о строительстве нового здания для музея. Госфинансирование не могло выделить деньги 20 лет, из-за чего в 1945 году было проведено заседание Совета министров РСФСР, который подтвердил намерения построить здание, но строить его начали лишь в 1960 году на 3-й Фрунзенской улице. Однако в конце строительства здание передали хореографическому училищу Большого театра…

«Ну, нихрена себе подстава. Мутили-мутили, да так ничего не закрутили», — подумал я и продолжил чтение.

В 1968 году, Моссовет, всё же выпустил указ о строительстве музея. Ну а возведение началось совсем недавно в 1974 году и будет продолжаться ещё двадцать лет. Первая постоянная экспозиция откроется лишь в далёком 1995 году. В 1996 году заложат ещё один корпус и закончат в 2007, хотя это уже неважно. А важно то, что нет дорогие товарищи, музея Дарвина в 1977 году, ну или я чего-то не понял. Вот как всегда — кому-то хрен, а нам всегда два!

Жаль конечно. Попасть бы туда, было бы неплохо… Пощёлкать «древним» фотоаппаратом, сделать зарисовки в альбоме, что-нибудь законспектировать, пообщается со смотрителями, быть может с директором «перетереть» на археологические темы. Ан нет, облом!

Что делать, как говорится — на нет сюда и сюда нет. Потом поищем, какой-нибудь другой музей.

Зачем мне это надо? Да за тем же, за чем я сейчас пойду в здание с книгами, где доброжелательная — тётя Эмма, передаст юному гению, для чтения, какую-нибудь «хренотень». Нужно, чтоб меня видели, нужно чтоб меня помнили…

* * *

Я взял сумку через плечо и вышел на улицу. Сегодня была суббота и библиотека была открыта до четырёх.

Пообщался с приветливой Эммой Георгиевной, которая была рада мне, как родному. Звала меня завтра в гости и передала две больших книги. Как оказалось, это были два тома — «История римской литературы», издательства Академии Наук СССР 1959–1962 годы.

На вопрос: «А, нет ли у вас «Евангелия от Иоанна» или от кого-нибудь ещё?», визави зависла и выпучив глаза, пыталась меня загипнотизировать. Через пару минут тишины, она вышла из «коматозы», и истого замотала головой, типа: «Да ты офигел что ль пионер?! Под монастырь хочешь подвести?! Нету тут такого! И не было никогда!»

Я попрощался с возбуждённой женщиной и поехал искать печатную машинку.

* * *

Агрегат, был пойман в магазине, электротоваров который находился на улице Горького. Пойманным экземпляром, оказалась немецкая пишущая машинка Erika 40, имеющая футляр в виде чемодана. Выпускалась в Дрездене с 1950 по 1980 годы. Как оказалось, стоила она 400 рублей и была 1975 года выпуска.

«Чисто диссидентский вариант», — резюмировал я.

На таких вот «Эриках», и перепечатывались книги самиздата, в эти годы. Такие как: «Мастер и Маргарита» — Булгакова, «Один день Ивана Денисовича» — Солженицына и т. д. и т. п… Вспомнив о последнем, меня передёрнуло.

Именно о такой пишущей машинке, пел бард — Александр Галич: «… «Эрика» берёт четыре копии, вот и всё!.. а этого достаточно…».

Теперь же, этой машинкой предстояло порулить мне, не совсем диссиденту, точнее совсем не диссиденту.

Я знал, что, используя папиросную бумагу, можно делать и по шесть копий, поэтому закупил и её. В перестроечных мемуарах «узников совести», я читал, что эта бумага считалось жутким дефицитом и желанной покупкой для каждого диссидента.

Но тут… либо мне повезло, либо «хз», но вон она, лежит в свободном доступе, пробивай чек и забирай.

* * *

Приехав домой, открыл коробку и достал чемодан. Внутри чемодана была инструкция, из которой можно было узнать, что:

«Эта пишущая машинка изготовлена специалистами из доброкачественного материала с применением современных методов работы…

… Для того, чтобы Ваша радость была продолжительна, мы рекомендуем Вам еще, время от времени поручать специалисту, производить основательную чистку машинки».

Последнее предложение порадовало.

Я, сделал себе бутерброды с чаем и приступил печатать план романа, с некоторыми фрагментами, по мотивам своих монументальных, апокалиптических видений в поезде.

В общем, хоть и с натяжкой, но этот день, можно было назвать днём отдыха.

* * *

Во второй половине дня, мама зашла ко мне, посмотреть, чем это её чадо занимается. Осмотрела машинку, порадовалась за меня и как бы между прочим спросила:

— Саша, а дядя Эрик, не сказал куда он уехал?

Я закашлялся и замотал головой.

«Чего-й то, она решила о этом козле вспомнить?»

— Вы, что поругались? Подрались? Он тебя ударил? Он тебя бил? Он что, тебя обижал? — присев на диван стала пытать меня мама. — Саша, если он тебя обижал, почему же ты тогда об этом не сказал мне? Что между вами произошло? Что, что случилось, Саша?

— Нет мам, он меня не обижал, всё нормально. Я не знаю куда он уехал, — отмазывался я, не понимая, что это за вопросы такие, ни с того ни с сего. Прошло уже, где-то с полмесяца, как вопрос, я «полюбовно» решил! Так почему она вспомнила?..

— Ну, как же всё нормально?! Почему тогда он, так внезапно ушёл? Он говорит, что поссорился с тобой и ты его выгнал!

— Кто говорит? — ни с того, ни с сего, осипшим голосом поинтересовался я.

— Как, кто? Дядя Эрик конечно!

— Он же уехал! — прохрипел я, уже начиная понимать, что, что-то не то…

— Нет, не уехал! Он вчера, пришёл ко мне на работу. Плакал и говорил, что ты, его ненавидишь и всячески оскорбляешь, — сказала она и погладила меня по голове. — Я знаю Саша, ты взрослеешь и немного ревнуешь. Не волнуйся! Ты мой самый любимый и я тебя никогда не брошу!.. А Эрик… — дядя Эрик, он просто друг. Поэтому я прошу тебя, относиться к нему, как к моему хорошему знакомому.

Я тяжела вздохнул.

— Саша. Я с ним поговорила. Он попросил прощения за письмо, которое написал в отчаянии, и я его простила.

«Ах**ть!» — в глазах помутнело.

— Я прошу тебя, быть с ним вежливым и обходительным. Хорошо? Это мой друг, и если он тебе ничего плохого не делал, то пусть моим другом и останется. — проговорила мама, а затем серьёзно на меня посмотрев спросила: — Или же, всё же он что-то тебе сделал? Обидел тебя?

— Нет мама. Ничего он мне не делал. Всё нормально.

— Хорошо. Сегодня вечером, он придёт к нам в гости.

«А***ть!» — глаза застила красная пелена. — «Пи**ц котёнку!!!»

* * *

Мама, ушла на кухню готовится к «праздничному ужину», который мы собирались провести всей нашей, дружной семьёй, включая, мать его, «любимого» дядю Эрика, а я сидел пред «Эрикой» и оху***л!

И, что же мне, с этим поганым скунсом, теперь делать? Как отвадить от нашего дома? Варианты есть, но решать вопрос кардинально, в том ключе о котором я думал, мне крайне не хотелось.

«Всё-таки жизнь человеческая бесценна… Есть заповеди… Не убей… Возлюби врага своего, как самого себя…» — откинувшись на спинку стула философствовал я.

Просидел я в задумчивости, минут двадцать…

«Это, что ж получается — эта скотина будет бухать за наши деньги, будет меня оскорблять, обворует квартиру, а я его должен возлюбить?!»

«Ну нахрен! Кончу тварь и «вася-кот»!»

Сквозь пелену этих, не радужных для «будущего клиента» мыслей, я услышал голос мамы. Она звала меня на кухню.

— Саша, у нас входная дверь, плохо открывается, осела, наверное. Посмотри пожалуйста.

Я подошёл к двери. Ну да осела. И петли погуливают. Ладно, сейчас её чуть подобьем молоточком и подправим топориком.

Вышел на лестничную клетку и посмотрел на дверь, грубо говоря — «открытыми» глазами.

Вот дверь. Обычная, деревянная. Обита дерматином гвоздями с белыми шляпками по периметру. Глазка нет. Один замок. Москва. Один замок — один удар. Походу дела, дверь, нужно менять!

Я задумался…

«Не всё так просто, Саша, — сказал я себе. — Очнись, ты не в 2019, где металлическая дверь стоит у каждого, а в 1977, где 90 % населения, про такие двери даже и не слышало. Металлическая дверь, с несколькими замками, привлечёт всеобщее внимание, в том числе и домушников.

Если хозяева ставят такую дверь, значит в квартире есть, чем поживится. Там, мол, наверняка что-то вкусное храниться. Именно так, в лихих девяностых, внимание квартирных воров привлекали кондиционеры. Есть «кондишн» — значит и «бабки» есть.

С другой стороны, в той жизни нас к счастью ни разу не грабили. Скорее всего не ограбят и в этой, если не выделяться из общей массы и не выпячивать свои богатства. Лишнее внимание соседей, разговоры на лавочках о установке — «неимоверной, железной, сейфовой двери как в банке», в конечном итоге найдут своих благодарных слушателей в лице ворюг. И уже те, непременно обратят внимание, на с виду неприметную квартиру в хрущёвке-пятиэтажке, находящуюся на третьем этаже.

А там… Любые замки для профессионалов не помеха, в этом я иллюзий не испытывал. Поэтому, нефиг огород городить, будем ремонтировать эту дверь», — сказал я сам себе и пошёл в квартиру за инструментами.

Прошёл на балкон, взял топор, стал выходить из квартиры, открыл дверь и при выходе на лестничную клетку почувствовал чей-то взгляд. Я резко отпрянул назад и поднял «секиру».

— Ну здравствуй, мил человек! — с доброй улыбкой сказал Фредди, глядя на подошедшего, и поигрывая топором тихо запел:

Раз, два, Фредди Крюгер идёт, Три, четыре, топоры достает, Пять, шесть, в оба гляди, Семь, восемь, с ним не шути, Девять, десять, распятье возьми!..

Человек увидел своё будущее. Будущее было безрадостное. Он увидел свою смерть!

Обезумевшие глаза на мерзкой, рыжей, противной морде, выразили первородный, истинный страх и ужас.

Да, что там страх или ужас, сама «Немезида» со своим карающий мечом подошла прямо к человекообразному существу на лестничной площадке «хрущёвки» и собиралась, это существо, умертвить, прибив нахрен!..

И понял тот человек, что смерть ужасно близка и неотвратима. И нет спасения от неё, беги не беги. И глянул человече в глаза её… И читалось в глазах её только муки и страдания, которые «Немезида» пришла воздать тле, за труды неправедные. И осознал, грешник, что возможно даже, придётся ещё и помучится в предсмертных муках, прежде чем тело его погибнет в адских муках, а мерзкая душонка его, попадёт в геенну огненную и «адский ад»!

Проще сказать, этот дебил, увидел меня с топором в руках, о***л, и понял, что пора съё***ь!

Он пытался закричать, но голос не слушался, а раздавалось лишь подвизгивающее блеяние:

— Н-е-е-т!.. Н-е-е-т!..

«Проговорив» это, козлоногий, кубарем скатился на нижней, лестничный проём, после чего на четвереньках сполз на второй этаж. Там, кое-как поднялся на ноги и крича:

— Нет! Нет! Не надо! — завизжал и «поскакал» вниз…

Преследовать идиота, я не стал, хотя пере***ть дураку обухом по спине, желание было.

«Ну ладно, следующий раз будет в его жизни последний!.. Я его придурка предупреждал!» — сказал я себе и принялся подбивать гвозди в расхлябанных петлях двери.

— Саша, что за песенку ты поёшь? — поинтересовалась с кухни мамуля.

— Да так… Есть одна…

* * *

Конечно же, мама грустила и была расстроена, что её знакомый, которого «мы» ждали, так и не пришёл. Зато в этом были и свои плюсы. Всю вкуснятину, которую мама наготовила, мы съедим теперь с ней вдвоём.

Цыплёнок табака, картошка пюре, селёдка с лучком, шпроты, сыр и сервелат, салат оливье, винегрет, солёные огурчики, клюквенный морс — всего этого, «любимый» «анкл» Эрик, лишился.

«Хрен с ним, с козлом этим. Первое предупреждение не подействовало, поэтому — клин будем выбивать клином. Если, он собирается сюда ходить, то это у него не выйдет, хотя бы потому, что ноги я ему переломаю к «еб**е-фене!» — решил я и приступил к пиршеству.