Они подошли к здоровенному балагану, который с учетом зимних условий был обтянут в два слоя парниковой пленки и отапливался буржуйкой, это было видно по торчащей трубе. В балаган Тимоха отказался заглядывать наотрез, из соображений антисанитарии. Перед мангалом размещалась капитальная жаровня на ножках, замастыренная из самого настоящего сейфа, с которого сняли дверцу. Вокруг жаровни разместилось человек шесть бомжей разной степени потертости и возраста.

— Так, пацаны, у нас гости и просьба не нарываться. У кого в процессе возникнут вопросы к этому человеку, можете их задать сразу Годзилле, или просто на его рожу посмотреть внимательно. И давайте быстренько дощечки тарной организуйте, щас шашлык жарить будем.

Сказав все это, Игумен шустро опрокинул жаровню, вся горящая в ней дрянь жутко задымила и пришлось быстро затаптывать ее в мокрую грязь. Авторитет его чувствовался, двое бродяг быстро сорвались с места и исчезли за кучами. Третий побежал искать толстую алюминиевую проволоку на шампуры, проспонсированные Тимохой двое наиболее прилично одетых, отправились в магазин за дополнительным пойлом и лавашами.

— Ну что, Игумен, как обстановка тут, стреляют?

— Стреляют, мать их, но мы уж привыкли, а кое — кто и волыной обзавелся.

— И что думаешь, есть соображения?

— Разборка идет крупная, ищут кого то, только не ясно кого, сами вроде не знают толком. Не так давно прибился тут один, вроде блатной и в наколках, пытались пробить конкретней — темнить начал, типо в розыске и нам лучше не знать. Но тут подобная шняга не прокатывает, ты же Громыча знаешь?

— Не, не знаю, кто таков, чем знаменит?

— Ооо! Громыч старый каторжанин — шесть ходок, тридцать пять лет сроку за плечами, только мало кто знает, не афиширует особо. Так он этого фуфела синего минут десять послушал, потом пару вопросов задал и все, потерял интерес. Нам потом сказал, что пургомет, верхушек где то нахватался и чтоб аккуратней с ним. На серьезных хатах таких быстро под шконку загоняют, там вранье не проходит. Да и не вел бы он себя так на хате, если только тут, перед нами. Что взять с убогих?

— Лихо он его, Громыч ваш! Закалка чувствуется, старая гвардия.

— А ты как думал? Это не первый, кого он раскатывает на молекулы. Ему только мельком посмотреть на человека, сразу скажет кто по жизни. Первый раз еще при Сталине сел, сучьи войны помнит, мы его бережем как зеницу.

— Мою кандидатуру, значит одобрил?

— А иначе бы не разговаривали.

— Интересно, вот бы не подумал, век живи, век учись. И что дальше было с тем, татуированным?

— А ничего хорошего, грохнули его через неделю. Он тут вопросы всякие людям задавать начал, хотели уже гнать его пинками, пусть в других местах блатует, но пошел он в город зачем то и получил гвоздей с обреза на выходе.

— А что за вопросы задавал он, сказать можешь?

— Да ничего особенного вроде, ну у кого тут мобила есть дорогая, кто умный шипко, а под дурачка косить пытается.