Горе поселилось в их доме. Казалось, что хуже периода не будет, но словно злой рок преследовал семью Раудис. Этот високосный год никак не хотел дать им хоть дух перевести. Умерла бабушка Ольги. Сколько сил и времени стоило ее матери вырвать свою дочь из рук страшной болезни, сколько врачей обследовали ее, сколько бессонных ночей провела она с ней, стараясь залечить душевную рану после страшного известия. И вроде бы все наконец-то начало налаживаться, но новая напасть опять подорвала ее душевное состояние. Как назло, в тот день, когда принесли телеграмму, Оля была дома одна, и оградить ее от очередной скорбной новости, а тем более скрыть правду, уже не представлялось возможности.

– Мама, почему такое происходит? – печально спросила она.

– Это жизнь, Олечка, – тяжело вздохнула мать. – В ней, кроме радостей, есть место и горю. Без него ну никак не прожить жизнь.

– Я не понимаю, отчего горе посещает нас так часто? Или мы что-то делаем не так? Или это я в чем-то провинилась?

Мать покачала головой, но промолчала, еле-еле сдерживая слезы. Дочь уткнулась лицом в ее плечо и притихла.

– Я поеду с вами, – через некоторое время утвердительно сказала Оля.

Мать вся напряглась, но собравшись с духом, ласково ответила:

– Олечка, ну зачем?

– Я хочу быть на похоронах бабушки, и вы не сможете мне помешать!

Ее голос был необычно тверд, и мать решила не возражать.

– Конечно, Олечка, если тебе будет так лучше, то я не против твоего желания. Папа скоро будет дома. Он обещал заказать на работе машину, а нам, я думаю, не стоит прохлаждаться. Давай готовиться к отъезду!

Оля оживилась и суетливо начала бегать по квартире в поисках нужных вещей. Вскоре появился ее отец и был удивлен переменам в ее настроении.

– Ира, что случилось? – спросил он у жены. Та погрозила ему пальцем и тихо ответила:

– Антанас, не переживай, но дочь едет с нами.

– Как с нами? Ты что, с ума сошла? Она же захочет посетить его могилу! – эмоционально зашептал он.

– Мой милый, значит, так и нужно сделать, и давно нужно было это сделать, а не сидеть здесь остаток лета в таком состоянии. А то того гляди мы и сами от тоски помрем.

– Ирка, типун тебе на язык! Но раз так решили, то делайте, что хотите! Только берите с собой теплые вещи. В Ленинградской области первые заморозки обещают. Ну и, конечно, поторопитесь. Машина будет через час.

– Как через час? Я думала, завтра.

– Индюк тоже думал! Похороны откладывать нельзя, поэтому ехать нужно сегодня.

Теперь засуетилась и мать Оли, а Антанас устало опустился в кресло.

Ленинградская погода встретила их своим бездушным, почти враждебным дождливым холодом. На похороны бабушки пришло не очень много людей. Оля со щемящим чувством на сердце бросила в могилу горсть земли и быстро отошла в сторону. Подойти к открытому гробу для прощания она не решилась и до сих пор дрожала от страха. На поминки, организованные в бабушкином доме, она не пошла, а стала собираться на рейсовый автобус в поселок, где когда-то жила она и ее Сережка. Родители ей не препятствовали, и только отец нерешительно предложил в ее распоряжение автомобиль, но она наотрез отказалась.

Как добралась до любимого поселка, где прошло ее детство, Оля не помнила и очнулась только в лесу у их с Сережкой заветного дуба. Ноги сами привели ее сюда. Она прислонилась к его стволу и навзрыд заплакала.

– Что же ты натворил, Сережка! – зашептала она, касаясь губами шершавой коры дерева. – Обещал вернуться, а сам погиб. Как же мне теперь жить? Скажи мне?! Скажи?!

Сколько времени она провела здесь, Оля не подсчитывала. Беспокойные мысли наплывали, словно волны, тревожили сердце, холодили. Тепло дуба уже не грело. Оля встряхнула головой, вытерла слезы и решительно направилась в сторону поселка. К его друзьям она не пошла, к родителям побоялась, а решила навестить свою школьную подругу Риту Ванину. Пусть ей и говорили всякие гадости об отношениях Сергея с Ритой, но она этому не верила. Да если что и было в прошлом, то какой сейчас прок все это вспоминать.

Дверь открыла Ритина мать.

– Здравствуйте, Клавдия Владимировна! Та прищурила глаза и всплеснула руками.

– Олечка, неужели это ты?

– Я, а кто же еще.

– Каким ветром тебя принесло?

– Бабушка умерла. Сегодня хоронили.

– Ой, проходи в квартиру, – запричитала она и крикнула: – Ритуль, смотри, кто к нам пришел!

Появившаяся в дверях Рита от удивления выронила книгу из рук, но быстро пришла в себя и, схватив Олю за руку, утащила к себе в комнату.

– Ты, подруга, молодец, что пришла и при этом застала меня дома. Я здесь не живу, а живу в городе в общежитии. Как сама-то?

– Да вот бабушку сегодня хоронили, – начала бубнить под нос Оля, но потом твердо сказала: – Я пришла для того, чтобы ты показала мне могилу Сергея!

– Сегодня?

– Да, сегодня!

– Конечно, Оль, только соберусь. А ты к его родителям не ходила?

– Нет. Еще с духом не собралась.

– И не ходи. Плохие они были. Еле оправились. Я не советую.

Оля промолчала, а Рита быстро собралась, и они выскочили на улицу под причитания ее матери. По дороге Рита заскочила в магазин, приобрела бутылку вина и пакет с печеньем.

– Зачем? – спросила удивленная Оля. – Дуреха, ведь так принято.

На расширившемся за эти годы кладбище Рита ориентировалась свободно и без труда отыскала его могилу.

Казенное надгробие со страшными цифрами 19651984 гг. пугало своей простотой. Оля опустилась на колени и прижала руками еловые ветви, плотно покрывавшие могилу. Рита заботливо смахнула паутину с опоясавших надгробие венков, достала из кармана пальто три большие граненые стопки, насильно всучила их Ольге и раскупорила бутылку.

– Я пить не буду! – утвердительно сказала Ольга. – Тебя никто и не заставляет, а помянуть положено, как ни крути, – сказала Рита и налила стопки до краев.

Оля замотала головой, а Рита подняла стопку и выпила.

– Пусть земля ему будет пухом, – сказала она, распечатала пакет с печеньем, сунув одну печенину в рот, а вторую положив на стопку, и тихо добавила: – А ведь он только тебя любил.

Оля вздрогнула от ее слов, с ужасом посмотрела на печенье, сиротливо лежавшее на полной стопке, судорожно сглотнула пересохшую слюну, схватила свою и жадно выпила до дна.

– Прости меня, – прошептала она, а предательские слезы текли по ее щекам.

– Вот это по-нашенски! – обрадовалась Рита и налила снова.

– Ему же было всего девятнадцать.

– Было! В том-то и дело, что было! Чего теперь убиваться!

– Ты стала грубой, Рит, а ведь не была такой.

– Жизнь, Оль, жизнь не дает расслабиться, вот и черствеешь душой. Ты думаешь, что я плакать не хочу? Не верь этому! Просто нет у меня слез, хоть убей. Давно выплакала. А Сережка, он веселый был, и знаешь, я точно уверена, не желал бы нас видеть над своей могилой хныкающими.

Оля с удивлением взглянула на Риту и молча выпила вторую стопку. Та последовала ее примеру.

– Рит, я давно хотела спросить у него, но не получилось…

– Я думаю, не стоит, – подруга перебила ее. – То, что тебе наговорили, сущий вздор. Между Сережкой и мной ничего не было. Клянусь его могилой. Он спас меня тогда, перед призывом. Да, спас, и не смотри так на меня. Я тогда руки на себя наложить хотела, а он не дал мне взять грех на душу. Теперь вот я живу, а его нет. Это моя вина!

Рита судорожными глотками стала пить прямо из бутылки, а Оля поежилась от того, что ее мысли так легко были прочитаны, но и услышанное поразило.

– Что за чушь ты несешь! Почему твоя вина?

– Потому что тогда на него завели уголовное дело, и ему из-за этого пришлось уйти в армию, а у него была отсрочка!

– Какое уголовное дело? – поперхнулась Оля.

– Ну ты даешь, подруга! Ты что, ничего не знаешь?

Оля испуганно замотала головой и протянула руку со стопкой. Рита молча налила, и они выпили. Рассказ подруги шокировал ее.

– Он хотел оградить меня от этой правды, – произнесла Оля, когда Рита закончила. – Он обещал беречь меня и свое обещание исполнил. Извини, что я все о себе. Тебе от жизни тоже досталось.

– Да ладно, – махнула рукой Рита. – Оля?

– Да?

– Ты же всего второй человек после Сережки, которому я об этом рассказала.

Оля вопросительно взглянула на подругу.

– Видно, ты частичка его сущности, а я тоже любила его и провожала его на призывной пункт. Не обижайся.

– Не буду, – сказала Оля и признательно прижалась лбом к Ритиной щеке.

Начал моросить ледяной дождь со снежной крупой, и снега становилось больше. У Оли опять заныло в груди. Когда они прощались, шел такой же дождь. Тогда она назвала их двойной звездой, а он обещал быть верным компаньоном. Обещал. Оля всхлипнула. Что же теперь делать? Ей стало страшно, но она подумала, что Рите еще хуже. Она опять вытерла предательские слезы.

– Рит, давай еще выпьем?

– Я не откажусь! – обрадовалась Рита и разлила остатки вина.

Они выпили, попрощались с Сережкой и двинулись в сторону поселка. Купив еще вина, они расположились внутри автобусной остановки. Им было, что рассказать друг другу после долгой разлуки.

– А где его друзья?

– Все служат! Вадик с Юркой где-то на Кавказе. Притом в одной части.

– Это какой Юрка?

– Николаев, тот, что в седьмом приперся к нам в класс в огромных клешах и с длиннющими волосами!

– Помню! – засмеялась Оля и сама себе удивилась. Она смеялась впервые за последний месяц.

– А Валерка где? Модненький такой!

– «Хиппарь», что ли?

– Да!

– На флоте он служит в Североморске, а Валька Яскевич вообще учудил. Поступил в военное училище. Теперь он настоящий курсант. У Игоря Смирнова второй ребенок родился, и они с Лариской Байкало-Амурскую магистраль укатили поднимать. Там жилье и заработки хорошие!

– А что про Славку ничего не сказала?

– Не хотела говорить, чтобы случайно не испортить настроение.

– А что с ним?

– В военной тюрьме он или в дисциплинарном батальоне, так они его вроде называют!

– Как это он ухитрился? Ведь хорошо учился и умненький был.

– В жизни всякое бывает! Говорят, где-то под Москвой он с сослуживцами напился, и в пьяном угаре они укатили ночью на бронетранспортере, увешанные оружием, в глухую деревню. Там согнали всех жителей на центральную улицу и провозгласили свержение советской власти. Представляешь?

– Вот дураки-то!

– Дураки не дураки, а за эту шуточку восемь лет дали!

Оля покачала головой, а Рита разлила вино, и они опять выпили. Говорили обо всем на свете. Рита оказалась все той же компанейской девчонкой, что и раньше. Они твердо решили, что терять друг с другом связь не будут. На душе у Оли потеплело, словно эта встреча расколола лед, сковавший ее сознание. Но, к своему ужасу, она поняла, что напилась до беспамятства и причем первый раз в жизни. Как добралась до бабушкиного дома, она помнила смутно. В обрывках воспоминаний она видела склонившееся над ней испуганное лицо матери. Ей было дурно и, держа дрожащую мать за руку, она безостановочно твердила:

– Мамочка, увези меня отсюда. Пожалуйста, увези.