Два месяца только кажутся большим сроком, а пролетают, как один миг. В Штернштадт я вернулась в конце августа. Все каникулы я просидела дома, иногда выбираясь в театр или в кино, одна или вместе с родными и знакомыми. Магию я почти не использовала, в этой жизни для неё просто не было места. Только иногда я слегка облегчала себе жизнь, отведя глаза какому-то приставучему пьянице, проскочив однажды без очереди (не очень хорошо, конечно, но искушение оказалось слишком велико), да как-то раз обездвижила чью-то злобную болонку, которая почему-то решила меня покусать. Вынужденно стоя на месте, она разразилась визгливым лаем, однако, когда я отошла подальше и сняла заклинание, преследовать меня не стала.

Совсем забывать магическую науку я не собиралась. Взять с собой учебники мне, разумеется, не позволили, но я перечитывала свои записи, на которые наложила заклятие собственного плетения, так что постороннему человеку, если бы он вздумал в них заглянуть, они показались бы безобидным изложением материала средней школы. Не то чтобы я всерьёз опасалась, что кто-то полезет в мои тетрадки, но бережёного бог бережёт. Кроме того, я упражнялась в плетениях, выполняя стандартные упражнения, которые запомнила из наших курсов. Теперь я чувствовала себя уверенней в управлении Силой, так что мне не было нужды уходить для этого из дома.

Июль был жарким, но в августе похолодало. День моего отъезда выдался дождливым, и в вагон я влезла с облегчением. Навес над перроном защищал от льющейся с неба воды, но не от брызг и холодного ветра. На этот раз мама не стала провожать меня до вокзала, и я ехала в гордом одиночестве. Катя тоже собиралась съездить домой, но она уехала из Штернштадта позже меня, и за всё время, проведённое дома, я с ней не встретилась.

В Штернштадт она тоже вернулась позже, чем я, так что по приезде я встретила только Наталью. Мы поздоровались, после чего, по своему обыкновению, перестали обращать друг на друга внимание. Я заметила у неё новые учебники, но спрашивать, какую специализацию она выбрала, не стала, а она, в свою очередь, не спросила об этом меня. Мой список учебной литературы явно выдавал медицинский уклон. Кроме уже привычных практической магии, алхимии, магии духа и истории, там были учебники по анатомии, ботанике, химии, латыни, исцеляющей магии растений и животных, а также книга с многообещающим названием «Экзорцизмы». Химия заставила меня закатить глаза, но что поделаешь, взялся за гуж…

Кроме того, первого сентября я выяснила, что поменяла куратора и место работы.

— Будете совмещать приработок с практикой, — сказал мне мой новый руководитель, господин Равикович. Судя по фамилии, он мог быть моим соотечественником, но говорить предпочитал по-английски, либо по-немецки. — Поработаете в нашей больнице, сперва на подхвате, потом медсестрой.

Признаться, я сомневалась, что у меня найдётся время для приработков, так как объём работы возрос ещё больше. Но оказалось, что часть уроков и все практические занятия проходили в больнице. Больных в ней почти не было, но мы изучали и порядок их приёма, и составление лекарств, и проведение анализов, для чего иногда приходилось забывать о брезгливости. Я с некоторым страхом ждала практических занятий по вскрытиям, но меня успокоили, что это будет не скоро. Быть может, в течение года мы до них так и не доберёмся, и это дело перенесётся на продолжение образования в обычном учебном заведении.

Иногда было забавно видеть сочетание обычного и магического оборудования. Первое время я прыскала, увидев микроскоп, установленный в центре пентаграммы, с разложенными вокруг кристаллами и корешками, но потом привыкла. Ну не работают сложные приборы рядом с магией, а заклинания справляются не хуже, а то и лучше их. И не всё ли равно, использовать лазер или амулет, если в результате здоровье поправляется?

Больница мне нравилась. Небольшая, чистенькая, несколько палат, лаборатория, ординаторская, кабинеты. Правда, войдя впервые в одну из палат, я испытала что-то вроде небольшого шока. До сих пор мне не доводилось видеть в Штернштадте смертных теней. На улицах моего родного города — сколько угодно, здесь же я как-то привыкла думать, что смерть обходила этот оплот магии и науки стороной. А в больнице они были, сразу несколько, висели над чистыми пустыми кроватями, и я поёжилась, представив, что мне самой пришлось бы лежать прямо под тенью чьей-то смерти. Правда, большинство магов их не видит, но меня это утешало слабо. И я украдкой немного сдвинула кровати, чтобы тени висели не прямо над подушками, а хоть чуть-чуть в стороне.

Занятия поглощали почти всё свободное время, так что на общение с друзьями его почти не оставалось, разве что за едой. Мои занятия окончательно разошлись с программой Кати, так что круг общих тем сузился до ходивших по Школе сплетен и всяких бытовых мелочей. Она тоже была загружена работой, и это при том, что никакой ярко выраженной специализации у неё не было. Когда я спросила, как поживают её чувства к господину Гриффитсу, она лишь безнадёжно махнула рукой. Правда, учёба, насколько я могла судить, у неё наладилась.

Я зубрила латинские названия растений, веществ и органов, мучилась с химическими уравнениями, запоминала методы магической диагностики и составы эликсиров. Всё остальное отодвинулось на задний план, тем более что на всё, не связанное с лечением, отводилось заметно меньше учебных часов, чем раньше. И, сидя на очередной лекции по истории, я куда больше думала о том, успею ли я заскочить в библиотеку, чтобы взять книгу о ядах и противоядиях, чем о деяниях Ассамблеи, которые нудным голосом перечислял господин Минкофф. Мы наконец-то добрались до двадцатого века, и он начал говорить о реформе системы магического судопроизводства. Как раз в это время суды стали более открытыми, и на судебные заседания стали допускать всех желающих, что вскрыло имевшие место злоупотребления. Пришлось спешно приводить процессы к давно бытующим среди обычных людей стандартам, предъявлять на заседаниях собранные доказательства, вводить презумпцию невиновности, ибо до самого недавнего времени магический суд пребывал в средневековом состоянии. Это открытие отвлекло меня от размышлений о несделанных делах, и я прислушалась. Ещё одно нововведение меня несколько удивило. Суда присяжных маги так и не ввели, зато вынесенный судьями приговор утверждался голосованием членов судейской коллегии, не участвовавших непосредственно в суде, а лишь присутствовавших на заседании.

— Но, как водится, эти реформы стали палкой о двух концах, — вещал господин Минкофф. — Благодаря им многие, подозревавшиеся в связях с последним Тёмным Повелителем, сумели избежать наказания. Война, развернувшаяся между ним и Ассамблеей, привела к временному ужесточению законов, но после победы всё вернулось в исходное состояние.

Похоже, что ты об этом жалеешь, подумала я. Ну как же, избежали наказания. А если они и в самом деле были невиновны? Похоже, что не помню чьё высказывание, что лучше оправдать десяток виновных, чем осудить одного невиновного, в сердце господина Минкоффа отклика бы не нашло.

— Самыми громкими процессами того времени, то есть времени войны, — продолжал лектор, — были так называемое дело шпионов, когда в самой Ассамблее раскрыли целую группу, работавшую на Повелителя, суд над выявленной сектой, также состоявшей в связи с Повелителем и практиковавшей подпольно чёрную магию, основанную на человеческих жертвоприношениях, и суды над пленными тёмными магами. Да, Каражевски, что вы хотели спросить?

— Господин Минкофф, а какие приговоры им вынесли?

— Чаще всего — смертная казнь, либо пожизненное заключение. Те, кто был причастен, но сам чёрной магии не практиковал, отделались более мягкими приговорами.

Значит, у магов не только свой суд, но и своя тюрьма… Что ж, всё логично, не в Алькатрас же волшебников сажать. Из обычной, пусть и очень хорошо охраняемой тюрьмы, маг сбежит в два счёта.

После уроков я на минутку забежала в нашу комнату, положить сумку с книгами. Светило солнце, и для конца октября было довольно тепло. На дорожке, ведущей к нашей веранде, лежали несколько листьев. За ночь они все исчезали, но днём ветер успевал нанести новые. Деревья уже потеряли большую часть листвы, а в разгар листопада за день перед домом собирался целый ковёр. Тогда девочки набрали кленовых листьев и поставили в нашей комнате несколько красивых букетов, стояли они и сейчас.

Обе мои соседки были на месте. Наталья лежала с книгой на кровати, Катя, как и я, явно только что вошла.

— Что это тебя на завтраке не было? — спросила я.

— А я раньше встала. У тебя новые серёжки? Красивые, правда, Наташ?

— Красивые, — подтвердила Наталья, на мгновение оторвавшись от учебника, — но с этой блузкой не гармонируют.

— Ты теперь куда? — спросила Катя.

— В парикмахерскую, а потом в больницу.

— Можно подумать, что там сотня больных, что ты каждый день туда бегаешь.

— Сотня не сотня, но парочка есть.

— А что с ними?

— Один парень с переломом ноги, а такие вещи, сама знаешь, даже магия сразу не лечит. И ещё один с серьёзным ожогом. Что-то он там на алхимии намудрил, его ожог даже заклятья не берут.

— Что, совсем не лечится?

— Лечится, но медленно.

Мы расстались. Я и в самом деле отправилась в парикмахерскую, где мне подкоротили волосы, сделав их по плечи. Предложили подкрасить, но я отказалась. Их природный цвет меня вполне устраивал, в магазине мне, помнится, многие сослуживицы завидовали. Здесь, правда, можно было менять цвет волос как угодно без помощи банальной краски, так что завидующих уже не находилось. Кристианова Люси, должно быть, специально создала эффект потемневших корней, наверное, это считалось особым шиком, иначе я ни за что бы не догадалась, что цвет не натуральный.

Потом была больница, где мне показали, какими заклятиями можно сделать анализ крови при отсутствии каких-либо инструментов и оборудования. День пролетел быстро, я оглянуться не успела, как пришло время ужина.

— Вы неплохо справляетесь, — сказала мне наставлявшая меня врач, госпожа Голино. — Хотя, сдаётся мне, могли бы и лучше, если бы чуть больше напряглись. Скоро у вас будет зачёт по целебным травам. Боюсь, что к нему вы готовы плохо.

— А скажите, зачем мы учим эти травы, раз все болезни исцеляются заклинаниями?

— Потому что вы должны уметь лечить и без них. Представьте, что вы оказались в «заводи» и не можете использовать Силу. К тому же куда проще усилить магией свойства растений, чем каждый раз сплетать заклятия с нуля. Особенно при ваших ограниченных возможностях.

Резон в её словах был. Я кивнула.

— Если у вас есть свободное время после ужина, — добавила госпожа Голино, — я могла бы провести с вами дополнительное занятие по травам. Как вы на это смотрите?

Я покусала губу в сомнении, потом снова кивнула:

— Буду вам очень благодарна, госпожа Голино.

В библиотеку я так и не успела. Клятвенно пообещав самой себе пойти туда завтра на перемене, я отправилась обратно в больницу. Уже стемнело, в кабинете, где мы сидели, уютно горела настольная лампа. На столе лежали, благоухая, пучки свежих и засушенных растений. Все их названия я знала из учебника и справочника, но настоящие растения значительно отличались от своих изображений в книгах, так что с опознанием порой возникали проблемы.

— Ну-ка, найдите мне перечный горец, — госпожа Голино переложила несколько уже опознанных веточек, стеблей и корешков. Я начала перебирать оставшиеся.

— Он засушен, — подсказала моя преподавательница.

Наконец горец общими усилиями был найден.

— Отлично. Для чего его используют?

В незанавешенное окно светила полная луна. Тикали часы на стене, в здании было тихо, с улицы иногда доносились голоса. Листики и стебли на столе испускали пряный аромат.

— Ой, да ведь уже почти десять часов! — воскликнула вдруг госпожа Голино. — Ну, мы и засиделись! Нам давно пора по домам.

Она поднялась со стула.

— Помогите мне разложить их по местам и можете быть свободны.

Мы начали раскладывать обширный гербарий по альбомам, мешочкам и пакетам, когда за дверью неожиданно затопали. Кто-то бежал по коридору, и звук его шагов в тишине казался очень громким. Впрочем, тишина уже не была такой абсолютной, как минуту назад. Где-то ещё шли люди, переговариваясь громкими, возбуждёнными голосами, кто-то резко командовал. Дверь нашего кабинета распахнулась, и внутрь заглянул человек в белом халате.

— Госпожа Голино, скорее! — позвал он, и тут же исчез. Моя наставница выбежала из комнаты, я, подгоняемая тревогой и любопытством, последовала за ней. Человек, позвавший госпожу Голино, на ходу что-то объяснял ей, но слишком тихо, чтобы я могла расслышать его слова. Моя наставница нырнула в свой кабинет и тотчас выскочила оттуда, на ходу застёгивая халат и натягивая шапочку. Почти бегом мы добрались до операционной, всегда пустовавшей на моей памяти, врачи вбежали внутрь, а я остановилась на пороге. Несколько человек срезали и снимали одежду с лежавшего на столе окровавленного мужчины. Вокруг уже клубилась целебная магия. Вот чья-то спина сдвинулась в сторону, и я узнала в лежащем Кристиана де Лиля. Его лицо было не тронуто, но шея, плечи и левая рука разворочены и залиты кровью, блестевшей в свете бестеневой лампы, как лаковая.

— Что с ним случилось? — тихо спросила я. Один из врачей обернулся и посмотрел на меня. Вряд ли он услышал мои слова, скорее заметил чужое присутствие.

— Почему здесь посторонние? — резко спросил он. — Студентка… — он явно забыл мою фамилию и просто махнул рукой в белой резиновой перчатке, — в ваших услугах мы не нуждаемся. Выйдите и закройте дверь.

Я продолжала стоять. Ноги словно приросли к полу.

— Идите, Александра, — мягче, но столь же непреклонно приказала госпожа Голино. — Наведите у меня порядок и ступайте домой.

Я повернулась и вышла, аккуратно прикрыв щёлкнувшую замком створку. Немного постояла у двери, потом вернулась в кабинет и продолжила прерванное внезапным несчастьем занятие. Спустя полчаса всё было сложено и убрано, но я не ушла, а вернулась к операционной и села на один из стульев, стоявших в коридоре. Звукоизоляция здесь была хорошей, и из-за двери не доносилось ни звука. Время шло, я продолжала сидеть.

Я полагала, что мои чувства угасли и что я теперь равнодушна к Кристиану. Ну сколько, в самом деле, можно любить на расстоянии? Я думала о нём все реже и реже, я уже не стремилась как бы случайно встречаться с ним, следить за ним, не попадаясь ему на глаза, собирать сплетни о нём и его пассии. Следующим летом моя учёба кончалась, и я бы совершенно спокойно уехала из Штернштадта и вспоминала бы о красавце-соседе не чаще и не реже, чем обо всех остальных, кого я знала по Школе. Но сейчас я не могла уйти. Просто не могла, и всё. Быть может, потому, что один взгляд на него дал мне понять — жизнь Кристиана висит на волоске. Она едва теплилась в его теле, и могла угаснуть в любой момент.

Не знаю, сколько прошло времени. Когда замок на двери щёлкнул снова, я вздрогнула, словно рядом прозвучал выстрел. Дверь открылась, в коридор выехала каталка, за ней вереницей шли врачи.

— Александра? — удивилась госпожа Голино. — Вы всё ещё здесь?

Остальные лишь покосились на меня, но ничего не сказали. Каталка уехала по коридору в направлении ближайшей палаты.

— Что с ним случилось? — спросила я, поднимаясь.

— Его искусал оборотень.

— Оборотень?! Откуда здесь взялся оборотень?

— Это будут выяснять, — устало сказала госпожа Голино. — Идите домой, Александра. Вам завтра рано вставать.

— Простите… А вы уверены, что это был именно оборотень?

— Здесь достаточно специалистов, способных определять такие вещи безошибочно. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — сказала я и пошла по коридору к выходу. У регистраторской стойки я оглянулась. Никто не шёл за мной, за стойкой тоже никого не было. Тогда я тихонько свернула на тёмную лестницу, взбежала на площадку второго этажа и остановилась там. Я лишь удостоверюсь, что с ним всё в порядке, и тут же уйду.

Внизу кто-то прошёл, хлопнула входная дверь, потом ещё раз. Прошла целая группа врачей, щёлкнул выключатель, и весь свет, кроме аварийного, погас. Входная дверь в последний раз открылась и закрылась, стало тихо.

Я на цыпочках, хотя уже можно было не скрываться, спустилась вниз и подошла к палате, куда поместили Кристиана. Замерла у двери, потом решилась, нажала на ручку и заглянула внутрь. Там было темно. Они что же, оставили его одного?

Осмелев, я вошла и нашарила выключатель. Кристиан неподвижно лежал на кровати, его лицо соперничало белизной с постельным бельём и обматывавшими его шею бинтами. Жизнь вытекала из его тела, как вода из дырявого ведра, тонкой, почти незаметной, но постоянной струйкой. Я села рядом на стул, глядя на неподвижный профиль, рассыпавшиеся по подушке тёмные волосы, тени от ресниц на бледной щеке. Протянув руку, я коснулась этой щеки и поразилась, какая она горячая. Он прямо-таки горел, неудивительно, что он умирает, в таком жару человек может прожить несколько часов, не более. Почему же рядом с ним никого нет?

Я закусила губу и прикрыла глаза, вызывая Истинное зрение, с помощью которого можно увидеть внутренние повреждения, но всё застилал густой туман. Словно поражено было всё тело, настолько, что невозможно выделить что-то одно. Единственное, что чётко предстало перед моими глазами, был огонёк самой жизни, слабый, гаснущий. Я невольно протянула к нему руку, попытавшись влить в него немного Силы, словно это был настоящий огонь, который можно заставить гореть ярче. Показалось, или он и в самом деле стал немного ровней? Действуя по наитию, я зачерпнула огонёк горстью, отделяя его от тела, и он устроился на моей ладони, приятно согревая кожу и подпитываясь током Силы моего тела. Я открыла глаза. Огонёк и в самом деле был здесь — тоненький, почти незаметный язычок материализовавшегося белого пламени горел в моей руке, как в чаше. Вот он мигнул, и я испуганно прикрыла его другой ладонью, оберегая от невидимого ветра.

Это было странное ощущение — буквально держать в руках человеческую жизнь. Но, взяв её, я уже не могла отпустить этот огонёк, потому что знала — оставшись без моей поддержки, он вскоре погаснет. И я держала его, оберегая и подпитывая, не давая ему иссякнуть. Так прошёл час, пошёл второй, а язычок пламени был всё таким же слабым и ненадёжным. Я с тревогой подумала, что стоит мне устать или отвлечься, и всё пойдёт прахом. Кристиан умрёт.

Вокруг царила мёртвая тишина. Когда-то в детстве я могла подолгу глядеть на огонь свечи или пламя костра, потом это стало казаться мне скучным, но теперь мне ничего не оставалось, кроме как внимательно смотреть на это белое, почти невидимое пламя. Стоило ему дрогнуть, и моё сердце вздрагивало вместе с ним, когда же он горел ровно, я боялась даже дышать на него, хотя ясно было, что этот огонь не зависит от движения воздуха.

Тело Кристиана неожиданно дёрнулось, из его перебинтованного горла вырвался сдавленный хрип. Забыв на мгновение даже об огоньке, и наклонилась к нему, но Кристиан уже успокоился. Я снова сосредоточилась на своих руках. Часы на стене палаты показывали четвёртый час ночи.

Наверное, я в конце концов впала во что-то вроде транса, вроде тех, которым меня учили на уроках магии духа. Во всяком случае, я плохо помню, как прошла эта ночь, как в окно нерешительно заглянул тусклый осенний рассвет, как в больнице зазвучали шаги и голоса. Потом дверь палаты открылась.

— Чернова?! Что вы здесь делаете?

— Сижу.

— Как вы здесь оказались?

— Я пришла.

— Это я вижу. Но в вашем трогательном дежурстве нет нужды. Идите отсюда.

— Потом.

— Не потом, а немедленно. Чернова! Вы слышите, что я вам говорю?

— Слышу.

— Вы опоздаете на занятия, — меня взяли за плечо и встряхнули. — Что это вы делаете? Эй! Вам пора идти.

— Если я уйду, он умрёт.

В палату вошёл кто-то ещё, они говорили, но смысл их слов до меня не доходил. Сила дрогнула, и огонёк в очередной раз мигнул, реагируя даже на довольно слабое заклинание. Я испуганно напрягла ладонь, но всё обошлось. Как ни странно, но после этого меня оставили в покое. Должно быть, что-то поняли. Потом в палату заходили ещё несколько раз, я продолжала сидеть.

— Александра, вам надо отдохнуть и поесть. Вы слышите?

— Да. Я потом.

— Александра, вы сделали всё, что могли, и даже больше. Вы не можете сидеть над ним вечно.

— Я буду сидеть столько, сколько нужно.

Вошедшая женщина бросила в сердцах что-то резкое, но ушла. Состояние Кристиана не менялось, он был всё таким же горячим, это я чувствовала, даже не прикасаясь к нему. И потому я не могла отпустить его жизнь. Иногда его тело вздрагивало, однажды веки разомкнулись, но за ними были лишь белки закатившихся глаз. В себя он не пришёл ни разу. Я продолжала оберегать язычок пламени, лишь краем сознания отмечая, что за окном начало темнеть, что в палате снова горит свет, что меня опять попытались увести, правда, не очень решительно. В памяти осталась чья-то фраза: «Ну, пусть пробует, хуже не будет», и сказанное другим голосом: «А сил-то хватит?» Потом кто-то поднёс к моим губам стакан, и я послушно выпила. Это был настой каких-то трав, щедро сдобренный мёдом, судя по терпкому привкусу, гречишным. И вновь стало тихо.

Огонёк чуть подрагивал у меня в ладони, вокруг снова были ночь и тишина. Казалось, что стул, на котором я сидела, слегка покачивается вместе с полом, и в глазах всё начало расплываться. Ко мне подошла мама и наклонилась над моим плечом. Я даже не удивилась, откуда она здесь взялась, а за ней маячили другие люди, знакомые и незнакомые, и я вдруг поняла, что я уже не в палате, а в каком-то другом месте. И Кристиан куда-то исчез, а я даже не вспомнила о нём.

Проснулась я оттого, что прямо в глаза мне светил солнечный луч. Я приоткрыла веки и тут же зажмурилась. Моя голова лежала на краю высокой постели, и шея затекла от неудобной позы. Я попыталась приподняться, но резкая боль пронзила шею, и я невольно схватилась за неё. Оглянулась по сторонам, растирая больное место, и только тогда вспомнила, где я, и зачем я здесь. Огонька в моей руке больше не было.

Забыв о боли, я испуганно рванулась к Кристиану, однако он дышал, слабо, но ровно. Кожа больше не была такой горячей, и жизнь, вернувшись его в тело, больше не стремилась покинуть своё вместилище. Не сразу, но я уверилась, что выиграла этот бой. Он останется жить.

Поднявшись на ноги, я поняла, насколько устала, несмотря на сон. Хотелось есть, пить и сходить в туалет. В последний раз взглянув на Кристиана, я направилась к выходу. Пол покачивался, но мне всё же удалось добраться до находившегося в конце коридора туалета. Никогда раньше не замечала, какой он длинный, этот коридор. Когда я вышла, то увидела стоящую у раскрытой двери в палату госпожу Голино.

— Александра, — сказала она, когда я приблизилась к ней, — зайдите ко мне.

В её кабинете был накрыт завтрак. Аппетитный запах горячих булочек и жареной ветчины достиг моего носа, и в животе громко заурчало. Госпожа Голино кивнула на стул и сама налила мне кофе, тоже очень сладкого, куда слаще, чем делают обычно.

— Что ж, поздравляю, — сказала она, садясь напротив меня. — Вы его таки отстояли.

Мой рот был занят едой, поэтому я только молча кивнула.

— Как позавтракаете, отправляйтесь домой и ложитесь спать. Сегодня и завтра вы свободны от занятий, отдохните.

— Почему его оставили одного? — спросила я.

— Видите ли, Александра, — госпожа Голино вздохнула. — Мы сделали всё, что могли, а остальное было в руках Бога, или судьбы, если угодно. Не имело смысла над ним сидеть, мы всё равно больше ничем не могли ему помочь.

— Но ведь я помогла.

— Никто не думал, что это возможно. Да и лучше ли это для него, вот в чём вопрос…

— Что вы имеете в виду?

— Вы же изучали магические существа, и даже, кажется, имели по ним неплохие оценки. Подумайте сами. Он был искусан оборотнем в полнолуние.

Секунду я непонимающе смотрела на неё, потом до меня дошло.

— Вы хотите сказать… что он стал оборотнем?

— Да. И в этом причина, почему мы думали, что он обречён. Как вам известно, исток способности оборотней менять облик — в тёмной Силе, но Кристиан де Лиль был светлым магом. Светлая Сила пришла в столкновение с тёмной, и это должно было его убить. Поэтому, кстати, случаи, когда оборотни были одновременно волшебниками, за всю историю единичны. Тёмных они не кусают, ворон ворону глаз не выклюет, а светлые маги от их укусов погибают, если нет возможности исцелить укус немедленно и яд успевает проникнуть в кровь. Мы, как требует врачебный долг, сделали всё возможное, но в успех никто не верил. И тут пришли вы. И всё то время, что вы не давали ему умереть, шло перерождение. Не тела, оно идёт гораздо медленней, а природы его Дара.

— То есть он теперь не просто оборотень, а ещё и тёмный маг?

— Именно. Я думаю, вы понимаете, насколько он теперь опасен.

— Но он же в этом не виноват!

— Безусловно, но от этого опасность не становится меньше.

Я промолчала, опустив глаза. Как же они боятся всего, связанного с тёмной магией!

— Что с ним теперь будет?

— Его, как и всех выявленных оборотней, поместят под надёжный присмотр. К счастью, крови на нём ещё нет. Правда, сперва придётся подождать, пока он окрепнет в достаточной степени, чтобы выдержать переезд.

— Он больше не будет учиться в Школе?

— Александра, в Школе вокруг него будет множество людей, среди которых есть и несовершеннолетние, не говоря уж о детях преподавателей и обслуживающего персонала, живущих в Штернштадте. Мы не может ими рисковать.

— Оборотни опасны только в полнолуние.

— И всё же лучше перестраховаться.

Мы снова замолчали. Я медленно прихлёбывала кофе.

— Ну что, поели? Тогда вам пора.

— Как же всё-таки получилось, что его покусали?

— Вы мастерица заговаривать зубы, Александра, но вам надо идти.

— Расскажите, и я сразу уйду.

Госпожа Голино внимательно посмотрела на меня.

— Ну, что ж…

Оказалось, что весёлая компания, состоявшая из Кристиана, Люси и их приятелей с девушками, отправилась вечером в один из окрестных лесков на пикник. Несмотря на то, что уже стемнело, расходиться они не спешили, чувствуя себя в полной безопасности, когда прямо к их костру вынесло оборотня. Впрочем, о его приближении они узнали загодя, потому что зверь вёл себя довольно шумно. Но, увидев людей, он мгновенно подобрался и больше не тратил времени на завывания и катание по земле. Самым умным было бы ещё при его приближении со всех ног мчаться прочь, прикрываясь всеми возможными щитами и призывая на помощь наставников, благо магия позволяла сделать это на расстоянии. Девушки так и поступили, но несколько парней, в том числе и Кристиан, решили погеройствовать. Не зря наставники опасались, что самоуверенность однажды его подведёт. Он переоценил себя, вернее, недооценил противника, который с лихвой компенсировал отсутствие магии прямо-таки сверхъестественной быстротой, силой и выносливостью. Заклятие, которое бросил в него де Лиль, и в самом деле оказалось смертельным, вот только подействовало на секунду позже, чем нужно. И за эту секунду оборотень успел основательно порвать Кристиана. Его перепуганные, растерявшиеся приятели, вместо того чтобы опять-таки позвать на помощь, потащили его в город на руках. Вызванные девушками наставники с ними разминулись, и к тому времени, как его доставили в больницу, оборотнический яд начал действовать.

— Нечисть становится всё наглее и активнее, — госпожа Голино покачала головой. — Говорят, то же самое было перед появлением последнего Тёмного Повелителя. Не дай бог… Ладно, Александра, пойдёмте, я вас провожу.

Я больше не спорила. Когда мы вышли на крыльцо, к нам бросилась заплаканная, растрёпанная девушка, в которой я едва узнала Люси.

— Госпожа Голино, умоляю! Что с ним?

— Он жив, — лаконично отозвалась врач.

— Он выживет?

— Да.

— Я могу с ним увидеться?

— Не сейчас. Он всё равно без сознания.

— Но…

— Позже, — отрезала госпожа Голино. — Идёмте, Александра.

Она действительно отвела меня к нашему домику. Никого из моих соседок там не было, и потому никто не докучал мне расспросами, где я провела две последние ночи. Я не особо огорчилась по этому поводу, поскольку ещё не решила, стоит ли говорить правду, а если не стоит, то что врать. Допрос мне всё равно придётся выдержать, но пусть это будет попозже, когда у меня в голове немного прояснится.

Весь день я проспала и выбралась из дома лишь к ужину. Катя, как я и думала, стоило ей увидеть меня в столовой, тут же забросала меня вопросами, и когда я сказала, что дежурила в больнице, заинтересовалась ещё больше, да и Наталья, хоть и делала вид, будто ей всё это неинтересно, жадно прислушивалась. Как оказалось, Школа прямо-таки бурлила от слухов. Все уже знали, что оборотень напал на одного из студентов, но подробности известны не были. Все наставники провели со своими учениками воспитательные беседы на тему: «Что делать, если поблизости окажется оборотень, вампир, или ещё кто-нибудь опасный». Я подтвердила, что пострадавшим был наш сосед, но того, что сообщила мне госпожа Голино, говорить не стала. Разумеется, девушки поняли, что я что-то скрываю.

— Это ты на дежурстве так устала? — подозрительно спросила Катя.

— Угу.

— И чем же ты там занималась?

— А чем обычно занимаются на дежурстве?

— А с каких это пор дежурства там по двое суток? — подхватила эстафету Наталья.

— Не двое, меньше.

— Не важно. Не увиливай.

— Да ты прямо прокурор!

— Саша, — сказала Катя, — да посмотри в зеркало, ты всё ещё зелёная. Ясно же, ты не просто сидела рядом с ним. Что ты там делала?

— Ничего.

Они спрашивали ещё, но я встала как скала, отказываясь давать какие-либо разъяснения. Возможно, не было бы ничего плохого, расскажи я правду, но у меня язык не поворачивался говорить о Кристиане. Они ещё не знают, во что он превратился. Дай бог, чтоб и не узнали.

В конце концов они обиделись и отстали. Не скажу, что их обида доставила мне удовольствие, но облегчение от того, что больше не нужно ничего объяснять, было сильнее. Вернувшись в нашу комнату, я снова завалилась спать, с благодарностью подумав о тех, кто дал мне возможность выспаться и отдышаться после моего подвига.