Ирина Карацуба

Работы по периоду 1985–2000 гг. (увековеченного триединой народной формулой «перестройка, перестрелка, перекличка») традиционно составляют меньшинство среди присылаемых на конкурс. Жюри обычно бурно радуется каждой такой работе, понимая сложность описания и осмысления близкого, кровоточащего и буквально забитого современными пропагандистскими штампами времени. «Геополитическая катастрофа», «лихие девяностые», «мировая закулиса»…. У нас нет традиции историографического описания этих важнейших лет, нет консенсуса по поводу того, что считать победами, а что поражениями, кого — героями, а кого преступниками, «развал» или «распад» СССР произошел и так далее. А.К. Толстой саркастически полагал: «Ходить бывает склизко по камешкам иным, итак, о том, что близко, мы лучше промолчим».

Наши авторы решили не промолчать, а разобраться. Каково было заново, практически «с нуля» начинать жизнь русским беженцам из Узбекистана в воронежской деревне… И почему материальные трудности на поверку оказались порой менее тяжелыми, чем моральные — то, что семью в деревне называли «беженцы», а сами они считали себя «вынужденными переселенцами» и настаивали на том.

О чем думали и как жили бюджетники Няндомы в горбачевские и ельцинские годы: «О том, что Сталин “плохой”, люди знали еще со времен ХХ съезда КПСС, но информация о том, что и Ленин “плохой”, просто ошеломила сознание народа. В этих условиях начинали пробивать дорогу новые идеи. Но многие, привыкнув к старой размеренной жизни, пусть и не такой свободной, тосковали по так называемому “застою” и стабильности. К тому же одной “гласностью” сыт не будешь. Велось много споров о том, как необходимо было реформировать экономику, но бесспорно то, что о людях думали в последнюю очередь». Наивный на первый взгляд вывод автора стоит многих томов, посвященных как горбачевским, так и последующим, так называемым либеральным экономическим реформам 1990-х.

Как действовала талонная система в Волгограде в перестроечное время и каким образом приспосабливались к ней люди, как дефицит буквально всего необходимого для жизни человека влиял на эту самую жизнь и какие качества людей раскрывал: «Особенно нелегко приходилось одиноким людям. По талону на моющие средства можно было приобрести в течение месяца 100 г мыла. Соответственно, чтобы купить одну упаковку шампуня или хозяйственного мыла нужно было предъявить несколько талонов (обычно два). Интересно, каково это выбирать, ты в этом месяце купаешься или стираешь вещи? Семьям из нескольких человек в этой ситуации было несколько проще — некоторые талоны они могли отоварить мылом, а некоторые — стиральным порошком. А если человек жил один? У моей руководительницы была большая семья, и они помогали своей одинокой соседке, отдавая один свой талон, так как четыре куска мыла на пятерых вполне можно растянуть на месяц».

Лучшие конкурсные работы — это не только собранные, систематизированные и осмысленные свидетельства, но это Свидетельство в высоком и самом серьезном смысле слова — как исповедание правды, в наших исторических условиях даже и без гулагов и голодоморов правды во многом мученической. «Ох и жизнь нам задалась, не приведи Господи», — вспоминает бабушка из «немалиновой» Малиновки.

Так вполне рядовая предновогодняя история вырастает в собирательный образ времени: «Моей маме однажды повезло. Очень редко, но бывало, что товар «выбрасывали» без талонов. Мама рассказывала, что под Новый год выбросили партию шампанского без талонов. Она несколько часов простояла в очереди на морозе, чтобы заполучить бутылочку шампанского на праздник, но когда подошла очередь, ей просто-напросто не поверили, что она совершеннолетняя. Пришлось возвращаться домой за паспортом и снова выстоять очередь. Но оказалось — и это была большая удача, что ей все же удалось купить даже не одну бутылку шампанского. И это называлась счастливая жизнь народа, о которой везде говорилось тогда? Если честно, я не понимаю этого». Так и хочется сказать автору — пожалуйста, не понимай таких вещей и дальше, держи глаза открытыми и сердце живым, не поддавайся соблазнам примирения со злом и его оправдания всякими там «такое было время», «а у нас так всегда», «такой менталитет народа» и т. п.

Интересно, что практически ничего такого нет на страницах наших учебников, даже в недавно появившихся наконец-то главах об истории повседневности, где все приглажено и отфотошоплено в духе «старых песен о главном». И получается, что как в древней Руси былины были своеобразным «народным учебником истории» (по выражению академика Б. Д. Грекова), так в современной эту роль могут играть в том числе и присланные на мемориальский конкурс работы. Читайте их!

 

Кто придумал «перестройку»,

или Жизнь работников бюджетной сферы в 1980–1990-х годах

Ольга Регулярная

г. Няндома, Архангельская область

Перестройка, перестройка… Изменения в общественной жизни

Все наши собеседники «родом из СССР». Школы и вузы они закончили еще в «застойное» советское время, а в самостоятельную жизнь вступали уже на рубеже 80–90-х годов ХХ века, в эпоху рыночных реформ. Именно этот период для многих оказался наиболее тяжелым. Начавшийся в 1985 году и связанный с именем нового генерального секретаря КПСС М. С. Горбачева период советской истории принято называть перестройкой.

Так частушкой начала свой рассказ Ольга Станиславовна Борган (1960 г. р.) о перестройке. В 1985 году, после окончания театрального отделения Культпросветучилища в Архангельске, она прибыла по распределению в Отдел культуры Няндомского района. Как говорит Ольга Станиславовна, до 1985 года их деятельность контролировал отдел пропаганды и агитации райкома КПСС. Контроль был жесткий. Например, когда готовили какое-либо городское массовое мероприятие, перед членами отдела пропаганды и агитации нужно было показать все наработки и сценарий к мероприятию. Каждую строчку сценария читали и подробно расспрашивали, зачем то или иное в этом сценарии. Часто говорили, что это читать нельзя, а это петь нельзя. Запрещались те частушки, в которых усматривались намеки на критику руководства и власти. Но даже после тщательного корректирования сценария Ольга Станиславовна многое включала в программу обратно. «Делали хитро, один экземпляр сценария отдавали на проверку, а другой, который реализовывали и воплощали в жизнь, оставляли у себя». Как ведущую, Ольгу Станиславовну перед праздником два-три раза прослушивали, чтобы ничего лишнего она не сказала, никаких шуток не отпускала, и даже импровизация не приветствовалась.

Еще одним направлением работы отдела культуры являлись выступления агитационных бригад. В них участвовали все желающие, это были люди разных профессий и возрастов, в основном комсомольцы. С агитбригадой обычно ездили на посевную, сенокосы, на фермы. Работников на фермах не хватало и поэтому во время уборочной после выступления артисты-агитаторы тоже брали в руки грабли или тяпки.

У Ираиды Васильевны Мозгалевой к концу 1980-х уже была семья и двое маленьких детей. Работая в библиотеке, она отмечала, что с началом перестройки на людей обрушился шквал неслыханной информации. Ей запомнились телепередачи «Взгляд» с Владом Листьевым. В них говорили о проблемах, которые раньше замалчивались.

Также стали появляться произведения, ранее запрещенные: «Дети Арбата» А. Н. Рыбакова, «Жизнь и судьба» В. С. Гроссмана, «Реквием» А. А. Ахматовой, «Софья Петровна» Л. К. Чуковской, «Доктор Живаго» Б. Л. Пастернака, а также произведения А. И. Солженицына и В. В. Набокова. Школьникам стали давать для чтения книги авторов, о которых люди более старшего поколения и не слышали. В библиотеку поступали журналы, например, «Новый мир» и др., в которых раскрывались «белые пятна истории». У Ираиды Васильевны возникало чувство обманутого человека. Столько лет она не знала всей правды о жизни своей страны. Библиотеку в годы перестройки посещало очень много читателей. У людей на подписку денег не хватало, и читать свежие газеты и журналы они приходили в библиотеку.

Курс на «гласность» тоже был провозглашен на XXVII съезде КПСС в 1986 году. Как говорил М. С. Горбачев: «Принципиальным для нас является вопрос о расширении гласности. Это вопрос политический. Без гласности нет и не может быть демократизма, политического творчества масс, их участия в управлении». И, как отмечали наши собеседники, в результате воздействия новой информации у людей складывалось представление о том, что сейчас, когда стали известны многие негативные моменты истории, подобное не повторится. С преподаванием истории складывалась сложная ситуация, так как учебники изменились не сразу и их содержание совсем не соответствовало той информации, которая появлялась в газетах и журналах.

Ольга Павловна Кузнецова, учитель математики школы № 3, вспоминает, что начало перестройки повлекло изменения в работе: «На работе перестройка заявила о себе большей свободой, избавлением от лишних бумаг. В свободной форме разрешили писать планы уроков, разрешили использовать конспекты уроков за прошлый год. Количество собраний сократилось. Остались только педсоветы и открытые партийные собрания. Первоначально ощущалась какая-то новизна, повеяло переменами, но потом они сошли на нет… Я являлась членом КПСС, понимала, что, не будучи членом КПСС, невозможно попытаться сделать карьеру. Но в конце 80-х я вышла из КПСС».

Вступить в КПСС предлагали и Ольге Станиславовне Борган. Но она в коммунизм попросту не верила. Ей претило то, что для многих членство в партии являлось возможностью иметь какие-то льготы. И когда ее вызвали в партком, на предложение о вступлении в КПСС, она ответила, что вступать не будет. Уже активно шла перестройка, и это восприняли довольно спокойно. «После путча 1991 года, — говорит Ольга Станиславовна, — многие учителя стали выходить из КПСС. Даже самые ярые коммунисты стали оставлять свои билеты на партсобраниях. Многие после выхода из партии были рады этому, так как посещать собрания больше не придется, платить ничего будет не надо, да и ответственности становилось меньше». А раньше членство в партии давало много привилегий, например, когда на школу выделяли дефицитные импортные вещи (обувь и одежду), их в первую очередь получали члены партии, а потом остальные работники.

О веянье перемен говорит и Александра Николаевна Зорина (1971 г. р.): «До поступления в институт я жила в Няндоме, а потом вместе с родителями в 1989 году переехала в Архангельск — вспоминает она сегодня. Перестройка запомнилась появлением таких передач на телевидении как “Прожектор Перестройки”, выявляющий нелицеприятные моменты в советской действительности, “Взгляд”, “Музыкальный ринг”, “Программа А” о различных музыкальных группах. Эти передачи ждали, так как раньше музыкальных передач на телевидении было мало». Новшеством стали и прямые эфиры утренних и ночных передач, общественные дискуссии. Ранее у советского зрителя выбор был весьма ограниченный: главная информационная программа «Время», общественно-политические программы; трансляции съездов, концертов к датам, хоккейных и футбольных матчей, соревнований по фигурному катанию; редкие западные фильмы, прошедшие цензуру; никакой рекламы.

Но чувства были какие-то противоречивые, как говорит Александра Николаевна Зорина. В 1986 году она ездила школьницей во всесоюзный пионерский лагерь «Артек». В начале смены их собирали и объясняли, как надо отвечать иностранцам (а «Артек» был международным лагерем) на вопросы о том, почему у нас в стране еще имеются отдельные проблемы. Например, так: «У нас была война, не всё еще налажено…» Сейчас это звучит как-то странно. Но другой наш респондент, Ираида Васильевна Мозгалева, тоже говорит, что в лесопункт, где она жила, из средней полосы приезжали люди на заработки и хозяйственные трудности все еще объясняли пережитой войной. А это уже были 1970-е годы.

Обобщая, стоит сказать, что годы перестройки действительно запомнились людям как время разительных перемен, формировавших веру в скорейшие изменения в ближайшем будущем во всех областях жизни. Гласность давала возможность людям узнать всю правду о делах минувших дней, раскрыть «белые пятна» и не подрывала веру в социализм. Напротив, стремилась его обновить. Люди стали получать больше информации, для них оказались доступны многие произведения художественной литературы, зарубежные фильмы стали идти в прокате и по телевизору.

О том, что Сталин «плохой», люди знали еще со времен ХХ съезда КПСС, но информация о том, что и Ленин «плохой», просто ошеломила сознание народа. В этих условиях начинали пробивать дорогу новые идеи. Но многие, привыкнув к старой размеренной жизни, пусть и не такой свободной, тосковали по так называемому «застою» и стабильности. К тому же одной «гласностью» сыт не будешь. К концу 80-х люди уже разуверились в возможности «обновления» социализма, стал наблюдаться отток из КПСС, хотя первоначально очень многие связывали успешность карьеры с членством в партии, но престиж ее все падал и падал.

«Не до жиру, быть бы живу»

На изменившихся телевизионных экранах во время перестройки стали мелькать модно одетые люди, артисты, зарубежные и отечественные, которые становились примером для подражания. Но одеться так же могли не многие, так как сохранялся пресловутый советский дефицит товаров широкого потребления. Что-то в магазинах продавали, но не вещи, отвечающие модным тенденциям второй половины 1980-х. «К 1987 году, — вспоминает Г. Н. Сошнева, — в быту мало что еще изменилось, но возникло частное предпринимательство и появились первые кооперативы. Это отразилось и на рынке, который стал насыщаться кооперативными товарами широкого потребления. Учитывая сохранявшийся товарный дефицит в государственных магазинах, некоторые мои однокурсницы купили себе выпускные платья из модной ткани на городском рынке, которые продавали швейные кооперативы. Цены на эти товары были выше, чем в государственных магазинах, но швеи, работавшие частным образом, где-то доставали модный шифон с люрексом. Купить же в магазине что-то стоящее редко удавалось».

Хотелось купить туфли, меховые шапки, но… «Когда поступила в институт, на 1-м курсе понадобились сапоги, — говорит А. Н. Зорина. — Удалось купить в магазине от фабрики “Северянка” на два размера больше. Но радовалась и этому, с носком получалось как раз». Радовались женщины покупкам на фабрике «Северянка» и потому, что к концу 80-х предприятие стало выпускать несколько улучшенные образцы обуви. Раньше местная продукция выглядела совершенно непрезентабельно.

«Мы, конечно, не голодали, — вспоминает Александра Николаевна, — был огород, овцы в домашнем хозяйстве, но всегда чувствовалась нервозность от того, что нужно продукты “доставать”, стоять в огромных очередях за чем угодно. Например, за колбасой по субботам в магазине “Волна” или “Ударный”. “Дайте, пожалуйста, вашего мальчика (девочку)”, — такую просьбу можно было в очереди часто услышать, так как каждый покупатель имел возможность купить норму на человека (500 г), а заполучив “мальчика” удавалось купить больше».

Г. Н. Сошнева, начинавшая работать под станцией Коноша, точнее в Коноше-2, отмечала, что к концу 80-х в магазинах становилось все более пусто. «Сейчас даже трудно вспомнить, чем я питалась — говорит она. Кое-что привозила от родителей, но полноценно обедала в школьной столовой, там что-то брала себе на ужин по совету буфетчицы. Оказалось, что так делают многие, учитывая дефицит продуктов в магазине и наличие их в общественном питании». И вот, захватив в школу стеклянную банку с капроновой крышкой, она и покупала себе что-то на ужин. «Холодильника у меня не было, как и телевизора, — продолжает она. — Я бы его купила с легкостью после второй зарплаты, но в магазине ничего не оказалось. Первоначально я даже и не догадывалась, что нет телевизоров в продаже. Попросила учеников помочь привезти из магазина, но оказалось, что телевизоров в продаже нет, и в ближайшее время не предвидится. Поэтому довольствовалась транзисторным приемником, привезенным из дома».

В самом конце 80-х — начале 90-х, чтобы одеться модно, студенты даже пользовались возможностью купить что-либо в Салоне для новобрачных, подав заявление в ЗАГС и получив заветное «Приглашение в салон» розового цвета. «В салоне не оказалось моего размера туфель, — вспоминает А. Н. Зорина, — и я купила, какие были. Потом пыталась продать их на импровизированном рынке, на стадионе “Динамо” в Архангельске. А вот итальянские сапоги по Приглашению оказались замечательными, все подруги завидовали». Рынком и комиссионными магазинами в то время пользовались многие, что-то перепродавая или покупая. Многие вязали и шили для себя сами, так как достать товары в магазинах было практически невозможно. Схемы вязания брали из газет и журналов. Например, Галина Николаевна Сошнева говорит, что частенько вязала для себя и сынишки.

Восьмидесятые годы многим запомнились острым дефицитом самых разных товаров. «Примерно в 1988 пришла в магазин за детскими колготками, — вспоминает Зоя Николаевна Романова. — Думала купить внукам, но оказалось, что только “многодетным”, а тем, у кого два ребенка, уже не полагается». С талонами в конце 80-х — в 1990-м стало легче, считает она. Но продуктов не хватало. Приходилось «растягивать» их и беречь. Введение талонов на водку она тоже поддерживала, так как считала, что так можно несколько затормозить развивающийся в СССР алкоголизм.

Талоны появились в связи с антиалкогольной кампанией в СССР в 1985 году. «Но самогонщикам это сыграло только на руку, — говорит Зоя Николаевна. — Продажу алкогольной продукции притормозили, но нужда у людей не пропала. Самогонщики довольно хорошо развивались до начала 90-х годов, так как государство не особо следило за их деятельностью». Как рассказывала Зоя Николаевна, соседи-самогонщики богатели на глазах. А вот Ольга Станиславовна обменивала талоны на водку на талоны на хлеб, сахар, мясо и прочее. Выкручивались, как могли, кто-то менял талон на талон, а кто-то талон на водку на несколько талонов на другие продукты. Г. Н. Сошнева тоже отмечает, что продукты даже по талонам нужно было еще «достать». Иногда удавалось купить в школьном буфете полуфабрикаты (пельмени или котлеты). Буфетчица специально развешивала по 1 кг в бумажные пакеты для учителей. Такие моменты становились маленькой радостью, так как на какое-то время решался «продовольственный вопрос».

На октябрь 1990 г. пришлась свадьба Галины Николаевны, которая стала испытанием для двух семей, так как необходимо было закупить продукты и вино для гостей. В ход пошли связи в магазинах, талоны. А когда в повестке дня появился вопрос подготовки «приданого» для ребенка, никто и не вспомнил о плохой примете готовить все заранее. В магазинах она покупала все, что временами появлялось — и пеленки с распашонками, и штанишки или гольфики на 2–3 года, независимо от цвета.

О периоде начала 1991-го у нее остались тяжелые воспоминания. Даже хлеб тогда продавали по талонам. Спасало то, что муж стал работать инженером по снабжению в няндомском Химлесхозе, и занимался не только техникой, но и снабжением бригад лесорубов продуктами. Время от времени он ездил с водителем на грузовике на продовольственные базы в Архангельск. Там немного приобретал и для себя.

«В 80–90-х на предприятиях появился бартер, — говорит З. Н. Романова. — Например, Тульский леспромхоз (ТЛПХ) отправлял вагоны леса в Финляндию, а оттуда взамен привозили тряпки (одежду) на часть денег. Работодатели продавали данную одежду своим сотрудникам за деньги или выдавали талоны на одежду вместо зарплаты. Тем женщинам, у кого мужья были задействованы в данной сфере, приодеться было легче всего. Многие даже раздавали лишние талоны своим подругам. Продукты тоже давали рабочим, но их уже все брали». Так, начальник ТЛПХ иногда выделял какие-либо товары и продукты учителям школы № 2, в которой учились дети его работников: карамель, крупы, сахар или мясо из подсобного хозяйства. Преподаватель трудового обучения разрубал тушу на куски, а затем учителя выбирали мясо и взвешивали. Каждую осень учителям привозили капусту для засолки. Практически все ее готовили на зиму.

В конце 80-х — начале 90-х годов Ольга Станиславовна каждую субботу пекла пироги. Начинкой служило все, что росло на грядках. Пекли пироги с морковкой, грибами, вареньем. Светлана Васильевна Евстафеева, жительница небольшой железнодородной станции, тоже рассказала, что «пироги пекли всегда, каждый день или через день, потому что было свое масло, сметана была своя, молоко, яйца и их использовали для выпечки. Пироги в то время в деревне — это пища».

Конфеты тоже становились дефицитом, а Ольге Станиславовне хотелось порадовать ребенка. Она покупала в магазине детское питание, из которого лепила конфеты, а сверху посыпала какао-порошком и клала в морозилку. Конфеты делала и из вафель, которые прокручивала в мясорубке, добавляя сироп или варенье.

Для жителей маленьких железнодорожных станций одним из способов получения каких-либо продуктов были московские поезда. Люди на станции поджидали поезд из Москвы, потом втридорога покупали с этого поезда конфеты, печенье и прочее. Или садились в Няндоме, ехали до своей станции, а в это время в вагоне-ресторане скупали продукты, например, к празднику.

Таким образом, при всем желании партийного руководства оживить социалистическую идею, сделать ее более привлекательной результат был неудовлетворительный. Несмотря на кооперативы, продолжал сохраняться дефицит на товары широкого потребления. Не помогло и введение талонов на продукты, их не всегда и не всем удавалось отоварить. Из-за отсутствия выбора в магазинах с прилавков «сметалось» все, что появлялось.

Девяностые… Как все начиналось

Новый этап в жизни нашей страны стали отсчитывать с конца 1991 года, когда СССР распался, а этому событию предшествовал так называемый путч, или попытка госпереворота, в августе 1991 года.

А. Н. Зорина путч наблюдала, приехав из пионерского лагеря к сестре в Няндому из Полтавы: «Просыпаюсь, по всем двум программам одно и то же. Сообщение о ГКЧП меня расстроило меньше, чем “Лебединое озеро”».

С. В. Евстафеева призналась, что было страшно: «Не знали, чего ожидать. Сначала было такое ощущение, что кто-то умер, потому что когда кто-то из руководителей государства умирал, всегда показывали либо балет, либо что-то классическое. Думали, что умер Горбачев или Ельцин».

Г. Н. Сошневу путч застал в больнице, где она находилась с ребенком. Ее удивила классическая музыка по радио на протяжении нескольких часов вместо новостей и других передач. Удивление сменилось беспокойством: что случилось в стране, чего ожидать? Лишь спустя некоторое время появились первые сообщения о болезни Горбачева и о создании ГКЧП, о том, что отменяются все преобразования, осуществленные при Горбачеве, и о возвращении к первоначальному курсу.

Граждане СССР встречали эти сообщения по-разному. Например, Зоя Николаевна Романова говорила, что многие даже обрадовались, поверив в то, что новая власть установит порядок в стране. При Л. И. Брежневе люди жили тихо и спокойно, никуда не рвались, и многих это устраивало. Советский народ привык к стабильности. «Жили плохо, но стабильно», — вспоминает она. Другие выжидали, чем же это закончится, но возвращения в прошлое не хотели.

Постепенно все «утряслось». Горбачев с семьей вернулся с дачи в Форосе, участники ГКЧП были арестованы. Складывалось впечатление, что население не поддержало ГКЧП и в большей степени сочувствовало Горбачеву.

Как нам известно, намеченное подписание нового союзного договора не состоялось, а в декабре 1991 года главы России, Белоруссии и Украины денонсировали союзный договор 1922 года — Советский Союз распался. Каждая из республик отправлялась в «свободное плавание». Россия начинала жить отдельно, а для граждан вскоре началось новое испытание — рыночные реформы.

Надо потуже затянуть пояса…

После рождения ребенка в августе 1991 года Г. Н. Сошнева жила в военном городке Каргополь-2. Хотя в сравнении с Няндомой он снабжался лучше, много времени она проводила в очередях — за гречкой, котлетами, зубной пастой, посудой, обувью, детской одеждой. Последней относительно большой покупкой для ее молодой семьи стал диван, талон на который чудом сохранился в коробке с разными памятными мелочами. Талон этот достался свекру на работе, так как в военном городке Каргополь-2 до конца 1991 года товары распределялись по различным подразделениям и службам. Галина Николаевна говорит, что когда «отпустили» цены, они на глазах выросли в сотни раз. Спасало то, что семья жила с родителями мужа и все вели общее хозяйство. После 1992 года в Няндоме стали во множестве появляться коммерческие магазины с импортными товарами. Около магазина, который в народе называли «90-й», образовался импровизированный рынок. Предлагаемые товары редко отличались хорошим качеством, но люди, «изголодавшиеся» при дефиците, их покупали.

«Помнится, мне потребовалось зимнее пальто, — вспоминает Галина Николаевна. — На рынке пришлось купить пальто с ужасным воротником из искусственного меха. Но я перешила воротник со старого пальто свекрови и благополучно носила его несколько лет. А однажды мне пришлось продавать картошку со своего огорода на рынке. Свекрови стало неудобно, я же посчитала, что ничего страшного в этом нет, ведь продавали свои излишки. Да и деньги были нужны, Пока я находилась в отпуске по уходу за ребенком, пособие платить престали и мы жили на зарплату мужа. Свекровь работала на автобазе, и им как-то привезли “ветошь” — куски трикотажного полотна, вероятно с какой-то фабрики. Выбрав подходящие лоскуты, я сшила штанишки и свитер для сына. Вязала и перевязывала для него необходимые вещи».

З. Н. Романова тоже говорила, что одежду внукам дочь Светлана перешивала из поношенной взрослой. Денег не хватало, поэтому детей не могли даже определить в детский сад. В те времена младшие дети донашивали за старшими братьями и сестрами их вещи. Многое родители шили сами.

Галина Николаевна хранит свитер, который она связала сыну, распустив свою детскую кофту. «Из отпуска по уходу за ребенком я выходила в надежде на то, что смогу заработать и будет легче материально. Но зарплата обесценивалась, а потом ее вообще выплачивать перестали».

К середине 90-х годов появились взаимозачеты. Так как не платили зарплату, работающие могли взять продукты в каком-либо магазине под долги по зарплате. Это делалось по договоренности с владельцем магазина, который часть своих налогов в местный бюджет не платил, а разрешал «отовариться» бюджетникам — таким образом, им компенсировалась невыплаченная зарплата. Хорошо, если это был частный магазин, и можно было выбрать любые продукты. Но предлагали и магазин Лесхоза, где только по случаю продавали тушенку или сахар, а иногда на прилавках там стоял только черный хлеб. «Как-то взаимозачетом нам дали по мешку репчатого лука. Я сначала недоумевала, что с ним делать, но потом в нашем меню появились макароны с жареным луком и морковкой».

Кроме зарплаты не выдавались и детские пособия. Однажды летом появилась возможность взять взаимозачетом какие-либо вещи, в том числе и детские. Галине Николаевне пришлось простоять в очереди с 11 часов утра до 7 часов вечера, а взять удалось только мужскую куртку огромного размера.

В некоторых магазинах складывалась унизительная для бюджетников обстановка, когда предприниматель на одни полки ставил товар, который покупали за деньги, а на другие те, что полагались по взаимозачету.

Каждую осень, бюджетники, имевшие огороды, делали овощные заготовки: огурцы, помидоры, лечо, овощной плов, кабачки, салаты. Так продолжалось много лет. Все старались заготовить как можно больше, чтобы обеспечить семью. Эта потребность удешевить питание так прочно вошла в жизнь бюджетников, что многие по инерции продолжали делать массу заготовок и в 2000-х годах, хотя они уже не съедались. «Набор был стандартный: суповые заправки, борщ, рассольник, лечо, соленые огурцы и так далее, — вспоминает С. В. Евстафеева. — Делали около 300 банок. Ямы и подвалы всегда были забиты. Варили тушенку (говядину и свинину) из мяса, что оставалось к весне, чтобы не испортилось. Больших холодильников не было, а мясо в тепле портится очень быстро. Из-за этого скотину всегда резали на зиму, тушки вывешивали на веранде в кладовке, где холодно. Из голов тоже варили тушенку и делали колбасы, варили холодец из поросячьих ножек. Летом варили варенье. Для этого требовалось много сахарного песка, и его покупали заранее на вырученные от продажи мяса деньги. Вот такой круговорот денег в домашней экономике».

Еще больше в 90-х заготавливали грибов и ягод. Грибы солили, варили, сушили. Зимой из грибов варили суп и жарили картошку с грибами. Чтобы одеть детей к школе, можно было или продать мясо, или сдать какие-либо ягоды. Светлана Васильевна Евстафеева с мужем и старшим сыном собирали чернику, морошку, малину и сдавали в пункты приема ягод или приносили вместе с подругами на вокзал и продавали у поездов. Поезд иногда стоял всего 3 минуты, их знакомый обычно быстренько запрыгивал в вагон, брал у них ведра с ягодами, продавал, а потом раздавал женщинам деньги. Чтобы одеть детей на зиму, сдавали клюкву.

Учитывая наличие в Няндоме бройлерной птицефабрики, у бюджетников иногда появлялась возможность взять под зарплату цыплят-бройлеров. В первой половине 1990-х, по рассказу О. С. Борган, долгое время не давали зарплату. И вот как-то перед самым Новым годом ей сказали, чтобы она шла, получала зарплату взаимозачетом. Тогда Ольге Станиславовне дали 3 ящика бройлерных синих цыплят. Часть этой «зарплаты» она отвезла сестре в Петербург, и все равно эту курятину семья ела долго. Еще зарплату давали молочными продуктами, хлебом. Так как каждый пытался выживать как мог, Ольга Станиславовна завела куриц ради яиц.

«Когда зарплаты перестали выплачивать, в магазинах иногда давали продукты под запись, — говорит И. В. Мозгалева. — Дети настолько привыкли, что родители берут продукты без денег, что однажды, соседский ребенок, увидев по телевизору ограбление магазина, спросил: “Мама, а он тоже под запись?!”».

В это время бюджетники буквально выживали. Семье Бушуевых помогало и молоко, которое стоматологам дважды в неделю давали «за вредность». Учитывая, что супруги вдвоем работали, молока было достаточно. Из него умудрялись готовить творог, а однажды Виктору Александровичу дали рецепт сыра. Он и это попробовал. Его дочь Лена вспомнила, что сливочное масло для бутербродов родители берегли детям, а сами довольствовались маргарином.

Вспоминая вечное безденежье, Анна Ивановна Бушуева говорит, что она и кошелек-то редко с собой брала. Однажды маленькая дочка попросила, идя с нею из садика: «Купи мне хотя бы чупа-чупс». А в ответ на то, что денег нет, сказала: «Какая же ты мама! Все детям покупают, а ты нет!».

Муж Г. Н. Сошневой работал в те годы в Горэлектросети. Это стало спасением для семьи. Ей по полгода не выплачивали зарплату, а мужу более или менее регулярно, так как в организации водились «живые деньги». Особенно супруга и сын радовались, когда он перед праздниками приносил большой продуктовый набор. Это были те продукты, которые предоставляли торговые точки, частично погашая долги за электричество. Ими предприятие поощряло своих работников. Да и на Новый год муж приносил сыну огромный мешок подарков от Деда Мороза. Учителя и врачи такое позволить своим детям не могли. О традиционных новогодних подарках для детей пришлось забыть.

Зоя Николаевна Романова вспоминает, что когда зарплату задерживали, ее и семью выручала пенсия, которую она уже получала по возрасту. А ведь надо было и дочери с зятем помочь. Дочь находилась в отпуске по уходу за ребенком, а зять — врач-бюджетник. На школу порой выдавали не весь фонд зарплаты на месяц, и поэтому всем не хватало. Директор школы старалась действовать справедливо и выдать сначала тем, кто не имел пенсии и кроме как на зарплату ни на что не мог рассчитывать, например, мамам с детьми или одиноким учительницам. Как-то, совершенно отчаявшись, Зоя Николаевна буквально выпрашивала в управлении образования хоть сколько-нибудь денег. И вот ей выдали пачку рублями. Обрадовавшись, она пообещала внуку, что «сейчас они на все деньги купят карамели». На что кассир, приняв слова всерьез, испуганно заметила, что не стоит этого делать, а то следующая зарплата неизвестно когда. А однажды Зоя Николаевна увидела на улице объявление о покупке волос (дорого). Она тут же отправилась в парикмахерскую стричь свои роскошные волосы. После сдачи волос Зоя Николаевна воскликнула от счастья: «Ой! Мне тут на семь буханок хлеба хватит!» Приемщица посмеялась и сказала: «Вы хоть не сразу покупайте!».

В то время коллега Г. Н. Сошневой написала стихотворение на манер «Большой привет, прекрасная маркиза»:

В этих условиях бюджетники и хлеб пекли, чтобы не покупать в магазине. Например, приятельница Г. Н. Сошневой купила у приемщиков металлолома две заводские формы для выпечки хлеба и с легкостью освоила это дело, как и изготовление майонеза в домашних условиях.

После того как цены отпустили, рынок стал насыщаться различными товарами, но воспользоваться этим мог не каждый. Например, фрукты покупали только ребенку, вспоминает Г. Н. Сошнева, а взрослым доставалась одна срезанная кожура. А. Н. Зорина рассказала, как они с подругой на двоих покупали попробовать шоколадный батончик «Марс» за 400 руб. «А “Баунти” мы с Лариской попробовали, когда ей друг этот шоколадный батончик подарил, и мы его съели, пока вместе готовились к экзамену».

1990-е годы стали, пожалуй, самым тяжелым испытанием для бюджетников. Реформы очень сильно ударили по россиянам, и особенно незащищенными категориями оказались работники бюджетной сферы и пенсионеры. Но учитывая, что пенсии выплачивали более регулярно, чем зарплаты, именно пенсионеры старались материально помочь семьям своих взрослых детей. Не получая зарплат, учителя, врачи, библиотекари выживали благодаря подсобному хозяйству. Поэтому второй работой стал огород, уход за скотом, сбор грибов и ягод. Экономика семьи становилась полунатуральной. Заготовки и консервы были не только дешевым, практически бесплатным обедом и ужином, но и экономили зарплату, когда ее удавалось получить.

О работе

В советские времена люди жили более стабильно и, выбрав профессию, редко меняли место работы. Но в 80-х и 90-х все изменилось. Как говорит А. Н. Зорина, многие однокурсники еще надеялись, завершая обучение на истфаке педагогического института, работать в райкомах КПСС, но монополия КПСС в августе 1991 года закончилась. «Мы даже в школе оказались не нужны, так как из райкомов многие ушли в школу именно учителями. Вероятно, те, кто не сумел пристроиться в бизнесе. Мне удалось устроиться в 1994 году на работу в областной Дворец пионеров». Как мы поняли, истфак был самым политизированным факультетом, и у истфаковцев, действительно, всегда имелся шанс устроиться на работу в райкоме партии.

Устав от безденежья, продолжает А. Н. Зорина, она решила получить юридическое образование и в 1998 году заочно закончила юрфак, после чего поступила на службу в милицию. «Мне сказали, что я пока буду получать мало, а когда присвоят звание — больше. Оказалось, что “мало” — это в два раза больше, чем во Дворце пионеров г. Архангельска! Но в августе случился дефолт и пересчитанная зарплата обесценилась. Цены вырастали на глазах, деньги надо было немедленно потратить хоть на что-то. Успели приобрести мне хорошее пальто и пылесос». (А например, у Г. Н. Сошневой проблемы, куда потратить деньги не существовало. Семья жила, не имея сбережений).

«В милиции тоже задерживали зарплату. Один милиционер на кроссе упал в обморок. Сдачу нормативов никто не отменял. Да и участковые были худющие, — продолжает Александра Николаевна. — Разные подразделения органов правопорядка находились и на разных бюджетах. Особенно тяжело жили те, кто на местном бюджете. Кто-то из журналистов спросил о настроениях архангельской милиции. Представитель УВД сообщил, что оно отчаянное. Дошло до Москвы, и в результате дали зарплату за два месяца сразу».

Зато для инициативных людей открылась привлекательная возможность заняться бизнесом. Так, в 1993–1994 годы Ольга Станиславовна и ее муж, чтобы как-то выжить, открыли кафе в поселке Шалакуша, где они жили. Молодые люди не были его полными собственниками, а являлись совладельцами с еще одной хозяйкой. Семья отремонтировала выбранное помещение, наняли персонал, и кафе заработало.

Помимо кафе, Ольга Станиславовна занималась с детьми в интернате. Днем она работала там, а вечером в кафе. Кафе пользовалось популярностью, так как там проводилось много интересных мероприятий, нравившихся публике. Кроме местных жителей ходили приезжие железнодорожники. Они жили в вагончиках, а вечером приходили в кафе отдыхать. Они всегда заказывали мясо, очень много еды, что для кафе было прибыльно. Эти работники часто брали в долг, так как зарплаты приходили поздно, но долг всегда возвращали, дарили различные подарки (вино, конфеты, шоколад). Проблем с закупкой продуктов, спиртного и сигарет не было. В то время появилось много коммерческих магазинов даже в Шалакуше, в них часто закупали продукты для кафе. И хотя кафе было небольшим, всего на 30 мест, оно давало хорошую прибыль.

В 90-х маленькая Шалакуша оживилась, после того как было основано российско-датское деревообрабатывающее предприятие, давшее местному населению денежную работу.

По словам Ольги Станиславовны, местных строителей отправляли на учебу в Данию, после чего они возвращались на родину, чтобы строить цеха. Офис датчане делали сами, по европейским масштабам, со всеми коммуникациями. После открытия датского офиса стало налаживаться производство клееной доски, очень прочной и качественной. Но эту клееную доску отправляли в основном в Данию. С появлением российско-датского предприятия появились рабочие места, но на работу брали не всех, а только тех, кто умел общаться и не был подвержен вредным привычкам. Зарплаты платили высокие, по сравнению с местным лесозаводом.

Бюджетникам в 90-е приходилось особенно трудно. Цеплялись за любую работу, приносящую доход в семью. Виктор Александрович Бушуев в свободное время, помимо лечения бесплатных пациентов, подрабатывал в зубопротезном кабинете. Кто-то на все лето отправлялся в пионерский лагерь. А большинство выживало тем, что вело полунатуральное хозяйство, выращивая овощи, разводя скот, продавая собранные грибы и ягоды и покупая на вырученные деньги необходимые вещи.

* * *

Завершая исследование, хочется сказать, что для поколения молодых людей, родившихся в конце 1990-х, это давно ушедшая эпоха, а для наших родителей, бабушек, дедушек — это время молодости и зрелости. Время, когда перед ними вставали насущные вопросы буквально каждый день, а от их решения зависела жизнь детей и внуков.

Как мы уже упоминали, и перестройка, и процесс рыночных реформ у всех респондентов воспринимаются как единое целое. Вероятно, потому что с «перестройкой» начинается полоса перемен в нашей стране, которые становились все круче и круче, пока государство совершенно не изменилось.

Наше исследование в очередной раз, вероятно, подтвердило, что особенно трудно живется в переломные моменты истории, когда рушатся привычные устои. В 80–90-х под воздействием государственных решений людям тоже пришлось менять жизненные представления, а иногда и сферу профессиональной деятельности.

С перестройкой, как мы поняли, у людей возникла надежда на то, что благодаря новому курсу и установкам на гласность и ускорение в экономике жизнь в скором времени изменится к лучшему. Раскрытие «белых пятен» истории, правдивые разговоры о действительности формировали веру в честность людей, пришедших к власти. Радовала большая свобода в области культуры, возможность читать и смотреть то, что ранее являлось недоступным.

Но если в 1980-е людей главным образом интересовал вопрос, где и что можно достать, как не «потерять» свою очередь, в 90-е главной проблемой стало найти деньги в условиях невыплаченных зарплат. Девяностые оказались еще более сложным испытанием, особенно для людей, работавших в бюджетной сфере. Теоретически, изменения в экономике являлись объективной необходимостью, но реформы очень сильно ударили по россиянам.

Видимо, поэтому основную часть наших граждан в эти годы в большей степени интересовали вопросы материального обеспечения семьи, нежели внутриполитические процессы в стране, такие как отмена руководящей роли КПСС после путча 1991 года, штурм Белого дома в 1993 году. Даже дефолт не всем запомнился, так как у большинства бюджетников денежных сбережений уже не существовало.

Действительно, над людьми был поставлен эксперимент: удастся обновить социализм или нет? Выяснилось, что не удалось. Велось много споров о том, как необходимо было реформировать экономику, но бесспорно то, что о людях думали в последнюю очередь.

 

Вся власть талонам?!

(Талонная система распределения товаров в конце 1980-х годов)

Людмила Шкурова

г. Волгоград

Дорогие гости, если руки моете с мылом, то чай пьете без сахара.

Из фольклора конца 1980-х годов

Длиннющие очереди за дефицитом были неотъемлемой частью жизни советского человека. Выбор продуктов в магазинах был ограниченный. Талоны на многие продукты и непродовольственные товары были во многих городах, об этом вспоминают все взрослые. При этом официально считалось, что товарный дефицит — это лишь отдельные случаи проявления неэффективности или коррупции в системе торговли или производства.

Основой этой работы стали интервью и беседы с моими родными и знакомыми взрослыми. Я не сразу привыкла к использованию неожиданных слов — достать (купить, приобрести), выбросить (предоставить в продажу), хвост (очередь), номерок (порядковый номер в очереди, его записывали, как правило, на руке; человек, забывший номер, терял место в очереди), пересчет (момент, когда кто-то из стоящих в очереди проверяет, все ли на месте; не попавший на пересчет терял место в очереди безвозвратно), блат (выгодные связи или знакомства), продажа «из-под полы» или «из-под прилавка» (продажа тайком знакомым или с переплатой).

Кроме того, я изучила подшивки газет «Волгоградская правда» и «Вечерний Волгоград» за 1988–1992 годы и нашла публикации, посвященные талонной системе. Как правило, это были небольшие заметки или опубликованные письма граждан. Но само наличие тематических колонок и рубрик («Надоели очереди», «Дефицит» и т. п.) говорит об актуальности темы и ее важности для жителей Волгограда. Примечательно, что орган печати областного комитета КПСС Волгоградской области — газета «Волгоградская правда», практически не упоминает о талонах; успехи партии в деле перестройки важнее отдельных недостатков. Газета «Вечерний Волгоград» не просто отражала жизнь волгоградцев, а была органом исполнительного комитета Волгоградского Совета народных депутатов, который и отвечал за организацию снабжения города и принимал решения о нормировании продаж того или иного товара. Поэтому большинство публикаций, на которые я опираюсь, рассказывая о жизни по талонам, взяты из газеты «Вечерний Волгоград» за 1988–1993 годы.

Распределяй и властвуй

Талонная система предполагает, что для покупки товара необходимо не только заплатить деньги, но и передать особый талон, разрешающий покупку определенного количества данного товара. Причиной возникновения талонной системы была нехватка товаров широкого потребления. Разнообразные талоны существовали буквально с момента основания СССР. Были талоны на книги, распределяемые через «Общество книголюбов». Были талоны на праздничные наборы продуктов, которые распределялись среди работников какого-либо учреждения. Были талоны на автомобили, распределяемые администрацией, парторганизацией и профсоюзом предприятий. В различных льготных очередях, например, для ветеранов Великой Отечественной войны, были талоны на мебель и ковры. Были специальные купоны — замена валюты, хождение которой в СССР было запрещено, на приобретение импортных товаров в специализированных магазинах «Березка».

Талоны должны были мотивировать трудящихся лучше работать. Отличившемуся сотруднику выдавался талон на приобретение дефицитного товара (например, телевизора или женских сапог). За особые заслуги можно было получить талон на покупку авто или мотоцикла, на эти талоны даже вставали в очередь. Например, моему дедушке, военному инженеру, военторг предоставил право купить машину. Но он не воспользовался этим талоном — посчитал, что лучше оставить деньги про запас на товары первой необходимости, вдруг завтра не будет возможности купить их вовсе? Впоследствии талоны были введены на продукты питания и иные товары (табак, водка, колбаса, чай, крупы, соль, сахар, стиральный порошок и мыло).

Меня поразили талоны для новобрачных, действовавшие в 1980-е годы в Волгограде. Талоны, которые назывались пригласительными, выдавались после подачи заявления о регистрации брака в загс. В специализированном магазине, который так и назывался «Салон для новобрачных», можно было приобрести все необходимое для свадьбы: обручальные кольца, обувь, свадебные наряды жениху и невесте (вплоть до белья), украшения, даже шампанское и водку. Мое предположение о возможных браках «по расчету на талон» вызвало улыбку. Оказалось, брак заключать было вовсе не обязательно: подали заявление, отоварились в «Салоне для новобрачных»… и всё, на регистрацию брака можно не приходить.

Сельские жители, за исключением ветеранов Великой Отечественной войны, к талонам отношения не имели. Об их снабжении заботились меньше. Хотя, по рассказам взрослых, в сельских магазинах порою можно было купить товары, которых не было в городах, но при этом хлеб привозили два раза в неделю. И нужно было занимать очередь с утра, чтобы досталось необходимое количество буханок.

Покупка товаров «по блату» (по знакомству) была весьма распространенным явлением. Продажей «из-под прилавка», как мне объяснила мама, называли те случаи, когда некоторую продукцию продавцы продавали не всем покупателям, а только тем, с кем были лично знакомы или тем, кто был готов заплатить за товар несколько большую сумму. Тетя моей мамы работала в магазине, и это спасло маму, когда в 1989 году у нее родилась дочка. Детских товаров катастрофически не хватало, и тетушка «из-под прилавка» доставала ей дорогую импортную смесь. А были случаи, когда товар просто разбирали сами продавцы, грузчики, знакомые. Конечно, это вызывало негодование стоявших в очереди, но не сумевших купить желаемый товар.

Поиски товаров отнимали много сил; каждый год на эти цели тратилось 65 млрд человеко-часов. Исследователи утверждают, что до 35 млн человек постоянно «работали» в очередях, при этом никакой гарантии, что удастся сделать желаемую покупку, не было.

Взрослые отмечали, что от стояния в очередях уставали больше, чем от работы. Нужно было, как правило, занимать места в нескольких очередях (в разные отделы магазина, а иногда и в нескольких близко расположенных магазинах), запомнить впереди и позади стоящих, если есть, то беречь свой номер, его записывали на руке. Периодически устраивали пересчет и присвоение новых номеров, и если человек во время пересчета отсутствовал, то ему приходилось занимать очередь заново. Иногда очередь занимали с вечера, неоднократно пересчитываясь и проводя «переклички» до открытия магазина. Естественно, что возникали конфликты, кого-то из очередей выталкивали, не пропускали тех, кто имел право на внеочередное обслуживание (ветеранов, покупателей с маленькими детьми). Моя учительница рассказывала, что несколько раз просто уходила, потому что было страшно оставаться в очереди, превратившейся в разъяренную толпу.

Поездка в Москву, где товаров было намного больше, из Волгограда выглядела как в песне Владимира Высоцкого «Поездка в город»; списки покупок составлялись на многих страницах.

Особенно большой проблемой было закупить продукты перед Новым годом и другими праздниками. Проблемы были не только с продуктами. В декабре 1985 года, когда у моего дедушки, Михаила Степановича Шкурова, родилась первая внучка, начались проблемы с приобретением детских товаров. А тут еще и Новый год на носу. Что делать, никто не знал.

Наши родственники жили в Харькове. По словам дедушки, у них проблем с продовольствием не было, да и с другими товарами тоже, и он попросил их помочь чем могут — едой, игрушками, другими детскими товарами. Они согласились помочь и выслали чемоданчик со всем необходимым. Отправили его поездом с проводником. В назначенное время дедушка пришел на вокзал, дождался, пока все пассажиры выйдут из вагона, но к тому времени из переданных посылок остался только один чемоданчик. И явно не тот. Проводница сказала, мол, либо берите этот, либо уходите. Дома, когда чемодан был вскрыт, обнаружилось, что он сверху донизу забит палками дорогой сырокопченой колбасы. Вплоть до 31 числа вся семья боялась, что за чемоданчиком придут, и они оставляли выпавший им джек-пот нетронутым. Однако в итоге этот чемоданчик оказался спасительным — колбасой не только украсили стол, но и ели ее еще несколько месяцев.

Система нормированного распределения распространилась на всю государственную торговую сеть, предприятия, организации, учреждения. Талоны использовались при продаже мясопродуктов в 26 областях РСФСР, масла — в 32, а сахара — в 52. Нормы продажи продуктов питания варьировались в зависимости от возможностей региона: мясопродукты — от 0,3 до 3 кг на человека в месяц, масло — от 0,1 до 0,5 кг, макаронные изделия — от 0,5 до 1,5 кг.

Талоны ввели, чтобы обеспечить население минимально гарантированным набором товаров. Таким образом предполагали снизить спрос, ведь без талона соответствующие товары в государственной сети торговли не продавали. Но на практике часто не удавалось использовать талоны, если соответствующих товаров в магазинах не было. Эти товары можно было иногда найти в магазинах потребкооперации, но большинству людей это было «не по карману». Однако товаров могло не оказаться и там.

Потребкооперация представляла собой систему производства продуктов питания из местной сельскохозяйственной продукции, которая закупалась у населения; произведенные товары продавались в специализированных магазинах без талонов. Но цены там были существенно выше, чем в государственных магазинах. Мои родные конкретных цен вспомнить не смогли, но в одной из газетных статей я нашла, что в июле 1989 года килограмм капусты в магазине стоил 20 копеек, в потребкооперации — 50 копеек, а на рынке больше рубля. Разница более чем заметная. Вот и приходилось стоять в бесконечных очередях.

Все старались закупать продукты впрок. Среднестатистическая семья на тот момент «держала про запас» около 9 кг сахара, аналогичная история была с дефицитным алкоголем. На предприятиях дефицитные мебель, одежда и другие товары частенько «разыгрывались» — работники тянули жребий на право той или иной покупки. От участия в «розыгрыше» не отказывались, вещи всегда можно было продать или обменять на что-нибудь нужное.

В первой половине 1990-х годов на фоне гиперинфляции талонная система потеряла всякий смысл.

Триумфальное шествие талонной власти в Волгограде

Мой дедушка, Михаил Степанович Шкуров, до 1985 года служил в воинской части в ГДР, а потом уволился со службы и приехал в Волгоград. Он рассказывал, что в Волгограде товары уже в 1985 году отпускались по талонам, но в газетных статьях даже за 1987 год речь идет лишь о перспективе введения талонной системы. Видимо, дедушка имел в виду получение продовольственных наборов бывшими военными.

С 1987 года в Волгограде начала действовать система нормированного распределения товаров. Первыми в июле 1987 года были введены талоны на сливочное масло. Это событие стало своего рода пробным шаром: как горожане отнесутся к подобным мерам? Волгоградцы стали учиться жить по талонам.

Помимо талонов вводились официальные нормы отпуска товаров в одни руки (в 1988 г. с 1 августа сахаристо-кондитерские изделия отпускались из расчета 2 кг в одни руки). К сахаристо-кондитерским изделиям, как вскоре выяснилось, относилась кондитерская продукция — от шоколадных конфет до пряников.

В газетах журналисты пишут про многочисленные жалобы на трудности при получении самих талонов. Талоны выдавали по месту прописки в ЖЭУ. Граждане, судя по газетным материалам, возмущались тем фактом, что в некоторых ЖЭУ и домоуправлениях для выдачи талонов необходимо было иметь при себе расчетную книжку по оплате коммунальных услуг.

Помимо талонов на сахар и сливочное масло, которые получали все жители города, на предприятиях и в учреждениях сотрудники могли купить полкило колбасы. Выдавали колбасу либо по спискам, либо по карточкам — талонам в магазинах на территории предприятия. Осенью 1988 года на редакцию «Вечернего Волгограда» обрушился шквал коллективных писем (собиравших более сотни подписей) о невозможности купить колбасу в магазинах, так как ее продают только в рабочее время. Меня поразила фраза из письма работников Волгоградского тракторного завода (более 60 подписей), которые раз в три месяца получали талоны на колбасу, а в заводском магазине им предлагали лишь «саечную» по 2 рубля 10 копеек — «самую невкусную».

С наступлением 1989 года начинается «мыльный» ажиотаж. В Волгограде не хватает мыла и моющих средств, и это при двух гигантах химической промышленности в городе: «Каустик» и «Химпром», на которых увеличивается производство дорогостоящей продукции, менее дорогой же — сокращается. Происходило нечто подобное и на других предприятиях, поэтому на прилавках пылилось дорогое парфюмированное мыло «Консул», а «Детское мыло» за 18 копеек достать было невозможно. Талоны на моющие средства, введенные с февраля 1989 года, остаются неотоваренными.

Особенно нелегко приходилось одиноким людям. По талону на моющие средства можно было приобрести в течение месяца 100 г мыла. Соответственно, чтобы купить одну упаковку шампуня или хозяйственного мыла, нужно было предъявить несколько талонов (обычно два). Интересно, каково это выбирать, ты в этом месяце купаешься или стираешь вещи? Семьям из нескольких человек в этой ситуации было несколько проще — некоторые талоны они могли отоварить мылом, а некоторые — стиральным порошком. А если человек жил один? У моей руководительницы была большая семья, и они помогали своей одинокой соседке, отдавая один свой талон, так как четыре куска мыла на пятерых вполне можно растянуть на месяц.

Горожане, обращаясь через газету «Вечерний Волгоград» к руководству города, сетуют на то, что даже заняв очередь в 6–7 часов утра, можно не дождаться привоза товаров, о чем становится известно только в 16–17 часов. В июле 1989 года 110 000 человек не смогли отварить талоны на сахар (3 кг в месяц на человека), потому что в город недопоставили 328 т сахара.

В письмах в газету люди возмущаются по поводу очередей, унижающих человеческое достоинство, безучастных продавщиц, и того, что они не способны обслужить огромные очереди.

В октябре Тракторозаводский райисполком принял решение продавать дефицит по спискам предприятий. Для тех, кто жил и работал в разных районах, возможность покупки, таким образом, сводилась к нулю.

Когда вводились талоны, было сразу оговорено, что они действительны в течение одного календарного месяца. Продлевалось отоваривание талонов только на продукты, которые отсутствовали в продаже или были завезены в недостаточном количестве. Из-за нерегулярных и несвоевременных завозов сроки выдачи продуктов по талонам часто менялись, и это вызывало негативную реакцию населения.

При сравнении публикаций и решений исполкома Волгоградского Совета народных депутатов видно — волгоградцы в таких условиях не были против талонной системы, она давала шанс на приобретение хотя бы минимума товаров. К примеру, в одном из писем читательница предлагала ввести талоны на спиртное в целях борьбы с пьянством. Но исполком не торопился вводить новые талоны. Отвечая на письма читателей, председатель Волгоградского городского Совета народных депутатов Ю. В. Чехов объяснял, что вводить талоны на муку и алкоголь пока не нужно. Но через месяц все-таки выходит распоряжение о продаже спиртных напитков по талонам.

Теперь люди, которые раньше не покупали алкоголь, стали приобретать «положенную норму», ежемесячно пополняя домашние запасы или перепродавая втридорога. В действительности оказывалось, что талоны чаще не улучшают, а ухудшают ситуацию. Если в системе открытой торговли 80 % граждан приобретают товары, не имея в них настоятельной необходимости, то при «распределительной торговле» — талонной — в очередь становятся все 100 %.

Моей маме однажды повезло. Очень редко, но бывало, что товар «выбрасывали» без талонов. Мама рассказывала, что под Новый год выбросили партию шампанского без талонов. Она несколько часов простояла в очереди на морозе, чтобы заполучить бутылочку шампанского на праздник, но когда подошла очередь, ей просто-напросто не поверили, что она совершеннолетняя. Пришлось возвращаться домой за паспортом и снова выстоять очередь. Но оказалось — и это была большая удача, что ей все же удалось купить даже не одну бутылку шампанского. И это называлась счастливая жизнь народа, о которой везде говорилось тогда? Если честно, я не понимаю этого.

В 1990 году моя бабушка, Алевтина Григорьевна, решила перевезти свою маму к себе в Волгоград из города Волжского, где она жила и была прописана у невестки. Однако тут же возникли проблемы с талонами. Талоны, рассчитанные на прабабушку, выдавались в Волжском, следовательно, товар, рассчитанный на нее, можно было приобрести только в определенном магазине города Волжского, а ездить туда регулярно не представлялось возможным. В тот момент у бабушки в квартире жила большая семья: муж, она, сын с женой и двое их детей. И прабабушка очень стыдилась того, что живет с ними и их «объедает». Потому что, действительно, все продуты были на счету, особенно когда в семье маленькие дети. Однако процедура смены прописки отняла бы еще больше сил и времени.

Талоны стали самой настоящей региональной валютой, а рубли уже не были расчетным средством — купить на них что-то было очень сложно. Вводились новые талоны — на крупы, чулочно-носочные изделия. Табачные изделия (как правило, самые дешевые папиросы) и школьные тетради можно было купить только по месту работы.

С января 1991 года все внимание прессы и жителей Волгограда временно переключилось на обсуждение многократного повышения цен на товары, которое не спасало от огромных многочасовых очередей. То есть, мало того, что по талонам было трудно получить вообще что-либо, но и цены для некоторых семей становились недоступными.

Введение в Волгограде с 1 апреля 1991 г. вместо части талонов карточек ситуацию не улучшило. Одновременно уменьшились нормы отпуска по карточкам сливочного масла 300 г вместо 500 г, сахар 1 кг, вместо 1,5 кг в месяц на человека. Становится понятным, почему на талонах и карточках любого города страны, изображения которых мы нашли в интернете, не указывались нормы отпуска товаров. Подобный шаг давал властям возможность уменьшать нормы отпуска, не изменяя привычного вида талонов, вне зависимости от срока выдачи талонов и карточек. Хотя мне кажется это абсолютно бесчеловечным! Как будто потребности у людей могут уменьшаться!

Карточка представляла собой плотный лист бумаги с напечатанной таблицей. В карточку в ЖЭУ записывали домашний адрес, фамилию ответственного квартиросъемщика, количество членов семьи и номер магазина, в котором можно было бы купить товары. В столбцах таблицы были записаны названия товаров (были предусмотрены и дополнительные пустые графы, вдруг новый товар станет продаваться по карточкам), и продавец отмечал, когда и какой товар был приобретен. Товары теперь можно было приобрести не только в ограниченном количестве, но и в определенном магазине. Нужно было выстоять в очереди в ЖЭУ, чтобы получить талоны и карточку, и еще дольше приходилось стоять в очередях в продовольственные отделы, потому что продавец должен был сделать запись о покупке в карточке.

В общем, оценка талонной системы у разных людей не различалась. Она не зависела от возраста, пола или сферы деятельности. Страдали от талонов все, хоть и в разной степени.

* * *

Завершая работу, я обратилась к дневникам и мемуарам, опубликованным на портале «Прожито». Я рассчитывала на то, что результатов будет много и они будут обширные. Я выставила промежуток поиска с 1985 по 1999 год, потому что люди могли отразить ситуацию в своих воспоминаниях. Но записей оказалось всего около пятидесяти. В основном, это рассказы о чем-то другом. Среди авторов дневников были и москвичи, и ленинградцы, и жители других городов, где вводились талоны. Дневников волгоградцев не оказалось. Видимо, для людей жить с талонами было настолько обыденно и привычно, что они не считали нужным писать об этом или писали очень мало. К счастью, для них, как и для моих родных, талоны не стали главным в жизни.

Талонная система была следствием краха экономической системы СССР. Это был переломный момент, когда стало ясно — СССР больше не будет существовать в том виде, в котором пребывал 70 лет, его время закончилось.

Лично для меня было очень интересно изучать эту тему, ибо это — коренной перелом в системе, в сознании людей, а переломные моменты в истории всегда очень интересно исследовать. Некоторые моменты мне как человеку, выросшему в абсолютно других условиях, кажутся настолько неправдоподобными, что я просто не могу этого понять. Но я рада, что хотя бы немного открыла для себя эту страничку истории.

 

В Малиновке жизнь была, конечно, не малина…

Даниил Мочалов

п. Вишневка, Воронежская область

Сейчас я живу в селе Вишневка Верхнехавского района Воронежской области, но всего несколько лет назад мы с мамой, папой, братом, бабушкой и дедушкой проживали в соседнем селе Малиновка, там я родился и там у меня осталось много друзей. Мне захотелось рассказать о жизни людей российской глубинки и о жизни моей семьи в этой деревне. Описываю именно этот период, 90-е годы ХХ века, потому что именно тогда моя семья переселилась в эту деревню из Узбекистана.

Малиновка

Вначале коротко расскажу про село. Малиновка находится в 60 километрах от Воронежа, на северо-востоке области и в семи км от районного центра села Верхняя Хава. По данным школьного архива, село не старое, оно возникло в 20-х годах ХХ века. Когда-то эти плодородные земли принадлежали местным помещикам Крашенинниковым. Их усадьба находилась в соседнем селе Грушино. После революции 1917 года все земли были у помещиков экспроприированы. Их стали занимать крестьяне, основывая новые села. Вот что вспоминает наша бывшая соседка баба Матрена (Матрена Ивановна Долгих):

«Мои родители переселились из села Большая Приваловка в 1928 году. Крестьяне Большой Приваловки получили огромные земли почти до Верхней Хавы. Обрабатывать все эти земли было тяжело, потому что они были далеко от деревни, часто брали с собой маленьких детей в поле, ездили на волах и лошадях. Это было очень неудобно, поэтому решили переселиться ближе к своей земле».

А другая соседка, бабушка Маня (Мария Тихоновна Юрканова), вспомнила теперешних жителей, предки которых переселились из Большой Приваловки. Поначалу жили в землянках, а потом построили срубленные избы. Рядом с домом развели сад и большой огород. Я выяснил, что село Большая Приваловка находится в 10 километрах от села Малиновка. Трудно, конечно представить, как люди ездили на волах.

Точно так появились и соседние села: Вишневка, Виноградовка, Рябиновка. Вот такие красивые названия получили новые деревни. Я думал, что такие названия села получили потому, что в Вишневке много вишни, в Малиновке много малины, в Рябиновке было много рябины, в Виноградовке много винограда, а в Грушино много груш. Ничего подобного — в каждом селе было одинаково много всех этих ягод и фруктов. Мама долго занималась этим вопросом и рассказала мне, что Грушино было известно еще в ХVIII веке (это имя помещицы), а вот всем остальным, возникшим в 20-х годах ХХ века, просто дали красивые названия.

Вот в такую деревню с названием Малиновка попала моя семья. Но бабушка говорит, что жизнь там была совсем не «малина».

Наш дом — № 12 по улице Алексеева. Все мои родственники приехали сюда из Узбекистана в 1992 году, а я родился здесь в 1997-м.

Всего в Малиновке три улицы. На улице им. Алексеева 32 дома, есть старые дома, построенные в 30-х годах, а есть и новые, построенные не так давно. Протяженность улицы примерно 1 километр. Название такое улица получила в 70-х годах ХХ века. А до этого в селе других названий улиц не было вообще. В основном тут проживают люди преклонного возраста, которые всю жизнь проработали на спецхозе (свиноводческом хозяйстве), за свой тяжелый труд ничего не нажили, жили очень скромно в простых саманных домах. Некоторые дома были уже заброшены и постепенно превращались в руины. Жили также и молодые семьи в хороших домах, но их было мало.

Бабушка Нюра (Анна Николаевна Золоторева) говорит, что в 1930 году в Малиновке был основан колхоз «Красный партизан». Люди вступили, объединили свои земли, всех лошадей. Другой скот не объединяли, потому что не было помещения, чтобы его содержать. На нашей улице находились правление колхоза, начальная школа и клуб. В школе учились 4 класса, а потом ходили в Байгору в 7-летнюю школу. А также я узнал про семью Пешковых, они живут в начале улицы.

Все знают, что Пелагея Яковлевна Пешкова и ее дочь Лидия Петровна пережили спецпоселение. Мне было непонятно, что это такое, и мама рассказала. Оказывается, еще до войны тех, кто не хотел вступать в колхоз, раскулачивали, то есть все отбирали (дом, лошадей и прочее). Так раскулачили и отправили в Свердловскую область в спецпоселение всю семью Пешковых. Там умерли мать и отец, остался один сын Петр Иванович, он женился на Пелагее Яковлевне, и у них родилось там четверо детей. Назад они вернулись только после войны, в 1947 году. Пока их не было, в их доме было правление колхоза, а потом школа.

Про войну помнят все, кто жил в это время в нашей Малиновке. Все одинаково говорят о том, как тяжело жилось. Мужчины ушли на фронт, работали в колхозе одни женщины. Жизнь настала мрачная. Как мне рассказывали старушки, с утра до позднего вечера работали в колхозе. Все делали вручную: вязали снопы, убирали, молотили. Также выращивали сахарную свеклу и сдавали на свеклопункт. При такой тяжелой работе зарплаты не платили, работали за «палочки» — трудодни. Главное было заплатить налог, который был огромен: 300 л молока, 40 кг мяса, яйца, масло, шерсть. Налог был за каждое плодовое дерево. Даже овец доили и молоко сдавали на брынзу.

В 1951 году был большой праздник по случаю объединения колхозов «Красный партизан», «22 января» и «Сила» в один колхоз «Андреев». А в 1961 году был основан колхоз «Путь к коммунизму».

В 1973 году был создан спецхоз «Вишневский». Многие жители нашей улицы и сейчас работают там. В течение 20 лет на спецхозе работает мой папа, выращивает сахарную свеклу, он тоже передовик производства. У нас много газет с его фотографиями.

Вот в такую деревню попала моя семья в 90-е годы. Таких деревень много в России, почему именно сюда? Папа говорит, не потому что деревня понравилась, а другого выхода не было. Приехали сюда, потому что рядом жили родственники, наверное, надеялись на их поддержку.

Жизнь в Узбекистане

Бабушка, мама и папа часто вспоминают про жизнь в Узбекистане. 90-е годы ХХ века. Маме с папой по 22 года, брату Артему — 1 год. Бабушке — 43 года, дедушке — 46 лет, маминому брату дяде Вове — 20. Все они живут в Узбекской ССР, в городе Гулистане Сырдарьинской области, по улице Правобережная д. 2, кв. 1. Дедушка был инвалидом и уже не работал, бабушка — учительница химии в средней школе № 6, папа — дальнобойщик, он работал на супермазе и заочно учился в техникуме, мама заканчивала педагогический институт.

В городе проживают в основном жители славянских национальностей, а также немцы, корейцы, татары, турки-месхетинцы. С узбеками все они жили дружно.

Вот такой случай мне рассказал папа: «Однажды, еще когда мама училась в институте на первом курсе, всех студентов вывезли собирать хлопок в Мехнотабатский район, это примерно 40 км от Гулистана. Они жили в школе одного кишлака. Я решил туда съездить на мотоцикле, проведать. Когда почти доехал, было уже темно, я не заметил яму среди дороги и на полной скорости в нее влетел. Мотоцикл мой весь побитый угодил в яму, а я отлетел на несколько метров. Ушиб сильно ногу. Был в полном отчаянии. Незнакомая местность, чужие люди, не знающие русского языка. Неожиданно ко мне подошел один узбек, потом второй. Помогли мне достать мотоцикл из ямы, потом пригласили к себе домой. Я был весь в грязи, мне ничего не оставалось делать, и я согласился. В их доме встретили меня хорошо. Накормили, дали умыться, помогли сделать мотоцикл. Утром я от них уехал».

Папа много подобных случаев рассказал об узбеках. Даже сейчас, когда мы ездим в Хаву на рынок и там встречаются продавцы из Узбекистана, папа разговаривает с ними на узбекском языке.

Когда Узбекистан стал независимой республикой, там был введен государственный язык — узбекский. Везде стали требовать, чтобы люди разговаривали по-узбекски. Я думаю, можно было хорошо выучить язык, но оскорбления пережить нельзя.

Как говорит моя мама, узбеки — очень дружелюбный народ. Но почему-то тогда многие стали злыми. Например, когда мама стояла в очереди за молоком, узбеки пытались купить без очереди, создавая толпу возле прилавка. На вежливую просьбу встать в очередь они отвечали: «Езжай свая Россия, там командуй!» Особенно тяжело такого типа разговоры было слушать бабушке. Она приходила домой и плача говорила: «Я столько узбеков выучила за свои 25 лет работы в школе, и вот “заслужила” такие оскорбительные слова». Продавцы-узбеки в магазине, зная всех своих покупателей, вдруг стали делать вид, что не понимают по-русски. Вечерами на улицу никто не выходил, были слухи об убийствах. Когда в окно кто-то, проезжая на грузовой машине, бросил булыжник и разбил стекло, сомнений не было. Дедушка сказал: «Здесь нет будущего для русских, у нас маленький ребенок. Нужно ехать. Куда? В Воронеж. Там живут два бабушкиных брата, они помогут». Мама сдала последние госэкзамены. Продали коттедж и некоторые вещи, необходимое погрузили в контейнер и отправились в дорогу. Нисколько не сомневались в своей решимости жить на новом месте, готовы были жить даже в сельской местности. Ведь где же найти денег на городское жильё?

Чего бояться ехать в Россию, ведь мы же едем к своим, русским? Зачем нам нужно жить в Узбекистане, после распада СССР, ведь мы русские? Так думали все, кто решил отправиться в Россию, так думали и мои родители.

Дедушке с бабушкой жалко было продавать коттедж, в котором прожили только 5 лет. Они помнили, как стояли 15 лет в очереди на хорошую квартиру. Помнили, как радовались, когда получили новое благоустроенное жилье. На обустройство не пожалели денег, купили новую мебель, возле дома посадили деревья и виноградник. Конечно, жалко было это бросать. Были и друзья-узбеки, которые уговаривали не уезжать, например, одноклассники папы и мамы (папа и мама учились в одном классе). Они говорили: «Как мы будем жить без вас?» Но все же русские постепенно уезжали, так уехала и моя семья.

Приезд в Россию

Июль 1992 года. Мои папа, мама, бабушка, дедушка, дядя Вова и брат Артем приехали в Россию.

«Ох и жизнь нам задалась, не приведи Господи», — вспоминает бабушка. Первое время жили у ее брата. Подходящих домов для жилья не было. Деньги обесценивались. Пришлось в Малиновке заселиться в заброшенный дом. Там не было крыши, окон, дверей, полов. Вокруг росла амброзия высотой с человеческий рост, весь сад и огород заросли этой травой. Все лето строили, очищали от зарослей двор, работали все вместе.

Стройматериалами помог спецхоз, потому что папа и бабушка тут же пошли туда работать, папа механизатором, а бабушка свинаркой. За лето сделали крышу, поставили окна, двери, настелили пол, сложили печь. Первую зиму жили вместе в одной квартире. Водопровода не было, колодца тоже, за водой ходили через дорогу, к соседям. Впервые научились топить печь, носить из сарая уголь. Так же впервые научились доить корову. У нас была замечательная корова, ее звали Смуглянка, у нее все время рождались по два теленка, она давала вкусное молоко. Один теленок доставался бабушке с дедушкой, а другой нашей семье.

Бабушка говорит: «Пришлось начинать всё с нуля. Корова нам помогла, мы выжили благодаря ей, из молока делали масло, творог, сыр и даже возили продавали на железнодорожную станцию Графская. А еще держали свиней, мясо тоже продавали. Хоть мы все и работали, зарплату не платили по полгода».

Трудно было привыкнуть к суровой и длинной зиме. Но самым жестоким было не привыкание к новому месту, а то, чего мои родные никак не ожидали, — их начали называть беженцами. Дедушка говорил: «Какие мы беженцы? У нас не было войны, мы просто вынужденные переселенцы». Мама говорит: «Мне казалось, что все думают, что мы какие-то бродяги безродные». Это очень сильно давило на психику, дедушка очень переживал, потом тяжело заболел и умер. Бабушка говорит, он так и не пожил здесь в хорошей, благоустроенной квартире.

Свой «новый» дом стремились благоустроить, в первое лето не успели вырыть колодец, но зато на следующее были уже с водой, папа с дядей Вовой копали его вручную, потом вставили в него бетонные кольца, для этого кран вызывали. Потом ухитрились сделать водопровод в доме, такое «инженерное сооружение» даже я помню. Для этого установили на чердаке большую бочку. Воду насосом закачивали наверх, а потом она шла по трубе на кухню и ванную комнату. Воду грели с помощью дровяного титана. Но если вдруг кто-то забудет выключить вовремя насос, вода могла перелиться через край бочки. Тогда — катастрофа, вода будет литься с потолка. Такое было несколько раз. Поэтому за насосом строго следили. Но зато в доме была вода и горячая, и холодная.

«Дорога жизни»

Это не шутка какая-то, действительно, тропинку, которая вела от спецхоза до деревни, через поле, люди называли «Дорогой жизни».

В 90-е годы свиноводческое хозяйство спецхоз «Вишневский» оказалось в очень серьезном кризисе. Других предприятий, где могли бы работать местные жители, не было. Как раз в ту пору свинаркой работала моя бабушка. Она рассказывала, какой это тяжелый труд. Она работала там, где выращивали молодняк. Нужно было убрать навоз за поросятами вручную, затем накормить. Корм носили ведрами. Затем каждому поросенку сделать прививку, чтобы не болели. Но из-за постоянных эпидемий поголовье уменьшалось. Зарплата поэтому была маленькой, и ту выдавали с большой задержкой. Как же люди жили в таких условиях?

Мы в 6-м классе по истории средних веков изучали натуральное хозяйство. Вот примерно такое было в нашей Малиновке. У нас было 20 свиней, корова, два телка, большое количество кур, гусей. Так было в каждом дворе. У некоторых были еще овцы, козы, а также разводили пчел.

Но почему же все-таки ту тропинку называли «дорогой жизни»? И вот что мне рассказала бабушка: «Чтобы прокормить столько скотины, нужен был корм. Его просто-напросто воровали на спецхозе и носили по узкой тропинке. Все рабочие возвращались домой не через главный вход, а через дырку в заборе. Каждый уходил с сумкой, в которую умещалось по полмешка корма. Были случаи, когда на этой тропинке дежурила милиция, некоторых штрафовали. Но люди все равно воровали, и никому даже за это не было стыдно».

Так корм носили домой и мои бабушка и папа. У бабушки до сих пор руки болят.

Основное занятие местных жителей

Летом все работают на огороде. У нас хороший чернозем, картошка урождается отменная. Раньше мы по два огорода засаживали картошкой. Сажали под лошадь, то есть лошадь, запряженная плугом, делала борозду. Помню, как мы с ведрами в руках ходим вдоль борозды и кидаем картошку на определенном расстоянии. Пропалываем тяпками вручную два раза, потом окучиваем лошадью, а в сентябре собираем урожай. Надо сказать, что когда сажаем или копаем картошку, всегда на подмогу приходят соседи. И мы тоже ходим помогать им, когда нужно. Картошку осенью у нас скупают перекупщики, или мы меняем ее на арбузы, также возим сами на станцию Графская продавать.

В 90-х годах огородов было несколько: один возле дома, где-то 30 соток, и другой — 1 га в поле, а у некоторых в поле был и третий. Кроме картошки, лука и других овощей, сеяли ячмень под сено. Летом сено косили комбайном, а некоторые вручную косой. Затем нужно было сено высушить. Для этого необходимо было его переворачивать вилами и беречь от дождя. Мой брат тоже родителям помогал сено заготавливать. Только это занятие совсем ему не нравилось, потому что все тело потом горит и чешется.

Что больше всего поразило моих родителей

В России не как в Узбекистане: зима длинная, а лето короткое. Трудно было сразу привыкнуть моим родным к таким резким климатическим переменам. В Малиновке был один сельмаг, туда привозили продукты, но очень мало. Такие продукты как сахар, подсолнечное масло, гречку, пшено давали только своим рабочим на спецхозе в конце года, когда собирали урожай. И поэтому в магазине эти продукты не продавали. А мыло и стиральный порошок продавали только по талоном. Картошка и другие овощи у каждого селянина были свои. Где взять эти необходимые для жизни продукты людям, которые только что приехали? Только если купить у местных жителей. А на руках маленький ребенок, ему нужно было кашу варить с молоком и добавлять сахар.

В Малиновке такие добрые люди были. Например, соседка наша, бабушка моего одноклассника Стаса Котова — бабушка Нина (Нина Васильевна Котова) однажды принесла несколько килограммов сахара моей семье. Моя бабушка до сих пор ее добрым словом вспоминает. Соседка, которая жила через дорогу, тетя Тамара Акиньшина, стала продавать молоко, пока мои родные свою корову не завели. А старенькая бабушка Нюра, которая жила в самом начале нашей улице, принесла курицу.

Сразу стало понятно, что к зиме нужно готовиться заранее. Летом начинали заготавливать уголь, дрова; набивали погреб картошкой, морковью; солили огурцы, помидоры; варили варенье; собирали яблоки в саду. Такой заготовки в Узбекистане не было. Там все продукты покупали на рынке или в магазине.

«Нас многое удивило, — говорит мама, вспоминая о своих первых впечатлениях. — Очень понравилась природа, пруды, лес, чернозем. Не нужно было ежедневно поливать и удобрять, земля плодородная. Что ни посеешь, всё растет».

Но вся прелесть была только летом, а когда началась осень, задул холодный ветер и уже в октябре полетели «белые мухи», весь восторг от прекрасной природы явно поубавился.

В нашей деревне в 90-х годах ХХ века не было газа, не было водопровода, туалет на улице, перед домом огромная лужа и непролазная грязь. Мама возмущалась: живем в центре Европы, в 60 км от областного центра, а самих элементарных удобств нет. Сравнивала с Узбекистаном, который Россия вывела из отсталости. Там уже в 70-х годах каждый кишлак был с водой, газом и хорошими дорогами. Всей семье впервые в жизни пришлось купить резиновые сапоги.

Здесь мама узнала много новых слов, например, «магарыч», «запой». Бабушка вспомнила случай, когда нашу соседку, хозяйственную, серьезную, трудолюбивую женщину тетю Тамару везла на тачке ее дочь. Тетя Тамара была так пьяна, что не могла сама идти домой. Поразил не только сам этот факт, но и то, что это не считалось в деревне чем-то странным, это было в порядке вещей. Пили и мужчины и женщины, спивались старики.

Почему- то возле домов не было цветов. Никто не разводил цветников. Во время церковных праздников работать нельзя. Попробуй выйти на огород в такой день. Обязательно какая-нибудь тетя прибежит и будет ругаться: «Из-за вас потом засуха будет!» Нужно было соблюдать все правила деревни. Если праздник, то не работать, по меньшей мере, три дня. При этом, когда наступала пасха, все куличи покупали, никто не мог печь дома, в церковь ходили только единицы, некоторые ездили в Толшевский монастырь, который находится в Заповеднике.

Деревенские парни редко брали себе в жены девушку из другого села, в основном находили из местных. Редко кто заканчивал 11 классов, многие после 9-летки шли работать в спецхоз.

В 90-х годах появились первые фермеры. Разрешено было забрать свою землю из спецхоза (у каждого взрослого человека было по 3,5 га земли) и самостоятельно обрабатывать. Так появились фермеры Востриковы, они выращивали сахарную свеклу и зерно. Многие селяне ходили полоть к ним сахарную свеклу. За прополку по договору платили сахаром, как договоришься; кто по два мешка получал за 1 гектар свеклы, кто по три. Все зависело от сорности свеклы. Папа всегда удивлялся умелости людей быстро и ловко полоть. Люди выходили семьями и за два-три дня пропалывали целые гектары.

С первых дней знакомства с жителями Малиновки мои родители отметили красивый местный говор. По мягкому выговору безошибочно можно узнать моих земляков. Они не скажут: «куда», «упасть», «кричать», «пропасть», «смеяться», «царапаться», «барахтаться», «бодаться», а скажут «куды», «упануть», «гаять», «пропануть», «грохотать», «карябаться», «лагастаться», «брухаться». Чем плохо? Точно и образно!

Я тоже использовал эти слова, когда разговаривал с деревенскими ребятами, а в школе и дома стараюсь говорить правильно. Когда такого типа слова я говорю дома, родители улыбаются.

Когда у нас появилась корова Смуглянка, родители пасли целое стадо. Все, у кого были коровы, пасли их по очереди. В стаде насчитывалось около 40 коров. Значит, через каждые 40 дней наступал черед их пасти. Пастуха в деревне не было. Бабушка помнит, что среди местных было выражение — «стеречь коров».

Когда наступает черед стеречь коров — это событие для семьи очень ответственное. Помогать приезжали даже родственники из города, в этот день родители не ходили даже на работу, а дети на учебу. Каждая корова знала дорогу к своему дому. В конце дня, когда возвращали коров домой, слышны были приветливые слова односельчан: «Ну что, отмучились?»

Сейчас, в наше время, столько коров в деревне не найдешь. Осталось одна или две коровы на все село. Папа говорит, раньше держали, потому что вынуждены были, а сейчас жить стали лучше и молоко проще в магазине купить, чем ухаживать за домашними животными, убирать, доить, сено заготавливать.

В Малиновке по имени-отчеству зовут редко, и то только учителей. В основном обращаются по имени в уменьшительно-ласкательной форме. Например, к мужчинам: Борисок, Игорёк, Витек, Сашок; к женщинам: Ниночка, Верочка, Валюшка, Манюшка. У многих есть прозвище, вернее, прозвище приставляется к имени. Например, Коля — Чулюкан, Сережа — Колбасник, Нина — Угловая. Иногда прозвища передаются детям по наследству, как фамилии. Например, одну девочку называли Оля Змеева, можно подумать это фамилия такая; оказалось, она Оля Телегина, а «змей» — это прозвище ее отца.

«А вообще-то у нас очень дружная улица была в Малиновке», — вспоминает бабушка. Иногда праздники отмечали прямо на улице. Летние обязательно с застольем, песнями и танцами. Только пели и танцевали одни женщины, мужчины пили много, им было не до танцев и песен. Местные женщины знали много песен, и хорошо их пели. Зимой собирались в карты играть, или гадать. Бабушка соседей научила готовить плов по-узбекски.

Мама с улыбкой вспомнила Славика (это сын тети Тамары). Когда весной «начинался огород», он выставлял в окно колонки от магнитофона и включал музыку, вся улица слушала его любимую песню «Розовые розы… Светке Соколовой…». А тетя Тамара ходила «руки в боки» и наблюдала за всеми соседями, кто чем занимается.

А по вечерам вся молодежь собиралась на «пятачке». На мотоциклах и велосипедах на нашу улицу приезжали даже из Вишневки, и даже из Хавы.

Разные в Малиновке люди проживают, но в основном они всегда были добрыми и простыми. У Артемки друг есть из Малиновки — это Алешка Золоторев. Когда мы уехали в Вишневку, Алешка к Артемке ездил на велике и в снег, и в грязь. Это 7 километров. Да и Артем к нему тоже.

Автобус

Село Малиновка входит в состав Спасского сельского поселения. До ближайшего села Вишневки — 7 км. Когда-то в Малиновке была начальная школа, но ее закрыли еще в 70-х годах, и поэтому все дети из Малиновки стали ездить в школу в Вишневку на автобусе. В каждом классе было по два — три школьника из Малиновки. Это сейчас их возят на хорошем автобусе, который выдали по губернаторской программе «Школьный автобус». А в 90-х годах ребята ездили на стареньком и маленьком.

Он возил и рабочих на работу на спецхоз, и детей в школу. В любую погоду люди стояли на дороге и ждали автобус в назначенное время. В автобусе узнавали все новости. Но если вдруг автобус ломался или, еще хуже, дорога была занесена снегом после метели (а то и другое случалось часто), то люди на работу ходили пешком. А для детей наступал настоящий праздник, ведь автобус не мог довезти их до школы и появлялась причина не учиться. Школьники в такие дни не учились вообще и очень этому радовались. В это время очень тяжело приходилось маме — ей нужно было ходить на работу в Вишневку пешком (в школу она устроилась сразу после приезда), а потом возвращаться обратно домой. Но мама вспоминает то время и говорит: «Зато у меня сердце не болело, потому что много ходила пешком, ведь это полезно для здоровья».

А бабушка вспомнила, как она удивлялась местным порядкам в автобусе: «Первых в автобус пропускают детей, взрослые и даже старики потом заходят. Дети занимают места и едут сидя, а взрослые стоят. А еще такой порядок есть, если человек голосует не на остановке, водитель не останавливается, чтобы посадить в автобус. Однажды две бабушки шли пешком, водитель не остановился, говорит: не положено, опаздываю, я только детей и рабочих спецхоза должен возить. И не взял.

В Узбекистане другие порядки, старикам там место уступают. Дети никогда не сидят в автобусе, если рядом стоит взрослый человек. Малыши сидят у взрослых на коленях. А шофер никогда бы не проехал мимо стариков, не задумываясь, взял бы этих двоих, пристроил куда-нибудь, другие бы потеснились».

Переезд в Вишневку

Я уже писал, что мой папа сразу после приезда в Россию стал работать механизатором, он и сейчас им работает. Конечно, когда он учился в школе, то никогда не думал, что будет сельским жителем и будет работать на тракторе. Когда приехали в Малиновку, то здесь другой работы не нашлось, а сейчас уже он стал хорошим специалистом по выращиванию сахарной свеклы. Его урожай ежегодно самый лучший в районе. Два года назад ему телевизор подарили на День сельского хозяйства. У него много грамот и дипломов. О нем часто пишут в местной газете «Верхнехавские рубежи». Но самое главное — это его заработок. Он в течение года зарплату не получал, а в конце года получал около 100 мешков сахара. Для сахара была отведена одна из комнат в квартире. Сахар в течение года папа продавал мешками. Поэтому появилась возможность строить дом.

Строительство затеяли в 1996 году. Пусть медленно, но всё же своими руками дом был достроен в 2004 году. В 2007 году провели долгожданный газ. В доме у нас есть водопровод, санузел и второй этаж, где находится моя комната. Сейчас условия в нашем доме ничем не хуже городских. Столько скота, как раньше, мы уже не держим, у нас есть только куры и один поросенок. Мама говорит, мясо дешевое на рынке, а корм дорогой, невыгодно стало заниматься сельским хозяйством. Огороды тоже все забросили. Остался только один возле дома. Картошку сажаем только для себя.

Спецхоз «Вишневский» сейчас преуспевающее хозяйство. Превратился в огромный агрохолдинг. Свинарки, которые сейчас там работают, получают достойную зарплату. Им запрещено дома держать свиней; когда они приходят на работу, моются в душе, потом заходят к поросятам. В корпусах все чисто, все сделано по немецкой технологии. Ручного труда нет. Поросята на спецхозе вырастают за 7–8 месяцев. А в домашних условиях поросенок растет не меньше года. Но мы мясо из спецхоза не покупаем, оно невкусное.

Мама и бабушка работают в школе, мама — учителем истории, а бабушка — учителем химии. Дядя Вова женился и живет в Верхней Хаве, у него маленький сыночек Антошка. Артем уже студент 3-го курса педагогического университета. Жизнь, можно сказать, наладилась. Мама говорит: «Сейчас все мы себя чувствуем полноправными гражданами России».

Хочу заметить, что кроме нашей семьи здесь проживают другие переселенцы из различных республик бывшего Советского союза. Все живут сейчас хорошо. Родители по интернету в социальных сетях нашли многих своих друзей, одноклассников, бывших соседей, общаются с ними (недавно я их научил общаться и по скайпу). Добрым словом вспоминают, как хорошо раньше все вместе жили в Узбекистане. Папа говорит: «Очень хочется встретиться, съездить, немного погостить, поесть узбекских лепешек и вернуться обратно в Россию. Здесь теперь наш дом».

У каждой семьи, конечно, своя история, своя трагедия. Были такие, которые не выдерживали и возвращались обратно. У многих сохранились и сейчас проблемы, связанные с получением гражданства и жилья.

Родители часто вспоминают Малиновку, первые годы жизни в России. Помнят, как их встретили местные жители. Конечно, здесь было совсем не так, как они привыкли в Узбекистане. В Малиновке жизнь была, конечно, не малина… Но всё же всех своих соседей мама, папа и бабушка вспоминают добрым словом.

Фотография к работе Е. Андриановой, Д. Соболева, А. Колесникова

Капитон Мельников (в центре) во время службы в армии. 2014 г

Фотография к работе Е. Андриановой, Д. Соболева, А. Колесникова

Капитон Мельников в Персии. 1914

Фотография к работе Е. Андриановой, Д. Соболева, А. Колесникова

К.С.Мельников. 1915

Фотография к работе Е. Андриановой, Д. Соболева, А. Колесникова

К.С.Мельников.1917

Фотография к работе Е. Андриановой, Д. Соболева, А. Колесникова

Связисты русской армии в горах. 1916

Фотография к работе А. Антоновой

Песенник из Урюпинска

Фотография к работе А. Антоновой

Красноармейская книжка Степана Ивановича Попова

Фотография к работе А. Антоновой

Степан Иванович Попов

Фотография к работе А. Антоновой

Выпуск гимназии. 1924

Фотография к работе А. Антоновой

Герман и няня Аня

Фотография к работе А. Антоновой

Гимназистки. 1924

Фотография к работе Д. Гизатуллиной

Гостинница Башкирова

Фотография к работе Д. Гизатуллиной

П. Е. Степанов и его жена

Фотографии к работе Т. Глазыриной, Е. Епанчинцевой

Владислав и Лидия Тхоржевские. Их судьбу мы прослеживали по дневникам, письмам, восстанавливали хронологию событий. Их воспоминания провели нас по событиям тех времен.

Фотографии к работе Т. Глазыриной, Е. Епанчинцевой

Владислав и Лидия в юности во время учебы в Свердловске. 1940

Фотография к работе Т. Глазыриной, Е. Епанчинцевой

Справка о мобилизации Владислава Тхоржевского

Фотография к работе Т. Глазыриной, Е. Епанчинцевой

Ответ на запрос Лидии о местоположении мужа

Фотографии к работе Т. Глазыриной, Е. Епанчинцевой

Поздравительная открытка, написана Владиславом сыну Виталию

Фотография к работе И. Грибович, Е. Жуковой, А. Магзоевой

Монгольское консульство

Фотография к работе И. Грибович, Е. Жуковой, А. Магзоевой

Авторы создали макет кабинета Ларисы Литвинцевой

Фотография к работе И. Грибович, Е. Жуковой, А. Магзоевой

Дом, в котором были найдены письма Ларисы Литвинцевой

Фотография к работе И. Грибович, Е. Жуковой, А. Магзоевой

Письма Ларисы Литвинцевой

Фотография к работе И. Грибович, Е. Жуковой, А. Магзоевой

Спектакль в Городском театре

Фотографии к работе И. Грибович, Е. Жуковой, А. Магзоевой

Макет кабинета Ларисы Литвинцевой

Фотография к работе Д. Мочалова

Дедушка, брат Артём, папа, мама, бабушка. Малиновка. 1992

Фотография к работе Д. Мочалова

Родители пасут коров. Малиновка. 1993

Фотография к работе Д. Мочалова

Папа и Артём. Малиновка. 1992

Фотография к работе Д. Мочалова

Артём во время работы в поле. 2004

Фотография к работе М. Передок

И. М. Зальцман на демонстрации

Фотографии к работе М. Передок

Детали чугунной решётки в «Зальцмановском парке» (ныне парк им. Терешковой)

Фотография к работе М. Передок

Сохранившиеся скульптуры в «Зальцмановском парке» (ныне парк им. Терешковой)

Фотография к работе М. Передок

Новостройки на улице И. М. Зальцмана в микрорайоне Чурилово

Фотография к работе М. Передок

Исаак Моисеевич Зальцман

Фотография к работе О. Регулярной

Павел Иванович Чистов, дед В. А. Бушуева. 1939

Фотография к работе О. Регулярной

Виктор Бушуев

Фотография к работе М. Передок

Автограф И. М. Зальцмана

Фотография к работе О. Регулярной

Павел Иванович Чистов (второй справа). Приёмка лагеря для немецких военнопленных. 1945

Фотография к работе О. Регулярной

Праздник 8 марта в клубе

Фотография к работе О. Регулярной

В. А. Бушуев с мамой Ниной Павловной

Фотография к работе О. Регулярной

Новый год. 1998

Фотография к работе О. Регулярной

Семья Ираиды Васильевны. 1991

Фотографии к работе О. Регулярной

Самодельные игрушки, сделанные В. А. Бушуевым из остатков пломбировочного материала

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Страницы диплома об окончании В. А. Ямбиковым

Казанского государственного ветеринарного института

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Василий Александрович Ямбиков. 1941

Фотографии к работе М. Ямбиковой

В. А. Ямбиков (в центре) с сослуживцами. 1942

Фотографии к работе М. Ямбиковой

В. А. Ямбиков. 1942

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Ответ на запрос моего дедушки (Н. В. Ямбикова) об отце

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Свидетельство о рождении Александра, сына В. А. Ямбикова

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Свидетельство о рождении В. А. Ямбикова

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Конверт, в котором пришел ответ на запрос моего дедушки (Н. В. Ямбикова) об отце

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Свидетельство о браке Любови и Василия Ямбиковых

Фотография к работе М. Ямбиковой

Любовь Николаевна, жена В. А. Ямбикова

Фотография к работе М. Ямбиковой

Письмо В. А. Ямбикова с фронта. 1941

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Удостоверение В. А. Ямбикова

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Ответ из Архива Минетстерства Обороны СССР

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Письма В. А. Ямбикова с фронта

Фотография к работе М. Ямбиковой

Сообщение из Ветеринарного управления Красной армии о том, что В. А. Ямбиков пропал без вести. 1943

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Письма В. А. Ямбикова с фронта

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Письма В. А. Ямбикова с фронта

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Письма В. А. Ямбикова с фронта

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Письма В. А. Ямбикова с фронта

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Письма В. А. Ямбикова с фронта

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Письма В. А. Ямбикова с фронта

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Письма В. А. Ямбикова с фронта

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Письма В. А. Ямбикова с фронта

Фотографии к работе М. Ямбиковой

Письма В. А. Ямбикова с фронта