ПОЧЕТНЫЙ КОМСОМОЛЕЦ

Петра не раз видели в слезах, когда умер Владимир Ильич Ленин.

Об этом говорили товарищи. И вспоминала об этом Анна Петровна. Она недавно появилась в гостинице «Париж». 3 января 1924 года у Смородиных родилась дочь Майя. Перед тем как отвезти жену в больницу, Петр написал в Боринское: «Приезжай, мама, поскорей, у меня кто-то должен родиться». Мать приехала. На другой день привезла домой невестку с внучкой. Петр сидел в кресле, облитый слезами, даже не поднялся с места, сказал с тоской:

— Горе-то какое — умер Ленин!

Но жизнь шла и требовала действий. За три дня до смерти Ильича закрылась XIII конференция РКП (б).

Она осудила троцкизм как мелкобуржуазный уклон от марксизма. Потребовала увеличить пролетарское ядро в рядах партии. И приняла ряд мер, относящихся к хозяйственной жизни страны: о развертывании государственной и кооперативной торговли, о снижении цен на промышленные товары, о проведении денежной реформы и о внеочередном развитии металлической промышленности.

Начался ленинский призыв рабочих в партию. Рабочие сами выдвинули лозунг: «Кто покрепче — в ряды РКП (б)!»

Сто шестьдесят тысяч заявлений подала рабочая и крестьянская молодежь в РКСМ за три месяца. Цекамол немедленно поддержал это движение и начал кампанию по вовлечению комсомольцев-рабочих в партию. В дни ленинского призыва комсомол передал в партию двадцать шесть тысяч лучших своих членов. На ближайшие два месяца Цекамол предложил запретить прием в союз всех, кроме рабочих от станка и крестьян, занятых непосредственно в сельском хозяйстве.

В дни ленинского набора рабочую и батрацкую молодежь принимали в комсомол без рекомендаций и кандидатского стажа, прямо на открытых комсомольских собраниях. К VI съезду вступило в ряды союза почти четыреста тысяч молодых рабочих и крестьян.

В конце января и в феврале Смородин подписал несколько циркуляров, которые укрепляли позиции комсомольцев в борьбе с идеологическими шатаниями: «О пропаганде ленинизма в союзе» и «О продлении вербовки рабочего и крестьянского юношества в РКП и РКСМ».

Одновременно Цекамол на пленуме 1 февраля 1924 года, обсудил вопрос: как именовать союз в дальнейшем? Вызывалось это той необходимостью, что на шестом заседании экстренного пленума 25 января было принято единогласно лишь принципиальное решение: «Присвоить Российскому Коммунистическому Союзу Молодежи имя товарища Ленина».

Петр Смородин, внеся это предложение, в своей речи 26 января назвал РКСМ Ленинским Коммунистическим Союзом Молодежи. Но кое-кто из участников февральского пленума усмотрел, что два слова, стоящие рядом — «Ленинский» и «Коммунистический», — весьма близки по значению. Поэтому были высказаны еще три предложения: 1) Коммунистический Союз Молодых Ленинцев, 2) Российский Коммунистический Союз Молодежи (Ленинцев) и 3) Ленинский Союз Молодежи.

После всестороннего обсуждения решили остановиться на формулировке Смородина, но впереди поставить слово «Российский»: «Российский Ленинский Коммунистический Союз Молодежи». Пока же именовать союз по-старому: РКСМ. Но вернуться к вопросу о новом названии на пленуме Цекамола, который должен состояться накануне VI Всероссийского съезда.

Так и было: на пленуме 10 июля 1924 года формулировка не изменилась: РЛКСМ. Ее и принял VI съезд комсомола на торжественном заседании.

3 апреля 1924 года в ЦК РКП (б) состоялось специальное совещание по работе среди молодежи с участием членов ЦК партии, а также всех членов и кандидатов ЦК РКСМ и представителей от десяти губернских организаций. Совещание подвело итоги прошедшей дискуссии и отметило, что по всем принципиальным вопросам комсомол проявил полное единство взглядов и солидарен с партией.

Эта же мысль была подчеркнута и в решениях апрельского пленума ЦК РКСМ:

«Дискуссия выявила полное понимание большинством членов союза молодежи его роли как резерва и помощника партии, готовность широких масс комсомольцев приложить все силы для выполнения задач, поставленных коммунистической партией…»

Пленум Цекамола состоялся 7 апреля 1924 года.

На нем все руководящие работники узнали о намерении Смородина уйти на учебу.

Председательствовал Васютин. Он и предложил сформировать новое Бюро, на плечи которого ложилась бы вся подготовка к VI съезду. В Бюро вошли: Смородин, Чаплин, Белоусов, Васютин, Бела Кун, Павлов, Рогов, Тарханов и Файвилович.

Неожиданно для товарищей Петр сказал, что он голосует единодушно со всеми, но, видимо, рассчитывать на него не следует. Он сегодня будет говорить со Сталиным об освобождении от работы в Цекамоле, так как намерен учиться. Его отговаривали, он стоял на своем непреклонно, потому что все уже решил, как подсказывала совесть.

Да, у каждого политического деятеля есть своя мера времени, свой диапазон. Революция, гражданская война, первые годы нэпа, — пожалуй, никто, кроме Петра, не мог так ярко возглавить армию комсомола. Теперь наступил мирный период. И уже железной воли, рабочей закалки и безусловной преданности партии было недостаточно. И надо было учиться, пока не поздно, чтобы стать крупным деятелем партии. Да и по годам неугомонный Петр стал считать себя «стариком»: двадцать семь лет — возраст малокомсомольский!

8 апреля Бюро Цекамола предоставило своему генеральному секретарю трехмесячный отпуск. Через две недели Смородин передал дела Николаю Чаплину и уехал в Крым, в Суук-Су.

Возвратился Петр к пленуму 10 июля. Активно работал на съезде, приняв участие в составлении манифеста «Ко всем комсомольцам, ко всей рабочей и крестьянской молодежи».

При обсуждении манифеста он сказал:

— Надо говорить о том, как мы, опираясь на заветы Ленина, должны строить социализм. Главное, ответить на вопрос, почему мы берем образ Ленина на знамя комсомола. Потому что нет лучше имени в истории трудящихся всех стран и народов!

Николай Чаплин поддержал Смородина. От сердца легли на бумагу такие проникновенные слова:

«…Не для красного словца, не из желания носить лучшее из всех имен, не только для того, чтобы почтить уважением память великого усопшего, приняли мы это решение. Нет, мы приняли его для того, чтобы вся трудящаяся молодежь всех народов, населяющих СССР, вместе со своим передовым отрядом — Коммунистическим Союзом Молодежи — прониклась единой волей и твердой решимостью научиться по-ленински жить, работать и бороться, осуществлять заветы, оставленные нам Лениным».

Съезд прошел дружно. Да и состав его радовал: почти тысяча делегатов, из них девятьсот двадцать пять — члены и кандидаты в члены партии. И представляли они могучую армию молодых строителей социализма — семьсот две тысячи комсомольцев.

На первом торжественном заседании съезд постановил присвоить комсомолу имя Ленина и переименовать РКСМ в Российский Ленинский Коммунистический Союз Молодежи (РЛКСМ). Съезд присоединился к решениям XIII съезда РКП (б), осудив теорию нейтральности комсомола в борьбе с антипартийными уклонами.

За семь дней напряженной работы были рассмотрены многие вопросы: отчетный доклад Цекамола; основные задачи РЛКСМ; отчет русской делегации в Исполкоме КИМа; политическое воспитание молодежи и ленинизм; перспективы юношеского труда и задачи экономической работы РЛКСМ; о работе в деревне; об очередных задачах детского коммунистического движения и о работе комсомола в Красной Армии и Флоте.

Делегаты съезда расставались со Смородиным с болью в сердце.

Один из делегатов предложил присвоить Смородину звание почетного комсомольца.

— Мы не раз дрались с Петром, особенно в последнее время, — сказал он. — Но разногласия были у нас только во имя нашего союза. Но с уходом Петра настало время подводить итоги. У комсомола есть история семилетней славной борьбы на всех фронтах. И если говорить об истории, никак не пройти мимо Смородина. Он был всегда с нами — и на фронте гражданской войны, и когда мы дрались против уклонов в нашем союзе. А еще раньше, когда появился «Труд и свет», Смородин был первым борцом внутри этой мелкобуржуазной организации за создание Ленинского Коммунистического Союза Молодежи.

Еще одна заслуга товарища Смородина в том, что он проложил на практике путь выдвижения рабочих. Петя Смородин, ленинградский металлист, первый показал, что рабочие могут руководить. Я лично… ни разу не видел, чтобы он хотя на минуту отошел от ленинской линии. Я думаю, что для воспитания новых ленинцев примером должен быть Петя Смородин. Да здравствует наш комсомол, который даст тысячи Смородиных нашей партии!

Смородин ответил в своей обычной манере — скупо и строго:

— Товарищи, я думаю, что речи, которые здесь произносили, не к месту. Мы еще встретимся на более сложной работе, где будем друг друга проверять.

Он подтвердил: да, дрались, но без каких-либо личных побуждений, потому что всегда выше всего ставили единство организации.

— А проводы — это просто наша привычка комсомольская! Мы встретимся еще на работе и если нужно будет, то, может быть, и подеремся за наше дело, и я буду не последним в рядах тех, кто будет вести борьбу за ленинизм!

Петру присвоили звание почетного комсомольца. И проводили на учебу.

Вместе с ним ушли на курсы Белоусов, Васютин, Черкасов. Первым секретарем избрали Николая Чаплина. В Бюро ЦК появились новые люди — Александр Мильчаков, Сергей Соболев, Дмитрий Матвеев, Максим Сорокин. А после VII съезда комсомола и Александр Косарев…

О занятиях Петра на курсах марксизма сохранилось мало свидетельств. Жил он по-прежнему в «Париже», с матерью, женой и дочерью. Все аудитории находились неподалеку — десять-пятнадцать минут хорошего хода. Пешком он любил ходить и в библиотеку.;

Он поставил себе задачу — все прочесть, решить и написать, что полагалось по программе средней школы. Многое было ему известно шире, чем в курсе гуманитарного вуза, но были пробелы в математике, физике и химии. И это он осваивал факультативно, когда выпадали свободные от курсов минуты. Занимался он с той же энергией, как работал в аппарате Цекамола. Но пять-шесть часов для сна выдерживал, иначе начинались боли в контуженой голове, и день пропадал зря.

И все же на курсах он провел больше обычных двух лет: приходилось делать перерывы и подлечиваться.

Лекторы были самые различные: блестящие и серые; мыслители и компиляторы; творцы и начетчики. Выделялись выгодно Покровский, Ярославский, Невский, Быстрянский.

Кое-что рассказал о Смородине тех дней Сергей Бороздин. Впервые они увиделись на VI съезде комсомола. Бороздин был его делегатом. Потом он работал в Политуправлении Балтийского флота и приехал в Москву в марте 1926 года на VII съезд ВЛКСМ.

Краснофлотцы хорошо помнили Смородина, любили его и взяли с Бороздина слово, что он непременно повидается с Петром.

— А если не примет? Он ведь занят небось выше головы. К тому же и в комсомоле теперь не работает.

— Это Смородин-то не примет? Ну ты плохо знаешь нашего Петра, — говорили ребята. — Не было такого случая, чтобы Петр не отозвался на комсомольские заботы.

На другой день после закрытия съезда Бороздин пошел к Смородину с Чаплиным.

«К нам вышел приветливый, с усталыми, слегка покрасневшими от непрерывного чтения глазами человек. Пригласил войти. Всюду: на столе, на стульях, даже на диване — книги, тетради, листы бумаги с какими-то записями. Красный карандаш лежал поперек открытой страницы объемистого тома — стенографического отчета X съезда РКП (б). Поверху написано: «Выступление В.И. Ленина».

Петр Иванович Смородин учился так же страстно и самозабвенно, каквосемь лет назад воевал с белыми, как потом, после войны, работал в комсомоле…»

Чаплин представил Бороздина: «Красный флотоводец». Ему балтийцы поручили повидать Смородина и поговорить с ним.

— И мы решили помочь товарищу. Прости, что отвлекли от занятий.

Смородин заметно оживился и даже обрадовался, что его отвлекли. Петр спрашивал о комсомольских делах на флоте — конкретно, знающе. Удивило Бороздина, что он отлично помнил многих краснофлотцев, с которыми разговаривал когда-то, и спрашивал, как закончилось то или иное дело, с которым к нему обращались. Очень порадовал Петра рассказ Бороздина о комсомольских воскресниках по ремонту судов, на которых штаб КСМ распоряжался всеми работами. Бороздин спросил:

— Что самое важное в комсомольской работе на флоте?

Смородин изложил в ответ целую программу.

— Шефство над флотом — не парадная затея с речами и отчетами. Их вообще не должно быть у комсомола. Чтобы не превратить грандиозное дело в шумиху, надо всем сердцем любить комсомольскую работу и пи на секунду не забывать о своей ответственности перед молодежью, перед Родиной, перед партией.

Потом он говорил о том, как важно обратить особое внимание на каждого краснофлотца. Вникать в заботы любого, кто обращается за помощью.

— Никогда в погоне за охватом массы нельзя забывать отдельного человека с его мыслями, настроениями, интересами, даже печалями. Больше всего надо бояться равнодушия: оно возникает обычно, когда забывают об отдельном человеке. И конечно, не следует замыкать свою работу в пределах Балтийского флота. Расширяйте связи с заводами, шахтами, вузами, школами. И не только в Ленинграде, но по всей стране. Надо, чтобы каждый матрос чувствовал дыхание Родины и осознавал свой труд частицей общего народного дела!..

Дома у Петра дела шли размеренно. Добрая Анна Петровна была погружена в заботы: накормить сына, невестку, позаботиться о внучке; Елена Михайловна работала, часто ходила в театр, на концерты. И иногда не скрывала, что «каторжная» работа Петра кажется ей излишней: и без курсов Петр был желанным в любой организации партии от ЦК до горкома.

— Не трави душу, Алена! — отвечал он ей. — Я не добился образования в детстве и в юности и делаю это сейчас как коммунист, со всем пылом души. А сходить в театр или повеселиться — да кто ж нам помешает? Но помни одно: мы не белоручки и жить должны по-рабочему.

Но обещания сбывались редко. Петру нелегко давалась наука в зрелые годы, особенно политическая экономия и история философии. И вечера оказывались самыми ценными для подготовки, тем более что он был просто одержим мыслью: успеть, не отстать от товарищей, справиться с напряженной учебной программой курсов.

 

ПЕРВЫЕ ШАГИ НА ВАСИЛЬЕВСКОМ ОСТРОВЕ

После окончания курсов марксизма в феврале 1928 года Петр был на распутье: то ли Москва, где прошли последние семь лет, то ли любимый Питер, где он стал коммунистом. Решил это дело Сергей Миронович Киров: ему были остро необходимы новые кадры.

Партийная организация Ленинграда нелегко перенесла борьбу с «новой оппозицией» и с троцкистско-зиновьевским антипартийным блоком. Правда, к концу 1928 года отошли от открытой фракционной борьбы ее участники. Но скрытые фракционеры остались. Надо было резко усиливать идейно-политическую работу, чтобы партийные массы вынесли окончательный приговор людям, которые их подло обманывали.

Страна завершила восстановление народного хозяйства после разрухи. Партия взяла курс на социалистическую индустриализацию и подготовку сплошной коллективизации. Уже составлялся первый пятилетний план, городу Ленина отводилось исключительное место в развитии тяжелой индустрии и электрохимии. Для выполнения этой программы надо было пополнить организацию людьми стойкими, готовыми отдать все силы для победы социализма.

Сергей Миронович сам был воплощением лучших черт партийного руководителя и запросил в ЦК ВКП(б) в помощь достойную группу товарищей, крепких ленинцев. Так появились на берегах Невы Михаил Чудов (второй секретарь обкома партии), Петр Петровский (редактор «Ленинградской правды»), Петр Чагин (редактор «Красной газеты»), Антон Милославский (секретарь Ленинградского окружкома ВКП(б), Александр Митрофанов, Павел Семечкин и другие. Затем приехали и вожаки первых питерских комсомольцев — Петр Смородин и Сергей Соболев. Сергей был избран секретарем обкома ВЛКСМ. Петр, который выезжал с курсов в Крым и блестяще выполнил там работу по разгрому зиновьевской оппозиции, стал заведовать орготделом Василеостровского райкома ВКП(б), где секретарем был старый большевик, член партии с 1907 года Петр Иванович Струппе.

Смородину пришлось решать много больших неотложных партийных дел.

Главной опасностью в партии стал правый уклон. Правые оппортунисты резко возражали против высоких темпов индустриализации, против развернутого наступления на кулака. Они отрицали возможность построения социализма в СССР, капитулировали перед трудностями. Их позиция вела к реставрации капитализма, и сами они становились рупором антисоветских сил в стране. Надо было день за днем вести борьбу с этими капитулянтами. Не только выступать на собраниях с разоблачением нытиков и паникеров, но и смелее вовлекать в партию передовых рабочих, готовых идти на любые жертвы, на подвиг для победы социализма. И значительно усиливать идейное, ленинское воспитание членов ВЛКСМ.

Сохранился газетный отчет о первом выступлении Смородина с большой речью на пленуме Василеостровского райкома ВКП(б) в августе 1928 года. Обсуждался вопрос о росте партии. Были и такие суждения: цвет рабочего класса, его лучшая часть уже находится в рядах партии, и поэтому нет широких перспектив для роста. Представители некоторых заводов утверждали, что рост у них затруднен по причине значительной части крестьянского состава.

Смородин сказал, что крестьянский состав — не помеха. Это даже стимул для более интенсивной работы. Ведь недавние крестьяне, проработав у станка два-три года, значительно затронуты пролетарской психологией. Дело рабочего коллектива — развить все лучшее, что зародилось в душе у новичков, чтобы получить из них рабочих-большевиков. А для этого необходимо ставить по-новому партийную работу с беспартийным активом.

Он же и внес предложение, одобренное пленумом: к XVI съезду ВКП(б) каждый коммунист должен подготовить для вступления в партию Ленина одного беспартийного рабочего.

В эти дни ленинградцы радушно принимали Алексея Максимовича Горького. Его выступления на заводах и на собраниях молодежи стали большим событием в культурной жизни красного Питера. Больше того, они помогли многим лучше понять и оценить замечательные достижения Страны Советов и пути движения вперед, потому что в каждой речи Горького была твердая вера в победу нового общественного строя.

Смородин с товарищами встречал Горького на вокзале 29 августа, а на другой день сопровождал на встречу с рабочими Балтийского завода.

Петр не раз видел Алексея Максимовича. Особенно запомнился ему Горький на Марсовом поле в Первомай 1917 года и в день приезда Ленина на II конгресс Коминтерна 19 июля 1920 года. Встречались они и у Алексея Касторовича Скороходова. Что-то осталось в Горьком без перемен: привычный серый костюм, неизменный длинный мундштук для папирос и глуховатый басистый голос с резким нижегородским нажимом на букву «о». И казалось, что этого «о» в русском языке многовато.

— Только поменьше шуму, Петр Иванович, — попросил Горький. — Мешает он думать, глядеть, говорить.

Петр передал балтийцам: не устраивайте толчеи при встрече, дайте спокойно выступить Горькому в цехе. Сам он мало верил, что его указания выполнят. Так оно и вышло.

Когда он с Горьким подъезжал к воротам завода, там уже никто не работал. Тысячная толпа ринулась к автомобилю. Горького подхватили десятки рук и стали поднимать, чтобы внести на территорию завода.

— Ребята, к чему это? — добродушно басил Алексей Максимович. — Бросьте, шуты драповые, штаны разорвете!

— За штаны не бойся, Максимыч, целы останутся! — отвечали рабочие, бережно пронося Горького в заводских воротах.

Петр отметил, что с первых же минут начались душевные, сердечные отношения рабочих с прославленным писателем. И это не удивило. Ведь и они и он были людьми одного класса, одного дела, в прямом смысле близкие товарищи.

Горький и выступил как старый товарищ.

— Самое дорогое и близкое, что мне пришлось увидеть и в чем я не ошибся, это то, что в рабочем классе растут и выросли за это время люди, которые поняли, что они хозяева страны. Они поняли, что каждый день их работы укрепляет их Советскую власть. Вечером того же дня Смородин привез Алексея Максимовича на собрание комсомольского актива в Мариинский театр. Молодежь встретила Горького овацией. Он произнес большую речь, в которой выделил три аспекта:

— Сегодня я был на заводе, где в дьвольской тесноте, почти голыми руками, люди строят многотонные морские суда. Пришло время думать о механизации труда, направить на это неисчерпаемую рабочую смекалку…

Здесь много говорили о готовящемся нападении буржуазии. Я хочу сказать еще об одном враге. Он живет в нас, он мешает нам понять, что в этой стране мы — творцы, мы созидатели всего, что есть вокруг. Этот враг заставляет многих людей забывать, что они — хозяева, а по этой причине им надо, например, меньше пить водки, надо сделаться во всех отношениях культурнее и грамотнее…

Победа рабочего класса обеспечена. Старому миру осталось жить недолго. Наши будни — не будни, а праздники, не мирное житье, а классовый бой. Побольше радости, творческого пафоса, побольше уважения друг к другу, больше веры в себя, в свою победу!

Что-то невообразимое творилось в зале, когда редактор газеты «Смена» Олег Адамович бросил с трибуны:

— Не уезжай от нас, Алексей Максимович, живи на родине, где тебя так любят!

Горький смахнул слезу, долго ждал, пока воцарится тишина:

— Я скоро вернусь, друзья!..

Большим целям воспитания служили и проходившие в городе бытовые конференции. В январе 1929 года первую такую конференцию провели комсомольцы Выборгской стороны. Остро обсуждались на ней три вопроса: борьба за культуру труда (досрочное выполнение производственных планов, чистота рабочего места, строгое соблюдение правил техники безопасности); отношения в новой семье (вовлечение женщин в общественно полезный труд, воспитание детей, взаимное уважение, дружба, любовь); борьба с пьянством как с оружием классового врага (требования немедленно закрыть Владимирский игорный клуб, ночные бары, сократить продажу водки в магазинах и запретить торговлю ею в общественных местах, в том числе и у заводских ворот).

Секретарю райкома ВЛКСМ Р. Владимирову Смородин подсказал провести аналогичную конференцию на Васильевском острове и сам принял в ней живейшее участие. В своем выступлении перед молодежью он особенно подчеркнул, как важна цельность личности комсомольца на работе и в домашнем быту.

— Пролетариат, к которому вы принадлежите, имеет право требовать отчета, что вы делаете со своей жизнью. И всегда помните: комсомолец — передовик в цехе, образцовый семьянин (он умеет делить с женой все трудности домашнего быта и воспитания детей) и враг разболтанности и пьянства.

Одновременно он рассказал об итогах ноябрьского (1928 год) Пленума ЦК ВКП(б), где был остро поставлен вопрос о борьбе с правым уклоном. И призвал комсомольцев круто повернуть к изучению ленинизма, так как с трудами Ленина даже активисты знакомы слабо.

— Я знаю, что у многих из вас есть книги Владимира Ильича. Только боюсь, что они запылились: не доходят до них ваши руки!

«Смена» поддержала мысль Смородина и выступила с острой статьей, где назвала некоторых активистов, которым труды Ленина знакомы только понаслышке.

Сергей Миронович Киров в январе 1929 года на районной Выборгской конференции ВЛКСМ остро развил эту мысль со ссылкой на статью в «Смене». Он говорил, что диктатура пролетариата с каждым годом укрепляется, Советская власть приобретает все большее и большее значение. А наряду с этим у нас большой пробел в ленинском воспитании молодежи. У нас еще есть старая ленинская гвардия, которая показывает образец идейной, партийной закалки. Но она невечна.

— Пройдет еще с десяток лет, старая гвардия уйдет с работы. Так глядите вперед: нельзя допустить, чтобы руководство страной перешло к неподготовленной молодежи.

И Киров требовал: каждодневно воспитывать молодежь на трудах Ленина, видеть в правом уклоне главную опасность момента. Победа социализма обеспечена: велики и грандиозны планы партии по индустриализации страны. Но почивать на лаврах нечего. Надо работать с огоньком, хорошо и отлично. Не допускать формализма в соревновании, подхватывать почин передовых рабочих!..

Действительно, в невиданных темпах намечался рост объема ленинградской промышленности: за пять лет — в три раза! Васильевскому острову отводилась огромная роль в развитии металлической и химической промышленности. Дух захватывало от таких ярких цифр: почти полтора миллиарда рублей на капитальное строительство в городе! За эти деньги освоить свыше ста новых производств и ввести в строй сто новых предприятий!

Но денег в бюджете не хватало. И никто, как известно, не спешил дать займы Советской стране. Приходилось рассчитывать только на свои силы. Это понимали передовые питерские рабочие и развернули подготовку к выпуску третьего займа индустриализации.

Комсомольцы «Красного треугольника» бросили вызов ленинградской молодежи: «Отчислить один процент зарплаты в фонд индустриализации». Смородин помог молодежи «Красного гвоздильщика» поддержать этот почин.

Началось движение за снижение расценок. Первой подала голос бригада электросварщиков на заводе «Красный металлист». Ее инициативу поддержали во всех районах города. И сейчас же возник почин на Пролетарском заводе за Невской заставой — отработать один день в фонд индустриализации. С предложением выступил старый маляр Слободчиков. Он образно мотивировал свое предложение.

«Раздумывая над тем, как добиться увеличения вложений в промышленность и через это усиления темпов индустриализации страны, я вспомнил слова одного украинского крестьянина:

— Если бы все дубы да соединить в один дуб, то какой бы был дуб! Все секиры — в одну секиру, всех людей — в одного человека. И если бы этот человек взял ту большую секиру да рубанул ею по тому большому дубу, то великий получился бы удар!

Если взяться нам, всем рабочим и крестьянам Советского Союза, да отработать на индустриализацию один праздничный день и если к этому прибавить еще обложение всех частных, кооперативных и торговых предприятий налогом в размере однодневного дохода, то получится у нас удар не хуже того, о котором говорил украинский крестьянин. Так додумался я до организации Всесоюзного трудового праздника — Дня индустриализации».

Комсомольская газета «Смена» напечатала обращение к Правительству СССР. В нем говорилось, что молодые хозяева просят выпустить третий заем индустриализации и гарантируют его размещение на всех заводах и фабриках города Ленина. В числе предприятий, которые начали поход за выпуск займа, газета называла «Красный треугольник» и «Красный гвоздильщик», Балтийский завод и «Красный путиловец».

Выпуск займа совпал с Днем индустриализации, который ленинградская комсомолия предложила провести 6 августа вместо традиционного религиозного праздника второго, яблочного спаса.

Но Смородин в День индустриализации не был в Ленинграде. От фронтовых будней, от жарких боев возле Чудского озера, в районе Гдова, Нарвы и Юрьева остался горький след. После тяжелой контузии почти пропало зрение в правом глазу, и довольно часто — по погоде или от волнения — мучили боли в виске. Однако Петр это скрывал. А летом двадцать девятого года неожиданно обострился ишиас.

Немедленно вмешался Сергей Миронович. Он распорядился выдать Смородину путевку в Сочи и приказал выехать на курорт как можно быстрее.

Был конец июля — знойное, красивое южное лето. Впервой оказался Смородин совершенно без дела да на Черноморском побережье Кавказа. И в непривычной обстановке: врачи обхаживали его, как старика.

Пальмы перед окнами санатория, ласковая синева моря, ленивые часы на каменистом пляже. Но все было не по душе: в нем жил неистребимый комсомольский дух, жажда активной деятельности в привычной питерской обстановке.

Он даже захандрил. С неделю валялся на койке, иногда без книги, и все никак не мог смириться, что рядом с его фамилией непременно ставят противоестественное прилагательное «больной».

В первых числах августа прикатила компания товарищей из Ленинграда, и санаторная жизнь вошла в колею. Были два газетчика — люди шустрые, шумные, на слова острые. Были старые питерские рабочие, с ними Петр не разлучался. Но самой колоритной фигурой был Алексей Егорович Бадаев. Подступало ему под пятьдесят, а держался он молодцом. Его имя недавно присвоили крупнейшему пивоваренному заводу страны, и в сочинской колонии ленинградцев он шел под кличкой Пивной король. Но сам пиво не пил.

Бадаев подкупал не только колоритной внешностью. И по складу характера, и по рабочей закалке, и по жизненному пути он был личностью весьма интересной. Много лет довольно близкие отношения связывали его с Лениным, особенно в те годы, когда он был большевистским депутатом в IV Государственной думе.

По скромности он не любил рассказывать о себе. Когда же товарищи упрашивали, начинались удивительные вечера воспоминаний.

Петр смирился наконец с положением больного: приезд Бадаева заметно оживил обстановку.

А в Питере тем временем уже распорядились судьбой коммуниста Смородина: Сергей Миронович Киров 7 августа 1929 года подписал решение обкома — рекомендовать Петра Ивановича Смородина первым секретарем Василеостровского райкома ВКП(б) вместо Петра Ивановича Струппе, который должен был возглавить Ленинградский облисполком. Струппе и отправил телеграмму в Сочи, известив Смородина об этом решении.

Новость упала как снег на голову в жаркий августовский день. Петр размышлял в одиночестве пять суток и ничего пока не говорил ни Бадаеву, ни другим товарищам, опасаясь, что они начнут приносить поздравления и собьют его с твердой позиции, на которой он решил держаться до конца. 14 августа он отправил Струппе большое письмо, написанное карандашом, по-видимому, в два приема. В этом документе весь Петр Смородин — и человек, сформировавшийся в грозные годы революции, и взыскательный коммунист.

«Тов. Струппе! Получил твою телеграмму. Она окончательно пришибла меня. Решительно возражаю против своей кандидатуры по следующим причинам.

Молод, как в возрастном, так и в партийном отношении, недостаточно выдержан (бывают временами заскоки). Горяч. Еще слишком мало партийного опыта работы.

Есть ряд столкновений с работниками района, которые неизбежно обострятся; не коренной василеостровец, плохо знаю предприятия района.

Абсолютно не имею никакого желания работать секретарем. Если будут заставлять работать, так это будет работа из-под палки.

Итог: молод, мало опыта, горяч, мало выдержки, плохо знаю район, нет желания работать…»

Затем он приписал, что поправляется слабо и надо бы еще отдохнуть ему тут сверх месяца дней семь-десять.

Но дела района уже захватили его. Он спрашивал у Струппе, что нового на Васильевском острове, как идет чистка партии и перевыборы в партийных организациях. И как подписываются рабочие и служащие на третий заем индустриализации.

Возможно, Струппе написал несколько слов Алексею Егоровичу Бадаеву, чтоб тот воздействовал на строптивого Петра Смородина. Во всяком случае, разговор у них был, и старый коммунист Бадаев говорил молодому коммунисту Смородину:

— Петя, когда я выступал в IV думе, мне было столько же лет, как тебе сейчас. И неужели ты думаешь, что мне было легче, чем тебе — будущему секретарю Василеостровского района?

Что Петр думал, возвращаясь в Ленинград из Сочи, никому не известно. Только при первой же дружеской встрече с Сергеем Мироновичем Кировым он дал согласие…

Возвращаясь домой, в Ростове-на-Дону купил он газету «Молот», в ней было сообщение о трагической гибели старого друга Яна Фабрициуса. Он летел в Адлер, самолет упал в море возле Сочи. «Железный Мартын» имел возможность добраться до берега, но стал спасать женщину с ребенком: спас их, а сам погиб…

 

СЕКРЕТАРЬ РАЙКОМА

Петр сменил Струппе, когда прошел День индустриализации. Добрый почин ленинградцев подхватила вся страна: в грандиозный воскресник 6 августа 1929 года миллионы рабочих и служащих отработали безвозмездно по шести часов каждый. Страна дала дополнительной продукции на двадцать миллионов рублей, четыре из них приходились на долю Ленинграда. Теперь надо было закреплять итоги воскресника. Рабочий класс нанес сокрушительный удар по правым оппортунистам, по маловерам и паникерам, болтавшим, что напряженный пятилетний план не по силам трудящимся. А рабочие твердо верили в победу социализма и выдвинули лозунг: «Даешь пятилетку в четыре года!»

В январе 1930 года с Васильевского острова уезжала в деревню группа рабочих в счет тех двадцати пяти тысяч, которые рекомендовал послать на организационную работу в колхоз Пленум ЦК ВКП(б) в ноябре 1929 года.

Смородин собирал их, с ними беседовал. Кое-кто из них тесно еще был связан с деревней: домом, землей, хозяйством. Как-то естественно возникла мысль: а не сдать ли все это в колхоз? Такие товарищи нашлись. Они сдали скот, землю и сельскохозяйственные орудия в общественное пользование и вызвали других последовать их примеру.

Это был важный шаг в их жизни — освобождение от старых, дедовских привычек хозяйствовать единолично. И он раскрывал перед ними дорогу в партийный коллектив.

Началось это движение на Балтийском заводе. Там первая же группа отъезжающих в деревню обратилась с просьбой к коммунистам — принять их в свои ряды. Поначалу приняли в партию шесть кадровых рабочих с производственным стажем от семи до двадцати пяти лет. За ними потянулись в ряды партии другие.

Райком партии одобрил это начинание передовиков.

Собрали общезаводскую конференцию балтийцев под лозунгом: «Крепить смычку города с деревней». Открыли заседание 21 января, ровно в шесть часов пятьдесят минут, когда шесть лет назад скончался Владимир Ильич Ленин. Десять минут стояли в молчании, оркестр играл траурный марш. Потом было слово о Ленине. И сообщение, что завод посылает из двухсот записавшихся сорок пять лучших рабочих на социалистическое переустройство деревни. Выдали товарищам подарки, накормили ужином, проводили на вокзал. И уехали вчерашние балтийцы в Барнаульский округ, прикрепив к своему вагону выразительный плакат: «Через рабочее шефство поможем превратить Сибирь из царской каторги в трудовую советскую коммуну!»

Начавшееся движение — вступление в партию два-дцатитысячников — Смородин закрепил в марте 1930 года созывом районной конференции беспартийных рабочих. И пригласил Сергея Мироновича Кирова.

Активность была очень высокая — с трибуны выступило более двадцати человек. И все развивали по-своему одну основную мысль: помогать партии в осуществлении ее великих планов!

С большой речью обратился к присутствующим Сергей Миронович. Он страстно говорил о неизбежной победе социализма, о поголовном охвате деревни колхозами в весеннюю и осеннюю кампании 1930 года, об укреплении рядов партии за счет передовых рабочих и лучших членов ВЛКСМ.

После конференции в канун XVI съезда ВКП(б) один лишь Балтийский завод передал в партию 110 лучших рабочих. Такие конференции прошли и по другим районам Ленинграда. На крупных заводах и фабриках десятки и сотни беспартийных рабочих вступили в партию.

На XVI съезде Петр Смородин был избран кандидатом в члены ЦК ВКП(б). Он вернулся из Москвы с мыслью достойно ответить на Васильевском острове на решения съезда. Со стапелей были спущены на воду два современных теплохода — «Абхазия» и «Аджария». А перед зданием райкома партии торжественно открыт памятник Владимиру Ильичу Ленину.

XVI Всесоюзная партийная конференция в апреле 1929 года приняла постановление о генеральной чистке рядов партии. Особенностью этой чистки было то, что проходила она на открытых партийных собраниях при активном участии беспартийных. Шесть тысяч собраний прошли по городу, шестьдесят пять тысяч беспартийных выступали на них. Около тысячи собраний состоялось на Васильевском острове, на многих из них присутствовал Смородин: выступал, направлял их ход, чтобы ни один чужак не остался в партии и чтобы не пострадали те товарищи, которые способны были исправить ошибки и делом доказать свою преданность партии.

В эти напряженные дни василеостровские большевики и беспартийные рабочие хорошо узнали своего секретаря. Он работал с воодушевлением, не зная усталости, доступный каждому в любой час дня и ночи. Появился и опыт, что особенно волновало его при выборах на пост секретаря. А молодость и та самая горячность, о чем он писал недавно Струппе из Сочи, шли только на пользу. В его горячности проявлялись прекрасные качества большевика: вражда к равнодушию, казенному отношению к делу.

Да и умел он привлекать в помощь райкому своих старых друзей — людей незаурядных, выдающихся, ярких. Так, на партийный учет в районную организацию был принят командующий Ленинградским военным округом Михаил Николаевич Тухачевский. По путевкам райкома он неоднократно выступал с докладами у рабочих. Особый интерес вызывали его сообщения об укреплении противовоздушной обороны Ленинграда, о новых средствах уничтожения авиации противника на аэродромах и в воздухе, о подвижных зимних лагерях для войск.

Петр создавал партийные комитеты на крупных предприятиях района, помогал рабочим Балтийского завода вызвать на социалистическое соревнование рабочих Николаевского судостроительного завода. По его инициативе рабочие завода имени Козицкого развернули соревнование со столичным предприятием «Мосэлектрик». Все это давало благоприятные результаты: укреплялась трудовая дисциплина в цехах, заметно повышалась производительность труда. А за счет снижения себестоимости и получения прибыли появились средства, необходимые для благоустройства района.

Петр этим воспользовался немедленно. Он открыл первый в стране постоянно действующий пионерский лагерь, сумев привлечь значительные средства из директорского фонда крупнейших предприятий. Так решалась проблема отдыха и оздоровления рабочей детворы, родившейся в голодные и холодные годы революции и гражданской войны.

Затем он возвел первоклассную фабрику-кухню, в то время единственную в СССР. Это было большим подспорьем в строительстве нового быта, да и просто помогало рабочим преодолеть затруднения с продовольствием.

Наконец, он задумал сооружение грандиозного Дома культуры. Правда, об этом доме некоторое время шли споры, так как место для него было выбрано на пустыре, в отдалении от заводов и жилищ. Но Смородин настойчиво отстаивал свою идею:

— Мы совершили пролетарскую революцию, чтобы иметь возможность пользоваться всеми благами новой жизни. Мы развернем невиданное доселе строительство предприятий, жилищ, больниц, детских учреждений. И все это будем наращивать вокруг Дома культуры, который станет новым центром всего Васильевского острова. Смелее глядите в будущее!

Настойчивость Смородина победила. И на партийной конференции, в декабре 1931 года, уже никто не спорил с секретарем: Дом культуры поднимался, вокруг него возводились новые кварталы. Да это было и прямым ответом на обращение ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Ко всем партийным, советским, профсоюзным и комсомольским организациям Ленинграда о превращении города Ленина в образцовый советский город».

Сергей Миронович Киров весьма ценил деятельность Петра в этом большом районе: она была смелой и яркой. И отражала борьбу партии в годы наступления социализма по всему фронту.

Старые рабочие Васильевского острова и до сих пор сердечно вспоминают Петра Смородина. Запомнилась им коллективная поездка поздней осенью 1930 года на Волховскую гидростанцию имени Ленина. Секретарь райкома хотел наглядно показать рабочим, как осуществляется в стране великий ленинский план электрификации, как даже малейшее сбережение средств в СССР идет на развитие крупной машинной индустрии.

Василеостровцы наняли целый поезд со спальными вагонами и с двумя ресторанами. Экскурсию передовых рабочих встретил Генрих Осипович Графтио: один из пионеров советской энергетики, принимавший участие в разработке плана ГОЭЛРО, он был главным инженером строительства. Слушали его с большим вниманием. Сам Смородин впервые узнал, что именно в год его рождения русский инженер Добротворский предложил первый проект строительства станции, но его упрятали под сукно царские чиновники. В 1910 году Графтио разработал второй проект. Однако и его похоронили владельцы тепловых электростанций в Питере из-за боязни конкуренции. Только в советское время осуществилась его идея, восторженно поддержанная Владимиром Ильичей.

Рабочие с гордостью осматривали турбинный зал, распределительную подстанцию, шлюз и сливную плотину: ведь почти на всем лежал отпечаток их труда в тяжелые годы восстановления народного хозяйства.

Киров с большим интересом выслушал отчет Смородина о поездке и похвалил василеостровцев за инициативу.

 

СТАРШИЙ ДРУГ

В последние годы жизни Сергея Мироновича Смородин был кандидатом в члены ЦК ВКП(б) и руководил Выборгской партийной организацией. В это время особенно и окрепла их дружба.

Киров был для Петра эталоном человека нового мира, коммуниста, мыслителя, оратора, борца. Подвижной, на подъем легкий, доступный каждому в любой час дня и ночи, способный немедленно ехать на завод, в Академию наук, в пионерский лагерь. Но и удивительно волевой: можно было спорить в его присутствии о любом предмете, он никогда не давил инициативу товарищей, но последнее слово всегда оставалось за ним не по должности, а по силе мысли, вдохновению, по железной логике доказательств.

Так было на «Красном путиловце», где Киров состоял на партийном учете. Не клеилось дело с первыми тракторами, и у многих инженеров опустились руки: мол, где уж нам без Форда… Просто пропадем без него.

Киров высказался резко, но определенно:

— Довольно нам фордов! Учиться мы готовы хоть у самого черта, если эта учеба идет на пользу социалистическому строительству. Но кто утверждает, что победивший пролетариат не сможет научиться, ничего не сможет освоить, тот дурак или враг. А когда народ строит социализм, ни дуракам, ни врагам ходу на этой стройке давать нельзя!

Он не вылезал из завода, пока тракторы не пошли потоком на поля.

Так было в годы продовольственных трудностей, когда Киров предложил развивать в Ленинградской области зерновое хозяйство, молочное животноводство, больше сажать картофеля, овощей и всеми силами, немедленно разводить свиней.

Так было с апатитами на Кольском полуострове и с синтетическим каучуком профессора Лебедева: искали, спорили, сомневались. Приходил Киров, обстоятельно вникал в суть — решал и делал!

Этот человек — один из вождей партии — в быту и в кругу близких товарищей был на диво простой, ясный, сердечный и отходчивый. А на охоте, которой он самозабвенно отдавался в редкие часы отдыха, превращался в простого Мироныча. И беспрекословно поступал в распоряжение опытных егерей.

И Петр Смородин был под стать Сергею Мироновичу: в работе — жаркий, в спорах — смелый и даже дерзкий. С людьми не лукавил, не хитрил, в обхождении всегда оставался доступным и чутким.

Образ его ясен из письма к Струппе. Только под нарочитой грубоватостью не удавалось ему скрыть удивительной деликатности в общении с товарищами, чуткости к их запросам и готовности почти совершенно забывать о себе, когда у других возникала нужда или горе.

Все знали, что он такой по натуре, по совести — без прикрас, открытый во всем — настоящий рабочий питерский парень с морской походкой вразвалку, в тельняшке, в синей косоворотке или свитере — смотря по сезону. Чертами крупен, с непослушной прядкой волос, часто падающей на лицо. И речь — грубовато-шутливая, добродушная, с мягкой иронией.

Сергею Мироновичу полюбился этот младший товарищ. Они виделись почти каждый день: завод, обком, райком, университет, школа, новостройка. Раз в пятидневку бросали все и уезжали на базу отдыха в Пушкино, в так называемую Володарку. Сергей Миронович обычно напоминал перед выездом:

— Собери белье, Петр!

Третьим в компании был шофер Кирова. Он подвозил друзей к бане, и начиналась натуральная русская парилка с березовым веником. Нахлестывали друг друга, вовсе не считаясь с чинами и возрастом. Часто Смородин оставался и ночевать в Володарке, а то и прихватывал там выходной день. И конечно, разговоры шли по душам и обо всем, что занимало и волновало обоих.

Домой к Смородиным Киров приезжал редко, как и Петр к нему. И вообще, у этих двух друзей домашний быт был не в чести.

Но к нуждам товарищей Киров был чуток бескрайно. И когда Петр Смородин занедужил, он позвонил, что явится к нему часов в десять вечера.

Конечно, Петр обрадовался этой встрече в домашней обстановке, хотя болезнь-то была по теперешним временам пустячная: вырвали ему зуб мудрости, но три дня не могли остановить кровотечение.

Анна Петровна, как старшая в доме хозяйка, переполошилась. И спросила у сына по простоте душевной:

— А есть-то Сергей Миронович будет?

— И это спрашивает придворная кухарка господ Гардениных! Непременно будет! Он вкалывал нынче с восьми утра и, бьюсь об заклад, не держал во рту ни росинки!

— Понятно, Петька. А что он любит?

— Он же охотник, любит рябчиков с моченой брусникой, — через силу пошутил Петр.

— Батюшки! — всплеснула руками Анна Петровна, мигом накинула платок на плечи и умчалась куда-то с корзинкой.

А к вечеру действительно были поданы на стол рябчики с моченой брусникой. И Петр, ему вдруг стало легче, со смехом рассказывал о своей выдумке, а Киров хохотал как мальчишка:

— Вот уж выдал меня за тонкого гурмана! Мне бы картошку в мундире, это ж еда богов!

Квартира Смородина на углу Большого проспекта и Шестнадцатой линии Васильевского острова произвела на Кирова в этот приезд гнетущее впечатление. Василеостровский секретарь, построивший десятки новых домов, ютился в двух маленьких комнатах: в одной он с женой, в другой — Анна Петровна с внучкой. На кухне готовила себе постель двоюродная сестра Маришка, приехавшая из Боринского. А в передней на двух креслах, когда-то присланных Кировым, безмятежно спал Маришкин брат Федька.

— Петя, так ты и живешь? — с недоумением спросил Киров, надевая тужурку над Федькиной головой.

— В лучшем виде живу, Сергей Миронович. У меня все есть!

— А Маришка с Федей? Их даже приткнуть негде. И своего письменного стола у тебя нет. Где же ты читаешь, пишешь?

— В райкоме, он рядом. И на кухне, когда все улягутся. А Маришка с Федькой — люди временные, устроятся, когда будут работать. Сейчас им отлично: тепло, светло. Другие хуже живут. Я с неделю назад был в рабочей семье с завода Козицкого: так там семь человек в одной комнате!

— Ну знаешь что, я с тобой на эту тему и говорить не хочу! — Он обратился к Елене Михайловне: — Вы позвоните мне завтра, и мы все устроим. Квартиру выберете сами. А Петру сообщите по телефону новый адрес.

Так появилась первая в жизни Смородина большая и удобная квартира на Кронверкской улице, в доме № 21. Почти рядом жил Киров, и они стали чаще встречаться вне работы. Иногда это случалось даже в третьем часу ночи. Сергей Миронович, закончив дела в Смольном, привозил Петра к себе домой, поднимался с ним в лифте на четвертый этаж, открывал дверь и зажигал все светильники.

— Киров любит свет! — говорил он, смеясь… Сергей Миронович временами страдал бессонницей.

Тогда он вырывался на несколько дней в Томилино, на базу отдыха обкома. Проходил день, и Петр получал приглашение приехать немедленно, а еще лучше с Майкой. Пока она не ходила в школу, отец брал ее всегда с собой. Там для нее были санки и пианола, для Кирова и Смородина — лыжи и охота, хотя Петр всегда считал, что охотник из него неважнецкий.

Майя была счастливой девочкой. Души в ней не чаяла бабушка — мягкая, сердечная; любила ее мама — красивая и строгая; обожал ее умный, добрый-добрый папа. И относился к ней с лаской замечательный папин друг — Сергей Миронович.

Отец и Киров брали ее с собой на парады, на демонстрации и разговаривали с ней по-взрослому.

Как-то она очень соскучилась по отцу — он был с Кировым в Москве на Пленуме ЦК ВКП(б). И упросила шофера взять ее с собой на вокзал. Подошел поезд: в одном вагоне приехали Киров, Чудов, Позерн, Струппе, Смородин и другие ленинградские руководители.

Машина Кирова почему-то задержалась, и Петр пригласил Сергея Мироновича поехать вместе с ним.

Тронулись по Невскому, и Киров сейчас же завел разговор с девочкой:

— А что у нас нового в городе, Майя?

— Была демонстрация у вокзала, мы со школой ходили встречать безработных из-за границы. Только какие же они безработные, если одеты лучше нас?

Киров ответил не вдруг.

— Понимаешь, Маечка, их одели товарищи, когда направляли к нам. Ты будешь одета лучше их, мы с папой боремся за это!.. Ну а еще какие новости?

— До вашего отъезда ириска стоила одну копейку, а теперь две… И в школе у нас обвалился потолок в актовом зале. Константин Иванович, директор, ходил в райисполком, а ему сказали: «Ждите до весны!» А где же мы будем устраивать утренники?

Киров снова задумался.

— Это частники подняли цену на ириски. Подумать только, за ириску — две копейки! Грабеж среди бела дня! Ну скоро мы выбросим этих нэпманов из торговли…

Довезли Кирова до дома. На прощанье он сказал Смородину:

— А потолок в школе ты, Петр, поправь: это действительно непорядок, если ребятам негде собираться на утренники…

Сергей Миронович очень чутко относился к нуждам детей. Он подхватил опыт Петра в Василеостровском районе, и вскоре все крупные питерские заводы и фабрики обзавелись прекрасными пионерскими лагерями — в лесах, на берегу живописных рек и озер…

 

ВЫБОРГСКАЯ СТОРОНА

Петр Смородин был первым секретарем райкома партии на Васильевском острове, за Московской заставой, был вторым секретарем Ленинградского обкома. Но всего ярче его дарование партийного руководителя раскрылось на Выборгской стороне в 1932–1936 годах.

То было время, когда заканчивалась первая пятилетка, завершалась социалистическая реконструкция народного хозяйства и шла борьба за досрочное выполнение второй пятилетки. В этих важнейших делах партии и народа исключительная роль принадлежала районным комитетам ВКП(б). Поэтому состав секретарей райкомов в Ленинграде был сильный: П. Бушуев и В. Волцит обладали почти двадцатипятилетним опытом партийной работы; П. Смородин, С. Соболев и А. Милославский — большевики с дооктябрьским стажем; П. Низовцев — член партии с 1919 года.

Именно с их помощью Сергей Миронович Киров добивался совершенствования партийного руководства в Ленинграде: отказаться от кабинетного стиля работы, досконально знать жизнь района, руководить конкретно, доводить всякое дело до конца.

Но и среди старших своих товарищей — секретарей наибольшей популярностью в городе Ленина заметно выделялся Петр Смородин. Он обладал большим влиянием не только на дела в Выборгском районе, но и во всем городе Ленина. Объяснялось это и личными качествами Смородина: он очень смело ставил перед партийной организацией города новые практические вопросы и умел стойко держать слово. О нем говорили рабочие: «Раз Смородин сказал, так оно и будет, слово свое он сдержит!» Объяснялось это и тем, что он был широко известен как организатор питерского комсомола и как вожак РКСМ, которому посчастливилось работать несколько лет рядом с Владимиром Ильичей Лениным

Именно об эту пору Борис Чирков создал в картине Григория Козинцева и Леонида Трауберга волнующий образ большевика Максима, навеянный поколением Смородиных.

Конечно, Борис Чирков не лепил свой образ с Петра, но был вдохновлен им. Сергей Миронович Киров говорил руководителям постановочной группы:

— Присмотритесь к Смородину, самый подходящий для вас человек!

Старейшая ленинградская актриса Екатерина Павловна Корчагина-Александровская с присущим ей юмором рассказывала Чиркову, как задумали направить Смородина за границу в составе профсоюзной делегации и он заартачился:

— Вы что? Хотите, чтоб я фрак надевал на приемах? Хвосты сзади, хризантема спереди? — и он сделал выразительный жест, словно раскидывал фрачные фалды.

— Только в райком к нему не ходите, он этого не любит. И сгоряча может выставить за дверь так, что шум пойдет не только по всей Выборгской стороне, но и по городу! — шутя предупреждал Киров.

Чирков иногда направлялся по горячим следам Смородина на заводы и фабрики. Видел секретаря райкома в общении с людьми, вглядывался в его манеру говорить, ходить, одеваться.

В картине «Великий гражданин» все узнавали Кирова. В Максиме — Петра Смородина.

На просмотре первой серии в Выборгском Доме культуры старые большевики поздравляли своего Петра:

— А ведь это ты! Ну просто вылитый! Он отнекивался:

— Да не я это, а человек моего поколения. Если же из биографии что схоже, так удивительного нет: один у нас путь, на одних дрожжах замешены…

Петр был вожаком коммунистов с Выборгской стороны больше четырех лет. В то время этот район не был разделен на теперешних два — Выборгский и Калининский (ныне Красногвардейский). И район в старых границах по территории, числу рабочих, мощности промышленных предприятий, по составу научных работников и студенчества равен был крупному областному центру. Населения — триста пятнадцать тысяч человек, больше половины — рабочие и служащие. Коммунистов — двадцать четыре тысячи.

Руководить таким районом Ленинграда — дело почетное: ведь выборжцы всегда были в первых рядах в дни Великого Октября, гражданской войны и мирного строительства. Петр это понимал, гордился своим районом, но зазнайства не знал.

С его приходом в декабре 1931 года началось грандиозное переустройство коммунального хозяйства. Он вообще считал, что всякое партийное дело надо начинать с «мелочей»: жилище, продовольствие, средства сообщения, получка, мир рабочей семьи. Да и Сергей Миронович не раз говорил ленинградским большевикам: «Забудьте, что у нас есть окраина. Рабочая окраина должна быть застроена домами такими же красивыми и удобными, как и центральные улицы».

При царе Выборгская сторона была типичной окраиной фешенебельной столицы: темные, грязные, немощеные улицы, почти все дома в один-два этажа, без канализации и водопровода. Трамвай из центра ходил лишь до Финляндского вокзала. Во всем районе — две библиотеки и одно училище для взрослых. Зато много церквей и почти четыреста питейных заведений. В гражданскую войну и в годы нэпа ничего серьезного в реконструкции городского хозяйства сделать не удалось.

Все началось в годы первых пятилеток, при Смородине.

Взялись с энтузиазмом. Каждое утро Петр начинал с объезда строек: как поднимаются этажи новых домов, как мостятся улицы, как идет укладка трамвайных путей, как сооружается стадион.

Мощной строительной организации не было, малыми деньгами располагал район, плохо было с опытными кадрами: их готовили по ходу дела. Нажимали по старинке: с грабарями, грузчиками; с лопатой, ломом и мастерком. Строить было нелегко и по той причине, что плановое фондовое снабжение лишь зарождалось. Секретарю при его инициативе, изворотливости и настойчивости приходилось выбивать лес, кирпич, гвозди, стекло, кровельный материал, трубы, рельсы. Больше нужно рассчитывать на свои силы, изготовлять все необходимое на предприятиях района, хотя бы это и мешало основному производству. Петр хорошо ориентировал директоров в этом направлении:

— Послать в райисполком заявку на жилье — дело немудреное: это каждый дурак может! А нам надо строить самим. И не валить все беды на Советскую власть, и на райком в частности, а шевелить мозгами. — И добавлял: — Стройте смелее, с размахом! Но и основную программу мы с вас спросим без всякой скидки!

К речам он прибегал в крайнем случае. Он помогал: конкретно, изо дня в день. И на радость району, поднимались прямо на глазах крупные жилищные массивы: Кондратьевский, Батешгаский, Лесновский; рядом вырастали школы, больницы. И гордость выборжцев тех лет — кинотеатр «Гигант».

И уж провести Смородина, втереть ему очки не удавалось никому: на каждой стройке он сам знал не только прораба и инженера, но и всех бригадиров, и многих рабочих.

Достойна внимания такая сценка. Смородин упрекнул руководителей Металлического завода: они сдали дом с недоделками. Вроде и все готово, но окна без стекол.

— Неужели ваш завод-гигант не может срочно раздобыть несколько сот метров стекла?

Секретарь парткома Георгий Иванов бросил реплику:

— Уже застеклили, Петр Иванович!

— Да кого ж вы обманываете? Я был в доме этой ночью, там застеклены только наружные рамы. Жалкие вы очковтиратели!

Но тот же Георгий Иванов, когда Смородин перешел в Московский район, говорил летом 1936 года на XVI конференции коммунистов Выборгской стороны:

— Мы приняли район в новых границах в гораздо лучшем, более опрятном виде, чем принимал его Петр Иванович. И мы во многом ему обязаны!..

Смородин начал с благоустройства бывшей рабочей окраины. Она жила напряженной жизнью своих заводов и фабрик. И все это требовало сил, знаний и оперативного руководства. Чего только не выпускала промышленность района! Гидротурбины и паровые турбины, тысячи различных типов станков, цветной металл, дизели и двигатели внутреннего сгорания для флота, лампы для шахт и рудников, машины для обувной и табачной промышленности, коммутаторы для телефонных станций, аппаратуру для кино и фотографии, изделия для сельского хозяйства и товары широкого потребления.

Разумеется, масштабы были не теперешние. И Петр с гордостью говорил, что мощность турбин, которые выпустила Выборгская сторона в первой пятилетке, равна мощности двадцати шести Волховских гидростанций. Эти полтора миллиона киловатт составляют одну четвертую мощности теперешней Красноярской ГЭС. Да и потребление электрической энергии в самом Ленинграде возросло в сотни раз. Тогда это была очень весомая цифра.

На крупнейших предприятиях мало было хорошо подготовленных специалистов. Редко какой директор обладал дипломом инженера, а начальники цехов, мастера — почти сплошь практики. И все они брали жизненным опытом, революционным чутьем, неуемной энергией и умением опираться на массу рабочих.

Райком был очень занят делами промышленности, был как бы линзой, в которой преломлялись крупицы опыта передовых предприятий и становились достоянием всех. И коммунисты нередко удивлялись, как хватало Смородина, чтобы во все вникать — деловито, конкретно, до самых мелочей.

Конечно, один бы он не сдюжил. Были у него толковые помощники: в райкоме — Г. Иванов и III. Гайцхоки, А. Никитин, А. Сальковский, В. Егоров, М. Капорова, И. Гордон; в райисполкоме — И. Баранов, в райкоме комсомола — А. Врублевский.

Он и подбирал этих товарищей, и учил их, и подправлял. И особенно указывал им, что всякие местнические настроения директоров заводов и фабрик несовместимы с интересами партии и государства.

— Понимаю, далеко не все заказы выгодны, — говорил он. — И кой-кому это обременительно. Так что же, будем держать промышленность страны на голодном пайке?

Возмущала его и такая «хитрость» некоторых директоров: двойное планирование. Они давали цехам и участкам увеличенные планы, чтобы легче было выполнить план всего предприятия.

— Должен предупредить — поймаем! — говорил он таким «дельцам». — Поймаем обязательно! Уж тогда не взыщите: не только ощиплем, но и обдерем!..

Вообще, он не переносил пустозвонства, бахвальства, обмана, показной шумихи.

Так было с подпиской на государственный заем. Нашлись такие, которые провели подписку до того, как было опубликовано постановление Совнаркома о займе. Секретари парткомов заводов имени Свердлова, «Светлана» и фабрики «Красная нить» получили партийные взыскания за досрочную подписку…

Выборгская сторона сегодня — уникальный комплекс предприятий, которые занимают видное место не только в Ленинграде, но и во всей стране. Во времена же Петра Смородина относительное значение промышленности района было еще выше. Ведь тогда выборжцы выполняли немалую часть работы, которая позднее отошла к Магнитке, Кузнецкому комбинату, Уралмашу, новым тракторным заводам и другим крупным очагам советской индустрии.

Поэтому трудностей было много: технических, технологических, снабженческих. И планирование производилось несовершенно. Райкому партии каждый день приходилось включаться в производственные процессы предприятий, участков, цехов, а иной раз — и отдельных заказов. Петру помогал продуманный им стиль работы: до того, как появиться в райкоме, он бывал с утра на стройках, в цехах. И не любил, чтобы с ним ездили или ходили местные руководители. Душевный разговор с рабочими раскрывал перед ним картину лучше, чем кабинетный разговор с директором.

И уж Смородин никак не мог заплутаться на любой огромной территории завода или фабрики в своем районе. А подобные случаи бывали. Об одном из них рассказывал Киров на собрании партийного актива в Таврическом дворце, да так образно, что стены сотрясались от хохота. Журналист Семен Полесьев напомнил об этом в сборнике «Наш Мироныч».

«Сергей Миронович говорил на весьма серьезную тему — о деловитости, о конкретности руководства. Назвав директора одной из текстильных фабрик, Киров сказал, что и этот директор, конечно, не раз голосовал за «конкретное руководство». Но вот что с ним случилось недавно. Приехал на эту фабрику товарищ из вышестоящей инстанции. Директор повел его по цехам и запутался, обратно вывести не может, потому что не знает территорию своей фабрики, отсиживаясь в кабинете. Вот вам и «конкретное руководство»!»

Петр Иванович неоднократно напоминал об этом случае инструкторам райкома:

— Идите по заводу с раскрытыми глазами и все берите на заметку, чтоб подхватить лучший опыт, рассказать о нем в районе и осудить недостатки, которые мешают делу. Наши зримые ориентиры: передовой цех предприятия, образцовая чистота и хорошее освещение у рабочего места, бесперебойная подача инструмента, образцовая техника безопасности. Но никогда не забывайте, что есть и другие памятные места: кучи мусора, как при погроме, груды металла, ржавеющего под открытым небом, плохой обед в столовой, клопы в рабочем общежитии. Никогда не затеряетесь в цехе, если придете к людям с чистым сердцем, без равнодушия: научитесь у них новому и смело осудите то, что мешает работе!..

— Он все знает в районе! — не без гордости говорили рабочие о секретаре райкома. И они правильно понимали, что это был кировский стиль руководства.

Для секретаря райкома очень важной всегда оставалась и внутрипартийная работа: вопросы организационные, пропагандистские, агитационно-массовые, подбор и воспитание кадров, руководство профсоюзами и комсомолом.

Эти дела решались ежедневно не только в райкоме, а и на предприятиях. Вряд ли кто из секретарей так часто бывал на партийных собраниях заводов, цехов и групп. В цехах он не сидел почетным гостем и не заключал прений как лицо руководящее. Он задавал вопросы, бросал реплики, брал слово по ходу обсуждения и никогда не давил своим авторитетом: был товарищем среди равных себе. А на многолюдных заводских собраниях всегда старался быть незамеченным дольше: садился позади, слушал, запоминал. Конечно, его быстро водворяли в президиум.

Но ему очень нравилось, когда он мог спокойно посидеть «на задворках». И доставляло истинное удовольствие собирать у себя в кабинете низовой партийный актив. Долго он мог говорить с товарищами обо всем: как работают, что читают, где учатся, как вовлекают в общественную жизнь беспартийных; каковы их материальные и бытовые условия, как дела в семье.

Память работала прекрасно. Он помнил на заводах токарей, слесарей, шлифовщиков, печатников, красильщиков. Без бумажки он называл их фамилии, говорил об их нуждах и заботах.

Бывало следствием разговора с людьми всякое. Как-то пришла работница с жалобой на мужа: пьет, получку домой не носит, а коммунист. Петр в тот же день поехал на завод, нашел выпивоху, увез его после работы с собой, возил его, возил и что-то сказал такое, что перестал человек пить. И жена его потом разводила руками от удивления:

— Ну и человек Петр Иванович! Один раз душу перед ним раскрыла, и гляди-ка: муж трезвехонек, и вся получка дома!

Не оставлял он людей, которые во время чистки партии в 1933 году были переведены из членов партии в кандидаты, из кандидатов в сочувствующие. Он однажды собрал их, чтобы выяснить: не бросили ли их коммунисты, помогают ли им возвратить честной работой высокое звание члена партии?

Как выяснилось, многие сделали для себя правильные выводы, работают с огоньком и партийные организации им помогают. Но нашелся один, который примирился с переводом в кандидаты. Сам не учился и не думал об авангардной роли большевиков на производстве.

Петр в науку другим дерзко отыгрался на нем:

— Фамилия у тебя Гусев. Ты и есть гусь лапчатый, а не кандидат партии! Да разве можно быть среди беспартийных товарищей таким слепым котенком?..

Всю жизнь Смородин был массовиком в самом лучшем значении этого слова.

Выступал он однажды на собрании, где шел разговор о перестройке руководства промышленностью. Большинство директоров поняло задачу правильно, но нашлись и такие, что шли наперекос. Петр сейчас же прибег к аналогии:

— Это как на Васильевском острове. Там двадцать шесть линий, и все прямые, а двадцать седьмая — Косая!..

Иосиф Гордон, воспоминания которого частично отражены в этой главе, рассказал, как Смородин «перетягивал» его к себе в район, сначала секретарем парткома на заводе имени Карла Маркса, затем членом бюро райкома партии.

Гордон работал инструктором горкома, в орготделе. Петр иногда заходил туда: отдохнуть, побалагурить. И всегда оказывался в центре внимания, но свою линию гнул: подтрунивал над должностью инструктора:

— Так, братцы, если бы мне предоставили свободный выбор профессии, я бы пошел на одну из должностей: лесной объездчик, смотритель маяка. Или… инструктор горкома.

И в шутливых тонах рисовал прелести таких должностей: тишина, покой, никаких заседаний, газетчики не донимают. И — никакой критики!

На всех собраниях он призывал рабочих чаще ходить в театр. Следил за тем, кому на заводах попадают билеты. В те времена билеты закупались за счет фондов предприятия. И предназначались передовикам производства, как скромная культурная премия. Но всякие лентяи в фабкомах, маленькие бюрократы в дирекции отдавали почти половину билетов конторским служащим. Гневен был Смородин, когда узнавал об этом. Ведь даже такая «мелочь», как билет, приобретала политическое значение. И уж после его вмешательства в театры стали ходить только передовые рабочие.

При нем достраивался Выборгский Дом культуры, и он приложил много сил, чтоб ходили туда рабочие с семьями. Он выделил специальное крыло в доме для детей. Пока родители слушали концерты, лекции — научные, о международном положении, о литературе, — перед детьми выступали сказочники, артисты театров и цирка.

Он открыл в доме кафе, где подавали самовар, кофе, вино и пиво. Водка исключалась. Часто он сиживал в кругу старых товарищей, вспоминая о былом и строя планы на будущее…

Самозабвенно любил он литературу. Когда Зинаида Николаевна Немцова переехала в Ленинград и стала работать в недавно открытом втузе на Металлическом заводе, Петр позвонил ей, чтоб она не прозевала подписаться на Стендаля:

— Я уже прочитал его вещи о любви, итальянские очерки. Тебе это будет интересно!

Появилась у него устойчивая привязанность к Пушкину, Лермонтову, Кольцову. А «Холстомера» Толстого он знал наизусть. Читал медленно, шевеля губами, но зрительная память была такой острой, что через несколько недель ясно видел он каждую страницу и немедленно находил нужный текст.

Он всегда призывал рабочих не забывать о выдающихся памятниках русской литературы, читать современные романы, стихи, повести, очерки.

На одном из совещаний подали ему записку: «Товарищ Петя Смородин! Ты упрекаешь нас, что мы мало читаем. А сам-то ты читал доклад Максима Горького на съезде писателей? Смирнов».

— Я готов поклясться перед товарищами, что не только доклад Горького читал, но и выступления Федина, Толстого и других писателей. Художественную литературу читаю каждый день. У меня время занято не меньше, чем у вас. Так прихватываю по ночам — часов до трех, четырех.

Больше десяти лет назад Александр Безыменский писал о нем в своей поэме:

Таким он и остался до конца дней. Только в одном уже не был прав поэт: утомлялся Петр, и на пороге сорокалетия ночные бдения были ему нелегки.

Отвечая на записку Смирнова, он сказал и еще: приходится читать не только то, к чему душа лежит, но и по долгу службы. Вот вышла большая книга автора, работающего в районе. В ней шестьсот страниц.

— В другое бы время я просмотрел ее мельком — и отложил: не понравилась. А просидел над ней весь выходной день. Вижу, что автора надо подправить, поругать. Для этого необходима аргументация, разбор каждой страницы. Так и делаю, сижу выходной. А ведь у меня, как и у каждого из вас, семья: жена, дочь, мать. И они требуют внимания. Конечно, можно бы ограничиться отрицательными рецензиями критиков. Но я привык судить о том, что сам знаю. Вот когда прочитаешь книгу да составишь о ней мнение, тогда можно поглядеть, что о ней написали другие… И вам это советую от всей души!

Библиотека у Петра росла. И сам он покупал новинки, и многие авторы дарили ему свои произведения. И не было случая, чтобы Смородин уклонился от разговора с автором, который хотел бы слышать мнение о своей работе.

— Да, жизнь не стоит на месте, — часто резюмировал Петр. — Задачи усложняются, требования возрастают, и, кто не хочет отставать, должен постоянно повышать уровень своих знаний — политических, общекультурных, специальных. Знания эти нужны не для самоуслаждения — вот, мол, какой я развитой, образованный человек, — а для практической деятельности, чтобы быть на высоте все усложняющихся жизненных, партийных задач.

Доставалось от него плохим пропагандистам, которые не умели вести занятия живо и политически актуально, и с неприязнью относился к тем, кто простое, доходчивое слово агитатора старался заменить нагромождением цитат.

— Цитаты прочитать легче всего. Ошибки не сделаешь, в уклон не завернешь, глупости не отмочишь. Здорово, коротко и ясно! А своего ума и знания дела не обнаружишь!

И уж Смородина, читающего доклад по бумажке, не видел никто.

 

ВЕРНЫЕ ПОМОЩНИКИ ПАРТИИ

Никогда не забывал Смородин о молодежи, всегда старался передать ей душевный порыв своего сердца. Круг ее интересов, добрый производственный почин в социалистическом соревновании, получка, общежитие, отдых — все было в поле его зрения. Да и один он из секретарей райкомов бегал в Кавголово с молодежью на лыжах.

По давней привычке бывали у него краснофлотцы с Балтики. И тогда начинались приятные воспоминания о днях минувших. Леонид Ольберт рассказал об одной такой встрече.

Когда комсомол стал шефствовать над флотом, Петр Смородин побывал на кораблях Балтфлота. И с неудовольствием заметил, что ребята хлебают щи из одной большой миски по команде боцмана. Это напомнило ему обеды и ужины в Боринском, где без команды деда никто не мог тянуться к миске.

Цекамол собрал средства, и каждому краснофлотцу дали отдельную тарелку.

«Теперь не хлебаете из одной миски вшестером?» — допытывался Петр. И остался доволен, что почин Цекамола не прошел даром.

Вспомнили, как немецкие комсомольцы прислали на флот бритвы, помазки и чашечки для бритья.

— Я тогда говорил командованию флотом, чтоб все подарки дошли до моряков, не прилипли к чужим рукам.

Когда открывали кинотеатр «Гигант», вспомнили о народном почине: субботники, воскресники, добрая инициатива масс, особенно молодежи. И Петр говорил, как это важно: «Миром взялись, миром построили, миром отдыхаем!»

Так было и на Васильевском острове, когда задумали первую в стране фабрику-кухню. Народ с большой охотой ходил на субботники, многие отработали безвозмездно десятки, даже сотни часов. Так строился Дворец культуры на Васильевском острове. Петр только подбадривал: «Для себя же делаем, братцы!» И Киров не зря говорил, когда открывали дворец: «Надо было иметь упорство и целеустремленность Смородина, чтобы в такие краткие сроки воздвигнуть этот Дворец культуры, который в памяти василеостровцев останется навсегда как детище Смородина!..»

С молодежью были и другие дела. Петр всегда подчеркивал огромное значение спорта и военно-патриотического воспитания. И однажды узнал, что группа молодых рабочих с завода «Красная заря» задумала совершить рекордный пеший переход Ленинград — Хабаровск: выйти из красного Питера в день Первомая 1935 года прямо с Дворцовой площади, встретить на Амуре восемнадцатую годовщину Великого Октября.

Пришли ребята к Смородину: Ананьев, Чистяков, Васильев, Бринчанинов и Носов. Разговор был дружеский, серьезный: показать пример физической выносливости и моральной стойкости, преодолеть за весну и лето восемь тысяч восемьсот сорок километров и остаться в Хабаровске, чтобы служить в Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии у прославленного командира Василия Блюхера. Петр загорелся мыслью ребят:

— За мной инструктор, с которым зимой проведете подготовку, начальник команды и полная экипировка!

Он слово сдержал. Под командой Евгения Иванова в день Первомая группа прошла мимо трибуны на Дворцовой площади и зашагала в Хабаровск.

Ребята писали Петру открытки с дороги, на карте в своем кабинете он отмечал их путь. К середине сентября было пройдено уже семь тысяч километров: парни миновали Иркутск. И вдруг пришла ужасная весть: на берегу озера Байкал группа шла по полотну железной дороги — другого пути не было. Из-за крутого поворота в горах ее настиг поезд. Три комсомольца — Васильев, Бринчанинов и Носов — были задавлены насмерть. Весь район тяжело переживал утрату товарищей, Смородин послал оставшимся сердечную телеграмму.

Тройка нашла в себе силы двигаться дальше и 7 ноября подошла к праздничной трибуне в Хабаровске, передала Блюхеру рапорт о завершении похода.

Чистякова и Ананьева зачислили в армию. И в один из дней ноября они вместе с Ивановым вернулись домой в краткосрочный отпуск. Смородин встретил их на вокзале, устроил для них обед. Долго расспрашивал, с чем и с кем встречались они на пути за эти полгода, удачна ли была экипировка. И пожелал им отличной службы в Красной Армии. Они показали себя геройски в дни великих испытаний; они погибли в боях — один во время финской кампании, другой — в борьбе с гитлеровскими захватчиками…

У молодежи Выборгской стороны много было славных дел в годы первой пятилетки: производственные конкурсы, переклички, ударные группы, рационализаторские ядра.

Молодые рабочие писали в своей газете «Смена»: «Мы будем работать так, чтобы вытравить проклятое правило: «Каждый — за себя, один бог — за всех», чтобы вытравить привычку считать труд только повинностью.

Мы будем работать так, чтобы внедрить в сознание привычку, в повседневный обиход масс правило: «Все — за одного и один — за всех».

Так говорил Ленин, и мы будем, мы должны, мы обязаны работать так, а не иначе…»

Все это стало предысторией социалистического соревнования, всколыхнувшего всю страну.

20 января 1929 года «Правда» опубликовала статью Владимира Ильича Ленина «Как организовать соревнование?». В ней шла речь об огромном значении соревнования для выявления резервов, таящихся в недрах социалистического строя, проявления способностей и талантов, которых в народе непочатый родник и «…которые капитализм мял, давил, душил тысячами и миллионами».

Молодой бригадир обрубщиков коммунист Путин с «Красного выборжца» в ответ на статью вместе с товарищами составил первый в истории бригадный договор о социалистическом соревновании, где заявили о своем обязательстве: снизить расценки на десять процентов, поднять производительность труда. Они сейчас же вызвали на соревнование другие бригады. А 5 марта 1929 года через «Правду» вызвали на соревнование-перекличку за снижение себестоимости предприятия промышленности цветных металлов и другие заводы и фабрики страны. Так родилось Всесоюзное социалистическое соревнование и ярким пламенем осветило хозяйственный почин молодых рабочих с «Красного выборжца».

Выборгская комсомолия встала и у истоков движения ударников первой пятилетки. Еще летом 1928 года сорок девять молодых работниц с фабрики «Равенство» создали ударную бригаду, одну из первых в стране, и движение ударников развернулось повсеместно.

В ходе этого движения зародился в ноябре 1929 года всенародный лозунг: «Пятилетку — в четыре года!» И развернула крылья «легкая кавалерия» комсомола: она боролась с теми, кто мешал соревнованию, кто срывал творческий почин изобретателей и рационализаторов.

Когда Смородин появился на Выборгской стороне, на машиностроительном заводе имени Карла Маркса возник первый встречный план. Основная цель его — превысить задания пятилетки, выполнить ее в четыре года! Петр Иванович с размахом старого комсомольского вожака поддержал этот почин и перекинул его на все предприятия района. Тотчас выборжцев поддержали в Нарвском районе и за Невской заставой.

С именем Смородина связано на Выборгской стороне движение за перевод молодежных бригад на хозяйственный расчет, движение бригад под лозунгом «Догнать и перегнать!». Их задача состояла в том, чтобы действительно догнать и перегнать наиболее развитые капиталистические страны по показателям работы и помочь стране избавиться от иностранной зависимости в области техники. Почин начали василеостровцы, на заводе имени Козицкого. Он перекинулся к путиловцам, к выборжцам, где был выражен очень ярко. На бывшем «Фениксе» (теперь завод имени Свердлова) были освоены более двадцати типов металлорежущих станков, на Металлическом заводе — уникальные турбины.

Молодежь активно помогала райкому партии разрабатывать и вводить на предприятиях технический, промышленный и финансовый план (техпромфинплан). Начали это движение на заводе «Светлана». Интересно отметить, что разработали его сами рабочие с участием инженеров и техников. Они обнаружили скрытые резервы, обсудили на своих собраниях достижения новаторов производства, определили более высокие нормы выработки на каждом рабочем месте. Это было поистине хозяйское отношение рабочих завода к большому кругу вопросов: к материально-техническому снабжению, к фонду заработной платы, к численности рабочих на том или ином участке. Словом, рабочие нашли путь к планированию, к строгому выполнению планов по кварталам, к экономии средств. И определили, кто и где будет учиться, чтобы повысить свою квалификацию.

Смородин поддержал светлановцев. Он видел, что техпромфинплан поднимает социалистическое соревнование на более высокую ступень, он помогает развернуть политическую и техническую учебу и добиться значительной рационализации производства. И Киров живо отметил это начинание завода «Светлана» и на заседании бюро обкома бросил лозунг: «Техпромфинплан — это кусок социализма!»

Но не все на предприятиях Выборгской стороны подхватили почин светлановцев. И на пленуме райкома Смородин резко сказал директорам отстающих заводов и фабрик:

— Кто мешает вам вводить этот техпромфинплан? Недостаточное знание производства — раз; консерватизм ваш — два; бюрократизм — три; неповоротливость — четыре и оппортунизм — пять. Больше вам никто мешать не может!

Постепенно техпромфинплан начал действовать на всех предприятиях. И это помогло выполнить пятилетний план в районе досрочно.

Первую пятилетку в стране выполнили за четыре года и три месяца, ленинградцы — за три года. А такие предприятия города Ленина, как «Электрик», «Севкабель» и заводы Выборгской стороны — «Красная заря» и «Светлана», — всего ва два года и шесть месяцев…

 

ЗАБОТА О СЧАСТЛИВОЙ СМЕНЕ

Дети всегда были любовью Петра. Он был в той шеренге руководителей, которые прекрасно видели в детворе наше будущее. Он активно боролся с детской беспризорностью. Перед ним № мая 1922 года под дробный стук барабана прошел по Красной площади первый отряд юных ленинцев столицы — пятьдесят два красногалстучных пионера с Красной Пресни.

В новинку было то, что пионеры пришли приветствовать XV районную конференцию коммунистов Выборгской стороны. Й Смородин отметил это в заключительном слове:

— Вчера приходили пионеры, и я видел, как у вас на глазах навернулись слезы. И не потому, что у нас глаза не на том месте, и не потому, что поддались истерике. Просто потому, что мы видели совершенно новое, выросшее в советских условиях поколение — здоровое, радостное, счастливое! Значит, не зря мы боролись! И это новое поколение хорошо завершит начатое нами дело. Скажем так: плакали мы от радости. Есть у нас смена. И вырастет она более культурной и сознательной, чем мы с вами.

Работу с детьми он ставил широко. По его почину профсоюзные организации района начали проводить собрания родителей, где педагоги и врачи вели беседы, как воспитывать детей в семье. Иногда Петр приглашал на беседу таких крупных ученых, как организатор первых в России внешкольных учреждений Станислав Теофилович Шацкий: он подробно рассказывал о своих книгах «Годы исканий» и «Изучение жизни и участие в ней».

На станции Сиверской Смородин открыл первый в стране постоянный пионерский лагерь. Он часто ездил туда, то один, то с директорами заводов, то с Сергеем Мироновичем, и всегда обращался к ребятам с теплым словом.

Руководителей фабрик и заводов он стал прихватывать с собой после их беседы с Сергеем Мироновичем. Об этом сохранились записи директора Металлического завода Ивана Николаевича Пенкина.

«Однажды Киров спросил у директоров:

— Бываете вы в пионерских лагерях?

— Бываем.

— А что вы там делаете?

— Проверяем, стараемся устранить недостатки. Сергей Миронович усмехнулся:

— Иной директор приедет в пионерский лагерь, ходит как чинуша, обследует… А вы ведь едете к детям… Не грешно, если и подарки с собой привезете, обрадуете детей.

Через несколько дней мы большой группой выехали в Толмачево, где находились пионерские лагеря ряда предприятий Выборгского района, в том числе и нашего Металлического завода. Выехал с нами и секретарь райкома партии Петр Смородин. Мы захватили с собой сладости и другие подарки. Ребята были очень довольны, и нам самим поездка доставила много радости».

В этом деле Петр всегда оставался комсомольцем. И очень нервничал, когда после парадного открытия лагеря начинались там неполадки. Он старался нагрянуть туда неожиданно, привозил в райком доказательства бесхозяйственности директора и вожатых: какие-то погнутые ложки, которые неведомым путем оказались у ребят, порванные, грязные простыни. И тогда секретарю райкома комсомола Врублевскому доставалось на орехи.

Однажды он собрался в Островский лагерь. Там услыхали краем уха, что он приедет, объявили аврал: привели в порядок территорию, даже дорожки посыпали золотистым песком.

У первого же мальчишки он спросил:

— Всегда у вас так чисто?

— Да нет. Сказали, что приедет Смородин, вот мы три дня и приводили в порядок лагерь.

Был классический разгон директору и вожатым:

— Бросьте разводить эти потемкинские деревни! Вы же воспитываете из детей подхалимов. А это самое страшное. Не можете содержать лагерь в порядке, так и признайтесь. Найдутся люди более достойные!

О нем говорили, что у него, как и у Кирова, нет двух карманов — один для себя, другой — для партии. Рабочие кое-что дарили ему в праздники, все подарки тотчас же оказывались у детей. Умельцы с Металлического завода в юбилей Октября преподнесли ему в подарок оригинальный шахматный столик: на нем после каждого хода вспыхивала лампочка. Столик был отправлен в Дом пионеров и школьников Выборгского района.

 

ДОМА

Он не сюсюкал в разговорах с детьми, говорил им суровую правду и умел прощать разные их шалости. Все это прежде всего раскрывалось в отношениях с дочерью.

Майе в первый школьный год снизили оценку по поведению.

Учительница — Мария Ефимовна Андрианова — пригласила Смородина в школу. Он не смог приехать, послал за ней машину, попросил ее на чашку чая к себе домой. Они чаевничали, беседовали. Петр слушал о проделках дочери, глаза у него блестели.

— Понимаете, Мария Ефимовна, есть в детях что-то такое, о чем мы, старшие, забываем. Я недавно выступал с докладом на заводе Карла Маркса. После моего доклада было объявлено кино. Я стоял не на сцене, а впритык к первому ряду, занятому подростками. Разговор, естественно, затянулся. Тогда один мальчишка — курносый, в веснушках, с озорными глазами — украдкой дернул меня за штанину.

«Ты что?» — удивился я.

«Кончай, дядя, пора картину показывать!..»

Конечно, я ему сказал пару слов. Скажу и Майе.

Мария Ефимовна поняла, что разговор о шалостях его дочери окончен: Смородин не бросал слов на ветер.

Отец никогда не ругал дочку, лишь изредка внушал, что настоящий человек начинается с дисциплины. В школе заведен порядок, иногда он может и не нравиться, но нарушать его негоже.

— И давай договоримся: больше на тебя жаловаться не будут. Я не хотел бы за тебя краснеть!

Этого оказалось достаточно.

Девочку он любил строго и нежно. И она отвечала ему со всем пылом своих детских чувств. Видела она его редко. Но уж когда он бывал дома не ночью, одаривал ее вниманием, лаской. Он был ей как старший друг — с лукавой иронией, за которой угадывалось заботливое отношение.

Киров прозвал Майю «личным секретарем» Петра.

— Звоню Смородину домой. Подходит девица и выпаливает скороговоркой: «Отец спит, мама в университете, бабушка на кухне. До свидания!» И повесила трубку. Вот бы мне такого «секретаря»!

В свободные часы любил Смородин мастерить дома. Осталась у него добрая рабочая привычка: руки требовали занятий. У Майи были кой-какие вещицы хохломской работы, отец восстанавливал их, подклеивал. Жили-то, в общем, небогато: на жалованье отца. Потребовался как-то новый столик на кухню, купили самоделку на Андреевском рынке у плотника. Отец сам его покрасил.

— Я и о тебе не забыл! — сказал он Майе. И отделал под слоновую кость ее деревянную кровать, детский столик и табуретки к нему.

Почти ежегодно ездили отдыхать на курорт: чаще — на Кавказ, реже — в Крым. Когда же Петр не поддавался уговорам жены, проводили отдых под Ленинградом, где он очень любил собирать грибы, забавные корни, из которых мастерил смешных человечков и диковинных зверей, ягоды или листья. Уходил в лес обычно в трусах, в старых сандалиях, в кепке, непременно один. Но вообще-то, без дочери никогда не трогался с места — в отпуск или при вылазке за город.

В тот суматошный вечер, когда предстояло ехать в Кисловодск, Майя обварилась кипятком. Торопились на вокзал, Майя раньше бабушки оказалась на кухне, где кипел фронтовой чайник отца — помятый с боков, без ручки: ее заменяла толстая проволока, обмотанная тряпкой. Девочка встала на табурет, сняла чайник. И — ошпарила ноги.

До поезда оставалось всего два часа. Мать ни за что не хотела брать дочку, бабушка — туда же. Петр заявил:

— Без Майки — ни шагу! Сдадим билеты и путевки, останемся дома. А если едем, я ее выхожу!

На больших станциях носил он девочку в медицинские пункты — делать примочки, перевязки. Не отходил от нее в Кисловодске. И через десять дней она уже гоняла с мячом в парке.

Бабушка переживала страшно. Ее успокаивали открытками, фотографиями. Она писала: «Берегите дите, как бы опять чего не вышло», потому что повидала она с внучкой горя: та дважды ломала руку, вывихивала колено, прибегала домой со шрамами, но не ревела. И Анна Петровна удивлялась сверх меры:

— Петь, да в кого ж Майка такая деревянная?

— Наша порода — боринская, дюжовская: в огне не горит, в воде не тонет. Для жизни это совсем неплохо!..

И слово перед девочкой отец держал всегда. В один из вечеров что-то случилось с его машиной, и он опаздывал в Смольный, к Кирову. Оставался один выход — бежать к трамваю. А там Петр обыскал все карманы, монеты на билет не оказалось. Спасибо, выручил знакомый рабочий.

Дома он об этом рассказывал потешно. Майя спросила:

— А если я найду?

— Деньги будут твои.

Она перебрала в его карманах все удостоверения и в одном из них обнаружила десятирублевую бумажку.

— Эти деньги Майкины, таков был уговор! — сказал Петр Иванович.

На другой день она пошла с бабушкой в магазин и купила прекрасную персианку с закрывающимися глазами…

Майя Петровна вспоминает, как шофер Костя Носин подбил все семейство Смородиных ловить раков сеткой. Анна Петровна достала протухшее мясо, и рано утром тронулись на Карельский перешеек. С рачевней ничего не получилось. Отец стал таскать раков руками и только покряхтывал, когда они больно цеплялись клешней.

— Давай, Костя, давай! — подбадривал он шофера. — Пусть кусают, а ты не бойся!

Любил Петр бильярд и играл отлично. Умел играть в шахматы. Дока был в игре в городки. И красиво играл в волейбол — непременно в берете, чтоб не мешал чуб.

Любил и лихую езду на своем новом «бьюике», и шофер Костя вполне отвечал его вкусам. Правда, на него находило: любил он спиртное. Тогда все грехи сваливались на машину: то карбюратор плох, то надо менять скат.

Петр отчитывал его немилосердно. Досужие люди советовали ему заменить Костю более надежным шофером. Он отнекивался, берег его, жалел: ведь у человека двое детей. И когда у Кости обострилась язва желудка, увез его с собой в Кисловодск. Старый Константин Иванович Носин недавно говорил мне:

— Не видал я больше такого человека. Он блестит перед глазами, как золотая монета! Вечная слава Петру Ивановичу!

Елена Михайловна училась в Ленинградском государственном университете на географическом факультете. Петр охотно поощрял ее желание стать специалистом, научным работником.

Она старалась глубже войти в духовный мир мужа, читала черновики его докладов, подготовленные к большим собраниям, конференциям. Подбирала ему кое-что из художественной литературы, аннотировала интересные статьи из журналов. Ей были во многом обязаны муж л дочь, когда выезжали на курорты. Да и круг людей, бывавших в доме, в какой-то мере определялся ею.

Часто у Смородиных бывали люди театра, журналисты, профессора. Ближе всех была Екатерина Павловна Корчагина-Александровская. Петр в ней души не чаял и звал ее просто тетя Катя. Это была актриса от бога: отличного стиля и широчайшего диапазона. Она играла и непутевых комических старух, и героинь драматического плана. А когда вжилась в роль старой большевички Клары в пьесе Афиногенова «Страх», театр был потрясен: после ее монолога весь зал на премьере запел «Интернационал». Сергей Миронович говорил Петру: «Замечательная актриса! Она сумела найти в нас, большевиках, правдивые, простые, человеческие черты!»

Как только появлялась она у Смородиных — одна или с дочерью Екатериной Владимировной, — все окрашивалось мягким юмором: великой мастерицей была Екатерина Павловна, когда представляла в лицах знакомых актеров, рассказывала были и небылицы из старого провинциального театрального быта…

Часто бывала молодая, талантливая, остроумная актриса Наталья Сергеевна Рашевская — дочь царского адмирала, погибшего в японскую войну. Строгие товарищи злословили: «Ну и знакомые у тебя, Петр Иванович!» Он же очень ценил талант Рашевской и принимал ее с радостью. Да и она была женой Станислава Адамовича Мессинга — старого приятеля Петра: они сдружились еще в те годы, когда Мессинг работал в Петроградской ЧК, а затем в Ленинградском губкоме партии. Поддерживал Петр и старые отношения с фронтовыми товарищами — актерами Мгебровым и Чекан. И с большим кругом актеров кино, с которыми встречался на просмотрах картин в студии «Ленфильм».

Заходили в гости и старые мастеровые. С ними Петр забивал «козла» в домино.

Изредка, когда выдавался у мужа свободный вечер, Елена Михайловна увлекала его в оперу, в концерты, особенно когда дирижировал Фриц Штидри. Прекрасные минуты переживал Петр, слушая произведения Бетховена или Вагнера. Но, верный себе, не уходил от шутки:

— Хорош Вагнер, слов нет! Но зачем же шесть актов? Ей-богу, длинновато!

Старался Смородин не пропускать концертов талантливых зарубежных артистов. Очень любил дирижера Отто Клемперера.

Смородин помог Леониду Утесову, защитил его от нападок. И однажды — демонстративно для критиков, которые рьяно громили джаз, — пригласил его с оркестром на вечер, посвященный закрытию партийной конференции. Кстати, с того вечера вошла в репертуар оркестра одна из популярнейших современных песен «Полюшко-поле».

 

ЗАПЕЧАТЛЕННЫЙ ОБРАЗ

Много было людей, общение с которыми приносило радость. Но ближе всех был Киров: товарищ, друг, наставник. Таким и запечатлелся образ Мироныча в сознании Смородина.

Старые большевики Питера помнят их частые встречи. Об одной из них рассказала и Майя Петровна. Они ехали в Володарку, что расположена рядом с Детским Селом. Мужчины разговаривали, мало обращая внимания на девочку. Киров сказал:

— В Москве считают, что ты уже сделал свое дело в Питере по разгрому оппозиции и по благоустройству Выборгской стороны. Сталин звонил мне. Он предлагает тебе пост наркома коммунального хозяйства.

Петр долго молчал. Потом сказал:

— Не поеду я, Сергей Миронович! Там надо сидеть в кабинете, я для этого не гожусь. Мне бы с народом, в самой гуще. Дай прикипел я сердцем к Питеру. Вы это знаете!

— Ну пока я здесь, ты будешь в Ленинграде!..

Все ли было безоблачно в их отношениях? Почти. Иногда Сергей Миронович наводил критику и в адрес друга.

Одно время в городе начались перебои с овощами: в области был неурожай, из южных и западных районов задержались с подвозкой. Киров сформулировал решение бюро обкома: всем первым секретарям срочно выехать за пределы области, подтолкнуть заготовителей. На долго Смородина выпал белорусский картофель.

Петр заявил:

— Не поеду! Решение бюро вымученное. На кой хрен существуют хозяйственники, если они не справляются с обычным делом? Да и не могу я сейчас оставить район.

Киров ответил резко:

— А с каких это пор снабжение рабочего класса перестало быть делом партии? Ехать всем!..

Смородин приехал домой хмурым. Долго не мог заснуть. Поздно вечером позвонил Киров.

— Как Петя?

— Спит, — ответила Елена Михайловна.

— Тогда не будите его.

Утром Петр позвонил Сергею Мироновичу — не мог он быть в ссоре с ним:

— Вы правы, Мироныч, дело это наше. Я устал, был раздражен. Да и простыл, немного болею. Поеду, как поправлюсь.

Через десять дней он вернулся из Минска, следом за ним шли эшелоны с картофелем…

До половины февраля 1934 года Киров и Смородин были с ленинградской делегацией в Москве на XVII съезде партии. Съезд встретил Кирова овацией: так выросла в стране его слава стойкого коммунистического деятеля и трибуна. И ленинградцы с гордостью отмечали, что их Мироныч стал любимцем партии.

 

ВЫСТРЕЛ ВРАГА В СМОЛЬНОМ

И вот уже 1 декабря 1934 года. Обычный пасмурный зимний день. И день страшный — в Смольном подлой рукой врага убит Киров…

Партийные и комсомольские активисты города Ленина в пятом часу дня 1 декабря забили до отказа огромный круглый зал бывшей Государственной думы в Таврическом дворце.

Передние кресла были отданы старшим. Молодежь сбилась кучками поодаль — ребята из Нарвского, Невского, Выборгского, Петроградского, Московского и Василеостровского районов. Шутили, смеялись, под сводами стоял невообразимый звонкий гул. Но все посматривали на часы. Сейчас они пробьют пять, стремительно выйдет к трибуне Сергей Миронович Киров — минута в минуту. И зал не дыша будет слушать самого яркого оратора партии.

Но пробило пять. Киров не вышел. Стали переглядываться в президиуме Борис Позерн, Петр Струппе, Михаил Чудов, Петр Смородин.

Прошло еще минут пять. Позерна вызвали за сцену. Его не было долго, и в президиум полетели записки: «Где Киров?» На них никто не отвечал.

Борис Павлович Позерн, шатаясь и тряся головой, еле добрался до товарищей и что-то шепнул им. На миг они окаменели. Потом Смородин схватился за голову и, повалив стул, выбежал за сцену. Струппе комкал черную бороду. Чудов поднес к глазам носовой платок.

Борис Павлович потянулся к звонку дрожащей рукой. И не своим громовым баритоном, а приглушенно, по-стариковски, еле сдерживая рыдания, сказал:

— Дорогие товарищи! Сергей Миронович не придет. Собрание отменяется.

— Почему?

— Что случилось?! — послышались тревожные голоса. Позерн махнул рукой, опустился в кресло и зарыдал…

 

ДРУГ РАБОЧИХ

Жизнь Петра Ивановича Смородина надломилась.

Все товарищи понимали, что затаенная грусть и безмерная печаль сковали его по рукам: не слышали от него более ни озорной шутки, ни острой поговорки.

Почти весь 1935 год шла огромная по масштабу проверка партийных документов. Бюро райкома заседало через день до трех-четырех часов ночи, решая судьбы тысяч коммунистов.

В первую годовщину смерти Кирова Петр Иванович напечатал в «Ленинградской правде» статью «Друг рабочих». Во. всем оставался верен себе вожак большевиков Выборгской стороны и выбрал самую сокровенную для себя тему — преданность старшего друга могучему рабочему классу.

«Рабочие Выборгской стороны хорошо знали и сердечно любили Сергея Мироновича, — писал он. — И Мироныч лично знал очень многих рабочих. А когда в великие пролетарские праздники колонна Выборгского района проходила мимо трибуны, улыбающийся Мироныч по имени приветствовал знакомых товарищей, и это приветствие было горячим и крепким, как дружеское рукопожатие.

Рабочие Металлического завода никогда не забудут, какое большое участие принимал Сергей Миронович в ответственном и сложном деле выпуска первых советских турбин…

Приемка турбины — это ответственный и тревожный момент. В напряженном молчании прислушиваются рабочие к первому биению сердца мощной машины, инженеры и мастера следят за тем, как увеличивается число оборотов, — у каждого одна мысль, одна забота. И Сергей Миронович, охваченный общей тревогой, стоит вместе со всеми у испытательного стенда.

Но вот все быстрей работает турбина; работает ровно, без перебоев, у людей проясняются лица, и к Сергею Мироновичу начинают подбегать рабочие: «Идет хорошо, Сергей Миронович, все будет в порядке»,

Мастер турбинного отделения Тимофеев как-то сказал товарищу Кирову о том, что существует способ проверки исправности турбины — надо на самый верх турбины поставить на ребро пятачок. Если монета при полном ходе машины не падает от сотрясения — значит, машина работает хорошо, без перебоев. И с тех пор Сергей Миронович, приезжая на приемку, всегда говорил: «А ну перестаньте определять «на глазок» — поставьте лучше на турбину пятачок».

Горячо любивший жизнь Мироныч прямо расцветал, когда видел наших здоровых, молодых, крепких ребят. На том же Металлическом заводе в обеденный перерыв молодежь играла на дворе в волейбол. Киров остановился, долго смотрел и сказал: «Думал ли кто-нибудь раньше о том, что можно так веселиться на заводе? Хорошая молодежь, радостная у них жизнь и работа».

Киров любил людей. Он радовался их успехам, поднимал, поддерживал тех, кто своей работой помогал нашему государству. И недаром к Кирову обращались заводские изобретатели и рационализаторы — он интересовался их работой, расспрашивал, советовал. Не забывал этих людей и, приехав на завод, интересовался, как продвинулась их работа..

Была у Кирова одна замечательная особенность в подходе к рабочим — он всегда показывал им их работу в перспективе ее развития. Говоря о тракторных частях, о турбинах, об оборонных заказах, он всегда умел показать, какое значение имеет эта вещь для всей страны в целом и для каждого в отдельности. Он учил нас через детали и машины, которые производит рабочий, раскрывать перед ним его роль в строительстве социализма, в обороне страны, в укреплении нашей социалистической Родины».

 

КОНЕЦ…

В апреле 1936 года Выборгская сторона разделилась на два района: Красногвардейский и Выборгский. Город сильно вырос за годы индустриализации, и новое районирование стало разумной мерой. Андрей Жданов, прибывший в Ленинград после смерти Кирова, настоял, чтобы Смородин стал первым секретарем в Московском районе.

Петр Иванович пришел на XVI районную партийную конференцию как почетный гость: проститься с выборгскими большевиками. Попросили его выступить. Он сказал кратко и заключил речь словами:

— Я четыре года и четыре месяца работал с вами рука об руку. Худо ли, плохо ли — судить не мне. — И под смех делегатов добавил: — По-моему, чуть-чуть подходяще!

Гордону пришлось держать ответное слово. Он был стеснен присутствием Смородина, но удачно выразил мысль всего зала: выборжцы могут гордиться тем, что у них был такой достойный руководитель. И напомнил слова, сказанные однажды Кировым: «Дело наше, товарищи, непобедимо не только потому, что у нас великая армия строителей, но и потому, что мы строим по плану такого архитектора, который не собьется с правильной исторической дороги, наш архитектор — это наша непобедимая большевистская партия, вооруженная ленинизмом!..»

Ровно через год Петр Иванович уехал из города Ленина: 13 сентября 1937 года его избрали первым секретарем Сталинградского обкома ВКП(б). Вскоре переехала в Сталинград и его семья.

Положение в областной и городской организациях партии было напряженное, особенно с кадрами.

Собственно, с этого и начал Петр Иванович работу в Сталинграде. Секретаря райкома партии Федорова, переведенного из Рудни в Урюпинск, оклеветали в руднянской районной газете.

Федоров, когда его кандидатуру выдвинули на пост урюпинского секретаря, дал себе отвод и уехал в Сталинград к Смородину.

Районное партийное собрание шло в Урюпинске почти неделю: один из «активистов» требовал распустить весь райком, обвинив всех его членов в политической неблагонадежности.

Это было чрезвычайное происшествие, с каким Смородину еще не приходилось сталкиваться. И он направил в Урюпинск заведующего отделом агитации и пропаганды обкома партии Сергея Алексеевича Краснова.

— Я не могу поверить, — сказал он ему в напутствие, — что роспуска райкома с такой формулировкой требует подлинный большевик, ленинец. Всего вернее, что это типичный карьерист или приспособленец. Поезжай, Краснов, разберись обстоятельно. А тому крикливому типу задай от моего имени только один вопрос: из какой партии он переметнулся к большевикам?

Краснов так и сделал. И тотчас же понял, что интуиция не обманула Смородина. Районное собрание заявило единодушно:

— Так он эсер, кто этого не знает!

Собрание вступило в нормальную фазу. Крикливый тип, пытаясь удержаться в партии, сделал поворот на 180 градусов и снял свое предложение о роспуске райкома. Но это не спасло его от заслуженной кары. Федорова оставил Смородин работать в Сталинграде, в областном земельном отделе. Некоторое время спустя он снова перешел на партийную работу в одном из сельских районов области…

В январе 1938 года Смородин был на пленуме ЦК ВКП(б) в Москве.

Докладывая о решении пленума ЦК на заседании обкома, Петр Иванович особенно подчеркнул свою заветную мысль: партийная душа должна быть во всем на первом месте! — и подробно остановился на главных задачах партийной организации области: беспощадно бить карьеристов, которые клевещут на членов партии; внимательно разбираться во всех обстоятельствах дела любого коммуниста, на которого пало подозрение; всегда думать о том, что даже исключенного из партии человека нельзя снимать с должности и лишать работы, пока не рассмотрена его апелляция.

После январского пленума ЦК ВКП(б) значительно оздоровилась вся партийная деятельность в городе и на селе, оживились все формы работы советских органов, профсоюзов и комсомола.

Интересной и важной была большая речь Петра Ивановича весной 1938 года на городской партийной конференции, где его избрали и первым секретарем Сталинградского горкома ВКП(б).

Началось смелое выдвижение на ответственную работу новых людей; 263 человека пришли к руководству в низовых партийных органах, 64 товарища выдвинуты в горком и в райкомы партии. Снова начала расти городская организация: принято в ее ряды почти 650 человек, из них две трети — рабочие. Комсомолу уделено много внимания, и организация ВЛКСМ росла успешно: она увеличилась на одну треть — на 7500 членов. И уже более 1000 комсомольцев рекомендованы в партию.

Много сил было отдано подготовке к выборам в Верховный Совет СССР. Обком сколотил из активистов большую группу квалифицированных агитаторов, обязал всех секретарей горкома и райкомов выступать на всех предприятиях, во всех колхозах области. Очень был удовлетворен Петр Иванович, когда узнал, что секретари сельских райкомов побывали с докладами даже в самых глубинных колхозах.

Верный себе, говорил он об этом с хорошей долей юмора:

— Вот некоторые секретари прямо говорят о себе — сидим, говорят, по пяти лет в районах, а в ряде колхозов и хуторов не бывали. И только выборная кампания заставила их побывать в этих колхозах и хуторах.

Петра Ивановича выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР рабочие тракторного завода, работницы швейной фабрики имени 8 марта, студенты и преподаватели педагогического института, воины гарнизона, многие районные собрания колхозных избирателей.

Часто он выступал на предвыборных собраниях. И непременно выделяли в его речах четыре важнейших аспекта: не притупляйте бдительности, мы живем в окружении враждебно настроенных к нам стран; смелее выдвигайте к руководству новые, молодые кадры — они наше будущее; превращайте такой пролетарский центр, как Сталинград, в ведущую силу хозяйственной и политической жизни области; отдавайте больше сил организации агитаторов, чтобы выборы показали всему миру, как морально и политически сплочен наш народ вокруг героической партии большевиков.

С комсомольским задором, весело, остроумно выступал он в привычной юношеской среде — у молодых избирателей города Сталинграда. Только он был смущен приемом: молодежь встретила и проводила бурной овацией.

Он объяснил юношам и девушкам, почему у него есть такая заветная мысль: «Партийная душа должна быть во всем на первом месте». Только член партии Ленина способен сконцентрировать до предела все силы ума и сердца для окончательной победы рабочего класса на земном шаре. Только с неугасимым факелом ленинизма можно прийти к окончательной победе социализма. А чтобы быть человеку с душой коммуниста, ленинца, и иметь право вести за собой товарищей, во всем надо быть примером: на работе, в общении с людьми, в семье, в буднях быта, в учебе, в выполнении долга по защите Родины. Стать ленинцем можно только в совместном труде с рабочими и крестьянами, овладевая всепобеждающим учением Маркса — Энгельса — Ленина.

Он закончил речь пламенным призывом:

— Будьте бесстрашными, отважными, мужественными борцами социалистической революции! Отдавайте все свои силы, всю свою молодость революции! Теснее сплачивайтесь под знаменем партии большевиков!

Его забросали вопросами: как он создавал комсомол? Как воевал под красным Питером?

— Вот здесь говорили о моей работе, о моей роли в организации комсомола, об участии в гражданской войне. На все это я могу ответить и заявить одно: я сын партии. Меня партия воспитывала и выращивала, и эта партия поручила мне в свое время организовывать комсомол. Создавая кружки молодежи и организуя молодежь в Ленинграде, я только выполнял поручения нашей партии, выполнял обязанности члена партии…

После успешного проведения выборов в Верховный Совет СССР 12 декабря 1937 года и после пленума ЦК ВКП(б) в январе 1938 года многосторонней и ярче развернулась работа в партийных организациях.

Смородин уделял много внимания работе крупнейших предприятий Сталинграда — завода тракторного и завода «Красный Октябрь». В пору, когда бряцали оружием германские и итальянские фашисты и шла кровопролитная гражданская война в Испании, эти предприятия города приобретали очень важное значение. Но работали они с перебоями.

Тракторный завод до приезда Петра Ивановича особенно переживал кризис с кадрами. Это сказывалось на ходе выполнения производственной программы.

В 1937 году завод обязался выпустить 14 775 тракторов, а с его конвейера сошло лишь 1005 машин, то есть чуть больше семи процентов намеченного плана. Сотни колхозов остались на голодном пайке.

С таким положением мириться было нельзя. И по опыту старшего своего друга, Сергея Мироновича Кирова, Смородин стал дневать и ночевать на заводе. Он созывал совещания в дирекции, проводил летучки в цехах; иногда обедал в заводской столовой, и вокруг него собирались старые и молодые рабочие, с которыми шел краткий деловой разговор; он крепко подхлестывал газетчиков, чтобы они оперативнее и ярче освещали выполнение плана каждой бригадой и шире освещали ход социалистического соревнования. Он нередко встречал выходящие из цеха новые машины, а когда они задерживались, ловил себя на мысли: взять бы в руки инструмент да послесарить, как на фабрике Шаплыгина в давние годы. Но ведь за плечами был у него не один тракторный завод, а и огромная область на правом берегу Волги.

К Первомаю 1938 года тракторный завод почти вышел из прорыва. Он задолжал стране только пятьсот машин. Однако рабочие приняли обязательство перекрыть норму в первом полугодии.

Завод «Красный Октябрь» работал более ритмично. К Первомаю была выполнена программа, получена прибыль в сумме пятнадцати миллионов рублей. И в обстановке праздничного подъема Смородин вручил коллективу переходящее Красное знамя наркомата и ВЦСПС.

Обком сделал резкий поворот в сторону коммунального хозяйства города. Как и в свое время на Васильевском острове, и на Выборгской стороне Ленинграда начался массовый поход за благоустройство. Возведение домов для рабочих, прокладка водопровода и канализации, устройство дорог и тротуаров, озеленение береговой цолосы у Волги, открытие новых трамвайных и автобусных линий — эти дела были все время в поле зрения и обкома, и горкома партии. В 1937 году с большим трудом ввели в строй 19 тысяч квадратных метров жилья, на 1938 год наметили резкий скачок — увеличить новый жилищный фонд в четыре с лишним раза, сдать 80 тысяч квадратных метров. И почти половина его уже была заселена к Первомаю.

В июне 1938 года Смородин был отозван в Москву. Его жизнь трагически оборвалась в 1939 году в результате необоснованных обвинений, выдвинутых против него.

Где бы ни работал Смородин, куда бы ни посылала его партия — организатором ли молодежи Петроградской стороны, накануне Великого Октября, комиссаром ли полка в годы гражданской войны, первым секретарем ЦК комсомола, секретарем райкома или обкома партии, — он всегда оставался коммунистом-ленинцем.

Имя Петра Смородина, славного вожака Ленинского комсомола, деятельного участника строительства социализма, навсегда вошло в историю комсомола, в историю нашей страны.