Это была уже вторая перевалочная база, на которую их привезли. У капитана Звягинцева закралось подозрение, что они находятся в Пакистане или на границе с ним. Да и настроение душманов говорило об этом. Они уже были не такие озлобленные, как те первые, которые взяли их в плен. Эти веселились, суетились и придумывали различные развлечения. То гоняли по площади мяч, то связывали козам хвосты и заставляли их разбегаться в разные стороны. Ребята, выкинутые из машины словно мешки с мусором, сидели на обочине дороги, ожидая своей участи. Внезапно их внимание привлекли громкие голоса на повышенных тонах. Из-за дувала показались мужчина с женщиной, те, которые останавливали их машину при въезде в кишлак. Тогда Сергею показалось, что их внимательно рассматривают и изучают, но он не придал этому значения.

Женщина надменная, злая, с клокочущим от бешенства голосом, но отмеченная природой настоящей, почти неземной красотой, громко кричала долговязому типу в вязаном свитере на английском языке со страшным восточным акцентом:

– Понимаешь, он мой! Это он убил мою сестру! Отдайте его мне, а не то я здесь всем мозги вышибу!

Сердце у Сергея екнуло. Он сразу понял, что разговор о нем. Внутри похолодело от догадки, что эта женщина и была вторым стрелком, но при чем тут ее сестра, понять не мог. Долговязый тип недоуменно смотрел на нее, ни разу ни перебив. Когда она затихла, он сказал:

– Марта, ты уверена? Эти солдаты все же люди! – но, увидев вспыхнувшую на ее лице ярость, опередил, добавив: – Ладно, я согласен. Пусть будет по-твоему. Что ни сделаешь для незаменимого специалиста. Теперь ты осталась одна и твое слово закон. Я уважаю твое чувство мести. Оно помогает в нашей работе.

Он махнул рукой и дал указание страшному на вид душману, который руководил охраной.

Капитан никак не мог правильно оценить обстановку, но почувствовал, что происходит что-то из ряда вон выходящее. Только Сергей сидел в стороне и делал вид, что это его не касается, ни разу не дав понять, что знает язык. Он отчетливо осознал, что над ним нависла смертельная угроза, поэтому сосредоточился, как учил его Ким, откинул все страхи, ощущая, что сознание заполняет покой. Один из охранников подошел к Сергею и прикладом автомата заставил его подняться. Сергей, не ожидая дальнейшей команды, направился в сторону долговязого типа и этой женщины. Мышцы лица ее ходили ходуном. Она была в состоянии крайнего нервного возбуждения. Сергей понимал, что любое неосторожно сказанное слово может вызвать резкую реакцию, и он будет убит. Он остановился напротив и открыто посмотрел им в глаза. Долговязый удивился и, похлопав его по плечу, сказал:

– Смелый русский, но я тебе не завидую! – рассмеявшись, повернулся к женщине и сказал, обращаясь уже к ней: – Он твой! Только отведи его подальше. Я надеюсь, ты его насиловать не будешь, а просто застрелишь!

Долговязый тип захохотал, а она, свирепо стрельнув в него взглядом, с хриплым выдохом ответила:

– Джон, ты меня раздражаешь.

С безумной ненавистью в глазах она связала Сергею руки и, подталкивая в спину, направила его в сторону лесного массива, за которым скрывалось очередное ущелье. Бросив напоследок взгляд в сторону ребят, он увидел их недоумение. Ему показалось, что капитан прикрыл глаза и все. Стало очень страшно. Еле заметная тропа поднималась резко вверх, что затрудняло движение. Шли они долго и только когда скрылись в ветвях деревьев и вышли к скалам, она передернула затвор винтовки, досылая патрон в патронник. Спокойным, лишенным эмоций, голосом, но уже на немецком языке, она произнесла:

– Вот и все, шурави, сейчас ты умрешь!

Сергей продолжал идти, лихорадочно ища выход из сложного положения. Он только сейчас понял, что его ведут на расстрел, что он сейчас должен умереть. Сколько раз он видел это в кино, читал в книгах, но осознать, что сам стал участником этого мероприятия, никак не мог. Он никогда и ни за что бы не поверил, что сам прочувствует и пройдет это, особенно физиологически и душевно. Пройдет и умрет. Его просто не станет. Он горько усмехнулся и остановился, потому что почти уперся в дерево и из-за ее крика, который словно одернул его. Прикрыв глаза, он подумал о том, что немецкий язык и вправду, как утверждали участники Великой Отечественной войны, в полевых реалиях оказался командным языком.

– Стой! Ты думаешь, я тебя вечно буду тащить в горы? Твоя жизнь закончится здесь! Ты мой самый ненавистный враг и должен умирать медленно! Почему ты снова оказался русским? Русским, который снова убил члена моей семьи. Тем я отомстить не могла, а уж тебе отомщу за всех. Жалко, что я не могу объяснить тебе, ради чего ты умрешь!

Она подбежала к нему, развязала руки, резко развернула к себе лицом и сильно ударила стволом винтовки под колени, отчего ноги Сергея согнулись, и он упал на колени. Это длилось недолго. Превозмогая боль, он встал с колен и, выпрямившись, гордо посмотрел на нее. Она, еще сильнее рассвирепев, отпрянула, сделала несколько шагов назад, вскинула винтовку, прицелилась ему в голову и закрыла глаза. Но выстрелить не смогла и, опуская винтовку, тихо сказала:

– Почему я не могу выстрелить? Что в тебе такое? Почему ты не боишься? Я не понимаю своих чувств!

Он смотрел ей в лицо и думал, что стоит совершить бросок и нанести один-единственный удар, как сломаются ее шейные позвонки. Тогда больше не будет угрозы для жизни. Но смысла в этом он не видел. Куда он пойдет, если даже не представляет, где находится? А если и уйти в горы, то долго он там не протянет без еды и воды. Его поймают через день, два, и он все равно умрет. Он снова перевел взгляд на эту женщину. Ее чистые черты лица напомнили ему прошлую жизнь. Он не хотел убивать ее, он вдруг безумно захотел наладить с ней контакт и поэтому спокойно сказал, с трудом подбирая слова, вспоминая основы немецкого языка:

– Марта, ты извини меня! Я не хотел убивать твою сестру. Мы же на войне, а она стреляла в моих товарищей. Что случилось с твоей семьей, я не знаю, и моей вины здесь нет. Ну, а если хочешь убить меня, то делай это быстрее. Мне все равно. Я и так здесь как во мраке. Все равно смерть рядом и не важно, когда умрешь: сейчас или чуть позже.

Она вздрогнула от неожиданности и уже с интересом посмотрела на Сергея. Что-то такое промелькнуло в ее глазах. Словно опомнившись, она попятилась назад, снова вскинула винтовку и неожиданно нажала на спусковой крючок. Вокруг ствола раскололся воздух, и пуля, тонко свистнув, вонзилась в дерево сантиметрах в десяти от головы Сергея, утонула в его плоти и затихла.

Лицо у него сделалось тяжелым, губы сжались, и в эту страшную минуту он неожиданно вспомнил свое безмятежное прошлое, свой поселок, дискотеки, друзей и Олю; при воспоминании об этом закружилась голова. Он увидел перемену, произошедшую в Марте, и понял, что выстрелила она интуитивно, но не в него, а просто выплеснула бешенство, которое ее переполняло.

Этот выстрел словно выпустил пар, сбросил напряжение и приблизил их друг к другу. Кровавая пелена спала с ее глаз, и она увидела в нем человека, причем симпатичного молодого человека. Какое воздействие он на нее оказал, она не могла понять, но такого душевного состояния у нее не было уже много лет. От этого она задрожала, холодный пот выступил на ее висках.

– Ты кто? – спросила она, опустила винтовку и, отойдя к нагромождению камней, устало села на один из них.

Сергей неожиданно, как-то по-свойски, подошел к ней и тоже опустился на один из камней совсем рядом. Она не шевельнулась и даже не предприняла попытки отстраниться, только стала нервно перебирать ремень винтовки. Выражение лица ее стало простым и даже нежным, словно с нее сняли маску. Он открыто рассматривал ее и только сейчас увидел, что она была молода. Ее черты были удивительно схожи с чертами лица Оли. Сергей изумился. Ему безумно захотелось дотронуться до ее кожи, но стеснительность помешала. Она почувствовала его желание, и лицо ее налилось краской. От этого она смутилась и, стараясь опять вернуть себе злобную маску, сказала, но уже без того напора, что прежде:

– Ты не ответил на мой вопрос! Я не понимаю, кто ты и какое воздействие оказываешь на меня, но я тебя начинаю бояться!

Гримаса злости опять слетела с лица и больше, как она ни старалась, не возвращалась. Сергей, помедлив, ответил:

– Хочешь, я расскажу тебе о своей жизни? Тогда ты сама поймешь, кто я.

– Валяй, – глухим голосом ответила она и поняла, что хочет потянуть время.

Он увидел в ее лице собеседника, которого ему не хватало все это время. Его душа переполнилась впечатлениями, которыми хотелось поделиться. Он почувствовал, что с ней творится то же самое и что она еще более несчастный человек, чем он сам. Сергей понимал, что это невиданное дело, чтоб недавние палач и жертва общались друг с другом.

Он говорил долго, стараясь поточнее выразить свои эмоции на немецком языке. Потом слушал ее. Говорить поначалу она не хотела, но откровения этого русского парня и такой завораживающий акцент что-то надломили в ее душе. Еще никогда после смерти родителей она не была ни с кем так откровенна. Он говорила и говорила, а ее история шокировала Сергея.

Свою жизнь Марта посвятила лыжному спорту. В свои двадцать лет она была зачислена в Олимпийскую сборную Германской Демократической Республики по биатлону, когда произошло ужасное событие, перевернувшее всю ее жизнь. Жила она в своем доме на окраине небольшого провинциального городка, недалеко от Берлина, с родителями и сестрой Ирмой, которая была младше ее на четыре года и тоже пошла по ее стопам, училась в общеобразовательной школе со спортивным уклоном. Рядом с их городком располагалась советская воинская часть. Они с детства, еще будучи немецкими пионерами, гордились тем, что их оберегает от империалистических врагов такое могучее государство, как Советский Союз. С этой воинской частью постоянно контактировали местные жители, и военнослужащие всегда оказывали им посильную помощь. Советские солдаты радушно относились к немцам. Все шло хорошо, пока не наступило лето семьдесят шестого года. Это лето Марта не забудет никогда. Поздним июльским вечером в их дом, который стоял почти на окраине городка, ворвались русские солдаты. Они были невменяемы от большой дозы алкоголя и требовали добавки. Отец, как мог, успокаивал их, но они, не понимая языка, начали избивать мать. Дело принимало неожиданный оборот, отец начал защищать жену, а на эти крики выбежала Ирма. Один из солдат, как впоследствии оказалось, сержант, не выдержал напряжения и, скинув автомат, разрядил его в находившихся в комнате людей. Отец с матерью умерли сразу, а сестра была тяжело ранена. На следствии он показал, что в руках у девушки было оружие. Марта, в это время крепко спавшая, от звуков выстрелов проснулась. Выйдя в комнату, она увидела кровавое зрелище и удалявшихся солдат. Их машина долго не заводилась. Марта успела сбегать в кабинет к отцу, снять со стены охотничий карабин, и, добежав до входной двери, разрядить его в отъезжавшую машину. Она ранила двоих солдат.

Для их городка это было чрезвычайное происшествие, да еще с политической окраской. Поначалу затеяли настоящее следствие, но потом обвиняемых солдат отправили в Советский Союз. Власти всячески старались замять международный инцидент и не допустить ссоры с могучим соседом, а те, в свою очередь, не хотели дискредитировать свою армию. Марте предъявили обвинение в превышении пределов необходимой самообороны, поэтому, к своему ужасу, она оказалась под следствием, которое длилось почти два года. Из Олимпийской сборной ее исключили, и на ее спортивной карьере был поставлен крест. Слава богу, сестра выздоровела, хотя и провела в госпиталях около года. Все случившееся шокировало их обеих.

Дикая несправедливость разожгла в Марте лютую ненависть к русским людям. Она желала мести и мести кровавой, поэтому осенью семьдесят восьмого года при помощи друзей покойных родителей вместе с сестрой бежала в Западный Берлин, где они примкнули к террористической организации, возглавляемой Куртом Байером. Организация была никчемная, да еще провозглашавшая реставрацию фашизма. Это Марте не нравилось, но Курт был мастером конспирации. Его уроки оказались неоценимыми для ее будущей карьеры. При всех недостатках их организации услугами ее пользовались специалисты западноберлинского филиала Центрального Разведывательного Управления США, которые разглядели в ней перспективного оперативника и предприняли попытку вербовки. Она приняла их предложение с условием, что сестра будет ее второй неразлучной половиной. Так началась ее диверсионная карьера, и они с сестрой оказались здесь.

Марта закончила и, подняв голову, внимательно посмотрела ему в глаза.

– Теперь умер последний член моей семьи и что будет дальше, я не знаю.

В ее голосе Сергей не уловил недоброжелательных интонаций, а увидел усталого, слегка надломленного тяжким прошлым человека. Он осознавал, что ее настроение может в любой момент измениться. В таком настроении она была непредсказуема и опасна, учитывая оружие в ее руках. Он понимал, что завладел ее вниманием, и теперь, чтобы не потерять инициативы и ее расположения, должен был продолжать беседу.

– Этого всего не произошло бы, если бы вы не приехали сюда. Это не ваша война, – сказал он и уже совсем тихо, словно самому себе, добавил: – Ну и не моя война. Это точно.

– Тебя дома ждут? – неожиданно переменив тему, спросила она.

– Да, конечно, ждут! – И она ждет?

– Не понял, про кого ты говоришь?

– Про твою девушку! Обычно парней из армии девушки ждут, а ты мужчина видный. Главное – в тебе нет рабской покорности, это самое гадкое в человеке. Сильные мужчины женщинам нравятся.

Сергей размышлял, что ей ответить, но потом решил, что ничего страшного не будет, если он расскажет об Оле.

Сергей сам себе удивился. Казалось немыслимым всерьез погрузиться воспоминаниями в жизнь до Афгана, прошедшую жизнь. То, что с ним случилось, провело черту и разделило его жизнь на две части. Все то, что было до – далекое и нереальное, а после – настоящее, дикое, страшное и, возможно, без будущего.

Марта молчала, что-то просчитывая в уме. Потом показала рукой на горы и сказала:

– Ты свободен. Я тебя отпускаю! Можешь уходить!

– Почему ты удостаиваешь меня такой чести?

– Не поверишь, но ты мне симпатичен. За последние годы ты – единственный человек, с которым я нашла общий язык, не считая, конечно, мою сестру. В тебе я не вижу ни страха, ни цинизма, ни враждебности и благодари человека, который обучил тебя немецкому языку. Я же могу тебя убить, и убить вне боя, а изобразить из себя палача у меня не получилось. Так что, ты свободен!

Сергей воспрянул духом и в порыве захлестнувших его чувств нежно взял ее за руку. Она пыталась отдернуться, но он крепко, но не больно, сжал ее, не давая выскользнуть из своей руки.

– Ты не подумай ничего плохого, Мата! Я благодарен тебе за это, но я не уйду. Ты уж меня извини!

Марта онемела. Ее так называла только мама, нарочно пропуская грубую букву «р» в ее имени. Это было так давно. Обрывки воспоминаний из далекого, но чудесного детства так резко захватили ее, что она едва не задохнулась. С трудом ворочая языком, не понимая, откуда он знает, как могла ее звать мама, она спросила:

– Почему?

– Мне некуда идти, а там мои друзья. Возможно, я буду им нужен! – и увидев в глазах недоумение, еще больше поразил ее, взяв ее вторую руку, и добавил: – Я хочу забрать у тебя все плохое. Все, что тебя мучает. Самое главное, чтобы ты была согласна.

Он откровенно и смело посмотрел в ее глаза. Она страшно испугалась и отрицательно замотала головой, нерешительно стараясь освободить руки. Сергей тут же отпустил ее, устало сполз с камня, сев прямо на землю, прикрыл глаза и пробормотал:

– Извини меня, если что не так. Я хотел как лучше. Она опустилась рядом с ним, прислонилась щекой к винтовке и замерла, осмысливая новые для себя чувства, понимая, что непреодолимый барьер между ними рухнул и рядом с ней находится такое родное существо, которое она словно бы знала всю жизнь, и к которому безумно хочется прижаться и громко зареветь.

Обратную дорогу Сергей шел молча. Марта старалась растолковать ему, где именно находится этот кишлак. Он сначала не понимал, но потом сообразил.

– Спасибо тебе! – сказал он, когда они приблизились к кишлаку.

– За что? Это тебе спасибо за то, что не дал взять грех на душу, убив безоружного человека. Если будет нужна помощь, дай мне знать. Помогу, пока нахожусь здесь.

Она замолчала, и когда они приблизились к кишлаку, так же молча передала его охраннику. Тот изумленно что-то пробормотал, но Марта махнула рукой и удалилась, по дороге уделив внимание шумному оживлению в центре кишлака. Она, в нерешительности постояв у своего дома, развернулась и направилась в сторону небольшой площади, где шумел народ.

На площади молодые моджахеды развлекались кулачными боями с пленными русскими солдатами. Марту это зрелище раздражало. Здоровые мужики гордились тем, что избивали изможденных пленников. Вот и сейчас трое раздетых по пояс мужиков победно кричали, выражая восторг по поводу поражения русских солдат. Рядом лежали четыре окровавленных тела. Было видно, что их изрядно поколотили. Она знала, что это были новенькие, которые прибыли с Сергеем. Нехорошее предчувствие кольнуло ее, и неприятности не заставили себя ждать. На площади появился Сергей, подталкиваемый в спину охранником, которому она его передала. Крик радости прокатился по толпе при виде новой жертвы. Особенно веселились мальчишки, стараясь попасть в него камнями, пока их не разогнали старики. Марта зажмурила глаза, проклиная себя за то, что допустила это, но еще больше она поразилась его моральной стойкости. Казалось, ему совершенно безразлично происходящее. Прервать развлечение она не могла, смотреть на предстоящее избиение не хотела, но чувствовала, что должна остаться, чтобы увидеть все до конца. Она поймала себя на мысли, что сейчас, пожалуй, хотела бы увидеть его поражение. У нее не было сомнений об исходе предстоящего боя.

Трое здоровых, выросших в горах, молодых бойцов стояли напротив Сергея и громко потешались над его видом. Тот уже понял, что ему предстоит. Оценил обстановку, осознавая, что силы неравны, взглядом нашел в толпе Марту и улыбнулся. Она густо покраснела, разозлилась за это на себя и дала зарок, что застрелит каждого, кто будет угрожать его жизни. Эти бои нередко заканчивались смертью пленников.

В центр площади вышел толмач и, обращаясь к Сергею, на ломаном русском языке сказал, что он будет драться с лучшими воинами ислама и если он победит, то получит усиленное питание, спиртное и его друзьям окажут незамедлительную медицинскую помощь. Сказав это, толмач захохотал, предвкушая предстоящее зрелище. Для смеха позади Сергея к центру площади выскочили двое душманов с палками и нанесли несколько сильных ударов ему по спине. От неожиданности он упал на колени. Толпа заревела, а двое с палками стали кружить вокруг. Марта взяла винтовку в обе руки, внутренне подобравшись и готовая к выстрелу, но железная хватка долговязого типа, выросшего словно из-под земли, сжала ей руку до хруста, даже слезы проступили.

– Джон, ты чего?

– Не делай глупостей, Марта! – прошипел он ей в самое ухо, обдавая перегаром. – Я стал наблюдать за тобой сразу, как ты появилась здесь, и вижу, что ты изменилась. По твоему лицу вижу! Откуда все это, и что произошло между ним и тобой? Почему он жив, и что произошло с нашей железной Мартой? Можешь не отвечать, я все читаю на твоем лице, но глупостей не потерплю!

Он засмеялся, а Марта глубоко вздохнула. Было бы самоубийством открывать пальбу. Она давно подозревала, что Джон не так прост, как кажется. Не зря его в этом регионе считают бесценным специалистом. Он похлопал ее по плечу, указывая рукой на начавшееся шоу, забрал у нее винтовку и, лукаво косясь, крикнул:

– Посмотрим, сколько времени этот доходяга продержится! Мне кажется, что в Советской армии нет стоящих солдат, а здесь, в плену, они опускаются до уровня скота!

– Посмотрела бы я, до какого уровня опустились бы американские солдаты здесь, в плену! – зло ответила Марта и добавила: – Тебе мало Вьетнама?

– У нашей Марты появились мысли! Даже интересно.

Марта его уже не слушала, а следила за тем, как развиваются события.

Сергей спокойно перенес издевательское начало боя, сосредоточился, стремительно переместился сначала в сторону одного, а потом другого противника с палками и нанес два удара один за другим, чем мгновенно выключил их из боя. Они распластались в уличной пыли, выронив палки, которые отлетели к ногам толпы. Та притихла, а трое бойцов перестали играть мышцами и принялись свирепо разглядывать противника. Марта замерла. Ее пронизал холод. Выходило, что этот парень, судя по этой разминке, был бойцом, и бойцом элитным. Там, в горах, не она его держала на мушке, а он мог одним движением руки лишить ее жизни, но этого не сделал. Значит, все, о чем он говорил, правда, а не попытка остаться в живых, как ей показалось изначально. От избытка чувств она зажмурилась, а когда открыла глаза, схватка уже началась. По правде говоря, это была не схватка, а избиение. Впервые в истории этого кишлака избивали не пленников, а пленник избивал ее жителей. Такого позора не ожидали даже старейшины. Сергей молниеносно перемещался между противниками, изматывая их и нанося мощные удары. Вспоминая занятия с корейцем, он, сам того не осознавая, слился мысленно со своим телом и превратился в боевую машину. Через несколько минут все было кончено. Корчащиеся от боли бойцы, забрызганные кровью, валялись в пыли, а он стоял рядом, равнодушно разглядывая толпу. Местные жители, увидев в его потемневших глазах грозную глубину, начали испуганно пятиться. По команде старшего к Сергею подбежали несколько вооруженных душманов с автоматами, окружили его и постарались сбить с ног. Он серией стремительных ударов ошеломил их. Обхватил одного из них руками, развернул к себе спиной и сильно сжал. Тот от удушающего приема обмяк, а Сергей сдернул с его поясного ремня одну из гранат, зубами выдернул чеку с кольцом, демонстративно выплюнул на землю. Несколько находящихся поблизости женщин упали в обморок, а Сергей уверенным голосом произнес, обращаясь к побледневшему толмачу:

– Закон гор надо уважать и исполнять данное обещание!

Тот перевел его слова. Старейшины кишлака заволновались, взволнованно кивая головами.

– Идеальный экземпляр! Я такого боя давно не видел! – обращаясь к Марте, сказал Джон и направился в сторону Сергея, перешел на русский язык. – Ты, главное, не волнуйся, солдат! Отдай мне гранату! Я обещаю, что тебя здесь никто не тронет, а условия будут выполнены. Это говорю тебе я, американский гражданин Джон Смилкович.

Он поднял с земли кольцо от гранаты и протянул руку. Над площадью повисла оглушительная тишина, прерываемая только кудахтаньем кур, лаем собак и далеким эхом детского плача.

– А что значит слово американца в этом мире? – равнодушно спросил Сергей и засмеялся.

Джон был удивлен и многое бы отдал за то, чтобы привлечь парня на свою сторону.

– Сам решай, но не забудь, что от этого зависит твоя жизнь и жизнь твоих товарищей.

Сергей посмотрел на ребят. Они уже почти все пришли в себя и, вытирая кровь с лица, наблюдали за происходящим. Не захотев встречаться взглядом с изумленным капитаном, он перевел его на Марту, которая с ужасом смотрела на него, и больше не раздумывая, протянул руку с гранатой Джону. Тот профессионально и аккуратно закрепил кольцо, вставил чеку и отдал приказ душманам. Те нехотя повиновались, подняли еще не пришедшего в себя товарища, которого Сергей начал поднимать.

– Что будешь делать? – спросил Джон, подойдя к нему. – Теперь у тебя врагов, которые захотят сунуть нож под лопатку, прибавилось!

– Будем думать! – сухо ответил Сергей.

– Мои люди отведут вас и окажут медицинскую помощь. Тебе я предлагаю сотрудничество с моей страной. Ты хороший солдат, а здесь пропадешь. Подумай! С ответом не тороплю.

Последние слова он сказал шепотом, похлопал его по плечу и удалился, по пути подхватив под руку Марту.

Их заперли в доме на окраине кишлака, предварительно обработав раны. Из всех пострадавших в самом плохом состоянии был Николай Овечкин. Ему сломали два ребра и повредили правый глаз. Санитар, обращаясь к Сергею, на английском языке сказал:

– Совсем плох. Если не оказать квалифицированную помощь, ослепнет.

Сергей махнул рукой, ничего не ответив. Санитар удалился, а Сергей подошел к Николаю и, дружески сжав ему руку, сказал:

– Держись, Колька, все будет хорошо!

Тот отвернулся и заплакал, а Сергей встретился взглядом с капитаном.

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – спросил тот.

– Нет, не хочу, – глухим голосом ответил Сергей, сел прямо на каменистую почву, прислонился к глинобитной стене и закрыл глаза. Его взя ла дикая усталость.

Капитан прищурился, промолчал и тоже прикрыл глаза. Чудовищной болью отзывался каждый сделанный вдох, но он терпел, стараясь не показывать страдания. Воронцов еще больше поразил его. То, что сегодня произошло на площади, не укладывалось ни в какие рамки. У командира появилось подозрение, что боец не тот, за кого себя выдает. В его практике бывали случаи, когда армейская разведка внедряла в подразделение своего человека под видом простого прапорщика или сержанта, но этот, к примеру, был слишком молод. В то же время в его характере чувствовалась сила, смелость. Видимо, умело скрывал все это, пока не попал в критическую ситуацию.

Через некоторое время принесли обещанную провизию. В корзине с продуктами находилась и бутылка виски, которую презентовал американец. Самохвалов выдернул ее из корзины и, свернув пробку, провозгласил:

– Живем, мужики! Ну, Серый, ты даешь! Таких волков срубил!

Понюхав аромат, исходящий из открытой бутылки, он, вздохнув, передал ее капитану. Тот, оценивая, подержал ее в руках, отхлебнул из горла и передал обратно, сказав:

– Выпьем за наших погибших товарищей!

Бутылка прошла по кругу. Потом по второму. Даже Овечкина насильно заставили выпить.

– Это же настоящая анестезия. Исключительно с пользой для здоровья!

Все быстро захмелели. Сказывались усталость и нервное напряжение. Веки у Сергея налились свинцом, и поднять их ему стоило огромного труда. Язык не слушался, и как он ни старался, ничего не смог произнести. Тело тоже не слушалось. Ощущение опьянения было схоже с тем, которое он прочувствовал, когда впервые в своей жизни напился пьяным.

Это было на летних каникулах после окончания седьмого класса. Тогда он вместе с двоюродным братом, который был старше его на три года, и его друзьями купили крепленого вина. Названия он не запомнил, но помнил, что пили его на берегу лесного пруда. Легкое опьянение пришло сразу. Это состояние Сергей ощутил впервые, и оно ему безумно понравилось. Было неудержимо весело, небывалая легкость заполнила все его существо. Ребята бренчали на гитаре и пели песни. Тогда он и захотел научиться играть на гитаре, как его брат, которого уважал. Вскоре выпитое ударило по мозгам и то, что они творили, он не запомнил. Очнулся ночью в центре бабкиной деревни, под чьим-то забором, не способный даже руками и ногами пошевелить. Справа валялась гитара, а слева его брат в таком же состоянии. Домой они попали под утро, заблевав по пути всю дорогу. От родителей тогда влетело крепко.

Выходит, и сейчас, в этой другой жизни, он был впервые и так же сильно пьян. От этого сделалось хорошо на душе и он, даже не поев, крепко заснул.